Пролог

  

   Драконы сношаются феерически.

   Эльфы — нехотя и надменно, потому что им не особо надо, да и слишком они спесивы, чтобы отдаваться какому-либо занятию без остатка.

   Горгульи спариваются настолько отвратительно, что наблюдатель забывает о сексе на год, вот какова мерзостность горгульего сношения.

   Гномы любятся во тьме пещер, поэтому никто не знает, как там у них. Известно лишь, что быстро, чертовски быстро.

   Вампиры тоже сношаются, но, говорят, они мертвы, а в мертвых телах, как известно, кровь не течет, поэтому у вампиров элементарно не встает. Вампиры частенько совершают покупки в сексшопах.

   А вот драконы сношаются феерически.

   Но речь пойдет не только и даже не столько о том, как это происходит у огнедышащих рептилий.

   На карту будет поставлена целостность самой Всеобщей Ткани Первородной Реальности. А с такими вещами не шутят.

  

  

  

Глава 1. Марлен. For whom the bell tolls?

  

   Москва — деловой центр России. Поэтому в Москве есть представительства всех мыслимых и немыслимых фирм, корпораций и прочих хозяйствующих субъектов. И стран. И не только.

   Ходят неподтверждённые, но кажущиеся весьма достоверными слухи, что в Москве есть даже представительство Сатаны.

   Вы скажете, его интересы простираются несколько шире России, какова бы широка матушка ни была. И это верно. Но верно и то, что у каждой нации свой Сатана. Да-да, свой. Потому что Сатана — сумма представлений о нем. А коль о ком-то у нас с вами есть представления, то у него должно быть и представительство.

   Офис Господа также наличествует, но где-то, кажется, в Люберцах и без вывески. У РПЦ пиар и возможности значительно роскошнее.

   В общем, представительств в столице не счесть.

   Еще говорят, что Москва не резиновая. Особенно эту максиму любят повторять уже понаехавшие. И они, что характерно, неправы. Москва — резиновая. Но не в пошлом каучукосодержащем смысле, а в топологическом. Высшая топология, о которой пока только догадываются земные ученые, позволяет искривлять пространство таким образом, чтобы объять необъятное и вместить невместимое.

   Кроме того, огромное число представительств заинтересовано в том, чтобы не бросаться в случайные глаза. Помните люберецкий офис без вывески? Повышенный интерес досужих просителей, мошенников и просто больных людей не нужен ни Господу, ни тем более Сатане, ни инопланетянам, ни тем же гномам, опозоренным в прологе.

   Вот почему большинство самых интригующих представительств устроено так, чтобы отсечь поток лишних посетителей. Особенно ловко маскируются офисы, расположенные в центре. Здесь и сортирующие коридоры-лабиринты, и спрятанные в параллельных мирах фальш-этажи, и скучные вывески вроде «Облмосспичпром», где истинная надпись, сделанная на языке гоблинов, зашифрована в орнаменте.

   Эльфийское представительство в Москве защищено целым каскадом уловок.

   Во-первых, бабка-консьержка. Московских бабок-консьержек нанимают многие потусторонние лица и организации. Круче московской бабки-консьержки только пес Цербер, но он один, и тот в астральной Греции.

   Во-вторых, потайной этаж. Вход на него есть только в единственном лестничном пролете не скажу какого бизнес-центра. Причем лестница служебная, куда можно проникнуть только по магнитным картам обслуживающего персонала или по волшебному эльфийскому слову, которое звучит слишком неприлично для русского уха. А дверь, ведущая на этаж, оборудована табличкой «Опасно для жизни! Высокое напряжение», и плюс всегда заперта.

   В-третьих, сам этаж спроектирован как лабиринт высокой степени сложности (из десяти крыс, взятых из варианта реальности, где стали разумными не люди, а пасюки, этот лабиринт прошла одна, да и та призналась, что случайно).

   Наконец, вход непосредственно в офис увенчан надписью «Кабинет 001. Вход ТОЛЬКО сотрудникам ФСБ. Допуск не ниже 01-ГТ».

   Доподлинно известно, что в представительство эльфов в Москве доходил не каждый эльф, хотя их-то снабжали магическими подсказками. История знает курьез, когда еще в 1978 году, при КГБ, эльф, слишком долго живший в России, срезался прямо у двери, так как проникся страхом перед советским комитетом госбезопасности. Бедолагу нашли на пороге пускающим слюни и поющим песню «А в глубине кармана — патроны от нагана и карта укреплений советской стороны...»

   В общем, истинный бастион, а не офис.

   А главным здесь вот уже восемьдесят восемь лет был Верделмарлениэль Востроухов. Верделмарлениэль — это древнее имя, означающее Верный делу Маркса, Ленина и Энгельса, или что-то другое. А фамилия просто как бы намекала. Для простоты главу представительства звали Марленом.

   Марлен был сыном коренной москвички и неотразимого эльфа — предыдущего главы представительства. Папу Марлена звали, простите за прямоту, Амандилом, и он прослужил здесь долгие двести три года. Лесной народ считал Москву провинциальной дырой. Впрочем, эльфы относятся так ко всему, что находится за пределами их пресловутого леса. И вот на сто семьдесят девятом году дипломатической работы Амандил взвыл от тоски по родине и жалости к себе: «Изумрудная долина, батюшка-лес! Задвинули сына вашего, запихнули в задницу вселенной! Руки бы на себя наложить, да страсть как жить хочется!..» До истечения срока, на который его назначили представителем, оставалось почти двести лет...

   Грусть-кручина была настолько сильной, что даже знаменитая спесь куда-то делась. А без нее мозг заработал на всю катушку, аж острые уши в трубочку свернулись. По эльфийским законам, должность представителя в варварской стране была наследной, значит, досрочно соскочить с государственного крючка можно было, только насадив на него сына.

   В истории эльфийской дипломатии Амандил стал первым высокородным гражданином, который женился на туземке (брр!) и затем вступил с ней в половую связь (здесь эльфийки падают в обморок, а эльфы опорожняют желудки), давшую жизнь метису Марлену.

   Итак, Амандил родил Верделмарлениэля, официально признал его, затем вырастил и воспитал, причем временами даже отступала брезгливость. Все-таки житье среди варваров заставляет просвещенного представителя истинного народа трагически опуститься.

   Сдав сыну дела, Амандил вернулся на родину, где его встретили как окончательного извращенца. А это означало, что политическая карьера испустила смрадный дух, зато практически все эльфийки его статуса захотели разделить с ним ложе. До спеси ли? Очень уж любопытно, какие они — маньяки-человеколожцы. Другой вопрос, хотел ли этих всех романов сам Амандил, ведь... сами понимаете.

   Марлен Амандилович папу не любил, потому что гены. А вот маму любил, потому что это мама. Маму все любят.

   Мама у него была старинного княжеского рода. Не мог же папа-эльф возлечь с простолюдинкой, он с дворянкой-то еле смог.

   Маму звали Елизавета Васильевна, и по молодости была она дамой, приятной во всех отношениях. Родив Марлена, она согласно толстовскому канону стала самкой. Вложила в сына душу, как говорится, отрекшись от себя. Папе сделалось плохо при виде жены-самки, и он судорожно дал ей развод.

   Марлен очень ценил эту жертву Елизаветы Васильевны и позже возил маму к эльфам на омолаживающие процедуры. Лесной народ знал в этом деле толк — мама получилась как новая. Плюс жизнь прокачали лет на триста вперед. Ну, чтобы два раза не ездить.

   Эта мама и сегодня отжигает по топовым клубам столицы. Из-за нее иногда стреляются кавказцы, а сам Анзор Батумский сыпал к ее ногам золото в слитках и кокаин мешками.

   Кстати, килограммовый слиток ушиб ногу, а кокаина оказалось действительно много, и опять-таки пришлось прилечь на эльфийскую больничку.

   Нынешний глава представительства получил прекрасное эльфийское образование. За это он дополнительно ненавидел папу. Легко представить, каково было мальчонке-метису в лучших учебных заведениях, где лютовали малолетние шовинисты. Марлен постоянно натыкался на надписи «Эльфолюдок, поезжай домой!», но особенно его бесили чучела, развешенные по территории кампуса. Среди эльфов достаточно затейников, они создавали точнейшие копии юного Марлена. Но парень сдюжил.

   Он закалился в злобного скрытного бойца, став чемпионом практически во всех состязаниях. Он знал историю эльфов лучше самих эльфов. Он вообще был офигенен. Но злобен.

   В родном измерении Марлен сравнительно быстро перебесился. Особенно помогло участие сначала в гражданской, а затем и в Великой Отечественной. Бился не за идею, а просто по зову кровожадного сердца. Очень уж немцы напоминали ему эльфов-одноклассников.

   Потом путь воина Марлену прискучил, да и подолгу отсутствовать в представительстве возбранялось. Он помучался, помучался и стал коллекционировать сначала рейхсмарки, потом просто марки, затем вдруг стал жадно читать русскую и советскую литературу. Собственно, весь потайной этаж эльфийского представительства теперь был забит книгами.

   Погожим майским днем, которым наконец-то начинается подлинное действие сего трактата, Марлен Амандилович сидел за рабочим столом, попивал добрый эль, импортированный из эльфийского леса, и читал роман некоего Регинова «Примерноноль».

   Востроухов выглядел преуспевающим чиновником тридцати земных лет, вид имел спортивный, белые кудри закрывали остроту ушей. Обстановка офиса была под стать хозяину — современная, слегка агрессивная, набор техники «мечта президента». Ну, в том смысле, что каждый гаджет по паре.

   Двое помощников, нанятых из числа людей, занимались архивом в одной из дальних комнат представительства. Проверяющие с «большой земли» любили придраться к полукровке и всегда выкатывали массу претензий. По результатам последней проверки помощники меняли красные папки на синие.

   Востроухов постмодернизма не любил. Его начитанность была безбрежной, оттого всякий ныне модный роман виделся монстром Франкенштейна, сшитым из кусков чужого текста, а перетряхивание терминологии и знаковых фамилий постмодерна выглядело как грубые швы, скрепляющие плоть неживой книги.

   Вот и «Примерноноль», купленный на всякий случай (вдруг это пасквиль про эльфов? Примерноноль звучит пародией на эльфийское имя), так истязал Марлена, как не издевались над ним в школе. Роман виделся третьей производной всех известных русской литературе функций. А эль подходил к концу.

   Часы отбили полдень, когда в дверь офиса мелко постучались, и она стала медленно открываться.

   Марлен Амандилович не без удовольствия отложил книгу, но в то же время непроизвольно напрягся — эльфы заглядывали к нему редко и практически всегда в заранее оговоренное время. Следовательно, с кем-то из лесных граждан случилось нечто из ряда вон...

   Не угадал.

   На пороге стоял самый обычный туземец лет двадцати. Вихрастый, русоволосый, нос картошкой, телосложения субтильного, одет бедновато, но аккуратно, и на плече баул.

   — Здравствуйте. — Парень улыбнулся.

   — Manen narmo ava anta apsa... — вымолвил Марлен.

   Повисла тишина.

   Востроухов, произнеся пароль на нарочито скверном квэнья, ждал отзыва.

   Посетитель не распознал в тарабарщине фразу «Сколько волка ни корми» и не знал, да и не мог знать, что надо закончить русскую пословицу, помянув дорогой каждому эльфийскому сердцу лес. Наконец, парень нашелся:

   — Экскьюз ми! Ай эм зе дистрибьюта оф зе моуст попьюла кампании э... эбаут косметикс. Ай эм глад ту репрезент ю сам фингс оф ауа продакшн.

   — Постойте, молодой человек. — Марлен остановил парня повелительным жестом. — Как вы вообще сюда попали?

   Левая рука Востроухова уже открыла ящик тумбочки, отодвинула томик Тютчева и легла на рукоять пистолета. Молодой человек наверняка засланный казачок. В бауле могло быть что угодно, а не косметика. Модный гексоген, стильный пластид, старый добрый тротил... Мало ли, какие-нибудь орки или другой горячий горный диверсант привет прислал.

   — Я? — Парень глуповато замигал. — Там это... У вас в парадном такая бабка отмороженная, вот я и со служебного. За уборщицей. А потом сверху шаги и мат, ну, я решил: спрячусь-ка в щитовой. За дверь шасть, а ее и нету уже, будто не было.

   Марлен Амандилович кивнул. Дверь на лестничной площадке действительно была односторонней. Для не-эльфов, разумеется.

   — И что же дальше? — Рука главы представительства уже сжимала верный пистолет, а большой палец лежал на предохранителе.

   — А дальше, как в новогоднем фильме. — Посетитель широко улыбнулся. — «Кто так строит?» Помните?

   — Да. — Востроухов не помнил, но знал, что сейчас нельзя давать слабину.

   — Минут пятнадцать по вашим коридорам ходил. Пока в эту дверь не уперся.

   — И что на ней написано? — Ледяным голосом спросил Марлен.

   — Что ФСБ... Допуск... Но я ведь потерялся. — Парнишка сник, гладя баул, будто он пес. — А тут еще товар. Я же... Мне за учебу заплатить до конца мая, а то отчислят без экзаменов.

   — Бред какой-то. — Пистолет снова оказался в тумбочке, Востроухов призадумался.

   Эльфийский представитель видел, студент не врет. Эльфийское чутье, как-никак. Похоже, чудеса случаются, и парню повезло. Одна беда — придется писать отчет наверх, в управление безопасности. Эльфы боялись варваров-людей и особенно непредсказуемыми считались русские. Похоже, не зря.

   — Имя. — Таким тоном, наверное, говорили английские колонизаторы с индусами.

   — Вова.

   Марлен Амандилович скривился.

   — Полное давай. — Он взял бокал и вылил остатки эля в рот.

   — Владимир Владимирович Путин, — отрапортовал студент.

   Эль пошел не в то горло, и Востроухов выплюнул его с громким «пффф!!!» прямо перед собой. Парень зачарованно уставился на янтарное облако.

   Прокашлявшись, Марлен сипло спросил, снова потянувшись к ящику с пистолетом:

   — Ты сейчас пошутил, мальчик?

   — Нет, у меня и паспорт с собой.

   Студент подошел к столу и протянул Востроухову паспорт.

   — Тезка, значит. — Марлен засунул паспорт в сканер. — Ну, Вова так Вова.

   Парень потянулся к сканеру.

   — А...

   — По рукам на! — прикрикнул Востроухов. — Раз ты к нам попал, то теперь в разработочку. Вот тебе анкета.

   Вова как на автомате принял из рук Марлена стопку бумаг.

   — Отвечать, сам понимаешь, придется честно. Не ответишь честно сейчас, сам понимаешь, есть и высший суд. Там с тебя спросится не в такой обстановке.

   Студент мелко закивал, мол, понимаю, притом сам.

   Он достал из кармана ручку, неуверенно стал озираться, где бы присесть.

   Востроухов ткнул пальцем в сторону одного из дверных проемов:

   — Там стол и стул. Пятнадцать минут тебе на исповедь.

   Парень ушел саморазоблачаться, глава эльфийского представительства полез в сеть. Предстояло проверить Путина-младшего. Он показался Марлену редчайшим лошком, грех не использовать такого втемную при случае.

   Пробудив ото сна компьютер, Востроухов открыл заветный сайт, ввел сначала пароль, затем паспортные данные и стал ждать. Глядя на курсор в форме переворачивающихся песочных часов, Марлен подумал, что было бы не дурно вздремнуть. Муторное утро, несимпатичный роман, скукота и усталость глаз...

   Он сомкнул на секундочку веки и вдруг почувствовал, как его волосы хватает беспардонная рука, наклоняет, тянет голову влево. Распахнув глаза, Марлен увидел сообщение на экране: «Ошибка! Номер паспорта гражданина РФ и ФИО не совпадают с имеющимися в базе данных».

   Он схватился за руку наглеца, но тот рубанул Востроухова свободной рукой по печени.

   — Ах ты... — У главы представительства перехватило дыхание.

   Но тут в его шею, справа, впились хищные зубы.

   И почти мгновенно все стало как-то до лампочки.

  

  

  

Глава 2. Марлен. Сила эльфийской крови

  

   Лампочка. Ее и увидел Востроухов, когда очнулся.

   Он долго приходил в себя, то проваливаясь в вату тумана, то выныривая на свет лампочки, пока не осознал, что находится на собственном столе, спеленатый по рукам и ногам скотчем. Голова также была примотана к столешнице. Под затылком лежала книга. Наверняка «Примерноноль».

   За окном темнело. Значит, он провалялся в отключке часов семь.

   Марлен Амандилович прислушался. Бормотание сплит-системы, шум кулеров компьютера, поставленного куда-то под стол. Враг, кажется, был не поблизости.

   «Расправился с ребятами и роется в бумагах», — решил Востроухов, и мысль его была безучастна, но несла она в себе не обычное эльфийское высокомерие по отношению к людям, а тупое равнодушие.

   Поняв это, Марлен попробовал разозлиться. Не получилось.

   Он старался не шевелиться, чтобы не скрипеть скотчем. Да и неприятно было: перед связыванием враг закатал ему штанины и рукава, липкая лента тянула кожу и волоски.

   Еще саднила шея. Справа. Востроухов сначала вспомнил звук — хищный всхлип с отголоском рыка, совпавший с прокалыванием кожи... Потом секунда боли и — апатия. Плюс сладковатый запах с едва уловимым намеком на вонь разложения.

   Да-да, это вампир, кто же еще.

   «Что я о них знаю? Почти ничего, не наша сфера интересов... А им-то что? И...» — Марлен Амандилович растерянно открыл рот. Лже-студент Вова Путин не может быть вампиром, ведь он пришел днем. Еще он живой. И не врал, когда рассказывал о себе. А если и врал, то это была очень искусная ложь... Неужели в офис пробрались как-то еще?

   — Это невозможно, — прошептал Востроухов. — Вход один...

   Надо поднять тревогу. Кнопка висела в считанных сантиметрах — под столешницей, к которой враг примотал главу представительства.

   Марлен стиснул зубы и попробовал высвободить левую руку.

   Дохлый номер — вампирское отродье не пожалело скотча.

   Востроухов стал дергаться, невзирая на боль.

   Он привлек внимание врага — в коридоре послышались торопливые шаги.

   Скосив взгляд, Марлен увидел, как в проеме появился лже-студент. Вова имел вид хозяина положения, двигался по хищному скупо, в глазах горел новый огонь. Востроухов облился холодным потом: сейчас Вова был явной нежитью. Чувства эльфа врать не будут.

   — Как же так?! — выдавил он.

   Вова приблизился к столу, по-деловому осмотрел Востроухова. Подмигнул:

   — Секретные технологии. И суть тебе не понравится, Автандилыч.

   — Амандилович, — исправил Марлен, все-таки породу не перешибешь.

   — А Мандилович, так Мандилович, — озорно рассмеялся лже-студент, показывая клыки, но потом вдруг осекся, будто кто-то выключил функцию смеха.

   От мгновенной перемены настроения вампира Востроухову стало особенно жутко. А Вова продолжил, неожиданно перейдя на вы:

   — Я, конечно, зря так с вами, Марлен Амандилович. Но войдите в мое положение, задание есть задание. Захват эльфийского представительства, сами знаете, сродни святотатству. Поэтому действовать пришлось максимально жестко. За выпитых людей, — лже-студент мотнул головой в сторону архива, — также приношу искренние извинения. Свидетели же.

   Марлен давно разменял второе столетие, он понимал, что его ускоренно ломают, то «тыкая», то чуть ли не облизывая, и приготовился сопротивляться.

   Вова помолчал, затем усмехнулся:

   — Конечно, вам, если не ошибается наша разведка, сто двадцать три года, вы не пацан, все отлично понимаете. Но корежить вашу психику я не собираюсь. — Вампир удовлетворенно кивнул, прочитав на лице пленника страх. — Вы нам нужны здоровым и деятельным.

   — Вы ж меня укусили.

   — А тут, простите за банальность, один раз не Леголас. — Вова опять рассмеялся, и это раздражало. — Вы полуэльф, у вас сильный иммунитет, а я не усердствовал. Так, надкусил для анестезии. Вы меня поймите, Марлен Амандилович: вы дважды за пушку хватались, да еще эта кнопка у вас под столом... И боец вы, по нашим данным, на зависть. Другого выхода у меня не было. Чуть-чуть газа и укус.

   — А, все-таки газ... — У Востроухова отчаянно зачесался нос, но он велел себе не гримасничать, чтобы не выказывать слабость.

   — Я бы почесал вам нос, — участливо сказал вампир, присаживаясь на край стола. — Только это было бы оскорбительно и бесполезно. Так вот, газа была лошадиная доза, но эльфийская кровь... Удивительные все-таки существа эльфы.

   — Ну, хорошо. А зачем скотч? Зачем вы превратили меня в липкую мумию?

   — Во-первых, чтобы предотвратить матч-реванш. Я хотел бы договориться, а не драться. А, во-вторых, отходняк.

   — Отходняк? — Марлен переспросил почти автоматически, потому что сейчас ему страсть как хотелось почесать не только нос, но и уши, лицо и руки.

   — Да. Все кровь, все она, голубушка. — Вова облизнулся. — У лесного народа удивительная аллергическая реакция на наши укусы. Бурная, но непродолжительная.

   Востроухов почти не слушал объяснения вампира — сейчас он неистово желал расчесать каждый миллиметр кожи. Каждый!

   Он застонал, и Вова повысил голос:

   — Вы бы себя видели, Марлен Амандилович! Вы сколько эля выпили? Это осложняет... Весь в пятнах! Краше в гроб кладут! Но, надеюсь, это ненадолго. Правда, самое страшное впереди. Не рисуйтесь, кричите!

   И Марлен закричал. Пальцы царапали столешницу, по телу пошли судороги, казалось, кожа загорелась, во все органы впились иглы, а в глаза рубанули самым ярким прожектором во вселенной. И глаза — сгорели, лопнули, мгновенно вскипев.

   Марлена закрутило, словно космонавта в центрифуге. Это сошел с ума вестибулярный аппарат. Сына женщины и эльфа крутило и сжимало туже и туже, уминая его тело сначала в шар, затем в шарик, затем в точку... Он превращался в черную дыру.

   Одновременно в уши ворвался гул бесконечного удара колокола, причем звук нарастал, а не затухал. Он становился мощнее и мощнее, он, казалось, разорвал барабанные перепонки, затем передающие нервы, а потом ворвался в мозг и сокрушил его, как кувалда хрустальную вазу. Мозг осыпался осколками, и только тогда наступила спасительная тишина.

   В этот раз Востроухов пришел в себя, лежа в комнате отдыха, на диване.

   Скотча уже не было, зато тело ощущалось большой отбивной. Все, что теоретически могло болеть, болело. Все остальное, оказалось, тоже может.

   — О... — выдавил из себя Марлен и открыл глаза.

   Вампир сидел в кресле и рассеянно смотрел новости. На экране показывали Красную площадь — тревожную толпу, милицейское оцепление, а затем дали вид на брусчатку сверху. Толстая косая линия белой краски. Поливальная машина. Огромная клякса на брусчатке. Ничего не понятно.

   А еще Востроухов почему-то не слышал, что лопочет корреспондент.

   «Я что, оглох?» — спросил он себя.

   Лже-студент Вова повернул голову и ответил:

   — Нет, что вы, Марлен Амандилович. Я просто убрал звук, чтобы вам не мешать. А картинка — так, вроде огня в камине. Мне их новости неинтересны.

   — Их? Кого — их? — сипло спросил Востроухов.

   — Кого, кого. Пищи. Вы же не станете слушать новости своего обеда.

   Вампир встал, подошел к бару, плеснул в стакан воды и принес ее Марлену.

   — Выпейте, полегчает.

   Марлен послушался и выяснил, что Вова не соврал.

   — Меня, кстати, и правда Владимиром зовут, — отрекомендовался вампир. — Только, конечно, не Путиным. А еще мы не любим слова «вампир». Мы — упыри. Наши, исконные!

   — Святоотеческие, — добавил Марлен.

   — Ха, а вам действительно лучше. — Владимир вернулся к креслу, повернул его так, чтобы сидеть лицом к собеседнику и устроился. Сцепил пальцы, помолчал, потом перехватил взгляд Востроухова, вперенный в немой экран, где теперь фонтанировала красками реклама, и выключил телевизор.

   — Дьявольская штука, да? А эта их реклама форменный цыганский гипноз. Я изложу предложение и уйду. А завтра звякну. К вечеру, договорились?

   — Были бы варианты... — горько усмехнулся глава представительства.

   — Ну и чудненько. — Вампир, то есть, упырь Вова потер себя по коленям. — Вы эльфов, мягко говоря, не любите. И мы знаем, что это взаимно. Мы предлагаем вам сделку, которая содержит признаки предательства и венчается немалой золотой мздой. Я буду говорить честно. Верю, что вы даже в случае отказа не станете делиться с лесным народом моими откровениями. Ведь так?

   — Да. — Востроухов с трудом сел, поставил ноги на пол.

   Так он добился хотя бы формально равного положения с упырем.

   — Да вам, кстати, и не поверят. А предмет сделки — эльфийская кровь, — заявил тот. — Вас ведь удивило, Марлен Амандилович, что я действовал днем? Удивило. Вы собственными глазами видели, что я просто живой паренек. Догадались? Да, вчера я напился крови одного из эльфов.

   «Сейчас в Москве семнадцать наших», — подумал Востроухов. В его памяти тут же всплыли имена и образы эльфов. Он спохватился — вампир-телепат отсканировал эту информацию.

   Упырь рассмеялся, такой уж затравленный вид имел Марлен.

   — Вы не обижайтесь, пожалуйста. Но «ваших», как вы их совершенно незаслуженно называете, не семнадцать, а восемнадцать. Один позавчера прилетел из Лондона. Его-то я и пил. Так что мы знаем чуть больше вас. Успокойтесь: вы пока не изменили эльфийскому приемному отечеству даже в мыслях. — Вампир встал и снова отправился к бару. — Хотите еще воды? Алкоголь вам в ближайший месяц, простите, не показан.

   — Налейте.

   Востроухову было непередаваемо плохо. Разруха тела гармонизировала с полным крахом боевого духа. Пожалуй, так гадко ему не было со времен эльфийской школы, где его звали эльфолюдком даже некоторые преподаватели. Он припомнил случай, когда его «случайно» столкнули с лестницы в пятом классе...

   — Итак, кровь, — продолжил упырь Вова, отдавая собеседнику стакан. — Считалось, что эльфийская кровь нас убивает. А это не так.

   Он опять обосновался в кресле и приложился к стаканчику с вискариком.

   — Прекрасный самогон. В общем, Марлен Амандилович, эльфийскую кровь пить можно и даже нужно. Просто надо чуть-чуть подготовиться, но это детали. Главное в другом: после приема упыри на долгое время в светлое время суток становятся особенно румяными, а главное, перестают бояться света. Я вам больше скажу. — Вова подался к Востроухову и понизил голос, будто опасался, что кто-то подслушивает. — В первые несколько дней мы даже в церковь можем зайти. О как.

   — А зачем вам, собственно, в церковь?

   Упырь беспечно отмахнулся:

   — Да мало ли, причаститься приспичит... Не о том речь!

   Марлен почуял, что Вова смутился и уходит от скользкой темы. Вова тут же прочитал, что Марлен его раскусил. Допил виски, поставил стакан на пол.

   — Ну-ну, «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». .. Теперь непосредственно к делу. Нам нужен доступ в ваш мир, да вы и сами догадались, Марлен Амандилович. И не надо недоверчивых улыбок. Если мы станем похищать тех, кто пребывает сюда через ваше представительство, то привлечем внимание и попросту не удовлетворим потребности в крови. А ее надо много — ночная жизнь всем порядком надоела. В общем, кому не хочется вздохнуть полной грудью? Есть проект взять кровь, так сказать, на месте. И речь о промышленных масштабах, как вы понимаете.

   Настала очередь смеяться Марлену. Правда, после аллергического приступа было больно даже смеяться, вышло жалкое подхихикивание.

   — Знаете, как налажено перемещение между мирами у эльфов? — спросил он.

   — Я так понимаю, секретность полная, ведь их сначала усыпляют...

   — Вы необычайно корректны или чудовищно не осведомлены, Владимир, — отдал собеседнику должное Востроухов. — Открою вам тайну: эльфы ширяются.

   — И, вмазавшись, перемещаются меж мирами? — Упырь считал мысль быстрее, чем собеседник ее озвучил, и знал: полукровка не врет, оттого его откровение звучало еще более дико.

   — Именно так! О, здесь целая мифология... — Тема была настолько захватывающей, что Марлену полегчало, и он принялся жестикулировать. — Представляете, если бы земная наркота действительно переносила людей в глюки, а? Торчки на Земле не задерживались бы. Наркобизнес был бы нерентабельным, потому что встреча «покупатель-товар» не повторялась бы никогда. Вернуться без вмазки невозможно. Наркота стала бы табуированным товаром.

   — Ах, если бы! — вклинился Вова. — Но это не так. Я вижу, вы любите Землю, но разговор у нас, простите, не о ней. Что же за дурь у вас такая, что вышибает из реальности с ботинками?

   Востроухов прыснул:

   — Ботинки и одежда остаются. Только тело.

   — Как в «Терминаторе»?

   — В каком терминаторе?

   — Не важно, — отмахнулся упырь, его мысль уже работала в другом направлении. — Здесь возникают варианты. Вы дадите нам дозу-другую для анализа, у нас есть возможности синтезировать... Или... можно наладить, так сказать, наркотрафик? Раз эльфы возвращаются отсюда домой, значит эта дурь есть и в этом измерении, так?

   Веселость Марлена мгновенно улетучилась.

   — Все очень строго... — И Востроухов тут же осознал, что именно сейчас мысленно сливает действительно секретную информацию.

   Разум его паниковал, но вопросы упыря Вовы вскрыли закрома памяти, и посыпалась правда о тайне происхождения эльфийских наркотиков. Тайна сокровенная и постыдная одновременно.

   Вампир-телепат жадно высасывал информацию, словно кровь: «Наркотик варится только в Лесной стране. Каждый эльф-путешественник отправляется из дома в другое измерение, принимая дозу легкого снотворного. Пока эльф в отключке, ему в задницу вставляется особая капсула с дозой на обратную дорогу. Иногда две — про запас или для спутников-пассажиров. Мама ездила омолаживаться... Капсула — только что убитая личинка крупного насекомого, поэтому она не отторгается при перемещении. Зарядив «обратный билет» в жопу путешественника, персонал представительства ширяет его правильным наркотиком. Путешественник просыпается и начинает ловить кайф. В разгар прихода эльф исчезает, чтобы появиться в нужном представительстве. Потому и приход... А пока у прибывшего туриста отходняк, принимающая сторона лезет ему в прямую кишку и извлекает «обратный билет». Тайна сия велика есть, ее знает только узкий круг эльфов, организующих путешествия... Тайна сия велика есть, тайна сия велика есть, тайна сия...»

   — Ладно-ладно, — поднял руки Вова. — Вы молодец, Марлен Амандилович. Нашли, наконец, простейший способ блокироваться. Он, безусловно, легко взламывается, но я хочу, чтобы у нас с вами были тесные партнерские отношения.

   — Но-но. — Востроухов предостерегающе покачал указательным пальцем. — Я к своей заднице никого не подпускаю. Даже дозу сам себе заряжаю перед переходом.

   — Да я не про это. Я про совместную работу... А что, плотно на него садятся-то?

   — Почти никакого привыкания. Только у единицы из тысячи бывает. — Марлен сплюнул.

   «Тайна сия велика есть, тайна сия велика есть», — зазвучала его мысль.

   Упырь хлопнул в ладоши и поднялся.

   — Хорошо, не стану злоупотреблять нашим знакомством. Давить на вас было бы бесчестно, хоть и эффективно. Вы же русский, хоть и наполовину, я вообще русак из-под Тулы, мы должны помогать друг другу. Значит, покумекайте, не форсируя, прошу вас покорнейше. И не провожайте, вам лучше наоборот полежать еще часок-другой.

   Он дошел до двери, взялся за ручку и обернулся.

   — Пожалуйста, не торопитесь с отказом. Подумайте, например, о том, кто в вашем пароле тот самый волк, которого они кормят, и почему он только смотрит в лес, а не попадает.

   Упырь Вова кивнул и ушел.

   А эльфолюдок Марлен остался решать, кто он: подлый предатель или благородный мститель.

  

  

  

Глава 3. Яша. Агенты и реагенты

  

   Я смотрел на Красную площадь сверху, из окна ГУМа. Со второго этажа.

   Брусчатка Красной площади напомнила мне папиллярные узоры, оставленные исполинским пальцем. Пальцем, обмазанным в чернилах. Будто неведомые криминалисты взяли отпечаток у преступника-великана.

   Сходство с отпечатком дополняли линии разметки, словно выделявшие характерные области слепка.

   Возможно, я слишком часто смотрю ваш телевизор. «Дежурная часть», «Чрезвычайное происшествие» и прочие «Преступления и наказания». .. Какую кнопку ни ткни. Поневоле мозги съедут...

   Итак, площадь. Майки, шорты, панамы, сандалии, фотоаппараты. Платьица, босоножки, солнцезащитные очки. Мобильные телефоны с камерами, камеры с телефонами. Толкотня, языковая смесь, зной.

   Забили куранты. Полдень.

   Туристы, блуждающие по отпечатку, замерли, уставившись на Спасскую башню.

   Ага. А вот и мои клиенты.

   На площадь выкатилась поливальная машина. Заметьте, внеурочно.

   И как пропустили? Впрочем, забудьте этот вопрос, в вашей стране многое остается неразгаданным.

   Не теряя времени, поливалка открыла кран. Потекла широкая струя белой краски.

   Народ шарахнулся в разные стороны. Милиция начала медленно реагировать: двое патрульных неуверенно пошли к загадочным малярам.

   Да, милицию застали врасплох. А мы знали, что клопоидолы готовят инсталляцию.

   Цель — написание знаменитого трехбуквия на букву «х» в самом сердце столицы.

   Я распахнул окно, обернулся к продавщице мехового бутика. Красавица! Стоит, как манекен. И глаза пустые-пустые...

   — Через пять минут проснешься. Меня тут не было.

   Прыгнув вниз, я на четвереньках спружинил о брусчатку, перекатился через голову и встал на ноги. Побежал к поливалке.

   Первая палочка буквы «х» уже была готова... Водитель играл с милицией в пантомимическую непонятливость, выключив кран и разворачивая машину на позицию «для второй палочки».

   Сомнений не было, стражи порядка попали в одурманивающее поле. Сами-то они, надеюсь, не настолько глупы, чтобы просто стоять и махать руками?..

   Выхватив ствол, я всадил три заряда в желтую цистерну. Из рваного бока хлынула краска.

   Водила почувствовал попадания, ударил по тормозам. Открыл дверь.

   О, да это сама Нагасима Хиросаки, главный полевой агент неприятеля!.. Позже, позже объяснения.

   Сейчас было важно закрепить успех. Ствол снова бабахнул, разрывая покрышки заднего колеса.

   Все. Вот вам, клопоидолы, то слово, которое вы хотели намалевать!

   Нагасима выскользнула из кабины, в три прыжка очутилась передо мной. Быстрая, сволочь, и верткая. Стрелять по ней я не решился. Можно людей поубивать.

   А как щелкают затворы фотоаппаратов! Туристам повезло! Снимки будут роскошные — пот прошибет.

   Хиросаки схватила ствол. Сломала.

   Я подпрыгнул, нанося ей хороший удар в челюсть. Агент красиво упала на спину.

   Тренированный боец. Вскочила мгновенно.

   Правда, ее умственная концентрация ослабла, и милиция опомнилась, избавившись от ментального контроля.

   Зазвучали классические команды стоять и бояться. Как назло, мне в спину.

   Я замер, поднимая лапки вверх. Нагасима, слегка прикрываемая мной, быстро рванула в толпу зевак.

   Желающих пострелять не нашлось.

   Из-за машины выбежали еще двое патрульных и кинулись за улепетывающей художницей.

   Мной занялась пара милиционеров.

   — Рылом в землю!

   Я не стал проламывать рылом древние камни до самой земли, а просто улегся на живот, укладывая ладони на затылок.

   Чье-то недружественное колено с размаху уперлось мне в спину. Страж по-хозяйски заломил мои ручонки. Щелкнули наручники.

   — Не на того напали.

   — Чиво?! — оскорблено удивился страховавший патрульный.

   А набежало-то их — словно на новогоднюю сосну! Или елку?

   — Я ни при чем. Водитель сбежал. Я его хотел поймать.

   — А это что? — перед моим лицом замаячил сломанный ствол.

   — Игрушка, — улыбнулся я. — Сыну начальника купил в подарок.

   Мне агрессивно не поверили. Было неприятно, обидно, но ничуть не больно. Такова моя физиология.

   Выскочившие из прыткого «Соболя» бойцы засунули меня в кабину, и мы отбыли в сторону Лубянки.

   Пока мы едем, пугая граждан мигалкой и сиреной, позвольте мне представиться.

   Пусть меня зовут Яша Ящуркин. У меня есть масса причин предлагать вам именно это имя.

   Во-первых, мое настоящее имя произносится и одновременно обозначается мимикой слишком сложно, чтобы описать на бумаге.

   Во-вторых, у нас не принято раскидываться личными данными, ведь я гражданин суверенного мира... хм... Снова проблема: название моей Родины произносится и одновременно обозначается мимикой... впрочем, вы поняли. Итак, я инопланетянин, ящер. Если приблизительно перевести самоназвание нашей расы, то я вылезавр.

   «Вылезавр» — это «ящер, который вылез на вершину интеллектуального доминирования». Мы разумны. И, между прочим, разумнее некоторых. Без обид.

   Теперь примите на веру еще одну вещь. Я и впредь буду оперировать нашими названиями, давая их в приблизительном вашем звучании. Семантика иногда позабавит, но такова проблема любого перевода.

   Я — участник особой штурм-группы. Скажем, «Нелюди в белом», хи-хи.

   Мы живем в Москве и выслеживаем клопоидолов. Тех самых, которые хотели написать плохое слово в хорошем месте. О них и их странных желаниях опять-таки позже.

   Сейчас вас должен был обеспокоить совсем другой вопрос: неужели бойцы спецподразделения спокойно воспринимали присутствие ящерицы?

   Конечно! А в чем проблема? Они же еще не такое видали!

   Шучу. Я — ящер-трансформер. По-вашему, оборотень. Миллионы лет эволюции развили у особей моей расы исключительные способности к мимикрии. Так что я выглядел нормальным парнем, если не измерять температуру и не слушать сердцебиение. Кстати, милашка Нагасима не трансформер. Насекомые — мастера навевать иллюзии. Перед вами богомол, а вы видите милую смуглую девушку.

   Этого пока достаточно, тем более, мы прибыли к месту моего заключения. Если вы полагаете, что меня надо было везти не на Лубянку, а в психиатрическую клинику, то ошибаетесь. То ли еще будет.

   Капитан в цивильном костюме, хмурый и лупоглазый, как ваш царь Петр на Москве-реке, сел передо мной за стол.

   Глаза-телескопы капитана сканировали меня почище ИК-сенсоров. Ничего нового они не насканировали: лысый гладковыбритый парняга в кожаной куртке, футболке, с цепочкой на шее. Под стол пытливый взор дознавателя не попал, да там кроме джинсов и армейских ботинок рассматривать было нечего.

   Лицо у меня открытое, как у боксера в двенадцатом раунде. Правда, симпатичнее.

   Над внешним видом мы с моим наставником поработали особенно тщательно. Ярополк Велимирович (это местное паспортное имя наставника) называет меня «усталым скинхедом». Предполагается, что в этом обличье я привлекаю минимум внимания и отпугиваю максимум внимательных.

   — Как звать, большевик? — капитан достал портсигар.

   — Я не большевик, товарищ милиционер, — мое лицо было серьезным, словно посмертная маска. — Зовусь Яковом Владимировичем Ящуркиным. Паспорт изъяли ваши... соратники.

   Мгновением позже я понял: слово «сотрудники» было бы более точным.

   — Соратники? — капитан прохладно изумился. — Ну, мы не совсем милиционеры, Яков Владимирович... Блин. Скинхед?

   — Нет, завязал.

   — А форма одежды?

   — Весьма удобная для спокойного существования в этом непростом мире.

   — Типа мимикрии что ли? — усмехнулся дознаватель, открывая портсигар и выхватывая сигаретку. — Бывший скинхед Яков... Анекдот!.. Что делал на площади, Яша?

   — Я понимаю, на что вы намекаете, товарищ не совсем милиционер. Но с национальностью мое имя никак не связано. А на площадь я к дедушке Ленину пришел.

   Капитан закурил, и, щурясь, вцепился в меня взглядом.

   — Говорливый ты, Яша, и это здорово. Проговариваешься на ровном месте. Нацбол, все-таки, а?

   — Опять-таки нет, товарищ капитан. — Я приложил руку к груди, обозначая исключительную честность, и погнал заготовленную речь. — С детства мечтал на мумию великого вождя посмотреть. Еще пионером страстно хотел. А тут и оказия вышла. Приехал из родного Ярославля. Только опоздал. Надо было мне раньше... Очередь к нему, как за колбасой в конце восьмидесятых!

   Наставник любит сдабривать «легенды» разными деталями, правда, иногда прокалывается.

   — Брешешь, Яша, — заключил после недолгого раздумья капитан.

   Надо отдать этому представителю вашего вида должное. Проницательный.

   — Я же не собака, чтобы брехать, товарищ капитан.

   Он сощурился до высшей степени схожести с восточными монголоидами.

   — Я не представлялся. И не в форме. Откуда такая осведомленность?

   Я небрежно пожал плечами, мысленно делая себе наистрожайшее замечание, и для разнообразия сказал правду:

   — Слух хороший, товарищ капитан. Вас за дверью так приветствовали, перед тем, как вы вошли...

   — Что написать-то хотели? — неожиданно спросил дознаватель.

   — Я? Ничего. А она — не знаю, — тут я не сплоховал.

   — Кто она-то?

   — Девица в поливалке, от ваших милиционеров сбежавшая.

   — А дырки в цистерне ты продырил вот этой игрушкой?

   Капитан выложил на стол помятый ствол.

   — Полно вам! Пистолетиком из «Детского мира»? — рассмеялся я (ствол действительно удачно копирует игрушку). — Это наверняка пэпээсники. Краска так и полилась. Разрывные, что ли?

   — Знаешь, Ящуркин, больно ты умненький для скина... — Капитан вздохнул. — Глупый какой-то, но умненький.

   Мы долго беседовали на разные темы, возвращаясь к одним и тем же вопросам. Затем дознаватель утомился. Еще бы! Вечерело уже...

   Меня проводили в одноместный номер с железной дверью и решеткой на окне.

   Я сел на кушетку, позволив пленкам закрыть глаза. Хе-хе, лысый парень с молочно-белыми глазами. Фильм ужасов «НКВДушная ночь в ФСБушке на курьих ножках».

   Расслабившись и замедлив жизненные токи, я дал себе трехминутный отдых.

   Здесь делать было нечего.

   Я встал с кушетки и вышел из камеры.

   Сквозь внешнюю стену.

  

  

  

  

Глава 4. Яша. От погон к погоням

  

   Мы живем в контекстах.

   У каждого свой базовый контекст. У кого-то шире, у кого-то уже.

   Жизнь — это бесконечный поток информации: овеществленной либо энергетической. А вещество — сгустившаяся энергия.

   Контекст, в котором существует моя раса, несколько шире вашего. Поэтому мы можем прилетать к вам, а вы пока нет. Поэтому мы можем ходить сквозь стены, а вы нет. Поэтому... простите, я хвастливо увлекаюсь.

   Итак, я покинул здание, на несколько секунд расширив контекст восприятия реальности. Если в какой-нибудь вашей компьютерной игре ввести код прохождения сквозь стены, то результат будет таким же: вы не разобьете лоб, а выйдете на той стороне.

   Я вышел на высоте третьего этажа и вернулся в контекст вашей реальности. Сгруппировался, упруго приземляясь на узкий газон. Зашагал по тротуару к метро.

   За мной был хвост.

   Хи-хи, не мой хвост, а фигуральный. Слежка. Два крупных мужика в строгих серых костюмах. Боевики-отморозки.

   Их звали Хай Вэй и Ту Хэл. Они были берсеркьюрити моего врага. Здоровенные амбалы, волки позорные. В том смысле, что опозорили звание высших биологических форм служением презренным насекомым. Наемники...

   Я испытал тяжесть в горле — верный признак легкой тревоги. Этих-то для слежки не посылают. Значит, меня будут либо захватывать, либо уничтожать. Проверять, что именно у нас в меню, я не хотел.

   Для начала я юркнул в магазинчик одежды, прошел сквозь стену в продуктовый и далее во двор.

   Разумеется, это был не особо сложный финт. С их-то чутьем... Хай Вэй вывалился во дворик через черный ход магазина одежды. Ту Хэл продолжил фланировать по проспекту. На всякий случай.

   Можно было вернуться в многолюдье, надеясь, что мои преследователи получили от хозяев инструкции не калечить местное население. Вероятность низка... Можно остаться во дворе, дав бой Хай Вэю. Он вооружен, я нет. Вывод: нужно бежать.

   Не самый надежный сценарий — бежать от самца берсеркьюрити, животного-охотника, азартного преследователя, разумного хищника с планеты... с планеты... Хм, снова проблема перевода. Пусть будет У-у-у-у. Не У-у-у-у-у, и не У-у-у. Именно У-у-у-у.

   С ударением на третье «у».

   Я метнулся к противоположной стене, провернул фокус с контекстами и пробежал здание насквозь, оказавшись на более-менее оживленной улице.

   Существо в расширенном контексте воспринимается как мутное, почти незаметное облако. Возвратившись в привычное для вас состояние, я чуть было не столкнулся с миленькой брюнеточкой.

   — Ой, Гоша Куценко! — вымолвила девица.

   — Ошибочка вышла, — ухмыльнулся я. — Не Гоша, а Яша. А вас как звать?

   — С-света...

   — Очень приятно. А сейчас простите, за мной гонятся не анти, но киллеры.

   Я прошмыгнул между трогающихся в вечной пробке легковушек на другую сторону улицы. Оглянулся.

   Хай Вэй нетерпеливо топтался, пережидая уличный поток. Перепрыгивать не решится: слишком много проводов.

   Мне оставалось лишь припустить к станции метро.

   Я недооценил Ту Хэла. Он-то как раз занял оборону у входа в подземку. Я свернул на проспект, чуть не попав под колеса маршрутного микроавтобуса. Пересек еще пару полос и изящно прыгнул в кузов бодро катящегося грузовичка. Прочь из центра.

   Преследователи не отставали. Они узурпировали легковой автомобиль, ударив хозяина по голове тяжелым тупым предметом — лбом Хай Вэя.

   Ужасный у вас транспорт. Вонючий и вредный, как испарения Закациналионных болот на планете Отстой-900. На первом же светофоре я снова оказался на тротуаре.

   Хай Вэй и Ту Хэл выскочили из авто.

   Ужасно не хотелось трансформироваться в боевую форму. Мы предпочитаем не афишировать свое пребывание в чужих мирах: не все адекватно относятся к иным видам.

   Бегать от берсеркьюрити бесполезно...

   Почти стемнело. Может, все же трансформироваться?

   Бой мне вряд ли выиграть... Ничья — возможна. Наиболее вероятна их победа.

   Оставалось драпать, используя преимущество расширения контекста.

   Я тихо мечтал о стволе. Преследователи, естественно, знали, что я безоружен. И сами не стреляли. Значит, хотели взять в плен?

   Чудеса возможны.

   Забежав за угол, я чуть не столкнулся с Эбонитием, нашим завтраком.

   Сканер на его запястье пищал, как погибающая в кошачьих зубах мышь. Ага, меня искал.

   — Держи стрелялку, — пробубнил завтрак, распахивая полу легкого плаща.

   М... Там был целый арсенал! Я схватил ствол пострашнее.

   А вот и Хай Вэй с Ту Хэлом. Легки на поминки.

   Громилы замерли, глядя на излучатель, приведенный в боевой режим.

   Излучатель был замаскирован под мобильный телефон. Моих преследователей остановило характерное голубое излучение вокруг псевдомобильника.

   — Сегодня вам не повезло, — сказал я. — Уходите.

   Даже сквозь иллюзор-поля личин, за которыми скрывались настоящие Хай Вэй и Ту Хэл, проступило нечто хищное. Громилы справились с яростью, коротко кивнули и скрылись за углом.

   Мы с завтраком попятились и вскоре зашагали к машине, припаркованной через квартал.

   Итак, настала пора пояснить, что такое «завтрак».

   Разумеется, я не питаюсь людьми по имени Эбонитий.

   Завтрак — это заведующий тракторным хозяйством. Шуточная кличка разумного биомеханического алкоголенезависимого слесаря. Во многих вселенных алкоголенезависимые слесари являются редкостью. Нашего звали... Тут я снова напомню вам о том, что не все наши понятия можно адекватно передать посредством человеческой речи. Имя завтрака можно записать как «Фьиу-чик-пик», но это будет ужасно неточно. Посему придется довольствоваться местным аналогом «Эбонитий».

   Эбонитию недавно стукнуло шестьдесят земных. Он не всегда был техником-слесарем. Сначала он окончил пропофак Межцивилизационного университета. Пропофак — факультет проповедников. Если бы встала задача обратить ваше человечество в какую-либо новую религию, то квалификация выпускника пропофака позволяла сделать это за каких-то полвека.

   Но карьера «торговца духом» (так отзывался о своей первой профессии сам Эбонитий) разочаровала его после первого же задания Совета Регрессоров. Ох, зря я так подробно... Теперь придется объяснять, кто такие регрессоры. Регрессоры — это добровольное коммерческое общество, занятое откатом юных непропорционально развитых цивилизаций. Вашей они тоже давно заинтересовались. Вот бесплатная подсказка: поглядите на последние десять-двадцать лет и убедитесь, что с вами уже активно работают.

   Блестяще убедив юную расу птиц не летать, чтобы не гневить каких-то там богов, Эбонитий схватился за голову: жизнь может быть потрачена на внушение птицам не летать, улиткам не ползать, вегетаблианцам не выспевать, людям не гадить в колыбель... Простите, вырвалось.

   Эбонитий ушел в технари. Окончил курсы звездоворотчиков (наладчиков межзвездных ворот) и кучу разных других, подался на вольные хлеба. Мой наставник нашел Эбонития по объявлению.

   Вот кто такой завтрак.

   Мы сели в машину и приехали на базу — в неприметный бирюлевский особняк.

   На втором этаже горел свет — наставник не спал.

   Поблагодарив Эбонития за помощь, я забежал через калитку во двор, оставив за спиной чугунный заборчик с прикрученной к нему вывеской:

  

Частное сыскное агентство

"Оборонилов и партнеры"

  

   Дверь открылась автоматически, я проследовал по лестнице на второй этаж.

   В приемной Ярополка Велимировича Оборонилова меня встретила неизменная секретарша Скипидарья.

   Скипидарья — девушка ослепительная во всех смыслах. Радикально фиолетовые волосы, уложенные в невообразимо космическую прическу, яркий неестественный макияж, кислотно-зеленые тона костюма, кстати, деловой модели, красные туфли с мигающими светодиодами...

   Господин Оборонилов держит секретаршу для того, чтобы три четверти посетителей разворачивались на пороге приемной.

   Скипидарья улыбнулась мне, я улыбнулся ей. Прямо-таки конкурс «Теплее, шире, светлее!»

   — Как жизнь? — спросила она.

   Не поленюсь отметить: Скипидарья прелестно пришепетывает, поэтому слово «жизнь» в ее исполнении звучит как «шизнь». Весьма точная оговорка.

   — Спасибо, нелинейно. Сам у себя?

   — Просил не беспокоить.

   — Я срочно.

   — Попробуй.

   Люблю эту девчонку.

   Секретарша моего наставника — самочка расы анакондоров. Анакондоры почти родня нам, вылезаврам, то есть относятся к классу, который вы, люди, пренебрежительно называете «пресмыкающимися». Нельзя так, ребятки, мы все же древнее.

   Раса парящих змей обзавелась не только рукокрыльями, но и роскошными, хоть и слабыми ногами. А помахивание плоского хвоста Скипидарьи заставляет оба моих сердца биться чаще. Почему плоского? Чтобы рулить в полете. Почему волновались мои сердечки? Потому что у нас, вылезавров, форма хвоста есть показатель сексуальности.

   Родина Скипидарьи — планета с весьма агрессивной средой. Кислотная атмосфера, щелочные озера, — одним словом, ад для вас, людей. Экстремальная среда привила анакондорам определенные привычки и черты характера. Например, как вы уже убедились, наша секретарша любит радикальные тона нарядов, волос и макияжа. А еще — слюна... Если анакондор плюнет на пол, то прощайте, ковер, линолеум, пол, и здравствуйте, соседи снизу.

   Как анакондоры расслабляются? Ну, Скипидарья любит подышать углекислотой, угарным и серным газами, парами аммиака, свинца и ртути...

   Короче, она идеально подготовлена к жизни в Москве.

   Вытянув на мгновение язык в сторону фигуристой и опасной секретарши (аналог вашего воздушного поцелуя), я повернулся к двери наставника.

   Нажал ручку, толкнул. Заперто.

   Постучал. Молчат.

   Ударил обоими кулаками.

   Дверь блином рухнула в кабинет.

   Ярополк Велимирович сидел в кресле, подле зеленой лампы, и читал толстую книженцию. Он поднял бровь, не отрываясь от книги. Проговорил:

   — Хм, она открывается в сторону, а не вниз.

   — Извините, шеф. Вы ее заперли и не отвечали на стук, вот я и...

   — На стук, Яша, отвечают в другом учреждении. — Наставник оторвал взгляд от страниц, закрыл книгу, улыбнулся. — Объявляю тебе благодарность за срыв вражеской инсталляции.

   — Спасибо, Ярополк Велимирович.

   — А дверь починишь на свои.

   Наставник аккуратно положил книгу на стол. Так и есть: опять читал «Malleus Maleficarum». Отчего-то нравилось Оборонилову перечитывать это пособие по охоте на ведьм, причем в подлиннике.

   Ярополк Велимирович встал с кресла. Мой учитель-вылезавр имел вид Ильи Муромца, получившего министерский портфель. Мощный мужик в коричневом клетчатом костюме-тройке. Архаичный волосяной покров на подбородке и скулах, седоватая шевелюра (виртуозный образчик мимикрии, я-то хожу лысым). Лицо волевое, тип «отставной офицер».

   Сегодня на ногах наставника были трогательные тапочки-собачки. Это означало, что Ярополк Велимирович хандрили-с.

   — Совсем из ума выжил верховный клопоидол, — вздохнул учитель, подходя к бару. — Коньячку хлопнешь?

   — С удовольствием.

   Я коротко облизнулся. Люблю коньяк!

   Наставник вручил мне наполненный темно-янтарной жидкостью бокал, сел обратно в кресло, принялся вдумчиво потягивать.

   Я устроился на диване.

   — То, что акция клопоидолов не получилась, уже в новостях видел. Рассказывай, как покинул сцену, — велел Ярополк Велимирович.

   Пришлось описывать перипетии минувшего дня. Учитель выслушал, не прерывая.

   — Отлично. — Он хлопнул ладонью по подлокотнику. — Все правильно сделал. Готовься завтра к групповой операции по схеме «братва».

   — Есть, товарищ командир!

   Я отбыл в свою комнату и завалился спать.

  

  

  

Глава 5. Марлен. Света в конце туннеля

  

   «Буду благородным предателем», — такое решение выработал Востроухов, валяясь на диване, где его оставил упырь Вова.

   Марлен перетряс массу доводов, но с самого начала он согласился с вампиром: ненависть к эльфам имела определяющее значение.

   Здесь важными оказывались мелочи. Например, упырь пришел именно в представительство, хотя мог перехватить Марлена в московской квартире, любимом ресторане или по дороге. Конечно, эффектный ход. Ход, издевательски демонстрирующий ему, что силы неравны, что его достанут даже в этой потайной крепости, которую эльфы в гордыне своей считают неприступной.

   При таком раскладе обещанное вознаграждение легко могло превратиться в устранение. Дешево и сердито.

   Да, теперь Марлен был начеку, и один косящий под лошка упырь вряд ли подберется к его шее...

   Востроухов потрогал место укуса. Две почти заросшие шишечки вроде пыщиков. Ни боли, ни зуда. Но как его плющило вечером!

   Марлен нервничал, потому что испугался. Команда бодрых упырей не оставит ему никаких шансов.

   Самым верным, с точки зрения личной безопасности, было бы вмазаться транспортным наркотиком и рассказать лесному народу, какие ребята им заинтересовались и почему. Бежать, спрятаться, объявить тревогу...

   Но здесь его мама. Вызвать сюда, чтобы забрать с собой? Нет, вампиры наверняка слушают телефон, а то и следят за ней.

   «Папашу я бы, скорее всего, слил, — подумал Марлен. — Но маму...»

   Скорее всего, она отжигала сейчас в каком-нибудь пафосном заведении или крутила роман с самым непредсказуемым кавалером — чиновником или олигархом, спортсменом или актером. С нее станется.

   Фактически он был бессилен, уязвим. Причем дважды.

   Была ведь еще и Светлана, о которой он, к счастью, ни разу не подумал при упыре, но о которой вампирам наверняка известно, раз уж они не ошиблись в его возрасте.

   Светлана, Света... Он ее любил, теперь это стало еще яснее. Три года они встречались, еще год живут гражданским браком.

   Марлен взялся за телефон, чтобы позвонить ей. Час ночи, она наверняка не спит.

   «Повредит ли ей мой звонок? Не погублю?» — чем яснее Марлен осознавал свою уязвимость, тем мощнее развивалась в нем паранойя.

   В следующий миг он подумал, что теоретически упырь может подслушивать его мысли и на расстоянии. Какие у Вовы способности? Вдруг через укус он устанавливает с жертвой особую связь?

   Назвав себя жертвой, Марлен разъярился: век с четвертью прожил, а ума не нажил! Он не жертва, он полуэльф-получеловек, у него есть пара собственных фокусов. В конце концов, все узнают, кто жертва, кто охотник.

   Молясь, чтобы упырь не слышал его мыслей, Марлен временно запретил себе обдумывать планы и стал усиленно искать способ не раскрывать телепату подлинных стремлений.

   Упырь читает то, что проговаривает ум. Значит, надо научиться мысленно «болтать» о чем угодно, только не о сокровенном. А может быть, есть какие-то препараты, прием которых сбивает умственную «трансляцию»?

   Как же было бы здорово: принял таблетку, и вместо твоего внутреннего монолога вампир услышит полную бессмыслицу. И такие таблетки есть. Правда, упырь услышит ровно то, что будет твориться в мозгу торчащего.

   — Хм... — Марлен сел, невзирая на ломоту в теле. — А что если дурь будет настолько забористой, что вовлечет упыря и, чем черт не шутит, отобьет ему «телепалку»?..

   Он читал что-то подобное в материалах по веществам — служащие представительств проходили неслабую спецподготовку. Надо будет порыться в архиве.

   В кабинете зазвонил мобильный.

   Марлен, кряхтя, поднялся и протопал на рабочее место.

   Звонила Светлана. Решился ответить.

   — Да, милая?

   — Где ты есть? — Прекрасный бархатистый голос ее был пропитан тревогой.

   На сердце Марлена потеплело, как это банально ни звучит.

   — Прости, Свет, я на работе. Срочные пересылки.

   Она дала отбой.

   Марлен усмехнулся и положил руку на трубку стационарного телефона представительства. Раздался звонок.

   — Да, милая. Проверила меня?

   — Мог бы предупредить! — Теперь в голосе сквозила обида.

   — Прости еще раз. Здесь было жарко. Самый бешеный день в моей карьере. Как ты сама?

   — Я-то нормально. — Светлана снова беспокоилась. — А у тебя... Ничего смертельного не случилось?..

   Он рассмеялся:

   — Нет, тьфу-тьфу-тьфу, все живы-здоровы. Просто неожиданный цейтнот. Через час буду дома.

   — Целую.

   Положив трубку, Востроухов постоял в задумчивости.

   У него в архиве должны были лежать два выпитых упырем трупа.

   Марлен выругался и заковылял в архив.

   Там не было ни трупов, ни материалов.

   Пустота.

   Глава представительства растер виски. Это уже фарс... Хотя почему же? Он провалялся без сознания с полудня до вечера. Если упырь был не один, то спасибо, что мебель оставили.

   На картотечном шкафу стоял согнутый вдвое лист бумаги.

   Марлен взял его в руки, развернул и прочитал записку, написанную аккуратным пижонским почерком: «Извините, все вернем до утра. Кроме сотрудников. Наймите новых, по этим не скучайте. В.»

   Зачем вампирам понадобились записи прибытий и отбытий эльфов за последние четыре сотни лет, Востроухов не знал. Может быть, упыри и сами не знали.

   Сюрреализм продолжался: Вова ведь мог и не убивать двух помощников. Возможно, их тупо перекупили. Да, вероятнее всего. Они и помогли упырю пройти все препятствия.

   Представив, как эти милые трудолюбивые мужчины с красивыми именами Петр и Леонид, с иголочки одетые и отлично вышколенные, собирают и выносят архив представительства, Марлен неподобающе зарычал.

   Да, он стремительно терял лицо. Если бы не предупреждение Вовы, Востроухов уже высадил бы бутылку водки прямо из горла. Рашн анестетик.

   Осталось проверить секретную комнату. Туда прибывали путешественники, оттуда они «улетали», там хранился запас доз и самые важные документы. Если упырь побывал и там... Марлен постарался не думать об этом.

   Он вернулся в свой кабинет, запер входную дверь на засов, потом свернул в комнату, в которой Вова заполнял анкету.

   Стол, стул, шкаф, на стене — панно с японским сюжетом.

   Внешне все выглядило нетронутым.

   — Штатный доступ! — произнес Марлен.

   Панно поднялось, как занавес. Потайная панель на стене скользнула вправо. За ней была дверь с кодовым замком и сенсором для проверки сетчатки. Эльфы не скупились на меры безопасности.

   Введя код и приблизив лицо к сенсору, Востроухов попал внутрь.

   Здесь упырь не побывал. Холодильный шкаф с дозами работал, как надо. Сейф с бумагами стоял целёхонек. Запертые застекленные полки с методичками и прочей эльфийской грамотой также не носили следов взлома. Марлен успокоился.

   Все, надо ехать домой, к Свете — последнему человеку, которому он может доверять. Кроме мамы, разумеется. Но их впутывать ни в коем случае нельзя.

   Взяв из ящика пистолет и погасив везде свет, Марлен вышел из офиса. Спустился на автостоянку. Темно-серый BMW X5 стоял на месте. Востроухов не удивился бы, если бы машины не оказалось.

   Ехал и постоянно смотрел в зеркало заднего вида. Либо слежки не было, либо его классически «передавали» по эстафете.

   В подъезд входил, прикрываясь бронированным портфелем и держа пистолет наготове. Едва не застрелил курильщика-соседа. К счастью, тот ничего не заметил.

   «Вот она, мания преследования». — Уняв сердцебиение и спрятав пистолет в портфель, Марлен позвонил в дверь своей квартиры.

   Светлана открыла. Она была божественна.

   Он любил ее черные волосы, большие завораживающие глаза, идеальное лицо. Светлана не относилась к знаменитой московской породе «цыпленок табака» — не тщедушная, не ссутуленная, наоборот — вызов типовой москвичке. Наверняка Рубенс не стал бы ее рисовать, но к его формату она приблизилась вплотную.

   Сейчас она была в одном из самых развратных пеньюаров. Марлен понял: его ох как ждали.

   — Я сегодня на улице встретила брутального мужчину. — Марлен услышал запах коньяка и сигариллы, тем не менее, видел, что девушка только притворяется подвыпившей. — Он был абсолютно лысый, и при этом настоящий бык. Наверное, он болеет за «Спартак», а в перерывах между играми бьет таджиков своими армейскими ботами. Я чуть не бросилась на него прямо на улице.

   — Что тебя удержало?

   — Я была в белье, которое стыдно показать людям. Старая коллекция.

   — Понимаю... — Марлен шагнул в квартиру. — Давай продолжим переговоры при закрытых дверях.

   Светлана сиганула ему на шею, обхватила руками-ногами, впилась в губы. Он застонал от ломоты в теле. Завершая поцелуй, она укусила его за губу и спрыгнула.

   — Не рано ли ты стонешь? — Ее рука беспардонно проверила, как там у Марлена пониже пупка. — Хм, на полшестого... А чего мычим, теленочек? Я что, прибавила в весе?

   Она подозрительно прищурилась.

   — Спина затекла. Бумаги. — Хмуро соврал Марлен, поставил портфель на пол и закрыл дверь.

   Светлана подождала, поставив одну босую ногу на другую и склонив голову набок.

   Марлен поцеловал ее в шею (неспроста же она так стояла) и, разувшись, повел ее в спальню. Сказал:

   — План такой. Ты лежишь и загадываешь тридцать три желания, а я быстро принимаю душ и вдумчиво их исполняю.

   — Не придешь через десять минут — уйду к тому скинхеду, — пригрозила она.

   Через семь с половиной минут он явился, готовый на альковные подвиги. Он успел закинуться веселой таблеточкой, купленной у проверенного пушера. Таблеточка слегка улучшила самооценку Марлена и сняла болевые ощущения в мышцах. У полуэльфа был высокий порог чувствительности к наркоте: сознание его осталось совершенно ясным. Кровушка-кровушка...

   Светлана была в постели требовательна и изобретательна. Марлен, получивший-таки от папаши легкую форму эльфийской фригидности, со Светланой ожил и почувствовал себя кроликом. Он очень дорожил этой женщиной. Конечно же, она была далеко не первой его любовью, партнершей, сожительницей, но лучше нее он женщин не знавал.

   А всё потому, что Светлана, двадцатипятилетнее земное существо, открыла Марлену глаза на доселе недоступную ему правду: секс бывает подлинным и мнимым.

   Мнимым занимается большинство людей, и, хоть он выполняет главную физиологическую функцию, то есть ведет к зачатию новой жизни, истинного освобождения участникам не приносит.

   Подлинный секс... Марлен сначала думал, что он уводит из этого мира, и даже боялся в наивысшей точке ненароком развоплотиться, чтобы в лучшем случае оказаться в мире лесного народа, а в худшем — не оказаться нигде. Востроухов осторожно высказал эти опасения, не распространяясь об эльфах (он так и не ввел Светлану в особенности своего происхождения и бизнеса). Она ответила, что настоящее переживание никуда его не выбросит. «Подлинный секс, он потому так и называется, что на непродолжительное время делает этот мир подлинным», — однажды изрекла она. Слова были явно не ее, это Марлен научился определять еще до рождения своей самой лучшей женщины, а вот верила она в озвученную формулу железобетонно.

   Конечно, Марлен навел справки о Светлане еще в начале их знакомства и выяснил: девочка происходит из нерядовой семьи, но как-то рано и принципиально «отложилась»; увлеклась дизайном и прочими художествами, выучилась, а параллельно попала в тантристы. Быстро сменила первую группу, потому что распознала — фуфло толкают. В Москве есть всё. Москва — микро-Греция России. Светлана отыскала подлинного мастера.

   В конечном итоге, она переросла и этот уровень. Оставаться в группе ей не хотелось, она ушла. Через год познакомилась с главой представительства эльфов. Он, конечно, был легализован как директор фирмы (фирма располагалась над фальш-этажом с настоящей работой Востроухова).

   И стала Светлана его воспитывать.

   Марлену, который вмазывался для перемещения меж мирами, было легко принять правила игры в тантру. Иногда он ловил себя на мысли: если бы Светлана оказалась маньяком-убийцей, он, вполне вероятно, разделил бы и это ее увлечение, потому что привязанность к ней была невыразимой, полной и буквально молекулярной. И, к слову, привязанность эта была взаимной.

   Спустя полтора часа они лежали рядом, приходя в себя после совместного путешествия в подлинный мир.

   — Ты сегодня был какой-то особенный, — сказала Светлана.

   — По-моему, нормальный.

   — Нет, то есть, да... — Она повернулась на бок и уткнулась лбом в его плечо. — Ты был близок к идеалу, как никогда раньше. Наша любовь выходит на новый уровень, Марлен.

   — И как порядочный человек, я обязан...

   Светлана несильно сунула кулачком Марлену по ребрам.

   — Опошлил, блин, весь момент!

   — Прости. — Он поймал ее руку и поцеловал. — Наверное, это из-за работы — такого аврала с раздраем у меня еще не было.

   — Но ты справился, да?

   — Почти.

   — Ты вник? Мы сегодня были настолько близки к тому соитию, которое зарождает вселенные, что мне казалось, будто окрестные люди тоже вовлекаются в наш танец! — Она говорила с тихой восторженностью убежденного человека.

   — Да, нечто вроде того... — признал Марлен. — Слушай, может быть, через некоторое время мы отправимся с тобой куда подальше отсюда?

   — Ага, сейчас прямо! — Она фыркнула и тут же стерла несуществующие слюни с плеча Марлена. — У меня контракты с клубом и фитнес-центром. Продрюкаемся до осени, как минимум.

   — Вот, значит, чем ты занимаешься, — рассмеялся Востроухов, сгреб Свету в охапку и стал целовать, как влюбленный мальчишка.

   Впрочем, он себя именно так сейчас и чувствовал.

   Пока не зазвонил телефон.

  

  

  

Глава 6. Князь Владимир. Два билета в Сваргу

  

   — А что, коллеги, может, в честь хорошего начала выпьем крови христианских младенцев? — Лже-студент Вова энергично потер руки и обвел взглядом одиннадцать упырей, присутствовавших в зале советов.

   Шутка была старая, но вампиры заулыбались, потому что важен не возраст остротки, а тональность докладчика. Лики, проступающие из полутьмы, принадлежали князьям — самым опытным менеджерам вампирского проекта. Им нравилось иногда ввернуть словцо-другое из лексикона местной пищи, или как они ее еще называли, стада. Ведь верхушка местного стада веками поражала упырей лингвистической изобретательностью. То у голландцев и немцев натащат слов и окрестят ими попутно стыренное там же чиновничество — коллежские асессоры, камер-юнкеры. То офранцузятся, как в девятнадцатом веке. То положат родной язык на плаху англицизмов, как в последние десятилетия... Но веселее всего им всегда удавалась бюрократическая музыка — прокламация, продразверстка, индустриализация, перестройка, гласность, деноминация, приватизация, санация, монетизация, эффективный менеджмент, модернизация. Нанотехнологией величали любое бессмысленное и монотонное занятие. Последняя фишка — отрешить от должности. Так теперь упыри называли убийство. «Вот, братья, дружинник сорвался — задрал пятерых в ночном клубе. Пришлось от должности отрешить — за ушко да на солнышко».

   Вова останавливал взор на каждом из князей. Один другого древнее. И все — русичи, пусть не всегда чисты по крови, но зато сердцем преданы Изначальной Русколани. Вова был самым юным, зато равным им — наследником высокородного упыря, погибшего в русско-финскую войну. А кто-то из князей помнил вкус крови самой Екатерины Великой, кто-то пивал кровь из запястий на брудершафт с Петром Первым, а родоначальник — князь князей, известный профанам под именем Бус Белояр — и вовсе начинал в третьем веке новой человечьей эры, берущей начало от рождения Христа.

   Бус был жилист и высок ростом. Борода, усы, длинные волосы, схваченные тесьмой. Черты лица — словно вырезанные из дерева тонким умельцем. Оттого Бус имел сходство с древним кумиром, который волею богов из простой чурки вдруг превратился в человека. Плечи широкие, одежда простая, удобная — черная рубаха навыпуск, в меру просторные штаны, мягкие сапоги, кинжал на поясе.

   Настоящий князь князей.

   Такого дресскода придерживались все, сегодня выделялся лишь Вова — кроссовки, джинсы, куртка, под ней — майка с надписью «Женщины, вам п...!»

   — Прошу садиться, — пригласил Бус. — Рассказывай, Володимир.

   Не все вампиры обладают даром телепатии, поэтому князь Владимир отчитался вслух: как проник в эльфийское представительство, как ломал Марлена Амандиловича, как быстро организовал копирование архива и компьютерных данных.

   Способ перемещения вызвал у князей замешательство — никогда еще наркомания не рассматривалась упырями со столь фантастической точки зрения. Но если потребуется наладить небольшой наркобизнес, то нет такой задачи, перед которой спасовало бы ночное княжество.

   — Прекрасные новости. Теперь мы знаем об эльфах еще больше. Осталось взять то, что нам нужно. — Родоначальник глядел на руки, сложенные лодочкой на столе, будто в них пряталась шпаргалка.

   Упыри-нетелепаты закивали, одобрительно шепчась. Остальные князья узнали от Владимира значительно больше, но самого главного, он, естественно, не утаил ни от кого.

   — Он будет с нами. — Бус имел в виду Марлена. — Думаю, согласится. Полюбовно и с радостью. То, что я прочитал в сознании Володимира, подтверждает прогноз: полукровка попробует играть против обеих сторон. Он достаточно разумен, чтобы подозревать нас в прагматизме. Позволь ему заблуждаться, Володь.

   — Конечно, княже.

   Все помолчали. Родоначальник оглядел князей отеческим взором.

   — Ну, добро, сыны. Так с помощью остроухих и замкнем Сварожий Круг, верно?

   — Истинно, — ответил за всех один из старейших вампиров.

   Все кроме Буса встали, пошли к выходу. Главное было обговорено и оставалось ждать сигнала — в зависимости от ответа Марлена предстояло утвердить один из давно разработанных планов и начать претворять его в жизнь.

   Родоначальник глядел, не мигая, на Чигирь-звезду — семилучевой символ, изображенный на лобной стене зала советов. Вдруг отмер:

   — Володь, а тебя я попрошу остаться. — Бус не гнушался иной раз поглазеть и в телевизор.

   Оставшись наедине, родоначальник и князь Владимир начали ментальную беседу.

   — Твои кмети пасут полукровку? — спросил Бус.

   — Да, княже. Лучшие соглядатаи.

   — Добро, добро. Полукровка — подарок судьбы. На его шее мы въедем в новый круг. Басурмане ждут эру Водолея, а мы устроим свой уклад, предками заповеданный.

   — Жизнь усложняется.

   — Нешто я не вижу? Ты печать бессмертия с тридцать девятого года несешь?

   — Да.

   — Ты молод, тебе легче свыкнуться с тем, что творит стадо. Стадо слишком разогналось и сходит с ума. Я ведь века провел у земли. Человек давал ей уход, она кормила человека. Сегодня я не вижу будущего. Они едят иноземную отраву (кровь пить потом противно!), а земля спит. Если мы ничего не изменим — пропадет Русколань... Поэтому жду не дождусь, когда мы сможем пойти по Родине днем! Ты, вьюнош, эльфийскую кровь уж достань.

   — Не подведу, княже.

   — Вижу, вижу... Муторно в пастве-то нашей... Дурманят ей головы, ввергают в плен умственный. А он хуже ига татарского. Что нам татаре были? Дневные князья чуть больше со стада сдерут, и — добро. А нынче чувствую — стереть нас хотят. Чтобы не было такого народа. Борзы упыри заокеанские, алчут боле, чем проглотить могут...

   Зазвонил мобильный телефон Владимира.

   — Послушай, кто там. — Бус поморщился, он не любил технические новшества, справедливо считая, что они уничтожают настоящую жизнь.

   Владимир поднял трубку.

   — Княже, у нас двое слухачей с ума сошли. — Голос его помощника был полон тревоги. — Полукровке кто-то подсобил!

   — Где он сейчас?

   — У себя. Из дома не выходил. Сейчас мысли его погляжу... Он только что блудил.

   — С этой... Светой?

   — Да. Железное алиби, язви его. Лежат, лясы точат, как это было здорово.

   — Больше ничего?

   — Нет. Только два слухача... Срам да непотребствие. Тебе лучше самому увидеть. — Сквозь бодрый дядькин цинизм, окрашенный напускным просторечием, прорывалась подлинная горечь.

   Владимир переглянулся с Бусом, который, разумеется, слушал разговор, получил его одобрение. Велел помощнику:

   — Жди, скоро буду.

   Бус побарабанил пальцами по столу и сказал:

   — А, пожалуй, Володимир, ты позвони полукровке-то. Поинтересуйся, как у него дела. Что-то не по нраву мне такие осложнения.

   Хотя самому лже-студенту не хотелось появляться на сцене раньше оговоренного времени, но родоначальника ослушаться он не решился.

   Востроухов долго не откликался, затем наконец-то соизволил принять звонок.

   — Слушаю, — услышал Вова недовольный голос полукровки.

   — Марлен Амандилович, простите за беспокойство. У вас все в порядке?

   — Странный способ давления, господин Путин. У меня все в порядке. А у вас?

   — Что вы, это не давление. Просто в вашем районе сейчас одно нехорошее событие произошло. Вы ничего не услышали?

   — Нет... Взорвали что-то?

   — Пока непонятно. Извините еще раз. Просто мы волнуемся. Доброй вам ночи.

   — И вам приятных снов. — Буркнул Марлен и отключился.

   Бус махнул Владимиру рукой:

   — Езжай, разбирайся. Держи в курсе.

   Князя Владимира встретили во дворе. Два толковых упыря, которых он присмотрел в провинциальной секции дзюдо и лично обратил, по-деловому подтянутые и готовые на все, коротко доложили, что никаких подозрительных субъектов и происшествий не было.

   Он кивнул и вошел в подъезд.

   Пахло кошками и вконец опустившимися людьми. Увы, в последние двадцать лет стадо сильно деградировало, Бус прав, подумал Владимир. Подлестничная вонь нанесла нокаутирующий удар по тонкому обонянию упыря, глаза заслезились, закружилась голова. И хотя он понимал, что этот подъезд далеко не самый запущенный, мнение о Марлене резко упало.

   Справившись с недомоганием и злостью, князь поднялся пешком на седьмой этаж (лифта бы он не выдержал). Дверь квартиры, смежной с жилищем полукровки и его сожительницы, бесшумно открылась — нижний пост связался с местным, — и дружинники встретили начальника.

   Князь вошел.

   Помощник — седобородый дядька Бранислав, служивший еще отцу Владимира, — встретил его поклоном.

   — Доброй ночи, княже.

   — Доброй, друже Бранислав. — Упыри обнялись. — Ну, показывай.

   Спятившие слухачи сидели в спальне, причем совершенно нагими (одежду кто-то из дружинников свалил в углу), и поза их вызывала отвращение: они обнимались, тесно прижавшись друг к другу, стройные и неподвижные, левая нога каждого лежала поверх правой товарища, рты припали к шеям.

   — Камасутра, бля, — прошептал Владимир, наклоняясь, чтобы рассмотреть выражения лиц.

   Синеющие лица несли маску благодушной отрешенности. В мыслях князя проскочили смутные ассоциации с изображениями индусских божеств. Кадыки слухачей медленно-медленно двигались — зачарованные упыри пили друг у друга кровь.

   Владимира затошнило.

   Дядька и трое дружинников старались глядеть все больше по стенам и в потолок.

   — Где туалет? — спросил он Бранислава, тот показал.

   В уборной, совмещенной с ванной, князь включил воду и постоял несколько минут, слушая журчание и глубоко дыша. Он смотрел то на разверзнутую в безмолвном крике пасть унитаза, то на хозяина квартиры, который лежал в ванне, на подстеленном дружинниками матрасе. Даже одеялом его укрыли, к пище надо относиться рачительно. Мужчина лет сорока впал в гибернацию — попили его изрядно.

   Тошнота постепенно отступила. Владимир сжимал кулаки и играл желваками. Кто-то насмехался над Ночным Княжеством и лично над ним. Этот кто-то сильно пожалеет.

   Смирив гнев, упырь положил руку на прохладный лоб хозяина квартиры. Разум мужика застыл, словно холодец. Ничего не взять. Последняя стадия анабиоза: пара глотков — и нет человечка.

   Умыв лицо ледяной водой, князь закрыл кран и вернулся в спальню.

   Он задвинул подальше мысли о невероятной кощунственности и дерзкой оскорбительности позы дружинников. Теперь медленно убивающие друг друга безумцы воспринимались как свершившийся факт. От этого факта и предстояло плясать.

   — Бранислав, ты пробовал читать в их умах?

   — Нет, княже. Я не сам. — Дядька был хмур. — Велел подменному слухачу. Еле успел его оторвать — стало засасывать в это...

   Бранислав обвел рукой вокруг голов сцепившихся упырей.

   — Где подменный?

   — В соседней комнате, слушает полукровку.

   Владимир прошел в зал. Типично-мещанская обстановка, которую составляют мебельная стенка, начиненная советскими еще книгами и унылой посудой, продавленный диван, подранные кошачьими когтями кресла, предсказуемые ковры на стене и полу, а также вечный фикус... В креслах сидели, словно в полудреме, двое дежурных слухачей. Князь легко определил нужного по эмоциональному фону, окрашенному в цвета страха. Притронулся к плечу. Упырь открыл глаза, хотел встать, но Владимир придержал его:

   — Сиди, Никифор. Что там? — Он показал на стену, за которой располагалась квартира Марлена.

   — Спят. Без снов.

   — Хорошо. Вспомни, что видел, когда стучался к нашим, мне надо посмотреть.

   Никифор отлично понял задачу и послушался, хотя на Владимира накатил буквально физический холод ужаса, повеявший от слухача.

   Часом ранее получилось следующее. Никифор по приказу Бранислава попробовал прощупать мысли одного из попавших в беду дружинников и вместо подслушивания мгновенно угодил на уровень отождествления. Но отождествился он не с личностью коллеги-упыря, не с его мыслями — там и мыслей-то никаких не было. Испуганный разум слухача уловил островок новой личности-тандема, спаянной из разумов «сладкой парочки», а островок этот бесконечно тонул в пучинах сияющего безличия. Никифор захлебнулся страхом перед вечным покоем, но тут его вытянул, словно из полыньи за волосы, Бранислав.

   По ощущениям слухача, прошло не более пяти секунд. Но Бранислав сказал ему, что боролся минут десять.

   Удивительный и пугающий опыт.

   — Будь сильным, — тихо сказал Владимир Никифору и покинул зал.

   В спальне он велел паре дружинников растащить зачарованных слухачей.

   Три мощных бойца-упыря попробовали расцепить руки. Удалось не с первой попытки. Еще сложнее оказалось разорвать контакт зубов и шей. С ногами поступили проще: покрутили задеревеневшие тела бедолаг, как большую головоломку, разобрали.

   Положили по отдельности на пол. Зрелище было жуткое — застывшие в неестественных позах синие трупы. До окончательной смерти дело еще не дошло, но в кому они уже провалились. В комплекте с неестественным мышечным напряжением это выглядело просто невероятным.

