Господи Боже, Томилина, что за тайну может хранить твой образ? И почему это я живу в наше время? Вот, даже на княжну чем - то похожа, в другом веке вполне могла бы быть и королевишной, а, поди ж ты, как получилось - простая девица Настька... Поймав такси, я назвала адрес парка и, прижав к груди историю жизни очаровавшей меня княжны, блаженно закрыла глаза. Что за город такой загадочный? Столько событий, столько тайн...
Старый городской парк представлял собой огромную заросшую кустарниками и деревьями территорию, на которую, казалось, давненько уж не ступала нога человека. Над головой каркали хриплоголосые вороны, высокая трава путалась под ногами, но я, на удивление легко сориентировалась в пространстве. Музейная хранительница сказала, что статуя стоит где - то в северной части, туда я и направлялась. Впечатление, кстати было не из приятных. В черте города находится заброшенный парк, почему? Зачем его забрасывать, если он есть? Может быть, тут что - то произошло? К примеру, тут завелся насильник, и долгое время расчленял красивых молодых женщин, разбрасывая их тела по кустам? Или в городе стали пропадать маленькие дети, а потом их нашли в общей могиле в городском парке? А, может быть, наоборот, сюда заманивали одиноких пенсионеров и где - нибудь на аллейке душили их собственными шарфами? А потом вырезали у них сердце и подвешивали где - нибудь на топольке...
Сжимая в руке свернутый в трубочку доклад по Томилиной, озираясь по сторонам, я упрямо продиралась на север. По пути мне попадались старые массивные скамейки и бетонные, заросшие травой клумбы, - и как их еще отсюда не растянули? Странное, странное место. Понемногу меня стал охватывать ужас, - какого, спрашивается, черта, я в расцвете своих лет поперлась в подобное место? А если его облюбовали сбежавшие из мест заключения уголовники? Или вконец опустившиеся бомжи? Если меня сейчас здесь убьют или сначала изнасилуют и только потом убьют, то никто и никогда об этом не узнает.
- Мамочки, - всхлипнула я и тут, недалеко от меня, в густых зарослях клена хрустнула ветка. Хрустнула так, будто на нее нечаянно наступили.
- А - а - а, - не своим голосом заорала я и ломанулась по кустам так, что моментально потеряла ориентир, где тут север, где юг, - это меня уже не волновало. - А - а - а, - страшным утробным голосом орала я и, не зная даже, есть ли за мной погоня, слышала вокруг себя такой треск, что почти в этом не сомневалась.
Сердце в груди колотилось так, что, казалось, будто оно сейчас выскочит вон. Бежать уже не было сил и я, хватаясь за ветки деревьев, стала сбавлять обороты. Оглянулась - никого... Может быть, показалось? Перейдя на шаг, оглянулась еще несколько раз, - никого по - прежнему. Радоваться? Не знаю, - дело в том, что, перейдя в галоп, я абсолютно не сориентировалась, куда бегу.
Господи Боже, не хватало мне еще заблудиться посреди города. "Отче наш, ежеси еси на небеси", - зашептала я, изо всех сил пытаясь успокоиться. Когда - то в детстве, этой молитве меня научила бабушка. "Эта молитва, - говорила она, - нам дана Богом. Верь в нее, детка, и она спасет тебя в любой беде". Я верила. А она спасала: и в личных делах, и в работе, и в любой сложной для себя ситуации я всегда прибегала к ее помощи и неизменно находила поддержку свыше. Психологи бы сказали, самовнушение, сила позитивной установки... Пусть, - главное это работало, и я всегда знала, что Бог со мной.
