Аннотация: Плановая подготовка к решающему подвигу во спасение мира проходила в теплой, дружественной обстановке. (из доклада генсекретаря Организации Объединенных Героев)
Козлорогие и желтоглазые твари ходили по льду, и даже более того - с легкостью ходили. Но прежде, чем устремиться в морозную даль, подобно отчаянным оленеводам, нам пришлось задержаться в Каре еще на денек.
Сначала очень остро встал вопрос об использовании козлов вообще, потому что их оказалось всего пять голов. Как потом рассказывали свидетели, хозяин тут же запросил за них поднебесную цену, почуяв, что дело пахнет чем-то прибыльным, хотя и неизвестно чем. Сразу видно, потомственный торгаш.
Мне не довелось присутствовать при процессе яростной торговли, поскольку сам я был страшно занят изысканием полозьев. О конструкции задуманных саней я имел самое смутное представление, но остальные не имели вообще никакого. Поэтому именно мне выпала честь общаться с рабочими местного железопромышленного заводика.
Собственно, заводиком он в прямом смысле не был. У них имелся прямой ход в темр, откуда поставлялись слитки металлов, полуфабрикаты и, наконец, уже готовые изделия. Последних, как мне сообщили, было подавляющее большинство, как и во всем Шолым, поэтому работать с сырцом эти люди фактически не умели. Но сейчас трещина благополучно схлопнулась, перед смертью едва не оттяпав старшему мастеру кусок ноги. По причине этого рабочие пили горькую.
К моему невыразимому счастью, на заводском складе обнаружились толстые полосы из неизвестного металла - химия-физика никогда не светила мне звездой во тьме неученья - в количестве двадцати штук. Урша, входивший в мою мини-команду как специалист по железу и работе с ним, торжественно объявил, что данный - дальше последовало неразборчивое название - очень подходит по характеристикам: легкий, прочный, поддающейся обработке и прочая, прочая. В то время как увлекшийся змей воспевал достоинства металлов и сыпал какими-то формулами, сильно напоминающими ужасы сопромата, Поль вежливо и дипломатично обрабатывал пьющих тружеников завода. За респектабельностью и выглаженностью костюма (неизвестно где и как раздобытого) скрывался беспринципный душепродавец и ростовщик, очковтиратель и дипломированный юрист-подлец. Я не удосужился узнать, какую цену мы отдали за будущие полозья, кронштейны и крепления, но, судя по довольному лицу Поля, весьма скромную.
Под вечер полозья, купленные таки козлы и тяжелые, непривычные глазу шлюпки, снятые с замороженных судов, сошлись в точке икс. Первые надлежало приделать к третьим, а в получившийся симбиоз впрячь вторых. Козлы встревожено били копытом и скалили длинные желтые зубы. К счастью, они не блеяли и не воняли, но вот попасться им на рога или под те же копыта я бы не хотел. Каждый хуц был размером с лошадь, а благодаря густой черно-бурой шерсти казался даже больше. Рога отливали осклизлым фиолетовым оттенком, как будто на них натянули сизые пленки. И всю эту шумно дышащую, фыркающую и топчущуюся на месте банду удерживал один только Сухон, выглядевший среди козлов как беззащитный зеленый листик салата.
К заводику, где происходило созидание саней, медленно подтягивался народ. Когда шум людских голосов начал неподдельно раздражать, я высунулся наружу - и обалдел. Перед заводиком собралась целая толпа.
- Эй, вы чего там мастерите? - крикнул низкорослый и коренастый некто. У него был какой-то неуловимый акцент, дразнящий слух "верхнего" жителя.
- Санки, - скупо ответил я.
- Да как можно что-то делать, если трещина в темр еще два дня назад заросла?
- Руками, - добавил я так же коротко.
В это время из помещения раздалось клювашье верещание, горохом посыпались ругательства, а в следующий миг грянули злобные вопли, напоминающие сработавшую сигнализацию, только щедро приправленные басовыми частотами. У меня непроизвольно вытаращились глаза.
- Хуцов режут, - определился бородатый тип в ярко-алой куртке. - На кого ж я своих ненаглядных, златорогих продал? Каким иродам? Да еще и задешево!
- А ну-ка, парень, пусти нас посмотреть, - решительно произнес коренастый.
Прежде чем я успел сказать что-нибудь вроде "Пшелнахотсюда", хуцы сами решили продемонстрировать себя народу. Меня резко пихнули в спину чем-то острым и, не дожидаясь ответа, буквально выбили вместе с воротами. Вцепившись в створку, я описал на ней радостный полукруг, совсем как в детстве. Из распахнувшихся ворот выскочил козел, впряженный в сани-самоделы, прокопытил несколько метров, разгоняя толпу, и встал как вкопанный, тут же заорав мерзким голосом.
- Хватай, а то сбежит в хазр-доорк! - заголосили из нутра заводика.
С трудом отцепившись от створки и машинально отметив, что на ней остались десять выдавленностей от пальцев, я кинулся за козлятиной. Непрерывно издавая визгливые звуки - те самые, как сигнализация - хуц попробовал умчаться на свободу, но я уже прыгнул с разбегу и мгновением спустя приземлился на спину животному. Козел совсем по-человечески крякнул и рухнул на колени, подогнув передние ноги. Я схватился за рога, чтобы не кувыркнуться через козлиную голову.
- Во дает! - недалеко убежавший коренастый стянул мохнатую шапку и швырнул ее оземь. - Во дает, а!
- Дершши его!
Из ворот заводика выскользнул Урша, облачивший всю человеческую половину тела в разнообразные меха, и заструился к нам по инистой мостовой. Козел скосил на него нездорово-желтушный глаз, взвизгнул и вскочил на ноги, намереваясь удрать в прекрасную даль. Но Урша опередил его замыслы, скользнув хуцу под ноги и моментально их опутав собственным хвостом.
Я никогда не слышал в его речи столько по-настоящему змеиных интонаций и даже слегка занервничал. Козел полностью разделял мою точку зрения, наконец-то перейдя на положенное козлам блеянье.
- Да я их... как родных! - задохнулся бородатый. - Как детей собственных! А вы их... невесть под что пустить собираетесь!..
- Пока вы тут пьете с горя, мы делом занимаемся.
К беседе присоединился Юрик, незаметно подошедший и полностью довершивший разнообразие расового и животного мира. Клюваха восседала у него на плече, растопырив культяпки крыльев.
- Это ж какое такое дело? - поинтересовался коренастый, между делом пытаясь заглянуть под шлюпку.
- Санки делаем, не видишь, а? - Юрик повернул голову боком и пару раз моргнул круглым глазом.
- Тьфу ты, птицелов, - громким шепотом сказал кто-то в толпе.
