Лисовцева Анастасия Сергеевна : другие произведения.

Электричество

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   ЭЛЕКТРИЧЕСТВО
   Две нити вместе свиты,
   Концы обнажены.
   То "да" и "нет" не слиты,
   Не слиты - сплетены.
   Их темное сплетенье
   И тесно, и мертво,
   Но ждет их воскресенье,
   И ждут они его.
   Концов концы коснутся -
   Другие "да" и "нет"
   И "да" и "нет" проснутся,
   Сплетенные сольются,
   И смерть их будет - Свет.
   1901

СТРАШНОЕ

Страшно оттого, что не живется - спится...

И все двоится, все четверится.

В прошлом грехов так неистово-много,

Что и оглянуться страшно на Бога.

Да и когда замолить мне грехи мои?

Ведь я на последнем склоне круга...

А самое страшное, невыносимое, -

Это что никто не любит друг друга...
Зинаида Гиппиус.

   There's something in the air!
   & I can feel it, oh yeah!
   I can feel it anywhere!
  
   Sarah Brightman & Tom Jones "There's something in the air".
  



   A
   В доме никого нет. Они поругались из-за какой-то глупости. И он ушёл. А его теперь тоже нет. Для неё нет. И никогда не было...
   Это случилось в красной гостиной. Наступил вечер. И Луиза зашла в комнату, уронив на ходу, что он пришёл. Она задёрнула тяжёлые бархатные бордовые портьеры. Включила жёлтые электрические лампы. И вышла. На стенах вспыхнула позолота портретов их многочисленных предков.
   Вот он прошёл в кабинет. Оставил бумаги в столе, как всегда в левом верхнем ящике, закрыл дверь, прошёл по коридору. Кажется, дальше он зашёл в комнату. Что-то сказал ей. Она ответила. Она спросила, где он был. Он ездил к дяде. Зачем. Дальше он говорил что-то про Скотланд-Ярд, и про его ищеек, и про допросы, и про неё. Он всё больше и больше переходил на крик. Он срывался. Его крик звенел у неё в ушах. Она не была слабой. Нет никогда. И она начала отвечать ему, загоняя его ещё больше в бешенство. Он махал руками, бегал по комнате. Удивленно натыкался на предметы на своём пути. Снова кричал. Звал Луизу. Врезался в углы. А она сидела в глубоком красном кресле. Сидела, поджав под себя ноги и поддерживая голову кулаком. Она говорила нарочито тихо и спокойно. В её голосе не было и намёка на колкости, которые она говорила. На лице не было эмоций. Кроме одной глубокой складки между бровей.
   А внутри что-то резало и щемило. Она была готова разрыдаться и выбежать из этой проклятой комнаты. Она ненавидела её уже за один этот жёлтый свет и красные стены. Она терпеть её не могла за эти отвратительные напыщенные неправдоподобные бездарные портреты на стенах.
   Да! Она ненавидели всю эту родню. Это она, не спрашивая её мнения, выдала её замуж как в средневековье. Это во всём мире прогресс и эмансипация. А дома подчинение и семейные очаг. Где!? он этот очаг?! Кто его видел? Она сирота. Её воспитывала тётка. Потом добрый дядя-благодетель продал её, нет не её, её фамилию, семье её мужа. Просто продал. А семья мужа наконец-то женила непокорного единственного наследника на вечно-благодарной бедной сироте с хорошей фамилией и длинной запутанной родословной.
   Но всё это не то. Она могла бы сбежать в никуда, потому что ей было собственно некуда бежать. Могла бы спрыгнуть с моста в холодную речную воду. Тогда она снова стала бы маленькой, и родители были бы рядом, и их дом, и старый парк.
   Но больше всего её мучило не это. Она могла бы убежать. Оставить и эту проклятую комнату, и этот холодный дом, и вышколенную прислугу, и шёлковые юбки.
