Колокольный звон плывет над городом. Дрожит морозный воздух, рвутся в небесную синь заиндевелые деревья. Здесь, на берегу, в молодом сквере, снежные кружева на ветвях особенно густы. От реки тянет сыростью. Влага оседает причудливыми фестонами на деревьях и оградах. Над стылой водой - не исчезающая даже в полдень подушка плотного тумана. Не замерзающий, исходящий паром поток - даже в самые сильные холода мрачная чернота не сменяется сахарной радостью льда. Гниют дома, болеют люди.
Но на Крещенье солнце играет, превращая иней в алмазны, жемчуга и сапфиры. Плывет над городом колокольный звон. Тянется к берегу людская река, такая же черная, как воды потока, такая же беспокойная и бурлящая. Лишь впереди, словно голова диковинного змея с аспидным телом и светлой короной, - золото икон и хоругвей. Блестит парча праздничных одеяний и тяжелых окладов, белеют накидки служек. Паром из ноздрей чудовищного зверя - синий дым кадильниц.
"Господу миром помолимся!"
Водосвятие!
Скользя на обледенелом камне ступеней, священники осторожно спускаются к берегу. Теперь они не видны Наташе. Людские спины загораживают и иконы, и берег. Но по слитному ропоту толпы ясно - наступает самый торжественный момент.
"Славься!"
- Что, не боишься? - слышит Наташа голос подруги Настеньки.
- Чего бояться? Сколько в клубе занимаюсь, - улыбается в ответ девушка.
"Господу Богу помолимся!"
- Пора раздеваться. Тебе кто поможет?
- Данила.
- Нашла тоже! Нефор какой-то волосатый.
Наташа в ответ лишь хмыкает неопределенно. Настя, решив, что не время наставлять подругу, пожимает плечами:
- А я что, я молчу... Пусть и мою дубленку подержит. Сашка сегодня на смене, Димка набивался в помощнички, да я его отшила.
Девушки забираются внутрь микроавтобуса и через некоторое время появляются оттуда в купальниках. На ногах - валенки, распахнутые шубки накинуты на обнаженные плечи.
- Бежим!
Но бегом это назвать сложно. Священники уже покинули набережную, отошли повыше, стоят на дорожке в сквере. Зато к урезу воды, мешая на пути, движется толпа полуголых людей. Молодые, пожилые, старики, даже дети... Незамерзающая река сделала зимнее плавание в городе массовым безумием.
У самой лестницы, спускающейся к парящей на морозе воде, девушки сбрасывают шубы на руки молодому парню в кожаной куртке. Он и впрямь длинноволос, из-под черной трикотажной шапки на спину спускается небрежный "хвост". Модные очки, белый шарф - парень похож на завсегдатая рок-концертов. Подхватив одной рукой две пары валенок, другой - шубы, он любуется двумя тоненькими девичьими фигурками, несущимися по ступеням к реке.
А мимо бегут и бегут люди. Черная вода вскипает от барахтающихся тел, пар над рекой становиться еще гуще. Конечно, долго в ледяной воде не продержаться, и вот уже мокрые девушки подбегают к своему пажу:
- Давая скорее!
- Ух ты! Пробирает! В воде теплее кажется!
- Подержи!
Наташа сует в руки Даниле пятилитровую бутыль речной воды. Девушки обуваются и, наспех накинув шубы, мчатся к автобусу. Юноша торопится за ними, оскальзываясь на следах от мокрых ног.
Когда он добирается до микроавтобуса, девушки уже успевают переодеться в сухие спортивные костюмы и вместе с другими "моржами" из клуба пьют чай из термоса.
- Неохота со всеми шмотками из клуба домой тащиться? - ехидно спрашивает ее подруга.
В ответ Данила улыбается:
- Хотите, я вас по домам развезу?
- Конечно! - радостно цепляется за возможность не трястись в общественном транспорте Настя.
Девушки идут за парнем к припаркованной на соседней улице "шестерке". Настя скептически осматривает недорогую машину, но ничего не говорит. Пока едут втроем, все молчат, только Данила крутит ручку настройки радио, выискивая в эфире подходящие мелодии. Как на зло, найденная музыка то и дело сменяется навязчивой рекламой.
У своего подъезда Настя дежурно целует в щеку подругу, машет рукой Даниле и быстро забегает в услужливо открытую перед ней каким-то парнем дверь.
- Настя хорошая, - произносит Наташа, когда дом подруги скрывается из виду.
- Конечно, я не спорю, - откликается Данила. - Слушай, а тебе обязательно прямо сейчас домой надо?
