Глава XIII, в которой доблестная стража Вьюги впервые попадает впросак из-за того, что у госпожи Долгой Ночи захворали телята
В душе Танцующей отсутствовала тревога относительно участи Инея. Она прекрасно знала, что тело юноши с лёгкостью перенесет ничтожный яд. Но, помимо этого, девушка понимала, что кое-кто в её окружении думает иначе. Поэтому, с одной стороны, не было ничего удивительного в том, что на другой день после разговора с Оком она обнаружила на пороге лазарета Утро с целым мешком различных лекарств. С другой стороны, там же, на деревянных ступеньках восседал и Иней, и он-то отнюдь не насмехался над "чрезмерной" заботой искрящейся девы, но с радостью принимал лечение.
- Ну же, глотай... Проглотишь, и сразу станет лучше. Дрожь уймётся...
- Не хочу я, это противно. Всё равно, что есть древесных улиток!
- Будто ты в самом деле улиток ел, - приговаривала Утро, вливая ему в горло очередную порцию.
- Ел! - ответил Иней, едва сглотнул. - Давно, правда, на спор с друзьями.
- Странно... - тихо промолвила врачевательница, готовя новую бутыль.
- Что странно?
- Улиток-то мы с бабушкой ещё прошлой осенью варили. Зелье уже должно было настояться и вкус должен быть иным.
И Танцующая соединила свой смех со смехом Утра, когда Иней поперхнулся, прикрыв ладонью губы. Только тогда юноша понял, что над ним зло подшутили.
- Ах, доброеутро, госпожа Танцующая. Пришли посмеяться над бедным отравленным страдальцем и вашим вернейшим слугой? Для вас и вашей сестры нет никакой разницы, что слуга ещё прошлой ночью был на грани гибели.
Танцующая покосилась на Утро, та стыдливо спрятала взгляд.
- Не стоит тревожиться, дорогая госпожа. Утро поведала о коварном яде лишь мне и никому более. Вы же знаете, если я храню секрет, мой рот на замке. Остальные думают, что у них тяжёлое похмелье и уже вернулись в строй. Только меня лекарь все еще держит при себе, желая уязвить мое самолюбие и окончательно опозорить в глазах братьев по оружию.
Иней улыбался, и улыбка его была столь неотразима, что погасила гнев юной госпожи Вьюги, и та, ответив ему тем же, расположилась на ступеньках рядом с друзьями.
- Кстати, о секретах, - сказала она. - По случаю, ночью в лазарет навестить тебя пришёл Око, но встретил там меня. Мы поговорили. И я узнала от него то, о чём ты, Иней, посмел умолчать. Об одной танцовщице из Золотой Луны.
Казалось бы, пришло время прятать взгляд и Инею, но вместо этого он бесстыдно заявил:
- Госпожа, есть вещи, которые люди должны рассказывать о себе сами. К чему пытаться узнавать подробности жизни героев, сплетничая с их друзьями? Я счёл бы себя недостойным чьей-либо дружбы, если бы начал здесь и там болтать о таком.
- Но ведь мне ты расскажешь? - встряла Утро. - Как занятно, имя невесты совпадает с профессией возлюбленной... Мой братишка определённо не прост.
Танцующая почувствовала, что её щеки начали нагреваться.
- Никакая она ему ни любовница, - вскипела дочь Вьюги. - Так... просто... ну, просто танцовщица из чайного дома, и то проездом.
- Проездом?
- Да! - крайне раздражённо отвечала Танцующая. - Её родина далеко на Закат. Они шли сюда вместе с торговым караваном демонстрировать своё мастерство и учиться.
- Наверняка она из народа остроухих, - мечтательно воздела очи Утро. - Говорят, остроухие самый весёлый народ на свете. Целыми днями они только и делают, что радуются жизни, поют песни, танцуют, сочиняют стихи и музыку. И печаль им не ведома. Если Око сошёлся с такой, то у тебя, дорогая сестричка, шансов нет совсем. Каким недотепой должен быть мужчина, чтобы позариться на буку вроде тебя, когда рядом есть остроухая!