   Но. Она любила его. Она полюбила его не сразу. И не через неделю. И не через месяц. Нет. Но, когда она поняла это. Она возненавидела себя. Потому что больше она не была свободной. Раньше её сдерживала мысль, что она убежит. Она хорошо знала себя, и она сделала бы это рано или поздно.
   Но теперь она не могла. И это мучило её. Мучило её, потому что она знала - он её не любит. И никогда не полюбит.
   Его насильно женила старуха-мать. Корявая высохшая карга! С такой же исковерканной жизнью, как и их. Ей жизнь сломали, она решила сломать её другим. Она не была счастливой и другим не даст.
   Он всегда был уважителен. Никогда не кричал на неё. Никогда не говорил ей даже слова против. Они не ссорились. Им было просто нечего сказать друг другу. Встречались они раз в день за завтраком. Больше до вечера он не появлялся дома. И она не знала, где он. Вчера на приёме. Его мать дала её понять, что у него есть другая женщина. Но она и сама думала об этом. Она догадывалась. Поэтому сегодняшний вечер вышел за рамки обычного влажного поцелуя в лоб. Он занервничал, потому что знал, что она знала. Скотланд-Ярд? Да верно, он пойман с поличным. Только это разрушило решётку, а не создало новую.
   Всё кончено. С неё хватит. Её деньги, и её фамилия останется ему и так. А она сама, тут лишняя. Поэтому вокруг неё всегда пустота. Только пустота.
   И он ушёл. Оставил её одну в этой комнате. Зашла Луиза спросила, не нужно ли ей что-нибудь. Нет не нужно. Мегера. Вышла. За ней гулко хлопнула дверь. И вот она неподвижно сидит, кажется целую вечность.
   Нет. Он не вернётся. Она знала. Наверное, он сейчас поехал к той, другой, о которой говорила старуха. Она знала.
   Всё. Хватит. Достаточно. Так больше не может продолжаться. Каждый должен знать, когда нужно поверить в это.
   Она встала. Почувствовала, что у неё затекли ноги. Оперлась о спинку бархатного дивана. Сделала несколько ватных шагов. Глубоко вздохнула. Выпрямила спину. И уверенно шагнула вперёд. Она выключила свет. И пошла к окну. Конец платья зацепился за что-то. Раздался хруст рвущегося шёлка, и что-то слетело со свистом на пол. Она хмыкнула. Откинула негнущиеся портьеры.
   Распахнула окно.
   И тут что-то произошло. Что-то заставило её остановиться. Вздрогнуть. Сердце забилось совсем радостно, но она никак не могла понять, что случилось. Что? Что? Что? За окном горят фонари. В комнату влетает грохот машин и возня извозчиков. Но это всё не то. Она не об этом.
   Сзади потянуло сквозняком. Она повернулась. Фары проезжающей мимо машины выхватили из темноты на стене портреты дяди, его матери и всех остальных. Она испугалась. Угроза мелькнула в глазах этих живых мертвецов на картинах. Рама захлопнулась, чуть не ударив её по голове.
   Она вздохнула. Нет. Ей показалось. Ничего нет. И его нет. И они поругались.
   В темноте она поднялась в спальню. Надела мамино ожерелье из синих сапфиров, которое было на ней в день свадьбы. С белым платьем и бриллиантовой брошью в волосах. Нет. Хватит об этом. Его нет.
   Она бесшумно спустилась по лестнице. Хотела уже было повернуть к выходу. Но не удержалась и решила последний раз посмотреть в глаза этим портретам.
   Комната перестала быть красной. В ней было темно. За окнами горели фонари. Их свет лежал на масле портретов.
   Окно. Синее окно. Что-то не так, что-то происходит. Но что? Что? Она повернулась к портретам. Нет. Ей просто показалось.
