Мне всегда легко давались прощания. Наверное, потому, что я ни к кому не привязывался. Это удобно. Это обеспечивает тебе жизнь без катастроф и лишних переживаний. Кто-то думает, будто Темные все бесчувственные циничные твари не знающие любви и жалости. Это не так. Мы способны на те же эмоции, что и Светлые. Просто мы не пытаемся лгать о том, что идеальны и добродетельны. Мы свободны быть теми, кто мы есть и свободны делать то, что хотим. Так гласит кодекс Темного. Именно этим я и оправдывал то, что хожу за Мартой, будто тень. И скукой, конечно, тоже. Все это развлекало меня, щекотало нервы. Мне было забавно наблюдать за тем, как она входит в наш мир, эта Видящая. Как не верит и боится, что есть какой-то подвох во всем этом.
А подвох и в самом деле был, и для нее он заключался в ее проклятии Виденья. Проклятии, а не даре. Похоже, что Светлые не слишком любят говорить о "побочных эффектах".
Мне легко давались прощания, но с Мартой...
Все зашло слишком далеко и мне бы пора было исчезнуть из ее жизни, но я все оттягивал этот момент. Появилось дурацкое, отвратительное чувство, будто она не сможет без меня. И она бы не смогла. Уж очень Марта мешала дяде Альберту. Я не понимал чем так сильно - всего лишь слабенькая девчонка, а он стал, будто одержимый. Если бы я не появился в тот вечер у двери ее квартиры и не закрыл бы ее защитным заклятием, Альберт с Анной расправились бы с ней.
И это неправильно. Неправильно Темному так привязываться к проклятой человеческой девчонке. Особенно, если ты наследник древнего рода и на твоих глазах Тьме отдали твою мать - что бы ты не привязывался. Что бы знал, что люди есть для того лишь, что бы чествовать Тьму.
Я помню себя лет с трех. Мы все время куда-то ехали. Мама держала меня за руку, а на ее плече висела дорожная синяя сумка. Детство ассоциируется у меня с запахом вокзалов и стуком колес. Мы переезжали из города в город, не задерживаясь нигде по долгу. Мы бежали от моего отца. Моя мать очень боялась его. Только теперь я знаю почему.
Мне было семь, когда среди ночи в нашу тесную комнату ворвались какие-то люди и схватили меня, спящего рядом с матерью на продавленном диване. Я ничего не понимал - почему моя мать, заливаясь слезами, валяется в ногах у высокого не старого еще мужчины с серебристым ежиком волос, а он смотрит на нее холодными глазами и твердит:
- Ты сама виновата.
Потом ее увели куда-то, прямо в белой спальной сорочке, босую с растрепанными черными волосами. А странный человек взял меня на руки. Это была моя первая осознанная встреча с отцом.
С того момента моя жизнь круто изменилась. Я жил в просторном, похожем на сказочный дворец, доме, ко мне относились, как к наследному принцу и дядя Альберт рассказывал мне о Тьме.
Я не люблю вспоминать все это и я бы забыл, вот только иногда это приходит ко мне во снах. Я просыпаюсь от крика и лицо мое заливают слезы. Это рыдает по ночам тот, семилетний мальчик, у которого Тьма отняла самого дорого человека. Я не стесняюсь этих слез. Я могу позволить себе все, что угодно, потому что я - Темный. Но рассказывать кому-то о своем детстве я не собираюсь. В этих воспоминаниях слишком много боли, а показывая свою боль кому-то ты делаешься уязвимым, будто треснувший сосуд. Поэтому ни одна женщина не должна видеть меня спящим. Анна, с которой у меня был самый длинный роман - целых четыре месяца, всегда очень злилась, когда я выпроваживал ее спать в комнату для гостей. Странный женский пунктик - они почему-то считают, что если вы засыпаете в одной постели, то это непременно что-то значит. Впрочем, скоро она вошла во вкус и обставила комнату по своему - в черно-красных цветах. Когда мы расстались, то я сделал там ремонт и поменял все, что бы стереть всякий намек на присутствие Анны. Нет, наше расставание не было болезненным я даже не могу сказать, кто кого бросил. Просто мы стали раздражать друг друга и я заметил, как много внимания она стала уделять дяде Альберту. Особенно после того, как я заявил, что не хочу занимать место отца.
