Панамка, перепачканное личико, щеки в грязных подтеках. Из-под джинсового платьишка торчат тоненькие ножки в трогательных розовых колготах. Девочка улыбается, тащит на верёвке большущий игрушечный автомобиль.
- Это Татиа?
Ирка с сомнением смотрит на девочку.
- Цацо. Потому, что не щипается.
Мы идём дальше, оставив Цацо ковыряться в носу посередине дороги.
- Видишь, как вырос климатис.
Растение ползёт вверх по кирпичным стенам трехэтажного дома. Дочка поднимает фотоаппарат и щелкает. Синяя крыша, красные стены, зелёные побеги, бледно-фиолетовые цветы. Отличный натюрморт получится.
- Что шумит?
- Машины на шоссе.
- Далеко?
- Может быть пару километров. Может больше.
- Машины на шаше.
- На шоссе,- поправляю я.
- В этом доме машины ремонтируют. Они стучат. Ночью боюсь, - и добавляет, - А бабушка не слышит.
Двор забит разобранными автомобилями, на подъёмнике внутри гаража блестит новенький синий "лексус". Рядом крутится высокий худой парень, перепачканный маслом. Ирка выглядывает из-за моей спины и наводит объектив.
- Мойка есть у вас? - кричу я. - Здравствуйте.
- Нэ работает, - раздаётся голос сзади. Молодой человек, голый по пояс и весь чёрный от технической смазки, огибает нас и подходит к подъемнику, - Завтра приходи, дорогой.
- Жаль. Извините.
- Нэ за что, дорогой, - парни принимаются ковыряться в "лексусе".
Выходим со двора, Ирка несколько раз оглядывается.
- Что там у тебя?
- Ничего, - она прячет руки за спину.
- Показывай.
- Она на земле валялась. Она никому не нужна.
- Показывай, - требую я.
Дочка опускает голову и обиженно надувает щеки.
- Вот, - в маленькой ладошке лежит крохотная игрушка. Беру автомобильчик двумя пальцами, у него отломана дверца. Сделана модель довольно точно и, явно, с любовью: внутри видна крохотная ручка переключения скоростей.
- Надо вернуть.
- Там их целых сто валяется, - Ирка разводит руками, изображая, какая куча, - Во!
Она включает экран фотоаппарата и прокручивает несколько кадров. Действительно, небольшая горка всевозможного хлама. Блестящие трубы, ржавые железки, обрезки провода, резина...
- Чужое брать нехорошо. Не правильно это. Пошли, спросим разрешения.
Возвращаемся к её явному неудовольствию, и тут начинается дождь, о котором уже два дня твердит радио. Льется отовсюду, из всех дырок, кажется, что и снизу тоже. Дочка прячет фотоаппарат под майку, подхватываю её на руки и бегу. Пока несёмся к дому, чуть не умираю. В глазах - красные круги, одышка, сердце стучит прямо за ушами. Мы стоим в прихожей, с нас течет. Бабушка полотенцем растирает Ирку, квохчит о том, что предупреждала, что надо было взять зонтик, что ветровка скоро станет мала и пора купить новую. Потом рюмка для согревания организма. И еще одна для аппетита. Ирке - горячий шоколад, но только после ужина.
Ночью просыпаюсь от того, что меня теребят за плечо.
- Слышишь?
За окнами продолжает барабанить ливень.
- Боюсь, - дочка стоит возле моей кровати.
- Давай, я с тобой посижу.
Щупаю ей лоб. Температура нормальная.
- Татия два годика, - говорит она и прислушивается, - Стучат.
Что-то слышу.
- Ерунда. Спи.
- И Цацо два годика. Татиа меня щипала, - Ирка достаёт ногу из-под одеяла, трёт ручкой икру, поворачивается к стене, закрывает глаза и через мгновение засыпает.
Еще некоторое время сижу рядом, встаю и иду к окну. Что-то реально стучит совсем не далеко. Звук пробивается сквозь потоки воды, но в темноте ничего не видно. Спускаюсь на первый этаж - ну стучит и стучит себе - выпиваю прямо из чайника и иду в постель.
Бабушка раньше всех встаёт, а папа пока спит. Руки раскинул и храпит. Папа так спит: подушка на одной стороне, голова на другой. Бегу вниз, на кухню, завтрак делать. У нас кухня на первом этаже. Бабуля спрашивает, что буду кушать? Она всегда спрашивает. Можно подумать, что у неё много чего есть. Я говорю - тортик. А она - сосиска с кашей. Овсянка. И сегодня опять. Пока сосиска варится, я на подоконник залезла. Потому, что надо нарисовать солнышко. А то на улице дождь кончился, а солнышка нет. Если солнышко нарисовать на стекле, то оно обязательно появится. А бабушка на меня кричит, чтоб слезла. Она сосиску поставила и много каши. Я столько не съем. А она говорит - ешь. Она всегда говорит - ешь, а потом просит - ну восемнадцать ложек, ну тогда всё. Это мы играем так. Я соглашаюсь. Но чтобы всю сосиску. Она всегда говорит, чтобы всю сосиску. А папа невкусные сосиски привез в этот раз. Какие-то "бе". Я говорю, что не нравятся, а она брови хмурит - ешь, говорит, чтоб сыта была. Я и ем. А бабушка отвернулась, ей сестра звонила, я вспомнила, что солнышку надо лучики дорисовать. И опять на подоконник полезла. А она под самым окном в луже лежит. Там, где я вчера её выбросила. Колёсами вверх. Большая уже, как у Цацо, только дверцы нет.