- А что вы с этими санками делать-то будете? - нашелся среди любопытствующих кто-то шибко умный.
- По морю кататься поедем, - внес свой вклад в беседу я.
С высоты своего насеста я заметил, что часть мореходов, до сих пор рьяно прислушивающаяся с приоткрытыми ртами, снялась с места, и владельцы кораблей почти на цыпочках куда-то побежали. Я мысленно захохотал, сообразив, что сейчас прямо в этом городе разыграется виток конкурентной борьбы под названием "кто быстрее поставит корабль на полозья". Победит в ней тот, кто найдет эти самые полозья, пригодные для целого корабля. Насколько я успел понять, заводишко тут был один-разъединственный, а вот ремонтных доков имелось явно поболее. Надо отдать мореходам должное - ценность саночной мысли дошла до них очень быстро, и вскоре перед заводом не осталось ни одного человека. Зуб даю, хотя бы на одном из этих кораблей есть груз железа, его просто не может не быть. Такая статья экспорта в Шолым не может отсутствовать. То-то владелец корабля разбогатеет...
В итоге, выходящих с завода телохранителей поджидали только восседающий на козле я, завалившийся в шлюпку Юрик и обнимающийся с хуцом Урша. Козел уже смирился со своей участью и только изредка издавал жалобное кряхтенье.
- Что здесь без нас было? - поинтересовался Сенно, ведущий в поводу хуца. - О, чей шапка? - он поддел ногой забытый коренастым головной убор. - Ничей? Значит мой шапка будет.
- Загружайтесь! - скомандовал Талеон и сам вполголоса поинтересовался: - Что, хотели хуцов забрать?
- Узнать хотели, зачем они нам, - уклончиво ответил я.
- Хорошо, что я всех выкупил, - Райаль по-волчьи усмехнулся. - Хрена с два мы бы корабль так переделали.
Урша освободил благородное животное, я медленно сполз с козьей спины, и воспрянувший духом козел попробовал тут же дезертировать. Впрочем, Сухон его моментально остановил, проявив удивительные познания в козлином языке. После этого хуц даже попятился назад и, толкая задом сани, влился в коротенькую шеренгу своих собратьев.
Казавшиеся довольно просторными шлюпки моментально потеряли всю свою просторность, когда их начали заваливать провиантом и какими-то неопознаваемыми тюками. Я рискнул предположить, что это всё взамен утраченного в болотах и в лесу багажа. К тому же, в том лесу вещи начали просто разрушаться, подточенные нездоровым духом Улм-бальчг. Помнится, я недавно даже смутно удивился, обнаружив на полдороге к пристани народ без привычных сумок и рюкзаков.
Не тратя времени на слезные прощания с городом, швыряние монеток в воду на счастье и объятия с отсутствующими провожающими, мы снялись с места, прогрохотав по мостовой. Я только морщился, досадуя, что не догадался объяснить элементарную вещь: сани должны идти по снегу или льду, но никак не по камням. Однако останавливать санный обоз было поздно - зашептанные Сухоном козлы неслись строго вперед, вывалив языки и развевая бородами по ветру. Только блики от солнца по рогам скользили.
Видимо, остальные тоже не радовались такому передвижению, потому что я то и дело ловил злобную пульсацию нитей. К ним примешивалось беспокойство, а где-то на десятом плане мельтешили встревоженные эмоции моих собственных, гм, привязанных спутников. Может, им и хотелось оказаться со мной в одной лодке, но я умышленно влез в чужие сани, прописавшись там седьмым.
Прежде, чем я успел прикусить от тряски язык, козлы выскочили на поверхность моря, героически миновав довольно крутой склон, что сопровождалось несдержанными воплями из соседних саней. Сани с грохотом приземлились на лед, я моментально представил себе, как оный трескается, и мы торжественно тонем...
Открыв один глаз, я напоролся взглядом на Клиц и выдавил испохабленную неискренностью улыбку. Блондинка наморщила нос и отвернулась. Я открыл второй глаз.
- Зелень, холодно-то как, - пожаловался Урша, подползая ближе. - Тебе-то хорошо, выдумщик зеленый, сани какие-то придумал... Здесь околеть можно.
Несмотря на ругательства, он постоянно клевал носом, вяло подтягивая хвост гармошкой, норовил свернуться в клубок и чуть ли не захрапеть.
Похоже, границы между мирами стали проваливаться. Здесь, наверное, вырвалось морозильное дыхание Оржаны. А где-нибудь сейчас стоит непомерная шестидесятиградусная жара.
- Не спать, солдат, - я пнул чешуйчатую половину. - Представь, что ты на зимнем курорте.
- Да пошел ты, - буркнул змей, доставая откуда-то из-под мышки плоскую флягу и даже не интересуясь, что такое зимний курорт.
Я серьезно задумался - как долго мы будем нестись по бескрайней черной равнине? Черное море под ногами, черная дыра в синем небе - веселуха. Даже козлы, и те черные. Можно написать картину: "Пиксели, сбежавшие из квадрата Малевича". Надо срочно с кем-нибудь поделиться мыслью...
Обнаружив, что змей уже впал в спячку, я дотянулся ногой до традиционно укутанного в меха Сенно.
- Эй, долго нам до Ар узгин?
- Понятия не имею, - Сенно отреагировал после небольшой задержки, встряхнувшись, как будто тоже спал. - На корабле это бы заняло три дня. Я никогда не был на море, не знаю, с какой скоростью движется носитель.
- А разве он не двигается сам? Паруса, колеса, паровые турбины?
- Чистый парус - прошлый век! А откуда мы возьмем механизмы? На них крови не напасешься! Поэтому у нас все судоходство на рыбах держится, паруса только для выхода из порта и для помощи рыбе!
В этот момент меня хлопнули по плечу. Обернувшись, я узрел хитрую узкоглазую физиономию, к которой прилагалась рука, указывающая за борт саней.
- Там. Рыба, - сообщил Дюгержа. - Носитель.
Поскольку смахивающий на эскимоса Дюгержа на удивление плохо разговаривал на Великом и Могучем, я без лишних вопросов перегнулся через борт.
Под бронебойным льдом строго параллельно нашему курсу двигалась огромная туша. Гигантская рыба с держалась наравне с козлами, несущимися во весь опор, при этом вся ее рыбья внешность выражала эдакую барскую ленцу. Немного подумав, чешуйчатый монстр начал развлекаться, медленно вращаясь прямо на ходу - демонстрируя то бледно-голубое брюхо, то мощные темно-синие плавники, то спину, украшенную могучей с виду мясистой присоской.
- Не может рыба целый корабль тащить с большой скоростью, - изо всех сил засомневался я. - Ей же пожрать надо, у нее враги есть, наверняка, да и вообще рыба - тупая, у нее мозгов нет.