   Князь Владимир вынул из-под куртки кинжал в позолоченных ножнах. Обнажил серебряный клинок. Выручил слухачей из беды — быстро и аккуратно заколол каждого в ухо:

   — Прости, Вешняк, иди с миром... Прости, Сазон, встретимся в Сварге...

   Стоило мозгам упырей прекратить работать, и тела обмякли.

   Владимир отошел в угол, тщательно вытер клинок об одежду покойников. Спрятал кинжал в ножны.

   — Что с квартирой? — За деловым тоном Владимир постарался спрятать боль. — Хозяин, того гляди, дуба врежет.

   — Не волнуйся, княже. Всё как обычно — на нас отписал, — успокоил его Бранислав.

   — Добро, — по-бусовски похвалил Владимир. — Продолжайте пасти полукровку и его зазнобу. Придай двоим слухачам третьего, пусть их слушает, чтобы понять, откуда эта хрень.

   — Понял. — Дядька мысленно добавил, что четвертый слухач охраняет квартиру от вторжения.

   Князь кивнул и добавил, бросив грустный взгляд на трупы:

   — С братьями попрощаемся утром.

   Выйдя из дома, он отзвонился Бусу и поехал в свой детинец. Так упыри называли загородные резиденции, в духе времени косящие под усиленно охраняемые коттеджи олигархов. Собственно, они и были коттеджами олигархов. Взращенные ночными князьями люди-толстосумы даже приезжали в эти дворцы за инструкциями, а изредка и просто — чтобы якобы пустующие хоромы не привлекали досужего внимания. Люди-охранники получали огромные деньги и за малейший проступок попадали на стол к подлинным хозяевам детинца.

   За пару минут до рассвета большая часть дружины Владимира собралась на мансарде, застекленной специальным поляризованным стеклом. Во дворике, на каменном столе лежали тела погибших на задании слухачей.

   — Братья мои! Мы пока не знаем, кто убил Сазона и Вешняка, — сказал князь дружинникам. — Но мы узнаем и покараем аспидов. Проводим наших братьев в Сваргу достойно, как предки заповедовали!

   Упыри молчали, глядя кто на тела слухачей, кто на верхушки сосен, из-за которых уже пробивались первые Яриловы лучи. Солнце всходило медленно и неотвратимо, и даже под защитой специального стекла кожа упырей зудела, глаза слезились, а разум метался, зовя хотя бы опустить штору или скрыться в подвале.

   Тела погибших слухачей дымились, кожа покрывалась волдырями. Волдыри лопались, их края обугливались. Наконец, на каменный стол упал первый прямой луч, и трупы охватило яркое пламя.

   Дружинники плакали и смотрели, пока на камне не остался лишь пепел. Утренний ветер лениво подхватывал, смахивал его на дорожки и газон.

   Розовый и полный сил князь Владимир нажал кнопку. Стекло стало полностью непроницаемым.

   — Всем отбой до вечера, — сказал он.

   Ему предстояло перехватить пару часов сна и — за работу.

  

  

Глава 7. Яша. Заклятые стрелочники

  

   Эбонитий подготовил «Мерседес» к вылазке. В пятнадцать тридцать авто стояло у подъезда нашего особняка-логова.

   Ехали вчетвером: впереди наставник и за рулем завтрак, сзади Скипидарья и я.

   Прохладное рукокрылышко секретарши волновало мои мысли. Если бы я не был в трансформированном состоянии, то наверняка моя кожа потемнела бы.

   Как и было оговорено, мы строили из себя крутых. Это обстоятельство чудесным образом наложилось на мое расставание с имиджем скинхеда. Яша Ящуркин из Ярославля был похоронен, как только его паспорт попал в компетентные органы. Яшино рыло также устарело. Пришлось сбросить Ящуркинскую личину, как змея скидывает шкуру.

   Я изменил черты лица в соответствии с фотокарточкой в новом паспорте. Теперь меня звали Яков Платонович Геконов. Стал серьезным пацаном — акционером Иерихонтруббанка. Скипидарья по сценарию являлась моей гражданской супругой Ядвигой Тритонек. Наставник остался Оборониловым. Все это на случай проверки документов. Надо чтить местные обычаи, какими бы странными они ни казались.

   Мы катили по Москве в китайский ресторан «Лоу Пай». Как говорит наставник, «Лоу Пай», что дают.

   Целью визита в царство китайской кухни была стрелка. Мы забили ее господам клопоидолам.

   Шеф слушал радио шансон, Эбонитий крутил баранку, Скипидарья-Ядвига читала какой-то лоснящийся от собственной крутости глянцевый журнал.

   Я расфокусированно смотрел в окно и думал о многом. Вылезавр — это звучит гордо. Многие тысячи лет мы путешествуем между звездами в поисках клопоидолов, то и дело возвращаясь в колыбель цивилизации, чтобы снова сорваться в дальний путь. И у нас — суровые претензии к тем, кто теперь заразил вашу планету.

   А ваша планета меня удивила. Особенно страна, в которой прописались клопоидолы. О да, эти паразиты знают толк в ментально сильных народах... Ваш этнос — гремучая смесь духа и безволия.

   Клопоидолы прибыли в Москву в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Они сразу почуяли: здесь назревает мегавыброс энергии (клопоидолы называют его сверхволной). Энергии, которой они питаются.

   Семейка клопоидолов была невелика — клопапа, клопохозяйка и прислуга с богомолом и берсеркьюрити. Им больше и не надо. Наши с вами общие враги размножаются необычайно странным способом: клопохозяйка, оплодотворенная клопапой, разрастается до огромных размеров и разрождается тысячей детенышей в момент, когда клопапа добивается сверхволны — колоссального выплеска негативного духа. Этой черной энергией и вскармливается молодняк. Этакое «вампиршество духа». Точнее, «клопиршество».

   Любители биологии наверняка найдут в моих сведениях о клопоидолах много поводов задать вопросы. Например, как вышло, что паразиты стали обладателями высшей рассудочной деятельности? Очень легко. На своей родной планете они перестали быть просто паразитами и стали хищниками. Развившись (а это значит, расширив контекст), они перешли от банального питания к энергетическому. Однако их природа не позволяет кушать энергию радости, любви и прочие «светлые» энергии. Им подавай деструкцию.

   А вы, милые мои россияне, вплотную подошли к состоянию сверхволны.

   Я чувствовал это почти осязательно.

   Мы подрулили к «Лоу Паю». Эбонитий остался в авто, остальные проследовали в ресторацию.

   Кто был в китайском ресторане, тот представляет тамошнюю эстетику интерьера, запаха и вкуса. Кто не был, сходите. Для общего развития.

   Мы заняли ангажированный по телефону столик, разместившись втроем в ряд, сделали заказ.

   Официант принес нечто рыбное в рисе. Не успели мы оценить качество блюда, как заявилась делегация клопоидолов.

   Возглавлял ее клопапа. Его местное имя было Иуда Каинович Разоряхер. Сегодня он принял форму стареющего топ-менеджера: изящный костюм, не менее крутые туфли, пухлые ухоженные руки, задумчивое лицо с маленькими глазками, вялым носом и напряженным тонкогубым ротиком, морщинистое, как мятая бумага.

   По бокам шли Хай Вэй и Нагасима Хиросаки. Богомол в китайском ресторане... Комедия!

   Естественно, Нагасима в глазах людей выглядела человеком. Хай Вэй тоже.

   Враги сели напротив нас.

   — Приветствую тебя, Иуда, — церемонно произнес Ярополк Велимирович, почти не теряя самообладания.

   Всегда восхищался хладнокровием наставника. Сам-то я в присутствии клопоида повел себя нервно, чуть ли не теряя контроль над трансформацией облика. Древний инстинкт требовал мгновенного возвращения в истинную форму вылезавра. Сжав волю в кулак, я вернул стабильность чертам лица и фигуры.

   — Салют, господин Оборонилов, — выплюнул приветствие клопапа, вцепившись в меня взглядом. — Что, молодой не может сдержаться?

   Наставник пожал плечами.

   — Сам знаешь, молодо-зелено... Ты, Яша, кстати, цвет лица смени на розовый-то.

   Я покраснел. В обоих смыслах.

   — Чего хотел, Оборонилов? — зло спросил Разоряхер.

   — Сто шестьдесят девятое китайское предупреждение сделать, — спокойно ответил наставник. — Вы играете совсем не по правилам. Ваша выходка с Красной площадью просто верх неэтичности.

   — Оштрафуй, — клопапа сморщился.

   Я понял, что ему сейчас было еще сложнее, чем мне. Потому он и прикрывал истинные чувства злостью.

   — И оштрафую, — веско сказал Ярополк Велимирович. — Из-за вашей дурацкой выходки с трехбуквием я знаю, где засела твоя клопохозяйка. Не надо было ее таскать к месту преступления, тем более провалившегося.

   Разоряхер яростно ударил по столу, признавая ошибку. Надо же, хотел получше напитать клопохозяйку! Не спорю, вблизи кощунственной инсталляции она мгновенно набрала бы в весе... Вот и рискнул клопапаша, не сдержался. И позволил моему наставнику выследить логово врага!

   — И чего же ты хочешь? — спросил клопапа.

   — Пусть все идет своим чередом. Мы не будем нападать на вашу базу. Вы не будете подстегивать деструктивные процессы в донорском социуме. Играйте честно, — наставник жестко смотрел в лицо Разоряхера.

   — Как ты можешь призывать к честной игре, если установил слежку? — вскричал тот.

   — А какие правила я нарушил? — Ярополк Велимирович поднял бровь. — Ни в Кодексе Преследователя, ни в Манифесте Клопоидолов нет запрета на слежку. Ты опростоволосился, не я. Кури, казак, растаманом будешь!

   Я улыбнулся игре слов. Вражескую делегацию, похоже, она не вдохновила.

   — Мы ждали естественного коллапса почти двадцать лет, — тихо заговорил Иуда Каинович, складывая и распрямляя руки-лапки. — Их конкуренты давят слишком медленно! Уже трижды можно было бы добиться сверхволны, но каждый раз не дотягивали, не дожимали... Мягкотелые теплокровные слизняки! Они связывают себя странной межсоциумной псевдоморалью, не позволяющей пожирать друг друга напрямую...

   — Наша мораль, установленная Кодексами, тоже может показаться странной, — философски возразил наставник, демонстрируя полное равнодушие к бедам клопоидола.

   — Речь не о нашей морали, Оборонилов, — отмахнулся клопапа. — Ты требуешь невозможного. Мы будем двигать нашу пищу к состоянию готовности. У этого народа бесподобный потенциал... Мечта клопоидола... Мы подстегнем...

   — Ты имеешь в виду работу ваших ставленников на юге? — невинно поинтересовался мой учитель. — Вступили в клуб спонсоров террора?

   — Как?! Ты и это?!.. — не сдержал вопля Разоряхер, потом рассмеялся. — Знать-то знаешь, но ничего поделать не сможешь. Они из местных, а ваш пресловутый Кодекс не велит трогать местных.

   — Напрямую, — с нажимом уточнил Ярополк Велимирович.

   Лидеры вражеских групп продолжали пикировку, а мы молча внимали их словесной дуэли.

   Если бы ситуация запахла потасовкой, произошло бы следующее.

   Я, сидевший напротив Хай Вэя, убил бы его из «мобильника», который ненавязчиво держал под столом.

   Скипидарья плюнула бы в Нагасиму своей адской слюной. Я бы дострелил богомолиху вторым залпом.

   Это в идеале.

   В реальности Хай Вэй и Нагасима Хиросаки держали нас на прицеле, так же, как и мы их.

   В этой ситуации позиция Скипидарьи была слабой. Даже успей она плюнуть в богомолиху, та до потери функциональности могла убить и мою замечательную партнершу-анакондора, и попробовать достать наставника. Возможно, она начала бы именно с Ярополка Велимировича.

   Поэтому умница Скипидарья страховалась стволом.

   Но нынешние переговоры не увенчались стрельбой. Учитель нашел кое-какие доводы, и клопапа нехотя согласился не катализировать процессы.

   Делегация клопоидолов удалилась.

   Ярополк Велимирович потребовал счет.

   — Вот уроды, — хмыкнул наставник. — Жрали ничуть не меньше нас и предоставили нам оплачивать их прокорм!

   Надо сказать, что и вылезавры, и клопоидолы могут есть вашу пищу.

   — Клопы, что с них взять, — глубокомысленно ляпнул я.

   Движение у двери заставило меня почувствовать тревогу: враги возвращались. Втроем. Только вместо клопапы шел Ту Хэл.

   В руках берсеркьюрити и богомола были стволы.

   — А вот это уже совсем против правил, — нахмурился учитель. — К бою!

   В таких случаях обычно говорят: «Время потекло невыносимо медленно».

   Ничего подобного. Время поскакало, как ошпаренное.

   Мы тоже.

   Стулья отлетели в сторону, мы рассредоточились за колоннами, обвешанными китайской графикой. Я пальнул в сторону двери и задел плечо Хай Вэя.

   — Не стреляй! — прошипел наставник.

   Я осадил. Мы не имеем морального права провоцировать жертвы среди местного населения.

   Наши соперники отлично это знали.

   Учитель расширил контекст (я понял это, когда увидел мутное облако вместо Ярополка Велимировича). Вернулся в привычный.

   — Внизу подвал. Туда!

   Мы втроем как сквозь землю провалились. Стремительно вышли на задний двор, игнорируя двери.

   Кстати, я оставил в ресторане ультразвуковую гранату. Она активизировалась сразу после того, как мы покинули обеденный зал. Насколько я знаю, берсеркьюрити сейчас пришлось несладко: частоты подобраны так, чтобы спровоцировать адскую боль в волчьих ушах.

   Эта штучка валит их с ног почище сонного газа.

   Теперь Нагасима искала гранату, чтобы отключить, а мы уже сели в «Мерседес». Эбонитий вдавил педаль газа в пол.

   Стрелка закончилась.

   Зазвонил телефон наставника.

   — Алло.

   — Ярополк Велимирович! — раздался голос на том конце. — Зангези говорит. Клопоидолы перепрятали хозяйку.

   — Куда? — проорал учитель.

   — Я потерял их. Мне устроили ловушку с подставными авто. Грузовик с клопохозяйкой отбыл.

   — Номера запомнил?

   — А как же!

   — Возвращайся домой, Зангези.

   Оборонилов дал отбой.

   Я вернул слух из обостренного в нормальное состояние.

   — Так, ребята, — хмуро сказал Ярополк Велимирович. — Все слышали? Нас поимели, как пещерных саламандр!

  

  

  

Глава 8. Яша. Иуда для Иуды

  

   Нашего разнорабочего звали Зангези. Зангези Абабанга. Он принадлежал к редкой искусственной расе комбинизомби. Если вы подумали о зомби в комбинезоне, то не сильно промахнулись. Зангези действительно ходил в комбинезоне и был «комбинированным зомби».

   Комбинизомби были выведены древней цивилизацией, известной под именем Ну-вы-и-странники. Ну-вы-и-странники баловались генетикой. Результатом хитрых комбинаций и стали предки Зангези. Ребята были смышленые, с повышенным чувством долга и... приручались. То есть, если вы чем-нибудь покорите комбинизомби, считайте, он ваш навеки.

   Старину Зангези приручил мой наставник пятьдесят земных лет назад. Кстати, возраст Абабанги — сто одиннадцать ваших лет. Для комбинизомби это пора зрелости.

   Генетически заложенная неспособность Зангези к насилию делала его непригодным к полевой работе. Зато на связи посидеть да за пиццей сбегать он был мастер.

   Абабанга обладал нечеловеческой тягой к познаванию нового. Он прибыл на Землю вместе с Ярополком Велимировичем в тысяча девятьсот девяностом году (Я тогда под плиты пешком ходил). Не обладая свойством подключаться к лингво-семантическому полю иных рас, Зангези штудировал русский по словарям и с помощью, простите за каламбур, захваченного языка. Учительница, много лет преподававшая иностранцам, сильно помогла на первых порах моему наставнику и комбинизомби.

   Другой страстью Абабанги было искусство, в том числе поэзия. Как ни странно, у комбинизомби и вас довольно много общего, в частности, в теории стихосложения.

   Стоило Зангези ухватить азы русской речи, и он начал писать стихи, потому что был неисправимым графоманом. Сначала уловил ритмику, потом почувствовал рифму и к моему приезду творил совсем недурственно. Но наставник любил показывать новичкам один опус из «раннего русского периода Зангези».

   Стихотворение называлось «Пра боль в галаве» (орфография и пунктуация авторские, в смысле, Абабанговские) и было написано после одного из похода в разведку. Комбинизомби помогал Ярополку Велимировичу изучать ваш быт. В тот раз он посетил поликлинику и уловил тамошние эманации примерно так:

  

   Если болен голова

   Знать судьба твое такой

   Ничего сойдет и так

   Так природа заведен

  

   Доктор лучше не ходить

   Тоже болен голова

   Он пошлет ты далеко

   И таблетка кинет в глаз

  

   Глаз конечно заболеть

   К окулиста ты пойти

   Только он слепой как стол

   И за ухо твой порвать

  

   К ушнику бежать скорей

   Но его глухой совсем

   Он не слышать ты и злой

   Скальпель в твой рука воткнет

  

   Ты ползти к бухой хирург

   Он решит аппендицит

   И оставить там зажим

   Отчего ты умереть

  

   Хоронить твое никто

   Ибо сам дурак и всё

   Вывод: голова болеть —

   Завязать и не наглеть!!!

  

   Уже по этому тексту видно, что поэт Зангези весьма... как же это?.. концептуален.

   Я видел, как он выкладывает свои вирши в интернет и пользуется некоторым вниманием. Впрочем, если вы знакомы с этим вашим интернетом, то знаете: там и не такое можно найти. Хотя найти конкретного графомана в стогу таких же графоманов — задача не из легких.

   В целом, наш помощник Абабанга был ценным кадром и неплохим другом. Не стану скрывать: для нас, вылезавров, комбинизомби являются аналогом ваших собак. Но имейте в виду — мы не опускаемся до придури заставлять старину Зангези приносить нам тапочки.

   Упустив клопохозяйку, Абабанга не стал изгоем. Скипидарья сочувственно чмокнула его в лоб, Ярополк Велимирович потрепал по плечу, я ободряюще толкнул комбинизомби в бок.

   — Не грусти, Зангези. Это моя вина, — сказал наставник. — Ошибся, как ящеренок. Сам себя обхитрил. Стоило ли выслеживать их шайтанову самку?

   — Ярополк Велимирович? — спросил я, вклиниваясь в яростно шипящий монолог учителя. — Ярополк Велимирович, а она большая?

   Он устало замер, вжав голову в плечи.

   — Большая, Яша... В том-то и дело, что большая. Остался от силы год, и она разродится. Потому-то они торопят события. И вот что я вам всем скажу... Настала пора пересмотреть наше ревностное отношение к некоторым правилам Кодекса.

   — Как?! — выдохнула Скипидарья.

   — Завтра расскажу, — хмуро пообещал наставник и скрылся в кабинете, заперев дверь.

   Ее уже починил Эбонитий.

   Я уселся в гостиной, листая журнал «Men's Hell». Автоматически переворачивая страницы, впал в третью степень задумчивости.

   Кодекс Преследователя — наиважнейший документ вылезавра, занятого истреблением клопоидолов. Составленный примерно три тысячи ваших лет назад, он никогда не изменялся и чтился свято, словно духовная книга.

   Настало время рассказать, да. В свое время клопоидолы едва не уничтожили нашу цивилизацию. Когда мы распознали, что нас сводит в могилы, было почти поздно.

   Тогда один из самых великих вылезавров в истории вселенной великолепный Легендариус создал Ковчег и отселил несколько сот вылезавров в параллельную вселенную. Ковчег сначала расширил контекст, а затем сузил его немного не в той точке сборки реальности. Эти несколько сотен остались незатронутыми ментальным ядом клопоидолов.

   Мои предки поклялись истреблять паразитов, пока хватит сил или не закончатся сами клопоидолы. Но здесь есть любопытный нюанс: мы, вылезавры, необычайно щепетильны в вопросах этики. Этика — это фундамент любого нашего начинания. Единственный раз этика трактовалась гибко — когда Легендариус решил построить Ковчег. С точки зрения спасения каждого гражданина, Ковчег был заведомо аморален. Но тогда Легендариус нашел в себе силы шагнуть на более высокий уровень осмысления нашей беды. Он сказал: «Допустим, я не вылезавр, а пришелец из космоса. Я вижу, что вид разумных ящеров можно спасти, пожертвовав немалой частью популяции. И я это сделаю». А слово вылезавра, даже если он прикинулся пришельцем из космоса, — алмаз.

   Примерно через тысячу земных лет потомки спасшихся в Ковчеге выслали разведчиков в «материнскую» реальность. От цивилизации вылезавров, пораженных клопоидолами, остались лишь руины. Ушли и клопоидолы.

   Тогда мы вернулись на родину и обжили свою планету заново. Мы были вооружены Кодексом Преследователя. С тех пор только лучшие из нас попадают в охотничьи отряды. Таким отрядом и являются «Нелюди в белом».

   Вот зачем клопоидолам сверхволна? Для питания потомства. Перед её открытием самочка разбухает и в момент выброса чёрной энергии разрождается тысячами клопят, которые начинают жрать эту энергию и неистово расти.

   Мои предки вложили в Кодекс положение, по которому мы обязаны не дать зараженной клопоидолами расе поднять сверхволну, а самих паразитов — уничтожить. Но изящество игры достигается максимальным драматизмом. Наше Преследование — это не ваша вылазка отряда вооруженных головорезов против беззащитной косули. Мы помним, что клопоидолы почти победили нашу цивилизацию. Их сила внушает уважение. Поэтому наша брань — интеллектуальна. Мы отдаем им должное: противостояние должно вестись так, чтобы все решилось в последнем акте пьесы, когда одни уже предвкушают энергетическую сверхволну, а вторые гасят ее и настигают первых в момент крушения их надежд.

   Любой человек скажет, мол, кратчайшим расстоянием между точками является прямой отрезок. И вы уже спрашиваете: «Зачем сознательно оттягивать момент расплаты, ставя саму расплату на карту? Ведь можно и не успеть, не справиться?..»

   Да, изредка мы терпим временное поражение. А раса, на которой расцвели клопоидолы, отправляется во вселенский архив. Но без нас у таких рас вовсе не бывает шансов — клопоидолы выбирают слабых. По космическим меркам, конечно. Не обижайтесь.

   Месть должна быть красивой. Мы мстим за то, что клопоидолы когда-то нанесли по нам страшный удар. Их паразитической агрессии мы противопоставляем смех и доброту, но не из побуждений благотворительности, а из кодексно-эстетических соображений.

   Вот каковы наши интересы в вашем окраинном мире, милые мои «высшие приматы». О, я буду вас подкалывать и впредь. Во-первых, есть за что. А во-вторых, я не по злобе.

   Я вот неожиданно подумал, наверняка кому-нибудь пришло в голову, мол, слишком уж человекообразно я изъясняюсь, не похож на инопланетянина. Что ж, это суждение только польстит моему профессионализму. Значит, хорошо воспринял ваше лингво-поле.

   Ваш язык — гремучая смесь многих языков. Он обладает уникальным разрушительным и созидательным потенциалом.

   Познание языка было первым, что предприняли клопоиды. А мы не должны отставать от врагов, тем более, у них всегда бывает фора — они прибывают в кризисный мир первыми. Неудивительно, что помимо русского Ярополк Велимирович изучил арабский, английский, немецкий, китайский и несколько других, и я те же, кроме арабского.

   Потом, начни я рассказывать в той линейности, которая принята у моей расы, никто ничего бы не понял: «Вхоживенькокнув Хай Вэяперепрыгнуличный парапетардала сбойколотиливни».

   Я имел в виду: «Бойко колотили ливни. (Было мокро). Петарда дала сбой. (Отвлечь внимание не удалось). Я перепрыгнул уличный парапет. (Дальше секунды понеслись галопом, потому я изменяю повествование на «репортажное настоящее время"). Вхожу, живенько кокнув Хай Вэя...»

   Для понимания моими соплеменниками достаточно первого варианта высказывания. Обратный порядок смысловых единиц типа «предложение» в моем примере не особо характерен, но он является методом усиления эмоционального эффекта при передаче затекстового сообщения: «Время ускорилось».

   Короче, замнем.

   Ни свет, ни заря Ярополк Велимирович вызвал меня к себе и огорошил вводной:

   — Яша, ты установишь клопоидолам хапуговку!

   В то утро в Москве сильно похолодало, а мы — рептилии — имеем известную реакцию на низкие температуры. Будучи вызванным на ковер прямо из постели, я не успел достать термическую спецодежду, оттого тупил чрезвычайно.

   — Хапуговку? — переспросил я.

   — Именно, Яша. Не спи, когда с начальством разговариваешь. — Ярополк Велимирович положил на стол маленькую коробочку, раз в пять меньше спичечной. — Она внутри.

   Хапуговка — это искусственный паразит, который прицепляется и адаптируется к любому живому организму. В терминах вашего программирования хапуговку можно назвать троянским конем или червем, который питается за счет жертвы и потихоньку сливает информацию в эфир. Имея приемное устройство, мы получаем возможность отслеживать, где находится носитель, в каком он настроении, а если хапуговка удачная, то и кое-какие мысли можно уловить.

   Приемник у нас был. Зангези. У комбинизомби в мозгу — встроенная приемная зона с возможностью подстройки на конкретную хапуговку, ведь и она была изобретением Ну-вы-и-странников. А у них все подчинялось принципам унификации и мультисовместимости. Видели бы вы их туалеты...

   — Подождите, шеф, — сказал я. — Мы ее прикрепим куда?

   — Яша, не зли меня. — Наставник на мгновение продемонстрировал мне истинное ящериное лицо и снова стал седым российским отставником.

   Я оцепенел.

   Тут Ярополк Велимирович понял, в чем моя проблема, и вывел пультом климат-систему кабинета на полный обогрев.

   Минут десять я приходил в себя, потом разговор продолжился.

   — Итак, ты сгораешь от стыда и надеваешь термошмотки, — изрек наставник. — Берешь хапуговку, синхронизируешь ее с Зангези. Потом отправляешься в логово клопоидолов и вешаешь хапуговку на клопапу. В крайнем случае — на кого-то из телохранителей. Но лучше на самого Разоряхера, конечно.

   Оборонилов замолчал, и я не сразу понял, что инструктаж закончен.

   — Подождите-ка, шеф! — воскликнул я. — А как же, простите покорнейше, я?! Они что, жмут мне лапу и отпускают к вам?

   — Странно, я ожидал, что ты возопишь о нарушении Кодекса... — пробормотал Ярополк Велимирович.

   Я вылупился на него, как на чудо дивное.

   — Ой! И точно... Хапуговка нарушает чистоту преследования! Это оскорбление нашей этике! — Я недоумевал, почему же сам не увидел главного.

   Наставник сбросил человеческую личину, став матерым ящером с красным гребнем на голове.

   — Яша, слушай внимательно. — Оборонилов говорил на нашем родном языке. — Клопохозяйка не просто большая. Она уже готова. Я думаю, все должно случиться через пару недель, от силы через месяц, а не в течение года, как сказал вчера. Это я для успокоения команды. Мы, мальчик мой, находимся в самом эндшпиле и притом не знаем, ни где наши враги прячут самку, ни как они станут поднимать сверхволну. Ты, Яша, пойдешь к Иудушке и предашь нас.

   Я снова остолбенел, но уже не от холода.

   — Да, мальчик мой. Притворись перебежчиком. Прилепи хапуговку и дальше действуй по обстоятельствам.

   — Вы меня сливаете? — Я не верил собственным ушам.

   — Я бы это так не назвал. — Наставник вернулся в человечье обличие и нахмуренно смотрел прямо мне в глаза. — Я рискую твоей жизнью, ты прав. Но я изучил Разоряхера, он захочет иметь в команде отступника.

   — Ярополк Велимирович, — тихо сказал я. — А сколько раз вы преследовали Разоряхера?

   — Это третья охота. — Оборонилов пошел на предельную откровенность. — Как ты понимаешь, первые две я проиграл. Давно мы с ним не пересекались... Пойми, сейчас я не имею права на ошибку. У меня были прекрасные помощники, я завершил массу замечательных преследований, но Разоряхеру везло. Вот тебе, кстати, и мотив предательства.

   Я был настолько поражен, насколько мог быть удивлен и оскорблен самурай, которому приказали обманом убить равного противника.

   Мир моей этики рухнул. Я был раздавлен. Смят. Мне даже вспоминать не хочется, насколько сильным было разочарование.

   — Яш, ты облик-то себе верни, — ласково сказал наставник. — На тебе лица нет.

  

  

  

  

Глава 9. Марлен. Один день Марлена Амандиловича

  

   Если кто-то не верит в теорию эволюции, то пусть он посмотрит хотя бы на людскую конкуренцию. Как известно, секретарши с большим бюстом просто обязаны выучиться печатать «вслепую», иначе их вытеснят особи с дефицитом груди. Карьеристы, посвятившие жизнь восхождению по номенклатурной лестнице, чувствительны к изменению политики, как летучая мышь к малейшим колебаниям воздуха.

   Казалось бы, Марлен Амандилович Востроухов родился в эволюционной рубашке. Ему не надо было карабкаться по карьерным лестницам или, упаси господь, отращивать бюст. Марлен уже состоялся только благодаря отцовскому генному коду. Но детство, проведенное среди эльфов, отчетливо показало — если ты что-то получаешь незаслуженно, потом придется отработать. Полукровка долго расплачивался, а затем еще дольше доказывал себе, что не эльфолюдок. Наконец, он нарастил броню. Но стоило вампиру — существу наглому, лживому и мерзкому, а главное чужому, — надавить на старую мозоль, и Востроухов взъелся на лесной народ, будто не было долгих десятилетий, за которые он привык к легким тычкам проверяющих и якобы случайным оговоркам путешественников. Но со стороны-то, конечно, виднее. Виднее оказалось не кому-нибудь, а врагу — настоящему, опасному и, увы, более сильному.

   Пережитые приключения пробудили в Марлене спавшие инстинкты. Вампиры могли подслушивать его мысли — и он подчинил свой непрекращающийся внутренний монолог железной дисциплине: большую часть времени, когда голова была не занята разговорами со Светланой, он обдумывал прочитанные книги, цитируя по памяти большие куски. Подступившая паранойя обострила интуицию. Он даже приветствовал случившееся, потому что в размеренную жизнь эльфийского клерка ворвался шквальный ветер опасности, просочился страх, а ничто другое не делает желание жить сильным. Марлен признавал: отношения со Светланой, их совместный духовный опыт, вышедший на новый уровень, также пробудили в его разуме новые способности. Точнее, первые намеки.

   С тяжелым сердцем шел поутру Марлен в эльфийское представительство. Еще когда подъезжал, нехорошо как-то кольнуло, будто беда испытывала его на прочность. И это после волшебной ночи со Светой...

   Поднимался по лестнице — уже не кололо, а ныло. Тупо, монотонно, словно заболевший зуб. В лабиринте вовсе стало тоскливо. Может, развернуться и уйти?

   Когда-то Марлен решил доигрывать все партии до конца и слову своему не изменял.

   В этот раз тоже не спасовал. На всякий пожарный взял в руку пистолет, а портфельчик прижал к груди.

   Открыл дверь офиса и остолбенел.

   За столом руководителя сидел его папаша собственной надменной персоной.

   — На кого дуло поднял? — ледяным голосом спросил Амандил.

   Отец совсем не изменился, отметил Марлен. Да и что этим вечным блондинам сделается.

   А еще Амандил облачился в махровый халат из тех, что висят в комнате, куда прибывают путешественники. А мог бы одеться в цивильное. Значит, ненадолго — поговорить, и обратно. Хорошо.

   Спрятав пушку и положив портфель на стул, Востроухов закрыл дверь и повернулся к папаше.

   — Что привело? — Укороченные фразы считались у эльфов признаком незаинтересованности в общении.

   — Долг родителя и патриота. — Как Марлен ненавидел эту ядовитую улыбочку на лице Амандила! — Речь идет об измене.

   Мысль сына заработала на всю катушку: «Неужели меня проверяли сами эльфы? Но они не дождались моего ответа Вове... Так ведь и дозу я не стал сразу принимать! А должен был на всех парах лететь... Плохо, очень плохо. И если их проверяющий умеет читать мысли, то он уже знает мой ответ...»

   Он уселся в кресло посетителя, достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет.

   — При мне не кури, — то ли попросил, то ли велел Амандил, чье лицо выражало такое презрение, какое не каждый может представить.

   Марлен спрятал сигареты. Он и не курил почти никогда, только за компанию, а сигареты носил для Светланы. Просто, зная отца, потянул время, чтобы прийти в себя.

   — Слушаю, — сказал сын, закидывая ногу на ногу.

   — Это я слушаю, — ответил Амандил, не сводя с него глаз, но Марлен решил поиграть в молчанку.

   Дуэль молчания проиграл отец.

   — Ну, хорошо. Сколько у тебя путешественников?

   — Вчера было семнадцать.

   — Это те, кто прибыл через наше представительство?

   — Других не имею. — Марлен внутренне усмехнулся этому «наше», отец все еще чувствует свою ответственность за московскую «точку входа».

   Амандил встал из-за стола и принялся энергично вышагивать по кабинету.

   — Лесной народ попадает в этот занюханный мир не только через московское представительство. — Отец будто выплевывал слова. — Они могут войти сюда и в Лондоне, и в Вашингтоне, и, с недавнего времени, в Канберре.

   Востроухов бесцеремонно перебил монолог:

   — Я что, должен отвечать за все четыре точки?

   Марлен снова мысленно вернулся к оговоркам, которые допускали в его адрес эльфы-туристы, и подумал: «Было бы занятно рассказать этим уродам, куда я залажу специальным пинцетом, пока они дрыхнут после перехода, и посмотреть на их спесивые рожи».

   Несколько секунд оскорбленный Амандил смотрел на улыбку сына, потом вернулся за стол и спокойно продолжил:

   — Ты отвечаешь за Москву. До тебя за нее отвечал я. У меня не было ни одного прокола.

   — Тысяча восемьсот двенадцатый, — еще спокойней промолвил Марлен. — Смерть сразу троих эльфов.

   — Война. Бонапарт. И вообще, заткнись и слушай.

   Востроухов чувствовал, что внутри Амандила кипит злость, но дело важнее, и тому приходится сдерживаться. Что ж, пусть излагает.

   — Наши сограждане нередко путешествуют не только по принимающей стране, но и по всему миру. Позавчера не вышел на связь с лондонским представителем наш здешний разведчик. Это третий пропавший в Москве представитель лесного народа. Мы его и послали-то, чтобы узнать, куда за последний месяц делись двое эльфов, прибывших со стороны, не через твой пост. Все под подозрением, и ты под подозрением, Верделмарлениэль.

   Марлен поморщился, вспомнив, как в эльфийской школе его дразнили Дерьманиэлем.

   — Я об этих пропажах не знаю ничего, — соврал он, уже понимая, кто и для чего похитил путешественников. — Можно подумать, возле других представительств никто никогда не пропадал.

   — За последние тридцать четыре года — никто. И вот тебе двое пропавших... В таких случаях производится негласная проверка. Причем ведомством, которое теперь возглавляю я. Так что поблажек не жди — агент сгинул.

   В голову Марлена пришла забавная идея, и он решился ее испробовать:

   — Папаша, не угрожайте. Я имею вам сказать, что жизнь на этой планете коренным образом изменилась. Сегодня спрятаться куда сложнее, чем при царе или Советах. Есть возможность, что эльфы рассекречены. — Востроухов поднялся из кресла и пересел на стул для посетителей, поближе к столу, оккупированному Амандилом. — Папаша, а как ты сам оцениваешь мою лояльность к лесному народу?

   — Похоже, тебе не сто двадцать три, а просто двадцать три, комедиант. Конечно, твоя лояльность оценивается как слабая. — Старый эльф даже усмехнуться сумел настолько надменно, что Марлену зубы свело. — Я уже сотню раз признал, что ты — моя ошибка...

   — Посему ты меня породил, ты меня и убьешь, да?

   Востроухов решил спастись иронией, иначе дело шло к рукоприкладству, но драка с отцом была бы немыслимой. Нет, он не был обескуражен заявлением Амандила. Он и не ждал иного, слишком хорошо изучил отца. Просто через множество лет, отделявших сегодняшнего Марлена от замордованного подростка-полукровки, Амандил стал воплощением всего эльфизма, а значит и фокусом ненависти Востроухова к лесным шовинистам.

   — Ты можешь чем-нибудь помочь расследованию? — спокойно спросил Амандил, отряхивая рукав халата, будто тот мог запылиться.

   Марлен получил возможность вернуться в русло спонтанно возникшей идеи.

   — Я уже сказал, что эльфы могли быть рассекречены, — сказал он. — Но, допустим, след пока выводит только на зарубежные представительства. Вот и объяснение перехвата «чужаков» здесь, в Москве. А еще есть вероятность, что мое представительство, — Марлен сделал неслабый акцент на это «мое», — тоже под колпаком, только его пока не трогают, чтобы мы не испугались и не свернулись.

   — И кому это, по-твоему, надо? — Рассуждения сына явно не впечатлили Амандила, слишком очевидны и общи они были. — Местной власти? Сыску? Военным?

   — Ходят слухи, папаша, что в России очень активизировались вампиры, — сообщил Марлен.

   — Вампиры?! А им-то что неймется? — Эльф поморщился. — Неудачники, обреченные оставаться в тени. Они даже здесь никогда не могли установить свою власть. Все их марионетки рано или поздно начинают проявлять самостоятельность. Я, кстати, имел знакомство с одним их князем. Занятный человек. Тощая пародия на Льва Толстого.

   Амандил помолчал, предаваясь воспоминаниям, и продолжил:

   — Да, и на всякий случай: ты перечитай классификатор варваров на досуге. Они нас кусать попросту не могут — наша кровь их убивает. Нет, Верделмарлениэль, вампиры здесь ни при чем. Наших сограждан либо умерщвляет, либо крадет кто-то другой. Еще варианты есть?

   — Разве что ФСБ... Это организация, которую ты привык называть сыском. Но они террористов ловят, им не до туристов.

   — Террористов? — Амандил вскинул бровь.

   — Это бомбисты, чтобы ты понял. Только не революционные, как при тебе, а исламские, с Кавказа.

   — Так и не додавили, значит, тему, — с видом «так я и знал» промолвил эльф. — Варвар на варваре, а не мир. Ладно, слушай указания.

   Амандил встал и пошел в комнату для отправки на родину. Марлен был вынужден последовать за ним.

   — Утроить бдительность, — командовал на ходу папаша-эльф. — Связаться со всеми твоими путешественниками и предупредить об опасности. Рекомендовать незамедлительно вернуться. Начиная с пятого отправляемого надиктовывай отчет: кого не удалось пока оповестить, есть ли отказники, проявились ли интересующиеся.

   Амандил остановился у кушетки, выполненной в форме большого листа священного эльфийского древа. На листе лежал готовый шприц с дозой транспортного наркотика.

   — Инъекцию сделаю сам. — Эльф скинул халат на пол, улегся на кушетку и ловко попал в вену на локтевом сгибе левой руки. — Как твоя мать?

   — Великолепно. — Марлена удивил вопрос отца, ведь он обычно был равнодушен к бывшей жене.

   Тем временем Амандил пустил кровь в шприц, пару секунд полюбовался на то, как она клубится, и ширнулся. Взгляд его вперился в потолок. Там был начертан рунический круг, настраивающий мозг путешественника на верную волну.

   — Будь осторожен, не опозорь меня, — сказал Амандил, расплываясь в блаженной улыбке. — А то жизненные силы так и вьются алыми завитками в колбе бытия, где черные деления показывают остаток пространства-времени, который отпущен каждому из нас, первородных и бессмертных, каков парадокс-то, а? Да никакого нет, нет ничего, кроме того, что есть. А что у меня есть? Только два острых уха, и разум меж ними. В одно влетает, в другое вылетает. Влетает-вылетает, влетает-вылетает... вылетает... тает...

   Тело лыбящегося Амандила начало бледнеть, оно становилось все прозрачней, пока он не растворился полностью.

   Марлен мог дать руку на отсечение, что последней исчезла дебильная улыбочка.

   От папаши остались лишь использованный шприц и ощущение, что в душу наплевали. Собственно, так оно и было.

   «Надо же, — подумал Марлен, — а ведь мы все время говорили на квэнья. Перескочил и не заметил...»

   Выбросив шприц и повесив халат в шкаф, Марлен подошел к застекленному стеллажу с манускриптами. Глава представительства взял вовсе не классификатор варваров, а трактат о зельях наркотических.

   Тщательно закрыл потайную комнату, потом уселся в свое кресло и нашел главу «Наркотики и телепатия».

   Написано было толково, авторы не разводили эльфийских вензелей. Вкратце получалось обнадеживающе. Телепаты встречаются редко среди людей, никогда среди гномов, орков и прочих низкорослых и низкородных. В лесном народе такой дар крайне редок, но бывает. Есть группы веществ, по-разному влияющие на телепатов. Также следует иметь в виду, что можно накачать самого телепата, а можно навязать ему общение с контактером, находящимся в состоянии наркотического опьянения. Во втором случае телепат может индуцироваться, то есть попасть в ментальную зависимость от настроения и бреда, продуцируемого контактером. Практически всегда после такого контакта телепат надолго дезориентируется и получает различные расстройства.

   Далее шла таблица с группами препаратов, их примерными дозами, рассчитанными на средних представителей основных разумных видов, а также с указанием на воздействия, которые оказывают эти препараты на телепатов.

   Марлену понравились психоделики. Даже малые дозы ЛСД надежно вовлекали телепата в безумие и обладали замечательным последействием — телепат зависал в измененном состоянии сознания на несколько часов, а иногда — суток.

   Оставалось купить и потом усиленно не думать об этом секретном оружии.

   Первое Марлен осуществил в обед. Знакомый элитный пушер был счастлив подъехать в кафе, расположенное недалеко от офиса. Второй пункт плана оказался задачей куда более сложной.

   Ничего, кроме вытеснения из мыслей, Востроухов не изобрел. Потом он сел в кресле, расслабился и перебрал варианты мыслей об ЛСД, стараясь связать препарат с собственной потребностью. Пусть вампир Вова думает, что Марлен — скрытый торчок.

   После обеда он занимался просмотром резюме, все-таки помощники ему не помешали бы, а еще они должны быть по правилам, установленным для представительств. Сохранив анкеты четырех более-менее подходящих кандидатов, Марлен задумался о визите отца. Он специально откладывал анализ — привычка, позволявшая тратить меньше времени на осмысление. Так работает мозг, подспудно решая проблему, над которой Востроухов в данный момент не трудится.

   Ну-с, папаша явился лично. Значит, все действительно серьезно, причем Амандил чувствует уязвимость. Кульбит с рождением сына-полукровки не сошел папаше с рук. Его карьера застыла на долгие годы. По большому счету, она стала невозможной. Всё, что дали Амандилу — быть эльфийским цербером над представительствами в иномирье.

   Никто не любит проверяющих. Еще больше не любят службу внутренней безопасности. Скука, которая извела Амандила в России, толкнула его на глупость.

   Марлен мысленно прокрутил разговор с отцом и счел его удачным: он фактически указал на вампирскую угрозу, Амандил не поверил. Ловко подстраховался — я ж, мол, говорил, а вы не прислушались. Остается делать вид, что не при делах.

   Покрутив ситуацию еще, Востроухов махнул на все рукой и взялся дочитывать «Примерноноль».

   Вампир позвонил в семь вечера.

   — Здравствуйте, Марлен Амандилович. — Голос кровососа был энергичен. — Скажите только одно слово: да или нет?

   Марлен нарочно потянул с ответом, потом задумчиво так произнес:

   — Да. Но с нюансами.

   — Если вам удобно, обсудим прямо через четверть часа. В кафе, где вы сегодня... как бы это сказать?.. Где вы затаривались.

   «Ну, конечно, тотальная слежка, похоже, я прокололся, — подумал Востроухов, растирая ладонью лоб. — Интересно-интересно, я ведь наверняка думал на встрече с пушером, зачем покупаю... Если они что-то уловили, то я стал обладателем классического секрета Полишинеля».

   — Алло, Марлен Амандилович, вы тут? — напомнил о себе Вова.

   — Да, через полчаса буду. — И повесил трубку.

   Он решил взять время на обдумывание и одновременно показать кровопийцам, что не собирается брать под козырек.

   Самое смешное, Востроухов не питал уверенности в том, что мысленно проговорился. Теперь ситуация стала двусмысленной, и нажитый опыт говорил: так быть не должно, ты уязвим, новая вводная опрокидывает твою и без того шаткую схему.

   — Значит, следует учесть их возможную осведомленность, — пробормотал Марлен, откладывая книгу в сторону. — Ну, сыграем и так!

   Он улыбнулся, обдумывая свежую идею, потом сходил ненадолго в потайную комнату, и через полчаса предстал перед Вовой во всеоружии.

  

  

  

  

Глава 10. Князь Владимир. Приходы и толкования.

  

   С тех пор как Владимир стал пить эльфийскую кровь, каждое его утро начиналось с полового блудодейства. Упырь совмещал завтрак с обладанием женщиной — пил и любил ее одновременно.

   Богопротивное соитие совершалось обязательно под прямыми лучами солнца — на том же столе, где в последний раз прилегли Сазон и Вешняк. Каждый раз это была новая ночная бабонька, изъятая из бесчисленной орды проституток, окормлявших Москву. Поздним вечером упыри тщательно выбирали и аккуратно снимали путану, которой если кто и хватится, то либо бабка в украинской глубинке, либо сутенер, который, ясное дело, заявлять не станет.

   В акте блудодейства заключался сакральный смысл. Верования упырей были весьма шизоидны, с точки зрения людей, притом замешаны на мифе изгнания: когда-то Ярило разгневался на особое племя, пившее людскую кровь, и прогнал его от себя. Причина заключалась в том, что бог-солнце считал питье крови своеобразным людоедством. И хотя те же восточные кочевники-люди даже в нашей эре прикладывались с голодухи к венам своих лошадей, человечий кровоотсос оскорбил Ярилу.

   Племя упырей было проклято, теперь жизненные токи в их телах сильно замедлились, а солнечный свет жег их лютым пламенем. Кровопийцы нашли заступничество у темных божеств — Чернобога да Дыя, но самым крепким ментальным союзом их удостоил Велес. Оттого его Чигирь-звезда висела во всех детинцах.

   Велес давал мудрость, знания, а уж про торговлю и достаток можно и не говорить — упыри быстро разбогатели и нашли в себе мудрость не конвертировать капиталы во власть напрямую, а довольствоваться негласным прикормом текущей власти. Власть действительно текла. Бус Белояр видел падения и взлеты разных родов и строев, а Владимир застал жёсткий торг со Сталиным, нервные отношения с необязательным Хрущевым, спокойное партнерство с Брежневым и полный бардак последних двадцати пяти лет, когда не знаешь, кому башку оторвать и в какой карман сколько дать.

   Время было во всех отношениях неспокойное, даже период смены царя на большевиков многим упырям казался благоприятнее: тогда хотя бы не было спецсредств и прочей технологической мути, которая сегодня опоясывает Родину пока еще неплотным, но уже весьма опасным неводом. Достаточно вспомнить о камерах наблюдения.

   Совет князей пришел к выводу, что волнения в человечьем стаде суть предвестники окончания Сварожьего круга — двадцатишестивековой эпохи. В такой момент изменяются не то, что судьбы народов — сам облик земли-матери.

   А тут и открытие новых свойств эльфийской крови подоспело.

   Теперь князь Владимир, вернувший себе биение сердца и токи веществ, ежеутренне посрамлял Ярило соитием с блудницей. Черные боги были довольны. Упыри тоже — возникла надежда на возвращение в светлый мир. Со своими талантами и богатствами они обречены на господство над стадом. Владимир был самым довольным — секс дело приятное.

   Он не выпивал девок до критического состояния, потому что его сакральная миссия была в ином — упыри жаждали зачатия. Ходили предания, что вампирья кровь замедлялась не разом, а скачкообразно — через несколько поколений, и первые проклятые еще были способны к сексу и оплодотворению. Между прочим, женщины-упырицы также могли понести от семени вампира или человека.

   По преданиям, дитя-полукровка рождался упырь упырем, но не боялся света. Правда, таких счастливцев ночной народ не знал. А когда возникла возможность выехать на солнышко по эльфийской вене, было решено на всякий случай попробовать зачать полуупыря.

   Но самое интересное заключалось в другом. Патриарх-родоначальник Бус Белояр был последним не инициированным, а урожденным ребенком — плодом любви двух упырей. Кстати, это обстоятельство делало его самым сильным представителем ночного народа, который весь состоял с ним в кровном родстве — инициация (у упырей ходило слово «обращение") предполагала взаимное питье крови обращаемого и обращающего. Каждый обращенный принимал генотип всей цепочки «обратителей», а в ядре были гены Буса.

   Итак, Владимир, избранный советом за молодость племенным бычком, проливал семя в лона блудниц, попивал кровь пленного эльфа и готовился к соитию с упырицей. Если всё получится, ночной народ получит нового родоначальника, чьи силы будут сопоставимы с Бусовыми.

   Майская прохлада не пугала князя Владимира, потому что он спешил жить, вспоминая телесные радости, которые были доступны до обращения, а надкушенная путана ничего не замечала: ни холода каменного стола, ни ветра. Она испытывала страстную жажду к наслаждениям, внушенную упырем.

   Сегодня это была грудастая и с крутыми бедрами деваха, провалившая в прошлом году экзамен и не уехавшая в родной Тамбов. Классика жанра. На панель она пришла далеко не сразу, сначала был фастфуд, но зимой девчонку всё же окрутили специалисты-рекрутеры.

   Путану звали Верой, и Владимир вертел эту Веру понятно на чем. Она была симпатична, хорошо сложена, к тому же, легко внушаема, поэтому всякий раз, когда князь называл ее по имени, она испытывала неиллюзорный оргазм, распалявший и его.

   Краем сознания упырь понимал, что каждое утро участвует в пародии на человеческие отношения, но его устраивала и пародия, ведь во время семяизвержения он приобретал поистине мистический опыт, будто взрываясь и разлетаясь миллиардами золотых песчинок и проникая в самые секретные поры вселенной.

   В этом путешествии не было ни Ярила, ни Чернобога, ни всеохватного Велеса, оно ставило Владимира опричь всего — и земных народов, и божеств. Он был везде, он был всем сразу и ничем вовсе. Когда Владимир приходил в себя, он осознавал: только что ничего не было — ни его, ни каменного стола, ни проститутки, служившей ключом.

   И вот с Верой этот хадж к несуществующим святым местам оказался максимально долгим и насквозь особенным. В наивысшей точке упырь стал каждой частицей существующего мира, при этом не потеряв индивидуальности и полностью осознав себя... богом.

   Новый статус давал окончательную уверенность: захоти он сейчас поменять структуру вселенной — и она послушалась бы. Даже параллельная эльфийская реальность, которую он почуял и в которую мог бы тут же перейти, но удержал первый порыв, так как все это предстояло сначала крепко обдумать.

   Меж тем, ощущения меркли, могущество Владимира стало заметно сужаться. Тогда он захотел взлететь и осознал, что его тело вместе с телом Веры висят над столом. Удивление выбросило его из шаткого состояния бога, и упырь с путаной рухнули на стол с полутораметровой высоты.

   Он расшиб колено и локоть, зато успел придержать голову Веры, а партнерша даже не заметила удара — ее лицо выражало вселенское блаженство, а глаза, казалось, излучали свет из-под полуприкрытых век.

   — Вот это я называю трахом... — проговорил Владимир. — Ну, пора в дом, Верунчик.

   Имя снова спровоцировало у девушки оргастические спазмы, и она закричала счастливо и всепобеждающе.

   Князь подхватил ее со стола и унес в дом, слизывая капли крови, выступавшие на белой шее.

   Закутав путану в одеяло, Владимир сходил в душ и вернулся к ней уже одетым, хотя испытывал немалое желание повторить эксперимент.

   Вера уже открыла глаза, но еще пребывала в состоянии полутранса, отягощенном эмоциональным выплеском. Как любой человек, после укуса упыря она ощущала к нему иррациональную привязанность — удобное последствие первой трапезы. Увидев князя, Вера вяло протянула к нему руки.

   — Отдыхай, — ласково прошептал он. — Ты останешься здесь, мы поговорим вечером.

   У выхода сказал дружинникам:

   — Она мне нужна. Дайте ей все необходимое. — И отправился в детинец Буса.

   Там содержали пленного «лондонского» эльфа. Двух предыдущих пришлось похоронить, потому что первый просто расчесался до смерти (никто не подозревал столь бурной аллергической реакции), а второго выпили, пока подбирали дозу, необходимую и достаточную для того, чтобы Владимир вернулся в мир живых.

   Мудрый родоначальник держал эльфа при себе, чтобы чаще видеть молодого князя, а значит, быть в курсе его дел. Владимир не избегал старейшего. Наоборот, он тянулся к Бусу, осознавая его силу и мудрость. Почему не склониться перед тем, чье величие пронеслось эхом по сказаниям и псевдоязыческим басням?

   — Велесе, боже скотий! — не удержался от ментального восклицания Белояр, когда получил доступ к мыслям Владимира. — Да это же нечто совершенно новое! Непростая блудница тебе досталась, вьюнош... Или меж вас какая-то искра скачет...

   Бус дождался, когда Владимир спустится в подвал детинца, сел за стол, и разговор продолжился.

   Молодой князь без стеснения передал родоначальнику суть пережитого опыта. Безусловно, Владимир был честолюбив, но не рвался на трон. К тому же, общение с телепатами не позволяет долго скрывать правду и тем более врать. Бус ценил открытость и преданность князя, прагматизм и амбиции которого не противоречили интересам ночного народа, а наоборот — укрепляли его позиции. Именно эта умеренная бескорыстность послужила главнейшей причиной того, что эльфийский проект возглавил и стал претворять в жизнь Владимир, а не кто-то другой.

   — А вот мы и разузнаем, что это за Вера такая, — сказал Бус, выслушав князя.

   Взяв данные путаны, он подмигнул Владимиру:

   — Позвоним-ка оборотням.

   В виду имелись, конечно же, те самые — в погонах. За мзду и кое-какую неденежную поддержку органы внутренних дел всегда могли временно стать органами дел упырей.

   Нерядовой человек, которому позвонил князь князей, обещал полное досье через сутки. Сладко попрощавшись, Бус вернулся к разговору.

   — Ох, Володимир, интересные они все-таки, люди-то. — Он потряс мобильным телефоном. — Вот этот всерьез считает меня казначеем тех, кто заграбастал несуществующее золото партии. Мне его иллюзия не вредит, а помогает... Я и подумал вдруг, а не бредишь ли ты во время блуда? Может, тебя так Сварог совращает с пути правого, Велесового?

   Владимир в богов не верил. Заглядывая в разум родоначальника, он видел: тот ничуть не сомневается в их существовании.

   — А, ну да, ну да... — усмехнулся Бус. — Ты ж не веруешь. Но если это не морок, а истинное твое перевоплощение, то как же обойтись без богов-то? Неужто ты соприкасаешься с пустой приспособой природной? Разве не почувствовал ты, что всё живое, что всё дышит?

   — Вы тоже там были?

   — Да мы с тобой и сейчас «там». Только внимание сжато до игольного ушка. Оттого мир кажется твердым и с острыми углами.

   — А он, значит, мягкий и пушистый?

   Бус рассмеялся.

   — Вроде того. Лучше сказать, он из воска. Только у простого упыря вроде нас с тобой маловато силенок что-нибудь вылепить. Мы и ползаем, как муха по свечке. И у стада ничего не получается, хотя у него-то как раз есть возможность объединить умишки и дерзнуть. Но стадо долго и тяжело идет по этому пути. Возможно, мы его возглавим и слегка подтолкнем в нужном направлении.

   В мыслях Владимира сквозили сомнения.

   — Я тебя понимаю, — сказал родоначальник. — Да ты сам подумай как-нибудь, есть ли другая задача у стада, если не формирование общего разума? Ну, это всё любомудрие. А как я «там» побывал? Да вот как...

   И князь князей стал вспоминать: он едва не погиб в десятом веке — осиновый кол, вогнанный в его грудь монахами, остановился, уткнувшись в сердце. Тогда Бус и провалился в то особое небытие, которое сегодня посетил Владимир. Родоначальник плавал и растворялся в мировой любви, пока упыри отбивали у монахов его тело.

   — Да, монахи в прежние времена были не в пример нынешним, — свернул воспоминания Бус. — Тогда встречались очень сильные, да еще и девственники. Кровь — пальчики оближешь... А нынешние — плюнуть да растереть. Уж об их грехе мужеложия весь интернет в курсе.

   Владимир знал, что князь князей похаживает в паутину, но не сдержал улыбки: авторитет и внешность патриарха упырей не вязались с интернет-серфингом.

   — Бываю-бываю, — подтвердил родоначальник, окончательно отбросив архаизмы. — И читаю побольше тебя, Володь. Не мишуру новостную, а книги. Стадо хорошую вещь изобрело. Никогда раньше у меня не было доступа к таким сокровищам. И если интернет не шаг к объединению стадного разума, то что же он?

   — Наоборот, княже, разъединитель, — тихо, но твердо возразил Владимир. — Они все забились по квартиркам и сидят у экранов сутками. Друг друга не видят, только сетевые образы лепят по подобию своему.

   — В физическом смысле ты прав.

   Бус отвлекся, по традиции брезгливо ткнул пару кнопок на телефоне и сказал в трубку:

   — Две «кровавых Мэри». .. Так вот, Володь, физически они разобщаются. Да и, согласись, пока не все еще охвачены новой сетью. Но они еще вернутся друг к другу, а связь останется. И к мозгам ключи подберут — начнут общаться напрямую, как мы с тобой. Я думаю, будет новый виток прогресса, связанный с фармакологией, так это назовем.

   — Что, наркота?! — Молодой князь вспомнил об эльфах-путешественниках.

   — А что такое, по-твоему, наркота? Дурь? Волшебное зелье, перемещающее к остроухим?

   Владимиру не требовалось открывать рта, его мысли были как на ладони.

   В дверь постучались. Зашел упырь с подносом, на котором стояли два высоких стакана. Свежая охлажденная кровь девственницы, перемешанная с водкой.

   Упырь ушел, оставив коктейли. Бус взялся за свой, Владимир последовал его примеру.

   — За успех твоих проектов, — провозгласил тост родоначальник.

   — Наших, княже.

   — Не скромничай, не девка.

   Пригубили. Бус щёлкнул языком.

   — То ли они фильмы эти поганые смотрят, то ли в еде что?.. Вспомни, Володь, какая была кровь даже при Мишке Меченом! Естественный продукт... Стариковское ворчание, да? — Князь князей тряхнул головой, как бы сбрасывая тему. — Наркотики, сын мой, — это инструмент для взлома. Доступ к самому тонкому плану душевной организации. Я полагаю, где-то в совокупности нашей нейроэлектростанции, — Бус постучал указательным пальцем по виску, — и гормональной фабрики происходит самое главное. Главное в твоей или моей жизни. Это главное держит твое «я» в теле, и оно же позволяет шагать далеко за пределы бренного трупца. Причем не только в пространстве, но и во времени.

   Собеседники помолчали, потягивая коктейль. Владимир не очень понимал, какой прикладной смысл можно извлечь из гипотезы Буса.

   — Ты практик, — продолжил родоначальник. — Это очень ценно, это призвание молодых, а гляди ж ты, не все пользуются. Толк от моих умствований прямой: если научиться взламывать сокрытые от нас резервы разума и тела, то можно путешествовать в пространстве-времени. И эльфы как-то до этого дотумкали. Ну, у них вечность была, чтобы даже методом случайного тыка куда-нибудь да и попасть. А почему ключом должна быть только наркота?

   — Следовательно, сегодня с Верой... — Молодой князь прочитал мысль Буса. — Но это действительно счастливое совпадение!

   — Заметь, с тобой это второе совпадение за последнее время. — Под первым он подразумевал открытие свойств эльфийской крови. — Володимир, я ощущаю в тебе большую силу, ты самородок. Даже если твой талант — слепая удачливость, ты находка для нашего народа.

   Взгляд родоначальника излучал завораживающую мощь, но молодой упырь не чувствовал в намерениях Буса ни угрозы, ни двойной игры. Белояр говорил честно — так, как может только телепат. Родоначальник возлагал на Владимира поистине большие надежды, что вселяло и гордость, и некую робость.

   Это был вызов его воле. Ни ложной скромности, ни тайного желания власти князь не испытывал, не в его возрасте ходить на поводу у амбиций и заблуждений. Он просто был благодарен Бусу за доверие и был готов принять не совсем ясный пока бой.

   — Ну, добро. Иди, сосни эльфятинки да за дело, — по-стариковски иронично сказал родоначальник. — Девушку, сам знаешь, сберечь надо. Ты эту овечку заблудшую, пожалуй, завтра еще раз огуляй поутру, но уж постарайся не раствориться в мировом эфире напрочь. А как пройдет с полукровкой, звякни вечерком, расскажи.

   На том и расстались.

   Лондонский эльф был уже плоховат: регулярные приступы аллергии неслабо его измотали. Упыри могли просто взять кровь из вены, но тогда она мгновенно теряла пятьдесят процентов силы и потом, во время хранения, ещё по десять процентов в час.

   Врачи, конечно, колдовали над ним в меру понимания проблемы, притом врачи хорошие, лучшие московские специалисты, у которых можно купить услуги и молчание. Свою подлинную сущность Бус перед ними не раскрывал, предпочитая создавать имидж серого кардинала власти и скромного подпольного миллиардера, о котором не ведает Forbes.

   Подчинять врача внушением через укус было рискованно — человек даже в легком трансе начинал навязчиво циклиться на каких-то деталях и мог проморгать важное. Хорош такой лекарь.

   Куснув эльфа, Владимир вернулся в свой детинец.

   Там он посетил спавшую Веру, затем обстоятельно поговорил с Браниславом. Дядька развел руками: злоумышленник или злоумышленники, сотворившие непотребное со слухачами, больше не проявились, а следов-то и не было. Упыри по-прежнему вели усиленную слежку за Марленом и его пассией, только и там особых успехов не наблюдалось. Светлана излучала беспечную неосведомленность в делах любовника, усиленно работала над какими-то там интерьерами. Что сам полукровка? Да мысли как мысли, действия как действия. Тревожный фон, но любой бы забеспокоился после кавалерийского наезда. Об отце вот думал, зол на него страшно. Видать, ищет виноватого. Жаль, в офисе его не прослушать... Самое забавное — закупил наркотиков у элитного толкача. Психоделики. Видно, оттопыриться хочет, чтобы восстановить душевное равновесие.

   Вот и все новости.

   Наконец, князь созвонился с Марленом и договорился о встрече.

   Он сидел в кафе и ждал полукровку, думая о том, что слишком большую роль в последних событиях играют наркотики. Сначала перемещения эти фантастические с дозой в жопе, потом психонаркологические рассуждения Буса, а тут и клиент решил закупить дури... Этак придется и самому хотя бы покуривать. Владимир улыбнулся.

   Спустя мгновение улыбку как ветром сдуло.

   Князь почуял: к кафе подходит Марлен, и от него за версту веет опасностью и... Владимир не сразу определил, что это за чувство. Скорее, это была интрига, приглашение к игре, но игра могла закончиться совсем не в его пользу.

   — Ну, здравствуй, Вова! — весело сказал полукровка, садясь за столик.

   Князь посмотрел в его глаза и понял, что попал по полной. Без возможности сдать назад.

  

  

  

Глава 11. Яша. Артист из погорелого театра

  

   Признаться, я впал в оцепенение и провалялся в своей комнате полдня.

   Оборонилов стремительно проигрывал. Лопухнулся со сроками, дождался до полной готовности клопоматери, теперь паникует и ищет быстрые решения: готов слить меня, впутать в нарушение этики Зангези и взять в охоте верх, поправ Кодекс Преследователя.

   Я его понимал. Если проиграть третью охоту одному и тому же противнику, то твою охотничью лицензию отзовут. Ярополк Велимирович любил жизнь преследователя и не смог бы, как мне кажется, мариноваться на родной планете. Те из нас, кто пускаются в гонки за клопоидолами, обладают космополитическим мировоззрением и своеобразными вкусами. Я и сам таков. Мы не вписываемся в традиционное вылезаврское общество, будь оно благословенно.

   Мне хотелось продолжить карьеру охотника. Но задание наставника ставило под угрозу мою жизнь. Клопоидолы могли попросту меня хлопнуть.

   Здесь я переставал понимать Ярополка Велимировича. Только что казалось, он дорожит каждым членом команды, а меня вовсе едва ли не сыном считает, и теперь готов разменять на хапуговку.

   И что мне в таком случае делать?

   В моей комнате висел огромный постер — Рэмбо с автоматом Калашникова. В полный рост. Он уже висел здесь, когда мы заселились, а я решил не снимать. Пусть хайрастый люто пялится на посетителей.

   Сейчас я пялился на него не менее люто. Этот знал бы, что делать. Взорвал бы что-нибудь, убил бы человек сорок...

   Здесь я снова вернулся к давней мысли: странный вы всё-таки народ. Взахлеб смотрите фильмы, в которых чужеземцы убивают людей вашей нации. Вот и кадр из «Рэмбо в Афганистане» запечатлел здоровяка, готовящегося положить немало русских ребят. И поколение младших братьев и сыновей этих ребят засматривалось на эту клюкву...

   Стыдно как-то. Надо бы всё же сорвать этот позор.

   Но сейчас было не до вас, замечательные мои.

   Я дал команду комнатному компьютеру спроецировать на потолок текст Кодекса Преследователя, найти раздел для ведомых.

   «Следуй за наставником и не сомневайся в его действиях, даже если они кажутся тебе абсурдными или опасными», — прочитал я и велел компьютеру отмотать к главному разделу.

   «Твоя цель — успешная и эстетически безупречная охота. Чтобы достичь, ты обязан жить».

   Вот тебе и ответы, Яша. Если ты вылезавр Кодекса, просто следуй ему, и он тебя угробит, да еще и выставит виноватым.

   Но я же вижу, что наставник плюет на правила!

   — Найти место в Кодексе, где говорится о его нарушении, — скомандовал я, и на потолке высветилось: «Нарушение невозможно. Нарушитель расплачивается лично».

   И все.

   Я знал эти два предложения наизусть, потому что ими Кодекс и оканчивается. Изучая главный документ охотника, все невольно запоминают эти фразы. Я тоже их помнил, но хотел еще раз посмотреть на них, убедиться, что ли, в их реальности.

   Фокус восприятия: своей памяти я вдруг не доверился, а символы, спроецированные на потолок, меня успокоили. Хотя оба источника — всего лишь образы одной мысли.

   Когда ты молод и рвешься на другие планеты, когда ненависть к клопоидолам является самым главным побудителем, ты не думаешь о ситуациях, в которых пришлось бы переступать через Кодекс. Тебе и в голову такие ситуации не приходят.

   Нарушение невозможно. Ответственность личная. Зная и повторяя эту формулу, ты не чувствуешь ее подлинного вкуса, но заранее сыт. Такова сила догмы.

   Что же там говорили преподаватели?.. Любая строчка закона требует толкования. Я вспомнил: фраза «нарушение невозможно» всегда трактовалась двояко. Здесь и запрет, табу. Здесь и радостная весть — нарушение невозможно в принципе, что ты ни делай, все соответствует Кодексу! А личная ответственность — это примирение совести с действием. И наказание.

   — Покажи список последних пяти наказанных охотников.

   — Прошу прощения, в базе данных есть только трое охотников, подвергнутых наказанию за нарушение Кодекса, — ответил компьютер.

   Надо же, за всю историю. Дисциплинированный мы все-таки народ!

   — Показывай троих.

   — Прошу прощения, не могу. Вам отказано в доступе.

   — Кем?! — Я не поверил своим ушам.

   Компьютер назвал настоящее имя Ярополка Велимировича.

   Я соскочил с кровати, натянул термошмотки и рванул к наставнику.

   — Сядь, вылупыш! — велел он, едва я нарисовался на пороге.

   Кстати, дверь снова придется ремонтировать.

   Я плюхнулся на стул, придвинув его к столу шефа.

   — Сейчас не время мучиться этическими проблемами, Яша. — Оборонилов достал из ящика стола бутылку лучшего напитка нашей Родины — анабиозовку.

   Да-да, мне опять приходится придумывать русскоязычный аналог. Анабиозовка способна диплодока с лап свалить, очень забористая штука.

   Вслед за бутылкой возникли две малые рюмочки и баночка сушеных тараканов, опять же, с планеты-матери.

   Ярополк Велимирович разлил, потом вскрыл баночку, и мы молча отдали должное ароматам. Затем наставник произнес, взявшись за рюмку, что-то, напоминающее японское нескладное стихотворение:

   — Злей не был и кощей, чем будет, может быть, восстание вещей. Зачем же вещи мы балуем?

   Я задумался. Оборонилов использовал вместо тостов произвольные цитаты из вашего поэта Хлебникова, которым безмерно восторгался. Всякий раз это были цитаты, что называется, на злобу. Эта показалась мне неуместной.

   Но мы, безусловно, выпили и закусили.

   Веселый хруст деликатесных тараканов поднимает настроение не хуже рюмашки анабиозовки.

   — Великий был визионер и умница этот варварский поэт, — сказал наставник. — Вещизм побеждает этих людей, Яша. Но ты, конечно, разгневан. Позволь объясниться.

   Он выудил из банки еще одну тараканью тушку, давая понять, чтобы и я не скромничал.

   Кто ж устоит?

   Большой психолог. Как теперь на него злиться?

   — Сейчас не время для этических дилемм, — продолжил Ярополк Велимирович, прожевав. — Знай одно — все, что ты делаешь, обусловлено моими приказами, а они являются реакцией на события. Невозможно выиграть в карты у шулера, придерживаясь стратегии кристальной честности. Я уже погорел дважды. Вот погляди, — он ткнул пальцем в окно, — дом напротив, второй этаж, серые занавески. Там уже месяц сидят агенты Разоряхера и, даже прослушивают нас. Они среагировали на новый фактор, то есть, на охотников-мстителей, как только узнали о нашем существовании.

   — Шеф! — я буквально опешил. — А... сейчас и утром, ну, когда вы мне про предательство...

   — Хм, опомнился! Жучков здесь нет, значит, они снимают колебания с оконного стекла. Тут у меня приборчик, я его включаю, когда надо, он проецирует на стекла песни группы «Rammstein» и звуки вечеринки. Сейчас тоже. И соответствующие тени проецирует. Очень удобно, согласись.

   Анабиозовка уже подействовала, и я был согласен.

   Шеф разлил по второй.

   — А если они выделят полезный сигнал? — пришла мне в голову идея.

   — На этот случай у меня внутреннее стекло покрыто особым составом, — раздраженно ответил Оборонилов. — Включаешь системку — состав желируется и поглощает звук. Выключаешь — стекло как стекло. И вообще, молодой, хватит думать за начальство. У меня под столом транслятор белого шума стоит.

   Ярополк Велимирович пнул несколько раз по чему-то железному.

   Потом поднял рюмку.

   — С тебя речь.

   Я задумался.

   — Ну? — поторопил шеф. — Продукт испаряется!

   — Годы, люди и народы убегают навсегда, как текучая вода. В гибком зеркале природы звезды — невод, рыбы — мы, боги — призраки у тьмы, — потрафил я вкусам наставника.

   — Ах, ты же... Ящер ты мой многоценный! — воскликнул Оборонилов и с гусарским задором махнул рюмач.

   Я последовал его примеру, оставаясь на позициях неторопливости.

   Снова захрустели закусью.

   В глазах шефа стояли слезы. То ли от крепости напитка, то ли от нахлынувших чувств. Он поводил пальцем перед моим носом:

   — Они тебя не убьют, Яша. Я Разоряхера знаю. Этот захочет, чтобы у него в команде был настоящий вылезавр. Придумаем сейчас тебе историю покрасивее — проглотит, как миленький. А потом ты от него улизнешь, скользкий ты тип.

   И мы занялись деталями моего предательства.

   У анабиозовки есть доброе свойство прочищать сознание и расслаблять лапы.

   Я отлично запомнил каждую фразу, прозвучавшую на нашем с шефом военном совете. Правда, до седьмой рюмки. После седьмой рюмки я ничего не помню вплоть до следующего утра.

   Умывшись и одевшись, я направился в мастерскую, расположенную в нашем подвале. Как и предполагалось, здесь ковырялись в моторе наш завтрак и комбинизомби.

   — Привет, Эбонитий! Салют, Зангези!

   — Добрутро, Яша, — пробурчал завтрак.

   — Доброе утро, Яша, — отчеканил комбинизомби. — За вещицей пришел?

   — Точно.

   — За какой вещицей? — Эбонитий был страшно любопытен.

   — Это особо секретная тайна, — заговорщицким тоном поведал я. — Многие хотели бы узнать, в чем тут секрет, но сам Ярополк Велимирович велел молчать.

   — Ну, не хочешь, не говори, — обиделся завтрак. — Я потом у Зангези спрошу.

   — Пойдем ко мне, — сказал комбинизомби, отложив ключи.

   Спустя полминуты мы сидели в комнате Зангези.

   Она вся была обклеена картами звездного неба, даже шкаф. Покрывало на кровати и то было черным. Окон не было. Каких-либо предметов кроме кровати и шкафа тоже. Наш комбинизомби — странный тип даже для комбинизомби.

   — Здесь полная звукоизоляция, — сказал он, открыв шкатулку, стоявшую на кровати. — Сейчас я объясню, как действует хапуговка, и что надо с ней делать.

   — Погоди, Зангези, — прервал его я. — А тебе тут не стремно?

   — Нет. Эта комната — отражение моего настроения. У меня сейчас период романтической готики. — Комбинизомби вызвал в себе поэта: — Возможно, только время знает, где прах развеют ветры мой, я ж эту муку выбираю, я стану Смертию самой. Но кто ты, странник запоздалый? Зачем стучишься в эту дверь? Всяк заходивший — в вечность канул! Ах, ты не веришь?! Что ж, не верь...

   — Постой, прекрасный мой коллега, — вклинился я. — Мне страшен сумрачный твой слог. Стой, стихотворная телега! А ближе к делу ты б не мог? И лучше прозой бы, Зангези.

   Вид нашего комбинизомби был воистину готичным: удрученность высшей категории, оптимистичней в гроб кладут. Он снова не нашел благодарного слушателя, и поэзию пришлось на время предать.

   — Итак, хапуговка. — Зангези показал на шкатулку, в которой стояли несколько коробочек, одно место пустело. — Это не активированные. Их всегда по две. Одну сажаешь себе, вторую — сначала себе, потом или сразу конечному объекту слежки, или, как в нашем случае, временному носителю, то есть тебе. На ком она окажется через двадцать земных часов, тот станет «передатчиком».

   Он засучил рукав на левой руке, и я увидел в его локтевом сгибе небольшой бугорок наподобие родинки.

   Комбинизомби дотронулся до него пальцем, подержал так несколько секунд, а когда отнял, кожа на левой руке оказалась чистой. Бугорок прилип к подушечке пальца.

   — Сейчас мы приучим ее к тебе. Куда посадить?

   Я предложил запястье. Мне хапуговка нужна в таком месте, чтобы можно было незаметно взять. Не засучивать же рукав при клопапе и его банде.

   Касание хапуговки не вызвало никакого дискомфорта. Она мгновенно прижилась.

   — Когда будешь готов пересадить ее на объект, просто подержи на ней указательный палец, — проинструктировал комбинизомби. — Три секунды. Потом сажай. Желательно в течение минуты. Если промедлить, она может погибнуть. Если посадишь опять на себя, она досрочно срастется с тобой, и станет транслировать твои мысли.

   Я нервно высунул язык и тут же спрятал.

   — Может, тогда взять две?

   Зангези покачал головой.

   — Одна хапуговка — один принимающий разум. Если она погибнет, мне тоже будет плохо. Возможно, я впаду в кому. Ты, Яков, пожалуйста, действуй осторожнее.

   — Можешь на меня положиться. Погодь! Так это что? Допустим, я посажу хапуговку на Разоряхера, а он возьми и умри насильственной смертью. Тебе тоже кранты?

   — Пока она на носителе, нет. Просто станет плохо, но не смертельно. — Комбинизомби была неприятна мысль о боли и смерти, он отвернулся, уставился в пол.

   Мне оставалось лишь попрощаться:

   — Всё понял. Бывай здоров!

   Повинуясь импульсу, я схватил еще одну коробочку из шкатулки, потом похлопал Зангези по плечу и просочился к себе, расширив контекст этого мира.

   Итак, хапуговка. Две капельки-близняшки: побольше и поменьше. Я сравнил их с той, которая сидела у меня на запястье. Ага, крошечная — это передатчик.

   А как вживлять?

   В коробочке оказалась краткая инструкция. Крупную надлежало приложить к телу «принимающего», маленькую цеплять к «передатчику». Местоположение не важно — хапуговка сама коммутируется к нейросети организма.

   Передающая часть хотя бы на десять минут сажается на тело принимающего, чтобы установилась связь с крупной каплей, а также чтобы мелкая получила первичное питание.

   Снимается пальцем (это я уже знал). Повторная посадка на один и тот же организм запускает досрочную «трансляцию» мыслей носителя.

   Удобная фенька из арсенала Ну-вы-и-странников.

   Я не стал дочитывать скучную инструкцию, прилепил «приемную» часть хапуговки на плечо. Она повела себя не так, как мелкая, — практически впиталась в кожу. Осталось лишь уплотнение, еле заметное на ощупь.

   Посадил «передатчик» на ладонь, чтобы не перепутать с уже имеющейся на запястье. Посидел четверть часа, прислушиваясь к ощущениям. Никаких изменений в мышлении не почуял, эха не услышал.

   — Ладно, Яша, понеслось, — прошептал я и отправился к Оборонилову.

   Взмахом языка послав очень фривольную версию воздушного поцелуя Скипидарье, я без всяких прелюдий пошел в кабинет шефа.

   Дверь еще не вставили, Ярополк Велимирович явно экономил, поэтому мне пришлось вырвать часть дверного косяка.

   — Вы уничтожили всё, во что я верил! — бросил я с порога и только потом понял: Оборонилова в кабинете нет.

   Обескураженный, я вышел к секретарше.

   — Скипи, а где шеф?

   — Да здесь я! — донеслось из кабинета. — В сортир нельзя отлучиться...

   Снова эпатировав нашу красавицу языком, я вернулся к Ярополку Велимировичу.

   Он как раз прикрывал дверь в персональный уголок отдыха.

   — Что ты там такое кричал? — спокойно осведомился шеф.

   — Вы уничтожили всё, во что я верил и чему служил, — без особого запала повторил я, держа руки за спиной и отважно выкатив грудь. — Вы предали дело вылезавров. Вы нарушили Кодекс. Вы растоптали мою веру в нас. Я вас презираю. Чтоб вы сдохли во время линьки!

   — Ты забываешься! — взревел Оборонилов и одним стремительным прыжком переместился вплотную ко мне.

   Я схватил его за руки, ну, то есть, за передние лапы.

   — Что, решили покончить со мной? — Мой голос срывался до писка. — Правда глаза жжет? Я не хочу участвовать в этой комедии! Вы проиграли охоту! Третий раз, Оборонилов, третий! А я не такой лузер, как вы! Я — ухожу!

   — Скатертью под хвостик!

   Ярополк Велимирович играл правдоподобно, этот ваш Станиславский точно поверил бы: я вылетел из кабинета шефа и врезался в стену рядом со столом Скипидарьи.

   Она-то всё слышала, поэтому имела вид грозный и шипела. Как бы мне еще и от нее за оскорбление наставника не влетело. Я обрушил в пространство между нами шкаф и был таков из приемной.

   Входную дверь я тоже не пожалел. Она открывалась внутрь, я высадил ее наружу.

   Не люблю я двери. Нет у нас на родине дверей.

   Я пошел скитаться по Москве. Миниспектакль был сыгран, актеры заслужили по «Оскару», теперь я ждал ответного хода противников.

   На хвост мне сели сразу, и это были люди из вашего племени, а не берсеркьюрити. Разоряхер активно пользовался услугами местных лиходеев.

   Сейчас ему уже наверняка доложили о ссоре, и он обдумывал, как со мной поступить.

   Я немножко поиграл с хвостом — побегал, попетлял, позаскакивал в отходящие троллейбусы. При этом делал максимально обозленный и обиженный вид. Они должны «пасти» вылезавра, бездумно удаляющегося от базы и на автопилоте уходящего от слежки своих же коллег.

   Пару раз я едва не стряхнул преследователей, пришлось даже замешкаться, чтобы они не отстали.

   Как-то незаметно для себя я оказался в том же районе, где совсем недавно бегал от Хай Вэя и Ту Хэла. Но еще невероятнее было столкновение с той же девушкой! Я вспомнил ее имя. Света.

   Признаться, в этот раз я врезался в нее специально, чтобы помочь поднять упавшие бумаги (это были какие-то эскизы), а заодно поглядеть, как там мои спутники.

   И вот я рассыпался в извинениях, подал ей чертежи и рисунки и вдруг понял, что это та самая Света. Она меня, естественно, не могла узнать, ведь я изменил облик.

   — Я такой неловкий, — лопотал я, украдкой рассматривая эскизы, это были дизайнерские решения домашнего интерьера.

   — Молодой человек. — Она дотронулась до моего плеча. — У вас брата нет?

   Я передал ей бумаги и отступил на шаг. Сказал с нарочитым желанием помочь:

   — Вроде антикиллера? Нет, нету.

   И ушел не оглядываясь.

   Эта встреча почему-то настроила меня на новую волну. Я вдруг задумался о вас, людях, о ваших повадках — смешных и пугающих.

   Света была особью очень высокой организации. Ее интуиция меня восхитила и слегка испугала, как вас настораживает неожиданное умение какого-то иного животного. Надо же, мол, кошка, а свет в комнате включать умеет.

   Не обижайтесь только.

   В наших глазах вы, простите, весьма неразумные животные. Чего стоит подсознательное самоутверждение самцов, сплёвывающих в сторону, когда навстречу идёт такой же самец. Замечали такое? Чем ниже интеллект самца, тем вероятнее его непроизвольный плевок при встрече с другим, незнакомым самцом. Это чистый, ничем не осложненный контур самоутверждения, работающий на базовый территориальный инстинкт. Возможно, и не пометил территорию, но утвердился здешним хозяином.