А Марта... Я не знаю, что происходит со мной, когда она рядом. В ту ночь, когда она осталась в моем доме, я не сомкнул глаз, борясь с желанием войти в комнату для гостей, что бы посмотреть на нее спящую. На белоснежно-белые волосы и приоткрытые обветренные губы... конечно, я бы не смог сдержать желания прикоснуться к ней, ощутив гладкость и теплоту ее кожи, вдохнуть запах и ... Только понимание, что мои действия могут очень сильно осложнить жизнь Марты, удерживало меня от опрометчивого поступка.
Я старался понять, что в ней такого, что так притягивает меня.
Тогда, когда я увидел ее в торговом центе, я во что бы то ни стало решил найти ее. Я должен был понять, почему она не идет у меня из головы. Меня всегда привлекали другие девушки. Я выбирал их, как опытный заводчик выбирает породистых лошадей и внешность стояла на первом месте. Для того, что бы привлечь мое внимание, девушка должна быть как минимум ослепительна. Например, как Анна - высокая, длинноногая, черноволосая, умеющая заворожить любого мужчину - умение присущее любой Темной и предаваемое от бабки к внучке. Все же наш мир мало чем отличается от мира людей - и в том и в другом, важнейшим в жизни женщины является выгодное замужество и готовятся они к нему едва ли не с пеленок.
Как ни крути, а мужчины находятся в более выгодном положении. Мужчина может быть холостяком и общество не будет тыкать в него пальцем и осуждающе шипеть за спиной. В слове "холостяк" спрятван дух свободы, умение быть самодостаточным и возможность в любой момент перекроить свою жизнь по собственному усмотрению ни с кем не считаясь. "Старая дева" это уже жалко, за этими словами маячит пыль старых альбомов, герань на окне и облезлая кошка с дурным характером.
У Марты были все шансы со временем заработать себе клеймо "старая дева", уж очень усталой она выглядела стоя там, на эскалаторе торгового центра. Усталые потерянные женщины как правило не привлекают мужчин и видит Тьма, я не знаю что заставило меня остолбенеть там, посреди просторного холла.
И я решил найти Марту, исключение из всех правил.
Я не знаю, что делают другие, что бы отыскать кого-то в огромном городе.
В тот же вечер я поехал в "Blood Clab", место, где собираются Темные, к Балтазару. Говорят, что он едва ли не единственный из оставшихся в живых Древних Темных. Говорят, что ему много сотен лет и он прожил столько лишь потому, что никогда не вмешивался в интриги Света и Тьмы. И только ему известен рецепт Слез Пандоры - маленьких переливающихся капсул, которые могут показать вам ад, а могут унести в рай, которые могут быть лекарством от скуки, а могут и инструментом поиска. Если, конечно, вам не жаль своей жизненной силы и вы уверенны в себе на столько, что не забудете вернуться, а не спутаете Сумеречный мир с реальностью.
За Слезы Пандоры Балтазару принято платить кровью. Не много. Всего пару глотков, что бы поддержать силы старика, единственное условие - что бы до него человека никто не пробовал.
Нет, я не приводил ему сладких на вкус девственниц, что бы получить Слезы Пандоры. Я был Мираном Хидежем, будущим князем северных земель и имел право брать все, что мне нравится, на этом основании. Это не слишком нравилось Балтазару. Он долго брюзжал о том, что я сопляк, не то, что мой отец, Великий Вацлав, который всегда был щедр, а я даже не вступил во власть и должен вообще приносить письменное разрешение от Альберта, который является моим опекуном. Балтазар брюзжал, но все же лез в складки своих пурпурных одежд и доставал маленький черный мешочек из кожи аспида, в котором и хранился неиссякаемый запас Слез Пандоры.
Мне не терпелось найти Марту и тем вечером я оставил машину в переулке у клуба и воспользовался телепортом, что бы добраться домой. Я не слишком люблю телепорты. Я полукровка и сил у меня меньше, чем у чистокровного Темного, поэтому после пользования порталом меня немного мутит и кружится голова. Альберт говорит, что если бы я пил кровь, то постепенно эти неприятные ощущения ушли и со временем я стал бы так же силен, как мой отец, Вацлав. Надо лишь выбросить из головы "всю блажь" и вступить на путь Тьмы.
Я стал на круглый металлический диск посреди грязного переулка и, раскинув руки в стороны, тихо произнес заклинание. Тело дернуло вверх и закрутило, будто в воздушной воронке, что бы через несколько мгновений бросить на узорчатый паркет посреди моего загородного дома.