- У этих есть, - уверил Дюгержа.
- И вы с ними беседуете, - гмыкнул я. - Приручаете к общественному труду.
- Они вроде кемернов - не очень приручаться. Шептуны вроде Сухона могут только показывать направление. Конечно, возле порт они всегда ошиваться толпами, тут прикорм налаженный регулярно. А при корабле еще и вкусно... еда... деликатесы из темра дают. Так что рыбки за корабль и подраться могут, - Дюгержа хихикнул, - вот, кстати, быть такой случайно: два носителя разом к корабль прицепились, и давай каждый в свою сторону тянут, соперника заставлять отлипать. Ну все судоходцы, естественно, в паника, корабль трещит, люди крик... кричат... Потом шептуна к ним бросать.
- Ну и как? Он всех спас? - живо заинтересовался я, показывая рыбе неприличный жест.
- Нет, корабль треснул и развалиха, - Дюгержа захохотал.
Я покосился на него и отодвинулся от борта, да и от телохранителя заодно. Ишь ты, юморист какой, может, у него первое счастье - бантики из чьих-нибудь кишок вязать. К тому же за бортом уже не было ничего интересного - рыбе наскучило сопровождать наш санный поезд, а может она обиделась на жесты, и потому предпочла скрыться в неизведанных глубинах.
- А как же море в темр не выливается? - я переключился на исследование мировой географии и геологии, вовремя поймав ускользающую мысль за хвостик. - А подгорные как живут? В темре же до неба чуть-чуть, мне Стас говорил, что если доверху залезть, то гроб выловишь.
- Он пошутил! - невозмутимо ответил Сенно, насколько ор может быть невозмутимым.
Пока я переваривал факт очередного надувательства, Сенно лихо переполз через свернувшегося клубком Уршу и пристроился возле груза, органично втиснувшись промеж двух самых больших тюков.
Конечно, я не ожидал, что мы будем путешествовать с песнями и плясками, под бодрое вещание радиоточки, но и такого ледяного спокойствия тоже не предполагал. Мне казалось, что людям должно быть хоть немного интересно - а как оно все вертится - если люди эти оказываются в нестандартной обстановке. Но вместо этого...
Обернувшись, я полюбовался Дюгержей, заснувшим едва ли не посреди очередного приступа хохота. Клиц же исхитрилась укрыться своими волосами как плащом и мирно подремывала, привалившись к борту саней. По привычке позавидовав умеющим спать, я сделал вывод: все, как один, отточено и дисциплинированно задрыхли. Вот и холод им нипочем, а врали-то, мол, ой-ей, боимся морозов, от ветерка чихаем, на льду умираем. Я приподнялся, задумав исследовать обстановку в целом, но везде видел только пустые сани - ясно, все разлеглись на днищах и спят. Благо, зашептанные козлы идут без понуканий. Думается, я бы тоже спал, если б мог. Плюхнувшись на свое место, я уныло принялся за старую затею - пытался рассмотреть свое отражение в лезвии узур. В сражении с упрямой поверхностью я даже потерял счет времени, и из увлекательного противостояния меня выдернуло только постороннее движение. Нет, что-то другое... какой-то странный блеск со стороны спящих, к которым я сидел боком. Чтобы не потерять мимолетную вспышку, я замер на месте - и снова что-то кольнуло глаз острой искрой. Я осторожно повернулся и проследил взглядом воображаемую прямую, внезапно уткнувшуюся в щеку Клиц. Искра снова вспыхнула, окончательно разбудив мое любопытство - не снежинка же это, нет здесь никаких туч и не предвидится.
Аккуратно перешагивая через бессовестно кемарящие тела, я добрался до беловолосой телохранительницы и наклонился к ее лицу. И ужаснулся. Снова блеснула искра и спряталась в глубине застывшей на щеке слезы. Все еще отказываясь поверить в происходящее, я дотронулся до восково-бледной щеки. Как будто до деревянного борта. Твердая, не отличающаяся по температуре от воздуха, и украшена прозрачной каплей, застывшей на полдороге к подбородку.
Я попятился, тут же споткнулся и рухнул прямо на спящих телохранителей. Но никто из них не заорал, не вякнул даже, и мне показалось, что я упал на колоды, аккуратно сложенные для растопки гигантского очага. Они даже не дышали. Я совсем забыл об этом, свыкнувшись с мыслью о собственной бездыханности, я забыл о том, что люди должны выдыхать теплый воздух, клубящийся на морозе паром. Поэтому только сейчас я с ужасающей отчетливостью понял, что сию секунду среди бескрайнего замерзшего моря, неутомимо влекомые хуцами, могут идти пять саней, полных трупов.
Кажется, это Амундсен добрался до Северного Полюса, героически притащив с собой тихо умершего по дороге товарища?
Пошарив внутренним взором, я обнаружил, что обычно густо-красные нити превратились тоненькие и невнятные волосинки бескровно-бледного цвета. Оо, только не это. Своих попутчиков я вообще потерял, а Талеоновская нить тоже медленно выцветала. Это неотвратимое изменение оттенка вызвало ощущения, сходные с мучительной зубной болью, когда пойдешь на все, чтобы от нее избавиться. Я стиснул кулаки - в конце концов, я НЕ чувствую, что он в смертельной опасности, а значит... значит, надо выдержать, перебороть нарастающую потребность бежать и закрывать грудью от напастей.
По-моему, я так не терпел даже в кабинете стоматолога, когда выяснилось, что обезболивающее на меня больше не действует, а половину зуба только-только расковыряли. Выпрямившись во весь рост, как аршиноглотатель, я закрыл глаза и приказал себе оставаться на месте. Наверное, после этого смело можно будет писать книгу "Наркотическая ломка: преодоление" - корежило меня со страшной силой.
Не поддаваться. Все нити одинаковые, не могли все разом лечь и тихо помереть от холода, но все-таки... они совершенно одинаковые, безжизненные... кроме одной. Я безотчетно рванулся к ней, и где-то на темных и пыльных задворках сознания мелькнуло подобие мысли, мол, успею сделать хоть что-нибудь спасательное и героическое. Аж под веками все почернело.
- Ааа!
Вопль, раздавшийся почти под носом, и удар в грудь заставили меня тут же открыть глаза, а потом и вытаращить их. Даже последовавшие за воплем ругательства не оказали такого влияния, как развернувшийся передо мной вид.
Во-первых, я восседал на аккуратной кучке рюкзаков. Во-вторых, на груди красовалась прореха, а под ногами валялся трехгранный стилет. В-третьих, и самых главных - это были не мои сани. От неожиданной смены места прописки я потерял равновесие вместе с пространственной ориентацией и неловко съехал к основанию кучи, тут же наступив на бесхозную кисть руки, высовывающуюся из горки меха.
