Лисовский Григорий Викторович : другие произведения.

Черный мед

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  "Ад - это все остальное..."
  Жан Поль Сартр
  
  "...Теперь мы представим более подробно религиозные традиции унамбал, племени северо-запада Австралии. Унамбал начинают любой рассказ о своей жизни, обычаях или мифах с подробного изложения представлений о начале мира. Это повествовательная традиция, характерная для многих других примитивных народов, показывает степень важности, придаваемой событиям "творения" в первобытные времена. Итак, в НАЧАЛЕ, говорят унамбал, существовали только земля и небо. Глубоко в земле жил - и до сих пор живет - Унгуд, в форме огромного змея. Унгуда часто ассоциируют с землей, а также с водой. В небе живет Валланганда, он правитель небес и в то же время олицетворяет Млечный Путь. Считается, что Валланганда "сделал все". Он бросил воду на землю, но Унгуд "сделал воду глубокой".
  Валланганда и Унгуд вместе создали все, но творили они только ночью, во время созидательного сна. Унгуд трансформировал (или трансформировала, поскольку Унгуд может быть любого пола и обоих полов сразу) себя в существ, которых он видел во сне. Точно так же Валланганда "видел во сне" существ, которых он породил. Он бросал с небес духовную силу и формировал ее в образы. После этого он как бы проецировал эти образы, раскрашенные в красный, белый и черный цвета, на скалы и стены пещер, где их все еще можно увидеть... Так началось Время Сновидений..."
   Мирча Элиаде, "Религии Австралии"
  
  
  1. "ДУРАК"
  Все началось раньше, значительно раньше, чем эта книга удобного, карманного, формата попала мне в руки. Была, помнится, середина января, как раз закончились новогодние праздники. Оттепель посреди и без того гнилой московской зимы тоже неожиданно закончилась, столбик термометра упал до минус двадцати. Я сидел дома, пытаясь совладать со своим никудышным настроением: мои попытки найти хоть сколько-нибудь приемлемую работу пока не увенчались успехом. А пускаться в авантюры не хотелось. Не особенно надеясь на результат, я накануне дал объявление в газету и теперь ждал. Человек с высшим образованием, в принципе, даже в наше время Великой Депрессии сможет найти себе источник заработка. По крайней мере, с голоду не умрет. Но вот чтобы работа была по душе, да еще и хорошо оплачивалась, - это проблема. Вероятно, многие мои сверстники уже не раз столкнулись с ней. Сидеть у телефона и ждать непонятно чего - занятие неблагодарное. Но я умел ждать.
  Судьба в наше время редко стучится в дверь. Обычно она использует более современные способы вторжения. Например, телефонные линии. Когда раздался звонок, я обрадовался, немного удивившись тому, что все произошло так быстро. Звонили из одной полиграфической фирмы. Сказали, что требуется специалист, умеющий обращаться со сканером. Обращаться со сканером я умел. На следующий день, в назначенное время, я приехал в контору. Не скажу, что мне сразу там не понравилось. Директор, лысый толстяк, провел со мной краткое собеседование и велел подождать в приемной. Потом вышла секретарша и сообщила, что я принят. На должность менеджера по обработке почтовых отправлений. Что тоже, в общем, неплохо.
   Фирма называлась "Людмила-Полиграф" и выпускала весьма различную полиграфическую продукцию. Но, как показалось на первый взгляд, специализировалась она на печатных материалах для... похоронных бюро. Чего стоила только одна рекламка погребальной конторы "Колоколъ":
  
  Фирма веников не вяжет
  И кино Вам не покажет,
  Не почистит Вам ботинки,
  Не погладит Вас по спинке,
  Но зато, когда умрете,
  Похоронит Вас в почете!
  Салон ритуальных услуг "Колоколъ".
  Добро пожаловать!
  
  Хотелось бы взглянуть на того, кто это придумал. Наверняка, это человек с незаурядным чувством юмора. А вообще, "Людмила" процветала. Может быть, как раз потому, что была всеядной: печатала и визитки с символикой для лидеров националистских партий, и календари для еврейский общин. Лишь бы платили.
  Словом, мне повезло.
  Когда меня представили коллективу, впечатления, что здесь работают одни некрофилы, не сложилось. Слегка странные люди, но и только. Может быть, мое восприятие реальности уже понемногу начало изменяться и стали бросаться в глаза некоторые странности окружающего мира, не знаю. Но когда я принялся разбирать дела своего предшественника, оказалось, что это, судя по всему, был ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СТРАННЫЙ человек. Например, в ящике письменного стола у него лежали голые пластмассовые пупсы, этакие розовые малыши-голыши. Еще была там стопка листков бумаги, плотно заштрихованных гелевой ручкой до черноты. Либо этот человек воспитывал в себе терпение, либо ему просто было нечего делать.
  Моя же работа состояла в "обеспечении безопасности почтовой переписки". Звучит громко, но суть проста: полученную на адрес фирмы корреспонденцию следовало вначале осмотреть визуально. Подозрительные, без обратного адреса, либо слишком толстые конверты откладывались в сторону и просвечивались специальным сканером. Вдруг там - взрывчатка или лезвия, зараженные СПИДом? Если все в порядке, конверты вскрывались. Кто мог желать зла безобидной полиграфической фирме, совершенно непонятно, но, видимо, опасения возникли не на пустом месте. А, может быть, у руководства "Людмилы" присутствовала легкая форма паранойи.
  Январские морозы снова сменились оттепелью. Начались снегопады. С грязно-желтого неба падали рыхлые клочья, будто бы кто-то там, наверху, рвал бесконечный матрац; снег имел запах бензиновой гари. Одинокая ворона ходила по перилам балкона, роняла вниз белые комья, заглядывала в окно. Зима агонизировала. Кончился нервный февраль, наступил март.
  Два месяца я исправно посещал свою новую работу, вникал в нюансы "безопасности переписки". Приходя в контору, вполуха слушал ленивую болтовню своих коллег, теток "бальзаковского" возраста, играл на компьютере в "тетрис", сидел в Интернете и получал за это неплохие деньги. Жизнь стала налаживаться. Постепенно появилась размеренность, некая регламентированность действий, поступков и мыслей. Не могу сказать, что это мне очень нравилось, но после месяцев безденежья и неуверенности в завтрашнем дне я ловил кайф от потенциальной повторяемости любого события. В конечном счете, не это ли нужно всей человеческой цивилизации, не это ли намек на пресловутую "вечную жизнь"? Мы просыпаемся, раздергиваем шторы, видим стену противоположного дома, мутное небо с пятном солнца и идем умываться. Потом пьем кофе, одни - сортом получше, другие - сортом похуже, и вот мы уже идем к метро, среди сотен таких же представителей среднего класса. Потом - час езды в переполненном вагоне, где сидящие читают газеты или делают вид, что спят, чтобы не уступать места пожилым и инвалидам. А стоящие ждут, когда освободится место, чтобы тут же хищно занять его. Куда бы, интересно, они приехали, если бы действительно заснули, крепко, по-настоящему? Работа, обеденный перерыв, снова работа, неизменная бутылка пива около входа в метро. Дом, ужин перед телевизором. Не забыть завести будильник. И так день за днем. Рано или поздно мне бы все это надоело, но однажды произошло событие, выбросившее меня за пределы установленного распорядка.
  В тот день было все, как обычно. Я пришел на работу, уселся за свой стол, включил компьютер и стал ждать, когда секретарша, мрачная, хотя и красивая, дама лет тридцати, принесет очередную пачку корреспонденции. Она меня почему-то недолюбливала, впрочем, так же, как и я ее. Когда антипатия взаимна и совершенно необъяснима, отношения становятся по-настоящему деловыми. Про себя я ее так и называл: "моя Антипатия". Сегодня Антипатия что-то задерживалась, и это было странно. А не пригласить ли мне ее куда-нибудь, подумал я.
  И тут в коридоре послышались шаги. Мимо закутка, в котором размещалось мое рабочее место, неспеша шел человек. Он не был сотрудником нашей фирмы, это я знал точно, за два месяца можно запомнить в лицо почти любой коллектив. Что он здесь делал, непонятно. Вдруг он остановился и пристально посмотрел на меня. Мы встретились взглядами.
  Таких глаз я не видел ни у кого. Почти невозможно передать, что именно меня поразило в них. Подобный взгляд мог бы принадлежать утопленнику, если бы у того была необходимость на что-нибудь смотреть.
  Потом он двинулся дальше и уже у самого поворота, чуть приостановившись, сказал кому-то: "Этот подходит". Я выехал на стуле из закутка, заглянул за поворот. Там никого не было.
  Конечно же, я посчитал событие странным, некоторое время строил догадки, но ни к каким конкретным выводам не пришел. Осталось только ощущение, будто меня ВЫБРАЛИ. Впрочем, я достаточно быстро забыл о происшествии, и, возможно, не вспомнил бы никогда, поскольку больше ничего примечательного в этот день на работе не случилось.
  Трудовой день окончился в восемь. Контора закрылась, все разошлись. Я купил в ларьке бутылку пива и по дороге к метро выпил. Воздушный поток гостеприимно распахнул стеклянную дверь станции, и я даже подумал, что бывают дни, когда все складывается как нельзя удачнее: в нужный момент зажигается зеленый сигнал светофора, двери в метро и те сами открываются. Сегодня, казалось, был именно такой день.
  Но беда в том, что я засыпаю в транспорте. Особенно в метро. Стоит только примоститься на казенное, обитое дерматином, сидение, и через десять каких-нибудь минут глаза начинают неумолимо слипаться. Не помогает ни чтение, ни чашка кофе перед поездкой. Правда, еще ни разу я не проезжал мимо нужной станции. Так что подобная особенность психики не доставляла больших неудобств, кроме, пожалуй, болезненной ломоты в шее да горечи во рту. Словом, в тот мартовский вечер я заснул в вагоне поезда. Ничего удивительного, устал, да еще подействовало выпитое пиво. Проснулся я от тишины. Мучительно болело в шейных позвонках.
  Поезд стоял на станции с распахнутыми настежь дверями, и вокруг - ни единого человека. Состав напоминал освещенный коридор переотражений, будто два зеркала поставили друг напротив друга. Я вышел на пустую платформу, не до конца еще осознавая происходящее. С шипением сомкнулись двери, поезд тронулся и стал набирать скорость. Его с грохотом и воем всосал тоннель, оставив лишь затухающее эхо.
  И вот тогда оказалось, что на стенах станции нет никакого названия. Вообще. Гладкий гранит и все. С одной стороны станция оканчивалась тупиком, с другой были эскалаторы и табличка "Выход в город". Подавив минутную панику, я решил, что ничего страшного пока не случилось, мало ли какие бывают станции, и зашагал к эскалаторам.
  Признаться, сперва я подумал, что каким-то образом попал на станцию так называемого "правительственного" метро. Говорят, есть такое. И оно наверняка охраняется, так что меня ждут неприятности.
  Ходили различные истории про то, как милиция в метро грабит запоздалых подвыпивших пассажиров. Не хотелось бы попасть в их число. С такими невеселыми мыслями я ступил на эскалатор.
  Станция снизу казалась очень глубокой и сравниться могла разве что с "Петровско-Разумовской", а, возможно, была даже глубже. Во всяком случае, горловина эскалаторной шахты приближалась очень медленно. В спину дул ветер.
  И вот подъем закончился. Дыра выхода расширилась настолько, что можно было уже разглядеть потолок и часть огромного зала, куда выносила меня лента эскалатора.
  До выхода оставались последние метры, а я стоял в каком-то идиотском оцепенении и отказывался верить глазам. Весь куполообразный потолок зала покрывали фрески, почти такие же, как на старых станциях. Но то, что было на них изображено, никоим образом не относилось ко времени культа личности. Тут попахивало совсем другим культом.
  "Если я отсюда выберусь, то обязательно куплю машину! - Подумал я тогда. - Какую-нибудь подержанную иномарочку. Или даже "Оку"... И больше никогда не буду ездить в метро".
  А сомневаться в благополучном исходе было отчего. Весь потолок и стены зала покрывали рисунки, напоминавшие одновременно фрески индейцев Майя, иллюстрации к отправлению сатанинских обрядов и картины светлого коммунистического будущего.
  Возможно, здесь и был первоисточник, трудно сказать. Странно, что в тот момент меня волновали подобные вопросы. Часть мозаики осыпалась, но это не вредило общей картине. Подчиняясь какому-то болезненному, извращенному любопытству, я стал разглядывать всю эту панораму мерзостей, словно комикс. Здесь изображалось совокупление женщин с осьминогами и другими тварями. Существа с головами собак управляли колесницами из живых человеческих тел. Кого-то, распятого на монолитном камне с желобками, раздирали на части так, что видны были внутренности. Здесь в подробностях описывалось (во всяком случае, я так понял), как делать из мертвого живое, как сращивать мертвое с живым, как управлять мертвым с помощью живого и живым с помощью мертвого. И над всем этим, в зените купола, сияло черное солнце, окаймленное протуберанцами.
  Дальнейшие события остались в памяти лишь частично. Помню, из зала вели три тоннеля, освещенные газовыми трубками, и я выбрал крайний правый, просто потому что надо было выбрать хоть какой-нибудь. Затем взгляду открылась широкая, точно летное поле, площадь. Вокруг нее высились небоскребы. Они сверкали, как гигантские куски черной смальты. Падали хлопья угольно-черного снега. Все было черным, а небо - пепельно-серым. И в это небо, медленно вращаясь, из-за горизонта поднимался газовый гигант, располосованный струями атмосферных течений. Он имел систему колец, как наш Сатурн, но эти дымные кольца располагались параллельно, одно под другим. На зубах хрустела мертвая пыль этого мира.
  Отравленный здешний воздух вдобавок, похоже, не содержал кислорода. Я начал терять сознание. Звучала торжественная органная музыка, из зенита глядело антрацитово-черное солнце. Я побежал назад, в тоннель, сжигая в легких последние остатки кислорода, но оказался почему-то не в зале с фресками, а в каком-то длинном коридоре со множеством ответвлений. Я свернул куда-то, пробежал в полной темноте метров пятьдесят и вдруг провалился в пустоту. Передо мной на мгновение распахнулся огромный ночной океан, а потом я погрузился в его волны...
  
  
  Океан холоден и черен; глянцевые волны отражают в себе миллиарды звезд. Летают какие-то молчаливые птицы. Берег близко, слышен отдаленный шум прибоя. Вода вязка, точно смола. Потом сразу же я оказываюсь на берегу, на мокрой холодной гальке. Берег отверженных, последнее пристанище мертвых. Меня подхватывают под руки, куда-то несут, укладывают навзничь на ровную поверхность. Лиц не видно, только темные провалы под капюшонами вместо лиц. Картина была бы зловещей, если бы не полное безразличие, охватившее меня. Что-то болезненное делают со мной, но я не в силах даже стонать. Потом с меня сдирают одежду вместе с кожей, это дико, неописуемо больно! Мясо на костях чернеет и отваливается пластами, остаются белые кости, только скелет. Чьи-то руки подхватывают его и с размаху швыряют о каменную плиту. Я рассыпаюсь на составные части, и эти части, разлетаясь, продолжают разваливаться на все более мелкие фрагменты. Я становлюсь тем, чем и был всегда - ...
  НИЧЕМ.
  
  
  Яркий свет.
  Отдаленный гул.
  Я лежал ничком, медленно перевернулся на правый бок. Лампа в жестяном плафоне, высоковольтные кабели, змеящиеся вдоль стен. Табличка с надписью.
  Буквы с огромным трудом складывались в слова. Наконец, удалось прочитать надпись:
  При прохождении поезда
  на этом участке
  укрыться можно
  только на служебном мостике.
  
  Почти четверостишие. Гул стал ближе, воздух в тоннеле пришел в движение, уже можно было увидеть желтоватое зарево с той стороны, откуда дул ветер. А сил подняться практически не было. И все же я ухитрился встать на четыре кости и оглядеться в поисках этого самого служебного мостика. Жить хотелось все отчаяннее. В первый момент даже показалось, что это чья-то злая шутка, и мостик находится метров за сто в любую сторону от таблички. Но нет, проклятый мостик был рядом, в двух шагах, такая узенькая полоска стали на стене тоннеля.
  И поезд тоже был рядом.
  Ветер дул в полную силу, выдавливаемый из тоннеля несущимся составом. Распятый на бетонной стене, оглушенный грохотом, не в силах дышать, я стоял, зажмурившись, а мимо проносился ураган черных колес и сверкающего металла. Самое интересное, я видел это даже с плотно закрытыми глазами. Сколько же вагонов в составе? Десять, пятнадцать? Сто?!.
  На мое счастье, больше поездов не было. Не помню, каким образом мне удалось выйти к станции. Но едва я выбрался из тоннеля на платформу, как попал в крепкие объятья работников правопорядка. Волю и мысли сковало безразличие, перед глазами шел черный снег и хотелось просто лечь, закрыть глаза и лежать, лежать... На запястьях защелкнулись наручники, меня поволокли наверх. Очевидно, сработал какой-нибудь датчик проникновения в тоннель, или что там у них, и в результате опасения насчет милиции стали сбываться, причем в самом жестоком варианте.
  В прокуренной комнатке их было трое, этих людей в милицейской форме. Простые русские лица, чем-то даже симпатичные. Один, в звании капитана, просматривал мои документы, пока я сидел на стуле со скованными руками. Двое других о чем-то тихо переговаривались в сторонке. Было около двух ночи.
  - Так, Савин Андрей Александрович. - Медленно, словно раздумывая над чем-то, проговорил капитан. - Паспорт-то у тебя старого образца. Давно уже обмену подлежит. Вляпался же ты в историю! Что в тоннеле делал?
  - Ничего я не делал. Случайно там оказался. - Я чувствовал, что говорю совершенно не то, и мне никто не поверит, даже если я расскажу правду.
  - Случайно, говоришь? - Он перевел взгляд на двух других милиционеров. -
  Левченко, ты ему веришь?
  Тот, кого звали Левченко, осклабился.
  - Темнит он что-то. Может, он террорист чеченский?
  - Вот именно. - Капитан захлопнул паспорт и спрятал его в карман. - А вот мы сейчас узнаем, на что ты способен. Сыграем в одну интересную игру. Ну-ка, обыщите его!
   Левченко и второй милиционер двинулись ко мне. Происходящее казалось нереальным, словно смотришь на мир через толстое стекло. Звук отключился. Немое кино с единственным зрителем. Он же - участник. Меня рывком приподняли, стали хватать за полы куртки, потом поволокли через боковую дверь. Я хотел объяснить им, что вовсе здесь ни при чем, произошла ошибка, я никакой не террорист, и вообще с их стороны все это противозаконно. Но тут мы поднялись по лестнице и оказались во внутреннем дворике станции, где стоял милицейский "газик".
  Звук включился.
  - Все, пришли, - сказал один из троих стражей порядка и, коротко замахнувшись, ударил меня дубинкой в живот. Второй милиционер зашагнул за спину и перетянул меня "демократизатором" поперек хребта. Третий, капитан, оставался пока в стороне. Они только еще разминались. Да, в эту игру лучше играть вдвоем, мелькнула мысль. А еще лучше - втроем. Я вдруг остро, отчетливо почувствовал неправильность, несправедливость происходящего. Такого просто не должно было происходить! Я ведь ничего не сделал!
  Когда резиновая палка в руке первого мента в очередной раз взлетела вверх, я поднырнул под удар и вкатился ему в ноги. Он неожиданности он потерял равновесие, с воплем "Сука-а!" перелетел через меня и грузно рухнул на асфальт. Удар другого я встретил из положения лежа ребром ботинка в запястье и дальше - каблуком второй ноги в пах. Он взвыл, выронив дубинку, и скорчился. Такого я сам от себя не ожидал. Поздно было умолять, заговаривать зубы, пытаться откупиться от них конфетами и жевательной резинкой.
  Через мгновение я уже стоял на ногах. Мир перед глазами плыл и раскачивался, как палуба, на запястьях болтались браслеты разорванных (!) наручников. И тогда третий, до этого стоявший в стороне, очевидно, поняв, что шутки кончились, полез за табельным оружием.
  "Вот и все, - подумал я, - убит при оказании сопротивления. Где же ты, добрый Бэтмэн?! Спаси меня от злых Робокопов!" Но судьба, если она есть, распорядилась иначе. Я не увидел, как очнувшийся первый мент подскочил сзади и нанес мне страшный удар дубинкой в затылок. Перед глазами полыхнула зеленая вспышка, а потом наступила тьма.
  