Молитву пришлось рассказать раз десять, - я то путалась в словах, то забывала, что дальше, тем не менее, когда три раза я смогла прошептать ее без запинки, я вышла на тропинку. Когда - то она была заасфальтирована, а потому, даже не смотря на то, что за годы запустения сквозь асфальт здесь проросли кустарники, тропа просматривалась однозначно. Я двинулась по ней. Тропа петляла, извивалась, и мне снова начали мерещиться кошмары. Однако, теперь я от них отмахнулась увереннее: во - первых, это парк, а значит, тут блудить просто негде, - даже если я прохожу здесь час, то все - равно выйду к его краю, во - вторых, никакие маньяки не будут прятаться здесь по кустам, - место заброшенное, нелюдимое, - караулить здесь просто некого, а в - третьих, это просто трусость, а трусливой я не была никогда!
Спустя какое - то время я вышла на некое подобие поляны, - деревьев здесь было меньше, трава, хоть и густой, но не высокой, и я совершенно отчетливо смогла различить серую фигурку статуи. Она стояла вдалеке у огромного тополя, без рук и с раскрошенной головой. Я перевела дыхание, - кажется, ноги вынесли меня туда, куда надо, - это она!
Возбужденно попрыгивая через особо высокие кустики, я приблизилась к безмолвному изваянию. Ничего не понимаю, если эта фигурка действительно с позапрошлого века, почему ее не отреставрируют и не заберут в музей? Обойдя вокруг нее, я подивилась материалу из которого она сделана, - что это такое, вообще? На гипс не похоже, на камень тоже не очень.
В стоящей передо мной статуе совершенно отчетливо угадывался образ Томилиной, но в отличие от портрета в музее, здесь она была с распущенными по плечам волосами, перехваченными узкой ленточкой, со склоненной набок головой и грустным - грустным выражением лица. Может быть, такое впечатление было вызвано отколотым кончиком носа, или наполовину раскрошенной прической? Не знаю, но и отсутствие рук, и выкрошенные фрагменты платья, - все это создавало довольно - таки гнетущее впечатление.
- Что ж, красавица, - сказала я, усаживая возле этого разваливающегося привета из прошлого и открыла первую страницу реферата. Посмотрим, стоило ли вообще ехать сюда ради того, что я сейчас узнаю...
Чтение было долгим, можно сказать обстоятельным. Я часто останавливалась, чтобы представить себе то, о чем узнавала, осматривалась по сторонам и только после этого читала дальше. Вокруг меня была полнейшая тишина. В том смысле, что я абсолютно не слышала звуков города, - не гудели машины, не визжали сигнализации, - никаких благ цивилизации. У меня было такое ощущение, что я далеко - далеко, может быть и не в самом прошлом, но где - то рядом.
На улице было прохладно, - осень все яростней вступала в свои права, однако же, не сыро. Для меня это самое главное, - пусть будет холодно, лишь бы не влажно. Разложив на коленях свои бумажки, я сидела тихо - тихо, и изо всех сил пыталась проникнуться жизнью княжны. Можно сказать, я даже примеряла на себя ее жизнь...
Оказалось, что нахожусь я сейчас как раз в бывших владениях ее папеньки, - князя Томилина. Когда - то здесь было его имение, и парк на этом месте возник не случайно, - после революции 1912 года имение разворовали, сожгли, а в господском саду было приято решение устраивать прогулки. Когда - то здесь были и развалины дома, однако спустя годы и от них ничего не осталось. Каким - то чудом здесь уцелело несколько статуй, теперь, правда, совсем развалившихся, но, тем не менее, все - равно свидетельствующих о том, что на этом месте когда - то текла совсем другая жизнь.
Оленька Томилина была в своей семье единственным ребенком. Для дворянства VIIIX века это было неприлично. По крайней мере, иметь одного ребенка было не принято, - семьи, как простых людей, так и титулованных особ подразумевали наличие нескольких отпрысков. Княгиня Томилина произвела на свет троих младенцев. Первый умер сразу после рождения, второй, по роковому стечению обстоятельств так же скончался на втором месяце жизни, а при рождении третьей, - Олюшки, княгиня Томилина скончалась сама. Горю князя не было предела, и тогда, дабы обезопасить единственное дитя от пагубного влияния столицы, он решился перевезти дочь в родительское имение города Ветольска. Сам он, влекомый сотнями нерешенных дел, подолгу отсутствовал в столице, дочка же из имения не выезжала до самого совершеннолетия.