   Да вы победили. Вы все. Вы и меня сломали. Но я не позволю вам - никогда -увидеть моих слёз... Вы отдали нам прошлое, за которое не хотели расплачиваться. Вы умерли! Но долги оставили нам... И эти долги, это не деньги. Нет, это ваши грехи! Ваши чёрные мысли... Злость. Зависть и ненависть. Это всё зло, которое вы причинили мужьям и жёнам. Родне и друзьям. И даже недругам... Вы оставил всё это нам. И это давит на нас. Мы ломаемся. ...И не знаем, как с этим жить. Моя жизнь лишь плата, маленькая плата за один ваш маленький грешок, который выпал мне от вас. Это мое наследство - а не уважаемая фамилия и листок с генеалогическим древом! Да! вы победили меня. Я не буду счастлива. Также как и вы! Но я не стану одной из вас! Лучше холодная Темза, чем ежедневные сеансы с художником, на которых ты! - она протянула руку к портрету старухи - так настаивала! Портрет будет незаконченным! Он не будет висеть в его гостиной, и стоять на его столе! Он забудет меня! Если вообще помнит обо мне... Но я не буду висеть рядом с вами! Я ухожу... Холодная вода теплее ваших взглядов! ...
   Она резко повернулась и вышла из комнаты. А портреты остались на стене. Жалкие и плоские.
   Дверь захлопнулась за ней. Мягкие ковры привычно проглотили громкий звук. Она прошла через кухню. И вышла через чёрный ход из дома. Калитка сада захлопнулась за ней. Она шла к реке.
   B
   Прошло полчаса.
   C
   Он вбежал на второй этаж, ещё до того как парадная дверь за ним захлопнулась.
   - Где Мира? - спросил он у Луизы, недовольно смотревшей на него спросонья.
   - В спальне ваша Мира. Где ж ещё ей быть? И чего вы так над ней трясётесь? Ничего с ней не случилось...
   Он остановился на полпути к спальне. Нет. С него хватит. И как она её терпит? Он бы её уже давно уволил. Он повернулся. Вышел к лестнице. Поднял голову.
   - Луиза, мы с вами давно знаем друг друга. И я уверен, что вы никому не желаете зла. Вы всегда были образцом примерной прислуги в этом доме. Безусловно, всем, что у меня есть, я обязан вам. Вы - бессменная хранительница домашнего очага. И мне будет очень тяжело без вас, но, к сожалению, вы так сильно устаёте на работе, что иногда не понимаете всего, что говорите. Нам придётся расстаться. Мне очень жаль. Вы можете остаться на ночь.
   Он снова развернулся. И со всех ног кинулся к спальне жены. Пусто ...Её нет... В ванне тоже никого...И в будуаре пусто...Зеркало...стол перед зеркалом... что-то не так... синие...синие сапфиры её матери. На что она решилась? Она ушла...
   - Луиза!!! Где Мира?...
   Тишина.
   - Луиза, чёрт вас побери! Где моя жена я вас спрашиваю?...
   Тишина.
   - Так...
   Он сбежал по лестнице вниз. Ворвался в запертую дверь спальни прислуги. Схватил компаньонку своей матери за шею и медленно, так, чтобы весь смысл сделанного до неё дошёл, сжал эту гусиную кожу. Он говорил медленно.
   - Где она?...Где она я спрашиваю?
   - Я не ёе няня! . . . Я не обязана...
   - Упаси Бог вас быть чьей-то няней! Где она?...
   - О! она ушла! Ваша драгоценная! Ушла! И чтоб она никогда сюда не возвращалась!
   Он ослабил хватку. Луиза медленно сползла по стенке. И что-то зашипела. Сейчас она как никогда напоминала змею, только со сморщенной кожей.
   Он удивленно повёл головой. Как она всё ещё здесь? Он же уволил её целую вечность назад.
   - Вон ...
   Её нет. Куда она могла пойти? Это он во всем виноват! Она ненавидит его! О, Господи, за что? Он выбежал из дома. Его силуэт исчез за углом.
   D
   Что-то есть в этом воздухе. Что-то электрическое. Искрящие. Готовое вот-вот взорваться.
   Наверное, все люди спят. Поэтому никого нет. Все в своих снах. А она не спит. Она чувствует это что-то в этом воздухе. Что-то в нём есть.
   Невысокая хрупкая женщина, закутанная в белую вуаль с муфтой на руках, медленно шла по улице.