- ...чтоб ты в хазр-доорк провалился! - закончил свое матерное выступление Огой.
- Я сюда что... телепортировался? - глупо спросил я.
- Телепортировался он, как же! Тоже мне, посетитель фантастических библиотек! Чтоб тебе пусто было, прыгун хренов! - снова подскочил на месте единственный живой телохранитель. - И никогда так больше не делай! А то тебя первый же вооруженный человек с ходу зарубит, и будет прав при этом. С-собака зеленая...
- Как так? И что здесь творится? - обозначил я два главных вопроса, медленно начиная подозревать, что Огой - вампирский засланец и недавно упоминаемый мною цареубийца в пятом поколении.
- Я тут сижу, держу всех, - начал вещать Огой, по привычке обращаясь к возлюбленному черепку, на этот раз угнездившемуся на плече, вроде эполета, - мерзну как цар в Оржане, и тут эта рожа сверху пикирует, что твой крылан ночью, - покосившись на меня, он продолжил, - глаза зажмурил, зубы оскалил, перекосился весь, и думает, что его тут будут встречать с песнями и выпивкой? О Бавуха!
- Чего держишь? - второй вопрос все еще оставался неразрешенным, несмотря на легкий шок от разрешения первого.
- Я держу всех, - раздельно повторил он. - Я же тагач. Кстати, сойди с Талеона, если тебе не трудно.
Беззвучно выругавшись, я спрыгнул на днище, где оно было свободно от спящих тел. Воистину, о Бавуха. Видно, вторая смерть не прошла даром, потому что только сейчас я вспомнил, как Огой мановением руки погружал окружающих в глубокую кому еще на болотах.
- Неужели ты думал, что все умерли? - Огой захохотал. - Хороши же мы были бы, позволь себе тихо умереть во сне!
- Но мне-то можно было сказать заранее, а? - разозлился я.
- Зачем о тебе думать? - Огой легкомысленно пожал плечами. - Ты всего лишь мерт...
Договорить я ему не дал, сделав еще шаг и схватив доморощенного упокоителя за горло. Огой завращал выпученными глазами, и попробовал врезать мне по ценным органам. Глазницы черепка замерцали ультрафиолетовой размытой синевой. Недолго думая, я ткнул пальцами свободной руки в гадостные мерцания. Огой захрипел с интонацией отчаянно орущего человека, и впился ногтями мне в руку. Потом картинно закатил глаза и обмяк.
- Добренькие, с-сукины дети, - почти прошипел я, отпуская специалиста по трупам.
- Это не я... сказал, - просипел Огой. - Это мой череп... Ты не понимаешь...
- Что не понимаю?
- Моя сила... не подчиняется мне... мой череп - это мой... кх... бывшее домашнее животное, люби... - снова сипение - любимое. Он выдает только зло, и я кхх... контролирую его, кхаак могу... Это он сказал. Не я.
- Команда психопатов, - припечатал я. - Неудивительно, что... - на этом многозначительном союзе меня внезапно заклинило, я махнул рукой и, смело наступая на спящих, развернулся к борту, чтобы вновь поразить отсутствующих зрителей каскадерскими прыжками.
- На себя посмотри, - донеслось из-за спины.
Прикидывая расстояние до несущихся параллельным курсом саней, я показал средний палец говорившему. Козлы внезапно начали закладывать поворот, и я я всерьез задумался о том, чтобы тут остаться. До сих пор передвижение было таким равномерным, словно мы вообще не двигаемся, а потоки воздуха - это просто так, обычный ветер. Но вот сейчас...
- Прыгай! - неожиданно гаркнули над самым ухом.
Приземлившись в знакомые сани, я вцепился в бортик, борясь с неожиданным приступом головокружения. Перед глазами по зацикленному кругу прокручивался полуторасекундный отрывок: мои собственные ноги, несущееся далеко под ними черное полотно, и мелькнувшие где-то там же сани, набитые спящими людьми и собаками. Сквозь ветер донесся издевательский хохот, я обернулся и разглядел веселящегося Огоя, машущего мне ручкой.
Телохранители спали всю дорогу, все три дня, положенные обычному кораблю, пока замороченные козлы без остановок неслись к нашептанной цели. Все три дня только и было развлечений, что поглядывать за борт, в надежде полюбоваться рыбой. Еще я периодически принюхивался к телохранителям, но, похоже, все жизненные процессы в них остановились намертво. Вот бы сейчас их поднять в таком состоянии, и заставить вместе со мной промаршировать железным шагом по градам и весям, внушая ужас и сея разорение... Чего только в голову не лезет со скуки.
Потом я размышлял о судьбах завороженных козлов - сдохнут сразу по приходу на место или сдохнут еще в дороге? Но, судя по равномерности хода, рогатые твари и не думали падать на лед и откидывать копыта.
По ночам было чуть-чуть веселее - подо льдом начинала бурлить смутная жизнь, что-то тускло светилось, проплывали загадочные мелкоорганизмы, переливающиеся такими оттенками, которых днем в Шолым и не встретишь. А за спиной все так же вытягивались к небу дрожащие голубые спицы. В моем воображении обитаемые земли Шолым сейчас представляли собой сплошную чрезвычайную ситуацию. Но здесь было тихо и спокойно, только непрерывно шумел ветер и грохотали по льду клешнятые копыта.
Последняя же ночь - впрочем, я еще не знал, что она последняя - расщедрилась на приятный в кавычках сюрприз. Я рассеянно наблюдал за внезапно оживившимся населением подледного царства, когда море под нами засветилось. Сначала я даже обрадовался - что-то новенькое, наконец-то - однако свет делался все ярче и был он такого знакомого голубого оттенка, что волосы начали медленно вставать дыбом. Конечно, мне это только показалось, а внешне я остался суров и непоколебим, как и полагается покойникам. Я даже не вскочил и не забегал по саням, выкрикивая ругательства, потому что их никто бы не услышал. Оставалось только уповать на скорость хуцов, ведь не может целое море провалиться в хазр-доорк. Не может же? Этот тоскливый вопрос я задавал сам себе, наблюдая, как голубое сияние неумолимо расползается в черные дали. Будто кто-то шибко умный вздумал поменять небо и море местами. Граница "неба" стремительно уходила вперед, делая беговых козлов с полпинка.
- Зо-ох!
Прокатившийся над морем крик заставил меня дернуться. Наконец-то избавившись от ступора, я вскочил и ответно заорал:
- Чего-о?!
- Держись крепче! Я хуцов убива-ать буду!
- Чего-о?! - повторил я вопрос, но уже ошарашено.
