Литвин Виталий Владимирович : другие произведения.

Ал. Блок - Разные стихотворения. Прочтение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Попытка отследить сюжет книги Блока "Разные стихотворения"

РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

(1904 - 1908)

  
  
   Ал. Блок. Из предисловия к "Собранию стихотворений" 1911-ого года:
   "...многие из них, взятые отдельно, не имеют цены; но каждое стихотворение необходимо для образования главы; из нескольких глав составляется книга; каждая книга есть часть трилогии; всю трилогию я могу назвать "романом в стихах"".
   Цель данной работы проследить сюжет главы второго тома трилогии - "Разные стихотворения".
  
   Из вступительной статьи "О ВТОРОМ ТОМЕ ЛИРИКИ БЛОКА" в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Заглавие, избранное Блоком, восходило к единственному прижизненному авторскому сборнику "Стихотворений" Аполлона Григорьева (СПб., 1846), состоявшему из двух разделов: I -"Гимны", II - "Разные стихотворения".
   Готовя в 1914-1915 гг. издание "Стихотворений Аполлона Григорьева" (М., 1916), Блок сохранил неизменной структуру прижизненного сборника и ввел дополнительные разделы, в одном из которых повторил заглавие Григорьева. В примечаниях к книге Блок указал: "Третий отдел я обозначаю тем же именем Разных стихотворений (под цифрой II), собирая здесь те оригинальные стихи, которые не вошли в книжку... " (СС-1211. С. 360;). "
  
  
   "Жду я смерти близ денницы..."
  
  
  
  
   * * *
   Л. Семенову
  
   Жду я смерти близ денницы.
   Ты пришла издалека.
   Здесь исполни долг царицы
   В бледном свете ночника.
  
   Я готов. Мой саван плотен.
   Смертный венчик вкруг чела.
   На снегу моих полотен
   Ты лампадный свет зажгла.
  
   Опусти прозрачный полог
   Отходящего царя.
   На вершинах колких елок
   Занимается заря.
  
   Путь неровен. Ветви гибки.
   Ими путь мой устели.
   Царски-каменной улыбки
   Не нарушу на земли.
   Январь 1904
  
  
  
  
   "Леонид Дмитриевич Семенов (19 ноября (2 декабря) 1880, Санкт-Петербург - 13 (26) декабря 1917, убит бандитами) -- поэт и прозаик, внук знаменитого ученого и путешественника Петра Петровича Семенова Тян-Шанского. Во время учебы на историко-филологическом факультете (был университетским товарищем А. Блока) слыл монархистом и "белоподкладочником". Был близок кругу Д. Мережковского и З. Гиппиус, в Москве подружился с А. Белым."
   (Источник livelib.ru: https://www.livelib.ru/author/343005-leonid-semenov)
  
   Судьба этого молодого человека повторила в некоторой степени судьбу Блока. Про нашего поэта рассказывали, что в 905 видели его на демонстрации с красным флагом, а Семёнов в Кровавое воскресенье был в первых рядах того "хождения к царю", уцелел чудом. Сразу после революции у Блока местные крестьяне сожгли в Шахматово его дом, его библиотеку, а Семенова убили самого, рукописи сожгли, в дом кинули гранаты. Причем, расправой руководили крестьяне, близкие его семье, близкие великому Тянь-Шанскому.
   Блок написал рецензию на первый сборник стихотворений Л.Семенова. Вот строки оттуда:
  
   "...в "Бесах" Верховенский говорит Ставрогину:
   " - Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал... Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам... Ну-с, тут-то мы и пустим... Кого?
   - Кого?
   - Ивана-Царевича.
   - Кого-о?
   - Ивана-Царевича; вас, вас!
   Ставрогин подумал с минуту.
   - Самозванца? - вдруг спросил он, в глубоком удивлении смотря на исступленного. - Э, так вот, наконец, ваш план.
   - Мы скажем, что он "скрывается", - тихо, каким-то любовным шопотом проговорил Верховенский, в самом деле как будто пьяный. - Знаете ли вы, что значит это словцо: "он скрывается"? Но он явится, явится. Мы пустим легенду получше, чем у скопцов. Он есть, но никто не видал его... А главное -- новая сила идет... Нам ведь только на раз рычаг, чтобы землю поднять. Все подымется!"
   Из Ставрогина Ивана-Царевича не вышло, потому что холодный зажигатель, швейцарский гражданин, укусивший генерала за ухо, был все-таки "дрянным, блудливым, изломанным барчонком". И вот, "гражданин кантона Ури висел за дверцей" в светелке. Его настигло самоубийство -- марево, мнимая смерть. Случилось так, что мы знаем, до какой степени такая смерть мнима, нереальна, и вот, зная об этом, не верим смерти настоящего Ивана-Царевича.
(Источник: http://blok.lit-info.ru/blok/kritika/semenov-sobranie-stihotvorenij.htm)
  
   Напомню, что перед объяснением с Любовью Дмитриевной Блок написал предсмертную записку и взял на него пистолет.
   Напомню стихотворение Блока из зимы 1902 года:
  
   "Я шел -- и вслед за мною шли
   Какие-то неистовые люди.
   Их волосы вставали под луной,
   И в ужасе, с растерзанной душой
   Зубами скрежетали, били в груди,
   И разносился скрежет их вдали.
  
   Я шел -- и вслед за мной влеклись
   Усталые, задумчивые люди.
   Они забыли ужас роковой.
   Вдыхали тихо аромат ночной
   Их впалые измученные груди,
   И руки их безжизненно сплелись.
  
   Передо мною шел огнистый столп.
   И я считал шаги несметных толп.
   И скрежет их, и шорох их ленивый
   Я созерцал, безбрежный и счастливый.
   1 января 1902"
  
   Видение Моисея здесь прорисовано предельно отчётливо. И вот от Исхода до:
  
   "-- Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал... Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам... Ну-с, тут-то мы и пустим... Кого?
   -- Кого?
   -- Ивана-Царевича.
   -- Кого-о?
   -- Ивана-Царевича; вас, вас!"
  
   От Моисея до Ставрогина, от пророка до беса - вот какова была амплитуда колебаний видения будущего у Блока. И нам известно, какое из них воплотилось.
  
   Возвращаясь к исходному стихотворению - "царь", "царица", "умирание"... В предыдущем произведении книги - "Ночная фиалка", нам показали, как это выглядит со стороны:
  
   "...А старик и старуха на лавке
   Прислонились тихонько друг к другу,
   И над старыми их головами
   Больше нет королевских венцов."
   Ночная Фиалка
  
   В этом - взгляд изнутри.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   - "Жду я смерти близ денницы ..." - Денница - здесь: утренняя заря. Мотив смерти на заре - один из традиционных в поэзии русских символистов. В финале "Северной симфонии" Белого восход утренней звезды - Денницы - означает эсхатологический "конец мира" и начало "новых времен"."
  
   Андрей Белый. Северная симфония. (1-я, героическая):
   "...На озере, там, где косматый утес оброс соснами, жил старик.
   Он пробудился на заре. Сонный взошел на вершину. Ударил в серебряный колокол.
   Это был знак того, что с востока уже блеснула звезда Утренница.
   Денница...
  
   Ударил серебряный колокол."
  
   "Я восходил на все вершины..."
  
  
  
  
   * * *
  
   Я восходил на все вершины,
   Смотрел в иные небеса,
   Мой факел был и глаз совиный,
   И утра божия роса.
  
   За мной! За мной! Ты молишь взглядом,
   Ты веришь брошенным словам,
   Как будто дважды чашу с ядом
   Я поднесу к своим губам!
  
   О, нет! Я сжег свои приметы,
   Испепелил свои следы!
   Всё, что забыто, недопето,
   Не возвратится до Звезды -
  
   До Той Звезды, которой близость
   Познав, - сторицей отплачу
   За всё величие и низость,
   Которых тяжкий груз влачу!
   15 марта 1904
  
  
   Обращение... к последователю? К юному другу?
   Сначала воспоминание о недавнем прошлом - прошлом не поэта, но "провидца и обладателя тайны". Это бывает так:
  
   Я восходил на все вершины,
   Смотрел в иные небеса...
  
   Это было так:
  
   Мой факел был и глаз совиный,
   И утра божия роса.
  
   В последнем предложении ударение на слове "мой", здесь продолжается перечисление: вершины, небеса, факел, глаз совиный (то есть ночное зрение, способность видеть и без факелов. Сравните, стихотворения из лета кошмаров 902-ого года:
  
   "Сбежал с горы и замер в чаще.
   Кругом мелькают фонари...
   Как бьется сердце -- злей и чаще!
   Меня проищут до зари.
  
   Огонь болотный им неведом.
   Мои глаза -- глаза совы...
   21 июля 1902")
  
   - "За мной! За мной!.." - а в этом предложении - не призыв, не команда ("Всем следовать за мной!"), а констатация факта: поэт оглянулся... Даже не так - как поэт ни оглянется, он видит того (тех?), кто следует за ним, за ним...
  
   - "Ты молишь взглядом, // Ты веришь брошенным словам..." - Например, вот таким:
  
   "...Я шел -- и вслед за мной влеклись
   Усталые, задумчивые люди.
   Они забыли ужас роковой.
   Вдыхали тихо аромат ночной
   Их впалые измученные груди,
   И руки их безжизненно сплелись.
  
   Передо мною шел огнистый столп.
   И я считал шаги несметных толп.
   И скрежет их, и шорох их ленивый
   Я созерцал, безбрежный и счастливый.
   1 января 1902"
  
   Слова - "брошенные"... Не выкрикнутые, не провозглашённые, а брошенные. Как брошенные дети, как выброшенные ненужные обёртки от не очень сладких конфет.
  
   - "Как будто дважды чашу с ядом // Я поднесу к своим губам!" - то есть, как будто можно чашу со смертельным ядом выпить второй раз!
  
   - "Всё, что забыто, недопето, // Не возвратится до Звезды..." - всё, миссия закончена. Всё, что не сделано - не выполнено навсегда, осталось лишь память о той Звезде.
  
   - " ...величие и низость, // Которых тяжкий груз влачу!" - это плата за: "До Той Звезды, которой близость // Познав, - сторицей отплачу..."
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "- "Я восходил на все вершины" ... - Восхождение на гору - библейская ситуация, предваряющая общение пророка с Богом.
   - "О нет! Я сжег свои приметы, // Испепелил свои следы!" - По фольклорным представлениям, уничтожение следов препятствует возвращению оставившего следы (Афанасьев, /. С. 38) ."
  
  
   "Ты оденешь меня в серебро..."
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Ты оденешь меня в серебро,
   И когда я умру,
   Выйдет месяц - небесный Пьеро,
   Встанет красный паяц на юру.
  
   Мертвый месяц беспомощно нем,
   Никому ничего не открыл.
   Только спросит подругу - зачем
   Я когда-то ее полюбил?
  
   В этот яростный сон наяву
   Опрокинусь я мертвым лицом.
   И паяц испугает сову,
   Загремев под горой бубенцом...
  
   Знаю - сморщенный лик его стар
   И бесстыден в земной наготе.
   Но зловещий восходит угар -
   К небесам, к высоте, к чистоте.
   14 мая 1904
  
  
  
  
  
  
   - "Ты оденешь меня..." - "ты" - это "подруга", которая "одела его в серебро", которую он когда-то "полюбил".
   - "...оденешь меня в серебро" - "серебро" - обычный атрибут лунного света у Блока.
   "...месяц - небесный Пьеро" - в период "Стихов о Прекрасной Даме" луна воспринималась Блоком как око, которым, через которое Лучезарная смотрит на него, следит за ним, напоминает ему о себе:
  
   "...Взгляни наверх в последний раз,
   Не хочет бог, чтоб ты угас,
   Не встретив здесь Любви былой.
   Как в первый, так в последний раз
   Проникнешь ты в Ее чертог,
   Постигнешь ты -- так хочет бог --
   Ее необычайный глаз.
   10 июня 1901"
  
  
   "Он входил простой и скудный,
   Не дыша, молчал и гас.
   Неотступный, изумрудный
   На него смеялся глаз.
  
   Или тайно изумленный
   На него смотрел в тиши...
  
   ...Странен был, простой и скудный
   Молчаливый нелюдим.
   И внимательный, и чудный
   Тайный глаз следил за ним.
   Сентябрь 1902"
  
   - "...красный паяц" - красный цвет у Блока противостоит лазури Лучезарной.
   - "Встанет красный паяц на юру" -
   "Юр" -
      -- открытое, обычно возвышенное место, отовсюду видное, не защищённое от ветров. "Домишко был действительно жалкий. Он стоял на юру, окутанный промёрзлой соломой и не защищённый даже рощицей". М. Е. Салтыков-Щедрин, "Пошехонская старина"
      -- бойкое, открытое место, где всегда собирается, толпится много народу. "Такое наше дело, говорит он, человек ты завсегда на народе, на самом на юру, -- ну и должен со всяким вступать в разговор. Г. И. Успенский, "Старьёвщик".
   Из словарей (https://ru.wiktionary.org/wiki/%D1%8E%D1%80)
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "- "...сон наяву" - Ср. в стих. В. С. Соловьева "Вижу очи твои изумрудные ... " (1892): "В эти сны наяву, беспробудные ... ". Блок часто использовал этот образ (например, в письме Андрею Белому от 20 ноября 1905 г.) .
  
   [
   "Вижу очи твои изумрудные,
Светлый облик встает предо мной.
В эти сны наяву, непробудные,
Унесло меня новой волной."
  
   Письма от 20 ноября 1905 я не нашёл - в "АНДРЕЙ БЕЛЫЙ и АЛЕКСАНДР БЛОК ПЕРЕПИСКА 1903-1919" такового нет. А "Полное собрание..." обрывается в 2014 году на 6.1-ом томе. Не до Блока нам опять...]
  
   Но, повторюсь, для Блока "сны наяву", то есть состояния неотличимости сна от яви - это не метафоричность, а регулярная реальность, которая давным-давно предрекла ему его судьбу. Возможно, описание оного "сновидения" - в стихотворении "Ты свята, но я Тебе не верю",
  
   "...И давно всё знаю наперед:
   Будет день, и распахнутся двери,
   Вереница белая пройдет.
  
   Будут страшны, будут несказанны
   Неземные маски лиц...
   Буду я взывать к Тебе: "Осанна!"
   Сумасшедший, распростертый ниц.
  
   И тогда, поднявшись выше тлена,
   Ты откроешь Лучезарный Лик.
   И, свободный от земного плена,
   Я пролью всю жизнь в последний крик.
   29 октября 1902"
  
  
   - "И паяц испугает сову / Загремев под горой..." - небесный Пьеро срывается с небес и пугает ночных птиц.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   - ... Встанет красный паяц на юру. - В трактовке Андрея Белого, принятой Блоком, красный цвет противополагается белому как знаку мистических прозрений.
   - ...на юру... ґ здесь: на холме.
   "Мотив "опрокинутости", связанный с темой смерти, самоубийства, появляется уже в 1902 г.: "Тогда мой путь опрокинется, // И я возвращусь к Тебе" (см. стих. "Когда святого забвения ... "; т. 1 наст. изд., а также коммент. к нему); "И, опрокинувшись, заглянет // Мой белый призрак им в лицо" ("Сбежал с горы и замер в чаще ... ", 1902; т. 1 наст. изд.) и др. Ср. также у Белого: "И спасенный друг чуть грустил, бледным лицом своим опрокидываясь в волны, и его спокойный профиль утопал среди белых цветов забвения" (Белый А. Северная симфония. М., 1904. С. 105.)"
  
   Я термин "опрокинутость" читаю по-другому. Мне кажется, что это обозначение принудительного перехода героя в другую реальность. Переходы по собственной воли он совершал с помощью "двойников":
   "Для этого момента характерна необыкновенная острота, яркость и разнообразие переживаний...
   ...Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз..."
   Блок Александр Александрович. "О современном состоянии русского символизма".
   "После большого (для того времени) промежутка накопления сил (1-23 апреля) на полях моей страны появился какой-то бледноликий призрак (двойники уже просятся на службу?), сын бездонной глубины... К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызвал двойников".
   Блок. Дневники 18-ого года о событиях 901 года.
  
   Всю весну 902-ого года он пробродит по "каменным дорогам" с двойниками - одним из двойников!
   А "опрокинутость" - это не когда - он, а когда - его.
  
   Упомянутое в Примечаниях стихотворение "Когда святого забвения..." написано в "Мае 1902" - это период его хождений по "каменным дорогам" - радостных блужданий по тропе миров, и оно о конкретном, любимом им перекрестке - мире камышовых заводей:
  
   "Когда святого забвения
   Кругом недвижная тишь, --
   Ты смотришь в тихом томлении,
   Речной раздвинув камыш.
  
   Я эти травы зеленые
   Люблю и в сонные дни.
   Не в них ли мои потаенные,
   Мои золотые огни?
  
   Ты смотришь тихая, строгая,
   В глаза прошедшей мечте.
   Избрал иную дорогу я, --
   Иду, -- и песни не те...
  
   Вот скоро вечер придвинется,
   И ночь -- навстречу судьбе:
   Тогда мой путь опрокинется,
   И я возвращусь к Тебе.
   Май 1902"
  
   (Кстати, и у Андрея Белого в Северной симфонии - о том же самом мире:
   "...Справа и слева были синие, озерные пространства, подернутые белым туманом.
   И среди этих пространств подымались сонные волны, и на сонных волнах качались белоснежные цветы забвения.
  
   ...Тянулись и стояли облачка. Адам с Евой шли по колено в воде вдоль отмели. На них раздувались ветхозаветные вретища.
   Адам вел за руку тысячелетнюю морщинистую Еву. Ее волосы, белые, как смерть, падали на сухие плечи.
   Шли в знакомые, утраченные страны. Озирались с восторгом и смеялись блаженным старческим смехом. Вспоминали забытые места.
   На отмелях ходили красные фламинго, и на горизонте еще можно было различить его далекий силуэт.
  
   ...По колено в воде шла новоприобщенная святая.
   Она шла вдоль отмелей, по колено в воде, туда... в неизведанную озерную ширь.
   Из озерной глубины, где-то сбоку, вытягивалось застывшее от грусти лицо друга и смотрело на нее удивленными очами.
   Это была голова рыцаря, утонувшего в бездне безвременья... Но еще час встречи не наступил.
   И спасенный друг чуть грустил, бледным лицом своим опрокидываясь в волны, и его спокойный профиль утопал среди белых цветов забвения.
  
   ...В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные..."
  
   Напомню, что право первородства на этот мир, где ждут, когда придет их время, меж Блоком и Белым неустановимо.)
   И вот он тихо проводил время:
  
   "Я эти травы зеленые
   Люблю и в сонные дни.
   Не в них ли мои потаенные,
   Мои золотые огни?"
  
   А его, едва ли не за шкирку:
  
   "Тогда мой путь опрокинется,
   И я возвращусь к Тебе".
  
   Второе стихотворение, упомянутое в Примечаниях - "Сбежал с горы и замер в чаще", будет написано всего через пару месяцев - 21 июля 1902. Но оно уже из другой эпохи. Эпохи расплаты за предыдущее уютное времяпрепровождения на тропе миров, - теперь это время бесконечных летних кошмаров:
  
   "Сбежал с горы и замер в чаще.
   Кругом мелькают фонари...
   Как бьется сердце -- злей и чаще!
   Меня проищут до зари.
  
   Огонь болотный им неведом.
   Мои глаза -- глаза совы.
   Пускай бегут за мною следом
   Среди запутанной травы.
  
   Мое болото их затянет,
   Сомкнется мутное кольцо,
   И, опрокинувшись, заглянет
   Мой белый призрак им в лицо.
   21 июля 1902"
  
   Но "опрокидывание" и здесь - ссылка на другой мир. Весной - это был мир служения, противостоящий всем соблазнам вольных гуляний, теперь, летом - мир нечисти, откуда на живых взглянет "мой белый призрак".
  
   Возвращаясь к исходному...
   В одном из самых оскандалившихся стихотворений раннего Брюсова прозвучали строки:
  
   "Всходит месяц обнаженный
   При лазоревой луне..."
  
   В исходном стихотворении схожая картина. Лирический герой в своём сне наяву видит противостояние "тебя", одевшей его, умершего, в серебро, с только что по результату народившимся "небесным Пьеро". Бросающим "тебе" обвинения: "Зачем?.."
   "Опрокинувшись" в этот сон поэт... тот поэт, который уже умер, то есть тот который живому поэту - снится...Ох, уж мне эти сны наяву! как тут разобраться, кто кому снится?! - поэт видит, как "Пьеро" на небе не удерживается, и под горою распадается, испаряется, истлевает, и только
  
   ...зловещий восходит угар -
   К небесам, к высоте, к чистоте.
  
   угар восходит к небесам, к сияющей луне, к небесным чертогам, к Тебе.
  
   "Фиолетовый запад гнетет..."
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
   * * *
  
  
  
  
   Фиолетовый запад гнетет,
   Как пожатье десницы свинцовой.
   Мы летим неизменно вперед -
   Исполнители воли суровой.
  
   Нас немного. Все в дымных плащах.
   Брыжжут искры и блещут кольчуги.
   Поднимаем на севере прах,
   Оставляем лазурность на юге.
  
   Ставим троны иным временам -
   Кто воссядет на темные троны?
   Каждый душу разбил пополам
   И поставил двойные законы.
  
   Никому не известен конец.
   И смятенье сменяет веселье.
   Нам открылось в гаданьи: мертвец
   Впереди рассекает ущелье.
   14 мая 1904
  
  
  
  
  
  
   Очередное переосмысление образов, ликов Первого тома.
   Вот какие тогда были у него сподвижники:
  
   "Впереди покраснела заря.
   Кто-то звонким, взывающим молотом
   Воздвигал столпы алтаря.
   18 октября 1903"
  
   Вот что служило целью:
  
   "... в гремящей сфере
   Небывалого огня --
   Светлый меч нам вскроет двери
   Ослепительного Дня.
   1 ноября 1903"
  
   И вот кто их вел:
  
   "Здесь память волны святой
   Осталась пенистым следом.
   Беспечальный иду за Тобой --
   Мне путь неизвестный ведом.
   31 января 1903"
  
   А теперь это отряд демонов, которых ведёт мертвец.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   - "Фиолетовый запад гнетет ..." - Ср. слова Блока из записной книжки весны 1904 г.: "Живем гораздо скорее окружающих. Погружаемся раньше их в фиолетовый холод дня. Чувствовать Ее - лишь в ранней юности и перед смертью ( ... ) Теперь побольше ума" (ЗК. С. 63. "Фиолетовый холод дня" здесь-то, что сменило мистические "зори" первого тома). Фиолетовое характеризует миры "демонического", "инфернального", ассоциируясь с цветовой гаммой врубелевекого "Демона"- ср. в статье "О современном состоянии русского символизма", 1910: "( ... ) врывается сине-лиловый мировой сумрак (лучшее изображение этих цветов у Врубеля)" (СС-85. С. 428); а также в воспоминаниях С.М. Соловьева, относящихся к 1904 г.: "Вообще белые краски исчезали с его палитры, заменялись розовыми, чтобы скоро погаснуть в черно-фиолетовых сплавах, в диком Врубелевском колорите" (Воспоминания, 1. С. 119). Со временем фиолетовый (лиловый) цвет для Блока стал знаком всего периода "антитезы", который он в 1910 г. описывает как "мятеж лиловых миров" ("0 современном состоянии русского символизма"- СС-85. С. 431).
   - "Ставим троны иным временам ... - Иной - см. в коммент. к стих. "Я восходил на все вершины ... ". [Иной - библеизм со значением "неземной, потусторонний
   Ср. в стих. "На перекрестке ... " (5 мая 1904): "Солнце - как медный шлем воина, // Обращенного ликом печальным // К иным горизонтам, / К иным временам ... "]
   - "Нам открылось в гаданьи: мертвец // Впереди рассекает ущелье." - ...для Белого "мертвец"-"темный двойник" Блока. Стихи Блока Белый сопоставляет с одним из своих впечатлений о пребывания в Шахматове в 1904 г.: "Черное небо выступило на мгновение передо мной, а А.А. мне сказал, что он вообще не видит в будущем для себя света, что ему - темно, что он темный, что смерть, может быть, восторжествует ("Нам открылось -мертвец впереди рассекает ущелье")"- (Белый А. Воспоминания об Александре Александровиче Блоке //Воспоминания, I. С. 287-288
  
   Взморье
  
  
  
  
  
   Сонный вздох онемелой волны
   Дышит с моря, где серый маяк
   Указал морякам быстрины,
   Растрепал у подне'бесья флаг.
  
   Там зажегся последний фонарь,
   Озаряя таинственный мол.
   Там корабль возвышался, как царь,
   И вчера в океан отошел.
  
   Чуть серели его паруса,
   Унося торжество в океан.
   Я покорно смотрел в небеса,
   Где Она расточала туман.
  
   Я увидел Глядящую в твердь -
   С неземным очертанием рук.
   Издали' мне привиделась Смерть,
   Воздвигавшая тягостный звук.
  
   Там поют среди серых камней,
   В отголосках причудливых пен -
   Переплески далеких морей,
   Голоса корабельных сирен.
   26 мая 1904
  
  
  
  
  
  
   Брюсов, статья "Александр Блок":
   "...в стихах о "Прекрасной Даме" как бы совсем нет ничего реального, - все чувства, все переживания перенесены в какой-то идеальный мир. Всему, что совершалось в жизни, поэт в стихах придает смысл иносказания. В ранних стихах Блока река - не просто река, но символ границы, отделяющей его от Идеала."
   Это сказано про "реку". Что же тогда - "море"?
   О море он ещё напишет:
  
   "Девушка пела в церковном хоре
   О всех усталых в чужом краю,
   О всех кораблях, ушедших в море,
   О всех забывших радость свою...
  
   ...И голос был сладок, и луч был тонок,
   И только высоко, у Царских Врат,
   Причастный Тайнам, -- плакал ребенок
   О том, что никто не придет назад.
   Август 1905"
  
   Или:
  
   "Ты помнишь? В нашей бухте сонной
   Спала зелёная вода,
   Когда кильватерной колонной
   Вошли военные суда...
   ...Мир стал заманчивей и шире,
   И вдруг -- суда уплыли прочь.
   Нам было видно: все четыре
   Зарылись в океан и в ночь...
 1911-6 февраля 1914"
  
  
  
   Море для него тоже граница, граница за которой - Новый Свет, Новый Мир... Мир Без Возврата.
  
  
  
  
   "Я живу в глубоком покое..."
  
  
  
  
   * * *
  
   Я живу в глубоком покое.
   Рою днем могилы корням.
   Но в туманный вечер - нас двое.
   Я вдвоем с Другим по ночам.
  
   Обычайный - у входа в сени
   Где мерцают мои образа.
   Лоб закрыт тенями растений.
   Чуть тускнеют в тени глаза.
  
   Из угла серебрятся латы,
   Испуская жалобный скрип.
   В дальних залах - говор крылатый
   Тех, с кем жил я, и с кем погиб.
  
   Одинок - в конце вереницы -
   Я - последний мускул земли.
   Не откроет уст Темнолицый,
   Будто ждет, чтобы все прошли.
  
   Раздавив похоронные звуки
   Равномерно-жутких часов,
   Он поднимет тяжкие руки,
   Что висят, как петли веков.
  