Несмотря на то, что дворянские дети никогда не посещали школу, каждый их день был строго расписан по минутам. Так и Оленька, рано вставала, плотно завтракала и приступала к занятиям. Не знаю, получилась ли из нее разносторонняя личность или она просто знала всего по чуть - чуть, однако Ольга изучала логику и математику, физику и астрономию, географию вообще и навигационную науку в частности, историю священную и светскую, латинский и французский языки, нравоучение и красноречие (это что, интересно, были такие предметы или наука, вообще?), международное и государственное право, государственную экономию и натуральную историю. Кроме того, княжна занималась рисованием и гравированием, архитектурой и рукоделием, музыкой и танцами. Н-да, нас бы так учили...
Помимо учителей у Ольги был прекрасный гувернер, - сам обладая множеством знаний, он и подопечной своей много чего смог передать. Помимо учебных дисциплин, он готовил ее к жизни светской, был для нее своего рода проводником в столичный мир. Ольга понимала, как только она станет взрослой, отец увезет ее в Петербург. А ей этого категорически не хотелось.
Несмотря на княжеский титул, несмотря на неусыпный контроль со стороны гувернера и теток - нянек, Ольге удалось подружиться с соседским мальчишкой, Володей. Как - то, играя в саду, она увидела этого долговязого мальчика. Он сидел на дереве и что - то рисовал.
- Добрый день, - поздоровалась она с ним по - французски, а мальчик только мотнул головой. - Почему ты молчишь? - спросила она, и мальчик, спрыгнув на землю, встал напротив и показал ее портрет. Он не знал французского, она русского, тем не менее, с этого момента началась их дружба. Постепенно Ольга выучила русский язык, и игры с Володей стали ее любимым занятием.
Годы шли, княжна взрослела, росла и любовь между молодыми людьми. Понимая, что союз между ними невозможен, молодая Томилина все сердце отдала Усольцеву. Однако, как бы ей этого не хотелось, вскоре пришло время уезжать. Был пошит целый ворох платьев, - старый князь не поскупился и на гардероб дочери выделил баснословную сумму денег, были собраны все чемоданы, и княжна уехала из имения. Батюшка уже и кандидатуру на Ольгину руку подыскал, и тем горче было горе Усольцева. Понимая, что сам он ее существование не обеспечит, он не мог смириться с такой судьбой и решился на отчаянный шаг, - свести счеты с жизнью.
Попытка не удалась, но о ней узнала Томилина. Сердце молодой девушки не выдержало, и она написала своему возлюбленному письмо. Письмо это, потрепанное и пожелтевшее хранится сейчас в музее, - после смерти старого уже Усольцева его нашли у него в документах.
"Милый Вольдемар, - писала по - русски, но со множеством ошибок, - вы знаете, что я вас люблю и буду любить всю жизнь. Вы совершили большой грех, но я вас не виню. Только знайте, - я никогда не буду принадлежать другому человеку. Не делайте больше ничего подобного. Вы - единственная моя любовь. Остаюсь навеки вашей, Ольга".
Ольга не кривила душой, - Вольдемару она была верна всю жизнь и так и не стала княгиней или, к примеру, герцогиней. Она ушла в монастырь.
Я щелкнула зажигалкой, с соседнего дерева вспорхнула птица. Уйти в монастырь - это все - равно, что уйти из жизни. По - крайней мере, из мирской жизни точно. Что могло твориться в голове молодой девушки, если она решилась на такой шаг? Что это было? Гормоны, бушующие в молодой крови? Обостренное чувство верности?