- Вот, - он протянул автомобиль. - Ваша девочка забыла.
Женщина открыла калитку и заглянула во двор.
- Мойка нэ работает, - крикнули из гаража.
Она взяла игрушку и засунула под мышку.
- Так дождь вчера был. Всё помыло. Так что без надобности.
Ирка неожиданно вырывает руку, бежит во двор и оборачивается:
- Где Цацо? - спрашивает она.
- Цацо... - задумчиво повторяет женщина.
- А Татиа? - Ирка начинает носиться, как угорелая и щелкать затвором, принимая разные смешные позы, словно не она фотографирует, а её заставляют позировать.
- Татиа тоже нэт, - женщина улыбается.
- Ладно, Ира, пошли. У нас еще много дел, - говорю я и зачем-то добавляю, повернувшись к женщине, - Сегодня уезжаю.
Ирка сделала последний снимок, опустила голову вышла на дорогу. Она никому не сказала, что у неё в кармане курточки.
Он созванивался с дочкой два раза в день - утром, до девяти и вечером, в районе восьми. Выслушивал подробный отчёт, что ела, читала, считала и что собирается делать. Попутно получал заказы. Мороженое, шоколад, апельсины. Иногда экзотическое что-нибудь. Авокадо, например. Один раз Ирка затребовала суши. Он заказал в ресторане, бабушка впервые попробовала и пожала плечами.
- Гадость. Как это может сравниться с драниками?
- Бабушка! - закричала дочка, - Ты ничего не понимаешь. Это японское. Его надо палочками кушать.
- Ах, палочками, - она всплеснула руками, - А я не поняла... Бабушка уже старая.
Этим утром он уже получил отчёт, так что второй звонок насторожил.
- Папочка, - раздался радостный вопль. - Она всю комнату заняла.
- Кто?
- Машина.
- Какая машина? У тебя всё в порядке?
- А бабушка не слышала.
- Как она там оказалась?
- Папочка, я думала - маленький вырастет, как тот, который цациной маме отнесли. А он большой стал...
Он хлопнул дверью и решительным шагом пошёл к трехэтажному дому, увитому климатисом. В посёлке было тихо. Кое-где лаяли собаки. Калитка была открыта, он осторожно вошёл во двор и направился к гаражу.
- Мэнуточку, - услышал он за спиной.
У парня на плечах висел большой прямоугольный ящик, из которого торчала короткая металлическая труба на гибком шланге.
- Добрый вечер. Я..ээ...
Парень ждал.
- У меня, - он махнул рукой в сторону своего дома, - в детской "хаммер". На крыше лежит. С ним нужно что-то сделать.
- Вах! - удивился парень. - Гдэ лэжит?
Голос подействовал отрезвляюще. Дочка, конечно, нафантазировала о том, что игрушки растут, и как он мог поддаться на такое.
- Ну, - он начал мямлить, - мне показалось, что вам будет интересно. Дочка сказала, что...
- Чито? - перебил парень.
- Сказала, ... как бы это выразиться... она у вас игрушку во дворе подобрала, а..., - он осёкся. Парень смотрел странно, - Извините. Не обращайте внимания. До свидания.
Смех, да и только. А как он туда попал, извиняюсь вас спросить, дверь ведь маленькая? Видите ли, мы вначале его принесли на второй этаж и поставили колёсами вверх, а потом достроили стены и крышу настелили. Конечно-конечно, все машины скорой помощи на вызовах, но вы ждите.
От этих мыслей он еще быстрее зашагал и тут же оказался в центре большой лужи...
А папа злой пришёл и на бабушку накричал. А бабуля не отвечала, взяла таблетку, проглотила тихонько, водичкой запила. Папа всё ходил и ходил по дому, - бабуля говорит, как кот учёный, - туда-сюда ходил из угла в угол.
А машина красивая, чёрная и блестит вся. Я Тёмку в гости звать хотела, чтоб поиграть. А телефон не работал. Ни папин, ни мой, папа сказал, что наверное авария и все ходил вокруг машины, даже внутрь залезть пытался. Но дверь не открылась. Вот она так и лежала у меня в комнате.
Мы с бабушкой чай пили. Папа пришёл и извинялся, что кричал. Я легла в постель, папа мне книжку читал, вдруг дядя пришёл. Тот дядя, который цацин родственник, её папы брат. У нашего папы губы затряслись, а потом он руками замахал. Обнаглели вы, говорит, окончательно. Житья от вас нет. А дядя на машину подул из трубочки, она сразу маленькая стала. Дядя её в карман положил, и в комнате стало как раньше. А папа давай дядю ругать. Совсем страх потеряли и понаехали. И еще что-то. Долго ругал, говорил, что должны прислать тетю по фамилии Компенсация. А имени не запомнила. Дядя слушал-слушал, и дунет на папу, папа сразу маленький стал. Совсем-совсем игрушечный, как машинка. Я плакать хотела, а дядя говорит:
- Нэ бойся. Завтра будэт, как новэнький.
Подмигнул и ушёл. Я папу к Барби в домик не отнесла. Я ему в коробке постелила. Утром папа вырастет и коробок сломается. И бабушке ничего не рассказывала. А что бабуле рассказывать? Она всё равно ничего не слышала...