   Заскрипят ли тяжкие латы?
   Или гроб их, как страх мой, пуст?
   Иль Он вдунет звук хриповатый
   В этот рог из смердящих уст?
  
   Или я, как месяц двурогий,
   Только жалкий сон серебрю,
   Что приснился в долгой дороге
   Всем бессильным встретить зарю?
   15 июня 1904
  
  
  
  
   Биографическая основа стихотворения проста: ""( ... ) бездель­ничанье в умственном отношении, сажание цветов..." (из письма Блока от 15 июня 1904)
   Стихотворение продолжает сюжет "Фиолетовый запад гнетет..." - там был показан отряд демонов, про которых сказано, что все они - двойники:
  
   "Каждый душу разбил пополам
   И поставил двойные законы.
   14 мая 1904"
  
   Здесь тема двойничества раскрыта подробней, вот смотрите: вот он днём, вроде бы, обыкновенный земледелец:
  
   Обычайный - у входа в сени
   Где мерцают мои образа.
   Лоб закрыт тенями растений.
   Чуть тускнеют в тени глаза.
  
   Сидит себе на завалинке, в тени садовых яблонь, но в углу...
  
   ...серебрятся латы,
   Испуская жалобный скрип.
   В дальних залах - говор крылатый
   Тех, с кем жил я, и с кем погиб.
  
   И если позовёт Темнолицый, то забрызжут искры и...
  
   "...Брыжжут искры и блещут кольчуги.
   Поднимаем на севере прах,
   Оставляем лазурность на юге.
  
   Ставим троны иным временам...
   14 мая 1904"
  
  
   Стихотворение входит в один из сквозных сюжетов Блока - "двойничество". Спровоцирован он (или укреплен) несомненно двойничеством образа его Прекрасной Дамы. В Л.Д. он видел...
   "...меня оправдывает продолжительная и глубокая вера в Вас (как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать)"...
   (Блок. Из неотправленного письма)
   Но не мог он не видеть и другого: что его "Любочка" всячески противится этой роли, что "Любочка" противостоит его миссии, что её стремления противоположны его цели:
  
   "И мнилась мне Российская Венера,
   Тяжелою туникой повита,
   Бесстрастна в чистоте, нерадостна без меры,
   В чертах лица -- спокойная мечта.
  
   Она сошла на землю не впервые,
   Но вкруг нее толпятся в первый раз
   Богатыри не те, и витязи иные...
   И странен блеск ее глубоких глаз...
   29 мая 1901. С. Шахматово"
  
   В этом стихотворении мы и видим одного из "иных витязей".
   "Поет, краснея, медь..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Поет, краснея, медь. Над горном
   Стою - и карлик служит мне;
   Согбенный карлик в платье черном,
   Какой являлся мне во сне.
  
   Сбылось немного - слишком много,
   И в гроб переплавляю медь.
   Я сам открыл себе дорогу,
   Не в силах зной преодолеть.
  
   Последним шествием украшен,
   Склонюсь под красный балдахин.
   И прогремят останки башен
   С моих довременных вершин.
  
   И вольно - смуглая гадалка,
   Спеша с потехи площадной,
   Швырнет под сени катафалка
   Свой воскрешающий запой.
  
   Тогда - огромен бледным телом -
   Я красной медью зазвучу.
   И предо мною люди в белом
   Поставят бледную свечу.
   4 июля 1904
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Поет, краснея, медь. Над горном ..." - Вероятный источник образа - сцена ковки меча в "Кольце Нибелунга" Р. Вагнера. В древности существовали медные литые мечи. Кованые мечи изготовляли из стали, однако рукоять меча часто украшали медными накладками.
   "...и карлик служит мне..." - В первом действии оперы Вагнера "Зигфрид" коварный карлик Миме притворяется, что хочет сковать меч герою, однако Зигфрид сам выковывает себе меч (Вагнер Р. Зигфрид. М., 1901. С. 3-19). Образы карликов воссозданы также в книге Белого "Золото в лазури" (М., 1904) и во 2-ой Симфонии (Белый А. Симфония (2-я, драматическая). М., 1902
  
   Но слово "меч" в космогонии Блока имеет своё значение. Из статьи "О современном состоянии русского символизма":
   "Миры, предстающие взору в свете лучезарного меча, становятся все более зовущими; уже из глубины их несутся щемящие музыкальные звуки, призывы, шепоты, почти слова. Вместе с тем, они начинают окрашиваться (здесь возникает первое глубокое знание о цветах); наконец, преобладающим является тот цвет, который мне всего легче назвать пурпурно-лиловым (хотя это название, может быть, не вполне точно).
   Золотой меч, пронизывающий пурпур лиловых миров, разгорается ослепительно - и пронзает сердце теурга. Уже начинает сквозить лицо среди небесных роз; различается голос..."
   Но ковался меч, меч являлся юному теургу в период Тезы символизма, в его первом томе, а теперь "Том второй" и - антитеза:
   "Как бы ревнуя одинокого теурга к Заревой ясности, некто внезапно пересекает золотую нить зацветающих чудес; лезвие лучезарного меча меркнет и перестает чувствоваться в сердце.":
  
   Сбылось немного - слишком много,
   И в гроб переплавляю медь...
  
   "Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз. Все это бросает господин их в горнило своего художественного творчества..."
  
   Вот здесь мы и видим ещё один "аметист". Только ещё раз уточню: эти "многие демоны" иначе называются двойниками. Это "часть души" самого поэта. Это он сам...
   Это он сам перенесся в кузню Зигфрида, это ему пытался навязать помощь карлик Миме. И если у Вагнера - безуспешно, то здесь... Здесь герой перековывает "медь" на гроб, и вырвавшись из кузницы видит кругом лишь развалины:
  
   И прогремят останки башен
   С моих довременных вершин.
  
   А ещё один постоянный персонаж первого тома Блока - гадалка, правит этим обрядом:
  
   И вольно - смуглая гадалка,
   Спеша с потехи площадной,
   Швырнет под сени катафалка
   Свой воскрешающий запой.
  
   ("запой" - запев) и подчиняясь этому "запою", безвольный, почти умерший герой:
  
   Тогда - огромен бледным телом -
   Я красной медью зазвучу.
  
   И довольные вечные спутники гадалки - безликие завершат действо:
  
   И предо мною люди в белом
   Поставят бледную свечу.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "- Последним шествием украшен, // Склонюсь под красный балдахин. - Ср. в стих. Белого "Старинный друг" (1903)... " (Белый А. Золото в лазури. М., 1904. С. 141-142). Это стихотворение Белый послал Блоку в феврале-марте 1903 г. (Блок и Белый. С. 22-23)."
  
   В стихотворении А. Белого (в одном из его вариантов) горная кузня изображена более подробно:
  
   "1.
Старинный друг, к тебе я возвращался,
весь поседев от вековых скитаний.
Ты шел ко мне в твоей простертой длани
пунцовый свет испуганно качался.
Ты говорил: "А если гном могильный
из мрака лет нас разлучить вернется?"
А я в ответ "Суровый и бессильный,
уснул на веки Больше не проснется"...
  
   2.
   Янтарный луч озолотил пещеры...
   Я узнаю тебя, мой друг старинный!
   Пусть между нами ряд столетий длинный,
   в моей душе так много детской веры.
   Из тьмы идешь, смеясь "Опять свобода,
   опять весна, и та лее радость снится"
   Суровый гном, весь в огненном, у входа
   в бессильной злобе на тебя косится.
   Вот мы стоим, друг другу улыбаясь...
  
   3.
   Над гробом стоя, тосковал бездонно.
   Пещера той же пастью мне зияла.
   К провальной бездне мчащийся исконно,
   поток столетий Вечность прогоняла.
   Могильный гном, согнувшийся у входа,
   оцепенев, дремал в смертельной скуке.
   "О где ты, где, старинная свобода!"
  
   ...Я зарыдал, крича, ломая руки...
   Текла лазурь Поток столетий шаткий
   в провалах темных Вечность прогоняла.
   Дремавший гном уткнулся в покрывало.
   Рвались по ветру огненные складки.
   И я молчал, так радостно задетый
   крылами черных, шелковых касаток.
   Горели славой меркнущие светы.
   Горел щита червонного остаток...
   4
   Старела Вечность Исполнялись сроки.
   И тихо русла смерти иссякали.
   Лазурные, бессмертные потоки
   железные гробницы омывали.
   Воздушность мчалась тканью вечно-пьяной..."
   "Зажигались окна узких комнат..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Зажигались окна узких комнат,
   Возникали скудные лучи,
   Там, где люди сиротливо берегут и помнят
   Царствия небесного ключи.
  
   В этот час и Ты прошла к вечерне,
   Свой задумчивый и строгий сон храня.
   На закате поднимался занавес вечерний,
   Открывалось действие огня.
  
   Так, как я, тонуть в небесном равнодушном взгляде
   Не умел никто, Свободная, поверь!
   Кто-то ласковый рассыпал золотые пряди,
   Луч проник в невидимую дверь.
  
   И, вступив на звонкий ряд ступеней,
   Я стоял преображенный на горе -
   Там, где стая тускло озаренных привидений
   Простирала руки к догорающей заре.
   Осень 1904
  
  
  
  
  
   Зори для символистов второй волны имели сакральное значение. Вот как об этом писал Андрей Белый:
   "...эпоху, подобную первохристианской, переживали па рубеже двух столетий; античность, ушедшая в ночь, озарилася светом сознания нового; ночи смешались со светом; и краской зари озарилися души под "северным небом".
            В 1900--1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы - теории символизма; переменялись гипотезы; факт - оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность; теории символистов встречали отпор; и с отпором "сократиков" явно считались; над символизмом смеялись; а втайне внимали ему: он влиял непосредственно."
   Даже Любовь Дмитриевна, ненавидевшая истово всякую "мистику", писала в своих воспоминаниях:
   "Я жила интенсивной духовной жизнью. Закаты того года, столь известные и по стихам Блока, и по Андрею Белому, я переживала ярко."
   А сам Блок в дневниках 18-ого года вспоминал про весну 901-ого:
   "...началось хождение около островов и в поле за Старой Деревней, где произошло то, что я определял, как Видения (закаты)".
   В стихах это звучало так:
  
   "Ты отходишь в сумрак алый,
   В бесконечные круги.
   Я послышал отзвук малый,
   Отдаленные шаги.
  
   Близко ты или далече
   Затерялась в вышине?
   Ждать иль нет внезапной встречи
   В этой звучной тишине?
  
   В тишине звучат сильнее
   Отдаленные шаги,
   Ты ль смыкаешь, пламенея,
   Бесконечные круги?
   6 марта 1901"
  
   То есть солнце и Ты неразрывно слиты, солнце - которое уходит в сумрак алый - это Ты; но и Ты, чьи отдалённые шаги звучат всё сильнее - это солнце.
   И вот, после адских отсветов предыдущих стихотворений, после тех адских пейзажей - на их фоне! - с ним опять:
  
   На закате поднимался занавес вечерний,
   Открывалось действие огня.
  
   И перед ним - лестница в небо:
  
   И, вступив на звонкий ряд ступеней,
   Я стоял преображенный на горе -
   Там, где стая тускло озаренных привидений
   Простирала руки к догорающей заре.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "- Так, как я, тонуть в небесном равнодушном взгляде ... - Ср. описание мистической "тезы" как этапа истории символизма в статье Блока "О современном состоянии русского символизма" (1910): "В лазури чьего-то лучезарного взора пребывает теург" (СС-85, С. 427)."
  
  
   "Всё бежит, мы пребываем..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Всё бежит, мы пребываем,
   Вервий ночи вьем концы,
   Заплетаем, расплетаем
   Белых ландышей венцы.
   Всё кружится, круторогий
   Месяц щурится вверху.
   Мы, расчислив все дороги,
   Утром верим петуху.
   Вот - из кельи Вечной Пряхи
   Нити кажут солнцу путь.
   Утром сходятся монахи,
   Прикрывая рясой грудь.
   "Всю ли ночь молились в нишах?
   Всю ли ночь текли труды?" -
   "Нет, отец, на светлых крышах
   Ждали Утренней Звезды.
   Мы молчали, колдовали,
   Ландыш пел, Она цвела,
   Мы над прялкой тосковали
   В ночь, когда Звезда пряла".
   Сентябрь 1904
  
  
  
  
  
  
  
   Это ещё одно стихотворение из сюжета о мире на скрещении вод. Вот первое оттуда:
  
   "Мы живем в старинной келье
                   У разлива вод.
   Здесь весной кипит веселье,
                И река поет.

Но в предвестие веселий,
                В день весенних бурь
К нам прольется в двери келий
                Светлая лазурь.

И полны заветной дрожью
                Долгожданных лет
Мы помчимся к бездорожью
                В несказанный свет.
                18 февраля 1902"
  
   Мир, где нет глухой тоски, отчаяния, безнадежности, где нет одиночества - "Мы живем"! Мы вместе! Вместе молимся, вместе свершаем подвиг, вместе пробиваемся к свету. Последнее перед заглавным стихотворением видение, посещение, того мира было описано в цикле, практически завершающим книгу "Распутья" - "Молитвы":
  
   "Сторожим у входа в терем,
   Верные рабы.
   Страстно верим, выси мерим!
   Вечно ждем трубы
  
   Вечно -- завтра. У решотки
   Каждый день и час
   Славословит голос четкий
   Одного из нас...
   (Март-апрель 1904)"
  
   Сравните, сейчас:
  
   ...на светлых крышах
   Ждали Утренней Звезды.
  
   Тогда:
  
   "На рассвете один из нас
   Выступает к розовым зорям --
   Золотой приветствовать час."
  
   Здесь:
  
   Мы молчали, колдовали,
   Ландыш пел, Она цвела,
   Мы над прялкой тосковали
   В ночь, когда Звезда пряла...
  
   Там:
  
   "...Ангел розовый укажет,
   Скажет: "Вот она:
   Бисер нижет, в нити вяжет --
   Вечная Весна"."
  
   В той минипоэме он на них перекладывал своё предназначение, свой труд, свой подвиг:
  
   "...Впереди -- огневая черта.
  
   Я зову тебя, смертный товарищ!
   Выходи! Расступайся, земля!
   На золе прогремевших пожарищ
   Я стою, мою жизнь утоля..."
  
  
   Что ж, они не бросили службу - служение, свою работу, своё дело. Помните, его вздох из почти старости? -
  
   "...Что ж, пора приниматься за дело
   За старинное дело своё...
   29 февраля 1916"
  
   Но им-то до старости ещё вся жизнь, они:
  
   Заплетаем, расплетаем
   Белых ландышей венцы.
   Всё кружится, круторогий
   Месяц щурится вверху.
   Мы, расчислив все дороги,
   Утром верим петуху.
  
   (Петуху они верят, потому что уверены - солнце взойдёт!)
  
  
   "Нежный! У ласковой речки..."
  
  
  
  
  
  
   * * *
   Федору Смородскому
  
   Нежный! У ласковой речки
   Ты - голубой пастушок.
   Белые бродят овечки,
   Круто загнут посошок.
  
   Ласковы желтые мели,
   Где голубеет вода.
   Голосу тихой свирели
   Грустно покорны стада.
  
   Грусть несказанных намеков
   В долгом журчаньи волны.
   О, береги у истоков
   Эти мгновенные сны.
  
   Люди придут и растратят
   Золоторунную тишь.
   Тяжкие камни прикатят,
   Нежный растопчат камыш.
  
   Но высоко - в изумрудах
   Облаки-овцы бредут.
   В тихих и темных запрудах
   Их отраженья плывут.
  
   Пусть и над городом встанет
   Стадо вечернее. Пусть
   Людям предстанет в тумане
   Золоторунная грусть.
   18 октября 1904
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Смородский Федор Александрович (псевдоним - Ф. Ладо-Светогорский, 1883-?) - поэт, знакомый Блока по юридическому факультету университета...
   На посвящение ему блоковского стихотворения Смородский откликнулся ответным стихотворным посланием:
  
   "Александру Блоку
   Стих.
  
   В твоих глазах когда-то
   Была надежда мая;
   Весеннего заката
   Игра в ней золотая.
  
   Но ты nоблек, цветок мой,
   В борьбе с суровым строем.
   Но верь мне, брат мой, Блок мой,
   В раю дворцы мы строим.
  
   За каждый день работы
   В раю есть год блаженства,
   Где детство без заботы,
   Где блеск и совершенство.
   26 нояб(ря) 1904. Петерб(ург)"
  
   Слова "Золоторунная грусть" опять отсылают к сюжету о мире на "разливе рек", к его обитателям - молодым мнихам, держащим стражу, несущим служение:
  
   "Сторожим у входа в терем,
   Верные рабы.
   Страстно верим, выси мерим!
   Вечно ждем трубы
   Март-апрель 1904"
  
   к циклу о которых в книге "Распутья" - "Молитвы" Блок поставил эпиграф из стихотворения А. Белого "Наш Арго!". И Смородский в своём ответе именно на это, на святой труд сделал упор:
  
   "...За каждый день работы
   В раю есть год блаженства..."
  
   На ещё одну реальность, на ещё один свой сюжет намекнул Блок, едва ли ни завершив его:
  
   Люди придут и растратят
   Золоторунную тишь.
   Тяжкие камни прикатят,
   Нежный растопчат камыш.
  
   Это мир камышовых заводей. Который достаточно полно описал А. Белый в своей "Северной симфонии", но приоритет на который скорее всего принадлежит А. Блоку: первое стихотворения сюжета - "За туманом, за лесами..." от 14 июня 1901 Блок написал до разговоров со своим троюродным братом С.Соловьевым о кружке молодых соловьецев. Впервые о Борисе Бугаеве Блок скорее всего узнает осенью 901 года: Блок. Дневники: "Возвращение в Петербург было с мамой 6 сентября [1901 года] в одном поезде с М. С. Соловьевым, который рассказывал, что в Москве есть Боря Бугаев, что там обращено внимание на мои стихи."
  
   По сюжету "симфонии" Андрея Белого королевна...
  
   "...Вечно юная, она сидела на троне. Кругом стояли седые рыцари, испытанные слуги.
   Вдруг заходящее солнце ворвалось золотою струей. И грудь повелительницы, усыпанная каменьями, вспыхнула огоньками.
   С открытой террасы влетела странная птица. Белая, белая. И с мечтательным криком прижалась к ее сверкающей груди.
   И все вздрогнули от неожиданности: в ясном взоре птицы белой трепетали зарницы откровений. И королевна сказала: "Она зовет меня за собой... Я оставлю вас для Вечности!"...   
   
   Опечаленные рыцари стояли в зале, опершись на мечи, склонив пернатые головы... И говорили:
   "Неужели должны повториться дни былых ужасов!.."
   Но тут вспыхнул пустой трон белым сиянием, и они с восторгом глядели на сияющий трон, улыбаясь сквозь слезы заревыми лицами, а самый старый воскликнул: "Это память о ней!"
   "Вечно она будет с нами!.."  "
   
   А она оказывается там, где...
  
   "...Тянулись и стояли облачка. Адам с Евой шли по колено в воде вдоль отмели. На них раздувались ветхозаветные вретища.
   Адам вел за руку тысячелетнюю морщинистую Еву. Ее волосы, белые, как смерть, падали на сухие плечи.
   Шли в знакомые, утраченные страны. Озирались с восторгом и смеялись блаженным старческим смехом. Вспоминали забытые места.
   На отмелях ходили красные фламинго, и на горизонте еще можно было различить его далекий силуэт.
  
   Здесь обитало счастье, юное, как первый снег, легкое, как сон волны.
Белое."
   как раз там, где...
  
   "...В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные.
   Иногда волна с пенным гребнем забегала сюда из необъятных водных пространств.
   В камышовых зарослях жили камышовые блаженные, не заботясь о горе, ожидая еще лучшей жизни.
   Иногда они преображались и светились светом серебристым. Но они мечтали о вознесении.
   Тут она бродила, раздвигая стебли зыбких камышей, а по ту сторону канала над камышами бывал матово-желтый закат.
   Закат над камышами..."

то есть там, где:
   "...Ни тоски, ни любви, ни обиды,
   Всё померкло, прошло, отошло...
   Белый стан, голоса панихиды...
   13 мая 1902"
   И вот в этот мир вечного успокоения хлынут толпы:
  
   Люди придут и растратят
   Золоторунную тишь.
   Тяжкие камни прикатят,
   Нежный растопчат камыш.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Другие редакции и варианты:
  
   - Вырастут белые дети ... (Т4) - Белые дети - один из образов финала "Северной симфонии" А. Белого (М., 1904. С. 110--120)."
  
   "Гроб невесты легкой тканью..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Гроб невесты легкой тканью
   Скрыт от глаз в соборной мгле.
   Пресвятая тонкой дланью
   Охраняет на земле.
  
   Кто у гроба в час закатный?
   Мать и солнечная сень.
   Третий с ними - благодатный
   Несмежающийся день.
  
   Над ее бессмертной дрёмой
   Нить Свершений потекла...
   Это - Третий - Незнакомый
   Кротко смотрит в купола.
   5 ноября 1904
  
  
  
  
  
  
   И возникает продолжение ещё одного сюжета "тома Первого" - Спящая. Вот его окончание из "Распутий":
  
   "Вот он -- ряд гробовых ступеней.
   И меж нас -- никого. Мы вдвоем.
   Спи ты, нежная спутница дней,
   Залитых небывалым лучом.
  
   Ты покоишься в белом гробу.
   Ты с улыбкой зовешь: не буди.
   Золотистые пряди на лбу.
   Золотой образок на груди.
  
   Я отпраздновал светлую смерть,
   Прикоснувшись к руке восковой.
   Остальное -- бездонная твердь
   Схоронила во мгле голубой.
  
   Спи -- твой отдых никто не прервет.
   Мы -- окрай неизвестных дорог.
   Всю ненастную ночь напролет
   Здесь горит осиянный чертог.
   18 июня 1904. С. Шахматово"
  
  
  
   "В октябре начались новые приступы отчаянья (Она уходит, передо мной - "грань богопознанья"). Я испытывал сильную ревность (без причины видимой). Знаменательна была встреча 17 октября)... К ноябрю началось явное мое колдовство..."
   Про "не видимую" причину ревности - парой строк ниже: "...Чаще, чем со мной, она встречалась с кем-то, кого не видела и о котором я знал." Стихи о том, "о котором я знал" - Блок напишет почти через год, 27 сентября 1902 года: "Она стройна и высока":
  
   "...Я каждый день издалека
   Следил за ней, на всё готовый.
  
   ...И он встречал ее в тени,
  
   И я, невидимый для всех,
   Следил мужчины профиль грубый,
   Ее сребристо-черный мех
   И что-то шепчущие губы.
   27 сентября 1902"
  
   Теперь тот, третий, о котором он знал, занял доминирующую позицию:
  
   Над ее бессмертной дрёмой
   Нить Свершений потекла...
   Это - Третий - Незнакомый
   Кротко смотрит в купола.
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   " - Это - Третий - Незнакомый ... и след. - Ср. в том же письме Блока А. Белому: христианский догмат о Троице, "заключающий в себе "мысль" о Св(ятом) духе, наводит на замирание души о том, Она ли - Св(ятой) дух, Утешитель?", а также слова А. Белого о "новом, третьем счастье, счастье Духа Утешителя" ("Северная симфония (l-я, героическая)". М., 1903. С. 117). Эпитеты "новый", "третий" сближают образ с эсхатологией "третьего завета" - Откровением Иоанна Богослова."
  
  
   "Тяжко нам было под вьюгами..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Тяжко нам было под вьюгами
   Зиму холодную спать...
   Землю промерзлую плугами
   Не было мочи поднять!
  
   Ранними летними росами
   Выйдем мы в поле гулять...
   Будем звенящими косами
   Сочные травы срезать!
  
   Настежь ворота тяжелые!
   Ветер душистый в окно!
   Песни такие веселые
   Мы не певали давно!
   5 ноября 1904
  
  
  
  
  
  
  
   "Мы" - новое обращение к миру на разливе рек, миру, где юные мнихи совместным трудом несут подвиг служения. Где нет одиночества, а есть - радость! Напомню, что наиболее полно они показаны в мини-поэме "Молитвы" из книги "Распутья". А предыдущее стихотворение, посвященное им, в данной книге - "Всё бежит, мы пребываем...":
  
   "..."Всю ли ночь текли труды?" -
   "Нет, отец, на светлых крышах
   Ждали Утренней Звезды.
   Мы молчали, колдовали,
   Ландыш пел, Она цвела,
   Мы над прялкой тосковали
   В ночь, когда Звезда пряла".
   Сентябрь 1904"
  
   Ночь
  
  
  
  
  
   Маг, простерт над миром брений,
   В млечной ленте - голова.
   Знаки поздних поколений -
   Счастье дольнего волхва.
  
   Поднялась стезею млечной,
   Осиянная - плывет.
   Красный шлем остроконечный
   Бороздит небесный свод.
  
   В длинном черном одеяньи,
   В сонме черных колесниц,
   В бледно-фосфорном сияньи -
   Ночь плывет путем цариц.
  
   Под луной мерцают пряжки
   До лица закрытых риз.
   Оперлась на циркуль тяжкий,
   Равнодушно смотрит вниз.
  
   Застилая всю равнину,
   Косы скрыли пол-чела.
   Тенью крылий - половину
   Всей подлунной обняла.
  
   Кто Ты, зельями ночными
   Опоившая меня?
   Кто Ты, Женственное Имя
   В нимбе красного огня?
   19 ноября 1904
  
  
  
  
   - "млечная лента" - Млечный путь
   - "Поднялась стезею млечной" - ночь поднялась
   - "Красный шлем" - двурогий месяц
   - "пряжки риз", "циркуль" - созвездия
   - "Кто Ты..." - ночь
  
   Напомню стихотворение-главку из маленькой поэмы "Молитвы" из книги "Распутья" -
  
   "3. Ночная
  
   Они Ее видят!
   В. Брюсов
  
   Тебе, Чей Сумрак был так ярок,
   Чей Голос тихостью зовет, --
   Приподними небесных арок
   Всё опускающийся свод.
   Мой час молитвенный недолог --
   Заутра обуяет сон.
   Еще звенит в душе осколок
   Былых и будущих времен.
   И в этот час, который краток,
   Душой измученной зову:
   Явись! продли еще остаток
   Минут, мелькнувших наяву!
   Тебе, Чья Тень давно трепещет
   В закатно-розовой пыли!
   Пред Кем томится и скрежещет
   Суровый маг моей земли!
   Тебя -- племен последних Знамя,
   Ты, Воскрешающая Тень!
   Зову Тебя! Склонись над нами!
   Нас ризой тихости одень!
   Март-апрель 1904"
  
  
   И ещё один отрывок.
   Из статьи "О современном состоянии русского символизма":
  
   "...теург отвечает на призывы:
     
      В эту ночь золотисто-пурпурную,
      Видно, нам не остаться вдвоем,
      И сквозь розы небес что-то сдержанно-бурное
      Уловил я во взоре Твоем.
  
