Аннотация: О том, какие проблемы скрываются за лакированным хэппи-эндом.
После того, как нарушители границ прорвались в святая святых, файрволл понял, что в его положении лучше всего будет плюнуть и успокоиться, что он незамедлительно и сделал. Конечно, никто не плевал в нас из открытого пространства, но зеленая вакханалия прекратилась, и преграда снова стала невидимой.
Скучковавшиеся на первых ступеньках лестницы телохранители ответили верноподданническим бормотанием.
- А что, есть какой-то срок? - осторожно спросил я, чувствуя какую-то неправильность, витавшую в воздухе.
- Пятнадцать дней с момента первого прорыва, - весь в эйфории, Талеон охотно отвечал на вопросы.
- Тогда почему здесь по-прежнему так тихо? - напряженно спросила Клиц, озвучив мои собственные сомнения.
Выражение торжества медленно сползло с лица Талеона.
Монументальную лестницу, ведущую в горние выси, телохранители и сам Райаль преодолели гигантскими прыжками. Теперь предстояло спуститься по точно такой же, ведущей напрямик к вожделенной цели. А с вершины гор взорам открылась геометрически-правильная, круглая долина, носившая название Ар узгин.
Пустая долина. Больше сюда никто не пришел.
- Нас десятки, - охрипшим голосом произнес Талеон. Я впервые видел его таким ошарашенным. - Нас должны быть десятки! Здесь должна стоять целая армия!
Но к Ар узгин никто не явился.
Вместо десятков шидх и сотен телохранителей нас было сорок.
Молчание было настолько плотным, что им неплохо бы удалось заткнуть окна на зиму. Первыми эту тишину нарушили собаки, вопросительно заскулив.
- Вперед, - коротко сказал Талеон, по-бульдожьи выпятив челюсть.
Телохранители нерешительно затоптались на месте. Впервые на моей памяти они совершенно явственно сомневались в авторитете Талеона. Я помнил, что они могут с ним спорить в мелочах, но сейчас боязнь за собственные жизни была куда сильнее, чем готовность пожертвовать последней портянкой.
- Я думаю, что нужно подождать еще хотя бы день. Ты же знаешь, что нас слишком мало, - Клиц решительно обратилась к Талеону, тряхнув роскошными волосами как бы для большего эффекта.
- Я знаю, что уже почти слишком поздно.
В подтверждение его слов земля неприятно колыхнулась под ногами. Невидимый и неслышимый доселе хазр дал о себе знать, нагло постучавшись в царские покои.
- Шагом - марш!
Подхлестнутые свирепым дерганьем невидимых нитей, телохранители горохом ссыпались по ступенькам. Талеон с выражением глубокого достоинства на лице постоял секунду и, не меняя этого самого выражения, устремился следом. Я завершал скорбное шествие.
Мы уже почти достигли окончания лестницы, когда далеко за спиной раздался неопределенный звук, как будто множество народу вздохнуло разом. Я оглянулся.
Только что перевалив горную гряду, на лестнице стояло человек двадцать. Все одинаковые, обряженные в иззелена-бурые практичные одежды и возглавляемые... я напряг зрение, мучительно прищурившись, - Дарун! Лицо женщины, маячившее перед глазами, выражало смесь удивления, страха и почему-то злобной решимости.
- Райаль! - звучный голос прокатился над Ар узгин. - Похоже, пророчество оказалось с изъяном!
- Я тоже рад тебя видеть! - с ничуть не меньшей громкостью ответил Талеон. - Присоединяйся!
- Не говори глупостей! - противореча собственным словам, Дарун начала медленно спускаться, величественная, словно королева. Впечатление усиливала молчаливая свита.
Меня это самолюбование крайне раздражало.
Наконец шидха соизволила приблизиться к нам вплотную, и разговор продолжился.
- Скажи мне, Райаль, сколько ты хочешь за своего зомби? - без прелюдий начала Дарун.
"Тссс!" - зашипело у меня под сводами черепа, а вслух Талеон поинтересовался:
- Зачем тебе это нужно?
- Как по-твоему? Я слабая женщина, мне необходима защита...
- Мне она необходима так же, хотя я не слабая женщина, - последние слова Талеон произнес слегка издевательски, и я понимал, почему. Не вязался внешний облик Дарун с трогательным признанием в собственной беспомощности.
- Неужели ты думаешь, что я буду спасать этот мир, когда вероятность успеха близка к нулю? - изумилась шидха. - Я не могу так рисковать, когда не уверена, что справлюсь. Скорее, мы все тут и подохнем. Поэтому мне нужна защита.
- Ты сошла с ума, женщина, - четко произнес Талеон. - Сейчас мы должны просто объединиться, чтобы сделать свое дело.
- Я не собираюсь здесь умирать! - внезапно перешла на крик Дарун. - Ты подсуетился заранее, пристукнув этого идиота, и обеспечил себе щит! Ты расчетливый ублюдок, Райаль!
Если бы я мог, я бы побледнел, а потом покраснел. Меня? Заранее? Меня пристукнули? Меня пристукнули заранее?! Расчленю!
- Не говори чепухи! - Талеон даже не обернулся в мою сторону, но полосы его татуировок возмущенно замерцали.
Я проедал его спину взглядом, сладострастно представляя, как втыкаю в эту спину ржавые вилы и с хрустом их там проворачиваю.
- Можешь орать сколько угодно, я на самоубийство не пойду, - отрезала Дарун.
- Я все сделаю сам, - прорычал Талеон. - А с тебя потом спросят, почему ни ты, ни другие не пришли на помощь. Или ты сама сдохнешь, если я не справлюсь! И подыхая тоже будешь думать, с какого же зеленого хрена ты упиралась!
- Посмотрим, - искривилась в улыбочке шидха. - Рискни здоровьем.
Знакомая фразочка, прозвучавшая среди угроз и страшных предсказаний, заставила меня гмыкнуть.
