С тех пор, как в Кир-Кайдэ разместились послы Валларикса и сопровождавший их эскорт, Льюберт решил, что жизни Крикса больше ничего не угрожает. То есть - никаких причин навещать старого врага у Дарнторна как будто не было. Льюберт сам не очень понимал, зачем идет наверх, но все равно упорно поднимался по крутым, отполированным сотнями ног ступеням. Охраняющие коридор гвардейцы смотрели на его лиловый траурный колет с приличествующим их положению бесстрастием, но во взглядах той части охраны, которая была приставлена к "принцу" коадъютором, Дарнторну все равно почудилось злорадство.
К счастью, в Кир-Кайдэ знали, что он был старым товарищем "дан-Энрикса" по Лаконской Академии. Благодаря этой сомнительной известности Льюберту не пришлось доказывать охранникам, что он не питает в отношении "дан-Энрикса" каких-либо дурных намерений. Гвардейцы просто расступились и позволили ему войти. А может, просто рассудили, что скучавший в одиночестве южанин будет рад любому обществу.
Льюберт переступил порог, пытаясь придумать, как бы объяснить "дан-Энриксу" свой неожиданный визит.
Меченый лежал на застеленной кровати, подложив под спину несколько подушек и пристроив на согнутом колене древнюю, растрепанную книгу. Льюберт узнал в ней тот запутанный и маловразумительный охотничий трактат, который он читал месяц назад, когда не знал, чем бы еще себя занять, пока его письмо дойдет до магнуса Бейн-Арилля. По правде говоря, Льюс предпочел бы больше никогда не видеть этот засаленный фолиант - слишком остро вспоминалось ощущение, с которым он смотрел на легкомысленные завитушки на заглавных буквах или на какую-нибудь потускневшую от времени гравюру, а сам в это время пытался представить, что делают с Меченым в Кир-Роване.
Увидев Льюберта, южанин не выказал никаких признаков удивления. Дарнторну даже показалось, что лицо "дан-Энрикса" внезапно осветилось, словно он был очень рад увидеть старого врага. Впрочем, последнее можно было смело списать на неожиданно выглянувшее солнце, благодаря которому вся комната южанина стала казаться больше и как будто праздничнее.
Заготовленная Льюсом речь пропала зря, поскольку Меченный бросил трактат на одеяло и сказал загадочную фразу:
- Ты очень вовремя, Дарнторн! Я уже полчаса сидел и думал, кто в этом проклятом замке может мне помочь - и тут заходишь ты. Это определенно перст судьбы.
Судя по тону, которым "дан-Энрикс" произнес слово "помочь", речь шла не о том, чтобы налить ему вина или открыть окно, а о чем-то гораздо более серьезном. Льюберт встревожено взглянул на энонийца.
- Что случилось?..
Рикс махнул рукой, показывая, что Дарнторн неверно его понял.
- Ничего особенного. Если не считать того, что со мной обращаются, как с умирающим, - в голосе "дан-Энрикса" прорезалось старое раздражение. - Сэр Ирем заходит ко мне каждый день, но ненадолго, и на все вопросы о переговорах отвечает очень скупо. А чуть что - мгновенно заявляет, что мне нужно отдохнуть, поэтому он придет в следующий раз. Не знаю, как насчет других вопросов, а по поводу меня у них с Бонаветури наметилось полное взаимопонимание. Оба уверены, что я должен лежать в постели и ни во что не вмешиваться. Меня это не устраивает.
- Но... - "ты ведь правда очень нездоров" хотел сказать Дарнторн, но вовремя сообразил, что сейчас такое замечание не вызовет у Меченого ничего, кроме досады. Льюберт примирительно сказал - Может быть, я не прав, но я не понимаю, почему ты так не хочешь предоставить все переговоры Ирему. Я полагал, ты ему доверяешь.
- Доверяю, - хмуро подтвердил "дан-Энрикс". - Но это не значит, что я готов валяться в этой комнате и считать трещины на потолке, пока другие будут обсуждать условия мирного договора. Ирем - а он ушел отсюда где-то за полчаса до тебя - проговорился, что вчера в Кир-Кайдэ прибыли представители Двенадцати домов. Они наверняка решат, что я настолько плох, что не способен сойти вниз. Причем даже по государственной необходимости... Того и гляди, кто-нибудь из этих послов притащится сюда, закатывать глаза и выражать мне свои соболезнования. Я не ручаюсь, что не запущу в него чем-нибудь тяжелым.