  2.IN THE DEATHCAR
  Если человеку суждено умереть, ничто ему уже не поможет. Но если ему суждено выжить, то убить его не так-то просто. Во всяком случае, для трех озверевших ментов задача оказалась непосильной. И даже после того, как они сбросили меня с четырехметровой высоты в заброшенный колодец.
  Я очнулся и увидел высоко над собой отверстие люка, сквозь которое проникал серый свет наступающего утра. Не чувствовалось ни рук, ни ног, в голове стоял звон тысяч колоколов, звонивших одновременно. По ком? Вероятно, по мне. Сквозь этот звон едва слышно журчала вода. Пахло экскрементами.
  Я лежал на дне канализационного колодца.
  В первую же секунду начала избиения сознание отключилось, и, видимо, это меня и спасло. Мои экзекуторы подумали, что забили свою жертву до смерти, дело попахивало крупными неприятностями, и они решили избавиться от трупа, то есть, от меня, сбросив в люк канализационного колодца на пустыре. Им почти все удалось, кроме одного пустяка: я был пока еще жив. И подыхать, как собака, не собирался.
  Один глаз заплыл и ничего не видел, лицо покрывала корка засохшей крови. Руки и ноги еле слушались, но, кажется, не были сломаны. Зато, похоже, не осталось ни одного целого ребра. Я осторожно ощупал затылок. Кости черепа тоже были целы, но сотрясения мозга имело место почти наверняка.
  Волна горячей ненависти захлестнула меня. За что?! Скоты, за что?! Что я сделал??! И это называется - правоохранительные органы?! Гады! Дайте только выбраться! Зубами буду рвать! Всех!
  Словом, злобы и ненависти мне как раз хватило на то, чтобы, несмотря на многочисленные телесные повреждения, выбраться наверх, к свету.
  На это ушло минут десять. Лестница была ржавая, ступени покрывал слой грязи, руки соскальзывали. Один раз я сорвался, но, к счастью, упал на кучу какого-то тряпья. Может быть, это были останки моего предшественника, не знаю. Перед глазами плыли красные круги, но я упорно лез наверх, еще не задумываясь о том, что буду делать дальше. Главной задачей стало выбраться из канализации, а там уж...
  Наконец, едва не потеряв сознание от боли в груди, я перевалился через срез люка и огляделся.
  Пустырь, на котором был вырыт злосчастный колодец, находился за Миусским кладбищем, давно заброшенным. Не хоронили на нем уже лет сорок. Вокруг - ни единой живой души. Никого, кто мог бы мне помочь. Те, кто нашел здесь покой, в тот момент, наверное, безучастно взирали из-под земли на мою копеечную драму. Я отполз от люка. Слева, насколько хватало глаз, тянулся кладбищенский забор, справа виднелось пятиэтажное здание красного кирпича - Московское Художественное училище прикладных искусств. Веселенькое соседство, нечего сказать. Из-за ограды нависали ветви голых деревьев, каркало просыпающееся воронье. С трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать от боли, я обшарил карманы. Не осталось ни денег, ни документов.
  Вот так, дорогой друг. Жил ты безответственно и помрешь так же. Чего ты хорошего сделал за свою жизнь? Кому принес счастье? Одно только несчастье ты приносил. Скажешь, нет? Где друзья твои? Ты всегда считал друзей лишь пожирателями твоего времени, бесплатным довеском к тусовкам, вину и бабам. Где те женщины, девушки, лапочки, рыбки, киски, стервы, сучки, которые тебя любили? Где твои нерожденные дети? Ты всегда считал себя лишь орудием в руках судьбы. И тем оправдывал свою безответственность, когда без колебаний бросал любивших тебя. Что хорошего ты сделал хотя бы для себя? Ты всегда был один, такой самодостаточный и не нуждающийся ни в чьем обществе. Ты
  плевать хотел на то, как к тебе относятся другие. И вот теперь ты действительно один. Ты наконец получил то, чего так хотел - самостоятельность. Теперь только от тебя, от твоих поступков зависит, будешь ли ты жить дальше или подохнешь.
  На какое-то время я отключился, а когда пришел в себя, уже совсем рассвело.
  Собравшись с силами, я пополз на четвереньках к дороге. Вдали послышался рокот автомобильного мотора. Он приближался. Из последних сил я заработал руками и коленями. Звук стал ближе, и вот, как в полусне, из-за поворота показался черный "понтиак" с тонированными стеклами, напоминающий катафалк. Да он и был, в сущности, катафалком. "Это за мной", - подумалось мне. Силы кончились, и я перевернулся на спину. Машина остановилась, открылась дверца, кто-то подошел, мягко ступая по прошлогодней листве. Сверху ко мне склонилось женское лицо.
  - Помогите, - прошептал я одними губами. И отключился.
  Я проснулся оттого, что кто-то теребит меня за плечо. Открываю глаза и вижу перед собой веснушчатое лицо Серого, своего школьного друга.
  - Просыпайся! - Говорит он. Разморенный июльской жарой, я заснул в салоне ржавого автобуса на пустыре. Вечер. Сквозь окна с выбитыми стеклами вливаются багровые лучи заката. Нам обоим, Серому и мне, по девять лет.
  - Пошли! - Серега тащит меня за майку по проходу. - Ты должен это увидеть!
  Мы выбираемся из автобуса. Вокруг, насколько хватает глаз, простирается пустырь моего детства, место жестоких детских игр и незрелой отроческой философии. Вдалеке видны чахлые яблоневые сады. К ним мы и направляемся.
  Перебравшись через поваленный забор, мы оказываемся в саду, заросшем высокой травой. Здесь сгустились предвечерние тени.
  - Ну, и что ты хотел мне показать? - Спрашиваю я.
  - Спокойствие! - Отвечает он. - Сейчас ты ЕГО увидишь.
  И, действительно, в сумеречном свете наступающей ночи под одной из яблонь можно разглядеть человеческую фигуру. Кто-то стоит там, неестественно прямо, опустив руки и склонив голову на грудь, будто бы рассматривая что-то у себя под ногами. Мы подходим ближе. Сначала я не понимаю, что именно кажется мне странным в этой фигуре, нелепая ли поза, или та неподвижность, с которой человек уставился в землю. Но уже в следующую секунду замечаю черный тонкий шнур, тянущийся от его затылка к горизонтальной яблоневой ветке. Я впервые вижу смерть так близко, достаточно близко для того, чтобы рассмотреть детали. У покойника землистого цвета лицо и фиолетовые кисти рук. Ботинки его не достают до земли каких-нибудь пять-десять сантиметров.
  - Как ты думаешь, - шепотом произносит Серега, - куда деваются сны умерших? Ведь не может же быть так, что они исчезают безвозвратно, а?
  Мне становится жутко. И, словно почувствовав мой страх, повешенный приоткрывает сначала один, а потом другой глаз!
  Для девятилетнего ребенка это уже слишком.
  Срабатывает какой-то предохранитель, не позволяющий моей психике окончательно "слететь с катушек", и в следующее мгновение я просыпаюсь...
  С облегчением понимаю, что это был всего лишь сон, давнее воспоминание о реальном событии, о том, как мы с Серегой обнаружили в саду труп самоубийцы. Кажется, потом об этом писали в газете...
  Вечер в Крыму, теплый августовский вечер. Стекла лоджии подняты, горит лампа, из густой черноты летят на свет крупные бабочки. Родители с друзьями куда-то уехали. Мне пятнадцать лет. У соседей надрывается магнитофон: Игги Поп хриплым речитативом исполняет свою бессмертную песню "In the deathcar", а ему вторит хор имени Пятницкого. Каникулы, целых три недели не нужно будет еще никуда спешить. Завтра идем в горы, если только... погода...
  Ручка балконной двери начинает медленно поворачиваться. Я смотрю на нее как зачарованный. С той стороны двери просто никого не может быть! Дом заперт изнутри! Но ручка поворачивается! Леденящий ужас, от которого мгновенно намокают ладони и спина, сковывает меня. Я не в силах шелохнуться. С тихим скрипом начинает открываться дверь. Сейчас, вот сейчас я увижу того, кто открывает дверь! Разум отказывается верить в происходящее. Разум всегда сдается первым. Это просто сон, говорю я себе шепотом, этого не может быть! И просыпаюсь.
  Раннее утро. Московская квартира одной моей подружки. То давнее лето кануло в прошлое. Родители, вернувшиеся утром с пикника, обнаружили в доме невероятный беспорядок. Все вещи были разбросаны, посуда побита, а я мирно спал в шкафу и толком ничего не мог объяснить. Вспоминаю об этом чуть ли не со смехом. Надо же, через столько лет опять приснился тот же сон! За окном осень, туман, промозглая сырость. Мне нужно собираться на занятия в институт.
  Протягиваю руку, беру со столика наручные часы, подарок подружки, хозяйки этой квартиры. Через неделю она разбилась на мотоцикле. Очень уж она любила мотоциклы. Их у нее было даже два. На одном из них она и врезалась в "КАМАЗ". Ее тело собирали по частям в полиэтиленовый пакет, чтобы похоронить (это не преувеличение). И здесь, во сне, я знаю все заранее, но почему-то не испытываю никаких особенных чувств. Разбилась и разбилась. Тем более, что сейчас она лежит рядом, уткнувшись лицом в мою подмышку. Она всегда так спит со мной. Не знаю, как с другими, хотя разве это важно? Я смотрю на циферблат, но вместо положенных цифр вижу какие-то неразборчивые знаки. А стрелок нет вообще.
  Осторожно, чтобы не разбудить любовницу, начинаю высвобождать руку из-под ее щеки, из-под черных волос, рассыпавшихся по подушке. Вдруг, повинуясь какому-то странному чувству, я отбрасываю ладонью эти роскошные черные пряди и... Вместо заспанного, такого почти по-детски наивного лица моей возлюбленной вижу пустой изнутри, черный мотоциклетный шлем! "Любимая, зачем ты поехала без меня?!" - Кричу я и просыпаюсь в третий раз.
  
  3. "СВЕРШЕНИЕ"
  Я погружался в забытье и снова выныривал, как выбившийся из сил пловец. Вокруг простирался только бескрайний океан, а я все плыл и плыл, не зная уже, зачем это делаю, лишь бы только не сбиться с призрачного следа на воде, с маслянистой лунной дорожки на поверхности гигантского нефтяного пятна. Сейчас-то я понимаю, что мое плавание было не таким уж бессмысленным. Кто-то невидимый, темный, прежде чем втянуть в свою непостижимую игру, наблюдал за мной, извлекая из памяти давно забытые образы, рассматривая, препарируя их и следя за моими реакциями. Я был, как собака Павлова, как запущенная в космос обезьяна. В какой-то момент наблюдатель счел собранный "материал" достаточным и на некоторое время предоставил меня самому себе.
  Прошло десять тысяч лет и луч солнца в какой-то комнате пробился сквозь неплотно задернутые шторы. В луче плясали пылинки, закручивались спиралью, и их замысловатый танец завораживал. Из полумрака появилось женское лицо, пересекло луч и на мгновение озарилось золотистым солнечным сиянием. В эту минуту оно показалось мне прекраснее всех лиц на земле, я почти любил эту незнакомую женщину. Мне чудилось, что я вижу ангела, пересекающего луч фотоэлемента в божественном турникете между Небесами и Землей. Хотя до этого я никогда не страдал излишней религиозностью, от избытка чувств хотелось разрыдаться.
  Женщина бесшумно подошла к окну и задернула штору. Потом склонилась ко мне. Лица коснулся странный запах ее духов. Происходящее казалось сном, одним из длинной череды снов, проходящих передо мной.
  - Кто... ты? - Говорить было невыносимо трудно, язык не слушался, а губы запеклись. - Кто ты?
  Вместо ответа она коснулась рукой моего лба. Ладонь была прохладная и мягкая. Потом откуда-то сбоку, наверное, с прикроватной тумбочки, появилась железная эмалированная кружка и оказалась у моих губ. Прохладная ладонь приподняла мою голову, придерживая затылок. Я сделал несколько глотков. Отвар был горячий и горький, незнакомый на вкус. Комок тошноты подкатил к горлу.
  - Спи, - произнесла женщина. У нее был глубокий грудной голос. От такого голоса любой мужчина обычно становится на боевой взвод, но мне сейчас было не до этих глупостей. Я послушно закрыл глаза. "Спи-и...Спи-и-и..." - Звучал голос. Я не сопротивлялся. Спать, так спать. Это не больница, подумал я.
  В следующий раз была ночь. Горела настольная лампа. Я повернул голову на подушке. Попытался подняться. Ничего не получилось: тело ослабло и не желало слушаться. Мучительно болело в груди. Огромный черный кот смотрел на меня со шкафа.
  - Чего смотришь? - спросил я его. Кот никак на это не отреагировал. Рядом со шкафом висел настенный календарь с передвижным маркером. Число, на котором стоял маркер, изменилось: с тех пор, когда я последний раз приходил в себя, прошло три дня.
  Где-то далеко проехала машина. Потом я снова уснул.
  Я засыпал, просыпался, опять засыпал. Видения следовали одно за другим бесконечной вереницей, как поезда в метро, и подчас нельзя было отличить видения от яви. Все перепуталось.
  Наконец, настал день, когда я проснулся окончательно.
  Глядя на календарь, я решил, что прошло десять дней с того вечера, когда поезд привез меня на безымянную станцию. Оба глаза теперь видели хорошо, руки и ноги тоже функционировали, хотя, если вдохнуть глубже обычного, всю грудь и бока охватывала тупая боль. Все-таки ребра еще не до конца срослись. Я пощупал лицо. Над правым глазом и на подбородке обнаружились свежие швы. Кто-то умело стянул края ран. Я был жив, и это главное. Почти сразу же, придя в себя, я стал самостоятельно о себе заботиться, так что выздоровление было вопросом пяти-семи дней. Раны на лице затягивались с потрясающей скоростью, я чувствовал, как невыносимо зудит срастающаяся кожа. То же самое происходило и с костями.
  Женщину звали Ирина. Это она подобрала меня, полуживого, на пустыре за кладбищем и десять суток исполняла обязанности сестры милосердия. Проблемы с милицией, возможные осложнения на работе - все это были вопросы, которые можно решить и потом. Так я всерьез думал, пока не рассмотрел календарь получше.
  Календарь показывал дни СЛЕДУЮЩЕГО года!
  - Какой сейчас год? - При первой же возможности спросил я Ирину, втайне надеясь, что все разъяснится, окажется шуткой, ошибкой восприятия или чем-нибудь еще, но только не реальным фактом. Напрасно. С неумолимостью инквизитора она назвала дату, отстоящую от моего последнего сознательного воспоминания ровно на один год и десять дней! Это было поистине ужасным потрясением! Выслушав приговор, я отвернулся к стене и долго лежал неподвижно, тупо уставившись в рисунок обоев.
  Прошло еще два дня.
  Ирина утром уходила куда-то, наверное, на работу, вечером, часов в семь, возвращалась. Эти два дня я провалялся в постели, глядя в потолок, а на третий день спросил Ирину, как долго еще могу пользоваться ее гостеприимством. На это она только пожала плечами, дескать, время покажет. Пока она ни о чем не расспрашивала, и я был благодарен ей за это. Периодически я возвращался к прошедшим событиям, силясь понять, что же на самом деле произошло со мной там, в метро. И каждый раз воспоминания и здравый смысл вступали в конфликт. Безымянная станция и мир черного солнца не имели права на существование в той реальности, к которой я привык. Где я провел целый год? Там, под землей? Какие-нибудь научно-фантастические штучки со временем? Или, возможно, все гораздо проще? Может быть, так и начинается сумасшествие? Но больше всего меня занимали те трое. Именно их я считал главными виновниками произошедшего. При одной этой мысли меня охватывали жгучая обида и злость. Кулаки сжимались сами собой, и однажды я так чуть не раздавил стакан. Лучше бы уж мне отшибли память, как Будулаю, думал я. Нет ни справедливости, ни закона. Я действительно один в этом мире и слишком слаб, чтобы что-то изменить в нем. Хрен с ним, с потерянным годом, с устаревшим паспортом! Всемогущие Боги, если бы вы только дали мне силу отомстить!
  В тот день я поклялся, что найду их и воздам за все сполна.
  Ирина жила одна (если не считать меня и кота Феликса), в трехкомнатной квартире старой планировки, в районе Павелецкого вокзала. Боковая комната была отведена мне под лазарет, в большой спала сама хозяйка, а дверь в третью всегда оставалась закрытой. Окна моей комнаты выходили в тихий внутренний дворик, стены поражали толщиной и капитальностью. При первой же возможности я обследовал квартиру, обнаружил просторную гостиную с библиотекой, камином и тигровой шкурой на полу, кухню в стиле "кантри" и еще одну, в конце коридора, наглухо запечатанную комнату. Кажется, обычная квартира обеспеченной, молодой, но одинокой женщины. Вот только эта комната... Я остановился. Прямо на двери висела африканская маска, из щелей, замазанных воском, с той стороны не проникали ни сквозняки, ни запахи, ни свет. К тому же, напрочь отсутствовала дверная ручка. Странно. Оставив запечатанную комнату в покое, я отправился в ванную.
  Ванна напоминала небольшой плавательный бассейн. Стены облицованы были темно-зеленой плиткой "под мрамор", одну стену занимало громадное зеркало, в другой - прорезано небольшое окошко для света и проветривания, выходящее в тот же внутренний дворик, что и окна моей комнаты.
  Несмотря на роскошную отделку, в целом ванная комната выглядела мрачновато. Пришла мысль, что здесь, на дне ванны, неплохо смотрелось бы обнаженное женское тело со вскрытыми венами. Я постоял перед зеркалом, разглядывая свою давно не бритую, со следами хирургического вмешательства, физиономию. Включил воду, принял душ. Насухо вытерся махровым полотенцем.
  Попытка дозвониться к себе на работу закончилась ничем. Сначала там было занято, потом никто не снимал трубки. Я звонил туда раз пять, с интервалами в несколько минут, но результата так и не добился. Может, оно и к лучшему.
  Потом на кухне я попил чаю с вареньем и решил что-нибудь почитать.
  Библиотека в гостиной превзошла все ожидания. Тем более, что здесь, в квартире, не было ни телевизора, ни радио. Собрания сочинений классиков соседствовали тут с писателями наших дней. Вместе прекрасно уживались Достоевский и Генри Миллер, Сэй-Сенагон и Милан Кундера. Отдельный шкаф занимали книги по медицине, эзотерике, психологии и психиатрии. Едва дорвавшись до книг, я чуть было не пустил насмарку все старания Ирины: на двадцатой странице "Паразитов сознания" Колина Уилсона перед глазами вдруг поплыли красные пятна, и я был вынужден отложить книгу. Все-таки сотрясение мозга - не шутка. Только осложнений еще не хватало для полного счастья!
  От нечего делать я открыл ящик секретера. Косметика, пустая сигаретная пачка, зарядное устройство для мобильного телефона. Стопка фотографий в конверте из черной бумаги. Где-то я читал, как проводился отбор кандидатов в британской разведшколе. Претендента ненадолго оставляли одного в комнате, а потом спрашивали, что лежит, например, в верхнем ящике письменного стола. Если он отвечал, его принимали. Я раскрыл конверт. Вереница чужих лиц, незнакомые пейзажи. Девочка в школьном платьице с октябрятской звездочкой. Судя по всему, Ирина. Снова чужие лица. Коллективная фотография пионерского отряда на фоне горы Аю-Даг в Крыму. Ирина крайняя справа. Надпись на обороте: "Артек, 1989 год". Еще фотографии. Вот какая-то, похоже, биологическая лаборатория, Ирина в белом халате смотрит в микроскоп. Надо же, никогда бы не подумал, что она занималась наукой. На следующем снимке был запечатлен угрюмый парень, стоящий у входа в приземистое железобетонное здание. На заднем плане - табличка с надписью: "Научно-исследовательский институт физики низких температур". Фотография была черно-белая, довольно плохого качества, и создавалось впечатление, что она сделана исподтишка. Вероятно, это ее бывший любовник. А, возможно, и бывший муж, кто знает? И тоже - по научной части. Черт, мне-то какое дело?!
  Я сунул фотографии в конверт и закрыл ящик.
  Вскоре вернулась Ирина.
  Мы были на "ты", так уж сразу повелось. Она принесла мою чистую одежду, сложила ее стопкой на кровати.
  - Оставляю тебе ключи, - пояснила она, встретив мой непонимающий взгляд, - если захочешь прогуляться.
  Я кивнул. Значит, пока не выгоняет.
  Мы поужинали вместе и даже выпили по бокалу вина. За скорейшее выздоровление. Глядя на Ирину, я просто не мог поверить, что столько дней кряду эта хрупкая, утонченная женщина в одиночку ухаживала за взрослым мужчиной семидесяти пяти килограммов весу. Трудно даже представить, как ей удалось поставить меня на ноги. Что-то здесь было не так. Взять на себя ответственность, подобрать и лечить в домашних условиях человека без документов, просто так, из альтруистических побуждений, - на это в наше время способен не всякий.
  - Почему ты подобрала меня... там? - спросил я Ирину. Она чуть прикрыла веки, скрывая в глазах искорку лукавства.
  - А надо было оставить?
  - Вызвала бы "скорую".
  - Зачем? Я сама врач. - Она едва заметно улыбнулась.
  - Вот как? Так это ты швы мне накладывала?
   - По-моему, очень даже неплохо получилось. Впрочем, я же не хирург-косметолог. У меня другая специализация.
  -Да нет, - сказал я, - шрамы, в общем, украшают мужчину.
  - Украшают, но не радуют.
  Мы рассмеялись. Я, впрочем, чуть натянуто: мешали швы.
  С Ириной было чрезвычайно легко общаться. Лет десять назад, в пору своей ранней юности, я бы непременно наговорил ей кучу банальностей, мол, у меня такое чувство, что мы знакомы сто лет, про родство душ наплел бы. Но, во-первых, она - не десятиклассница, а, во-вторых, я не ставил целью непременно уложить ее в свою постель. Или, если быть точным, в ЕЕ постель. Хотя и не отказался бы. Видимо, дело идет на поправку, подумал я весело, если начинают посещать подобные мысли. На какое-то время ко мне вернулась радость существования.
  - И все-таки... - Я поддел вилкой ломтик сыра. - Странно, что ты оказалась в нужном месте в нужное время. Если бы не ты...
  - Будем считать, что это судьба. Так что же с тобой все-таки случилось? - Ирина незаметно увела разговор в сторону. - Или не помнишь? Такое бывает при травмах.
  Я помнил. Веселость мгновенно улетучилась.
  - Наверное, на меня кто-то напал. - Проговорил я медленно, обдумывая каждое слово. Она сама подсказала мне линию поведения. - Ударили сзади по голове, избили, ограбили. Потом я очнулся. Уже там, на пустыре.
  Про свои сны, про исчезнувшие триста шестьдесят пять дней и тот ЧЕРНЫЙ мир я ей, естественно, рассказывать не стал, считая это излишним и даже почему-то самоубийственным.
  Она коснулась своими пальцами моей руки, давая понять, что, мол, все хорошо, я у своих и бояться нечего. Встала из-за стола. Босиком прошлась по шкуре тигра, взяла с полки колоду гадальных карт. Я сразу узнал карты Таро, хотя никогда подобными вещами не увлекался. Сейчас она мне будет гадать, подумал я, вот ведь дела! Однако, Ирина, судя по всему, прекрасно умела удерживаться на краю вульгарных стилистических приемов, не переходя эту чрезвычайно тонкую грань и превращая банальность в загадку. Открыв коробку, она отделила Старшие Арканы от Младших, перетасовала их и снова села напротив.
  - Вытяни три карты, - предложила она.
  Я вытянул одну за другой три карты и положил рубашками вверх на стол.
  - Это твое прошлое, настоящее и будущее, - сказала Ирина. - Теперь переворачивай.
  Я сделал как она сказала. Две легли прямо, одна - перевернуто. На первой карте идиотского вида парень шел по дороге с котомкой на плече. Сзади бежала собака, пытаясь укусить его за лодыжку. На второй карте изображались Смерть и Луна. На третьей, перевернутой, была колесница, запряженная сфинксами. Управлял колесницей мрачный кучер. Карты так и назывались: "Дурак", "Свершение" и "Колесница".
  Пока я раздумывал над смыслом предсказания, что-то в окружающем мире неуловимо изменилось. Мелькнула над столом тень, картинки пришли в движение. Беспечный дурак зашагнул за край карты, смерть взмахнула ржавой косой и снесла ему голову. Но тотчас Колесница обрушилась на нее и раздавила колесами. Мне даже послышался отчетливый хруст костей.
  Я уставился на Ирину.
  Она усмехнулась и смешала карты.
  - Дурак - это я?
  Она снова улыбнулась.
  - В каком-то смысле. Не относись к этому слишком серьезно.
  - И что же это значит?
  - "Дурак" означает твое состояние в прошлом. Дурак ничего не понимает в происходящем, но ему открыты все дороги. Вторая, "Свершение", - это переломный момент в жизни, когда все меняется. Любое судьбоносное событие в настоящем. И, наконец, будущее, "Колесница". Эта карта означает путь, действие, силу. Но она у тебя - перевернутая. Это - бунт, насилие, война. Не слишком хорошая карта. Но, может быть, не все так уж и плохо.
  - Ты, наверное, колдунья, - сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало как можно ироничнее. Мне вдруг стало неуютно. Словно откуда-то из углов, из колеблющихся теней на меня дохнуло холодом. Холодом того, ПОДЗЕМНОГО, мира.
  - Да ну какая колдунья?! - Она засмеялась, наливая в опустевшие бокалы вина. - Просто немножко увлекалась этим раньше.
  Мы выпили. Ирина закурила.
  -На Востоке есть поговорка, - сказал я, чувствуя, как вино горячими ручейками растекается по венам, - "Знание прошлого не прибавляет нам ума, а знание будущего не прибавляет счастья".
  - Не Конфуций ли?
  Я пожал плечами.
  - Скорее, Мао Дзедун.
  Посмеялись. Ощущение холода пропало.
  - Ты интересуешься Востоком? - Ирина откинула со лба прядь волос.
  - Интересовался когда-то.
  - И что ты хотел там найти?
  - Не знаю. - Ответил я. - Наверное, просветление.
  - Хочешь, прочту тебе стихи? - Вдруг спросила она.
  Я подумал, что это уже чересчур, но согласился. Лишь бы ее декламация не растянулась минут на пятнадцать. Не люблю длинные стихотворения. Но я по-прежнему недооценивал утонченность игры, которую вела Ирина. В ее игре было все: и намек на тайну, и приглашение попытаться разгадать эту тайну, и обещание награды. И, главное, завуалированный вызов "А на что ты, собственно, еще способен?". Поэтому стихотворение оказалось коротким. Как раз таким, чтобы успеть выразить мысль и не надоесть. Оно почему-то вызывало ассоциацию с букетом черных цветов в хрустальной вазе.
  