   Буря уже коснулась Лучезарного Лика, он почти воплощен, то есть - Имя почти угадано. Предусмотрено все, кроме одного: мертвой точки торжества. Это - самый сложный момент перехода от тезы к антитезе, который определяется уже a posteriori [На основании предшествующего опыта (лат.)] и который я умею рассказать, лишь введя фикцию чьего-то постороннего вмешательства (лицо мне неизвестно). Вся картина переживаний изменяется существенно, начинается "антитеза", "изменение облика", которое предчувствовалось уже в самом начале "тезы". События, свидетельствующие об этом, следующие.
      Как бы ревнуя одинокого теурга к Заревой ясности, некто внезапно пересекает золотую нить зацветающих чудес; лезвие лучезарного меча меркнет и перестает чувствоваться в сердце. Миры, которые были пронизаны его золотым светом, теряют пурпурный оттенок; как сквозь прорванную плотину, врывается сине-лиловый мировой сумрак (лучшее изображение всех этих цветов - у Врубеля) при раздирающем аккомпанементе скрипок и напевов, подобных цыганским песням. Если бы я писал картину, я бы изобразил переживание этого момента так: в лиловом сумраке необъятного мира качается огромный белый катафалк, а на нем лежит мертвая кукла с лицом, смутно напоминающим то, которое сквозило среди небесных роз.
      Для этого момента характерна необыкновенная острота, яркость и разнообразие переживаний..."
   Необыкновенная острота, яркость и разнообразие переживаний - с точки зрения биографических особенностей - понятна: молодой Блок в 1905 году освобождался от тяжкой влюблённости в Л.Д. - такой, как по словам Пушкина:
  
   "...Всегда, везде одно мечтанье,
   Одно привычное желанье,
   Одна привычная печаль..."
  
   А если простой прозой, то это когда думаешь о любимой 24 часа в сутки (ночью она снится), а она - любимая - категорически не совпадает с тобой. И привыкаешь ко "всегдашней суровости" в её присутствии, а в её отсутствии осознаёшь, что жизнь теряет смысл. Недаром в его стихах тема рабства - постоянна.
   И вдруг замечаешь: существуют и другие женщины, а не только она, существуют и другие чувства, а не только к ней... И это так необычно, так ярко, так... разнообразно...
   Вот только биография Блока неразрывно связана с теургией, и его освобождение суть измена.
   А в сюжете книги отметим, что в этом стихотворении ярко проявилась "антитеза символизма Блока" - "мертвая точка торжества", "в лиловом сумраке необъятного мира качается огромный белый катафалк, а на нем лежит мертвая кукла с лицом, смутно напоминающим то, которое сквозило среди небесных роз."
   "О современном состоянии русского символизма"
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "- В сонме черных колесниц... и след. - Ср. у Тютчева в стих. "Есть некий час в ночи ... ": "И в оный час явлений и чудес // Живая колесница мирозданья // Открыто катится в святилище небес".
   - Кто Ты, зельями ночными и след. - Белый отвечает на эти вопросы:
   "Люцифер!
   Очень долго сидели с А.А. на диване в ту ночь, он - читал мне набросанную "Ночную фиалку" ( ... ), а мне было душно; срывалось с души:
   Кто Ты, зельями ночными
   Опоившая меня?"
   (Белый., 2. С. 285)"
  
   "Вот - в изнурительной работе..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Вот - в изнурительной работе
   Вы духу выковали меч.
   Вы - птицы. Будьте на отлете,
   Готовьте дух для новых встреч.
  
   Весенних талей вздохи томны,
   Звездясь, синеет тонкий лед.
   О, разгадай под маской скромной,
   Какая женщина зовет!
  
   Вам перепутья даль откроют,
   Призывно засинеет мгла.
   Вас девы падшие укроют
   В приюты света и тепла...
  
   Открытый путь за далью вольной,
   Но берегитесь, в даль стремясь,
   Чтоб голос меди колокольной
   Не опрокинулся на вас!
   Ноябрь 1904
  
  
  
  
  
   "Вы" - стихотворение продолжает сюжет мира на разливе рек об общине - монастыре? лавре? - об общине иноков, связанных совместным служением.
   Весенних талей - проталин
   (Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока":
   "В "Примечаниях"... Блок, поясняя, что "слово "таль" - старое русское, встречающееся "еще в XVIII ве­ке - у А. Т. Болотова", имел в виду стихотворение Болотова "К весне во время еще первейших зимою талей" (Критико-биографический словарь русских писателей и ученых С.А. Венгерова. СПб., 1897. Т. 5. С. 116-l\7)".)
  
   - Вы духу выковали меч -
   Блок, статья "О современном состоянии русского символизма":
   "В лазури Чьего-то лучезарного взора пребывает теург; этот взор, как меч, пронзает все миры: "моря и реки, и дальний лес, и выси снежных гор", - и сквозь все миры доходит к нему вначале - лишь сиянием Чьей-то безмятежной улыбки..."
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "... Ср. в письме А. Белого Блоку от 18 или 19 декабря 1904 г.: чудовище в лабиринте "...лижет руки кровавым языком, уговаривая добровольно сдаться, бросить меч, с которым я сознательно вступил в лабиринт" (Блок и Белый. С. 113-114).
   Ср. также в воспоминаниях В.В. Гиппиуса, относящихся к 1910 г.: "По поводу выражения "Где ж твой меч?" (из стихотворения Гиппиуса.-- Ред.) кто-то заметил, что образ меча здесь вносит неуместный аллегоризм. Блок сказал: "Да, надо было сказать просто: где ж твоя воля?"" (Гиппиус В.В. Встречи с Блоком // Воспоминания, 2. С. 78"
  
   - Вы - птицы. Будьте на отлете -
   Первый этап их служения закончен и теперь им предстоит выход в мир.
  
   - Звездясь, синеет тонкий лед -
   Весенний лёд - тонок. Провалиться - просто. Один из первых кошмаров Блока страшным летом 902 года был именно о полынье...
  
   "...Ревело с черной высоты
   И приносило снег.
   Навстречу мне из темноты
   Поднялся человек.
  
   Лицо скрывая от меня,
   Он быстро шел вперед
   Туда, где не было огня
   И где кончался лед.
  
   Он обернулся -- встретил я
   Один горящий глаз.
   Потом сомкнулась полынья --
   Его огонь погас.
   4 августа 1902"
  
   (И уже много позже Блок однажды перейдёт Неву по таящему льду и разочаровано буркнет: и что такого?..)
  
   - О, разгадай под маской скромной, // Какая женщина зовет! -
  
   Путаница с обликом той женщины, чей взор - лучезарен, ещё один кошмар Блока:
  
   "Весь горизонт в огне -- и ясен нестерпимо,
   И молча жду, -- тоскуя и любя.
  
   Весь горизонт в огне, и близко появленье,
   Но страшно мне: изменишь облик Ты,
  
   И дерзкое возбудишь подозренье,
   Сменив в конце привычные черты.
  
   О, как паду -- и горестно, и низко,
   Не одолев смертельные мечты!
  
   Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
   Но страшно мне: изменишь облик Ты.
   4 июня 1901. С. Шахматово"
  
   Другой, "изменённый" облик прорисован в статье "О современном состоянии русского символизма":
   "...Если бы я писал картину, я бы изобразил переживание этого момента так: в лиловом сумраке необъятного мира качается огромный белый катафалк, а на нем лежит мертвая кукла с лицом, смутно напоминающим то, которое сквозило среди небесных роз...
   ...Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового."
  
   - "Вам перепутья даль откроют..." -
   "Перепутья" - практически название второй книги Блока "Распутья". В которой показано, как он не сумел выполнить свою миссию и отказался от неё.
  
   - "Открытый путь за далью вольной..." -
   Я вижу в этом "пути за далью" намек на его "каменные дороги":
  
   "Тебя я встречу где-то в мире,
   За далью каменных дорог.
   На страшном, на последнем пире
   Для нас готовит встречу бог.
   Август 1902"
  
   Это его эвфемизм для тропы миров - возможность (у него с помощью двойников) выйти за пределы нашей реальности ("...Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков... все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз".
   Напомню, что первая "лучшая драгоценность", принесённая ему двойниками была картина Елены Прекрасной, наблюдающей за приближением к Трое ахейских кораблей - "Зарево белое, желтое, красное", а второе - столкновение на тех тропах с паучихой:
  
   "Будет день -- и свершится великое,
   Чую в будущем подвиг души.
  
   Ты -- другая, немая, безликая,
   Притаилась, колдуешь в тиши.
  
   Но во что обратишься -- не ведаю,
   И не знаешь ты, буду ли твой,
  
   А уж Там веселятся победою
   Над единой и страшной душой...
   23 ноября 1901")
  
  
   - "Но берегитесь, в даль стремясь, // Чтоб голос меди колокольной // Не опрокинулся на вас!" -
   А это прямое предостережение о расплате за подобные блуждания.
  
   Итак, стихотворение, о выполнивших первый этап служения иноках (в терминах статьи - теза символизма) и теперь поэт видит и предупреждает, что перед ними выход, переход к антитезе. С явственной возможностью обознаться, перепутать облики, и оказаться им, инокам, не в свете лучезарном, а среди "падших дев". И страшной за то расплатой.
  
  
  
  
   ЕЕ ПРИБЫТИЕ
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока":
   "Публикацию поэмы в II2 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 2. Нечаянная Радость (1904-1906). 2-е изд., дол. М.: Мусагет, 1912.] Блок сопроводил примечанием: "Я решаюсь поместить здесь эту слабую и неоконченную поэму потому, что она характерна для книги и для того времени, как посвященная разным "не сбывшимся надеждам" (по моему тогдашнему замыслу). Все ее части были напечатаны в виде отдельных стихотворений в разных журналах. Развитие той же темы - в лирической драме "Король на площади"".
  
   Напомню:
   Ал. Блок. Из примечаний к первой книге "Собрания стихотворений" 1911-ого года:
   "-- Сознательно избегая переделки ранних стихов, я довольствовался редкими внешними поправками, чаще - сокращая или восстановляя первые чтения, стараясь хранить верность духу тех лет."
   Ал. Блок. Из предисловия к "Собранию стихотворений" 1911-ого года:
   "...многие из них, взятые отдельно, не имеют цены; но каждое стихотворение необходимо для образования главы; из нескольких глав составляется книга; каждая книга есть часть трилогии; всю трилогию я могу назвать "романом в стихах"".
   Роман этот - не о многочисленных женских персонажах, а о поэте и его поэзии. Поэтому некая "цена" отдельного стихотворения для Блока не была критерием включения его в книгу -первые стихотворения "Стихов о Прекрасной Даме" откровенно беспомощны, но они - "верны духу того времени" и они наглядно показывали: "вот я был такой, даже рифм иногда найти не мог...". Зато тогда он был провидцем и обладателем тайны, а стал... стал поэтом. Всего лишь великим поэтом.
   И уж... Назвать данную поэму незаконченной, конечно, можно, но "слабой"?.. "Предчувствую Тебя!" Вот это предчувствие, которое зимой 901-ого года он выразить не умел, здесь просто выплёскивается из текстов.
  
   А "развитие темы"... Город, над которым возвышается, которым властвует фигура Короля, ждёт прибытия кораблей. Город переполнен людьми, голодом, пылью, слухами. Но все верят: придут корабли, и - "никто не уйдёт обиженным"! И в апогее ожидания, когда кончались последние сроки, корабли приходят. Но горожанам нет до них дела - они...
   "В тот же миг разъяренная толпа хлынула на ступени за Поэтом. Снизу расшатываются колонны. Вой и крики. Терраса рушится, увлекая за собою Короля, Поэта, Дочь Зодчего, часть народа. Ясно видно, как в красном свете факелов люди рыщут внизу, разыскивая трупы, поднимают каменный осколок мантии, каменный обломок торса, каменную руку. Слышатся крики ужаса:
   "Статуя! - Каменный истукан! - Где король?""
   И никого не интересует, что же там с кораблями.
  
  
   1. Рабочие на рейде
  
   Окаймлен летучей пеной,
   Днем и ночью дышит мол.
   Очарованный сиреной,
   Труд наш медленный тяжел.
   Океан гудит под нами,
   В порте блещут огоньки,
   Кораблей за бурунами
   Чутко ищут маяки.
   И шатают мраки в море
   Эти тонкие лучи,
   Как испуганные зори,
   Проскользнувшие в ночи.
   Широки ночей объятья,
   Тяжки вздохи темноты!
   Все мы близки, все мы братья -
   Там, на рейде, в час мечты!
   Далеко за полночь - в дали
   Неизведанной земли -
   Мы печально провожали
   Голубые корабли.
   Были странны очертанья
   Черных труб и тонких рей,
   Были темные названья
   Нам неведомых зверей.
   "Птица Пен" ходила к югу,
   Возвратясь, давала знак:
   Через бурю, через вьюгу
   Различали красный флаг...
   Что за тайну мы хранили,
   Чьи богатства стерегли?
   Золотые ль слитки плыли
   В наши темные кули?
   Не чудесная ли птица
   В клетке плечи нам свела?
   Или черная царица
   В ней пугливо замерла?..
   Но, как в сказке, люди в море:
   Тяжкой ношей каждый горд.
   И, туманным песням вторя,
   Грохотал угрюмый порт.
  
  
   - "Птица Пен ходила к югу" - см. предыдущие строки: "Были темные названья/ Нам неведомых зверей" - название корабля в честь "неведомой" птицы. Да и возможно Блок знал о птице Пэн из китайской мифологии, которая летала в "южный мрак". Вот из Википедии:
   "Пэн -- гигантская птица в древнекитайской?мифологии. Впервые упоминается в книге философа Чжуан-цзы (IV век до н. э.), где описано её происхождение от исполинской рыбы Кунь путём метаморфозы. Крылья Пэна подобны дождевым тучам, величина его спины -- несколько тысяч ли (более тысячи километров). После превращения Пэн улетает в небесный пруд страны Наньминь ("южный мрак"), при этом ветер, поднимающийся от взмаха его крыльев, вздыбливает волны на три тысячи ли (около 1,5 тысяч км). Без отдыха он способен преодолеть 90 тысяч ли (за раз облететь кругом земной шар). Отдыхает же один раз в шесть лун..."
  
   - "Все мы близки, все мы братья // Там, на рейде, в час мечты!" - "Мы"... Ранее у Блока - это было братство у "разлива вод", монастырь, аббатство, лавра:
  
   "Мы живем в старинной келье
   У разлива вод.
   Здесь весной кипит веселье,
   И река поет.
  
   Но в предвестие веселий,
   В день весенних бурь
   К нам прольется в двери келий
   Светлая лазурь...
   18 февраля 1902"
  
   Те, которым служение Лучезарной не грозный подвиг, а светлая ежедневная радость.
   В сюжет об этом мире входит несколько стихотворений, в последнем из которых, в маленькой поэме - "Молитвы" из "Распутий", он именно на них перекладывал свой долг, своё служение. И вот они здесь...
   И опять, перебивая мрачность слов: "тяжки вздохи темноты", "труд наш... тяжел", "мы печально провожали", "темные кули", "тяжкой ношей", "угрюмый порт" - весь строй стихотворения взывает к радости - к той самой из средневекового гимна: "Gaudeamus igitur!" -- будем же веселы, пока мы молоды! -
  
   Все мы близки, все мы братья -
   Там, на рейде, в час мечты!
  
   Этот тяжкий труд - это час мечты! Это то, о чём мечтали. И рядом с тобою - братья.
  
   2. Так было
  
   Жизнь была стремленьем.
   Смерть была причиной
   Не свершенных в мире
   Бесконечных благ.
  
   Небо закрывалось
   Над морской равниной
   В час, когда являлся
   Первый светлый флаг.
  
   Ночи укрывали
   От очей бессонных
   Всё, что совершалось
   За чертой морей.
  
   Только на закате
   В зорях наклоненных
   Мчались отраженья,
   Тени кораблей.
  
   Но не все читали
   Заревые знаки,
   Да и зори гасли,
   И - лицом к луне -
  
   Бледная планета,
   Разрывая мраки,
   Знала о грядущем
   Безнадежном дне.
  
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "Образы корабля, мореплавания и образ Прекрасной Дамы, лирической героини первой книги стихов Блока, сочетались, в его сознании в некое взаимовосполняющее единство еще до начала работы над поэмой (ср. ее первоначальное заглавие: "Прибытие Прекрасной Дамы"). В частности, 25 июля 1904 г. Блок писал Андрею Белому, излагая в символико-поэтической форме свои переживания, тревоги и надежды:
   "Я ничего не могу сказать о настоящем. Ничего не было чернее его. Ничего не вижу, перед глазами протянута цепь, вся в узлах. Мне необходимо, чтобы это была снасть корабля, отходящего завтра. Когда он уплывет - яснее откроется далекое море.
   Когда-то (здесь все мои надежды) я шел по городу, и такой же цепью был застлан горизонт. Но корабль отплыл в тот самый час, когда открылся глаз неба, и в нем явственно пошли звезды. И тогда я также не ждал. [выделения Блока]
   Корабль стал строен, как вечернее облако (тогда). И тогда же повсюду появилась "Она" - отходящая, как корабль и как вечернее облако. И появлялась еще. Невероятность откровений искупляла меня"".
   Напомню строки из дневника 18-ого года о том же событии:
   "...гулянье на Монетной к вечеру в совершенно особом настроении". "В конце января и начале февраля (еще синие снега около полковой церкви - тоже к вечеру) явно является она. Живая же оказывается Душой Мира (так определилось впоследствии), разлученной, плененной и тоскующей... и она уже в дне, т. е. за ночью, из которой я на нее гляжу, т. е. она предана какому-то стремлению и "на отлете", мне же дано только смотреть и благословлять отлет".
   И вот снова... Тогда он в смертную, беспросветно тосковал по Л.Д., теперь - уже не верит ей, не верит себе, но надеется: вдруг, как тогда, вдруг опять...
   И тогда... Будет - искупление. Потому что тогда был "отлёт", тогда "корабль отплыл", а теперь - "Её прибытие"!
   Вот только...
   Бледная планета,
   Разрывая мраки,
   Знала о грядущем
   Безнадежном дне.
  
   "...Безнадежном дне" - это о поре суток ("и она уже в дне, т. е. за ночью, из которой я на нее гляжу") или об уровне океана?
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   " - Но не все читали // Заревые знаки, // Да и зори гасли ... - Намек на мифотворческие идеи символистов-мистиков, объединенных в сообщество "аргонавтов... В "музыке зорь" "аргонавты" распознавали символы грядущих катастрофических, и вместе с тем благих, перемен и сакральных переживаний. Непосредственное отражение этих идей - в цикле "Молитвы" (март-апрель 1904 г.): "На рассвете один из нас // Выступает к розовым зорям - // Золотой приветствовать час" (т. 1 наст. изд.). Говоря о том, что "зори гасли", Блок указывает на исчерпанность для него этих настроений."
  
   О зорях 901-ого года:
   "Андрей Белый:
   "В 1900 - 1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы - теории символизма; переменялись гипотезы; факт - оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность..."
   "Воспоминания о Блоке"
   Ал. Блок:
   "Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими слезы, огонь и песню..."
   Дневники 18 года о весне 1901
   Л. Д. Менделеева-Блок:
   "Закаты того года, столь известные и по стихам Блока, и по Андрею Белому, я переживала ярко."
   "И быль и небылицы о Блоке и о себе".
  
  
  
  
  
  
  
   3. Песня матросов
  
   Подарило нам море
   Обручальное кольцо!
   Целовало нас море
   В загорелое лицо!
   Приневестилась
   Морская глубина!
   Неневестная
   Морская быстрина!
   С ней жизнь вольна,
   С ней смерть не страшна,
   Она, матушка, свободна, холодна!
   С ней погуляем
   На вольном просторе!
   Синее море!
   Красные зори!
   Ветер, ты, пьяный,
   Трепли волоса!
   Ветер соленый,
   Неси голоса!
   Ветер, ты, вольный,
   Раздуй паруса!
  
  
   В прошлом стихотворении в строках "Знала о грядущем // Безнадежном дне" слова "о...дне" можно было прочитать двояко, но преимущественно, конечно же, в смысле как о времени, "т. е. за ночью", в этом - словно уточнение:
  
   Приневестилась
   Морская глубина!
   ...С ней жизнь вольна,
   С ней смерть не страшна...
  
   Раз "глубина", значит - "дно", а не "день".
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   " - Неневестная // Морская быстрина! - Эпитет восходит к церковнославянскому выражению "невеста неневестная" - девица, не вступившая в брак; такое наименование обычно прилагается к деве Марии ("Радуйся, невеста неневестная"). См.: Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., 1899. С. 341."
  
   В "Стихах о Прекрасной Даме" Твое пришествие неизменно связано со смертью:
  
   "Сбылось пророчество мое:
   Перед грядущею могилой
   Еще однажды тайной силой
   Зажглось святилище Твое.
   7 марта 1901"
   Или:
  
   "...И тогда, поднявшись выше тлена,
   Ты откроешь Лучезарный Лик.
   И, свободный от земного плена,
   Я пролью всю жизнь в последний крик.
   29 октября 1902"
  
   Но идущим с Тобой Ты даришь не смертную тоску, а чистую радость:
  
   "Пожаром склон неба объят...
   И вот аргонавты нам в рог отлетаний
   трубят...
   Внимайте, внимайте...
   Довольно страданий!
   Броню надевайте
   из солнечной ткани!"
   А.Белый - "Золотое руно"
  
   Вот только нам, знающим, чем всё кончится, строки:
  
   С ней жизнь вольна,
   С ней смерть не страшна,
   Она, матушка, свободна, холодна!
   С ней погуляем
   На вольном просторе!
   Синее море!
   Красные зори!
   Ветер, ты, пьяный,
   Трепли волоса!
   Ветер соленый...
  
   своим напором, своей разгульностью напоминают строки из другой Блоковской поэмы, законченной:
  
    "Идут двенадцать человек.
    Винтовок черные ремни,
Кругом -- огни, огни, огни...
    В зубах -- цыгарка, примят картуз,
    На спину б надо бубновый туз!
    Свобода, свобода,
    Эх, эх, без креста!
   1918." Двенадцать
  
  
   4. Голос в тучах
  
   Нас море примчало к земле одичалой
   В убогие кровы, к недолгому сну,
   А ветер крепчал, и над морем звучало,
   И было тревожно смотреть в глубину.
  
   Больным и усталым - нам было завидно,
   Что где-то в морях веселилась гроза,
   А ночь, как блудница, смотрела бесстыдно
   На темные лица, в больные глаза.
  
   Мы с ветром боролись и, брови нахмуря ,
   Во мраке с трудом различали тропу...
   И вот, как посол нарастающей бури,
   Пророческий голос ударил в толпу.
  
   Мгновенным зигзагом на каменной круче
   Торжественный профиль нам брызнул в глаза,
   И в ясном разрыве испуганной тучи
   Веселую песню запела гроза:
  
   "Печальные люди, усталые люди,
   Проснитесь, узнайте, что радость близка!
   Туда, где моря запевают о чуде,
   Туда направляется свет маяка!
  
   Он рыщет, он ищет веселых открытий
   И зорким лучом стережет буруны,
   И с часу на час ожидает прибытий
   Больших кораблей из далекой страны!
  
   Смотрите, как ширятся полосы света,
   Как радостен бег закипающих пен!
   Как море ликует! Вы слышите - где-то -
   За ночью, за бурей - взыванье сирен!"
  
   Казалось, вверху разметались одежды,
   Гремящую даль осенила рука...
   И мы пробуждались для новой надежды,
   Мы знали: нежданная Радость близка!..
  
   А там - горизонт разбудили зарницы,
   Как будто пылали вдали города,
   И к порту всю ночь, как багряные птицы,
   Летели, шипя и свистя, поезда.
  
   Гудел океан, и лохмотьями пены
   Швырялись моря на стволы маяков.
   Протяжной мольбой завывали сирены:
   Там буря настигла суда рыбаков.
  
  
  
  
  
   Сюжетно мне эта главка напомнила миф про Одиссея, когда его со спутниками, "больными и усталыми", выбросило на остров Калипсо. Что, впрочем, - вечное ответвление сюжета "плаванье". Вот, к примеру, как это выглядело у Бодлера (перевод М. Цветаевой):
  
   "...Душа наша -- корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведет -- какой пролив?
Вдруг среди гор и бездн и гидр морского ада --
Крик вахтенного: -- Рай! Любовь! Блаженство! Риф.
  
   Малейший островок, завиденный дозорным,
Нам чудится землей с плодами янтаря,
Лазоревой водой и с изумрудным дерном. --
Базальтовый утес являет нам заря.
  
   О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!.."
  
   Но у Александра Блока - свои источники. В Примечания к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока к этому стихотворению имена и Валерия Брюсова, и Вячеслава Иванова, и, конечно, жившего с Блоком тогда ещё синхронно и синфазно Андрея Белого.
  
   И вот, как посол нарастающей бури,
   Пророческий голос ударил в толпу...
  
   Более явственно обладатель "голоса" прописан в не вошедших в окончательный текст варианте:
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Другие редакции и варианты [Из первоначального текста стихотворения].
  
   "...Старик незнакомый явился в толпе.
   Он был исполин...
   ...Веселый - вещал золотую свободу...
   ...Старик ликовал. И трепалась одежда,
   И голос под стонущим ветром крепчал..."
  
   ...Влияние на Блока, определенно, оказал и образ старика-демиурга из 3-й "симфо­нии" Белого "Возврат" (вышла в свет осенью 1904 г.): у старика - "невыразимое лицо", "серые очи - две бездны, сидевшие в огромных глазницах", "седая голова, глубоко сидевшая в могучих плечах, была закинута назад с вскинутой бородой, раздуваемой ветром"; ''Головокружительные слова врывались с огненных уст, волнуя седину"; "Старик явился, как вихрь. Его волосы метались. Одежды старика рвались прочь", и т.д. (Белый А. Возврат. IIII симфония. М., 1905. С. 9, 12, 19, 20, 30).
   "
  
   "Миром вневременного блаженства" - названо в Примечаниях место обиталища "старика".
  
   Вслушаемся - вчитаемся, конечно же - в "голос":
  
   Печальные люди, усталые люди,
   Проснитесь, узнайте, что радость близка!
   Туда, где моря запевают о чуде,
   Туда направляется свет маяка!
  
   Он рыщет, он ищет веселых открытий
   И зорким лучом стережет буруны,
   И с часу на час ожидает прибытий
   Больших кораблей из далекой страны!
  
  
   "Маяки" - уже появлялись в первом стихотворении цикла:
  
   "...Кораблей за бурунами
   Чутко ищут маяки.
   И шатают мраки в море
   Эти тонкие лучи..."
  
   Все остальные персонажи поэмы - "рабочие на рейде", "матросы", неразличимые "мы" данного стихотворения, "буйные толпы" из последнего (7. "Рассвет"), - они пассивны, они принимают чудеса, привозимые кораблями. И только маяки - активны: они "ищут кораблей", они "направляют" их.
  
   Правда, нам, знающим о будущем, знающим о будущих стихах Блока, слышится в этом голосе абсолютная безнадежность, ведь мы помним стихи, которые напишутся через год, мы помним другой голос, другую песнь, где героями тоже будут уплывшие на кораблях "усталые люди":
  
   " ...И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
  
   И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, -- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
   1905 г."
  
  
   5. Корабли идут
  
   О, светоносные стебли морей, маяки!
   Ваш прожектор - цветок!
   Ваша почва - созданье волненья,
   Песчаные косы!
  
   Ваши стебли, о, цвет океана, крепки,
   И силен электрический ток!
   И лучи обещают спасенье
   Там, где гибнут матросы!
  
   Утро скажет: взгляни: утомленный работой,
   Ты найдешь в бурунах
   Обессиленный труп,
   Не спасенный твоею заботой,
  
   С остывающим смехом на синих углах
   Искривившихся губ...
   Избежавший твоих светоносных лучей,
   Преступивший последний порог...
  