   Странно... - подумал полицейский - одета слишком прилично....Мэм!
   Светлый силуэт повернул за угол так же плавно, не обратив внимания и не ускорив шага.
   Что же всё-таки с этим воздухом? Когда-то ей кто-то говорил, что люди после смерти становятся частью природы. Ещё лишь несколько минут вниз по этой улице, и всё.. Всё... Она станет этим воздухом, этим небом. Но не серым. Нет. Она будет голубым за этими серыми бесконечными тучами. Она будет с солнцем. Совсем рядом. И оно больше никогда не оставит её. Никогда больше не будет ни красной гостиной, ни электрических ламп, ни портретов, ни сеансов с художником, ни Скотланд-Ярда, ни Лондона, ни Луизы, ничего...И это будет очень хорошо. Его тоже не будет. Но его никогда и не было. Не было.
   До набережной осталось восемь фонарей. Потом налево и вверх до моста вдоль реки.
   Первый. Второй. Третий. Четвёртый. Пятый. Шестой. ...А ведь ещё недавно здесь повсюду были газовые фонари. А теперь электрические...
   Электричество.
   ....
   Вот! Именно! Ну, как же всё просто! О, Господи! Воздух просто звенит от электричества! И звезды как будто коротит, а потом набегают облака. Не серые. Нет! Электрические фонари окрашивают их в розовые и рыжие цвета. Такое бывает только раз в году. Один раз в году. Когда вот-вот должен пойти снег! Значит пришла зима! Когда она пришла? Почему она не заметила этого?
   Это значит, что осень закончилась. Что больше не будет серых сырых дней с чёрными мокрыми силуэтами деревьев. Что период без времени закончился. Осень сменилась зимой, и время снова потечёт по жизни, но уже по-зимнему.
   Это значит, что на утро дети будут лепить снеговиков и играть в снежки на улицах. Что лошади будут хлюпать копытами и цокать подковами по мостовой, а машины брызгаться и сигналить в холодном воздухе. И сердобольные няни поведут своих подопечных в парк, рассказывая друг другу о том, как дети не любят надевать калоши, и как любят бегать по лужам...Парк...И на деревьях будут лежать белые мокрые перины. И я буду удивляться, как это ветки выдерживают это... Парк...
   Она не заметила, что остановилась и чуть-чуть не дошла до седьмого фонаря, перед которым был вход в городской парк. Она замерла. И мгновения казались ей вечностью.
   А ветки деревьев покачивались, тихо скрепя друг о друга. И казалось, они говорили:
   - Потерпи, потерпи, немножечко потерпи, немножечко, чуть-чуть, ещё чуть- чуть, чуть-чуть...
   - Слышишь снег? И я слышу...слышишь? Слышу, слышу, слышу... чуть-чуть...чуть-чуть...чуть-чуть...
   Она знала это. Так уже было. Давно. Очень давно. Вечность, а может больше, целую вечность назад. Их дом стоял в сердце огромного парка, далеко от города, далеко от Лондона. Там жили её родители. И она знала эти ветки и этот вечер, потому что так всегда было очень давно, когда они были ещё живы, живы
   Она замерла.
   E
   Да. Это он во всём виноват. И зачем он на ней женился? Он думал, что она полюбит его? Глупец! Её выдали за тебя замуж. Продали как награду. И ты хочешь, чтобы после этого она тебя любила? Глупец! Как она холодна, как сдержанна! С какой ненавистью в глазах она иногда смотрит на тебя. С какой безнадёжной тоской, с каким безразличием...Она ненавидит тебя. А что ей ещё остаётся делать? Что? Убить себя? Да. Он бы тоже так поступил.