  
  С карниза птица соскользнула,
  Как черная буква "Ха".
  Винтовка - вороное дуло
  Невестой ждет у спинки стула
  Опять своего жениха.
  И город черным перекрашен.
  И видишь, закрыв глаза,
  Как с неба, сумрачен и страшен,
  Из облачно-свинцовых башен
  Идет поцелуй-гроза...
  
  Я удивленно посмотрел на Ирину и подумал, насколько же мироощущение автора стихов близко к моему собственному. Тогда я еще не знал, что увижу воочию эти самые "облачно-свинцовые башни".
  - Кто это написал? Ты?
  - Нет, один очень хороший человек. - Сказала она спокойно, почти без выражения. - Он умер. От сердечного приступа. Хотя был совсем молодой.
  Почему-то мне вспомнился угрюмый парень с фотографии.
  - Давно это случилось? - Спросил я, когда пауза затянулась.
  - Два года назад.
  - Так одна и живешь? - Это был бестактный вопрос, но ведь всегда можно отшутиться, не правда ли?
  - Ну почему же одна? С Феликсом. - Улыбнулась Ирина и пояснила: - У нас с ним чисто платонические отношения.
  В дверях комнаты показалась откормленная кошачья морда. Услышав свое имя, кот пришел разузнать на предмет чего-нибудь вкусненького, но, так как оно ему, похоже, не светило, отправился обратно в коридор. Я хотел спросить, кастрированный ли он, но вовремя передумал. Даже если с человеком настолько легко, язык иногда лучше придержать. Мы помолчали, потом выпили еще вина.
  Я глядел на Ирину, на то, как она берет пальцами бокал, на затягивающие в себя черные зрачки глаз, на ее губы, тоже кажущиеся при свечах почти черными, и на тонкие черты лица и шею, словно бы созданную с учетом вампирической эстетики, и на бусины сосков, проступающие сквозь ткань блузки, и на пальчики босых ног под столом. Комната, свечи на столе - все слегка колыхалось. Странное вино. Если именно оно так действовало. Мне вдруг показалось, что источником этой утонченной эротики была непосредственно сама Ирина. Что-то такое она делала со мной, заставляя ощущать все нарастающее давление в паху. Голова кружилась. Да, Ира, я самец, грязное неблагодарное животное, испытывающее пределы твоего гостеприимства, да, я сейчас откровенно хочу тебя, и мне плевать на дурацкие условности, на устои, я фавн, сатир, охотящийся на нимфу, я порву тебя в клочья, просто изнасилую прямо здесь, сейчас!..
  Внезапно мы с ней оказались на полу, на тигровой шкуре. Дьявольщина! ТАКОЙ женщины у меня, наверное, никогда не было! Пусть все не так, как должно быть, все неправильно и нечестно, но эта ночь наша! Я стал целовать пальцы ее ног, поднимаясь все выше, сходя с ума и дрожа, как пятнадцатилетний пацан. Потом стянул с нее трусики, вдохнул ее запах и погрузился губами и языком в шелковистые волосы вокруг лона, в мягкое и горячее. Сердце болезненно колотилось о только что сросшиеся ребра, но мне было плевать.
  Она протянула ко мне руки, и на ее предплечьях я увидел шрамы, тонкие белые поперечные шрамы. Так аккуратно, без лишних надрезов, вскрывать себе вены мог только врач, не единожды державший в руках скальпель.
  - Да, да! - Шептала она. - Иди сюда!
  Одной рукой я перехватил ее запястья, прижал к полу, а второй рванул блузку и впился ртом в обнажившуюся грудь, сдавил зубами алый сосок, нарочно делая больно. В нашем соитии не было ни нежности, ни ласки, ни любви. Было в нем, скорее, что-то гастрономически животное. Я вошел в нее, жаркую и обволакивающую, она обхватила меня ногами и вдвинула в себя глубже, до предела. Воздух вибрировал. Где-то тяжело и часто гремели барабаны. Люди с факелами плыли в лодках по подземной реке к черному океану. Носились черные птицы, шумел, гудел черный прибой и падали хлопья пепла из тысяч кремационных печей. Потом Ирина оказалась сверху, ее искусанные губы шептали что-то. Происходящее напоминало некий ритуал, странный, зловещий.
  Черное солнце, окруженное протуберанцами, вспыхнуло перед глазами. Казалось, это никогда не кончится. Оргазм все длился, дикий, нечеловеческий. Он охватил все тело, разодрал его на куски, сжег и развеял пепел. Я умер, умер в который уже раз для мира и стал частью Вечности.
  Потом все закончилось.
  Ирина встала, сбросила порванную одежду и ушла в ванную. Долго не включала воду. И пока я лежал, закрыв глаза, на полу, без единой мысли, без желаний, без воли, реальность снова обрела свои привычные свойства.
  Жалеть о чем-либо было уже поздно. Да и о чем жалеть? О том, что поддался утонченному искушению? Или что меня использовали? Но ведь я сам такой! Я почувствовал, что надо уходить. Завтра или в крайнем случае послезавтра. Иначе... Иначе случится что-то страшное, непоправимое. Что именно? Этого я не знал, но глубоко внутри ощущал нарастающую тревогу, приближение опасности. Так животные чувствуют землетрясение иногда задолго до его начала.
   Мне стало страшно.
  
  4.ПАРАЗИТЫ СОЗНАНИЯ
  Ирина сдержала обещание. Ключи лежали на тумбочке в прихожей, у зеркала. Собираясь уходить, я надел свою вычищенную и зашитую куртку и с некоторым удивлением обнаружил в ее кармане ключи от собственной квартиры. Они чудом уцелели при обыске, провалившись сквозь дыру за подкладку.
  Захлопнув дверь, я вышел из подъезда. Тот мир, в котором целый год не было меня, просто физически не было, что там? Что изменилось? Как мне теперь себя вести, с чего начинать жить? Впрочем, если бы прошло лет сто, или хотя бы лет десять, тогда стоило бы волноваться, а так... Очень хотелось поехать домой, прямо-таки подмывало, но я решил пока этого не делать. Когда чего-то сильно хочется, жди беды. Безотчетное предчувствие катастрофы не покидало.
  Я вышел со двора и двинулся по набережной в сторону площади Павелецкого вокзала. Ярко светило солнце, по реке плыли радужные бензиновые разводы.
  Это была самая странная прогулка в моей жизни. Почти сразу же я понял, что со мной и окружающим миром творится что-то нелепое, страшное.
  В подворотнях, в тени домов и у тротуаров дымился недотаявший снег. По улицам ползли фигурки людей, отбрасывая четкие черные тени. Тени существовали как бы отдельно от своих владельцев: сначала двигалась тень, а следом за ней, подобно марионетке - человек. Перекресток пересекала молодая женщина. Я видел черные нити, истекающие из ее влагалища во все стороны. Нити вибрировали. Я знал, что у нее менструация. Я слышал, как пробуждается корневая система чахлых городских деревьев, как журчит вода в канализационных стоках глубоко под землей. Бред? Последствия черепно-мозговой травмы?
  Я вышел к пересечению Татарской улицы и Садового. Трудно описать картину, открывшуюся моему взгляду. Над площадью Павелецкого вокзала, над Садовым кольцом и прилегающими зданиями висела серо-черная слоистая туча стопроцентно ИСКУССТВЕННОГО происхождения. Она состояла как бы из волокнистого тряпья, рваных аэростатов и каких-то решеток, словом, напоминала гигантскую кучу мусора, уходящую своим основанием в небо. При этом она медленно поворачивалась вокруг вертикальной оси, и было видно, как со всех сторон к ней устремляются жгуты поглощаемой ею энергии. Кто-то могущественный и зловещий, обладающий абсолютно нечеловеческим разумом, отметил город своей Печатью. Внизу, подобно заводным автоматам, двигались сгорбленные люди, переставляли свои ходилки, бессмысленно пялились в пространство и не замечали, что из них высасывают энергию. Они вообще ничего не замечали. Мне казалось, что я попал на представление в театр механических кукол.
  За полтора часа хождения по улицам города я убедился в том, что если это и была галлюцинация, то она носила тотальный характер. Никогда раньше я всерьез не задумывался, существуют ли на самом деле пришельцы из других миров или какие-нибудь альтернативные человечеству, но земные, цивилизации. Высказывания типа: "Как известно, каждый третий житель Земли - инопланетянин!" вызывали у меня лишь саркастическую улыбку. Я считал, что, если бы некие братья по разуму присутствовали в нашем ближайшем окружении, то мы бы давно уже столкнулись с ними и неизбежно начали борьбу за природные ресурсы. Однако, летающие над улицами дирижабли могли убедить кого угодно: война, даже не начавшись, давно проиграна людьми. За истекший год наш мир исподволь получил нового хозяина. И теперь этот новый хозяин обустраивается, перекраивая реальность под себя.
  Обратно я вернулся в совершенно подавленном состоянии. Прогулка почти не дала желаемого терапевтического эффекта, только окончательно испортила и без того паршивое настроение. Неожиданно проявившиеся способности видеть невидимое меня совершенно не радовали. Я хотел вернуться в стадо, ездить, как все, на работу, читать утренние газеты, разгадывать японские кроссворды, продавать ежедневно восемь часов жизни за деньги, вечером более или менее качественно любить жену, поглядывая в телевизор, и так каждый день, кроме субботы и воскресенья. Но тот, кто наделил меня этой "чувствительностью к странному", (может быть, судьба или Бог?), абсолютно не брал в расчет мои запоздалые желания. У него были свои планы на мой счет, а, скорее всего, ему было просто плевать. Плевать на то, что теперь я не смогу спокойно ходить по улицам, пить из-под крана водопроводную воду и есть мясо животных. Везде, во всем, даже на вид молодом и здоровом, я видел гниль и раковые метастазы. Этот мир заживо протухал. Никакая красота уже не в силах его спасти.
  Когда я вошел в квартиру, Ирина еще не вернулась. Я стал раздеваться, и тут завыл электросчетчик. В старых домах его принято размещать внутри квартиры где-нибудь в углу, над дверью. Обычно его почти не слышно, но сейчас счетчик натужно гудел, работая с бешеной скоростью. Красная вертикальная черта на диске слилась в сплошную полосу, и можно было видеть, как в окошке ползут цифры, красные - быстро, а черные - чуть медленнее. Вдруг все прекратилось. Гудение стихло, а диск практически замер. Несколько секунд я тупо рассматривал автоматические пробки, удивляясь, как их не вышибло при такой нагрузке, потом разулся и пошел в ванную, но остановился на пороге. Вернулся в коридор.
  Запечатанная комната находилась в дальнем его конце. Мне показалось, что оттуда донесся какой-то звук, будто бы что-то закрылось или открылось. Точнее не скажешь. Я подошел к двери с африканской маской и долго стоял, прислушиваясь. Тишина. Ни шороха, ни движения воздуха.
  Вдруг маска дрогнула и зашевелила ртом. Как диктор на экране телевизора, кода выключен звук. От неожиданности я попятился. Охранная маска! Вот как! Наверное, специально для слишком любопытных. Да, теперь сюрпризы будут подстерегать меня на каждом шагу. В конце-то концов, какое мое дело, что она там прячет? Решив, что любая женщина имеет право на скелет в шкафу, я отправился мыть руки.
  Потом, когда вернулась Ирина, мы сидели на кухне и пили зеленый чай из дорогих, элитных сортов, но, честно говоря, для меня зеленый чай - все равно что сыр с плесенью. Не понимаю прелести. Хотя высказываться вслух по этому поводу я не стал. Также не стал я рассказывать Ирине и о своих внезапно проявившихся способностях. Разговор не клеился, очевидно, потому, что ни ей, ни мне нечего было сказать друг другу, а о пустяках болтать не хотелось. Почему-то даже в мыслях я не допускал, что следует ей рассказать об увиденном на улицах. Почему так? Спросите у психологов. Около одиннадцати мы легли спать, каждый в своей комнате.
  Я вспомнил сон, приснившийся мне дня три назад, которому я тогда не придал особого значения.
  Итак, Ирина, совершенно нагая, шествует по коридору своей квартиры. Здесь, во сне, коридор кажется невероятно длинным и чуть изогнутым. Я стою в прихожей, Ирина проходит мимо меня, даже не заметив. В зеркале мелькает отражение ее стройного тела, но сам я в зеркале не отражаюсь! Я откуда-то знаю, что это - сон, причем ЧУЖОЙ СОН, в который я попал по случайности или недосмотру.
  Ирина останавливается перед запечатанной дверью, и дверь сморщивается, как старый пергамент, собирается складками, образует узкий проход. Женский силуэт закрывает проем, на секунду осветившись зеленоватым светом, и пропадает. Я следую за Ириной, отдавая, впрочем, себе отчет, что делаю что-то не то, и оказываюсь в запретной комнате.
  Комната выглядит огромной. Внутри, вдоль противоположной от входа стены, стоят низкие морозильные шкафы, на табло горят цифры: -70№С. Гудит мощный компьютер, по экрану ползут какие-то разноцветные кривые. Я подхожу к одному из морозильников. В верхней крышке - маленькое окошечко, и сквозь него видно мертвое человеческое лицо. Или не совсем мертвое. Я осматриваюсь. Ирины нигде нет.
  Тут я замечаю посреди комнаты уходящую прямо в пол лестницу эскалатора. Как в метро. Эскалатор движется, гребенка выпускает ступеньку за ступенькой. Я подхожу, заглядываю вниз. Тем темно. Ехать не хочется, но почему-то нужно. Я становлюсь на ступеньку и начинаю погружаться во тьму. Комната остается где-то наверху, тьма обступает меня со всех сторон, черная, непроглядная. Зато начинают светиться кисти рук, и в этом слабом красноватом свечении видны стены тоннеля, грубо оштукатуренные, покрытые царапинами. Будто бы через этот тоннель много раз волокли что-то громоздкое, остроугольное. Диваны? Шкафы?
  Внезапно эскалатор останавливается. От неожиданности я чуть не падаю вниз, но успеваю ухватиться за перила. Там, внизу, из глубины доносится некий звук, очень похожий на щелчок выключателя, и в ту же секунду эскалатор снова приходит в движение. Но движется он теперь не вниз, а обратно вверх, превратившись в идеальный тренажер для желающих похудеть. Тот, кто ехал впереди меня, достигнув дна, просто поменял направление движения эскалатора. Так, на всякий случай, чтобы удобнее было потом выбираться.
  Я еду вверх. Эскалатор выносит меня из сна на поверхность, сквозь пласты и залежи иных сновидений, к призрачному утреннему свету.
  
  5.РЕЛИГИИ АВСТРАЛИИ
  Ехали недолго. В салоне пахло ее духами и кожей обивки. Ирина остановила машину за два квартала от моего дома, без слов протянула несколько крупных банкнот, на первое время. Для нее это был пустяк, а для меня - целое состояние. Деньги, слава Богу, пока еще не заменили пластиковыми карточками или штрих-кодом на лбу. Помолчали. Я был благодарен ей за все, что она для меня сделала, чем бы ни руководствовалась, но у нее была своя загадка, а у меня - своя. Я вдруг со всей отчетливостью понял, что никогда, наверное, не узнаю, почему вообще состоялась наша встреча. Жизнь - не роман, в котором рано или поздно все разъяснится.
  Я вернул ей ключи и вышел из машины.
  - Если что, звони, - сказала она на прощание. - Мой телефон у тебя есть.
  Машина отъехала. Я поднял воротник куртки и двинулся по тротуару в сторону высотных зданий. Утро выдалось пасмурным, зябким. Навстречу мне уже спешили к метро проснувшиеся горожане. Унылые серые лица, опухшие от сна и водки, пустые глаза, заученные движения. Уродливые горбуны! Если раньше я считал это нормой городской жизни, то теперь знал истинную причину происходящего. И ведь не расскажешь, не объяснишь! Дело даже не в том, что они не поверят. Они просто не захотят ничего знать и тем более менять, как не хотел бы этого я сам. Так что - спите спокойно, дорогие товарищи доноры! Вы все практически уже мертвы, только еще не знаете об этом. И не узнаете. Во всяком случае, не от меня.
  
  
  Я люблю свой город, иногда люблю людей, в каком-то смысле я даже патриот. Мне говорят: "Покупайте российское!", и я покупаю, хотя и не всегда. Мне говорят: "Земля - наш дом! Не надо мусорить!", и я с готовностью бросаю бумажку в урну, хотя и не всегда попадаю. Я нормальный, обычный человек, почти законопослушный. Мне больно, ох как больно видеть то, что здесь творится! Но я - не глупец, чтобы кричать об этом на каждом углу.
  