Тагач не удостоил меня ответом, и я уже начал подумывать о том, как бы ловчее перебраться на его сани и тюкнуть по затылку съехавшего с катушек телохранителя, однако мои миротворческие планы резко оборвались вместе с рывком саней. К давно уже привычному подвыванию ветра добавился знакомый угрожающий рокот из-под ног, а потом к нему приплюсовался бьющий по ушам звук - как будто некто маниакальный режет болгаркой кровельное железо. Этих маньяков было даже не два и не три, даже больше четырех... Я наконец-то сообразил, что это козлиные голоса. Хуцы орали и орали, а раз и навсегда заданный темп, отсчитываемый ударами копыт, внезапно сломался, рассыпался и загрохотал по-новой, чуть-чуть не дотягивая до кемерновой скорости.
- Почему, ну почему меня окружают неприятности, - бормотал я себе под нос, - твари всякие, работорговля, болота, моря, взбесившаяся геоло... бляха-муха!
Я все-таки прикусил язык, и когда столкнулись как бы неуязвимый он и как бы такие же нерушимые зубы, мне показалось, что у меня во рту с глухим стуком встретились два кирпича.
Разняв воюющие кирпичи, я обнаружил, что голубое свечение осталось позади. То ли я так долго разбирался с собственными частями тела, то ли хуцы установили новый мировой рекорд. Я пробрался на корму, поминутно теряя равновесие, поскольку теперь впряженный козел несся так, как будто его медленно поджаривают с хвоста, и из-за этого ошалелого бега сани мотало из стороны в сторону. Мысленно напрягшись, я вновь заполучил эффект бинокля, по причине чего словно бы летел над заголубевшим льдом сантиметрах в десяти, разглядывая кипящую под прозрачной коркой воду. Красиво, конечно, только... практически идеальная прозрачность внезапно обезобразилась белесым надломом.
- С-скотство, - прошипел я, наблюдая, как трещины веселеньким узорчиком разбегаются в стороны.
- Зо-ох! - снова дал знать о себе Огой, перекрывая голоса все еще верещащих козлов.
Оторвавшись от созерцания грядущей катастрофы, я обернул взор на тагача, и немедленно отшатнулся - не успевшее исправиться зрение подсунуло мне огромное, во все поле обзора лицо, вернее, даже только его часть, то есть один глаз, половину носа и уголок рта. Зажмурившись, я треснул себя по лбу, потерял равновесие, выровнялся и открыл глаза.
- Быстрее можешь?! - надсаживаясь, заорал я, перейдя сразу к главному. - Лед трескается, щас рванет!
На слоге "ёт", оно рвануло.
Море встало дыбом.
Вся очерченная голубым мерцанием масса воды рванула вверх, стремясь долететь до неба, а вместе с ней веселым фейерверком разлетелись куски льда. Я рухнул на живот, закрывая голову руками, как посоветовал мигом проснувшийся инстинкт самосохранения. В следующий миг меня подкинуло мыслью о том, что сейчас мой наниматель находится в других санях, и его вполне может пришибить куском размером с бабушкин сундук. Моментально вскочив, я так же молниеносно грянулся обратно, по причине того, что упомянутый бабушкин сундук ошарашил меня ударом в голову, тайно подлетев сзади. Преодолев это скромное препятствие, сундук грянулся и разбился перед санями, отчего те ненадолго взмыли в воздух. Приземление с зубодробильным грохотом - снова меня подкидывает и роняет, - и пальцы скользят по змеиной чешуе.
Окончательно охренев, я свалился куда-то в бок, с трудом встал на четвереньки и обнаружил, что самодельные сани жутко перекосило. Выкарабкавшись из кренящейся половины, я навалился на противоположный борт, прилагая усилия всех своих полутора центнеров, чтобы выровнять транспорт. Попутно я оглядел ледяное пространство, еще не тронутое взрывом, и обнаружил, что мы стремительно удаляемся от полудюжины рюкзаков, вылетевших неизвестно из какой шлюпки. Торопливо пересчитав все нити и убедившись, что никого не выкинуло вместе с рюкзаками, я вернулся к обозрению катаклизма.
Осколки больше не летели, просто не успевали, они таяли прежде, чем приблизиться к высокому искусству полета. Хазр-доорк не только вышвырнул массу воды из моря, он еще и моментально испарял ее, добавляя к спецэффектам клубы молочно-белого пара. Вдобавок толстый лед исчезал с феноменальной скоростью. Какие-то останки физики, глубоко похороненные в руинах школьных знаний, намекали, что столь молниеносного испарения быть не может, но вопиющая реальность отметала эти намеки прочь. Чудовищный гейзер фонтанировал с неубывающей силой, ведь у него в запасе было столько воды, что хватит на целый год. По сравнению с прорывом хазр-доорка мы выглядели как муравьи, убегающие по голубоватой клеенке.
- Ну смотри, козел, - вслух произнес я, не стараясь перекричать взревывания чужеродной стихии, - если не вынесешь нас отсюда, сам же вместе с саночками потонешь, и сожрут тебя местные раки...
Хуц не подал виду, что услышал мои слова, похоже, что он даже себя не слышал, потому что визжать прекратил, только несся вперед как бронепоезд, обросший черной шерстью. С мимолетным уважением я глянул на бока, раздувающиеся как... нет, привычные эпитеты вроде "кузнечных мехов" не годились - не видел я их и не был уверен, что меха способны работать в таком темпе.
Я с хрустом вывернул шею, чтобы посмотреть на остальные сани, и узрел вставшего в полный рост Огоя. Тагач выпрямился, как кол проглотил и заодно прирос к днищу, раскинул руки в стороны и что-то шаманил по-своему молчаливо. Черепок полыхал лазурной звездой.
Завистливо прищелкнув языком, я решил не мучить больше шею, но тут сани вновь подпрыгнули, и в ушах раздался мерзкий хруст. Еле-еле справившись с заклинившей шеей, я решил, что от потрясения у меня перед глазами потемнело. Но потемнение, застилающее пейзаж прямо по курсу, вальяжно расползлось и приняло устойчивые формы.
- Земля, - неверяще сказал я невесть кому. - Земля! Земля, твою мать!
Вожделенный Ар узгин проступил из ниоткуда - хазр-доорковое свечение только что простиралось на десятки километров вперед, и вдруг из моря поднялся остров. Наверное, на самом деле хитро маскировался каким-нибудь искривлением оптического характера.
С виду остров был непригляден: сплошной каменистый пляж, сменяющийся чахлым подлеском, и тут же резко начинающиеся горы, украшенные циклопической лестницей, прорубленной в каменных боках.
Хуц, завидевший спасение, снова огласил морские просторы воплем, который даже пробился сквозь рев моря, но ходу не прибавил - видать, окончательно выдохся.