   Невидим для очей,
   Через полог ночей
   На челе начертал примиряющий Рок:
   "Ничей".
  
   Ты нам мстишь, электрический свет!
   Ты - не свет от зари, ты - мечта от земли,
   Но в туманные дни ты пронзаешь лучом
   Безначальный обман океана...
  
   И надежней тебя нам товарища нет:
   Мы сквозь зимнюю вьюгу ведем корабли,
   Мы заморские тайны несем,
   Мы под игом ночного тумана...
  
   Трюмы полны сокровищ!
   Отягченные мчатся суда!..
   Пусть хранит от подводных чудовищ
   Электричество - наша звезда!
  
   Через бурю, сквозь вьюгу - вперед!
   Электрический свет не умрет!
  
  
  
   И вот сами маяки, которые только промелькнули в прошлой главке. Маяки, которые "спасают матросов", которых "надежней товарища нет", свет которых даже "хранит от подводных чудовищ. Маяки, которые ведут корабли с трюмами, которые "полны сокровищ". Напомню название поэмы, раскрывающее суть этих сокровищ - "Её прибытие", прибытие Прекрасной Дамы.
  
   - "Ваша почва - созданье волненья, // Песчаные косы" - то есть цветы маяков произрастают на нанесённых волнами песчаных косах.
   - "Ты найдешь в бурунах // Обессиленный труп" - "ты" - это "электрический свет" ("Ты нам мстишь, электрический свет").
   "Невидим для очей, // Через полог ночей // На челе начертал примиряющий Рок: // "Ничей"." - тот, кто "избежал твоих лучей" - погиб, но получил метку невидимой для глаз судьбы: "Ничей", то есть и электрическому маяку не принадлежащего.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   " - Ты нам мстишь, электрический свет! - Отголосок негативных представлений об электрическом освещении, распространенных на рубеже веков. См.: Топорков АЛ. Из мифологии русского символизма: Городское освещение // БС-5. С. 105. В стихотворном наброске 1905 г. электричество у Блока приобретает эсхатологический смысл: "Ты горишь, электрический взгляд // Городов и последних времен" (СС-82. с. 395) ."
  
   Думаю, очевидно, что Блок и себя в контексте Явлению рассматривал подобным маяком. Противостоящим обманам океана, противостоящим прежнему естеству мира:
  
   Ты - не свет от зари, ты - мечта от земли,
   Но в туманные дни ты пронзаешь лучом
   Безначальный обман океана...
  
   ...но на тот момент - глухую зиму 904 года - по факту почти угаснувшим.
  
  
  
  
   6. Корабли пришли
  
   Океан дремал зеркальный,
   Злые бури отошли.
   В час закатный, в час хрустальный
   Показались корабли.
  
   Шли, как сказочные феи,
   Вымпелами даль пестря.
   Тяжело согнулись реи,
   Наготове якоря.
  
   Пели гимн багряным зорям,
   Вся горя, смеялась даль.
   С голубым прощальным морем
   Разлучаться было жаль.
  
   А уж там - за той косою -
   Неожиданно светла,
   С затуманенной красою
   Их красавица ждала...
  
   То - земля, о, дети страсти,
   Дети бурь, - она за вас! -
   Тяжело упали снасти.
   Весть ракетой понеслась.
  
  
  
   Ещё раз напомню название поэмы: "Её прибытие". Это Она "в час закатный, в час хрустальный" прибывала вместе с теми кораблями, вместо тех кораблей, под видом тех кораблей.
   Ещё раз напомню, как воспринимали "закатные часы" начала века молодые символисты:
   "В 1900 - 1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы - теории символизма; переменялись гипотезы; факт - оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность...
   Появились вдруг "видящие" средь "невидящих"; они узнавали друг друга; тянуло делиться друг с другом непонятным знанием их; и они тяготели друг к другу, слагая естественно братство зари, воспринимая культуру особо: от крупных событий до хроникерских газетных заметок; интерес ко всему наблюдаемому разгорался у них; все казалось им новым, охваченным зорями космической и исторической важности: борьбой света с тьмой, происходящей уже в атмосфере душевных событий, еще не сгущенных до явных событий истории, подготовляющей их; в чем конкретно события эти, - сказать было трудно: и "видящие" расходились в догадках: тот был атеист, этот был теософ; этот - влекся к церковности, этот - шел прочь от церковности; соглашались друг с другом на факте зари: "нечто" светит; из этого "нечто" грядущее развернет свои судьбы."
   Андрей Белый. "Воспоминания о Блоке"
  
   А вот так же зори 901 года воспринял Блок:
   "...началось хождение около островов и в поле за Старой Деревней, где произошло то, что я определял, как Видения (закаты)".
   А. Блок. Из дневника 18-ого года.
  
   В чём различие с зарёй 904? Прибывших с закатами назвали "о, дети страсти!"... "Страсти" - это не то, с чем ранее ассоциировалось "Её прибытие".
  
  
  
   7. Рассвет
  
   Тихо рассыпалась в небе ракета,
   Запад погас, и вздохнула земля.
   Стали на рейде и ждали рассвета,
   Ночь возвращенья мечте уделя.
  
   Сумерки близятся. В утренней дрёме
   Что-то безмерно-печальное есть.
   Там - в океане - в земном водоеме -
   Бродит и блещет пугливая весть...
  
   Белый, как белая птица, далёко
   Мерит и выси и глуби - и вдруг
   С первой стрелой, прилетевшей с востока,
   Сонный в морях пробуждается звук.
  
   Смерть или жизнь тяготеет над морем,
   Весть о победе - в полете стрелы.
   Смертные мы и о солнце не спорим,
   Знаем, что время готовить хвалы.
  
   Кто не проснулся при первом сияньи -
   Сумрачно помнит, что гимн отзвучал,
   Чует сквозь сон, что утратил познанье
   Ранних и светлых и мудрых начал...
  
   Но с кораблей, испытавших ненастье,
   Весть о рассвете достигла земли:
   Буйные толпы, в предчувствии счастья,
   Вышли на берег встречать корабли.
  
   Кто-то гирлянду цветочную бросил,
   Лодки помчались от пестрой земли.
   Сильные юноши сели у весел,
   Скромные девушки взяли рули.
  
   Плыли и пели, и море пьянело...
   . . . . . . . . . . . . . . . .
   16 декабря 1904
  
  
  
   Первые строфы: на кораблях напряжённое ожидание рассвета, чтоб, наконец, выйти на берег - завершить миссию, завершить плаванье. ("Весть о победе - в полете стрелы" - то есть даже из лука до берега уже достать можно. "Достоверный рекорд дальности полёта стрелы из спортивного лука, подтверждённый незаинтересованными свидетелями, составлял около 442 м. Этот рекорд был установлен секретарём турецкого посольства в Англии в 1795 году (Лондон). Среднее значение дальности полета при навесе составляло 300 метров". Википедия)
   Но весть о кораблях за ночь распространилась и на берегу:
  
   Но с кораблей, испытавших ненастье,
   Весть о рассвете достигла земли:
   Буйные толпы, в предчувствии счастья,
   Вышли на берег встречать корабли...
  
   И вот, ещё чуть-чуть и они должны встретиться с Той, чьё Прибытие ожидалось:
  
   Сильные юноши сели у весел,
   Скромные девушки взяли рули.
  
   Плыли и пели, и море пьянело...
  
   И... И поэма обрывается.
   Сразу вспоминается, что вот так же - без всякого конца, без всякого финала закончились "Стихи о Прекрасной Даме"...
  
   В первоначальной редакции стихотворения предлагался вариант продолжения.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "Другие редакции и варианты:
  
   "...Скромные девушки взяли рули.
  
   Светлый туман восходил в голубое
   Вспыхнуть готова - курилась заря.
   О, никогда еще в радостном строе
   Мы не пускались с отвагой в моря!
  
   Там вдалеке - в очертаньи нея(с)ном
   Сказка далеких морей расцвела.
   Все выделяясь на зареве красном,
   Резво на мачтах вились вымпела.
  
   Плыли и пели, и море пьянело,
   Правящий Феб, рассекая туман,
   Дале все мчал пурпуровые стрелы
   Но не иссяк заповедный колчан.
  
   Вот уж клубясь разлетелись волокна.
   Мы оглянулись. Вдали за кормой
   В порте пылали все крыши, все окна
   Пред молодой, золотою зарей!
  
   Миг - и сверкая безмерною славой,
   Жертвенной кровью вскипели моря.
   И, возлетая на гребень кровавый,
   Мы увидали над морем - Царя.
  
   И, величавым безмолвием полны,
   Встретились мы над простором морей
   Строгой красой увенчавшие волны
   Стройные станы больших кораблей.
  
   - " Жертвенной кровью вскипели моря.( ... )// Мы увидали над морем - Царя. (Т4 [Т4 - Четвертая тетрадь беловых автографов стихотворений]) - Образ Царя, в сочетании с мотивом жертвенности, соотносится с образом Иисуса Христа в Апокалипсисе, где он одновременно - "Агнец закланный" и "Господь господствующих и Царь царей" (Откр. св. Иоанна Богослова. V. 12; XVII.14; XIX. 16)."
  
   То есть в этом варианте расписано, что и как... Как "мы" (юноши и девушки - молодежь!) поплыли к кораблям, поплыли в зарю. За ними остался сожжённый зарёю восхода город, а впереди - залитое красными лучами море "стройные станы больших кораблей". Но главное, они увидели над морем - Царя.
   В "рабочем экземпляре 2-й кн. "Собрание стихотворений" (М.: Мусагет, 1912), служивший Блоку для подготовки второго издания 2-й кн. "Собрание стихотворений" (М.: Мусагет, 1916). Содержит правку Блока... На полях у 1-й строфы помета Блока: "переделать и сократить"".
   И сокращение произошло кардинальное.
   Обращу внимание на дату пометки - 1912 год, то есть через семь лет после написания. Напомню, что одним из поводов к работе над этой поэмой была надежда, что "Её прибытие" поспособствует истинному Прибытию. Которого не произошло. Далее, "Царь" - это не "Она". И, с моей точки зрения - главное: это 2-ой том, том антитезы символизма, и Блок засомневался - что это? Это вдохновение от Неё или это его собственная конструкция - его театр?
   "Для этого момента характерна необыкновенная острота, яркость и разнообразие переживаний. В лиловом сумраке нахлынувших миров уже все полно соответствий, хотя их законы совершенно иные, чем прежде, потому что нет уже золотого меча. Теперь, на фоне оглушительного вопля всего оркестра, громче всего раздается восторженное рыдание: "Мир прекрасен, мир волшебен, ты свободен".
   Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз. Все это бросает господин их в горнило своего художественного творчества и, наконец, при помощи заклинаний, добывает искомое - себе самому на диво и на потеху; искомое - красавица кукла.
   Итак, свершилось: мой собственный волшебный мир стал ареной моих личных действий, моим "анатомическим театром", или балаганом, где сам я играю роль наряду с моими изумительными куклами."
   А .Блок. "О современном состоянии русского символизма"
  
   Не правда ли, очень похоже? И "необыкновенная острота, яркость и разнообразие переживаний". И каждая главка - словно отдельный подарок от очередного "двойника", и "тучки", и "вздохи моря", и "мой собственный волшебный мир"...
   И до одного ключевого стихотворения тома - "Балаганчик" осталось только полгода.
   А вплотную к тому стихотворению будет другое, в котором папа поговорит с маленькой девочкой о глупом поэте:
  
   "...Ему хочется за море,
   Где живет Прекрасная Дама.
   - А эта Дама - добрая?
   - Да.
   - Так зачем же она не приходит?
   - Она не придет никогда:
   Она не ездит на пароходе.
   Июль 1905"
  
   Моей матери
  
  
  
  
   Помнишь думы? Они улетели.
   Отцвели завитки гиацинта.
   Мы провидели светлые цели
   В отдаленных краях лабиринта.
  
   Нам казалось: мы кратко блуждали.
   Нет, мы прожили долгие жизни...
   Возвратились - и нас не узнали,
   И не встретили в милой отчизне.
  
   И никто не спросил о Планете,
   Где мы близились к юности вечной...
   Пусть погибнут безумные дети
   За стезей ослепительно млечной!
  
   Но в бесцельном, быть может, круженьи -
   Были мы, как избранники, нищи.
   И теперь возвратились в сомненьи
   В дорогое, родное жилище...
  
   Так. Не жди изменений бесцельных,
   Не смущайся забвеньем. Не числи.
   Пусть к тебе - о краях запредельных
   Не придут и спокойные мысли.
  
   Но, прекрасному прошлому радо, -
   Пусть о будущем сердце не плачет.
   Тихо ведаю: будет награда:
   Ослепительный Всадник прискачет.
   4 декабря 1904
  
  
  
  
   Блок был очень близок со своей матерью.
   Например, Блок. Из дневников 18-ого года о событиях весны 901-ого:
   "...На следующее утро я опять увидал Ее издали, когда пошел за Краббом [такса] (и привез в башлыке, будучи в исключительном состоянии, которого не знала мама).
   ...Моей матери, которая не знала того, что знал я, я искал дать понять о происходящем строками: "Чем больней..." "
   Что что-то "мама не знала" о нем - требовало особого упоминания, а Блоку в 901-ом было не 13 лет, а 21 год.
  
   Очень красива, декаденски-изысканна звукопись первой строфы:
  
   Помнишь думы? Они улетели.
   Отцвели завитки гиацинта.
   Мы провидели светлые цели
   В отдаленных краях лабиринта.
  
   Сравните:
  
   "В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
   По аллее олуненной Вы проходите морево...
   1911"
   И.Северянин. "Кензели"
  
   Но для Блока искусственная красота звучания никогда не была самоцелью. И в последующих строках он приглушил её.
   Упоминание о цветах...
   (Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "По воспоминаниям С.М. Городецкого, относящимся к зиме 1904-1905 гг. в комнате Блока в Гренадерских казармах была "низкая полка с книгами, на ней всегда гиацинт"")
  
   ... напоминает о предпоследнем стихотворении предыдущего тома, предыдущей книги А.Блока: "В час, когда пьянеют нарциссы", в котором он предрёк главную тему тома второго - театр, то есть "антитезу русского символизма", когда не художник служит долгу перед провидением, а "многие демоны" служат ему самому, превращая весь мир, превращая все миры, всё его творчество в балаган.
   И вот с этого места читаем:
  
   Нам казалось: мы кратко блуждали.
   Нет, мы прожили долгие жизни...
   Возвратились - и нас не узнали,
   И не встретили в милой отчизне.
  
   В предыдущем произведении, в поэме "Её прибытие", в котором - которым! - Её прибытие Блок пытался спровоцировать, он вдоволь попутешествовал:
  
   "...Смотрите, как ширятся полосы света,
   Как радостен бег закипающих пен!
   Как море ликует! Вы слышите - где-то -
   За ночью, за бурей - взыванье сирен!"
  
   И теперь - итог. Нет, не Царствие Её - балаган. В его пьесе "Король на площади народ напряжённо ждал возвращения кораблей, но, когда те приплыли, в городе начался Апокалипсис. Впрочем, который можно назвать и революцией.
  
   Но, прекрасному прошлому радо, -
   Пусть о будущем сердце не плачет.
   Тихо ведаю: будет награда:
   Ослепительный Всадник прискачет.
  
  
   В черновиках ("Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ) лабиринт расписан чуть подробнее:
  
   ...Осенила нас тень лабиринта
   Будто избранных - кто-то отметил
   Кто-то нес - ослепительно светел -
   Впереди нас цветок гиацинта.
  
   Он отцвел - отошел незнакомый
   И покинул в бесцельном круженьи
   Мы блуждали - и вышли в сомненьи
   И в сомненьи вернулись...
  
   И "круженья" приобретают менее метафорический смысл. Это его каменные дороги - эвфемизм для тропы миров - возможность (у него - с помощью двойников) выйти за пределы нашей реальности.
  
   Блок. "О современном состоянии русского символизма":
   "...Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков... все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз"
   Блок. Из дневников 18-ого года о событиях 901-ого:
   "К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызвал двойников ("Зарево белое...", "Ты - другая, немая...").
  
   Во втором стихотворении ("Будет день -- и свершится великое") описывается как раз лабиринт и то, на что, на кого, на какое чудище можно нарваться в нём:
  
   "Ты -- другая, немая, безликая,
   Притаилась, колдуешь в тиши.
  
   Но во что обратишься -- не ведаю,
   И не знаешь ты, буду ли твой,
  
   А уж Там веселятся победою
   Над единой и страшной душой...
   23 ноября 1901"
  
   Из Примечаний к стихотворению "Вот - в изнурительной работе..." в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "... Ср. в письме А. Белого Блоку от 18 или 19 декабря 1904 г.: чудовище в лабиринте "...лижет руки кровавым языком, уговаривая добровольно сдаться, бросить меч, с которым я сознательно вступил в лабиринт" (Блок и Белый. С. 113-114).
   "Все отошли. Шумите, сосны..."
  
  
  
   * * *
  
   Все отошли. Шумите, сосны,
   Гуди, стальная полоса.
   Над одиноким веют вёсны
   И торжествуют небеса.
  
   Я не забыл на пире хме'льном
   Мою заветную свирель.
   Пошлю мечту о запредельном
   В Его Святую колыбель...
  
   Над ней синеет вечный полог,
   И слишком тонки кружева.
   Мечты пронзительный осколок
   Свободно примет синева.
  
   Не о спасеньи, не о Слове...
   И мне ли - падшему в пыли?
   Но дым всходящих славословий
   Вернется в сад моей земли.
   14 декабря 1904. У полотна Финл. ж. д.
  
  
   "У полотна Финл. ж. д.", "полотно" - это, конечно, рельсы. В томе третьем он напишет: "Тоска дорожная, железная... 1910 г."
   "Все отошли. Шумите, сосны, / Гуди, стальная полоса" - отошёл поезд, увёзший кого-то, а тоска железная осталась.
  
   Летом 904 года писал Андрею Белому: "Я ничего не могу сказать о настоящем. Ничего не было чернее его". Он попробовал преодолеть черноту, попытавшись спровоцировать ещё одно Её явление, начав писать поэму "Её прибытие", и оборвал, очевидно, поймав себя, что получается "произведение искусства", а не "пророчество", то есть это написано "поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны" (Из дневников 1918 года).
   И вот здесь попытка уверить себя, что песнь его свирели - его мечта о беспредельном... Нет, уже не о высокой метафизике "Слова", ему "падшему в пыли" больше недоступно это, но хоть простое славословие, просто молитва вернется эхом, отсветом, ответом в его сад...
   ...сад, который всегда воспринимался и будет восприниматься им как отвлечение, как незаслуженный отдых от вечного труда:
  
   "Я ломаю слоистые скалы
В час отлива на илистом дне,
И таскает осел мой усталый
Их куски на мохнатой спине.
   Донесем до железной дороги,
Сложим в кучу,- и к морю опять
Нас ведут волосатые ноги,
И осел начинает кричать.
   И кричит, и трубит он,- отрадно,
Что идет налегке хоть назад.
А у самой дороги -- прохладный
И тенистый раскинулся сад...
   ...Правду сердце мое говорило,
И ограда была не страшна.
Не стучал я -- сама отворила
Неприступные двери она.
   ...Путь знакомый и прежде недлинный
В это утро кремнист и тяжел.
Я вступаю на берег пустынный,
Где остался мой дом и осел.
   ...Где же дом? -- И скользящей ногою
Спотыкаюсь о брошенный лом,
Тяжкий, ржавый, под черной скалою
Затянувшийся мокрым песком...
   ...А с тропинки, протоптанной мною,
Там, где хижина прежде была,
Стал спускаться рабочий с киркою,
Погоняя чужого осла.
   6 января 1914 - 14 октября 1915 гг"
  
  
  
   "Шли на приступ. Прямо в грудь..."
  
  
   * * *
  
   Шли на приступ. Прямо в грудь
   Штык наточенный направлен.
   Кто-то крикнул: "Будь прославлен!"
   Кто-то шепчет: "Не забудь!"
  
   Рядом пал, всплеснув руками,
   И над ним сомкнулась рать.
   Кто-то бьется под ногами,
   Кто - не время вспоминать...
  
   Только в памяти веселой
   Где-то вспыхнула свеча.
   И прошли, стопой тяжелой
   Тело теплое топча...
  
   Ведь никто не встретит старость -
   Смерть летит из уст в уста...
   Высоко пылает ярость,
   Даль кровавая пуста...
  
   Что же! громче будет скрежет,
   Слаще боль и ярче смерть!
   И потом - земля разнежит
   Перепуганную твердь.
   Январь 1905
  
  
   Обычно, говоря об этом стихотворении, разговор переводят на события 905 года, на Блока с красным знаменем впереди какой-то манифестации... Да, всё это имело место быть, но у Блока события реальной жизни не очень совпадают с сюжетом его трёхкнижия.
   Из примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений А. Блока в 20-ти томах":
   "Впервые: Н[наша]Ж[изнь]. 1905. N2. 26/27. 26 нояб. С. 207-208, в подборке из трех стихотворений "Стихи Александра Блока" вместе со стих. "Барка жизни встала ... " и "Вися над городом всемирным ... "."
   "Барка жизни встала / На большой мели ..." - как эта "барка" пойдёт дальше без сошедших с неё "нас".
   "Вися над городом всемирным ..." - параллель меж действующим самодержцем, пренебрегающим "голосом черни многострунным" и медным всадником, не уделяющим внимания змее под копытами его коня.
   "Шли на приступ" - восстание.
   То есть и те три стихотворения не были "Избранным" - тремя стихотворениями, включёнными, потому что они более других на тот момент нравились автору - в них тоже просматривался отчетливый сюжет.
   В "Трёхкнижии" два первых стихотворения Блок перенесёт в другую книгу - "Город", а третье - титульное войдёт в сюжет несколько иной, в котором то, как "Кругом о злате иль о хлебе / Народы шумные кричат...", ему неинтересно, потому что:
  
   "Душа молчит. В холодном небе
   Всё те же звезды ей горят.
   Кругом о злате иль о хлебе
   Народы шумные кричат...
  
   Она молчит -- и внемлет крикам
   И зрит далекие миры,
   Но в одиночестве двуликом
   Готовит чудные дары,
  
   Дары своим богам готовит
   И, умащенная, в тиши,
   Неустающим слухом ловит
   Далекий зов другой души...
  
   Так -- белых птиц над океаном --
   Неразлученные сердца
   Звучат призывом за туманом,
   Понятным им лишь до конца.
 3 февраля 1901"
  
   Потому что он "зрит далёкие миры", и в этих мирах другой сюжет: только-только вернулись корабли, которые должны были предвещать "Её прибытие", только-только он с матерью обсудили, что:
  
   "...Нам казалось: мы кратко блуждали.
   Нет, мы прожили долгие жизни...
   Возвратились - и нас не узнали,
   И не встретили в милой отчизне.
   14 декабря 1904. У полотна Финл. ж. д."
  
   Только-только он проводил в путь по дороге -железной. Как тоска! - последних близких, всё ещё надеясь, что молитвы помогут, что:
  
   "...дым всходящих славословий
   Вернется в сад моей земли.
   14 декабря 1904. У полотна Финл. ж. д."
  
   Нет, не помогло. Никакого света Её прибытия. Здесь - смертоубийство:
  
   ...Прямо в грудь
   Штык наточенный направлен.
   Кто-то крикнул: "Будь прославлен!"
   Кто-то шепчет: "Не забудь!"
  
   Рядом пал, всплеснув руками,
   И над ним сомкнулась рать.
   Кто-то бьется под ногами...
  
   Собственно говоря, именно об этом его пьеса "Король на площади": долгожанные корабли пришли, но о них никто уже не помнит, актуально другое:
   "Поэт (на последней ступени):
   Здравствуй, небо!
  
   Дочь Зодчего:
   Выше! Выше! Минуя меня, ты идешь к Отцу!
  
   В тот же миг разъяренная толпа хлынула на ступени за Поэтом. Снизу расшатываются колонны. Вой и крики. Терраса рушится, увлекая за собою Короля, Поэта, Дочь Зодчего, часть народа. Ясно видно, как в красном свете факелов люди рыщут внизу, разыскивая трупы, поднимают каменный осколок мантии, каменный обломок торса, каменную руку. Слышатся крики ужаса: "Статуя! - Каменный истукан! - Где король?" "
  
   "Вот на тучах пожелтелых..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Вот на тучах пожелтелых
   Отблеск матовой свечи.
   Пробежали в космах белых
   Черной ночи трубачи.
  
   Пронеслась, бесшумно рея,
   Птицы траурной фата.
   В глуби меркнущей аллеи
   Зароилась чернота.
  
   Разметались в тучах пятна,
   Заломились руки Дня.
   Бездыханный, необъятный
   Истлевает без огня.
  
   Кто там встанет с мертвым глазом
   И серебряным мечом?
   Невидимкам черномазым
   Кто там будет трубачом?
   28 мая 1905
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "В РЭ II [наборная рукопись книги: Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 2. "Нечаянная Радость"] на полях помета "П(узыри) З(емли)" и вопросительный знак, затем стихо­творение перечеркнуто, внизу дата: "Июль 1905""
  
   То есть Блок раздумывал, может, переместить это стихотворение в "Пузыри земли"? или вообще убрать? Но в конце концов, оставил.
  
   "...на тучах пожелтелых" - вечерняя заря. Судя по дальнейшему тексту - когда уже солнце скрылось за горизонт, и последние лучи только едва-едва подсвечивают тучи. Желтизна зари для Блока - привычно-удивительна. Вот его знаменитое:
  
   "Никогда не забуду (он был, или не был,
   Этот вечер): пожаром зари
   Сожжено и раздвинуто бледное небо,
   И на жёлтой заре -- фонари.
   1910"
  
   "Заломились руки Дня" - "день" с заглавной буквы - возможно воспоминание о Её явлении в 901 году.
   (Из дневников 1918 года:
   "25 января - гулянье на Монетной к вечеру в совершенно особом состоянии. В конце января и начале февраля (еще - синие снега около полковой церкви, - тоже к вечеру) явно является Она. Живая же оказывается Душой Мира (как определилось впоследствии), разлученной, плененной и тоскующей... и Она уже в дне, т, е. за ночью, из которой я на нее гляжу...")
  
   "...с мертвым глазом" - в период "Стихов о Прекрасной Даме" луна воспринималась Блоком как то, чем Она смотрит на мир:
  
   "...Взгляни наверх в последний раз...
   ...Как в первый, так в последний раз
   Проникнешь ты в Ее чертог,
   Постигнешь ты -- так хочет бог --
   Ее необычайный глаз.
   10 июня 1901"
  
   "И серебряным мечом..." - меч для Блока в те годы был знаком, орудием теургии:
   (А.А. Блок. "О современном состоянии русского символизма")
   "...лезвие таинственного меча уже приставлено к груди; символист уже изначала - теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие; но на эту тайну, которая лишь впоследствии оказывается всемирной, он смотрит как на свою; он видит в ней клад, над которым расцветает цветок папоротника в июньскую полночь; и хочет сорвать в голубую полночь - "голубой цветок".
   В лазури Чьего-то лучезарного взора пребывает теург; этот взор, как меч, пронзает все миры: "моря и реки, и дальний лес, и выси снежных гор", - и сквозь все миры доходит к нему вначале - лишь сиянием Чьей-то безмятежной улыбки."
  
