Аннотация: Маленькая история о том, как тетрадка по философии оказалась лучшим "слушателем" душевных терзаний))
Дорогой дневник...
Черт, при чем тут дневник?! Никогда не писала ничего подобного, и тут вдруг сижу на лекции по философии, и вывожу в многофункциональной тетрадке, какую-то ерунду.
Ладно, так и быть!
Дорогая тетрадка по философии!
Тьфу, весь трагизм куда-то делся...
Ай, ну ладно, все равно этого никто не увидит - и так сойдет.
То, что произошло со мой вчера, невозможно дальше хранить в тайне. Хоть тебе, дорогая тетрадка по философии, поведаю я о своих терзаниях. Едва ли, ты мне посочувствуешь, но есть вещи, о которых не хочется рассказывать даже лучшей подруге, а выговориться очень хочется...
Весна - это из года в год желтое солнце, потеплевший ветерок, запах весны и ощущение щемящей радости и неизвестно откуда взявшейся уверенности в собственных силах.
К чему я это написала не понятно... Ладно-ладно, больше не отвлекаюсь.
Господи, да перед кем я кокетничаю, этого же все равно никто кроме меня не увидит...
Говорят, весной можно словно родится заново, найти в себе силы исправить ошибки, или сделать что-то такое, на что раньше не хватало решимости.
Мдя, у меня на философии - философия...
Прости, дорогая тетрадка, за вынужденный каламбур.
Я сидела на одряхлевших еще в моем детстве качелях, и, прищурив глаза, подставляла лицо прохладному ветерку.Тихо скрипела веревка: вверх - вниз, вверх-вниз...
Меня зовут Ника, родители говорят: в честь богини победы. Так почему же я проиграла?! Тот единственный бой, который действительно оказался важен...
Ветерок тихонько свистел на пустынной широкой улочке дачного поселка, и в огромных лужах задорно летели десятки качелей, с одной и той же немного грустной девушкой, слишком взрослой для такого занятия.
Вверх-вниз, вверх-вниз...
Я закрыла глаза...
Отражение большущих луж, подправленное моим воображением стремительно менялось. Словно побежали назад стрелки огромных часов, возвращая меня в мыслях туда, куда уже никогда не вернуться.
Над головой все так же раскачивались голые ветви старой яблони, скрипели качели, вот только за крепкие веревки цепко держалась не студентка второго курса, а девочка двенадцати лет, розовощекая, счастливая, наряженная, как кукла, в ярко-красный, связанной мамой берет. Рядом с ней, уверенно придерживая за талию, вдруг упадет, сидел мальчишка, ее ровестник. Светло- русый, улыбчивый, в распахнутой куртке и шарфе, небрежно намотанном на тонкую детскую шею. Сейчас, кажущийся забавным, тогда - сильным, уверенным и очень взрослым.
Говорят детская любовь скоротечна, так почему же тогда я много лет подряд прихожу, чтобы посидеть на одряхлевших за годы качелях, рискуя оборвать старые веревки и сверзиться в лужу?!
Сижу, то и дело поглядывая на соседский дом и жалею, что не могу как раньше пробежаться вслед за зеленым фольксвагеном, радостно размахивая руками и крича соседке через забор: "Витя! Витя приехал!"
Дорогая тетрадка, дети безжалостны. Они живут в своем, наполовину придуманном мире, с очень жесткими правилами и книжными понятиями о любви, дружбе и чести.
Я сама его оттолкнула, лучшего друга, советчика и напарника в дюжинах проказ, не понимая и не веря тогда еще в то, что он может отвернуться... навсегда.Мой герой, моя мечта, мой милый, не по годам серьезный Витя, заботившийся обо мне как о младшей сестренке.
Я всегда была избалована... Единственный ребенок у немолодых родителей, готовых сорваться с места и выполнить любое моежелание. Маленькая царевна, верящая, что мир вращается вокруг нее и для нее.
Но увы, только в сказках благородные рыцари верой и правдой служат взбалмошным принцессам. В жизни они быстро находят себе более покладистый объект для внимания и обожания.
Тогда взлетаяи падая на старых качелях, мне казалось, что мы всегда будем вместе. Что же случилось, что же заставило нас теперь, спустя годы, сталкиваясь случайно отводить взгляд?
Мы изменились, оба.
Особенно я...
Жизнь показала маленькой девочке, что стоит открыть глаза пошире и увидеть, наконец, окружающих людей, их желания и мечты, пока не стало слишком поздно, пока я еще не осталась совсем одна... среди отчужденных и пренебрежительно косящихся людей.
Тогда-то я и поняла, что наделала...
Царевна потеряла корону, лишилась своего рыцаря и половины царствия. Дружой банде детишек просто надоели мои бесконечные обиды и подначки...