- Ну и запусти. Ты ведь дан-Энрикс, тебе можно, - слабо улыбнулся Льюберт. Пожалуй, отвратительное настроение южанина можно было счесть хорошим признаком. Все, кто выздоравливает после продолжительной болезни - или долго оправляется от ран - в какой-то момент становятся сверх меры раздражительными. Сил еще слишком мало, чтобы возвращаться к полноценной жизни, но уже достаточно, чтобы безделье делалось невыносимым.
- В союзников ты тоже предлагаешь чем-нибудь швыряться? Со дня на день прибывает гверрское посольство.
- Ну и чт... - Дарнторн осекся и внимательнее посмотрел на энонийца. И мысленно обругал себя за поразительную недогадливость. Надо же быть подобным дураком!.. Любой другой на его месте догадался бы еще сто лет назад. Тем более, что до него и раньше доходили слухи о связи "дан-Энрикса" с Лейдой Гефэйр. Но племянник лорда Бейнора не принимал столичных сплетников всерьез - он слишком рано понял, что скучающие придворные способны выдумать любую небывальщину. Похоже, иногда им все-таки случалось ненароком сказать правду. - Лейда? Вы с ней...?
- Мы с ней, - мрачно подтвердил энониец. - Но не в этом дело. Я не думаю, что она будет рада меня видеть.
Не думает - и все же собирается, вопреки здравому смыслу и предписанию врачей, спуститься вниз и встретить гверрское посольство лично. Впору радоваться, что сам Льюберт еще никогда не был влюблен. Или не радоваться, а, наоборот, завидовать?.. Хегг его разберет.
- Чего ты от меня-то хочешь? - спросил Льюберт недовольно, уже понимая, что "дан-Энрикс" от своей идеи об участии в переговорах не откажется. А главное, что вся ответственность за безрассудство Меченого ляжет на Дарнторна, которого энониец почему-то выбрал в конфиденты. Разумеется, если Льюс в самом деле станет помогать "дан-Энриксу", а не отправится отсюда прямиком к мессеру Ирему и не расскажет ему о намерениях "принца". - Я пока не понял, к чему ты клонишь.
Энониец оживился так, как будто Льюберт уже обещал исполнить его просьбу.
- Мы с тобой приблизительно одного роста. Если ты ссудишь меня штанами, сапогами и колетом, я буду тебе очень признателен. Побриться-то они мне дали, а вот из одежды у меня есть только то, что сейчас на мне. Но не могу же я сойти вниз в одной сорочке и подштанниках! Да еще в этих жутких войлочных туфлях. Мне-то, положим, все равно, а вот послы со стульев упадут, бедняги. Да и с престижем Династии выйдет как-то не очень...
Меченый произносил слова небрежно, словно все это казалось ему шуткой, но взгляд оставался напряженным. Льюс вздохнул, подумав про себя, что проще всего было бы пообещать южанину, что завтра он достанет все необходимое, а потом ничего не делать. Никуда "дан-Энрикс" в таком виде не пойдет. Нет, вообще-то с него сталось бы... Плевал он на послов и даже на престиж Династии, но вот предстать перед Лейдой Гефэйр в подобной одежде энониец не захочет.
Одна беда - обманывать южанина было бы слишком уж противно.
- Хорошо. Я принесу... то, что ты просишь, - скрепя сердце, обещал Дарнторн. - Вот только сапоги придется поискать где-то еще. Мои тебе не подойдут.
Крикс посмотрел на него так, как будто бы хотел предложить Дарнторну разуться и проверить. Но, встретившись с мрачным взглядом Льюберта, разочарованно кивнул.
- Ладно, я что-нибудь придумаю... И, в любом случае - спасибо. Не представляю, что бы я без тебя делал.
- Да не злись ты так... Я в самом деле рад, что ты зашел. Честное слово, мне уже казалось, что я здесь с ума сойду от скуки.
- А где тот слуга, который всегда торчал здесь? - поинтересовался Льюберт.