- Что? Да, мне надо домой, - устало говорит Наташа.
После купания на морозе ее, как всегда, немного разморило.
- Давай ко мне на час заедем. Я тебе кое-что показать хочу, - говорит Данила. - Да нет, ты ничего такого не думай. Потом отвезу тебя домой. Это ненадолго. И чаю у меня спокойно попьешь.
Девушка кивает.
Лихо развернувшись, машина катит в центр. У одного из старинных, построенных еще в девятнадцатом веке, Данила по-хозяйски ставит свои "Жигули" в одном ряду с дорогими иномарками.
- Оставь воду тут, ничего с ней не станет, - говорит он девушке, подавая руку.
- А тебе не надо?
Данила мотает головой:
- Ты меня на берегу обрызгала. Благословила уже.
В квартире девушка устраивает на кресле возле телевизора, парень отправляется на кухню. Вскоре на журнальном столике дымится в чашках чай, стоят в вазе печенья.
- Наташа! - Данила запинается, не решаясь начать разговор. - Наташа! Я хочу тебя попросить сделать одну вещь... Нет, не так. Не сделать. Ладно, смотри!
Парень досадливо машет рукой, встает, приносит и пристраивает на журнальном столике, рядом с вазой, большую морскую раковину:
- Вот. Смотри, пожалуйста. Хорошо?
- Куда? Внутрь? Зачем?
- Не задавай вопросов, хорошо? Просто смотри.
Наташа в недоумении пожимает плечами, но послушно начинает рассматривать раковину. Она большая, размером, наверное, с автомобильный телевизор. Снаружи - серо-зеленая, сплошь усеянная кривыми шипами. Внутри - розово-лиловая, яркая, переливающаяся. Таинственно мерцающий перламутр кажется полупрозрачным, от него невозможно оторвать глаз. Удивительный цвет! Такими бывают на закате плывущие над тропическим морем облака. Небо почти чистое, лишь у самого горизонта - несколько мазков колдовского цвета, словно летели птицы да обронили легкие перья. А солнце уже почти село, уже гаснет закатная дорожка на воде, темнеет песок у кромки прибоя. И деревья, что уцепились корнями за песчаную почву чуть поодаль от воды, тревожно шумят листьями. Вечер спускает на побережье, и вот-вот зажгутся первые звезды... А из зарослей, что длинным языком протянулись к самой воде, выходит белый конь... Нет, не конь, это единорог! Безупречно белый, тонконогий, прекрасных. Легкий ветерок шевелит гриву единорога, и в ней шелково переливаются те же лилово-розовые оттенки, что и в гривах небесных коней, уносящих светило за горизонт...
Данила, сидя рядом с девушкой, разрывается между двумя чувствами. Хочется прикоснуться губами к ее щеке, провести пальцами по шее, вдохнуть запах волос. И страшно вырвать девушку из сосредоточенности. То, что Наташа может увидеть картинки в раковине, он теперь не сомневается. Это понятно по тому, как остановился, замер ее взгляд, а на пухлых губах появилась легкая улыбка. "Наташа - удивительная девушка, - думает Данила. - Из настоящих..."
Но вот что-то словно толкает его. Вроде Наташа продолжает сидеть в кресле - и все же словно исчезает, истончается, становится прозрачной, как туман над водой.
- Стой! Быстро закрой глаза! - Наташа чувствует, что ее трясут за плечи.
Помотав головой, смотрит на Данилу:
- Что это было?
- Это раковина...
- Она волшебная? Там было море и единорог, и еще такое странное чувство, словно там - настоящая свобода.
- Да. Хочешь, я расскажу про нее. Тебе - можно.
- Расскажи, пожалуйста!
- Эту раковину привез мой дед. У меня был замечательный дед! Он был летчиком, очень хорошим. Летчиком-инструктором. Работал во многих странах. Учил летать солдат из Африки, с Кубы. Однажды в Эфиопии один из его курсантов привел на аэродром старика. Сказал, что это - шаман их племени. И что у него есть подарок для "белого летающего человека". Дед всегда с удивлением рассказывал про этого шамана. Стариков среди негров немного, в Африке люди долго не живут. А этот был совершенно седой и такой старый, что кожа у него была не черная, а серая, как кора дерева. И такая же морщинистая. И еще он был похож на скелет, только если сделать скелет из древесных ветвей. Очень старый негр. Да, и шаман сказал странные слова. Может быть, курсант неправильно перевел, но дед говорил, что понял так: "Возьми. И, когда поймешь, что тебе пора уйти, посмотри на раковину. Миру нужны сияющие драконы, чтобы тьма не поглотила свет". А потом...