Ушли годы на то, чтобы вернуть расположение тех, кого я в упор не замечала, считая, что они и так будут рядом. Всегда.
Вот только рыцаря своего я так и не вернула...
Сперва, гордость не позволяла помириться с "предателем". Ладно остальные, дорогая тетрадка, но Он, всегда защищающий и поддерживающий любую мою идею, как посмел отвернуться?! Как смог сказать, что я самовлюбленная стервозина, надоевшая всем своими диктаторскими замашками?!
А потом он просто слал чужим... Я даже не заметила, когда между нами успела вырости абсолютно непроницаемая стена. Разные увлечения, разные дела. Порой мы обменивались односложными предложениями, но якаждый раз боялась сказать лишнее слово, ведь могло выясниться, что нам и разговаривать-то больше не о чем. Мне, и моему милому, ненаглядному Вите...
А так оставалась надежда. Можно было мечтать, забравшись вечером под одеяло, что однажды мы столкнемся на улице - и все будет как раньше: солнце, ветер, качели...
Я хотела помириться, честно хотела, но, наталкиваясь каждый раз на равнодушный, ничего не выражающий взгляд отступала. Зачем?! Прошло много лет, я поверила, что безнадежно опоздала. Даже интересно было: на сколько?
На минуту? Без сомнения, стоило еще тогда, броситься к нему с извинениями, сказать, что без него, уже ничего не будет, не будет той дружной банды, которой мы верховодили столько лет, не будет даже меня самой. Нет. Тогда я не была на подобное способна, гордость застилала глаза и громкое слово "предатель", припечатавшее в спину уходящего друга, в воспоминаниях раз за разом больно жгло меня саму.
На год? Может можно было все исправить, когда мы при встрече еще не молчали, а обменивались колкими замечаниями и едкими подначками? Наша компания, раз и навсегда разделившаяся на два фланга, с искренним весельем наблюдала за словесной потасовкой, прежде неразлучной парочки. Тогда огонь нашей дружбы, а может и чего-то большего, я ведь уже никогда не узнала бы, еще слаботлел...
Вот так вот, дорогая тетрадка. Злейший недруг не сможет испортить жизнь человеку так, как он сам...
Я медленно открыла глаза. Слепящее солнце, соседский дом радующий взгляд свежей краской, ветерок, яблоня, и все та же чугунная тяжелая калитка, из-за которой всегда появлялся мой рыцарь, толкая перед собой зеленый велосипед. Все было по-старому и, в тоже время, чуть-чуть иначе. А главное не было Вити, и уже теперь, как я думала, никогда и не будет.
Закусив губу, чтобы не расплакаться, я оттолкнулась ногами от мокрой земли и взлетела, как мне показалось, к самому солнцу.
Резкий треск, и едва поняв, что произошло, я рухнула на землю, больно ударившись боком о сиденье качелей.
Старые веревки не выдержали резкой нагрузки и оборвались. Я оказалась почти лежащей в новом пальто на грязной траве. Стоит ли писать, дорогая тетрадка, что в тот момент солнце не казалось мне таким уж ярким, а день - прекрасным.
- Нет, я был просто уверен, что когда-нибудь это случится, - насмешка в знакомом голосе резанула больнее, чем старая веревка по ладоням во время падения.
Я лежала на земле не торопясь подняться, или что-то ответить. Зачем? Позорится еще больше?По моим щекам непроизвольно потекли слезы особенно горячие на прохладном весеннем ветру. Это было мерзко и унизительно. Я с прошлой осени мечтала о нашей встрече и в кошмарном сне не могла предположить, что все выйдет так...
Теперь вот точно нельзя было оборачиваться, не хватало еще, чтобы он увидел мою покрасневшую от слез физиономию. Достаточно и того, что я рухнула с детских качелей у него на глазах.
- Ну, просто нет слов! Ты, даже сидя в луже, ухитряешься меня игнорировать с царским величием - голос приблизился.
Я стиснула зубы.
Пусть он уйдет, ну пожалуйста!
Слезы текли уже рекой и остановить их не было никакой возможности. Они капали в грязную лужу, пуская новую рябь на так и не успокоившееся, после моего падения отражение.
- Может я... Да что же это такое, - изумленно охнул Виктор, обойдя по кругу и неожиданно бросаясь ко мне. - Да что же ты ревешь? Сидит в луже и слезами обливается! Вставай немедленно, там и так мокро!
Он обхватил меня за талию и легко выдернул из лужи, как морковку с грядки.
Я старательно отворачивалась и прятала глаза. Виктор, даже в мыслях я не могла назвать этого рослого парня в клетчатой куртке Витей, смотрел удивленно. Царевны не рыдают сидя в луже - говорил его взгляд.