Танцующая вспомнила раннее детство, то время, когда она и Утро, ещё не будучи столь ответственными за честь клана, частенько жестоко побивали друг друга по пустякам, а потом вместе отбывали наказание на рисовых полях. Эти детские воспоминания всплыли с особой отчётливостью почему-то именно сейчас.
Но внезапно с перекрёстка донёсся странный звук, прервавший её благостные размышления:
- Му-у-у-у!!!
- М-да... - поморщился Иней. - Кто-то опять вывел коров на улицы. Ох уж ему не поздоровиться. Госпожа Долгая Ночь из него всю душу вытрясет.
- Ты сиди, мы сами пойдем поглядим, - Утро поднялась на ноги. - И не вздумай вставать.
Когда обе девы вышли к дороге, их взгляду открылось интересное зрелище. От самых ворот тянулась колонна гружёных повозок, запряженных волами. И повозки сопровождали люди. Много людей.
Для кое-кого это событие уже успело стать источником неприятностей. Что уж, казалось бы, непонятного может быть в приказе: "Никого не впускать, никого не выпускать"? Стой себе и работай. Не впускай, не выпускай... Но некий воин клана Вьюги по имени Снежный Ком и тут умудрился попасть впросак.
Служба шла своим чередом, пока на рассвете перед воротами деревни не известь, откуда появилась целая толпа народу. Волы, лошади, повозки, гружёные не пойми чем - все, как ни в чём не бывало, прут на ворота, и всё тут.
Подчинённый Кома, Суровая Гора, настолько растерялся, что с некоторым запозданием бросился выполнять свой долг, то есть докладывать начальству. Самому же Кому предписывалось справиться у головной части каравана о причинах присутствия под стенами Вьюги. Куда там! От толпы исходил такой гам, что перекричать его не было никакой возможности. "Как это их разведчики не заметили?" - с болью забилась мысль о чугунную голову солдата.
"Разведчики - люди умные, и, если не заметили, так и надо", - тут же поправился он.
На громкие приказы остановиться колонна не отвечала. А раз так, следующим действием Кома должно было стать применение силы. Но, учитывая обстоятельства, сторож решился внести изменения в первоначальный план действий. Быстро скрывшись за воротами, он вместе с коллегами запер их огромным засовом, а сам взобрался на стену. И когда толпа в недоумении остановилась перед закрытыми дверьми, он со всем почтением обратился к приезжим.
- Эй, вы! Нищие, холопы и жулики! Как вы посмели явиться пред врата сей обители благородства?
Толпа некоторое время перешёптывалась, а затем вперёд вышел горбатый юноша в лохмотьях. Но говорил не он, а тот, кто на первый взгляд был его горбом.
Белобородый старик, (это было нетрудно определить, несмотря на то, что борода та была спутанной и грязной, как и все остальные волосы, наличествующие на голове у пришельца) кряхтя, спрыгнул наземь и обратился к Кому:
- Я один из почтеннейших старцев нагорья Море Снежного Блеска. Зовут меня Прозрачная Капля из деревни Молчащий Снегопад. Это мой внук, - старец, указал на "горбатого". - И я во всей своей великой мудрости никак не возьму в толк, почему господин столь благородного происхождения отказывает нам и нашим товарищам в гостеприимстве.
Истинную причину отказа Снежный Ком высказать не мог, ибо она была нешуточной тайной, за разглашение которой всякому грозило суровое наказание. К тому же воин знал об этой тайне лишь то, что она, как по секрету поделился с ним один из молодых мастеров, была нешуточной - воитель так и не смог найти более подходящего слова. Но разве нужна причина, чтобы не пускать куда-то толпу нищих холопов?