Данила замолчал.
- Какая удивительная сказка, - произносит девушка. - И что, твой дед больше не видел этого шамана?
- Нет. Он скоро вернулся домой. Потом много что было, дед еще долго работал. Потом вышел на пенсию. Бабушка, которая меня воспитала, умерла. В последние годы дед стал сильно болеть.
Наташа сочувственно вздыхает.
- И вот однажды, я никогда не забуду тот день, я приехал из института и не нашел деда в квартире. Я долго ждал. Думал, он пошел погулять - был хороший осенний день, настоящее бабье лето. Вечером пошел спрашивать соседей. Потом мы с родителями заявили в милицию. Деда так и не нашли. Зато пришел адвокат. Оказывается, дед незадолго до исчезновения составил завещание, в котором и квартиру, и машину оставлял мне. Меня немного потаскали в милицию. Думали, что я деда убил и куда-то спрятал, чтобы скорее квартиру заполучить. Но я в тот день все время был в институте, меня сто человек видело. А дед с утра выходит за хлебом, встретился с соседкой, они даже поговорили немного. К тому же и трупа так и не нашли. Зато я нашел на столике рядом с любимым креслом деда эту раковину. Она стояла так, чтобы было удобно на нее смотреть, сидя в кресле.
- Давно это было? - только и может спросить Наташа.
- Этой осенью.
Данила молчит и долго сидит, глядя в одну точку. Наташа тоже молчит.
- Потом дед начал мне сниться, - продолжает Данила. - Не такой, каким был перед смертью, а такой, каким я его помню с детства - щеголеватый, подтянутый. Он приходил и говорил о том, что миру нужны драконы, а я никогда не смогу летать на земле из-за глаз.
- Из-за зрения?
- Да, я пытался поступить в летное, но с моим зрением разве что в стройбат возьмут, - кивает Данила. - Но теперь я знаю, что надо сделать, чтобы летать.
- Я поняла.
- Я знал, что ты поймешь. Наташа! Милая! Я люблю тебя! Если бы не ты - я давно бы ушел! Пойдем со мной!
- А твои родители? - удивляется девушка.
- А! - Данила машет рукой. - Они ни о чем, кроме денег, не думают. Хотели дедову квартиру продать, в какие-то акции вложить, навариться. Я тогда скандал устроил, разругался с ними. Они счастливы будут, если я им больше не стану мешаться. Ненавижу деньги!
- Как ты можешь! - вспыхивает Наташа. - О родных людях!
- Могу, - с вызовом говорит парень. - Ты многого не знаешь. Мы давно чужие. Они как зомби теперь из-за денег. Им все мало, мало!
- Я так не смогу, - качает головой девушка. - Ты тоже многого не знаешь. Я не люблю жаловаться. Знаешь что, поедем со мной, я тебе тоже кое-что покажу.
Но говорить Наташа начинает уже в машине.
- Я живу вдвоем с мамой. Отец давно ушел от нас. Нет, я его не осуждаю. Он помогает нам, иначе я не могла бы учиться. Сиделку оплачивает. Но живет с другой женщиной. Говорит: "Зачем мне привязывать себя к калеке. Лера давно не женщина". Но я маму не брошу до самой ее смерти. Представляешь, что будет, если и я уйду?
Квартира Наташи пропитана запахами лекарств. Открывшая дверь женщина средних лет оценивающе оглядывает Данилу и прижимает палец к губам:
- Тише, ребята. Ларочка уснула. Сама уснула. Пусть поспит, лишний раз укол делать не придется.
Осторожно ступая, парень с девушкой проходят в комнату. На кровати, до подбородка укрытая одеялом, лежит изможденная женщина. Иссиня-желтая кожа, ввалившиеся глаза, из-под платка на голове не выбивается ни одной волосинки. Но, как ни стараются Наташа с Данилой не шуметь, женщина сразу же открывает глаза:
- Наточка, - шепчет она. - Наточка...
И замолкает.
- Ой, Ларочка проснулась! Проснулась, золотенькая! - квохчет сиделка. - А знаешь, что Наточка принесла? Великую Агиасму принесла, воду крещенскую! С середки реки брала, чистую, живую! Умою Ларочку святой водой - и уйдут хвори-болезни! Нет крещенской воды полезней!
Сиделка отливает толику воды из принесенной Данилой бутыли в мисочку, мочит в ней марлевую салфетку, протирает лицо женщины на кровати.
Даниле не по себе. Он чувствует не только запах лекарств, но и запах витающей в комнате скорой смерти.