Он так и не понял, что я изменилась... а может, просто не верил тому что говорили наши общие бывшие друзья. От этой мысли мне стало невообразимо горько. Прятаться больше не было смысла, и я разрыдалась, уткнувшись лбом в совершенно чужую куртку, некогда близкого человека.
Витя, мой Витя, стоял столбом неловко прижимая меня к себе.
- Тише, ну что ты так плачешь? Пойдем лучше чай пить. Дедушка тебя уже давно в гости ждет! - неожиданно предложил он.
Я отрицательно помотала головой. Его дедушка всегда хорошо ко мне относился. Каждый раз при встрече расспрашивал про учебу и, кажется, искренне расстраивался, что мы с Витей больше не дружим. Частенько он звал меня пить чай, но я всегда отказывалась. Боялась столкнуться с Витей, часто приезжающим к деду "просто так". Казалось, что мое появление в доме за чугунной калиткой будет расценена как-то неправильно.
Мы становимся такими глупыми, тетрадочка, когда влюбляемся...
- А качели я снова повешу, вот только веревку надо будет поменять, чтобы подобное ЧП не повторилось, - неожиданно сказал Виктор, не торопясь отрывать меня от собственного плеча.
Я подняла голову и впервые за долгое время встретилась с ним взглядом. Глаза у него были серые, обычные такие глаза, вот только смотрели они на мир удивительно: весело, с неиссякаемым задором и очень тепло.
- А ты их и раньше перевешивал? - заторможено уточнила я.
- Нет, знаешь, они сами.
- А зачем? - я даже не заметила насмешки, мне важно было узнать ответ.
Виктор смотрел на меня долго, очень долго, словно решая что-то для себя.
- Ты на них сидишь часто, вот я и...
- Ты видел? - мои щеки стремительно заливала краска. Я понимала, что выгляжу глупо, но ничего, ровным счетом ничего не могла с собой поделать.
- Нет, не видел! Ты у меня под окнами сидишь часами и вдаль таращишься, а я, разумеется, на это ни разу не обратил внимание, - он старательно ершился, словно пытаясь отгородиться от меня хоть чем-нибудь.
Витя. Друг детства, такой чужой, и одновременно такой знакомый.
- Так зачем ты их вешаешь? - я вцепилась в этот вопрос, как утопающий за соломинку, словно ответ на него мог спасти, или исправить что-то мне не ведомое.
Неожиданно Витя опустил руки и отступил на шаг, продолжая вглядываться мне в лицо. Потом резко отвернулся.
На глаза снова навернулись слезы. Ну, зачем я вцепилась в этот дурацкий вопрос! Зачем я вообще его задала. Мне казалось, что сейчас он уйдет, а я так и останусь наедине со своими воспоминаниями, обидой и сломанными качелями, которые уже никогда не станут прежними так же как, как и мне уже никогда не будет двенадцать лет.
- Мой ответ, покажется тебе полным маразмом, - будничным тоном сообщил Виктор не оборачиваясь. - Но я все-таки скажу. Мне казалось, что если я не повешу качели, ты больше не придешь, окончательно исчезнешь, я никогда больше не увижу, как ты сидишь, тихонечко раскачиваясь, и думаешь о чем-то своем.
Я молчала. Это был тот момент, которого я так ждала, и так боялась.
Не могу описать, дорогая тетрадка, что творилось в том момент у меня в душе. Скажу только, что стояла, хлопая глазами, ровно до тех пор пока, едва снова не упустила свое счастье.
Витя, а это все-таки был он, пусть повзрослевший, пусть язвительный, но все тот же мальчишка, заботившийся обо мне не смотря ни на что, сделал неуверенный шаг к чугунной калитке. Тут, слава богу, ко мне вернулась способность соображать и я бдительно вцепилась в его руку, не позволяя уйти.
Он удивленно обернулся.
- Нам придется знакомиться заново, - тихо сообщила я, подбивая носком ботинка ни в чем не повинный камешек.
- Когда-то с тобой было очень весело, - фыркнул Витя, легонько сжимая мое запястье. - Тебя звали Ника, тебе было восемь лет, и больше всего на свете ты любила клубнику моего деда.
Я поджала губы и непонятно помотала головой. Был серьезный риск снова расплакаться.
Вот так вот, дорогая тетрадка. Я не знаю, что будет дальше, ведь у царевны не осталось ничего, кроме внезапно вернувшегося рыцаря, который на самом-то деле никуда и не уходил. Просто она его не замечала, да и не могла заметить.
Ведь пока я не проиграла бой, так и не смогла понять, что для меня поражение - и сеть та самая желанная победа.
Когда-нибудь, если мы снова поругаемся, я вытащу эти страницы и покажу их ему, моему другу, моей давно уже не детской любви.
Хотя, думаю Витя и без них понимает, что мне без него никуда... и никогда...