   А ведь во всём виновата его мать. Она устроила этот счастливый брак от начала и до конца, а конец близок. Я слишком хорошо знаю её. Знаю. Но не могу позволить ей уйти. Лучше уйду я, но не она. Никогда. Если она не может жить рядом со мной. Я дам ей все. Всё, чего она пожелает. Она заслуживает этого. А сам уйду. Но если я только опоздаю, выберу не тот мост. Если я не найду её, то я не стану читать утреннюю газету. Я просто застрелюсь, не выпив утренний кофе. Господи? Кому это нужно? Я не могу жить без неё. Поэтому она не должна умереть. Не должна.
   Время шло. Время не останавливалось. Оно бежало и стремительно летело с выключенными фарами, с неподкованными копытами, без узды и руля. Ничто не могло остановить его. Ничто.
   Три часа промчались мимо него, пролетели над этим городом, над этим миром. Он не заметил этого. Он бежал от моста к мосту вдоль реки, боясь увидеть знакомый силуэт. И боясь не увидеть его, то есть опоздать.
   Он думал, что бежал, но ноги еле несли его. Он устал, но даже не подозревал об этом. В глазах всё темнело, плыло, он, не отдавая себе отчёта, встряхивал головой. Наконец он увидел свет впереди. Это был какой-то собор, который странно сиял белым в свете фонарей.
   Он атеист. Всегда верил только себе. Но ноги уже поднимались по лестнице. А рука тянулась к ручке двери.
   Тяжелые дубовые двери отворились удивительно легко и бесшумно. Он зашёл внутрь. Пусто. Никого нет. Светло. Пахнет воском. Потолка не видно, он где-то там очень высоко. Он сел недалеко от алтаря...
   Господи. Господи. Я не знаю, есть ли ты или нет. Многие люди верят тебе. Ты утешаешь их, ты помогаешь им. Я не верю в тебя. Но больше некуда пойти. Ноги сами принесли меня сюда. Может, люди это зовут знаком, судьбой. Но я прошу не о себе. Я прошу о ней. Я не уберёг, не сохранил её. Когда я смотрю на неё, я верю, что ты создавал людей. Но стоит мне отвернуть и вера угасает. Я слабый человек. Без неё я ничего не могу. Я не хочу быть одиноким. Я устал. Я больше не могу так. И не хочу так, как раньше. Одному тебе известно всё, что она пережила. И я прошу, благослови её, где бы она не была, (ПЕРВЫЙ.) чтобы она не делала (ВТОРОЙ) о чём бы она не думала, (ТРЕТИЙ)о чём бы не просила, (ЧЕТВЁРТЫЙ)что бы не говорила, (ПЯТЫЙ)неважно плачет она или смеётся, (ШЕСТОЙ - считала она фонари.) благослови её, благослови её...
   - Благословляю тебя, сын мой!
   Он вздрогнул. И как будто открыл глаза.
   - С чем ты пришёл ко мне?- спросил - человек в темной сутане, с крестом на груди и корзинкой в руках, из которой ясно пахло горячей едой. Он был седым, полным, с детскими большими глупыми глазами и пухлыми руками.
   Наверное, ему следовало стать Санта- Клаусом, а не пастором, - подумал он и улыбнулся.
   - Счастливо вам, отец. Приятного аппетита.
   Лицо пастора расплылось в совсем уже детской смущённой улыбке, - Спасибо...
   Он вышел из церкви, с лёгким сердцем. Что-то подсказывало ему, что он найдёт её, вот-вот найдёт.
   F
   И тут пошёл снег. Настоящий, холодный, белый. Сколько раз его описывали, а так про него ничего и не сказали. Он приносил с собой ощущение из детства, когда ты видишь его первый раз. И каждый год, раз за разом удивляешься тому, что видишь. Снег. Удивительный снег. Падал и падал, и не таял на мостовой. А плавно приземлялся снова и снова. Как лёгкие бабочки. Маленькие воздушные комочки. Снег. Летел и летел. Под какую-то свою музыку, только его, неповторимую и вечную. Только его. И он оседал на ветках деревьев, на черных стволах, на фонарях, на крышах домов, на цилиндрах полисменов. И мир засыпал.
   G