Дарун махнула рукой, и ее телохранители отступили на несколько шагов, а потом церемониально разошлись в два крыла, пропуская хозяйку наверх. Талеон отвернулся, а я с каким-то необъяснимым для себя интересом разглядывал Сеть Дарун. Что мужчины, что женщины, что прочие существа - кстати, некоторых из них я пока не встречал в этом мире - выглядели одинаково закаменевшими, как будто у них отключили эмоции. Войско манекенов, глиняные воины императора. Обеспокоенные, угрюмые и откровенно злобные физиономии телохранителей Талеона выглядели на их фоне гипержизнерадостными. Серж вообще празднично зеленел, как еловый волк.
- Ее надо убить, - очень тихо и почти равнодушно сказал Талеон, глядя на пустую долину.
- Я никого не буду убивать, - сразу же отказался я. В голове замелькали страшные картины - как за убийство при свидетелях меня сразу же по окончании миссии предадут суровому и справедливому суду и назначат пожизненное заключение.
- Не сейчас. Когда все закончится.
- Я не буду ее убивать, - повторил я.
- А ведь она мечтает, чтобы я умер...
Против воли, моя собственная голова едва ли не со скрежетом, как на испорченных шарнирах, повернулась на шее в ту сторону, куда отошла Дарун. Перед глазами что-то замельтешило, вроде координатнаой сетки. Я с огромным трудом заставил себя отвернуться.
- Ей очень нужна моя смерть, - улыбнулся Талеон.
- Потом, - сказал я.
Неизвестно, как для себя Талеон расшифровал это слово, но лично я подразумевал, что потом, в гипотетическом счастливом и светлом будущем, я откажусь громче и уже в других выражениях, неуместных во время торжественной миссии.
- Это неправильно, - страдальчески прошипела рядом со мной Хилкка - девушка скромная и незаметная по причине некоторых особенностей организма.
Я был с ней полностью согласен. Подразумевавшееся торжественное священнодействие грозило обратиться в фарс. Долина, больше всего смахивающая на греческий амфитеатр, должна была вместить в себя стройные ряды вершителей судеб. Вместо этого возле лестницы столпилась группка энтузиастов, а на самой лестнице расположилась еще более жалкая группка скептически настроенных зрителей. Видимо, Талеона посещали те же мысли, поэтому он нахмурился, стиснул зубы покрепче и решительно зашагал к центру Ар узгин. Телохранители неуверенно направились следом, и я опять оказался в хвосте, с трудом подавляя желание вернуться к Дарун и отрезать ей голову.
Достигнув приблизительного центра долины, Талеон остановился и подождал, пока неуверенно толпившиеся телохранители встанут неровным полукругом. Я еще раз оглянулся. Солнце светило вовсю, легкий ветерок колыхал траву, и ни одна тварь не пищала в округе. Ощущение неуместности происходящего не давало мне спокойно жить.
- Вставай за мной, - распорядился Талеон. - Не дергайся и не скачи, руками-ногами не маши.
- А начертить пентаграмму? - воззвал я, стараясь оттянуть неизбежное. - А жертву принести, кровью окропить, семнадцать с половиной магических артефактов разложить? А заклинание? А парад девяти планет? А...
Лихорадочное перечисление ритуальных безумств могло бы занять у меня еще много времени, но в этот момент Талеон развел руки, и на меня снова рухнула балка. В переносном смысле, конечно.
Без громыхания грома, без змеящихся по чистому небу молний, без ураганного ветра и световых спецэффектов телохранители перекачивали сквозь меня чудовищное количество энергии. Молча. Без взрезания вен, срывания с шеи амулетов и оскаливания клыков. Наверное, японцы-камикадзе точно так же молча и сосредоточенно делали свою работу, не отвлекаясь на неуместные эмоции.
Теперь им не нужно было сжигать себя, чтобы охранить Талеона от перегрузки, но зато приходилось выкладываться без остатка, стараясь заменить собой десятки шидх и пару сотен их телохранителей. И постепенно я приходил к выводу, что они доведут себя до истощения с таким же летальным успехом, как довели бы принудительной фильтрацией. На секунду поток замедлился, истончаясь, но потом со стороны Талеона последовал мощный рывок, который я бы назвал вампирическим, и поток снова забурлил. У меня появились какие-то неучтенные нити, слепо шарящие в пространстве. Мысленно покрывшись холодным потом, я сообразил, что ищут они как минимум гнумия, оружейника и работорговца.
Самым пугающим во всей этой вакханалии жизненных сил было торжественное молчание. Резко наступившая гробовая тишина, сопровождаемая абсолютным спокойствием природы. Из-за гор не был виден морской гейзер, поэтому казалось, что мы просто так собрались здесь помедитировать на свежем воздухе. Только один признак позволял сказать, что сейчас что-то такое мистическое творится. Это была Сеть. Не наша, телохранительская, а вырастающая из-под растопыренных пальцев Талеона, переливающаяся всеми оттенками зеленого, расползающаяся в стороны, огибающая только живых существ. Моментально достигнув гор, Сеть пропала в них, и больше ничего не было видно. Постепенно Сеть истончалась, грозя вот-вот пойти прорехами.
"Зо-ох!" - мысленный призыв прозвучал как-то странно, я далеко не сразу понял, что зовет меня вовсе даже не Талеон. Зов был мелодичным и высоким. Оторвавшись от созерцания исчезающей Сети, я обнаружил, что зовет меня ни много, ни мало, а Дарун. Зрение уже с легкостью изменилось, и я вблизи увидел, как она что-то кричит, хотя в затопившем Ар узгин молчании гасился любой звук.
Я впервые смог прочесть по губам что-то более длинное, чем односложное "что" или его аналог "what", уверенно различаемый на экране телевизора. Я прочитал целую фразу: "Умрите для него".
Ищущие нити выстрелили пучком, как волосы гнумия, и алчно вцепились в дармовые источники.