   А ведь плюющие даже не замечают за собой этот спонтанный плевок.

   Или вот еще забавный условный рефлекс: молодые и взрослые самки непременно прячутся за угол, чтобы перекурить. Что гонит ваших самок в подворотню? Стыд? Нет. Контур безопасности! В школе наказывали за курение, приходилось прятаться. Причина давно исчезла, как ты ни молодись, а инстинкт остался.

   А вот Света — другое дело. Она, я видел, вплотную подошла к умению работать с контекстами. Может быть, вы стоите на пороге качественного эволюционного скачка, кто знает?..

   Таким исследовательским мыслям я предавался, рассеянно бредя по людным улицам Москвы. И тут меня дернули за локоть, а в бок ткнулось нечто металлическое и опасное.

   Я мгновенно расширил контекст и выскользнул из захвата, разворачиваясь к нападающему. Старушка Нагасима Хиросаки. С ножичком.

   Значит, со мной готовы побеседовать клопоидолы.

   Я вернулся в актуальную реальность, взяв дистанцию в пару метров.

   — Привет, Нагасима.

   — Не люблю, когда вы так делаете. — На фальш-лице богомолихи проступило необычайное отвращение.

   Умеет создать образ, даже завидно.

   — Драться не буду, — сказал я. — Да и ты поговорить хочешь, иначе проткнула бы давно.

   — Да, ты беспечен. Теряешь мое уважение.

   Она мотнула головой в сторону дороги, где стоял «Геленваген». За рулем сидел Хай Вэй.

   — Прокатимся, — бесцветным голосом сказала Нагасима. — У хозяина есть к тебе дело.

   Клюнули, рыбоньки вы мои!

   Я сел в тачку. Мы выехали на МКАД и, то и дело тычась в пробки, сгинули на Рублевском шоссе. Клопоидолы любят жить со вкусом.

   Коттедж внушал уже забором. За ним тоже всё было выше критики — три этажа, парк, лужайка, дорожки, фонтан...

   Я старался унять нервы — готовился ко второму акту спектакля. Песец был близок, как никогда.

   Меня проводили в гостиную. Хай Вэй и Нагасима встали чуть сзади.

   Ту Хэл зашел с пневмошприцем. Молча ввалил мне в плечо дозу какого-то препарата. Встал поодаль.

   Почти сразу из бокового входа стремительно вкатился на кривых ножках Иуда Каинович Разоряхер, разодетый, словно старый адвокат.

   Он сел на красный диван и в свойственной ему развязной манере сказал:

   — Значит, весь вздор можешь засунуть себе под хвост, зеленый. Я всё знаю о вашем с Оборониловым плане. Где передатчик?

   Ну, всё, песец... Неужели предательство?!

   Я справился с глобальным обалдением. Решил, что надо делать ноги. Расширил контекст...

   Но контекст почему-то не расширился.

   Ту Хэл помахал мне пневмошприцем.

   Вот теперь точно он — песец в полный рост.

  

  

  

Глава 12. Князь Владимир. Репортаж с башкой на шее

  

   Легко представить себе двух шахматистов, сосредоточенных на важнейшей партии: они не замечают ничего вокруг — ни шума, ни времени; их мир замкнут в пределы, не далеко выступающие от краев шахматной доски. Потом нужно мысленно убрать, растворить эту самую доску, и получатся князь Владимир и Марлен, сидящие в кафе и ведущие сложнейшую игру.

   — Говорю прямо, и давай на ты, — думает полукровка. — Я подобрал кое-какой состав веществ, позволяющий быть с тобой на равных.

   — Вижу, — признает упырь, он пытается разорвать неестественно крепкий контакт, но лишь глубже увязает в мыслях противника.

   — Не старайся. С нами — психоделик и чуть-чуть эльфийского транспортного наркотика.

   Владимир смотрит на собеседника, ему кажется, что тот становится полупрозрачным.

   — Да, ну, это глюки, — говорит князь, хмурясь и тряся головой, внутри что-то мелодично звенит.

   — Заказывать будете что-нибудь?.. Ваш друг уже пришел!.. — доносится голос откуда-то издалека, из-за дальних рубежей воображаемой шахматной доски.

   С огромным трудом князь делает заказ.

   — Только не кричи так больше, — просит Марлен и общается с официантом.

   Упырю не нравится, что полукровка не потерялся, не замкнулся в странных границах, как произошло с ним, с Владимиром. Как бы проклятый полуэльф не стал единственным связующим звеном между ним и миром.

   Белое пятно рубашки официанта растворяется в полумраке кафе, оставляя после себя тающий шлейф.

   — Не бойся, — говорит полукровка. — Это пройдет, правда, не уверен, что быстро. Я готов с вами работать, но я не хочу, чтобы меня держали за дурачка.

   — Мы не держим тебя за дурачка. — Владимир прижимает ладонь к груди, роняя по пути подставку с салфетками. — Мы не разменяем тебя, я это гарантирую.

   И Марлен видит, что это правда.

   — Свету в это всё не впутывайте.

   Теперь полукровка чувствует, что вариант со Светой упыри обдумывали и держат про запас. Владимир разводит руками (салфетки разлетаются, словно маленькие величественные скаты):

   — Цена вопроса, Марлен, цена вопроса... Мы не в бирюльки... Эльфийская кровь нужна нам, как воздух! Здесь не может быть «Ну ладно, не получилось, и хрен с ним».

   — Света — это святое. Ее трогать нельзя. Ты это понимаешь?

   — Да-да, конечно. — Князю делается стыдно, хотя ясно — на него давят, и давление, замешанное на наркотической закваске, стремительно превращает настойчивые слова Марлена в его, Владимира, святую убежденность.

   Белеет парус одинокий... Это откуда-то из недр кафе возвращается официант с подносом. Рубашка официанта такая ослепительная в это время суток... Он что-то говорит, подбирая салфетки, но слишком тихо.

   На столе появляются невероятные шахматные фигуры: вилки, ножи, тарелки салата. Салат полукровки угрожает корзинке с хлебом, но ее страхует солонка. Солонка белая, значит, это фигура князя. А вот перечница Марлена, нагло стоящая рядом...

   — Да, знал бы, как тебя заплющит, не перечитывал бы на прошлой неделе Набокова, — говорит полукровка и, смеясь, принимается за салат.

   Движения Марлена величественны и грациозны, они создают вереницу стоп-кадров, превращающих полукровку в многорукого индийского бога. Владимир вспоминает, что слипшиеся слухачи уже вызывали у него похожую ассоциацию. Это не только забавно, но и несет несомненный скрытый смысл. Или связь?

   — Что за слипшиеся слухачи? — интересуется Марлен, и глаза его горят, как два маленьких любопытных пекла.

   Нет способа утаить историю слухачей, а за ними нет способа утаить факт слежки, а этот факт тянет еще массу других. Например, кто такой Бус. Сливая информацию, Владимир успевает еще представить себя медведем, который напоролся на рогатину вопроса и теперь из брюха его ума вываливаются кишки ответов. Медведь хватает их лапами и пытается засунуть обратно, но мысль есть слово, а слово не воробей...

   — Вот как?! — Ярость полукровки прерывает мысленную исповедь князя. — Вы меня слушали, даже когда я спал со своей девушкой?!

   Сейчас напротив упыря сидит огненное божество гнева, чей свет проникает сквозь веки и выжигает глаза. Наверное, так действует стыд, думает Владимир. Ещё ему очень не нравится подчиненное положение, слишком просто он сдает позиции.

   Марлен постепенно успокаивается, он ведь опасался слежки, так что же теперь злиться на зверей...

   — Вы полностью снимете слежку.

   — Согласен. Извини. Так было надо, — говорит князь и тут же задает один из главных вопросов: — Сколько у тебя транспортных доз?

   — Двадцать четыре, но объявлена эвакуация...

   Теперь Марлен сливает информацию Владимиру: его посетил отец, эльфы заметили пропажу троих, все под подозрением, он под подозрением, он ловко упомянул про вампиров в разговоре с Амандилом, и тот не поверил в реальность угрозы...

   Завтра он начнет обзванивать эльфийских путешественников. Значит, количество доз сократится до семи.

   — Там, куда перемещаются ваши, есть еще дозы?

   — Конечно.

   — Сколько?

   — Не знаю. Это единственное заведение. Наверное, много.

   — План здания и местоположения хранилища...

   — Будут.

   — Там у вас что — окна и свет? — Перехватив инициативу, Владимир чувствует себя всё лучше и лучше, возвращается уверенность.

   — Не везде. И не у «нас», а у них.

   Радужная и пустая женщина проплывает мимо их столика и мажет масленым взглядом по лицу князя. Упырь брезгливо морщится. Женщина взрывается обидой и злобой. Кажется, она что-то говорит и уплывает.

   Надо поторопиться, думает упырь, эльфы встревожены, эвакуация эта... Чертовы игроки!

   Сначала Марлен удивленно вскидывает брови, затем догадывается: о причинах визитов эльфов кровососы, разумеется, узнали от пленных.

   — Верно, верно, — подтверждает Владимир, кивая головой.

   Ему нравится кивать головой: картинка перед глазами начинает размываться — и сосредоточенное лицо Марлена, и не доигранная партия на столе, и темный фон кафе, и зеркальный потолок, с которого на князя смотрит Владимир, а может быть, на Владимира смотрит князь. Раз, два... Раз, два...

   — Не мотай головой. — Полукровка хмурится, он вообще какой-то раздражительный и скучный. — Ты привлекаешь внимание.

   — Кто здесь?! — Упырь озирается.

   Ему кажется, что это лучшая инсценировка анекдота о наркомане, потому что достоверна на все двести процентов — пятьдесят из них дает вмазанный Марлен, а оставшиеся сто пятьдесят обеспечивает он, Володенька. Володенька, выходи... Я ведь тебя зубами загрызу...

   — Братья Вайнеры, — обреченно констатирует Марлен. — Теперь ты зацепился за них. Что вы, вампиры, будете делать, когда выйдете на свет?

   — Загорать и бегать, — ржет князь, потом наклоняется и доверительно шепчет: — Погляди вокруг. Здесь все прогнило. Стадо совершенно не умеет пастись, бедняги губят себя. Мы станем пастырями. Аккуратными и мудрыми, как китайская компартия, хе-хе... Вот у них традиции упырчества так традиции!

   — То есть я вам помогу прийти к власти. До этой гениальной мысли я и сам дошел, — отмахивается Марлен. — А зачем все-таки?

   — Жить, друже, просто жить! — Владимир берет салат в щепоть и трясет им перед лицом собеседника...

   Или он противник? Противник значит противный. А полукровка, вроде, нормальный мужик, хоть и из стада.

   — Из стада, значит? — спрашивает Марлен. — Ты салатом-то не тряси, пастырь в дупло инициированный.

   — Цветасто! — уважительно протягивает князь, бросает салат обратно в тарелку. — А давай кровушки на брудершафт! В знак человеко-эльфийско-упырской дружбы, хе-хе...

   Отказ полукровки настолько нецензурен и выразителен, что Владимир хочет записать его на салфетке вилкой, но вилка слишком скользка, а салфетки унес коварный официант.

   — Нет, ну, не хочешь, не надо. Высокомерный вы народ, хоть ты и фифти-фифти... Перед тобой целый князь, а ты чураешься... Вот бы я поглядел, как стадо воспримет новость, дескать, эльфы используют наш мир в качестве поля для ролевых игр стратегического плана. Ребята, они в нас рубятся!

   — Не ори. — Марлен заметно нервничает, ему не нравится эффект, оказанный на Владимира.

   — Сам виноват, наркоман несчастный, — гвоздит упырь. — Велесе всесильный, когда ж меня отпустит-то?!..

   На него набегает туча подавленности. Ее приносит ураган страха остаться в этом вывернутом состоянии навсегда.

   Владимир смотрит на ладони, потом фиксирует внимание на подушечке безымянного пальца. Тень падает на палец, окрашивая его в черный цвет, но острый взгляд князя видит каждый завиток папиллярного узора, похожего на брусчатку Красной площади. Вокруг подушечки пальца вырастает маленькая кремлевская стена, крохотная Спасская башенка отбивает время, а маленький мавзолейчик ездит туда-сюда, словно он на колесиках. Голос Марлена похож на голос диктора Кириллова, который обычно комментирует парады:

   — Отпустит тебя не скоро. Действие диэтиламида d-лизергиновой кислоты может продолжаться до шести часов, а иногда, пишут, больше. Кроме того, есть вероятность, что последействие будет проявляться волнами еще несколько дней, хотя, скорее всего, это ерунда — как выведется из крови, так и отпустит.

   — Дурень, я же вампир, у меня кровь почти не течет! — Владимир падает в пучину депрессии.

   — Сам дурень, — бодро вещает диктор-полукровка. — Ты же разогнался эльфийской кровью. Вот что тебе угрожает, так это непредсказуемое действие транспортного наркотика. А может, и не угрожает. Но если окажешься у эльфов, передай привет.

   Марлен смеется. Требует счет. Расплачивается. Берет князя под руку, выводит из кафе.

   — Надо же, князь... Не боярин. Не разночинец какой. — Мысли полукровки, скорее, ироничны, нежели оскорбительны. — Кто бы мог подумать, что мне придется нянчиться с упырем благородных кровей, уторчавшимся без приема.

   Владимир ощущает себя полностью проигравшим. Он жалок.

   На него и его поводыря надвигается айсберг делового центра... Лестница бесконечна... В лабиринте слышится мычание Минотавра...

   — Здесь будешь спать, — говорит Марлен.

   Комната отдыха. Владимир позволяет, чтобы его уложили.

   — Спи! — приказывает полукровка, и упырь с радостью выполняет его волю.

   Но жаль, что Марлен сбегает. Это как-то несправедливо. Одиночество становится физически ощутимым. Оно морозит сердце, щиплет глаза и шуршит в ушах.

   Кажется, Владимиру снятся эльфы Диэтиламид и Лизергин. Один из них лучник, второй стрелочник, но ловкий князь всё же заставляет их через некоторое время изрядно расчесаться. Но его победа пиррова — он снова остается один, и нет перед ним двери со спасительной надписью «Выход».

   А потом ему звонит на мобильный Бус Белояр. Владимир лезет за трубкой в карман, только никак не может достигнуть его дна, с которого доносится рингтон, вырезанный из песни «Калинового моста»: «Ледяной водой напои меня, время уходить... Зреет урожай. Батя, дай совет, опоясай в путь. Мать, не провожай...» Упырь тянется, тянется, ему так необходимо поговорить сейчас с родоначальником. Кто еще поможет ему выбраться из глухого психоделического зиндана?

   Звонок обрывается — князь князей не дождался ответа. Владимир чувствует вселенскую покинутость. Одиночество становится настолько полным, что уже нечему холодить, щипать и шуршать.

   Потом настает темная тишина. Здесь, в тихой темноте, где нет ни тела, ни ощущений, упырь познает Абсолютное Одиночество. Может быть, минуту, а возможно, целую эпоху Владимиру не приходит в голову ни одной спасительной мысли. Ему и не хочется думать... Лучше умереть — уснуть — прекратить скорби сердца, тысячи мучений...

   «Наверное, это состояние и есть крайний антипод того, что я испытал этим утром», — решает князь и тут же приходит понимание: а ведь он только что вспомнил самое прекрасное переживание в жизни! Он вспоминает и ту, кто подарила ему то самое путешествие.

   Тьма нехотя расступается. Становятся видны томно приоткрытые глаза проститутки Веры, в чьи спасительные зрачки князь и бросается, как та самая Катерина с обрыва. Но Катерина канула навеки, а Владимир ныряет, чтобы когда-нибудь вернуться в текущий контекст бытия.

  

  

  

Глава 13. Марлен. Самый модный отходняк.

  

   Заперев князя в комнате отдыха, Востроухов покинул эльфийское представительство. Он оставил кровососу воды и биосудно, но был уверен, что Владимир проваляется до утра в легком подобии комы.

   На душе было мутно. Марлен вырулил со стоянки и решил катить домой подчеркнуто неспешно, чтобы не привлекать внимание гаишников, дурь-то еще не выветрилась.

   Вскоре он почти перестал следить за дорогой. Действуя на автомате, он прокручивал разговор с вампиром. Востроухов ощущал, что упустил массу возможностей. Наверняка можно было выкачать из поплывшего Вовы значительно больше. С другой стороны, меньше знаешь — дольше жив...

   Надо признать: зелье подействовало и на Марлена. В любом случае, теперь нужно носить с собой дознячок-другой. Чтобы уравнять силы. Утром следует наделать несколько «марок». Сегодня просто пришлось капнуть пару капель чудо-смеси под язык.

   Марлен автоматически похлопал себя по карману пиджака, проверяя, на месте ли пузырёк с дурью. Его ноу-хау. Прочитав о свойствах ЛСД, он очень кстати вспомнил о давно известных ему характеристиках транспортного наркотика эльфов. Вместе два этих вещества дали прекрасный эффект — полная взаимная с телепатом проходимость мыслей. Вот что в активе.

   В пассиве — побочные «сюрпризы». Даже сейчас Востроухов смотрел на мир и не узнавал его: цвета стали яркими и явно сместились по спектру. Что-то вроде доплеровского эффекта, подумалось Марлену. Собственная кожа казалась ему теперь оранжевой, а в кафе — малиновой. Всё вокруг поменяло цвет, и это раздражало.

   Востроухов обладал неслабой устойчивостью к дури, но коктейль собственного изобретения его достал-таки. Не так, как вампира, конечно. Тот вообще только слюни не пускал. Ушел в себя, как продавщица на базу.

   Марлена спасло воспитание: детство приучило его транслировать в окружающее пространство некий свой нормальный образ, обманывая собеседников, даже когда ему становилось невыносимо погано, а такое происходило чуть чаще, чем ежедневно. Проклятые эльфеныши и их взрослые воспитатели не должны были видеть слабость полукровки. Ни в коем случае! Он поклялся, он исполнил.

   Вот и в кафе Марлен привычным усилием воли наладил с официантом фальшивое общение, совершенно не относившееся к истинному состоянию дел. Наверное, это особый род шизофрении. А возможно, и типичный. Кто бы еще знал, не к психиатру же идти: зафиксируют и обколют уже на стадии объяснения, мол, папа-эльф зачал меня в девятнадцатом веке...

   Истинное же состояние дел заключалось в следующем: связь Востроухова с упырем была посильнее цепи, какой западные сценаристы сковывают двух арестантов, чтобы те побегали половину кинофильма плечом к плечу. Это была настолько крепкая связь, что даже попытаться разорвать ее представлялось немыслимым. Пугающее ощущение. Вдруг это сиамское единомыслие — навсегда?..

   Кроме того, кафе периодически норовило превратиться в эльфийскую комнату для приема путешественников, что вставляло еще круче телепатической связи. Уютный полумрак вдруг рассеивался, соседние столики и люди за ними оплывали, словно свечи, только быстро. Стены белели, а потолочная роспись медленно сползалась в хорошо знакомый Марлену рунический круг, настраивающий путешественника на верный лад.

   Во время таких видений Востроухов старался сразу уставиться на кровососа, который — плоть от плоти местной реальности — никуда перемещаться не собирался.

   Правда, Марлен так и не определился, видения все-таки это были, или работал транспортный наркотик...

   Он вдруг очнулся от размышлений — в гипнотизирующей чреде плавно протекавших мимо него машин, столбов, людей и огней впереди показался лиловый гибедедешник. Его жезл радостно замахал Востроухову, словно хвост енота. «Всё еще штырит», — констатировал полукровка, плавно нажимая тормоз.

   Наверное, он переборщил с плавностью: пришлось сдавать назад.

   Опустил стекло. Гибедедешник радостно пробормотал скороговорку, в которой присутствовала часть звуков, из которых состоят его звание-имя-фамилия.

   — Добрый вечер. — Марлен дружелюбно улыбнулся.

   Гибедедешник улыбнулся еще шире и показал радар. На табло значились сто тридцать пять километров в час.

   — Многовато, гражданин. А вы даже не на МКАДе, — с деланным сочувствием прокомментировал енотохвостый блюститель порядка.

   — А это точно мои замеры?

   — Ваши, ваши. В машине — запись. Документики давайте и пойдем кино смотреть. С вашим участием. «Спиди-гощик», гы-гы.

   Вот тебе и подчеркнуто неспешно доехал. Чертова дурь!

   Марлен посмотрел в маленькие глаза гибедедешника.

   «Сколько зарядить? Наверное, десятку. Пассажир из интеллигенции», — прозвучала мысль гайца в голове Востроухова.

   — Нет, десятку я тебе не дам, — возмутился Марлен и только потом понял, что оспорил невысказанную пока цену.

   Гибедедешник раскрыл рот и захлопал глазками.

   Ну, раз уж чтение мыслей пока никуда не делось, есть вероятность, что и нажим должен получиться.

   — Что-то с прибором, не мог же я лететь с такой бешеной скоростью. — Это был не вопрос, а утверждение, и гаец неуверенно закивал, а Марлен продолжил: — Я известный артист и режиссер. Вот чего бы ты действительно хотел, так это взять у меня автограф, пока я не уехал.

   Гибедедешник расцвел: только что ему было тревожно, ведь хотелось что-то взять, кажется, деньги, но выяснилось — автограф! Точно, это же артист какой-то или режиссер, очень знакомое лицо...

   — Это ведь вы, да? — робко спросил гибедедешник.

   — Конечно.

   — А дайте автограф, пожалуйста...

   Он порылся в карманах, роняя то жезл, то радар, и протянул Востроухову фотографию. На фото был сам гаец, только в гражданском, а также мясистая дамочка, видимо, жена блюстителя, и юный фанат фастфуда, очевидно, сын их совместных ошибок трудных.

   Марлен достал ручку и перевернул фото.

   — Как вас зовут?

   — Леша. — Гибедедешник расплылся в улыбке.

   «Борцу за безопасность движения Алексею от Марлена Хуциева. Serve and protect, дорогой Леша!» — размашисто начертал Востроухов и отдал фотографию борцу.

   Тот взял под козырек.

   — Доброй вам дороги!

   — Спасибо, и вам удачи, — ответил Востроухов и аккуратно стартовал.

   Теперь он следил за спидометром, удерживая стрелку в районе пятидесяти километров в час. Как же медленно уплывал вдаль счастливый гибедедешник!..

   Нет-нет, думал Марлен, в таком особом состоянии никак нельзя к Свете. Лезть в ее голову — кощунство! Это нечестно. Разве что, дать ей каплю моего «отварчика». .. Тоже гнилой вариант. Надо дождаться, пока отпустит. И на будущее снизить концентрацию.

   Он остановил BMW в одном из парковочных карманов, достал мобильный, набрал домашний номер.

   — Ага, lupus in fabula! — обрадовалась Светлана.

   Востроухова передернуло: латинская поговорка будто нарочно намекала на представительский пароль-отзыв.

   — Ну да, ну да, легок на помине, — проговорил он. — Как прошел день?

   — Лучше бы спросил, в чем я. — Света подпустила в голос хрипотцы.

   — В чем ты?

   — В ванне. И мне, Востроухов, скучно. Мне скучно, бес.

   Марлен растер висок свободной рукой.

   — Поверь, мне еще скучнее. Но я просто обязан задержаться еще на пару-тройку часиков.

   — У тебя есть другая? Я выцарапаю ей глаза. Когтями ног!

   — И ради вендетты ты пожертвуешь педикюром? — Он притворился удивленным, казня себя за то, что и со Светланой прибегает к этому своему второму «я», которое остается в лавке, когда первому хреново.

   — Не такой уж он и педик, Юра-то. Взревнуй же! — витийствовала она, и Востроухов слышал плеск воды, рассекаемой воинственной дланью.

   — Я тебя люблю, — сказал настоящий Марлен и повесил трубку.

   Включил радио, откинул спинку кресла, закрыл глаза и стал слушать.

   Говорило одно безграмотное ничтожество с другим. Оба старались убедить друг друга в том, что более прекрасных и умных людей, чем собеседник, не существует. За каждым пассажем Марлену отчетливо слышалась уверенность ничтожества в своей истинной крутости. Когда эти двое возвели друг другу языками по памятнику нерукотворному церетелевых масштабов, Востроухов не выдержал и переключился на другую станцию. В салон автомобиля плавно и упруго втек лаундж.

   «Все мы, как эти два клоуна, — подумалось Марлену. — Только они гротескны в силу своей неизощренности, простоватости этакой. Потому и клоуны. У каждого за душой ни шиша, только статус, урванный у таких же дурилок картонных. Вот прошел я войну, но доблести в этом не вижу. Не с тем я к ней подступился, с чем было бы не стыдно... Дурак по молодости был. А теперь, выходит, стал дурак постарше. Служу менеджером игрового салона для эльфов. Пожалуйте в мой мир стратегии разворачивать. Один развернул — тысячи людей без денег остались. Еле успел домой сбежать. Другой убивать стал... А я их, подлюка, покрываю. Знаю об этом и десятилетиями продолжаю служить и защищать».

   Остановив приступ самобичевания, Востроухов стал думать о Светлане — персональном луче света в его темном царстве.

   Незаметно он задремал, и ему приснилась то ли периодическая таблица наркотических веществ, то ли третий закон психодинамики. Очнулся Марлен внезапно, будто в мозгу сработал тайный включатель.

   Глянул на часы, как раз два часа прошло. Вроде бы, и цветность в норме.

   Завел мотор, покатил к дому. Да, восприятие откалибровалось — скорость воспринималась адекватно, мысли не путались, жизнь наладилась.

   Втиснув машину между соседскими, Марлен зашел в подъезд. На площадке первого этажа было темно — снова перегорела лампочка... Или ей помогли.

   Востроухов почуял чье-то присутствие. И тут же ему в спину уперлось что-то твердое.

   — Не двигайся, полукровка. — Голос был густым, как обступавшая Марлена тьма. — Где Владимир?

   Кроме говорившего здесь было еще не меньше двух человек. Точнее, упырей.

   Услышав их специфический запах, Востроухов пожалел, что действие дури прошло, а новая доза, как назло, в кармане пиджака...

   Его тут же обыскали и лишили заветного пузырька.

   Значит, вампиры. Телепаты.

   — Ваш князь у меня в офисе. Отсыпается, — спокойно сказал Марлен. — А еще мы договорились, что вы снимете слежку за мной и моей девушкой.

   — Не врет, — прогудел прежний голос, остальные сохраняли безмолвие.

   «Унылая пора, очей очарование, приятна мне твоя прощальная краса», — стал декламировать в уме Востроухов.

   — Тоже мне, телеканал «Культура», — оценил кто-то помоложе.

   — Поедем за князем, — приказал первый. — И не дергайся.

   Выйдя из подъезда, Марлен рассмотрел гоп-команду упырей: седобородый немолодой мужик и пара вампирчиков лет по двадцать пять каждому. Пехота.

   — Сам ты пехота, — огрызнулся тот, что пощуплее.

   — Шавку приберите, — сказал Востроухов седобородому.

   Тот, очевидно, отдал мысленный сигнал. Щуплый зыркнул недобро и начал подчеркнуто пялиться по сторонам.

   Сели в BMW.

   Всю дорогу Марлен работал маленькой литературной радиостанцией. Телепаты прослушали несколько стихотворений Пушкина, потом случился прозаический отрывок из «Мертвых душ»:

   «Что ж за притча, в самом деле, что за притча эти мертвые души? Логики нет никакой в мертвых душах, как же покупать мертвые души? где ж дурак такой возьмется? и на какие слепые деньги станет он покупать их? и на какой конец, к какому делу можно приткнуть эти мертвые души? и зачем вмешалась сюда губернаторская дочка? Если же он хотел увезти ее, так зачем для этого покупать мертвые души? Если же покупать мертвые души, так зачем увозить губернаторскую дочку? Подарить, что ли, он хотел ей эти мертвые души? Что ж за вздор, в самом деле, разнесли по городу? Что ж за направленье такое, что не успеешь поворотиться, а тут уж и выпустят историю, и хоть бы какой-нибудь смысл был... Однако ж разнесли, стало быть, была же какая-нибудь причина? Какая же причина в мертвых душах? даже и причины нет. Это выходит, просто: Андроны едут, чепуха, белиберда, сапоги всмятку! это, просто, чорт побери!..»

   — На что вы намекаете, Марлен Амандилович? — тихо спросил седобородый. — «Мертвые души», «мертвые души». .. Зачем ребят злите? Мы никакие не мертвые, это чепуха киношная.

   Марлен промолчал, мысленно повторяя фразу о сапогах всмятку.

   — Не дает ответа, — сказал главный подручным, улыбаясь.

   Полукровка затянул «Демона» и сам для себя незаметно зачитался. Ему органически нравился Лермонтов, хотя разумом он понимал: как поэт Михаил Юрьевич не столь блестящ, нежели иной Пушкин. Чувство естественности только посещает его стихи, но не живет в них. И штампы эти вечные... Однако цепляет и несет вслед за печальным духом изгнанья.

   Так, подменяя мысли чтением наизусть и стараясь не вспоминать о «Защите Лужина», Марлен привез упырей к представительству. Всё же установка «не думать о белом кролике» сыграла с Востроуховым злую психологическую шутку: вампиры подслушали обрывки его воспоминаний о беседе с Владимиром.

   Выходя из машины, седобородый сказал:

   — Если вы содеяли с князем что-то непоправимое, эльфам потребуется новый наместник в Москве.

   — Дешево выступаете, а ведь немолоды. — Вот пригодилась и эльфийская заносчивость.

   Седобородый лишь хмыкнул.

   Пока поднимались по лестнице и шлепали по лабиринту, Востроухов изводил свой эскорт кусочком из «Мцыри»: «Ко мне он кинулся на грудь, но в горло я успел воткнуть свое оружье, он завыл, рванулся из последних сил, и мы, сплетясь, как пара змей, обнявшись крепче двух друзей, упали разом, и во тьме бой продолжался на земле: ко мне он кинулся на грудь...»

   Гоняя в уме закольцованный бой, Марлен то галопировал, то изображал эпический порыв, то пел эти строки на мотив «Всё хорошо, прекрасная маркиза», как если бы отвечавший ей по телефону конюх перечислял вместо ущерба действия Мцыри и барса.

   К концу путешествия гневно засопел даже седобородый.

   Довольный собой Востроухов отпер дверь представительства. Здесь царил полумрак, свет давала только настольная лампа. Полукровка привел вампиров к комнате отдыха, отпер и ее, затем отступил в сторону:

   — Добро пожаловать! Забирайте своего князя.

   Упыри мягко, но настойчиво втолкнули Марлена в комнату, зашли сами.

   Хозяин щелкнул выключателем.

   Зажглись галогенные лампы.

   — Ну и? — спросил седобородый.

   Диван, на котором Востроухов оставил Владимира, был пуст.

   Седобородый посмотрел на Марлена, ожидая пояснений. Тот молчал.

   — Может быть, господин наркоман, вы здесь заперли галлюцинацию? — Подозрений во вранье-то у телепата не было.

   Востроухов лишь развел руками, глядя на одежду князя.

  

  

  

Глава 14. Яша. На двойном дне

  

   Выяснив, что не могу расширить контекст, я сначала хотел драться, но быстро передумал, ведь в гостиной было три отличных вражеских бойца. Второй вариант — броситься на клопапу и постараться умертвить его до того, как меня порвут на части.

   Перехватив мой взгляд, Ту Хэл покачал головой, откладывая пневмошприц на каминную полку. Не успею, значит.

   Разоряхер откровенно наслаждался ситуацией. Такова природа клопоидолов — они получают подпитку от любого негативного переживания. Низкая, но существующая вероятность успеха моей атаки также питала Иудушку Каиновича.

   Извращенные они существа, паразиты эти.

   Получалось, надо успокоиться и послушать, что они скажут. Как в шпионских фильмах.

   Я без приглашения сел в кресло. А также вернул себе человеческий образ, который я не смог удержать, когда меня поставили перед фактом провала.

   — Итак, господа...

   Клопапа сцепил пухлые короткие пальчики волосатых рук, сложил губы бантиком и выдохнул.

   Здесь я не удержусь от пояснения. Если Нагасима Хиросаки, чей взгляд сверлил сейчас дыру в моем затылке, умела навевать иллюзии, оставаясь богомолихой, то клопоидолы, так же как и я да берсеркьюрити, были мастерами трансформации.

   Свой облик Разоряхер продумал не менее тщательно, чем я свой. Острые глазенки, невротически стреляющие из-под густых бровей, прямой длинный нос с вяло обвисшим кончиком, тонкие губы, редко остающиеся неподвижными, даже морщины и вечный пот на плешке и лбу — всё выглядело так, чтобы произвести максимально отталкивающий эффект. Клопапа играл и на антисемитизме, и на асексуальности образа, и тупо на сходстве с Березовским — главным медийным демоном девяностых.

   Уверен, если бы Разоряхеру пришлось сменить личину, он бы чубайсоморфировал.

   Сейчас Иуда Каинович громко причмокнул и искривил губы в невероятно неприятной улыбочке. Большие пальцы покоящихся на пузике рук принялись быстро описывать круги.

   — Мы тебя, Яша, знаем как облупленного, — сказал он. — И все данные говорят, что ты будешь с нами. Добровольно, с радостью и глубокой преданностью мне и моей семье.

   Я холодно хмыкнул.

   Разоряхер стал накручивать пальцами в противоположную сторону.

   — Видишь ли, мой пресмыкающийся дружок, у тебя не остается других вариантов. Даже в геройской смерти я тебе отказываю. Я гуманист, особенно если речь ведется о не-антропоморфах.

   Нагасима усмехнулась, Хай Вэй и Ту Хэл не поняли лингвистической игры. Клопапа продолжил:

   — Твой наставник, Яша, очень интересный вылезавр. Великий охотник и легенда. Идеал, о котором у вас на родине, как я слышал, поставили роскошный интраспектакль. Дурацкий вид искусства, кстати. Чтобы я надевал шлем и впускал галлюцинации в мозг? Никогда в жизни! — Разоряхер расцепил руки и с видом государственного обвинителя наставил на меня указательный палец. — Самоконтроль. Полный. Тотальный. Ежемгновенный. Вот залог полной жизни, дружок.

   Он помолчал, снова сцепив руки и запустив бесконечное вращение больших пальцев.

   На меня навалилась усталость. Наверное, иссяк эмоциональный заряд, связанный с опасностью. Теперь было почти всё равно.

   — Оборонилов — это величайшая ошибка вашего рода, малыш, — продолжил разоряться Разоряхер. — После долгих лет успехов... Вместо того, чтобы уйти на отдых, он споткнулся об меня. Я изучил его и даже полюбил. Да-да, я вас полюбил, милые мои охотники. Вы примитивны и оттого предсказуемы. А еще упрямы. Ты вчера запрашивал у своего компьютера список нарушителей вашего идиотского кодекса.

   Великая сушь, они и компьютеры «слушали»! Полный провал...

   — Трое там. Последним номером идет твой наставник, дружок. — Разоряхер замолк, ожидая моей реакции. Даже пальцы остановил.

   Конечно, я ему не поверил. Излагал он бойко, но и я не из деревни приехал.

   Только вот в чем забава: я ведь и сам сомневаюсь в действиях шефа... Поэтому я крепко поразмыслил.

   Как я попал в команду Ярополка Велимировича? Опубликовал заявку в информатории — если и есть канал официальнее, то я такого не знаю. Через некоторое время пришел вызов от Оборонилова. Собеседование по дальней связи, дополнительная виртуальная встреча, и вот я принят.

   Пробиться в команду прославленного охотника — главная удача молодого вылезавра. А я, между прочим, отличник и спортсмен. Почему бы Ярополку Велимировичу не заинтересоваться перспективным ящером?.. Я влился в бригаду уже в разгар охоты, но это нормально — состав пополняется постепенно, по мере приближения к логическому финалу.

   Очевидно, опытный Разоряхер догадался, о чем я думаю, и подкинул дровишек в топку моего ума:

   — А ты в курсе, что ты подменный?

   — Не понял.

   Иуда Каинович снова выпустил воздух через трубочку губ.

   — Оборонилов потерял одного из членов команды. Пришлось нанимать тебя.

   — Ничего об этом не слышал, — отмахнулся я. — Рано вбрасываете, шаблон еще недостаточно разорван.

   — Возможно. — Он подчеркнуто равнодушно пожал плечами. — Ты считаешь, что мне больше делать нечего, только вот здесь сидеть и всякую зелень на понт брать? Наивный паренек...

   С Разоряхером вдруг приключилась метаморфоза — из плешивого потливого самца человека он превратился в коренастого вылезавра.

   — Прошу любить и жаловать, — раздался голос за моей спиной. — Член нашей семьи, осознавший преступность кодекса охотника и ваших хищнических наклонностей.

   Я обернулся.

   В дверях гостиной стоял Иуда Каинович Разоряхер.

   Снова посмотрев на своего прежнего собеседника, я увидел вылезавра.

   — Привет, заместитель. — Он подмигнул.

   Я вскочил из кресла, сбрасывая личину.

   Заорал Ту Хэлу:

   — Что ты мне вколол?!

   Меня не удостоили ответом.

   Разоряхер номер два прошел к дивану и сел. Теперь Ту Хэл и Хай Вэй переместились ближе, отсекая мне возможность атаковать клопапу. Нагасима Хиросаки, остающаяся за моей спиной, щелкнула затвором, посылая прозрачный намек.

   Что же это выходит?! Иуда Второй — истинный, а Разоряхер Первый — лже-Иуда?!

   Я покачнулся и плюхнулся в кресло. Мне стало паршиво: сначала замутило, потом пробежала судорога по телу — дело табак: у нас, вылезавров, это симптомы мощнейшего шока. Круче оцепенения в разы.

   Накатила тьма, точнее, я провалился в нее, как пешеход под лед реки. Холод схватил меня за бока, и я стал яростно выгребать туда, где только что виднелся смутный свет.

   — Когда он очухается? — услышал я раздраженный голос Разоряхера. — Я же сказал, одинарную дозу, Нагасима...

   — Я подстраховалась, он действительно хорош, — донесся откуда-то издалека голос богомолихи.

   Я открыл глаза. Долго искал фокус, затем наконец-то вернулась резкость.

   Похоже, я полулежал в кресле большой комнаты, по-моему, гостиной, а напротив в бежевом кресле сидел Иуда Каинович.

   — Ну, вот, босс, клиент в норме, — отрапортовал Ту Хэл.

   Он и его напарник нависали, словно грозные шкафы над моей головой.

   — Что случилось? — спросил я.

   — Это мне хочется знать, молодой, что случилось, — быстро проговорил клопапа и вдруг завопил: — Почему ты предал наставника?!!

   Мысли мои путались, будто конь, попавший всеми четырьмя ногами в сеть. Он то неуклюже вскакивает, то снова падает и еле ворочается в отчаянье. Бедный конь.

   Я забыл про коня и стал выстраивать хоть какую-нибудь теорию, объясняющую, что происходит.

   — Э-э-э... — высказался я, чтобы взять паузу и не расстраивать Разоряхера.

   А сам принялся за ситуацию с самого начала. Вот я выскочил из нашего офиса. Вот петляю по улицам, водя за собой клопапских подручных. Вот девушка Света. Вот еще улицы, улицы... Вот мне в бок упирается какой-то твердый предмет. Я отскакиваю. Нагасима. «Я же сказал, одинарную дозу!», — только что попенял Иуда.

   То есть, всё, что было с момента нашей встречи с Нагасимой Хиросаки, — сон?!

   Я не могу работать в таких идиотских условиях, так можно и провалить задание.

   — Что вы мне вкололи? — повторил я главный вопрос, растирая запястье.

   Разоряхер подскочил вплотную ко мне, взял меня за грудки и стал тормошить, словно желая разбудить:

   — Почему? Ты? Предал? Наставника? — проорал он раздельно.

   Я схватил его за руки, чтобы остановить тряску и... выполняя задание Ярополка Велимировича, прицепить хапуговку.

   Клопапа стал вырываться, на его роже появилась гримаса брезгливости. Ему удалось освободиться со второй попытки, когда я получил в бок от Хай Вэя, но дело было сделано.

   Разоряхер требовательно замахал правой рукой, глядя на Ту Хэла. Тот проявил выучку — метнулся куда-то в сторону (я не мог проследить, куда, мешал подлокотник кресла) и принес детские влажные салфетки. Как мило!

   — Никогда больше не позволяйте ему меня касаться! — визгливо проговорил Разоряхер, с остервенением вытирая трясущиеся руки салфетками. — Никогда!

   Из чистого озорства я потянулся ногой, чтобы дотронуться до распалившегося клопапы, и тут же прилетел пинок от Хай Вэя. «Ему и больно, и прикольно», — так, кажется, у вашего поэта?..

   — Наш юный ящер не понимает, куда угодил, — произнес Иуда, покончив с профилактикой. — Растолкуйте ему в не очень тяжелых выражениях.

   И вышел.

   Через пять минут он вернулся, и вместе с ним ворвался запах мыла.

   — Какие мы нежные, — пробубнил я, стараясь не тревожить рассеченные губы.

   Берсеркьюрити поработали надо мной добросовестно. Если бы не способность контролировать боль, пришлось бы худо. А так — раздолбанный организм, помятая фотокарточка и твердое обещание списать Хай Вэя и Ту Хэла в утиль. При первой же возможности.

   — Я жду ответа на вопрос, — сказал Разоряхер, садясь в кресло.

   — Напомните, пожалуйста, — попросил я. — А то как-то из головы вытряхнулось...

   Клопапа жестом предложил Хай Вэю помочь мне с памятью.

   Хай Вэй грамотно выписал мне в бубен.

   Выплюнув кровь, я устало вздохнул.

   — Ну, вы, ребята, и зануды. Если я покинул Оборонилова, значит, были причины. Они касаются нас с ним. Я подам прошение в управление полетами, меня заберут при первой же возможности. А вы столкнетесь с новым Оборониловым. Оборониловым, который положил хвост на все кодексы. Я в этом не участвую.

   Разоряхер сощурил поросячьи глазки.

   — Ну, предположим, предположим... — Он потер подбородок. — Хотя в предыдущие разы он прокололся именно на кристальной честности.

   Дальнейший анализ Иудушка предпочел не озвучивать. Хитер, поганец.

   Клопоидолы вообще народец неумный. Ну, то есть, звезд с неба не хватают. Знаете, у вас есть такие жуки-мужики — абстрактно туповаты, но в прикладном смысле хитрецы необыкновенные: и наворуют, и профессора обжулят.

   — Можем заключить сделку, — неторопливо сказал Разоряхер. — Ты обрисовываешь суть нарушения, я оставляю тебя жить.

   — Великолепные условия, — чопорно произнес я. — А с какой, собственно, стати...

   И тут я заткнулся.

   Не потому что чего-то испугался или слишком сильно били по голове.

   Запах.

   Я услышал запах.

   Его ни с чем не спутаешь. Гребневые наросты на моей голове, должно быть, пылали, потому что к ним прилила кровь (она потекла по лицу — берсеркьюрити разбили и нарост). Скулы свело, я стал подбираться, чтобы совершить хотя бы попытку броска.

   Заметив изменения в моем облике, Иуда повернул голову к входу.

   — Зачем приперлась, дура? Я тебе что сказал?— прокричал он.

   Я поднял голову выше подлокотника, постарался сесть в кресле правильно, но не преуспел. Ладно, и так видно.

   Дверь открылась. Я впервые узрел живьем клопохозяйку. Точнее, фрагмент.

   Она была здоровенна. Будь я каким-нибудь Шемякиным, взял бы ее за основу скульптуры «Невоздержанность».

   Она не вписывалась в дверной проем. Друзья мои, по сравнению с клопохозяйкой ваша Новодворская — Мисс Галактика.

   Дряблое огромное нечто, издали напоминающее самку человека, просунуло патлатую голову в комнату и уставилось на меня глазами, полными ужаса.

   Я изготовился к броску, ведь цель была в считанных метрах, и мое предназначение диктовало...

   — Держите его! — велел Разоряхер.

   Берсеркьюрити прихватили меня и вжали в кресло — никаких вариантов, хотя я, конечно, поборолся для проформы. Увы и ах! Если бы меня только поколотили несколько минут назад! Проблема была в другом — в проклятом уколе Нагасимы. Я не только не мог расширить контекст, но и элементарно собраться мыслями. Волнами приходил расслабон. В глазах то раздваивалось, то мутнело. Тело не слушалось, будто вместо нервов в нем поселились бюрократические цепочки, и каждое решение, принятое в голове, увязало уже в шее.

   Одно дело болтать с клопапой, другое — ощущать непосредственную близость главной цели охотника... Я зашипел самые запретные проклятья вылезавров. Услышь меня родители — остался бы сиротой.

   — Почему он здесь? — дрожащим высоким голосом провизжала клопохозяйка. — Ты обещал! Мне плохо, плохо! В нашем доме этот... этот... Правильно мне мама говорила!..

   — Заткнись, самка!!! — заорал Разоряхер, сжимая пухлые кулачки и брызгая слюной. — Дура жирная! Ты куда пришла? Куда ты пришла, тебя спрашиваю! Ты еще к нему приползи и, падла, убей себя!.. Сама!.. Тварь! Иди к себе!

   Я услышал частые всхлипы, переходящие в рыдания.

   — Ты меня не лю-у-у-у-убишь!!!.. — взревела клопохозяйка и так хлопнула дверью, что люстра закачалась.

   На Иуду было страшно смотреть. Он частично морфировал в насекомое, и на лице Березовского теперь шевелились жвала. Разоряхер угрожающе раскачивался, руки его удлинились и потянулись к земле, дыхание стало прерывистым.

   Но всё закончилось резко — он опомнился, и через пару секунд передо мной снова было человекоподобное плешивое существо с тонкими нервно подрагивающими губами.

   Он достал платок, обтер макушку, лоб и рот. Обратился к Нагасиме:

   — Сколько еще будет действовать блокировка?

   — Думаю, час-два, — после короткого раздумья ответила она.

   — Давать препарат каждые полтора часа, глаз не сводить, — распорядился Разоряхер и добавил в адрес берсеркьюрити: — Теперь вы двое. Готовьтесь к перевозке. Надо клопохозяюшку увезти отсюда.

   — А может, лучше его? — спросил Ту Хэл.

   — Лучше. Но она будет чуять его еще неделю. Потом столько же будет врать, что чует. Всё, выезжаем через час.

   — Что вы, сушь побери, мне колете? — подал я голос.

   Иуда посмотрел на меня сверху вниз. Рожу скривил — я думал, плюнет.

   — Что надо, то и колем, — снизошел он до ответа. — Дезориентируем тебя, чтобы не фокусничал.

   Ага, очень содержательно. Я и сам догадался: накачивая меня какой-то дрянью, они блокируют способность расширять контекст.

   Разоряхер потер ручонки и проговорил, уходя:

   — Хиросаки, отключить его, спустить в подвал, приковать и далее, как я сказал.

   Я почувствовал приближение Нагасимы. Шея ощутила легкое касание чего-то металлического.

   Ну, ладно, ладно... Главное я сделал, дальше пусть наши решают. Теперь вози не вози, Иуда, свою бабу по Москве, а мысли не спрячешь, хи-хи...

   Я заснул, смеясь.

  

  

  

Глава 15. Князь Владимир. Непростая каша

  

   Он очнулся оттого, что его лицо кто-то целовал, а значительно ниже тоже происходило что-то приятное.

   Ощутил себя в постели — голова на подушке, сам под легким одеялом. Услышал знакомый запах — аромат женщины, открывшей ему вселенную. Распахнул глаза.

   Вера что-то беззвучно шептала между короткими поцелуями, а ее рука... Владимир поймал губы девушки своими, перехватил шаловливую руку. Заключил путану в объятья.

   Очень нескоро князь нехотя разорвал поцелуй и осмотрелся.

   Одна из гостевых спален его детинца. Что же было вчера?

   Вера времени даром не тратила — ее голова скрылась под одеялом. В таких условиях память работать отказывалась.

   «Вот я ее сейчас... А вдруг война идет?» — подумал Владимир и тоже нырнул под одеяло.

   Разумы упыря и проститутки снова пришли в алхимическое взаимодействие. Провалившись в неизъяснимое, князь вдруг отчетливо вспомнил всё вплоть до появления Марлена в кафе. Мимолетно удивился, что не всплыло остальное. Но присутствие Веры — этого бескрайнего космоса, впустившего Владимира в себя, чтобы растворить, — не давало возможности думать о вчерашних проблемах. Не было ни вчера, ни завтра, существовало бесконечное сейчас.

   И было не так, как накануне. Краем сознания князь распознал отличие: вчера он укусил Веру, пил ее, и она стала безвольным транспортом для его сольного путешествия, а сейчас он даже не подумал о том, чтобы проявить повадку упыря. Да, Вера всё еще находилась под действием его вчерашнего укуса, она испытывала во Владимире потребность, которую не смогла бы объяснить, но разум ее был максимально чист, Вера сама хотела того, что происходило сейчас, и ее воля наконец-то превратила пародию на секс в занятие любовью.

   Здесь Вера и Владимир стали абсолютно равны, а временами даже и тождественны. В их совместном путешествии князь искал познания и завоевания, а девушка — созидания. Последнее слово не показалось Владимиру напыщенным, оно отражало суть Вериного пребывания в прямом доступе к Вселенной.

   Он простреливал своими мельчайшими частицами бытие, она летела следом и залечивала раны пространства. Он подчинял себе планеты, она тут же воцарялась рядом и уравновешивала его мощь своей мягкостью. Он превозмогал расстояния и время, она великодушно сосуществовала с реальностью.

   И в итоге Владимир увидел, благодаря Вере, что вселенная еще более сложно устроена, чем казалось до сих пор. Помимо нашего мира и эльфийской реальности, о которых князь знал, раскрывались новые, о каких он и не подозревал. И существа там жили совершенно необыкновенные, в русском языке нет слов, чтобы их назвать.

   Поразившись чужим реальностям, Владимир и Вера вернулись в нашу. Пристальный взгляд на Землю выявил странные следы, давно растаявшие в настоящем, но легко считывающиеся в прошлом. Устремившись по следам, князь и девушка преодолели огромные расстояния и нашли планету, населенную разумными ящерами.

   Но тут божественные способности стали иссякать, особое зрение начало терять сначала мелкие детали, затем целые планеты, и путешественники «спустились на Землю».

   В нашей реальности все эти переживания вместились в считанные секунды оргазма — настолько сильного, что еще несколько минут сплетенные тела упыря и проститутки оставались неподвижными, будто Вера и Владимир впали в гибернацию.

   — Я тебя люблю, — прошептала девушка, щекоча ухо князя губами.

   Он аккуратно отстранился, чтобы видеть ее глаза.

   — Ты ж меня не знаешь.

   — Почему? Я все о тебе только что узнала. Теперь ты будто всегда был со мной, Володя... — Она спохватилась: — Можно так тебя называть?

   — Конечно, Вера. — Он сам смутился: ему-то не пришло в голову изучить партнершу, хотя именно с нее имело смысл начинать удивительное путешествие в мир.

   Князь поглядел на девушку по-новому, и здесь его ждал ошеломляющий сюрприз: он не слышал ее мыслей!

   — Так будет честно, — сказала она. — Ты же меня любишь?

   Он дал слабину — соскочил с кровати, замер, таращась на Веру, будто на тикающую бомбу.

   — Так это... ты устроила? — Его шепот прозвучал истерично.

   Еще бы не волноваться, ведь он не мог сейчас же проверить, работает ли телепатия относительно остальных — слишком далеко были упыри-подручные, в другом крыле детинца. Или ближе, но он их не слышал... Вера, Вера, что ты наделала?

   Она встала на колени, не сходя с постели. Горячо заговорила:

   — Нет, что ты, мы оба! Когда были, ну, там, где... Мы стали, как бы это лучше сказать?.. — Вера замолчала, морща лобик.

   Владимир отметил, что она говорит с каким-то провинциальным напевом и произносит звук «г» между «г» и «х». Милые черты, которые так злят подчас московских снобов. Правда, сами снобы не преминут ляпнуть «Заехай за мной». ..

   — Мы стали... — Вера окончательно смутилась. — Женой и мужем... В высшем смысле. В самом крепком.

   Упырь заглянул в себя и понял: что бы это ни значило, но девушка говорит правду — он ощутил с ней родство, какое вырастает между людьми за долгие годы, а здесь возникло за два половых акта.

   — Что ты знаешь обо мне? — Он все еще не верил, что путана сумела познать его суть в момент близости.

   И тут же одернул себя: «Не смей называть ее путаной!» Интересное ощущение.

   — Ты пьешь кровь, и я этого немного боюсь. Но ты пил мою, и от этого стал мне ближе. — Вера загибала пальчики, будто сведения о Владимире можно было уместить на руках или даже подключить ноги. — Ты князь, настоящий. Тебя сделал вампиром очень древний вампир. Ты ищешь выход для ваших, ну, чтобы на свету... Поэтому вчера ты побывал в такой ситуации, которую никогда не хотел бы вспоминать...

   — Вот-вот, — перебил ее упырь, справившись с оцепенением. — Что вчера было?

   — Ты сам вспомнишь, — уверенно сказала она.

   — Я не могу. — Он развел руками. — Пил, что ли? Так я никогда не напиваюсь до амнезии... А сюда я как?..

   Она рассмеялась:

   — Просто как снег на голову. Вдруг оказался рядом со мной, здесь, на кровати.

   — И что я делал?

   — Спал.

   — И все?

   — Еще меня звал. По имени.

   По спине Владимира пробежали мурашки. Впервые за многие годы он не мог проверить, правду говорит собеседница или врет. Князь наклонился к девушке, всматриваясь в ее глаза, будто желая прочитать в них правильные ответы.

   И чуть не упал.

   Стоило ему всмотреться в зрачки Веры, память стала возвращаться. Лавиной. Только задом наперед, будто пленку перематывали: сначала момент засыпания и чувство страшного одиночества, из которого нашелся выход именно через глаза девушки, потом скорбный путь из бара в представительство, затем это своеобразное безумное чаепитие со Шляпником — разговор с Марленом, и, наконец, само появление полукровки, которое ничего хорошего не обещало.

   Вера приблизила лицо и коротко поцеловала Владимира в губы. Он заморгал и разогнулся.

   — Вот это да...

   — Ты сам его вынудил, — с видом знатока изрекла девушка.

   Князю стало смешно.

   — Откуда ты такая взялась?

   — Известно откуда. — Она показала пальчиком вход в этот мир, и у Владимира мгновенно возникло желание снова постучаться в Верины ворота.

   Но теперь он понимал, что не созвонился с Бусом, оставил своих людей в неведении, и вообще — вероятно, его уже ищут. Хотя как? День же. А мобильный остался в эльфийском представительстве. И одежда.

   — Мне надо идти, — сказал он, шутливо укладывая фаллос и грозя ему, дескать, «Место, Мухтар!».

   Вера улыбнулась его пантомиме.

   — Хорошо. Только я есть хочу и... скучно.

   — Я распоряжусь. — Он подошел к двери, взялся за ручку. — Чем тебя развлечь-то?

   — Телек или лучше комп с инетом.

   — Хорошо. Я постараюсь вечером...

   — Буду ждать.

   Князь вышел и пошлепал умываться и в гардеробную.

   Странная девушка, думал он, и я действительно люблю ее. Любовь с первого траха. Пошленько, Володя, пошленько... Если бы не она, где бы я был с прошлого вечера? Очнулся бы? Есть твердое ощущение, что не выплыл бы. А за нее, как за якорь...

   Мозг принялся работать с новой информацией, укладывать вчерашнюю партию, осмысливать ситуацию с Верой.

   Быстро приняв душ и одевшись в умеренно-офисное, упырь зашагал в ту часть детинца, где жила дружина, спустился в подземную часть коттеджа. С облегчением услышал мысли часовых — дар не пропал, просто перестал действовать по отношению к самому удивительному человеку в жизни Владимира.

   — Княже! — обрадовались молодые упыри, чернявенький и лысый, вскочив с мест. — Дядька рвет и мечет, пропал ты, говорят...

   — Было дело. Где Бранислав-то?

   — В городе.

   — Дай связь, — велел Владимир прыткому чернявому дружиннику.

   Тот набрал номер, услышал длинные гудки, передал трубку князю.

   — Добро живешь, дядька! Где застрял?

   — Владимир! Слава Велесу! Тебя вот искал, княже, сижу у полукровки в присутствии...

   — Присутствие, — передразнил князь. — Теперь кругом офисы да представительства, Бранислав. Вы его там не повредили?

   — Нет, хотя очень хочется. Ты как сквозь землю, зато одёжа и мобильный у него. Что думать было?

   — Ясно. Дай мне Марлена, пожалуйста.

   — Он сейчас не может говорить.

   — Бранислав... — угрожающе протянул Владимир.

   — Да ты не так понял, княже! Он сейчас по телефону обзванивает эльфов. Эвакуация же у них.

   — Ну-ну. Ладно, будь на связи. Я возьму запасную трубку.

   Благословив часовых на дальнейшую службу, а также распорядившись относительно Веры, князь вернулся в свою часть дома. Взял в кабинете резервную мобилку, набрал номер родоначальника.

   — Володимир, ты? — донесся голос Белояра.

   — Я, княже. В целом все неплохо, но есть неожиданные новости.

   — Жду тебя через час.

   Спустя пятьдесят минут Владимир уже сидел перед князем князей и вываливал на него воспоминания, и если болезненный для самолюбия и чувства самосохранения рассказ о психоделическом разговоре с Марленом дался Владимиру сравнительно легко, то необходимость описывать подробности соития и обретения удивительной связи с Верой почему-то вызвали у него внутренний протест.

   — Да ты ее любишь, сынок, — тихо произнес родоначальник.

   Молодой князь закончил доклад, и Белояр, побарабанив пальцами по столешнице, сказал:

   — Непростая каша заварилась. Полукровка заслуживает уважения. Снимай прослушку, обещай, что мы свое слово сдержим. Награду получит, когда мы добьемся успеха там, в эльфийском мире.

   Родоначальник встал из-за стола, прошелся к старому комоду, на котором лежали какие-то листы. Листы оказались докладом, присланным оборотнями в погонах.

   — А вот с Верой твоей не так все просто, — хмуро сказал князь князей.

   Владимир прочитал мысли Буса, и внутренне содрогнулся.

   Каша заварилась и верно непростая.

  

  

  

Глава 16. Яша. Проворный глист в тылу врага

  

   Было мне откровенно погано, простите мой русский.

   Кололи меня какой-то смесью снотворного и успокаивающего. Когда я приходил в себя, скупая комнатка, в которой держали мое молодое тело, троилась и плыла перед глазами. Я не мог ни сфокусировать взгляд, ни собраться с мыслями.

   Нагасима постоянно паслась неподалеку, готовая всадить мне очередную порцию чудо-препарата. Наверное, я убью ее раньше Хай Вэя и Ту Хэла, успевал подумать я, прежде чем начинал действовать укол богомолихи.

   Во время четвертого пробуждения мне показалось, что действие снотворного ослабевает.

   Очнувшись в пятый раз, я не стал открывать глаза, стараясь сохранять неподвижность. Чувствовал себя тошнотно, но терпел. В голове было пусто и гулко, как в закрытом на ремонт спортзале.

   И вдруг в этом спортзале зазвучало скороговоркой: «Егор улёгся и послушно уснул. Ожидавший подвоха, заранее провидевший злобу судьбы, он не удивился, проснувшись на операционном столе, голый, резиновыми ремнями распластанный и обездвиженный, на середине просторной без окон, но по больничному светлой комнаты. Медицинские столики и шкафы ломились от ножей, ножичков, щипцов, щипчиков, иголок и шприцев. Имелись также пузыри и колбы цветастых жидкостей. Блестели среди скальпелей стерильной сталью небольшие беретты, несколько нарушая общехирургическую гармонию и подсказывая, что здесь всё-таки не больница. Лицо томилось в свете софитов, со всех сторон пялились на обнажённую натуру лупоглазые кинокамеры...»

   Внутри меня все похолодело, а голос продолжил, но уже как-то более естественно, что ли, а главное медленнее: «Как в нерусском фильме, только исламистов не хватает. Надеюсь, Яша сейчас не на столе...»

   И тут до меня доехало: это же голос Оборонилова! Значит, прошло двадцать часов с того момента, когда я пересадил на него свою хапуговку. И, похоже, наставник читает.

   Меж тем, Ярополк Велимирович бодро чесал дальше, там начался какой-то тревожный диалог маньяка и жертвы, и мне стоило больших трудов не отвлекаться на чужое повествование. Внимание постоянно соскальзывало с моих собственных мыслей на аудиопостановку неведомой мне книги.

   «Надо было уточнить у Зангези, можно ли отключать хапуговку, — запоздало сокрушался я и снова слушал наставника, злился, возвращался к собственному потоку мыслей, опять концентрировался на чужом диалоге, что бесило... Только необходимость прикидываться спящим удерживала меня от разъяренных воплей нецензурного свойства.

   «Хватит!» — велел я себе.

   И — подействовало!

   Шеф заткнулся.

   Я не стал долго вникать, навсегда это или временно. Сейчас важнее было приготовиться к общению с Нагасимой Хиросаки.

   Она колола меня в шею. Попробуем приготовить первый сюрприз. Молясь великой Ящерице, я попробовал трансформировать тело: стал создавать под кожей шеи костяной панцирь. Ура! Я почувствовал, что дело идет.

   Прекрасно, прекрасно...

   Теперь левая рука.

   Я лежал, прислонившись левым боком к стене, рука была скрыта от Нагасимы моим телом. Представил форму тонкого стилета, стал воплощать. Не сталь, конечно, но при удачной атаке...

   Открыл глаза, скосился. Нагасима, казалось, дремала, хотя по ней ничего нельзя сказать точно — богомолы могут навести любую иллюзию, хоть сейфом прикинуться.

   Попробовать тихо встать и атаковать? Ага, сейчас. Она потомственный боец. Уделает и не проснется...

   Значит, надо ее расслабить.

   Я прикрыл глаза и застонал. Зашевелил правой рукой, поднес ее к голове. Сам весь обратился в слух.

   Нагасима зашевелилась, легко поднялась, приблизилась к моей лежанке. Я уставился на нее страдальческим взглядом, мысленно взрастив огромную жалость к себе.

   — Пить, — прошептал я.

   — Потерпишь, — ответила Хиросаки.

   Она отвела мою правую руку от головы, приставила пневмошприц к шее.

   Мы нанесли уколы одновременно.

   Я метился в голову, чуть выше ее глаза, потому что знал, где у богомолов настоящие органы зрения. Слышали бы вы этот хруст, смешавшийся с характерным чавком...

   Мне крайне повезло: она утратила бдительность. Всё, что успела сделать Нагасима — полностью разрядить шприц-пистолет, но снотворное просто стекло по моей шее, не попав в кровь. Хиросаки шагнула назад и на секунду замерла.

   Затем тело богомолихи упало. С глухим стуком. Проткнутый мозг перестал транслировать ее иллюзорный образ. Я смотрел, как большое насекомое бьется в конвульсиях, и радовался, что длинные конечности с острыми хитиновыми крюками не машут в мою сторону.

   Пару минут Нагасима исполняла посмертный танец, постепенно затихая.

   Я сел на кушетке. Фокус еще не вернулся, расширять контексты я пока не мог.

   Осмотрелся, стараясь не обращать внимания на то, что всё двоится в глазах. Этот подход дал неплохие результаты: вскоре картинка почти слилась воедино.

   Лежанка, ведро, табурет. Голые стены. Камер наблюдения, вроде бы, не видно. Железная дверь не заперта или заперта снаружи. Разоряхер вполне мог закрыть. Для подстраховки.

   Хотя беспечность Нагасимы меня удивила (но я не в претензии!). Может, они тут все такие?

   Эх, знать бы, когда я протрезвею от смеси снотворного и успокоительного!..

   Наверху что-то бухнуло. Этот звук подстегнул мои мыслительные процессы. Вдруг кто-нибудь притащится проверить, как дела у Нагасимы? А она и не ответит...

   Или ответит?

   Я медленно встал. Всё качалось, будто я был на корабле. Потешно! Справившись с качкой, подошел к телу богомолихи. Оглянулся на лежанку.

   Взялся за ногу Нагасимы, уперся ступней в тело, потянул на себя.

   — Хрясь! — сказала нога.

   — Тихо, — прошептал я, похлопывая ее, будто это действие могло ее успокоить.

   Оторвать удалось с третьей попытки. Прямо, как в ваших сказках.

   Вторая длинная конечность повторила судьбу первой. Я закинул их под лежанку. Сорвал с нее плед. Ценой личного подвига заволок Нагасиму на кушетку, уложил покомпактнее.

   Наспех вытер пол пледом, и накрыл изуродованное тело. Постарался придать композиции плавные линии, что в случае с богомолом было вторым подвигом за пять минут.

   Поднял шприц, уселся на табурет, чуть перевел дух и срочно занялся трансформацией, ведь дом наполнялся новыми звуками: наверху топали, стучали мебелью, где-то в стороне заработал телевизор.

   За дверью раздались шаркающие шаги. Приблизились, стихли. Очевидно, визитер прислушивался.

   Я, мягко говоря, занервничал. И стоило мне выйти из себя, как в голове зазвучало: «...Вот, видишь ли, всё вокруг — не жизнь, а макет. Грубое, неработающее подобие жизни, внутри полое, пустое, а снаружи — слепленное из чего попало, из неподходящего совсем материала, из тлена, праха, хлама, то есть, по сути, из смерти. Как жители лесного края возводили святилища из берёзовых жил и сосновой трухи, а пустынные племена из песка и навоза, так и мы лепим жизнь из местной мертвечины, из того, чего навалом под рукой, за чем далеко ходить не надо...»

   Я мысленно взвыл: как не вовремя! Постарался сосредоточиться на двери, на том, кто за ней стоял.

   — Нагасима! — Ага, голос Разоряхера.

   «...Но главное не это, не то, что жизнь из смерти не сделаешь, как свет из пыли, и потому жизнь вечная у нас никак не выходит, а то, что жизнь вечная есть, есть. Это главное, ведь именно её мы макетируем, ей подражаем...»

   — Да, — ответил я, старательно копируя тембр покойницы.

   — Манда! — раздраженно отреагировал клопапа. — Как дела?

   — Спит. Всё под контролем. — Я также сымитировал легкое недовольство, молясь, чтобы мои ответы соответствовали обычаям общения Иуды и Нагасимы.

   «...Нельзя ведь достичь бессмертия, если сам производишь гибель. От жизни должна происходить только жизнь. А то как же — хотим бессмертия, а сами издаём смерть...» — продолжался монолог в исполнении Оборонилова. Сквозь него я умудрился расслышать:

   — Хорошо. Тебя скоро сменит Ту Хэл.

   Глава клопрайда отбыл.

   Я мысленно рявкнул наставнику: «Заткнись!!!» и он послушался.

   Фух, можно пораскинуть мозгами о важном, о Разоряхере.

   Вроде бы, пронесло. Или нет? Вдруг у них есть что-то вроде кодовых фраз?

   Нет-нет, скорее всего, меня пробило на подозрительность.

   Так, забыли.

   Теперь следующий шаг. Приходит Ту Хэл. Что с ним делать? Что говорить?

   Конечно, идеальным вариантом было бы усыпить его уколом, но Нагасима проявила расточительность... Я убедился, шприц разряжен: красный огонек, пустая кассета.

   Дело дрянь — берсеркьюрити увидит то же самое.

   Что в ведре? Подошел. Вода!

   Но как зарядить шприц? В него вставляются кассеты с дозами лекарства. А здесь... На дне ведра что-то блеснуло. Великие предки! Я ощутил себя героем компьютерного квеста, или как оно у вас называется. В ведре лежала прозрачная кассета с лекарствами!

   Вероятно, держали в прохладе для сохранности. Значит, приготовили мне долгий отдых? Ну-ну.

   Я перезарядил шприц. Загорелась зеленая точечка.

   Теперь включим логику. Я — рептилия. Ту Хэл — волк-оборотень. Как подействует укол на него? Наверное, в целом так же, как и на меня, но он крупнее, плюс он теплокровное, да еще и тренированный боец.

   Вряд ли против него сработает уловка, уложившая Нагасиму. Разве что застрелить его из шприца в глаз. Так он меня и подпустит... И вообще, какие у них с богомолихой отношения-то были? Может, я выдам себя с первой же фразой.

   Я сознательно вызывал в себе панические настроения, чтобы взбодрить нервную систему. Чем больше ее взвинтить, тем быстрее организм поборет транквилизаторы, или что там оно есть. Гормоны на страже здравомыслия.

   Дать открытый бой Ту Хэлу я не мог. Все факторы против меня. Он здоров, я под действием их аптечки. Он всегда вооружен, у меня пневмошприц, грозное оружие медсестричек. Он тяжелее. Короче, победа за неявкой соперника.

   А если он придет не один, а с Хай Вэем?!

   И они сразу же глянут, как там я сплю?

   Последняя порция паники почти привела меня в нормальное состояние. Я даже попробовал работать с контекстами. Фиг мне...

   Раздался топот тяжелых ботинок. Я чуть не подскочил до потолка: Ту Хэл уже идет, а у меня ни одного плана!

   «Скипидарьюшка, завари, детка, чайку! Мне и гостю!» — раздалось в голове.

   А!!!

   Лязгнул засов двери.

   «Обормот из налоговой, проверки эти... — мрачно проговорил в моих мозгах Оборонилов. — Не дал книгу дочитать». Я мысленно завопил спасительную фразу «Заткнись!», и заклинание снова подействовало!

   Дверь распахнулась, бабахнула о стену. В комнату зашел Ту Хэл, в два шага сократил расстояние до моей табуреточки. На ходу выхватил пистолет.

   — Прощай, сука!

   Пистолет смотрел мне дулом в лоб, я посмотрел в дуло, потом перевел взгляд на свирепую рожу берсеркьюрити. Чистый бандит. И глаза пустые-пустые...

   Мы пялились друг на друга несколько секунд, потом он дико заржал, быстро спрятал пушку.

   — Ну и харя у тебя, Хиросаки! Каждый раз смотрю на эту харю и не могу!

   Он наклонился ко мне в смеховом спазме.

   Я, к большому собственному удивлению, разрядил обойму снотворного под нижнюю челюсть Ту Хэла, прямиком в небритый второй подбородок.

   Он оборвал смех, сбитый с толку. Разогнулся, схватился лапищей за подбородок, зыркнул на шприц, зарычал и выбил мое супероружие, едва не сломав мне руку.

   Оттолкнувшись ногами, я стал заваливаться назад вместе с табуретом, потому что берсерк уже отвел левый кулак... Конечно, он догнал мое нагасимское личико, но удар был уже не столь страшен. Я стартовал к дальней стене, забрасывая руки за голову.

   В столкновении с кирпичной кладкой победила кладка. Я подобрался, ориентируясь на световые пятна. Одно из них, большое, словно туча, стремительно нависло надо мной.

   Я приготовился умереть героем, но туча вдруг придавила меня, оказавшись вырубленным Ту Хэлом.

   «Фирма наша не имеет больших оборотов, — вступил Ярополк Велимирович, то и дело отпуская мысленные реплики в сторону, — а за истекший год мы демонстрировали полную налоговую прозрачность (просто агнцы!) и готовность платить государству. Камералки ваши ничего не выявили (еще бы, сколько мы на услуги бухгалтерской фирмы потратили!). Так почему же мы-то? (Давай, признайся, что натравил кто-то!) Вы ничего не выявите, потому что нечего выявлять, Анатолий Васильевич. Что? (Выявит он, хмырь очкастый!) Мне делать нечего, я старый больной человек, люблю по судам таскаться. Только выкатите мне хоть копейку... У меня печень! (Оборонилов внутренне содрогался от хохота). Вы думаете, частный сыск — это мед и пряник, пряник и мед? (Прижух, бедолага?!) Мы чисты, как яйца у кота!!! (Ну, и хватит...) Допили чай, Анатолий Васильевич? Печеньку возьмите, очень вкусные. Вот адрес конторы, которая ведет нашу бухгалтерию. Добро пожаловать к ним. (И пошел вон отель!) Они вам предоставят все документы. (Давай-давай, шевели булками, умный игрень)».

   Я столкнул с себя спящего красавца, снова велел голосу наставника замолкнуть. Когда кто-то ржет у вас в голове, хочется спрятаться подальше. Вы поймете, если когда-нибудь... Впрочем, никому не желаю оказаться на моем месте.

   Так, кажется, процесс управления хапуговкой постепенно приходит в норму. Научиться бы еще не пускать монологи Оборонилова без команды...

   Вот что обидно, так это полное отсутствие в мыслях наставника одного очень смелого и глупого вылезавра по имени Яша.

   Я вышел из комнаты, запер дверь и пошел искать путь на свободу.

   На лестнице остановился, пораженный подозрением: а не слетела ли с меня личина Нагасимы, когда я получил в бубен?

   Так и есть, слетела. Быстро приведя внешний вид в норму, я потопал к новым приключениям. В идеале мне требовалось переодеться — богомолиха в одежде пленного выглядела подорительно. Что схавал Ту Хэл, то бросится в глаза клопапе.

   Молясь предкам, чтобы не попасться на глаза Разоряхеру, я прокрался к выходу, положил ладонь на ручку и... передумал.

   Наверняка сработает сигнализация или еще что-нибудь.

   Свернул в боковой коридор, попал на кухню. Здесь пожирал что-то кровавое и недавно убитое Хай Вэй. Брр, волчара.

   — А, Нагасима, изнасиловала ящерку? — спросил он, улыбаясь так, словно только что придумал шутку всех времен и цивилизаций.

   — В особо извращенной форме, — высказался я. — Ты следующий.

   — Он не в моем вкусе. Хочешь говядины? — Он протянул мне кусок мяса.

   — Кушай, не обляпайся, шутник, — буркнул я. — Устала я от вас.

   — Я в курсе, — самодовольно проговорил он и с хищным урчанием вцепился в говядину.

   Смотреть на поедание мяса было выше моих сил, я ретировался из кухни.

   По пути попалась ванная комната. В ней я и спрятался.

   Первым делом напился из-под крана. Потом осмотрел окно. Ни решетки, ни заметной глазу сигнализации. Конечно, Разоряхер должен был оснастить коттедж инопланетными средствами безопасности...

   Сел я на унитаз и глубоко задумался.

   «Зангези, ты как? Не пошел сигнал?» — проявил заботу о комбинизомби Оборонилов.

   Ненавижу шефа.

   И себя.

   Надо было инструкцию до конца читать.

  

  

  

Глава 17. Марлен. Чтобы кривая вывезла

  

   Драка с телепатом похожа на избиение, ведь он знает твои ходы заранее. Поэтому Марлен подавил в себе желание вмазать молодому вампиру, когда тот ощерился, показывая клыки.

   Конечно, кровососы были сбиты с толку. Их князя умыкнули, а единственный свидетель и подозреваемый хоть и не врал, но кто поверит наркоману?

   Марлен вышел из комнаты отдыха, оставив упырей со шмотками и мобильным их князя.

   Старший связался с кем-то вышестоящим, Востроухов не стал подслушивать, с кем конкретно. Прогулялся по представительству, ища следы чужаков.

   Вскоре рядом нарисовался один из младших вампирчиков — главный не хотел оставлять Марлена без присмотра. А он и не собирался усложнять ситуацию: пока будешь готовить новую порцию смеси ЛСД и транспортного наркотика, упыри обнаружат секретную комнату с брошюрами эльфов и главное — с запасом «билетов в тот конец». Поэтому оставалось гнать мысли о тайнике и усердно осматривать офис, мысленно читая стихи. В этот раз на ум пришел Гумилев.

   Не найдя ничего подозрительного, Востроухов занял свое рабочее место.

   Упыри расселись вокруг. Прямо, как у себя дома.

   — Что, прописались?.. — Полукровка не скрывал раздражения, ведь среди телепатов это было бессмысленным и оттого смешным.

   — Могли его похитить ваши? — спросил седобородый.

   — «Наши» — это кто?

   — Молодежная организация, блин! — встрял нервный вампирчик-пехотинец.

   — Нишкни, Пелко, — тихо велел старший.

   «Еще раз вякнешь, когда старшие разговаривают, щуплый, подпишешь себе приговор», — мысленно пообещал Марлен.

   Пелко вскинулся, и Востроухов мог бы побиться об заклад, что не будь он упырь — покраснел бы, как школьник. Такая оценка, безусловно, подлила масла в огонь, но щуплый сдержался.

   — Зря вы так, Марлен Амандилович, — сказал седобородый. — Негоже нам, зрелым мужам, юношей задирать.

   — Не я к вам пришел с бандитами, — ровным тоном ответил полукровка. — А касательно вопроса про эльфов... Да, это самое вероятное, что могло случиться. Они могли похитить Владимира. Других вариантов я пока не усматриваю.

   — Именно поэтому мы остаемся здесь в качестве дозора. Думаю, вы нас поймете. До сего момента мы полагали, что опережаем эльфов.

   — Будьте как дома. — Марлен усмехнулся. — Правда, у меня нет спальни с гробами...

   Седобородый скорбно вздохнул.

   — Меня, если что, зовут Браниславом.

   Востроухов позвонил Свете, извинился, мол, вызвали срочно в офис, и благословил ее на уход хоть к скинхеду, но только чтобы вернулась к следующему вечеру, иначе он покончит с жизнью и напишет жалобную записку на четыре листа с ее именем и просьбами не считать себя виноватой.

   — Ты — чудовище, — заявила Света, чмокнула его в трубку и отключилась.

   Марлен почитал до девяти утра, изводя вампиров прозой автора Регинова. Затем открыл в компьютере список эльфов, прибывших в Москву, и стал их методично обзванивать.

   Откликались далеко не все. Из первых десяти трое вовсе не поняли размеров угрозы, что немудрено — из соображений конспирации Марлен говорил слишком обтекаемо.

   — Я не могу бросить всё на полдороге! — бушевала эльфийка из весьма влиятельного рода. — У меня строительство в трех городах и револьверный кредит на грани лимита...

   «Тупая овца», — думал Востроухов и еще раз намекал на чрезвычайную опасность, а эльфийская пигалица снова заводила волынку о размещенных активах и горящих сроках.

   Вежливо попрощавшись, Марлен обратился к Браниславу:

   — Она очень здоровая молодая носительница пяти литров первоклассной крови.

   Седобородый ухмыльнулся.

   — Не волнуйтесь, Марлен Амандилович. Мы давно имеем ее в виду.

   «Вот это настоящее сотрудничество», — внутренне усмехнулся Востроухов, и Бранислав кивнул в знак согласия, хотя и уловил: представитель лесного народа всё же иронизировал и не ожидал настолько прямого отклика на шутку.

   Эльфы-геймеры — народец молодой, не перебесившийся, любящий риск и сольные приключения. К двухсотлетнему юбилею обычно все уставали от игр на «человеческом поле» и возвращались домой. На балансе у Марлена числился только один геймер, разменявший третью сотню.

   Осмотрительный и незаметный, он успел побыть и махновцем, и ленинцем, и даже власовцем, за что Востроухов его тайно ненавидел. После войны этот эльф материализовался в Ростове и через недолгое время стал одним из первых цеховиков.

   Антизаконный такой игрок. Но чертовски осторожный.

   Вот его можно было бы скормить вампирам. Ну, если не отравятся.

   За этой мыслью и застал Марлена звонок Владимира.

   «Значит, вампирский князь перенесся домой... Очень неожиданное действие моей смеси, — подумал Востроухов, ничуть не стесняясь подслушивающих упырей. — Интересно, куда меня должно было бы закинуть...»

   Он продолжил заниматься своими делами, игнорируя непрошенную охрану.

   Через три часа в дверь представительства мягко постучали.

   Марлен запаниковал: если это кто-то из эльфов, то как объяснить присутствие трех мужиков человеческой расы?

   Упыри с интересом смотрели на Востроухова.

   Он махнул на всё рукой и открыл дверь.

   На пороге стоял князь Владимир.

   — Знаешь, Марлен, мне очень хочется дать тебе в рыло, — приветливо сказал он. — Но, получается, ты даже помог совершить нам кое-какой прорыв. Я пройду?

   Востроухов отступил в сторону, впустил гостя.

   — Как вы минуете наш лабиринт?

   — По запаху, конечно. Мы чуткие, — ответил князь и обратился к своим: — Дядька Бранислав, решено ковать железо горячим. Езжайте сейчас все в детинец, и готовь команду. Шестеро и я. Вечером выступаем.

   Упыри отбыли.

   Владимир подсел к столу Марлена.

   — Давай выпьем, а?

   — Ты ж мне сам сказал, что нельзя.

   — На пушку брал. — Князь озорно подмигнул. — Первые два дня нельзя. Потом можно.

   — А как же вечерняя вылазка? Под газом отправишься?

   — Выветрится, — отмахнулся вампир.

   Полукровка сходил на офисную кухоньку за коньяком, стаканами и лимоном.

   — Я смотрю, ты уже обзвонил почти всех, — заметил князь, когда Марлен вернулся.

   — Четверо не ответили. Ваша работа?

   — Нет, мы пока никого не трогали.

   Хозяин плеснул коньяка в бокалы, гость нарезал колесиками лимона.

   — За что пьем? — спросил Востроухов.

   Владимир заглянул в его мысли и нахмурился:

   — Нет, за шахматы пить не будем.

   — Полно те! — Марлен усмехнулся. — От шахмат никто еще не умирал. Ну, кроме Лужина.

   — Не скажи. Царя всея Руси Ивана Василича кондрашка хватила аккурат за шахматной доской.

   — Ох, уж этот спорт больших достижений... — посетовал Востроухов.

   — Выпьем за успех нашей будущей кампании, — предложил Владимир.

   Выпили. Закусили.

   — Ну вот, теперь изжога будет, — проговорил Марлен. — Удар по пустому желудку.

   — У вас на кухне есть холодильник. В нем яйца. Сковорода, электроплита... Можно и позавтракать.

   — Хм... Да, извини, я должен был... Пойдем.

   Переместились. Разлили и выпили повторно.

   Марлен занялся готовкой, Владимир сидел и хмуро смотрел в сторону.

   — Что пригорюнился, княже? — поинтересовался полукровка.

   — Грусть-тоска меня снедает, — ответил вампир. — Влюбился типа.

   — А, ну да, я вчера захватил краем сознания что-то на этот счет... Проститутка. Но это не повод печалиться, верно ведь?

   — Конечно, не повод. Да и ни хрена она не проститутка. Так, попалась на гнилой развод, мол, денег должна, значит, отработаешь... — Владимир побарабанил пальцами по столешнице. — Она, Велес ее возьми, будто мина замедленного действия. Как Штирлиц, мать ее за ногу. Только я не понимаю, сознательно или нет.