- У меня уже сил нет на маму смотреть, - шепчет ему на ухо Наташа и, хлюпнув носом, добавляет по-старушачьи горько. - Хоть бы скорей отмучилась. Ведь у нее боли дикие, без наркотиков уже и не живет, укол пропустишь - в голос кричит.
Видимо, от крещенской воды больной действительно становится легче. Она снова зовет дочь:
- Наташа!
Девушка подходит к кровати. Данила старается держаться рядом.
- А это кто? - говорит больная, с трудом приподняв руку, чтобы показать на парня.
- Данила, - отвечает Наташа.
- Данила, - повторяет мать. - Хорошо. Данила.
И слабо машет рукой, то ли крестя, то ли отсылая молодых людей:
- Наташа... Я еще посплю, хорошо?
Девушка кивает, а женщина закрывает глаза.
Сиделка молча выталкивает Наташу и Данилу на кухню и возвращается к кровати.
Прикрыв за собой дверь, девушка смотрит на парня:
- Теперь ты понял? Рак у нее. Все по-женски еще пять лет назад вырезали, но потом метастазы начались.
- И что, никакой надежды?
Наташа качает головой:
- Нет. Месяц. Может, полгода - и все... Ты бы знал, Данька, как я устала. Нет, ночью к ней встать не трудно. Днем тетя Клава сидит. Отец ей хорошо платит, да она и сама молодец... Все говорит, что на Бога уповать надо. Уговорила меня креститься и маму окрестить. Только все без толку. Я устала мучиться за маму... Ей очень плохо. Она сильная, молчит, только когда забудется, стонет. Данька, понимаешь, я все время о ней думаю. Никуда не хожу не потому, что не пускают. Я могу тетю Клаву попросить - она и вечер, и ночь посидит. Но идти куда-то и думать, как там мама? Нет, не могу.
Данила мягко обнимает девушку за плечи, садится на табуретку, сажает Наташу себе на колени:
- Маленькая моя! Бедная!
Девушка прижимается лицом к его груди:
- Данька, прости! Вывалила все на тебя.
Они долго сидят так, не шевелясь.
- А если? - вдруг произносит Данила.
- Если - что?
- Понимаешь, я вижу деда молодым... Если...
- Понимаю!
Наташа вскакивает с колен парня, словно птица вспархивает с ветки.
- Твоя мама верит в чудеса? - спрашивает Данила.
- Раньше - верила.
Парень кивает головой:
- Я съезжу и привезу раковину. Только скажи: если все получится, ты пойдешь со мной?
- Да! - кивает девушка.
Через час сиделки в квартире уже нет. Больная в забытьи - перед уходом тетя Клава сделала ей укол обезболивающего.
- Надо ей голову чуть приподнять, - говорит Данила.
- Давай, помогай, - отвечает Наташа.
Молодые люди полусажают женщину, подложив ей под спину подушку. Данила ставит на одеяло раковину.
- Она очнется и сразу же увидит.
Наташа кивает:
- Хуже уж точно не будет.
Посидев немного рядом с больной и убедившись, что ничего не происходит, они отправляются на кухню. Наташа ставит чайник. Разговаривают о пустяках, все время прислушиваясь к звукам из соседней комнаты.
- Я тебе поверила, когда увидела единорога. Именно таким я его и представляла, - вдруг говорит Наташа.
- А я вижу драконов в закатном небе над морем, - откликается Данила.
И вдруг оба вздрагивают. До этого из соседней комнаты доносилось едва слышное дыхание спящей женщины, но вдруг наступила абсолютная тишина. Не сговариваясь, они бросаются к больной.
На кровати никого нет. Только вмятина на подушках от тела да раковина на одеяле.
Долгое время парень с девушкой не могут произнести ни звука, а потом Наташа вдруг начинает рыдать:
- Мама! Мама! Прости! Я не хотела!
- Да что ты, маленькая, она не умерла же! Она ушла. Ей хорошо, - успокаивает девушку Данила.
- Мама! - шепчет Наташа. - Я приду к тебе. Ты только дождись!
- Придешь! - соглашается парень. - Мы вместе придем. Ты что, еще не поняла? Все получилось!
Еще через час они стучатся в дверь приятеля Данилы.
К этому парню, Сереге-геймеру, они отправились, поняв, что уходить из квартиры Наташи или из квартиры Данилы нельзя. Все получится. Но раковину и ее отец, и его родители обязательно выкинут. Однако такие вещи - не для помойки. Ее надо передать тому, кто поймет странную фразу о драконах. Тому, кто верит в чудо.