Я услышал трансформаторное гудение и почти перестал видеть. Округу заволокло белым искрящим туманом, в котором я не мог разглядеть даже собственного нанимателя. Еще тридцать человек влилось в энергетическую магистраль, выкладываясь полностью, как велела, возможно, нелюбимая, но непререкаемо авторитетная шидха. Я медленно поднял руки и пошевелил пальцами, пытаясь рассмотреть их сквозь пелену. Гудение усиливалось, сливаясь с треском и шипением, и неимоверно давило на мозги. Изо всех сил напрягая глаза, я все-таки смог увидеть собственные руки и порадовался, что не стал тыкаться в них носом - щедро навешанные Талеоном металлические презенты стремительно оплывали, в точности как мороженное, по ошибке сунутое в духовку. Веселые струйки металла капелью орошали землю. Переварив это событие, я пришел к гениальному выводу: туман - это вовсе никакой не туман, это дарёная энергия, которая, как ей и полагалось, бурлила возле фильтра, не в состоянии продраться через него всем скопом. От переизбытка служебного рвения энергия принялась рьяно изничтожать все, что могла изничтожить. "Куда? - мысленно заорал я. - Все до последнего джоуля - в дело!"
Словно откликнувшись на мой пламенный рационализаторский призыв, белый туман начал истаивать, и при этом становилось кристально-четко понятно - снова не хватает. Вроде бы никто не визжал паническим голосом, Талеон не выкрикивал проклятья в царственно-напыщенное небо, но всеобъемлющая обреченность уже накрывала пыльным, душным ковром окружающих меня людей и нелюдей.
Когда туман окончательно исчез, я увидел, что Дарун уже совсем рядом, и почему-то рвет на себе парадный бархатный камзол, как пьяный солдат, лезущий на врага из окопа. Выражение лица у нее было такое безумно-отчаянное, какого не бывает у людей, собирающихся прожить долгую, счастливую жизнь.
Я слабовольно закрыл глаза, но слишком поздно. Такое самопожертвование мне не под силу. Даже если морально я буду готов, то у меня не хватит физических сил вырвать себе сердце.
Всегда считалось, что добровольная смерть во имя общего дела - это предел самоотверженности, она дороже всего остального. Прямо сейчас эта жертва обретала материальный смысл. Захиревшие ниточки окончательно усохли и полопались, а вместо них хлынул единый поток, даже не поток, а бурлящий выплеск, вроде тридевятого вала, вобравшего в себя целое море.
Сеть загудела, наливаясь бешеным сиянием, пробивающимся даже сквозь веки, и я увидел как зеленый невод окутывает шарик, смахивающий на арбуз, который кто-то хряснул об землю, а потом попытался сложить заново. Арбуз разваливался прямо на глазах, исходя голубым соком, и до сих пор слабая зеленая сетка не могла удержать его.
Зелень вспыхнула так, что сеть показалась сплошным покровом. Арбузные разломы смыкались друг с другом, срастались краями, задавливая голубоватое свечение, рвущееся наружу. И еще этот арбуз был многослойным, полупрозрачным, и было видно, как голубой свет уходит сквозь все уровни прямо в сердцевину. Сеть еще поднажала, и расколотый арбуз превратился в монолитный шар. Секундой позднее шар втянул в себя даже Сеть. Быстро и просто. Как приготовить китайскую лапшу.
На всех фронтах буйство энергий погасло разом. Выложившиеся телохранители, Данко-Дарун и сам строитель великой Сети - все исчезли, оставив меня в темноте.
Я пошатнулся, на мгновение утратив представление о сторонах света и верхе-низе, но потом меня настигло очередное озарение - нужно всего лишь открыть глаза.
Впрочем, возможно, это было не самой лучшей идеей. Мало приятного, когда после спасения мира выясняется, что тебя окружают только неподвижные и вроде бы не совсем живые тела. А может быть и совсем неживые.
Избегая смотреть в сторону Дарун, я побрел к самой разумной цели, к Огою, небось, опять его рук и черепка дело...
Только на этот раз нити не потухли, не поблекли, а просто оборвались. Как я не отмахивался от настойчиво лезущих в голову образов, но больше всего я сейчас напоминал себе самому единый аппарат искусственного жизнеобеспечения, к которому было привязано множество народу, а потом кто-то взял и оборвал все сложные шланги, трубки и датчики. Они повисли унылыми хоботами, и куда бы я ни шел - волочились за мной, пятная траву остатками сложных составов.
Впервые с того момента, как я пообещал защищать и охранять одну угрюмую персону, я был свободен. Я мог идти куда угодно. Вопрос стоял в том, что помимо меня на Ар узгин находилось трое нормальных людей и пятеро козлов, а вокруг острова - сплошное море, покрытое частично растаявшим льдом, в надежность которого стоило верить так же, как в незыблемость и честность финансовой пирамиды МММ.
"Эй, Зох..." - почти на грани слышимости прозвучало в голове.
Я так и знал. Я знал, что среди всех выживет именно он, тараканом выкарабкавшись за счет чужих смертей. Так всегда бывает. Сейчас в благородной ярости искусаю узур, пойду и добью Талеона Райаль Котла.
Талеон расположился во вроде бы непринужденной позе, никак не напоминая умирающего, скорее, любующегося чистым небом с перспективой порхающих в облаках крыланов.
- Что, спасен мир? - глупо спросил я, садясь рядом.
- Спасен, - на этот раз Котла заговорил вслух, уверенно, без пауз, но тихо-тихо.
- А дальше что? - продолжал я генерировать нелепые вопросы.
- А дальше мы умрем. В одиночку не вытащить на себе косатку.
- Но я же, я же был здесь, - упирался я, избегая смотреть на Талеона. Его узоры-передатчики почернели. Наверное, это было больно. Я сдержал в себе благородный порыв начать плескаться толхатой.
- Ты всего лишь символ, - сообщил он. - Людям нужно верить, что они не умрут, что за ними стоит большая сила... Ты защитил их от одного, но не смог дать другого. Ты не создаешь силу.
Даже на пороге отбытия в вечность он ухитрялся говорить исключительно гадости.