   — Можно попонятнее? — Возвысил голос полукровка, чтобы перекрыть шипящую сковороду.

   — Она говорит, и я не сомневаюсь: искренне. Но по отчету выходит... — продолжил рассуждать вслух князь. — У нас тут, Марлен Амандилыч, затевается очень непростая каша, как сказал один мудрец. Похоже, Рожаница в мир пришла.

   — Э... Вроде богородицы?

   — Хлеще. Вроде богини.

   Марлен присел к столу, повесив полотенце на плечо.

   — Ты меня, князь, не пойми превратно. Я как человек, отправляющий эльфов на родину и принимающий их здесь, в России, почему-то не верю в богов. Строго говоря, если бы боги были, то на кой тогда возить в жопе наркоту?

   Владимир поморщился.

   — Демагогия. Ты и сам сейчас прикалываешься, я же вижу в мыслях-то. А Рожаница даст того, кто изменит наш мир, понимаешь?

   — Если честно, то нет. Но этот мир давно пора менять.

   Полукровка встал, снял сковороду с огня, разбросал яичницу по тарелкам, выдал по вилке, поставил на стол хлеб и баночку с покупными помидорами.

   Некоторое время ели молча.

   — А ты с ней спишь, получается, — сказал, наконец, полукровка и невольно вспомнил про свои со Светланой отношения.

   Князь оживился:

   — У вас очень похоже на то, как бывает с нами... Тантра, говоришь?

   — Не говорю, — раздраженно произнес Марлен. — Ты сам в моей голове нарыл.

   — Ну, прости, такова моя природа. — Сейчас Владимир был искренним, полукровка отчетливо это почувствовал без всяких наркотиков.

   — Круто ты все-таки вчера счет сравнял, — признал князь и вернулся к тому, что его больше всего волновало: — Я вот всё гадаю, кто может народиться у нее от дневного упыря...

   — ... напившегося эльфийской крови, — добавил полукровка.

   — Во-во.

   — Но по вашим верованиям, это будет обязательно бог?

   — В той или иной мере.

   — Как это?

   — Амандилыч, ну что ты, как маленький? — Владимир взялся разливать коньяк. — Сам со своей Светой улетаешь в настоящий мир, а у меня спрашиваешь, бог или не бог. Все мы...

   — Подожди, — перебил полукровка. — А здесь, значит, не настоящий? Майя? Эй, спешите видеть: упырь-индуист!

   — Не зли меня, — добродушно посоветовал князь. — А то укушу. Давай лучше вздрогнем.

   — Как бы с тобой не надрожаться в стельку, — пробурчал Марлен, поднимая стакан.

   Выпили, хозяин заварил чая.

   Владимир продолжил:

   — Я всё понимаю. Ты сейчас дурака валяешь, потому что не наглотался дури и не являешься хозяином положения в нашей беседе. Тут уж извини. Пойми, сейчас это не самое главное. Мы все — боги, только спящие. Или лучше сказать, дети. Люди вообще не успевают ничего понять. Почти никто не успевает. Эльфы твои... Я вообще не понимаю, что там в их башках творится, что они делают со своей вечностью. Но, похоже, ничего толкового им на ум так и не пришло. Хотя исправь, если не прав.

   — Наверное, не прав, — откликнулся Марлен, разливая чай. — Ты имел дело, ну, с подростками, с не вызревшими до конца личностями. Наверное, и я еще не пришел к зрелости ума и граниту характера, хотя человеческая кровь подгоняет процессы: эльфы моего возраста поглупее будут. Но потом часть из них как-то находит себя. Сложная штука. Это не как в романах, где тысячелетние эльфы скачут по войнам и лупят в копеечку из луков. Те, кого я видел, забросили луки лет в пятьдесят от роду. И всё равно — почти все спасаются от скуки играми. У подростков — вот, ролевухи на Земле. У старших — игры в политику (если не мудрецы) или в демиургов (если понимают жизнь). Но боги... Пожалуй, они этим не озабочены. Бога искать — это наша, русская народная традиция.

   Рассмеялись.

   — Ладно, — подытожил Владимир. — Давай по последней. На ход ноги. За то, чтобы кривая вывезла.

   — Державно!

   Через несколько минут, допив коньяк и чай, встали из-за стола.

   — Ты как хочешь, Марлен, но я сейчас к Вере. Давай в семь вечера здесь встретимся.

   — А у вас как принято воевать — без плана? — поддел Востроухов.

   — У нас мешок планов, — вполне серьезно ответил князь. — В семь ты готовишь дозы. Семь принять, еще семь — обратные билеты. Это полчаса. Еще четверть часа — на инструктаж. Ты рассказываешь, куда мы попадем, и рисуешь в уме план. Просто вспоминаешь, как там и что. Потом ты нас благословляешь на подвиг и семьдесят семь минут ждешь, чем дело закончится. И, пожалуйста, не вздумай наглотаться своей адской смеси — утянешь нас в свое сознание, сорвешь операцию.

   — Круто, — отдал упырям должное Марлен. — Только вы, похоже, помешались на семерке.

   — Про семьдесят семь минут я пошутил. А семерка действительно наше число.

   Владимир закатал левый рукав, показал странного желтого цвета татуировку, наколотую на предплечье, — семиконечную звезду.

   — Между прочим, золото. Остальное организм упыря либо рассасывает, либо отторгает. Захочешь меня отравить — накорми серебром. Феерическая смерть. — Князь подмигнул.

   — Спасибо, буду знать, — пробормотал Марлен, занятый другой мыслью. — А что с твоими бойцами-то? Там наверняка будет день...

   — Толковый вопрос! — Упырь ткнул полукровку кулаком в плечо. — Есть у нас на примете один застарелый игрочок...

   Владимир достал мобильный, посмотрел на часы.

   — О, уже не только на примете, но и в распоряжении. — Он заглянул в думки Востроухова и закивал: — Точно, власовец твой. Эх, рухнет его пирамида без хозяина. Ты же в курсе, что он по стопам Мавроди сейчас прогуливается? В курсе. Ну, вот, Амандилыч, празднуй. Сегодня выпьем гада.

   Собрав шмотки, оставленные ночью, князь покинул представительство эльфов в Москве.

   Марлен сел в кресло, прислушался к ощущениям. Действительно, не особо-то и пьян.

   Взяв трубку, позвонил Свете на сотовый. Вскоре услышал ее голос:

   — Если вы красивый и любвеобильный мужчина, то — боже мой, наконец-то!!! — скорее нажмите «один», а если вы коварный обманщик Марлен, бросивший девушку на произвол судьбы... — Она не выдержала и расхохоталась.

   Востроухов тоже.

   — Свет, ты дома?

   — Нет, только что была у клиентов, сейчас на Якиманке.

   — Да? — Марлен решился, в конце концов, всё рушится: — Слушай, ты недалеко от моего офиса. Давай встретимся? Я тебе покажу, чем занимаюсь... И чем можно заняться, если закрыть дверь и повесить табличку «Ушел на базу». ..

   — Неожиданно... Так куда подъехать?

  

  

  

Глава 18. Зангези. Грани мнемокристалла

  

   Утренняя запись. Номер 456852.

   Самоидентификация.

   Я — Зангези Абабанга.

   Моя текущая публичная роль — помощник ссиссов (это настоящее название тех, кого молодой Яша называет вылезаврами) по разным вопросам.

   Поэтому я верен охотничьему отряду, работающему на Земле.

   Моя текущая внутренняя роль — русский поэт.

   Поэтому я люблю наш язык, наш прекрасный русский язык.

   Мои создатели канули в Лету космоса, дабы когда-нибудь вернуться и удивиться тому, что ничего не меняется, ибо сама суть бытия — изменение.

   Я не люблю философствовать, я сторонник делания, а не созерцания.

   Это свойство очень помогает в исполнении публичной роли и страшно затрудняет реализацию образа поэта.

   Я мог бы рифмой заговорить сразу и тем подчеркивать роли статус, но отличить талант от заразы тогда вряд ли бы вы взялись...

   Поэтом человека делает не способность рифмовать, а способность наблюдать видимое и из него рождать невиданное.

   Мы, комбинизомби, созданы в качестве многочисленной труппы театра предельной реальности, и грош цена любой земной театральной системе, ибо редкому местному актеру удается войти в профессию так, как мы входим в свое бытие.

   Что землянину профессия лицедея, то смысл существования комбинизомби.

   В этих рамках трудно не спятить.

   Иногда, дабы выжить, приходится выжить из ума.

   Я веду дневник и каждый день пишу: «Я веду дневник».

   Это способ делать зарубки.

   Я должен помнить, кто я и зачем.

   Тягу к ведению дневников в нас также заложили создатели.

   Теперь, по традиции, насущное за вчера.

   Я играл в эпизоде «почини автомобиль» и в целом справился, спасибо завтраку за помощь.

   Потом я гениально вжился в роль уборщика.

   Чистый дом тому лучший «Оскар».

   Такова природа комбинизомби — предельное служение замыслу.

   Оттого нас так ценят те, кто якобы нанимают нас на работу, а на самом деле становятся нашими сложнейшими партнерами по сцене...

   Но действительной проблемой моей остается хапуговка.

   Скоро установится связь, и я получу колоссальный опыт по совершенно новому способу взаимодействия с партнерами на сцене жизни!

   Я жду этого момента со страхом и радостью, как юный любовник ждет назначенный час свидания с той, ради которой он, как ему кажется, дышит.

   А если ему так кажется — так тому и быть!

   ...О, я часто играю роль влюбленного, и отдаю должное земному искусству любви.

   Здесь я вспоминаю удивительные дни участия в одной занятной секте.

   Я как раз постигал земную любовь, и главный в отряде ссисс, то есть, вылезавр посоветовал обратиться к тантристам.

   Они оказались забавными, ибо почти никто не верил в то, что пытался практиковать.

   Верили трое: их учитель, художница-ученица и я.

   Учителю положено верить.

   Я не могу иначе играть свои роли.

   Художница была рождена, дабы любить по-настоящему.

   И мы соединялись с ней, но она топталась у золотого порога счастья, не в силах перешагнуть его, потому что у нас, русских людей, много вериг: стыд, например, или еще подмена старой, органически присущей нам веры новой, чужой...

   Как переступить через порог, если мысленно шепчешь: «Только через мой труп»?

   И я оказал помощь милой прекрасной художнице.

   Я перевел ее через «ее труп», ибо настоящая любовь есть воскресение от смерти.

   Вот почему русская невеста в белом — цвете погребальных одежд.

   Как жаль мне, душе поэтической и оттого ранимой, что для многих девушек фата так и остается погребальным нарядом!

   Разве не на смерть обрекают их многие и многие парни, теряющие к женам интерес, воспринимающие их как домработниц широкого профиля?

   А жить такой жизнью — всё равно что писать «Пра боль в галаве», не зная глубин настоящего слова!

   Люди-человеки, вы суть могильщики своего счастья!

   И если бы только своего, увы вам!..

   ...Я отвлекаюсь.

   Что еще важного?

   Сегодня ночью я проснулся в слезах, и по мотивам сновидческих скитаний мне пришли стихи:

  

   Обращаясь в галактический ОВИР,

   Декларирую и ценности, и глюки:

   Мне вчера приснилось, я вампир,

   Ищущий дорогу к остроухим.

  

   А потом я эльфом был зачат

   И земною женщиной красивой...

   Мне в ОВИРе снова пробурчат:

   «Приходите век назад за ксивой».

  

   Я встречаю Свету: «Боже мой!

   Расцвела, как лотос! Ты — богиня!»

   В Свете растворяюсь и — немой —

   Воплощаюсь, дабы где-то сгинуть.

  

   И напившись крови и любви,

   (Света, где ты?!) возвращаюсь к Вере,

   Дабы с ней в любови и крови

   Щедро миру новый век отмерить.

  

   Я пока не знаю, о чем это, но меня пробирает дрожь, когда я возвращаюсь к этим строчкам.

   Удивительно, но в распахнутую форточку моего разума за сегодняшнее утро не залетело больше ни одной снежинки стихотворения.

   Возможно, это указание на активацию слоя предсказаний — мой разум устроен прихотливо.

   Пора работать.

   Конец записи.

  

   Послеобеденная запись. Номер 456853.

   Прекрасна кухня этого мира!

   Благословенны его маринованные грибочки и ядреный настоящий квасок!

   Но сегодня я ел макароны по-флотски.

   Считаю это блюдо макаронами по-скотски, ибо плох тот повар, кто делает из прекрасных продуктов ленивые блюда.

   Плох и лох.

   Хорошая рифма, надо запомнить для литсайта.

   Что бы написать сегодня?

   Давно я не возбуждал активность своей поэтической страницы.

   То ли устроить склоку, то ли обнять всех теплыми виртуальными руками?

   Я подбросил монетку, выпали склоки.

   Но после обеда не хочется.

   После обеда даже пишется ленно.

   Я иногда деконструирую себя во время сиесты.

   Все мои роли, все мои маски.

   Этот вид медитации лично я называю по-русски: «Сидит дед, в сто шуб одет», только, раздевая его, снимая слой за слоем, я не проливаю слез, ибо уныние есть грех.

   Сейчас я наговариваю эту запись на мнемокристалл и одновременно готовлюсь к такой медитации, но я не уверен, стоит ли затеваться, ведь в любой момент может заработать хапуговка.

   Что станет с моим разумом, если в него начать заливать чужие мысли, пока я отключаю свои?

   Лучше вернуться к недавним рассуждениям о природе конфликта.

   Я задумался о ней, когда ушел на задание молодой ссисс.

   Ему не нравится, как название его расы звучит на местном языке, поэтому с его легкой лапы они вылезавры.

   Он очень игрив, этот Яша...

   Итак, конфликт.

   Вылезавры достигли такого уровня развития, который позволяет им уничтожать клопоидолов едва ли не мгновенно.

   Но они, понеся когда-то чудовищный урон, обставляют месть как священнодействие.

   Высший эстетизм и предчувствие сладчайшей расправы создают невиданный по мощности полюс магнита.

   На другом полюсе — клопоидолы.

   Они присасываются к планете, а потом, когда процесс вынашивания запущен, там появляются их враги.

   Клопоидолы знают, что высадка вылезавров на планету — верный признак близкой расправы, но никто не бежит: они слишком увязли в чьем-то популяционном теле, эти высшие космические паразиты.

   Они похожи на крестьянина, который знает о приближающемся наводнении, но не решается бросить дом, амбар, кур и погреб с припасами, ибо жалко.

   И вот этот крестьянин смотрит, как тонут его дом, погреб и овин, сидит на крыше и плачет.

   Но иногда паразитам случается обвести охотников вокруг пальца, тогда вылезавры принимают поражение и смерть.

   Я давно гастролирую в труппе вылезавра по имени Оборонилов.

   Большой трагедии персонаж, вселенский автор должен гордиться таким героем.

   Невероятно противоречивый вылезавр.

   Вылезавр, вылупившийся и далеко отползший от скорлупы типичного ящериного мировоззрения.

   Он охотник в галактиках, потому что дома, на своей планете, он стал бы революционером.

   Моя следующая роль вберет в себя многое от этого характера, я не сомневаюсь.

   О, мой конфликт!

   Я не могу найти себя под ворохом масок, а стоит лишь мне сбросить их все — выясняется, что некому и не на кого смотреть!

   Оборонилову легче, как легче любому не-комбинизомби: одна из масок намертво к нему прилипла, и потому он знает, от чего плясать.

   Всё, что я могу сказать о себе: я должен плясать, но кто я — решает... танец.

   Даже сейчас, перед мнемографом, есть несколько Зангези.

   Зангези говорящий, Зангези подсказывающий, Зангези слушающий...

   Мне не нравится это имя, его предложил на время этого спектакля вылезавр.

   Он великий эстет, я верю в его чутье.

   Велимир Хлебников — настоящий русский поэт, гений и провидец.

   Сверхпоэма, давшая мне имя, предугадывает нас, комбинизомби, как явление.

   Мне пора заняться садом.

   Я буду прекрасным и внимательным садовником.

   Люблю роли, требующие смирения и драматического безмолвия.

   Конец записи.

  

   Вечерняя запись. Номер 456854.

   Номер этой записи — 456854.

   Если разделить ее на три записи (я делаю три в течение местных суток), получится 152285 дней.

   По земному времени — 417 лет.

   Но мне больше.

   Просто каждые 500000 записей я начинаю новый цикл.

   Меня по-прежнему зовут Зангези, я — комбинизомби.

   Сейчас мне важно помнить это, важно как никогда раньше, ведь час назад я слышал голос чужой мысли.

   Это божественный опыт, хотя и получается в результате жизнедеятельности симбиота.

   Липкая натура клопапы запачкала мою душу и отравила разум.

   Я хочу уйти из жизни, посетив камеру дезинтеграции.

   На Земле нет камер дезинтеграции, посему поживу еще.

   Разоряхер Иуда Каинович. Оборонилов Ярополк Велимирович. Вылезавр Яша. Очаровательная в своей безвкусной яркости Скипидарьюшка.

   Все носят маски, не подозревая, что это маски носят их.

   Я смотрю через прорези для глаз и вижу зеркала!

   Хотел сказать что-то важное о конфликтах.

   Возможно, вспомню, переслушав дневную запись.

   Разоряхер — окончательный и бесповоротный венец Вселенной.

   Он заложник роли, получающий удовольствие даже не от игры — от самой обязанности.

   Это двигатель, работающий впустую.

   Я проник в его мысли и чувствую, что он жаждет поражения, однако слишком высокомерен, дабы просто так его допустить.

   Оборонилов тормошил меня и спрашивал, где клопохозяйка, куда дели Яшу...

   Но Разоряхер почти не думал о клопохозяйке.

   Он перепрятал ее и испытывал нескрываемое наслаждение одиночеством.

   Он хотел бы отослать свою охрану, избавиться от пленника, и жить спокойно, посасывая энергию печали и боли, которой так богат великий русский народ.

   О, мой прекрасный угнетенный страдалец!

   Когда же ты проснешься и своими руками построишь храм своего счастия?

   А клопапа...

   Клопапа не может отослать охрану, избавиться от клопоматери, послать вечную цепь размножения в тартарары!

   Он слишком животное, оттого он должен заботиться о будущем потомстве.

   Он слишком ненавидит Оборонилова (я так ему и сказал, но тот не поверил!), вот почему...

   Стоп, Зангези! Открылся поток вдохновения!

  

   И снова вампир возвращается к Вере.

   И вновь полукровка купается в Свете.

   Мне кажется, я за всё это в ответе.

   Не кажется даже — я в этом уверен!

  

   Возможно, достаточно будет желанья:

   «Живите, счастливые! Бросьте пустое!»,

   И кинет вампир ремесло непростое,

   Откажется эльф от бессмысленной брани.

  

   А женщины их — божества и подмога —

   Утешат объятьями пламенный норов,

   Избавят их память от мести и споров.

   ...Но вижу, что слишком я требую много.

  

   Да, вышло неудачное стихотворение, только пусть пока звучит именно так.

   Когда я разберусь в себе и помогу Оборонилову и Разоряхеру встретиться для финальной сцены их локального спектакля, я еще вернусь к этому странному квартету.

   Пора работать.

   Послушаю клопапу — и на боковую.

   Конец записи.

  

  

  

Глава 19. Марлен. Что, сынку, помогли тебе твои упыри?

  

   — Считай, что я немного маг, — сказал Востроухов, ведя свою женщину за руку через лабиринт.

   Полумрак создавал ощущение нереальности, будто свет — самое реальное, что может быть в жизни человека.

   — У меня ориентационная шишечка сошла с ума, — пожаловалась Светлана, сжимая ладонь Марлена еще крепче.

   Востроухов остановился и посмотрел ей в глаза.

   — Ты самое гениальное и прекрасное существо, которое я когда-либо знал, — сказал он. — Мы сейчас находимся в специфическом поле, оно искажает пространство, делая этот этаж практически безразмерным. Если сюда сунется чужак, он сгинет в глубине лабиринта.

   — Ариадн ты мой, — бодро прокомментировала Светлана, хотя ей стало явно неуютно.

   Он, конечно, бегло пояснил перед путешествием, дескать, его работа расположена, с одной стороны, на грани фантастики, а с другой, в темном лесу фэнтези. Только всякие слова — всего лишь звуки, пробренчат, и поминай как звали. А вот зловещий лабиринт, чьи стены можно потрогать и чьи коридоры подхватывают и похищают любой твой звук... И полная потеря ориентации... Брр!

   — Не волнуйся. — Марлен коротко обнял подругу. — Осталось недолго.

   Вскоре они вышли к табличке «Кабинет 001. Вход ТОЛЬКО сотрудникам ФСБ. Допуск не ниже 01-ГТ».

   — Ты чекист?! — удивленно промолвила Светлана.

   — А? Нет, что ты, — рассмеялся Востроухов. — Круче. Не обращай внимания, это для отвода глаз.

   — Но ты же сказал, что чужак не дойдет...

   — Ну, как недавно выяснилось, иногда удается.

   И мысленно закончил, почесывая шею: «Только его табличка не остановила...»

   Он распахнул перед Светланой дверь, вошел следом.

   — Добро пожаловать в эльфийское представительство!

   Она прыснула в кулачок:

   — Хорошо хоть, не гоблинское.

   — Гоблинское в Хамовниках. — Марлен ткнул кнопку на столе.

   Стены комнаты преобразились: по ним пробежал муар, и вместо евроремонта Свету, Востроухова и офисную мебель теперь окружили древние деревья. Ворвались звуки — шелест, еле слышный треск, дальние вскрики птиц.

   Девушка взглянула вверх. Стволы стремились ввысь, где оканчивались пышными кронами.

   Под ногами Марлена и Светланы лежал ковролиновый прямоугольник, соответствующий площади кабинета. За границами покрытия раскинулась земля, присыпанная слоем листьев, чешуек коры да сухих веточек.

   Светлана присмотрелась и удивилась — лес был живым: по земле ползали мураши, деревья медленно качались от ветра, вдалеке промелькнула меж стволов птица вроде сороки.

   Но самое поразительное — запах. Запах леса.

   Девушка подошла к краю ковролина, протянула руку и уперлась в стену.

   — Это суперпроекция, — сказал Марлен. — Видишь, даже переход «стена-потолок» не заметен. Это не японское чудо, а соединение эльфийской магии и человечьей компьютерной техники. Мне эту диковину подарил один геймер, который «ролил» жизнь компьютерного гения.

   — «Ролил»?!..

   — От слова «роль». Эльфы сюда, кхе-кхе, приезжают, чтобы играть.

   — Что это за «кхе-кхе»? — насторожилась Светлана.

   — Ну, не совсем приезжают. Переносятся меж мирами... Я не идиот, у меня и справка есть!

   Девушка надула губы:

   — Сейчас за деньги можно и не такие справки достать. Выключи лес, пожалуйста, мне не по себе.

   Марлен ткнул кнопку. Снова материализовался евроремонт.

   — Понимаешь, Свет, я и сам по отцу эльф.

   Ему нравился смех его девушки — музыкальный, естественный... Он не однажды видел красавиц, которые смеялись отвратительно: их личики искажались гримасками, голос становился резким, как визг пенопласта, трущегося о стекло... А у Светланы — колокольчик, как банально это ни звучит.

   — Фух, уморил!.. — Она никак не могла отдышаться. — А уши-то, уши-то где, Востроухов?

   — Уши мамины.

   Она подступила к нему вплотную, взяла руками его голову.

   — От тебя перегаром несет всю дорогу. Ты пьешь с утра и городишь пьяный вздор. И если мы сейчас же не займемся любовью — прямо здесь, и не забудь снова включить свой лес этот, — я тебе откушу мамины уши и скажу, что так и было. Только, чур, без поцелуйчиков, перегарный хлопец с луком.

   И они распылили свои атомы так, как хотела Светлана, и через долгий час сказали, что это было хорошо.

   — Nusquam est qui ubique est, — вымолвил Марлен, глядя в голографическое эльфийское небо. — Кто везде, тот нигде.

   — Ну и пока ты не везде, а здесь, нужно кое-что обсудить, — раздался голос Амандила.

   Востроухов вскинулся. Отец сидел в дальнем кресле. Когда он там очутился и как долго присутствовал на бесплатном порносеансе?

   Светлана тоже подскочила и уставилась на незнакомца.

   — Это мой папаша, — отрекомендовал Амандила Марлен, начиная одеваться. — Гражданин весьма премерзкий, а теперь еще и подглядывающий.

   — Вношу поправку. — Амандил поднял указательный палец вверх, обращаясь к Светлане. — В вашем случае, юное создание, я откровенно пялился. Кстати, более отталкивающей и смешной картины, чем соитие двух людей, я не могу представить. А вот подглядывать мне действительно пришлось, но несколько ранее. О впечатляющих результатах я и хочу поговорить со своим сынишкой. Если не трудно, оставьте нас.

   Светлана подхватила одежду, Востроухов проводил девушку в комнату отдыха.

   — Выруби эту подделку! — потребовал Амандил, когда они остались наедине.

   Марлен нажал кнопку.

   — У нас мало времени, сынок. — Каким издевательским тоном это было сказано! — Я установил здесь кое-какую аппаратуру. Она транслировала картинку и звук в лондонское представительство. И знаешь, я был крайне изумлен, хотя где-то в глубине души и не удивлен. Ты нас предал, ошибка моей молодости!

   Достав из ящика стола и неторопливо раскурив сигару, Марлен пустил в потолок струю дыма и снизошел до ответа:

   — Я тебя предупреждал? Предупреждал. Ты отмахнулся. Теперь ты либо всё свалишь на меня, либо постараешься замять дело так, чтобы отстранить меня от дел и решить проблему вампиров. Лучше всего, конечно, меня прикончить.

   — Потуши сигару!

   — Да хрен тебе, — с подчеркнутым безразличием сказал Востроухов. — Потерпишь. И не перебивай. Мне ваша долбанная эльфийская родина никоим рогом не уперлась. Кровососы пригрозили более дорогими мне вещами, я согласился на сотрудничество. И честно тебя предупредил. Ты же старый дипломат... А не чемодан из крокодиловой кожи. Не расслышал предупреждения? Твой косяк. Давай, твой ход.

   «А я хамло», — с внутренней усмешкой подумал Марлен.

   Амандил поднялся, шагнул к сыну.

   — Думаешь, сейчас аппаратура тоже работает? — Эльф едва не лопался от ненависти. — Нет, я ее отключил. Твоя версия не увековечится. Даже если бы твои оправдания записались, кто бы их увидел кроме меня и верного мне сотрудника, настоящего эльфа? Ты глупый самодовольный ублюдок.

   — Я в папу уродился. — Марлен выпустил в отца струю дыма, и Амандил закашлялся. — Что дальше?

   — Я тебя зачал, я тебя и... — тихо процедил сквозь зубы эльф, доставая из-за спины старый, времен первой мировой, маузер.

   — Где ж ты его взял, Тарас Бульба?! — изумился Востроухов. — Неужто в жопе провез?

   — Не городи чушь, здесь припрятал!

   Не допускающий иронии в свой адрес Амандил в раздражении мотнул дулом в сторону, и Марлен прыгнул.

   Ему было несподручно — пришлось стартовать из кресла, отталкиваясь рукой от края стола. Он не верил в отцовские чувства Амандила, значит, надо бороться.

   Эльф среагировал на бросок сына.

   Марлен летел к отцу и видел, как медленно разворачивается маузер. Вот выплывает дуло... Слева направо... Черное-черное...

   Надо тоже принять правее...

   Востроухов сомкнул пальцы на правом запястье Амандила за полмгновения до выстрела.

   Бабахнуло.

   Марлен ничего не почувствовал, было некогда.

   Он врезался в отца, сшиб его с ног, отводя руку с маузером в сторону. Раздался второй выстрел. И еще один.

   Амандил, конечно, был медленнее. За пару секунд сын успел выбить его оружие и нанести несколько неслабых ударов в голову и грудь эльфа.

   Отец потерял сознание.

   Из комнаты выскочила испуганная Светлана.

   — Тихо, тихо, милая, — проговорил Марлен. — Я его вырубил.

   Внезапно обожгло левый бок. Боль включила в голове яркий свет.

   Востроухов завалился на папашу, и всё стемнело.

   Очнулся он опять-таки от боли.

   Увидел сквозь туман тревожное лицо Светы. Оно нависало над Марленом, словно полная луна, а еще очень хотелось пить, и было холодно.

   — Где он? — прошептал Востроухов.

   — Рядом лежит.

   — Свяжи его... И маузер...

   — Молчи! — Девушка закусила губу, поднесла к лицу дрожащие руки. Голос тоже вибрировал: — Как тебе скорую вызвать? В лабиринт этот...

   — Свяжи его! — выдохнул Марлен, схватив Свету, кажется, за подол платья, и снова провалился в чернила.

   Второй раз он вынырнул мгновенно, боль не ушла, просто топталась где-то на периферии восприятия. Ощутил под головой что-то мягкое. Чуть повернул голову.

   Светлана крутила вокруг запястий Амандила веревку, найденную в ящике стола. Молодец, девочка!

   Марлен прислушался к организму. Дышалось вполне сносно, было холодновато, значит, он потерял заметное количество крови.

   «Вампиры бы сдохли, видя такое расточительство», — Востроухов слабо усмехнулся.

   — Шутишь, значит, жив, — то ли прошептал, то ли подумал он.

   Светлана посмотрела на него.

   — Почти всё.

   — Ноги... Ноги тоже, — просипел Марлен. — Потом по коридору прямо, вторая дверь справа. Медикаменты.

   Затем он плавал у поверхности сознания, выныривая и снова погружаясь в полузабытье, а Света, его ангел-хранитель, хлопотала, прижигала, перевязывала, и плакала, почти беззвучно всхлипывая.

   Всхлипы звучали регулярно, по два, и Востроухову казалось, это ритм-секция неведомой ему композиции, состоявшей из шумов. Он слышал еще и свое сердце (оно отбивало в слабые доли), кровь шумела в ушах, шелестел вентилятором компьютер, урчала сплит-система.

   В какой-то момент сознание прояснилось окончательно, Марлен впал крайнюю тревогу:

   — Света, Света... — нетерпеливо позвал он.

   Девушка подскочила к нему, положила прохладную ладонь на лоб.

   — Молчи, Востроухов! — велела она. — И не смей умирать, поганец, я без тебя не смогу...

   На его щеку упала ее слеза и обожгла.

   — Не дождешься. — Постарался улыбнуться. — Что он-то?..

   — Лежит в оттопырке, думала, ты его вовсе угандошил...

   — Как ты изъясняешься!

   — Мне можно, я в шоке, — сказала Светлана, вытирая глаза свободной рукой. — А уши у него и вправду острые.

   — А ты думала, вру, — с укоризной произнес Марлен. — Слушай, мне надо вон в ту комнату. Позарез!

   Он указал на дверь кабинета, где располагался вход в секретную часть представительства.

   Следующие три минуты ушли на пыхтение, сдавленный мат и стоны.

   Голова Востроухова теперь лежала на пороге нужной комнаты. Света сидела, прислонившись к стене, и отдыхала.

   — Со стороны послушать, мы сексом занимались, — продышала она. — А еще я затрахалась тебя волочь.

   — Получается, это был секс, — тихо закончил мысль Марлен.

   Он поглядел на тайный вход. Японское панно висело, где положено.

   Хорошо.

   — Экстренное запирание. Тревога, — отчетливо проговорил полукровка, и поверх циновки с графикой упал отполированный до зеркального состояния толстый металлический лист.

   — Может, ты наколдуешь воды? — спросила девушка, впечатленная спецэффектом.

   — Вода есть на кухне. Это туда. — Марлен махнул в сторону коридора. — А это — на случай если кто-то еще из эльфов захочет нас посетить. Их, знаешь ли, много.

   — Ясно. — Она встала. — Ты как?

   — На мне быстро зарастает. Притащи воды.

   ...Несколько часов они провели, прислушиваясь, не скребется ли кто с той стороны.

   Вскоре очнулся Амандил, но с ним разговор был короткий — Светлана неумело, но с азартом залепила ему рот пластырем, хотя эльф не сказал ни слова. Она не спускала с него глаз, и держала пистолет Марлена и маузер поближе к себе.

   Амандил хранил такой гордый вид, какой только может иметь связанный по рукам и ногам пленный с залепленным ртом. Эльфийское воспитание.

   Незадолго до семи вечера во входную дверь постучали и вошли князь Владимир с командой вампирских контрас.

   — Ну, у вас тут и мизансцена, — сказал Бранислав, поглаживая бороду.

   — Круто ты с батькой, — сказал Владимир Марлену.

   Упыри, конечно, прочитали мысли полукровки и Светланы.

   Бойцы осторожно подняли Востроухова, положили его на диван, стоящий напротив секретного входа. Один остался возле Амандила.

   Марлен ощущал напряжение, которое испытывали вампиры — кровь была повсюду, она проступила сквозь бинты, наложенные Светланой, пробуждая аппетит. Но выучка есть выучка. Никто ни на секунду не ощерился. И то хорошо, а то загрызут еще.

   — За кого ты нас принимаешь? — весело спросил князь и подмигнул. — Жить, как я вижу, будешь. Теперь стройно изложи, что тут было. Вслух не трудись.

   Светлана в растерянности смотрела то на Востроухова, то на его странных знакомцев.

   — Вы, Света, не волнуйтесь. — Владимир взял ее за руку. — Присядьте рядом с Марленом. Он, я смотрю, вам ничего не рассказывал, и правильно. У нас тут боевая операция, но вам ничего не грозит.

   Бранислав деликатно кашлянул, привлекая внимание.

   — Княже, там — четверо. Нет, уже пятеро.

   Палец седобородого указывал на лист полированного металла.

   С той стороны что-то глухо стукнуло.

   Лязгнуло.

   И железный занавес стал подниматься.

   — Семеро, — снова поправился Бранислав.

  

  

  

Глава 20. Яша. Битва при ванной

  

   В ванной комнате, куда я забился, словно степная ящерица в нору, обнаружилось много всякого.

   Во-первых, яркий журнал возле унитаза. Не представляю, кому он был интересен, ведь в коттедже клопоидолов жили, собственно, они сами да их инопланетная охрана. Ну, наверное, Хай Вэй или Ту Хэл, а то и оба сразу, оказались извращенцами, алчущими земных разумных приматок.

   А приматка на обложке журнала ужасала огромными молочными железами, явно искусственно доведенными до состояния «сталкивающиеся гигантские сфероиды». Я вообще удивляюсь уровню похотливости вашей цивилизации. Нет-нет, мы, вылезавры, тоже любим хороший секс. Но как-то обходимся без таких журналов и порнографии.

   Конечно, меня мало кто поймет из землян... Если бы наша цивилизация стала выпускать аналоги ваших выставок попки-грудки-губки, то на вас обрушились бы фото самых прекрасных ящерок — призывной брачной расцветки, с идеальными хвостиками и... не буду продолжать. Главное, что я хочу сказать: вы бы остались в недоумении.

   Махнув лапой на журнал, я посмотрел на полку над раковиной и узрел на ней трубку радиотелефона.

   Можно куда-нибудь звякнуть, например, нашим... Но я даже пиццу не смогу заказать — адреса-то не знаю!

   Я всё равно взял трубку, проверил зарядку и присутствие сигнала. Длинный гудок звучал для меня, будто симфония лучшего вылезаврского композитора.

   А ведь у Оборонилова стоял комплекс, определяющий номер входящего звонка!

   Я сел на край ванны и... выключил телефон.

   Стоп, Яша. А вдруг кто-нибудь в другой комнате увидит, что я пользуюсь телефоном?

   Возникла картинка: шеф не распознает мой звонок, зато в ванную врывается Хай Вэй, и я снова оказываюсь в плену. Впрочем, за порчу Нагасимы и ущерб здоровью Ту Хэла меня могут и к праящерам отправить...

   — Извини, ты долго собираешься тут сидеть?

   Я аж подпрыгнул и принял боевую стойку, вертя головой и стараясь понять, откуда исходил женский голос.

   — Прости, если испугала. Я в ванне.

   Мне стало не по себе: ванна была абсолютно пуста — ни капельки воды, ни соринки. Мысли заметались, как бешеные: «Вдруг дрянь, которой меня накачивали, спровоцировала галлюцинации? Вон, как меня таращило, когда всё это началось... А может, я спятил?! Вдруг это нечто вроде человечьей белой горячки? И вот она, белочка в ванной...»

   — А ты не Нагасима, — задумчиво произнес голос. — Ты новенький? Или новенькая?.. И зачем принял ее форму?

   Я решил поговорить с галлюцинацией, раз она меня раскусила:

   — Ты где?

   — В ванной, говорю же... Просто ты меня не видишь. Я стесняюсь.

   Вот это ловко! Стеснительная галлюцинация!

   — Так ты что — голая?

   — Конечно, иначе бы ты увидел одежду.

   Я огляделся, заметил на крючке возле двери халат. Взял, подошел к ванне и протянул его, мол, бери.

   — Спасибо! — Я почувствовал, как халат тянут у меня из руки, отпустил его.

   Он завис в воздухе.

   — Отвернись.

   А мне понравился этот пришепетывающий голосок! Я сделал пару шагов от ванны и отвернулся.

   — Что же ты здесь делала?

   — Готовилась к омовению.

   А дверь почему не закрыла?

   — Хм... Вообще-то это моя ванная комната. Здесь у всех личная уборная, странно, что тебе никто не сказал.

   Меня потрогали за плечо.

   Я развернулся и обомлел: передо мной стояла самая прекрасная ящерица, какую я только видел в жизни!

   Это была великолепнейшая дочь народа вылезавров, но не спасшегося от клопоидолов, когда Легендариус увел нас с собой, а той ветви, что осталась на зараженной паразитами родине.

   Меж нами существует разница, незначительная на взгляд землянина, но разительная для вылезавров. Я принадлежу к более, как говорится, поджарому, резкому, боевому типу телосложения, а проявившаяся невидимка воплощала плавность, округлость и спокойствие форм и поведения.

   Кротость ее исходила из самого ядра характера. Таково было следствие оккупации.

   Да, кто-то уже думает: «Разве плохо быть прекрасной и спокойной ящерицей? Чем плохи клопоидолы?»

   Тем и плохи, что популяция оккупированной ветви нашей цивилизации практически вымерла, и я был готов дать хвост на отсечение, даже моя собеседница не избежала внутриутробной ген-коррекции.

   Фактически передо мной стоял инвалид, но я славил тот миг, когда увидел эту красоту!

   Помимо воли я трансформировался, явив землячке свой истинный облик.

   Она ахнула и прерывисто зашептала:

   — Что ты здесь делаешь?! Как ты сюда?.. Откуда? Ты же Яша?

   Сбросив оторопь (ее чувственный шепот почти полностью отключил мою голову), я ответил вопросом:

   — Нет-нет, это ты что здесь делаешь?

   — Я рабыня. — Она потупилась, и ее кожа окрасилась в цвета стыда.

   Я впервые слышал о том, что клопоидолы используют вылезавров как рабов. Мелькнула мыслишка: «Что за причудливая галлюцинация!», и я сморозил глупость:

   — Ты... настоящая?

   Моя красавица метнула на меня яростный взгляд.

   — Да, я модифицирована! Они внесли изменения, чтобы я не могла двигаться меж контекстами. Понимаешь, сбежавший? — Она на миг высунула язычок, и я просто растаял. — Расширять расширяю, а двигаться не могу! И ем только растительное...

   — Пожалуйста, не кричи, — взмолился я. — Ты же видишь, я сглупил. Я в смятении. Ты — само совершенство...

   Засмущавшись окончательно, я скомкал неумелую и словно заимствованную в мелодраме речь и стал смиренно ждать, что ответит прелестная рабыня. В то мгновение я хотел передушить всех клопоидолов во вселенной.

   — Ты милый. — Она вновь дотронулась до моего плеча. — Меня зовут Соня.

   (Я, конечно, даю вам адаптированное имя, ведь мы заговорили на родном языке, а Соню дословно звали Сохраняющая Спокойствие Дремы, и воспроизвести наше звучание вашими буквами просто невозможно).

   — С-с-соня, — посмаковал я. — Как же тебя терпела клопохозяйка? Из-за меня-то она едва не спятила!

   — Ты ее видел?! — Соня невероятно испугалась — Ты умертвил ее?

   В этом вопросе мне почудилась скрытая надежда.

   — Нет, я был связан. Понимаешь, я угодил в плен. И вот — улизнул из камеры.

   Она прижала лапки к груди.

   — Так беги! Чего ждешь?!

   — Да вот... Накачали меня чем-то, — ответил я. — Не могу перейти в межконтекстное пространство.

   — То-то я гляжу, ты мутноват... — произнесла она в задумчивости.

   Мне пришла в голову полуидея.

   — А ты можешь трансформироваться?

   — Нет, это тоже убрали из генома, — горько проговорила Соня, и мне страшно захотелось обнять ее, лизнуть за ушком...

   Она насторожилась, спросила несколько натянуто:

   — Тебе меня жалко?

   — Н-нет, я бы назвал это чувство иначе, — опасливо возразил я. — Наверное, это звучит смешно, но я хочу быть с тобой рядом и оберегать тебя от зла.

   Вы, дорогие мои хохмо сапиенсы... Да-да, это не опечатка, хохмо, как есть хохмо! Так вот, вы, конечно, расслышали в этой фразе нечто искусственное, не так ли? Нечто из репертуара старых опереток...

   А истина в том, что я помимо воли (оцените, друзья мои: второй раз употребляю это «помимо воли»!) произнес древнюю ритуальную фразу, означающую предложение помолвиться. «Помолвка» — неудачный аналог, конечно, ведь у каждой расы свои нюансы.

   Соня впала в оцепенение, ей необходимо было обдумать мое скоропалительное предложение. Я вдруг отлично понял, что с ее стороны выгляжу ужасно — пленник, одурманенный, вижу Соню впервые не больше пары минут... Святые праящеры! Я смешон и нагл одновременно!

   Уверен, я окрасился в цвета стыда ничуть не бледнее, чем недавно моя красавица. А еще я не мог не залюбоваться застывшей Соней: она была... как же у вас там?.. Вот! Она была Галатеей — идеальной статуей, которая, как я знал, вот-вот отомрет и либо разобьет мне сердце, либо сделает меня самым счастливым вылезавром в галактике.

   Нет, конечно, у нее был вариант отложить принятие решения, и он устроил бы, хотя и в меньшей степени...

   За дверью раздался топот и вопли:

   — Он здесь! Сигналка не срабатывала!

   Орал клопапа. Топал Хай Вэй. Судя по звукам, они проверяли каждую комнату.

   Я схватил Соню за плечики, чуть встряхнул.

   — Очнись, красавица, давай отложим разговор.

   Она заморгала, сбрасывая оцепенение.

   Дверь ванной сотряс удар.

   — Эй, Соня! — почти пролаял Хай Вэй. — Ты здесь?

   Она вопрошающе поглядела на меня. Я покачал головой.

   Какие мысли бушевали в этой идеальной головке? Я не знаю...

   В дверь снова бухнула лапа берсеркьюрити.

   Я попробовал расширить контекст. Почти получилось — комната и Соня стали расплываться, терять резкость, звуки удалились... Меня рывком вернуло в текущий контекст.

   Думаю, скрип моих зубов был слышен не только Соне.

   — Смотри в мои глаза, — прошептала она.

   И сделала невозможное.

   Скинула халатик и запнула его под ванну.

   Как вы понимаете, я пялился вовсе не в ее магнетические глаза.

   Снаружи бубнили голоса Хай Вэя и Разоряхера.

   Соня подошла ко мне и нанесла отрезвляющую пощечину. Затем схватила флакон с какой-то парфюмерной гадостью и запулила в окно.

   Стекло разбилось.

   Мгновенно завыла сигнализация.

   Бабахнул выстрел, дверной замок выворотило с мясом.

   Соня схватила меня за голову, оттесняя в дальний угол ванной, пока я не уперся в стиральную машину.

   Я смотрел в бесподобные глазки моей красавицы, периферическим зрением наблюдая, как с кажущейся медлительностью распахивается дверь, и в этот миг мы вместе с Соней расширили контекст бытия.

   Она помогла мне! Я чувствовал неуловимую связь, которая соединила наши разумы!

   Смутным пятном через ванную пролетел Хай Вэй, на бегу трансформируясь в волка.

   Зверь выскочил в разбитое окно.

   Затем в ванную неспешно вплыл Иуда. В его руке блестело оружие, скорее всего, пистолет.

   Я бережно отнял Сонины ладошки с моих щек и переместился за спину Разоряхеру.

   По пути меня вновь рывком выкинуло в косный слой этого мира, и мое появление омрачилось позорным падением.

   Зато я успел ухватиться за пистолет клопапы.

   Мы оба рухнули на кафель, я вырвал оружие, направил его в голову Иудушки.

   Несколько секунд мы сверлили друг друга ненавидящими взглядами.

   Еще через мгновение в ванную снова влетел Хай Вэй — он, естественно, не взял следа и, очевидно, услышал нашу короткую возню.

   Волк остановился в метре от нас с Разоряхером.

   — Только ухом поведи — и я вышибу ему мозги, — пообещал я.

   — Да, мальчик, не горячись, отойди подальше, — проскрипел Иуда.

   Хай Вэй отступил. Шерсть на его холке вздыбилась и гуляла волнами.

   Клыки впечатляли.

   Здоров пес, ничего не скажешь.

   — И что дальше? — поинтересовался Разоряхер, и в боку у меня отчетливо кольнуло. — Положение любопытное, надо как-то выходить, верно, юноша?

   Я оценил положение, оно действительно было нетривиальным: я лежу под клопапой, держа пистолет у его лба. Хитрый клопоидол приставил к моему боку ножичек. В паре метров льет слюну на пол берсерк.

   Шлепну Разоряхера — вряд ли успею выстрелить в Хай Вэя. Шлепну волка — получу лезвие в потрошки. А клопапа наверняка знает, куда лучше уколоть.

   Похоже, я в меньшинстве.

   — Соня, — позвал я. — Ты мне поможешь?

   — Прости, нет. — Ее голос был полон вины и боли.

   — А, ты здесь, стерва... — Разоряхер проговорил это с особым отвращением.

   — Зачем ты ее держишь, если так ненавидишь? — спросил я.

   Клопоидол усмехнулся.

   — Тебе не понять. Не отвлекайся на декоративных шлюшек, есть проблемы поважней.

   По существу нашей заварушки Иудушка был прав, а вот за шлюшку он, безусловно, поплатится.

   — Мне нужно вас покинуть, — спокойно сказал я. — Соню я прихвачу с собой, у вас ей как-то некомфортно.

   — Может, тебе еще миллион денег в мелких купюрах и самолет до Сахары? — ледяным тоном охладил мои мечты Разоряхер.

   — Ха-ха. Я не жадный. Денег и самолета не надо. Жить-то хочешь, небось?

   Клопапа аккуратно отстранился, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза.

   — Я устал жить, глупое пресмыкающееся, — сказал он тихо и как-то уж очень проникновенно. — На сегодня я — старейший глава клопрайда. Я оставил прекрасное потомство на нескольких планетах. Утер носы твоим старшим товарищам, особенно выскочке Оборонилову. Я сожрал его, растоптал, понимаешь? Мне некуда расти, мой маленький подколодный гаденыш. Стреляй, если смелости хватит, или сдавайся.

   Конечно, отстрелить башку клопу сейчас слегка противоречило кодексу охотника. Но не до кодекса. В любом случае, ситуация патовая.

   Удивительная штука жизнь: проснуться от снотворного, убить богомолиху, встретить самое очаровательное существо во вселенной и так глупо увязнуть! И всё за час-другой...

   Что ж, я приготовился разменять свою жизнь на жизнь клопапы.

  

  

  

Глава 21. Марлен. Возникновение отсутствия

  

   «Сейчас прольются лужи крови», — подумалось Востроухову. Он находился в каком-то отрешенном состоянии ума. Наверное, сказывалось ранение.

   Светлана держала его за руку и не могла оторвать взгляда от поднимающегося металлического занавеса.

   Владимир не смутился ни на миг.

   — Этих — долой! — Он указал на Востроухова и его женщину. — Пленного вырубить. К бою!

   Вампиры выхватили кто пистолет, кто нож. Князь вооружился трофейным маузером.

   Марлена подхватили двое упырей-дружинников, перенесли в комнату отдыха, Света следовала за ними. Краем глаза полукровка видел, как вампир кусает Амандила. Значит, через несколько часов отец будет чесаться, не позавидуешь.

   Смутное ощущение сочувствия мелькнуло и растворилось в безразличии.

   И началось мочилово.

   Стрельба, вскрики, удары.

   Света прижималась к Марлену, будто норовила закрыть его от опасности, и он вдруг ощутил такое спокойствие, такое, как он сам определил, умиление, что едва не умер от счастья.

   С той стороны в стену влепилось чье-то тело — грохот раздался неимоверный, но Востроухов даже не вздрогнул, обнимая одной рукой свою любимую.

   — Всё будет хорошо, — прошептал он, и она, несмотря на шум, услышала.

   — Конечно, Востроухов, — с наигранной стервозностью ответила Светлана. — Теперь я знаю, как ты горишь на работе.

   Они рассмеялись. Сумасшедшие посреди дурдома.

   — Много не пить! — донесся приказ князя Владимира, и снова бабахнули выстрелы, понеслась драка.

   Через полминуты всё стихло.

   — Всех спеленать, — по-деловому буднично отдал команду князь. — Дядька, возьми бойца и встань с ним возле кушетки... Мало ли, ещё полезут.

   — Это он про место прибытия эльфов, — объяснил Марлен Светлане.

   Владимир переместился в кабинет Востроухова, и теперь голос стал слышнее.

   — Алло, княже? Здесь у нас упреждающая атака... Одного потеряли. Их? Девять пленных с укусами. Командира я сразу, чтобы обезглавить, ага... — Он замолк, очевидно, слушая, что говорит собеседник. — Получается, так... Но не он, я ручаюсь. Хорошо, ждем.

   Князь вернулся в комнату, где закончилась схватка.

   — Сейчас подъедут за пленными. Наша высадка откладывается.

   — Зато донорами затарились, — ответил чей-то звонкий, чуть дрожащий голос.

   — Не мандражируй, Влас, как девка перед хреном, — велел Владимир. — Всем не терять бдительности!

   Затем князь пришел к Марлену и Свете.

   Его одежда была разорвана в нескольких местах. Опытный Востроухов подметил, что Владимир бережет левую руку.

   — Да, чуть не сломали, черти, — откомментировал его мысли упырь. — До свадьбы заживет.

   Он сел на свободный стул.

   Светлана переводила взгляд с полукровки на вампира и обратно.

   — Вы, Светланушка, нас извините. — Владимир улыбнулся. — Как-то не ко времени вас Марлен позвал, честное слово...

   — Это он мои мысли прочитал, — вклинился Востроухов.

   — Вы в смятении, и я вас понимаю. А сейчас нам надо поговорить с вашим защитником.

   Марлен поморщился: Владимир не удержался от шпильки.

   — Мне выйти? — спросила Светлана.

   — Нет, что вы, просто извините за наш малопонятный разговор, — сказал упырь и обратился к Востроухову: — Полагаю, на том конце нас поджидает немаленькая ягд-команда.

   — Наверняка, — ответил Марлен. — Спросите любого пленника.

   — Они в отключке на несколько часов. — Владимир подмигнул.

   — Ну да, ну да... Впрочем, Амандил дал мне понять, что действует не вполне легально. Он хотел мое... мое предательство скрыть.

   — Это-то ясно. — Князь кивнул. — Но не ясно, почему и откуда десант. Твой папаша — глава этакой службы безопасности. Он может к сугубо личному делу пристегнуть маленькую армию.

   — Ты рассуждаешь очень по-русски, — возразил полукровка. — Эльфы слишком самолюбивы и независимы, чтобы гуртоваться в личные армии своих руководителей.

   — Предлагаешь переместиться и погибнуть смертью храбрых? — Владимир осклабился.

   — Я просто рассуждаю... — Марлен нахмурился. — Меня чуть отец не пристрелил. Возможно, я испытываю чувство вины.

   — Да, ты основательно выбит из колеи, — согласился князь. — Насколько тамошняя комната для приема торчков-путешественников большая? Такая же, как эта?

   — Больше. Думаю, там вас могут ждать эльфов пятнадцать...

   — Значит, нам надо перемещаться втридцатером, — проговорил в задумчивости Владимир. — А потом еще такая же волна, для верности. Когда ты выздоровеешь?

   — К утру.

   Светлана удивленно присвистнула.

   — Дурная наследственность, — как бы извиняясь, промолвил Востроухов.

   Князь продолжал рассуждать:

   — Здесь у нас было преимущество — оружие... Мы, кстати, быстрее. Но там, скорее всего, мы попадем под их огонь. Чем располагают эльфы? Луками?

   — Луки — вчерашний день, — сказал Марлен. — Они заключили с тамошними гномами несколько контрактов, наладили производство кое-какого огнестрела. Один из вернувшихся геймеров превратил увлечение оружием в серьезный проект. Заучил чертежи «калаша», воспроизвел дома, и теперь их спецназ лупит белке в глаз из лучшего автомата.

   — Эльфы с «калашами». .. — пробормотал Владимир. — Глобализация, бл...

   Он осекся, вспомнив о Свете.

   — Так что и пятнадцати эльфов будет многовато. Пятеро вооружённых — и вы в пролете, — закончил Востроухов.

   — Что ж ты раньше не рассказывал?.. — сокрушенно промолвил князь. — Да-да, я же не спрашивал...

   — Через сколько очнется Амандил? — неожиданно спросил Марлен.

   — О... Ты хочешь, чтобы я тебе его отдал. — Упырь снова пасся в мыслях полукровки. — Хочешь спасти... Да, твое право. Забирай свои пять литров. Только до конца противостояния не отпускай. Договорились?

   — Да. — Марлен закашлялся, в горле было сухо. — Свет, вон там бар, налей чего-нибудь некрепкого себе, мне и Владимиру.

   — Спасибо, я пас. — Князь отмахнулся. — Амандил очнется примерно через три часа. Ты провалялся без сознания дольше, потому что наполовину человек. На людей наши укусы и команда спать действуют глубже. Эльфийская кровь прекрасна!

   Он потер себя по коленям, встал.

   — Мы тут надолго. Проснется, перебесится, — и отвезите его подальше. Заприте да сами отдохните.

   За следующие пятнадцать минут Марлена и Светлану переместили в дальние помещения представительства. Туда же перенесли Амандила.

   Упыри молча развязали его и тщательно примотали скотчем к столу.

   Востроухов успокоил спутницу, дескать, так надо для пленника, никакой лютой расправы не предвидится.

   — Это что, архив? — спросила Света, когда ушли вампиры.

   — Угу. Информация обо всех посещениях и отбытиях эльфов. — Марлен выставил в мобильном будильник на пару часов. — Давай подремлем.

   Востроухов провалился в сон мгновенно. Это было целительное забытье, в котором ему снилось, как затягивается сквозная рана, ведь к ней поступают все нужные вещества. Они струились по сосудам, подхваченные веселой кровью, несущейся бурным потоком и разбегающейся в мельчайшие коридорчики капилляров. Поврежденные клетки рассасывались, на их месте рождались новые, и Марлен, странным образом присутствовавший на этой эпохальной стройке, мог видеть мельчайшие подробности и даже командовать своей клеточной армией.

   Когда зазвонил будильник, основные работы по восстановлению организма уже подходили к концу, но слабость еще осталась.

   Сигнал разбудил не только Марлена и Светлану, но и Амандила.

   Он зыркал в стороны, силясь пошевелиться, но упыри сработали на совесть.

   Востроухов поднялся на ноги. Покачиваясь, приблизился к столу.

   — Ну ты и чудовище, — с отвращением проговорил Амандил, решивший, что сын станет его пытать.

   — Что бы ты сейчас ни думал, знай: тебя укусили. Скоро начнется бурная аллергическая реакция. Тебя обездвижили, чтобы ты себя не покалечил. Когда всё закончится... В общем, я хочу, чтобы ты пошел с нами, со мной и Светой. Иначе они тебя выпьют и не подавятся. Заварушка кончится, ты вернешься домой.

   — Надо было тебя сразу пристрелить, а не болтать, — сказал Амандил.

   Он заскрежетал зубами. Востроухов подумал, от злости, но оказалось, что нет — отец стал прямо на глазах таять, и Марлен понял. Шпионские штучки — живая пломба и транспортный наркотик в ней.

   Амандил выслушал всё, что посчитал необходимым, и отбыл на родину.

   — Прикажи себя связать! — прокричал сын, пробуя ухватить отца за плечо, но рука встретилась с пустотой.

   По коридору затопали упыри.

   — Доза была в зубе, — пояснил Марлен, хотя телепаты услышали эту новость и без глупой констатации.

   Светлана показала на полую конструкцию из скотча и одежды.

   — Так рождается новое искусство.

   — Бессодержательный формализм, — пробормотал Востроухов в ответ. — Поехали домой, здесь делать нечего.

  

  

  

Глава 22. Яша. Пиррова ничья

  

   Порой я проявляю себя редчайшим тугодумом. Мне есть оправдания: всё-таки под воздействием успокоительного и снотворного, а тут еще такая великолепная Соня, ворвавшаяся в мою опасную жизнь яркой кометой!

   Лежа под смердящим Разоряхером и косясь на разъяренного Хай Вэя в волчьем обличье, я вдруг вспомнил, как мне удалось обыграть Нагасиму. Мы здесь не в цирке, можно повторить трючок-другой. Тем более, публика сменилась.

   — Давай рассуждать хладнокровно, — обратился я к главе клопрайда, начиная подготовку к молниеносной войне.

   Он устало мотнул плешивой головой, мол, валяй.

   — Допустим, ты и вправду уставший от жизни фаталист, — стал плести я. — Но у тебя есть последняя обязанность — будущий выводок.

   — Сотня детей туда, сотня отпрысков сюда, — скучающим голосом сказал Разоряхер.

   — И ты готов слить финальный раунд Оборонилову?

   — Насколько я вижу, меня сейчас держит на мушке его предатель...

   Мне бы вспыхнуть, но я был слишком занят.

   А тут еще и Оборонилов опять в голове забормотал: «Как там Яшка-то? Только бы не пропал, чертенок! Пойду к Зангези, не сидеть же здесь...»

   Ну, наконец-то, шеф! Только ужасно не вовремя. Я дал ему команду заткнуться и вернулся к первоочередному. Жаль, я не Юлий Цезарь. Тот якобы делал семь дел одновременно.

   Незаметная трансформация отодвинула мои потрошки от бока, к которому Иуда приставил ножик. Одновременно организм стал строить костяной панцирь, он же уловитель для лезвия. Дырочку в шкурке я переживу, а вот печеночку побережем.

   — Почему же предатель? — продолжил разглагольствовать я, стараясь не выдать боль, которая сопровождает трансформацию. — Ты не находишь, что я могу быть подсадной уткой?

   И тут до меня доехало, как до этой самой утки на шестые сутки: если я сейчас вышибу мозги Разоряхеру, то Зангези получит сокрушительный удар по психике!

   Видимо, на моей физиономии что-то отразилось, и клопапа процедил:

   — Оборонилов настолько не опустится. Ты — дилетант, причем неимоверно дурной. Более слабого противника я и не припомню.

   Великие праящеры! Как же погано он причмокивал губенками!

   Пережив приступ омерзения, я проговорил:

   — Можно подумать, все остальные твои противники держали тебя на мушке. Я понимаю, ты выводишь меня из себя, чтобы я оказал тебе последнюю услугу. Но у меня другие планы.

   Я быстро отвел пистолет от головы Разоряхера, мгновенно прицелился в лоб Хай Вэя, и нажал курок.

   Бабахнуло знатно.

   Попал я тоже на загляденье, ровно в центр лба. Не зря был отличником стрельбы.

   Берсерк принял индуизм и брякнулся на кафель биться в конвульсиях, а я тотчас же почувствовал, как в бок входит нож, и ударил Иуду пистолетом в висок.

   Клопапа успел выставить руку, и атака получилась вшивенькой — пушка проскользила по плешивой черепушке. Так, поцарапала.

   Разоряхер тоже замешкался — он хотел выдернуть нож, чтобы потыкать в меня еще, но костные складки защемили лезвие.

   Я ввалил ему правым коленом, хлестанул левой ладонью по лицу, тюкнул пистолетом по макушке. Все эти тычки он также умело гасил. Тертый калач!

   Над нами мелькнула тень, и на голову Разоряхера обрушилась кружка для полоскания рта.

   Соня вступила в игру и нанесла решающий удар. Я продолжил обработку соперника, исполнив двоечку, потом, подобравшись, лягнул его в грудь. Иуда оказался легким, а я сильным: он полетел, влепился в стену, рухнул в ванну.

   Мне даже помстилось, что я его ненароком зашиб.

   — Ой! — Этот сверхинформативный возглас издала Соня, увидев рукоять ножа, торчащего в моем боку.

   — Не волнуйся, это легкое ранение. Я же трансформер.

   Кажется, мой спокойный тон чуть-чуть подбодрил красотку, и когда я попробовал на нее поглядеть, она в страхе крикнула:

   — Отвернись!

   Ах, да, мы же без халатика.

   Между прочим, до прихода клопоидолов в нашей расе не было странных табу, того же запрета на наготу. И вообще, настоящий вылезавр понимает пошлость примерно, как ваш Чехов.

   Но испытавшие разлагающее влияние паразитов стали нравственными калеками. А клопоидолы еще и добавили, поощряя нашу генную инженерию. Говорю «нашу» и хочу уточнить, что речь о той ветви вылезавров, которая осталась под игом разоряхеров.

   Весьма уместные мысли, когда ты лежишь в уборной в паре метров от волчьего трупа, рядом стоит голая Соня, а в ванне слабо шевелится клопапа.

   Я поднялся, дополз до халата, бросил его за спину.

   — Вообще-то, ты великолепна, и стыдиться нужно мне, когда я нахожусь рядом с таким совершенством, — пробурчал я.

   — С-с-спасибо, — выдавила она.

   Ее смущению не было предела.

   — Нужна веревка. — Я постарался переключиться на деловую волну, и это успокоило Соню.

   — Минутку.

   Она убежала, а я аккуратно вынул Иуду Каиновича из ванны. Клопапа действительно оказался легким — я поднял его одной левой. Правая понадобилась, чтобы пистолет максимально выразительно глядел Разоряхеру в ряху, или что там у клопов.

   Мой проткнутый бок, признаться, тоже тянуло, и я даже обеспокоился, не случилось ли накладок с защитой.

   Иуде прилично досталось. Он находился в роскошном нокдауне, и я без проблем связал его веревкой, которую принесла Соня.

   Потом взялся за телефон и набрал заветный номер.

   — Да, — послышался усталый голос наставника.

   — Ярополк Велимирович, это Яша, — представился я, хмурясь, потому что после трудов праведных стала слегка кружиться голова. — Разрешите доложить?

   — Сделай милость.

   Я послал Соне ящериный воздушный поцелуй язычком, и она вся вспыхнула. Люблю, когда она стыдится.

   — Задание перевыполнено. Секьюрити врага полностью выведены из строя. Сам враг в количестве одного клопа захвачен в плен. Освобожден плененный вылезавр.

   — Разыгрываешь? Они тебя сильно пытали, Яша?

   — Шеф, не дурачьтесь, пожалуйста, — с нажимом проговорил я. — Я в ясной уме и твердом памяти! Ой, то есть, наоборот!

   Мне аж тошно стало.

   Закрыв ладонью трубку, я трижды чертыхнулся и зажмурился так, что стало темно, очень темно.

   Даже захотелось заснуть.

   Или расхотелось просыпаться?

   — Яша! — кричал издалека Ярополк Велимирович. — Яша! Ты тут?

   Я открыл глаза и сквозь пелену (очевидно, не открылись третьи веки, ну, полупрозрачные такие, вы должны были видеть по телеканалу Animal Planet) узрел физиономию наставника. На белом фоне потолка.

   — Да, шеф, я тут, — прошептал я.

   «Хотя должен был быть там, — пришла вялая мысль. — Или он тоже тут?..»

   — Отлично!

   Оптимизм Оборонилова меня никак не заразил, слабость была сильнее, сколь нелепо бы это ни звучало.

   — Где я?

   — И-и-и ты выигрываешь приз за самый оригинальный вопрос года! — продолжил источать веселье наставник. — Дома, Яша, дома!

   — Не кричите, пожалуйста, — попросил я.

   — Ну, извини. — Он сбавил обороты. — Тебя привезла Соня. Ты потерял сознание, когда говорил со мной по телефону. Она не растерялась, и — вот...

   — А Разоряхер? — Меня почему-то живо беспокоила судьба моего трофея.

   — Остался в гордом одиночестве. Но ты не волнуйся, его отыщет их техник.

   — То есть, вы его, ну, то есть, мы его что — отпустили?! — Злиться было крайне тяжело, но я справился.

   — Ну, Яша, ты просто не знаешь стиля старины Разоряхера. В его свите обычно не выживают.

   — А почему тогда с ним работают?

   — Думаю, ты убедился, что он нанял не самых умных, — хитро проговорил наставник и закрыл тему: — Ладно, потом поговорим, отдыхай, мы тебя чуть не потеряли.

   — Всё же задел что-то?

   — Почку. Ничего, до свадьбы заживет. — Оборонилов наклонился и тихо промолвил, словно сообщая страшный секрет: — Девчоночка уж больно хороша. И втрескалась в тебя по самые ушные наростики!

   Подача нервировала, зато сама новость ободряла.

   Я захотел нырнуть в мысли наставника, и канал открылся: «Ох, и намучается он с ней. А я с ними. Хорошо еще, что скоро всё закончится... Ладно, не до зелени пузатой...»

   Прелестные мысли, ничего не скажешь.

   — Как Зангези? — спросил я.

   — В порядке. Когда вы с подружкой насовали Разоряхеру, старина комби чуть ласты не склеил, но сейчас всё хорошо.

   — А где она?

   Оборонилов мотнул головой в сторону.

   — Здесь сидит. Краснеет и бледнеет, меня слушая. Ладно, вы тут поворкуйте, а мне пора.

   Главное, что я почувствовал, нагло подглядывая за мыслями шефа, — в глубине души он оставался не таким уж «своим парнем», как хотел показать. Радушие, напускное веселье, сленг... Я не был уверен, что его маска была только данью вежливости и способом поддержать сотрудника. Всё же он очень далек ото всех, пресловутый Ярополк Велимирович.

   Я тут же забыл о нем — передо мной явилась Соня.

   — Привет! — запел лучший во вселенной голосок.

   — Привет. Спасибо.

   — Тебе нужно спать. Трое суток анабиоза, и ты как новенький.

   — А ты меня дождешься?

   — Хи-хи, нет, выйду замуж за вашего начальника.

   Она наклонилась, становясь ближе и ближе... И поцеловала, как целуемся только мы, ящеры. Не буду объяснять, как это у нас происходит, но уж точно не так уродливо, как у вас, теплокровные мои дружочки.

   Запечатлев поцелуй, Соня стыдливо отстранилась и произнесла ритуальный ответ, которого я так ждал:

   — Я рада идти с тобой до заката.

   Потом накрыла мое лицо маской из прозрачного пластика, и я заснул глубоко и счастливо, впав в анабиотическое состояние и дав наномедикам возможность спокойно работать над починкой моего организма.

   Слава высоким технологиям! Виват, любовь!

  

  

  

Глава 23. Владимир. Знак Велеса

  

   Еще под вечер, как раз когда князь простился с Верой, закралось в его душу странное сомнение, дескать, не качнулись ли весы удачи вниз? Липкое такое ощущение, гаденькое. И пришло, вроде бы, ниоткуда.

   А, быть может, и отыскался бы источник, если бы князь поковырялся в себе.

   Близость с Верой случилась не так, как он планировал: ни слова не сказали друг другу, упали в постель и растворились в небытии на два кратких часа.

   И вновь, пока их тела сплетались во вполне известные фигуры, Владимир и Вера жили там, куда, по идее, должны заглядывать все, но, увы, добираются единицы.

   Он заглянул в свою судьбу, явленную ему в облике проститутки, и убедился — Рожаница. А она окутала его лучистым добром и показала алый сгусточек, пульсирующий под ее сердцем. Князь увидел внутренним взором нити жизни, связывающий этот сгусточек с ним, и понял, что Рожаница сделала выбор.

   «Мы дадим ей имя вместе», — безмолвно сказала Вера, и он согласился. Раз она говорит «ей», значит, будет девочка. Владимир испытывал то, что на бледном языке слов обозначается как счастье.

   Но потом их подхватили вихри энергий, и мир, сузившийся до алого пульсирующего сгусточка, взрывообразно расширился до бесконечного числа разноцветных потоков, где упырь и наследница изначальных богинь плескались, будто дельфины, и не было над ними тревожной тени.

   Тень эта промелькнула позже, когда они возвращались в текущий миропорядок. Промелькнула — и исчезла.

   «Всё будет хорошо», — подумал Владимир.

   «Всё будет хорошо», — подумала Вера.

   Он приготовился к судьбоносной вылазке, зашел к Вере — хотелось еще раз поцеловать, обнять, посмотреть на нее. Он мог бы смотреть на нее вечность, не отрывая глаз.

   Она прижалась к нему, сказала:

   — Ты, князь, береги себя... И правду свою береги.

   Он ответил:

   — А ты дождись, будь ласкова.

   На том и расстались.

   И вот шел он к машине, уже в сопровождении шестерых лучших бойцов, тут мыслишка и прилипла, не увидела ли чего впереди Вера, не дала ли намек на неудачу.

   Но постепенно оторвал от себя дурные предчувствия, собрался для будущей заварухи.

   И пошло вкривь и вкось.

   Амандил этот, Марлен с дырой в боку, потом вдруг эльфы на абордаж полезли да умудрились умельца-бойца Вересня вдвоем уработать — под собственный нож вытолкнуть и шею свернуть.

   Брали-то остроухих живьем, так бы перехлопали... Заплатил Вересень за будущие дозы эльфийской крови.

   В общем, опрокинулось всё, поплыл план, как растаявший...

   Когда отчалил Амандил, срочно осмотрели зубы голых остроухих штурмовиков. Внешне ничего подозрительного, но по мягкому кляпу в рот впихнули на всякий случай.

   Это он уже по телефону велел, потому что спящих эльфов перевезли в детинец. Утроили охрану. Ребята-то сплошь боевые, а как почесуха пройдет, злыми будут, к бабке не ходи.

   Отправив раненного Марлена и его женщину отдыхать, Владимир умело допросил единственного оставленного в представительстве эльфа.

   Бедолага мысленно разболтал многое: и что «по ту сторону» незваных гостей действительно ждет горячий прием, и что остроухие спохватились значительно раньше, чем рассчитывали упыри, и что за нынешней операцией стоит Амандил, полвека выстраивавший системы внешней разведки и быстрого реагирования на угрозы извне. Оказывается, передавший дела Марлену отец вернулся на родину, имея стойкое убеждение, что земляне вскоре перейдут от сказочек к научному штурму границ познанного.

   У вечного народа дела быстро не двигаются, и Амандилу пришлось несколько десятилетий доказывать остроухой элите оправданность своих опасений. В конце концов, он добился внимания к назревающей проблеме. Особенно ему помогло изобретение землянами психоделика, известного как ЛСД. Хотя сам по себе этот препарат оказывал не транспортное влияние на организм человека, он наглядно демонстрировал, что люди теоретически близки к открытию ряда иных веществ, в частности, той поистине волшебной группы, которая создавала мистический, с точки зрения непосвященных в высшую органику, баланс влияний на организм и реальность, и выпихивала путешественника в иные измерения.

   Стараниями эльфийских агентов влияния ЛСД был сначала жестко придавлен законом и информационно скомпрометирован в США, а затем негативное отношение к психоделикам было импортировано в другие страны, где в известной мере притянутое за уши тождество ЛСД с наркотиками было принято к исполнению, и бурные исследования, стартовавшие было на вполне научном уровне, резко прикрылись.

   Владимир мысленно согласился с вредоносностью ЛСД, припомнив, как при помощи дури Марлен сделал из него китайского болванчика. Он отлично понял беспокойство остроухих. Отдавать монополию на перемещение меж реальностями так же глупо и опасно, как и в случае телепатии.

   А пленный продолжал вдохновенно делиться информацией, открывая запасы памяти, стоило только опытному князю задать нужный вопрос.

   Проанализировав революцию распущенности шестидесятых, испытав немалое отвращение к бит-движению, эльфы стали работать с утроенной энергией, привлекая юных геймеров к работе на общее благо. Хочешь провести несколько лет в реальности людей? Помоги землякам! Вбрось идейку, напиши отвлекающую книжку, изберись и протолкни закончик, и так далее. А главное: наблюдай, сопоставляй и рассказывай дома.

   Так шалопаи-игруны создали ненавязчивую эльфийскую сеть на территории потенциального врага. Особенно тщательно агенты влияния упирали на пагубность наркоэкспериментов и генной инженерии.

   Несколько эльфов, играющих на территории России и ее отваливающихся сателлитов, заметили слежку и отрапортовали Амандилу, минуя Марлена. Это была логичная мера предосторожности — технический персонал по приему-отправке геймеров не должен отвлекаться на шпионские игры. До поры, до времени. Во всех «филиалах». А полукровке никто не доверял, даже отец.

   С тех пор началась неторопливая игра против наблюдателей. Из головы пленника Владимир выудил только то, что до сего дня эльфы не понимали, с кем имеют дело, и подозревали тщательно закамуфлированную руку российских спецслужб.

   Похоже, остроухие выследили упырей вплоть до пары детинцев (пленный, естественно, не знал адресов). Оставалось только локти кусать — и ведь не попались вражины, хотя за геймерами почти всегда следили телепаты, которые должны были, по идее, хоть раз да услышать направленные на них мысли соглядатаев.

   Главные вопросы, в том числе «Каковы дальнейшие планы твоего командования?», «Сколько у вас бойцов?», «Есть ли в России резервный пункт отправки домой?», остались без внятного ответа. Пехоте попросту никогда никто ничего не рассказывает. И это правильная тактика.

   Когда запас горячих тем исчерпался, Владимир связался с Бусом Белояром. Закончил доклад вопросом:

   — Что мне делать, княже?

   — Почнем с насущного. Я послал своих бойцов, будут у тебя в течение часа. Ты их размести на входе, — сказал родоначальник. — Не удивлюсь, если лондонским или еще каким-нибудь рейсом прибудет очередная дружина. А может, она уже давно ждет, если верить в треп твоего «языка». ..

   — Он не лгал.

   — Он-то нет, а ему-то могли, вьюноша! — раздраженно проговорил Бус. — Теперь они могут вооружиться. Хотя местных остроухих, до кого можно дотянуться, мы прослушиваем.

   — А самый прыткий? — Владимира всегда беспокоил один из эльфийских ролевиков, вечно пропадавший в тайге и слывший в определенных кругах весьма уважаемым сурвайвером.

   — Этого месяц в поселках не видели, я днем переспрашивал тамошние глаза. Он, хоть и странный, но одиночка, — ответил князь князей. — Тем не менее, у них могут быть связи с нужными людьми. Так что держи там ухо востро.

   Владимир улыбнулся аллюзии с фамилией Марлена.

   — Соваться туда, особенно после новости с «калашами», бессмысленно, — продолжил Бус. — Есть ощущение, что мы постепенно отпускаем события, как же это они говорят...

   — Теряем инициативу?

   — Да, играем вторым номером. — Родоначальник невесело усмехнулся. — Я отдал приказ вязать всех остроухих.

   — И сибирского?

   — Особенно его, Володимир. Ты не погнушайся — удвой охрану комнаты, куда прибывают остроухие. Оружием тоже не брезгуйте.

   — Княже, уже удвоил. Утром подвезут ружья со снотворным вроде ветеринарных. Чтобы кровь не попортить.

   — Добро, добро. Разумник ты, вьюнош. Днем жду!

   — Буду обязательно. Есть что обсудить не по телефону. — Он имел в виду, конечно, беременность Веры.

   Владимир бросил мобильный в карман и откинулся на спинку кресла. Мысленно спросил Бранислава: «Слыхал, дядька?»

   «Да, княже. Несмотря ни на что, прими поздравления с будущим наследником. Ты поспи час-иной, у меня все ладом», — ответил верный помощник.

   «Спасибо».

   Однако сон не шел, и Владимир отправился в архив, подальше от мыслей дружинников. К счастью, хотя бывали случаи, когда хотелось сказать «к сожалению», телепатический приём прекращался примерно через три десятка метров от чужого мозга.

   Здесь, в тишине, князь и задремал.

   Обычно он спал без снов. Шутил по этому поводу, мол, совесть чиста, а воображения нет, стало быть, и смотреть нечего.

   В этот раз его также не посетили никакие видения, и Марлен, будь он рядом, не преминул бы припомнить какую-нибудь фатальную цитату вроде «Остап спал тихо, не сопя».

   И хотя его носоглотка и легкие действительно работали идеально, в какой-то момент Владимир вдруг стал задыхаться и открыл глаза.

   Кто-то обнаженный, бледнокожий, длинноволосый и злобный зажал ему рот ладонью и всадил что-то острое в плечо.

   «Есть! — раздалась в мозге князя чужая торжествующая мысль. — Сиди-сиди... Семь, шесть, пять ...»

   Ярость хлестнула по полусонному разуму упыря и пробудила его. Владимир рывком поднялся, еще в движении легко сломал мускулистую руку врага и воткнул клыки в его шею. Упыри весьма могучи, особенно, когда рассердятся.

   Кажется, вокруг были еще какие-то голые мужики. «Баня, блин», — мелькнуло в голове князя, и всё кануло во тьму.

   — Вар-бар-мар, клюк-леолюк, крэон-мармарон, — услышал он спустя вечность, а может, пять минут. — Ан вэон кирен...

   Говорил мужчина с тембром евнуха и темпераментом зануды.

   — Эгл, Лаирасул, эгл, — успокаивающе прозвучал густой голос нормального мужика, явно уставшего от песен собеседника.

   Ни слова не поняв, упырь попробовал пошевелиться и обнаружил себя то ли связанным, то ли закованным.

   Приоткрыл глаза, захлопнул обратно — свет резанул, аж слезы потекли.

   Евнух-зануда возбужденно закудахтал. Мужик кратко оборвал его верещание и обратился к Владимиру на нормальном языке:

   — Ты очнулся. Это хорошо. Нам предстоит долгое общение.

   Тем временем князь вернул себе способность читать мысли (эта опция срабатывала не сразу и при нормальном-то пробуждении, а тут его, похоже, чем-то обкололи) и с удивлением обнаружил, что находится среди остроухих и, кажется, в их реальности.

   Да, Вера действительно предчувствовала неладное...

   Владимир сконцентрировался на разумах эльфов.

   Противноголосый опасался, что к пленному придется применить пытки. Евнуху-зануде очень не нравилось его ремесло, ибо оно засасывало — он панически боялся начать экзекуции, ведь на него снова навалилось бы темное. Темное завладевало евнухом безраздельно, сужало его мир до комнаты пыток и открывало такое, о чем даже вспомнить противно.

   Князю не улыбалась перспектива остаться в распоряжении противноголосого.

   Второй оказался Амандилом, и он жаждал крови. Но сначала он жаждал информации, потому что Владимир был первым упырем, оказавшимся в руках эльфов.

   — Ты мне всё расскажешь, — уверенно проговорил Амандил и похлопал князя холодной ладонью по щеке. — У тебя не будет другого выхода.

   «Хотел бы я в это верить», — добавил он мысленно, и упырь невольно улыбнулся, хотя положил себе при первой же возможности переломать пальцы на руке, дерзнувшей прикоснуться к его лицу.

   Князь приоткрыл глаза и, наконец, посмотрел на пленителей. Тот, кто по голосу показался ему евнухом, вполне потянул на такового и внешне: рыхловат, замкнут, капризно-сосредоточен. В общем, типичный маньяк, выросший из ботаника, если оперировать категориями голливудских «психологических триллеров».

   Отец Марлена выглядел неважнецки. Рожа раскорябана, длинные космы торчат как попало. Видно, аллергическая почесуха застала его в свободном положении ручонок. Судя по выражению лица, Амандил чувствовал себя скверно.

   «Не самая удачная компания», — заключил Владимир и сказал:

   — Готов сотрудничать. Меня принудили работать на организацию.

   И загадочно замолчал.

   «Издевается, что ли?..» — прочел он полную отвращения мысль Амандила и услышал:

   — Вы, вампиры, крайне глупый, но хитрый народец. Вы похожи на этих вот русских мужичков, которые в своем скудоумии полагают себя ловкачами. Я наелся такими, как ты, пока жил в вашей вонючей Москве. Ты — один из главарей. Не держи меня за дурака. Съем и не поперхнусь, понял?

   Во время пылкого монолога эльфа Владимир оценивал, насколько крепко его связали. Похоже, на совесть. И помещение какое-то бесперспективное. Видимо, придется принять мучения. Рыхлый экзекутор как раз загремел какими-то инструментами.

   — Ну, хорошо, хорошо, — сказал князь. — Что ты хочешь знать?

   — Что это за татуировка? — спросил вдруг Амандил, указывая на предплечье Владимира.

   — Знак Велеса. Фольклором интересуешься?

   Эльф не удостоил его ответом, но мысли упырю крайне не понравились.

  

  

  

Глава 24. Бус Белояр. Секреты и тревоги

  

   Чаще и чаще снился ему Чигирь-угорь, известный сейчас как комета Галлея.

   Смешно: по преданию, Бус родился, когда был виден Чигирь-угорь, и это был добрый знак его семье, а веками позже в далекой западной Европе появился астроном, чьим именем назвали комету, о существовании которой люди знали еще до нашей эры.

   Родоначальник упырей знал правду. Он действительно родился под сиявшим в ночном небе Чигирем. И случилось это замечательное событие в третьем веке. Стилизованное семилучевое изображение «звезды» стало Бусовым знаком, который упыри наносили на свои тела и стены жилищ.

   Белояр был рожден мужчиной и женщиной княжьего рода. Оба они происходили из той самой ветви русов, которые пили кровь, за что и приняли проклятие Ярилы. И мать, и отец боялись солнечного света, но «урождённый» упырь мог выдержать недолгую дневную прогулку. Обращенные же вели исключительно ночной образ жизни, так как мгновенно получали страшные ожоги. Бус, к всеобщему удивлению, вовсе не испытывал беспокойства на солнцепеке, отчего и принял прозвище Белояр.

   Из-за этой особенности род упырей возлагал на него беспрецедентные надежды: даст потомство, на которое не распространится Ярилова кара, освободит всех от необходимости прятаться по темным углам, приведет кровососов к власти над народами.