И все же мы почти добрались, никто не провалился под лед, никого не выбросило и не прибило куском льда. Я не в счет.
На этом запас удачливости исчерпался, и когда козел, не снижая темпа, вылетел на пологий берег, сани перевернулись, выбросив из себя все содержимое одним плевком. Козел рухнул на камни продолжая, перебирать ногами, заколотился головой об землю, высекая рогами искры и, наконец, утих, вывалив черно-фиолетовый язык.
- Издох, - сам для себя констатировал я, выползая из-под трех рюкзаков, один из которых подтекал чем-то, пахнущим клопом.
С остальными санями наблюдался тот же разброд и шатание, а в качестве задника всю сцену красиво подсвечивал неутомимо бушующий хазр. Но при этом вокруг царила поразительная тишина, как будто мы попали в звуконепроницаемое помещение.
Поднявшись и оглядевшись, я первым делом ринулся искать Огоя, чтобы потребовать немедленного и всеобщего пробуждения. Тагач обнаружился на очередной кучке рюкзаков: сидел на ней, как стервятник, и медленно раскачивался из стороны в сторону. Перепрыгивая через разбросанные вещи, я устремился к телохранителю, и изловил его прямо в падении.
- Эй ты, - я потряс его за плечи. - Ты чего там? Очнись! Тебе еще всех воскрешать!
- Дождись утра, - пробормотал Огой, норовя обнять меня за шею. - Я устал. Я трое суток не спал, - и захрапел.
Бормоча себе под нос сдавленные проклятья, я уложил его на рюкзаки и накрыл то ли ковриком каким-то, то ли одеялом, то ли плащом, валявшимся рядом. Потом широким взглядом окинул поле деятельности, и тоскливо присвистнул.
Укладывая все имеющиеся тела в стройный рядочек, я только надеялся, что никто из них ничего себе не сломал при вылетании из саней. А то ты им оказываешь помощь, стараешься, а потом выясняется, что у пациента был перелом позвоночника, и нужно было сидеть рядом, держа его за язык, чтобы он этим ценным органом не подавился. Или это при эпилепсии держать надо?
Рассуждая таким образом, я не только разложил замороженные туши (особливо одну полутонную тушу), но и собрал весь багаж в одну огромную кучу. Апогеем моей полезной деятельности стало изучение козлиных трупов. Впрочем, трупы оказались фальшивыми, что выяснилось в тот момент, когда я пытался отрезать себе кусочек шерсти на память. Жадный козел метко лягнул меня в живот, отбросив на сани. Озлобившись, я тоже попинал животное пяткой, выпустил пар, и начал демонтировать хитрую санную сбрую, созданную все на том же заводике. Обратно-то на саночках не особо поедешь. Я задумчиво поглядел в сторону растаявшего моря. Внутренне содрогнулся и перевел взгляд на горы. Интересно, где там у них главный рубильник находится?
Прежде чем рассвело, я даже успел сбегать к лестнице и убедиться, что взойти на нее не удается, не пускает какая-то невидимая преграда. Потом сходил к линии прибоя, убедившись, что лед исчез без следа, и обнаружил в прозрачной воде множество знакомых розоватых комочков. Чуть подальше в море покачивалось что-то огромное, жирное, подозрительно смахивающее на жабу-переростка. Это их сюда выбросило, что ли, во время пробоя через все уровни? Мрак...
А вместе с первыми протуберанцами начали шевелиться задеревеневшие на морозе товарищи.
- Оо... плохо мне...
- Ненавижу этот способ!
- Где моя сумка с лекарствами?
- Щас лопну, где бы отлить...
- Чтоб вы все сдохли, хватит орать!
Эти и другие занимательные восклицания прорезали торжественную тишину Ар узгин. Плюс собачий лай и яростные вопли очнувшейся клювахи, которой явно не понравилось путешествовать в виде замороженного полуфабриката. Относительно спокойно к пробуждению отнеслись только Талеон и Валия, которые, как оказалось, в виде сладкой парочки дрыхли всю дорогу в меховом коконе. Мне даже стало неудобно, что я в свое время на них наступил. Но подтвердилась теория о том, что человек в расслабленном состоянии никогда и ничего себе не сломает. Хотя нет, они ж были все твердые... А, ладно.
Еле ползающие телохранители первым делом - вернее, вторым, после отправления естественных надобностей, - принялись разжигать эдакие походные печки-буржуйки, попутно живо интересуясь тем, как прошло путешествие и какого хрена в море творится беззвучный кошмар. Учитывая то, что спрашивали они у меня, а кучковались по несколько человек, я только и делал, что дергался, когда очередной страждущий выкрикивал: "Зох! Иди сюда, мы тоже хотим узнать!" - и терпение мое истощилось.
- Господа! - я взобрался на перевернутые сани и дождался, пока вокруг не соберутся интересующиеся. - Я скажу в целом! Все было плохо! Мы чуть не утопли, нас чуть не взорвало, а так же чуть не прибило градом ледяных булыжников! Мы практически угробили хуцов, то есть, не мы, а наш героический товарищ - Огой! Ура ему!
- Ураа! - обалдело заорало человек десять, и тут же умолкло.
В гробовой тишине я слез с санок, с трудом подавив желание церемонно раскланяться. Им-то хорошо, они все проспали, а я три дня мучался от невыносимого безделья, а на третью ночь еще и отхватил всех неприятностей с горушкой.
- Днем пойдем в горы, - устало решил Талеон, стоящий в первом ряду, и с неохотой скинул меха, расправляя плечи.
Телохранители молча разошлись и расползлись к буржуйкам, только собаки носились как угорелые, выгоняя застоявшийся в костях холод. А людям и нелюдям, всем до одного, было страшно.
Они-то знали, на что идут, что по всем правилам должны умереть совсем скоро. Между правилами и их драгоценными жизнями стою только я. И то не факт - читалось у них в глазах.
Среди этих невысказанных сомнений я прошествовал к той печке, возле которой заприметил мелькание железных волос. Попутно отметил для себя, что телохранители далеко не всемогущи, вот сейчас, когда они только-только из анабиоза, можно брать их тепленькими. Вернее, холодненькими.
- Доброе утро! - культурно поприветствовал меня гнумий, буквально влезший в печку по уши.
- Кому доброе, а кому и не очень, - высказался я, пялясь в небо, где из-за черного диска бодро выглядывали набравшие силу протуберанцы.
- Это у вас так принято говорить? - желчно осведомился Ара.
Я пристально осмотрел работорговца, укутавшегося в тряпки так, что торчал только кончик острого носа, и глубокомысленно хмыкнул. Проклятье, я забыл - что он у меня спрашивал?