- И как мне отсюда выбираться? - проявил я шкурный интерес.
- Не знаю, - Талеон прикрыл глаза, вздохнул и внезапно с нечеловечьей цепкостью схватил меня за руку. Открывшиеся глаза полыхнули таким безумием, что оно казалось почти осязаемым. - Но я не хочу умирать! Я не хочу, чтобы гибли мои люди! Ты должен спасти их и меня, потому что Я этого хочу!
Буквально выкрикнув последнюю фразу, Райаль откинулся. В смысле, уронил голову и окончательно закрыл глаза. Я беззвучно шевелил губами, не в силах выдавить ни звука из окаменевшего горла. Но в конце концов голос у меня прорезался.
- А ну очнись, скотина! - заорал я, свирепо встряхивая Котла за плечи. - Очнись и пожелай обратного! Чтоб тебя разорвало, очнись! Очнись, ублюдок! Немедленно!
Последнее желание нанимателя, выкрикнутое со всем ужасом умирающего человека, буквально вгрызлось мне в мозг. Хотелось верещать и лезть на первую попавшуюся стену. Захлебываясь ругательствами, я бесновался на крохотном пятачке выжженной травы. Генеалогическое древо Талеона я украсил разнообразными ответвлениями, которые не снились ни одному фанатику-мичуринцу. Кстати, интересно, почему мне так и не встретилось ни единого упоминания о регалиях и званиях Талеона-свет-ясна-солнышка? Ни грамот, ни документов, ни даже завалящего гинекологического, тьфу, генеалогического древа, выложенного алмазами по изумрудам...
Когда ругательства пошли по второму кругу, я начал плеваться и пинать чужие тела. На своих коллег нога не поднималась.
Бешеное требование "Спаси! Помоги! Защити!" - яростно громыхало под сводами черепа, требуя немедленных действий с применением спецэффектов на ножках.
- Мир-то уже спасен! - наконец-то членораздельно заорал я в пустоту. - Почему нет хэппи-энда? Где радостное пение птиц и расцветание ромашек? Я не могуу! - последний вопль был адресован уже Талеону, так крупно подгадившему мне напоследок. - Не могуу!
Телохранители строго смотрели на меня застывшими взглядами.
Зайдя на третий круг непрерывной ругани, я взялся за бесполезное на первый взгляд дело - принялся перетаскивать телохранителей так, чтобы они равномерно разлеглись вокруг одной-единственной каменной плитки. Такие были разбросаны по всей долине, и если Талеон стоял на ней, то оставалось сделать вывод - они чем-то важны. Котла я затащил в общий круг и полюбовался на дело рук своих - гигантский трупический цветок с каменной сердцевиной. Правда, лепестки все разные-безобразные, но на то он и трупический. Сердцевину я занял сам, усевшись по-турецки. Всеми моими действиями руководила одна слабая и призрачная надежда - если я буду хоть что-то делать, а лучше - что-то, наполненное таинственным и загадочным смыслом - то бешеный пульс вопля о спасении приутихнет. Спасая себя от сумасшествия, я тут же продолжил творить мистические ритуалы, на этот раз перенеся их в сферу астральную. Изо всех сил шарил внутренним взором, пытаясь разглядеть, где же те обрывки нитей, которые должны остаться в телохранителях. Найдя очередной коротенький обрывочек, я принимался за медленную и кропотливую работу по связыванию какой-нибудь собственной нитки с этим огрызком. Будь я немного поживее, давно бы облился тридцать третьим потом от психического напряжения: делать что-то без рук - это как действовать полностью онемевшими конечностями.
До лошадей и летучего моллюска я так и не дотянулся.
Едва я закончил с макраме и полюбовался на получившееся безобразие, сделавшее бы честь любому одержимому пауку, как меня опять скрючило. Мольба о помощи уже потеряла членораздельность, но зато разрослась донельзя, и теперь мне казалось, что уже все телохранители разом кричат откуда-то издалека, требуя спасти их, причем немедленно.
Я не могу!
Затравленно оглядываясь, я не находил ни малейшей подсказки, позволившей бы обмануть самого себя. Что еще делать? Резать себе вены с истерическим криком? Топать ногами и призывать Бавуху?
Заядлые курильщики в такой момент нервно ищут сигарету, я же схватился за свои фляжки. Схватился - и понял, что других вариантов у меня нет. Только что с ними делать? На всех не хватит, а этот дохлый ублюдок потребовал, чтобы я спас всю его когорту...
Какая-то слабая мыслишка крадучись проскользнула на задворках сознания, и я тут же вцепился в нее и затряс за шкирку. Значит, не могу я создавать силу? Ну так я попробую генерировать ее искусственным путем, создают же промышленные алмазы, пережигая графит, кажется. Вот сейчас я накачаюсь бесценной мертвой водой, как наркоман желанным ширевом, и ее живительное воздействие польется от меня через лично увязанные нитки-шланги, непременно польется, иначе быть не может, иначе я сдохну, тщась воплотить в жизнь предсмертный завет того, кому при всем желании не могу возразить.
Одна фляжка, вторая третья, накатывает эйфория, четвертая, мир вокруг начинает звенеть и переливаться, пятая, солнце хохочет в черной ноте "соль", шестая, из-за гор виден файрволл до самого неба, седьмая, нити пульсируют как пережатые вены, восьмая, краски мира выцветают и выворачиваются наизнанку, девятая, обращаются в собственный негатив, десятая, вода булькает в горле и с сиренево-хрустальным звуком льется изо рта...
Космическая мощь не разливалась по жилам, и не хороводили в вышине звездочки, значащие проявление сверхнормальных способностей. Накачавшись самой дорогой валютой этого мира по самую макушку, я ничего не получил, только слегка приглушил несмолкающую песнь "помоги-вытащи-спаси".