Система ценностей русского дворянства была такова, что в наше время неизменное удивление вызывает их неправдоподобная честность, благородство и тонкость чувств. Как могли воспитываться такие самородки наряду с существующими рядом простыми, обыкновенными людьми? Наверное, все дело было в том, что сам образ жизни, стиль поведения, привычки и традиции дворянства был таков, что весь этот свод правил, по которым строилась их жизнь, впитывался как осознанно, путем непосредственного воспитания, так и неосознанно, путем впитывания сего из окружения. Это был уклад жизни, над ним не думали, его не обсуждали, - его просто принимали таким, каков он есть.
Дворянство было удивительным с точки зрения современного человека сословием. Честность, порядочность, благородство души - это были не просто абстрактные понятия, - это было их неотъемлемой частью. Быть такими было нужно обязательно, и этого просто не могло не быть, если ты был дворянин.
Дворяне очень дорожили своим словом, - данное один раз оно не могло быть нарушенным никогда. Раньше я никогда не понимала, почему дуэль была ответом на любое значительное и незначительное оскорбление человека, а теперь знаю, что по - другому в этом мире было бы и нельзя. Сила слова была здесь значима настолько, насколько был силен страх смерти, - любое неосторожно высказанное замечание могло повлечь за собой страшные последствия, а потому словами здесь не разбрасывались, - сказал, значит сделал.
А, кстати, пресловутые воры в законе, - не были ли их, так сказать, родоначальники из тех самых дворян? А что, чем - то их порядки схожи, по - моему, их "за базар ответишь" явно из той же оперы. Нет, сейчас, конечно, все не так, и многие понятия подменены на совсем уж неприглядные, но, ведь, и воры теперь не те. Нет в них уже тех остро выраженных понятий честности, благородства, какие были еще в прошлом столетии.
Все течет, все изменяется, исчезло дворянство, потерпела крах система воспитания целого сословия - цвета нации, если можно так выразиться. Претерпела изменение и воровская система координат, - под влиянием времени и они не смогли сохранить в своем кругу истинные понятия, те, которые были приняты изначально, те, которые были им завещаны праотцами.
Вот так же изменится когда - то и наш мир. Я вообще не люблю думать о том, что будет, когда меня не станет. Это так странно: я живу, я развиваюсь, я пытаюсь стать более значимой хотя бы в собственных глазах, я постоянно к чему - то стремлюсь в жизни, но придет время и меня тоже не станет... Кому нужны будут все мои устремления? Господи, как же ничтожны все человеческие барахтанья!
Сижу я сейчас возле фигуры Томилиной, - красивой, знатной, молодой и любимой кем - то женщины, а ее уже двести лет, как нет. Когда - то этот лоб, эти глаза, эти волнительные изгибы статной фигуры с любовью лепил молодой человек. В каждое движение он вкладывал свою страсть, свое поклонение девушке, а теперь она рассыпается на мелкую фракцию. И это никого не волнует!
Когда она была жива, в ее голове, так же, как в моей, проносилась тысяча мыслей, она переживала из - за своего Володеньки, она получала тысячу знаний в учебе; она смеялась и радовалась, грустила и плакала. Но прошло время, и, кажется, что этого никогда не было. Или, наоборот, было, но тогда вдвойне грустнее от того, что прошло. К чему все это, если когда - то тебя не станет, и даже, может быть следа не останется на этой земле? Смерть - это так страшно... Умерла Томилина, заросло имение - кажется, что то, о чем я только что прочитала - это всего лишь фантазия сие написавшего. Жизнь даже такой знатной дамы, как она, и то представляется теперь просто иллюзией.
А самое, наверное, несправедливое в вопросе жизни и смерти - это то, что ты никогда не узнаешь наперед, что будет дальше: проживешь ли ты, к примеру, до старости, или твоя жизнь прервется внезапно. Кстати сказать, однажды на меня произвело впечатление страшное событие. Молодая семья из трех человек возвращалась с отдыха, и папа с мамой повздорили. В пылу ссоры мамочка вышла из машины и вознамерилась дальше идти пешком. Папочка, проехав несколько десятков метров вперед, вернулся - таки за мамочкой и вместе с сыном стал свидетелем того, как на огромной скорости ее сбивает машина...