  
  Видение истинной картины происходящего давало мне некоторое сомнительное преимущество по сравнению с окружающими. Я ощущал зоны интенсивного отбора энергии и мог избегать их, но это требовало постоянного внимания. Наиболее крупные зоны размещались в местах массового скопления людей, например, прямо над станцией метро. Другие зоны, помельче, подстерегали своих жертв в самых неожиданных местах. Этих зон, впрочем, было не так уж много, но почти у каждого встречного я видел на плечах и голове некое образование - своего рода полуживой механизм, который время от времени ЗАСТАВЛЯЛ человека входить в зоны отбора. Вот почему люди казались горбунами! У меня подобного образования не было (хотя я подозревал, что раньше оно присутствовало), и, пожалуй, не было его еще у Ирины. Это я заметил, когда стало с чем сравнивать. Дети лет до пятнадцати тоже не попадали в число доноров. А потом - потом становились такими же, как и все остальные...
  Почтовый ящик давно был переполнен бесплатными рекламными изданиями. Я выдернул из щели несколько газет, сел в лифт и поднялся на свой этаж.
  Волнения оказались напрасными. Квартира осталась такой, какой я ее покинул год и две недели назад, уходя утром на работу. Вещи покрывал внушительный слой пыли. Пахло плесенью. Часы на секретере давно стояли, показывая половину девятого не то утра, не то вечера какого-то навсегда утраченного дня. Я вошел, лег, не разуваясь, в комнате на кровать, закрыл глаза. Меня охватил приступ черной меланхолии. Квартира, в которой я прожил столько лет, в которой жили, состарились и умерли мои родители, больше не была МОИМ домом, как ни пытался я уверить себя в том, что все по-прежнему. За проникновение в тайну рано или поздно придется заплатить. Что-то подсказывало мне, что исчезнувший год и проявившаяся способность видеть изнанку мира - далеко не предел, будут и еще сюрпризы. Я попытался проанализировать свои способности и как-то связать их с происшедшим в метро. Связь, безусловно, существовала. Возможно, подобный дар присущ многим, может быть, в скрытом виде он содержится в каждом человеке, но мне от этого не легче. Что делать в подобной ситуации, я не знал. Пришла идея для начала разыскать ту безымянную станцию, но я чувствовал, что ничего подобного делать не стану. Бесполезное занятие. Такой станции просто нет, по крайней мере, в ОБЫЧНОМ состоянии сознания. Все равно, что потерять ключи в парке, а искать под фонарем. События складывались в некую зловещую мозаику, но я пока еще не видел картину целиком - не хватало многих деталей.
  Одним словом, я не был готов к той силе, которую получил. Мне предстояло испытание, почти непосильное для обычного человека, каковым, в общем-то, и являлся Андрей Савин. Появились даже сомнения, стоит ли задуманная месть подобных жертв. Страшно представить, чем все может закончиться. И без того с недавних пор я был готовым клиентом для психиатрической лечебницы.
  - Козлы чертовы! - Сказал я непонятно кому и поднялся с кровати. На кухне открыл холодильник с заплесневевшими останками продуктов. Там намерзла уже такая "шуба" из кристаллов инея, что дверца еле закрывалась. Хотелось есть. Чисто механически я начал счищать иней, хотя и понимал, что это совершенно бесполезное действие. Что я хотел обнаружить? Наконец, с большим трудом мне удалось открыть дверцу морозильника. А там, внутри, в белых сугробах, лежало ЗАМОРОЖЕННОЕ МЯСО. Почему-то я не мог заставить себя протянуть руку и взять его. Хотя бы для того, чтобы выбросить. Я стоял, тупо повторяя про себя: мясо... мясо... мясомясомясо...
  Когда-то давно, в одном научно-популярном журнале была заметка. Что-то связанное с вечной мерзлотой, с мамонтами. Ученые якобы обнаружили некий странный эффект: охлажденные до сверхнизких температур ткани живых организмов начинают поглощать не только тепло, но и нервную энергию. Особенно сильно эффект проявляется при замораживании мозгового вещества человека. И чем ниже температура, тем сильнее поглощение. Словом, если долго находиться в непосредственной близости от такого объекта, наступит нервное и психическое истощение и можно даже умереть... Например, от сердечного приступа...
  И тут зазвонил телефон.
  От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Телефон продолжал звонить. Я закрыл холодильник, вышел к телефонному столику в коридоре, положил руку на трубку. Убрал руку. Телефон звонил, не переставая. Мне стало страшно.
  Кто знает, что я здесь? Ирина? Я не давал ей телефона. Друзья, знакомые? Последний раз друзья звонили перед прошлым Новым Годом, требовали деньги, которые я брал у них в долг. Может быть, я залил соседей снизу? Или это с работы? Или - ОНИ?? Черт, проклятая паранойя! Я рванул трубку.
  - Да!!!
  - Савин, это ты? - Спросила трубка голосом моего давнего приятеля, Сереги Слуцкого. У него я денег не занимал, может быть, потому что у Сереги их отродясь не водилось в таких количествах, чтобы давать в долг, а, может быть, просто берег наши отношения. Впрочем, отношения эти давно уже перешли в латентную фазу, когда периодически вспоминаешь о человеке, но времени и желания для общения уже нет.
  - Серега?
  - Да, я. Слушай, не могу тебе никак дозвониться. Целый месяц звонил в разное время и все безрезультатно. Ты что, уезжал куда-то?
  - Вроде того.
  - А, понятно. У меня к тебе дело есть одно. Просто по телефону неудобно. Можешь зайти сегодня?
  Пауза.
  - Если только ближе к вечеру. Устроит? - Я лихорадочно соображал, что означает этот звонок. Два года не звонил, а тут вдруг - дело.
  Странно.
  - Ну, к вечеру так к вечеру. Только обязательно зайди, хорошо?
  - Хорошо. Если что, перезвоню. Пока.
  Я положил трубку, задумался. Не надо было отвечать на звонок!
  Так уж сложилось, что за всю свою жизнь у меня не было ситуаций, требующих навыков конспирации. В спецназе я не служил, детективы не читал из принципа. Так что если сейчас в дверь позвонят люди в форме, чтобы стребовать с меня возможный должок перед государством (хотя, если подумать, кто еще кому должен), я не очень-то удивлюсь. Сам дурак. А впрочем... Кому я, на хрен, нужен? Я ведь ЕЩЕ ничего такого не совершил. Чего мне бояться? Ну, оказал сопротивление при задержании, а дальше-то что? У тех троих остался мой паспорт, но вряд ли они станут поднимать шум: у них самих больше проблем будет. К тому же, откуда им знать, что я жив? Если только не проверили тот колодец.
  А если проверили, то где в первую очередь будут искать? В больницах, в моргах. В больницах - десятки людей без документов, а в моргах - десятки неопознанных трупов. Да и времени прошло изрядно. Стоит ли начинать все это раскапывать, искать какого-то Андрея Савина, не Бог весть какую птицу, рискуя обнаружить себя? А вот у меня как раз есть шанс прижать их, мизерный, но есть. Написать в вышестоящую организацию или куда там еще, начать судебное разбирательство... Однако, неизвестно еще, чем дело кончится, и не грохнут ли меня раньше. Это во-первых. А во-вторых мне почему-то очень хотелось лично найти каждого из них и отдать должок. Господи, всю жизнь приходится отдавать долги - Родине, друзьям, гадам этим! Можно, конечно, плюнуть на все, но... Я вспомнил вонючий колодец, состояние беспомощности и обреченности, и ненависть снова захлестнула меня.
  Как плохо, что нет никакого оружия! Я вернулся в кухню, открыл ящик с ложками и ножами, выбрал нож побольше. Подержал в руке. Черт, это несерьезно! Может, топор? Пришить к пальто специальную петлю?! Я даже рассмеялся. Швырнул нож в раковину. Для осуществления моих целей лучше всего бы подошел пистолет, не очень большой, надежный и достаточно мощный. Но где его взять?
  Размышляя подобным образом, я тихонько приоткрыл входную дверь и вышел на лестницу. Дверь у меня обычная, никакая не железная, вылетит с одного удара. Странно, что за все это время никто так и не покусился на мое имущество. По теперешним временам стандартная деревянная дверь - уже редкость. Так что иллюзий насчет своей безопасности я не питал. Поэтому спокойно закрыл дверь на ключ и отправился в ближайший продуктовый магазин купить еды.
  Попутно выяснилось, что у нас теперь новый Президент, а старый ушел на пенсию и вовсю пользуется правом неприкосновенности и неподсудности. Что касается бытовой, обыденной части жизни, то все осталось по-старому. Магазины и палатки, как и прежде, торговали импортной второсортной продукцией и дешевой водкой. Страна ничего не производила, постепенно превращаясь в сырьевой придаток. Чей? Теперь я мог довольно однозначно ответить на этот вопрос. Изменение претерпели только цены, причем, естественно, в большую сторону.
  Весь день я думал о том, что делать дальше. О своих новых, проявившихся неожиданно способностях, и о том, как их применить на практике. Несмотря на всю мою рефлексию, я почти физически ощущал приходящую СИЛУ. Сквозь насущные вопросы выживания прорастало нечто новое, незнакомое, подобно грибу, прорастающему сквозь толщу бетона посадочной полосы. Это было обещание, намек на некую свободу или могущество, на чье-то высокое покровительство, сулящее неуязвимость.
  Когда стемнело, я собрался, не включая света, и отправился к Сереге Слуцкому.
  Жил он недалеко, поэтому минут через двадцать я уже звонил в его квартиру. Открыли не сразу. И, как только дверь распахнулась, я понял причину настойчивого желания Сереги повидаться со мной. Он был смертельно болен. Раковая опухоль мозга в довольно продвинутой стадии, и, наверное, неоперабельная.
  - О, здорово, заходи! - сказал он. Я вошел.
  - Ты один? - спросил я на всякий случай.
  Он кивнул.
  - Жена с дочерью уехали в дом отдыха, на неделю. Так что можем сидеть хоть до утра.
  Мы прошли на кухню.
  - Водку любишь? - Спросил Серега, открывая дверцу холодильника.
  - Давай.
  Пока он совершал необходимые приготовления, я рассматривал его, сидя в углу на стуле.
  Серый. Друг детства.
  Когда-то мы вместе учились в средней (очень средней!) общеобразовательной школе, вместе ездили в пионерлагерь, в десятом классе занимались восточными единоборствами. Потом наши пути разошлись. Поступив в разные институты, стали реже общаться. Серега месяцами пропадал в археологических экспедициях, ездил по всей стране. Жену он себе, кстати, тоже привез из одной такой экспедиции. "Где взял, где взял?! Откопал!" - Отвечал Серый на вопросы друзей со свойственным ему черным юмором. Теперь же, за каких-нибудь два года, прошедших с нашей последней встречи, от человека осталась только тень, отбрасывающая саму себя. Хоть он и пытался выглядеть прежним.
  Выпили за встречу.
  Сидеть и пить с умирающим - довольно унылое занятие. Особенно когда он начинает произносить здравицы и рассказывать анекдоты.
  - Значит, анекдот. - Сказал Серега. - Заключение судебной медэкспертизы: "Гражданка Иванова получила многочисленные рубленые раны в области головы, нанесенные тяжелым предметом, вероятно, топором. Как показало вскрытие трупа потерпевшей, орудие преступления было отравлено..."
  Я усмехнулся. Выпили за упокой гражданки Ивановой. Закусили. Серега ткнул кнопку на стареньком двухкассетнике.
  "Москау! Москау!" - Запели хором солдаты Вермахта под бравурный аккомпанемент.
   - Это "Чингисхан". - Сказал Слуцкий. - В свое время их запретили. За крамольные тексты якобы. Мол, заровняем вашу Москву танками, закидаем бомбами, будет вам Олимпиада!
   Он разлил водку по рюмкам.
   - Один мужик рассказал мне интересную историю, давно еще, лет пять назад, когда все ЭТО...- он обвел рукой кухню, имея, очевидно, в виду ситуацию в стране, - только еще начиналось. Вроде бы какой-то его друг, химик, открыл новое вещество, на порядок увеличивающее человеческие возможности и таланты. Может быть, и не вещество, а какой-нибудь метод, не суть важно. Главное другое. Рядовой писатель становится просто гением пера, хирург - гением скальпеля, математик - прямо-таки инкарнацией Лобачевского, ну и так далее... Этот химик попробовал вещество на себе, на своих друзьях и знакомых. И все они неожиданно приобрели громадные способности к творчеству. Само собой, ими заинтересовались спецслужбы. Начали преследовать. И тогда они... УШЛИ! Просто однажды все собрались и ушли куда-то, в другое измерение, может быть. А секрет того вещества забрали с собой. И там, в другом мире, основали свой "Город Мастеров". Был такой детский фильм, помнишь? Мы же, дураки, тут остались. В этой стране нельзя быть талантливым. Заровняют танками. Вот так, Савин.
  - А он-то, этот мужик, почему с ними не ушел? Ведь наверняка и он попробовал вещество.
  - А у него не оказалось таланта.
  Серега быстро хмелел. Я все пытался понять, зачем он меня позвал. Просто ради того, чтобы посидеть вот так, на кухне, ради пьяного разговора "за жизнь"? Это можно понять. Но, как оказалось, позвал он меня не только за этим.
  - Пошли! - Серега вдруг поднялся из-за стола. Я тоже встал и почувствовал, что сам уже изрядно пьян. Он повел меня по коридору в соседнюю комнату, оказавшуюся библиотекой.
  - Видишь эти книги? - Он оглядел забитые книгами полки. - Видишь, сколько их? Выбирай! Забирай хоть все! Бесплатно.
  - Зачем? - Я немного опешил.
  - Подарок тебе хочу сделать. Книги - это единственное, что еще осталось ценным в нашем дрянном мире, из которого ушли все талантливые люди.
  Библиотека и вправду была солидной. Даже побольше, чем у Ирины. Но не это в первый момент бросилось мне в глаза. Я вдруг понял, ПОЧЕМУ умирает Серега Слуцкий.
  Огромный, лежащий на шкафу, череп доисторического животного вытягивал из Сереги жизнь. Я видел это как непосредственно, так и по множеству косвенных признаков. Обычно от времени зубная эмаль черепов желтеет. У этого же черепа зубы стали голубовато-белыми, словно бы фарфоровыми. Пролежав в земле миллионы лет, он забирал чужую жизнь в жалкой и страшной попытке вернуть свою, давно утраченную. Ничего удивительного, настало время черных чудес. Ведь боги добра и света, которым мы по привычке поклоняемся, давно мертвы.
  - Откуда эта штука у тебя? - Я кивнул на череп. Серега недоуменно уставился в угол, где лежали останки ископаемого, потом сообразил.
  - А, это? Приданое жены, блин!.. Она его с раскопок притащила. Помнится, хотел продать, так жена с дочкой - ни в какую! Сговорились! Даже имя ему придумали: Веселый Роджер. Говорят, стиль создает.
  Да, скоро будет вам весело, подумал я, но вслух ничего не сказал. У меня появилось одно соображение на этот счет, некий план...
  - Пойдем еще выпьем. - Неожиданно предложил Серега безо всякой связи с предыдущим. - Это надо отметить!
  Что именно надо отметить, он не уточнил.
  Пьянка продолжалась.
  В какой-то момент я почувствовал, что прямо-таки смертельно хочу ему все рассказать, выложить до последней капельки. Пусть он не ответит на тот главный вопрос, который поднимается из глубины души лишь в минуты алкогольной интоксикации, не вопрос: "Ты меня уважаешь?!", а другой: "ПРАВИЛЬНО ЛИ Я ПОСТУПАЮ?". Пусть он не ответит на него, но он - единственный человек, который поверит!
  Однако, Слуцкий отключился раньше, чем я начал этот разговор. Меня тоже основательно пошатывало. Несмотря на это, я отправился в библиотеку и стал выбирать книги, непонятно чем руководствуясь. Например, первой выбранной мною оказалась "Алиса в Стране Чудес". Ах, Алиса!.. Если бы ты родилась в наше время и увидела то, что видел я, у тебя бы и безо всякой Страны Чудес съехала крыша. Или ты взяла бы нож и начала всех убивать направо и налево... Я всегда считал Кэрролла абсолютно недетским писателем, может быть, поэтому сейчас и выбрал "Алису..." Второй, за которую зацепился взгляд, была книга "Религии Австралии" какого-то югославского, что ли, автора. Научный труд в подходящем, карманном, формате. Прислонившись к шкафу и открыв книгу на произвольной странице, я стал читать.
  "...Нумбакулла и священный шест.
  Чтобы лучше понять парадигматическую созидательность этих первобытных существ, мы рассмотрим несколько примеров... Согласно мифологическим традициям ачилпа, одной из групп аранда, Нумбакулла восстал "из ничего" и направился на север, создавая горы, реки, животных и растения. Он также сотворил куруна, огромное число которых было скрыто внутри его тела. В то время человек еще не существовал. Он поместил куруна в чурингу, и так он "поднял" первого ачилпа, мифического предка. Нумбакулла поместил шест, называемый каува-аува, посреди священной земли. Смазав его кровью, он стал карабкаться на него. Он приказал первому предку ачилпа следовать за ним; но от крови шест стал слишком скользким, и человек соскользнул вниз. Нумбакулла продолжал один, забрал с собой шест, и больше его никогда не видели..."
  Похоже, мы с Серегой оба немного не рассчитали, выпили чуть больше, чем нужно, он - чтобы не заснуть, а я - чтобы как следует уяснить "парадигматическую созидательность этих первобытных существ", но книга мне понравилась. Я решил, что непременно при случае прочту ее до конца. Если бы в тот момент я просто спокойно ушел, оставив спящего приятеля и всю эту затею с книгами, дальнейшие события развивались бы по совершенно другому сценарию. Но я не ушел. Я дочитал до абзаца, захлопнул книгу и снова полез в шкаф.
  Третью книгу, "Театральный роман" Булгакова, раскрыть не удалось, так намертво слиплись ее страницы. Я хотел уже положить ее на место, но остановился. Она казалась слишком тяжелой. Еще ни о чем не догадываясь, я взял книгу за края обложки обеими руками и сильно рванул. Раздался треск. Обложка разъехалась, посыпалась какая-то труха, и к моим ногам, глухо брякнувшись о ковер, упал пистолет.
  Я быстро наклонился и поднял его. Это был легендарный "ТТ" образца 1933 года. Внутри книги, в тайнике, оставались еще запасная обойма и коробка патронов. Вот теперь я знал, что привело меня сюда в этот вечер. Фортуна наконец-то криво улыбнулась мне, вложив прямо в руки орудие возмездия. Я поставил искалеченный переплет обратно на полку, а "ТТ" сунул за ремень брюк. Давно у меня не было такого сильного адреналинового выброса!
  Теперь оставалось еще одно дело. Я выглянул из дверей библиотеки. Серега спал, уткнувшись лицом в покоящиеся на столе локти. Тогда я вернулся обратно, подтащил стул и снял Веселого Роджера со шкафа. Голова кружилась. В лицо дохнуло холодом. Череп оказался неожиданно тяжелым, будто бы выточенным из камня, и я с трудом удержал его за глазницу. Потом вышел из квартиры, прикрыл входную дверь, и, спустившись на один лестничный пролет, бросил останки ископаемого в мусоропровод.
  Падение черепа в небытие сопровождалось глухим стуком. Потом все стихло. Я рассовал по карманам куртки книги и коробку с патронами, поправил на животе мистически приобретенный пистолет. Усмехнулся.
  Ну, гады, держитесь! Я уже иду!
  