И в этот трагический миг осознания собственной беспомощности мне стало плохо. Неожиданно и резко скрутило вплоть до кончиков пальцев на ногах. Я уже так давно не чувствовал боли, что сейчас просто подыхал от неожиданных спазмов. Залпом проглоченная вода начала превращаться во что-то огромное, в пресловутую космическую мощь, но вся она оставалась внутри меня, не желая трансформироваться в созидательно-воскрешательную энергию добра, а уж тем более не собиралась транспортироваться по наспех связанным нитям в телохранителей. Она собиралась храниться только в моем теле, но здесь ей уже было чересчур тесно, и она настойчиво пробовала расширить общий объем моего организма. Как же я хочу вернуться домой...
- Давай катись отсюда, - заплетающимся языком бормотал я, ничего не видя вокруг и пытаясь вытолкнуть клокочущие волны куда подальше. - Отвали! Убирайся прочь, я приказываю!
"Помоги!" - стенало тысячеголосое чудище в голове.
"Не уйду..." - журчало второе чудище, вцепившееся во внутренности.
- Чтоб вы все провалились! - из последних сил заорал я, вскидывая руки, как плохой герой в плохом боевике.
И провалился.
- Чуваак... Да ты просто фокусник!
Я приземлился на полусогнутых, резко освободившись от проклятой космической мощи, и слепо завертел головой, ориентируясь на голос. Так в Шолым никто не говорит... Открыв глаза, я едва не упал от хлынувшего на меня света.
- Знаменитый фокусник вылазиет из четвертого измерения! - сориентировался я, проморгавшись, раскланялся и рысью рванул из места прибытия подальше.
Вынырнув посреди незнакомой на первый взгляд людной площади, я принял отточенное стратегическое решение - сбежать и как можно быстрее, да куда подальше.
Влетев в какой-то заброшенный кусочек лесной растительности, я плюхнулся на траву и безумно оглянулся. Солнце - желтое, трава - зеленая, воздух - прозрачный. Дома! Не в джунглях Амазонки, не фиг знает в каком городе - в своем. Шкурой чую, все родное, до последней веточки. Вот он - мой куст родной, мой газон, все мое!
Никто не кричит, раздавая предсмертные указания, суставы и вены не ломит от беснующейся в них силищи, закрытой на замок. Да и плохо мне не становится, как в прошлый раз. Я расплылся в широченной улыбке до ушей. Вот это да!
С трудом приведя мысли в порядок и еле удерживаясь от торжествующего хохота, я решительно вскочил с места и направился в сторону цивилизации, туда, где белела вековечным мрамором беседка-ротонда: практические единственный в нашем городке образец культурного наследия. Оглядев себя, я пришел к выводу, что чудесного самоисцеления и возвращения к прежнему окрасу не произошло, впрочем, это не сильно меня огорчило. Вполне сойду за неформала, птицу экзотического полета, случайно оказавшуюся в провинциальном уезде.
Чем плох исторический центр города - так это отсутствием транспорта. С другой стороны, в автобусе пришлось бы сразиться с кондукторшей, не желающей пускать на свою суверенную территорию всяких зайцев. Да еще и куча свидетелей-пассажиров... Почти не раздумывая, я свернул к первому попавшемуся частнику.
- На Окраину довезешь? - вежливо поинтересовался я у небритого славянина.
- Для тебя - за двести, - водила смерил меня оценивающим, недружелюбным взглядом. - Деньги вперед.
- Дико извиняюсь, - я уже открыл дверь и плюхнулся на сиденье, - но если вы меня не подвезете бесплатно, я некрасиво отрежу вам голову. - И достал оба узур сразу.
Водитель повел себя героически и здравомысляще - не полез за монтировкой и не стал заливаться смертельной бледностью. Просто молча рванул с места, игнорируя все правила дорожного движения.
- Поосторожнее, - дал я ценный совет, - не будем привлекать внимание милиции к нашей непринужденной поездке.
Где-то за остановку до собственного дома я изъявил желание покинуть гостеприимный салон автомобиля, и даже вежливо попрощался, прежде чем хлопнуть дверью.
К дому я подходил, невольно замедляя шаг. Что я им скажу? Привет, я вернулся из Занзибара? Не обращайте внимания на мою расцветку, это униформа такая. А вообще, я скоро тут рассыплюсь на кусочки, поэтому обнимемся, друзья, и я снова свалю в дальние дали. Ой тля...
Домофон заливался механической трелью, и я уже почти совсем поверил, что сейчас разгар рабочего дня, когда в динамике затрещало, и оттуда хриплым, заспанным и слегка гундосым голосом сказали:
- Да?
- Эээ... - выдавил я, от неожиданно свалившегося облегчения позабыв все, что хотел сказать.
- Да? - уже раздраженно повторил голос.
- Ну, здравствуй, это я! - процитировал я бессмертного барда, расплываясь в широченной улыбке.
В динамике что-то клокотнуло, и запищал магнитный замок, возвещая открытие двери.
Едва я зашел в прохладный полумрак подъезда, как наверху загрохотало, и оттуда раздался приветственный вопль:
- Стой! Лифт не работает! Я сам!
Следом за этим самоотверженным выкриком, по лестнице дробно затопотало, эхо заметалось по лестничным пролетам, и всего несколько секунд спустя передо мной приземлился Санчес, одним прыжком преодолевший последний лестничный пролет. В тапках, в безумных, пошитых Галкой красно-синих шароварах, с помятой и небритой физиономией.
- Б... - он заикнулся, подавив восклицание, и зачем-то спросил: - Это правда ты?
- Это правда я, - улыбка меня покидать никак не желала.
Санчес заморгал, сделал шаг вперед, хлопнул меня по плечу и молча облапил, стиснув до хруста в ребрах. По крайней мере, раньше точно бы захрустели. Даже грустно сделалось: раньше, бывалоча, как обнимешь кого-нибудь - так и слышишь треск, а тебя в ответ заломать стараются, и все исключительно из чувства большой и светлой дружбы. А теперь я кого хочешь пополам сломаю при должном усилии, но что-то пока не хочется.