- Я его выставил. Мне, знаешь ли, не слишком нравится, когда кто-то следит за каждым моим шагом, да еще и бегает докладываться Лорио. Ирем бы мог приставить ко мне кого-нибудь из своих людей, но это не понравится уже Бонаветури. Он наверняка решит, что коадъютор что-то замышляет... Одним словом, я целыми днями сижу здесь, как сыч в дупле, совсем один. И мне это уже порядком надоело. Могу я рассчитывать на то, что ты задержишься? Или ты куда-нибудь спешишь?
- Куда? - с горечью спросил Льюберт. - Ты вот давеча пожаловался, что к тебе относятся, как к умирающему. Ну так вот, ко мне относятся, как будто бы я уже умер. Куда не войду - у всех сразу же делаются такие постные рожи, словно в комнате покойник. Иногда я даже начинаю сомневаться, по кому я ношу траур - по отцу или по самому себе.
Лицо у энонийца заметно вытянулось.
- Слушай, какая же я все-таки свинья!.. Ты в трауре, а я болтаю о какой-то ерунде.
- А что ты должен сделать? - резковато спросил Льюберт. - Посочувствовать моей утрате?.. Думаю, что даже ты не сможешь притвориться, что расстроен смертью моего отца.
- Нет, не расстроен, - признал Крикс. - Но это не значит, что я не могу тебе сочувствовать. Кем бы он ни был, но он твой отец. Кроме того, я до сих пор не понимаю, зачем этот маг его убил, и меня это беспокоит. Вдруг мы упускаем что-то очень важное?.. Как ты думаешь, что у них там произошло?
Дарнторн сглотнул. Именно из-за мыслей об отце Льюберт не находил себе места две последние недели. Именно из-за них, в конечном счете, он и потащился к Риксу - словно Меченый способен был чем-то ему помочь.
- Я ничего не "думаю". Я просто знаю, - через силу сказал он. - Отец как-то сказал, что если надо будет выбирать между смертью или поражением - то он выберет смерть. Вот он и выбрал... И правильно сделал. Он не мог не понимать, что ради мира с вашими Бонаветури им пожертвует. А если бы отца арестовали, то отконвоировали бы в Адель, а там казнили - скажешь, нет?
Меченый нахмурился.
- Хочешь сказать, лорд Сервелльд сам просил этого мага?..
- Сам или не сам - какая теперь разница? - поморщился Дарнторн. Определенно, у южанина было какое-то чутье на неудобные вопросы. - Я хочу сказать, отец заранее знал о том, что его ждет. И ничего не сделал для того, чтобы спастись - даже наоборот. Когда Бонаветури приказал забрать тебя из Кир-Кайдэ, этот Хеггов ворлок очень разозлился. Он спросил у отца, как тот мог это допустить. Отец в тот вечер был не очень-то... - Льюберт запнулся. - Словом, он был пьян. На все упреки мага отвечал только одно - "а что я мог бы сделать?". А потом вообще перестал что либо отвечать и подпер голову руками, как будто ему было тяжело ее держать. Маг сидел и смотрел на него с таким видом, словно кто-то наблевал прямо на стол. Потом скомкал салфетку, бросил ее прямо на пол и сказал - "Ну, значит вы, Дарнторн, мне больше не нужны". И вышел. Я тогда решил, что отец просто слишком много выпил и не слышал, что тот ему говорил - так-то он в жизни не позволил бы кому-то разговаривать с собой подобным тоном. А теперь я думаю, что он все слышал. Даже... ну, вроде как провоцировал его. Уверен, отец знал, что этот маг его убьет.
Меченый задумчиво кивнул.
- Ну что же, может быть, ты прав. Лорду Дарнторну очень повезло. Для человека, который связался с этим магом, он еще легко отделался...
- Я знаю, - глухо сказал Льюберт. Крикс удивленно посмотрел на собеседника, но ни о чем спрашивать не стал, и Льюберт был ему за это благодарен. Они проговорили еще где-то с полчаса, а потом Льюс ушел, пообещав вернуться завтра.