На звонок хозяин квартиры не реагирует, и молодым людям приходится долго долбить в гулкое железо, пока сквозь завывание хард-рока и грохот выстрелов ни раздаются торопливые шаги.
- Хаюшки! А я думал - стучат или показалось? - приветствует их хозяин квартиры. - А чего, звонок сломался?
- Мозги у тебя скоро сломаются от твоих игрушек, - отвечает Данила. - Ты совсем глухой стал.
- Ладно, проходите, коль пришли, - хохочет в ответ парень. - Только зачем пришли? У тебя же, Данька, своя хата свободная. Незачем девушек ко мне водить.
- Дурак! - отвечает Данила.
Молодые люди, не разуваясь, проходят в комнату. Здесь страшный беспорядок, пол покрыт слоем окурков и сигаретного пепла, возле компьютера - гора упаковок из-под чипсов и орешков, пустые пивные бутылки.
- Ты мне для дела нужен, - говорит Данила. - Можешь выполнить одну просьбу?
- Если не нужно сильно напрягаться, - отвечает Серега.
- Нет, - смеется Данила. - Сейчас мы посидим немного у тебя на кухне и уйдем. Там останется одна вещь. Ты ее не выкидывай, спрячь. Отдай тому, кто скажет: "Миру нужны драконы".
- Чего? - переспрашивает Сергей. - Какие еще драконы?
- Потом поймешь, - загадочно улыбается Данила.
Хозяин квартиры пожимает плечами:
- Черт с тобой, оставляй! Надеюсь, это не дурь и не бомба.
- За кого ты меня принимаешь, - отмахивается Данила. - Ладно, мы там посекретничаем. Не обращай на нас внимания. Если надоест - сами уйдем, дверь захлопнем.
Сергей, еще раз пожав плечами, облегченно устраивается у монитора. Через секунду Данилу и Наташу оглушают рвущиеся из колонок звуки стрельбы и взрывов.
Данила жестом показывает девушке в сторону кухни. Там, прикрыв дверь, смеется:
- Серега на компьютерах совсем свихнулся, но парень он хороший. Может, когда-нибудь от монитора оторвется и на раковину посмотрит.
Наташа лишь улыбается в ответ.
Обнявшись, молодые люди устраиваются на одном табурете и ставят перед собой раковину. Данила крепко прижимает девушку к себе. Ему все-таки страшно: а вдруг это его фантазии, и ничего не произойдет? Или они с Наташей вдруг окажутся в разных мирах?
Но проходят мгновения, и Данила по-прежнему чувствует под своей рукой девичьи плечи. Только вот вместо захламленной кухни вокруг - цветущие деревья. Обнявшись, молодые люди сидят на мягком мху. Где-то кричит птица.
- Пойдем? - спрашивает Данила, не в силах оторваться от девушки.
- Куда? - отвечает ошеломленная Наташа.
Покрутив головой, парень замечает тропинку:
- Вон - туда. Слышишь - там прибой. Море.
Они подходят к берегу и видят, что на берегу знакомой бухты появился белый одноэтажный дом. Вокруг всего фасада тянется увитая виноградом веранда. Молодые люди поднимаются по ступеням и видят сидящую в кресле-качалке моложавую женщину в легком платье. У нее загорелое лицо и роскошные волосы, собранные в высокую прическу. Наташа бросается вперед, но замирает в двух шагах от хозяйки дома:
- Мама? Это ты, мама? - шепчет девушка.
Женщина кладет на низкий столик книгу, которую читала, и тихо отвечает:
- Это я. Я все-таки дождалась тебя.
В этот момент со стороны моря раздается гул, и на песок пикирует золотой дракон. Коснувшись земли, летучий зверь превращается в мужчину лет пятидесяти. У него седые виски и веселые глаза.
- Эй, Данила, кошка съела мыло! - кричит бывший дракон.
Парень, услышав детскую дразнилку, бросается к мужчине:
- Дед! Не может быть!
- Все может, если захотеть, - хохочет дед. - Полетели со мной, пусть дамы поболтают пока!
Данила на секунду замирает, но, решившись, бросается вслед за мужчиной.
И вот уже ноги парня не касаются песка, да и нет ног вовсе, лапы с острыми когтями. Лапы и крылья, поднимающие налившееся веселой силой тело все выше и выше. Внизу проплывает пляж, кромка леса, скалы и снова лес. Данила мчится за дедом, пытаясь догнать, а тот, словно дразнясь, закладывает крутой вираж. Молодой дракон едва не сваливается в пике, но умудряется вывернуться, и они снова мчатся - все выше и выше.