   Первое разочарование поджидало упырей за пологом спальни, где достигший совершеннолетия князь Бус предпринимал многие попытки зачать ребенка с самыми лучшими представительницами ночной расы. Тщетно.

   Не вышло и с женщинами, взятыми из иных родов. Он оказался бесплодным.

   Старейшины решили: раз не возымело силы его семя, надо испытать мощь его крови.

   Здесь Бус преподнес новый сюрприз: специально отобранная упырица, едва приникшая к его шее, умерла в страшных муках. Несколько дней она истлевала живьем, но дотошные старейшины не убивали ее, ожидая, вдруг возродится в ином качестве.

   «Сын, теперь ты вкуси крови соплеменницы», — сказал Бусу отец, вернувшийся с долгого толковища старейшин. Однако «вдохновленные» предыдущим экспериментом девушки не спешили обнажать шеи перед бесплодным красавцем.

   А он был красавцем-богатырем, был... И одна дочь ночного народа — первая, кто возлегла на его ложе, продолжала его любить даже после того, как он ее покинул, не оставив потомства. Тогда не бытовало современных представлений об измене. Он князь, его земное назначение — дарить любовь и (ах, если бы!) детей многим девушкам, что считалась для них почетным событием, а не позором. Другое дело, что именно женщин, спавших с Белояром, поначалу считали порожними, а это уже известное клеймо.

   И она, именем Пригода, вошла к Бусу после того разговора с отцом и сказала: «Отвори руду, чему быть, того не миновать».

   Юный князь возразил, дескать, негоже прекрасную девушку губить, лучше новую затею старейшин опробовать на ком постарше. Но Пригода прямо объяснила ему, что неродящей быть стыдно да, что того важнее, бессмысленно, и уж лучше вовсе смерть принять, чем прожить пусто.

   Этот момент жизни также часто снился Бусу Белояру.

   Он снова и снова переживал разговоры с Пригодой (они столковались не с первого раза), а затем вонзал удлинившиеся клыки в ее нежную, не испорченную злым солнцем шею, и она вспыхивала мгновенным факелом в его объятиях. Снова и снова, как семнадцать столетий назад.

   Бус просыпался и долго дышал прерывисто и часто, дрожащими руками стирая пот со лба.

   «Сколько раз я был свидетелем, — думал он, ворочаясь в постели, — как старики начинали отчетливо вспоминать случаи из юности при том, что недавние события прятались от них за пеленой беспамятства... Так ветшает разум. Неужели близок мой уход?»

   Он по-прежнему был сильнее любого обращенного им упыря. Каждую ночь он совершал воинское правило, упражняясь в одиночку и обучая недавно влившихся в род молодцев.

   Он быстрее мыслил и двигался. Он мощнее бил. Он давно достиг уровня боя, о каком ныне мечтают последователи Уесибы Морихея: Бус мог сокрушить соперника, не касаясь его. За восемнадцать веков он достиг такой силы духа, что останавливал или морочил взглядом самых отмороженных соперников.

   Чтобы не терять форму, он изредка наведывался в места, где нельзя не нарваться на лютых людишек. И с каждым годом лишь сильнее сожалел: раньше разбойники были живее и расторопнее. Мельчает человек, слабнет.

   Наблюдая за так называемым возрождением языческих ухваток и верований, Бус испытывал немалую досаду. То, что подсовывалось молодежи в качестве подлинной «славянской борьбы», являлось неким сочинением на вольную тему, но никак не той борьбой, которую помнил и нес в себе князь князей.

   Он даже подумывал отобрать и обучить нескольких людей настоящему русскому бою и всякий раз отказывался. Толковые ребята замучают вопросами, бестолковых учить — дело не уважать. Довольно того, что еженощно он натаскивал неофитов, и чем дальше по числу инициаций находился обращенный от Буса, тем слабее он был. Вот Владимира он инициировал лично, поэтому кровососы более дальнего посвящения, например, обращенные самим Владимиром, практически не имели возможности победить молодого князя, а в настоящей схватке с самим Белояром они были обречены на быструю гибель.

   Появление огнестрельного оружия не слишком расстроило Буса: он был поистине быстр, к тому же обладал телепатией, а значит, мог почти по-голливудски уклоняться от пуль. Менее, но весьма удачливыми были и его непосредственные «дети"-обращенцы.

   Да и огнестрельное ранение не означало смерть. Упыря по-прежнему могли доконать только деревянный кол в сердце, солнечная ванна или тщательная расчлененка. Пуля в мозг, конечно, влекла изредка необратимые расстройства, но на то ты и опытный боец, чтобы не доводить до стрельбы в голову.

   Но это всё было глубоко безразлично Бусу, как становится безразличной и даже надоевшей некогда любимая песня, которую крутят по радио дважды в час. Он ловил себя на мысли: если вдруг придут его убивать и даже преуспеют, он только удивится и испытает глухое сожаление по поводу того, что так и не вывел свой древний народ на светлую сторону суток.

   Иногда кололи сердце неприглядные истории вроде страшной кончины Пригоды, теплом разливались по душе несколько иные, связанные с победами и любовью. Но все они остались еще в первом тысячелетии нашей эры, что само по себе звучит непобедимо ветхо.

   Жизнь Белояра слоилась, словно археологический срез породы где-нибудь в районе древнего града. В ней было всё от сурового отшельничества до повелевания целыми армиями, о коих и летописей-то не осталось, благо, отечественная боязнь показаться хилее предков всегда толкала власти подвымарать да перевернуть главу-другую.

   Всё было в судьбе Буса Белояра, и он испытывал чувство, неведомое простым смертным — вселенскую скуку. С этим соперником трудно бороться, особенно если перебрал все доступные способы увлечься. Не может разум, протянувший почти два тысячелетия, постоянно себя обманывать новыми хобби. Бус вёл собственную летопись, которая хранилась в нескольких схронах, разбросанных по стране. Начиналась она на пергаментах и бересте, продолжалась на бумаге, а теперь толковый упырек раз-другой в неделю набирал текст под диктовку князя князей. Правда, до самых древних записей Бус пока не дотянулся. Куда торопиться?

   И всё же что-то поменялось. И дело не в том, что жизнь стада стала за последний век слишком быстрой и сумасшедшей. Пусть люди сами расплачиваются за немудрое ускорение быта и проедание природных богатств. Дело в другом.

   Участившиеся сновидческие воспоминания о молодости, обнаружение магии эльфийской крови, появление Рожаницы... Всё указывало на то, что в судьбе ночного народа наступает подлинная смена эпох, и Сварожий круг вот-вот замкнется, чтобы запустить новую — веков эдак на двести пятьдесят. Белояр не знал, почему именно такой срок определили предки полному кругу, только предки редко ошибались...

   Ночью, когда сорвалась атака на земли остроухих, князь князей сидел в зале советов и перелистывал один из своих средневековых дневников.

   «Сейчас важно не сплоховать, — подумалось родоначальнику. — В кои-то веки противник, похоже, сильный».

   Неспроста сегодня Белояр перелистывал именно этот дневник. Он был открыт на странице с зашифрованными координатами ледника, в котором покоились изначальные упыри, в том числе и родители Буса.

   Это была отдельная тема. Из нее ушлые западные киношники выдоили бы целую, как они говорят, франшизу. Вроде «Замерзшие вампиры — 1,2,3».

   В девятом веке старейшины приняли решение отстраниться от жизни с тем, чтобы проснуться, когда начнется новый Сварожий круг. И нынешний князь князей дал нерушимую клятву проследить, сберечь и вовремя разморозить.

   Он прикоснулся пальцами к старым листам. Несколько раз он переносил заветные координаты, чтобы не утерять записи. Раз в сто лет старался наведываться в те места, чтобы учесть ландшафтные изменения, но всё оставалось прежним. Природа Заполярья не слишком изменчива, а человек не вторгался в окрестности схрона — его выбрали мудро, соотносясь с наблюдениями за стадом. Ёкнуло сердце в прошлом веке, когда добыча полезных ископаемых стала мощнейшей индустрией, только, по счастью, там ничего не залегало. Кроме нескольких десятков упырей.

   Иногда Бус думал, не разрушили ли за века частички замерзшей воды структуру мозга. Но опыты, предшествовавшие уходу первородных под лед, показывали, что упырь переносит процедуру вполне успешно. Ничего этот мудрый народ не делал, предварительно не отмерив семь раз.

   Так или иначе, княжество обращенных Бусом упырей ничего не знало о том, где первородные, и что с ними сталось вообще. Сам князь князей обронил слово-другое, и у его воинства осталось смутное ощущение: была большая усобица, в которой пали все, кроме родоначальника.

   Наконец, у Белояра был еще один секрет. Он единственный из телепатов имел «двойное дно» — мог утаивать подлинные мысли от собеседника-телепата. Трюк давался непросто. Фактически Бус страдал раздвоением личности, то есть, не страдал, а обладал. «Вторая личность» контролировалась «главной» и включалась по желанию князя князей. Этот тонкий, но пугающий механизм не раз выручал Буса в самом деликатном вопросе: как оставаться искренним и при этом мысленно не проболтаться о том, что хотел бы придержать при себе? Конечно, телепат приучается думать так же аккуратно, как изъяснялись когда-то настоящие матерые преступники: лишнего не ляпнут, предпочитая отмалчиваться или говорить о нейтральном. Однако спровоцировать телепата на «откровенность» мог самый неожиданный фактор: внезапный вопрос, случайно возникшая ассоциация или самый простой феномен «Попробуй не думать о белом кролике». Вторая личность в этом отношении оказалась железной гарантией, сейфом, в который прятались самые важные сведения. Но эта своеобразная гигиена мысли тоже начинала беспокоить родоначальника, потому что он терял уверенность: не напортачит ли его второе «я», не совершит ли непоправимого?

   Память начала подводить его века четыре назад. Что-то стиралось безвозвратно, что-то вдруг не к месту всплывало, и оставалось только гадать, какая ассоциация пробуждала в Москве 1861-го года воспоминания о Русколани четвертого века?

   Вот такие тяжкие думы перекатывал Бус Белояр, листая старый дневник и потягивая «кровавую Мэри», когда в детинце раздался звон тревоги.

   «Кто-то полез на приступ?!» — удивился князь князей. Он захлопнул дневник и положил его в потайной ящик стола. Встал.

   И тут на его столе проявился голый бледный парень.

   Волосы длинные, тело мускулистое.

   Уши острые.

   А рядом стали сгущаться контуры еще одного тела.

   — А вот это уже поистине впечатляет, — пробурчал Бус, хватая первого гостя за космы и сворачивая ему шею.

   Эльфы начали прибывать толпой.

   Белояр осерчал не на шутку.

   Куснув второго визитера, он выхватил кинжал, и началась заруба.

   Остроухие, не тушуясь, похватали стулья и бросились в атаку. Действовали нахраписто и умело, Бус отдал им должное. Чтение мыслей обесценилось — когда в комнате пятнадцать соперников, телепат словно попадает на базар.

   А князю князей и не нужен был этот дар. Двигаясь стремительнее соперников, он колол, рвал кадыки, подкусывал, чтобы вырубить и затем использовать в качестве пищи.

   Хрустели кости, трещали стулья, которые попадали в кого угодно, только не в Буса, вскрикивали умирающие эльфы. На их месте оказывались новые.

   Спустя четверть минуты кто-то толковый крикнул приказ на их птичьем языке, и пятеро голых детин бросились к двери.

   Белояр обогнал их и встал меж противниками и выходом. Задачи и рисунок схватки поменялись.

   Ребята сообразили, что им противостоит неодолимый соперник. Главный снова что-то крякнул, и голая дружина поперла толпой.

   Бус усмехнулся.

   И выскочил из зала советов.

   Преодолев пятиметровый коридор, он захлопнул стальную дверь и опустил засов.

   Если у гостей окажется специнструмент, то они преодолеют препятствие минут через десять. Но голыми руками...

   Князь князей бодрым шагом направился к командному пункту — звонок сигнализации всё еще верещал. А вскоре слух Буса уловил и хлопки выстрелов. Похоже, за его детинец взялись не по-детски, и эльфийский порно-десант выступал единым фронтом с неведомыми пока стрелками.

   По пути Белояр брезгливо оттирал платком руки — пару раз он оторвал-таки остроухим спецназовцам то, чем в бою лучше не размахивать. Бус не чурался иронии, просто она была черновата.

   Еще на подходе считал мысли дозорных: на двух участках был прорван периметр, забор повалили какой-то тяжелой техникой, с той стороны воюет семь-десять вооруженных бойцов.

   Упыри заняли оборону и сдерживали огонь противника. Прожекторы не помогали — нападающие погасили их в первые секунды перестрелки.

   Родоначальник скрипнул зубами: детинец однозначно засветился. Теперь добрые соседи вызовут блюстителей порядка, а следы боя, даже если он закончится прямо сейчас, не спрячешь. Тем более, подвал, точнее, зал советов, набит голыми парнями. Завтра все желтые газеты и телеканалы раззвонят...

   Распахнув окно, князь князей выскочил в сад и помчался к ближайшему пролому. Тонкий месяц спрятался за тучи, и даже дружинники не смогли заметить темный вихрь, пронесшийся к неприятелю.

   В первом проломе чужаков оказалось пятеро — двое эльфов, остальные люди, о которых в новостях скажут «кавказский след». Бус убил их всех, кроме одного эльфа, которого укусил и погрузил в сон.

   Во второй точке обнаружился эльф, два живых боевика из людей и еще один наемник, которого грамотно отстрелила охрана детинца. Когда с боевиками было покончено, Бус обезоружил остроухого и спросил, держа его одной рукой за шею, а второй контролируя нижнюю челюсть, чтобы тот не воспользовался дозой, скрытой в зубе:

   — Хочешь пожить рассказчиком или умереть молчуном?

   С легкой досадой и внутренней лукавой улыбкой Белояр констатировал, что гнев заставил его кровь бежать веселее по венам, а окружающая ночь, плавно переходящая в утро, необычайно хороша и наполнена звуками, запахами и тайными движениями энергий.

   Прекрасная пора! Уставший после продолжительных сверхусилий, Бус ощутил голод...

   Эльф умер молчуном.

   Кровь его действительно оказалась вкусней человеческой, Владимир не приукрашивал.

   Правда, князю князей не понравился лязг затвора, раздавшийся за его спиной.

   И выстрел тоже не понравился.

  

  

  

Глава 25. Марлен. Мозговой штурм

  

   Первым делом он позвонил матери. Ее мобильный был вне зоны доступа. И это тревожило. Через полчаса он попытался еще раз. Без изменений.

   В другое время Востроухов пожал бы плечами и отложил звонок на завтра-послезавтра. Но не сейчас.

   Эльфам ничего не стоило взять ее в заложницы. Марлен отлично знал папашу, а Амандил был не самым лютым представителем лесного народа. Если к решению московской проблемы подключились высшие круги эльфийской политики, их методы обязательно приобретут ненавязчивый оттенок резни и терпкий привкус геноцида.

   Марлен дорожил только двумя женщинами — матерью и Светланой. Светлана находилась при нем, а вот куда подевалась Елизавета Васильевна Востроухова?..

   Он набрал номер ее лучшей подруги.

   — Ё-моё, — по-кошачьи протянул недовольный женский голос. — Пол четвертого утра! Какого, извините, хуя?

   — Извините, Тамара, это Марлен Востроухов. — Он включил «галантерейность». — Смиренно прошу прощения, но дело не терпит отлагательств.

   «Удивительной вульгарности женщина эта Тамара», — он поморщился, мысленно сетуя на то, что мама вечно дружит с какими-то пигалицами. Однако родителей не выбирают.

   — А, Марлен... — пробубнила Тамара. — Лизку ищешь типа?

   «Сорок пять лет бабе, а разговаривает, как подросток», — продолжал комментировать Востроухов.

   — Да, вы не знаете, где она?

   — Она, мой хороший, вытянула счастливый билет! — не без злости выразила радость Тамара. — Недавно подцепила олигарха, хи-хи... Они теперь недели две как или на Байкале, или на Багамах.

   — Понятно. — Марлен уже привык к таким исчезновениям и даже был рад, что мама закрутила роман раньше, чем всё началось. — Если позвонит, вы ей, пожалуйста, передайте, чтобы связалась со мной. Очень, скажите, срочно.

   — Что-то случилось? — Это было, скорей, любопытство, нежели сочувствие.

   — Да, очень неприятное.

   Он дал отбой, чтобы не придумывать легенду. Плюс теперь Тамара точно не забудет передать весточку матери. Иначе как узнает, что там стряслось?

   Марлену не нравился в людях этот нездоровый интерес к чужим проблемам. Но мудрец принимает людей такими, какие они есть.

   — Есть хочешь? — спросила Света, выйдя из душа, где, по ее выражению, «отмокала от всего этого».

   — Не откажусь. Ты как?

   — Всё еще в шоке. — Она улыбнулась и тут же посерьезнела. — Ты мне не врешь, Востроухов? У тебя точно была спокойная работа до сегодняшней ночи? Я тебе не верю, понимаешь?.. Это же резня!

   И Светлана совершенно неожиданно разрыдалась.

   Марлен обнял ее и прижал к себе. Нет, конечно, он удивлялся спокойствию, которое продемонстрировала Светлана в представительстве. Даже когда его подстрелил Амандил... Слишком многое навалилось. И рано или поздно она должна была разрядиться.

   Он гладил ее по голове и спине, шепча что-то ласковое и убеждающее.

   Светлана успокоилась так же резко, как заплакала.

   — Ну, всё, всё, Востроухов. Отпусти, раздавишь. И не смотри на меня, я сейчас страшная.

   Марлен зажмурился и разжал руки.

   На его затылок легла ладошка Светы, и был долгий поцелуй, посредством которого, как понял Востроухов, его любимая искала доказательств того, что он не врет, что мир не сошел с ума, и что всё будет хорошо.

   В последнее ему и самому хотелось верить.

   — Чёрт с ней, с едой. Сейчас ляжем и как следует выспимся, — тихо сказал Марлен, когда поцелуй закончился, и план был блестяще приведен в исполнение.

   Перед самым пробуждением Востроухову приснилось, что Владимир звонит ему на мобильный и говорит: «Угадай, откуда я тебе звоню?», а его, Марлена, вдруг посещает озарение — из Вечного Города звонит, из самого сердца эльфийской реальности названивает, трезвонит звонким звоном!..

   Марлен рывком сел на кровати. Так и есть — разрывается телефон, того и гляди охрипнет.

   Светлана промычала что-то обиженное и накрылась одеялом с головой.

   Он поспешно сгреб мобильный с тумбочки, сфокусировался на номере. Незнакомый.

   Ну, что ж, ответим.

   — Да.

   — Марлен Амандилович, здравствуйте. — Голос властный, густой. — Это вас беспокоит Бранислав.

   — Узнал.

   — Ситуация значительно усложнилась. Владимир попал в распоряжение наших противников. И еще многое случилось. Нам срочно надо встретиться.

   Вот так сон в руку!

   — Я сейчас не совсем готов.

   — Думаю, я вас разбудил. — Последовала небольшая пауза. — Через полтора часа у подъезда вас будет ждать машина. И лучше возьмите Светлану с собой. Так будет безопаснее в сложившихся условиях.

   Марлен поглядел на часы. Десять утра.

   В двадцать пять минут двенадцатого он и его женщина вышли во двор, залитый солнечным светом, и к ним тут же подрулил наглухо затонированный внедорожник «Шевроле Тахо».

   Опустилось боковое стекло, показалась коротко стриженая голова с ломаными ушами. Цепкие глаза, кривой нос, шрам на волевом подбородке. Боец.

   — Вас ждет Бранислав, — сказала голова человеческим голосом.

   Марлен открыл заднюю дверь. Убедившись, что никого нет, усадил Светлану и залез в авто сам.

   Всю дорогу молчали.

   Востроухов рассудил: шофер либо обычный человек на службе вампирам, либо один из потребителей эльфийской крови, раз солнца не боится. Если упырь, то, вероятнее всего, телепат. Поэтому до самого пункта назначения Марлен читал по памяти «Охотничьи рассказы» Тургенева, точнее, «Бурмистра».

   Светлана задремала с недосыпа. Водитель вел себя, как Терминатор, только иногда правым ухом шевелил, но, скорее всего, не нарочно.

   Пробок практически не было, и к словам «собака, а не человек» внедорожник подкатил к аккуратному коттеджу, стоявшему не в самом престижном районе Белокаменной.

   — Приехали, — бесцветно промолвил водитель, умножая подозрения Марлена в том, что перед ним киборг.

   Они вышли. Тут же открылась дверь, пара суровых «шкафов» пригласила гостей внутрь.

   В гостиной, обставленной с весьма недешевым аскетизмом, перед ними предстал Бранислав.

   — Располагайтесь, пожалуйста. — Он указал на диван, сам опустился на стул. — Вынужден сразу о деле. Марлен Амандилович, в вашем представительстве только одна комната для приема, ну, этих... путешественников?

   — Естественно. — Полукровка был сбит с толку. — Эльфы в этом отношении педанты.

   — Что вы имеете в виду?

   — Представительство должно быть спроектировано по давно заведенному плану, комната прибытия и «отлета» — потайное помещение, находящееся в центре строения или этажа. На потолок наносится так называемый рунический капкан. Этот гибрид рисунка и надписи настраивает сознание путешественника на попадание в нужную точку.

   — Магия? — Бранислав поднял бровь.

   Марлен пожал плечами:

   — Высшая наука всегда похожа на колдовство. Я прослушал только краткий курс и прочитал пару трудов, которые должны знать представители. Сами понимаете, быть представителем — это как встречать клиентов в прихожей и провожать их в казино. Швейцарщина. Я, уважаемый Бранислав, всего лишь привратник, не поймите меня превратно.

   — Каламбуришь, — осуждающе произнесла Светлана. Ей не нравились дешевые игры слов.

   — Прости, дорогая. — Востроухов снова обратился к седобородому: — Но я действительно профан в теории перемещений меж реальностями. Наркотик помогает сознанию установить контроль над клеточной и молекулярной структурой тела. Происходит демонтаж человека «здесь» и сборка его «там». Последнее, что видит принявший наркотик — рунический капкан. Капкан ловит и фокусирует разум в той точке, в которую нам требуется прибыть. В московском представительстве, как и в любом другом, только один капкан. Возле него и проявляется путешественник.

   — Да, звучит необычайно бредово, — резюмировал Бранислав. — Но проблема-то в том, что князя Владимира похитили, проникнув в представительство не через этот ваш капкан.

   — Значит, через дверь, — уверенно сказал Марлен.

   — Нет, не через нее. Князь был в архиве. Между архивом и входом находились мы.

   — Тогда я не знаю, чем вам еще помочь.

   — Да, я вижу это в ваших мыслях. И не жалейте о том, что не взяли свою резервную дозу из дома. Если бы вы устроили здесь такой же сеанс, какой подарили князю Владимиру, вы бы сыграли на руку нашим врагам. А они, да будет вам известно, перешли в наступление.

   — Как?!

   — Атаковали наши детинцы. Они давно знали, что мы за ними следим.

   Марлен аж рот открыл, Светлана и не пыталась понять серьезность момента. Бранислав коротко пояснил, что потери незначительны и, в основном, относятся к имиджевым и материальным — стрельба и взрывы «засветили» пристанища упырей, теперь и следы замести надо, и места жительства спешно менять...

   — Но главное, что застало нас врасплох — это появление голых эльфов внутри пристанищ. Их ударная мощь была в целом невелика, но они выступили одновременно с теми, кто напал снаружи... — Бранислав замолчал, хмурясь, и Марлен подумал, что седобородый чего-то не договаривает.

   В целом же картинка сложилась непривлекательная. Значит, он чего-то не знает о межмировых путешествиях по-эльфийски. Сигают мимо капканов... Наука не стоит на месте? Пусть нападения эльфов и оказались не фатальными, но ведь и атакующий пыл упырей сбит... Плюс Владимир влетел... Востроухов чувствовал, что его негласно перепроверяют на лояльность. Ну, а кто бы не проверил? Потерпим.

   — Спасибо за понимание, — сказал Бранислав. — И всё же, как лесной десант сумел высадиться там, куда ни одна эльфийская рожа не совалась? И как они умыкнули князя?

   Востроухов растер виски, надеясь, что это ритуальное действие вызовет озарение.

   — Если они и выскакивают в наш мир, то обязательно привязываются к какому-то символу. Я читал, что привязка к местности или к интерьеру слишком опасна. Пейзаж — слишком сложен для детального запоминания. В комнате можно переставить мебель, и место прибытия исчезнет.

   — И куда денется путешественник? — поинтересовался седобородый.

   — Когда идет настройка по руническому капкану, всё происходит красиво. Допустим, у нас стерли руны, тогда разум путешественника, не найдя вход в этот мир, возвращается туда, откуда начал путь, то есть к руническому кругу, начертанному над кушеткой, которая стоит в мире эльфов. Собственно, это последнее, что видит путешественник до того, как транспортный наркотик начнет действовать в полную силу. И это же — первое, что путешественник видит по прибытии. Московский капкан отличается от Лондонского и прочих. С кушетки, настроенной на Лондон, нельзя попасть в Москву. Рунический круг — самый простой способ организовать уникальные ворота. Попробуйте работать с картинкой «Утро в сосновом лесу», и вы можете случайным образом оказаться и в музее, и в какой-нибудь квартире, где висит репродукция. Что говорить о местности или помещении, верно? Теперь вы понимаете, как трудно работать с другими видами привязки.

   — Да, спасибо за разъяснения, Марлен Амандилович. — Бранислав прищурился. — Я так разумею, в вашем представительстве всё же есть комнатка, в которой нарисован резервный вход.

   — Похоже на то, — признал Марлен. — И здесь два варианта: либо тайник был организован через мою голову, хотя это представительство строилось под моим личным контролем, либо Амандил накануне нанес новый рунический круг. Надо потщательнее обыскать комнаты.

   Бранислав позвонил по мобильному, отдал распоряжение тем кровососам, кто остались на посту в представительстве. Пока он отвлекался, Светлана сказала Марлену:

   — Такое ощущение, что я спятила или сплю. Слушаю весь этот бред и жду: вы вдруг рассмеетесь и поздравите меня с внеочередным Днем дурака...

   — Ну, прости, Свет, — ответил Востроухов. — Пусть тебя успокоит тот факт, что любой другой аспект нашего бытия при внимательном рассмотрении окажется не меньшим бредом.

   — Он еще и философствует! — Девушка закатила глаза к потолку.

   Седобородый как раз дал отбой.

   — Картинку обнаружили на потолке в подсобке, — сказал он. — Эту часть задачи мы с вами решили. Но как эльфы попали в наши детинцы? Ведь там вашего отца не было!

   Марлен встал с дивана, направляя палец на собеседника.

   — Значит, в ваших детинцах есть такие рисунки или надписи, о которых они узнали и которых нет в других помещениях России.

   Пораженный Бранислав застыл на несколько секунд, а потом снова схватился за телефон.

  

  

  

Глава 26. Владимир. Анатомический театр одного актера

  

   Упырь чувствует боль, но не так сильно, как простой человек. Князь Владимир умел отключать болевые центры почти полностью. Именно поэтому иголки под ногтями, которые методично всовывал ему экзекутор, доставляли лишь смутное беспокойство вроде зуда.

   Чуть позже, когда ему придется ослабить концентрацию, боль, конечно, придет. Но сейчас Владимир спокойно ждал верного момента, слушая бессвязное бормотание палача-евнуха и стараясь не читать его мысли. Мысли экзекутора походили на водоворот, устроенный в гигантской чернильнице — эльф был окончательным психопатом.

   А вот содержимое головы Амандила, который зашел проведать пленного, интересовало Владимира весьма и весьма... После упоминания Чигирь-звезды Амандил тут же вызвал художника, татуировку князя срисовали, и, как он подслушал, собрались попробовать спонтанный переход с ориентацией на знак Велеса.

   Амандил задумал послать сначала разведчиков, потом штурмовиков. Князь выяснил, что боевикам дают пониженную дозу, которая позволяет перемещаться между мирами без отключения сознания. Разведчики и десантники — эльфийская элита, не только лучшие бойцы, но и носители крепких разумов, способных переносить процесс перемещения.

   Владимир уловил в мыслях Амандила страх перед «сознательным переходом»: отец Марлена избегал им пользоваться, потому что ощущение растворения в мировой энергии, которое так нравилось князю во время занятий любовью, оказалось мучительным для эльфа. Он леденел от ужаса потерять свое драгоценное спесивое «я».

   «А было бы некисло обойтись без Веры и вдруг раствориться на глазах у этих уродов», — подумал Владимир и тут же усмехнулся двусмысленности своей мечты: «обойтись без Веры» возможно, если прибегнуть к помощи Дуньки Кулаковой, но не факт, что вдохновенный онанизм откроет ворота в родной мир.

   Усмешку князя писклявоголосый маньяк принял на свой счет, и только вмешательство Амандила уберегло Владимира от легкого акта расчлененки.

   «Странный русский, — прочитал упырь в разуме отца Марлена. — Другой бы уже сорвал голос и пустил слюни, а этот молчит, будто всё происходит не с ним... Стоп! Он не чувствует боли!»

   Амандил остановил экзекуции. Евнух поогрызался, поогрызался, полоснул Владимира на прощание ножом по плечу, да и уселся в уголке рыдать и рвать на себе волосы. Прелестный персонаж.

   — Итак, тебе не больно, — обратился Амандил к Владимиру. — Ты, насколько мне известно, крупный начальник, командир над суровыми бойцами в штатском, а?

   В его мыслях отчетливо читалась уверенность: упыри являются какой-то секретной спецслужбой.

   — Есть такое дело, — спокойно ответил князь.

   — А как ты смотришь на то, чтобы стать любовницей одного нашего извращенца?

   Владимир с удивлением обнаружил, что Амандил свято верит в мощь этой угрозы. Здесь и собственный страх, и убежденность: в среде русских спецслужбистов, как в уголовной среде, пассивная роль в гомосексуальном контакте хуже увольнения по статье.

   Князь едва не рассмеялся. Но не оттого, что был готов принять участие в отношениях, обрисованных Амандилом. Просто в мыслях эльфа отчетливо прозвучало: нет такого извращенца, весь разговор — блеф чистой воды.

   Ну-с, клин клином вышибают, и Владимир изобразил внутреннее напряжение и речевую поспешность:

   — Думаю, до таких крайностей доводить не надо. Разумные люди всегда найдут консенсус.

   — Люди, — с отвращением передразнил Амандил. — Уже за эту оговорку надо позвать нашего гомоспециалиста.

   — Хватит угрожать. Можно подумать, я вам нужен живым. Так какая разница, что вы сделаете до того, как меня убьете?

   — Ну, скорой смерти не жди. Утром проверим, правда ли, что вампиры боятся света. Потом посмотрим, сколько вампиры могут протянуть без пищи... К тому же, опыты, анализы, разговоры по душам... — Амандил присел на край стола, и князю подумалось: «Дурацкая эстафета. Буквально на днях я так же сидел над его сыном...»

   А ведь эльфу доставляло неподдельное удовольствие нести чушь и верить, что Владимир в ужасе. Наоборот, новости ободряли. Остроухие обязательно сделают ошибку.

   На рассвете князя вынесли во двор. Не развязывая. Как был на съемной столешнице, так и оттащили. С первыми лучами эльфийского солнца Владимир снял внутреннюю блокировку, и в пальцы пришла боль. Он заорал, отнюдь не стесняясь, забился, расшатывая путы.

   — Занести! — поспешно приказал Амандил, испугавшись, что вампир сгорит раньше времени.

   Из глаз князя текли слезы, лицо было, несомненно, красное. Пусть обманываются.

   — Ну, как? — не без садизма поинтересовался эльф, когда упыря вернули на стол.

   — Терпимо. — Владимир уже снова взял под контроль боль. — Ваше солнце не такое горячее, как наше. Да и воздух вонючий. И народец гниловат.

   Амандил едва не вспыхнул, но посчитал ниже своего достоинства терять лицо перед пленником. Князь оценил.

   — Продолжайте пытать, — бросил Амандил и удалился готовить очередную акцию устрашения на территории противника.

   А через десяток минут евнух-палач подарил князю роскошный путь к бегству. Приготовив какую-то мерзкого вида костедробилку, экзекутор отвязал левую руку Владимира. Тот мгновенно сгреб мучителя за одежду и притянул к лицу.

   Укус пришелся в плечо евнуха. Это был короткий сеанс единения, в процессе которого упыри обычно отдавали жертве команду спать. Князю спящий истязатель не требовался.

   «Развязывай», — мысленно распорядился Владимир, и замороченный эльф медленно, но верно исполнил поручение.

   Пойманные в упырий транс жертвы были чрезвычайно неловки, но элементарные желания вполне исполняли. Князь вспомнил недавние ежеутренние упражнения с блудницами и снова испытал своеобразное неприятное чувство повторяемости событий — вот стол, и вот он, голый с послушной жертвой. Правда, евнух-палач был настолько отталкивающим соседом, что, едва освободившись, Владимир велел ему взять нож и изо всех сил воткнуть в глаз. Экзекутор безропотно проделал эту нехитрую последовательность действий. Князь соскользнул со стола и бережно помог телу эльфа осесть на скамью без лишнего шума.

   За дверью околачивалась пара охранников, лучше не привлекать их внимания раньше времени.

   Владимир поискал одежду. Полный, как говорится, голяк, а шмотки рыхлого палача ему были велики.

   Походил, размялся, ошупывая мысли охранников. Остроухие болтали о будущей операции. Судя по всему, Амандил планировал более подготовленные вылазки. Теперь эльфы рассчитывали качественно новые акции. Если первые нападения были во многом спонтанными и подчинялись цели ошеломить противника, перехватить инициативу и вынудить отказаться от экспансии в мир лесного народа, то теперь речь шла об истреблении источника угрозы.

   Амандил готовил скрытые плацдармы для прибытия бойцов, а также занимался вооружением и экипировкой. Отследив новые детинцы, эльфы накроют их средь бела дня, когда упыри ослаблены.

   «Отстрелялся, отбомбился и кусай капсулу, гляди на руны, начертанные на ладони», — сказал охранник, которого уже отобрали в один из штурмовых отрядов.

   «Педантичные сукины дети. И планируют борзо и просто», — оценил князь.

   Сочтя себя готовым, он распахнул рывком дверь «экзекуторской» и стремительно вытек в коридор. Владимир именно что «тёк» — при всей молниеносности движения его были плавными и беспрерывными, одно вытекало из другого.

   Шаг, другой, захват, укус. Эльф даже удивиться как следует не успел. Шаг, еще, и еще, отклоняем поспешный удар второго охранника, захват, укус.

   Команда: «Зайти в комнату!»

   И пока оба атлета топают в «экзекуторскую», смотрим, чтобы никто новенький не нарисовался.

   Закрыв за собой дверь, Владимир вышел из боевого режима.

   Охраннику, который больше подходил ростом и фигурой, отдал приказ раздеваться.

   Вторым просто подкрепился, ощущая, как силы умножаются, а ущерб, причиненный экзекутором, компенсируется — раны затягиваются, оставляя под ногтями лишь легкий зуд.

   Насытившись, князь безыдейно свернул эльфу башку, засунул его в дальний угол и оделся в костюм второго, тупо ожидавшего своей участи.

   Барахлишко было смешное — кожаные сапоги с мягкой подошвой, кожаные же портки, шелковая рубаха (ну, во всяком случае, она производила впечатление шелковой), пояс, на нем ножны с ножом, и всё, кроме лезвия — сплошь зеленого цвета. Тоска, да и только.

   Да и сидела одежонка не ахти.

   Итак, я — русоволосый коротко стриженый худой упырь в тылу патлатых блондинов-атлетов, подумал Владимир. Просто все шансы смешаться с толпой.

   — Ложись на стол, — велел он голому эльфу, тот повиновался, и упырь стал его привязывать: вдруг эта шалость собьет остроухих с толку?

   — Где мы находимся? — спросил он между делом.

   — В комнате для допросов, — на своем языке ответил охранник, но мысли-то князь уловил.

   — Где находится эта комната?

   — В здании.

   Голос эльфа был монотонным, ответы тупы — истинный зомби.

   — Что это за здание?

   — Врата миров.

   Владимир рассмеялся. Настолько напыщенного названия этого благословенного учреждения он услышать не ожидал.

   — И где же у этих врат э... ну, зал отправки?

   — Не понял вопроса.

   — Ну и дурак. — Владимир ухмыльнулся. — Откуда вы отправляетесь в другие миры?

   — Из зала рун.

   — Где он?

   — В здании врат миров.

   Князь в зародыше придушил желание оторвать эльфу башку.

   — Этот твой зал рун далеко от комнаты для допросов?

   — Идти направо до конца коридора.

   «Вот так удача!» — упырь думал, разговор растянется на пару часов, которыми он не располагал.

   — Так, а где хранятся наркотики?

   Он опасался, что остроухий не поймет этого слова, но язык мыслей, к счастью, нивелировал разницу понятий. Удивительная штука телепатия.

   — Я не знаю, откуда их приносят, кажется, из комнаты, смежной с залом рун.

   — Ах ты, мой румяный! Еще и рассуждаешь! — умилился Владимир, дал ему установку забыть последние полчаса и закончил общение: — Ну, спи-усни.

   Эльф усердно засопел. Послушный мальчик, мечта всех родителей.

   Князь прислушался, что там творится за дверью. Всё было тихо.

   И почему Амандил выставил охранников без автоматов? Недооценил...

   Ну-с, потанцуем!

   Упырь смертоносным вихрем несся по коридору. К счастью, никто не попадался. Перед широкими створками входа в зал рун он свернул левее и пинком распахнул дверь. Она оказалась запертой, поэтому открылась с громким треском — засов вырвал кусок косяка.

   Владимиру всё еще везло: в темной комнате (а он отлично видел в полутьме, хватало света из коридора) стояли шкафчики с необходимым веществом. Склянки точь-в-точь, как в московском представительстве, хотя их-то как раз вряд ли пронесешь контрабандой в задницах. Наверное, педанты-эльфы просто заказывали похожие у наших стеклодувов.

   Меж тем, за стеной зашевелились. Вероятно, эльфийская стража, ждавшая в гости упырей.

   Князь открыл один из шкафчиков, схватил склянку, раскусил ее и выпил содержимое. Выплюнул осколки с первыми каплями крови.

   — Ну, Вера, выручай, — прошептал он, шагая навстречу первому остроухому автоматчику, заглядывающему в полумрак склада с транспортной наркотой.

  

  

  

  

Глава 27. Бус Белояр. К пращурам

  

   Пуля попала в позвоночник. И разворотила грудь.

   Но прошла выше сердца.

   Князь князей упал на тело умерщвленного им эльфа.

   Боли не было, ведь он инстинктивно погасил чувствительность, едва заслышав лязг затвора за спиной, но повреждение обездвижило не только низ тела, но и руки — шок передался по нервам и полностью отрубил мышечную активность.

   Кто-то бесцеремонно перевернул Буса на спину, скинув с трупа остроухого.

   Как любой упырь, Белояр отлично видел в темноте. Лицо врага ему не понравилось: три грубых шрама, один из которых проходил через переносицу и уродовал нос, над этим великолепием — пустые глаза убийцы, довершал картину приоткрытый рот, в котором явно не хватало нескольких зубов.

   Враг что-то прокаркал гортанно, глядя на тело мертвого эльфа.

   «Брат! Черный алмаз!» — услышал мысленный перевод Бус. За брата могут и башку отвалить, с легким беспокойством подумал он.

   Стрелок отложил ствол. С характерным шипением вышло лезвие из ножен, в пределах видимости появился угрожающего вида нож. Все мысли «красавца» свелись к краткой формуле: «Прирезать гниду».

   Со стороны детинца послышались крики дружинников. Парни оценили молчание огневых точек и начали продвигаться к проломам. Стрелок повернул голову на звук. Бус рассмотрел острое ухо и длинные волосы, прибранные в «хвост».

   Уродливое эльфийское рыло снова уставилось на князя князей, и он почувствовал, как нож входит в бок, впиваясь в печень. Тонко работает.

   Глухо чавкнуло — остроухий вынул лезвие из раны. И тут же полоснул Белояра по шее, вскрывая сонную артерию. Левой ладонью эльф прикрылся от возможного фонтана крови.

   Фонтана не случилось. Кровь выходила из упыря медленно, унылыми толчками.

   Убийца нахмурился, но голоса дружинников были уже близки. Он двумя движениями обтер нож о рукав Бусовой одежды и спрятал.

   Князь князей внимательно смотрел в его глаза, стараясь не улыбаться и читая деловые мысли: «Сейчас на точку отхода. Пару гранат. Связь с Амандилом».

   Сгреб свою пушку и зашуршал в темноту.

   Через несколько секунд нагрянули ребята, стали прочесывать место Белоярова боя.

   — Княже?! — удивленно произнес над Бусом один из дружинников, по счастью, телепат.

   — Тихо. У меня перебит хребет, проткнута печень и вскрыта сонная артерия. — Мысленно заговорил князь князей. — Пятерых автоматчиков — в зал переговоров. Там десант. Без оружия. Меня осторожно в дом и эльфа мне на закусь. Готовиться к срочному отходу. Здесь и в соседнем проломе оставить по паре часовых. Выполнять!

   Через полчаса Бус уже дремал, лежа в позе младенца на заднем сидении автомобиля.

   Эльфийская голытьба почти вся ретировалась из подвала, зато несколько надкушенных князем князей осталось в распоряжении упырей. Убитых также пришлось вывезти отдельным рейсом, чтобы, в случае чего, не запалиться. При детинце осталась лишь официальная охрана. Из людей.

   Раны Белояра почти заросли. Один остроухий — и князь князей как новенький.

   Единственно, сначала пилось тяжко, но верные дружинники деликатно поддержали донора, а там и подвижность начала возвращаться, но Бус не торопил события, пусть всё срастется как надо.

   Прикатили в резервный детинец, куда не наведывались больше полугода. Подальше от Москвы, чтобы тише и спокойнее.

   Хвоста не прицепилось, здесь тоже всё было в порядке — разведчики прибыли за полчаса до князя князей и тщательно проверили коттедж и прилегающие земли.

   Сосны, воздух, что еще нужно мужчине возраста Белояра?

   Телефон.

   Несколько часов он собирал доклады и координировал действия по подготовке ответных мер. Двух мертвых наемников из людей удалось пробить у оборотней в погонах. Одного эльфа подтянули через авиаторов. Остроухий прибыл самолетом из Копенгагена. Солдаты удачи — из Дагестана.

   — Мне нужен эльф с развороченной рожей, — повторял Бус каждому из князей. — Три шрама, нос набок.

   Никто такого никогда не выпасал.

   А об исчезновении Владимира князь князей узнал с первым же звонком, который сделал на его мобильный. На вызов ответил Бранислав — опытный дядька-наставник.

   С ним Белояр выстроил план дальнейшего удержания эльфийского представительства, а самому велел допросить полукровку.

   — Вот где эти проклятущие телефоны сгодились, — пробормотал Бус после всех обзвонов. — Два века назад накрыли бы нас, и мечись мы, гадай, кого уж нет, а кто остался.

   Он отчасти преувеличивал: система связи у упырей всегда была людям на зависть. Многое у ночного народа позаимствовал в свое время Чингисхан, учредивший в своих владениях ямской вариант почты. В городе упырская связь была еще крепче — особые человечешки по первому приказу прыгали на коней и мчались, куда надо.

   Так что потеряли бы время, но не княжество.

   Строго говоря, полети голова Белояра, упыри не рухнули бы. Уклад действий был прописан давно и на все случаи жизни. Лично князем князей.

   Единственное... Схрон с первородными.

   Бус мысленно вызвал одного из помощников, отдыхавших за стеной.

   — Могута, слышишь ли?

   — Да, княже.

   — Надо бы съездить в старый детинец. В зале советов, в столе есть тайник. Там книжица. — Белояр объяснил, как найти секрет и добавил: — Бери с собой четырех бойцов, не менее.

   — Всё понял, княже.

   — Ну, добро. Передай всем, до темноты меня не будить. Только если что от Бранислава.

   Вот теперь можно забыться целительным сном, чтобы к вечеру не ныл позвоночник, да кололо в боку. А то даже трубку тяжко держать, старость не радость...

   Лег удобнее, стал читать в уме древнейший упырский заговор: «Ховала, ховала, приходь, забери хворобу, забери хворобу, оставь только здравие, здравие да удаль, удаль да ясен глузд, не тронь ни ятр, ни уст, Ховала двенадцати глаз, двенадцати глаз для двенадцати нас, ярый да тихой, Велес с тобой...»

   Ум привычно погрузился в небытие, и князь князей забылся дремотой. И сквозь черную завесу выплыл Бус на мягкое зарево, дрожащее вокруг лучины, а из полутьмы запел знакомый и незнакомый женский голос:

   Сидит Дрёма,

   Сидит Дрёма,

   Сидит Дрёма на скамейке,

   Сидит Дрёма на скамейке, да.

   Плетёт Дрёма,

   Плетёт Дрёма,

   Плетёт Дрёма шёлков пояс,

   Плетёт Дрёма шёлков пояс год.

   Не столь плетёт,

   Не столь плетёт,

   Не столь плетёт, сколь дремлет,

   Не столь плетёт, сколь дремлет, ох.

   Поспишь, Дрёма,

   Проспишь, Дрёма,

   Проспишь красную девицу,

   Проспишь красную девицу ты.

   Будешь, Дрёма,

   Будешь, Дрёма,

   Красну девицу жалети,

   Красну девицу жалети ты.

   Чуть-чуть прояснилось. Вроде бы, изба. Вроде бы, женщина у темного окна сидит, прядет. Кудель топорщится серым облаком, нить из нее вытягивается ловкими пальцами, веретено крутится-пляшет на полу.

   Всё видит Бус: и пальчики женщины, и как малые волокна в нить впадают, только лица не разглядеть — свет мешает, затуманен овал певицы-мастерицы.

   Рядом колыбель. К матице подвешена, из цельного куска дерева вырезана.

   «Дома?» — думает Бус, но отказывается верить. Он родился у высоких родителей, его дом больше, а чаще — шатры, когда в походе. Упыри не любили дома сидеть.

   Приближается взгляд к колыбели, а на ней резной рисунок. Скалы, сосны, поле, а под полем люди лежат. Люди лежат, но не мертвые, спят они. Умелец художник, передал главное. А по краям — узоры древние, которых Бус веков десять уже не видывал. Слева главный знак Ярилы, а Велесов под ним придавленный лежит, змеистой вязью соединен, справа наоборот Велес верх одерживает.

   — Ну, чего смотришь? — обращается к Белояру женщина.

   Марево перед ее лицом растворяется, и он видит то ли мать, то ли старшую сестру проститутки Веры, фотографии которой рассматривал в отчете, подготовленном оборотнями. А может, это сама Вера.

   — Вот же глупОй какой! — смеется женщина. — Я и мать, и сестра, и сама она.

   — Рожаница.

   Князю князей давно не снились боги, столетий пять, не меньше. Впору спросить, чем обязан.

   — Это не я к тебе явилась. — Рожаница насмешливо вскинула бровь. — А ты ко мне пожаловал.

   Вот уж о ком Белояр не помышлял в последние жаркие часы, так это о ней. Проблема будущего ребенка Веры и Владимира была отложена на лучшие времена, здесь завертелись вещи более насущные.

   Рожаница засмеялась, лучась, и Белояр заметил, что не сможет назвать возраст, на который она выглядит: подумаешь, мол, молода, и она вдруг становится более зрелой, а решишь, лет тридцать пять — тут же получишь улыбку семнадцатилетней, но лишь на миг.

   — Насущные, говоришь? — Она махнула белой рукой, что лебедь крылышком. — Сунулись со своими жданками, получили по лбу. Кто кого переупрямит, не столь и важно. Ни вы там жить не станете, ни остроухие здесь. Прощение Ярилово чужой кровью не вымолить.

   — Много бы ты понимала в наших желаниях, — устало промолвил Бус.

   — Да уж получше тебя, неспокойный. — Рожаница нахмурилась, и в избе стало темнее. — Мудрость материнскую-то не сбыть никуда.

   — Мудрость?! — изумился князь князей. — Прости, матушка, но тебя зовут Рожаницей, а не Разумницей. За способность жизнь давать, а не ум. Женским розмыслом ты, душа богов, крепка, но мудрость...

   Буса раздражало то, что здесь он как бы присутствовал, но бестелесно: дотронуться бы до Рожаницы, да рук нет, сесть бы напротив нее, да задницы и той не наблюдается.

   Таковы законы ее светлицы — нет здесь никого настоящего, лишь она. Ну и иногда случается заехать к ней на ночку-другую Сварогу. И вскоре на земле нарождается девчоночка вроде Веры, которая Владимиру подвернулась на тропках судьбы... А девчонка вырастает и рожает мать вождя.

   Эта тройственная история косвенно всплыла в народных взглядах на Мороза и его внучку. Только никто не понимает, что за Мороз, почему внучка? А потому, что когда-то и Чернобог попробовал запустить свою ветвь среди людей, но Морана, увы, бесплодна.

   И здесь Бусу Белояру впору схватиться отсутствующими руками за пропавшую голову и спросить себя: «А ты, рожденный прошлой внучкой Рожаницы, всё сделал, что мог для народа, чьим вождем был назван?»

   — Народ твой лежит в мерзлоте, ты накусал себе то ли преступную шайку, то ли теневую дружину. Живете соглашательством, презираете людей, из которых вышли. Ждешь верных знаков и ищешь способы вернуть первородным день. — Голос Рожаницы и сочувствует, и журит, и обдает лютым холодом. — Но за многие века не нашел, не распознал, не вернул. Считаешь себя негодящим?

   — Наверное.

   — Да не мучай ты себя, пустое. До тебя кто был? Колядой его переиначили. В честь ромейских календ. И что осталось? Ни имени, ни памяти о его подлинной жизни. Так, праздник глупый с козой, да и тот забыт. А прошло меньше двух с половиной тысяч лет...

   Рожаница вдруг остановила веретено, и стало тихо до боли, до желания хлопать в ладоши и говорить, но Бус ничего не мог сделать, только безотрывно смотрел на замершее пламя лучины.

   Сколько продолжалось это времястояние, князь князей не ведал. Рожаница, очевидно, отдохнула, и всё снова зазвучало, задвигалось.

   Веретено тихо поет, ритмично подскакивая с громоподобным стуком. Дыхание Рожаницы задает ровный такт пению и стуку. Хрустит-потрескивает лучина. Тени и те, кажется, шуршат по бревенчатым стенам.

   Иногда просто слышать — уже наслаждение.

   — Да ты любомудр, князь, — подтрунивает Рожаница. — Сказывай, зачем пожаловал. Отвечу на вопрос и поди уже, негоже мне с тобой подолгу шушукаться. Взревнует еще, сам знаешь, кто.

   Она смеется, словно колокольчик звенит. Непременно серебряный, так всегда говорят, сколько себя помнит Бус.

   — Я не знаю, зачем... Глупо, конечно... — Были бы у него руки, он развел бы ими, но и тут не потрафило.

   — Вот те и шишки-потешки! — изумляется она. — Сколь прожил, а мудрости мужской своей не прижил.

   — Вот и скажи, зачем я пришел! — раздраженно говорит Бус.

   — Хороший вопрос, — неожиданно серьезно отвечает Рожаница. — К родне потянуло, не иначе. Чувствуешь, что время твое кончается. Готов передать власть?

   Князь князей вспоминает, как совсем недавно с холодным интересом ждал, обезглавят его или нет, и признает:

   — Готов, давно уже готов.

   — Ну, а кто следующий? Владимир?

   — Хорошо бы и Владимир, — соглашается Бус, думая о плененном молодом князе как о сыне.

   — Ну и добро. — Голос божественной прабабки успокаивает и затихает, чтобы в уши упыря вонзился басовый крик:

   — Княже, Бранислав тебя требует!

   И в ладони появляется прохладный камень, то есть мобильник, конечно. Мобильник, да...

  

  

  

Глава 28. Владимир. Боевые галлюцинации

  

   Эльф, стоявший в дверном проеме, напомнил князю американского героя боевиков — вьющиеся космы прихвачены лентой, обвязанной вокруг головы, глаза грустны, будто у невыгулянного бассета, сам здоров, как бык, гол по пояс, и автомат в мускулистых руках. Рэмбо, блин, в Афганистане.

   Владимир успел вспомнить сожаление, которое испытывали упыри в связи с авантюрой, в которую Союз ловко втянули друзья и враги, но отбросил праздные мысли и быстро зашагал навстречу здоровяку.

   Тот медленно стал вскидывать автомат, точнее, скорость его была нормальной, просто упырь перешел в боевой режим, и время стало растягиваться.

   Ствол неотвратимо поворачивался к Владимиру, а на лице эльфийского Рэмбо неторопливо отображалась гримаса удивления. И всё замедлялось, замедлялось, замедлялось...

   Эта неспешность мимики и жеста, а также контраст между темнотой склада и светом коридора делали действительность нереальной, и князь надеялся, что так действует проглоченный транспортный наркотик.

   Рука со сжатым кулаком уже начала путь замаха, оставалось сделать всего пару шагов и сокрушить эльфа, когда заговорил автомат. Огонь вырывался медленно, пули вытекали, лениво вращаясь... Владимир инстинктивно прянул в сторону.

   То есть, его мозг отдал такой приказ телу.

   Но тело не послушалось.

   Оно застыло, и пули деловым караваном потекли прямо к груди князя.

   Разум паниковал, снова и снова посылая сигналы остекленевшим мышцам.

   Первая пуля уперлась в кожу...

   Дверной проем, в котором стоял враг, резко надвинулся на упыря, а затем еще быстрее отдалился, окрашиваясь в черное и красное.

   Перед глазами полыхнула вспышка, словно кто-то сфотографировал Владимира, и он вдруг резко завалился на бок, избегая встречи с автоматной очередью.

   Влепился со всей дури в деревянный пол, покрытый тонким ковриком. Бухнулся от души — звук был что надо. Руку, бедро и бок обожгло болью, Владимир усилием воли загнал ее под спуд.

   Схватился за грудь. Дырок нет. Отлично.

   Попробовал осмотреться, борясь с водоворотом линий и точек, мечущихся в глазах.

   День, окно близко, пол чистый... Перед самым лицом обнаружился торец кровати. Владимир приподнялся, чтобы оглядеться получше. В постели кто-то лежал и не шевелился. Дыхания не было слышно. Зато зудел какой-то прибор, вероятно, медицинский.

   «Велесе великий! Я ж голый!» — совершил запоздалое открытие Владимир, снова хватаясь за грудь.

   Тут же пришло осознание: наркотик сработал-таки!

   И куда же тебя выкинуло, торчок-путешественник?..

   Князь поднял глаза и узрел над кроватью огромную, в человеческий рост, фотокопию плаката, изображающего Рэмбо. В руках — автомат, повязка на лбу. Вылитый эльф, едва не укокошивший Владимира.

   — Ах, ты ж, мать твою через... — прошептал упырь и опустил взгляд на тело, лежащее на кровати.

   На кровати лежала ящерица.

   Большая и зелено-коричневая.

   Глаза ее были закрыты белой поволокой, на морде — прозрачная пластиковая маска, от которой к медицинскому прибору шли две гофрированные трубки.

   «Куда же это я?..» — Мысль, точнее, вскрик Владимира выдался таким же медленным, как те самые пули.

   А затем он услышал торопливые, но уверенные шаги.

   Глянул на дверь. Щеколда.

   Метнулся. Задвинул.

   И тут же дверь толкнули, потрясли за руку.

   А потом приключилось вовсе шизоидное: сквозь дверь проступили очертания то ли мужчины, то ли человекоподобного ящера.

   «Ну и дурь у этих эльфов», — подумал князь, отступая в сторону.

   Смутный силуэт скользнул мимо Владимира и сгустился, превратившись в самого обычного немолодого мужчину, похожего на бывшего военного, сделавшего менеджерскую карьеру. Слава Велесу, одетого.

   — И что же вы тут делаете, молодой человек? — спросил мужчина по-русски. — Хм, в столь интригующем виде...

   Галлюцинация это или нет, князь, конечно же, понятия не имел. За последние несколько минут ситуация переворачивалась несколько раз, и наркотическую составляющую никто не отменял.

   «Хуже всего, если я лежу в Амандиловой экзекуторской и брежу по специально подобранному рецепту», — мелькнула мысль. Но упырь во Владимире уже принял решение: молниеносно приблизившись к незнакомцу, князь укусил его за шею, не тратя время на захват.

   Атака застала мужчину врасплох. Он никак не ожидал, что голый парень окажется столь прытким и диким, поэтому Владимир успел почувствовать отвратительный вкус его крови, и только потом галлюцинация снова растворилась в воздухе, превратившись в призрак.

   Призрак перетек вглубь комнаты. Снова сгустился в мужчину, держащегося за шею.

   — Замри, — велел князь.

   — Вот еще, — не без обиды ответил незнакомец.

   Упырь с огорчением констатировал, что эффект повиновения жертвы отсутствует напрочь. Да и кровь просто нечеловечески отвратительна на вкус, нечеловечески! Владимир сплюнул на коврик.

   — Ты меня отравил? — спросил мужчина.

   — Скорее, чуть сам не отравился. — Князь оперся рукой на стену, борясь с тошнотой и головокружением. — Кто вы такие, и где я, Сварог вас всех забери, нахожусь?!

   — Так ты не от Разоряхера?

   Упыря вывернуло.

   — Хм, согласен, — пробормотал мужчина, всё еще держась за шею. — Иуда производит именно такое впечатление... Сам-то ты кто такой, гость незваный?

   — Извините за ковер, — просипел князь. — Владимир. Путешественник.

   — Да-с, а по костюму и не скажешь. Ярополк Велимирович. Руку, извините, жать не буду.

   «Когда же восстановится телепатия? — горело в мозге Владимира. — Без чтения мыслей я гол как сокол».

   Дурнота, головокружение от эльфийского зелья, общая усталость навалились на князя с новой силой, и он сполз на пол, обхватывая руками голову.

   — Слышь, путешественник! — окликнул Ярополк, мать его за ногу, Велимирович. — А ты часом не наркоман ли?

   Мужчина придирчиво оглядел запертое окно, подошел к Владимиру и наклонился.

   Упырь сфокусировался на расплывающемся суровом лице.

   — Как он сюда попал? — услышал князь властный голос Ярополка.

   — Он спонтанно вошел в базовый контекст перед кроватью Яши, — донеслось откуда-то сверху.

   «Ох, и ядрены же глюки», — подумал Владимир, ощущая прилив гнева.

   Злился на себя, на эльфов, на этого непонятного нелюдя в образе бывшего военного, на порядок вещей, сложившийся в этом неладном мире. Ярость отодвинула дурноту, прочищая мозги получше нашатыря.

   — Так, ладно, — проговорил князь, поднимая взгляд к потолку. — Всё могу понять: и мнимые перемещения, и ящериц на кроватях, и невкусных дядечек, и даже голос сверху. Но ради чего это всё, чёрт возьми?! А, Амандил?

   — Молодой человек! — Ярополк похлопал упыря ладонью по щеке. — Так ты наркоман или религиозный фанатик? Что это за Амандил? Никогда не слышал... Компьютер?

   — В верованиях этой планеты нет божества с таким именем, — проинформировал глас сверху.

   — Значит, наркоман. У какой же цивилизации принята химическая телепортация?

   — Как минимум, у трех. Во-первых...

   Ярополк прервал доклад:

   — Сразу скажи, к какой принадлежит наш гость.

   — Это землянин. До сего дня они не располагали умением телепортироваться.

   «Мокошь-перемокошь! — ликовал тем временем Владимир. — Они болтают не по-русски, а я понимаю! Значит, читаются мысли-то! Только... если второй — компьютер, то как я его-то слышу?!»

   Он перенастроился на внутренний поток Ярополка: «Что за дела? Клоп привез технологию? Но зачем? Что этот обсосок здесь делает? Двигается слишком быстро для человека... Ну, укусил. Всё же яд? Но ведь люди не ядовиты... Анализатор вряд ли ошибся. Человек. Имплантанты с токсином? А что, клоп способен...»

   «Ого, а я думал, это я с катушек слетел», — отметил князь.

   — Ты точно не ядовит? — спросил Ярополк, держа голову Владимира могучими руками так, чтобы видеть глаза.

   Упырь прикинул, не переломать ли беспардонному мужику руки, и решил повременить.

   — Слушай, Ярополк, или как тебя... Я бываю ядовит, но только на словах. И не дыши мне в лицо, пока зубы не почистишь.

   Лицо мужчины исказила ярость, и тотчас произошла мгновенная трансформация: сквозь человеческие черты на миг проступили ящериные. Секунда — и наваждение исчезло.

   «Забористая дурь», — снова подумал Владимир. Он читал, что после некоторых наркотиков случаются «флэшбэки» — короткие приступы галлюцинаций. Он до сих пор не мог поручиться, бред это всё, или он действительно вывалился сюда в чем мать родила.

   Ярополк справился с эмоциями, отстранился от упыря, не выпуская его голову из рук.

   — Ты знаешь Разоряхера Иуду Каиновича?

   — Никогда о таком не слышал, — процедил Владимир. — А теперь убери руки, а то переломаю.

   Угроза не произвела впечатления на Ярополка, это упырь прочитал в его мыслях. Плюс в коридоре раздались еще чьи-то шаги.

   Решение пришло мгновенно: князь нанес удар справа по левому локтю незнакомца, тем самым освобождая голову от захвата. Хрустнуло звучно.

   И Ярополк тут же полурастворился. Не дожидаясь, что он предпримет, будучи в состоянии призрака, упырь в два прыжка оказался у окна (первый этаж, славно!), высадил его табуретом (как зазвенела сигнализация!) и отскочил в сторону, потому что ждал атаки в спину.

   Так и было — Ярополк материализовался рядом. Владимир от души пробил ему в бок, но противник уже включился в бой — успел развоплотиться, отступить на шаг в сторону и, вновь вынырнув в нормальный мир, от души ввалить князю со здоровой правой.

   Владимир воспользовался случаем: начав движение от удара, чтобы смягчить атаку, он позволил сопернику фактически выбросить его в окно. Сгруппировался, приземлился в кувырке на молодую майскую траву и задал стрекача.

   Бежал, меняя траекторию и видя, что полуразвоплотившийся Ярополк двигается следом. Жаль, что в таком состоянии соперника его мысли были недоступны для чтения.

   Расстояние, кстати, сокращалось. Князю это не нравилось: скоро он начнет уставать — «боевой режим» изматывает упыря, а он к тому же не вполне здоров, хотя и подкрепился на эльфийской территории.

   И к бабке не ходи, на звон сигнализации сейчас выскочит группа поддержки.

   «Дам быстрый бой!»

   Владимир сделал вид, что оступился, и изобразил неуклюжее падение.

   Ярополк тут же материализовался над ним, обдав волной хищной злобы, но князь уже запустил программу действий и исполнил задуманное без колебаний: резко изменил направление движения и достал противника ногой. Хлестко, с оттяжечкой, прямо «в дыню».

   Вскочил, когда соперник еще не коснулся лужайки — удар вышел воистину по-упырски сильным. Ярополк врезался в землю, подняв фонтан из вырванной с корнем травы, грациозно перекатился, оказавшись на трех конечностях. Четвертая, сломанная в локте, висела плетью.

   Да, теперь в облике противника не было ничего человеческого. Ящер. Злобный и готовый рвать и метать.

   «Наверное, я зря его разозлил», — подумал князь и тут же прочитал мысль Ярополка: «Ах ты, обезьянка! Всё-таки что-то на твоих зубах было...»

   Ящеру стало холодно, ящера дернуло судорогой.

   — Ты это... — выдохнул Владимир, примирительно выставив ладони вперед и бочком отступая к забору. — Не серчай... Ф-фух!.. Я ни тебя, ни твоего Разоряхера вообще не знаю... Честное слово... Просто случайность...

   В разбитом окне виднелась голова еще одного ящера, правда, не такого крупного.

   Потом распахнулась дверь, и на крыльце нарисовался какой-то несуразный тип с хреновиной, которая вполне могла оказаться оружием.

   — Зангези, стреляй в сволочь! — буквально просвистел Ярополк.

   Владимир тут же переместился так, чтобы типчик с хреновиной оказался за спиной ящера, и припустил к забору.

   Сиганул, не оглядываясь.

   Приземлился в какие-то кусты, продрался сквозь них, удивляясь, что так и не получил заряд в задницу. Князь ведь не знал о пацифизме Зангези, а когда из приемной до внутреннего двора добежала воинственная Скипидарья, упыря уж и след простыл.

   Он бежал через ухоженные участки, прыгая через заборы и ожидая погоню. Никто в хвост не пристроился.

   По пути пришлось вырубить одного охранника и свернуть шею злобному доберману.

   Наконец, Владимир почувствовал себя вымотанным. Он свернул в первый попавшийся коттедж и, взобравшись в открытое окно, нашел там одежду, кров и отдых в обществе одного известного модельера, чьи похороны через три дня затмили все похожие мероприятия столицы, кои имели место в течение последних лет.

   А всё потому, что творческий человек неверно истолковал костюм случайного симпатичного гостя.

   Упыри очень не любят гомосексуалистов. Здесь Амандил попал пальцем в небо.

  

  

  

Глава 29. Зангези. Грани мнемокристалла

  

   Утренняя запись. Номер 456856.

   Самоидентификация.

   Я — Зангези Абабанга.

   Я всё еще помощник ссиссов и русский поэт.

   Мне не до дневника, я безбожно пропустил несколько записей, и уже ощущаю, что трагически неправ — в эти дни надо держаться за мнемокристалл так крепко, как держится утопающий за спасательный круг.

   Когда вернулся юный Яша, я был самым счастливым существом вселенной, ибо ощущал ответственность за судьбу молодого сисса, пусть косвенную, ведь не я посадил одну хапуговку на себя, а вторую велел отнести клопу.

   Но связь!

   Это родственные узы, особо крепко стягивающие твою шею в момент, когда узнаёшь: твой брат идет на смерть, а ты будешь пользоваться благом, которое эта смерть купит!

   Роль Разоряхера — одно из самых великолепных переживаний, которых я удостаивался в жизни.

   Я люблю этого усталого мерзавца и хочу ему помочь, ибо он похож на местный деревянный дом, внутри которого всё выгорело во время пожара, и лишь какое-то необъяснимое здравым смыслом хрупкое равновесие удерживает всю конструкцию целой, но толкни — и рассыплется, рассыплется...

   Божественные русские слова!

   Вас повторяя, я словно лакомлюсь самыми прекрасными сладостями этого мира, а иной раз вы горчите, будто страшный яд, подсыпанный другом-предателем, но никогда-никогда-никогда вы не имели еще вкуса жвачки, которую жевали три часа, никогда вы не вызывали изжогу, как беляш, купленный у пухлой полупьяной торговки...

   Слова, слова...

   То рычат утробным рокотом, то еле заметно ласкают нежное нёбо, то злыми зубами вгрызаются во что-то важное.

   Если бы каждый знал силу слов, если бы экономил эти божественные патроны...

   А я?

   Разве я не проливаю трижды в день семя слов на неплодородную землю?

   На камень, коим является мнемокристалл?

   Запакую ли его в капсулу и оставлю на какой-нибудь орбите, дабы когда-нибудь новый Гагарин пока неведомой нам цивилизации подхватил его, спустил собратьям своим, а те, увы, ничего бы не поняли, ибо мнемозапись будет ими открыта только через полсотни поколений, и кристалл станет украшением в чьей-нибудь частной коллекции?..

   Соберу ли примитивное расшифровывающее устройство и перед тем, как покинуть эту удивительную планету, подкину вместе с мнемокристаллом какому-нибудь впечатлительному землянину?..

   Или разобью, как уже неоднократно случалось в чреде моих театральных перерождений?

   Не знаю.

  

   Только мнимое ощущение важности

   Придает мне многоэтажности, хи-хи...

  

   Мчится пылинка в космосе, думает пылинка, что хоть что-то да имеет значение.

   Надо будет написать об этом стихотворение срамного свойства.

   Ибо Разоряхер тянет вожжи моего ума, направляя бег мысли на темные поля порока.

   Юный сисс спит, Оборонилов читает какую-то сиюминутную беллетристику, Скипидарья наводит красоту, перед которой должны седеть убийцы, Эбонитий наверняка крутит гайки, — рутинное утро.

   Если бы не создание, которое прибыло вместе с Яшей!

   Я хочу ее, я хочу ее, звезды небесные, как же я ее хочу!!!

   Мало восклицательных знаков.

   Ах, я порочная пылинка, застрявшая в лапте всевышнего!

   Но Соня — она Мармеладова наших дней, государи мои!

   Это модифицированное клопоидолами существо — искалеченное, изломанное и оттого бесконечно прекрасное внутри.

   Она бесподобна и внешне, и хотя я не вылезавр, я хочу обладать ею, и мне больно, ведь она дала согласие молодому Яше...

   Сердце мое разбито, кровью выходят из него стихи.

   Но сейчас не о них!

   Прошло так много времени, в моей внутренней вселенной, которую порабощает липкий клопоидол, столько всего случилось...

   Он ненавидит жену.

   Он люто, начерно ее ненавидит.

   Так ненавидят собственное лицо, на котором вдруг проступает уродливое пятно.

   Так ненавидят своего ребенка, который вырос и отнял твое жилье.

   Так ненавидят руку, которая промахнулась и умертвила дорогого человека, а не захватившего его разбойника.

   И он отсек бы руку, изрезал бы ножом лицо, убил бы ребенка — вот как ненавидит свою жену Разоряхер.

   Во мне звучал не один монолог, способный украсить драму и свести с ума половину актеров, которые дерзнули бы раскрыть образ героя.

   Как он ее только ни называет про себя: адская тварь, жирная подстилка, тупая давалка, безмозглая многодырка...

   Насчет последнего он, кстати, сам виноват, ну, не про безмозглость, а про многодырочность.

   Клопы — ужасно похотливые создания (о, кто бы говорил, кто бы говорил, Зангези!), кои спариваются до двухсот раз в сутки и не особо ищут вагину, да простит меня за эту подробность структурная решетка мнемокристалла.

   Половой орган самца остр, словно копье, клоп протыкает самку там, где получится, не тратя время на прелюдии при свечах.

   Страшись, всякое существо, ибо семя клопа, попадая в кровь самки, не отмирает всё, многие гаметы сохраняются и ищут вожделенные яйцеклетки.

   Морщись, пуританин, ибо клопы вступают в связь с самкой только в тридцати случаях из ста: пятьдесят соитий происходят меж самцами, а еще двадцать — с особями иных видов, так что я бы к клопу спиной поворачиваться не стал, и... надо обязательно спросить юного сисса, было ли у него с Разоряхером, хи-хи...

   Гадкие создания эти паразиты, ведь даже когда самец покрывает самца, его сперма не погибает, а собирается в семенных протоках пассивного дружка и потом участвует в гонке гамет, которую затевает этот бедолага с кем-нибудь еще.

   Милые мои приматы с планеты Земля, присядьте, если вы стоите, ибо ваши постельные клопы ведут себя точно также!

   Представляете, что за жизнь кипит у вас под боком?

   Зангези, Зангези, ты слишком возбудился, дружок мой.

   Соня стоит перед моими глазами, и кое-что еще стоит ниже живота.

   Никогда не отдам этот кристалл в чужие руки.

   И в знакомые тем более.

   Ой, пора!

   А я так ничего толком не рассказал, несчастный поэт.

   Конец записи.

  

   Послеобеденная запись. Номер 456857.

   Я по-прежнему старина Зангези Абабанга.

   И... о, что было!!!

   Что было!!!

   Сегодня в комнате юного Яши материализовался чужак.

   Чужак-человек, как я его назвал бы.

   Контур безопасности, настроенный на изменения объема и количества вещества в доме, зазвенел, словно пожарная тревога, и Оборонилов бросился в бой.

   Славный вылезавр думал, что Яшу настигает месть клопа.

   Но пусть меня сожгут, как ведьму, или утопят, как неплательщика, или повесят, как объявление о скидках, если гостем оказался не герой моих стихов!

   Я увидел его обнаженным, уже во дворе, когда решил принести Оборонилову оружие.

   Ненавижу оружие, многие сотни раз об этом говорил.

   Минуты текли, а я не мог прикоснуться к лучевому ружью Оборонилова.

   Моя рука должна была взять эту гадость и дать ее тому, кто, вероятно, не станет раздумывать об этике убийства.

   Сколько доводов я привел в пользу того, чтобы помочь вылезавру!

   Но ведь согласно репортажу компьютерной системы незваный визитер никого не убил и старался уйти от прямого боя с Оборониловым...

   Только когда они начали драться, я наконец-то решился.

   Стоя на крыльце и держа ружье на вытянутой руке, как, вероятно, держат мертвую кошку, я смотрел на обнаженного примата — высшего примата и кровопийцу, который спаривался в моих снах с великолепной богиней жизни, наполняя этот мир новой энергией.

   Он убежал, сверкая белой задницей, а я стоял пораженный в свое поэтическое сердце: непросто пережить явление героя твоих сновидений, коего никогда в жизни не видел, и, помнится, я ему крикнул: «Постой!», но его великолепные булки канули за забором.

   Нет-нет-нет, старина Зангези, ты становишься слишком клопом...

   Вот уже и на булки заглядываешься.

   А тут еще Соня.

   Она перепугалась, бедняжка, и спряталась под кровать, впала в спасительное оцепенение (рептилии защищают свой разум при помощи ступора).

   И, видят мои создатели, когда я пришел по приказу гневного Оборонилова, дабы проверить, всё ли у Сони в порядке, был соблазн воспользоваться ее беспомощным состоянием.

   Я развратник, пошлый развратник!..

   Но кто бы видел, как вампирский укус подействовал на вылезавра!

   Это была феерия: впрыснутые соки проявили себя не сразу, а самого-то упыря моих грез так и вовсе стошнило, и мне пришлось убирать его вполне реальную кровавую блевотину, но я не о том, я про Оборонилова.

   Он стал остывать!

   Когда они остывают, они становятся медленнее, и мое появление на крыльце, вот смех-то, спасло вылезавра от поражения.

   Долгих четверть часа он стоял, а остекленевшие глаза его смотрели внутрь истины истин.

   Я смиренно ждал, чем закончится борьба организма и вампирских соков, гадая, вольный ли я актер, или мой контракт с этой труппой еще в силе.

   Оборонилов пришел в себя рассерженный и униженный, как мне кажется.

   Если гнев начальника вспыхнет на тебя, то не оставляй места твоего, ибо кротость покрывает и большие проступки, написано в одной из местных духовных книг.

   Это мне Эбонитий зачитал на досуге.

   Поэтому я не буду останавливаться на выволочке, кою получил от вылезавра.

   Мысль и так скачет прихотливо и внезапно, я до сих пор в смятении.

   Подлинное чудо — предсказать кого-то во сне.

   Стихи сегодня все какие-то непонятные.

   В голове звучит музыка нашего русского композитора-чародея Мусоргского.

   Перед глазами — образ Владимира.

   Я специально скудно пообедал, дабы не спал мозг, но мало преуспел — привычка органов сильнее умственных уловок.

  

   В моей руке — орудие убийства,

   В моей душе — прорехи пустоты.

   Я понимаю муки кровопийства,

   Я принимаю муки кровопийства,

   И падаю в колодцы черноты.

  

   Беда моя не в том, что я философ,

   Оставшийся ребенком до седин,

   А в том, что в заклинаниях вопросов,

   В лукавых заклинаниях вопросов

   Таится лжи двуличный господин.

  

   Неправильно задать — уже полдела,

   А правильно ответить — дело всё.

   Не для того душа моя потела,

   Не для того она мой стыд терпела,

   Чтоб нынче наплевали вы в нее.

  

   Бессильная муть!

   Пачкотня унылого графомана!

   Зангези, где твой талант и где твоя вера в великое дело поэзии с самой большой буквы?

   Что за фарш выходит из мыслерубки твоей головы?

   Ах, ты взволнован?

   Иди-ка ты на хрен!

   Работай, комбинизомби дубовый!

   Конец записи.

  

   Вечерняя запись. Номер 456858.

   Я хочу закончить о Разоряхере и его жене.

   Он ее ненавидит самой ненавидящей ненавистью, я, кажется, об этом говорил.

   Он презирает ее, он плюет на нее, он испражняется на нее с башни своего самомнения.

   Он... он ее бесконечно любит.

   Здесь самый страшный парадокс этой роли, этого характера, парадокс, коему не суждено стать предметом гласности, ибо клопоидол — существо скрытное и трехдонное.

   Но он ее боготворит.

   В тот момент, когда она падет от его руки (буде до этого дойдет), та же рука сокрушит и Разоряхера.

   Если ее настигнут охотники-вылезавры, клопоидол даст им бой — неравный, отчаянный и оттого сверхопасный для моих нанимателей и партнеров по сцене.

   «Я врал слизняку, — думает Разоряхер, — насчет того, что плюю на свою жизнь, она нужна мне, нужна, пока не родит моя дура».

   Я докладываю Оборонилову обо всех таких мыслях и о финальной акции, кою затевает наш враг.

   Наш враг и мое очередное я, брюзжащее в голове.

   От любви до ненависти один шаг, говорят люди, а я вижу, что в душе Разоряхера от любви до ненависти ни миллиметра, они срослись в сверхчувство, и это мое соображение странным образом встревожило вылезавра.

   Скоро клопохозяйка родит.

   Скоро закончится наша драма об охотниках.

   Кончики моих пальцев покалывает, в носу щекочет, и хочется по маленькому — это ощущения мальчика, который, играя в прятки, затаился в шкафу и, изнывая, ждет развязки.

   Ах да, сегодня вечером проснулся наш хапуговичный герой, молодая надежда Оборонилова.

   То-то будет хлопот последнему!

   Кто видел божественную Сонечку, тот без труда определит характер ее метаморфоза.

   А кто видел и спящего красавца Яшу, тот легко опознает и в нем структурные изменения.

   Нас ждет такая любовь, какой здесь не видывали!

   Ну, ладно, остались вечерние уборочные делишки и гигиена.

   До скорого, кристальчик!

   ...Да, и подрочить придется от избытка чувств.

   Ой!

   Конец записи!

  

  

  

Глава 30. Марлен. Время решений

  

   К вечеру появился Владимир. Марлен и Светлана, вынужденно согласившиеся погостить в его детинце и сидевшие в зале, узрели то ли киношного сутенера, то ли не скрывающегося гомосексуалиста, в котором с трудом признали князя.

   — Ничего смешного, — раздраженно сказал он, снимая фиолетовый пиджак. — Просто другой одежды не подвернулось.

   В гостиную стремительно вошел Бранислав.

   — Княже! Слава Велесу!

   Он распахнул объятья, но затем перевел радостный взгляд с лица Владимира на одежду и скоропостижно растерял энтузиазм.

   — Что они с тобой сделали?!.. — выдохнул дядька.

   — Полно те, Бранислав! — Князь отмахнулся. — Как нянька, заохал. Так, потыкали иглы под ногти, побили слегка. Ничего анального.

   Дядька насупился, запыхтел.

   — У вас всё более-менее, — обратился Владимир к Марлену со Светланой. — Пойду, приведу себя в порядок, и поедем к Бусу. Он уже ждет.

   Полукровка и его девушка переглянулись.

   — Ну, ладно вам. — Князь поморщился. — Я же не приказываю, а прошу. Нам сейчас лучше быть всё-таки вместе. А что так прозвучало — простите, я с устатку.

   — Хорошо, — буркнул Марлен.

   В машине почти не говорили. Почти на подъезде Владимир отпустил комментарий:

   — Батя у тебя, Марлен Амандилович, просто зверь, как я убедился. Держал при себе штатного маньяка-истязателя...

   — Держал?! — спросил полукровка.

   — А! — Князь прочитал его тревожные мысли и хмыкнул. — Жив твой родитель, не волнуйся. А вот жирному идиоту с инструментиками я прописал полную амбу. В общем, твоя родня по отцу — категорические засранцы.

   — Зато ты весь в белом и обтягивающем, — проворчал Марлен, чувствуя себя не то чтобы предателем, скорее, болтуном, который выметает сор из избы, а вместо помела у него — язык.

   Впрочем, он уже не сомневался в своем выборе: эльфы были ему чужими, причем садистов среди них было действительно много. Он подумал о тех, кого не считал задницами. Старый учитель, не питавший к нему ни презрения, ни жалости, а принимавший его как есть... Девочка-эльфийка, с которой ему довелось танцевать на празднике... Но она сама была изгоем, какая-то запутанная история с позором рода и прочими извечными снобистскими заморочками остроухих...

   Он оборвал себя и стал читать Маяковского: «По морям, играя, носится с миноносцем миноносица. Льнет, как будто к меду осочка, к миноносцу миноносочка. И конца б не довелось ему, благодушью миноносьему...»

   Светлану он проинструктировал раньше, и она вперила взгляд в покетбуковую Донцову. Марлена, конечно, скрутило при виде такого чтива, но лучше уж травить телепатов этой гадостью, чем раскрывать перед ними душу.

   — Да зря ты так, — с досадой сказал Владимир. — Мы редко лезем под чужую черепушку. Во-первых, это поначалу интересно, потом наедаешься. Во-вторых, зачем мне ваше грязное белье? В-третьих, читай стихи дальше, не отвлекайся, очень интересный рисунок.

   Вот и верь после такого в остальные пункты.

   Доехали, оставили Бранислава в гостиной, сами спустились в роскошный подвал. Бункер что надо, Гитлер бы позавидовал. Даже фальшивые окна с имитацией натурального пейзажа наличествовали.

   Хозяин встретил гостей в просторном зале без семилучевой эмблемы.

   Бус Марлену не понравился.

   Востроухов успел пожить и повидать многих людей, в том числе тех, чья власть или иная сила приближалась к безграничной. В Белояре безошибочно угадывалась сверхмощь, притом холодная и отстраненная, будто носителю давно уже наскучили люди, мир и он сам. Похожие ощущения, наверное, возникают рядом с атомной бомбой. Ну, разве что, она чуточку человечнее вампирского князя.

   Разумеется, Бус мгновенно распознал, какое впечатление оставил, и, глядя Марлену в переносицу, сказал:

   — Так или иначе, нам придется друг друга терпеть, Марлен Амандилович. — Он обратился к Свете. — Думаю, вам не интересны наши дела, и предлагаю воспользоваться гостеприимством...

   — Я предпочитаю быть с Марленом, — перебила девушка. — Востроухов, дай сигаретку, будь другом.

   Бус посмотрел на нее пристально и с легким намеком на интерес.

   — Мы теряем время, — раздраженно сказал ему Марлен, передавая пачку и зажигалку девушке.