На следующий день он поднимался по знакомой лестнице на башню, придерживая локтем плотный узел с одеждой. Сперва он долго рылся в своем гардеробе, выбирая вещи, которые подойдут "дан-Энриксу". Одежда должна была быть такой, чтобы налезть на Рикса, и при этом выглядеть достаточно приличной, чтобы в ней не стыдно было показаться на глаза послам. В конце-концов Льюберт остановился на темно-зеленом бархатном дублете, который ему самому был несколько широк в плечах, и старой, но зато разношенной рубашке. Потом Льюберт меньшей мере столько же времени ломал голову над тем, как пронести найденную одежду в башню. В голове рождались идеи одна безумнее другой - к примеру, надеть на себя сразу две пары рубашек и штанов, авось гвардейцы ничего особенного не заметят. Но потом Льюберт сообразил, что можно поступить гораздо проще, и теперь нес узел, совершенно не скрываясь. Да еще и ткнул его под нос приставленной к дверям "дан-Энрикса" охране.
- Одежда для принца, - лаконично сообщил он сторожам.
И вышло так, как Льюберт и рассчитывал - никто из гвардейцев даже слова ни сказал. Ну то есть - про себя они, должно быть, удивились, что относить в башню эти тряпки послали не кого-то из прислуги, а Дарнторна, но все свои замечания они так и оставили при себе.
Льюберт вошел и притворил за собой дверь.
- Принес? - вскинулся энониец.
- Да. Как и обещал. Но все равно, это дурацкая затея. Если ты уже можешь нормально пройти от кровати до умывальника, это еще не значит, что пора слезать с постели и начинать что-то делать. Ты на себя в зеркало давно смотрел?
- Мне его не давали, - возразил "дан-Энрикс".
- И правильно делали, - буркнул Дарнторн.
Он имел в виду ввалившиеся щеки, серый цвет лица и тени под глазами, но его замечание неожиданно направило мысли южанина в другую сторону. Меченый осторожно прикоснулся к бинтовой повязке вокруг лба.
- Знаешь, что забавно?.. Я ведь до сих пор его не видел. То есть в самый первый день Музыкант нарочно ткнул мне зеркало под нос, чтоб я полюбовался, но тогда мне было так паршиво, что я ничего не разглядел. Да и не очень-то хотел, сказать по правде. Потом лекарь накладывал какую-то жирную мазь. Сказал, что так оно быстрее побледнеет и вообще станет не таким заметным. Но клеймо - оно клеймо и есть. Довольно жутко выглядит, наверное.
Льюберт неловко отвел взгляд.
- А что, много об этом говорят?.. - спросил "дан-Энрикс" неожиданно. И, поймав взгляд Дарнторна, добавил - Только честно.
- Много. И еще - тебя довольно часто называют Меченым. Но... но теперь это звучит не так, как раньше. Понимаешь?
Крикс уже успел натянуть доставленные Льюбертом штаны и теперь просовывал голову в ворот рубашки. Льюс не видел его лица, но услышал, как энониец мрачно усмехнулся.
- Да чего тут можно не понять... Раньше это означало "тот, со шрамом", а теперь "тот, с тавром на лбу". Разница ощутимая.
Крикс наконец покончил с переодеванием, и где-то с полминуты просидел на краешке кровати - отдыхал. Даже такое незначительное усилие сейчас было для него чрезмерным. Льюберт даже понадеялся, что Меченый, по зрелом размышлении, раздумает куда-нибудь идти. Но вместо этого южанин начал разматывать бинты на голове.
- Ты что творишь? - дернулся Льюберт. Энониец покосился на него.
- А как ты думаешь?.. Я не хочу, чтобы у меня за спиной до конца жизни бормотали "меченый!". Так что не стоит давать людям повод думать, будто я чего-нибудь стыжусь.
Крикс бросил бинт на прикроватный столик и поднялся на ноги.
Клеймо выглядело отвратительно - вспухшее, багровое, как будто перечеркнутое старым шрамом. Льюберт сглотнул и отвел взгляд. Отец уже погиб, но от поставленной им метки "дан-Энриксу" не избавиться никогда.
- Пошли, - сказал южанин, прерывая его размышления.
- Куда, вниз?
- Нет, для начала - в коридор. Если ты помнишь, то нам еще надо раздобыть мне сапоги.
Льюберту было даже интересно, как южанин справится с этой задачей, но все оказалось очень просто. Меченый просто разул одного из гвардейцев, нагло пользуясь почтением к "особе королевской крови" и всеобщим замешательством при виде полностью одетого "больного", вышедшего в коридор. По-видимому, никаких распоряжений на подобный случай поставленным у дверей охранникам не оставляли.