  6. "РАЗ!"
  В этом сне я вижу, как по желтой дороге ко мне приближается праздничная процессия. Будто бы я попал на карнавал в Рио. Виляют бедрами танцовщицы, сверкают фейерверки и мишура. Впереди едет повозка с помостом, на котором две мулатки исполняют непристойный танец. Звучит музыка. Шествие все ближе. И тут я понимаю, что это все обман, фальшивка. Под видом карнавала по дороге движется некая конструкция из человеческих костей, досок, веревок и тряпья.
  "О, не обращайте внимания!" - Доносится до меня старческий голос. Я оборачиваюсь. Рядом со мной стоит сухонький старичок в черном дорогом пальто и шляпе. В руке у него длинный зонт.
  "Это всего лишь имитация, молодой человек, - продолжает старик, - своего рода... как это у вас говорится? Э-э-э... демо-версия, так, кажется? - Создана из подручных материалов, поэтому легко распознается".
  "Кто вы?" - Спрашиваю я.
  "Охотно представлюсь, милейший! - Говорит он, касаясь шляпы и оскаливая в улыбке щербатый рот. Его лицо постоянно плывет, меняется. - "Я - Продавец Сновидений. Предприятие без образования юридического лица. Могу предложить НАСТОЯЩИЙ карнавал в Рио. Но стоить он будет, разумеется, несколько дороже. Или вас интересует?.. Кажется, я знаю, что вас таки действительно заинтересует, друг мой".
  "Откуда вы знаете, что меня действительно ЭТО заинтересует?" - Здесь, во сне, старик начинает меня раздражать своей осведомленностью.
  "Смог бы я сохранить свой маленький бизнес, скажите мне на милость, - он превращается вдруг в местечкового старого еврея, - если бы не знал, кому что нужно. Вы еще молоды, ваша кровь играет, зовет на подвиги. Какие-то люди сделали вам "ой!", и теперь вы интересуетесь ими на предмет расчета".
  Я с удивлением гляжу на старика. Некая часть меня понимает, что старик ворует образы из моего собственного ума, но сон есть сон, и тут свои порядки.
  "Для начала могу предложить небольшое сновиденьице. Оно облегчит вам поиск и почти ничего не будет стоить. Вам повезло, что вы встретили именно меня. Другие за подобный пустяк берут неслыханную цену. Соглашайтесь, не пожалеете!"
  Очевидно, я согласился, потому что в следующем сне вижу тускло освещенный гараж и человека, склонившегося над распахнутым нутром синей "девятки". Это один из тех троих, в реальности его зовут, кажется, Левченко, только теперь на нем старые джинсы и спецовка. Место почти знакомое. Где-то неподалеку - железнодорожная ветка: слышен грохот проходящего поезда. Словно почувствовав мой взгляд, человек вдруг распрямляется, оборачивается и долго смотрит в мою сторону. Я застываю в неподвижности, боясь пошевелиться, хотя и знаю, что невидим. Он вытирает руки ветошью, идет куда-то в глубину и возвращается, вооруженный "макаровым". Прислушивается, стоя за створкой гаража. Потом сплевывает сквозь зубы и, засунув "ствол" под куртку, продолжает прерванную возню с машиной.
  "Завтра в девять", - шепчет кто-то мне на ухо, и с этими словами я просыпаюсь.
  Я знал, что это всего лишь сон, но, тем не менее, добросовестно спланировал маршрут от своего дома до того гаражного кооператива, кажется, расположенного неподалеку от платформы "Текстильщики". Очень удобно: приехал на электричке, сделал дело и точно так же уехал.
  В тот день у меня с самого утра было на редкость хорошее настроение. Однажды я даже расхохотался: пришла мысль, что раньше еще никто не использовал сны столь утилитарным способом. Если вы спросите, как я отношусь к идеалам христианской любви, ко всепрощению, то отвечу: хорошо отношусь. Я еще не совсем законченный мизантроп. Но этим людям я хотел именно ЗЛА, потому что это - справедливо.
  "ТТ" пришлось разобрать, смазать и собрать заново. Никто меня этому не учил, но тут был как раз тот самый случай, когда оружие само тебя обучает. Из восьми патронов в обойме два оказались сомнительными (все-таки сколько этим патронам лет!), и я заменил их, решив не рисковать. На перила, ограждающие балкон, села знакомая ворона. Я поднял пистолет, прицелился в нее сквозь стекло и сказал: "Ба-бах!". Ворона грузно снялась с перил и канула вниз.
  Задолго до означенного времени я вышел из дома.
  Путь к станции лежал через сквер. В ту пору, когда это место еще считалось окраиной города, здесь размещалась скотобойня. Концлагерь для животных. На три метра вглубь почва пропиталась гормонами смерти. И деревья парка пили их своей корневой системой. Пространство вокруг буквально вопило от насилия и боли! Я почти воочию видел сцены убийства живых существ, их агонию, брызги крови на стенах, стальные крючья, морозильные камеры, набитые тушами казненных коров. Желудок скрутило в узел, голова закружилась. Я почувствовал, что вот-вот потеряю сознание, и сел на ближайшую скамейку. Люди, едящие говядину, не задумываются о том, ОТКУДА она попадает на их стол. Постепенно голова прояснилась, живот перестали терзать спазмы, и тогда я понял, что, потеряв бдительность, нечаянно попал в одну из зон отбора энергии. Моя "чувствительность к странному", наверное, на порядок превосходила подобную чувствительность обычных людей, поэтому я в полной мере испытал на себе действие этой дьявольской штуки. Впредь надо быть внимательнее.
  Темнело. На станции я изучил расписание электричек, купил билет на две зоны дальше "Текстильщиков", а через десять минут уже стоял в тамбуре, рассматривал сквозь мутное стекло проплывающий пейзаж. Пейзаж, надо сказать, прилива оптимизма не вызывал. Чертовы пришельцы давно и прочно захватили воздушное пространство Москвы. Над городом, сколько хватало глаз, висели черно-серые аэростаты, и это напоминало кадры кинохроники времен войны. Не доставало только зенитных батарей. Вспомнился где-то увиденный плакат: "Товарищ! Будь всегда начеку! Выполняй боевое задание! Не давай Москву поджигать врагу, охраняй заводы и здания!" Вот-вот, охраняй...
  Прямо перед "Текстильщиками" появились контролеры, проверили мой билет и двинулись дальше. Вместе с толпой я вышел на платформу. Уже совсем стемнело. Зияли подозрительно глубокие провалы теней. Казалось, в них можно провалиться, как в яму. В небе апокалиптическим неоновым светом горела надпись: "Москвич". (Такими же неоновыми буквами и тем же шрифтом здесь хорошо смотрелась бы надпись "Люцифер".) Толпа шла в метро, на автобусы, я же добрался до конца платформы, спрыгнул и направился в сторону гаражей. Под ногами хрустел гравий, потом захлюпала грязь.
  Да, место было то самое. Не обманул старый еврей!
  Еще оставалось двадцать лишних минут, и я потратил их на то, чтобы, на всякий случай, если все пойдет как-нибудь не так, определить для себя пути отхода. Без десяти девять я подходил к воротам гаражного кооператива. Как по заказу, ни водителей, ни охранников с их собаками мне не встретилось. Теперь уже я шел прямиком к цели, на ходу передергивая затвор пистолета. Сердце бешено колотилось, и казалось, что сонные артерии сейчас полопаются.
  Вот он, гараж. Створки открыты, внутри темно, мой враг склонился над капотом синих "Жигулей". Не сбавлять темпа. На одном дыхании! Ну!
  Я быстро вошел внутрь, шагнул к попытавшемуся было распрямиться Левченко и коротко ударил его рукояткой пистолета под ухо. Обычно после такого жертва должна осесть мешком, но он лишь покачнулся и тут же врезал мне кулаком в солнечное сплетение. Дыхание перехватило. Я отскочил, уворачиваясь от второго удара, ногой в голову, но он прыгнул следом. Его рука неправдоподобно удлинилась, словно резиновая, растопыренные пальцы мелькнули буквально в сантиметре от моего лица. Но полностью уйти от его атаки все же не удалось, куртка на груди лопнула - мне показалось, что на пальцах у него выросли длинные когти! Он узнал меня. Дело приняло совсем иной оборот, чем хотелось бы.
  - А ты живучий! - Он нехорошо усмехнулся, медленно сокращая дистанцию. Я сделал шаг назад, ощутил лопатками стену гаража и поднял пистолет.
  - Поживучее тебя буду! - Я чувствовал, что инициатива стремительно ускользает от меня. - Стой, где стоишь!
  Он замер, насмешливо посмотрел на пистолет в моей руке и покрутил головой, разминая шею.
  - Ну и чего ты хочешь?
  - Хочу, чтобы вы все сдохли!
  Он расхохотался и вдруг прыгнул. Скорее рефлекторно, чем осознанно, я нажал на спуск.
  Пистолет оглушительно бабахнул, выплюнув дымящуюся гильзу. Пуля попала ему в плечо и отбросила к стене. Он вскочил, бросился в глубину гаража. Я знал, куда он так рвется. Кажется, тогда мне не хотелось взаправду никого убивать. Ну, может быть, набить морду, задать пару вопросов. Но он просто не оставлял мне выбора. Я выстрелил три раза, почти не целясь, и все три раза попал. Он грохнулся на пол и ПОПОЛЗ! Хотя одна пуля вошла ему куда-то в область сердца, а две другие пробили легкое, он упрямо полз к своей куртке. Я поймал на мушку его затылок. Нельзя было позволить ему добраться до оружия!
  Пятый, последний, выстрел потонул в грохоте проносящегося мимо товарняка. В обойме осталось еще три патрона. Меня била нервная дрожь. Я впервые стрелял в человека, и теперь с отвращением и ужасом наблюдал, как испаряется, тает его жизнь, перемешиваясь со смертью. Он дернулся в последний раз и затих.
  Да, сказал я себе, дерьмовый из тебя киллер. Трясущимися руками спрятал пистолет, зачем-то понюхал пальцы, потом прикрыл створки гаража. Перешагнув через убитого, я направился туда, где висела его куртка с надписью "Версаче". Выгреб из внутренних карманов все документы, ключи, бумажник. Око за око, вот так. Потом разберусь, что к чему. Что-то еще оттягивало полу куртки. Пистолет? На ощупь вроде бы не похоже.
  Я еще раз обшарил куртку мертвого модельера, (а теперь еще и мертвого хозяина), и в потайном кармане обнаружил некий продолговатый, чуть изогнутый предмет, который явно не мог быть ни деталью автомобиля, ни инструментом. Любой эксперт, да даже мало-мальски смышленый человек классифицировал бы эту штуку как оружие. Причем отнюдь не земного происхождения. Вот, значит, вы кто, товарищи милиционеры!
  Действовать надо было быстро. Я собрал гильзы, хотя нашел только четыре из пяти. Потом, осмотревшись, отвинтил крышку бака "Жигулей", разыскал в гараже полную канистру, все там облил бензином и поджег ветошь. Мой план удался лишь наполовину, я так и не узнал ничего ни о своих документах, ни о двух других его приятелях.
  Был, кажется, такой фантастический рассказ.
  Одуревшему от сытой спокойной жизни обывателю предлагают сыграть в компьютерную игру, в которой нужно бегать по городу и стрелять в прохожих, попов, полицейских и проституток. За каждого убитого - сколько-то призовых очков, в зависимости от ранга. Он соглашается. На него надевают шлем виртуальной реальности, дают пистолет и игра начинается. В конце концов, он набирает большее, чем другие, число очков, выигрывает, а потом оказывается, что все происходило по-настоящему...
  Сейчас я испытывал такое ощущение, будто мне на голову напялили этот самый виртуальный шлем.
  Кто-то, кажется, даже произнес: "Раз!"
  
  Никто меня не увидел, не остановил, я шел, не оглядываясь. И только подходя уже к станции, оглянувшись, увидел, как над крышами гаражей взметнулся оранжевый язык пламени, а через секунду донесся приглушенный хлопок.
  Придется снова обращаться к Продавцу.
  
  7.ПЛОХИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ ВАШЕЙ КАРМЫ
  Определенно, мне сегодня везло. Добраться домой без паспорта, с еще пахнущим порохом "стволом" и документами убитого милиционера и ни разу не нарваться на патруль - большая удача. Дома я разложил на обеденном столе вещи мертвеца и стал изучать.
  Так, паспорт. Левченко Павел Андреевич, 1969 года рождения, русский, уроженец села Вороново, Московская область, холост, проживает... то есть проживал... улица Люблинская, 94, квартира 30. Вляпался ты в историю, Левченко Павел Андреевич, гореть тебе вечно в Аду! Жил бы себе тихонько в своем этом селе Вороново, Московской области, водку бы пил, на тракторе пахал, девок бы в клубе по воскресеньям щупал. Так нет же, угораздило тебя приехать в столицу, заделаться ментом... Служебное удостоверение. Особый полк милиции по охране Московского метрополитена имени В. И. Ленина. Сержант. Надо же, особый полк! Удостоверение выдано полгода назад. Так, а это что?
  В руках у меня оказалась пластиковая карта, как для прохода через турникеты, только именная. "Ассоциация Добровольных Доноров России", - гласила надпись на карточке. Интересно, какие же еще бывают доноры? Принудительные, как те ходячие марионетки на улицах? Смахивает на клубную карточку. Дата выдачи - 20 марта сего года. Через неделю после того, как они бросили меня в колодец на пустыре! Интересно!
  Я рассеянно просмотрел водительские права, страховое свидетельство и прочую мелочь. Мне вдруг вспомнилось, что у Левченко тоже НЕ БЫЛО на плечах того МЕХАНИЗМА, как не было его у меня и Ирины.
  И дрался он не в пример лучше, чем в первый раз. Да еще эти когти... Я заглянул под майку. На коже до сих пор краснели борозды от его пальцев. Надо будет смазать йодом на всякий случай...
  Настала очередь продолговатого предмета. Я повертел его в руках и так и эдак, но ничего не понял, кроме того, что это действительно оружие. От предмета отчетливо веяло угрозой, смертью. Весил он примерно килограмма полтора, в длину составлял сантиметров пятнадцать. Неизвестный металл, причудливая форма. Множество отверстий. В одной из выемок тускло горит зеленый огонек - наверное, что-то вроде индикатора готовности. Непонятно даже, где у этой штуки рукоятка, а как ею пользоваться - тем более не ясно. Здесь мои способности были бессильны. Вещь-в-себе. Ваджра, оружие богов.
  В ту ночь мне опять снились странные сны.
  Некую черту человеку лучше не переступать, но уж если это происходит, то надо идти до конца. Казалось бы, совесть моя чиста, я всего лишь мстил, да и убил-то на самом деле не человека, а... кого? Пришельца, одного из тех, кто давно уже и так хозяйничает на Земле? Значит, я вдвойне теперь вне закона. И выход только один - идти дальше. Во сне я заново переживал куски событий, перескакивал от эпизода к эпизоду, то вперед, то назад.
  В небе Москвы плыли черные аэростаты, пришелец Левченко, добровольный донор, лежал ничком с простреленным черепом. Потом приснилась Ирина, нагая, в ванной, залитой темными потеками, читающая наизусть стихи мертвого любовника. Сны походили на обрывки кинопленки, которую сначала нарезали, а потом склеили кое-как и пустили в прокат.
  И вдруг - совершенно четкий эпизод.
  Я иду по Старому Арбату и встречаю его. Черная фигура Продавца видна еще издалека. Я подхожу. Вокруг, кроме нас двоих, ни души. Ветер треплет тенты летних кафе.
  "Не надо ничего говорить, молодой человек! - приподнимает он свою старомодную шляпу. Я предлагаю только первосортный товар. А уж как этим товаром распоряжается покупатель, - личное дело покупателя".
  "Мне нужна еще одна подсказка" - говорю я.
  "Знаю, знаю", - он печально смотрит на меня, молчит. Ветер усиливается. По Арбату идет процессия кришнаитов со своими тарелочками и конфетами.
  "На этот раз будет гораздо дороже", - предупреждает Продавец и неожиданно превращается в тибетского монаха.
  "Может быть, оставите эту затею, уважаемый?" - Спрашивает он. Ветер хлопает складками его желтой мантии. - Почти наверняка плохие последствия для вашей кармы".
   "Мне нужна подсказка! - Упрямо повторяю я. - Чего бы она ни стоила". Монах кивает. Я вдруг догадываюсь, что способность менять облик - главная черта Продавца. Она позволяет ему избегать неприятностей с властями, прятаться в лабиринтах сновидений после не всегда законной сделки. Ветер дует со все возрастающей силой, несет по брусчатке обрывки бумаг, картонные ящики, мертвые листья. Тут и там вздымаются маленькие пыльные смерчи.
  По улице со стороны МИДА движется темное облако. Оставаться здесь больше нельзя.
  "Пошли". - Говорит Продавец, сворачивая в какую-то подворотню. Мы идем по длинному неосвещенному коридору. В его руке - керосиновая лампа "летучая мышь". Коридор заканчивается, мы попадаем в лабиринт древнего пещерного города. Зияют дыры ходов. Я иду за монахом, стараясь не отстать. Входим в круглый каменный зал.
  "Здесь". - Он ставит лампу на пол, берется за каменное кольцо и поднимает крышку погреба. Видны ступени вниз. Я спускаюсь туда, он закрывает крышку, и дальше я иду один. Показывается отдаленный свет. Это выход.
  Взгляду открывается нечто вроде выставочного зала, состоящего из анфилады отдельных комнат. Как в Музее Востока. В нишах стоят экспонаты. Присмотревшись, я понимаю, что это - вырванные человеческие кадыки. К каждому прилагается табличка с пояснением, где, когда, при каких обстоятельствах и с кем случилась данная неприятность. На некоторых кадыках кровь еще совсем свежая. Я иду из комнаты в комнату. А вот и мой подопечный. Он оглядывается, видит меня и бросается бежать. Я бегу следом. Типичный женский кошмар! Мы несемся из зала в зал. Этот сон уже ПРОДАН мне, и потому бегущий в моей власти, ему не скрыться. Тупик. Я догоняю его, прыгаю, прижимаю к земле.
  "Узнал меня?" - Спрашиваю. Он хрипло дышит. В глазах - ужас. Не знаю, кем я ему сейчас представляюсь. Сжимаю пальцами его горло.
  "Где мои документы? У кого? Ну!"
  "Какие... документы?"
  "Паспорт мой! Тот, что вы у меня забрали!"
  Он таращит глаза, хрипит. Лоб его покрывается капельками пота. Мне становится противно. Но это ведь сон, правда? Я могу делать все, что захочу. Он мой враг, и я его буду допрашивать как врага, как допрашивают в кино. Человек пытается освободиться, но я сильнее сдавливаю его гортань.
   "Говори!!!"
  "У Пант... хрр-рр-р... у Пантелеева... у капитана..."
  "Его адрес! Быстро!" - Я чуть ослабляю хватку.
  "Космонавта Волкова... Четырнадцать... Квартира сорок... Только тебе все равно не... Хр-р-р..."
  "Когда он возвращается с дежурства?"
  Допрашиваемый молчит, закатывает глаза.
  "Когда он возвращается с дежурства!??"
  "В семь вечера!.. Пусти!.."
  "Спасибо, сволочь!" - Говорю я и выдираю его кадык. Брызжет черная кровь. Он вскакивает, но тут же падает. На полу растекается огромная лужа. Держа вырванную гортань двумя пальцами, я подхожу к пустующей нише и ставлю туда еще один экспонат. Смотрители музея обязательно приделают и к нему табличку. Более не оглядываясь на распростертое тело, ухожу из этого сна, вверх, вверх, к пробуждению...
  
  8. АЛИСА В СТРАНЕ ЧУДЕС
  Когда я проснулся, то долго лежал, пытаясь понять, что же на самом деле произошло. Кто-то однажды задавался вопросом, в ответе ли мы за свои сны. Тогда я решил для себя, что нет, не в ответе. Подсознание, откуда приходят сны, мол, слишком замусорено, загажено нашей звериной сущностью, чтобы мы отвечали за свои сновидения. Однако, теперь мне стало казаться, что, если я хочу пользоваться снами, как личным опытом, мне придется признать реальность происходящего во сне. А, значит, и подписаться под всеми своими поступками, как ЗДЕСЬ, так и ТАМ. Прав монах, с кармой не шутят. Впрочем, с ним-то я расплатился...
  Чем именно я расплатился с Продавцом, стало ясно в ванной перед зеркалом. Я смотрел на себя и с трудом узнавал. В зеркале отражалось лицо сорокалетнего человека. Морщины вокруг глаз, тронутая увяданием кожа, намечающаяся лысина. Боже, я постарел лет на десять! Подобный шок мало кто испытывал на собственной шкуре. Я плеснул в зеркало водой, едва удержавшись от того, чтобы не ударить в него кулаком. Ну, меня же предупреждали. Кого теперь винить? Пора завязывать с играми, в которых даже время перестает быть чем-то таким, на что можно опереться. Или хотя бы тем, что можно измерить и сосчитать. Мы живем так, как будто у нас впереди целая Вечность. Нет ее у нас, этой Вечности! Если я опять так же бездарно распоряжусь подсказкой, то вряд ли стоит снова идти к Продавцу. Умереть от старости в 28 лет? Увольте!
  А все-таки, убил я его или не убил?
  Наскоро позавтракав, я приступил к обдумыванию плана.
  Улица Космонавта Волкова где-то на "Водном стадионе"; можно посмотреть по карте. Семь вечера. Не очень удобное время, но это единственный шанс застать врага врасплох. Если приехать часам к шести, затаиться где-нибудь на лестнице и дождаться возвращения этого самого Пантелеева, то можно напасть на него, проникнуть в квартиру, а там уже действовать по обстановке. Во-первых, мне нужны были мои документы. Вряд ли он хранит их на работе. Во-вторых, его жизнь. О том, что у Пантелеева могут быть жена, дети, я старался не думать. Иначе получается чистейшей воды достоевщина. Он - мой враг, сказал я себе, ясно? Наверняка, я не единственный, кого постигла подобная участь. Эти трое - бандиты, твари, нелюди. И заслуживают только одного - смерти. Если в первый раз я еще сомневался в правильности своих действий, то теперь, после всего, - нет. Они думают, что останутся безнаказанными? Как бы не так. Я придумал себе оправдание: любой человек может совершать правосудие и даже приводить приговор в исполнение, если делает это ИСКРЕННЕ. Пусть это будет чисто субъективный подход, месть, самосуд, но зато - от души.
  Меня охватила давешняя эйфория. Я гладко и со вкусом побрился, принял ванну, достал из шкафа свои лучшие вещи. Я должен выглядеть респектабельно, чтобы ни один патрульный, ни один гад не смог бы меня ни в чем заподозрить. Неспеша почистил пистолет. Это немного успокаивало. Патроны в коробке ждали своего часа, их пороховые заряды светились красноватым светом. Я выбрал те из них, которые давали ровный спокойный свет, отложив слишком тусклые и ярко пылающие. Шанс на успех небольшой, но ведь не зря же мне до сих пор так патологически везло. Если делать все быстро, на едином дыхании, то ОНИ (кто бы они ни были) просто не успеют ничего предпринять в ответ.
  Навязчивое состояние, скажете вы, маниакальный психоз. Как угодно. Но у меня есть цель, и я ее добьюсь.
  Я набрал номер. Долго не подходили. Наконец, ответили.
  - Алло!
  - Тетя Полина?
  Пауза.
  - Да, я. Кто это?
  - Это Андрей, друг Инги. Помните меня?
  - Конечно, Андрюша. Что-то случилось?
  - Нет, ничего особенного. Можно я зайду? Через полчаса?
  - Заходи, конечно, заходи. Я сегодня весь день дома.
  Я повесил трубку. Сунул пистолет за ремень и вышел из квартиры, прихватив с собою сумку с одеждой.
  На автобусе до дома Инги - минут пятнадцать. Я вышел на остановке, перешел дорогу. Присел в сквере на лавочке. Пять лет прошло с тех пор, как я был здесь последний раз. Но почти ничего не изменилось. Все так же играли дети за забором детского сада, звенели проезжающие трамваи. В сквере громоздились обшарпанные деревянные скамейки с неприличными надписями на спинках. Бегали бездомные собаки... Вот в том доме она жила. Когда Полина Ивановна уходила на ночное дежурство, а Инга пребывала в нужном настроении, мы устраивали с нею форменное безобразие. Она была редкая шлюха, но я любил ее, любил, как ни одну женщину ни до, ни после. Ее бесчисленные мужики меня нисколько не смущали, и возникало даже ощущение какой-то мужской солидарности. Однажды все кончилось.
  Неожиданно я подумал, а не бросить ли все. Ну, хорошо, осуществлю я задуманное, а дальше-то что? Уехать бы куда-нибудь, хоть в тайгу, хоть в Чернобыль, подальше от людей. Смотреть, как растут травы, наблюдать за сменой времен года. С моими способностями это должно выглядеть очень красиво...
  Я поднялся по лестнице, позвонил в дверь.
  - Кто там? - Спросила Полина Ивановна.
  - Это я, тетя Полина.
  Дверь открылась. Я с трудом узнал в этой женщине мать Инги. Она сильно постарела с тех пор, как мы виделись в последний раз. Лицо ее осунулось, глаза ввалились, но были все так же по-коровьи добры.
  - Здравствуйте!
  - Здравствуй, Андрюша. Проходи.
  Мы сидели на кухне. Везде, где только можно, висели декоративные доски с хохломской росписью. В свое время эти доски доводили Ингу до бешенства.
  - Полина Ивановна! - Начал я. - Скажите, вы не продали второй мотоцикл Инги?
  Полина Ивановна пристально на меня посмотрела.
  - У тебя все-таки что-то случилось, Андрей.
  - Да, тетя Полина, случилось. - Я старался не отводить взгляд. - Я не могу вам рассказать сейчас, но, поверьте, мне ОЧЕНЬ нужен мотоцикл. Я верну, обещаю.
  Она встала с табурета, вышла из кухни. Через минуту вернулась, положила на стол связку ключей. Присела.
  - После того, как... Инги не стало, им никто не пользовался. - Сказала она. - Не знаю даже, поедет ли он.
  - Вы замечательная женщина, тетя Полина! - Я взял ключи. - Два-три дня, не больше.
  - Просто мне кажется, Инга была бы не против. Знаешь, Андрей, я с ней всегда советуюсь...
  Аура Полины Ивановны была такой же тусклой, черно-красной, как и хохломская роспись на досках в кухне, а в коровьих глазах виднелась одна только безмерная усталость. Из нее тоже выпили жизнь. Я попрощался, понимая, что в очередной раз поступаю по отношению к хорошему человеку чисто потребительски, но не видя иного выхода, и, спустившись вниз, пошел через сквер к гаражам.
  Скорее всего, гараж Инги использовали как склад или овощехранилище. Замок открылся легко. Я вошел внутрь, нашарил выключатель. В дальнем углу, накрытый брезентом, стоял мотоцикл. Отодвинув в сторону банки с солеными помидорами, я сбросил пыльный брезент. Мотоцикл был большой, черный, в полутьме гаража тускло поблескивали его хромированные части. Нигде ни пятнышка ржавчины. Садись и поезжай. Наши мертвые нас не оставят в беде, подумал я, расстегивая сумку с одеждой. Переоделся в старые джинсы, свитер, сверху натянул потертую кожаную куртку. Ящик с инструментами стоял на полке, под брезентом нашлись две полные канистры бензина и пластиковая фляга с маслом. В запасе было несколько часов. За это время нужно было поменять масло, накачать баллоны и заправить бак. Чем я и занялся, не доверяя внешне благополучному виду мотоцикла.
  Впрочем, особых проблем не возникло. Когда я дернул стартер, мотоцикл заурчал и окутался сизым дымом. Пришлось открыть дверь, чтобы не задохнуться. Погоняв его на малых оборотах некоторое время, я выключил двигатель. Под обивкой сидения обнаружилась старая, порванная на сгибах, карта города. При других обстоятельства я вряд ли стал бы пользоваться ею. Но выбирать не приходилось. Я прикинул маршрут и сунул карту во внутренний карман куртки. Потом вывел мотоцикл, закрыл гараж и надел шлем.
  Шлем тоже был черный, под цвет мотоцикла. Когда я одел его, мне почудился запах ЕЕ духов, будто бы Инга передавала мне привет с того света. Я улыбнулся этой мысли, завел мотор и, через парк, заброшенные кварталы и железнодорожную ветку, поехал в сторону окраины.
  Двигатель работал ровно и по-своему даже ласково. Мотоцикл вибрировал подо мной, как застоявшаяся лошадь. Минут десять я заново учился водить, потом освоился. Ветер хлестал шею, врывался под куртку; упоение скоростью охватило меня. На минуту я даже забыл, куда и зачем еду. Это было прекрасно!
  Казалось, некая часть бессмертной души Инги переселилась в этот кусок железа и оживила его! "Смерти нет, - шептала Инга, - есть только любовь. Бессмертие - и есть любовь. Идем со мной! Я дам тебе то, что ты никогда не найдешь в своих снах! Я всегда буду любить тебя! Идем вместе! Здесь недалеко, за поворотом... Да, любимый! Сюда! Да, милый! Иди же!.."
  Я резко затормозил, выворачивая руль. Мотоцикл остановился. Оседало облако пыли. Мотор умолк. На лбу выступили капельки пота, руки дрожали. Какая-то заброшенная стройка, пустырь. До котлована, на дне которого скопилась талая вода и торчали стержни арматуры, я не доехал буквально полметра.
  - Стерва ты, Инга. - сказал я вслух. - С собой меня хотела забрать? Не делай так больше! У меня здесь еще кое-какие дела остались, понятно?
  Кажется, она поняла. Да, непростой мотоцикл мне достался...
  К шести вечера, избегая оживленных улиц, я добрался в нужное место. Въехал под арку старого девятиэтажного сталинского дома, оставил мотоцикл за контейнерами с мусором и направился к нужному подъезду. Некое звериное чутье подсказывало, что и как мне делать. Так хищник выбирает место засады, не особенно задумываясь о своих действиях. Инстинкт руководит им. Мною же руководила какая-то непонятная сила, и трудно было даже определить, внутри ее источник или снаружи.
  Электронный замок на двери подъезда открылся с первой попытки. Как мне это удалось, не знаю. Просто набрал НУЖНУЮ комбинацию, и все. В подъезде царил полумрак. Где-то наверху играла музыка, все тот же Игги Поп хрипло пел про автомобиль смерти. Я поднялся по лестнице, уселся между четвертым и пятым этажом на подоконник и приготовился ждать. Здесь была очень удобная ниша, в которой перед появлением Пантелеева я собирался затаиться. Итак, все фигуры расставлены по своим клеткам, время пошло.
  Открыв книгу "Алиса в Стране Чудес" на произвольной странице, ту самую, из библиотеки Сереги Слуцкого, я начал читать, чтобы убить время, не забывая, впрочем, периодически поглядывать в окно.
  Кто-то вошел в подъезд, грохнул лифт. Проехал мимо четвертого этажа, остановился на восьмом или девятом. Я продолжил чтение.
  Внезапно, сам не зная почему, я оторвался от книги и посмотрел в окно. Отсюда очень хорошо просматривался внутренний двор до самого входа в подъезд. Я машинально взглянул на часы: без пяти семь. Над городом нависло багровое закатное небо, давящее, зловещее, вызывающее цепочку нехороших ассоциаций.
  И тут во двор из-под арки въехал милицейский "газик". Притормозил у подъезда, остановился. Открылась дверца, и вышел тот самый капитан, последний из троих. Пантелеев. Я вжался в нишу рядом с окном, достал пистолет, а книгу сунул за пояс. Поставил курок на боевой взвод. С лестницы меня практически не видно, один прыжок - и я у лифта. Сердце отчаянно колотилось. "Газик" уехал. Отлично. Пантелеев вошел в подъезд, вызвал лифт. Значит, не любитель ходить пешком. Вот он шагнул в кабину лифта. Створки сомкнулись, и лифт начал подниматься...
  