- Кошмары не снились? - поинтересовался я. - А то все самое интересное без вас произошло.
- Ты что, чувствуешь за нас ответственность? - гнумий захохотал. - Я и не думал, что у меня когда-нибудь в жизни появится ах!
- Над чем ахаешь? - подозрительно спросил я.
- Ах - это вроде следящего за тобой старшего брата, - пояснил гнумий. - За все мои семьдесят лет такого не было.
- Гонишь! - непроизвольно выпалил я, по-новому взглянув на скандалиста и таверновладельца.
Все трое попутчиков переглянулись. По-моему, они собрались дружить против меня.
- А ты знаешь, сколько лет хотя бы тому же Талеону? - вкрадчиво осведомился Вассэль.
- Не интересуюсь, - затоптал я процесс обличения. - У меня тут есть важная мысль, и я ее к вам несу. Уходим мы отсюда в полдень. Прошу вас троих остаться здесь и никуда не ходить.
- Еще хуже аха, - прошипел себе под нос Ара.
- Вот если в процессе спасения мира этот упырь начнет вас вытягивать, тогда мою доброту вспомните, - оскорбился я. - Один раз проявленную, и то зря. Валите куда хотите.
- Было бы куда, - проницательно заметил Ара. - Но с какой стати это заденет нас?
Вместо ответа я потянул за те еле заметные ниточки, которые обнаружил совсем недавно. По искривившимся лицам понял, что дошло до всех.
- Я не желаю! - шепотом заорал гнумий. - Какого хрена? Мы не договаривались, твою мать ёканай!
- Да сдались вы мне на этот самый хрен, - вежливо ответил я. - Никого я не просил за мной таскаться, так что рвите волосы на собственной заднице. При первой же возможности - топайте хоть на Кудыкину гору. Только мир спасем, и все немедленно разойдутся по домам.
В словах про жратву сквозило такое сомнение, что я в трехсотый раз усомнился в успехе затеянного Талеоном мероприятия. К тому же весьма напрягало отсутствие других спасательных команд. Вроде тут кто-то обмолвился по дороге, что к Ар узгин будут стекаться все шидхи. Ну и где?
Словно в качестве ответа, я почувствовал, как кое-кто невежливо дергает за веревочку, призывая меня немедля явиться пред светлы очи. Искус поиграть в перетягивание каната был велик, но поскольку в самом ближайшем будущем всем нам светили великие дела, я решил не упираться, и со всей ответственностью направился в сторону зова, покинув троицу на середине фразы гнумия про скотов и подонков, которые не держат свое слово.
Талеон скрывался в наспех поставленном шатре, куда я нырнул после некоторых колебаний. Однако никого, кроме самого Райаля, там не обнаружилось, и я почувствовал себя посвободнее. А то как-то в голове вертелись картины, когда я прихожу, и обнаруживаю, что Талеон возлежит среди наложниц и виноградных листьев, а меня вытащил только заради того, чтобы я ему, скажем, сигарету раскурил.
- Не успела и лошадь сдохнуть, - поздоровался Райаль.
- Пробки на дорогах, - парировал я.
- Ты уже готов стать героем? - наступил Талеон на больную мозоль.
На этот раз я промолчал. Чем ближе к полудню, тем больше давало о себе знать муторное беспокойство. Несерьезный какой-то подход к спасению мира наблюдался у Талеона. Впрочем, и в наше-то время судьба всей планеты зависела не от героев, бьющих себя пяткой в грудь, а от тихих людей в дорогих костюмах, которые под благородный коньяк решают - а не нажать ли красную кнопку на пульте?
- Я решил, что надо тебе что-нибудь эдакое дать, - Талеон задумчиво потер шрам. - Что-нибудь соответствующее моменту.
- Шубу с боярского плеча, - подсказал я, ковыряя дырку на груди.
Талеон проигнорировал подсказку из зала и принялся потрошить сундучок, торжественно стоявший в центре шатра. Я с немалым изумлением наблюдал, как оттуда появляются странные регалии и украшения, вовсе не изящные или богатые, а явно призванные одним своим видом внушать благоговение и страх перед личностью носителя.
- Это тебе.
По итогам потрошения и сортировки Талеон указал мне на весьма внушительную кучку железа, ощетинившуюся различными остриями и шипами. На вершине кривовато лежало что-то вроде шибко рогатой короны - идеальный подарок мужу неверной женщины.
- Зачем это все?
- Чем больше торжественности, тем сильнее вера, тем лучше постараются мои темны, - коротко объяснил Талеон.
Я молча начал цеплять на себя все предложенное железо. Садо-мазо какое-то.
- Майку выкинь, - добавил Талеон.
С ожесточением разодрав продырявленный предмет гардероба, я швырнул его в дальний угол.
- Отлично, - Талеон потер руки и поддернул рукава своего собственного порядком измочаленного костюма.
- Я, кстати, своих людей тут оставлю, - буркнул я.
- Своих? - наниматель осклабился.
- Не твоих же, - еще более мрачно ответил я.
- Странный ты охранник. Не скажу, что никто в жизни не пытался мне противостоять, но никто не делал этого с таким хуцовым упорством. Так хочешь меня позозлить?
- Зря, мальчишка, - засмеялся Талеон, снисходительно потрепал меня по голове и вытолкнул из шатра.
Сукин сын! Давно не оскорбляли...
Неожиданная злоба накатила с такой силой, что я оскалился, шаря взглядом по стойбищу и выискивая, на ком бы сорвать эту злость - только повод дайте. Но видел только на изумленные и восхищенные лица, с которых исчезла неуверенность и опасения. Как же. Явился к вам спаситель и охранитель. Ждите.
Нервно осушив целую фляжку, выдернутую из патронташа, я неверными шагами направился к своим. Там разгорелась жаркая дискуссия на тему, заинтересовавшую и меня - где же все остальные спасители человечества во всех мирах. Окончательно разойдясь во мнениях по этому поводу, два человека и гном отправились вылавливать хуцов, которые к тому времени уже встали на ноги и неуверенно бродили в стороне от лагеря. Зачинателем охоты был Ара, в котором снова проснулся инстинкт распределителя.
До полудня мы не досидели. Во временном лагере поднялась суета, а меня буквально выдернули из полуразваленных саней, где я валялся в состоянии блаженного тупоумия.
- Быстрей-быстрей! - буквально тащил меня за руку охромевший Йольке.
- Куда? Зачем? - я машинально подставил ему плечо, и дело пошло действительно быстрей-быстрей.
- Толтеп говорит, что сейчас лучшее время, чтобы халон пробить, какие-то там завихрения ослабли.
- Что пробить? - мы уже дошли-допрыгали до того места, где меня остановила невидимая стена - прямо напротив белокаменной лестницы. Сюда же стекались остальные телохранители, побросавшие все дела.