В принципе, Дарнторн мог бы оставить Рикса одного, но он решил досмотреть спектакль до конца. Отчасти - из болезненного любопытства, а отчасти - из-за смутных опасений, что южанин, чего доброго, грохнется где-нибудь на лестнице.
Появление Меченого в бывшей трапезной, которая теперь служила залом для переговоров, произвело настоящий фурор. Бонаветури преглупо отвесил челюсть. Родерик из Лаэра и сидевший по правую руку от него высокий рыцарь сперва посмотрели на "дан-Энрикса", как на восставшего из гроба мертвеца, а потом, не сговариваясь, вперились глазами в покрывавшую стол скатерть, словно золотистая парча скрывала в себе что-то крайне интересное. Лицо мессера Ирема потемнело от раздражения, но он первым вспомнил об этикете и поднялся на ноги. Вслед за ним поспешно встали и все остальные - даже Лорио, хотя именно он вполне мог этого не делать, так как Меченый был его пленником. Представители Двенадцати домов вытягивали шеи, пытаясь получше рассмотреть "дан-Энрикса", а Аденор, оказавшийся ближе всех к дверям, смотрел на энонийца со странной улыбкой на тонких губах.
До Льюберта Дарнторна большинству собравшихся не было никакого дела, но Льюс все равно почувствовал себя исключительно неловко. И задумался, какие фэйры понесли его сюда вместе с "дан-Энриксом".
- Кресло для принца, - коротко распорядился Ирем. Кто-то из орденских рыцарей поспешно пересел за самый дальний из составленных вдоль стен столов. Дарнторн счел наиболее благоразумным найти себе место там же, а вот Рикс прошествовал через весь зал, невозмутимо занял только что освобожденное для него место и кивнул собравшимся.
- Садитесь, господа.
Дарнторн только покачал головой. Пастух держался так, как будто бы давно уже привык к тому, что его появление встречают общим вставанием. Впрочем, "дан-Энрикс" в свое время посетил десятки государственных советов, и сейчас наверняка копировал манеры Валларикса. Примерно час спустя Льюс понял, что сочувствует южанину - тот факт, что Риксу приходилось тратить целые часы на столь же нудные и обстоятельные совещания, еще в столице, поневоле вызывали жалость к энонийцу. Льюберт положительно не понимал, зачем "дан-Энрикс" рвался почувствовать в этих так называемых "переговорах", способных повергнуть любого нормального человека в смертную тоску. О чем бы ни шла речь - о выводе гверрских войск с суверенных территорий Гардаторна (отклонено вплоть до прибытия гверрского посольства), о поправках к Статуту о Вольных городах или о назначении в Кир-Кайдэ и в Бейн-Арилль преторов от Ордена, чуть ли не каждый из присутствующих в зале считал своим долгом высказаться, причем очень часто - многословно и не слишком вразумительно. А уж паузы и повторение одних и тех же мыслей просто выводили Льюса из себя. Некоторым из ораторов ему хотелось дать пинка под зад - чтобы соображали поживее. Судя по лицу мессера Ирема, его порой одолевали те же самые желания. Меченый вроде бы держался безупречно, но лицо у него временами делалось отсутствующим, и Дарнторн боялся, что дело тут не только в скуке. Все-таки южанину не помешало бы еще недельку полежать в постели.
Единственным человеком, который слушал каждого из присутствующих с неослабевающим вниманием, был мессер Аденор, но на него Дарнторну смотреть не хотелось. Одно время этот гладкий тип часто бывал у лорда Бейнора Дарнторна и даже сумел втереться к Льюберту в доверие. Да так успешно, что Льюс - теперь стыдно даже вспомнить - начал думать, что лорд Аденор был его единственным настоящим другом. А потом, когда арестовали дядю и его сторонников, лорд Аденор каким-то чудом уцелел, и по столице пополз упорный слух, что заговорщиков из партии Дарнторна выдал он. Так это было или нет, Льюберт не знал, однако с того дня он перестал бывать в особняке у Аденора. Впрочем, Ральгерд особо не навязывался. Пару раз присылал записки с приглашением на ужин, потом перестал. Наверное, решил, что с Льюберта теперь взять нечего.