Она переехала к нему прошлой осенью. Высокая, как он сам, стройная, - он бы одной рукой обхватил, и с лохматой прической на голове, ну точно как у него.
До нее с ним жила ополоумевшая бабка. То и дело жгла свои лампадки да брызгала по углам святой водой. Ненормальная, не понимала, что это на него не действовало. Он только смеялся, да тушил время от времени ее свечечки.
Бабка пугалась, крестилась еще размашистее, а ему все нипочем, - залезет на шкаф и сидит, ногами болтает. Мог уронить оттуда что - нибудь, мог ключи бабкины спрятать... Хотя ничего он, собственно, такого и не делал, бабка сама просто старая была, могла и забыть вообще - то. Однако, дети ее все - таки отсюда забрали, и он уж не знал, к себе или еще куда, но тут она больше не появлялась, что его, в принципе, вполне устраивало.
Квартирка у него была просторная. Светлая и опрятная. Жить можно. Он и жил. А потом появилась она. Айталина. Зашла, вещи поставила, осмотрелась и сказала:
- Ну, рассказывай, друг. Как живешь тут - царствуешь? - Он даже поперхнулся тогда. Оглянулся невольно. Ему она что ли? - Теперь, - говорит, - вместе жить будем. Ты не против?
Он был не против. Было в ней что - то особенное. Нет, шаманкой она не была, его не видела, однако, признавала его существование, что само по себе радовало. По - детски наливала ему молока в блюдце, ставила в угол, он, правда, с пола не ел, но внимание льстило. Если уходила, и приходилось ей возвращаться, всегда смешно показывала ему язык в зеркало. Иногда оставляла ему конфеты на столе или хлеб на подоконнике.
Как - то зимой придумала, что у него день рождения. Праздновала. Налила себе бокал вина, ему - водки. Он не пил, не его уровень. Но на то, как она накладывает ему на тарелочку хлеб с колбасой, смотрел с удовольствием.
Он к ней привык. Любил смотреть, как она спит. Она была вполне себе сносной, наверное, даже красивой по - человечески. Тело, просвечивающееся сквозь одежду, было стройным и гибким, формы завораживали. Нет, в ванну он за ней не ходил, как - то это непорядочно было. Но если она в нижнем белье перед зеркалом крутилась, смотрел, конечно, не отворачивался.
- Как думаешь? - спросила она как - то - Так пойдет? Или коротко? - а сама юбку еще выше, чем была, задрала. Он буркнул, что коротко, но она все - равно убежала.
А потом пришла вся в слезах. Он всю ночь возле нее просидел, а она если не плакала, то забывалась в беспокойном сне, что было не лучше. Под утро, вдруг, открыла сонные глаза и посмотрела прямо на него. Улыбнулась, томно обняв подушку, и протянула к нему руку. Он побоялся коснуться ее пальцев, а она опять уснула. Рука осталась вытянутой поверх одеяла, и он потерся все - таки о нее головой...
А однажды она вздумала гадать. Выключила свет, зажгла свечи и села перед зеркалом. Долго смотрела на свое отражение, а он стоял рядом и глупо улыбался, - какая она смешная. Однако показаться хотелось. Он знал, что он возмужал. Она как могла его кормила и даже разговаривала, - это давало силы, и он знал, что домовые всегда похожи на своих хозяев. И если он хоть чем - то сейчас смахивал на Айталину, она не должна была испугаться.
Он встал ровно позади нее и свечи задрожали. Она перевела взгляд на пламя, а потом снова взглянула в зеркало. Расширенными глазами она смотрела прямо на него, а он улыбался, - да, если бы он был человеком, у нее просто не было бы шансов... Он отошел, и она перестала его видеть.
- Э-э-эй? - тихонько позвала она, - ты куда? Мне что, показалось?.. Одно из двух: или я брежу, или мой суженый - Уровень-Бог...
Он отвернулся... Суженый... Не он. Она не его высматривала, она гадала на суженого...
...Они жили вместе больше года. Он заботился о ней. Она теряла вещи, он их находил. Она забывала включить утром чайник, - он включал, она не выключала утюг, - он выключал. Она не слышала утром будильник, он будил ее ровно через десять минут. Он сидел с ней за столом, когда она завтракала, и сидел у ее ног, когда она смотрела телевизор. Он ждал ее днем и, что хуже, ночью. Ему казалось, что так будет всегда...
А потом она исчезла. Просто перестала приходить домой. В квартиру опять приехала бабкина дочка и привезла какие - то вещи. Он боялся, что скоро появятся новые жильцы, но никто не объявлялся. Он сидел на окне и смотрел вниз, но она не приходила. Когда он понял, что все бесполезно, то перестал смотреть в окно, но все - равно не двигался с подоконника. Он вообще не двигался, он погибал...
Когда через несколько недель в квартиру кто - то зашел, он даже не пошевелился. А Айталина горячо благодарила хозяйку:
- Спасибо вам большое, что оставили у себя мои вещи. Я ведь не могла их забрать, понимаете, так спешно пришлось уехать, просто кошмар. Я пройду в комнату, вы не против?
Забежала в кухню, поставила дорожную сумку на стол и позвала негромко:
- Э-э-эй? Ты здесь? Давай быстрее только залазь, ага? А то хозяйка увидит, что я тебя ворую, не отдаст... Я, блин, не знаю, как это делается - то правильно, но ты, в общем, это... Батюшка Домовой, пошли со мной, будешь в новом доме жить вместе со мной!
Он глазам своим не поверил. И ушам. Смотрел на нее из - за шторки и зубами скрипел, сил встать не было.
- Ты это, извини, что сразу тебя не забрала, получилось так... О! А вон и блюдце твое. Заберем, а то с чего есть - то будешь... Ты как там? Залез? Давай - давай, не дуйся, лезь... Я как без тебя - то? Я же себе дом купила, ну и как я там без хозяина? Ты мне там нужен очень... Пошли уже, а? Не обиделся ж, поди, сильно - то...
Он и сам, честно говоря, не понял, какая сила его с подоконника подняла, но когда почувствовал родной запах ее вещей, расслабился. И то, что на голову она ему сверху бутыльки с косметикой из ванны набросала, даже не почувствовал, кажется. Только тяжело задавило где - то в груди и горле, а потом по его лицу почему - то потекли слезы. Совсем как у нее тогда, когда он сидел возле нее ночью...