Я не могу об этом вспоминать спокойно до сих пор. Как такая красивая девушка могла лишиться своей жизни, когда ей еще не было тридцати? Когда у нее была прекрасная семья и чудный ребенок? Степашкин мир был разбит вдребезги, раз и навсегда. Я не знаю, правда ли ребенка можно избавить от психологической травмы, но Степке уже двадцать лет и он до сих пор не говорит.
И как ребенок, который воспитывался в любви и заботе, которого холили и оберегали даже от негативных мультфильмов, мог стать свидетелем подобной сцены? Как так мог распорядиться Бог, сначала дав ему безумно любящую мать, а потом так жестоко с ним обойтись? А она? Красотка, умница и прелестница, - в ее жизни было столько планов и начинаний, что просто невероятно, что ничему из этого не было суждено осуществиться...
Я видела ее могилу. Это - памятник супружеской скорби. Не знаю, есть ли у мужа чувство вины по поводу случившегося, но, глядя на памятник, который он поставил супруге, одно можно сказать точно, - он ее любил. На черном глянце мрамора в полный рост изображена молодая женщина в белом одеянии. Тот, кто работал над обелиском, обладал несомненным талантом, - я разрыдалась, когда увидела этот образ, уходящий в даль. Казалось, будто этой красавице уже, действительно, нет никакого дела до земной жизни, - она невесомо отдалялась куда - то в неизвестность и, уже готовая исчезнуть, оглянулась назад: словно нехотя, в последний раз. "Помним, любим, скорбим" - гласила витиеватая надпись внизу.
Эта женщина любила фиалки. Заботливой рукой ими был обсажен холмик могилки, а внутри оградки большую часть теплого времени года зеленел американский газон. Было красиво. Пронзительно. Чрезмерно.
Гораздо больше мне импонирует чужеземная манера захоронения. Строгий памятник, дата рождения, дата смерти, имя, отчество, фамилия. Никаких фотографий, никаких лишних, душу трогающих атрибутов. Действительно, не странно ли, что на кладбище, - месте захоронения мертвых людей столько фрагментов их жизни? Это нормально, вообще, что изображение любимого человека размещается на погосте?
Моя Машка повернута на оккультизме. Она вечно ходит по гадалкам и экстрасенсам и как - то рассказывала мне, что любое изображение человека - это своего рода отпечаток души. Когда изображение человека появляется вне его, в него тут же вкладывается частичка души. Может быть, это происходит не всегда, но когда мне приходилось видеть что - то подобное той женщине в белом, я не сомневалась в данной теории ни на йоту. Было бы сложно не поверить ее печальным глазам. Ее, чуть тронувшей губы, скорбной улыбке... Может быть, именно так выглядит душа?
Или душа выглядит так, как вот эта статуя Томилиной? Печальной, скорбной мумией застывает она тогда, когда тело покидает жизнь... Я поежилась, - стало холоднее и заметно неуютней.
Затушив о землю очередную сигарету, я сложила листки с докладом о жизни Томилиной пополам и пожила их у ее ног. Что ж, впечатлений мне теперь хватит надолго. Настроение было мрачным и хотя я не жалела о том, что приехала сюда, появилось стойкое ощущение того, что это место на меня давит.
Я встала, оглянулась, - надо выбираться. Долго думать не пришлось, практически мгновенно мной было приятно решение двинуться назад по протоптанной уже тропе, что я проложила пару часов назад.
Оказалось, что забралась я не так уж далеко, - расстояние в несколько десятков метров я преодолела за пятнадцать минут. И вышла из парка. И не так уж там было и страшно. "Что поделать, - сказал бы мне в такой ситуации муж, - если ты психованная..."