- Ух ты какой отожравшийся! - Санчес попробовал оторвать меня от пола. - Хрен подымешь!
- Да, я теперь почти полтора центнера вешу, в цирке могу гирями жонглировать, - поддержал я светскую беседу.
- Это где такие стероиды колют? - Санчес наконец прекратил попытки сплющить меня в лепешку, отстранился и окинул внимательным взглядом. - Честно говоря, выглядишь ты как-то хреново, как из фильма ужасов сбежал. Где пропадал-то?
- Хорошо там, где нас нет, - осклабился я. - Далеко, никакой самолет не донесет.
- Да ладно, колись, - Санчес ткнул меня кулаком в плечо. - Пропал черти куда, а мы тут... а мы тут с ума сходим, - неловко закончил он. - Гад ты все-таки, Васек.
Предварительно хрюкнув, я сообщил, что могу рассказать историю своего исчезновения, но сразу же предупредил, чтобы он крепко держался за перила, дабы избежать падений и травм.
Где-то посредине рассказа, то и дело прерываемого восклицаниями "брешешь!" и куда более нецензурными их эквивалентами, тамбурная дверь распахнулась, явив миру древнюю, как этот самый мир старуху, начавшую знакомство с вопля "Че разорались средь бела дня?!" - который тут же сменился на "Уроды, наркоманы, милицию вызову!" - после чего дверь с грохотом захлопнулась. Классика жанра.
- А правда, чего это мы здесь стоим, - опомнился Санчес. - Айда домой, чаю хлопнем за встречу, грамм по сто, потом Лерка с работы придет, она ж тебя ждала, как из армии генералов не ждут!
- Я не пью, - только и сказал я, тащимый вверх по лестнице.
- Да ладно, не пьет он! - отмахнулся товарищ. - Не пьют только трезвенники и язвенники!
- Сань, - я притормозил его неуклонный бег на третий этаж. - Посмотри на меня. Хорошо так посмотри.
- Ну?
- Я умер, Сань. Я не могу пить, есть, дышать и... много чего еще не могу. И я не могу долго находиться здесь, на поверхности, мне все равно придется уползти в подземное царство, правда не знаю, с первыми ли петухами или, скажем, ровно в полночь. Иначе я уже натурально кончусь. Понимаешь?
- Не хочу я это понимать, - хмуро произнес Санчес. - Неужели ты не можешь выкрутиться? А что я людям должен говорить?
- Что-нибудь придумаешь, - я впихнул его в приоткрытую дверь квартиры. - Ты же умный, большой человек на работе, практически дипломат. А что это у тебя со спиной? - я перевел стрелки, ткнув пальцем в длинный и едва заживший шрам, тянувшийся от лопатки и почти до поясницы. Точнее, шрамов было два, симметрично расположенных.
Санчес передернулся:
- А это... Это я едва ангелом не стал.
- Ась? - я покосился на новое зеркало, и тут же отвел взгляд, когда гладкая поверхность помутнела.
- Нуу, - задумчиво произнес он, скребя пальцами по шрамам, - это после того, как я крылатого засранца увидел. Помнишь?
- Помню, - после некоторых умственных усилий сообщил я.
- С тех пор еще кое-что изменилось, - Санчес ушел на кухню, и громко вещал оттуда. - Я стал вообще начал видеть странные вещи. А тварь эта, еп ее коромыслом, теперь всюду мне мерещится. Ну то есть не она, а ей подобные. Я даже мухобойку купил, гоняюсь за ними как придурок. А в грозу что творится - не передать.
- Они еще икрой размножаются, - сообщил я, медленно идя по коридору. - Можешь себе парочку поймать, только в воду не кидай.
- Да я уже видел, - Санчес чем-то зазвенел, - зафигачил себе светильник, теперь как супермен всюду хожу в темноте, все вижу. А главное-то, - он понизил голос, - что их никто кроме меня не видит! Я тут, типа, как бы внезапно приобрел новые способности.
- Ты особо этим не увлекайся, - предупредил я, добравшись до спальни. - Сам знаешь, один мальчик как-то долго-долго лазил в сад за чужими вишнями...
- А потом его поймал сторож и отгрыз ему ногу, - захохотал Санчес. - Знаю-знаю. Ну я ж ничего такого не делаю. Никому не говорю, главное.
- А это правильно, - одобрил я. - Ну а ангел-то тут причем?
С ответом Санчес помедлил, и я плюхнулся на кровать, угрожающе скрипнувшую под моим весом. Я все равно придумаю, как сюда вернуться! Я без своего мира жить не могу. В честь этого я проникновенно шмыгал носом подушку, секунд пять, пока в дверях не кашлянули.
- Не пью, - глухо повторил я из недр подушки.
- Я и не предлагаю, - невозмутимо ответил невидимый Санчес, прошлепал босиком по полу и пихнул меня в бок. - Подвинься, дай сяду. Про ангела расскажу.
- Ага, - я зарылся в леркину подушку, стараясь надышаться ее запахом. Почку продам за настоящую кровать, а не эти шолымские походные подстилки. За настоящую подушку добавлю метр кишечника.
- Так потом у меня крылья и стали проклевываться, - судя по голосу, он весь поморщился, - типа стрекозиных. Я сразу понял, что добром это не кончится, и сам их вырезал. Напился еще перед этим, чтобы не так страшно было. Кровищи вылилась тьма, всю ванную устряпал. А я даже скорую вызывать побоялся, все болтливые рты не заткнешь ведь, обязательно какая-нибудь собака разнесет слухи.
- Да ты герой, - я тоже сел и уважительно на него посмотрел. - А девчонки что сказали?
- А я им набрехал, что на гвозди напоролся, в больницу ездил, и там меня забинтовали, сказали, разматывать дома нельзя. Каждый раз сам перевязывался, больно зверски...
Мне показалось, что в светлой комнате сразу стало темнее и холоднее. Неучтенные мистические явления прокрадывались в мой мир, а самое главное - уродовали моих друзей. Стоит вернуться в Шолым только ради того, чтобы выяснить, кто виноват, и где у него морда, которую можно познакомить с силикатным кирпичом.