   — И то верно, — задумчиво проговорил князь князей. — Давайте присядем.

   Они расположились в старинных креслах перед не менее антикварным столиком. Света закурила.

   За всё это время Владимир не сказал ни слова, и Марлен понял, что они общаются с Бусом телепатически.

   А еще подумал: если бы Владимир не наводил по пути критику на Амандила, то первое впечатление о Бусе могло бы быть и помягче.

   Посидели, помолчали.

   Потом Белояр хлопнул в ладоши и напористо начал:

   — Итак, пока у Марлена Амандиловича не иссяк запас Маяковского, а Светлана не досчитала до тысячи, между счетом выдавая то, чего не хотела бы выдавать, давайте подведем стратегические итоги.

   Востроухов и его спутница бросили заниматься ерундой и обратились в слух.

   — Что мы узнали о врагах? Они умеют перемещаться, ориентируясь на уникальную картинку или надпись. Тебе, Володимир, вовсе повезло с этим Рэмбой, или как его там... Прибывают голыми, что хорошо. Было бы хуже, если бы они поперли вооруженными. Мне тут довелось отмахиваться от толпы ваших. — Бус посмотрел на Марлена. — Да, да, не ваших, понимаю. Но я бы на месте вашего отца (быстро же на вас зарастает, надо заметить) устроил бы оружейку не слишком далеко от Москвы, а то и в самой. Хотя спешно ввезти и держать оружие в столице, конечно, хлопотно. Получается, с одной стороны, нам безопаснее было бы переместиться ближе к центру, но при наглом нападении с использованием наемников или собственных вооруженных бойцов, мы, даже если не понесем ощутимых потерь, будем скомпрометированы или даже рассекречены. Главная моя думка сейчас о том, что нас в любом случае постараются вытянуть за ушко да на солнышко.

   Князь князей улыбнулся, ему ответила только Светлана, да и то с особой какой-то кривизной улыбки — этакая Джоконда, замышляющая геноцид.

   — Нет-нет, девица, чего удумала! В буквальном, говорит, смысле. — Бус отмахнулся от Светы, глядя на Марлена. — Мы повременим. Значит, имеем две угрозы: атака извне и провокации с целью рассекретить.

   — Вас еще изнутри пытались достать, — заметил Марлен.

   — Боюсь, в помещениях, куда способны попасть эльфы, сейчас чрезвычайно высока концентрация сильнейших отравляющих веществ. — Белояр развел руками.

   Востроухов мельком отметил, что упыри не трясутся над своими символами и вполне спокойно отнеслись к прорыву врага к святыням. То ли дело киношные вампиры, которые ведут себя, словно дети, испытывая к бессмысленным вещам иррациональную привязанность. «Наверное, в глазах киношников так выглядит патриотизм», — решил Марлен.

   — Да и не полезут они, — прервал его размышления князь князей. — Давайте, переберем их знания. Что они выяснили? Мы живем скрытно. Мы пьем кровь. При укусе жертва теряет волю к сопротивлению. Они знают, что после укуса будет приступ зуда. Нас трудно убить. Они видели нас в деле и понимают, насколько мы быстры в бою. Один из них, пока что самый опасный, скорее всего, наблюдал за моей работой. Я двигаюсь раза в два быстрее тебя, Володимир. Пусть думают, что нас таких много. Так что вряд ли они предпримут вылазки голышом... Что еще?

   — Я сделал вид, что боюсь света, — добавил Владимир. — Они поверили и спешно заволокли меня в помещение. И, кроме того... Мне показалось, что тамошнее солнце не такое злое. Было бы интересно узнать, как оно подействует на... Ну, понимаешь.

   Бус кивнул и обратился к Востроухову:

   — Теперь главное, о чем я хочу вас, Марлен Амандилович, спросить. Так уж случилось, что вы единственный специалист по нашему врагу. Первый вопрос. У меня была схватка с одним особенным эльфом. Три шрама поперек лица, здоровенный, как лось, и очень умелый. Подстрелил, представьте себе, а потом в два приема продырявил ножом печень и артерию. Если бы он был чуточку осведомленнее, я бы сейчас не наслаждался нашей беседой... Что ж, я вижу в ваших мыслях, что вы не знаете такого бойца.

   — Через мое представительство не проходил, это факт, — подтвердил Марлен. — А из здоровенных...

   — Вот те на! — воскликнул Белояр, выхватив нужный образ из памяти полукровки. — Да это же наш пропавший сибиряк! Где же он так морду располосовал?..

   Князь князей показал пальцами на лице, как пролегли шрамы.

   — Медведь, — предположил Владимир.

   — Может быть... — Бус прищурился, словно высматривал где-то в далекой Сибири, как это могло случиться. — Этот, я так понял, упорен. Вполне мог подготовить несколько схронов. Настоящий головорез. Ну, добро. Есть от чего плясать. Второй вопрос, Марлен Амандилович. Нам нужна своя точка входа в мир эльфов.

   Востроухов растерялся.

   — Не буду вас томить, — продолжил Белояр, впрочем, дав понять, что разочарован недогадливостью собеседника. — Нужно подобрать уникальное место, которое вы хорошо знаете и можете воспроизвести важный его признак. Примерно как эльфы воспользовались нашим символом.

   До Марлена дошло. Да, верно. Если атаковать, то в новом направлении. Эх, засиделся он в представительстве, заплыл мозг жирком...

   — От вас, разумеется, нужно не одно местечко, а максимально полный список точек, какие вы можете обозначить этим вашим капканом из рун, или как там вы его называете. Если ваш отец не дурак, а он точно не дурак, то он предвидит наше желание получить преимущество в их владениях. Мы с Володимиром сейчас пойдем, а вам принесут бумагу и ручку. Согласны?

   — Да. — Мысль Марлена уже начала работу.

   — Конечно, идеальны места без... безэльфные, скажем так. Чтобы одежду раздобыть, оружие, хотя это я уже слишком размечтался... И чтобы недалеко от места, где у них хранится дурман для путешествий. Наша первая цель — обзавестись «транспортом».

   — Понял, понял, — раздраженно пробормотал Марлен.

   — Часа три хватит?

   — Угу.

   — Ну, добро.

   Бус и Владимир встали и ушли.

   Полукровка закрыл глаза, сомкнул пальцы рук в замок и расположил его на затылке, потянулся и откинулся в кресло.

   — Востроухов, — окликнула его Светлана, и голос ее был тих, но требователен. — Ты им всё сдашь?

   Марлен резко раскрыл глаза, расцепил руки и сел прямо, не сводя взгляда с подруги.

   — Свет, а ведь я об этом мечтал двадцать юных лет, — произнес он со спокойствием маньяка. — Двадцать драных лет я каждый вечер засыпал в эльфийской школе, проглотив ежедневную порцию говна и ожидая очередную подлость, которую «истиннорожденные» (они так себя называли, а меня, естественно, полукровкой), так вот, ожидая, как я уже сказал, милый розыгрыш, который «истиннорожденные» припасли на глубокую ночь. Ну, в начальных классах так, по мелочи, — ушат лягушек под одеяло или одежду сожгут. А в старших и пожестче было.

   — А что ты?

   — Колотил их по одному. — Марлен улыбнулся. — А потом они все колотили меня.

   — А потом? — В глазах Светланы стояли слезы.

   — А потом я лечился, выходил из лазарета и колотил их по одному. И так могло продолжаться долго, затем пауза (нас разнимали и наказывали всех). И до следующей крупной проказы моих возлюбленных однокашников.

   Молодой на вид упырь зашел в комнату, положил ручку с несколькими листами бумаги на столик и глухим баритоном проговорил, указывая в угол:

   — В комоде вы найдете напитки.

   — Спасибо, — сказал Марлен.

   Упырь удалился.

   Востроухов отправился к комоду и невольно им залюбовался: красивые старые вещи почти осязаемо излучают особую энергию. Провел рукой по резьбе на дверцах.

   — Знаешь, мне всегда было обидно за нас, за русских людей, — произнес Марлен.

   — Русский эльфийского происхождения, — с неясной ему обидой прокомментировала Света.

   — Да хоть нигерийского. — Он справился с накатившим гневом, мягко стукнул кулаком по верху комода, открыл дверцу. — Мартини с соком? Водка? Коньяк?

   — Коньяк без закуси — это как смех без причины.

   — Здесь шоколад.

   — Тогда давай. И не забудь досказать, почему тебе обидно за нас, за русских людей, — продолжила язвить Света.

   Востроухов вернулся к столику с бутылкой «Мартеля», двумя стаканами и плиткой горького шоколада. Разлил, разломил закусь, не распаковывая, и только затем разорвал обертку.

   — Итак, почему мне обидно за нас, за русских. Мы не ценим свою историю, вот почему. Посмотри на этот комод, на кресла, на столик. Это всё — наше, сделанное здесь, русскими мастерами. Еще при царе. Вон те вензеля — отвратительная подделка под итальянцев. Когда-то от этого комода ценителя тошнило, а какой-нибудь невежественный толстосум заплатил бы золотом. Сегодня эта вещь охренительна, несмотря на то, что ее ваяли крепостные мастера без специального среднего образования а-ля ПТУ.

   — Коньяк испарится, — вставила слово Света.

   — Следи за мыслью, женщина! — с притворной грозой в голосе ответил Марлен. — В России ужасающе мало старых вещей. Это парадокс: казалось бы, шмотки никто не выбрасывает, а бабушкины сундуки куда-то испаряются. Найти что-нибудь, оставшееся от прадеда, почти невозможно. Я, конечно, утрирую, чтобы вычертить общий смысл. Никто не теряет свою историю беззаботней и быстрей нас.

   — Вещи еще не история. И вообще, сейчас историей станет коньяк, если мы не выпьем.

   — Тогда за память.

   — Да хоть за видеокарту.

   Востроухов скорбно выпил.

   Светлана выпила зло.

   Некоторое время хрумкали шоколадкой.

   — Отношение к вещам — индикатор отношения к истории, — назидательно сказал Марлен. — Нельзя долго помнить то, что невозможно потрогать. Портреты, фотографии, дедовы награды, бабкина вышивка, кортик прославленного предка, пуля, вынутая из груди прадеда... Это всё и есть твоя история, а не хрень, которую пишут в учебниках.

   — Ну и где кортик твоего прадеда? — подковырнула девушка.

   — У моего прадеда по материнской линии не было кортика, потому что он был крепостным. А прадед по отцу, старый козел с лощеной мордой, заседает и по сей день в эльфийском совете старейшин и решает, как будет развиваться искусство игры на струнных инструментах в ближайшее столетье. Очень важная историческая роль.

   — К чему ты это всё рассказываешь?

   — К тому, что я знаю, куда мы отправимся с моими кровососущими друзьями.

   Светлана застыла, едва не открыв рот от удивления.

   — Ты отправишься... туда?!

   — А кто ж ляхов до Москвы кроме Сусанина доведет-то? — Марлен подмигнул. — Не пугайся, я еще не в таких переделках бывал.

   — Гад ты, Востроухов...

   Она плакала, спрятавшись у него на груди.

   А он наконец-то почувствовал себя предателем — предателем девушки, которую любит.

  

  

  

Глава 31. Яша. Остекленеть можно!

  

   Просыпаться от анабиоза — это, мое вам откровение, штука гадкая.

   Несколько часов ты бредишь, то увлеченно участвуя в каких-то нереальных событиях, то отстраненно наблюдая, как сознание будто бы проламывает слой ледяного беспамятства. Даже не проламывает, а давит, греет, точит, простукивает, ища слабину этого толстого пласта.

   Лабиринты бреда были настолько причудливы и бессмысленны, что я не рискну пересказать хоть какую-нибудь мало-мальски простенькую ветвь глюков. Мне интересна двойственность положения разума, переживающего пробуждение от анабиоза: ты словно и внутри событий, и одновременно смотришь на них чуть сверху и со стороны. Каждый миг ты и там, и тут, и даже когда этот навязчивый сон ведет тебя тропой триллера, ты и боишься, и не без иронии оцениваешь разворачивающийся перед тобой спектакль.

   Когда я, наконец, прорвался в явь, первым, что предстало предо мной, было любопытное лицо Зангези. Оказывается, он здесь дежурил по распоряжению Ярополка Велимировича. Или по своей инициативе, я так и не понял.

   Комбинизомби с жадностью расспросил меня, каково это — впадать в летаргическую спячку, и я порадовал его цветастым рассказом о бреде. Особенно Зангези очаровался байдой про спектакль глюков, где ты и действующее лицо, и наблюдатель. Он вообще, как я погляжу, неровно дышит к театру. Ох, уж этот наш тишайший комбинизомби...

   Тем не менее, я ему благодарен. За разговор, за необходимость формулировать. Ум чрезвычайно долго и нехотя обретал обычную силу, а медленность и примитивность мышления меня всегда злит.

   Потом в припадке благодарности я подумал, что, в сущности, скверно знаю старину Зангези. Мы все относимся к нему как к интеллектуальному помощнику, этакому дворецкому вроде развитой компьютерной системы — услуги принимаем, мнения не спрашиваем. А ведь он-то, хоть и генный проект ну-вы-и-странников, но живой разум. В общем, пришла моя очередь задавать вопросы.

   Оказывается, у меня был странный посетитель, и даже случилась своего рода драка, в которой чуть не сплоховал самолично шеф. Комп дал голографическую картинку. Совершенно незнакомый человек. То есть, вампир.

   Вы, люди, меня удивляете. Еще и вампиров в своей среде воспитать смогли и прячете. Мне, прибывшему сюда из другой галактики и повидавшему разное, истории о кровососах казались местными сказочками. Но космос велик, контексты бесчисленны. Значит, бывает и не такое.

   Телепортация тоже поразила. Данных, естественно, мало, а факт налицо — не было гостя, и вдруг появился. Неужели работа с контекстами как-то завязана на кровопийство?!

   Странные вы зверьки.

   Затем я вспомнил наконец-то, как докатился до нынешнего состояния. Ну, то есть, про хапуговки и Разоряхера.

   — Так ты слышишь мысли клопоидола? — ненавязчиво поинтересовался я у Зангези и получил в ответ целый пятнадцатиминутный монолог, какой это неожиданный и сложный опыт, и насколько информация из головы клопапы помогает шефу.

   Я покорно делал вид, что крайне заинтересован в откровениях Зангези, а сам думал и думал о Соне, об этом цветке в пустыне скорби, о прекрасном роднике в лесу забвения. Хе-хе, купились? Думаете, Яша поэт? Ни на секунду нет!

   Тьфу, рифма получилась...

   И Соня казалась мне в те минуты то ли настоящей, то ли порождением долгих сновидческих скитаний. Чертов анабиоз! Признаться, блуждая по дорогам бреда, я потерял связь с миром настолько, что засомневался в реальности Сони. Я помнил, как говорится, чудное мгновение. Я даже мог ручаться, что сделал ей предложение. Но наяву это случилось или во сне? Я, честное слово, не знал ответа на этот вопрос

   Зангези всё молотил языком про «липкое сознание Разоряхера», и я вспомнил, что сам подключен к голове Оборонилова. Попробовал включить трансляцию. Тишина.

   Опять попытался. Снова ничего.

   Тишина стала какой-то всеобъемлющей.

   Я поглядел на Зангези и понял, что он заткнулся и с любопытством смотрит огромными своими глазищами на меня.

   — Я заметил у себя небольшую пропажу, — доверительно произнес комбинизомби. — И, имея несколько предположений, могу сказать, что... — Тут он сделал паузу, подбирая слово. — Что некий прибор при длительном отключении центральной нервной системы носителя теряет свои передающие свойства и отмирает.

   — На редкость удобный прибор, — пробормотал я.

   — И на том конце тот же результат, — добавил Зангези, хитро прищурившись. — К счастью Ярополка Велимировича. Было интересно?

   Вот так стервец наш ассистент! Раскусил меня, как сыщик!

   Я честно поведал ему, что не успел в полной мере насладиться обществом шефа в своей голове, скорее, наоборот — едва не погорел из-за несвоевременных подключений.

   — Надо было инструкцию читать, — наставил меня на путь истинный комбинизомби.

   Задним умом...

   Я аж зарычал.

   Поверьте, вылезавры могут и рычать.

   Зангези спасло то, что в мою юдоль медицинской скорби пожаловала сама Соня. Я мгновенно забыл о проницательном зануде и расцвел похлеще тюльпана.

   С появлением в моей комнате Сони всё встало на место. Ее прохладная лапка коснулась моей, я ощутил не передаваемое по-русски блаженство.

   Я даже задышал чаще и полнее. Мне вспомнились долины родной планеты, те самые, в которые удаляются новобрачные на медовый месяц...

   — Пожалуй, я позову Ярополка Велимировича. — В голосе Зангези звенела тревога, но я не придал ей значения.

   Передо мной явилась моя идеальная половинка, моя богиня, сошедшая в мир из великого океана любви! Скулы ее, казалось, раздались еще шире, цвет глаз стал янтарным... О, моя драгоценная Соня!

   Внутри меня всё горело.

   — Лежи, не волнуйся, — прошелестел ее волшебный голос, заставляя меня содрогнуться до самого кончика хвоста.

   В комнату грузно вбежал шеф.

   — Так! Соня, пожалуйста, в свою комнату, — скомандовал он. — Яша! Давай подумаем о наших следующих действиях против Иуды. Сконцентрируйся!

   — Да что это с вами?! — вспылил я, выпуская струю огня из пасти.

   С потолка тут же полилась вода — сработала пожарная система.

   И тут до меня дошло.

   Великие праящеры! Я же метаморфировал!

   О, дорогие мои высшие приматы, вы, конечно, сейчас обзавидуетесь, но драконы сношаются феерически.

   Да-да, когда у нас брачный период, мы переживаем метаморфоз — особые железы, которые в обычном нашем состоянии еле заметны, претерпевают гиперразвитие. И вуаля, как говорят французы, — перед вами огнедышащий ящер. Он же вылезавр. Он же, в медовый период, дракон.

   Крыльев, конечно, нет, но мы — трансформеры. Можем и отрастить, если сексуальные фантазии увлекут нас в небеса. Кстати, надо обязательно попробовать.

   Так вот почему я сейчас дымлюсь, как вулкан!

   Так вот почему скулы моей ненаглядной столь эротично расширены!

   Я посмотрел на Сонечку по-новому.

   Она зажимала свой ротик ладошкой, и, клянусь, из уголков ее губок струились возбуждающие струйки дыма.

   Она, я, дождь из-под потолка... и Оборонилов.

   — Соня! — властно крикнул он. — В свою комнату, бегом! Долбанная молодежь!

   Моя очаровательная драконочка залилась краской стыда и побрела прочь.

   Мой вздох тоски совпал с выбросом еще одного факела. Потолок стал черным.

   — Прими это! — Шеф протягивал какую-то таблетку.

   Сзади уже топтался Зангези со стаканом минералки.

   — Что это? — просипел я, заполняя комнату первоклассным дымом.

   Дым был черный, потому что я испытывал досаду по случаю разлуки с любимой.

   — Ингибитор, дурень, — проворчал Оборонилов. — Как же не вовремя, мать моя ящерица!

   Я послушно проглотил таблетку. В организме сразу заурчало — сильный препарат, однако... На меня постепенно навалилось вселенское успокоение. Безразличие достигло высшей отметки пофигизма. Всё стало настолько не важным, что даже думать расхотелось. Похоже, меня снова загоняли в беспамятство.

   — Вот где я вас должен разместить? — сокрушенно вопросил шеф. — Вы же полгорода спалите... Зангези, пойди, отнеси таблетку и ей, что ли...

   Ярополк Велимирович передал ему белую шайбочку, проводил его взглядом, и вновь обратил всю тяжесть внимания на мою скромную персону.

   Мне же было попросту по фигу. Я знал, что действие таблетки рано или поздно пройдет, и тогда мы соединимся с Соней в огненном смерче любви. И горе тому, кто захочет нам помешать.

   Ловкий всё-таки товарищ мой шеф: поймал в самом начале. Теперь, когда безразличие придавило эмоции, я смотрел на ситуацию отстраненно и ясно видел, что минута-другая, и не помогли бы никакие таблеточки.

   — Отвезите нас за город, — сказал я, зевнув.

   — Академик! — саркастически произнес Оборонилов. — Куда? В леса Подмосковья? Погода сухая, вы там такое устроите — этот их МЧС повесится. В полном составе!

   — Ну, тогда в горы.

   — С удовольствием скинул бы вас с вертолета в кратер какого-нибудь потухшего вулкана. — Ярополк Велимирович присел на край кровати. — Только далековато вулканы-то, не довезу.

   — Шеф, я засыпаю, — я блаженно улыбнулся, потому что мне было, не побоюсь повториться, по фигу, а наставник так неподдельно волновался, просто цирк.

   Нет, я отлично его понимаю: пара любящих вылезавров — это катастрофа. Природа наделила нас многими непривычными прочим видам особенностями. Например, получать из атмосферы промышленные объемы водорода и воспламенять его на выдохе. Такого «В мире животных» не увидишь.

   Проснулся я внезапно.

   Рядом дремала царица моих грез (и вообще, простите мне эти пошлые эпитеты, так я глумливо описываю подлинные чувства). Свежий утренний ветерок задувал мне в глаза песчинки. Фу, бяка!

   Я сел и огляделся. Мы лежали на песчаном острове. Ярополк Велимирович всё устроил по высшему разряду, остается лишь в очередной раз поразиться великолепному рассудку шефа. Река и специально намытый добытчиками песчаник. Не для нас специально намыли, а чтобы отгружать строителям, разумеется.

   Интересно, Москва или Ока? Думаю, нас везли сюда всю ночь. Вон, моторная лодка к берегу привязана. Наверняка мы сюда на ней приехали.

   Вокруг — никого. Или мои друзья тактично спрятались.

   Я развернулся к моей Сонечке, лизнул ее в подбородок, пощекотал веки...

   Она распахнула бездонные глаза, в каждом из которых вращалось по галактике и отражалось по влюбленному Яше.

   Вокруг нас запахло озоном.

   И через несколько мгновений начался пламенный танец любви.

   Если вы хотите подробностей, то вот вам кукиш. Я же не расспрашиваю, как вы пыхтели, что шептали, куда совали язык и пристраивали гениталии, насколько активно ворочались в постельке и через сколько секунд виновато чмокали партнершу, мол, прости за скорострел, надо чаще встречаться...

   Я сволочь и язва, знаю-знаю.

   Вечером мы лежали с ней в метре друг от друга, замерев, словно древние изваяния, на большом остывающем куске стекла. Именно так теперь выглядел наш уютный остров.

   Нас фотографировал судорожно и жадно какой-то олух царя небесного. В камуфляже, с удочками и недешевой камерой. Велосипед валялся поодаль. Рыбачок, блин. Не знаю, что он там наснимал с берега. Может быть, его привлекала вода, кипящая возле нашего островка. Пар поднимался — мое почтение. Возможно, этот папарацци околачивался здесь давно и захватил огненное шоу, не знаю. Нам было не до этого. Мы готовились ко второму, кхм, акту нашей любовной драмы.

   Я знаю, найдутся буквалисты, которым неясно, почему мы не сгорели в собственном пламени, да и откуда у нас такая энергия. Ну, ребятки, когда-то люди вроде вас не знали, почему солнце всходит и заходит.

   Любовь между вылезаврами — это высшее переживание опыта расширения контекста, когда ты и здесь, и шире, и одновременно растворен в объекте своей страсти.

   Не умею сказать лучше. А значит, сойдет и так: толковый додумает, глупый в очередной раз обидится.

   А обижаться не на что. Просто один втюрившийся огнедышащий ящер приобрел первый сексуальный опыт.

   Занятно устроена жизнь. «Зной любви», «пылать любовью» — что для вас просто метафоры, то для вылезавров буквальные понятия.

   — Я хочу сочетаться с тобой законным браком, — промолвила моя красавица, выдыхая пару восхитительных клубов ароматного дыма.

   — Боюсь, мы сожжем загс, — ответил я, напуская на себя вид прожженного мачо.

   Хотя «прожженный» в нашем случае звучит глупо, понимаю.

   — Глупый, не прямо сейчас. Или ты... не хочешь?

   Мне не понравилось, как раздувается шея моей Сонечки. Слово «прожженный» начало приобретать оттенок трагического.

   — Я хочу этого больше всего на свете! — сказал я абсолютно искренне, внутренне морщась от банальности фразы.

   Зато Соня сменила гнев на милость. И, как все самки в нашей вселенной, мгновенно перешла к делу:

   — А кто нас поженит?

   — Наш завтрак.

   Шейка снова стала раздуваться и пунцоветь, губки опасно приоткрылись.

   — Издеваешься?! — прошипела моя судьба.

   — Да нет же! — Надеюсь, мой голос не дрогнул. — Завтрак — это Эбонитий, наш заведующий тракторным хозяйством. Ты наверняка его видела. Биомеханический алкоголенезависимый автослесарь. Ну? Старина Эбонитий.

   — Не видела.

   Ох, и не нравится мне этот черный дымок... Милые бранятся — только тешатся, говорите? У нас милые бранятся — впору вешаться! Поэтому я трещал без умолку:

   — Значит, Эбонитий был в мастерской. Разминулись. Он застенчивый по природе. Но главное, он — выпускник пропофака, то есть проповедник. Священник. Мулла. Раввин межзвездной категории. Галактический кардинал. Миссионер широкого профиля...

   — Хватит, хватит! — прервала мою пулеметную стрельбу Соня. — Он знает наши духовные законы?

   — Он знает духовные законы ста сорока трех галактик! А те, которые не знает, сам выдумывает на ходу! Силой пасторского слова он запрещает птицам летать, рыбам плавать, а львам жрать мясо. Если в радиусе ста парсеков кто нас и обвенчает, то это он — Эбонитий.

   Под градом увещеваний мое сокровище разомлело и тихо потребовало:

   — Ползи ко мне, змей-искуситель!

   Я вдохнул свежего озона, окинул сумеречное небо томным, как мне чувствовалось, взором и решительно двинулся навстречу новым приключениям.

   Ну, папарацци, не сожги теперь оптику.

  

  

  

Глава 32. Владимир. И что всеми я буду любим...

  

   Удивительно, но памятная атака эльфов не распространилась на детинец Владимира, и молодой князь усматривал в этом влияние Рожаницы.

   Сейчас он очень хотел к Вере — обнять, убедиться, что она спокойна, заняться, чёрт возьми, с ней любовью... Но тянулись и тянулись часы планирования и подготовки операции, перерывы на сон и еду сменялись новыми мозговыми штурмами, а Бус велел без нужды не отлучаться, потому что вполне оправданно опасался слежки.

   Вылазка девятерых человек. С учетом боевых трофеев упыри обладали восемнадцатью транспортными дозами. Одним из путешественников гарантированно был Марлен. Владимир смотрел на женщину полукровки и невольно представлял, как должна волноваться Вера.

   «Но, вполне возможно, Вера и бровью не шевельнет», — неожиданно подумал князь. Он, естественно, заглядывал в мысли девушки, и знал: она бесконечно его любила. Но когда Вера «проснулась» и стала живой богиней, он дал себе слово не лезть в любимую черепушку. А Вера, возможно, видела всё наперед.

   В один из перерывов Владимир сидел на диване и растирал виски, думая о девушке. И тут его оглушило понимание двойственности ситуации, в которую, получается, он сам себя загнал: с одной стороны, он не верил в богов и прочую мистику, с другой, сам стал участником чего-то более высокого, нежели простая межчеловеческая любовь. Пережитое с Верой вышло за рамки простых грез, а ведь Владимир до последнего питал уверенность, что его «улеты» с путанами — чистая психиатрия, или как там ее...

   «Или мы оба с приветом, вот и индуцируем друг друга...»

   Он отвлекся: Марлен, сидевший со своей зазнобой в другом углу гостиной, включил телевизор. Шли новости, и телек в какой-то миг стал похож на камин — на экране полыхали языки пламени на черном фоне. Правда, картинка была нечеткой, и у оператора явно тряслись руки.

   — Просим прощения за качество изображения, это любительская съемка, предоставленная очевидцем, — отчеканила аккуратная дикторша. — Аномальное явление на Оке не нашло пока научного объяснения. Утром пожар на песчаном отвале прекратился, и сотрудники МЧС выехали на место.

   Картинка сменилась: теперь на экране красовался подтянутый и деловой человек в форме, стоящий на каком-то глянцевом покрытии. Сзади текли воды реки, и виднелся пологий берег с негустым ивняком.

   — Как видите, высокие температуры позволили песку расплавиться, — с хрипотцой доложил эмчеэсник. — В настоящее время проводятся замеры глубины твердого слоя. Радиационный и химический фон места происшествия — в пределах нормы. Следы горючих веществ или взрыва отсутствуют.

   Офицера сменила ведущая:

   — А вот что рассказал очевидец аномального пожара.

   Очевидец был человеком в «пятнухе». Плешивый, одутловатый и крайне не выспавшийся, судя по красным осоловелым глазам.

   — Ну, это, сначала горело еще засветло, а потом в сумерках и полночи. И потом, это, потухло. Никого вокруг, ну, не было, я приехал порыбачить, а тут... Но у меня фотоаппарат. Я и снимки, и видео, но батарейки сели быстро. А когда ближе к концу уже, там будто две фигуры такие. Но я не снял, уже батарейки. — Речь очевидца явно подсократили, вырезав мусор и вопросы корреспондента. — А фигуры-то, они походили на двух, ну, драконов, что ли... Я ж это, не пью, язва. Я порыбачить. А? То ли дрались, то ли еще чего, не знаю я...

   Марлен обернулся к Владимиру, сказал:

   — Вот ведь черти! Отвлекают людей от насущных проблем. То у них, понимаешь, собаки лают, то руины говорят.

   Князь автоматически заглянул в мысли Востроухова и убедился, что тот искренне считает репортаж липой. Сам же Владимир грешным делом подумал, эльфы причастны. Мало ли, какое-нибудь сверхоружие.

   Паранойя во всей красе.

   Меж тем, приближалось время стоматологической процедуры — дозу на обратный путь решили спрятать в зубе, переняв ноу-хау лесного десанта. Все, кроме Владимира, уже стали обладателями хитрой пломбы, которую следовало раскусить, когда станет слишком жарко или скомандует старший. Старшим, естественно, был Владимир.

   Зуб для упыря — драгоценность. Добровольно подставляться под сверло никто не хотел, но авторитет Буса позволил обуздать самых впечатлительных.

   Отряд подобрался великолепный. Не считая Марлена и Владимира, здесь были шестеро верных и умелых ребят — «вторых производных», как называл их князь. Вторые производные — это обращенные теми, кого обратил Бус Белояр. Все они напились трофейной кровушки и были готовы в любое время суток голыми руками порвать мир эльфов.

   В общем, бодряк царил неимоверный, но шапкозакидательства не наблюдалось.

   Владимир оставил Марлена и Свету и побрел к стоматологу.

   Через полтора часа он стал обладателем шпионского зуба и ощущения, что в голове тихонько звенит эхо бормашины.

   За прослушиванием гула и зуда в голове Владимира застал мысленный призыв князя князей:

   — Готов?

   — Да.

   — Тогда, как намечено. У тебя вечер и ночь. Съезди к ней.

   — Спасибо. А Марлен...

   — Ох, молодо-зелено! — В телепатическом восклицании слышался смех Белояра. — Домик им съемный покажи перед отъездом. Он под охраной, и уединение полное.

   — Спасибо, княже.

   — Полно те, Володимир. Сам был зелен.

   Света и Марлен с недоверием отнеслись к заверениям князя, дескать, приватность гарантируется. Но в домик всё же отправились.

   Владимир помчался в свой детинец. С ним отправились трое бойцов, один из которых вел машину. Исполняя приказ князя, водитель налетел на два штрафа за превышение, но деньги сейчас никого не волновали.

   Вера дожидалась Владимира на крыльце. Вышла сама, без звонка. А он знал, что сейчас подъедет к коттеджу и увидит ее. Взаимная чуткость между ними достигла каких-то запредельных величин.

   Вот она, любимая, в окружении дружинников и с ними дядька Бранислав.

   «Позже, дядька!» — мысленно обращается к нему Владимир, и получает нужный сейчас ответ.

   Князь не помнит, как вышел из машины, что говорили ему бойцы, в какую сторону посторонился от двери Бранислав.

   Есть только глаза Веры, ее светлый лик. Светлый лик... Глупое словосочетание, избитое такое, отмечает Владимир, но ведь в том-то и основная тайна этого мира! Что ни назови — оно становится глупым и избитым, потому что до тебя и после тебя миллионы людей назовут то же самое теми же самыми словами. И даже эта идея стара, как жизнь. А жизнь как явление значительно глубже, разнообразнее и чудеснее слова «жизнь». А если бесконечно прекрасное лицо Веры светится неизъяснимым внутренним светом, который тщетно пытались передать иконописцы, то что же это еще, если не светлый лик? «Что не выразить сердцу словом, и не знает назвать человек» — так сегодня утром выносил мозги телепатам полукровка. Есенинщина.

   — Умничать будешь или вернемся к реальности? — то ли вслух, то ли мысленно говорит Вера, Владимир обнаруживает, что они уже в спальне, и философствования становятся ничтожными, ибо что есть медяки слов, как не безделушки для извлечения звона о каменную поверхность истины?

   Рожаница ведет князя дорогами этой самой истины, и мир бесконечно расширяется и расширяется, то взрываясь фейерверком, то стремительно раздаваясь в стороны, словно волны вод.

   Проникновение в сущность мира становится тотальным, и Владимир забывается — то ли стирается из памяти вселенной, то ли становится этой памятью, смешиваясь с возлюбленной на уровне элементарных частиц.

   Он лишь успевает зафиксировать два момента.

   Первый: «Похоже, я прекращаюсь...»

   Второй: «Я снова есть...»

   Между этими мыслями покоится полное забвение, в котором нет ни наблюдателя, ни наблюдаемого, ни зрителя, ни спектакля, ничего. На границах небытия князь успевает засечь бесконечный танец света и материи, времени и пространства. То, что он видит, действительно не знает назвать человек, да и не нужно, потому что достаточно смотреть, не оскорбляя тишины фальшивым пересказом.

   Вновь осознав себя, Владимир ощущает, что стал другим. Он еще не в косном мире, а в его преддверии, где видишь одновременно себя и Веру, сплетенных на кровати, а также... их же, но летящих лицом к лицу, светящихся в общей гамме и звучащих в унисон.

   В какой-то момент князь ощущает: то ли рядом с ним и Верой, то ли в нем и ней, то ли вместо него и нее, то ли... То ли он — Марлен, а Вера — Светлана!

   И он-Марлен читает Вере-Светлане стихи:

   Годы, люди и народы

   Убегают навсегда,

   Как текучая вода.

   В гибком зеркале природы

   Звезды — невод, рыбы — мы,

   Боги — призраки у тьмы.

   И Вера-Светлана отвечает:

   — Хлебников знал.

   А потом вдруг всё изменяется, будто вспышкой.

   Владимир, Марлен, Вера и Света становятся буквами этого стихотворения, лежащими на странице книги, которую резко захлопывает то ли бывший военный, то ли премудрый ящер, но точно не бог этого мира.

   Настоящее время становится прошедшим... Становится, становится... Стало.

   Князь лежал, обнимая свою богиню и глядя в ее глаза. В упор не было видно ни подробностей, ни окружения, лишь одно око, сведенное из двух других.

   «Вот он, пресловутый третий глаз, — подумал Владимир. — Надо просто глядеть в оба».

   «Человек спасается от правды шуточками, — мысленно прокомментировала Вера. — Это в тебе зашевелилась ложная потребность назвать, чтобы понять. А результат обратный. Любое название отдаляет от истины, подменяя товар ярлыком».

   Князь невольно подумал, что речи-то не Верины, ведь не по возрасту и не по статусу, елки зеленые, и, скорее всего, говорит и показывает Рожаница.

   — Разницы уже нет, — прошептала девушка, и они снова вываливаются в пограничные местности, где свет и звук становятся главными действующими явлениями.

   Сияющая Рожаница отстраняется, чтобы ее возлюбленный окончательно не окосел, ловя «третий глаз».

   — Ты побывал в тех чертогах, которые делают человека богом, — молвит она. — Человеческий ум пытается уложить это всё в стройную мысль, а память — выразить себя на понятном уму языке. Человеку смешно, когда не сходятся концы с концами. Чем неожиданнее и сильнее противоречие, тем громче смех. Там, где мы сейчас побывали, живет истина, а она, если попытаться взять ее в координатах ума, внутренне противоречива. Поэтому, любимый, через мгновение ты будешь смеяться, как тебе покажется, без причины. Не стыдись, причина более чем весомая. Беднягам людям остается только смеяться, чтобы не сойти с ума...

   Через два часа дядька Бранислав вглядывался в лицо князя и вслушивался в его мысли, потому что подозревал у него серьезные проблемы с головой: никогда еще Владимир не ржал полтора часа кряду, хоть бы и в компании любовницы. Упыри волновались, но не решались войти, пока князь сам не показался миру — пунцовый, держащийся за живот, умоляющий: «Воды!»

   Владимиру было тяжко. Болела диафрагма, то есть, не болела, а очень тянула. Сам он осип и ослаб. Всё это решалось легким завтраком. Можно даже не эльфийской кровью.

   — Что это было, княже? — спросил Бранислав.

   — Вера рассказала самый бородатый анекдот во вселенной, — ответил Владимир. — И знаешь, наших-то слухачей, ну, Сазона с Вешняком, доконала любовь Марлена и Светланы.

   Дядька быстро считал в голове князя, что тот имел в виду.

   — Ты же пару часов назад почувствовал что-то такое, — уверенно сказал Владимир. — Я видел всё, дядька. Детинец, ребят, тебя. Сумасбродство, но факт.

   Помолчали. Князь наклонился к Браниславу, как всегда делают люди, собирающиеся сказать нечто важное и секретное:

   — Вера умеет держать эти силы в узде. А полукровка с девушкой не умеют. Настоящая любовь — страшная сила.

   Он подмигнул, дядька покачал головой.

   Прощались на крыльце.

   Обнялись с Браниславом.

   Подошла Вера, встала на цыпочки, взяла лицо Владимира теплыми ладошками, поцеловала в лоб обжигающим поцелуем. Прошептала:

   — Как дочь назовем?

   — Вернусь, тогда и назовем. — А у самого холодок по спине, да в мыслях имя Лада.

   — Хорошо, — ответила Вера, и князь еле сдержался от того, чтобы заглянуть в ее мысли: с чем она согласилась — с высказанным или затаенным?

   — Береги себя, — выдавил он и пошел к машине, не оборачиваясь.

   — И ты, князь, — донеслось вслед.

   И в его душе разлилось такое спокойствие, которое опять-таки не знает назвать ни человек, ни даже упырь.

   Чему быть, того не миновать.

  

  

  

  

Глава 33. Марлен. В тылу врага

  

   Голова оленя, торчащая из стены, нависала над ним, словно раздумывая: не боднуть ли голого мужчину ветвистыми рогами или сохранить привычную гордость? С обеих сторон от головы красовались золоченые руны — «Учение и мудрость».

   Марлен от души порадовался, что в эльфийском мире сейчас была ночь, и университетская библиотека пустовала. Волшебные лампады создавали минимум освещения, полумрак делал обстановку тревожной и даже роковой.

   За спиной полукровки стали появляться упыри. Они беззвучно вскакивали на ноги, готовые убивать любых свидетелей появления десанта. Здравомыслие диктовало: никого не надо жалеть, это война. Вот почему Марлен от души порадовался ночи.

   Кругом было тихо, только за окнами шуршали листвой деревья, да кричала местная птица.

   — Никого, — прошептал Владимир, давая понять, что ничьих мыслей не поймано, значит, они одни в радиусе пятнадцати-тридцати метров. — Куда дальше?

   Семь голых мужиков, стоящих посреди библиотеки, ждали, куда их поведет еще один Адам...

   Он зашагал между длинных рядов полок, вывел их к одному из выходов. Аккуратно потянул ручку двери. Заперто.

   — По-прежнему никого, — промолвил князь и кивнул одному из бойцов.

   Тот резко ввалил рукой в районе замка.

   Треск, казалось, должен был перебудить каждого эльфа в радиусе ста километров. Но, вроде бы, тихо.

   Кивок Владимира.

   Выйдя в коридор, Марлен свернул направо и побежал на чуть согнутых, перекатывая ступни с пятки на носок. Этот метод дает бесшумное движение. Упыри не отставали, как бы прихотливо ни петлял Востроухов по бесконечным переходам и аркадам университета.

   С холодным интересом Марлен следил, как всплывали воспоминания, все сплошь безрадостные: здесь я прятался от «милых» одногруппничков, здесь дрался сразу с тремя (даже плечо заныло — память о переломе), там пришлось просидеть ночь, привязанным к перилам... Нет, это было словно с другим человеком, который отстал от поезда жизни десятки лет назад, и сегодняшний Востроухов не хотел мести (а было время — мечтал, вожделел!), сейчас он даже сочувствовал себе, как чужому. Но что-то же позволяет ему спокойно сдавать этот мир Владимиру?

   — Лучше бы ты стишки читал, — тихо проговорил князь на бегу, и Марлен оборвал внутренний монолог, сконцентрировавшись на маршруте.

   Никто не попался на пути, они нырнули в огромную прачечную, обстирывавшую весь университет. Оделись. Вполне сносно обулись в мастерской, примыкавшей к прачечной.

   Теперь оружие. Тир. Это триста метров до другого здания.

   И перед броском по улице Владимир впервые насторожился. Марлен был готов поклясться, что уловил беспокойство князя на ментальном уровне.

   — Нас ждут. Не то, чтобы сильно, но несколько часовых.

   И они заработали по скорректированному сценарию.

   При планировании упыри, конечно, ставили на фактор неожиданности, но понимали, что Амандил предусмотрит все вероятности. Вариант с университетом был одним из самых возможных — близко до здания с транспортной наркотой.

   Брать заложников было бессмысленно — Востроухов знал, что эльфы предпочтут уничтожить университет с молодняком. Славная история, которую он изучил в детстве, изобиловала такими страницами.

   Значит, на кухню! Здесь они вооружились ножами-тесаками.

   Потом выбрались из старинного здания со стороны, противоположной той, которая была ближе к тиру.

   По широкой дуге вышли к нему как бы с тыла. Деревья и подсобные строения помогли диверсантам скрываться от часовых. Двигались медленно, Владимир «слушал эфир».

   Начинало светать, но свет терялся где-то в кронах древних деревьев, и отряду это обстоятельство было на руку. Упыри и полукровка подобрались к тиру, оценили диспозицию.

   Эльфы имели вид вареный и беспечный. Марлен предупреждал еще при планировании, что расслабленность остроухих — штука обманчивая, но здесь даже ему было понятно, что ребята попросту засыпают под конец ночи.

   Все пятеро часовых были нейтрализованы быстро и беззвучно.

   — Много не пить, — приказал Владимир, хотя бойцы и так не усердствовали.

   — Это местные, — промолвил Марлен, осматривая одежду эльфов. — Из персонала. Видимо, у Амандила не хватает ресурсов.

   — Либо он нас заманивает, — пробурчал князь.

   Взломав двери тира, внесли часовых внутрь.

   Арсенал был отнюдь не игрушечный.

   — Надо бы стрельнуть пару раз, — сказал один из бойцов Владимиру, вставляя рожок в копию автомата Калашникова.

   Князь посмотрел на Марлена. Тот пожал плечами.

   — Громковато будет.

   — Один выстрел, Мстислав, — разрешил Владимир.

   Боец с вычурным, на вкус Востроухова, именем плавно поднял машинку и влепил пулю в мишень, висевшую примерно в тридцати метрах. Марлену заложило уши. Запах, вид оружия и выстрел привычно всколыхнули воспоминания о том, как он сам хаживал с партизанами по лесам Белоруссии, но полукровка привычно задвинул этот невеселый пласт памяти поглубже — это был нескончаемый некролог и лица людей, которых он тогда считал случайными попутчиками, но с годами понял... Впрочем, в сторону!

   — Вперед, — скомандовал князь, и отряд, покинув тир, двинулся на восток.

   В беге упырей навстречу восходу было нечто особое — каждый из них бросал вызов светилу, зная, что выпитая накануне кровь защитит от Ярила, да и наверняка в этом мире свой бог.

   — Тебе бы книжки писать, — вымолвил Владимир, комментируя мысли полукровки.

   Востроухов ухмыльнулся.

   Висящий на шее автомат и несколько рожков, рассованных по карманам, постепенно начинали сказываться на легкости бега. Марлен был вынужден признать: форму он растерял и существенно замедляет работу отряда. Вот они, могучие кровососы — две пары тащат по ящику боеприпасов, Владимир и двое остальных следят за окрестностями.

   — Привал! — отдал приказ князь, присмотрев удачную ложбину.

   Расселись. Бойцы, тащившие ящики, тут же принялись набивать магазины, лежавшие в одном из них, патронами из другого.

   Глянув на часы, Марлен скорбно покачал головой: они бежали всего полчаса, а он чувствовал себя, будто после классического марафона.

   — Терпи, казак, атаманом будешь, — сказал Владимир. — Если твои оценки верны, нам осталось два по столько же.

   Спустя полтора часа диверсанты уже любовались целью своей вылазки.

   Здание охранялось куда тщательнее, чем университетский тир. На крыше, вдоль стен, даже в некоторых окнах виднелись вооруженные эльфы. Лобовая атака казалась Марлену безумием, но упыри ничуть не колебались.

   С досадой и даже какой-то ревностью полукровка отметил, что тяжело дышит только он, однако командир дал всем отдохнуть, прежде чем закрутилось дальше.

   Владимир положил руку на плечо Востроухова.

   — Значит, как договорились. Начнется стрельба — можешь слегка поупражняться, но сиди здесь, пока не закончим. Давай.

   — Удачи.

   Князь похлопал его и обратился к своим:

   — Пятнадцать минут. Начали!

   Упыри слаженно отползли назад, чтобы затем, двигаясь по лесу, окружить здание и атаковать. Универсальные солдаты, чёрт их дери.

   Четверть часа Марлен боролся со сном, потому что тупо устал. Листва шелестела что-то древнее и насквозь эльфийское, ничего не происходило, теплая земля казалась постелью. Он даже проворонил начало эпохального наступления.

   Чтобы вступить в рукопашный бой, а планировался именно он, упырям предстояло преодолеть порядка ста метров от леса до стен «института наркоты и путешествий», как его окрестил один из дружинников.

   Стартовали почти одновременно. Марлен понял, что не будь в нем необходимости, они добежали бы от университета досюда не за два часа с привалами — минут за сорок без перекуров.

   Он знал, что быстрые объекты, наблюдаемые с удаления, движутся с кажущейся вальяжностью, зато вблизи скорость завораживает — перемещение выглядит едва ли не мгновенным. Владимир летел заметно быстрее остальных упырей и сокрушил первого часового, когда эльфы только начали хвататься за оружие. Началась стрельба, упал один из дружинников, покатился кубарем по направлению бега, замер кулем. Остальные сшиблись с защитниками здания.

   Марлен запоздало взялся за автомат. Ну, посмотрим, как с трехсот примерно метров можно напугать эльфов... работая по тем, кто стоял на крыше, Востроухов отметил, что навыки почти не потеряны — стрельба оказалась удачной. Двое упали, остальные заметались, залегли, но с его точки плоская крыша была словно блюдечко с голубой каемочкой.

   Он ранил еще трех защитников, стал менять рожок, оценивая вполглаза успехи упырей. Те уже вошли внутрь. Очень энергичные ребята... Тот, которого подстрелили, был жив и методично лупил в окна одиночными, лежа на боку. На спине упыря расплылось огромное кровавое пятно. Ага, да это Мстислав! Жаль, похоже, рана не пустячная.

   Единственно, нельзя посмотреть, что на противоположной стороне.

   Продолжив обрабатывать крышу, Марлен зацепил еще одного эльфа, остальные успели скрыться в люке. Он прекратил стрельбу, слушая приглушенные выстрелы, раздающиеся в здании, и разглядывая длинноволосую голову, оторванную кем-то из нападавших. А может, кто-нибудь пустил в ход кухонный тесак. Далековато, не виден характер раны... Страшные у него соратники.

   Вскоре стрельба стихла. Хлопнуло еще пару раз — очевидно, кого-то добивали. Выждав минуту и уговорив себя, что раненому скорая помощь не нужна, на то он и упырь, Марлен встал и направился с пригорка к «институту наркоты и путешествий». Шел осторожно, держа автомат наизготовку, мало ли, вылезет кто с острыми ушами.

   Было неестественно тихо. «Как в кино перед бомбардировкой», — подумалось полукровке.

   Когда до здания оставалось метров пятьдесят, оно вдруг взорвалось, будто склад взрывчатки!

   Марлена смело с ног, оглушило, опалило, засыпало землей и камешками. Он лишь успел прикрыть лицо руками.

   Сел, слушая звон в ушах. Сквозь этот звон пробивался далекий-далекий крик — истошный, смертельный вопль боли. Марлен вгляделся, и в клубах дыма и пыли проявился горящий силуэт. Мстислав, хромая и падая, метался, охваченный огнем.

   — Что же это... Кто... Простите... ребятки... — шептал полукровка, нащупывая вокруг себя автомат.

   Наконец, рука ощутила металл. Востроухов худо-бедно прицелился, метясь Мстиславу в голову, и спустил курок.

   Человек-факел рухнул, словно фигурка в тире, и больше не шевельнулся.

   Марлен выронил автомат и упал навзничь, то ли плача, то ли смесь, — он сам не мог понять, да и не пытался.

   Какое-то время черные клубы дыма закрывали небосвод, а затем стало проглядывать голубое. Где-то высоко плыли чистые белые облака, и Востроухов зацепился за символику, стал прибиваться к какой-то точке сборки потрясенного организма и ума. Слегка кололо в груди, но и эта боль была недостаточной для кристаллизации Марленового «я».

   Главным, что мешало прийти в себя, взять себя в руки, очнуться, начать, мать твою, делать хоть что-нибудь, была лень. Вселенская лень. Межреальная и мультиконтекстуальная. Окончательная.

   Мысли текли вяло, как застывающий шоколад.

   Кто был мне Владимир? Кто был я Владимиру? Наглый упырь укусил разомлевшего полуэльфа. Провел через боль и зуд. Завербовал на ровном месте... Воспользовался умело отголосками ненависти. Но я-то знаю, что моя ненависть кончилась годами ранее... Правда, поздновато узнал. И вот я вернусь один к этому их Бусу Белояру. И всё сойдется как работа полукровки, использованного вслепую. Амандил всё четко рассчитал. Значит, папаша знает меня лучше, чем я предполагал. И лучше, чем я его.

   Марлен решил положить вялую руку на грудь, но что-то мешало. Он приподнял голову — ах, как тяжело ему далась это ординарное движение! — и увидел кусок арматуры, торчащий меж ребер, будто так и было...

   «Voila une belle morte, — процитировал он Толстовского Наполеона. — От эльфийской гребаной арматуры... Отчего я не Безухов? Или там был Болконский?.. И... Это насквозь или как?»

   Проверить не хватало ни сил, ни желания.

   Всё, что ему оставалось — доставить тело на родину, прокусив пломбу. Но челюсти тоже не слушались, и он спокойно закрыл глаза, чтобы отдохнуть, хотя не совсем понимал, от каких это трудов.

   И как он в таком виде предстанет перед Светой?

   Его разум почему-то не брал смерть в серьезный расчет, что слегка удивляло и успокаивало. За поворотом предыдущей мысли о Светлане вдруг оказались чертоги самокритики: Марлену стало чрезвычайно ясно, что он — обрюзгший неопределенного возраста и мутных жизненных установок хрен, который протянул больше сотни лет, так ни черта не поняв, ничего не создав, и, увы, кроме одной великодушной девушки, никому он не нужен.

   Полукровка услышал шаги, да только веки стали словно чугунные.

   Кто-то наклонился над ним. Дотронулся до шеи, ища пульс.

   Знакомый голос прозвучал тихо:

   — Жив, поганец.

   Оба слова не вызвали у Марлена никакого протеста. Всё по делу.

   Правда, с первым ситуация, похоже, балансировала на грани офсайда.

  

  

  

Глава 34. Яша. Ни тебе аванса, ни пивной

  

   — Ну-с, превозмогли нашествие любви? — спросил Ярополк Велимирович, развалившись в кресле.

   Вид шефа свидетельствовал о максимальной расслабленности и склонности к ничегонеделанью.

   — Так точно, — отрапортовал я, а Сонечка потупила глазки.

   Она такая стеснительная, моя богиня...

   — Видел вас в новостях, — заявил Оборонилов, кивая на телевизор, стоящий в глубине кабинета. — Точнее, не вас, а пламя страсти. Ребята, вы, как это сейчас модно говорить, отожгли.

   Похоже, шефу понравилось вгонять Соню в краску — с каждым новым замечанием любовь моей жизни смущалась всё сильнее и сильнее.

   — Ладно, рад за вас, — смилостивился наставник. — И рад, что вернулись, не спалив чего-нибудь посерьезнее кучи песка. Отдыхайте...

   Мы направились к выходу из кабинета.

   — А вас, «умный игрень», я попрошу остаться, — с мюллеровской интонацией прибавил Ярополк Велимирович.

   Он указал мне на стул. Я сел.

   — Значит, вот что, — шеф сменил расслабленную позу на деловую, весь подобрался, оперся локтями на стол. — Зангези накануне доложил о готовности Разоряхера к последнему рывку. Изворотливый клоп этот Разоряхер... Идеальный параноик. Полнейший. Поэтому даже непосредственно из мыслей наш комбинизомби мало что выловил. В этот раз у клопов есть скрытая группа поддержки. Учел Иуда итоги нашей прошлой встречи...

   — А что было? — невинно спросил я.

   — Игра была равна, играли два говна, как говорят местные футбольные болельщики, Яша. — Настроение шефа явно упало. — Коротко говоря, не охота, а позорище. Взорвать пришлось их, иначе не доставали. А этот паразит выползти успел.

   Я помимо воли испытал страшнейшее разочарование и даже отвращение: настолько бесславной является развязка со взрывом. Это противоестественный, оскорбительный вариант. С точки зрения эстетики. С точки зрения высшей цели нашей охоты. Невозможный, наидурнейший исход.

   — Если тебя стошнит, я пойму, — сказал Ярополк Велимирович.

   — Я нормально, — заверил я, превозмогая праведную судорогу.

   — В общем, день-два. Продержишься?

   Конечно же, имелась в виду наша страсть с Соней. Вылезавры любят друг друга около месяца с перерывами по два-три дня. Такова уж наша природа. Брачный период.

   — Да, охота отмобилизует, — искренне ответил я.

   — А ее?

   — А Соню я отмобилизую. Мы же возьмем ее с собой?

   — Яша. — Оборонилов пристально посмотрел в мои глаза. — Если ты, именно ты, уверен, что ей надо с нами, и если она согласится, то возьмем.

   Я пошел в комнату Сони. Моя красавица не совсем поняла, куда я ее зову.

   — Понимаешь, — взялся за объяснения я. — Охота — это высшая месть клопам за их вероломное вмешательство в жизнь нашей цивилизации. Возмездие за раскол нашего рода. И одновременно — избавление местных от заражения этой пакостью. Ты же на собственной шкуре знаешь, что они сделали с теми, кто остался в их власти.

   — Я беспокоюсь за тебя, — прошептала Соня. — Это опасно?

   — Ну, риск есть. Но я не буду рисковать тобой, янтарная моя! — Я потерся щекой о ее щечку. — Хочешь, ты присоединишься к нам в финале, когда всё будет решено, и капкан захлопнется?

   — Почему сейчас?

   — Их клопоматка вот-вот разродится. Мы не должны ей этого позволить. Иначе землян ждет участь, куда хуже нашей. Здесь слишком неразвита наука, у них нет своего Легендариуса.

   Глазки моей Венеры заблестели. Сочувствие! Милосердие! Я прижался к ней еще сильнее, потому что обожал ее в тот момент невыразимо.

   — Я подумаю, ладно? — робко пролепетала она.

   — Конечно!

   Я покинул ее комнату, паря, словно космонавт в невесомости. Хотелось сочинять стихи, музыку, выращивать прекрасные цветы и сдать кровь — в общем, творить добро.

   Но я должен был пообщаться с Зангези. Я это запланировал еще при разговоре с шефом. Сейчас, оглушенный любовью, я приперся к комбинизомби и не сразу сообразил, ради чего.

   — Как поживаешь, Зангези? — ужасно оригинально начал я.

   — Спасибо, хорошо, — не менее блестяще ответил он. — Вижу, ты счастлив.

   — Что есть, то есть...

   Мы постояли, тупя.

   — Есть какие-то пожелания? — осведомился Зангези.

   — Мир во всём мире и стопку «Мартеля».

   Комбинизомби улыбнулся, запустил руку в шкафчик, вынул бутылку коньяка.

   — Первого, прости, нет и не предвидится.

   Я махнул стопочку в одиночестве — Зангези категорически не пил. Стало веселее.

   — Спасибо, друг. Скажи, как там Разоряхер?

   Зангези помедлил с ответом, что-то взвешивая, потом весь подался ко мне и заговорил с необычным для себя жаром:

   — Ты не представляешь, что это за типаж! После каждого слияния умов хочется как следует промыть свой мозг, а то и термически обработать... Настоящий маньяк. Но, знаешь?.. Я вдруг сегодня подумал, вдруг любой из нас со стороны покажется чудовищем, если слушать все потайные мысли?

   — Ну, ты не горячись, Зангези, — с немалой оторопью сказал я. — В принципе, я тоже немножко шефа подслушивал. Правда, очень немножко. И всякий раз это были нормальные рациональные мысли.

   — Почему же только немножко? — Голос Зангези был едва ли не страдальческим, ведь, по мнению этого чудака, я многое упустил. — Ты мог получить такой ни с чем не сопоставимый опыт!..

   — Я же говорил, что эта штука включалась не вовремя, — пробурчал я. — Меня убивают, а я мысли слушай? К тому же, друг мой, подслушивать не совсем этично.

   — Я по заданию. — Он обезоруживающе улыбнулся. — А ты по зову сердца, ибо не веришь в своего наставника, верно?

   Хорошо хоть, меня рассмешило его архаичное «ибо», так бы я, боюсь, вспылил. Но это значило, что комбинизомби попал в самую десяточку. Наставнику я всё-таки не верил.

   — Кодекс, Зангези, — сказал я. — Мы с тобой участвуем в грязной охоте.

   — Этика — одно из самых удручающе кривых изобретений разума, — заявил разнорабочий.

   У меня аж рот открылся.

   — Да ты беспринципный анархист?! — полушутя изумился я.

   — Нет, что ты. Этика — один из самых важных институтов... Но очень кривой.

   — Поясни. — Я плеснул себе еще коньячку.

   — Охотно. — Он принялся загибать пальцы. — Во-первых, она создается некими существами, соотносящимися с текущей ситуацией и своими интересами. А ситуация постоянно изменяется, круг интересов тоже. Простейший пример, который тебе привел бы Эбонитий, раз уж он окончил пропофак, — это религии. Этика первых христиан чиста и немногословна. Этика церкви уже через три-четыре местных века — нечто двухуровневое и задрапированное правилами, не относящимися к человеческой этике, но в связке с базовыми посылками накрепко приживляется людям. «Не убий» — отличное правило, правда, кто только его ни нарушал, включая саму церковь. А тащить деньги и еду попам — это что? Это этический паразит, вроде Разоряхера.

   Я слушал, поражаясь, насколько, оказывается, разговорчив наш разнорабочий, а он шпарил, как по писаному:

   — Второе. Аксиоматика любой этики постоянно разъедается исключениями-оговорками. На каждое «не убий» находится, «кроме слуг дьявола, иноверцев» и далее по обстоятельствам. Третье. Этика — свод необязательных правил. Миллионы худо-бедно ею руководствуются, но стоит кому-то проломить ее хрупкие стены, и он получает необычайные конкурентные преимущества. Если он преступает еще и законы, то его, как правило, останавливают. Если он плюет на нравственные установки, то осуждают, но ничего сделать не могут. А апогеем бывает удешевление этики, снижение нравственной нормы.

   Я перебил его монолог:

   — Разоряхер точно выбрал время и место, кстати. Здесь у нас ситуация, дьявольски похожая на твои расклады.

   — Истинно так, — чинно признал свою правоту Зангези. — В мыслях клопапы мелькала вера в успех, который заложен в нынешней разрушительной для России и мира ситуации. Правда, я думаю, он прав лишь отчасти.

   — Вот как?! — Я ненавязчиво налил третью рюмочку.

   — Может, шоколадку?

   — Нет-нет, вылезавры шоколада не едят.

   — Зато коньяк хлещут...

   Я рассмеялся, этот наш Зангези положительно особый фрукт.

   — Продолжай. — Мой царственный взмах едва не сбил бутылку, и комбинизомби переставил ее чуть подальше от меня.

   — Если брать цивилизацию разумных прямоходящих приматов, то у них всегда то понос, то золотуха. Когда бы ни прибыли сюда клопоидолы, они нашли бы отличный очаг напряженности, гнойник, который можно вскрыть и питаться негативом. Но с сегодняшней Россией им неиллюзорно подфартило.

   Ящеры-пращуры! «Неиллюзорно подфартило»!!! Я был очарован этим парнем.

   — Да ты переживаешь, — заметил я.

   — Буду откровенным, хотя не привык смешивать работу и личную жизнь, — чопорно сказал он. — Я люблю русский язык. Я без ума от местной поэзии. Яша, поверь мне, я дышу этим всем. И наш с тобой начальник неспроста Велимирович. Русский язык — это такая... сила, Яша!.. Это особая энергия. Это — ворота!

   Он замолчал, очевидно, считая, что перегнул с откровенностью.

   — А почему не английский? Или, там, румынский? — не без подколки спросил я.

   Зангези сделал рукой какой-то театральный взмах, уперся локтем в колено и утвердил подбородок на ладони. Его лицо в этот момент выражало целую гамму чувств от «да ты не поймешь!» до «всё пропало, видимо, раз такие вопросы пошли...»

   — Сердцу не прикажешь, Яша, — промолвил он скорбно. — Ты либо слышишь, либо нет. Чувствуешь. Вот ты расширяешь контекст... А русский язык, он еще шире! Он вмещает и тебя, и тебя в расширенном контексте, и сам этот расширенный контекст в еще более широком.

   Я ни черта не понял и на всякий случай поинтересовался:

   — А ты точно не выпивши?

   — Поэта каждый обидеть может, — прошептал Зангези. — Извини, что я тебя гружу своими затеями. Зря я это.

   — Нет-нет, — решительно опроверг я. — Мы никогда так раньше... ну...

   — Виной тому — моя природа, — проговорил он. — В общем, этого не знает никто, скорее всего. Или единицы, кому доверились когда-либо мои соплеменники. Мы, комбинизомби, — видим эту жизнь иначе, чем вы. В буквальном смысле иначе. Несколько минут назад я увидел такое... Как бы тебе объяснить, чтобы ты не решил, что я спятил?..

   — Постарайся внятно, наверное. — Четвертая рюмочка наполнилась благородным напитком.

   — В общем, я бываю там, где гуляют просветленные. Ну, ты же знаешь про буддистов всяких, да?

   — Д-да...

   — Сколько, по-твоему, существует реальностей?

   — Хм, одна.

   — А как тебе новость, что голый мужик, возникший у тебя в комнате, — явился из другого пласта существования, куда до этого попал из нашего?

   Я внутренне собрался, хотя после четвертой рюмки было трудновато. Кажется, Зангези капитально съехал...

   — Это всё зарегистрировано какими-нибудь приборами? — осторожно спросил я.

   — Конечно, нет. Реальность — продукт сознания, а не данность. Об этом знали ну-вы-и-странники, об этом говорят даже наши гостеприимные приматы этой планеты. Только первые именно знали, а вторые только-только начинают робко догадываются.

   Я хмуро посмотрел на остатки коньяка в бутылке.

   — Ты меня вербуешь в секту, что ли? — пробурчал я. — Отнимаешь хлеб у Эбонития?

   — Нет. Просто... Этот человек, который здесь был... В общем, он снова оказался в другом пласте. И там произошло нечто совершенно чудовищное.

   — Да что тебе до него? — Я отмахнулся, отмечая, что надо двигать в кроватку, а то нажрался до василисков перед глазами...

   — Дело не только в нём, — печально сказал комбинизомби. — Эх, знаешь, давай-ка, я тебя провожу. Ты немножко перепил.

   — За перепела ответишь!

   Это было последним, что я помню до того момента, когда я очнулся в собственной постели — разбитый и поверженный, с адской ломотой в голове.

   Кажется, мне что-то снилось. Важное и тревожное. Но мозг работал, словно троящий двигатель, в который вместо масла залили дерьма.

   Стоило мне пошевелиться, и рядом раздался шорох.

   Я повернул голову и увидел Соню. Она сидела, оказывается, рядом и, по своему обыкновению, тревожилась за меня.

   Это трогательно, реально трогательно. Но рано или поздно начинает раздражать...

   — Как ты?

   Совладав с приступом стыда, я смог ответить:

   — Спасибо, трагично... Соня, я не часто...

   — Я знаю, Ярополк Велимирович сказал. Он был тут. По-моему, он зол.

   — Это его нормальное состояние. — Я вяло отмахнулся хвостом. — Я скоро приду в себя. Ты не волнуйся, ладно?

   — Хорошо. Ты хочешь побыть один?

   Были бы у меня человечьи уши, они горели бы малиновым цветом.

   — Нет, любимая, больше всего на свете я хочу быть с тобой, и только с тобой, — просипел я. — Но сейчас мне жутко стыдно. И я должен привести себя в порядок сам. Не обижайся, пожалуйста.

   Она дотронулась до моего плеча и вышла.

   Я выждал полминуты и рискнул привести себя в вертикальное положение. Получилось, только в глазах потемнело. Дурак-пьянчуга.

   Когда я встал под освежающий душ, ожили динамики, рассованные во все помещения нашего обиталища. Говорил шеф:

   — Внимание, общая боевая готовность. Долгожданная финальная стадия начинается. Яша, ты знаешь, что принять. Через десять минут — все у меня.

   Щелкнуло, пискнуло и заткнулось.

   Я выполз из-под душа, открыл шкафчик, где хранились медикаменты.

   Таблетка отрезвина легла на мою ладонь, словно черная метка пирату.

   Мне предстояла пытка длиной в три долгие минуты. Препараты выведут все продукты выпивки, проведя меня через чреду стремительных трансформаций.

   Я посмотрел на свое отражение в зеркале. Вот он, падший вылезавр со стаканом воды в одной руке и таблеткой в другой.

   Три минуты боли и унижений, и я как новенький.

   Всё очень просто — глотай и запивай.

   Так почему же я стою?

   Я закрыл глаза и проглотил таблетку.

   Оставь надежды, всяк ее пьющий.

   Я успел поставить стакан на полку, а потом меня скрутило, вывернуло наизнанку и взорвало. И так миллион раз подряд.

   Ну, здравствуй, трезвость!

  

  

  

Глава 35. Владимир. После взрыва потрохами не машут

  

   Операция развивалась вполне гладко и местами напоминала избиение младенцев. Проникновение, захват оружия, недлинный бросок по красивому лесу, штурм эльфийского транспортного центра... Да, Мстислава подстрелили, но разве это настоящий отпор легендарных остроухих воинов? В рекламной брошюре Толкина, говорят, забористей...

   Даже у склада с транспортной дурью схватка так и не приблизилась к отметке «смертельная заруба». Здесь, именно здесь, когда Владимир вырвал кадык последнего часового, так и не дав никому ни полвозможности хотя бы ранить себя, он остановился перед дверью. Смутное беспокойство окончательно вызрело в предчувствие гибельной ловушки.

   Князь поднял руку, и его отряд замер, ожидая новых приказов.

   Из-за двери веяло опасностью. А еще — что-то было в воздухе. Что-то реальное, не эфемерное, знакомое по запаху...

   Владимир обернулся к бойцам.

   — Княже, нас травят... — сказал один из них, припадая на колено и прикрывая ладонью лицо. Бессмысленный жест...

   — Вон отсюда! — крикнул Владимир, взваливая ослабшего дружинника на плечо.

   Упыри развернулись и бросились по коридору туда, откуда явились. Вторые производные, слабаки...

   Но и ему дышалось тяжко, коридор, казалось, удлинялся, а бег — замедлялся... Начала кружиться голова, однако Владимир еще владел собой. Он обежал по стене падающего бойца, не уронив своей ноши, обернулся на бегу, крикнул:

   — Не спать, вперед!

   И вот тогда-то дверь склада разломилась надвое, и из-за обломков стартовал огненный смерч взрыва.

   Владимир, самый быстрый из бойцов-упырей, раскинул руки в стороны и, зажмурившись, ускорился, сбивая дружинников с ног, но стена огня, конечно, была быстрее. Она настигла князя в падении, подтолкнула его в спину, и он полетел, пряча голову меж согнутыми руками.

   Мешал боец на плече.

   Точнее, он, в первую очередь, и защитил князя.

   Рухнули. Владимир едва не сделал вдох, который уничтожил бы его легкие.

   Ничего, лишь бы не вспыхнуть спичкой.

   Мелькнула мысль, что всё происходит неприлично тихо — ни грома от взрыва и сыплющихся стен, ни более «мелких» звуков. Полная тишина.

   Гореть в коридоре было нечему, и волна выплеснула всю энергию из здания.

   Открыв сначала один глаз, затем другой, Владимир сделал поверхностный вдох.

   Отлично, воздух приемлемой температуры.

   Сдвинул с себя тело бойца. Голова его висела на коже и нескольких мышцах, почти полностью оторванная от тела. Князь вытянул ноги из-под небольшой кучи камней.

   Надо же, потолок обвалился, небо видно...

   Владимира спасла поперечная балка. Она не дала тяжелым камням упасть на его голову.

   Ощупал лицо. Из носа и ушей — кровь.

   Ерунда. До свадьбы заживет.

   Так, сейчас обязательно явится группа зачистки. Надо же проконтролировать, как результаты.

   А он, князь, к битве, мягко говоря, не готов.

   Куда бы слиться? Где б затаиться?

   Владимир почувствовал, что мышцы лица изобразили улыбку.

   Дурень контуженый!

   Он встал, и, шатаясь, запинаясь о каменные обломки, поплелся в поисках уцелевших соратников.

   Кто-то лежал с размозженным черепом. Кому-то разворотило грудь... Один из дружинников судорожно дышал, лежа ничком. Владимир перекатил его на спину. Вместо лица — сплошное месиво, острый камень торчит из глазницы.

   Владимир вынул из-за пояса тесак.

   Тесак, кстати, окровавленный. «Как бы кишки не растерять», — подумал князь, ощупывая живот.

   Рана оказалась поверхностной.

   — Не надо, — прошептал боец, и это было первым, что услышал Владимир, да и то, потому что — мысль, не звук.

   — Что не надо?

   — Не убивай. Зарасту ведь... Помоги раскусить...

   Владимир не сразу сообразил, что нужно раскусывать. Потом вспомнил. Билет на обратный рейс.

   Положил левую руку на макушку дружинника, правой надавил на нижнюю челюсть.

   — Спасибо, — прозвучало в уме.

   Через несколько секунд упырь растаял, оставив разорванную и окровавленную одежду да острый осколок камня.

   Князь хотел было последовать примеру бойца, но вспомнил, что, возможно, есть еще раненые.

   Увы, в коридоре больше никто не выжил.

   Тогда Владимир полез наружу. Там оставались Мстислав и Марлен.

   Вокруг здания хозяйничал пожар. Горели деревца, трава, деревянный декор, остатки кровли, разбросанные тут и там. Здесь была пища огню, и он ее уже по-хозяйски доедал.

   Князь увидел обезображенные огнем тела эльфов и чуть дальше — Мстислава.

   Опознал по фигуре. Слишком обгорел дружинник.

   В покрытом волдырями лбу — аккуратное отверстие.

   Владимир обвел шальным взглядом округу, сориентировался, поплелся к пригорку, где должен был дожидаться Марлен.

   Тем временем в ушах князя поднимался множественный шепот, шум, перераставший в гул, и в какой-то момент он схватился за уши, зажмурился и простоял некоторое время, качаясь так, что того гляди и упал бы, но устоял, устоял...

   Кажется, он кричал. Размазывал по лицу пот, кровь, слезы и сопли.

   Но адский шум ушел, затаился назойливым ропотом. Можно терпеть...

   Перешагивая горящие обломки, князь вдруг наступил на что-то мягкое. Наклонился.

   На ногу наступил. На ногу полукровки.

   Востроухов был плох: из груди торчал металлический штырь. Но он жил, дышал. Его мысли блуждали на границе небытия, то проясняясь, то ныряя в темный погреб.

   Владимир коснулся пальцами шеи Марлена, проверяя, насколько хорош пульс. Ну, не самый плохой пульс в округе.

   — Значит, жив, поганец, — просипел князь и впервые после взрыва расслышал себя.

   «Хрена с два, — донеслась мысль полукровки. — Сейчас кони двину».

   — Не двинешь, ты живучий, — заверил Марлена Владимир. — Только не смей соскользнуть в бред, понял?

   Князю было не по себе: он ощущал, как погружается в восприятие Востроухова. Процесс был не столь стремителен, как в тот раз, когда полукровка устроил шахматную западню... И не так уж сильны сегодня путы его сознания...

   Владимир по-прежнему ясно ощущал себя потрепанным упырем, склонившимся над загибающимся Марленом. Однако одновременно с этой единственно истинной картинкой существовала параллельная. Востроухов почему-то был разодет одет этаким гусаром. Особенно нелепо смотрелись белые рейтузы в обтяжку, или как их там называли...

   К собственному изумлению, Владимир снял со своей головы треуголку (широкий манжет его кафтана был не менее удивителен, а уж ботфорт, о который стукнулась опущенная им шляпа...) и оглядел поле боя. Кругом дымило, тут и там спешили в атаку пехотинцы, кавалерийский полк стоял за спиной, ожидая приказов... Флаги трепетали на ветру, равнодушные к раскиданным тут и там мертвецам двух великих армий. Владимир поглядел на Марлена новыми глазами и подумал в таком духе, мол, а ведь красивая смерть-то.

   — В жопу! — сказал он вслух, снова становясь больше упырем в эльфийских шмотках, чем чистеньким Наполеоном. — Ни разу не красивая. Если ты, Марлен, сейчас сдохнешь, то это будет свинство.

   — Зачем я тебе? — прошевелил губами полукровка.

   — Ты, урод такой, меня утянешь. Не чувствуешь? Я тебе не позволю, понял?

   Князь расстегнул ворот то ли школьной робы, то ли императорского кафтана.

   Востроухов шевельнулся, приоткрыв глаза.

   — Хрен тебе, а не обращение! — выдавил он, морщась. — Чтобы я пил кровь у мужика?! Это гомосятиной отдает.

   — Брежнев Хоннекера даже взасос целовал, но никакой гомосятины там не было, — раздраженно проговорил Владимир. — Станешь упырем — выживешь.

   Какие-то заполошные французы под гортанные вопли командира прокатили мимо них пушку.

   — Ты их видишь? — спросил князь Марлена.

   — Да. Опять у тебя бред.

   — Понял? У нас даже бред один на двоих, дурилка картонная! — Владимиру хотелось взять полукровку за грудки и как следует встряхнуть, эх, если бы не рана в груди... — Пойми, чудило, упыри — первые в мире гомофобы.

   — Скольких ты мужиков на брудершафт перекусал? — ехидно спросил Востроухов.

   — Тварь ты, Амандилыч, — зло пропыхтел князь. — Вон, губы уже синеют, а мысли о херне...

   Полукровка подумал, что наверняка можно активировать-таки капсулу с «обратным билетом», а там-то, на родине, подлатают.

   — Ни пса тебя не подлатают, — прокомментировал Владимир. — Ты там без арматурины появишься и враз кровью истечешь. Слушай, ну рассматривай это как помощь при укусе пчелы...

   — Ага, если товарища укусила змея в хрен, тоже отсоси...

   — Блин, Востроухов, ты гомофобнее самого гомофобного упыря! Тебе самая дорога к нам!

   Убедить этого истукана не представлялось возможным. Одно хорошо — пока он ехидничает, сознание крепко держится за этот слой бытия.

   — Слышь, Амандилыч? Помнишь свой последний секс со своей Светой?

   — Вот не надо только...

   — Дурак, ты ни черта не понял, что ли? — Владимир пальцами открыл веки полукровки. — Мы — это одно и то же. Все люди — братья. Смешно, но факт.

   — Сир, что прикажете предпринять на правом фланге? — отвлек упыря какой-то генерал с челюстью, как рисуют у Щелкунчика.

   Владимир ответил в крайнем раздражении:

   — Раздайте всем черенки от лопат и вперед, бля!

   Генерал застыл, недоуменно выпучив глаза, и стал еще больше походить на сказочного героя.

   — Тихо, друг, — вяло пролепетал Марлен. — Если ты еще и разговариваешь с глюками, они становятся реальней и реальней... Этому учили, когда... Ну, чтобы в представительстве...

   — Эй, не заговаривайся! — Князь похлопал Востроухова по щеке. — Держись, эльфолюдок несчастный!

   Он наступил на правильную мозоль — полукровка вздрогнул, сознание его прояснилось.

   — Я бы тебе сейчас с удовольствием по морде... И за само словечко, и за то, что ты его подслушал.

   Теперь Марлен задышал тяжело и прерывисто, открыв рот. Его лицо напомнило князю трагическую маску, какими украшают фасады драмтеатров.

   Владимир полоснул кухонным тесаком свою левую ладонь, кровь мгновенно выступила и стала капать наземь. Князь сунул руку в рот полукровке.

   Тот поперхнулся и попробовал убрать голову, но — слабость...

   — Гад! Сука! — услышал его мысли Владимир.

   Востроухов попробовал его укусить, но и на это сил не оставалось.

   Французская армия в ужасе наблюдала, как император хищно склонился над умирающим русским и вонзил зубы в его шею.

   В этот момент они и пропали — и Наполеон, и русский.

   А может, пропала сама французская армия.

   Это же Россия. Здесь всё возможно.

   Владимир отстранился от Марлена, оторвал от робы кусок ткани и замотал руку.

   По телу полукровки пробежала судорога. Глаза широко распахнулись. Востроухов схватил штырь и со стоном выдернул его из груди. Длинный, однако.

   Владимиру показалось, что Марлен сейчас резво встанет и будет как новенький, но князь знал — после таких ранений с немалой потерей крови никто не вскакивает. И Востроухов действительно всё еще был слаб. Его разум полностью очистился от продуктов бреда, сил хватило на то, чтобы приподняться на локтях и оглядеться.

   Упырь последовал его примеру. Взорванное здание. Догорающие обломки. В ста метрах — древний эльфийский лес с огромными деревьями. Владимир снова обратил взгляд к полукровке, но тут же обернулся — на краю леса стоял Амандил. Стоял, широко расставив ноги и держа руки за спиной. И смотрел. А за ним, меж деревьев — пара десятков эльфов с автоматами.

   «Хм, а ведь Амандил похож на того французского генерала-Щелкунчика», — отметил Владимир и сказал:

   — Мы попались.

   — Не ори так, пожалуйста, — попросил Востроухов.

   — Что?.. А, это контузия. — Он отмахнулся. — Вариантов три. Погибнуть героями. Сдаться и выжидать. Прокусывать капсулы и мотать.

   — Нас, скорее всего, сразу убьют, если сдадимся. Кстати, я же скоро чесаться начну, да?..

   — Несколько часов есть. Чёрт, идут. Прокусываем.

   Они клацнули зубами, выпили по транспортной дозе.

   Стали ждать, глядя, как неспешно, но неотвратимо к ним приближается отряд Амандила.

   — Меня точно выпилят, — уверенно сказал Марлен. — Должен же Тарас дострелить своего Андрия. Контрольным в голову.

   — Если успеет.

   Владимир ощущал буквально физическую боль: он не имел сил ни на драку, ни на то, чтобы подхватить полукровку и смыться, как недавно он проделал внутри «института наркоты и путешествий».

   Эльфы были слишком близко, а дурь всё не действовала.

   — Говоришь, все люди братья? — усмехнулся Марлен, глядя на остроухих автоматчиков.

   — И не только люди. Ты, когда, ну, в последний раз... со Светой-то... Разве не увидел, не услышал?

   — Чего?

   — Ну, лик, что ли...

   — «Так на холсте каких-то соответствий вне протяжения жило Лице»?

   — В смысле?

   — Ну, «лице» — это устаревшее «лицо». Так Хлебников обычно писал. — Марлен устало опустился с локтей на спину.

   — Всё равно бред. Дурь не действует, я уже различаю в глазах твоего папочки надписи «Вам песец!», мелкими, заметь, буквами, а ты мне стихи. И не лицо я видел, а рожу типа зомби какого-то из комиксов.

   — Ты его не только видел, но и слышал, да?

   Князь внимательно поглядел на Востроухова.

   — Пожалуй, да. Но мы же побывали там, где нет разницы, ну, то есть, это здесь приходится как-то объяснять... местными словами. Чтобы тело понимало, о чем ум лопочет.

   Марлен схватил Владимира за руку.

   — В яблочко! И получается, что все люди — бог!

   — С синюшной мордой, сшитой из разных клочков, — сардонически добавил Владимир.

   — Убить! — скомандовал Амандил.

   Тут же затрещали выстрелы, и Владимир, а может быть, Марлен, но, скорее всего, оба подумали: «В кого стреляете? В бога стреляете... Эх...»

   А потом всё перестало.

   Вообще всё.

  

  

  

Глава 36. Бус Белояр. Враг сам по себе не исчезнет

  

   Слегка дождило, сумерки не добавляли радости, но во внедорожнике было тепло и комфортно, а что еще нужно старому воину.

   — Я не знаю, в кого ты стреляешь, кроме бога здесь никого нет, — блеял из динамиков автомобиля знаменитый голос лидера «Аквариума».

   — Заткни его, Кирша, — сказал водителю князь князей.

   Песня оборвалась, теперь ничто не отвлекало от мыслей, даже путаны, стоящие на обочине, — мокрые, отрекшиеся от себя существа.

   Итак, из отряда вернулся один дружинник. Покалеченный, он впал в глубокое забытье сразу, как только прибыл. Володимир, Володимир... То ли остальные сгинули, то ли ты просто отправил раненого в тыл. Скорее, второе. Судя по состоянию бойца, он сам не отправился бы. Впрочем, надейся на лучшее, Бус, но готовься к худшему.

   Он посмотрел на часы. До начала операции оставалось полчаса. Эльфа со шрамом вычислили, и теперь предстояло нанести ему визит вежливости.