   Она сразу вспомнила свет фонарей с белыми меховыми колпаками на крышках в парке дома, у родителей. Огромные сугробы и искрящиеся белое полотно, укрывшие неровную тёмную землю. Наметённые шарфы на широких подоконниках и замёрзшие окна. Нечищеные дорожки и комки снега на сырых шерстяных носках. И кудрявый кружевной зимний сад. И запах. Особенный. Ни на что не похожий. Запах мороза и первого снега.
   Она не заметила этого, но она не дошла до седьмого фонаря. Оставив его позади, она медленно, улыбаясь, шла по тёмным аллеям притихшего парка. А снег падал и падал. И в парке светлело. И вечность плыла где-то высоко и тут под ногами. И деревья боялись шелохнуться, чтобы нечаянно не уронить драгоценную воздушную ношу. И мир засыпал. Успокоенный. И страхи темноты отступали. И что-то светлое и прекрасное медленно летело с неба на землю. И приземлялось. И опускалось. И собиралось на ветвях деревьев, которые всё больше и больше напоминали опущенные крылья белых журавлей. И это был снег. Первый снег.
   И она успокоилась. И притихла, как и всё вокруг. И она уже не мыслила мира, мгновения без этого парка, без этого снега, без этих деревьев. И время остановилось.
   И что-то вспыхнуло вдалеке. Что-то долетало откуда-то. Это были колокола. И казалось, снег несёт их звон, далёкий и холодный. И она вспомнила о соборе, здесь недалеко. И о запахе воска. И о хоралах певчих под Рождество. И она поняла, что скоро придёт Рождество. И будет ёлка. И свечи. И каток на центральной аллее городского парка. И что-то ещё. Очень светлое и далёкое, до боли родное и знакомое. И это что-то было рядом, совсем рядом. И ей захотелось, как в детстве, стать ангелом. В белых сияющих одеждах с шебуршащими крыльями. И она расправила руки. И закрыла глаза. И в этот самый момент что-то родное и тёплое подхватило её сзади и подтолкнуло вверх. Высоко...высоко... высоко... она медленно поднималась навстречу летящему снегу. Она кружилась. Мир обнимал её.
   А он пришёл в этот парк случайно. Он просто проходил мимо. Вспомнил о ней, и повернул от седьмого фонаря направо. Увидел чьи-то следы. И вновь почувствовал, что вот-вот найдёт её.
   И вот она перед ним. Но она не видит его. И ему не хочется, чтобы видела. И Бог создал её. И всех людей. А она кружилась. И снег ложился ей на плечи, руки, мех воротника и шляпы. Она медленно повернулась и, опустив голову, открыла глаза. Он испугался и отступил. А она моргнула, и несколько снежинок слетело с её ресниц, сразу же растаяв на теплых щеках. И она улыбнулась ему. Робко. Совсем по-детски. И протянула ему руки.
   А он подхватил её. И только тут. Понял, какая она маленькая и лёгкая. Что она ещё совсем ребёнок. Что её очень легко потерять. И что она любит его. И он прижал её к себе, а она заплакала.
   А потом они оба одновременно заговорили. О снеге, Рождестве, свечах, колоколах, церквях, фонарях, деревьях, крыльях, полицейских, снеговиках, детях и гирляндах. И он узнал, что она любит его, и что хотела умереть, потому что думала, что он её не любит. А она узнала, что нет никого, кроме неё и никогда не было. И что у неё умер дядя, и он не знал, как ей об этом сказать. И что его портрет упал со стенки в красной гостиной.
   И в ту ночь они уехали в дом её родителей далеко от Лондона, где до сих пор жила её няня. И в душном вагоне, они сели рядом, боясь потерять друг друга.
   А наутро они наконец-то вернулась домой. Это было первое утро зимы. За окном тихо падал снег.
   И старый сад улыбался, заглядывая в большие окна. Потому что новые люди, там, за окном доставали старые вещи, и ставили на правильное место. Они украшали дом. И скоро пришло Рождество.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"