- Старик! - выкрикнул Ком. - Забирай своих попрошаек, и катитесь вместе прямиком до своей деревни, пока ваши кости ещё можно собрать. В этом благородном доме милостыню не раздают!
Дед, разочарованно качая головой, молвил такие слова:
- Да... А насколько я помню, раздают, и, бывает, даже помногу...
Снежный Ком вскипел от нанесённого оскорбления, но не подал виду. Этот старикан нравился ему всё меньше и меньше.
- Особенно в середине весны, в праздник Цветения... - тем временем мечтательно продолжал человек, назвавшийся Каплей.
А воин уже не слушал. Его рука медленно тянулась к загодя припасённому луку и крайне удачно расположенному рядом с ним колчану стрел. Снаряжение снайпера было скрыто от посторонних глаз за высокой стеной. Но вдруг за верную десницу воина кто-то дёрнул. Вначале запыхавшийся Суровая Гора пытался объяснить Кому жестами, в чём дело, но, поняв безуспешность затеи, просто указал в сторону зала собраний. Оттуда поспешным шагом к воротам приближалась милая старушка, известная всей Вьюге под именем Долгая Ночь.
- Открыть ворота немедленно, - велела она, а сама направилась на стену.
Там уважаемую госпожу встретил гул недовольства.
- Гости дорогие, - обратилась она к толпе, ибо Капля уже растворился меж иных гостей. - Прошу великодушно простить меня, дряхлую Долгую Ночь. Стара я стала, телята у меня захворали, вот и забыла совсем за заботами, что природа зацвела и запела, и пора гостей созывать. Вместе петь, танцевать и состязаться. Простите ли вы немощную Ночь, гости дорогие?
Тут недовольный Ком и иные воины, наконец, открыли ворота, и под дружный возглас "Конечно, простим!" толпа хлынула на улицы. И как Ком не старался разглядеть среди ворвавшихся нагловатого дедка или, хотя бы, его горбатого внука - всё было впустую.
Девы подоспели к дороге в самый что ни на есть знаменательный момент, как раз к началу распада каравана. Словно белые воды великой Ветви (Чаоне - знаменитая река, пересекающая изумрудную империю с запада на восток. - Прим. Пер) в предвкушении слияния с Опаловым Морем, люди, вьючные животные, повозки стали расходиться в разные стороны. Те, что побогаче, в поисках пристанища направлялись к "Гнезду Зимородка" или стучались в двери иных домов, предлагая плату в обмен на гостеприимство. Те, что победнее, разбивали лотки и палатки прямо на улице. Многие вообще не задумывались о размещении, а сразу шли искать увеселений.
- Ах, госпожи мои, - весело обратился к девам из-за их спин Иней. - Мнится мне, мы имеем честь плюхнуться в самую большую лужу за всю многовековую историю нашего клана. Решив запереться в деревне в канун праздника Цветения, мы сами обрекли Вьюгу на вечный позор. А, пожелав избежать осмеяния, умудрились проявить себя ещё и редкостными глупцами. Так и вижу, как какой-нибудь монах в уединенной келье записывает: "В 112 год черепахи, перед священным Цветением, клан Вьюги по доброй воле впустил врагов в свою деревню..."
Танцующая вздрогнула, но вовсе не от необдуманных слов Инея, а скорее от того, что за ними последовало. Вспышка света, затем звонкий удар ладонью по щеке, и, наконец, глухое падение тела на землю.
- Как ты можешь говорить такое о бабушке!? - взорвалась Утро. - Я велела тебе оставаться в палатах, а ну пошёл!..
Иней только изумлённо щёку потёр, а в следующее мгновение его и след простыл.
- Вот же придурь! - воскликнула дева, словно бы извиняясь перед Танцующей за своё неподобающее поведение. - Я думаю, бабушка всё предусмотрела! Она никогда бы не позволила себе так ошибиться!
Танцующая, в отличие от своей подруги, не думала - она знала наверняка.