   Зори начала нового века для всех младосимволистов - и для Блока! - были ещё одним знаком теургии (теургия - это работа с божественными сущностями). Вот как он из 18 года вспоминал о них (Из дневников 1918 года): "К весне началось хождение около островов и в поле за Старой Деревней, где произошло то, что я определял, как Видения (закаты)".
   Но в заглавном стихотворении заря стала не Её откровением - не видением, а преддверием кошмара: над темной аллеей кружатся вороны, на желтых облаках отсветы уже зашедшего матового солнца, и над миром сгущается тьма. И День, заламывая руки истлевает, а некто "без лица и названья", с лика которого различим только "мёртвый глаз" - издевательское напоминание о Её взоре, перехватил в свои руки издевательски серебряный меч.
  
   Может, всё-таки - это наваждение от пузырей земли? Может, лучше этот ужас вообще убрать из основного текста книги?
   Но...
   А. Блок. ПРИМЕЧАНИЯ (к Собранию стихотворений. Кн. первая. Стихи о Прекрасной Даме. М.: Мусагет, 1911):
   "Сознательно избегая переделки ранних стихов, я довольствовался редкими внешними поправками, чаще - сокращая или восстановляя первые чтения, стараясь хранить верность духу тех лет."
   Это было. Было именно это! И в последующих изданиях он восстановил данный текст.
  
   Влюбленность
  
  
  
  
  
  
  
  
   Королевна жила на высокой горе,
   И над башней дымились прозрачные сны облаков.
   Темный рыцарь в тяжелой кольчуге шептал о любви на заре,
   В те часы, когда Рейн выступал из своих берегов.
  
   Над зелеными рвами текла, розовея, весна.
   Непомерность ждала в синевах отдаленной черты.
   И влюбленность звала - не дала отойти от окна,
   Не смотреть в роковые черты, оторваться от светлой мечты.
  
   "Подними эту розу", - шепнула - и ветер донес
   Тишину улетающих лат, бездыханный ответ.
   "В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз", -
   Он шепнул, и сверкнул, и взлетел, и она полетела вослед.
  
   И за облаком плыло и пело мерцание тьмы,
   И влюбленность в погоне забыла, забыла свой щит.
   И она, окрылясь, полетела из отчей тюрьмы -
   На воздушном пути королевна полет свой стремит.
  
   Уж в стремнинах туман, и рога созывают стада,
   И заветная мгла протянула плащи и скрестила мечи,
   И вечернюю грусть тишиной отражает вода,
   И над лесом погасли лучи.
  
   Не смолкает вдали властелинов борьба,
   Распри дедов над ширью земель.
   Но различна Судьба: здесь - мечтанье раба,
   Там - воздушной Влюбленности хмель.
  
   И в воздушный покров улетела на зов
   Навсегда... О, Влюбленность! Ты строже Судьбы!
   Повелительней древних законов отцов!
   Слаще звука военной трубы!
   3 июня 1905
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   " ...этому стихотворению Блок сделал примечание: "Стихотворение внушено старым замком города Friedberg'a (Hessen), оnисанию которого посвящена моя статья: "Девушка розовой калитки и муравьиный царь"." Блок был во Фридберге дважды: в 1897 и 1903 годах."
   Но мир, где в одиноких замках живут одинокие королевны - это один из сюжетов "тома I" - его подробно расписал Андрей Белый в своей "Северной симфонии". Именно оттуда его королевна после смерти попадёт со своим запретным возлюбленным в мир камышовых заводей, где "Загорались вечерние свечи./Кто-то думал о бледной красе", "Где у берега рябь и камыш". где "Ни тоски, ни любви, ни обиды", где "...Всё померкло, прошло, отошло.../ Белый стан, голоса панихиды..."
   Или:
   "В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные.
      Иногда волна с пенным гребнем забегала сюда из необъятных водных пространств.
      В камышовых зарослях жили камышовые блаженные, не заботясь о горе, ожидая еще лучшей жизни.
      Иногда они преображались и светились светом серебристым. Но они мечтали о вознесении.
      Тут она бродила, раздвигая стебли зыбких камышей, а по ту сторону канала над камышами бывал матово-желтый закат.
      Закат над камышами!.."
  
   Вот и в этом стихотворении:
  
   Над зелеными рвами текла, розовея, весна.
   Непомерность ждала в синевах отдаленной черты.
   И влюбленность звала - не дала отойти от окна,
   Не смотреть в роковые черты, оторваться от светлой мечты.
  
   "Подними эту розу", - шепнула - и ветер донес
   Тишину улетающих лат, бездыханный ответ.
   "В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз", -
   Он шепнул, и сверкнул, и взлетел, и она полетела вослед.
  
   Сравните с "Северной симфонией":
  
   "...И когда рассеялись последние остатки дыма и темноты, на горизонте встал знакомый и чуть-чуть грустный облик в мантии из снежного тумана и в венке из белых роз.
   Он ходил по горизонту меж лотосов. Останавливался, наклонив к озерной глубине прекрасный профиль, озаренный чуть видным, зеленоватым нимбом.
   Ронял розу в озерную глубину, утешая затонувшего брата.
   Поднимал голову. Улыбался знакомой улыбкой... Чуть-чуть грустной...
   И снова шел вдоль горизонта. И все знали, кто бродит по стране своей..."
     
   Повторю, что приоритет на этот мир установить, наверное, невозможно. Летом 901 года Блок и Белый были ещё незнакомы, а "Симфония" у Андрея Белого помечена датой "26 сентября 1901 г", первое же стихотворение о мире камышовых заводей "За туманом, за лесами" Блок напишет "14 июня 1901":
  
   "...Над печальными лугами
   Мы встречаемся с Тобой.
  
   Но и ночью нет ответа,
   Ты уйдешь в речной камыш,
   Унося источник света..."
  
   Так и "северные замки" Блок видел ещё в 1897 году... семнадцатилетним, во время своего сумасшедшего романа с К.М.С.
   Вот и на этот раз, вернувшись в Германию к этим въявь вставшим замкам, замкам из другого мира, замкам из другой жизни, Блок на фоне развалин своего собственной жизни - непереносимое чувство разочарования в той, кого он считал... "...земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать" (Блок. Из неотправленного письма), на фоне начинающей разваливаться страны (революция 905 года набирает ярости), Блок пишет про "Влюблённость", про замершую в своей вечной феодальности Германию.
  
   Королевна жила на высокой горе -
   А. Белый:
   "...Королевна росла на вершине.
      Бывало, мать, вся в шелку, говорит ей чудесные слова, отец молится на заре.
      А вдали летят белые лебеди, окруженные синевой, и она следит, как исчезают они в мимолетном облачке, как кричат в белоснежном облачке..."
  
   Над зелеными рвами текла, розовея, весна -
   А. Белый:
   "...Глубоким лирным голосом кентавр кричал мне, что с холма увидел розовое небо...
   ...Встали туманы, пригретые лаской. Башня выходила из розовой мглы. На вершине ее была терраса с причудливыми, мраморными перилами.
   ...На востоке таяла одинокая розовая облачная башня."
     
   Ал. Блок:
   ..."Подними эту розу", - шепнула - и ветер донес
   Тишину улетающих лат, бездыханный ответ.
   "В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз", -
   Он шепнул, и сверкнул, и взлетел, и она полетела вослед. -
  
   А. Белый:
   "...Король пел над ребенком своим. Он с каждым аккордом срывал со струн розу.
   ...Отец срывает со струн розу за розой... Алые, белые - летят они вниз, освещенные легкой зарею..."
  
   В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз
  
   Самая горькая строка в стихотворении. Потому что все эти "расцветающие розы" и миры северных королей, и камышовые заводи для Блока были местами отдохновения, где он мог укрыться от "привычной суровости" Любови Дмитриевной, где он мог перевести дух от горького почти безнадежного служения, от долга своей жизни, символом которого была именно Купина.
   Для Блока, судя по всему, именно Моисей был примером, был залогом надежды: миссия выполнима! Сумел же простой пастух сначала встать вровень с полубогом по тем временам - с фараоном, а потом дать своему народу новую судьбу. А началось всё для Моисея с гласа из горящей купины. Вот как писал об этом его духовный учитель:
  
   "Я раб греха. Но силой новой
   Вчера весь дух во мне взыграл,
   А предо мною куст терновый
   В огне горел и не сгорал.
  
   И слышал я: "Народ Мой ныне
   Как терн для вражеских очей,
   Но не сгореть его святыне..."
   Вл. Соловьев
  
   А так писал он сам:
  
   "Что сожалеть в дыму пожара,
   Что сокрушаться у креста,
   Когда всечасно жду удара
   Или божественного дара
   Из Моисеева куста!
   Март 1902"
  
   Для самого Блока Купина горела, когда он смотрел на Л.Д. Именно в ней он видел призыв Господен:
  
   "Белая Ты, в глубинах несмутима,
   В жизни -- строга и гневна.
   Тайно тревожна и тайно любима,
   Дева, Заря, Купина.
  
   Блёкнут ланиты у дев златокудрых,
   Зори не вечны, как сны.
   Терны венчают смиренных и мудрых
   Белым огнем Купины.
   4 апреля 1902"
  
   Именно в ней он видел и цель, и средство своей жизни, своей Миссии, своего подвига.
  
   И вот Купина перемещается из мира действий в мир сказаний.
   То есть из мира "...тайного знания, за которым стоит тайное действие", он и в правду вернулся "..."с песней наудачу" ( т. е. поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны)."(Блок. Из дневников 1918 года)
   Или того хуже: Купина перешла в реальность антитезы русского символизма:
  
   "Как бы ревнуя одинокого теурга к Заревой ясности, некто внезапно пересекает золотую нить зацветающих чудес; лезвие лучезарного меча меркнет и перестает чувствоваться в сердце.
   ...Если бы я писал картину, я бы изобразил переживание этого момента так: в лиловом сумраке необъятного мира качается огромный белый катафалк, а на нем лежит мертвая кукла с лицом, смутно напоминающим то, которое сквозило среди небесных роз...
   ...Итак, свершилось: мой собственный волшебный мир стал ареной моих личных действий, моим "анатомическим театром", или балаганом, где сам я играю роль наряду с моими изумительными куклами...
   ...Иначе говоря, я уже сделал собственную жизнь искусством. Жизнь стала искусством, я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю "Незнакомкой": красавица кукла, синий призрак, земное чудо."
   Блок. "О современном состоянии русского символизма"
  
   То есть Купина - не то, что ему дано от "лезвия лучезарного меча ", а что придумал он сам. Купина ныне - лишь персонаж "балагана".
  
  
   "Она веселой невестой была..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Она веселой невестой была.
   Но смерть пришла. Она умерла.
  
   И старая мать погребла ее тут.
   Но церковь упала в зацветший пруд.
  
   Над зыбью самых глубоких мест
   Плывет один неподвижный крест.
  
   Миновали сотни и сотни лет,
   А в старом доме юности нет.
  
   И в доме, уставшем юности ждать,
   Одна осталась старая мать.
  
   Старуха вдевает нити в иглу.
   Тени нитей дрожат на светлом полу.
  
   Тихо, как будет. Светло, как было.
   И счет годин старуха забыла.
  
   Как мир, стара, как лунь, седа.
   Никогда не умрет, никогда, никогда...
  
   А вдоль комодов, вдоль старых кресел
   Мушиный танец всё так же весел,
  
   И красные нити лежат на полу,
   И мышь щекочет обои в углу.
  
   В зеркальной глуби - еще покой
   С такой же старухой, как лунь, седой.
  
   И те же нити, и те же мыши,
   И тот же образ смотрит из ниши -
  
   В окладе темном - темней пруда,
   Со взором скромным - всегда, всегда...
  
   Давно потухший взгляд безучастный,
   Клубок из нитей веселый, красный...
  
   И глубже, и глубже покоев ряд,
   И в окна смотрит всё тот же сад,
  
   Зеленый, как мир; высокий, как ночь;
   Нежный, как отошедшая дочь...
  
   "Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть.
   Дай мне спокойно умереть".
   3 июня 1905
  
  
  
  
  
  
   Как продолжение, если не прямо предыдущего стихотворения "Влюблённость", то его темы. Там была юная "королевна", здесь - "невеста", там были вечные, бессмертные "деды"("...Распри дедов над ширью земель"), здесь - бессмертная "старуха", там происки "Судьбы", здесь у старой ведьмы, как у мойр, "клубок из нитей", которые никак не хотят истлеть...
   Впрочем, у Блока своя мифология, и эта старуха немногим отличается от "некрасивой девушки" из разваливающейся таверны на болотах, которую прикрывает марево "Ночной фиалки":
  
   "...В длинной, низкой избе по стенам
   Неуклюжие лавки стояли.
   На одной - перед длинным столом -
   Молчаливо сидела за пряжей,
   Опустив над работой пробор,
   Некрасивая девушка
   С неприметным лицом.
   Я не знаю, была ли она
   Молода иль стара...
   И какого цвета волосы были,
   И какие черты и глаза.
   Знаю только, что тихую пряжу пряла,
   И потом, отрываясь от пряжи,
   Долго, долго сидела, не глядя,
   Без забот и без дум.
   И еще я, наверное, знаю,
   Что когда-то уж видел ее..."
  
   Всё это лишь привычные кошмары, лишь искажённые тени, тусклые отражения одного и того же призрака - неисполненного долга.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   " - вдоль комодов, вдоль старых кресел ... - Ср. во 2-й Симфонии А. Белого: "Сама Вечность в образе черной гостьи разгуливала вдоль одиноких комнат, садилась на пустые кресла" (Белый А. Симфония (2-я, драматическая). М., 1902. С. 30) .
   - ... И мышь щекочет обои в углу... - О символике мыши см. коммент. к поэме "Ночная Фиалка" (1905-1906).
   - В зеркальной глуби - еще покой ... -Ср.: "А в соседней комнате висело огромное зеркало, отражавшее в себе вечно то же и то же. Там был ужас отсутствия и небытия" (Белый А. Указ. соч. С. 12)."
  
  
   "Не строй жилищ у речных излучин..."
  
  
  
  
  
  
   * * *
   Г. Чулкову
  
   Не строй жилищ у речных излучин,
   Где шумной жизни заметен рост.
   Поверь, конец всегда однозвучен,
   Никому не понятен и торжественно прост.
  
   Твоя участь тиха, как рассказ вечерний,
   И душой одинокой ему покорись.
   Ты иди себе, молча, к какой хочешь вечерне,
   Где душа твоя просит, там молись.
  
   Кто придет к тебе, будь он, как ангел, светел,
   Ты прими его просто, будто видел во сне,
   И молчи без конца, чтоб никто не заметил,
   Кто сидел на скамье, промелькнул в окне.
  
   И никто не узнает, о чем молчанье,
   И о чем спокойных дум простота.
   Да. Она придет. Забелеет сиянье.
   Без вины прижмет к устам уста.
   Июнь 1905
  
  
  
  
  
  
   Г. Чулков -
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Чулков Георгий Иванович (1879-1939) - писатель-символист, критик и литературовед, автор воспоминаний о Блоке. В период создания стихотворения был в числе близких друзей Блока. Ср. в воспоминаниях Чулкова, относящихся к лету 1905 г.: "Я помню наши скитальчества с Блоком в белые петербургские ночи и долгие беседы где-нибудь на скамейке Островов. В этих беседах преобладали не "экономика", "статистика", не то, что называется "реальной политикой", а совсем другие понятия и категории, выходящие за пределы так называемой "действительности". Чудились иные голоса, пела сама стихия, иные лица казались масками, а за маревом внешней жизни мерещилось иное, таинственное лицо..." (Чулков Г.И. Александр Блок и его время.)"
  
   Не строй жилищ у речных излучин,
   Где шумной жизни заметен рост...
  
   Это намёк на мир "у разлива рек", об общине - монастыре? лавре? - об общине иноков, связанных совместным служением. Предыдущее о них в этом томе: "Вот - в изнурительной работе..." от "Ноябрь 1904", а наиболее полно они показаны в "Молитвах" - цикл стихов, маленькая поэма в книге "Распутья". В ней Блок практически перекладывал на них свой долг служения.
   В черновиках есть добавочное тому подтверждение - 5-ая строка имела варианты:
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ:
   "...И к чему тебе знак багряной",
   ...И к чему сравненья с закатами"
  
   Заря - непременная декорация их присутствия. Андрей Белый так о них и писал: "Братство зари".
  
   Но теперь имеем резкое разочарование "шумной жизнью", служением, попытками что-то изменить, попутками дозваться до Неё, некими обрядами, которые должны послужить Её проводниками в нашу действительность. Всё это уже не реальность, а "будто видел во сне". А "она придёт" вне зависимости от того, к какой ты ходил вечерне и с кем.
   Или, как просто вопиет из всего контекста стихотворения - не придёт.
  
  
   "Потеха! Рокочет труба..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Потеха! Рокочет труба,
   Кривляются белые рожи,
   И видит на флаге прохожий
   Огромную надпись: "Судьба".
  
   Палатка. Разбросаны карты.
   Гадалка, смуглее июльского дня,
   Бормочет, монетой звеня,
   Слова слаще звуков Моцарта.
  
   Кругом - возрастающий крик,
   Свистки и нечистые речи,
   И ярмарки гулу - далече
   В полях отвечает зеленый двойник.
  
   В палатке всё шепчет и шепчет,
   И скоро сливаются звуки,
   И быстрые смуглые руки
   Впиваются крепче и крепче...
  
   Гаданье! Мгновенье! Мечта!..
   И, быстро поднявшись, презрительным жестом
   Встряхнула одеждой над проклятым местом,
   Гадает... и шепчут уста.
  
   И вновь завывает труба,
   И в памяти пыльной взвиваются речи,
   И руки... и плечи...
   И быстрая надпись: "Судьба"!
   Июль 1905
  
  
  
  
   "Гадалка, смуглее июльского дня..." - старая знакомая поэта. Она сопровождала, отвлекала, соблазняла - она была его искусом в томе I:
   "Стихи о прекрасной даме":
  
   "Одинокий, к тебе прихожу,
   Околдован огнями любви.
   Ты гадаешь...
   1 июня 1901. С. Шахматово"
  
   Вот её сладкие песни, которые слаще Моцарта:
  
   "Не пой ты мне и сладостно, и нежно:
   Утратил я давно с юдолью связь.
   19 июля 1901"
   Вот он пригляделся к ней:
  
   "Ты -- другая, немая, безликая,
   Притаилась, колдуешь в тиши.
   28 ноября 1901"
  
   А вот она своими соблазнами не дает ему покоя:
  
   "Гадай и жди. Среди полночи
   В твоем окошке, милый друг,
   Зажгутся дерзостные очи,
   Послышится условный стук.
   15 марта 1902"
   Или ещё:
  
   "...Ты -- ласковым и тонким жалом
   Мои пытаешь глубины,
   Слежу прозрением усталым
   За вестью чуждой мне весны.
  
   Меж нас -- случайное волненье.
   Случайно сладостный обман --
   Меня обрек на поклоненье,
   Тебя призвал из белых стран.
  
   И в бесконечном отдаленьи
   Замрут печально голоса,
   Когда окутанные тенью
   Мои погаснут небеса.
   27 марта 1902"
  
   И дальше:
  
   "...Безысходно туманная -- ты
   Предо мной затеваешь игру.
  
   Я люблю эту ложь, этот блеск,
   Твой манящий девичий наряд...
  
   ...Я люблю, и любуюсь, и жду
   Переливчатых красок и слов.
   Подойду и опять отойду
   В глубины протекающих снов.
  
   Как ты лжива и как ты бела!
   Мне же по сердцу белая ложь...
   5 апреля 1902"
  
   В "Распутьях" она лоск подрастеряла:
  
   "Старуха гадала у входа
   О том, что было давно...
   ...Шуршала за картой карта.
   Чернела темная дверь...
   ...Там треснули темные балки,
   В окне разлетелось стекло.
   И вдруг на лице гадалки
   Заструилось -- стало светло.
   Но поздно узнавшие чары,
   Увидавшие страшный лик,
   13 февраля 1903"
  
   Или:
  
   "Мне гадалка с морщинистым ликом
   Ворожила под темным крыльцом.
   11 декабря 1903"
  
   И вот она опять... Что называется: давно не виделись. И судя по "...в памяти пыльной взвиваются речи,/И руки... и плечи..." - она опять помолодела.
  
   - "Слова слаще звуков Моцарта" - Это из оперы Чайковского "Пиковая дама" - граф Сен Жермен подошёл к только что проигравшейся графине:
  
   "Граф, выбрав минуту удачно, когда
   Покинув гостей полный зал,
   Красавица, молча, сидела одна,
   Влюблённо над ухом её прошептал
   Слова слаще звуков Моцарта:
   "Графиня! Графиня!
   Ценой одного рандеву
   Хотите, пожалуй, я вам назову
   Три карты! Три карты! Три карты!""
   - В полях отвечает зеленый двойник - Двойник гулу ярмарки. Здесь - "возрастающий крик,/Свистки и нечистые речи", там - зеленое марево "поля" - блоковского, древнерусского поля, которое синоним не сельхозугодий, а степей - дикой воли. И из этого круга не вырваться - нет ничего иного.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "По свидетельству А. Белого, в стихотворении отразилась размолвка С.М. Соловьева с Блоками в середине июня 1905 г., когда после отъезда Белого из Шахматова "два дня еще оставался он с Блоками; ничего не сказали друг другу они; с остервенением (неестественным) проcражались за картами; и С.М. распевал все: -
   "Три карты, три карты, три карты ... "
   В А.А. преломились нелепые сумасшедшие дни пребывания нашего в Шахматове и трехдневного сражения в карты с С.М. Соловьевым строками стихотворения, написанного в эти дни" (Белый, 2. С. 260-261)."
  
  
   Балаганчик
  
  
  
  
  
   Вот открыт балаганчик
   Для веселых и славных детей,
   Смотрят девочка и мальчик
   На дам, королей и чертей.
   И звучит эта адская музыка,
   Завывает унылый смычок.
   Страшный чорт ухватил карапузика,
   И стекает клюквенный сок.
  
   Мальчик
   Он спасется от черного гнева
   Мановением белой руки.
   Посмотри: огоньки
   Приближаются слева...
   Видишь факелы? видишь дымки?
   Это, верно, сама королева...
  
   Девочка
   Ах, нет, зачем ты дразнишь меня?
   Это - адская свита...
   Королева - та ходит средь белого дня,
   Вся гирляндами роз перевита,
   И шлейф ее носит, мечами звеня,
   Вздыхающих рыцарей свита.
  
   Вдруг паяц перегнулся за рампу
   И кричит: "Помогите!
   Истекаю я клюквенным соком!
   Забинтован тряпицей!
   На голове моей - картонный шлем!
   А в руке - деревянный меч!"
  
   Заплакали девочка и мальчик,
   И закрылся веселый балаганчик.
   Июль 1905
  
  
  
  
   Стихотворение - как прямое продолжение предыдущего:
  
   "Потеха! Рокочет труба,
   Кривляются белые рожи,
   И видит на флаге прохожий
   Огромную надпись: "Судьба".
  
   Палатка...
   Июль 1905"
  
   А в данном - как на той же самой площади, другой аттракцион - балаганчик, простонародный, наивный театрик для увеселения почтеннейшей публики, где всё нарочито и не всерьёз, чтобы взрослые могли побаловать своих наивных детишек.
   И мы видим двух таких деток - мальчика и девочку, каждый из которых на сцене видит своё: мальчик, который на подмостках видит королеву, и девочку, которая кричит: "Королевы они не такие!"
   Весь первый том Блока, он как раз об этом: мальчик пытался втолковать девочке, что она - королева, а девочка возмущалась: я не такая!
   Что ж, теперь и мальчик убедился, что - не такая, что это - балаган, что короли и дамы, (прекрасные они или нет!) - они не в Северных королевствах, а вместе с чертенятами и карапузиками - из ближайших болот, наверное. Благо из любого места Питера до туманных трясин совсем недалече. А ведьм и прочих "пузырей земли" в достоевском и бесноватом городе - как грязи.
   И только паяц на сцене никак не может поверить, что он не настоящий, и он кричит деткам:
   "Помогите!.."
   Потому что больно ему истекать клюквенным - болотным! - соком, потому что тяжек "картонный шлем" и больно ранит "деревянный меч".
   Потому что "лезвие таинственного меча уже приставлено к груди... меч, пронзает все миры: "...моря и реки, и дальний лес, и выси снежных гор", - и сквозь все миры доходит к нему вначале - лишь сиянием Чьей-то безмятежной улыбки." (Блок. "О современном состоянии русского символизма").
   Потому что нет никакого "сияния":
  
   Ах, нет, зачем ты дразнишь меня?
   Это - адская свита...
  
   И невесело бедным деткам присутствовать при этом представлении.
   Поэт
  
   Сидят у окошка с папой.
   Над берегом вьются галки.
  
   - Дождик, дождик! Скорей закапай!
   У меня есть зонтик на палке!
  
   - Там весна. А ты - зимняя пленница,
   Бедная девочка в розовом капоре...
   Видишь, море за окнами пенится?
   Полетим с тобой, девочка, за' море.
  
   - А за морем есть мама?
   - Нет.
  
   - А где мама?
   - Умерла.
   - Что это значит?
   - Это значит: вон идет глупый поэт:
   Он вечно о чем-то плачет.
   - О чем?
   - О розовом капоре.
  
   - Так у него нет мамы?
   - Есть. Только ему нипочем:
   Ему хочется за' море,
   Где живет Прекрасная Дама.
  
   - А эта Дама - добрая?
   - Да.
   - Так зачем же она не приходит?
  
   - Она не придет никогда:
   Она не ездит на пароходе.
  
   Подошла ночка,
   Кончился разговор папы с дочкой.
   Июль 1905
  
   Стоит напомнить, что пароход в те времена - это не нечто дымящее, из замшелого века, а вершина прогресса. Небезызвестный "Титаник" - синоним роскоши, был спущен на воду в 1912 году.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "А. Белый... писал, подчеркивая романтическую иронию стихотворения: "И вот во втором сборнике мы узнаем, что "Прекрасная Дама" не путешествует на пароходах ( ... ) Нам становится страшно за автора. Да ведь это не "Нечаянная Радость", а "Отчаянное Горе"!" (Перевал. 1907 . .N2,4 (февр.). С. 59-60).
   ...Блок, откликаясь на эту рецензию, писал Белому 15-17 августа 1907 г.: "стихи ( ... ) поверните проще, проще, проще. Да не стоит и повертывать, об этом стихотворении я готов просто сказать - черт с ним".
   ...Она не ездит на пароходе - ироническое обыгрывание сюжета поэмы "Ее прибытие" (1904) и всей "аргонавтической" символики младших символистов".
  