- Слушай, а чего мы дома сидим? - я вскочил на ноги. - Пошли-ка на улицу, я хоть нормальным воздухом поды... то есть это... на нормальных людей и нормальную природу посмотрю.
- Ну... - с сомнением произнес Санчес, - я б девчонкам позвонил, выдернул их с работы, но если хочешь...
- Нечего им звонить, - пробурчал я, наблюдая за неторопливым переодеванием и борясь с желанием помочь. - Придут, на меня посмотрят, а я через полчаса возьму и пропаду, к примеру. Как помеха в телевизоре.
- Может быть и так, - глухо согласился Санчес из недр напяливаемой футболки. - Сфоткать тебя, что ли, на память?
- Фотоаппарат сдохнет, - напророчил я.
На улице непривычно-звонко заливались птицы, светило настоящее солнце, и все было просто прекрасно.
- А у нас тут такие катастрофы, - загадочно начал светскую беседу Санчес, - вовремя ты удрал, прямо скажем.
- Ка... какие катастрофы? - заикнулся я.
- А вон, - Санчес равнодушно ткнул пальцем, и я остановился, как вкопанный.
На месте памятника, олицетворяющего причастность нашего города к покорению космических просторов, красовался уродливый провал, обметанный жирной черной копотью.
- Еще новый спорткомплекс развалило, оба моста снесло и в Карачах побушевало.
- В Карачах? - тупо переспросил я, не в силах сообразить, как хищные крабы соотносятся с реальностью.
- Ты, как я погляжу, совсем заработался, - присвистнул Санчес.
- А! - я встряхнулся. - Это у меня шок от увиденного. Что за хрень?
- Это... только в нашем городе? - уточнил я, чувствуя, что схожу с ума от вылезшей наружу истины.
- На всей планете, - масштабировал Санчес.
Я все-таки умудрился поперхнуться, хотя не дышал по-прежнему.
- Родители мои! Где они? Что с ними?!
- Нормально все, - Санчес слегка отступил, - ты не психуй так. А еще какие-то твари к нам пожаловали, частью дохлые, частью весьма живые. В Австралии, говорят огромные жабы, с корову размером, на пляжи выплывают. Дохлые сильно воняют и разлагаются, а живые тут же распрыгались по закоулкам, теперь на овец нападают. Ходят слухи, что в Африке объявились люди-змеи, типа русалок, только вместо рыбьего хвоста - змеиный. Врут, наверное. У нас телевидение не работает, вышка рухнула тоже. Только радио и останки Интернета.
- Не врут, - меланхолично сообщил я. - Это к вам гости снизу пожаловали. Только почему я не наблюдаю массовой истерии? Где толпы желающих эвакуироваться? Где крысы, пирующие на развалинах?
- А чего метаться, - Санчес вздохнул. - Ты вот сидел там у себя и не знал, что у нас, мать ее в рот, чуть ли третья мировая не началась, с применением, едрить его, ядерного оружия. Сверхдержавы немедля решили, что это происки враждебно настроенных элементов, и пальчики на красных кнопках зазудели.
Он рассказывал, а я искоса смотрел на него и понимал, что передо мной вовсе не прежний балагур и весельчак. То есть, Санчес не был обезображен тяготами постапокалиптического мира, жестоких лишений тоже не переживал, но все-таки... Уверенность в теплой, стабильной и отнюдь не голодной жизни куда-то подевалась.
- ...а когда эта голубая дрянь начала шпарить, у нас тут решили, что газ рванул. Ну то есть частями рванул. Как раз тогда и пытались все бежать, тут и трупы были и чего только не было, - Санчес поморщился страдальчески, словно принял чайную ложку лимонной кислоты. - Потом поняли, что это по всему миру творится - и все. Бежать-то некуда. Поэтому смирились в основном. Даже производства работают кое-где.
Я куда пристальнее глянул на окружающий мир - такой манящий и притягательный, безумно недостижимый из чужих пределов, освещаемых черным солнцем. В общем-то, и народу было гораздо меньше, чем я привык видеть на улицах, но я уже успел потерять счет времени - может, тут выходной и все нагло спят до вечера. Нет?
- Можешь считать, что это только что закончилось, - сообщил я.
- Да ну? Ты записался спасители мира? - Санчес попробовал пихнуть меня в бок и зашипел, пробормотав что-то про чугуниевый доспех.
- Что-то вроде, - я помрачнел. - Я ж не досказал тебе всю историю, по-моему, там меня не ждет ничего хорошего, но в любом случае придется возвращаться, - я внимательно смотрел себе под ноги. Там то и дело мелькали разноцветные трещины, и я с трудом удерживался от предупреждающего выкрика каждый раз, когда Санчес беззаботно наступал на какую-нибудь из них.
- Ну ты хоть к отцу с матерью зайди, прежде чем в свои... - Санчес запнулся и повертел пальцами, - сказочные кущи отбывать.
- Побывал бы ты там, посмотрел бы, какие они сказочные, - хмуро произнес я. - Сразу бы домой запросился. А к родителям не пойду, что я им скажу? Здравствуйте, мама и папа, я тут немножко умер, переместился в другой мир и там меня еще немножко видоизменили, заставив стать телохранителем богатенького буратино. Несомненно, они будут очень рады.
- Но это все равно веселее, чем работать в юротделе, - с нездоровым энтузиазмом произнес Санчес. - Кстати, как ты говоришь, в этот мир перемещаться?
Мне показалось, что он не возражал бы сбежать из нестабильной реальности куда угодно. Не больно-то героически с его стороны. Впрочем... Как там бишь...
- Да я уже не очень хорошо помню, - я потер лоб и нахмурился. - Как-то очень быстро выветривается все из памяти. Вроде бы, там какие-то переходы есть... ну... где-то рядом совсем...
- Ты головой при этом переходе не ударялся? - интеллигентно спросил Санчес.