   Через четверть часа внедорожник подкатил к окраине, заставленной старыми частными домишками, утопающими в зелени. Помотыляло, пока машина преодолевала проселочную дорогу совсем не лужковского качества. Остановились.

   Из дворика, огороженного двухметровым деревянным забором, крашенным еще, вероятно, при Горбачеве, вышел князь Бяка, один из старейших соратников Белояра. Не один новичок мгновенно получал в зубы, когда улыбался, впервые слыша это имя — Бяка.

   Князь был крут нравом, но скромен и чужд тщеславию. Бус ценил в нём верного исполнителя воли и надежного соратника. Бяка, как и многие другие, не без ревности относился к «карьере» Владимира. Сейчас, зная, что молодой князь либо совершит большой поворот в судьбе упырей, либо сгинет, Бяка несколько успокоился, ведь многовековой опыт подсказывала ему: Бус избрал действительно лучшего, и мало кто захочет оказаться на месте Владимира. В момент, когда князь Бяка появился из-за калитки, он думал только о предстоящей облаве, которую мысленно называл потравой.

   — Здоров будь, княже, — прогудел он, когда Белояр вышел из машины.

   — И тебе здравия, Бяша, — с теплом ответил Бус.

   Не забавно ли? Вовсе не княжеское имя-то, но именно Бяка более иных походил на князя. Не той несуразной породы, что укоренилась в детских сказках да мультфильмах. Совсем другой. Поглядит — к земле пригнет, скажет редко — да не поспоришь.

   Бус никогда не сравнивал себя с ним, крепким бойцом, остановившимся на отметке в сорок семь лет. Да, это был самый расцвет его сил тогда, в начале двенадцатого века. И князем-то он тогда не был, конечно же. Зато был крепким сотником, богатырем из тех, что случаются раз на сто лет. И принял обращение сознательно, обо всём выспросив и не один день подумав.

   Единственно, не обрел дара прозревать чужие мысли. Да это всяко к лучшему.

   — На месте сокол-то наш? — спросил Бус.

   — На месте, сердешный. — Бяка улыбнулся в усы. — Наш слухач его держит.

   — Добро.

   Князь князей прошел во дворик, где его поприветствовала пара дружинников, затем Бяка пригласил его в дом.

   В сенях спала хозяйка — аккуратно укушенная старуха.

   Бус огляделся, посмотрел на ее морщинистое лицо, смятое в какую-то жалостливую гримаску, и сказал Бяке:

   — Подбрось ей потом хоть деньжат, друже. За беспокойство.

   — Сделаем.

   В горнице в красном углу стоял плоский телевизор, над ним висели иконы, и на этом радость этой комнаты заканчивалась. Дальше шли доживающие век мебель, коврики и прочая пожелтевшая кисея. Серые стены, выцветшие фото... Всё то, что у Белояра вызывало смутную тоску. Слишком быстр человеческий век, слишком жалким оказывается его закат, но не перекусаешь, не оборотишь же всех ради счастья на земле?

   Подскочил с косой табуретки слухач, поднялся с топчана помощник Бяки. Звучит-то как: «помощник бяки». Слухач нервно улыбнулся, прочитав эту мысль родоначальника.

   — Ты лучше его слушай, — Бус ткнул пальцем в мутное окно. — Что там?

   — Готовятся к большой операции, — доложил слухач. — Семеро. Четверо охраняют, трое держат совет. Эльф один. Двое других — из людей. Наемник и из милиции.

   — Из милиции? Оборотень?! — Это было уже нечто удивительное.

   Бус поднял палец, мол, помолчи, и сам вслушался в «эфир».

   И почти сразу узнал оборотня в погонах — немаленького московского чиновника, через которого столько лет решались деликатные проблемки упырей... И ведь, аспид подколодный, обязан ночному народу и карьерой, и немалыми доходами. Коррупционер брюхатый... У него и прозвище среди князей бытовало — Пузо. Ничто не меняется в мире. Поднимешь из стада, отмоешь, дашь возможность жить по-человечески, ан нет, как был алчной свиньей и тупым бараном, так и остался.

   Всё это промчалось в голове Белояра привычным сквозняком, ведь во все времена, как ни отбирали, минимум двое из десяти ставленников поворачивали против упырей. Порченая природа человека.

   Значит, решил избавиться от прошлого. На повышение метит. Обиженным себя чувствует. Внушил себе, что обносят. Пузо велико стало. Велесе великий, почему же они все такие одинаковые?! Где и кем изронилось это семя, как бы его изъять из норова людского?

   И эти мысли проскочили привычной чредой, не задев серьезно души древнего князя. Бессчетное число раз происходит одно и то же, и всякий раз думаешь теми же словами... Как в старом театре, не иначе: репертуар неизменен, только партнеры твои другие, а ты — зажившийся на белом свете актер, до пенсии играющий предаваемого короля...

   — Надо поменьше «Культуру» смотреть, — пробурчал Бус.

   — Что, княже? — не расслышал Бяка.

   — Да ничего, ничего... Скажи, Пузо пусть живым не оставляют. Нечего время на него тратить.

   — Сделаем.

   Вот за это «сделаем» и за неизменно скорое «сделано» Бус ценил князя сильнее всего. Никакого подобострастия. Сказано — сделано.

   — Ну, почнем тогда. — И вслушался в мысли врагов.

   Скрытая сигнализация сработала, когда все четыре охранника были мертвы. Штурмующих упырей подловили на открывании двери.

   Не завыла сирена, не замигали огни — просто у эльфа пикнул пейджер. Князь князей отчетливо различил досаду шрамомордого.

   «Ухожу», — спокойно подумал эльф, словно отдал себе команду.

   — Он пойдет через подпол! — прокричал в рацию слухач, и родоначальник упырей отметил, что парень волнуется — спокойствие врага произвело на него впечатление.

   Похлопав слухача по плечу, князь князей вышел во двор и зашагал на улицу, не отвлекаясь на реакцию наемника и оборотня в погонах. Страх, удивление, быстрая смерть — вся эта музыка давно устарела. Сейчас Белояр шел, ускоряясь, вдоль заборов, ведя эльфа, как собака идет по следу кабана.

   За Бусом увязалась пара дружинников. Пусть. И так не его дело дичь гнать.

   — Быстро по рации — вон из дома! — крикнул он сопровождающим, прочитав мысли шрамоносца: тот почти достиг пускового устройства и вот-вот нажмет кнопку.

   Боец проорал так, что наверняка было слышно и без рации. В округе залаяли сразу три собаки, а секунды через две — жахнул взрыв.

   — Успели? — спросил князь, не сбавляя шага.

   Дружинник переадресовал вопрос.

   Рация выплюнула трескучий ответ:

   — Почти. Есть раненые.

   Добро, раненый не мертвый, решил Белояр и переключился на охоту.

   Похоже, подземный ход заканчивался в овраге, к которому приближались беглец и преследователи.

   — Вон он! — громким шепотом сказал родоначальник и ткнул пальцем в темные заросли. — Хватай его, ребятки!

   Бойцы бросились в атаку, любо-дорого поглядеть. Но и шраморожий знал свой маневр — вскинул автомат, раздал пару одиночных. Надо же, один задел плечо дружинника.

   Боковым зрением Бус засек, как через огороды движутся еще трое упырей. Хороши, мерзавцы! Зря Володимир сетует на их медлительность — ни человек, ни остроухий быстрее не двигаются. Разве что, тот незнакомец, в дом к которому угодил Володимир... Ну, этими мы позже поинтересуемся.

   Долгая перестрелка не входила в планы упырей. Да и эльф не собирался увязать. Он метнул пару гранат, не без успеха, кстати, и припустил по дну оврага, перескакивая с одного бережка ручья на другой.

   Рядом с Бусом нарисовался снайпер.

   — Дозволь, княже?

   — Давай.

   Хорош стрелок — из стойки влепил одну за другой: сначала в правое плечо, потом в бедро. Эльф упал в ручей, но не остановился, пополз, мысленно бранясь, причем больше на себя, чем на преследователей. Впервые Бус почувствовал отголоски страха в его сознании. Значит, живой, не вымороженный окончательно. И то добро.

   — Брать споро! — крикнул Бус. — Он готов взорвать себя!

   Секундами позже снайперская машинка тихо щелкнула третий раз — перебить руку с гранатой. И через мгновение беглеца накрыли подоспевшие бойцы.

   Укус. Отключка. Дело сделано.

   Родоначальник развернулся и сел в подъехавший внедорожник. Предстояло убраться отсюда, пока не слетелась милиция и кто посерьезней. Взрыв всё-таки.

   По дороге домой то и дело поглядывал на ненавистный мобильный — ждал, не появятся ли вести от Володимира. Копался в себе. Понял, что переживает не столько за исход операции, и получат ли упыри нужную кровь, сколько за самого князя. Здесь смешивались два настроения: настоящая отеческая приязнь и тревога за Рожаницу. Эта девочка — Вера — стала настоящим сокровищем и одновременно миной замедленного действия: каким сложится ее отношение к упырям, с таким вырастут и ее потомки. С Рожаницами всегда непросто. Отними ребенка, убей саму — и всё равно чадо узнает, кто и зачем совершил такое преступление. Если Владимир вдруг погибнет, и Вера решит, что в этом виноваты упыри, то следующий князь князей, герой героев, родоначальник нового народа станет главным врагом ночного народа. И он преуспеет, можно не сомневаться.

   Как в свое время преуспел он, Бус Белояр.

   Он растер виски, закрыв глаза, и содрогнулся так, как случается непроизвольно встряхнуться ребенку, который вспомнил свой поступок, который считает стыдным. Да, когда-то Бус переломил хребет целой вселенной — народу, который поклонялся солнечному Триглаву. И введение христианства на Руси было лишь одним из ударов, тщательно подготовленных Белояром для ослабления преследователей ночного княжества. И что греха таить, последовавшее за крещением тотальное вымарывание памяти о старой вере тоже было инициировано им, князем князей. А сколько пришлось пролить крови?

   Велес не требовал всеобщего почитания, Велесу достаточны упыри.

   Белояр смотрел на огни Москвы и думал: «Что я дал этим людям, когда прогнал от них солнечного бога? О, стадо стало послушнее, это несомненно. Но почему они столь унылы и ленивы в большем числе своем? Отчего века и века мучаются, придавленные всеми, кто сверху, и не ищут лучшей жизни, а если ищут, то исключительно по приказу царя, императора или товарища Сталина? Знали бы вы этого товарища этого самого Сталина...»

   Вспоминать встречи с вождем народов сейчас не хотелось, хотя там бывало всякое. И, к слову, многое Джугашвили перенял у ночного княжества.

   «А мне до сих пор незачем пробуждать первородных, — с горечью подумал Бус. — И верно ведь — незачем. Незачем во всех смыслах. Зачем они здесь? Что станут делать? Я искал им спасение. Путь найден, осталось его пройти... Володимир, не молчи, где же ты...»

   Внедорожник стал тормозить, Бус глянул вперед. Милиция. Редкий случай, когда ДПС останавливает его машины с говорящими номерами. Да и много что-то сегодня гаишников-то. Это слегка настораживало.

   Водитель вышел, показал документы, вернулся.

   — Что-то в городе случилось, княже. На меня, как на дурачка смотрели.

   — Ясно.

   Белояр набрал номер Бяки.

   — Слушаю, княже, — ответил старый соратник.

   — В городе что-то стряслось, на дорогах проверки. Понимаешь?

   — Конечно, княже, спасибо. Скоро не жди.

   — Добро. Удачи тебе.

   Бус повесил трубку и сказал водителю:

   — Включи радио.

   Пела какая-то очередная фабричная продукция без цвета и запаха. Ни музыка, ни слова не желали задерживаться в голове, ловко обтекая уши Белояра.

   — Попрыгай там, что ль, — пробурчал он, и упырь-водила принялся прыгать по каналам.

   Почти везде шли какие-то ток-шоу, от прослушивания которых просыпались самые темные желания — явиться в студию и разорвать всех в гуляш. Одна возомнившая о себе пустота ласкала лживыми словами другую, а та в ответ овевала эту флюидами лицемерного восхищения. Обе не знали ничего ни о чем вообще и смотрели не далее своих припудренных носиков. Бус прожил слишком много, чтобы обманываться на их счет — фальшь слов и истинная никчемность личностей, точнее, личинок были ему трагически очевидны. Но — перетерпел, всё же надо узнать, что случилось.

   И терпение было вознаграждено:

   — ...по-прежнему неясно. Эксперты полагают, что кроме захвата Останкина злоумышленникам удалось как-то взломать спутниковую систему телетрансляций, поэтому подложный сигнал достигает всех уголков нашей страны, — докладывал тревожный ведущий. — В настоящее время не рекомендуется давать смотреть телевизор детям, так как неизвестные, которых уже окрестили телетеррористами, передают в эфир сцены насилия вперемежку с порнографическими сценами. Первые результаты переговоров с руководителем террористической группы, захватившей Останкино, пока не разглашаются. Ранее телетеррористы заявили, что выдвинут требования позже, в двадцать один ноль-ноль. Мы будем держать вас в курсе событий.

   — Сумасшедший дом, — вздохнул без особого сожаления Бус.

   Через два часа он сидел в гараже напротив связанного спящего эльфа и разглядывал его.

   Три отвратительных шрама, кривой нос, массивный подбородок. Пресловутые острые уши, причем левое — дранное, изуродованное зверем. Медведем. Доверенные люди разузнали в Сибири. Молодец остроухий — настоящий боец, какие нравились Белояру. В душе князя князей не было жажды отомстить, хотя эльфу почти удалось... Ну, не удалось же. И с упырями он никогда не будет.

   Бусу вспомнился один из князей — ранняя его ошибка. Обратил врага, надеясь на воссоединение, а тот едва не сколотил, как это модно сейчас говорить, оппозицию. Пришлось повозиться.

   Остается лишь покопаться в мозгах, разузнать, сколько их здесь, диверсантов хреновых, и добро пожаловать на стол дружинникам.

   Родоначальник подал знак бойцу, дескать, буди соколика.

   Дружинник, стоявший за эльфом, наклонился и аккуратно прокусил пленнику шею. Со слюной в кровь попало особое вещество, делающее жертву послушной.

   — Очнись и отвечай честно, — тихо приказал боец, и остроухий распахнул глаза.

   «Тусклый взгляд, как у оскопленного льва», — подумалось князю князей, и стало даже немного неудобно за то, что упыри превращают настоящих солдат в послушных кукол.

   — Сколько в России эльфов? — спросил Бус.

   Медленно потекли мысли пленного: «Я один, связной в Британии, Амандил подмогу не даст...»

   — Один я, — сказал вслух.

   — Сколько у тебя помощников из людей?

   Снова мысли: «Двое осталось, а про троллей я вам не скажу».

   — Сколько троллей?

   Пленный напрягся — в его разуме происходила нешуточная борьба. Волевой, паразит, сильный, не без восхищения отметил Бус. Да и мощь упыря-бойца оставляла желать лучшего. Придется, видимо, самому куснуть пленника...

   — Троллей... два! — выдавил эльф.

   Белояр с удивлением дочитал в его голове: «...человека, а троллей — четверо!»

   Вот силён стервец, Велесе премудрый!

   Белояр встал, подошел к пленному, по-хозяйски взял его за волосы, наклонил остроухую голову налево и впился.

   Тело эльфа вздрогнуло, прошли волны крупной дрожи. Что ж, почуй мощь настоящего первородного упыря, чужанин!

   Бус не спеша вынул зубы из раны и вдруг ощутил, что его руку перехватывают, выворачивают, а в шею — кусают!

   Голова чуть закружилась, как это много раз случалось, когда князь князей обращал кандидата в упыри. Вот так шраморожий!

   — Меня нарекли Лесным Воином! — раздалось в уме Буса.

   — Да хоть Аленушкой, — спокойно ответил Белояр и резким ударом руки пробил бок эльфа.

   Пальцы, сложенные «лодочкой» порвали кожу, смяли ребро и вонзились в легкое. Эльф завопил, ведь обращение еще не завершилось, и боль зажглась в его теле, словно сотня солнц. Белояр согнул пальцы крюком, взяв противника за рёбра, и метнул его в бетонную стену гаража.

   Хрустнуло великолепно.

   В руке остался обломок кости.

   — Таурохтар... Странное имя... — пробормотал упырь, разбудивший эльфа.

   Второй охранник, стоявший у ворот, вовсе не успел осознать происходящее, но его рука двинулась в правильном направлении — потянулась к оружию.

   «Да, вы, ребята, и верно медленные», — с досадой подумал Бус, шагая к врагу.

   Разум Таурохтара всё еще застилала боль, но в ее просветах обозначалась неимоверная злость, неизъяснимая ярость. Что-то особое питало этот гнев, что-то сверхчеловеческое. Эльф совершенно обезумел, будто где-то овладел способом перекидываться берсерком — входить в особое состояние сознания.

   На своем порядком затянувшемся веку князь князей встречался и с такими воинами. Скандинавы жрали какие-то грибы, но случались и умельцы впасть в неистовство без веществ. Но этот-то где насобачился?!

   Таурохтар пришел в себя, когда обломок его собственного ребра, зажатый в кулаке Буса, уже летел прямиком в эльфийское сердце. Всё, что успел сделать связанный пленник, — ринуться в сторону. Белояр промахнулся, вспоров левое легкое новообращенного упыря.

   Тот выгнулся, вены вздулись от напряжения могучего тела, веревки лопнули, и эльф отмахнулся, заставив князя князей отступить на пару шагов.

   — Убейте его, — приказал Бус дружинникам.

   В него уже летел домкрат, поднятый Таурохтаром с пола. Пришлось отклониться, а шраморожий стремился к выходу. Дружинник успел выстрелить, но Лесной Воин сбил его с ног, упал сам, перекатился и припустил к забору.

   Наконец-то начал стрелять второй охранник.

   Белояр схватил крестообразный колесный ключ и метнул в эльфа. Снаряд воткнулся знатно. В поясницу. Почти в хребет.

   Эльф снова потерял равновесие, но быстро выдернул ключ, откатился в сторону, чтобы спрятаться от пуль дружинника.

   Бусу пришлось подскочить к бойцу, выдернуть из его рук автомат, иначе он сам попал бы под щедрые очереди. Затем князь князей устремился к врагу.

   Выяснилось, что Таурохтар времени даром не терял. Он уже несся, припадая на правую ногу, к забору, а упыри только-только выбегали из детинца. В темноте блеснул голый торс в темных пятнах крови и скрылся за оградой.

   Запах эльфийской крови отчетливо висел в ночной прохладе. Правда, теперь к нему примешивался аромат упырьей...

   — Взять его, — со злостью в голосе велел Белояр. — Он ранен и истощен. Убить. Упустите — умрете сами.

  

  

  

Глава 37. Яша. Террор и Гоморра

  

   На экстренное собрание я явился, понятное дело, последним. Зато просветленным и воздушным, трезвым и гневным.

   Все смотрели телевизор, Зангези по кивку шефа переключал каналы пультиком. Звука не было.

   Оборонилов указал на стул, я послушно устроился и вкусил телепередач по полной.

   На всех каналах крутили одно и то же — механистичное и удручающе монотонное спаривание двух бесстыжих приматов, то есть вас — людей.

   Я невольно сравнил их тошнотворный и пошлый акт с таинством нашего соития. Нет, нет, нет, ничего общего! Наша с Сонечкой огненная феерия — истинный гимн любви. Здесь же... Просто нет слов.

   Хорошо, что моей богини не было на этом собрании. Она пока не стала частью команды.

   Впрочем, я не зря задержался: скрещивавшиеся напоказ особи перешли от генитального контакта к генитально-анальному и через пару томительных минут завершили-таки свое постыдное дело, подробно демонстрируя процесс эякуляции — самец обильно полил семенем тело самки, та смотрела в камеру похотливо и вызывающе. Сменившая этих ужасных людей матерщинная заставка ставила зрителей в известность, что это только начало, а самое ужасное будет впереди. Стали крутить реальные убийства, снятые на любительские камеры. Я застал то время, когда на рынках продавали целые диски с этой гадостью. Потом, вроде бы, убрали с глаз долой.

   — Зангези, включи-ка звук, — попросил Ярополк Велимирович.

   Комбинизомби ткнул кнопку, в кабинете раздалось:

   — Ми вас, русские свиньи, рэзали, рэжем и вот так вот рэзать будем, поняли, да?

   Человек в черной вязаной маске размахивал окровавленным ножом и посылал проклятия на головы кафиров.

   — Спасибо, Зангези, довольно, — повысил голос шеф.

   Снова стало тихо.

   — Вот, собственно, и началось, — сказал Оборонилов. — Телецентр захвачен неизвестными, на людей выливаются тонны дерьма. И это не тот ручей, который был с огромным трудом продавлен Разоряхером на канал НТВ. Здесь всё серьезнее.

   — Так может, чеченский след? — подала голос Скипидарья.

   — След может быть каким угодно, но оставил его — Разоряхер! — Шеф ударил кулаком по столу.

   — Ну, обесточат их и выбьют, — предположил я.

   — Кушай тюрю, Яша, — издевательски процитировал Некрасова наставник. — Уже пробовали обесточить. С портативным термоядерным источником питания не страшны никакие перебои, как ты понимаешь... Итак. Имею следующую оперативную информацию. Они там засели надолго. Пока никто штурмовать центр не стремится, потому что там заложники, техники на миллиарды и потенциальная опасность остаться вовсе без центрального телевидения на неопределенный срок. Местной власти без ящика — прямая дорога в небытие. Они будут выжидать. По радио и в Интернете уже тысяча и одна версия — кто, зачем... Нам важно знать две вещи. Первая. Зангези подтвердил — операцию инициировал и спонсировал клопапа. Кроме всего, в сигнал вплетается невербальная информация, непосредственно влияющая на высших приматов.

   — Как влияющая? — вклинилась Скипидарья.

   Шеф скрипнул зубами.

   — С одной стороны, удерживающая у телевизора, с другой, приводящая зрителя в состояние, близкое к истерии. Не перебивай меня. Итак, вторая важная вещь. Сами роды начнутся вечером, а клопоматерь находится под трибунами стадиона «Лужники». Смекаете?

   Еще как. Если у клопов все получится, новорожденные паразиты получат тысячи носителей на выбор. Быстро и в шаговом доступе. Клопоидолы нередко выбирали районы с большим скоплением народа, но сегодня всё складывалось просто идеально.

   — Единственно, сам матч под угрозой срыва, — продолжил наставник. — Но все футбольные бонзы уже поспешили насмешить, тьфу ты, поспешили заверить, что матч состоится и без трансляции.

   — А кто играет? — подал голос Эбонитий.

   — ЦСКА и «Спартак», — досадливо ответил Оборонилов. — Я так хотел посмотреть, чертовы клопы...

   — Да, такой футбол нам не нужен, — сказал я, показывая на экран.

   Там снова показывали порнографию, теперь гомосексуальную. Человек с бородой и в задранной рясе овладевал смазливым парнем азиатской внешности, заставляя того целовать икону.

   — Да... — протянул Ярополк Велимирович. — Если они хотели возбудить в местных ненависть и смуту, то им это вполне удалось... Не будем терять времени. Матч через пять часов. Нам надо проникнуть туда и победить, не угробив футбольных фанатов.

   — И не пасть от их варварской руки, — тихо добавил Зангези.

   — Ты демонизируешь футбольных фанатов, дружище, — ободряюще сказал я.

   — Я про клопоидолов, — еще тише выдавил комбинизомби.

   Оборонилов нахмурился и после долгого молчания, на протяжении которого все невольно смотрели за действиями порноактеров, произнес:

   — А ведь там будет побоище. Градус идиотии возрастает. — Он мотнул головой в сторону телевизора. — Люди начнут бесчинствовать.

   Эбонитий встал со своего места и принялся ходить, то заламывая руки за спину, то сцепляя пальцы перед грудью. Наш доблестный завтрак был явно взволнован.

   — Как? Я хочу понять, как эта раса поставила себя в зависимость от показывающего ящика, уважаемые мои коллеги? — В глазах бывшего проповедника горел гнев. — Дайте мне час, и я проведу ходатаинство.

   — Что ты проведешь? — обескуражено спросил шеф.

   — Ходатаинство. Таинство ходатайства высшему разуму о нисхождении его в головы россиян!

   Мы со Скипидарьей деликатно прыснули в кулачки.

   Ярополк Велимирович открыл рот, потом захлопнул. Напустил на себя самый серьезный вид и изрек:

   — Эбонитий, очнись! Они пока что — построение пространств, мы — построение времени. Их ступень такая, понимаешь? Нет, твоя молитва не изменит природу человека. А мы опоздаем. Этот безумный мирок стоит спасти, не так ли?

   — Не знаю, — не менее хмуро бросил завтрак.

   — Я знаю, — промолвил Зангези, подскакивая с места. — Надо. Мы обязаны. Они слишком еще юны и глупы... Наверняка они сами допустят роковую ошибку, такова их неуемность. Но они имеют право на попытку, Эбонитий. Иначе грош цена твоей вере в абсолютный разум.

   — Ну... Да, извините, разволновался. — Бывший проповедник тряхнул головой. — Что делать будем?

   Оборонилов едва не вышел из образа седоватого руководителя человечьей породы.

   — Руки. В. Ноги. И. Бегом. Готовиться. К. Охоте. — Он разве что не шипел от ярости. — Всех касается. Все знают, что делать. Щенки! Через сорок минут выезжаем. Опоздавшего — удавлю. Вон!

   И отвернулся к телевизору.

   Там как раз расчленяли худенького ребенка.

   — Чего это он? — спросила меня Скипидарья, когда мы вывалились в приемную.

   — А что они раскисают-то? — Я нервно хохотнул. — Один в религию ударился, второй произносит бредовые речи а-ля Мак Сим в стране массаракша...

   — Ты о чем?

   — Да так, о фигне. В общем, собираемся.

   Мой охотничий доспех давно дожидался своего часа. Я облачился в специальный костюм, обвешался специальным оружием и принял специальные таблетки. Всё было настолько специальным, что особенность наступающего момента проступила во всей своей эксклюзивной красе.

   Охота... По моему телу пробегали мурашки, в голове горела лампочка радости, я не мог стоять на месте. Близился апофеоз. Мой первый момент истины. То, ради чего я пошел в охотники. Я так разволновался, что стал посасывать пальцы, пытаясь грызть коготки.

   Надо было срочно повидать Соню.

   Я постучал в ее дверь, моя любовь отперла и застыла на пороге, как мне показалось, залюбовавшись. И я любовался ею, она была великолепна.

   — Что случилось? — спросила Соня с тревогой.

   — Начинается! — Ликованию моему не было границ. — Сегодня свершится охота!

   Она подошла к кровати и присела, молитвенно сложив лапки у груди. Прямо как тогда, в доме Разоряхера, когда Сонечка сказала мне: «Беги». ..

   — Я познакомилась с вашим кодексом и вообще... — пролепетала она. — По компьютеру. Я ничего не понимаю, я не представляю, ради чего... Так рисковать... Почему?!

   Опустившись на пол, я обнял ее колени, потерся щекой о прохладный бархат ее кожи на восхитительном бедрышке. Только бы не задымить, подумалось мне. Я не имею права подвести шефа! Пропустить сегодняшнее пиршество высшей мести?! Ни за что!

   — Ты всё поймешь, милая, — ласково сказал я, и душа моя наполнилась лучезарным теплом, простите за выражение. — И поверь мне — игра стоит свеч.

   Вскоре мы все ехали в микроавтобусе по улицам Москвы, и не надо было быть поэтом, чтобы учуять в столичном воздухе флюиды тревоги и безумия. Мы видели, как выкидывают телевизоры в окна, бьют витрины и дерутся. Пока изредка. Но волна одичания уже нависла над этими головами, и когда Разоряхер подаст сигнал подельникам, новая порция транслируемой отравы обрушит эту волну, будьте покойны.

   Я откровенно недоумевал, к чему тогда была акция с написанием матерка на Красной площади. По сравнению с сегодняшним безобразием она выглядела глупейшей шалостью. И я спросил об этом шефа.

   — Разоряхер стряхивал жучков, — пояснил Ярополк Велимирович, сидевший на переднем пассажирском. — Выяснял, насколько хорошо мы его прослушиваем. И обезвредил-таки, заметь, всю прослушку. Потому я и вспомнил о хапуговках. Еще он постарался нас дезавуировать, подсунуть местным правоохранителям. Ты же съездил на Лубянку, верно? Они до сих пор тебя ищут, не сомневайся даже. А потом ты едва не попался берсеркам. Мы почти потеряли очень важного члена команды. А не отреагировать мы тоже не могли — здесь и кодекс охотника, и здравый смысл, на котором, кстати, и держится наш кодекс.

   Тут я бы поспорил, но не стал. Просто повернулся к Сонечке и до самых «Лужников» молча ехал с ней в обнимку.

   Оборонилов сделал пару звонков, и к моменту нашего торжественного появления у стадиона нас ждал пропуск, разрешающий въезд на территорию спортивного комплекса. Да, в этой туземной дипломатии я пока ни бельмеса не разумею и налаживать нужные связи не научен. Да и, признаться, не стремился, хотя шеф не раз призывал меня концентрироваться не только на полевой работе.

   Но я просто физически не мог вытерпеть всех этих переговоров с непременными банями и многолитровыми алкогольными марафонами. Скажу вам, дорогие мои безволосые приматы, у вас даже взятку по-простому не возьмут, всё норовят обставить это постыдное действо как взаимоприятное приключение.

   Вот почему, почему вы не договариваетесь с властями так же просто и утилитарно, как столковываются герои ваших порнофильмов? Минута — и уже гениталии трудятся... Нет бы утром деньги — вечером услуга. Ага, сейчас. А пообщаться? А на рыбалочку?

   Наверняка вы полагаете, что я много на себя беру. Возможно. Только первые пять лет на вашей планете Оборонилов не вылезал из саун, рыбалочек и прочих корпоративочек. Ни на одной планете мы не истратили такого количества алконейтрализатора, как у вас, гостеприимные мои гомо сапиенсы.

   Но вернемся к нашим «Лужникам». Здесь уже блуждали толпы фанатов, и их лица не озарялись радостью спорта, отнюдь. Всё несло печать грядущей катастрофы, царила подавленность и постепенно закипающая злоба. «Мясо» люто смотрело на «коней», «кони» хищно поглядывали на «мясо». Милиция, эта ощерившаяся дубинками прокладка между двумя менструальными потоками, зыркала волками, обреченными на позор.

   Из стадионных репродукторов бодрый мужской голос вколачивал в квашню толпы гвозди увещеваний:

   — В настоящее время ведется полномасштабная операция по освобождению телецентра, и межведомственная комиссия заверила россиян в том, что проблема будет решена. Премьер-министр России Владимир Владимирович Путин заявил: «Самое плохое, что мы можем сейчас сделать — это поддаться панике. Мы ни в коем случае не пойдем на поводу у террористов...»

   Стальные слова премьера увязали в толпе и погибали безвозвратно.

   — Это, сука, американцы!!! — заорал нам в окно какой-то полупьяный гамадрил в красно-белом шарфике.

   Сонечка вздрогнула и прижалась ко мне всем тельцем. Моя ты бедненькая...

   Мы медленно продрались сквозь клокочущую в растерянности и агрессии биомассу и подрулили к боковым воротам.

   Подошел угрюмый человек со звездочками на погонах, печально проверил пропуск, вопросительно взглянул на Оборонилова. Лик этого человека напомнил мне морду такой вислоухой собаки со скорбно подвешенными щеками и грустным взглядом, не помню название породы.

   — По вашей линии вызвали для поддержания всего этого. — Шеф взмахнул рукой.

   Ну, да, им сейчас нигде не хватает сотрудников, а мы частное охранно-сыскное агентство, как-никак. Проверяющий кивнул, велел своим открыть ворота.

   Эбонитий аккуратно вписал микроавтобус в отведенную нам щель. Я заметил, что некоторые фанаты алчно вперились в открывшуюся брешь, раздумывая, не воспользоваться ли, и даже сделав несколько шагов, но створки быстро сомкнулись, и эти сущие зомби потеряли к ним интерес.

   Нашему комбинизомби было едва ли не худо.

   — Зачем они не отменили? — пролопотал он, ежась.

   — Не терзайся, Зангези, это и есть ситуация, когда оба решения хуже, — спокойно ответил наставник. — Что правильнее — собрать эту кодлу здесь, на стадионе, или объявить им, что матч отменяется? Поползут по городу — никакого ОМОНа не напасешься. Скажи лучше, что там Разоряхер?

   Комбинизомби помолчал, вслушиваясь.

   — Они давно на месте, он ждет. Молится на расставленные ловушки, готовится отдать приказ своим наемникам в телецентре. Нанести главный удар. Бранится с женой. Той стало плохо.

   — Вот-вот разродится, значит, — проговорил Ярополк Велимирович. — Ну, ребятки, вперед. Ты, Соня, сиди здесь и не высовывайся. Будешь нашими глазами и ушами. Следи за входом, поглядывай по сторонам. Если увидишь подозрительное — связь по рации. — Он сунул ей в лапки устройство. — Яша за тобой вернется. Всё, выдвигаемся.

   Моя красотка лизнула меня в губы язычком, и её доблестный победитель клопоидолов вместе с другими охотниками выскочил из автобуса.

   Соню мы заперли и двинулись к служебному входу.

   Эбонитий направил на дверь детектор ловушек, просветил насквозь.

   — Чисто, — удивленно констатировал завтрак.

   — Нас видят, — сказал Зангези. — Но не слышат. Разоряхер наблюдает нас при помощи камеры.

   Оборонилов ухмыльнулся:

   — Пусть наблюдает. Яша, давай.

   Я расширил контекст и просочился за дверь. Там, в полутемном коридоре, вернулся в текущий план событий и отомкнул дверь изнутри. Распахнул.

   И даже испугался — на меня глядело одутловатое пустоглазое лицо Зангези.

   — Ты чего? — спросил я.

   — Я чувствую деструктор, — замогильным голосом произнес комбинизомби.

   — Сам ты деструктор! — Мне показалось, что он обозвался на меня.

   Шеф развернул Зангези к себе.

   — Деструктор?! Ты уверен?

   — Конечно. Я отчетливо различаю всё, сделанное Ну-вы-и-странниками, — спокойно ответил комбинизомби. — И вы это знаете.

   Наставник сплюнул и слегка зашипел.

   — Так, зайдем.

   Я посторонился, все зашли в коридор, я закрыл дверь.

   — Здесь нас видят? Слышат? — поинтересовался Ярополк Велимирович.

   — Нет, — заверил Зангези.

   — Значит, деструктор.

   Комбинизомби кивнул.

   — Поликонтекстуальный?

   Еще кивок.

   — Да что это значит-то? — спросил я, чувствуя себя зеленым стажером и невежественным сопляком, как нередко случалось в период обучения.

   — Это значит, Яша, что теперь мы не имеем права расширять контекст. И сами пропадем, и эту планету сгубим.

   И почему у шефа что ни новость, то хуже предыдущей?

  

  

  

Глава 38. Марлен. Карма карман не тянет?!

  

   В шуме леса Востроухову чудились то девичьи вскрики «ау!», то птичье пение, то отзвуки заполошной автомобильной сигнализации. Сознание будто топталось перед порогом, за которым начинается пресловутое состояние «пришел в себя». И рад бы впустить, но онемел, а оно — будто вампир, который без приглашения не в силах войти.

   И потом, если сознание — это и есть ты, но при этом оно вне тебя, то как ты его впустишь, если ты сам вне себя?

   И яркой вспышкой: «Вампир! Я же вампир!»

   Марлен смутно вспомнил, как Владимир уговаривал его пройти обращение. Или правильно говорить «принять»? Или еще правильнее будет вовсе не говорить об этом странном сне?

   Воля полукровки всё же загнала разум в какое-то подобие присутствия, и Марлен наконец-то ощутил себя. Тело болело, особенно тяжко было в груди — острая, колющая, дающая метастазы в плечо и шею. Кажется, такое случается при инфаркте.

   Сложив усилия и терпение, помножив их на старую привычку действовать, а не раскисать, Востроухов оторвал руку от чего-то мягкого и приложил ее к груди. Ладони сделалось сыро. Прощупав эту лужу пальцами, Марлен обнаружил отверстие.

   Пуля?

   Да, в нас стреляли!

   Он отчетливо вспомнил, как добрые эльфы-автоматчики исполнили приказ его отца.

   Но мы же исчезли... Растворились... Я видел эти тупые морды, вытягивающиеся в удивлении... Что же это?!..

   Открыть бы глаза, посмотреть бы, где я...

   Рядом кто-то тяжело плюхнулся. Кажется, на колени. Во всяком случае, Марлену почудилось именно так. Воображение слепого.

   Почувствовал пальцы на шее.

   — Жив, поганец! — Голос удивленного Владимира.

   Я это уже слышал.

   Нет, правда.

   — Да? — Князь упырей помолчал, раздумывая. — Что-то и мне это всё подозрительно знакомо... Какой был взрыв, мое почтение! Твои родственнички по папиной линии не пожалели пороху.

   — Иди ты, — подумал Марлен, даже не пытаясь произнести что-либо вслух, ведь телепат и так прочитает. — Где я?

   — У этого, блин, вашего транспортного узла. Ну, я тебя оставил за пригорком... Вот куда тебя понесло? Словил в грудь...

   Марлен на ощупь нашел Владимира и схватился за его рукав.

   — Так взрыв же! Как ты?.. — выдавил он из себя.

   — Повезло. Давай, хватит базара, что-то мне подсказывает, сейчас нагрянет твой папаша с ягд-командой.

   Востроухова сотрясли мелкие судороги смеха. Пусть они отдавались болью в груди и плече, но приятно, что не только у тебя эльфы ассоциируются с фрицами...

   — Тихо, Амандилыч, — шикнул князь. — Ты так дуба врежешь. Краше в гроб кладут, между прочим.

   Ага, ты мне еще предложи инициацию.

   — Неплохая мысль.

   — Иди ты еще раз.

   — Ладно, не сипи, я тебя и так слышу.

   Сильные руки схватили Марлена за грудки и поволокли по мягкой земле. Над ухом раздавалось пыхтение Владимира. По всем признакам, упырю досталось немало. Полукровке стало совестно, и он нашел силы открыть глаза.

   И тут же закрыл, потому что резануло. Всегда одно и то же. Я б, наверное, хотел забыться и уснуть, подумал Марлен.

   — Смотри только, не оттопырься, — процедил упырь сквозь зубы. — Ты ж меня утянешь, я тебя знаю.

   Я же не вмазанный...

   — Зато я — во весь рост. — Князь остановился передохнуть. — По ходу, там, ну, внутри, то ли случайно, то ли нарочно эльфы распылили эту вашу дурь. Я только сейчас понял. Мы как подобрались к хранилищу, сразу запах почувствовали. Транспортный этот наркотик так пахнет, и в примеси еще какая-то вонь была. Ребята стали отключаться. Мы побежали долой, тут взрывом и накрыло.

   — А потом?

   Владимир снова взялся за одежду Марлена и поволок его, словно мешок с...

   — Точно, ты и выглядишь, как оно самое, — съехидничал упырь. — Потом я очухался и выбрел к тебе.

   — А потом?

   Князь снова остановился.

   — Ты что, дурак? Поговорил с тобой и вот, тащу тебя и молюсь, что не ошибся с направлением. Было бы глупо выползти прямо на твоих, да?

   Они такие же мои, как и твои, устало подумал Марлен. Неужели ты не помнишь, как они нас расстреляли?

   — Да ладно... Хм... Я думал, это типа бреда что-то было. Знаешь, как там бабахнуло? Меня должно было в лоскуты порвать.

   Востроухов приоткрыл глаза, посмотрел на князя. Прошептал:

   — Нет, более-менее целенький.

   И обмяк, ощущая, как уходят последние крохи сил.

   — Эй, эй. — Владимир зашлепал его по щекам. — Держись, эльфолюдок несчастный!

   А вот это ты зря, в ярости подумал полукровка. Был бы я цел, башку бы тебе оторвал.

   — И оторвешь, только выживи, чертова кукла! — вызверился на него упырь. — А чтобы ты не скопытил, я тебя обращу, понял?

   — Я не гомосек, сука, — прошипел Марлен.

   — Ах, ты... Верно, всё это уже было...

   Востроухов наблюдал, как Владимир озирается, пригибаясь к земле.

   — Тьфу! — Князь заскрежетал зубами. — Вон, уже идут.

   Чуть приподняв голову, Марлен увидел отца и ряд автоматчиков.

   — Слушай, Володь, — проговорил полукровка, опустив голову на траву. — А ведь мы сейчас должны говорить с тобой о чем-то важном, что выяснили вместе еще там...

   — Убить! — прозвучал голос Амандила, и пули стали жалить Марлена и Владимира, словно пчелы-убийцы, разрывая ткани тел и тончайшие связи с чем-то, что до сей поры так никто и не взвесил.

   Марлен судорожно вдохнул и вскочил, крича.

   Кричал от боли и злости. Особенно от злости, хотя не понимал, из-за чего так ярится.

   Схватился за грудь.

   Кровь.

   Он рванул университетскую робу, отрывая немаленький клок.

   Надо же, в грудной мышце засел тонкий кусочек металла.

   Стиснув зубы, Востроухов выдернул этот осколок арматурины. Тварь, в ребро упиралась, между прочим.

   Он украдкой глянул на горящее здание транспортного центра. Так, там Владимир.

   Махнув рукой на кровоточащую рану, полукровка пошел внутрь.

   Здесь огня почти не было. Каменные стены не самый лучший топочный материал во вселенной.

   Недалеко от выхода кто-то шевелился. Марлен добрел до раненого. Владимир.

   — Ха, жив, поганец! — не без радости воскликнул Востроухов и тут же испытал глубочайшее омерзение от этой простой, казалось бы фразы.

   — Жив, жив... — простонал князь. — Помоги мне, что ли.

   Полукровка отодвинул от Владимира тело мертвого упыря, взялся за плечи князя и ощутил железную хватку на своем левом запястье.

   — Амандилыч, доверься мне. — Владимир проговорил настойчиво и просительно одновременно. — Тебя надо обратить, братуха. Во что бы то ни стало. Иначе не уйдем.

   — Пошел ты в жопу, заднепроходец! — вспылил Востроухов и пробил с правой в лицо упыря.

   Хватка не ослабла, князь дернул его на себя, и через мгновение Марлен почувствовал укус в предплечье. За укусом последовало оцепенение — тупая покорность.

   — Взваливай меня на плечи и неси в лес! Быстро! — Приказ упыря обжег, словно кнут.

   Их нагнали у самой кромки леса.

   В этот раз отцовское «Убить!» воспринялось как спасение от рабства.

   — Не обижайся, Марлен, я должен был попробовать. — Такими были первые слова Владимира, когда он склонился над раненным Востроуховым в следующий раз.

   — Очнусь более-менее целым — свалю без тебя, урода, — пообещал полукровка.

   — Ты чё, ни хрена не понял, что ли? — Князь постучал ему по лбу, мол, дома есть кто? — Мы застряли!

   — Всё я понял, — удрученно пробормотал Марлен. — Пожалуй, всё же зайду к тебе перед побегом, глаз на жопу натяну...

   Владимира передернуло от ненависти, которая бушевала в душе полукровки.

   Князь отошел от Востроухова и поднял чей-то автомат. В этот раз удалось унести с собой на тот свет троих эльфов и даже ранить Амандила.

   Кажется, в десятый, хотя Владимир настаивал, что в девятый, раз они выбрели друг навстречу другу — оба на ногах и с относительно мелкими повреждениями.

   — Что-то я задолбался умирать, — сказал князь.

   — Давай попробуем отбиться, — предложил Марлен.

   Они собрали годное оружие и продержались часа два, положив почти всех, кроме Амандила и пары особо осторожных эльфов.

   А потом у них кончились патроны.

   — Я вот что не пойму, — произнес Владимир, отбрасывая бесполезный теперь «калаш». — Почему капсула ни разу не подействовала.

   — Гы, у меня тоже, — сказал сквозь зубы Марлен.

   Зубами он придерживал кончик тряпки, которой заматывал простреленное плечо.

   — Как думаешь, где мы? — спросил упырь.

   — Думаю, мы в жопе.

   — Ага-ага, в полной. И всё же?

   — Либо ты глючишь, либо я глючу, а значит, мы вместе глючим, с нашей-то связью. Ты говорил как-то, что надышался наркоты перед взрывом, так?

   — Так.

   — Вот нас и накрыло.

   Помолчали, прислушиваясь к шуму леса и коротким репликам эльфов. Владимир отлично воспринимал их мысли, враги были уже в непосредственной близости.

   — У нас — несколько секунд, — предупредил он товарища. — На тебя выскочит оттуда, мой появится здесь.

   Он показал на разломы.

   — А отец?

   — Он застрелит нас, когда мы сцепимся с этими...

   — Ну, до скорого. — Марлен ободряюще подмигнул.

   — Угу, — угрюмо отозвался князь. — Надеюсь, всё это не предсмертная агония. А то можем и не встретиться.

   Востроухов взялся за дуло автомата, чтобы использовать машинку в качестве биты.

   — Главное, чтобы не оказалось, что мы здесь навечно...

   Эльф показался в дверном проеме, и Марлен врезал ему автоматом по ноге, по самой косточке. Владимир удачно встретил своего врага подлым броском камнем в голову.

   Ни князь, ни полукровка не успели завладеть оружием противника — Амандил перестрелял их, нарисовавшись в окне.

   — Эх, опять в тебе эта арматура, — досадливо сказал Владимир, дойдя до Марлена.

   — Надо сопротивляться, — прошептал Востроухов. — Давай, обращай меня.

   Упырья инициация придала ему сил.

   Они снова засели во взорванном здании и приготовились дать эльфам бой.

   — Как, по-твоему, есть смысл сопротивляться, или это наше с тобой упрямство? — мысленно спросил Марлен.

   — Знаешь, они серебряными пулями стреляют. — Владимир похлопал по обойме, и полукровка кивнул, потому что сам видел, какие там патроны. — А серебро в сердце — это не только насмерть, но еще и необычайно больно. Я ведь почти забыл, что такое настоящая боль. У нас, упырей, совсем другой порог, между прочим. А тут вспомнил во всех подробностях.

   — Я бы тебя пожалел, да наша обязательная программа приближается, — сказал полукровка.

   Через полтора часа Марлен остался один — Владимир поймал в голову сразу две пули и корчился в страшнейших конвульсиях: ни умереть, ни исцелиться его истерзанный организм не мог. Востроухов понимал, что это всё морок, игры воображения и прочая майя, но не мог видеть страданий боевого друга. Пуля в сердце оборвала страдания князя.

   — А последний чертенок посмотрел устало, — проговорил Востроухов и вынес себе мозги.

   В этот раз он лежал, проткнутый железкой, и долго-долго никто к нему не шел.

   То ли Владимир и верно попробовал прорваться в одиночку, то ли в этом дубле сумасшедшего кино они оба очнулись в самом унылом положении. А может, князь и вовсе не очнулся.

   — Жив, поганец, — услышал, наконец, Востроухов издевку отца. — Убить.

   Пробравшись в разрушенный транспортный узел, Марлен откопал князя из-под обломков и первым делом повинился:

   — Зря я нас выпилил, получается. Чем яростнее борешься, тем выгоднее новое воскрешение, чёрт бы его побрал.

   — А может, совпадение, — скептически заметил упырь. — Но проверять не хочется. Я чувствую себя неплохо. Давай убьем их всех.

   Полукровка рассмеялся:

   — Володь, ты как в старой рекламе. Помнишь? «Саша, бросай!»

   — Я не смотрю ящика. Не смотрел, — поправился Владимир.

   — Ну, там снимался Тихонов, тренер хоккейный который, а не актер. Хоккеист не может забить, а потом Тихонов накатывает каких-то противопростудных леденцов и орет: «Саша, бросай!» И этот Саша бросает, гол, победа, все дела. Леденцы рулят.

   — Тебе, Амандилыч, хренова туча лет, а ты херню всякую смотришь и потом еще рассказываешь, — проговорил князь, поднимаясь. — Давай, по быстрому тебя инициируем и айда собирать оружие.

   ...Им повезло — в упорной перестрелке победили два калеки, а не пышущие здоровьем эльфы.

   Папашу Марлена гасанул Владимир. Практически в самом начале боя. И такая удача принесла плоды: без руководителя остроухие автоматчики наделали глупостей. Даже вспоминать стыдно.

   — Хм, и что дальше? — спросил полукровка, когда пал последний из ягд-команды.

   — Ну, не знаю... Может, перейдем на следующий уровень. — Упырь широко улыбнулся, и Марлен подумал, что насчет телевизора князь всё же заливает: и телек поглядывает, и за писюком не пять минуток провел.

   — Ну, ты догадливый, как этот... Эркюль Пуаро, блин, — прокомментировал Владимир. — Может, тебя озарит, куда нам плыть?

   Сказал и осекся, с подозрением глядя на Марлена.

   — Слушай, откуда твоя литературщина в моей голове?..

   Тот пожал плечами.

   — Не знаю. Благотворное влияние, может? Ладно, валить отсюда надо.

   — Куда?

   — Да хоть в университет. Там есть, где спрятаться.

   Собрав скудные боеприпасы побежденных, они двинулись в лес. О марш-броске пришлось забыть, ковыляли, берегли силы, осторожничали сверх меры. Путь продолжался в три раза дольше.

   Они миновали все приметные места, стоянки привалов, вышли к роще, за которой стоял тир. Прокрались сквозь нее и едва не уронили автоматы — кривая бреда вывела их обратно к разрушенному «институту наркоты и путешествий».

   — Это начинает утомлять, — произнес Марлен.

   Владимир выразился короче. Что-то такое резкое про орально-генитальный секс.

  

  

  

Глава 39. Яша. Трое в лодке, не считая монстра

  

   Мы продвигались чудовищно медленно. Разоряхер напихал в узкие коридоры подтрибунного пространства столько мин и ловушек, сколько не приснится ни одному параноику во вселенной.

   Часть смертоносной начинки срабатывала на тепло, часть на изменение объема, какие-то устройства сканировали пространство различными волнами, другие испускали отравляющие вещества через определенные промежутки времени... Лазеры, акустические датчики, банальные растяжки местного изготовления, голодные паразиты-присоски — Иуда собрал полную коллекцию поражающих штучек-дрючек.

   Эбонитий и Зангези, обвешанные сканерами и детекторами, указывали на новые и новые сюрпризы. Несколько раз мы чуть не погибли, Скипидарья вдохнула какие-то споры, но Зангези вколол ей что-то противогрибковое, и она, вроде бы, осталась в порядке. Оборонилов наступил на мину-липучку, и ему пришлось разуваться, пока химикаты не разъели его лапу вместе с армейским ботинком.

   Мы действовали в темноте, потому что коридоры были обильно утыканы минами, срабатывавшими на свет. Нам запретили говорить и шуметь, чтобы ненароком не активировать датчики. И всё же пару раз рвануло, но несильно. К счастью, на этих участках подрыв одного устройства не тащил за собой срабатывание остальных.

   — Что там у клопоидолов? — то и дело шепотом спрашивал шеф.

   — Выжидает и наблюдает, как мы продвигаемся, — неизменно отвечал Зангези.

   Часть приспособлений имела связь с пультом в руках Разоряхера, и при выключении той или иной ловушки он фиксировал пропажу сигнала.

   Оставалось молиться, чтобы Иуда не начал взрывать свои игрушки дистанционно.

   Нейтрализуя абсолютно все попадавшиеся на пути мины, мы обеспечивали надежный путь обратно.

   Что-то неладное творилось с Зангези. С каждым метром комбинизомби трясло всё заметнее, он еле слышно постанывал, будто от боли.

   — Ты как? — тихо спросил я, когда Зангези привалился к стене и прикрыл глаза.

   Благо, что я отлично вижу в темноте.

   — Чем ближе деструктор, тем хуже, — пожаловался комбинизомби. — Моя личность... Она словно горка песка на ветру... Всё сильнее дует, всё больше песчинок уносит прочь. Понимаешь?

   Ярополк Велимирович положил руку на плечо Зангези.

   — Возвращайся. Давай сканеры, я сам.

   — Нет-нет, пока терпимо, — воспротивился комбинизомби. — Я скажу, когда достигну черты, за которую нельзя.

   — А что будет, если?.. — спросила Скипидарья, тяжело дыша после отравления спорами.

   — Я перестану существовать.

   И мы пошли дальше, сжигая стрекательные нити, свисавшие с потолка, обезвреживая мины на полу и стенах, обманывая датчики и перепрограммируя детонаторы.

   Я стал замечать, что очертания коридора иногда подрагивают и изгибаются, темноту изредка подергивает смутный муар слабого свечения.

   — Шеф, вы ничего не видите? — поинтересовался я.

   — Вижу, вижу. Заткнись.

   А потом в один проклятый момент я позорно запнулся за ногу Эбонития и сделал роковой шаг в неразминированную зону.

   Инстинкты сильнее разума — я расширил контекст.

   И — попался.

   Стадион, коридор, мои спутники — всё стало вероятностным допущением. Абсолютный смысл имела лишь одна вещь — находящийся впереди меня деструктор.

   Он был не близко и не далеко. В нескольких десятках метров. Но в то же время, я чувствовал, что могу прикоснуться к нему лапой.

   Потому что ее можно вытянуть на любую длину.

   Всё светилось, а деструктор просто-таки пылал. Я наблюдал радужный световорот, он звал к себе, а тысячи шепотков настойчиво твердили нечто неразборчивое, но становилось ясно — только подойди к деструктору, и всё встанет на свои места.

   Мои мысли превращались в бледненькие протуберанцы. Голова испускала их, и они быстро-быстро уносились к световороту.

   Гравитация, однако.

   Прямо нечерная дыра какая-то. Лишь бы не пересечь горизонт событий.

   «Рви когти, Яша», — посоветовал я себе, сжимаясь от страха.

   Я стал отступать, и каждый шаг назад давался мне с огромным трудом. Эта штука притягивала похлеще магнита. Радужные щупальца света тянулись ко мне, словно конечности астрального осьминога, и мне вообще не улыбалось угодить в их объятия.

   — Что с ним? — услышал я медленно прокрученный голос наставника.

   — Борется. — Это спустя вечность ответил Зангези. — Ему не помочь.

   — Сраные ну-вы-и-странники, — выругался я, но не полегчало.

   Понимая, что проигрываю борьбу с этим центром смысловой гравитации, я сделал, наверное, самое глупое, что только мог. Я еще шире раздвинул контекст бытия.

   Это, дорогие мои прямоходящие, опасное упражнение. Его практикуют высокодуховные вылезавры, причем многие не возвращаются. Есть мнение, что при обратном скачке, то есть, сужении контекста, они оказываются в открытом космосе, потому что их время становится иным, и из-за разницы его течения из-под такого путешественника уходит планета.

   Ну и, вряд ли кому-то приходило в голову заниматься такими экспериментами вблизи деструктора, хе-хе...

   К чему привел мой необдуманный шаг? Я попал в полную и безоговорочную пустоту. Здесь были только я и дурацкое радужное шоу. Одно из световых щупалец, кажется, синее, лизнуло меня, точнее, прошло сквозь (я ощущал себя как некое облако, а не телесный объект).

   Импульс.

   Сначала меня резко притянуло почти к самому центру вращения этих лучей, а потом еще мгновеннее, простите за безграмотность, зашвырнуло праящер знает куда.

   Я зазвучал, засветился, завибрировал от ужаса, ощущая себя той самой кучкой песка, которую развеивает встречный ветер.

   Необычайно хотелось жить.

   Невыразимо хотелось к Сонечке.

   А я всё летел, будто какая-нибудь комета, в сером пространстве внеконтекстуальности, и, ручаюсь, мимо проносились сгустки реальностей — многомерные сложнейшие пространственно-временные фигуры, форму которых легче всего отображает слово «абракадабра».

   Изо всех сил я пожелал врезаться в одну из них, и мне повезло.

   Столкновение было такое, словно я стал причиной Большого взрыва.

   Бабахнуло, ослепило, хотя где они, глаза-то?..

   Я ударился оземь и обернулся всё тем же стариной Яшей.

   — Чур меня! — воскликнул кто-то совершенно по-русски.

   Я открыл третье веко на правом глазу и произвел блиц-рекогносцировку. Выяснилось, что я валяюсь в лесу перед двумя высшими приматами — молодым и несколько постарше. Значит, я хоть и не на «Лужниках», но на Земле.

   Люди вскинули автоматы.

   — Э-э-э, не стреляйте! — выдавил я, поднимая лапы.

   — Что за на хрен, Амандилыч? — спросил один самец человека, тот, что помоложе, другого.

   Старший пожал плечами.

   — Не знаю, в мире эльфов таких не водилось. Похоже, глюки прогрессируют, Володь.

   Похоже, я попался двум идиотам, болтающимся по тайге.

   Однако лес не очень-то походил на тайгу. Где же я?!

   Я решил переадресовать вопрос туземцам:

   — Где я?

   Тот, который Володя, ответил в рифму. Ксенофоб вонючий.

   Амандилыч (ну и не повезло же ему с папашей!) выразился пространнее:

   — Мы и сами не знаем. Я считаю, что ты в нашем с Володей персональном аду.

   Точно идиоты, подумалось мне.

   — Давайте тогда соображать на троих, — предложил я. — Если вас смущает мой вид, то я могу слегка измениться.

   — Было бы неплохо, — пробурчал ксенофоб.

   Потом он прищурился и даже склонился надо мной.

   — Мать твою через колоду! Я тебя видел! — заявил он.

   — Где? — поинтересовался Амандилыч, и на его лице отчетливо читалась озабоченность состоянием рассудка Володи.

   Надо же, один сумасшедший подозревает другого в долбанутости.

   — Помнишь, я рассказывал, как вернулся из первой вылазки? — Ксенофоб повернулся к спутнику, но автомат всё еще смотрел в мой драгоценный лоб. — Вот он или такой же валялся на кровати над плакатом с Рэмбо, а потом...

   — Подожди-ка! — прервал я. — Ты — тот голый чувак, который появился в моей комнате и чуть не убил шефа?! Мир тесен...

   Мне пришлось рассказать им, кто я.

   Они обрисовали вкратце, кто они.

   В общем, мы сели как цивилизованные существа и поговорили.

   Через каких-то полчаса я был уверен, что в этом лесу не два, а три идиота.

   Сидели однажды Чапаев, Чебурашка и Штирлиц... То есть, упырь, полуэльф и вылезавр. Вот такой ходячий анекдот.

   И, по всем раскладам получалось, что сидели мы в реальности, созданной разумом одного из моих новых знакомых.

   Они пощадили меня, не углубляясь в подробности своего военного конфликта. Просто сказали, что перенеслись в мир эльфов, где попали в засаду и были, скорее всего, смертельно ранены, но перед этим один из них принял транспортное вещество, а так как между Амандилычем и Володей существует прочная ментальная связь, то они и завязли вместе. Здесь их несколько раз убили, потом они убили тех, которые убили их, и куда теперь ни пойди — постоянно выходишь к месту их боя.

   Дурдом на марше.

   — А ты, значит, рептилия с другой планеты, — решил повторить пройденное полуэльф. — Прилетел на Землю охотиться за большими клопами. Ты умеешь расширять пространственные измерения, или, как ты выражаешься, контекст, так?

   Я не без опаски расширил контекст, переместился на несколько метров в сторону и вернулся в текущий. Всё прошло отлично.

   — Так, — подтвердил я, спокойно возвращаясь на место.

   Ребята были впечатлены, вернее, только Амандилыч. Владимир покивал с видом знатока:

   — Твой соплеменник двигался так же. Я уж думал, проиграю.

   Полуэльф продолжил:

   — Значит, клоп воспользовался каким-то там устройством, и тебя выбросило в небытие, после чего ты угодил к нам, так?

   — Именно.

   — Просто шиза какая-то. — Он обескуражено развел руками.

   — Забей, — сказал ксенофоб. — Он нас тоже идиотами окрестил. Считает, что у нас бред. Но самое занятное, он практически ни в чем нам не соврал. И в целом потешный малый.

   Я оцепенел. Этот Володя читал мои мысли!

   Редкий талант, не подозревал, что люди имеют к нему склонности. Впрочем, я и о существовании эльфов с упырями не подозревал, а тут всё так повернулось...

   — Во-во, — усмехнулся ксенофоб. — И никакой я не ксенофоб. Испугался слегка. Поставь себя на мое место.

   — Ну да, я тоже обделался, попав на двух обезьян с автоматами, — огрызнулся я.

   — Яша, не флюсуй, — доверительно сказал Володя. — Ты, хоть и из космоса, но зеленый еще. Крокодил-дил-дил. А дяди Володя и Марлен поболе тебя пожили, и охотились не на клопов всё это время. Так что ты про обезьян забудь. Невежливо это, Яша.

   О, как я вскипел!

   — Прикинь, злится. — Володя весело толкнул Амандилыча в бок.

   — Ну, ты тоже, блин, наладил межзвездный диалог, — добродушно ответил Марлен. — Ладно, Яша, ты не обижайся. Мы тут на взводе слегка. Надо из всего этого как-то выбираться. Нас там жены ждут.

   Я вздохнул.

   — Меня тоже.

   Мы помолчали, слушая, как щебечут местные птицы.

   — Хорошо. — Марлен нарушил гармонию природы. — Примем на веру обе наши истории. Мы все угодили в переплет. У нас — взрыв, у тебя — работа, — как ты, Яша, сказал? — деструктора? Вот, деструктора. Вариантов несколько. Володь, ты за какой?

   — Валяемся при смерти, доживаем последние минуты в бреду.

   — Пессимист. А ты, Яша, что думаешь?

   Я ответил не сразу. Буквально мутило при мысли, что упырь постоянно меня подслушивает. Еще я недавно пережил ни с чем не сравнимый опыт общения с деструктором и прелести путешествия через небытие. Одним словом, я был в полнейшей растерянности.

   — Думаю, это какие-то галлюцинации. Совместные, интерактивные. А еще вероятнее, деструктор сводит меня с ума. Нет ни вас, ни этого леса, а я валяюсь в «Лужниках» и грежу. Извините, парни, но это наиболее здравая концепция.

   — Интересно, — задумчиво протянул Володя. — А что будет, если его пристрелить? Он проснется там, в «Лужниках», или сдохнет здесь, в так называемых глюках?

   — Это еще кто кого на тот свет отправит, — хмуро ответил я.

   — Хватит собачиться, — сказал Марлен. — У меня своя гипотеза. Мы с Владимиром создали клочок реальности. Надо было уходить, мы и ушли в межреальность, а потом сгустили себе локальную уютненькую. Из того, что было. Из самого предельного переживания. Мы же здесь вполне реальны, так?

   — Во сне мы тоже реальнее некуда, — возразил вампир. — И кровища идет, если надо, и больно становится. И ощущение неправдоподобности. Бывает, что чувствуешь подвох, а бывает, полностью веришь.

   — Но этот сон у нас с тобой как минимум одинаковый, — сказал полуэльф.

   — Представь, что ты спишь, и я тебе говорю: «Этот сон у нас одинаковый, вот Яша не даст соврать». Покивай, Яш, пусть Амандилыч прочувствует торжественность момента.

   Я поднялся с усмешкой.

   — Да ну вас на фиг, глюки подробные, пойду, попробую сам осмотреться.

   И отвалил в лес, расширив контекст.

   Надоели. Болтают и болтают.

   Я шпарил мимо призрачных силуэтов огромных деревьев, пока не заметил нечто необычное. По лесу двигался некто. Быстрый и хищный, у меня на этот счет особое чутье.

   Я резко остановился. Это меня и выдало.

   И ведь в контекст даже не вернулся, а всё равно засекли!

   Могучее человекоподобное существо развернулось и, ни секунды не раздумывая, бросилось ко мне.

   Вот это скорость!

   Ни единого сомнения: я проиграю. Страшное прозрение, парализующее волю.

   И знаете, мне не стыдно. Я готов биться с кем угодно. Но этот неопознанный субъект напоминал мне бешеный локомотив. А я, дорогие мои, не Анна Каренина.

   Мне ничего не оставалось, кроме как проявить благоразумие и задать позорного стрекача.

  

  

  

Глава 40. Бус Белояр. Упырь-контртеррор

  

   Погоня не волновала кровь князя князей. Он поставил цель, цель должна быть достигнута. Так было всегда. Не сейчас, так через день. Не назавтра, так через месяц. Иногда его желания исполнялись через много лет, но — исполнялись.

   Шраморожий Таурохтар, безусловно, был врагом новой закваски. За ним — целый мир таких же остроухих отморозков. Хотя Бус чувствовал: этот особенный, такой, которому нашлось место не среди своих, а далеко за Уралом.

   Возглавил погоню Бяка. Это хорошо, ведь «вторые производные» слишком уступали в скорости и мощи «первым». Эльф и без обращения был не самой легкой дичью. Пусть князь поставит точку сегодняшнего вечера, полного нелепостей.

   Пока что Таурохтар имел заметную фору, и родоначальник упырей просчитывал вариант, в котором погоня не закончится до утра. Остроухий не должен бояться света. А вот дружинники с Бяшей — боятся.

   Лучше ускорить дело.

   Бус позвонил еще двум князьям, велел выдвигаться на помощь Бяке, предупредив, что дичь — эльф-упырь — опасен и быстр. Пусть поучаствуют сами.

   Теперь родоначальнику оставалось лишь ждать и выслушивать короткие доклады. Верный Бяша то терял след Таурохтара, то снова нападал на него — запах выдавал врага с потрохами. Но шраморожий хитрил, как мог: нырял в толпы, спускался в коллектор, бегал по собственным следам назад и отпрыгивал в сторону. Дитя лесов, будь он неладен.

   Неожиданно для себя Бус вдруг подумал, дескать, это будет даже любопытно, если Таурохтар скроется. Забавное может выйти противостояние. Он же наверняка обратит себе дружину, попробует переиграть, задавить, распылить упырей... Достать самого Белояра... Как в старые добрые времена. Правда, у стада слишком много технических новинок, трудно оставаться в тени...

   А стадо, между прочим, сегодня только мешало. Тут и там вспыхивали мелкие очаги беспорядков. Жгли машины, будто в какой-нибудь Франции. Началось мародерство.

   Всё это Белояр узнал из радиотрансляций. Телевизор просто невозможно было смотреть — смерть, погромы, разнузданный блуд и ролики, то посрамляющие нынешние власти, то рассказывающие о роскоши воров-олигархов, чередовались в тщательно продуманном порядке, были математически точно выверены по времени и накалу срама.

   С удивлением Бус понял, что не может просто так оторваться от этой вакханалии. Вот тебе и магия технологий. Он выключил помойный ящик и сделал пару звонков.

   Доверенные люди из правительства дали понять, что грядет анархия, и остановить ее своими силами нынешние власти не смогут. За неведомыми телетеррористами стоят очень могущественные силы, возможно, спецслужбы США, потому что захватчики останкинского телецентра каким-то способом получили энергонезависимость.

   «Атомный реактор они туда провезли, что ли?» — бушевал один из собеседников.

   Князь князей крепко призадумался. Нынешний бардак выглядел совершенно нелогично. Просто из ряда вон. Никому серьезному сейчас погромы в России нужны не были. «Либо я проворонил новую силу, либо это действительно заокеанские игры, — решил он. — В любом случае, надо поглядеть».

   Всё-таки, настырный эльф заставил Буса встряхнуться, почувствовать что-то давно забытое. Долгая жизнь еще безрадостнее короткой, усмехнулся Белояр.

   — Кирша, заводи мотор, — сказал он, набрав номер водителя.

   Переоделся в темное, позвонил Бяке, велел отправлять доклады в детинец: «Утром прослушаю, мне сейчас надо исчезнуть. Удачи, Бяша».

   Внедорожник привез родоначальника упырей к телецентру. Здесь всё было, как в кино о террористах и доблестном Брюсе Уиллисе: оцепление, прожекторы, раздраженный мат и полное отсутствие информации о том, что за драмы разворачиваются внутри.

   Принюхавшись, князь князей выявил запахи страха, растерянности и озлобленности. Добро, добро...

   Цепким взглядом Бус выловил в кутерьме знакомого фээсбэшника. Перспективный малый, из тех, чей номер на всякий случай присутствовал на «симке» Белояра. Велев Кирше ждать, родоначальник пружинисто направился прямиком к знакомцу.

   — Сюда нельзя! — Рука милиционера уперлась в грудь князя князей.

   Он извлек из кармана серьезнейшую и абсолютно легальную ксиву, от которой лицо милиционера приобрело вид «благоговеющий бронзовый Будда», а руки сами собой сложились в приглашающий жест, дескать, как мы вас заждались, дорогой вы наш человек!..

   Поймав доверенного фээсбэшника за локоть, Бус повлек его в сторону.

   — О, Борис Петрович! — почти искренне обрадовался встрече чекист (он знал князя князей именно под таким именем). — Какими судьбами? Что-то знаете?

   Он мотнул умной своей головой в сторону телецентра.

   — Скорее, пришел выразить недовольство эфирной политикой. — Белояр подмигнул. — А еще почувствовал, что нужна помощь, товарищ капитан.

   Фээсбэшник сглотнул накатившую слюну.

   — Они даже Кобзона не хотят в переговорщики, Борис Петрович. И не советовали лезть — всё простреливается. Плюс заложники.

   — Всё схвачено, значит. Как сам-то, капитан?

   — Спасибо, грех жаловаться. Только вот... Эти нарисовались, блин.

   У капитана запиликал мобильный.

   — Извините, Борис Петрович. — Он отошел, отвечая на вызов.

   Бус показал ему большой палец. Теперь князь князей располагал кое-какой информацией, которая пронеслась в уме собеседника за время их невинного разговора.

   Террористов, предположительно, два десятка. С ними взрывчатые вещества, умельцы-телевизионщики и какой-то уж очень любопытный генератор. Таких в России еще не было.

   Еще захватчики готовы всё взорвать, на переговоры не идут, велят ждать и не провоцировать.

   Ну, странно, если бы зазывали в гости.

   Белояр прикинул расстояние до телецентра. Метров двести.

   Подошел к какому-то милиционеру.

   — Дай закурить, братишка.

   Сигарета, зажигалка.

   Родоначальник упырей наклонился над протянутым огоньком и вдруг быстро тяпнул милиционера за запястье.

   — Слушай внимательно...

   Через пять минут зачарованный страж порядка сел в автомобиль и, прорвавшись сквозь оцепление, стал нарезать круги на пятачке перед обалдевшими коллегами.

   Бус темным вихрем пересек площадь и скрылся за стеклянными дверями.

   Если кто и заметил, то вряд ли поверит. Если всё снимается, то вряд ли прокрутят медленнее. Если прокрутят, то не увидят лица — князь князей натянул на голову шапочку с прорезями для глаз.

   В вестибюле был один террорист. Он едва поднял голову, услышав скрип двери, и тут же угодил в смертельный захват.

   Короткий укус, и бандит ждет повелений упыря.

   — Сколько вас всего?

   — Дэвятнадцэть. — Кавказский акцент вполне предсказуем в наши дни.

   — Ваши цели.

   — Паказат белим скотам ихь подлинную сущнасть.

   — Кто главный?

   — Магомед.

   Мысли бойца говорили, что имеется в виду вовсе не пророк, а бородач лет тридцати пяти, с золотыми фиксами во рту, осколком в брюхе и крутым нравом в харизме.

   — Где он?

   — Там, гдэ дэлают пираграмму «Врэма».

   Бус покровительственно похлопал боевика по макушке. Сказал:

   — Вай, молодэц. Сиди здесь, пока к тебе не обратятся. С любыми словами. Как только к тебе обратятся, громко скажи: «Простите меня, дяденьки! Мы это по глупости нахулиганили!» и застрели себя в голову. Справишься?

   — Канэшна!

   — Вот и добро. Всё, сиди, жди.

   Покинув сговорчивого собеседника, князь князей пошел к лестнице и, руководствуясь образами, подсмотренными в голове боевика, направился в студию программы «Время».

   Кругом стояла тишина, и Белояр усмехнулся: вовсе даже не зловещая. Просто пустота, чуть-чуть жужжащая лампами, поскрипывающая крылышками жалюзи, приглашающая нервных и неуверенных в себе людей шуметь, а князю князей так просто было приятно.

   Он не ощущал ни близости опасности, ни предбоевого волнения, ни сожаления относительно того, что, скорее всего, вместе с идиотами-боевиками погибнут и кое-какие заложники.

   Строго говоря, ему была безразлична судьба находящихся в этом здании людей. Настолько безразлична, что он даже не думал об этом.

   Древний упырь шел устранить источник смуты в стаде. И узнать, кто за ней стоит.

   Тонкое обоняние говорило ему, что в здании нет упырей или эльфов (он допускал, что бардак на телевидении мог быть делом рук остроухих мстителей). Только люди. Испуганные и усталые. Находящиеся под действием легких наркотиков и обозленные. Были и мертвые.

   Навстречу Бусу вышел террорист. Автомат наизготовку, деловая походка, в мыслях — информация о том, что чужака засекли через камеру наблюдения и сейчас выяснят, что за хрен с горы.

   Хрен с горы ускорился и свернул боевику шею. Террорист вызвал у князя князей легкое отвращение, потому что славянин, и притом укурок. Ни гордости, ни ума. Не был бы под остатками кумара, успел бы хоть испугаться. Гашишиин пальцем деланный.

   Спустя десять минут Бус Белояр держал за горло Магомеда и думал: «Да, надежда на воскрешение каких-то сильных чувств не оправдалась. Так, разминка».

   Командир, оставшийся без отряда, смеялся князю князей в лицо, вызывающе блестя золотыми зубами:

   — Поздно! Теледжихад уже настиг каждого неверного!

   Велесе могучий, теледжихад. И откуда такие дурачки берутся?

   — Заткнись, — велел Бус.

   Террорист, видимо, что-то понял, что-то различил в его взгляде и голосе, и сник, сохраняя дежурную маску торжествующую победителя неверных.

   «Да, это не Таурохтар», — разочарованно констатировал князь князей.

   — Кто за тобой стоит? — спросил он Магомеда и поморщился: в голове бандита плескалось такое круто замешанное идеологическое дерьмо, что невозможно было пробиться к здравым мыслям о конкретных заказчиках и спонсорах.

   По упоминаниям имени господа всуе Магомед крыл все рекорды, а ожидание встречи с гуриями застило ему всякие земные проблемы.

   — Будет тебе встреча, — пообещал Белояр и брезгливо укусил террориста в шею.

   А ведь он был уверен, что командиры — прожженные прагматики. Такого фанатизма родоначальник упырей в Магомеде не предполагал...

   Теперь бандит стал покладистым и спокойным. Религиозная муть резко осела, организм перешел в ожидающий режим: делай со мной, что хочешь, новый хозяин.

   — Кто тебя финансировал?

   Порабощенное сознание Магомеда стало выдавать на гора информацию. Бус увидел образ человека, похожего на Березовского, и террорист искренне полагал, что это и есть Борис Абрамович. Этот человек снабдил джигита деньгами, подробным планом действий, поэтажными планами здания, инструкциями, где что перерезать и переконтачить, ловкими устройствами и спецами, которые и перехватили управление трансляцией. Плюс суперсовременный автономный источник энергии.

   — Отзови людей из аппаратной. — Белояр протянул пленнику рацию. — Пусть придут все сюда, срочно.

   Магомед повиновался.

   Это означало, что через пять минут сюда стянутся еще трое боевиков и два техника.

   — Что нужно твоему Березовскому? — спросил родоначальник.

   — Власть. Он хочет иметь Россию обратно, — топорно, но неожиданно емко пояснил боевик.

   Очень интересный получался расклад. Может, это и взаправду тот самый одиозный БАБ?

   — Ты можешь с ним связаться?

   Магомед кивнул.

   — Свяжись.

   В мобильнике боевика номер спонсора и вдохновителя прятался за прозвищем Кафир Лис.

   Князь князей отобрал трубку у террориста.

   — Да. — Голос был противен, связь еще хуже.

   — Надо потолковать о твоем Магомеде. Сдулся он. Твоя очередь. Ты где сейчас?

   — Я не знаю, о чём вы говорите!.. Хулиганство какое-то!

   На том конце дали отбой.

   И тут же глухо ухнуло где-то внизу, наверное, в подвале, и погас свет.

   «Нет, это не БАБ, — заключил Бус, когда-то встречавшийся с нынешним англичанином. — Не его голос, не его реакции».

   Переписав номер себе, Белояр вернулся к допросу. Вызнать что-либо ценное о поддельном Березовском не удалось. Встречи проходили на юге России. Загадочный спонсор никогда не давал лишней информации, но в среде бандитов ему умеренно доверяли — так, чтобы принимать кое-какую помощь.

   Во время допроса родоначальнику упырей пришлось отвлечься на полминутки — он умертвил вернувшихся боевиков и техников. К сожалению Буса, они все оказались «лицами европейской внешности».

   По итогам беседы с Магомедом Бус запомнил пару имен тех, кого по ящику называли «полевыми командирами», а также способы на них выйти.

   — Так, пора сворачиваться, — сказал себе Белояр, и боевик послушно стал скручиваться в подобие бородатого эмбриона.

   — Забудь себя, — велел ему князь князей и зашагал к выходу.

   Последний приказ фактически стер личность террориста. В распоряжение осаждающих поступит слюнявый овощ, и ни один психиатр в мире не восстановит только что отформатированный мозг.

   По пути Бус набрал номер капитана ФСБ. Естественно, пользуясь мобильником боевика. Не хватало еще свой засветить.

   Здесь князь князей снова позволил себе легкую усмешку: в среде упырей слово «засветить» означало несколько иное...

   — Слушаю, — откликнулся фээсбэшник.

   — Привет, капитан, это Борис Петрович. Что, погасло всё, да?

   — Погасло.

   — Имею проверенные сведения, что твои телетеррористы тоже погашены. Правда, не знаю, как ты старшим по званию доложишь.

   — Борис Петрович...

   — Ты меня знаешь, я врать не буду. Скажи своим, что тебя вызвали на переговоры. Номер мобилы пробей, с вами по ней уже сегодня говорили. Скажи, ждут в течение пяти минут. И смело топай в центральный вход. Сейчас героем тебя сделаем.

   — Э...

   — Не ссы, не посмертно. Спасибо потом скажешь. Пока.

   «Давай, капитан, — мысленно подогнал его Белояр, спускаясь в темное фойе. Здесь всё еще сидел боевик, ждущий, кто к нему обратится.

   Спустя семь минут за стеклянными дверями появился фээсбэшник. Зашел.

   — Я уж думал, тебя старшие не отпустят, — негромко сказал Бус.

   — Борис Петрович?! — Князь князей отчетливо видел впотьмах удивленное лицо капитана.

   В мыслях фээсбэшника — полная кутерьма: «Блин, сначала задержанные из камеры пропадают, чистый факт, снятый на камеру, теперь вот он оказывается там, куда мышь без нас не проскочит... Копперфильды, мать-перемать... Секретные, в жопу, материалы...»

   — Считай, что я маг и волшебник. — Бус подхватил протеже под руку и повел на экскурсию. — Значит, смотри, что у нас есть. Вон там сидит сумасшедший шахид, который шлёпнет себя, как только с ним заговорят. Наверху все мертвы. Я имею в виду боевиков.

   — А гражданские?..

   — Не перебивай. Гражданские не все. Но несколько всё же не увидят новых выпусков передачи «Здоровье». Девять, может, десять человек. Главный остался жив, но никакой пользы от него не будет — он крепко спятил. Под тяжестью осознания содеянного, наверное. Так что решай сам, что ты с ним сделаешь. Я бы его шлепнул, но я не имею права. Закон есть закон. Вопросы есть? Вопросов нет.

   Капитан не успел и «Э...» сказать.

   Он лишь обернулся и не увидел силуэта Бориса Петровича. Слух и какое-то шестое чувство подсказывали, что собеседник испарился.

   Бус Белояр, стоявший за дальней колонной, почуял, как доблестного стража пробил холодный пот.

   «Эх, дурак ты, — в шутку укорил себя князь князей. — На старости лет в детство впал...»

   Он вернулся в детинец почти на рассвете, сначала переждав группу зачистки, потом смешавшись с толпой людей в форме и штатском и выскользнув из здания. Решил пропустить стаканчик чего-нибудь с градусами и кровью, зашел в гостиную.

   Здесь его и атаковал новообращенный сынуля Таурохтар.

   Очень способный малый.

   И очень опасный.

   Об этом говорил хотя бы нож, которым эльф проткнул Белояру грудь.

   Слишком поздно Бус услышал специфический запах беглеца, слишком был расслаблен.

   Каков шельмец! Решил не бегать, а напасть.

   Второй удар пришелся в ключицу, и у князя князей отказала правая рука.

   Временно, конечно.

   Если оно будет, время-то...

   Внутри Белояра мгновенным смерчем пронесся гнев, какого князь князей не испытывал уже несколько столетий.

   О, это было истинное пробуждение от рутины! То, чего он и искал!

   Патлатый эльфийский щенок действительно пощекотал его нервы. Хоть какой-то намек на вызов, притом прозрачный — второй раз за несколько дней Бус заглядывал в пустые глазницы смерти-Мораны. Ах, это забытое чувство близости конца!

   Он пропустил удар в голову и хруст ломающейся переносицы звучал музыкой в пробудившихся ушах.

   — Ну, будет, — сказал родоначальник упырей и невероятной быстроты движением вырвал Таурохтару сердце.

   И они оба посмотрели на руку Буса. Аорты не оторвались от «движка» Таурохтара. Сердце мерно сокращалось, продолжая гнать эльфийско-упырью кровь по могучему телу шраморожего.

   В сознании Лесного Воина царило спокойствие.

   Удивительный эльф. Совершенный боец.

   Бус Белояр поймал его взгляд и сжал сердце.

   На обезображенное шрамами лицо брызнуло темно-алым.

   Эльф даже не моргнул.

   — Ты был добрым врагом, — сказал князь князей и впился зубами в подрагивающий миокард.

   Прекрасное завершение долгого дня.

  

  

  

Глава 41. Марлен. Польза от олигархии

  

   Востроухов был вынужден признать, что крайне растерян. Если в маленьком эльфийском мирке, где застряли они с Владимиром, начинают проступать глюки, то во что, в конце концов, выльется это невероятное приключение? Ящерица, которую упырь видел в Москве. Это само-то по себе звучит как диагноз. И вот рептилия здесь. Болтает, как герой дурного подросткового романа, и считает Марлена и Владимира порожденьями своего бреда.

   Хорошо хоть, отвалила вгорячах.