   Напомню, что за полгода до этого стихотворения Блок, наверное, в последний раз попытался свои творчеством - поэмой "Её прибытие..." призвать Лучезарную.
   Из письма от 25 июля 1904 г. К А. Белому:
   "Я ничего не могу сказать о настоящем. Ничего не было чернее его. Ничего не вижу, перед глазами протянута цепь, вся в узлах. Мне необходимо, чтобы это была снасть корабля, отходящего завтра. Когда он уплывет - яснее откроется далекое море.
   Когда-то (здесь все мои надежды) я шел по городу, и такой же цепью был застлан горизонт. Но корабль отплыл в тот самый час, когда открылся глаз неба, и в нем явственно пошли звезды. И тогда я также не ждал. [выделения Блока]
   Корабль стал строен, как вечернее облако (тогда). И тогда же повсюду появилась "Она" - отходящая, как корабль и как вечернее облако. И появлялась еще. Невероятность откровений искупляла меня"".
   Напомню строки из дневника 18-ого года о том же событии:
   "...гулянье на Монетной к вечеру в совершенно особом настроении". "В конце января и начале февраля (еще синие снега около полковой церкви - тоже к вечеру) явно является она. Живая же оказывается Душой Мира (так определилось впоследствии), разлученной, плененной и тоскующей... и она уже в дне, т. е. за ночью, из которой я на нее гляжу, т. е. она предана какому-то стремлению и "на отлете", мне же дано только смотреть и благословлять отлет".
   И вот снова... Тогда он в смертную, беспросветно тосковал по Л.Д., теперь - уже не верит ей, не верит себе, но надеется: вдруг, как тогда, вдруг опять...
   И он писал "Её прибытие"! По сути поэма - это моление. Как у его учителя, поэта-философа Вл. Соловьева, которое описано в поэме "Три свидания":
  
   "...И вот однажды - к осени то было -
Я ей сказал: "О Божества расцвет
Ты здесь, я чую,- что же не явила
Себя глазам моим ты с детских лет?"
   И только я помыслил это слово -
Вдруг золотой лазурью все полно,
И предо мной она сияет снова -
Одно ее лицо - оно одно...
   ...Я ей сказал: "Твоё лицо явилось,
Но всю тебя хочу я увидать.
Чем для ребенка ты не поскупилась,
В том - юноше нельзя же отказать!"
   "В Египте будь!" - внутри раздался голос..."
  
   И поэма Блока была надеждой услышать вот это "Будь в Египте". Увидеть Её, как в 901 году: "уже в дне, т. е. за ночью, из которой я на нее гляжу".
   Поэму он не дописал. И никакого прибытия не случилось. И голоса "Будь в Египте" - не услышал, и из завтрашнего дня в сегодняшней ночи Её не увидел.
  
   Она не ездит на пароходе...
  
   И где же здесь "черт с ним!"? И какая же это "нечаянная радость", когда это "отчаянное горе"! Потому что имеем, может, не первый, но, кажется, решающий шаг в его "вочеловечивании".
   Его отказ.
  
  
   У моря
  
   Стоит полукруг зари.
   Скоро солнце совсем уйдет.
   - Смотри, папа, смотри,
   Какой к нам корабль плывет!
  
   - Ах, дочка, лучше бы нам
   Уйти от берега прочь...
   Смотри: он несет по волнам
   Нам светлым - темную ночь...
  
   - Нет, папа, взгляни разок,
   Какой на нем пестрый флаг!
   Ах, как его голос высок!
   Ах, как освещен маяк!
  
   - Дочка, то сирена поет.
   Берегись, пойдем-ка домой...
   Смотри: уж туман ползет:
   Корабль стал совсем голубой...
  
   Но дочка плачет навзрыд,
   Глубь морская ее мани'т,
   И хочет пуститься вплавь,
   Чтобы сон обратился в явь.
   Июль 1905
  
   - "Стоит полукруг зари. / Скоро солнце совсем уйдет." - в 1-ом томе заря - это ежедневное чудо Купины - призыва Господа к действию, теперь это лишь преддверье "темной ночи" -- тьмы.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   ""Дочка, то сирена поет". - Ср. в стих. "Взморье": "Голоса корабельных сирен". Образ строится на ироническом сближении двух значений слова "сирена".
   "Какой к нам корабль плывет! Опасность, связанная с кораблем, -- основной мотив песни Метерлинка "0, мать. кто крадется ко мне?" (пер. Г.И. Чулкова)."
  
   Перевода Г.И. Чулкова - друга А. Блока, я найти не сумел, вот перевод Н. М. Минского и Л. Н. Вилькиной, под ред. Н. М. Минского. Он приблизительно из тех же времен (1915 год):
  
   "О, мать, ужель ничьих шагов не слышишь?
О, мать, то нас пришли предупредить...
О, дочь, дай руку. Что так тяжко дышишь?
Смотри, корабль готовится отплыть...
   О, мать, Ее мы примем осторожно...
О, дочь, они придут сюда едва ль...
О, мать, ужель спастись нам невозможно?..
О, дочь, смотри, корабль уходит вдаль...
   О, мать, Она все ближе подступает...
О, дочь моя, он в гавани теперь...
О, мать, Она уж дверь приоткрывает...
О, дочь моя, они выходят в дверь...
   О, мать, ты слышишь, к нам прокрался кто-то.
О, дочь, он поднял якорь в этот час...
О, мать, Она мне тихо шепчет что-то...
О, дочь, корабль проходит мимо нас...
   О, мать, Она все звезды собирает...
О, дочь, то тень от паруса скользит...
О, мать, Она в окошко ударяет...
О, дочь, окно открыто, может быть...
   О, мать, темно... я тьмой объята буду...
О дочь, вкруг корабля морская тишь...
О, мать, Ее одну я слышу всюду...
О, дочь моя, о ком ты говоришь?.."
  
   Имеем очередное переосмысление прежней темы. Приход кораблей ранее был Её прибытием. Теперь это прибытие тёмной ведьмы, завораживающей детей.
  
  
  
  
  
  
  
   Моей матери
  
   Тихо. И будет всё тише.
   Флаг бесполезный опущен.
   Только флюгарка на крыше
   Сладко поет о грядущем.
  
   Ветром в полнебе раскинут,
   Дымом и солнцем взволнован,
   Бедный петух очарован,
   В синюю глубь опрокинут.
  
   В круге окна слухового
   Лик мой, как нимбом, украшен.
   Профиль лица воскового
   Правилен, прост и нестрашен.
  
   Смолы пахучие жарки,
   Дали извечно туманны...
   Сладки мне песни флюгарки:
   Пой, петушок оловянный!
   Июль 1905
  
  
  
  
  
   - "Только флюгарка на крыше // Сладко поет о грядущем" -
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "А. Белый считал, что в строках о "флюгарке" -"петушке оловянном" Блок выразил свое тогдашнее отношение к нему:
   "В этих строках, мне кажется, изображен пафос мой - от отчаянья: пафос, старающийся непоправимую бездну меж нами - перекри­чать верой в "зори", которых не видел уж я; я обиделся на те строки, к себе отнеся их."
   "В круге окна слухового..." - Шахматовcкая реалия. Ср. в воспоминаниях М.А. Беке­товой: "В сенях - лестница на чердак, где Блок выпилил слуховое окно, из которого открылся новый далекий вид"."
  
   Лето, с.[вятое] Шахматово. Но больше никакой "мистики" - и нет "упоминания места", и "флаг бесполезный опущен". И подступающее раздражение на не видящего, что всё кончено, Андрея Белого. Не верящего, что всё кончено, всё ещё борющегося, взывающего к зорям Бориса Бугаева.
  
  
  
  
  
  
  
   "Старость мертвая бродит вокруг..."
  
  
  
  
   * * *
  
   Старость мертвая бродит вокруг,
   В зеленях утонула дорожка.
   Я пилю наверху полукруг -
   Я пилю слуховое окошко.
  
   Чую дали - и капли смолы
   Проступают в сосновые жилки.
   Прорываются визги пилы,
   И летят золотые опилки.
  
   Вот последний свистящий раскол -
   И дощечка летит в неизвестность...
   В остром запахе тающих смол
   Подо мной распахнулась окрестность...
  
   Всё закатное небо - в дреме',
   Удлиняются дольние тени,
   И на розовой гаснет корме
   Уплывающий кормщик весенний...
  
   Вот - мы с ним уплываем во тьму,
   И корабль исчезает летучий...
   Вот и кормщик - звездою падучей -
   До свиданья!.. летит за корму...
   Июль 1905
  
  
  
  
  
   - "...Я пилю слуховое окошко... -
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Шахматовcкая реалия. Ср. в воспоминаниях М.А. Беке­товой: "В сенях - лестница на чердак, где Блок выпилил слуховое окно, из которого открылся новый далекий вид".
   ...Удлиняются дольние тени ... - автореминисценция из стих. "Бегут неверные дневные тени ... ""
  
   Перечитаем это стихотворение из книги "Стихи о Прекрасной Даме":
  
   "Бегут неверные дневные тени.
   Высок и внятен колокольный зов.
   Озарены церковные ступени,
   Их камень жив - и ждет твоих шагов.
  
   Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь,
   Одетый страшной святостью веков,
   И, может быть, цветок весны уронишь
   Здесь в этой мгле, у строгих образов.
  
   Растут невнятно розовые тени,
   Высок и внятен колокольный зов,
   Ложится мгла на старые ступени...
   Я озарен - я жду твоих шагов.
   4 января 1902"
  
  
   Шахматово. Неизбежные воспоминания о Мистическом лете, с его живой, едва ли не ежедневной мистикой, когда казалось, что вот-вот и несбыточное свершится! Когда дни проходили в поисках "места свершения"! А теперь... Всё позади... Как в старости.
   0x01 graphic
  
   И полукруг слухового окошка... Словно иллюминатор на корабле. На том корабле, на котором ждал Её прибытия... Но "Она не ездит на пароходе..." (напомню при этом, что в те года "пароход" - был на острие тогдашних технологий, пожалуй, как скоростные поезда ныне). Вспомните "Титаник".
   0x01 graphic
  
   И больше "ждать твоих шагов" не приходится... И тот, кто всегда был рядом - друг, сподвижник - кормщик, покидает героя - на попутном корабле летучем... Но и ему ничего не удастся:
  
   Вот и кормщик - звездою падучей -
   До свиданья!.. летит за корму...
  
  
  
   "В туманах, над сверканьем рос..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   В туманах, над сверканьем рос,
   Безжалостный, святой и мудрый,
   Я в старом парке дедов рос,
   И солнце золотило кудри.
  
   Не погасал лесной пожар,
   Но, гарью солнечной влекомый,
   Стрелой бросался я в угар,
   Целуя воздух незнакомый.
  
   И проходили сонмы лиц,
   Всегда чужих и вечно взрослых,
   Но я любил взлетанье птиц,
   И лодку, и на лодке весла.
  
   Я уплывал один в затон
   Бездонной заводи и мутной,
   Где утлый остров окружен
   Стеною ельника уютной.
  
   И там в развесистую ель
   Я доску клал и с нею реял,
   И таяла моя качель,
   И сонный ветер тихо веял.
  
   И было как на Рождестве,
   Когда игра давалась даром,
   А жизнь всходила синим паром
   К сусально-звездной синеве.
   Июль 1905
  
  
  
  
  
  
   Воспоминание о детстве, о лете, о летних каникулах... Вот только рядом нет сверстников, нет друзей. Только скучные взрослые.
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   - "... Я в старом парке дедов рос ... - Шахматово куплено дедом Блока А.Н. Бекетовым в 1875 г. До семилетнего возраста каждое лето Блок проводил в Шахматове".
   0x01 graphic
  
  
   - "...Я уплывал один в затон - на иллюстрации пруд в окрестностях Тараканово.
   Судя по карте, в полукилометре от усадьбы в Шахматово, то есть минут десять пешком, тоже имеется водоем. Тоже в лесу. Похожий, я думаю.
  
  
  
   Осенняя воля
  
  
  
  
   Выхожу я в путь, открытый взорам,
   Ветер гнет упругие кусты,
   Битый камень лег по косогорам,
   Желтой глины скудные пласты.
  
   Разгулялась осень в мокрых долах,
   Обнажила кладбища земли,
   Но густых рябин в проезжих селах
   Красный цвет зареет издали'.
  
   Вот оно, мое веселье, пляшет
   И звенит, звенит, в кустах пропав!
   И вдали, вдали призывно машет
   Твой узорный, твой цветной рукав.
  
   Кто взманил меня на путь знакомый,
   Усмехнулся мне в окно тюрьмы?
   Или - каменным путем влекомый
   Нищий, распевающий псалмы?
  
   Нет, иду я в путь никем не званый,
   И земля да будет мне легка!
   Буду слушать голос Руси пьяной,
   Отдыхать под крышей кабака.
  
   Запою ли про свою удачу,
   Как я молодость сгубил в хмелю...
   Над печалью нив твоих заплачу,
   Твой простор навеки полюблю...
  
   Много нас - свободных, юных, статных -
   Умирает не любя...
   Приюти ты в далях необъятных!
   Как и жить и плакать без тебя!
   Июль 1905. Рогачевское шоссе
  
  
  
  
  
  
   Ал. Блок. Из примечаний к первой книге "Собрания стихотворений" 1911-ого года":
   "...Точно указано время и место писания под стихотворениями, которые я хочу подчеркнуть."
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   - " ... Битый камень лег по косогорам, / Желтой глины скудные пласты. - Белый узнавал в этом пейзаже "шоссе меж Москвою и Клином".
   - "...Нищий, распевающий псалмы.. - "в "Воспоминаниях об Александре Александровиче Блоке" [Андрей Белый]: "Вот подлинный лейтмотив, соединивший нас в ощущении, что-то недопонято, что-то не введено в жизнь, что-то обмануло: "Арго", взмахнув золотыми крылами, опустился с "безумцем" в сумасшедший дом ("я не болен, нет, нет"), откуда безумец бежал ("я бросил грохочущий город"), забродил по России с ворами и босяками, совершенно нищий (тема "Пепла")"
   - "...каменным путем влекомый / Нищий..." - напомню стихотворение из лета 902:
  
   "Тебя я встречу где-то в мире,
   За далью каменных дорог.
   На страшном, на последнем пире
   Для нас готовит встречу бог.
   Август 1902"
  
   Перед этим, весной 1902 года он вдоволь нагулялся по этим "каменным дорогам" - по мирам, открываемым ему "двойниками".
  
   (Из дневника Блока 18-ого года:  "К ноябрю [1901 года] началось явное мое колдовство,  ибо я вызвал двойников ("Зарево белое, желтое, красное...")". 
   Из статьи А.А. Блока "О современном состоянии русского символизма":
   "Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками")... все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз..." )
  
   За свою самоволку, за уклонения от служения он тогда получил лето кошмаров, и тем не менее, в этом четверостишии настаивал на своём праве бродить по тем "каменным дорогам".
   И вот опять "свобода" у него в жёсткой связке с "каменным путём", и опять, как тогда он надеялся, что за их "далью" он встретится с "тобой", так и теперь "твой узорный, твой цветной рукав" машет ему "вдали".
   Но раньше он бродил по градам и весям всей Земли (первое его "путешествие" было на стены Трои), а теперь всё сузилось до мира его "Пузырей земли" - "желтой глины скудные пласты... разгулялась осень в мокрых долах... кладбища земли..." - это тамошний пейзаж. Да и "нищий, распевающий псалмы..." - он словно попутчик странницы оттуда, которая:
  
   "Побывала старушка у Троицы
   И всё дальше идет, на восток.
   Вот сидит возле белой околицы,
   Обвевает ее вечерок.
  
   Собрались чертенята и карлики,
   Только диву даются в кустах
   На костыль, на мешок, на сухарики,
   На усталые ноги в лаптях...
   Июль 1905"
  
   И не надо читать всё это как чистое фэнтези - ещё моя теща (Загоруйко Полина Григорьевна) рассказывала, как её бабушка, "когда плоха стала, собралась втроем с еще такими же и ушла в киевскую Лавру, а как под осень вернулась, так вскоре и померла..." - это Украина 20-ые годы. От Харькова (деревня её была под Харьковом) до Киева - 400 км. В день по 10-15 км - месяц туда, месяц обратно. Да их и подвозили, и ночевать принимали - они подходили к какому-нибудь дому и спрашивали: "Хозяин, нет ли для нас какой работы?" Прополоть, ягоды собрать - работа для стареньких богомолиц находилась, похлёбка с куском хлеба и место под крышей - тоже.
  
   - "Усмехнулся мне в окно тюрьмы" - но если раньше на свои каменные дороги он уходил из кельи, из храма, от служения, от духовного подвига, то теперь всё это осознается "тюрьмой".
  
   Запою ли про свою удачу,
   Как я молодость сгубил в хмелю...
   Над печалью нив твоих заплачу,
   Твой простор навеки полюблю...
  
   Много нас - свободных, юных, статных -
   Умирает не любя...
   Приюти ты в далях необъятных!
   Как и жить и плакать без тебя!
  
   Неприкаянные... "свободные, юные, статные"... Совсем недавно такие же:
  
   "Сильные юноши сели у весел,
   Скромные девушки взяли рули.
  
   Плыли и пели, и море пьянело...
   16 декабря 1904"
  
   Теперь - это осознается погубленной во хмелю молодостью.
   Да, "ты" в последней строфе - Русь, конечно же. Последнее прибежище.
  
  
  
  
   "Не мани меня ты, воля..."
  
  
  
  
   * * *
  
   Не мани меня ты, воля,
   Не зови в поля!
   Пировать нам вместе, что ли,
   Матушка-земля?
   Кудри ветром растрепала
   Ты издалека,
   Но меня благословляла
   Белая рука...
   Я крестом касался персти,
   Целовал твой прах,
   Нам не жить с тобою вместе
   В радостных полях!
   Лишь на миг в воздушном мире
   Оглянусь, взгляну,
   Как земля в зеленом пире
   Празднует весну, -
   И пойду путем-дорогой,
   Тягостным путем -
   Жить с моей душой убогой
   Нищим бедняком.
   Июль 1905
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   " ...По образно-стилевой структуре примыкает к стих. "Осенняя воля".
   Мотив бегства из города "в поля", на просторы России и одновременно тягот этого пути мог развиваться у Блока в значительной степени под воздействием поэзии Андрея Белого, ср. цикл его стихотворений "Тоска о воле" (Гриф-1905. С. 9-22); например, стихотворения этого цикла "Шоссе" ("За мною грохочущий город ... "; август 1904), "На вольном просторе" (август 1904):
  
   Здравствуй,-
   Желанная
   Воля-
   Свободная,
   Воля
   Победная,
   Даль осиянная,-
   Холодная,
   Бледная.
   Ветер проносится, желтые травы колебля ( ... );
   "Странники" (1904):
  
   ... Мы былое развеяли.
   Убежали в пустынное поле.
   Там, как в тюрьмах, росло наше детище;
   Здесь приветствовал стебель нас ломкий.
   Ветерок нежно рвал наше вретище.
   Мы взвалили на плечи котомки,-
   и т.д.
  
   Перекличку с Блоком в разработке этого мотива Белый отметил в воспоминаниях о нем."
  
   Само обращение к теме каликов перехожих у обоих поэтов неудивительно. О них писали многие русские поэты. В тех же примечаниях упоминаются ещё и стихи Н. Некрасова, В. Брюсова, А. Добролюбова. Я с детства нежно люблю стихотворение Марины Цветаевой:
  
   "Над синевою подмосковных рощ
   Накрапывает колокольный дождь.
   Бредут слепцы калужскою дорогой, -
  
   Калужской - песенной - прекрасной, и она
   Смывает и смывает имена
   Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
  
   И думаю: когда-нибудь и я,
   Устав от вас, враги, от вас, друзья,
   И от уступчивости речи русской, -
  
   Одену крест серебряный на грудь,
   Перекрещусь, и тихо тронусь в путь
   По старой по дороге по калужской.
   1916"
  
   Но в данном случае характерно одновременность темы у Блока и Белого. Они по-прежнему синхронны.
  
   - "Я крестом касался персти..." - по Далю: "ж. пыль, прах, земля, земь; вещество, плоть, материя, противоположно духу. Созда Бог человека, персть взем от земли. Быт. II. 7. Посыпа перстию главу свою и пад на землю, Иов. I. 22. Всякая персть испрашится, един дух бессмертен. Человек в персти погряз, во плоти, в плотском. Первый человек от земли, перстень, Кор. XV."
   Сравните употребление этого слова Блоком в стихотворении "Сырое лето. Я лежу...", (в отрывке о Волоховой, очевидно):
  
   "...Я знаю женщину. В ее душе
Был сноп огня. В походке - ветер.
В глазах - два моря скорби и страстей
И вся она была из легкой персти -
Дрожащая и гибкая.
   1907"
  
   "ты", "твой", "тобою" - это всё про "волю".
   Но "поле" для Блока потом обернётся "Куликовым полем", а "воля" - "татарской древней волей" скифов:
  
   "...Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых...
   1918"
  
  
  
   "Оставь меня в моей дали..."
  
  
  
  
   * * *
  
   Оставь меня в моей дали',
   Я неизменен. Я невинен.
   Но темный берег так пустынен,
   А в море ходят корабли.
  
   Порою близок парус встречный,
   И зажигается мечта;
   И вот - над ширью бесконечной
   Душа чудесным занята.
  
   Но даль пустынна и спокойна -
   И я всё тот же - у руля,
   И я пою, всё так же стройно,
   Мечту родного корабля.
  
   Оставь же парус воли бурной
   Чужой, а не твоей судьбе:
   Еще не раз в тиши лазурной
   Я буду плакать о тебе.
   Август 1905
  
  
  
  
  
   - "Но темный берег так пустынен" - герой стихотворения - на корабле ("И я всё тот же - у руля") т оглядывается на уходящий берег.
   Очередное "морское" стихотворение. Напомню, у А. Белого, с чьим творчеством тогда у Блока была связь почти на уровне симбиоза, море - это "аргонавтика" - поход за золотым руном, за новой жизнью, новой не для себя, а для всего мира! - а у Блока...
   Из примечаний к стихотворению "Ее прибытие" в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "...25 июля 1904 г. Блок писал Андрею Белому, излагая в символико-поэтической форме свои переживания, тревоги и надежды:
   "Я ничего не могу сказать о настоящем. Ничего не было чернее его. Ничего не вижу, перед глазами протянута цепь, вся в узлах. Мне необходимо, чтобы это была снасть корабля, отходящего завтра. Когда он уплывет - яснее откроется далекое море.
   Когда-то (здесь все мои надежды) я шел по городу, и такой же цепью был застлан горизонт. Но корабль отплыл в тот самый час, когда открылся глаз неба, и в нем явственно пошли звезды. И тогда я также не ждал. [выделения Блока]
   Корабль стал строен, как вечернее облако (тогда). И тогда же повсюду появилась "Она" - отходящая, как корабль и как вечернее облако. И появлялась еще. Невероятность откровений искупляла меня"".
   То есть для Блока "море", "Она" и "корабль" - почти синонимы.
   В предыдущих стихотворениях сюжета "Она" - уже почти вставала на рейде ("Её прибытие"), и выяснялось, что "Она не ездит на пароходе"("Поэт"), и "Она" - она?! - надвигалась ночным неизбежным кошмаром - "Дочка, то сирена поет./Берегись, пойдем-ка домой!" ("У моря"), и именно в море уплывал от него сподвижник - "И на розовой гаснет корме/Уплывающий кормщик весенний" ("Старость мертвая бродит вокруг"), и вот теперь и он сам - на море, у руля обращается к нему: оставь меня! Поэт настаивает, что он всё тот же:
  
   ...я всё тот же - у руля,
   И я пою, всё так же стройно,
   Мечту родного корабля.
  
   Но во второй раз повторяет: "Оставь же...". Его плавание больше не поиск Золотого руна. Просто:
   ...темный берег так пустынен,
   А в море ходят корабли.
  
   И не нужны больше ему сподвижники...
  
  
  
   "Девушка пела в церковном хоре..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Девушка пела в церковном хоре
   О всех усталых в чужом краю,
   О всех кораблях, ушедших в море,
   О всех, забывших радость свою.
  
   Так пел ее голос, летящий в купол,
   И луч сиял на белом плече,
   И каждый из мрака смотрел и слушал,
   Как белое платье пело в луче.
  
   И всем казалось, что радость будет,
   Что в тихой заводи все корабли,
   Что на чужбине усталые люди
   Светлую жизнь себе обрели.
  
   И голос был сладок, и луч был тонок,
   И только высоко, у Царских Врат,
   Причастный Тайнам, - плакал ребенок
   О том, что никто не придет назад.
   Август 1905
  
  
  
  
   Один из безусловных шедевров Блока. И одно из его любимых.
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "...он неодноґкратно выступал с его чтением перед публикой. С.М. Алянский свидетельствует, что Блок, который "особенно любил читать" это стихотворение, заключил его исполнением свой литературный вечер 9 мая 1920 г. в Политехническом музее в Москве: "Думаю, что публика хорошо знала это стихотворение, и, может быть, именно поэтому оно сопровождалось таким триумфом, какого в этот вечер еще не было. Я слышал это стихотворение из уст поэта много раз, и сейчас я слушал его с таким же волнением, как раньше, как слушаешь любимую музыку или как разбуженное в памяти и в сердце глубокое переживание" (Воспоминания, 2. С. 300). По воспоминаниям Алянского, чтением этого же стихотворения Блок завершил и свой авторский литературный вечер, устроенный Домом искусств 25 апреля 1921 г. в Большом драматическом театре (Там же. С. 309)."
  
   Это были последние выступления Блока с чтением своих стихов.
   Впрочем, может быть, что напоследок его он читал не потому, оно особо ему нравилось, а из-за его последней строчки. Потому что уже ясно видел, что вот из этих, что пришли на его вечер, никто не придет назад... И из всего этого поколения выживут, умрут от старости в своей постели - единицы.
  
   Стихотворение написано четырехиктным (четырехударным) дольником, то есть в каждой строке четыре ударных слога и произвольное количество безударных.
   Может показаться, что 11-ая строка ("Что на чужбине усталые люди") выбивается из этой схемы, но в ней имеется скрытый ударный такт в первом слове("Что").
   И при этом мелодичность стихотворения настолько очевидна, что буквально слышишь нечто вроде церковных песнопений.
   Стихотворение самодостаточно, недаром оно публикуется во всех "Избранное" Блока. Но в данной книге - "Разные стихотворения" оно входит в череду "морских" стихотворений, которые составляют свой сюжет, оно его практически завершает. Потом будет только... почти спустя десятилетие...
  
   Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Четыре - серых...
   1911 - 6 февраля 1914
AberWrach, Finistere
  
   В другой стране серые корабли из другого времени, корабли из другого мира... А здесь и у нас... Повторю почти раскладку сюжета, данную в предыдущем стихотворении:
   Очередное "морское" стихотворение. Напомню, у А. Белого, с чьим творчеством тогда у Блока была связь почти на уровне симбиоза, море - это "аргонавтика" - поход за золотым руном, за новой жизнью, новой не для себя, а для всего мира! - а у Блока...
   Из примечаний к стихотворению "Её прибытие" "Полного собрания А. Блоку в 20-ти томах":
   "...25 июля 1904 г. Блок писал Андрею Белому, излагая в символико-поэтической форме свои переживания, тревоги и надежды:
   "Я ничего не могу сказать о настоящем. Ничего не было чернее его. Ничего не вижу, перед глазами протянута цепь, вся в узлах. Мне необходимо, чтобы это была снасть корабля, отходящего завтра. Когда он уплывет - яснее откроется далекое море.
   Когда-то (здесь все мои надежды) я шел по городу, и такой же цепью был застлан горизонт. Но корабль отплыл в тот самый час, когда открылся глаз неба, и в нем явственно пошли звезды. И тогда я также не ждал. [выделения Блока]
   Корабль стал строен, как вечернее облако (тогда). И тогда же повсюду появилась "Она" - отходящая, как корабль и как вечернее облако. И появлялась еще. Невероятность откровений искупляла меня"".
   Для Блока "море", "Она" и "корабль" - почти синонимы.
   В предыдущих стихотворениях сюжета "Она" - уже почти вставала на рейде ("Её прибытие"), и выяснялось, что "Она не ездит на пароходе"("Поэт"), и "Она" - она?! - надвигалась ночным неизбежным кошмаром - "Дочка, то сирена поет./Берегись, пойдем-ка домой!" ("У моря"), и именно в море уплывал от поэта сподвижник - "И на розовой гаснет корме/Уплывающий кормщик весенний" ("Старость мертвая бродит вокруг"), далее ("Оставь меня в моей дали' ) и он сам - на море, у руля обращается к соратнику: оставь меня! Поэт настаивал, что он всё тот же:
  
   "...я всё тот же - у руля,
   И я пою, всё так же стройно,
   Мечту родного корабля."
  