- Я не... вот дерьмо. Да клал я с большим прибором на тот мир, - я наконец-то определился. - Помню, что мне там было очень хреново, вон, видишь, изуродовали всего, как под хохлому расписали.
- Ты сам только что сказал, что не можешь тут долго оставаться, - теперь Санчес смотрел на меня с подозрением.
- Не помню, - честно сказал я. - Как снизойдет озарение, так и соображу, что делать, а пока предлагаю по пиву, а лучше по два. Будешь? Вижу, что будешь.
Мое рукопотирательное настроение грубо прервали. По ходу беседы мы добрались до широко известного в узких кругах парка, в глубине которого красовалась пластиковая подделка под древнерусскую избушку. В ней можно было приобрести не только пиво - за весьма умеренную плату - но и такие произведения нерусской кухни, как хачапури, самсу и венец ненатурального творения - хот-дог. Едва я ступил на растрескавшиеся бетонные плиты, ведущие к заветной избушке, как воздух передо мной поплыл голубоватым маревом.
- Назад! - заорал Санчес, хватая меня за плечо. - Опять прорыв!
Вместо прорыва бетон сухо кракнул, и из искусственной поверхности всплыла - по-другому не скажешь - очень колоритная троица.
Один - невысокий, тонкокостный, неестественно бледный и пластиково-красивый, с копной странно выглядящих волос, как будто сделанных из металла. Второй - высокий, горделиво-носатый, откровенно тощий, явно побывавший на черноморском курорте, и не только загоревший там, но и обзаведшийся модными в сезоне дредами. Третий - сошедший с экрана главный герой телесериала "Отважный Вождь Команчей", но вырядившийся в современную одежду и увешенный походной аммуницией. Плечистый такой товарищ.
Все трое дружно щурились, вертя головами, и выглядели как узники закрытой колонии с очень умеренным режимом питания. К тому же солнце как-то неестественно отражалось от них, словно избегало.
Трое явленцев из ниоткуда загалдели разом. В захлебывающемся потоке речи я разобрал только что-то про то, какой я мудило и блохастый подонок, бросивший вверенных ему младенцев, а так же инвалидов и непосредственных начальников.
- Ты должен вернуться с нами, - непримиримо завершил вождь команчей.
- Никуда я не пойду, - отступил я.
- Ты, - уставил на меня палец загорелый тип. - Ты нам нужен.
- Это еще зачем?
- Он нам больше нужен, - активно поддержал мою жизненную позицию Санчес.
- Аа, это ты с ним живешь, - с нездоровым интересом протянул третий странный гражданин, тот самый, который сбежал с фотографии, демонстрирующей до чего докатилось самовыражение киберпанков.
- Че? - агрессивно спросил Санчес.
- Зох, возвращайся, - проигнорировав его, напрямую обратился ко мне этот... Электроник из чемодана.
- Ты меня с кем-то путаешь, - уверенно произнес я. - У меня даже кликухи такой нет.
- А как тебя зовут? - удивился собеседник.
Я открыл было рот и тут же оборвал себя. Зачем им нужно мое имя? Что за шпионство?
- Отвалите с дороги, - вынес я дипломатическое предложение.
- Развелось психопатов, - злобно добавил... добавил... тип, который стоял рядом со мной.
Я потряс головой и оглянулся. Что за место? Куда я попал? Вроде, не пил вчера, а голова вообще соображать отказывается. Может, это собутыльники мои? Нет, точно пил, голова-то как кружится и состояние предблевательное, хочется срочно лечь и умереть в тишине и покое. С трудом ворочая непослушными руками-ногами, я ухитрился сесть, но потом безвольным чурбачком завалился набок. Одновременно прихватило сердце, да так, что перед глазами поплыли черные пятна.
- Мужики... - прохрипел я, - скорую...
- Видишь, как ему плохо, - донесся до слуха чей-то искаженный голос. - Он у вас умирает. Мы без него тоже умираем...
- С какого...
Дальше голоса слились в сплошное "бубубу", а я все никак не мог собраться с силами и крикнуть - что же вы, сволочи, обсуждаете какие-то свои проблемы, когда меня спасать надо.
Бубнеж никуда не исчез, но зато меня попробовали поднять и куда-то потащить.
- Тяжелый, гад! - от души высказался кто-то. Вместо того, чтобы укладывать мня на носилки и транспортировать в отдельную уютную палату с аппаратом искусственного жизнеобеспечения, неизвестные придурки попробовали поставить меня на ноги и задрать мне руки. Прежде чем я успел подумать "может, вам еще и "превед!" крикнуть?", я вместе с придурками камнем ухнул куда-то вниз.
- Аааа! - было мое первое слово по пробуждении.
- Мать моя выдра болотная! - Клиц взвизгнула, отскакивая в сторону.
- На себя сначала посмотри, - обиделась вспыльчивая блондинка.
- А что я там не видел? И вообще, я давно себя не видел.
- У тебя глаза кровавые, - сообщила Клиц, возвращаясь на прежние позиции. - Целиком. Сосуды, наверное, лопнули.
- Тля...
Только на это высказывание меня и хватило. Волосы сжег, глаза надорвал, теперь точно за зубами дело стоит. Чего я не упомянул вслух, так это того, что зрение застряло на отметке "бинокль военный, многократно увеличивающий", и сходить с нее не собиралось. Поэтому Клиц сейчас представлялась мне как одно гигантское лицо, причем уши уже выходили за границы зрения.
- Ээ... ты не могла бы отойти, - не выдержал я.
- А что такое? - оскорбленно выговорили огромные губы.
- Я слишком близко тебя вижу, - я махнул рукой перед глазами, и сам же отшатнулся, когда несколько гигантских бревен пронеслось в паре миллиметров от моего носа. Во избежание дальнейших потрясений глаза я закрыл.
- Не понимаю, - отозвалась блондинка.
- Я могу видеть вещи очень близко, если захочу. Сейчас не хочу, но все равно вижу.