  9.ОРУЖИЕ БОГОВ
  Мотоцикл мчался по темным улицам окраины.
  Мрачный багровый закат догорел. Наступила тьма. Дорога свернула под эстакаду, здесь пылали костры в железных бочках, какие-то ободранные личности грелись, держа над огнем руки в рваных перчатках. Может быть, это были даже негры. Чему удивляться? Теперь у нас здесь почти что Америка. На много километров вокруг раскинулись кварталы промзоны, заброшенные заводские корпуса, лабиринты заборов с остатками ржавой колючей проволоки. После захода солнца тут практически невозможно встретить одинокого прохожего. Я нарочно выбирал безлюдные места, хотя это и было связано с риском остаться без мотоцикла, с проломленным черепом, в сточной канаве. Впрочем, подобный вариант мы уже проходили. Хуже, если придется столкнуться с одной из мотоциклетных банд, по слухам, обитающих в этих местах. И удастся ли от них отбиться - большой вопрос.
  С капитаном Пантелеевым все оказалось не так просто, как выглядело вначале.
  Дело в том, что в подъезд Пантелеев вошел совершенно один. А когда лифт остановился на четвертом этаже, из кабины сначала вышла высохшая до костей старушенция и девочка лет шести, а следом - Пантелеев. Что-то в тех двоих было не так, но вот что именно - не понять. Слишком уж они выглядели сосредоточенными, что ли. И я растерялся. Свидетели мне были совсем ни к чему, это ясно. Возможно, Пантелеев почувствовал засаду и таким образом обезопасил себя, подстраховался, но вот где он их взял? Кто они? Родственники? Бабушка с внучкой? Пока я лихорадочно размышлял, что делать, они успели открыть дверь и зайти в квартиру. По-моему, они не заметили меня, но я решил, что оставаться здесь и ждать, когда Пантелеев снова выйдет, - опасно и бессмысленно. Возможно, за ним с утра опять приедет служебная машина. А это некстати. Придется искать другие варианты.
  К десяти часам вечера я добрался до гаража, запер мотоцикл и пешком отправился домой. И, только упав на кровать, даже не раздевшись, я понял, что смертельно устал. Глаза сами закрывались. Завтра, все завтра, подумал я и почти сразу погрузился в сон.
  И практически сразу проснулся.
  Приподнялся с кровати, посмотрел на часы. Оказывается, я спал пять часов, а такое ощущение, будто только что лег. Половина пятого утра, еще темно, в окно заглядывает уличный фонарь: я не задернул штору. Что-то было не так. Острейшее чувство приближающейся опасности охватило меня. Я вскочил, огляделся. На столе лежал тот самый предмет, из куртки Левченко. Сейчас на нем мигала красная точка. Сигнал тревоги, это понятно даже идиоту. Еще не до конца осознавая, что делаю, я протянул руку и взял оружие. В ту же секунду оно прилипло к ладони. Я почувствовал, как сквозь кожу и мышцы прорастают тонкие ледяные щупальца, ползут вверх по руке, обвивая кости и соединяясь с нервными волокнами. Больно не было. Зато было страшно, я с трудом удержался на грани паники.
  И тут в голове раздался голос:
  "Настройка завершена! Введите задание!"
  "Война!" - это было единственное, что пришло на ум.
  "Принято!" - ответил голос и тотчас окружающий мир преобразился, превратившись в круговую панораму, расчерченную своеобразной координатной сеткой. Сетка состояла из прилегающих друг к другу шестиугольников, отчего пространство вокруг меня напоминало пчелиные соты. Поле зрения расширилось до 360№, стены стали прозрачными, и в серо-коричневом свете я увидел силуэты людей, спускающихся по веревкам к окну. Еще несколько человек из группы захвата поднимались по лестнице. И у каждого силуэта в области сердца горел ярко-зеленый кружок. Я повел вооруженной рукой. Появились алые, движущиеся подобно рою насекомых, иероглифы, они отыскивали зеленые кружки и закреплялись на них.
  "Уничтожить цели?" - Спросил голос.
  "Да!!!" - Заорал я внутрь себя. И началось.
  Стало невыносимо холодно. Фигурки, помеченные красной закорючкой, на секунду застыли и тут же начали валиться друг на друга, как шахматы с опрокинутой доски. При этом они раскалывались на куски. С лестницы донесся шум, напоминающий стук раскатившейся картошки. Не теряя ни секунды, я бросился к двери и побежал по ступеням, то и дело спотыкаясь о какие-то твердые обрубки. От жгучего мороза перехватило дыхание. Дверь подъезда оказалась распахнутой. Все пространство перед подъездом заливал яркий, нестерпимый свет фар. Я страстно пожелал, чтобы он погас, не мешал, и в следующую секунду слепящие огни стали стремительно меркнуть. Навстречу мне, выпрыгивая из фургона, уже бежали новые мишени. Я дал по ним залп. Бегущие буквально взорвались! Ударяясь об асфальт, оружие и металлические предметы раскалывались, будто бы сделанные из стекла. Два снайпера на крыше тоже не успели ничего сделать. Они даже ничего не успели понять. Все происходило практически в полной тишине, только на грани слышимости вибрировала невидимая струна, издавая неприятный, мучительный для нервов звон.
  
  
  Температуры ниже абсолютного нуля не существует, это доказано учеными. Но сейчас я стал свидетелем действия на живую ткань температуры в тысячи градусов ниже нуля!
  По-моему, эта штука в руке каким-то образом на краткий миг изменяла свойства пространства, его физические константы. Такое под силу, действительно, только богам. Но ни о чем подобном я тогда, конечно, не задумывался. Я спасал свою шкуру. И спас.
  
  
  Очень скоро стрелять стало не в кого.
  "Опасности нет, - доложил голос. - Введите новое задание".
  "Отбой", - подумал я, с трудом ворочая мыслями. Ваджра выпала из ладони на асфальт, я наклонился, поднял ее и сунул в карман куртки. Может, еще пригодится, ведь наверняка ее возможности ЭТИМ не ограничивались.
  В доме напротив зажегся свет, чья-то фигура появилась на фоне освещенного окна и тотчас же пропала. Свет погас. Да, такое зрелище не для слабонервных: по всему двору валялись покрытые инеем куски человеческой плоти, клочья амуниции, обломки автоматов. От холмиков замороженного мяса доносилось тихое потрескивание. И надо всем этим светила полная Луна. Неужели это все сотворил я?!
  Нужно было скорее сматываться отсюда, пока район не оцепили. Неподалеку стояли машины с распахнутыми дверцами, но вряд ли на них можно было бы куда-нибудь ехать: бензин в баках замерз, резина потрескалась. Я трусцой побежал в сторону гаража Инги, благо ключи от него остались при мне.
  Отперев гараж, я на ощупь выволок мотоцикл и попытался завести его.
  Мотоцикл не заводился.
  Впереди раздался какой-то шум. Я поднял глаза. На крыше соседнего гаража в тусклом свете Луны сидела маленькая детская фигурка. Та самая девочка, приехавшая в лифте вместе со старухой и Пантелеевым. Она жутко улыбнулась мне и спрыгнула вниз. На секунду ее платьице задралось, мелькнули белые трусики, и я понял, что показалось мне странным тогда, в подъезде: девочка была одета совершенно по-летнему, и это в начале-то апреля! Я толкнул стартер снова, мотор заурчал было, но опять заглох. Ну же, Инга, давай, помоги мне еще разок! Морозоустойчивая девочка приближалась, держа в руке огромный кухонный нож. От ее дыхания не шел пар! Похоже, она вообще не дышала. Ну, с этой малолеткой я, может быть, и справлюсь, но где-то тут поблизости наверняка ходит еще и ее бабуля. Если мотоцикл не заведется, то...
  Мотор победно взревел, из-под колес полетела цементная крошка. Девочка прыгнула, целясь мне в горло острием ножа, но ударилась о фару и с глухим стуком впечаталась в стену гаража. Я прибавил газу. Некоторое время она, прихрамывая, бежала следом, потом отстала.
  Ехать мне было, в общем, некуда. Пистолет, деньги и записная книжка остались дома. Никто не ждал меня, прошлая жизнь осталась позади, разделенная на две неравные части. Да, и на этот раз я выкрутился, но сколько это может продолжаться? Хотелось забиться в какую-нибудь щель и для начала хотя бы выспаться. Разве что...
  К Ирине. Все равно других альтернатив не вырисовывалось.
  Я остановился около ближайшего телефона-автомата. Полшестого утра - не самое подходящее время для звонка, но вдруг ее нет дома, или она не одна? Впрочем, последнее обстоятельство меня не особенно волновало. Я снял трубку, на табло появилась надпись: "Вставьте карту!" Несколько секунд я соображал, что бы такое вставить, потом оторвал от карты города уголок и засунул в щель таксофона. Чем вам не карта?! Вся эта электроника - полная туфта, взять хотя бы тот же кодовый замок на двери. "Кредит составляет 100 единиц", - выдал экран. Ого! Вот, значит, что я еще умею! Номер Ирины вспомнился безо всякой записной книжки, и я сразу же набрал его. На восьмом гудке трубку сняли.
  - Алло!
  - Ира, это Андрей.
  Пауза.
  - Ты на время смотрел? - Голос у Ирины был совсем не заспанный, будто бы я оторвал ее от каких-нибудь домашних дел, а вовсе не поднял из постели. - Что случилось?
  - Мне нужна твоя помощь.
  - Какая именно?
  - Ну, хотя бы выспаться. Потом я уйду.
  Снова пауза. Качество связи было такое, словно говоришь не с улицы, из телефона-автомата, а из соседней комнаты. Все-таки далеко шагнула техника за последние годы.
  - Откуда ты звонишь?
  - Из автомата.
  - Где это, где ты находишься?
  Я подумал.
  - Не знаю. Тут здание такое высотное рядом.
  - Через час доберешься?
  - Думаю, да.
  - Хорошо, приезжай. Адрес-то помнишь?
  - Помню.
  Повесив трубку, я выдернул из телефона бумажку. Надо будет как-нибудь повторить этот фокус.
  - Не вздумай ревновать, - сказал я Инге. - У нас с ней только один раз и было. Клянусь.
  Ездить без шлема оказалось очень неудобно. Встречный ветер высекал из глаз слезы, жег лицо. Наконец, перед самым рассветом, я остановился у дома Ирины. Поставил мотоцикл во внутреннем дворике, мельком взглянул на окна квартиры. Там было темно.
  Дверь в подъезд оказалась распахнута, на лестничной клетке горел свет. Я вошел и тут же почувствовал присутствие других. Но было поздно.
  Раздался хлопок, что-то острое воткнулось мне в шею, в сонную артерию, и я, даже не успев ойкнуть, провалился в беспамятство.
  