   Но в конце стихотворения во второй раз повторял: "Оставь же...". Его плавание больше не поиск Золотого руна. Просто:
  
   "...темный берег так пустынен,
   А в море ходят корабли."
  
   И вот в заглавном стихотворении практически показан финал всем этим плаваниям:
  
   ...И только высоко, у царских врат,
   Причастный тайнам, - плакал ребенок
   О том, что никто не придет назад.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   " "... у Царских Врат, / Причастный Тайнам, - плакал ребенок..." - Царские Врата - главный вход в алтарь в православной церкви. Определение "причастный тайнам" имеет литургический смысл: обряд причащения святым тайнам - телу и крови Христовой (евхаристия). О том, что "ребенок" - младенец Христос, писал А.А. Измайлов: "Может быть, "причастный тайнам", знающий все тайны грядущего, Христос, изображенный в виде ребенка на руках Богоматери, у царских врат" (Измайлов А.А. Помрачение божков и новые кумиры. С. 229)."
  
  
  
  
   "В лапах косматых и страшных..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   В лапах косматых и страшных
   Колдун укачал весну.
   Вспомнили дети о снах вчерашних,
   Отошли тихонько ко сну.
  
   Мама крестила рукой усталой,
   Никому не взглянула в глаза.
   На закате полоской алой
   Покатилась к земле слеза.
  
   "Мама, красивая мама, не плачь ты!
   Золотую птицу мы увидим во сне.
   Всю вчерашнюю ночь она пела с мачты,
   А корабль уплывал к весне.
  
   Он плыл и качался, плыл и качался,
   А бедный матросик смотрел на юг:
   Он друга оставил и в слезах надрывался, -
   Верно, есть у тебя печальный друг?"
  
   "Милая девочка, спи, не тревожься,
   Ты сегодня другое увидишь во сне.
   Ты к вчерашнему сну никогда не вернешься:
   Одно и то же снится лишь мне..."
   Август 1905
  
  
  
  
  
   Колдун, который укачал весну - сюда пробрался из болот "Пузырей весны":
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   -" ...Колдун укачал весну. - Ср. в стих. "На весеннем пути в теремок ... " (апрель 1905 г.): "Так венчалась весна с колдуном".":
  
   ("На весеннем пути в теремок
   Перелетный вспорхнул ветерок,
   Прозвенел золотой голосок.
  
   Постояла она у крыльца,
   Поискала дверного кольца,
   И поднять не посмела лица.
  
   И ушла в синеватую даль,
   Где дымилась весенняя таль,
   Где кружилась над лесом печаль.
  
   Там - в березовом дальнем кругу -
   Старикашка сгибал из березы дугу
   И приметил ее на лугу.
  
   Закричал и запрыгал на пне:
   "Ты, красавица, верно, ко мне!
   Стосковалась в своей тишине!"
  
   За корявые пальцы взялась,
   С бородою зеленой сплелась
   И с туманом лесным поднялась.
  
   Так тоскуют они об одном,
   Так летают они вечерком,
   Так венчалась весна с колдуном.
   24 апреля 1905")
  
   "
  
   - "Одно и то же снится лишь мне... - девочка, мама, корабль, неотвязное сновидение... Мне кажется, здесь Блок всё никак не может отвязаться от магии стихотворения Метерлинка (вот перевод Н. М. Минского и Л. Н. Вилькиной, под ред. Н. М. Минского (1915 год):
  
   "О, мать, ужель ничьих шагов не слышишь?
О, мать, то нас пришли предупредить...
О, дочь, дай руку. Что так тяжко дышишь?
Смотри, корабль готовится отплыть...
   О, мать, Ее мы примем осторожно...
О, дочь, они придут сюда едва ль..."
  
  
   - "...бедный матросик смотрел на юг: / Он друга оставил и в слезах надрывался -
   В недавнем стихотворении "Оставь меня в моей дали'" это выглядело так:
  
   "...И я пою, всё так же стройно,
   Мечту родного корабля.
  
   Оставь же парус воли бурной
   Чужой, а не твоей судьбе:
   Еще не раз в тиши лазурной
   Я буду плакать о тебе.
   Август 1905"
  
   Девочка может мечтать о золотой птице, но мама знает: "...никто не придёт назад".
   ... А если вернутся, будут такими:
  
   "...О, мать, ужель спастись нам невозможно?..
О, дочь, смотри, корабль уходит вдаль...
   О, мать, Она все ближе подступает...
О, дочь моя, он в гавани теперь...
О, мать, Она уж дверь приоткрывает...
О, дочь моя, они выходят в дверь...
   О, мать, ты слышишь, к нам прокрался кто-то..."
   "Там, в ночной завывающей стуже..."
  
  
  
  
   * * *
  
   Там, в ночной завывающей стуже,
   В поле звезд отыскал я кольцо.
   Вот лицо возникает из кружев,
   Возникает из кружев лицо.
  
   Вот плывут ее вьюжные трели,
   Звезды светлые шлейфом влача,
   И взлетающий бубен метели,
   Бубенцами призывно бренча.
  
   С легким треском рассыпался веер, -
   Ах, что значит - не пить и не есть!
   Но в глазах, обращенных на север,
   Мне холодному - жгучая весть...
  
   И над мигом свивая покровы,
   Вся окутана звездами вьюг,
   Уплываешь ты в сумрак снеговый,
   Мой от века загаданный друг.
   Август 1905
  
  
  
  
  
  
   Блок. Из статьи "О современном состоянии русского символизма":
   "Итак, свершилось: мой собственный волшебный мир стал ареной моих личных действий, моим "анатомическим театром", или балаганом, где сам я играю роль наряду с моими изумительными куклами (ессе homo!) [Се человек! (лат.)]. Золотой меч погас, лиловые миры хлынули мне в сердце. Океан - мое сердце, все в нем равно волшебно: я не различаю жизни, сна и смерти, этого мира и иных миров (мгновенье, остановись!). Иначе говоря, я уже сделал собственную жизнь искусством (тенденция, проходящая очень ярко через все европейское декадентство). Жизнь стала искусством, я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю "Незнакомкой": красавица кукла, синий призрак, земное чудо.
   Это - венец антитезы. И долго длится легкий, крылатый восторг перед своим созданием. Скрипки хвалят его на своем языке.
   Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено.
   Созданное таким способом - заклинательной волей художника и помощью многих мелких демонов, которые у всякого художника находятся в услужении, - не имеет ни начала, ни конца; оно не живое, не мертвое...
  
   ...Там, в ночной завывающей стуже,
   В поле звезд отыскал я кольцо.
   Вот лицо возникает из кружев,
   Возникает из кружев лицо.
   Вот плывут ее вьюжные трели,
   Звезды светлые шлейфом влача,
   И взлетающий бубен метели,
   Бубенцами тревожно бренча.
   ("Нечаянная Радость")
  
   Это - создание искусства. Для меня это - совершившийся факт. Я стою перед созданием своего искусства и не знаю, что делать. Иначе говоря, что мне делать с этими мирами, что мне делать и с собственной жизнью, которая отныне стала искусством, ибо со мной рядом живет мое создание - не живое, не мертвое, синий призрак. Я вижу ясно "зарницу меж бровями туч" Вакха ("Эрос" Вяч. Иванова), ясно различаю перламутры крыльев (Врубель - "Демон", "Царевна-Лебедь") или слышу шелест шелков ("Незнакомка"). Но все - призрак."
  
   Блок. Из дневников 1918 года о весне 1901:
   "Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими слезы, огонь и песню, но кто-то нашептывает, что я вернусь некогда на то же поле другим - потухшим, измененным злыми законами времени, с песней наудачу (т. е. поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны)".
  
   И это стихотворение, по словам Е.Ф. Книпович...
   (близкая знакомая Блока 18-21 гг, он её даже с матерью знакомил; наверное, его последний роман. Вот её стихи:
  
   "По силам мне любовь моя, другой,
Счастливой, пусть и нежной, мне не надо!
Любовь моя сурова, как суров
Мой север, обнищалый и голодный,
Как серая косматая река,
Что под мосты волчицей убегает.
И просто я смотрю в твои большие,
Угрюмые и страстные глаза,
И две судьбы за нашими плечами
Перекликаются, как сосны на горе.")
  
   ...это стихотворение, как он говорил ей - из "не любимых".
   Все стихи связанные с Незнакомкой антитезы у него - в "нелюбимых" (Из письма к А. Белому от 6 июня 1911 г.: ""Нечаянная Радость" - книга, которую я, за немногими исключениями, терпеть не могу.")
  
   - ...Звезды светлые шлейфом влача - этот "шлейф", можно сказать, маркер Незнакомки - балаганной принцессы:
  
   "Вот открыт балаганчик...
   ...Это - адская свита...
   Королева - та ходит средь белого дня,
   Вся гирляндами роз перевита,
   И шлейф ее носит, мечами звеня,
   Вздыхающих рыцарей свита.
   Июль 1905"
  
   Или:
  
   "Шлейф, забрызганный звезда'ми,
   Синий, синий, синий взор.
   Меж землей и небесами
   Вихрем поднятый костер.
  
   Жизнь и смерть в круженьи вечном,
   Вся - в шелках тугих...
   Сентябрь 1906"
  
   Или:
  
   "...Дыша духами и туманами,
   Она садится у окна.
  
   И веют древними поверьями
   Ее упругие шелка,
   И шляпа с траурными перьями...
   24 апреля 1906"
  
   Или:
  
   "...И вот - ее глаза и плечи,
   И черных перьев водопад...
  
   Проходит в час определенный,
   За нею - карлик, шлейф влача...
   Февраль 1908"
  
   Или:
  
   "Комета! Я прочел в светилах
   Всю повесть раннюю твою,
   И лживый блеск созвездий милых
   Под черным шелком узнаю!
   Ты путь свершаешь предо мною,
   Уходишь в тени, как тогда,
   И то же небо за тобою,
   И шлейф влачишь, как та звезда!
   Март 1906"
  
   Или:
  
   "Вот прошел король с зубчатым
   Пляшущим венцом.
   Шут прошел в плаще крылатом
   С круглым бубенцом.
  
   Дамы с шлейфами, пажами,
   В розовых тенях.
   Рыцарь с темными цепями
   На стальных руках.
   9 января 1907"
  
   Или:
  
   "И я провел безумный год
   У шлейфа черного. За муки,
   За дни терзаний и невзгод
   Моих волос касались руки,
   Смотрели темные глаза...
   21 октября 1907"
  
   Или:
  
   "Я только робкой тенью вею,
   Не смея в небо заглянуть...
  
   Как ветер, ты целуешь жадно.
   Как осень, шлейфом шелестя,
   Храня в темнице безотрадной
   Меня...
   Октябрь 1907"
  
   Или:
  
   "...И длинный почерк,
   Усталый, как ее усталый шлейф...
   И томностью пылающие буквы,
   Как яркий камень в черных волосах
   Июнь - июль 1907"
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Мифопоэтическую интерпретацию стихотворения Блок дает в статье "Безвременье" (октябрь 1906)"
  
   Точнее - во второй части этой статьи, озаглавленной "2. С площади на "луг зеленый"" (Статья Андрея Белого в "Весах", 1905 г.), где эти стихи перемежаются со строками А. Белого. Так что:
   Уплываешь ты в сумрак снеговый,
   Мой от века загаданный друг.
  
   Это, скорее всего, про него. Нет, конечно, не про физического Бориса Бугаева, а про братав, сподвижнику из "Перепутий", почти двойнику.
  
   Итак, это "не любимое" стихотворение упоминается в двух статьях Блока. Почему? Не потому ли, что оно стало рубежом? Повторю строки из статьи "О современном состоянии русского символизма":
  
   "Вот плывут ее вьюжные трели,
   Звезды светлые шлейфом влача,
   И взлетающий бубен метели,
   Бубенцами тревожно бренча.
   ("Нечаянная Радость")
  
   Это - создание искусства. Для меня это - совершившийся факт. Я стою перед созданием своего искусства."
  
   В томе первом, в эпоху Тезы символизма, было:
  
   "В лазури Чьего-то лучезарного взора пребывает теург; этот взор, как меч, пронзает все миры: "моря и реки, и дальний лес, и выси снежных гор" [Вл. Соловьев], - и сквозь все миры доходит к нему вначале - лишь сиянием Чьей-то безмятежной улыбки.
  
   Лишь забудешься днем, иль проснешься в полночи,
Кто-то здесь. Мы вдвоем, -
Прямо в душу глядят лучезарные очи
Темной ночью и днем.
Тает лед, утихают сердечные вьюги,
Расцветают цветы.
Только Имя одно Лучезарной Подруги
Угадаешь ли ты?
(Вл. Соловьев)"
  
   Была - теургия, стало - стихосложение. Было - послание, стало - построение, была - Лучезарная подруга, стала - Незнакомка.
  
   "Произошло вот что: были "пророками", пожелали стать "поэтами"."
   Очевидно, что заглавное стихотворение воспринималось Блоком, как граница, рубеж; что данное стихотворение - "Это - венец антитезы. И долго длится легкий, крылатый восторг перед своим созданием. Скрипки хвалят его на своем языке..."
   И в этом же стихотворении, он окончательно прощается с "аргонавтикой" и со своим главным для него аргонавтом:
  
   И над мигом свивая покровы,
   Вся окутана звездами вьюг,
   Уплываешь ты в сумрак снеговый,
   Мой от века загаданный друг.
  
   И напоследок ещё раз напомню, что все эти "золотые мечи, пронизывающие пурпур лиловых миров..." для Блока не метафоры, а суть наиболее близкая визуализация того, что он видел, чувствовал:
   "...мы: немногие знающие, символисты...
   ...реальность, описанная мною, - единственная, которая для меня дает смысл жизни, миру и искусству. Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет "нет", мы остаемся просто "так себе декадентами", сочинителями невиданных ощущений... все описанное могло произойти и произошло (а я не могу этого не знать)...
   ...быть художником - значит выдерживать ветер из миров искусства, совершенно не похожих на этот мир, только страшно влияющих на него; в тех мирах нет причин и следствий, времени и пространства, плотского и бесплотного, и мирам этим нет числа: Врубель видел сорок разных голов Демона, а в действительности их не счесть...
   ...ценность этих исканий состоит в том, что они-то и обнаруживают с очевидностью объективность и реальность [выделено Блоком] "тех миров"; здесь утверждается положительно, что все миры, которые мы посещали, и все события, в них происходившие, вовсе не суть "наши представления", то есть что "теза" и "антитеза" имеют далеко не одно личное значение".
   "Утихает светлый ветер..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Утихает светлый ветер,
   Наступает серый вечер,
   Ворон канул на сосну,
   Тронул сонную струну.
  
   В стороне чужой и темной
   Как ты вспомнишь обо мне?
   О моей любови скромной
   Закручинишься ль во сне?
  
   Пусть душа твоя мгновенна -
   Над тобою неизменна
   Гордость юная твоя,
   Верность женская моя.
  
   Не гони летящий мимо
   Призрак легкий и простой,
   Если будешь, мой любимый,
   Счастлив с девушкой другой...
  
   Ну, так с богом! Вечер близок,
   Быстрый лёт касаток низок,
   Надвигается гроза,
   Ночь глядит в твои глаза.
   21 августа 1905
  
  
  
  
  
  
   - "Пусть душа твоя мгновенна - что с точки зрения вечности 40 лет, отпущенные Блоку?
   - "Быстрый лёт касаток низок - народная примета: ласточки летают низко - к дождю: "надвигается гроза".
  
   Стихотворение написано от женского лица. В "томе I" подобных было много. Я их называю "вставками чужим почерком": в рукописях Вл. Соловьева так среди его текста вдруг появляются врезки, подписанные " Sophie ", или даже одной буквой - "S".
  
   ( Из статьи Г.И. Чулкова "Автоматические записи Вл. Соловьева":
   "Автограф на листе писчей бумаги с синими линейками и с водяными знаками - (марка, слова - Stowford Mills год: 1877). Наверху крупными буквами: ПРОГРАММА. Под заголовком зачеркнуты четырьмя косыми чертами две строчки (I. О философской свободе. Форма и содержание философии). В третьей строке зачеркнуты три слова (Идея и факт), - причем над словом "идея" стоит незачеркнутая цифра 2, а над словом "факт" - I. Далее: "Абсолютное всеед/инство/ как сущая истина (Бог) и мировая рознь как необходимый процесс". ...После этой записи - измененным почерком диалог, текст коего таков: Sophie. Ну что же милый мой? Как ты теперь себя чувствуешь? Милый я люблю тебя. Sophie.
   Я не хочу чтоб ты был печальным. Я дам тебе радость. Я люблю тебя. Sophie.
   Вторая страница листа пустая...")
  
   Стихотворения Вл. Соловьева Блоку подарила его мать на пасху 1901 года. (Празднование Светлого Христова Воскресения (Пасхи) в 1901 году совершалось 14 апреля.) Первое подобное стихотворение ("Кто-то шепчет и смеется...") Блок написал 20 мая 1901 года, а о подобных "вставках" Блок мог узнать от кружка Андрея Белого через своего кузина - Сергея Соловьева - только летом 901.)
   Для Блока все эти стихи от Её лица были почти актами "богопознания" .
   (Блок, из дневников 18 года о 901-ом годе: "В октябре начались новые приступы отчаянья (Она уходит, передо мной - "грань богопознанья"))
  
   И по сюжету книги, в прошлом стихотворении ("Там, в ночной завывающей стуже...") поэт в ночи увидел возникающее из кружев звезд женское лицо... Лицо той самой, у которой извечные атрибуты - шелка, шлейфы и веера. В этом - та, которая когда-то вписывала в его бумаги стихи "чужим почерком", грустно вздохнула:
  
   Не гони летящий мимо
   Призрак легкий и простой,
   Если будешь, мой любимый,
   Счастлив с девушкой другой...
  
   ... хоть не забывай.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   "В голубой далекой спаленке..."
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   В голубой далекой спаленке
   Твой ребенок опочил.
   Тихо вылез карлик маленький
   И часы остановил.
  
   Всё, как было. Только странная
   Воцарилась тишина.
   И в окне твоем - туманная
   Только улица страшна.
  
   Словно что-то недосказано,
   Что всегда звучит, всегда...
   Нить какая-то развязана,
   Сочетавшая года.
  
   И прошла ты, сонно-белая,
   Вдоль по комнатам одна.
   Опустила, вся несмелая,
   Штору синего окна.
  
   И потом, едва заметная,
   Тонкий полог подняла.
   И, как время безрассветная,
   Шевелясь, поникла мгла.
  
   Стало тихо в дальней спаленке -
   Синий сумрак и покой,
   Оттого, что карлик маленький
   Держит маятник рукой.
   4 октября 1905
  
  
  
  
  
  
   Стихотворение у современников было весьма известно - его в те времена часто читали с эстрады. При том, что смысл его - что произошло в голубой спаленке - остался никому непонятным. Слово "опочил" имеет двойное значение - и "заснул", и "умер". Сам Блок уточнять - отказывался...
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Дополнительные сведения об отношении Блока к читательским попыткам вывести из стихотворения однозначную, рационалистическую сюжетную "разгадку" дают воспоминания его двоюродного брата Н.Н. Качалова, дискутировавшего по этому вопросу с пианистом Е.Б. Вильбушевичем: "Мне казалось, что Вильбушевич думает, что ребенок заснул, а мне думалось, что, судя по смыслу этого стихотворения, ребенок умер. На этой почве мы несколько поспорили, не сговорились, и через несколько дней приходит ко мне Евгений Борисович и говорит: "Я видел Александра Александровича и переговорил с ним об этом... Я сказал ему, что мы с Николаем Николаевичем поспорили по этому поводу. Он отвечает: "А вам как кажется?" -"Мне кажется, что он заснул".-"Ну, значит заснул".- "А вот Николай Николаевич думает, что он умер". - "Ну, значит для него умер. А вообще вы никогда таких вопросов поэту не задавайте. Если вам кажется, что это так - пожалуйста, а если вам кажется, что этот факт, который в этом произведении иначе толкует некоторый важный узел, - пожалуйста. А вообще никогда поэту таких вопросов не задавайте"".
  
   Никогда не объясняйте своих стихов! Этому начальному правилу стихосложения Блок обычно следовал строго. Правда, иногда отбиться от хорошеньких дам не получалось и получалось тогда совсем странное...
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "В воспоминаниях о Блоке В.П. Веригина [совершенно блистательных!] приводит свою беседу с поэтом (состоявшуюся на вечере театра В.Ф. Коммиссаржевской 14 октября 1906 г.): "Разговор зашел о стихотворении "В голубой далекой спаленке твой ребенок опочил ... " Я спросила: "Ребенок умер?" - и получила ответ: "Мать его задушила". Помню, что у меня вырвалось: "Не может быть! Тут нет убийства!" Александр Александрович улыбнулся и сказал: "Ну, просто умер, можно и так". Несомненно, что в данном случае какое-то происшествие из газет попало в мир блоковской поэзии и было выражено таким образом."
   Напомню уж, что Александру Александровичу в 1906 году было 26 лет... Ну и уж... Веригиной Валентине Петровной - 24.
  
   И, конечно, "карлик" сразу вызывает в памяти стихотворение "Иммануил Кант":
  
   "Сижу за ширмой. У меня
   Такие крохотные ножки...
   Такие ручки у меня,
   Такое темное окошко...
   Тепло и темно...
   ...И также скрещиваю ножки.
   Сижу за ширмой. Здесь тепло
   Здесь кто то есть. Не надо свечки
   Глаза бездонны, как стекло.
   На ручке сморщенной колечки.
   18 октября 1903"
  
   Здесь сцепка не только "карлик" - "крохотные ножки", но и "И в окне твоем..." - "Такое темное окошко", и "Штору синего окна" - "Сижу за ширмой", и "Синий сумрак и покой" - "Тепло и темно"...
   Блок обзывал стихотворение "Напуганным Кантом". И для него время написания его:
   (В письме от 20 ноября 1903 года Андрею Белому):
   "...и вот женился, вот снова пишу стихи, и милое прежде осталось милым; и то, что мне во сто раз хуже жить теперь, чем прежде, не помешало писать о том же, о чём прежде, и даже об Иммануиле Канте, как оказалось впоследствии из анализа стихотворения "Сижу за ширмой""
   Напомню, что Блок за год до того, накануне своего объяснения с Любовью Дмитриевной был на грани сумасшествия от тоски по ней и был готов на самоубийство... Но... "мне во сто раз хуже жить теперь, чем прежде..."
   И вот именно этим достоевским ужасом для Блока было пронизано заглавное стихотворение.
   "Мать его задушила".
   Такова она реальность, которая вне "лиловых сумраков" или "пылающих мечей".
  
  
  
  
   "Вот он - Христос - в цепях и розах"
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
   * * *
   Евгению Иванову
  
   Вот он - Христос - в цепях и розах
   За решеткой моей тюрьмы.
   Вот агнец кроткий в белых ризах
   Пришел и смотрит в окно тюрьмы.
  
   В простом окладе синего неба
   Его икона смотрит в окно.
   Убогий художник создал небо.
   Но лик и синее небо - одно.
  
   Единый, светлый, немного грустный -
   За ним восходит хлебный злак,
   На пригорке лежит огород капустный,
   И березки и елки бегут в овраг.
  
   И всё так близко и так далёко,
   Что, стоя рядом, достичь нельзя,
   И не постигнешь синего ока,
   Пока не станешь сам как стезя...
  
   Пока такой же нищий не будешь,
   Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг,
   Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь,
   И не поблекнешь, как мертвый злак.
   10 октября 1905
  
  
  
  
  
  
   Евгений Иванов - практически ровесник Блока, в 910-х - его ближайший друг.
   В 1905 г. окончил юридический факультет Петербургского университета.
   В 1903--1904 гг. публиковался в журнале "Новый Путь", в 1905 г. -- в "Вопросах жизни". В 1907 г. -- в альманахе "Белые ночи"
   Член Петроградского религиозно-философского Общества и "Вольфилы". C 1917 по 1928 г. -- член Кружка "Воскресение" А. А. Мейера .
   Арестован по делу "Воскресения" 11 декабря 1929 г. как "участник к/р церковно-монархической организации А. А. Мейера "Воскресение".
   4 января 1942 г., шестидесятилетний, умер в блокадном Ленинграде от голода.
   "Википедия"
  
   Из примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений А. Блока в 20-ти томах":
   "...Посвящение.- Ближайший друг Блока Е.П. Иванов постоянно беседовал с ним на религиозные темы; одним из самых острых в этих беседах был вопрос о Христе. По складу характера человек кроткий и незлобивый, Иванов был всецело предан идеям христианской покорности и всепрощения, которые не могли удовлетворить Блока (см.: Максимов Д.Е. Александр Блок и Евгений Иванов /1 БС-1. С. 354-355)."
  
   - "За решеткой моей тюрьмы - за той стороной решетки. Лирический герой стихотворения в тюрьме, а Христос заглядывает к нему, являя собой икону в "простом окладе синего неба". А за ним - русский пейзаж.
  
   Из примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений А. Блока в 20-ти томах":
   "...В примечаниях к II2 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 2. Нечаянная Радость (1904-1906). 2-е изд., дол. М.: Мусагет, 1912.](1912) Блок указал: "Стихотворение навеяно теми чертами русского пейзажа, которые нашли себе лучшее выражение у Нестерова"."
  
   Андрей Белый заметил в этих стихах другое (Из примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений А. Блока в 20-ти томах"):
   "Страшно, страшно, идти больше некуда в отчаянии, когда... из огорода капустного приходит к поэту все тот же оборотень "Единый, Светлый - немного грустный", когда такую картину рисует поэт своей нечаянной радости." (Перевал. 1907 . .N'2 4. Февр. С. 60)
   Для него "Христос - в цепях и розах" - оборотень из капустного огорода. Очевидно, нечто вроде того, кому молились "чертенята и карлики" из "Пузырей земли":
  
   "...Униженно в траве кувыркаются,
   Поднимают копытцами пыль:
  
   "Ты прости нас, старушка ты божия,
   Не бери нас в Святые Места!
   Мы и здесь лобызаем подножия
   Своего, полевого Христа...
   Июль 1905"
  
   (Иллюстрация:
   Путник.
Михаил Васильевич Нестеров. 1921 г. Холст, масло. 81 x 92.
Государственная Третьяковская галерея
Инв. номер: ЖС-1243
http://www.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=1081
    
  
   "Так. Неизменно всё, как было..."
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Так. Неизменно всё, как было.
   Я в старом ласковом бреду.
   Ты для меня остановила
   Времен живую череду.
  