Я перенес это название мужественно, ограничившись легким поднятием бровей. Потом тоже хотел присесть, но финн аж зашипел и замахал на меня руками.
- То есть огненная стена? - переспросил я, недовольно топчась на месте.
- Это по-русски, - терпеливо пояснил Йольке - Ты переводишь дословно. Но смысл не соответствует этому переводу, он соответствует файрволлу.
- Но это антивирусная защита, компьютерная, - последнее слово я выделил интонацией, как будто разговаривал со слабоумным. - Ее не существует в природе.
- Она стоит здесь. Для нее ты - вирус. Она уничтожает все постороннее. Сюда доступа нет.
- Ха. Что, за все время существования этого феномена, не нашлось таких, как товарищ Вундеркиндер? - я апеллировал к логике. - Не нашлось ни одного владельца телохранителей, одержимого жаждой власти?
Некоторое время Йольке смотрел на меня с выражением остекленевшего недоумения на лице.
- Ну значит... не нашлось... - фраза неуверенно повисла в воздухе.
- С такими амбициями мир не завоюешь, - злорадно напророчил я.
- Просто это сложно, - тут же начал заступаться за своих Йольке. - Один шидха с этим не справится, только сам убьется и всех телохранителей уложит. Двое-трое могут встряхнуть мир, десяток его перевернет с ног на голову, но потом они все передерутся!
- А мы, значит, пожертвуем этим, так сказать, хакером?
- Ну, он частично перестроен под файрволл, он может притвориться своим парнем, но надолго его сил не хватит. Не хватило бы, - исправился Йольке. - Теперь ты ему поможешь.
Судя по бледному лицу, Йольке не особо верил в сказанное им же. Прозрачное облако страха, когда-то увиденное мной над гнумием, окутывало весь лагерь.
- На руках его донесу до места назначения? - вслух задумался я, глядя, как Толтеп опустошает третий пузырек с неизвестным содержимым, и затем достает из кармана обойму крохотных шприцов.
- А ты-то думал, что магия-шмагия - это такая великая штука, которую можно самопроизвольно тягать откуда угодно? Как бы не так, - Йольке осклабился. - Чтобы ей пользоваться, надо обколоться стимуляторами до полной невменяемости.
Обколовшийся Толтеп оглянулся, и я моментально поймал его взгляд. Уж не знаю, что он там должен был выражать, какую богатейшую гамму эмоций, но мое зрение опять скакнуло в сторону увеличения, и я видел только глаза - совершенно бездумные, как два куска пластмассы с игольчатыми проколами зрачков. Тут поверишь в невменяемость.
Я тут же вспомнил слова Талеона и монументально скрестил руки на груди, придав выражению лица мужественность и одухотворенность. Мол, благословляю тебя на подвиги...
Еще мгновение - и зрение возвращается в норму, а Толтеп отворачивается и делает первый шаг.
Я готов был сожрать собственные ботинки, но он начал продавливать пустое пространство руками. И совершенно невинный воздух вокруг него внезапно заструился зеленоватыми искрами, равномерно бегущими сверху вниз. Совсем как строчки кода в "Матрице". Я потряс головой, но галлюцинация не исчезала, более того - потоки искр становились все гуще, по ним пошли ощутимые волны, и в этой бушующей зеленой вакханалии оставался лишь тот отчетливый проход, лично выдавленный Толтепом.
- Слишком низкий, - произнесли из-за спины. - Он не поднимает руки! Вот зелень...
Я оглянулся и попробовал на глаз прикинуть, кто не пройдет в сделанный туннель. Выходило, что бочком-бочком пролезут все, а вот, например, козлы никак не пройдут. Телохранители стояли широким полукругом, и я поразился тому, какую тишину они соблюдали. Все время, пока мы с Йольке беседовали, пока Толтеп уходил в зеленую неизвестность, они молчали. Не орала клюваха, собаки вообще смахивали на статуи.
Потом молчаливый строй раздвинулся, и в образовавшийся почетный коридор вышел Талеон.
Я считал, что выгляжу монументально? Я ошибался. Талеон претендовал как минимум на бога войны, сошедшего с Олимпа и готовящегося пересечь континенты титанической поступью. Помимо огромного количества железа, его украшали пресловутые татуировки, полыхающие как раскаленный металл. Даже глаза светились каким-то ненормальным светом. От подбирания дальнейших эпитетов меня отвлекло судорожное всхлипывание, донесшееся с земли. Скосив глаза в ту сторону, я обнаружил Йольке, пялящегося на Талеона каким-то безумным взглядом. Такое дикое обожание было не свойственно даже собакам. Не только Йольке, все телохранители смотрели на своего поработителя так, как не смотрят и самые фанатичные верующие на икону, - с болезненным благоговением. Я подавил желание подняться на цыпочки и проверить, как ведут себя оставшиеся трое. А то у меня тоже глаза против воли начали широко раскрываться и, кажется, экстетическая улыбка начала проступать, как пятно на промокашке.
Обогнув столбообразно застывшего меня, Талеон направился к черному туннелю. Мне показалось, что при его приближении проход раздался вширь и ввысь, как раз по его габаритам. Да нет, точно, не показалось. Талеон зашел туда спокойно, как в свою спальню. Я еще раз оглянулся, полюбовался на суперфонтан за пределами Ар узгин и двинул следом за нанимателем. Неизвестно, что со мной случится там, среди гор, но даже если я немедленно сбегу - то куда мне возвращаться, если прямо сейчас хазр-доорк подъедает основы существования моего собственного мира?
Оказавшись в туннеле, я быстро догнал торжественно несущего себя Талеона. Отстать не хотелось, кто знает, вдруг Толтеп, войдя в халон, сразу же сошел с ума и забегал кругами, нарезая крысиный лабиринт? А потом прописался тут же в роли Минотавра...
Мои измышления так и не развились дальше этой бредовой концепции потому что халон закончился. Едва заметно вибрирующие от распирающей их силы зеленые стены, искры, проскакивающие в воздухе, ощущение многотонной давящей тяжести - все разом закончилось. У выхода стоял Толтеп, уже не напоминающий маньяка, готового свернуть горы, а просто до безумия уставший - и держал вскинутой рукой опасно разгорающуюся зелень. Мельтешащие искры уже сливались в пятна, спирали и просто линии, извивающиеся как червяки в жестянке у рыболова. Едва выйдя к основанию лестницы, я бестактно задергал багровые нити, безмолвно требуя от телохранителей поторапливаться. Толтеп дождался, пока из тоннеля выйдет замыкающий Поль, помедлил еще пару секунд и резко уронил руку. Зелень с жадным чавканьем смяла и раздавила проход.