  10.СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ, ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ
  Ирина сидела на краю стола, в гостиной, одетая в деловой строгий костюм, и курила. В кресле поодаль возлегал седовласый мужчина с золотым перстнем на мизинце, чем-то похожий на Шона Коннери. Создавалось впечатление, что они собрались на высокий прием и ждут только телефонного звонка. Я лежал на диване, беспомощный, с тяжелой головой и непослушными конечностями. Кто-то снял с меня куртку и вместо подушки подложил под голову. Был день.
  - Здравствуйте, Андрей Александрович! - Сказал седовласый, притворно улыбнувшись. - Как вы себя чувствуете?
  - Паршиво. - Отозвался я. - А вы кто?
  - Вот Ирина Сергеевна вам все объяснит. - Седовласый грузно поднялся с кресла и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Он сразу мне почему-то не понравился. Было в нем нечто от хитрого старого лиса, напялившего на себя шкуру съеденного им аристократа.
  - Ну, очухался? - Спросила Ирина.
  - Вроде бы, - ответил я, попытавшись пошевелиться. Получилось плохо: видимо, действие снотворного еще не полностью закончилось. Дверь снова открылась, и вошел Пантелеев. Посмотрел на меня, положил на стол здоровенный пистолет-инъектор. Такой штукой обычно при необходимости усыпляют крупных хищников. То, что я попал в их число, мне вовсе не льстило.
  - Вот, кто, оказывается, двух моих людей завалил! - Сказал Пантелеев с нехорошей ухмылкой. - Молодец!
  - А ты бы лучше кадры подбирал! - Зло проговорила Ирина, не глядя в его сторону. - А то набрал всякой швали...
  Пантелеев ничего не ответил, молча вышел, прикрыл дверь.
  Я посмотрел на Ирину. Кажется, все встало на свои места. Мозаика приобрела завершенность.
  Ирина погасила сигарету в пепельнице.
  - Андрей! - Сказала она. - Ты вообще представляешь, во что ввязался? У тебя, что, напрочь отсутствует чувство самосохранения?
   - "...Если слишком долго держать в руках раскаленную докрасна кочергу, в конце концов обожжешься; если поглубже полоснуть по пальцу ножом, из пальца обычно идет кровь; если разом осушить пузырек с пометкой "Яд!", рано или поздно почти наверняка почувствуешь недомогание". - Я легко процитировал отрывок из "Алисы в Стране Чудес", немного даже удивившись цепкости собственной памяти.
  Она вздохнула.
  - Ты мог мне все рассказать раньше? При первой встрече?
  - Мог бы, но что бы это дало?
  - Ну, я бы лично во всем разобралась. Вернули бы тебе твои документы. Компенсировали моральный ущерб. Наказали бы виновных. Мы же цивилизованные люди. К чему вся эта партизанщина?
  - Ты тоже одна из них? - Я посмотрел на дверь, куда вышел Пантелеев.
  - Одна из кого?
  - Ну, пришельцев этих.
  Ирина глядела на меня, как на больного. Потерла виски.
  - Так. Давай по порядку. Каких еще пришельцев? Ты, похоже, вбил себе в голову какую-то свою концепцию.
  - Ничего я не вбивал, Ира. Просто я вижу аэростаты над городом, оружие это инопланетное. Землю захватили пришельцы. Разве нет?
  Она, кажется, поняла, в чем дело.
  - Мало видеть. Важно еще правильно понимать увиденное.
  - Ну, объясни тогда.
  Ирина закурила новую сигарету.
  Гориллоподобный охранник в черном костюме бесшумно вошел, принес две чашки кофе, поставил на стол рядом с Ириной, вышел. Меня они, похоже, всерьез уже не воспринимали. Или я - практически труп, или... Или скоро стану одним из них. Интересно, как это получится? Чем они собираются переманить меня на свою сторону? А, главное, зачем?
  - Хорошо. Для начала представлюсь: Комарова Ирина Сергеевна, майор Федеральной Службы Безопасности.
  Я присвистнул. Надо же, майор! Между тем Ирина выдохнула дым и продолжала.
  - Я уполномочена провести с тобой собеседование. Под свою личную ответственность. Наша организация заинтересована в тебе, понимаешь? Руководство было против, но я доказала им, что использовать тебя "втемную" не имеет смысла. Лучше, если ты будешь представлять ситуацию.
  - Это уж точно.
  Рукам и ногам постепенно возвращалась подвижность. Я ощущал, как по венам движется кровь, как пальцы на руках перестают быть морожеными сосисками и обретают чувствительность.
  Ирина между тем стала обрисовывать мне ситуацию. Создавалось впечатление, что вопрос о моем сотрудничестве с ними уже решен, остались только кое-какие незначительные формальности. Но, чем больше я узнавал, тем меньше мне хотелось во все это ввязываться.
  Вот что получалось. Вся эта история началась два года назад. Тогда Ирина работала в одной закрытой лаборатории. У нее был друг, Игорь, ведущий специалист направления. Он же туда ее и взял после аспирантуры, как специалиста-биолога. Официально лаборатория занималась вопросами анабиоза. Но потом оказалось, что лаборатория ведет исследования совсем по другой тематике. К моменту, когда это выяснилось, Ирина была уже далеко не рядовым сотрудником. Еще недавняя аспирантка быстро поднималась по карьерной лестнице и вскоре была посвящена во многие государственные тайны. Несмотря на развал в стране, еще кое-какие государственные тайны все-таки оставались, а исследования на удивление хорошо финансировались.
  Потому что на самом деле лаборатория занималась психотронным оружием. Так называемыми криопоглотителями. Предназначались они для подавления агрессии толпы. В основу был положен принцип поглощения психической энергии живыми тканями при сверхнизких температурах. Другими словами, если с помощью определенного обряда АКТИВИЗИРОВАТЬ органику, а потом очень сильно охладить, она начнет поглощать не только тепло. Лучше всего для этого подходят человеческие ткани, особенно мозговое вещество...
  - Это что же, вы совершали какие-нибудь ритуалы над трупами? - Перебил я Ирину, помимо собственной воли постепенно начиная выводить ее из себя. - Магия Вуду? Колдовство? И это у вас называется - научные исследования?
  - Ну, почему же - над трупами. - Ирина пропустила издевку мимо ушей. - Живого "материала" тоже хватало.
  - И ты так спокойно мне об этом говоришь?
  Ирина не выдержала.
  - Ты хочешь меня в чем-то обвинить?! Тогда слушай дальше. Игорь работал в непосредственном контакте с материалом и начал гораздо раньше, чем я... Я не могла его бросить тогда! Это было бы предательством, понимаешь? Думаешь, мне это нравилось?
  Воцарилось молчание. Ирина продолжила, уже без эмоций.
   - После смерти Игоря исследования застопорились, все-таки как-никак это была его идея... А потом пришли некие люди из силовых структур, провели служебное расследование и заявили, что якобы пропали важные секретные документы, и обвинили в этом меня. Поставили перед выбором: или я продолжаю разработки, или они дают делу ход. Я согласилась... А что еще оставалось? Так я стала работать на благо нации... Испытывали поглотители в Московском метро. Лучшего места и не найти. Постоянная стрессовая ситуация, агрессии хоть отбавляй. Испытали, доработали и пустили в производство. Теперь на каждой станции есть такое устройство. Да и не только в метро.
  Ирина ненадолго замолчала.
  - И тут появились Хранители. Это они так себя называли. Причем вышли на сцену они довольно интересным образом: стали являться во сне тем, кто так или иначе был причастен к проекту.
  - Представляю физиономии вашего начальства!
  - Да, переполох получился изрядный. Сначала мы думали, что это чье-то вторжение. Видишь ли, сновидения в какой-то степени тоже материальны. Это целые необъятные миры. В них можно путешествовать, их можно смотреть совместно, можно войти в них, как в комнаты. Можно даже купить или продать. Хранители были там, как у себя дома. И явились они сюда, чтобы предупредить нас об опасности.
  Ирина задумалась, как бы взвешивая, способен ли я правильно воспринять дальнейшее.
  - Андрей, то, что я тебе сейчас скажу, звучит несколько странно, непривычно. Иногда бывают вещи, в которые трудно поверить. Мы все в свое время столкнулись с этой проблемой. Впрочем, ты ведь, кажется, имеешь определенный опыт... Так вот, НАШИ СНОВИДЕНИЯ КОМУ-ТО ПРОДАНЫ. Если говорить упрощенно. И теперь этот "кто-то", назовем его для определенности "Гостем", идет получить покупку.
  - А доказательства? Вы им, что же, поверили на слово?
  - Доказательства? Пожалуйста. Примерно три месяца назад, в феврале, американский спутниковый телескоп обнаружил странный объект, летящий с огромной скоростью в сторону Земли. На подлете к Плутону он совершил маневр и пропал. Американцы его просто потеряли.
  Ирина выжидающе посмотрела на меня. Я молчал, и она продолжила.
  - В "НАСА", конечно, поднялась паника. Но, поскольку больше вроде бы ничего не произошло, событие решили пока держать в секрете от общественности. Если бы они знали, кто к нам пожаловал...
  Она сделала паузу. Я поерзал на диване.
  - Ну, и кто же это?
  - Кто это такой, как ему удалось провести подобную сделку, не знают даже Хранители. Их задача была предупредить нас. Сновидения целой цивилизации стоят очень дорого. Представляешь, какую цену "Гость" заплатил? Страшно даже представить, что это за существо и какова его сила!
  Я подумал, что тут не обошлось без Продавца. Что такое "проданный сон", я знал очень хорошо. Если бы не личный опыт, все сказанное выглядело бы полнейшим бредом. Однако, дальше стало еще интереснее.
  - А зачем ему наши сновидения?
  - Из-за меда.
  - Из-за чего?
  - Мед - это ископаемые сновидения. Как ты думаешь, куда деваются сны умерших? Превращаются в ЧЕРНЫЙ МЕД. Вот за ним-то "Гость" и идет.
  - Ну и пусть забирает, к ядреной матери.
  Ирина кивнула, как бы соглашаясь.
  - Правильно, пусть. А заодно пусть забирает нефть, газ, уголь и солнечный свет. Так?
  Я вздохнул.
  - Хорошо. Что такое этот "черный мед"? Твердое вещество, газ? Энергия?
  - Да, сразу видно объективного материалиста! - Ирина ехидно прищурилась, потом посерьезнела, продолжила, словно втолковывая прописные истины туповатому ребенку. - Это некая субстанция. Эфирные тела мертвых. Концентрат сновидений. Каждый человек, хоть изредка, но имеет к нему доступ, впитывает своим энергоинформационным телом. Потом он преобразует его в другие формы, в гениальные произведения искусства, научные открытия. Это - основа творчества. Это - сила, знания, мудрость. А ты говоришь - "Пусть забирает"! Если это случится, человечеству конец.
   - Ладно, понятно. - Я некоторое время осмысливал сказанное Ириной. - И все-таки... Если я правильно понял, этот самый "мед" находится в неких тонких планах реальности, да? И Хранители - тоже оттуда.
   - Хранители, мне думается, живут на еще более тонких планах бытия. Но могут контактировать и с нашим планом.
   - А кто они, эти Хранители?
   - Неизвестно. Разумная раса. Странные существа. Общаются с нами только через сны. Их лица даже во сне редко кто видел. Ну, разве что некоторые избранные. Лично я - только однажды. Раньше о Хранителях никто и не слышал...
   - И?
   - Они предложили нам сделку. Мы даем им энергию на... - Ирина задумалась на секунду, подбирая слова, - ...на реанимацию их мира, а они нам оказывают помощь знаниями, технологией и прочим. Ну, и что-то вроде военной помощи, конечно...
   - Так это их дирижабли над городом?
   - То, что ты называешь "дирижаблями", и есть криопоглотители. Хранители предложили внести кое-какие изменения в их конструкцию, чтобы расширить спектр поглощения...
   Я не верил своим ушам. Ну, ладно, пусть психотронные генераторы, пусть секретные операции спецслужб, тотальная слежка за населением, но это?!
   - И ты еще говоришь, что вы не захватчики! Вы не захватчики, вы - пособники.
   Ирина досадливо поморщилась.
   - Я думала, ты умнее. По крайней мере, рассчитывала, что ты не будешь давать дешевые моральные оценки тем вещам, к которым твоя мораль совершенно неприменима. Мы не пособники, мы - добровольные доноры, если угодно. Настоящий захватчик только еще идет сюда.
  - А как же люди? Те люди, которые на улицах? Ведь вы же отбираете у них жизненную энергию, обворовываете их!
  - Ты хочешь сказать, что отнять у них избыток энергии для спасения всего человечества - аморально? Пойми, мы ведь сами не справимся! Это не просто агрессия извне. Нас продали с потрохами, целиком, всю цивилизацию. А Хранители предлагают нам помощь. Если хочешь знать, это постановление правительства. Негласное, конечно.
  - Так значит, и правительство в этом замешано?
  - А как же. Практически все государственные структуры. Хотя многие сами не подозревают, на кого работают. - Она кивнула в сторону кресла, где недавно сидел седовласый. - Вот Кондратий Вениаминович, например, работает в аппарате президента. Он советник по вопросам паранормальных явлений и один из немногих, кто полностью посвящен в этот вопрос. Это шанс для нашей страны, шанс выйти из того плачевного международного состояния, в котором мы находимся сейчас. За каких-нибудь полгода мы поднимемся до уровня супердержавы. С нами будут считаться. А мы сможем диктовать условия. По-моему, достойная награда для спасителей человечества, хоть это и звучит несколько высокопарно.
  - А народ, значит, остается в неведении?
  Ирина странно на меня посмотрела.
  - А зачем народу знать лишнее? У народа и без того проблем хватает.
  - Не любишь ты людей, Ира.
  - А ты их любишь?
  Я промолчал. Потом задал еще вопрос:
  - И что, они обещали спасти человечество от этого сладкоежки? А не получится так, что мы променяем одного хозяина на другого? Какие гарантии?
  - Во-первых, никакого хозяина не будет. Пришелец нас просто уничтожит, чтобы не мешали. Хранители же нам только помогают.
  - А во-вторых?
  - Мы ведь тоже не дураки и кое-что подготовили. Для подстраховки. Если ты сейчас соглашаешься, тебе прощаются все твои мелкие шалости, и я продолжаю рассказывать дальше. Если нет, то нет.
  Я задумался.
  - Слишком гладко у тебя все выходит. Вроде бы, все правильно, но почему-то я тебе не верю.
  Помолчали.
  - Как же вы меня нашли? - Спросил я наконец.
  - По сигналу. "Замораживатель" излучает слабый сигнал, даже когда выключен. Мы запеленговали его и послали подразделение спецназа. Думали, что ты не сможешь им воспользоваться, для этого надо быть посвященным... В результате погибли ни в чем не повинные солдатики. Если бы срочно не сняли оцепление, ты бы и остальных перебил. Герой, нечего сказать! Как насчет морали, а? Впрочем, я сама могла бы гораздо раньше догадаться, кто убил Левченко и свел с ума Николаева.
  - Николаев - это кто?
  - Это тот парень, к которому ты наведался во сне. Ты разрушил его изнутри, он теперь хуже растения. Неужели это все - ради мести?
  Я поднялся с дивана, сел, прошелся по комнате, по шкуре на полу. Одеревенение прошло.
  - А как бы поступила ты, если бы тебя избили, ограбили и выбросили на помойку? Нужны бы тебе были потом извинения, компенсация за ущерб? Верила бы ты в добро, справедливость?
  Она отвела взгляд.
  - Не знаю. Из этих троих только Пантелеев был к тому моменту посвященным, с него и спрос. Когда все закончится, его накажут.
  Ирина поднялась со стола, подошла вплотную.
  - Андрей! - Сказала она тихо. - Ты нужен нам. Ты МНЕ нужен. С твоими способностями... Пойми же, ты не с теми воюешь!
  - А если я не соглашусь? - Я чувствовал жар, исходящий от ее тела, голова начала кружиться. Как тогда, в тот вечер.
  - А ты соглашайся, - она провела пальцем по моей щеке, коснулась подбородка. Ее острый коготок заскользил по шее, нырнул за воротник рубашки, расстегнул пуговицу. Может быть, сейчас она и поступала совершенно искренне, но так ведь нельзя! С величайшим усилием я отстранил ее руку. Захотелось сказать ей что-нибудь обидное.
  - Это твой основной способ вербовки?
  Она отошла, отвернулась к окну.
  - Значит, отказываешься?
  - Мне надо подумать.
  - У тебя было время подумать.
  Я тянул паузу, сколько мог.
  - Ладно. - Сказал я наконец. - Почему бы и нет? Я согласен.
  - Тогда пошли.
  
  11.ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО ГОСТЕПРИИМСТВА
  ...Здесь вечно дует черный ветер. Он несет в бесконечность души самоубийц и заблудившихся шаманов, словно сухие мертвые листья. Внизу (хотя где тут верх, а где низ?), подо мной, вращается воронка Горловины, заполненная светящимся туманом. Оттуда начался мой странный полет. Я - единственный пилот чужого Корабля. Собака Павлова. Обезьяна, запущенная в космос...
  Изнанка реального мира приводила в трепет. Если бы не мои самостоятельные "полеты", я бы расстался с остатками разума еще до старта. Сначала подъем шел сквозь плотные слои. Здесь медленно колыхались энергетические тела спящих в это время людей. Они жили какой-то своей жизнью, полагая, что просто отдыхают после смены или бурно проведенной ночи. Смотреть на них было почему-то неприятно. Вдруг одно тело прыгнуло ко мне и тут же отскочило от брони Корабля, корчась и дрожа. Наверное, какой-нибудь колдун-недоучка. Потом пошли более разреженные слои сновидений. Коричневые хищные сущности шныряли здесь, в серебристо-сером тумане, высматривая очередную жертву. При моем приближении они рассыпались во все стороны, как стая рыб. Кто-то темный, в развевающихся одеждах, пролетел мимо Корабля и скрылся. Сквозь многочисленные отверстия в стенах рубки я отчетливо мог разглядеть дымный хвост, протянувшийся за ним. И, наконец, перед самой Горловиной, я попал в пространство, затянутое черной паутиной. Тут и там виднелись трупы навсегда запутавшихся в ней горе-путешественников. Корабль коснулся паутины, натянул ее, прорвал. Я вышел в Горловину, вихревой поток подхватил меня и выбросил за пределы земных сновидений.
   Я терпеливо жду. Я умею ждать. Но одиночество, тоска по чему-то неопределенному просто невыносимы. Я один внутри хрупкой скорлупы своего внутреннего мира. Спутанные в клубок образы посещают меня. Из небытия приходят лица тех, кого я когда-то любил: родители, подруги, друзья детства. Если бы вы только знали, как человек одинок! Нельзя ему быть здесь, даже во сне нельзя! Чтобы не свихнуться, читаю вслух стихи какого-то забытого латиноамериканского поэта.
  
  Твой расширенный зрачок
  Напоминает мне глаз бури
  Неотправленное письмо самому себе
  Долину с кактусами
  Ты просто маленькая девочка
  Попавшая в водоворот жизни
  А мне тесно
  Тесно
  Тесно
  В этих твоих рамках
  И я бунтую...
  
   Может быть, это вовсе не латиноамериканский поэт, может быть, это только что придумал я сам, чтобы занять воспаленный мозг. Предполетный инструктаж занял всего полчаса. Ирина провела меня в конец коридора, толкнула дверь с маской. Конечно же, я ожидал увидеть там морозильные шкафы и даже, черт побери, эскалатор, но запретная комната оказалась практически пустой. Внутри - только компьютер со "спящим" монитором и зубоврачебное кресло, установленное в центре комнаты. На подлокотнике висит черный шлем, похожий на шлем виртуальной реальности. Следом за нами вошел советник президента и присел в углу на раскладной стульчик.
   - Я у вас тут немного поприсутствую, хорошо? - С фальшивой мягкостью в голосе поинтересовался он. - Надеюсь, не помешаю?
   - Да уж куда мы без вас. - Проговорила Ирина и повернулась ко мне. Было видно, что она не в восторге от его присутствия. - Садись, Андрей.
   Я сел в кресло, отгоняя неприятные ассоциации. Никогда не любил зубных врачей.
   - Слушай вводную. - Ирина пощелкала какими-то кнопками, сняла шлем с подлокотника, взяла его в руки, как отрубленную голову. - Живые существа существуют одновременно и здесь, в реальном мире, и там, в мире сновидений. Наш "Гость" находится сейчас, скорее всего, на околоземной орбите. Нарезает круги вокруг планеты. С Земли его не видно и ничем не достать. Твоя задача - перехват...
   - Это что же, вы меня в космос отправляете?
   - Не совсем. - Ирина куснула губу. - Это нечто совершенно новое, не имеющее аналогов нигде в мире. Аппаратное управление сновидениями, наша, "домашняя", разработка. Как только ты оденешь этот шлем, ты попадешь на Корабль. То есть, физически ты будешь здесь, в кресле, но твое "тонкое" тело окажется на Корабле. Вот Корабль - это уже разработка Хранителей. Они его нам одолжили на время. По правде говоря, это нечто невообразимое, ну, увидишь. Он предназначен как раз для путешествий внутри сновидений. Кое-кто из наших пытался им управлять, но у них ничего не вышло. Двое просто потерялись...
  - А почему вы решили, что у меня получится? - Задал я вполне резонный вопрос.
  Ирина посмотрела на советника.
  - У вас хорошие задатки, Андрей Александрович. - Советник повертел на пальце свой масонский перстень. - Вон как вы с нашим-то коллегой разделались, а?
  Ирина продолжила инструктаж.
  - Когда пройдешь плотные слои, выйдешь через Горловину, - сам поймешь, что это такое, ее ни с чем нельзя перепутать, - выйдешь, - затаись и жди "Гостя". Здесь, в нашем плотном мире, он практически неуязвим, а вот в мире сновидений его можно как-нибудь уничтожить. У тебя будет только две, всего две попытки. Два выстрела. Поэтому подойди к нему как можно ближе. Как только все сделаешь, я тебя оттуда вытащу. Вот и все. Давай, одевай!
   Она протянула мне шлем. С некоторой опаской я надел его. Шлем черным матовым забралом закрывал весь обзор, оставалась только узенькая полоска снизу, в которой были видны стройные Иринины ноги.
   - Если есть вопросы, задавай сейчас, потом некогда будет.
   - Почему Хранители сами не могут на этом Корабле туда полететь? - Спросил я из-под шлема.
  - Это ведь не их война, а наша. Они нам только помогают. - Ирина прилепила к моим рукам какие-то датчики, потом ушла из поля зрения.
  - Может быть, попробовать с "Гостем" договориться мирным путем?
  - Подумай сам, - отозвалась Ирина откуда-то сзади, - о чем с ним можно договориться? Он ведь идет вступать в законное владение своей собственностью. А нам приходится действовать "пиратскими" методами. Весь расчет строится на внезапности. Иначе шансов нет.
  - Его надо уничтожить, Андрей Александрович. - Неожиданно твердо сказал советник. - В других обстоятельствах мы, может быть, и попытались бы с ним договориться. Но это ведь не человек, и даже не чужое государство. Это вторжение, понимаете?
  Я промолчал, поскольку выбора для себя не видел.
  Сначала ничего не происходило. Я ждал. Вдруг веки стали неумолимо слипаться, потянуло в сон.
   - Не сопротивляйся. - Услышал я голос Ирины. Я и не думал сопротивляться. Приятные теплые волны расслабления разливались по телу. Сейчас я находился в том состоянии, когда и не спишь, и не бодрствуешь. Кажется, достаточно сделать небольшое волевое усилие, и проснешься. Но его-то как раз делать и не хочется. Быть спасителем человечества, оказывается, не так уж плохо...
   Сперва появилась картинка. Поначалу плоская, она неожиданно приобрела объем и глубину. И тотчас я прошел сквозь некий барьер, тонкую пленку, отделяющую пространство ЗДЕСЬ от пространства ТАМ. Сравнить ощущения можно разве с теми, что возникают, когда всплываешь из-под воды параллельно ее поверхности, всем телом. Я проснулся внутри сна. Вот он, Корабль! Стоит на дне некой стартовой шахты. Ничего подобного я не видел в самых изощренных фантастических фильмах. Огромный, черный, состоящий как бы из множества причудливо переплетенных изогнутых труб, он был настолько невероятен, что даже не воспринимался целиком. Но что-то подсказывало мне: Корабль обладает мрачной, нечеловеческой мощью и способен разнести на куски, обратить в беспомощную жертву любого, кто окажется у него на пути. Прямо передо мной находился темный вход. Я сделал шаг в темноту и сразу за моей спиной вход сомкнулся. Все, теперь - только вперед по коридору...
   Ветер. Вечная ночь. Это действительно не космос. В космосе нет ветра. И там есть звезды. А тут звезд нет. Только чернота и ветер. Вот он какой, Верхний Мир, обитель богов! Если бы не Корабль, под защитой которого я нахожусь, я сам давно уже разодрал бы себя в клочья от отчаянья и тоски. Откуда-то издалека доносится развеселая песенка "Москау! Москау!". "Это "Чингисхан. - Вспоминаю я слова Сереги Слуцкого. - В свое время их запретили. За крамольные тексты якобы. Мол, заровняем вашу Москву танками, закидаем бомбами, будет вам Олимпиада!" Похоже, начинаются галлюцинации. Разве во сне бывают галлюцинации? Что-то в окружающем хаосе привлекает мое внимание. Я напрягаю то, что здесь заменяет мне зрение. И вижу ГОСТЯ...
   ...По длинной, изогнутой, освещенной редкими сетчатыми светильниками "кишке" я попал в рубку Корабля. Обстановка здесь, мягко говоря, не впечатляла, не производила впечатления серьезности происходящего. Дырчатая сферическая полость, посередине - железный, тоже дырчатый, вращающийся на опоре, стул. Под потолком - желтая лампочка в жестяном плафоне. Одинокий кривой рычаг, торчащий из пола. На рычаге - красная кнопка управления огнем. И все. Даже дурак разберется. Могло бы присниться что-нибудь и поинтереснее. Ну, да делать нечего. Я усаживаюсь на стул, отчетливо понимая, что это может быть полет в один конец. Интересно, если я погибну здесь, что случится со мной там? Будет, как с Николаевым? Вот уж хрен вам! Не дождетесь!
   ...Гость не торопится опускаться в Горловину, наверное, любуется своей покупкой издалека. Меня он еще не заметил. Он огромен, в десятки раз больше Корабля, если линейные размеры здесь хоть что-нибудь значат. В мутном свете, льющемся из Горловины, он выглядит темно-синим волосатым шаром. Странно, но в нем нет ничего устрашающего, зловещего. У меня всего два выстрела, две попытки. Как не по годам мудрый ребенок не спешит содрать блестящую упаковку с новогоднего подарка, так и Гость не спешит вступать в законное владение. На мое приближение он никак не реагирует. Я захожу для атаки, приближаюсь почти вплотную к нему, боясь промахнуться. Неожиданно мне становится жаль его. Он так наивно стремился навстречу своей долгожданной радости, шел сюда через это жуткое одиночество и ветер! Кто не испытал этого на себе, не поймет.
  И тут на синей бархатной поверхности Гостя открывается огромный глаз.
  Этот глаз, влажный и черный, смотрит на меня! Я стискиваю зубы и до отказа утапливаю красную кнопку.
   Мне кажется, я даже слышу его вскрик, полный боли и удивления. "Почему?!! За что?!!" Волосатый шар Гостя сплющивается, словно по нему долбанули громадным молотком. Я нажимаю на гашетку второй, третий, четвертый раз, хотя и понимаю, что заряды уже израсходованы. Шар взрывается, разлетается на куски. Всё кончено.
  Гостя больше нет.
  В каком-то тупом оцепенении я поворачиваю Корабль к сияющей Горловине. Слишком просто. Как в тире - бах, бах, и все. Он даже не защищался. Ему просто нечем было защищаться. Ай да Хранители! Ловко же они нас всех развели! Запугали ужасами оккупации, вооружайтесь, мол, готовьтесь, а уж мы вам поможем одолеть супостата. Только энергию давайте. А Ирина-то, Ирина! Как все она толково мне объяснила, даже вводную дала! Да и ты, Савин, тоже хорош! Одно дело - привести в исполнение приговор, который сам же и вынес, или даже убить невиновных, но вооруженных автоматами, людей, пришедших за твоей жизнью и свободой. И совсем другое дело - расстрелять беззащитное, ничего не подозревающее существо, которое, может быть, и слыхом не слыхивало ни о нас, ни о Хранителях, и пришло всего лишь за своим приобретением! Спаситель человечества выискался! Какой будет следующая стадия твоего превращения? Хладнокровный отстрел женщин, детей и стариков?
  За процессом самоуничижения я и не заметил, что Корабль проскочил Горловину и теперь движется обратным курсом к месту старта. Кто-то управляет Кораблем извне. Я пытаюсь что-то сделать, как-то повлиять на его маневры, но безрезультатно. Вот теперь я пугаюсь по-настоящему. Куда он меня тащит? Как мне проснуться ОБРАТНО?!
  - Ира! - Зову я, в надежде, что она сейчас меня слышит. - Выключи эту гадость, вытащи меня отсюда!
  Безрезультатно. Сон продолжается. Где оно, это ваше аппаратное управление сновидениями, домашняя разработка?!
  Корабль, управляемый теперь неизвестно кем, погружается в глубокий колодец, в рубке наступает тьма. Глухой удар касания о землю. Черт, насколько все реалистично! Я замер, затаился, сижу на дырчатом стульчике в центре кабины. Кажется, проходит целая вечность. От страха шевелятся на голове волосы, в желудке застыл ледяной ком. Тишина, ни звука, ни движения.
  Вдруг задняя стенка расходится лепестками. Меня приглашают на выход.
  Вниз, на неописуемую глубину, уходит вертикальный колодец. Вавилонская башня наоборот. Этажи ее спирально закручены, в пустом пространстве жерла висит серый туман. Дна не видно. Оттуда, из глубины шахты, на тросах поднимается клеть лифта. С лязгом останавливается передо мной. "Не менее одного человека!" - гласит надпись на ржавой табличке. Своего рода приглашение прокатиться. Что ж, поехали. Я вхожу в клеть. Включаются приводящие механизмы, лифт начинает опускаться в мертвый туман подземелья. Мимо проплывают пустые этажи, переплетения ржавых труб, боковые тоннели, налитые чернотой. Это культурные слои, история мертвой цивилизации.
  По мере спуска окружающее пространство, да и сама клеть претерпевают странные метаморфозы. Даже время течет здесь по-разному, ускоряясь, замедляясь или начиная двигаться вспять. Шахта то вдруг заполняется водой, в которой плавают давно вымершие рыбы и рептилии, то расширяется до бесконечности. И тогда клеть повисает на огромной высоте, в пустоте, а далеко внизу видна черная, усыпанная пеплом, равнина с остатками каких-то строений. Так выглядел бы Ад с высоты птичьего полета. Горизонт за горизонтом, мир за миром, перетекая друг в друга, следуют мимо, снизу вверх. Я догадываюсь, что клеть - лишь образ, способ избежать растворения в метаморфозах, как это обычно бывает во сне, когда картина сна вдруг изменяется.
  Понимаю также, что Шахту и лифт строили не люди. И не для людей. Она существует с начала времен, с тех самых пор, когда первое живое существо кануло в Вечность, растворяя в ней свои сны. А люди - люди здесь вовсе даже ни при чем, они здесь случайность. Просто Шахта, пронизывающая многие земные миры и реальности, где-то в глубине Московского метрополитена им. В. И. Ленина пронизывает и наш мир.
  Я вижу эти миры. Они - как сообщающиеся сосуды. Потоки энергии, подобно теплым течениям, движутся здесь из БОЛЕЕ ЖИВЫХ миров в МЕНЕЕ ЖИВЫЕ и даже в практически МЕРТВЫЕ. И мертвые миры оживают.
  Поначалу высохшие, мумифицированные, плоские, они постепенно расправляются, как черные гроздья воздушных шаров, и поднимаются вверх, кружась в немыслимом танце и поглощая все новые порции энергии. Происходит Великая Реанимация. Кто-то здесь из мертвого делает живое. Из подручных материалов строит нечто новое, невообразимое по замыслу и масштабам.
  Все. Дно. Клеть останавливается. Я выхожу. Теперь на ржавой табличке другая надпись: "Вас ждут". Вот и прекрасно. Узкий проход ведет в огромный зал. Кажется, я здесь уже был когда-то. Серые стены, высокие овальные окна с видом на площадь, черные фасады зданий вокруг площади. В небе повис "газовый гигант" с системой колец. Из ниш глядят бронзовые фигуры матросов, солдат и колхозниц, те самые, что на станции метро "Площадь Революции". Все как тогда, но теперь здесь, по крайней мере, можно нормально дышать.
  Зал наполняется фигурами людей в капюшонах. Они выстраиваются полумесяцем. Вперед выходит один.
  "Итак, Гостя больше нет. - Говорит он. - Чего ты хочешь?"
   "А вы кто, вообще?" - Спрашиваю я, поражаясь собственной наглости. Если честно, то по пути сюда я растерял большую часть своего героизма. Однако, где-то я читал, что, если во сне спросить у персонажа имя, он просто обязан будет его назвать. По законам сновидения не имеет права не назвать, и солгать тоже не может.
   "Мы - Хранители". - Отвечает он.
   "Что же вы храните?"
   "То, что люди не ценят".
   Это напоминает загадку: что общего между вороном и конторкой? Загадка есть, а ответа нет. Все, похоже, чего-то ждут от меня.
   "Ты, наверное, хочешь знать истину?" - Снова обращается ко мне человек в капюшоне. Лица не видно. Я даже не знаю, человек ли это.
   "Да! Я хочу знать, какой во всем этом смысл".
   Существо тихо смеется.
  "ВО ВСЕМ ЭТОМ смысла не больше, чем во всем остальном".
  Ненавижу такие сны, когда чувствуешь себя идиотом.
   "Мы поможем тебе. - В руках у существа появляется чаша, наполненная чем-то черным, густым. - Выпей вот это".
   "Что это?" - Я смотрю на его руки, держащие чашу. На пальцах этих рук не три, а ЧЕТЫРЕ фаланги!
   "Пей".
   "Зачем?"
   Тогда существо откидывает капюшон.
   Я сразу узнаю его. Того самого человека, таинственного утреннего посетителя с глазами утопленника. Год назад, пройдя по коридору мимо меня, он сказал кому-то: "Этот подходит".
   "Ты же, кажется, хотел узнать истину? - Существо криво улыбается. - Ты ведь за этим сюда пришел?"
   Я все еще в нерешительности: меня искушают банальным человеческим любопытством.
   "Пей!!!" - Существо вдруг ощеривает зубастую пасть, лицо его становится страшным. "Пе-е-е-й-у-у!" - Гулко подхватывает эхо. Чаша оказывается у меня в руках. Я подношу ее к губам, делаю глоток. Это что-то сладкое, тягучее, напоминающее, может быть, мед. Черный мед. Выпиваю до дна, возвращаю чашу человеку в капюшоне.
  "Теперь смотри", - говорит он.
  И в тот же миг я распался на составные части.
  Руки, ноги, глаза, язык и туловище разлетелись в разные стороны, продолжая в полете распадаться на все более мелкие фрагменты. Я перестал существовать как единое целое, как личность, как сущность. Я был сразу во множестве мест, но нигде конкретно. Однажды так уже было. Мне показалось, что я умираю. На самом же деле мне показывали кино.
  И оказалось, что ХРАНИТЕЛИ - ВОВСЕ НЕ ТЕ, ЗА КОГО ИХ ПРИНИМАЮТ!
  