В доме каждого Темного есть телепорт. Обычно его прячут маскируя сплетающимся в круг рисунком на полу или ковре. Это бывает очень удобно, правда, требует много места - неприятно в момент перехода ударится головой о край стола и что-то вообще - разбить. Так что дом Темного легко опознать по круглому узору на полу и сиротливо жмущейся по углам мебели.
Для приема Слез Пандоры я расположился на мягком белом ковре гостиной и включил музыку. Этому трюку научила меня когда-то Анна. Если некому выдернуть вас из Сумеречного мира, то нужно включить музыку так, что бы она постепенно нарастала, становясь совершенно нестерпимой. Я сделал несколько мелких глотков из стакана с водой и положил под язык перламутрово-переливающийся шарик Слез. Лег на правый бок, подтянул колени к груди и закрыл глаза. "Февраль" Вивальди щекотал слух тихо струясь из динамиков. Поток подхватил меня и понес над зимним ночным лесом, через залив, вдоль гирлянд огней и грязной автострады, к городу.
У темного провала арки я рассмотрел синюю жестяную табличку с адресом и мысленно повторил его, что бы лучше запомнить. Двор был квадратный, довольно просторный с детской площадкой посередине и грязными кучами неубранного снега у бордюров. Поток потянул меня вверх, к освещенному окну четвертого этажа и я увидел ее. Марта (тогда я еще не знал ее имени) сидела на широком подоконнике кухни, завернувшись в старую зеленую шаль и курила, сбивая пепел в банку из-под кофе. Тонкие косички выбеленных волос были собраны на макушке черной резинкой и я мог видеть тонкую шею и торчащие из-под шали острые ключицы. У девушки был высокий чистый лоб и маленький прямой нос. Она облизнула верхнюю вздернутую губу и поежилась, поправляя шаль - из форточки дуло. Вдруг она обернулась и уставилась прямо на меня каре-зелеными огромными глазами. Я знал, что она не может видеть меня, но на мгновение мне показалось, что она чувствует мое присутствие. Мне захотелось поиграть с ней, проверить так ли это. Войти сквозь тонкое холодное стекло в залитую желтоватым светом кухню, прикоснуться к девушке, может быть хлопнуть дверцами шкафов или чуть отвернуть кран (???решить возможно ли физически воздействовать на предметы)) но грянул в уши Вивальди, я нажал на солнечное сплетение и выдернул себя из Сумеречного Мира.
Я вновь оказался в своей гостиной освещенной мягким светом. Я перевернулся на спину и вытянулся на ковре, глядя в потолок.
На следующий день, рано утором я стоял у двери квартиры номер 118. Десять минут назад я видел, как девушка вышла из парадного и быстрым шагом отправилась в сторону остановки. Если мои расчеты верны, то она, как и большинство граждан, вышедших на утренние улицы, опаздывала на работу.
Еще в то время, когда моя мать была жива и таскала меня за собой по миру, скрываясь от преследований отца, она научила меня отпирать любые замки. Сейчас, стоя перед обтянутой синим дерматином, двери, я исследовал механизм замка и открыть его для меня было пара пустяков. Я вошел в квартиру и мягко прикрыл за собой дверь. Это было впервые со мной, что бы вот так, я пробрался в чей-то дом и это новое ощущение приятно щекотало нервы.
Квартира была явно съемной и довольно обшарпанной - обои давно выцвели, мебель старая покрытая темным лаком, паркет истерт и в коридоре не хватало несколько деревяшек. Из приоткрытой двери кладовки выглядывали стопки старых журналов и лыжные палки. На вешалке висело черное кашемировое пальто и длинный шарф ручной вязки. Я прикоснулся к нему - мягкая пряжа согрела пальцы, я поднес его к лицу и втянул его запах - табак и отдаленный, едва уловимый, аромат духов. На старомодном трюмо пара тонких кожаных перчаток, рекламная газета из почтового ящика и тюбик с бесцветным блеском для губ. Я отвинтил колпачок и понюхал - ваниль. Странно, что она оставила его здесь, а не носила в кармане красной куртки, с ее-то обветренными губами.
На полке для обуви сиротливо жались друг к другу домашние тапочки из розового искусственного меха и пара замшевых высоких сапог на тонком каблуке. Судя по слою пыли на замше - одевались они не часто.
Я повесил свое пальто на вешалку, снял туфли и прошел в комнату. Здесь стены и пол устилали ковры и создавалось впечатление, будто находишься не в комнате, а в шкатулке для драгоценностей. На темных лакированных шкафах были разложены кружевные вязанные салфетки,а за стеклами древнего серванта был выставлен не менее древний хозяйский хрусталь. Комната была бы довольно просторной, если не обилие в ней мебели - тумбочка, софа, комодик с телевизором, двустворчатый шкаф, сервант, журнальный столик и два видавших виды кресла. Будто хозяева квартиры пожалели выбрасывать все это на помойку и решили свезти сюда.