   — Ты слишком паришься, Амандилыч, — заявил князь, вставая с травы. — И запутываешь сам себя, потому что мыслишь, так сказать, не от себя, а от других. Здоровый эгоизм еще никому не вредил. Пляши от себя.

   — Давай лучше ты. — Марлен тоже поднялся, и они, не сговариваясь, зашагали в сторону, противоположную той, куда слился многоконтекстуальный ящер.

   — Ну, гляди. Скорее всего, я сейчас испускаю последний вздох под обломками вашего института дури. Ты — рядом с ним. Надо было, чудак-полуэльф, сидеть, где я сказал. — Владимир шутливо толкнул спутника в бок. — Яша этот варится в деструкторе...

   — Всё-таки, думаешь, что он настоящий? — перебил Востроухов.

   — Ну, для разнообразия, да.

   — Я бы поспорил...

   Их внимание привлек треск, раздававшийся сзади. Обернулись.

   Призрачным вихрем мимо просвистел Яша.

   А за ним нёсся здоровяк с синюшным изуродованным лицом и рваной дырой в солнечном сплетении.

   — М-мать! — Владимир оттолкнул Марлена и убрался с дороги монстра сам.

   Здоровяк притормозил и, не раздумывая, бросился на князя.

   Полукровка поразился, насколько быстр этот невероятный урод. Впрочем, Владимир двигался не медленнее. Их драка выглядела, как на ускоренно перематываемой пленке. Мертвый незнакомец сразу захватил инициативу и обрушил на упыря град ударов. Мощные руки ходили, как поршни огромного двигателя, Владимиру оставалось лишь уклоняться и отступать — слишком высок и тяжел был нападавший.

   Марлен должен был помочь другу. Он сконцентрировал свои упырьи усилия и с разбега прыгнул ногами вперед, целя в поясницу здоровяку.

   «Мертвый здоровяк», — мелькнула неуместная мысль, а потом еще быстрее мелькнул кулачище незнакомца, и Востроухова словно смахнуло с прежней траектории.

   Он врезался в ствол могучего дерева и упал на торчавшие из земли корни. Всё это было немного болезненно. Вот они, преимущества обращения. Даже перелом нескольких ребер почти не беспокоит.

   Глянув на дерущихся, Марлен удовлетворенно отметил, что его бесславный блицкриг дал князю возможность для атаки. Сейчас монстр орудовал только правой рукой, левая висела плетью. Молодец Владимир!

   И только теперь до Востроухова дошло: ходячий мертвяк со шрамами — это эльф, фото которого показывали упыри! Тот самый неучтенный самородок из Сибири.

   Теперь еще и мертвый.

   Вскочив на ноги, Марлен бросился в новую атаку. Он понимал, что обречен еще на один тумак, после которого снова что-нибудь сломается, но надо было дать повторный шанс Володе.

   Еще во время разбега полукровка понял, что шанс давать уже некому — синюшный монстр размозжил князю голову. Прижал к дереву и удачно попал кулаком.

   Однако Востроухов прыгнул, вытянув руки к шее мертвяка.

   И промахнулся.

   Последним, что он увидел, была раскрытая ладонь, возникшая перед глазами, затем раздался хруст, похожий на всхлип, и наступила тьма.

   Марлен поднял веки, и темноту сменило голубое небо. В груди как-то уж чересчур привычно болело. Полукровка застонал.

   Что там такое? Пальцы правой руки попали в мокрое, ощупали твердый штырь, торчащий чуть правее грудины.

   Шорох.

   Над Востроуховым кто-то склонился. Кто-то длинноволосый. Эльф? Женщина? Нет, слишком большой, чтобы быть дамой... На фоне светлого неба можно было ориентироваться только по темному силуэту.

   — Жив, поганец? — с ласковостью маньяка спросил неведомый гость.

   Мощные ручищи сгребли Марлена и приблизили к лицу незнакомца.

   Полукровка разглядел три шрама на синей роже, всё вспомнил, и урод жадно впился в его шею.

   Следующее пробуждение к жизни было столь же смутным и пьяным, как предыдущие. Сколько он их перетерпел?

   Полная апатия и вселенская усталость — вот что он ощутил вместе с привычным уколом в грудь и неуступчивым нытьем в плече.

   Разлепив губы, прошептал:

   — Ну, как здесь принято говорить, жив, поганец.

   Рассмеялся, и отчего-то стало намного лучше.

   Сел, наплевав на боль. Сам выдернул обрывок арматуры. Огляделся.

   Горящее пространство перед ставшим родным разрушенным зданием. Поляна. Лес.

   От опушки отделился призрачный объект, полосой растянулся по дуге и сгустился рядом с Марленом в незабвенного ящера Яшу.

   — Что здесь происходит? — спросил Яша, глядя немигающими глазками на Востроухова.

   — Тебя убили, ты снова появляешься здесь, да?

   — Да.

   — Сколько раз?

   — Дважды.

   — Тогда добро пожаловать в наш маленький уютный ад. — Марлен покачал пальцем перед ящером, уже открывшим пасть, чтобы задать еще какой-нибудь нелепый вопрос. — Поболтаем позже. Сейчас попрут эльфы. Или явится наш друг с дырой в пламенной груди. Быстро собираем оружие и внутрь. Там Владимир.

   Князь оказался во вполне сносном состоянии. Быстренько обратил Востроухова. Вооружился и выглянул туда, откуда всегда приходили головорезы Амандила.

   — Ага, вот и они. Если чучело со шрамами не выступит на их стороне, втроем отобьемся. Ну, а пожалует — скорее всего, нет. — Упырь обернулся к соратникам. — Значит, ребята, давайте условимся. Нарисуется мертвец — мочим его из всего, что имеем. По фигу, заденем своих или нет. Надо понять, как его можно увалить, согласны?

   — Да, — ответил Яша.

   Марлен мрачно кивнул, подумав, что есть еще и вполне логичный вариант «мертвого не убьешь».

   — А вот об этом даже думать забудь, понял? — зло сказал Владимир. — Ну, понеслось. Амандилыч, напоминаю, что папашу твоего желательно убить в самом начале.

   — То есть? — вклинился ящер.

   — Вон тем отрядом командует отец нашего Марлена, — терпеливо объяснил князь. — Без командира эльфы начинают вести себя смело, но глупо.

   — Сколько же вы тут... — то ли спросил, то ли прибалдел Яша.

   — Много, — отрезал Владимир. — Всё, к бою.

   Ящер дотронулся до плеча Востроухова.

   — Ты прости, если я его...

   Марлен усмехнулся:

   — Не бери в голову, он меня еще там почти убил. Два раза. А во второй, может, и не почти...

   Показав раздвоенный язык, Яша развоплотился.

   Полукровка и упырь через оконный проем наблюдали, как едва заметная призрачная лента огибает ягд-команду, затем ящер проявляется рядом с Амандилом и отец Марлена падает.

   Позже Востроухов попробовал подсчитать, сколько раз ему пришлось посмотреть эту сцену, и вышло магическое число семь.

   События развивались по-разному. Многажды полукровка вовсе не успевал объединиться с Володей и Яшей, и его настигал мертвый шрамоносец. Но если доходило до момента, когда ящер убивает Амандила, обычно бывало значительно веселее. Три раза они успевали перебить ягд-команду, прежде чем в театре военных действий появлялся синюшный эльф. Увы, в те разы они так с ним и не сладили.

   Когда мертвый громила подключался к драке до завершения боя с командой Амандила, он бросался либо на эльфов-автоматчиков, либо сразу на обороняющуюся троицу. И в первом развитии Марлену, князю и ящеру предоставлялся самый сочный шанс победить монстра. Дважды он вступал с ними в схватку, ослабленный ранениями, которые ему нанесли эльфы, и оба раза не хватало буквально чуть-чуть везения...

   В тот момент, когда Марлен и Владимир в восьмой раз следили за Яшей, сокрушающим Амандила, где-то в здании раздался то ли стон, то ли крик:

   — Су-у-ука!

   И — рыдания.

   Голос был незнакомым.

   Они вскочили и, прикрывая друг друга, ввалились в комнату, откуда доносились всхлипы и невнятное бормотание.

   — Смотри-ка, Березовский! — удивленно протянул Марлен. — Какими судьбами Борис Абрамович?

   Владимир недоверчиво покачал головой.

   Руки одиозного олигарха были прикручены проволокой к крюку, который торчал из стены. Длина проволоки была рассчитана так, что новичку приходилось стоять на цыпочках. Деловой костюм, лакированные туфли, и столь нелепое положение... На стене, рядом с заплаканным Березовским, красовалась надпись «Спартак — чемпис». «С», очевидно, была недописанной «о».

   — Знаешь, Амандилыч. — Князь сплюнул. — Лучше бы они нам бабу прислали вместо БАБа...

   Примчался Яша, возник рядом с ними, только ветерок легкий поднялся.

   — Это не БАБ, — сказал ящер. — Это клопоидол, о котором я вам рассказывал. Ну, здравствуй, Иуда!

   Тот, кого Яша назвал клопоидолом, вперился в него ненавидящим взглядом.

   — Будь проклят, гаденыш!

   Ящер в ответ только зашипел.

   — Одна, но пламенная страсть, — прокомментировал Марлен.

   Владимир хохотнул было, но осекся:

   — Так, быстро на позицию!

   Они вернулись к оконному проему и увидели, что ягд-команду прессует мертвяк.

   Прекрасно.

   Потом к делу приступил Яша. Он материализовался неподалеку от основных событий и прицельно влепил роскошную очередь в могучего дохляка.

   Марлен решил, что оксюмороны лезут ему в голову из-за нервов.

   — Могучий дохляк? — переспросил князь. — Запатентовать не забудь, когда вернемся.

   Снова и снова Востроухов поражался его оптимизму.

   — Не знаю, как тебе, а я должен вернуться к Вере, — сказал Владимир и очень удачно послал одиночный в голову приникшему к чьей-то эльфийской шее монстру.

   В сотый, наверное, раз Марлен мысленно поклялся Свете, что тоже вернется.

   В этом варианте событий остатки ягд-команды сообразили объединить усилия с более слабыми врагами. На мертвяка обрушился шквал огня, и он дрогнул, припал на колено, заслоняя голову ручищами.

   Князь побежал к нему, выхватив из-за пояса кухонный тесак.

   Через несколько секунд голова чудовища покатилась по траве. Могучее тело рухнуло наземь.

   — Не стреляйте! — крикнул Владимир, поднимая руки и шатаясь от полученных ран.

   Эльфы и Яша прекратили огонь. Марлен выпрыгнул из окна, зашагал к ним.

   — Ладно мы, — заговорил князь, переведя дух. — Но вы-то, вы! Сколько раз вы умирали, а?

   Эльфы — их осталось пятеро — неуверенно переглядывались, обмениваясь короткими словами.

   До спешащего Марлена донеслись словечки «болен», «сумасшедший» и пара более обидных.

   — Эй! — он окрикнул всю честную компанию и перешел на квэнья: — Неужели вы ни разу не воскресали здесь же, после того, как мы вас убивали, братья? Я и они умирали много раз, мы всё время опять попадали сюда, а потом приходили вы, и начиналась новая рубка.

   — Ты говоришь невозможное, полукровка, — ответил на квэнья же один из остроухих.

   — О чём они? — спросил Яша Владимира.

   — Потом скажу, — отмахнулся тот.

   — Послушай, как тебя зовут? — спросил меж тем Марлен эльфа.

   — Меня?.. — Остроухий выглядел удивленным. — Меня...

   Он обернулся к братьям. Те были удивлены не меньше.

   Зароптали, кто-то взялся за голову.

   А затем они просто пропали.

   Растворились.

   А с ними и убитые. Даже безголовый шраморожий (здесь Марлен снова поймал себя на оксюмороне).

   — Шаман, — уважительно сказал Владимир, хотя отчетливо читал в мыслях Востроухова полное смятение.

   Полукровка развел руками.

   — Я просто хотел наладить контакт.

   Ящер, казалось, и вовсе впал в оцепенение.

   — Эй, Яков! — Князь похлопал в ладоши перед его мордой. — А что там с твоим лже-АбрАмовичем?

   Хвостатый очнулся, изменил окраску шкурки на лиловую.

   — А?

   — На! — весело по-деревенски ответил Владимир. — Что, говорю, с твоим не-БАБом?

   — Так не до него было...

   Яша сделал что-то там с контекстом, Марлен не помнил, что, и смылся.

   Через несколько секунд возник в оконном проеме, недавно служившем бойницей.

   — Сбежал!

   — Ну и куда он отсюда денется? — спросил полукровка.

   — О, вы не знаете клопов... — со значением ответил ящер.

   Владимир скептически пожал плечами, а Марлен крикнул:

   — Ну, ищи тогда! Что-то же меняется, верно?

   Яша снова развоплотился. Востроухов и князь зашагали к зданию.

   Раздался выстрел. «Калаш».

   Они со всех ног припустили на звук.

   — Сюда! — крикнул ящер. — За дом! Быстрее!

   «Березовский» сидел, прислонившись к стене. Зажатый меж ног автомат соскользнул набок, но дело было сделано — клопоидол прострелил себе башку. Брызги крови и кусочки мозга живописно украсили серую стену «института наркоты и путешествий». А над всем этим импрессионизмом обнаружилась неприметная на первый взгляд аномалия: воздух двигался и колебался, образуя нестабильную линзу. В ней то темнело, то светлело, а еще — поднялся ощутимый сквозняк. Воздух явно втягивался внутрь этой аномалии.

   — Вы как хотите, а я туда, — заявил Яша.

   — Уверен? — спросил Владимир.

   — Да. Клопоидолы особые твари. Они запасают энергию, до открытия которой вы пока не додумались. В общем, я уверен, что это путь обратно.

   — Удачи, — сказал Марлен.

   — Давай! — Князь хлопнул ящера по плечу.

   — И вам всего. С вами было весело, — промолвил Яша. — Ну, и это... Смотрите, когда к Разоряхеру вернется его истинное обличие, энергия закончится.

   Он разбежался и прыгнул рыбкой в линзу.

   — Вот и поминай как звали. — Владимир недоверчиво осмотрел стену.

   Марлен не ответил. Он не мог оторвать взгляда от застрелившегося «Березовского» — с телом происходили метаморфозы, причем не самые приятные. Сквозь человеческие черты лица постепенно проступал облик насекомого: темнел цвет кожи, вместо губ появились отвратительные челюсти, или как там их называют, Востроухов не знал, руки уступили место мохнатым лапкам с крюками. Общие габариты тела не изменились, но осанка, фигура... Оказалось, что «ноги» растут очень близко к «рукам», грушевидное брюхо попросту за ними волочилось. Ну, при жизни этого существа.

   Владимир толкнул Марлена в плечо.

   — Амандилыч, хватит пялиться, дырка закрывается! Вперед!

   — А может, не надо?

   — Надо, Федя, надо.

   Князь подхватил друга под микитки и швырнул в линзу. Было в таком обращении нечто оскорбительное, и полукровка мысленно послал упыря на три буквы, но тут его тряхнуло и, по ощущениям, вывернуло наизнанку, а потом еще прокрутило на мясорубке и впечатало этот фарш спиной в землю.

   Грудь прострелило адской болью, аж в плече отдалось.

   Марлен застонал и тут же услышал:

   — Жив, поганец. Так, первую помощь ему и под замок. Позже поговорим.

   Голос отца Востроухов не спутал бы ни с одним другим.

   «Ну, спасибо хоть не сразу в расход», — подумал Марлен и потерял сознание.

  

  

  

Глава 42. Владимир. С корабля на бал.

  

   Когда князь пришел в себя, он с несказанным облегчением обнаружил, что лежит не под обломками в разрушенном здании, а в некоем аналоге темницы сырой. Он зашевелился, инвентаризируя руки-ноги (они оказались связанными), и попытался обострить телепатические способности. Как всегда после сна или беспамятства, чтение мыслей не спешило возвращаться.

   Зато был на месте слух. Рядом кто-то двигался. То ли полз, то ли елозил. Владимир скосил взгляд и разглядел в темноте Марлена. Тоже экономно, но эффективно связанного.

   — Что, неудобно? — поинтересовался князь.

   — Так я тебе и сказал. — Тем не менее, в голосе полукровки звенела радость. — Нас наверняка слушают.

   — Тогда дай мне минут пять прийти в себя.

   — Будь как дома.

   Это время князь потратил на ловлю звуков в тишине. Тишина, кстати, сначала казалась ему кромешной, будто они попали в самое глубокое подземелье из тех, что можно себе представить. Однако постепенно в давящем на уши отсутствии звуков стали проступать шорохи, отдаленный звон (скорее всего, это были ключи) и, разумеется, дыхание Марлена.

   — ...а в тюрьме моей темно. Дни и ночи часовые стерегут мое окно... Дни и ночи часовые стерегут мое окно. Как хотите, стерегите, я и сам не убегу. Мне и хочется на волю — цепь порвать я не могу. Мне и хочется... На волю... Цепь порвать я не могу!

   — Не пой, красавец, вах, при мне, — буркнул Владимир, и мысленное соло Востроухова сменилось вопросом: «Капсула в зубе? Не вынули?»

   До князя не сразу докатился смысл вопроса, а потом он даже хлопнуть себя по голове хотел, но жалко стало. Он ощупал языком тонкую пломбу.

   — Всё в лучшем виде, — произнес Владимир. — Я, между прочим, почти цел. Во всяком случае, шевелюсь и бодрствую.

   — А у меня дырка в груди затянулась, — похвастался Марлен.

   — Думаешь, вернулись?

   «Уверен, — прочитал князь. — Я помню, как папаша велел меня подлатать и закрыть. Ну, тебя тоже, получается. Так что, отваливаем отсюда?»

   — Наверняка сейчас придет кто-нибудь ушастый и любопытный. Можно ведь и поговорить, куда нам торопиться, а? — сказал Владимир.

   «То же самое хотел предложить», — безмолвно согласился полукровка и через некоторое время добавил: «Похоже, я теперь упырь. Отлично вижу в темноте, обострилось обоняние. Слух тоже».

   — Значит, всё куда реальнее, чем казалось. — Князь вздохнул. — Жаль, что ты не такой, как я.

   «Да, телепатия сейчас пригодилась бы», — Марлен понял намек.

   Спустя минуту-другую Владимир сказал:

   — Если нас и слушают, то только через устройства.

   «Тогда вряд ли, — ответил Востроухов. — Я тоже никого не слышу, но я параноик».

   Потом они принялись вдохновенно вспоминать, как застряли в неведомом им лимбо, какие подвиги успели совершить, и как нужно было построить тактику, чтобы завалить мертвяка пораньше. Сошлись во мнении, что их приключение чертовски походит на компьютерную игру — стрелялку, состоящую из одного уровня с мощным оверлордом, которого следует убить, чтобы закончить победителем.

   — А ящерица? — спросил Владимир.

   — Ну, третий сетевой игрок, — предположил Марлен. — Хоть и оригинал.

   — Тогда лже-Березовский — это роскошно обставленный финиш. Бывший жупел всея Руси вышибает себе мозги и, остывая, проявляет подлинную паразитическую сущность, а прекрасные герои сигают в разверзшийся портал и получают бонус в виде тюремной камеры.

   — Вполне логично. Лишь бы это был конец игры, а не следующий уровень...

   Примерно через час явился Амандил в сопровождении пятерых дюжих «арийцев». Блондины принесли огонь, встряхнули пленников, проверили путы и отступили в стороны, не опуская автоматов.

   Отец Марлена уселся на услужливо поставленную эльфами скамейку.

   — Вы двое — последние, кто остался на нашей святой земле. И вы, несомненно, будете убиты, — мрачно сказал он. — Но сначала — пытки. Ты, вампир, на этот раз не убежишь, не надейся. Ты тоже.

   — Придут другие, — спокойно произнес Владимир.

   «Он очень устал», — подумал Марлен, глядя на ссутулившегося отца. Под глазами эльфа залегли темные круги, руки подрагивали. Да, он был измотан.

   — Не придут. — Амандил отмахнулся от этой мысли, как от назойливой мухи. — Благодаря вам совет наконец-то пересмотрел отношение к путешествиям в варварские миры. Мы свернули абсолютно все представительства.

   — Даже Лондонское? — язвительно уточнил Востроухов.

   Папаша проигнорировал его вопрос. Даже измотанным высокородный эльф оставался снобом.

   — Ну и что ты из нас хочешь вытянуть? — спросил Владимир.

   — Ничего. — В тусклом взгляде Амандила наконец-то зажглись огоньки. — Мне просто доставит удовольствие наблюдать. Нам предстоят насыщенные несколько недель.

   Он встал, собираясь уйти.

   «Нам тоже пора», — Востроухов посмотрел на князя.

   Тот кивнул, и они раскусили капсулы с транспортным наркотиком.

   — Слышь, Амандил, — окликнул Владимир эльфа, когда тот уже был на пороге. — Ты проиграл. Мы уже знаем формулу. Как, ты полагаешь, мы здесь очутились?

   Отец Марлена замер. Упырь с удовлетворением прочитал в его мыслях дикий страх. Амандил стремительно вернулся и наклонился над князем.

   — Лжешь, кровосос! Вас было мало, потому что вот этот червяк — он указал на сына — не припас больше доз! Ваша вылазка — последний шанс отчаянья. Я знаю, как наша кровь действует на вас, проклятых вампиров. И вы ее сосать не будете. Вы будете сосать хер!

   Востроухов и Владимир переглянулись и засмеялись.

   — Наконец-то, хоть одно слово человеческое, — выдавил сквозь хохот князь.

   Он смотрел в лицо Марлена, и оно стало расплываться, темнеть, пока не погасло, чтобы снова вспыхнуть ярче прежнего.

   Князь оторвал взгляд от фотографии Востроухова, вытер глаза. Он был абсолютно один в совершенно пустой комнате. Только фото Марлена на стене, диван, на котором материализовался Владимир, и халат, чтобы прикрыть наготу.

   В соседней комнате должен был «приземлиться» полукровка.

   Вообще-то, они заготовили несколько «посадочных комнат». На разные случаи.

   При «отлете» из мира эльфов можно было даже посмотреть на удивленную рожу Амандила, была конура и с его портретом. Масло, холст, девятнадцатый век. Но Владимир предпочел физиономию Марлена. Как-то надежней, что ли...

   Он вышел в коридор родного детинца, завязывая пояс халата. Из соседней комнатки появился Востроухов.

   Они молча обнялись, будто путешественники после долгой экспедиции.

   — Ну, у вас тут точно не запорожская гомосечь? — с притворной настороженностью спросил Марлен.

   — Да ну тебя в пим дырявый!

   В конце коридора появился упырь-дружинник.

   — Давай связь с Бусом скорее! — крикнул ему Владимир.

   Боец кивнул и полез за мобильным.

   Полукровка и князь уселись в гостиной.

   — Да? — голос Белояра показался Владимиру бодрее и как-то моложе, чем обычно.

   — Здравствуй, княже.

   — Володимир, сыне! — На том конце обрадовались вообще не в стиле князя князей. — Вернулся? Цел ли?

   — Вернулись только мы с Марленом, княже. Остальные взорвались. Сам цел, Марлен тоже. Подвел я тебя.

   — Приезжай, потолкуем.

   — А Марлен?

   — И его вези.

   — Понял, выезжаем.

   — Добро.

   Владимир бросил трубку на журнальный столик.

   — Ну, Амандилыч, поехали с отчетом.

   — А отдохнуть нельзя сначала? — проворчал полукровка.

   — Тебе как лучше: поспать, а потом отчитаться, или сначала отмучиться и поехать к Свете?

   Востроухов энергично поднялся.

   — Ну, и чего ты расселся? Поехали!

   Со всеми пробками вышло полтора часа.

   Москва не понравилась князю и полукровке. Тут и там виднелись следы погромов: сожженные машины и дома, разбитые окна и витрины, пустующие шоурумы автомагазинов, натыканных по МКАДу. Водитель рассказал, что вчера город вместе со всей страной едва не сошел с ума. По телевизору показывали непотребство, потому что террористы захватили Останкино. Ночью, в результате успешной спецоперации, террористов перебили, вещание восстановили. Но народ покуражиться успел.

   — Ни на секунду нельзя Родину оставить, — пробормотал князь.

   Родоначальник встретил гостей лично, долго держал Владимира за плечи, вглядываясь в глаза и, конечно, мысленно выспрашивая — с самого начала. Отвечая честно и подробно, князь не отводил взгляда, хотя и гадал, почему у Буса свежие следы ран на лице да явно сломанный нос, но Белояр упорно гнул свою линию и, лишь когда дело дошло до бесконечных «перерождений», заговорил вслух:

   — Будет. Дальше потом. Заходите.

   — Вот главное, княже. — Владимир передал ему последний разговор с Амандилом.

   Белояр выслушал, нахмурился.

   — Ну, может, он и не соврал. Пойдем, пропустим по коктейлю.

   Пока шли в любимую комнату хозяина, он спросил Марлена:

   — И как тебе новая жизнь? Жажды пока не было?

   — Нет, — ответил Востроухов и сам удивился: а ведь и точно — никакого голода он не испытывал, хотя клыки заметно увеличились, даже с непривычки ранки появились на внутренней поверхности верхней губы.

   — Есть у меня подозрение, что обращенные эльфы всеядны, — сказал Бус, предлагая гостям садиться. — Тут у нас легкая незадачка приключилась с нашим сибирским остроухим другом...

   — У нас тоже! — выдохнул Марлен. — Он за нами мертвый бегал. С дырой в груди.

   Белояр мысленно сверился с Владимиром, не без удивления промолвил:

   — Так вот куда его тело делось! — И, видя замешательство князя и полукровки, пояснил: — Я вырвал ему сердце. Он стал падать и исчез. Ну, вы добили, значит.

   А потом вежливый упырь в белом принес три «Кровавые Мэри». Владимир и Бус с интересом наблюдали, как поведет себя Марлен. Тот взял стакан, принюхался и едва не выронил.

   — Кровь?!

   — Да, — подтвердил родоначальник.

   — Не дрейфь, Амандилыч, тебе же понравился запах, — подначил Владимир и мысленно обратился к родоначальнику: «Княже, а я ведь тоже не голоден. С самого момента обращения Марлена. А нас кромсали — никаких запасов здоровья не хватило бы...».

   «Такой же расклад после обращения Таурохтара. Он ведь мне череп проломил, ключицу раздробил и легкое проткнул. И вот он я — как новенький, — ответил Бус. — Меж тем, очень особый был враг. Давно я не встречал такой силы воли. Мне его будет не хватать... Надо поставить один маленький опыт... Позже скажу».

   Марлена тем временем обуревали смешанные чувства, которые читались не только в мыслях, но и по выражению лица: старые привычки боролись с новыми желаниями. Владимир видел, что в этой борьбе не было ничего срамного. Просто новый рацион. Но он и сам много лет назад никак не решался сделать первый самостоятельный глоток, хотя обращение прошло как по маслу. Но в этом-то и каверза инициации: когда тебе предлагают обращение, то фактически кусают первым и помогают внушением нанести ответный укус. Возможно, князь князей слишком хотел видеть шрамоносца среди своих детей...

   «Ты прав», — согласился Белояр.

   Востроухов сделал выбор — зажмурился и выпил разом половину коктейля.

   — Вот за что я его и люблю как брата, княже! — прокомментировал Владимир. — Если решается, то идет до конца... Или хотя бы до полстакана!

   — Не куражься, Володимир. — Бус улыбнулся.

   — Я привык, — сказал Марлен, прислушиваясь к ощущениям. — Надо же, был полукровкой, стал кровопийцей...

   Он грустно ухмыльнулся.

   — И я боюсь, что Света меня не примет. Таким.

   Допил остатки коктейля и уставился в дно пустого стакана.

   — Глупости ты говоришь, Амандилыч. — Князь ткнул его в плечо. — Меня Вера приняла таким, каков я есть. Любовь зла.

   — Ответишь за козла! — отшутился Востроухов.

   Родоначальник хлопнул в ладоши:

   — Ну, к делу.

   И они еще раз, теперь сверхподробно, рассказали Бусу, как протекала их странная вылазка. Странно, конечно, но Белояра не расстроило спешное затворничество эльфов. Владимир попытался узнать, почему, но родоначальник отбросил все вопросы, не выдав ни малейшего намека на причины.

   Потом князь князей отпустил Марлена домой и велел своему водителю доставить полукровку, куда скажет.

   — А что с моим статусом? — вдруг спросил Востроухов, обернувшись.

   Белояр посмотрел на него, подняв брови.

   — А! Вот ты о чем! Ну, конечно, ты не будешь дружинником. Странные мысли. Князем? Почему бы и нет. Обзаведешься своим гнездом, будешь строить жизнь... Знаешь, Марлен, мы с тобой обязательно встретимся на днях и потолкуем, что делать дальше. И уж можешь не сомневаться, та сумма, которую назвал тебе в начале нашего дела Володимир, будет полностью выплачена. — Бус повернулся к Владимиру. — Завтра же.

   — Будет исполнено, княже.

   — Спасибо, — сказал полукровка и ушел.

   «Счастливый! — Князь вздохнул. — Скоро свидится со своей Светой».

   — Тебе тоже пора к Вере, — произнес родоначальник. — Я удивляюсь, почему ты не заглянул к ней, когда очутился дома.

   — Тут, княже, тонкий вопрос, — произнес Владимир. — Достоин ли я ее? Что-то не уверен... А когда мы с Марленом были там, в том странно закольцованном месте, я почти поверил, что я...

   — Бог, — закончил эту мысль князь князей, кивая. — А несколько дней тому назад, помнится, и вовсе в бога не верил. И вдруг поверил, да не в кого-нибудь, а в себя!

   Родоначальник едва ли не смеялся, князь тоже улыбнулся, потирая макушку ладонью.

   — А раз ты бог, в чём я всё ж таки сомневаюсь, — продолжил Бус, внезапно посерьезнев, — то ты должен, по идее, совершать несвойственные простым смертным поступки. Коль ты хоть сколько-нибудь к нему приблизился, пожелай очутиться перед своей Верой, и будь.

   — То есть?!

   — Вспомни, ты мне рассказывал: в моменты близости с ней видел миропорядок иначе, ощущал, что можешь перейти хоть к эльфам, хоть еще куда. Было?

   — Было.

   — А теперь вызови в себе это чувство и иди к ней.

   Владимир таращился в сощуренные глаза Белояра. Похоже, родоначальник начинал слегка яриться. Или это было иное чувство. Может быть, азарт? Высшее вдохновение?

   — Вот так вот просто? — переспросил князь. — «Встань и иди»?

   — Ещё проще — «сядь и очутись». Вшивые ящерицы могут менять или расширять что-то там свое! Чем ты хуже?

   Всё-таки Бус умел воспламенять, или, как говорят психиатры, индуцировать. Оторвавшись от безумных огоньков, пылавших в глазах родоначальника, Владимир зажмурился и попытался. Вселенная вновь распустилась бесконечно прекрасным цветком перед его внутренним взором. Где-то, на одном из лепестков жила его любовь. Он вызвал в памяти ее образ и тут же ринулся сквозь бесконечную пляску частиц и волн к ней, к ней, к ней!!!

   — Вот! — услышал Владимир стремительно удаляющийся возглас торжествующего князя князей и распахнул глаза.

   И одновременно с этим ощутил действие силы тяжести — кресла под его задом уже не было, а гравитацию он забыл отменить.

   Владимир шлёпнулся на кафель ванной комнаты. Прямо перед ним стоял унитаз, а на унитазе, поддерживая трусики, сидела Вера.

   — Ну, здравствуй, князь ты мой прекрасный, — сказала она, стыдливо улыбаясь. — Не так я представляла себе наше свидание.

   — Ох, елки зеленые! — Он ощущал, как запылали его щеки, что для упыря, собственно, нехарактерно. — Я так соскучился, Вер...

   Она рассмеялась.

   — Очень романтично.

  

  

  

Глава 43. Яша. Охота пуще неволи

  

   Мой переход в родное измерение был драматичен и зубодробителен, притом в буквальном смысле. Летя рыбкой сквозь время-пространство, я натурализовался напротив странного каплевидного объекта, гладкого и серебристого, притом отполированного с истинно маниакальной любовью к зеркальности.

   Я столкнулся со своим отражением, и последним, что мне удалось рассмотреть до удара, была моя же слегка растянутая морда. Стыковка прошла болезненно — я отрубился на несколько секунд.

   Очнулся, лежа ничком на куче осколков. В голове стоял жесточайший шум, как в кузнечном цехе. Надо мной висели дорогие сердцу лица. Оборонилов, Скипидарья и даже Эбонитий с Зангези тревожно вглядывались в мою персону, а она пялилась на них.

   — Ты как раз вовремя! — прокричал шеф.

   — Такой прибор убил! — не отстал от него комбинизомби, поднимая пару серебристых скорлупок.

   — Затухни, Зангези! — подключилась к беседе Скипидарья. — Если бы шеф его не выключил, где бы ты сейчас был?

   Я видел, комбинизомби было, что ответить, но он промолчал. Распрямился и отвернулся. А вот потом он ахнул.

   — Разоряхер!

   Мои соратники разом уставились в угол темного помещения, и я понял, что всё это время шумело не в голове, а за ее пределами. Мы были под трибунами «Лужников», а на трибунах неистовствовали болельщики. Прыгали, свистели, орали, может быть, даже кидались креслами, у вас это принято.

   Я сел и огляделся.

   Мертвый Разоряхер висел на проводах, голова его была цела, но я-то знал, где и как он расстался с жизнью.

   В другом углу возвышалась гора матрацев, какой-то ветоши и прочего барахла. Ворох беспокойно шевелился. И мой нюх уже подсказал, кто прячется в куче тряпья.

   Ноздри Оборонилова трепетали не меньше моих.

   Скипидарья покачивалась от нетерпения.

   Кульминация охоты!

   Клопоматерь вот-вот разродится!

   Я вскочил на ноги, стараясь привести раздвоившуюся картину мира к единому знаменателю.

   — Он сдох!!! — прошипел Ярополк Велимирович. — Сволочь! Сволочь! Сволочь!..

   Да, охота была явно смазана ранней смертью клопапы, это даже я знал.

   Самый красивый, с точки зрения кодекса, сценарий предполагал то, что глава клопрайда смотрит, как уничтожают его самку и потомство. Такова высшая эстетика охоты.

   — Сейчас попрут! — взвизгнула Скипидарья, становясь малиновой.

   Лампы дневного света бросали на ее кожу вибрирующие блики, отчего впавшая в беспокойство шефская секретарша казалась мне древней богиней настигающего возмездия. Да, бытовала на заре веков в нашем народе вера и в такую небожительницу...

   Оборонилов рыкнул что-то непередаваемое, и расширил контекст. Мне особого приглашения не требовалось — я последовал его примеру.

   Секунда — и мы разбрасываем матрацы, прорываясь к беззащитной клопохозяйке.

   Ну, жирная тварь, покажись своим охотникам!

   Она была здорова! Больше, чем показалось мне тогда, в доме Разоряхера.

   И она не могла ни бежать, ни защититься — тело ее ходило волнами, вспучиваясь и опадая. Клопята искали путь наружу.

   Скипидарья подбежала вплотную к беззвучно орущей клопоматке и вопросительно поглядела на шефа.

   — Во имя праящеров и будущих вылезавров! — возопил Оборонилов. — Да свершится святая месть!

   Забыв обо всех приключениях разом, я выпустил на волю естество охотника и едва ли не раньше наставника впился в мякоть клопихиного бока.

   Мякоть была восхитительна, но куда вкуснее были маленькие Разоряхеры, которых я стал доставать из открывшейся раны и поедать, не давая ускользнуть из цепких лап.

   Оборонилов отправлял клопят в рот, орудуя двумя лапами, как мельничными лопастями. Скипидарья парализовала клопоматку ядовитым укусом и лакомилась ее глазами. Представители вида анакондоров любят глаза и мозг и равнодушны к выводку.

   Я не видел, где были в этот момент Зангези и Эбонитий. Они сделали свое дело, верные помощники, и сейчас было не до них.

   Мы добрались! Добрались!

   Представьте самое любимое свое блюдо, самое вкусное. То, что доставляет вам наивысшее наслаждение. Теперь умножьте это наслаждение на сто и возведите в десятую степень.

   Вот каков вкус едва не вылупившегося клопеночка!

   Это рай в мире вкусов.

   Предельный вкусовой оргазм.

   У меня закончились слова.

   Я метал эти пищащие теннисные мячики в рот, раскусывал и глотал, получая новые и новые атаки кайфа, и не было в мире ничего лучше и замечательнее, чем эта высшая трапеза!

   Наиболее проворные пытались вырваться и убежать, но это было бесполезно.

   Никогда больше эти твари не будут паразитировать на разумных существах!

   Во имя чистоты разума и воли — сдохните и переваритесь в благородном чреве вылезавров!

   В момент наисладчайшего переживания, когда брюшко мое стало растягиваться под тяжестью съеденного, я поднял глаза от дыры в еще дрожащем от боли боку клопоматки и встретился с глазами своей прекрасной Сонечки.

   «Присоединяйся скорее!» — хотел крикнуть я, но я увидел, что моя любимая, мое божество и мой идеал... Что она... Она застыла от страха.

   От страха и вселенского отвращения.

   Я всё понял.

   Нет!

   В тот миг я, конечно, ни бельмеса не понял!

   Я растерялся и замер, сжимая в лапе клопеныша. Он шевелил маленькими цепкими конечностями, проклятый ксеноморф...

   «Будьте вы прокляты, паразиты! — кричал я мысленно. — Вы запрограммировали Соню на сочувствие к себе!»

   Да, клопы отняли у наших соплеменников, оставшихся под их влиянием, саму возможность смотреть на них как на пищу.

   Осознание чудовищной ошибки сковало меня, словно морозный ветер. Я потерял Соню!

   — Идиот!!! — раздался крик шефа.

   Один из клопят вырвался через мою дыру в боку матки и бросился к моей девочке!

   Выстрел Оборонилова настиг живчика в прыжке, который закончился бы на мордочке Сони. А она! Великие предки!.. Она тянула к нему лапки, вы можете себе такое представить?

   От боевого импульса клопеныш мгновенно вскипел и лопнул, забрызгав Сонечку с ножек до прекрасной ее головки...

   Нас, вылезавров, не тошнит, конечно, но моя богиня задвигалась конвульсивно, то впадая в оцепенение, то выходя из него. Она упала на бетонный пол, бессмысленно водя лапками, бедная моя девочка.

   — Зангези, Эбонитий! — взревел наставник. — Помогите ей!

   Я взглянул на наших помощников.

   Эбонитий сидел возле комбинизомби, который лежал, неестественно вывернув руки и ноги, и мелко трясся.

   Да что же это такое!

   Я сорвался в широкий контекст и мгновенно оказался возле Сони.

   — Дурак! — донесся голос Ярополка Велимировича.

   Потом были выстрелы излучателя. Очевидно, твари полезли из дыры бодрее.

   Я обтирал личико моей красавицы, прижимая ее к полу.

   Вскоре она затихла.

   Где-то над нами взревела толпа футбольных фанатов. Очевидно, кто-то заколотил-таки дурацкий мяч в дебильные ворота. Ваши игроки так редко умудряются попасть, что каждый такой случай провоцирует едва ли не общенациональный праздник.

   Я захотел выпустить недоеденных клопят на это стадо приматов, а потом сжечь этот город, а лучше — планету.

   Я был зол на себя. И на шефа...

   Мы возвращались с охоты, везя в фургоне два бессознательных тела.

   Зангези лежал, словно мертвый. Синеватое лицо усиливало впечатление.

   Моя Сонечка непрерывно подергивалась, будто ей снился кошмар, от которого она силилась пробудиться и не могла.

   Мы с Оборониловым — две откормленные ящерицы в обличье уродливых людей с брюхами до пола, сидели рядом с пострадавшими, Эбонитий вел микроавтобус, аккуратно минуя следы погромов и группки праздно шатавшихся пьяных стай москвичей. Скипидарья молчала на переднем пассажирском, источая флюиды сытости и счастья.

   Шеф тоже благодушествовал.

   — Почему ты ей позволил с нами?.. — выдавил я.

   — Я сказал, чтобы ты сам принимал решение, Яков. — Шеф деликатно рыгнул в кулачок. — И откуда мне было знать, как она отреагирует? Я — охотник, а не психолог.

   Конечно, мы мало знали о наших угнетенных соплеменниках, предпочитая не общаться с ними, но в те страшные для меня минуты я не руководствовался холодным разумом. Вы меня поймете, теплокровные мои прямоходящие...

   — Что делать? — задал я один из главных вопросов вашей интеллигенции, отложив «Кто виноват?» до лучших времен.

   — На базе полечим. Рекреационная камера. На большее нельзя рассчитывать.

   Оборонилов переваривал клопят. В детенышах клопоидола содержится особое вещество, которое приносит радость и наслаждение вкусом, притупляя остальные чувства. В силу этого шефу сейчас было совершенно до звезды, что творится вокруг.

   Мне, должен признаться, тоже. Например, вообще не кольнуло состояние Зангези. Но чувства к Соне оказались сильнее химического удара по мозгу. Высшее наслаждение сменилось всепоглощающей злостью, и я врезал кулаком по соседнему сидению, проломив и смяв его, словно картонное.

   — Полегчало? — равнодушно спросил Ярополк Велимирович.

   До самой базы мы больше ничего не сказали.

   Зангези очнулся наутро. Это была реакция на смерть носителя хапуговки. Его половинка симбиота погибла вслед за половинкой Разоряхера, едва не превратив комбинизомби в овощ.

   А с Сонечкой оказалось все сложнее: медицинская интеллектуальная система проанализировала ее состояние и ввела мою красавицу (ах, мою ли?) в гибернацию. Глубокий сон продолжался почти трое земных суток, всё это время специальные боты лечили нервные связи в Сонечкином мозге.

   Когда она очнулась, я сидел, прижав лоб к прозрачной стенке рекреационной камеры, в которой плавала моя девочка.

   Она испугалась, я подумал было, что меня, но ее ужаснуло замкнутое пространство камеры. Соня заметалась и развоплотилась, расширив контекст. Медсистема отреагировала — выключилась, откачав физраствор и отодвинув крышку.

   Я тоже перешел в широкий контекст.

   — Вернись, Соня, камера открыта.

   Наклонившись ко мне, моя любовь погладила меня по щеке и сказала:

   — Мне и тут хорошо, милый. Здесь нет... — Она обвела широким жестом призрачное пространство, окружавшее нас. — Нет ничего плохого...

   — Но и хорошего тоже нет! — Я уже распознал в ее глазах огоньки сумасшествия, но отказывался верить... — Пожалуйста, пойдем со мной.

   — Ты иди, я скоро догоню.

   Она одарила меня блаженной улыбкой и лизнула раздвоенным язычком в лоб.

   Я вернулся в твердую реальность.

   В комнате уже околачивался шеф.

   — Проснулась, значит...

   — Да.

   — И как?

   — По-моему, она не в себе. Говорит, там — лучше. И глаза...

   Оборонилов запросил отчет медсистемы.

   — Физическое здоровье пациентки отличное. Выявлены необратимые психические отклонения. Нарушены ассоциативные связи... — Я слушал и буквально погибал, а слово «необратимые» многократно отражалось от стенок моей пустой дурной башки.

   Нет, безволосые мои приматы, это была уже не Сонечка. Она снизошла-таки до возвращения в текущий контекст, еще более кроткая, чем раньше. Послушно оделась, хотя обошлась бы и без нарядов, нагота не смущала ее. Потом ее разозлил вид Ярополка Велимировича, и шеф выслушал несколько обидных слов, сказанных неумело, но от всей покореженной души.

   Уже в ее комнате, когда уложил ее поспать, ведь после гибернации мы, вылезавры, такие сонные, я удостоился еще более уничтожающего:

   — Яша, ты же не убьешь меня, правда? Ты же меня не съешь?

   Она выглядела такой... жалкой...

   Зачем я это всё рассказываю?

   Какая надобность заставляет меня выворачивать перед вами душу?

   Только вина. Конечно, вина перед моей богиней, которую я сам, получается, лишил божественности.

   Я покрылся красками величайшего стыда и ответил ей:

   — О чем ты говоришь, милая? Сонечка, я люблю тебя.

   — Я видела, как ты ешь клопов, Яша. Ты ешь разумных существ, наших лучших друзей.

   — Это был сон.

   — Тогда почему ты плачешь?

   — ...такими крупными слезами? — Я улыбнулся. — Ты болеешь, хорошая моя, и я очень хочу, чтобы ты выздоровела, чтобы стало, как раньше.

   — Как на том песчаном острове? — В ее взгляде появилась какая-то детская лукавость, и меня передернуло от самой мысли, что мы воспламенимся с этим потусторонним, безвинно покалеченным мной существом.

   Это как... Как с ребенком, что ли...

   — Да, милая, как на острове, — тихо сказал я и лизнул ее в глазик. — Спи.

   Она задышала ровнее, я посидел на краю ее постели, проклиная тот день, когда мне стукнуло в голову стать охотником.

   В животе глухо ухнуло — остатки клопяток приветствовали своего пожирателя.

   Кто пробовал это блюдо, тот никогда не откажется от новой облавы.

   Я пошел к наставнику.

   Скипидарьи на секретарском посту не было, дверь оставалась полуоткрытой, шеф сидел в кресле и барабанил пальцами по модной книге «Примерноноль», лежавшей на его коленях.

   — Куда дальше, Ярополк Велимирович?

   — А? — Он посмотрел на меня, как на чудесно возникшее явление. — А, это ты... Что там с Соней?

   — С Соней полный пиздец, — устало вымолвил я. — Она боится, что я ее съем, и хочет снова на песчаник.

   — А ты?

   — А я хочу на новую охоту. Куда летим?

   — Никуда я не полечу, Яша. — Оборонилов встал, бросив книгу на пол, прогулялся до бара, вернулся с коньяком и двумя стаканами. — Я дисквалифицирован за прошлую охоту. Да и эта сложилась совершенно неудовлетворительно. Кодекс...

   — В жопу клопоматери ваш драный кодекс! — проорал я, ничуть, кстати, не удивив шефа. — Вся эта напыщенная самурайщина о высшей мести и эстетике возмездия — полная чушь! Охота — это счастливый шанс вкусить самой лучшей жратвы во вселенной, вот что такое эта ваша охота!

   Я много чего еще наговорил, пока не заткнулся, а Ярополк Велимирович терпеливо ждал, держа два наполненных стакана.

   — Всё? — ласково поинтересовался он, когда я залепил пасть. — Тогда выпьем.

   И мы сделали это по-русски — до дна.

   И мне полегчало.

   — Да, Яша, кульминация охоты — это пир. Подлинный и идеальный. И о нём нет ни слова в нашем кодексе. Но не потому, что мы лицемеры, Яша... Пир — это наше предназначение и наказание. Сейчас у тебя первый в жизни отходняк. Гормоны счастья, которые содержались в юных клопах, подошли к концу. А тут еще такой удар с Соней... Хотя он, будь уверен, смягчил падение в эмоциональную яму. Если бы наша охота прошла идеально, ты сейчас либо рыдал бы у меня на плече, либо я вынимал тебя из петли.

   Мы жахнули еще по чуть-чуть, потому что бутылка закончилась.

   — Четвертый-пятый день после первой охоты — это как позорное поражение после великой победы. Но следующие отходняки будут легче. Но дальше — без меня. Я достал Разоряхера. Это был вопрос принципа. Он, тварь такая, смылся под занавес, конечно, но главное произошло — его презренное семя погибло, и он знал, подыхая, что проиграл. Отличный повод уйти на покой.

   — А как же я? — я был растерян и подавлен, и мнилось, что более несчастного существа нет ни в этой галактике, ни за ее пределами.

   — Найдешь команду, продолжишь карьеру охотника.

   — После того, как участвовал в команде изгнанного?! — Я выразительно посмотрел в сторону бара.

   — Решил выпить все мои запасы? — Наставник засвистел, что у нас означает смех. — Сейчас.

   Он принес еще бутылку.

   — Значит, слушай сюда, юный карьерист. Удар по твоей репутации невелик. Я нанял тебя, не поставив в известность о том, что моя лицензия отобрана. Мои объявления о найме хранятся в инфосети. Твой компьютер хранит информацию о том, что я блокировал доступ к своему профайлу и к списку изгнанных тоже. Ну и, наконец, завтра я дам интервью одной хвостатенькой ящерке. Она прилетает к скандально известному на родине охотнику-нелегалу, чтобы порадовать домоседов жареным. Я тебя всячески отмажу и превознесу, будь уверен.

   Мы молча пили коньяк, а потом шеф спросил:

   — Ее с собой будешь возить?

   — Конечно.

   — Ты хороший вылезавр, Яша. Я бы так не смог. А ты выдержишь, поверь старому цинику. Ну а теперь выполняй обещание — рассказывай, где болтался, когда дезертировал с охоты...

  

  

  

Глава 44. Марлен. Искушение укушением

  

   Марлен целовал Светлану так осторожно и одновременно страстно, как никогда не целовал. Вдруг осознав, что она перестала отвечать, он испугался, отстранился, будто школьник, которого застукали с одноклассницей где-нибудь под лестницей...

   — Что-то не так, — тихо сказала Света.

   Из-за приоткрытой входной двери сквозило, внося в прихожую смесь запахов, терзавших обострившееся обоняние полукровки: кошачья моча, дым дешевых сигарет, соседская подгоревшая каша, пластик какого-то нового бытового прибора, старое помойное ведро... Марлен закрыл дверь и глубоко вздохнул.

   «Пожалуй, надо ручку поменять, разболталась», — подумал он, хотя озабочен-то он был совсем не состоянием фурнитуры. Слишком хорошо Востроухов знал свою... А, собственно, кого свою? Жену? Сожительницу? Любовницу?

   Света смотрела и смотрела на него, пока он не взглянул в ее глаза, и мгновение сначала растянулось, а затем со свистом обрушилось в пропасть времени — оказалось, на кухне засвистел чайник.

   Девушка заспешила к плите. Марлен разулся, пошел следом. Мелькнул в комнате кульман — Света работала над новым проектом. Сделав шаг назад, Востроухов задержался у порога. По полу были разбросаны забракованные Светой эскизы. Много, целый ворох. Полукровка стал еще мрачней.

   Минуту назад Светлана была счастлива, что он вернулся, но сейчас всё переигралось. «Баба, она сердцем видит», — крутилась в его уме неуместная цитата.

   Девушка стояла, обхватив плечи руками. Марлену нравилась эта ее поза, и кофточка (выбирали вместе), и юбка, под которую ему случалось залазить совершенно по-деревенски грубо, и тогда Света смеялась, требуя хотя бы «семачек, а то ишь грабли распустил». .. Почему-то он почти убедил себя, что всё это — в прошлом.

   — Я — упырь, — сказал он хрипло.

   — Сам?..

   — Иначе бы умер.

   Она закусила губу.

   Он уловил — до крови.

   Конечно, в нем не возникло желания наброситься и впиться в ранку... Но каково будет Свете рядом с ним?

   — Я не стал чудовищем, — вымолвил Марлен. — Мне не надо охотиться, не надо прятаться от солнца, чуть-чуть крови раз в неделю, а то и дольше...

   — Чьей?

   Востроухов промолчал.

   — А чай будешь? — На ее губах заиграла неуверенная улыбка.

   — Буду.

   Свете всегда удавался чай.

   — И как теперь быть? — спросила она после первой кружки.

   — Выходи за меня.

   Возникла самая тихая тишина, какую только можно предположить в многоэтажном доме.

   Марлен стукнул по столу ладонью.

   — Понимаю, не с того я начал. В общем, бей, но выслушай.

   — Тоже мне, Фемистокл, — усмехнулась Света, став более привычной, более близкой, и у полукровки чуть потеплело в груди.

   Надежды юношей питают. Даже столетних.

   — Во-первых, мне больше ста лет.

   — Ты неплохо сохранился.

   — Очень смешно... Не перебивай, пожалуйста.

   С того момента, как Свету втянуло в водоворот Марленовых событий, у них не было времени на обстоятельный разговор, а если и было, то не при упырях же откровенничать.

   Теперь настало время рассказать, как в девятнадцатом веке один спесивый Амандил заключил союз с дворянкой, и родился полукровка. И о «школьных годах чудесных», и о первых десятилетиях в новой должности, скупо о «подвигах» гражданской, немного о Великой Отечественной, галопом по генсекам и первым президентам, а там и настала очередь новейшей истории — истории отношений с ней, Светой. Самое волшебное, что с ним произошло за некороткую жизнь.

   Под занавес Марлен рассказал и о бесславном рейде в эльфийский стан. Со всеми мозголомными подробностями. Конечно, он не рисовался перед самым дорогим человеком. Его ирония была горька, и Света приняла ее как лекарство от сомнений.

   Не соврал ни словом.

   Теперь она знала, как он стал упырем.

   — А мне и рассказать нечего, — смущенно и полушутя подытожила Светлана, держа руку Марлена своими.

   Они сидели так уже давно — руки на столе, Востроухов рассказывает, а она, вцепившись в его ладонь, слушает, слушает, слушает...

   — Ну, разве что про секс, — добавила Света, чуть подумав.

   — Имей в виду, я не откажусь от своего предложения, даже если твоя повесть будет запутаннее моей, — церемонно произнес Марлен, и они рассмеялись.

   — Нет, она простая, как тумбочка, — ответила девушка. — Просто я к чему... Ну, ты же не очень был искусен поначалу, да? Помнишь, ты говорил: «Ты вуз оканчивала по классу амуров, что ли?» Оканчивала. Я тантристкой была.

   Востроухов знал об этом, но, конечно, промолчал: зачем сбивать ее с толку.

   — Только ты не подумай, что это какая-то проститутошная, — скороговоркой добавила Светлана. — Высокодуховные занятия любовью. Точнее, я искала таких, но на деле — колхоз и оправдания приапизму и нимфоманству. Я разочаровалась, но мне попался совершенно удивительный мастер. Настоящий. И если бы... В общем, он провел меня теми тропами, которые потом топтали мы с тобой.

   Он пожал плечами и сказал:

   — Ты думаешь, наверное, что я сейчас дико взревновал и готов бегать по стенам? Но это не так, Свет. Это не отравляет мне жизнь, не плещет грязью на твой светлый образ, прости за каламбур. Я тебя просто люблю. За сто лет, поверь, перебесится любой самец-эгоист. Даже такой закомплексованный, как метис-эльфолюдок. — Он сделал драматическую паузу, насупив брови. — Ты же не бегаешь тайно к этому мастеру?

   — Конечно, нет. Он куда-то уехал. То ли в Непал, то ли в Сикким. Это удивительный человек, я была им не на шутку увлечена.

   Марлен вздохнул, подумал с теплом: «Какая ты всё-таки девочка... Не рассказывать же мне о всех женщинах, которыми я увлекался...»

   — Знаешь, он был совершенно космическим каким-то парнем. Я не могла предположить, сколько ему лет... Я почему говорю? Ты казался мне нормальным тридцати с лишним лет мужиком с нормальным отечественным детством, какой-то неплёвой работой... А вон чего получилось...

   — Это претензия? — не без иронии спросил он.

   — Нет. Просто с ним было совсем наоборот: полная загадка. Даже цвет кожи какой-то иссиня-смуглый, будто он индус. Он прикасался, и я мгновенно улетала, представляешь?

   — Месмеризация, не иначе.

   — Тьфу на тебя, Востроухов! Я и так лопочу и думаю: «Вот дура!»

   Он поцеловал ее руку.

   Не отдернула.

   — Хочешь, поклянусь, что никогда тебя не укушу?

   Она ответила, и голос ее был грудным и хриплым:

   — А может, я сама попрошу... когда-нибудь...

   Марлен отчего-то вспомнил, как в одном из недавних воплощений, отбившись от эльфийской ягд-команды, он отдыхал, кажется, раненный в плечо, а Владимир накладывал повязку и приговаривал: «На упыре всё быстро зарастает. А еще нас бабы любят — прямо-таки аж голос теряют и всякий стыд в придачу. Так что не прогадал ты, Амандилыч...»

   Востроухов вгляделся в любимое лицо.

   — Скажи, а ты сейчас не чувствуешь какого-нибудь, ну, ментального давления или чего-то такого?

   Света сощурилась.

   — Хм, прикалываешься? Это просто страх, усиливающий влечение, в любом романе про вампиров такое чуть ли не жирными буквами напечатано.

   Марлен привстал и поцеловал ее в губы.

   Ответила.

   И через некоторое время кофточка уже лежала на полу... Но он остановился.

   — Слушай, я же толком не привел себя в санитарные нормы после всех этих приключений. Душ перед поездкой к Бусу не в счет.

   — Ни черта ты не романтик. — Ее прерывистое дыхание обжигало его шею. — Вали скорее в ванную, пока я тебя не изнасиловала! Причем грязно!

   Полукровка обстоятельно надраивал бока, стоя под душем, когда зазвонил мобильный. Протянув руку к штанам, висевшим на вешалке, Марлен выловил телефон из кармана.

   Звонил Владимир.

   Было искушение не принимать вызов, но Востроухов решил всё же выслушать друга и, смешно подумать, приемного отца.

   — Да.

   — Привет, Амандилыч! Я к тебе загляну, а?

   — Э... Может, не сейчас, Володь? Вообще неподходящий момент.

   — Да ты не боись, я на минутку.

   — Ну, если только... Вов, давай зав...

   Князь уже повесил трубку.

   И в следующий миг очутился перед Марленом.

   Тот чуть не упал, поскользнувшись.

   — Да что же это такое? — Владимир сокрушенно хлопнул себя по бедрам. — Одна на очке, второй в мыле... Сговорились?

   — Мы что... Всё еще... там? — прошептал Востроухов.

   — Нет, брат, мы уже здесь. И я могу перемещаться, куда захочу, понял?

   — Свежо предание...

   — Фома неверующий. — Князь улыбался в тридцать два зуба. — Хочешь, потрогай. Я настоящий.

   — Еще я мужика не трогал в ванной! — Марлен фыркнул. — Так ты чего, просто похвастаться заскочил?

   — Ну да.

   — Давай тогда условимся. В следующий раз ты всё же уточни, удобно ли будет. А то случаи всякие бывают.

   — Типа ты в кровати со Светой?

   Востроухов сжал кулаки и зашипел:

   — Ты не представляешь, что я пережил! Она меня боится, врубаешься? Я и так еле-еле ее успокоил. Не испорть!

   — Ладно-ладно, осади. — Владимир поднял руки. — Но имей в виду — если чего, я как лист перед травой.

   — Скорее, как глюк после травы, — устало пробормотал полукровка.

   Князь испарился, и Востроухов мог бы поспорить, что последней исчезла его дурацкая улыбочка.

   Причесываясь, Марлен с опаской посмотрел в зеркало и успокоился: вполне себе отражается.

   Потом были несколько часов непередаваемого блаженства. Он вернул доверие Светланы, и радость от этого привнесла новые мегаджоули энергии в их термоядерное соитие.

   И после, когда Марлен читал Свете стихи Элюара, она прижималась к нему, как было всегда, до обращения.

  

   Любимая, чтоб мои обозначить желания,

   В небесах своих слов рот свой зажги, как звезду!

   Любимая! Твои поцелуи в живой ночи,

   Борозды меня обвивающих рук,

   Победное пламя во мраке! Любимая!

  

   Виденья мои светлы, непрерывны, любимая! Любимая!

   А если нет тебя со мной, мне снится, что я сплю

   И что мне это снится. Любимая!..

  

   — Когда спишь с тобой, кажется, что спишь с библиотекой, — прошептала Светлана и действительно заснула.

   Марлен еще долго любовался ею, прикидывая, куда они отправятся тратить золотое вознаграждение за неудачную кампанию.

   Случаются и в жизни хэппи-энды.

   Света вдруг резко проснулась.

   — Знаешь, ты всё же поклянись, что никогда...

  

  

  

Глава 45. Бус Белояр. Эхо в коридорах власти

  

   Князь князей заснул и вновь очутился в светлице Рожаницы.

   Потрескивала лучина, выхватывая из темноты прядущую богиню и качающуюся колыбель, детали привычно исчезали, стоило только переключить с них внимание, и возникали вновь, если ты мысленно к ним возвращаешься.

   — Сидит Дрема... — напевала Рожаница, и проворные пальцы превращали кудель в тонкую нить.

   «А где тонко, там и рвется», — мелькнула мысль.

   Рожаница кивнула, не прерывая пения.

   — Значит, пора? — спросил Бус и не дождался ответа.

   В этот раз он с удивлением обнаружил, что не лишен телесности. Во время всех прошлых посещений Белояр не мог понять, где он и кто, как может общаться с богиней, если его присутствие бестелесно.

   И вот он подошел к ней поближе, заглянул в колыбель и никого там не увидел.

   Рожаница допела и сказала:

   — Не туда смотришь. Дитя у Веры.

   — Что-то я к тебе зачастил, — пробурчал он, присаживаясь на лавку. — А спрашивать, вроде бы, нечего.

   — Всегда есть, что спросить. Твои надежды рухнули, княже. Не получил эльфийской крови, не выведешь свой народ на свет Ярилов. Присосались бы, клещи вы этакие, к чужанам, запортили бы им жизнь, как соплеменникам ее загубили. Подумываешь о людях-то изредка, и вина накатывает, ведь так?

   — Ничего не накатывает. — Он отмахнулся, задел колыбель.

   — Но-но, потише, — строго сказала Рожаница, глядя в глаза Белояра. — Размахался... Неужели тебе, бессовестному, ни разу не пришло в голову, что ты для собственного народа хуже червя кишечного?

   — Бесстыжего не пристыдить, — с досадой ответил Бус, тяготясь необходимостью выслушивать моралите. — Никто не возлагал на меня обязанность тащить стадо в какой-то лучший загон. И с чьей точки зрения лучший? С твоей? Тогда что ты тут пряжу щиплешь вместо того, чтобы им помочь?

   — Вылитое дитя. — Богиня покачала головой. — Огрызнулся, стало быть. Я и помогаю, как могу. Но мы о тебе. Ты ловко устроился: сам веками разгуливал в любое время суток по земле, а свою шайку держал на ночном положении. Настоящие родичи спят подо льдом, новая дружина полностью зависит от твоей воли. Может ли власть быть более полной, чем твоя? Ты так и не нашел путь к солнцу, потому что не очень-то искал.

   — Чую, нынешнее положение вещей устраивает всех, кроме тебя, — рассмеялся Белояр. — Нас меньше полутора сотен на всю страну. Каждый обращенный знает черту, которую нельзя переступить. Дай упырям день, и ты потеряешь контроль. Наше число возрастет, ответственность станет пустым звуком.

   — Люди как-то обходятся...

   — Именно, что «как-то». Кое-как. Посмотри на них, Рожаница. Теперь представь, что они могут жрать друг друга не в переносном смысле.

   — Не ты ли их сделал такими, Бус Белояр, или, ладно, хотя бы позволял их делать такими? — Так может спросить только мать. Вроде бы, ласково, но тяжесть укора... — Думаешь, тебе были отведены века для того, чтобы ты игрался в потайного князя? Мне тебя жаль.

   «Посмотрим, кто кого станет жалеть», — решил Бус, вставая, чтобы порвать зубами белую кожу на шейке Рожаницы.

   Тут его из светелки и вымело, словно веником.

   Родоначальник упырей проснулся злым. Утро красило резким цветом стены его спальни.

   Дошел до кухни, открыл холодильник, накатил себе стакан крови. Вкусная прохлада обожгла пищевод, притаилась в желудке... Прекрасно.

   Включил телевизор. Налил еще порцию, чтобы подсластить новости.

   Телевизионщики упивались роликом, снятым во время штурма Останкина.

   Скупой свет лампы, установленной на камере, выхватывает из тьмы спины омоновцев, потом раздается: «Руки, падла, вверх! На пол, (писк)!» На экране — испуганное лицо молодого кавказца, выглянувшее из-за стола. Террорист громко произносит: «Простите меня, дяденьки! Мы это по глупости нахулиганили!» и проворно стреляет себе в голову. Этот момент тщательно расфокусирован, чтобы не травмировать публику.

   Не слушая диктора, Белояр допил кровь и выключил телевизор.

   Теперь можно и к женщине.

   Он набрал номер очень популярной певицы с очень заметными такими сиськами и не менее выразительными глазами. Бус познакомился с ней месяц назад, когда заехал на «элитарную» тусовку потолковать с человеком из правительства. Вид певички заинтересовал князя князей, он познакомился, увлек ее в сторонку и, галантно целуя ручку на прощанье, аккуратно укусил. Кровь оказалась вкусной, не испорченной болезнями и веществами. Прошептав на ушко остекленевшей жертве стандартные установки, привязывающие ее к упырю, он не забыл взять номерок телефона и отбыл, напевая одну из самых идиотских песенок новой знакомой.

   Настало время воспользоваться.

   — Алло... — сонный голос, небось, по клубам всю ночь колобродила.

   — Здравствуй, золотко! Шоутайм.

   Кодовая фраза, вложенная в мозг жертвы при «знакомстве», подействовала мгновенно.

   — Я готова. — Восхитительная глубина, очаровательный тембр, ни намека на сонливость.

   — Ты одна?

   — У меня мама гостит.

   — Вот и добро, мы что-нибудь придумаем. Назови адрес и жди.

   Москва-Москва... Час — и ты добрался... до конца своей улицы.

   Пару раз Белояр хотел скомандовать Кирше разворачивать оглобли, но мальчишеское упрямство заставляло перебороть лень. Рожаница не права. И смех ситуации в том, что даже если она права на его счет, она всё равно не права на счет миропорядка.

   О, он ей ничего не докажет. Да и себе тоже. Это просто заведомый сценарий. Чернобожие требует ритуального неповиновения. Так было всегда. И он, князь князей, с удовольствием исполнит свою роль. Так же, как Володимир недавно крыл и пил блудниц.

   Пусть ему мало осталось. Пусть он не справился со своей главной задачей. Тысяча лет подо льдом или две — какая разница? Стадо никуда не денется. Ну, если только не сойдет с ума перед телевизорами и не забудет, как размножаться и питаться.

   Он позвонил в дверь.

   Певичка открыла, вся такая соблазнительная и готовая к свиданию с прекрасным.

   Как же это называется? Пеньюар.

   Пень из Южной Африки.

   «Ночнушка». Ее надо будет обязательно разорвать.

   — Можно войти? — спросил Бус, ненавязчиво засунув руку в карман брюк и поддерживая эрегированный член.

   — Конечно, — выдохнула певичка, качнув грудями.

   Ее одержимость была неполной, и упырь с удовольствием наблюдал, как сознание борется с навязанным образом поведения. Ум певички метался между рабским послушанием и раздраженным недоумением, мол, что происходит, почему?!

   Пляска на этой грани была самым возбуждающим штрихом их свидания.

   — Мушка моя, если бы паук обладал разумом... — прошептал Белояр, закрывая дверь.

   Из бокового коридора показалась крупная симпатичная женщина лет шестидесяти.

   — Не говорите ничего! — велел Бус, ничуть не пытаясь фиглярствовать, просто велел. — Вы мама этой прекрасной женщины.

   В следующее мгновение он уже припал к ее морщинистой шее.

   — Ну, мама и дочка, пойдемте в спальню. Ты, мама, садись и смотри. А ты, дочка, иди к папочке...

   Родоначальник упырей оставил квартиру певички, насвистывая ее хит. Надо будет посмотреть слезные передачи на Первом.

   Залитая кровью спальня, разорванный труп девушки, мать, сидящая в кресле и держащая в каждой руке по дочкиной груди, — всё это осталось за спиной упыря.

   Рожаница получила ответ, обоснованный самой природой Буса.

   Князь князей сел во внедорожник.

   — Гони, Кирша, домой. От машины потом избавься. Чтобы вообще не нашли.

   По пути звякнул телефон.

   — Да, Бяша, — сказал родоначальник.

   — Княже, на нас наехали. — Связь была плохая, и голос Бяки прерывался.

   — Как?

   — Прихлопнули поставки крови. Сразу все. Доверенные врачи арестованы. В мой детинец нагрянуло маски-шоу.

   — Как ты, друже? — Белояр встревожился не на шутку.

   — Я был в гостях. Сейчас у детинца бой.

   — Кто за этим стоит?

   — Пока неясно. Я всех предупредил. Кроме Владимира. Трубку не берет, ты ведь тоже не брал. Сейчас по городскому позвоню.

   — Я сам. Держись, Бяша! Подмоги, сам понимаешь, твоим бойцам не будет до вечера.

   — Да-да, в первый раз, что ли, княже?

   Первым делом Белояр набрал номер своего детинца.

   — Как там у вас, спокойно всё?

   — Да, княже, — ответил упырь, управляющий охраной.

   — Утройте караул. Прощупывайте всё вокруг. Нам кто-то объявил войну. Приедут силовики — держитесь до вечера, потом уходите.

   — Ясно.

   Повесив трубку, Бус позвонил Владимиру. На вызов никто не ответил.

   — Поворачивай к Володимиру, — велел князь князей водителю.

   Родоначальник сделал еще пару звонков, в том числе, фээсбэшному капитану, аккуратно попросил выяснить, кто стоит за спецоперацией с кровью и с перестрелкой у детинца Бяки.

   Наверняка это прощальный подарок эльфов. А может быть, привет от генерального спонсора телетеррористов? Если второе, то это какой-то воистину вездесущий и всемогущий противник. Не похоже на ту истеричку, которая отвечала ему по телефону.

   Значит, эльфы.

   Что там говорил Таурохтар о троллях? Четверо?

   Итак, нас троллят, усмехнулся Бус, смакуя непривычный для него сетевой сленг.

   Интернет казался ему забавой для стада, удобным инструментом сделать это стадо управляемым, развести по отдельным стойлам с выделенными линиями, дать призрак свободы и независимости... Еще бы кровепровод прикрутить...

   Бус улыбнулся. Положительно, его не добьет ни неудача вылазки Владимира, ни наезды органов. Трудности воскрешают.

   Тролли, поди ж ты! Ну, раз есть эльфы, то почему бы не быть троллям?

   — Ивана Грозного пережили, переживем и троллей, да, Кирша? — Бус толкнул в плечо водителя.

   В его уме читалось смятение, но Кирша привык к манере князя князей и кивнул.

   «Если Бус такой веселый, значит, кому-то вот-вот настанет последний рассвет», — злорадно постановил водитель. Он вообще любил смаковать чужие кончины.

   Правда, через два перекрестка Кирша встретился со своей.

   Внедорожник остановился перед зеброй. Из соседней машины выскочил громила, распахнул водительскую дверь и выстрелил в голову и сердце водителя.

   По шипению ран и крику Кирши Белояр понял, что стреляли серебром.

   «Средь бела дня!» — изумился князь князей, отрывая убийце руку с пистолетом.

   Громила оказался простым смертным. Ударившись головой о край крыши внедорожника, он рухнул на асфальт, а Бус уже выскакивал из машины, чтобы настичь подельников киллера. Подельники рванули прямо на замерших пешеходов — те просто не успели ничего сообразить, настолько быстро развивались события.

   Распластавшись в прыжке, Белояр пробил заднее стекло уезжающего седана и вцепился в волосы пассажиру. Тот схватил Буса за левую кисть. Стальная, нет, чугунная хватка была у этого незнакомца — князь князей услышал хруст костей. Пассажир сжимал и сжимал руку, дробя мелкие кости. Упырь попробовал вонзить зубы в кожу незнакомца, но зубы соскользнули, не оставив на ней и следа.

   «Пластиковый он что ли?!» — мелькнуло у Буса, а потом он осознал, что мысли этого великана просты до дебилизма.

   «Держать, ударить, Ыргх любит треск ребер, смешной человечишко...»

   Его захват не ослаб, наоборот, пассажир чуть развернулся и схватил Буса за одежду на спине, стал втаскивать внутрь салона. Белояр обрушил на здоровяка град ударов, после каждого из которых обычно падали быки, но пассажир почти не обратил на них внимания.

   Наконец, они посмотрели друг другу в лицо. Морда пассажира была уродлива до омерзения — непропорциональность, возведенная в степень. Разной величины глаза на различной высоте, кривой нос и не менее кривой рот, какие-то свиные уши, огромные надбровные дуги.

   И смрадная, поганая вонь.

   Скунс помоечный!

   Тролль во всей красе.

   На переднем пассажирском сидении располагался такой же красавчик. Он ухватил Буса за одежду.

   Князь князей попробовал вырваться, как случается бежать лисе из капкана. Он даже готов был пожертвовать лапой, но тролли держали железобетонно. Некоторое время продолжалась борьба, причем Белояр вел ее ожесточенно, ломая себе пальцы и вырывая суставы, а громилы действовали по-деловому, методично и даже равнодушно, будто пара санитаров, привыкших к фортелям идиотов.

   «Лучше бы я попал в мясорубку...» — с холодным сарказмом подумал родоначальник.

   Затем в ручище одного из троллей мелькнул осиновый кол, и мир перед глазами Белояра взорвался на тысячи осколков. Каждый осколок разнесло еще на тысячу частичек, но и те недолго прожили... Этот салют разрушения продолжался долго-долго...

   Не было ни боли, ни сожаления. Досада, что попался, как малец, и не победил, промелькнула, конечно, но перед лицом смерти любая сиюминутная кручина испаряется, оставляя дух в ждущем покое.

   У Бусовой смерти было лицо Рожаницы.

   — Что ж, правнук, был ты чудовищем и умер ужасно...

   Наступила тьма.

   — Велесе! — позвал Белояр. — Чернобоже!

   И эти два древних имени стали бесконечно звучать, отражаясь от невидимых стен, то накладываясь, то расслаиваясь, и долго еще носились в чернильной пустоте, хотя источник этого крика уже перестал существовать во всех планах реальности.

  

  

  

Глава 46. Зангези. Грани мнемокристалла

  

   Утренняя запись. Номер 1.

   Здравствуй, новый мнемокристалл.

   Прости, старый, разбитый.

   Увы, я очень и очень болен...

   Ах, да!

   Самоидентификация.

   Я — Зангези Абабанга.

   Помощник ссиссов и русский поэт без прошлого.

   Охотничий отряд выполнил свою миссию успешно.

   Я не сказал бы, что красиво.

   Зато как прекрасен наш русский язык!

   Голова моя, голова, собирайся с мыслями.

   Удар был велик — я провалялся без сознания, позабыл массу интересного, у меня всё валится из рук, я — ничтожество, потерявшее музу...

   Необходимость поддерживать частную флуктуацию реальности для двух интересных типов отняла почти все ментальные силы.

   Контекстуальный деструктор чуть не развоплотил меня, сотканного ну-вы-и-странниками на самом тонком уровне.

   Смерть Разоряхера едва не унесла меня в океан забвения.

   Но я всё еще здесь.

   И я раздавлен.

   Бог мой, как скучны и серы обои человеческой жизни!

   Я чувствую себя обкраденным и выпотрошенным.

   Где теперь моя лира, которую я посвятил народу?

   Где теперь мои сочинения, рассыпавшиеся миллионами осколков, когда я уронил кристалл?

   Я как раз взял его в руки и — ощутил удар в сердце.

   Я умирал вместе с древним кровопийцей, глядя, как над полом медленно разлетаются драгоценные брызги моей памяти.

   В ближайшее время здесь будет весело, ведь новый повелитель кровососов — совершенно новое существо.

   Мгновенно переходящее, куда захочет.

   Не скованное обязательствами и грандиозными планами.

   Он будет искать свою идею, свою цель.

   Скорее всего, он наделает ошибок, но выйдет сухим из воды — очень живучий сукин сын.

   Так, о чём я?..

   О чём же, космос меня проглоти?

   О чем?

   Как же мне тяжело!

   Через две стенки сидит сумасшедшая бедняжка.

   Она просто сидит и блуждает меж двумя мыслями.

   «Он съест меня, он непременно съест меня», — это первая.

   «Я хочу его, я невообразимо сильно его хочу», — это вторая.

   Блаженная Соня, Соня-великомученица, если судьба вернет мне вдохновение, я создам о тебе поэму.

   Только заткнись.

   Перестань скакать со скользкой жердочки страха на податливую доску вожделения и обратно.

   Зангези, не говори с ней, она утянет тебя в свой мир, отняв последние лохмотья твоего «я». ..

   Ее присутствие изматывает меня, отнимает волю, ибо она — энтропийная дыра, в которую со свистом всасывается здравый смысл.

   Почти деструктор, только не выключить.

   Вылезавр Яша...

   Конечно, он потащит сумасшедшую Соню на себе, как один всё еще популярный местный святой нес крест к месту собственной казни.

   Благородно, но саморазрушительно, ибо черные дыры втягивают, прежде всего, ближнее.

   Создатели мои, как трудно сконцентрироваться!

   Я написал так много стихов, я радовался их рождению, я мысленно перечитывал их, занимаясь привычной работой, и пока пылесос пожирал земную пыль с ковра в кабинете Оборонилова, на экране моего внутреннего взора возникали битвы титанов и сражения наших, древнерусских, богов, стихия борола стихию, а любовь воцарялась над прочими чувствами.

   Было именно так.

   Но я не помню ни строки из моих самых пронзительных и эпических стихотворений.

   Всё, что осталось в моем расколотом и перемолотом мозге — навязчивая неудача про боль в голове, та самая убогая попытка, с которой начался рост.

   Неужели мне предстоит пройти этот путь еще раз?

   Для чего?

   Кто я?..

   Клоп по фамилии Разоряхер?

   Кажется, и он тоже...

   Нет, я не могу думать в присутствии Сони!

   Конец записи.

  

   Послеобеденная запись. Номер 2.

   Я позорно сбежал.

   Теперь я сижу в парке, у пруда и бормочу, обнимая мнемокристалл, словно дитя.

   О, возможно, так оно и есть, ведь когда я выронил предыдущий, я упал на колени и собирал руками осколки, прижимал горсти к груди и целовал их, покрытые кровью, как царь Иоанн убиенного сына...

   Благословенная вселенная, насколько мне легче вдали от Сони!

   Мысль стройна и изящна, как Майя Плисецкая.

   Мир перестал кособочиться, словно заброшенная лачуга.

   Будущее заблестело, пробиваясь сквозь муть нынешнего моего состояния.

   Я — Зангези.

   Да-да, это точка моей нынешней сборки.

   Но ведь я — больше, чем работник, получивший на время контракта кодовое имя.

   Ах, птицы памяти, они в никогда улетавль, их крылья шумят невпопад...

   Я — играющее божество?

   Божественная игра?

  

   Ежели скажут: ты бог, -

   Гневно ответь: клевета,

   Мне он лишь только до ног!

   Плечам равна ли пята?

  

   Это не мои стихи, это Хлебников, он преследует меня, долбя в колокол ума.

   Что же я, если не бог?

   Может быть, игра, играющая в себя?

   Именно в этой игре ты можешь стать всем, чем хочешь.

   Предельный актер.

   Точно!

   Зангези, ты вспоминаешь!

   Но разобрал ли ты часы человечества, доиграл ли?..

   Молодой вылезавр зовет меня на новую охоту.

   Драма меж ящерами и клопоидолами, безусловно, интересна.

   Один раз даже не грех поучаствовать хотя бы на правах «Кушать подано».

   Но хватит.

   Я не смогу жить рядом с Соней, не смогу.

   К тому же, мир клокочет иными драмами, иными конфликтами...

   Конфликт.

   Я так долго думал над этой главной проблемой разума, столько надиктовал на утерянный мнемокристалл...

   Кажется, я почти понял.

   А может быть, мне просто хочется в это верить.

   Одна прекрасная девушка верила, что я полуиндус, достигший просветления, только ведь я такая же муха в паутине майи, как и все.

   Ну, возможно, просто чуть острее осознаю положение вещей.

   Таковы дар и проклятье, полученные моих создателей: я дотягиваюсь туда, куда попадают единицы, и если мне удалось сгустить временный кокон реальности вокруг двух самых талантливых «просветленных» на этой планете, это не означает, что я стал божеством.

   Скорее всего, они, те, кого помнят как ну-вы-и-странников, смотрят сквозь микроскоп на предметное стекло нашей реальности и умиляются нашим усилиям, броуновскому движению наших душ...

   Да и есть ли я на этом предметном стекле?

   А любой из вас, подслушивающих мой дневник?

   Что бы ты сейчас делал, да-да, ты, стучащий по клавишам своего допотопного компьютера человечек, что бы ты сейчас делал, если бы я не существовал?

   Ты думаешь, что сочиняешь меня, и сейчас кривишься, ибо полагаешь обращение героя к автору низкостилевой игрой, дурным тоном.

   Да кого интересует, что ты там считаешь?!

   Тебе еще наверняка поведают, «что ты хотел сказать» и «как ты облажал финал».

   А ты, читающий эти строки и всерьез опасающийся за психическое здоровье автора, ты-то реален?

   Если так, то объясни мне, зачем ты продрался сквозь волны «авторского бреда» аж досюда?

   Ну, признай, перед тобой пронесся мутный поток редкостного трэша: эльфы, вампиры и пришельцы на одной поляне, наркотики в жопе — не дурдом ли?

   Разве реальный пацан или девчонка, а то и дядька или тетька станут жить проблемами совершенно бесчеловечных существ, сопереживать бойкой ящерице, восхищаться древним упырем, который презирает человека как данность?..

   А?..

   Что?..

   Прости, не слышу.

   Да и есть ли ты?

   Я сижу на берегу пруда и вижу, как девочка и ее дед кормят уток, кроша булку и кидая в воду.

   Ребенок побежал к качелям, споткнулся, упал и теперь громко ревет, искоса зыркая, когда же, наконец, до него добежит нерасторопная мамка, ах ты, мой маленький лицедей...

   Дерево, под которым я расположился (кажется, это клен), банально шелестит листвой, ведь ветер плюс листва равно шелест.

   Всё это так реально, оно сбывается под лучами самого настоящего солнца.

   В этот же момент человек, не понимающий, что стенографирует всплески информационного поля, упоенно стучит по самым настоящим пластмассовым клавишам с почти стертыми буквами: «З», «а», «н», «г», «е», «з», «и» — вот и вышел человечек.

   Комбинизомби.

   И прямо сейчас вы, ты, она, он читаете, а значит, пребываете в пространстве этого мира, отрешившись от своего.

   Так и кто же из нас всех реальнее?

   А, «безволосые прямоходящие», как говорит симпатяга, пожирающий новорожденных насекомых?

   Сыгравший сотни ролей, проживший массу сюжетов, тысячу раз поскользнувшийся на банановой кожуре и поднявшийся под собственный хохот, я всё еще реален, хоть давно не помню имени, которое мне дали при рождении.

   И любому, кто предположит, что меня нет, я отвечу:

   — Зангези жив, это была неумная шутка.

  

  

  

  

© 04.02.-30.06.2011