  12. "КОЛЕСНИЦА"
   Я содрал с себя шлем и швырнул его на пол. Все тело болело, меня мутило.
  - Осторожнее! - Воскликнула Ирина. - Сломаешь!
   Советник, сидевший в углу на раскладном стульчике, досадливо поморщился. Я поднялся с кресла, почувствовав, как от спинки липко отдирается намокшая рубашка.
   - Все, Ира. Я ухожу.
   Открыв дверь, я вышел в коридор и направился в гостиную: там оставалась моя куртка. Ирина и советник шли следом.
  - Куда ты собрался?
   Я подхватил с дивана свою куртку, расправил.
  - Все было спланировано еще год назад. Скажешь, нет?
   - О чем ты говоришь? - Ирина вошла, прикрыла дверь. Она была явно озадачена моим поведением. Натянув куртку, я повернулся к ней.
   - Вся эта история с Гостем, с продажей сновидений, от начала и до конца затеяна Хранителями, чтобы прибрать нас к рукам. Разве ты не знала об этом? Год назад они в тайне от вас избрали меня для осуществления своих замыслов, устроили так, чтобы я обязательно попал сюда. Видимо, я отвечал каким-то критериям. И, самое главное, ни о чем не догадывался. Все вроде бы естественно, не подкопаешься. Потом через подставное лицо они провернули сделку, продали МЕД Гостю, а вам сказали, что Гостя надо уничтожить, иначе он уничтожит вас.
  - Откуда ты знаешь?
   - Я был там. Они вас обыграли, банально обвели вокруг пальца. Им нужна была энергия для перехода в наш мир, а вы их ею обеспечили. И скоро они будут здесь во плоти. Ждите.
  - Это неправда!
  -Ну, тут вы уж сами разбирайтесь. - Я сделал шаг к дверям.
  - Андрей! Вернись! Не глупи! - Ирина попыталась схватить меня за рукав.
  И тут открылась дверь, вошли двое мордоворотов-телохранителей, а следом - Кондратий Вениаминович и Пантелеев.
  - Никуда вы не пойдете, Андрей Александрович, - сказал советник из-за спин телохранителей, - мы с вами еще не все вопросы обсудили.
   Пантелеев взял со стола инъектор, подошел ко мне.
  - Закатай-ка рукав, дружок.
  Содержимое ампулы внутри пистолета зловеще светилось. Может быть там и снотворное, но вот какова его доза?
  - Идите вы все... - Сказал я и пояснил, куда.
  Охранники встали с двух сторон от меня. Ирина отвернулась к окну.
  - Ну, как знаешь, - Пантелеев поднял инъектор, собираясь ткнуть его форсункой мне в шею, но движения не закончил. Во мне проснулось что-то такое, о чем я и сам не подозревал. Как тогда, во внутреннем дворике станции метро. Очевидно, это и был мой главный талант, разбуженный глотком "Черного меда", таинственного вещества из подземного города Хранителей. Так иногда бывает. Живет себе человек, а потом, при определенном стечении обстоятельств, вдруг обнаруживает в себе способности писателя. Или художника. И начинает рисовать...
  В какой-то момент воздух загустел. Люди замерли в нем, будто впаянные в кусок оргстекла. Время остановилось. Немая сцена. Музей восковых фигур. Давление СИЛЫ изнутри стало почти непереносимым. Мне показалось, что сейчас я могу разнести на куски целый город, как взорвавшийся ядерный реактор.
  Пантелеев еще криво улыбался, когда я перехватил его руку и перенаправил ствол инъектора в горло ему самому. Обоих охранников я убил ударами по жизненно важным точкам, они так и не успели ничего понять. Первым среагировал советник. Хитрый старый лис был готов к подобному повороту событий. "Замораживатель" уже пустил корни внутрь его руки, и мне пришлось просто оторвать эту руку у самого плеча, а потом добить его ударом ладони в сердце. Капельки крови из разорванных артерий повисли в воздухе, как алые горошины. Ирина только начала оборачиваться, я отобрал у нее "замораживатель" и ОТПУСТИЛ время.
  Глухо упали на ковер тела.
  Ирина наконец осознала смысл произошедшего.
  - Какой же ты идиот! - Проговорила она и села прямо на пол, привалившись к стене.
  Я наклонился над Пантелеевым, потрогал пульс. Пульса не было. Мертвые охранники лежали рядом, обнявшись, как любовники. Кондратий Вениаминович упал в кресло, да так и остался сидеть; крови под ним натекло совсем немного, поскольку сердце остановилось почти мгновенно. В доме царила гробовая тишина. Похоже, мы с Ириной остались вдвоем. Я прислушался к себе. Внутри тоже царила тишина. Ни радости, ни сожаления. Ничего.
   - Ира! Надо уходить отсюда! - Я отобрал у лежащего Пантелеева свой "ТТ", который тот взял себе в качестве трофея.
   - Тебе надо, ты и уходи. - Проговорила Ирина безо всякого выражения. - Дай сигарету.
  Я взял со стола пачку, прикурил сигарету от зажигалки и протянул Ирине. Она глубоко затянулась.
  - Зачем ты это сделал? - Спросила Ирина.
  - Не люблю, когда мною распоряжаются.
  - Давай, и меня тоже убей. И уходи.
  Помолчали.
  Я пошел к дверям.
  - Помнишь, - спросила она, - я гадала тебе на Таро?
  Я обернулся, кивнул, ожидая продолжения.
  - "Колесница", помнишь? Карты не лгут. Ты и есть "Колесница", разрушитель. Это единственное, что у тебя хорошо получается.
  - Тогда послушай меня, Ира, - говоря это, я стоял у самой двери, но потом, помимо желания, подходил к Ирине все ближе, - я не хочу иметь с вами никаких дел. Ни с кем. Когда я лежал здесь, у тебя, полуживой, избитый и униженный, я страшно желал отомстить. И просил даже уже не знаю кого, чтобы этот кто-то, Бог, дьявол, все равно, дал мне силу. Такую силу, против которой нельзя было бы устоять, которая смела бы с лица земли моих обидчиков. И мне ее дали. Теперь мне больше некому мстить. Я хочу покоя. Хочу быть таким, как все. Верить в добрые чудеса. Ждать простого счастья. Я устал, понимаешь? Хочу, чтобы меня не трогали. Сейчас я выйду отсюда, и никто меня не остановит, и вы все оставите меня в покое. А если нет, то обещаю: я сотру в порошок всех, кто мне попытается помешать, и вас, и этих ваших Хранителей вместе с их медом. Вот так.
  С этими словами я подхватил Ирину на руки. Она слабо сопротивлялась. Перебросив ее через плечо, я выволок ее из комнаты, а потом и из квартиры. Казалось, внутри у нее сломалась некая пружина, приводившая в действие весь сложный механизм ее жизни. Да, я все порчу, я испортил даже эту красивую заводную куклу. Но теперь я ее не брошу!
  - Пусти! - Она вяло колотила меня кулаками по спине. Я поставил ее на ноги у двери в подъезд. - Сама пойду.
  С этого момента мы с ней стали как бы соратники. Соратники по несчастью. Возможно, она достигла какого-то своего "просветления", или просто смирилась с неизбежностью, что впрочем, одно и то же.
  Во дворе стоял "понтиак" Ирины, милицейский "газик" Пантелеева и белый "вольво", на котором приехал, очевидно, седовласый с охраной. Моего мотоцикла не было. Наверное, его отогнали куда-нибудь. Жаль. Оставалось еще одно маленькое, практически бессмысленное, дело.
  Я достал "замораживатель", отобранный у Ирины, включил его, мысленно скомандовав "Нож!". В руке появился острый, черный, матово поблескивающий тесак. Этим тесаком я изувечил "газик": проткнул ему все четыре покрышки. На всякий случай.
  Ирина села за руль своего "катафалка", завела двигатель. Ее неожиданный инфантилизм улетучивался, она снова знала что делать, по крайней мере, за рулем.
  - Может быть, хватит? - Она опустила боковое стекло. Давай, садись.
  Я с сожалением посмотрел на нетронутый "вольво", обошел ее машину со стороны капота и открыл дверцу. Плюхнулся на переднее сидение, чертыхнулся: ствол пистолета больно врезался мне в бедро. В салоне, как всегда, пахло ее духами и кожей обивки.
  - Что дальше? - Спросила Ирина.
  Я пожал плечами.
  - Поедем, перекусим где-нибудь. Есть хочется.
  Тронулись, выехали со двора.
  Вспоминаю эти события, и они сейчас выглядят как странный сон, со временем распавшийся на отдельные, почти не связанные фрагменты.
  Вот мы едем в потоке машин по Садовому кольцу. Я перекладываю пистолет из брючного кармана в карман куртки.
  Вот обедаем в какой-то забегаловке, на Речном вокзале. Почти сценка из фильма Сергея Соловьева "Асса", где Татьяна Друбич и Бананан питаются в ялтинской пельменной.
  - Кто же ты на самом деле? - Ирина пристально смотрит на меня своими пугающе черными глазами.
  - Если б я знал!
  Мимо ходят туда-сюда люди, звук приглушен.
  - Поверь, я ни о чем не подозревала. - Говорит она. - Ехала утром на работу, смотрю, - окровавленный человек на четвереньках ползет. Я ведь врач, я могу отличить покалеченного от пьяного. Остановилась, подобрала тебя, домой отвезла. Почему "Скорую" не вызвала, сама не знаю. Понравился ты мне, наверное. Кто же знал, что все подстроено? А потом оказалось, что ты и есть тот самый "истребитель ментов". Ты поднял на уши всю службу безопасности. Думали, профессионал работает. Вот Кондратий Вениаминович и предложил тебя использовать в качестве пилота. Это целиком и полностью была его идея.
  Я киваю, разламываю вилкой сосиску, обмакиваю ее в лужицу кетчупа на тарелке. Ирина к своей порции даже не притронулась.
  - А ты знаешь, Ира, кто такие Хранители на самом деле?
  Я в двух словах пересказываю ей историю, услышанную от Сереги Слуцкого. Про ученого, открывшего неизвестное вещество, про людей, "гениев пера и скальпеля", про то, как однажды они все куда-то ушли, опасаясь преследования властей. Хотели основать свой Город Мастеров. В подземном городе Хранителей я узнал продолжение этой истории. Как потом они скитались по мертвым мирам в поисках убежища, как эти миры их необратимо изменили. А, скорее всего, они просто "объелись сладкого". Тогда они решили вернуться. Но не тут-то было. В долгих странствиях по мирам сновидений они потеряли свои плотные тела, или тела эти трансформировались в нечто иное. Наш мир их не принял. И они решили немного его ПОДПРАВИТЬ. Уравновесить живое с мертвым. Так в судоходных шлюзах выравнивают уровни воды, когда надо переплыть с одного участка реки на другой. А чтобы мы согласились на преобразование, они продали наши сновидения Гостю, не сами, конечно, а через Продавца. Потом хорошенько нас напугали и нашими же руками избавились от незадачливого покупателя. В тонком расчете им не откажешь. И все это ради одной цели - вернуться домой...
  - Нечто подобное я и подозревала.
  - Знаешь, кто подсказал твоему Игорю идею "криопоглотителя"?
  - Он сам... сам додумался.
  - Они ему и подсказали. Он побывал в их городе. Там, под землей. Как и я. Они напоили его тем веществом, Черным медом. И он видел фрески, а на фресках все подробно рассказано. Даже я понял, о чем речь. Он с самого начала знал, ЧТО делает.
  Я смотрю на Ирину. Сейчас она кажется мне просто маленькой девочкой, попавшей в водоворот событий.
  - Скажи, а разве ты сама не догадывалась, что вы делаете? Когда устанавливали эти ваши "поглотители"?
  - У тебя нет сигареты? - Спрашивает она.
  - Ты же знаешь, я не курю.
  - Черт, ладно.
  Она несколько раз щелкает зажигалкой, глядя на появляющийся желтый огонек.
  - А что я тогда могла сделать? Вскрыть вены? Я так и поступила. Но, видишь ли, Хранители умеют еще и оживлять.
  - Они тебя... спасли?
  Ирина усмехается, отводит взгляд.
  - Они меня оживили. Я умерла по-настоящему, полностью. Никакой дешевой клинической смерти. Они перехватили меня ТАМ и вернули... Тот, кто не прошел через это, не оценит.
  Вот как! Черт побери! Я спал с покойницей!
  А, собственно, ну и что?
  Некоторое время мы молчим. Ирина думает о чем-то своем, потом утыкается лицом в ладони, плечи ее начинают мелко трястись. Кажется, она плачет. Но на самом деле это она так смеется.
  - Хочешь, открою тебе государственную тайну? Кондратий Вениаминович еще год назад предположил, что намерения Хранителей не так уж безобидны. Они там, у себя, в аппарате президента, большие специалисты по части интриг. Если появляется хоть малейшая возможность обставить своего вчерашнего соратника, они без колебаний ею пользуются. Так вот, когда появился реальный шанс разделаться с Гостем, он предложил разом решить и проблему Хранителей. Взорвать и затопить метро, после того, как все закончится. В отсутствие людей, конечно. Чтобы навсегда перекрыть Хранителям сюда доступ. Сегодня утром, пока ты спал на диване в гостиной, он поделился этой идеей с нами. Про это знал только он сам, Пантелеев и я. А они нас опередили. Ха-ха! Они ведь просчитали заранее, как ты себя поведешь, когда узнаешь правду. Вот они тебе все и рассказали. Они всегда все делают чужими руками, это их фирменный знак.
  Мы выходим из кафе на пристань. Внизу, в трех метрах, о бетонный парапет плещет вода. Прыгают солнечные зайчики. Яркое апрельское солнце освещает с небес этот искалеченный, изуродованный мир; осоловев от долгой зимней спячки, у причала покачивается теплоход "Сергей Есенин". Над волнами носятся чайки, ныряют в воду и снова взмывают в небо. Мы спускаемся по ступеням к воде.
  Она права. До последнего момента я не хотел признаваться себе в том, что меня использовали. Силу ведь просто так не дают. Ее надо отрабатывать.
  С реки дует сырой ветер. Ирина в своем деловом костюмчике зябнет, но ничего не говорит. Метрах в десяти от берега мелькает в волнах брошенная кем-то бутылка. Как символ человеческого одиночества.
  - Будь осторожен, Андрей. - Произносит Ирина. - Наши тебе этого не простят.
  - А ты?
  - Что - я?
  - Как же ты?
  Она смотрит на тот берег, туда, где над высотными башнями нависла серая туча "дирижабля".
  - Я - офицер ФСБ.
  - Поехали вместе.
  - Куда?
  - В тайгу, в Чернобыль, на Тибет. Подальше отсюда.
  Она улыбается каким-то своим мыслям, молчит. Потом поворачивается к лестнице.
  - Пойдем, холодно.
  Мне вдруг становится легко и спокойно. Так, как давно уже не было. Я неожиданно понимаю одну простую истину. Конечно, каждый из нас - всего лишь орудие в руках судьбы, и где-то "там", в сновидениях, есть другой мир, откуда через нас сюда приходят явления и вещи. Свобода воли - фикция, обман, составленный из досок, веревок и костей. Но, может быть, единственной нашей свободой как раз и остается способность выбирать, что проводить сквозь себя, а что - нет.
  Я размахиваюсь и забрасываю "замораживатель" далеко в Москву-реку. Теперь нас не найти ни по какому сигналу.
  Поднимаемся наверх. Ирина идет чуть впереди, на ходу достает ключи от машины. Она занята своими мыслями, поэтому не сразу замечает белый "вольво", вынырнувший из-за поворота. Она еще ничего не понимает, а я вижу ствол короткого автомата, высунувшийся в окошко кабины.
   - Ира! Назад!!! - Кричу я, лихорадочно пытаясь высвободить запутавшийся в складках куртки "ТТ".
   Гремит автоматная очередь.
   Такой вот сон.
   Пантелеев, живой и невредимый, но еще не до конца отошедший от наркоза, стрелял, конечно, не в нее. В меня. А пули достались ей. На войне как на войне.
   Я высадил в проезжающую машину всю обойму, застрелив и Пантелеева, и ту старуху из его подъезда, сидевшую сейчас за рулем "вольво". Убитый Пантелеев выронил автомат, машина вильнула в сторону, сорвалась с парапета и грузно опрокинулась в воду. Брызги засверкали, родилась маленькая радуга. Белая корма иномарки некоторое время торчала из воды, а потом исчезла и она.
   Ирина была еще жива. Но жизнь стремительно и неотвратимо покидала ее, всасываясь в черную воронку над головой. Я наклонился к ней.
   - Какая гадость... - Сказала она.
  КОНЕЦ
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"