На софе лежало в беспорядке смятое постельное белье, что свидетельствовало о том, что хозяйка этого жилища проспала и очень спешила, собираясь на работу.
Из приоткрытого шкафа вывалились джинсы и я не смог удержаться от того, что бы не заглянуть туда. Гардероб был довольно скуден - одно платье красного цвета, черный пиджак, белая блузка, узкие затертые джинсы, пара футболок, пижама, два свитера, одна серая кофта.
Я сунул нос в одну из лаковых дверец серванта и увидел паспорт. Тогда я не смог сдержать улыбку от такой удачи. Я узнал, что ее зовут Мария и она приехала из маленького южного городка, а в тот день, когда я увидел ее в окно кафе, она праздновала свой двадцать пятый день рождения.
В комнате ничего интересного я больше не увидел и направился в кухню. В холодильнике было все еще печальнее, чем в шкафу - кусок сыра и пакет с кефиром. На плите в джезве остатки кофе. Я тогда подумал - неужели она и в самом деле так питается?
Я был разочарован. Почему-то отправляясь сюда, я предвкушал, будто найду что-то очень личное, что-то, что позволит мне составить какое-то мнение об этой странной девушке, узнать о ее жизни, друзьях, интересах. Я снова вернулся в комнату и еще раз осмотрелся. Ее вещей было слишком мало, ни книг, ни безделушек. Я начал открывать все шкафы подряд. Один за другим и вот, мне улыбнулась удача - я вытащил на свет оклеенную вырезками из журналов толстую папку и ноут-бук и синей сумке.
Свои сокровища я рассматривал расположившись за кухонным столом и попивая заварной кофе.
Ноут-бук был так же пуст, как шкаф или холодильник. У нее небыло аккаунтов в соцсетях, зато я наткнулся на ее блог. Записей там было не много. Скорей всего на начала его вести приехав сюда. Старясь привязать его к началу новой жизни. Но по всему было видно, что эпистолярный жанр это не ее - писала она очень мало и коротко. Большинство записей сводилось к тому, что она жалела о своем переезде, что ей было очень одиноко в этом городе, что на работе ей не с кем общаться. Она писала, что мучается бессонницей и часто ей снятся страшные сны. И в то же время она старалась верить в лучшее, строила планы, мечтала летом поехать в отпуск к морю, найти новых друзей, записаться на курсы живописи. Она много фотографировала, совершая в выходные длинные прогулки по городу. К этому хобби она относилась со здоровой самоиронией - замечая, что сейчас фотографируют все, кому не лень и не строила никаких иллюзий на этот счет. И очень зря - у нее выходили отличные снимки. Возможно ей не доставало техники, но зато как никому ей удалось уловить душу этого города. Здесь ни слова небыло о ее знакомстве со светлыми, и вообще она похоже забросила блог в последнее время.
Рисовала она довольно неплохо, хотя я не слишком-то в этом разбирался. Это были все больше рисунки сюрреалистичные, выдуманные реальности, полные далеких звезд и красных планет, часто встречались тающие часы - след от впечатлений картинами Дали, томные бледные красавицы с тонкими запястьями и распахнутыми губами вглядывались в горизонты, бродили по крышам неведомых городов коты и птицы парили в высоких небесах. Меня ничего не впечатлило из увиденного. Ничего, и я уже собирался закрыть папку, когда я увидел белый листок, на котором был изображен словно покрытый ледяной коркой юноша, несущий на руках светловолосую девушку. Она обнимала его за плечи и там, где руки ее прикасались к его коже, лед плавился. Несколько минут я отупело смотрел на рисунок, потом перевел взгляд на дату и по спине моей пробежал холодок, словно бы и в самом деле сковывая льдом. Она нарисовала мой сон. Сон. Приснившийся мне больше года назад, когда я находился в Венгрии, в номере маленького отеля городка Печ. В этом сновидении я нес на руках через лес девушку, мне было очень холодно, а ее тело было горячим, будто раскаленная печь, но жар этот не жег меня, а согревал и я чувствовал, как ледяной панцирь, покрывавший меня много лет плавится от ее прикосновений и мне становится спокойно на душе. Я несу ее через заснеженный зимний лес в деревянный дом, занесенный снегом.