   И я пришел, плющом венчанный,
   Как в юности, - к истокам рек.
   И над водой, за мглой туманной, -
   Мне улыбнулся тот же брег.
  
   И те же явственные звуки
   Меня зовут из камыша.
   И те же матовые руки
   Провидит вещая душа.
  
   Как будто время позабыло
   И ничего не унесло,
   И неизменным сохранило
   Певучей юности русло.
  
   И так же вечен я и мирен,
   Как был давно, в годину сна.
   И тяжким золотом кумирен
   Моя душа убелена.
   10 октября 1905
  
  
  
  
  
  
   Стихотворение можно почитать, как о только что увиденном любимом кошмаре - я так называю свои навязчивые, не обязательно страшные, сновидения, которые, меняясь в незначительных деталях, год за годом снятся... обычно при определённых обстоятельствах.
  
   Но у Блока с его "двойниками"... Напомню:
   "О современном состоянии русского символизма":
   "...Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз..."
   Из дневников 1918-ого года:
   "К ноябрю [1901 года] началось явное мое колдовство, ибо я вызвал двойников ("Зарево белое...", "Ты - другая, немая...")".
  
   Обращаю внимание, как Блок называл этих "многих демонов" - двойники. Это "часть души от себя самого", это - он сам. Это он сам "рыщет в лиловых мирах" в мирах, которые двойники нашему, в мирах, в которых возможно всё. И не обязательно то, что он хочет.
   В стихотворение "Зарево белое, желтое, красное" - он полюбовался Еленой, со стен Трои наблюдающей за подходом ахейских кораблей. А в стихотворении "Будет день -- и свершится великое" описал, как напоролся вот на такую паучиху:
  
   "Ты -- другая, немая, безликая,
   Притаилась, колдуешь в тиши.
  
   Но во что обратишься -- не ведаю,
   И не знаешь ты, буду ли твой,
  
   А уж Там веселятся победою
   Над единой и страшной душой.
   28 ноября 1901"
  
   И среди этих миров он нашел уютную заводь - мир камышовых заводей. Наиболее известное его описание у Блока - стихотворение "Мы встречались с тобой на закате":
  
   "Мы встречались с тобой на закате.
   Ты веслом рассекала залив.
   Я любил твое белое платье,
   Утонченность мечты разлюбив.
  
   Были странны безмолвные встречи.
   Впереди -- на песчаной косе
   Загорались вечерние свечи.
   Кто-то думал о бледной красе.
  
   Приближений, сближений, сгорании
   Не приемлет лазурная тишь...
   Мы встречались в вечернем тумане,
   Где у берега рябь и камыш.
  
   Ни тоски, ни любви, ни обиды,
   Всё померкло, прошло, отошло...
   Белый стан, голоса панихиды
   И твое золотое весло.
   13 мая 1902"
  
   Тот же самый мир, те же самые заводи - независимо от Блока! - описал в своей "Северной симфонии" и Андрей Белый. У него это - промежуточная станция от смерти до истинного неба, для тех, кто не заработал Ада, но кого ещё не принимает Рай - например, вот, дождавшись своего времени, уходят оттуда Адам и Ева:
   "...Тянулись и стояли облачка. Адам с Евой шли по колено в воде вдоль отмели. На них раздувались ветхозаветные вретища.
          Адам вел за руку тысячелетнюю морщинистую Еву. Ее волосы, белые, как смерть, падали на сухие плечи.
          Шли в знакомые, утраченные страны. Озирались с восторгом и смеялись блаженным старческим смехом. Вспоминали забытые места."
  
   Поэтому на закате там вечные - "голоса панихиды".
   Сюда же после смерти попали его (А. Белого) герои - королевна, дочь бросивших свое королевство, своё служение королевской семьи, и её рыцарь - чудовище.
   А сам мир:
     "...В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные.
   Иногда волна с пенным гребнем забегала сюда из необъятных водных пространств.
   В камышовых зарослях жили камышовые блаженные, не заботясь о горе, ожидая еще лучшей жизни.
   Иногда они преображались и светились светом серебристым. Но они мечтали о вознесении.
   Тут она бродила, раздвигая стебли зыбких камышей, а по ту сторону канала над камышами бывал матово-желтый закат.
   Закат над камышами..."
  
   Предыдущий раз в этом мире Блок побывал на своих Распутьях:
  
   "Вот она -- в налетевшей волне
   Распылалась последнею местью,
   В камышах пробежала на дне
   Догорающей красною вестью.
  
   Но напрасен манящий наряд;
   Полюбуйся на светлые латы:
   На корме неподвижно стоят
   Обращенные грудью к закату...
   24 декабря 1902"
   И вот снова:
  
   Так. Неизменно всё, как было.
   Я в старом ласковом бреду...
  
   И здесь ничего не изменилось:
  
   И над водой, за мглой туманной, -
   Мне улыбнулся тот же брег.
  
   И те же явственные звуки
   Меня зовут из камыша.
   И те же матовые руки
   Провидит вещая душа...
  
   "Прискакала дикой степью..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Прискакала дикой степью
   На вспенённом скакуне.
   "Долго ль будешь лязгать цепью?
   Выходи плясать ко мне!"
  
   Рукавом в окно мне машет,
   Красным криком зажжена,
   Так и манит, так и пляшет,
   И ласкает скакуна.
  
   "А, не хочешь! Ну, так с богом!"
   Пыль клубами завилась...
   По тропам и по дорогам
   В чистом поле понеслась...
  
   Не меня ты любишь, Млада,
   Дикой вольности сестра!
   Любишь краденые клады,
   Полуночный свист костра!
  
   И в степях, среди тумана,
   Ты страшна своей красой -
   Разметавшейся у стана
   Рыжей спутанной косой.
   31 октября 1905
  
  
  
  
  
  
   - "Долго ль будешь лязгать цепью?/ Выходи... - герой стихотворения тот же самый, что и в пред-предыдущем, "Вот он - Христос - в цепях и розах...":
  
   "Вот он - Христос - в цепях и розах
   За решеткой моей тюрьмы.
   Вот агнец кроткий в белых ризах
   Пришел и смотрит в окно тюрьмы.
   10 октября 1905"
  
   Там к узнику пришел смиренный странник, здесь - вот эта сумасшедшая девица. Она тоже появляется на страницах Блока не впервые. В "Стихах о Прекрасной Даме" её видение уже мелькнуло:
  
   "Ты страстно ждешь. Тебя зовут, --
   Но голоса мне не знакомы,
   Очаг остыл, -- тебе приют --
   Родная степь. Лишь в ней ты -- дома.
  
   Там -- вечереющая даль,
   Туманы, призраки, виденья...
   22 ноября 1901"
  
   В заглавном стихотворении с появляется альтернатива сюжета книги: вне его "тюрьмы" есть не только калики перехожие, болотные чертенята и потусторонние миры, на него поглядывают и вот такие - с рыжей до пояса косой! - женщины. Живые женщины. И он чуть ли не впервые заметил взгляд одной из них:
  
   Рукавом в окно мне машет,
   Красным криком зажжена,
   Так и манит, так и пляшет,
   И ласкает скакуна.
  
   Пока ещё он "не хочет"... Так лиха беда начало.
  
  
   Бред
  
  
  
  
   Я знаю, ты близкая мне...
   Больному так нужен покой...
   Прильнувши к седой старине,
   Торжественно брежу во сне...
  
   С тобою, мой свет, говорю...
   Пьяни, весели меня, боль! -
   Ты мне обещаешь зарю?
   Нет, с этой свечой догорю!
  
   Так слушай, как память остра, -
   Недаром я в смертном бреду...
   Вчера еще были, вчера
   Заветные лес и гора...
  
   Я Белую Деву искал -
   Ты слышишь? Ты веришь? Ты спишь?
   Я Древнюю Деву искал,
   И рог мой раскатом звучал.
  
   Вот иней мне кудри покрыл,
   Дыханье спирала зима...
   И ветер мне очи слепил,
   И рог мой неверно трубил...
  
   Но слушай, как слушал тогда
   Я голос пронзительных вьюг!
   Что было со мной в те года, -
   Тому не бывать никогда!..
  
   Я твердой стопою всхожу -
   О, слушай предсмертный завет!..
   В последний тебе расскажу:
   Я Белую Деву бужу!
  
   Вот спит Она в облаке мглы
   На темной вершине скалы,
   И звонко взывают орлы,
   Свои расточая хвалы...
  
   Как странен мой траурный бред!
   То - бред обнищалой души...
   Ты - свет мой, единственный свет.
   Другой - в этом трауре нет.
  
   Уютны мне черные сны.
   В них память свежеет моя:
   В виденьях седой старины,
   Бывалой, знакомой страны...
  
   Мы были, - но мы отошли,
   И помню я звук похорон:
   Как гроб мой тяжелый несли,
   Как сыпались комья земли.
   4 ноября 1905
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока
   ""Седая старина", о которой идет речь в стихотворении, ассоциируется с миром образов музыкальной драмы Рихарда Вагнера "Гибель Богов" ("Gotterdammerung", 1874) - заключительной части тетралогии "Кольцо Нибелунга": к Зигфриду, потерявшему память и забывшему Брюнгильду, под воздействием волшебного напитка возвращается память, и он вспоминает прошлое перед тем, как его коварно убивает Хаген (3-е действие).
   "Центральный эпизод стихотворения - воспоминание Зигфрида о встрече с валькирией Брюнгильдой. Воспроизводится сцена, в которой Брюнгильда, усыпленная Вотаном, спит на вершине скалы, окруженная кольцом огня, а Зигфрид, прорываясь сквозь огонь, пробуждает ее поцелуем" (Магомедова Д.М. Блок и Вагнер // Zbornik Radova institula za strane jezike i knjizevnosti. Sveska б. Novi Sad, 1984. S. 200).
   Пробуждение Зигфридом Брюнгильды - сцена из 3-го действия музыкальной драмы "Зигфрид" ("Siegfried", 1871), третьей части тетралогии."
  
   По реальностям Вагнера Блок уже бродил (см. стихотворение "Поет, краснея, медь. Над горном..."), но "бывалая, знакомая страна", где над скалами парят орлы, горны зовут к подвигам рыцарей, а горном замке ждет королевна - для Блока это мир северных королевств, подробно расписанный Андреем Белым в его "Северной симфонии".
   Сравните,
   Александр Блок:
  
   Я Древнюю Деву искал,
   И рог мой раскатом звучал.
  
   Вот иней мне кудри покрыл,
   Дыханье спирала зима...
   И ветер мне очи слепил,
   И рог мой неверно трубил...
  
   Но слушай, как слушал тогда
   Я голос пронзительных вьюг!
  
   Андрей Белый:
   "...Надвигалось ненастье. Мать сиживала у окна в изразцовой комнате. Не смела выйти на осенний холод - вся седая, вся строгая, вся покорная судьбе.
   Отец поговорит о минувшем горе. Голову склонит. Стоит опечаленный.
   Тогда прилетал лебедь темный и садился на перила террасы.
   Королевна боялась лебедя темного. Звали лебедя лебедем печали.
  
   ...старая королева, залитая атласной ночью, обратила взор свой к дочке. Она прощалась, собираясь в путь.
   Ветерок шевелил белыми, как снег, кудрями. И кудри струились. Ветерок принес из далеких чащ запоздалый привет короля.
   Старуха указывала рукой на далекие лесные чащи, и обе плакали."
  
   Этот мир обжит им достаточно плотно. Например, в период "Распутий":
  
   "...Протекали над книгой Глубинной
   Синие ночи царицы.
   А к Царевне с вышки голубиной
   Прилетали белые птицы.
  
   Рассыпала Царевна зерна,
   И плескались белые перья.
   14 декабря 1902"
  
   Или уже в данной книге:
  
   "Королевна жила на высокой горе,
   И над башней дымились прозрачные сны облаков.
   Темный рыцарь в тяжелой кольчуге шептал о любви на заре,
   В те часы, когда Рейн выступал из своих берегов.
  
   ...Там - воздушной Влюбленности хмель.
  
   И в воздушный покров улетела на зов
   Навсегда... О, Влюбленность! Ты строже Судьбы!
   Повелительней древних законов отцов!
   Слаще звука военной трубы!
   3 июня 1905"
  
   "Я Белую Деву бужу! // Вот спит Она в облаке мглы // На темной вершине скалы" - проходной сюжет "тома I" - ценой своей жизни разбудить и ввести в наш мир Лучезарную.
   Миссия была не осуществлена. Вот заключительное стихотворение, последняя глава "Распутий":
  
  
   "Вот он -- ряд гробовых ступеней.
   И меж нас -- никого. Мы вдвоем.
   Спи ты, нежная спутница дней,
   Залитых небывалым лучом.
  
   Ты покоишься в белом гробу.
   Ты с улыбкой зовешь: не буди.
   Золотистые пряди на лбу.
   Золотой образок на груди.
  
   Я отпраздновал светлую смерть,
   Прикоснувшись к руке восковой.
   Остальное -- бездонная твердь
   Схоронила во мгле голубой.
  
   Спи -- твой отдых никто не прервет.
   Мы -- окрай неизвестных дорог.
   Всю ненастную ночь напролет
   Здесь горит осиянный чертог.
   18 июня 1904. С. Шахматово"
  
   В заглавном стихотворении, в текущей главе "тома II", герой именно это и вспоминает, именно этим и мучается:
  
   Я Белую Деву бужу!
  
   Вот спит Она в облаке мглы
   На темной вершине скалы...
  
   Не разбудил.
  
   Сказка о петушке и старушке
  
  
  
  
  
  
   Петуха упустила старушка,
   Золотого, как день, петуха!
   Не сама отворилась клетушка,
   Долго ль в зимнюю ночь до греха!
  
   И на белом узорном крылечке
   Промелькнул золотой гребешок...
   А старуха спускается с печки,
   Всё не может найти посошок...
  
   Вот - ударило светом в оконце,
   Загорелся старушечий глаз...
   На дворе - словно яркое солнце,
   Деревенька стоит напоказ.
  
   Эх, какая беда приключилась,
   Впопыхах не нащупать клюки...
   Ишь, проклятая, где завалилась!..
   А у страха глаза велики:
  
   Вон стоит он в углу, озаренный,
   Из-под шапки таращит глаза...
   А на улице снежной и сонной
   Суматоха, возня, голоса...
  
   Прибежали к старухину дому,
   Захватили ведро, кто не глуп...
   А уж в кучке золы - незнакомый
   Робко съежился маленький труп...
  
   Долго, бабушка, верно, искала,
   Не сыскала ты свой посошок...
   Петушка своего потеряла,
   Ан, нашел тебя сам петушок!
  
   Зимний ветер гуляет и свищет,
   Всё играет с торчащей трубой...
   Мертвый глаз будто всё еще ищет,
   Где пропал петушок... золотой.
  
   А над кучкой золы разметенной,
   Где гулял и клевал петушок,
   То погаснет, то вспыхнет червонный
   Золотой, удалой гребешок.
   11 января 1906
  
  
  
   - "Петуха упустила старушка... - Пустить петуха -- 1) издать пискливые звуки, сорвавшись на высокой ноте во время пения (муз. арго); 2) поджечь строение, устроить пожар (Из словарей)
   Современники считали это иносказаниями на революционные события 905 года. Я вижу только чёрную иронию. Что-то вроде известного детского стишка:
  
   "Недолго мучилась старушка
в высоковольтных проводах.
Ее обугленную тушку
нашли тимуровцы в кустах".
  
   Напомню, что для Блока стихотворчество было не написанием текстов, а заклинаниями, молениями. И вот больше этого нет...
   Блок. Из дневника Блока 18-ого года:
   "АПРЕЛЬ 1901:
   ...Тут происходит какое-то краткое замешательство ("Навстречу вешнему..."). Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими "слезы, огонь и песню", но кто-то нашептывает, что я вернусь некогда на то же поле другим -- "потухшим, измененным злыми законами времени, с песней наудачу" ( т. е. поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны)."
   Вот и имеем "поэта и человека". Ну, тогда получайте:
  
   Зимний ветер гуляет и свищет,
   Всё играет с торчащей трубой...
   Мертвый глаз будто всё еще ищет,
   Где пропал петушок... золотой.
  
   А одинокий "глаз"... Во времена "Стихов о прекрасной Даме" - луна была подобным, луна была оком, вечным ночным спутником, через который за своим служителем наблюдала Лучезарная:
  
   "Взгляни наверх в последний раз,
   Не хочет бог, чтоб ты угас,
   Не встретив здесь Любви былой.
   Как в первый, так в последний раз
   Проникнешь ты в Ее чертог,
   Постигнешь ты -- так хочет бог --
   Ее необычайный глаз.
   10 июня 1901"
  
   А теперь... шустрого петушка пытается найти око обгорелой старухи.
  
   Название стихотворения вызывает ассоциации сразу с двумя сказками Пушкина: ""Сказкой о золотом петушке" и "Сказка о рыбаке и рыбке". Золотой петушок, который позволял царствовать лёжа на боку и старуха, которая хотела слишком многого и осталась с разбитым корытом у Пушкина и с недогорелым глазом у Блока.
  
   В предыдущем стихотворении герой страдал, что не смог разбудить "Белую деву", в этом - дева состарилась. И поцарствовать ей, лежа на боку, не получилось.
  
  
   "Милый брат! Завечерело..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Милый брат! Завечерело.
   Чуть слышны колокола.
   Над равниной побелело -
   Сонноокая прошла.
  
   Проплыла она - и стала,
   Незаметная, близка.
   И опять нам, как бывало,
   Ноша тяжкая легка.
  
   Меж двумя стенами бора
   Редкий падает снежок.
   Перед нами - семафора
   Зеленеет огонек.
  
   Небо - в зареве лиловом,
   Свет лиловый на снегах,
   Словно мы - в пространстве новом,
   Словно - в новых временах.
  
   Одиноко вскрикнет птица,
   Отряхнув крылами ель,
   И засыплет нам ресницы
   Белоснежная метель...
  
   Издали' - локомотива
   Поступь тяжкая слышна...
   Скоро Финского залива
   Нам откроется страна.
  
   Ты поймешь, как в этом море
   Облегчается душа,
   И какие гаснут зори
   За грядою камыша.
  
   Возвратясь, уютно ляжем
   Перед печкой на ковре
   И тихонько перескажем
   Всё, что видели, сестре...
  
   Кончим. Тихо встанет с кресел,
   Молчалива и строга.
   Скажет каждому: "Будь весел.
   За окном лежат снега."
   13 января 1906
  
  
  
  
  
   - "Милый брат!...
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Стихотворение обращено к Андрею Белому и навеяно в первую очередь переживаниями встреч с ним в Петербурге в январе-начале февраля 1905 г. (ср. первоґначальное заглавие: "Боре"). Во время этого петербургского пребывания Белого, по его собственному признанию, между ним и Блоком "в последний раз ( ... ) была тишина и гармония, никогда уже больше не появлявшаяся до периода ( ... ) встреч после 1910 года"; общение это было проникнуто "ласковым душевным уютом с мечтами о мистерии""
  
   - "...Завечерело -
   Существенно при этом видеть неупомянутую впрямую вечернюю зарю.
   Андрей Белый:
   "В 1900 - 1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы - теории символизма; переменялись гипотезы; факт - оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность..."
   "Воспоминания о Блоке"
   Ал. Блок:
   "Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими слезы, огонь и песню..."
   Дневники 18 года о весне 1901
   Л. Д. Блок:
   "Закаты того года, столь известные и по стихам Блока, и по Андрею Белому, я переживала ярко."
   "И быль и небылицы о Блоке и о себе"
  
   - "Меж двумя стенами бора -
   Герои стихотворения стоят на путях железной дороги, которая прорезает "стену бора".
  
   - "Сонноокая прошла.... Небо - в зареве лиловом,/Свет лиловый на снегах -
   Из статьи Ал. Блока "О современном состоянии русского символизма":
   "...В лазури Чьего-то лучезарного взора пребывает теург; этот взор, как меч, пронзает все миры: "моря и реки, и дальний лес, и выси снежных гор", - и сквозь все миры доходит к нему вначале - лишь сиянием Чьей-то безмятежной улыбки.
  
   Лишь забудешься днем, иль проснешься в полночи,
   Кто-то здесь. Мы вдвоем, -
   Прямо в душу глядят лучезарные очи
   Темной ночью и днем.
   Тает лед, утихают сердечные вьюги,
   Расцветают цветы.
   Только Имя одно Лучезарной Подруги
   Угадаешь ли ты?
   (Вл. Соловьев)
  
   Миры, предстающие взору в свете лучезарного меча, становятся все более зовущими; уже из глубины их несутся щемящие музыкальные звуки, призывы, шепоты, почти слова. Вместе с тем, они начинают окрашиваться (здесь возникает первое глубокое знание о цветах); наконец, преобладающим является тот цвет, который мне всего легче назвать пурпурно-лиловым (хотя это название, может быть, не вполне точно)."
  
   Издали' - локомотива
   Поступь тяжкая слышна...
   Скоро Финского залива
   Нам откроется страна...
  
   Подошёл поезд, и герои сели в него.
  
   Ты поймешь, как в этом море
   Облегчается душа,
   И какие гаснут зори
   За грядою камыша...
  
   И ты (милый брат) - поймёшь, куда доставил тебя поезд:
  
   Ал. Блок.
  
   "...Приближений, сближений, сгорании
   Не приемлет лазурная тишь...
   Мы встречались в вечернем тумане,
   Где у берега рябь и камыш.
  
   Ни тоски, ни любви, ни обиды...
   13 мая 1902"
  
   Андрей Белый:
     "...В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные.
   Иногда волна с пенным гребнем забегала сюда из необъятных водных пространств.
   В камышовых зарослях жили камышовые блаженные, не заботясь о горе, ожидая еще лучшей жизни.
   Иногда они преображались и светились светом серебристым. Но они мечтали о вознесении..."
   "СЕВЕРНАЯ СИМФОНИЯ" (1-я, героическая)
  
   Мир камышовых заводей - их общее творение, их общая находка.
  
   - "И какие гаснут зори -
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока.
   "Образ зорь - один из важнейших в мироощущении и творчестве Белого и Блока первой половины 1900-х годов - воскресает и в их переписке, предшествовавшей написанию стихотворения; ср. в письме Белого (декабрь 1905 г.): "Одиноко в одних снах мы увидели зори. И зори снова в закат вечный соткались" (Блок и Белый. С. 161). В интимную мистерию "зорь" была посвящена и Л.Д. Блок, писавшая Белому (после 15 июня 1905 г.): " ... часто буду( ... ) призывать для Вас всей моей силой тихие закаты" (ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 225)"
  
   Возвратясь, уютно ляжем
   Перед печкой на ковре
   И тихонько перескажем
   Всё, что видели, сестре...
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Сестра" - Л.Д. Блок... Белый уточняет: "Л.Д. говорила мало: в нашей триаде, в узоре наших взаимных отношений она была гармонизирующим фоном. Она аккомпанировала понимающим молчанием нашим словам и подводила как бы итог всему тому, что происходило между нами. Она была как бы носительницей того целого, что объединяло дружбою нас троих ( ... )".
  
   В сюжете книги "Разные стихотворения" данное стихотворение - как лирическое интермеццо меж шквалами иронии, горечи. Как тихая пристань. Как тот самый дом, который - моя крепость... Хотя какой, там, дом! - квартирка... Но потрескивает печка, а рядом милая и брат.
  
  
  
  
   "Ты придешь и обнимешь..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Ты придешь и обнимешь.
   И в спокойной мгле
   Мне лицо опрокинешь
   Встречу новой земле.
  
   В новом небе забудем,
   Что прошло, - навсегда.
   Тихо молвят люди:
   "Вот еще звезда".
  
   И, мерцая, задремлем
   На туманный век,
   Посылая землям
   Среброзвездный снег.
  
   На груди из рая -
   Твой небесный цвет.
   Я пойму, мерцая,
   Твой спокойный свет.
   24 января 1906
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Возможно, что образ звезды в стихотворении соотносился также для Блока с рассказом Е.П. Иванова о прогулке по городу, зафиксированным в его дневнике (10 января 1906 г.): "Когда шел в театр по Екатерининскому каналу ( ... ) то у парадной двери увидел по небу летела громадная звезда, как ангел, и сыпались из нее искры. Долго летела от моря, переливаясь в зеленоватых цветах "яркая". И кто-то шел рядом со мною, фабричный рабочий. Я сказал: "О!" и указал пальцем на звезду, а он в ответ тоже 'О!" и больше ничего не сказал, но звезда породнила" (БС-1. с. 399)."
  
   Блок-Менделеева Л. Д. "Были и небылицы о Блоке и о себе":
   "Первый и единственный за эти годы мой более смелый шаг навстречу Блоку был в вечер представления "Гамлета" [август 1898 г.]. Мы были уже в костюмах Гамлета и Офелии, в гриме. Я чувствовала себя смелее. Венок, сноп полевых цветов, распущенный напоказ всем плащ золотых волос, падающих ниже колен... Блок в черном берете, колете, со шпагой. Мы сидели за кулисами в полутайне, пока готовили сцену. Помост обрывался. Блок сидел на нем, как на скамье, у моих ног, потому что табурет мой стоял выше, на самом помосте.
   Мы говорили о чем-то более личном, чем всегда, а главное, жуткое - я не бежала, я смотрела в глаза, мы были вместе, мы были ближе, чем слова разговора.
   ...Был этот разговор и возвращение после него домой. От "театра" - сенного сарая - до дома вниз под горку сквозь совсем молодой березничек, еле в рост человека. Августовская ночь черна в Московской губернии и "звезды были крупными необычно". Как-то так вышло, что еще в костюмах (переодевались дома) мы ушли с Блоком вдвоем в кутерьме после спектакля и очутились вдвоем Офелией и Гамлетом в этой звездной ночи. Мы были еще в мире того разговора и было не страшно, когда прямо перед нами в широком небосводе медленно прочертил путь большой, сияющий голубизной метеор. "И вдруг звезда полночная упала"..."
  
   Ал. Блок. Театр. "Незнакомка":
  
   " Звездочет
  
   Восходит новая звезда.
   Всех ослепительней она.
   Недвижна темная вода,
   И в ней звезда отражена.
   Ах! падает, летит звезда...
   Лети сюда! сюда! сюда!
  
   По небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных глаз. Все становится сказочным - темный мост и дремлющие голубые корабли. Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой ледный падучий блеск. Снег, вечно юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет."
  
   Ал. Блок. "О современном состоянии русского символизма":
   "... Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз. Все это бросает господин их в горнило своего художественного творчества и, наконец, при помощи заклинаний, добывает искомое - себе самому на диво и на потеху; искомое - красавица кукла.
   Итак, свершилось: мой собственный волшебный мир стал ареной моих личных действий, моим "анатомическим театром", или балаганом, где сам я играю роль наряду с моими изумительными куклами (ессе homo!) [Се человек! (лат.)]. Золотой меч погас, лиловые миры хлынули мне в сердце. Океан - мое сердце, все в нем равно волшебно: я не различаю жизни, сна и смерти, этого мира и иных миров (мгновенье, остановись!). Иначе говоря, я уже сделал собственную жизнь искусством (тенденция, проходящая очень ярко через все европейское декадентство). Жизнь стала искусством, я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю "Незнакомкой": красавица кукла, синий призрак, земное чудо.
   Это - венец антитезы. И долго длится легкий, крылатый восторг перед своим созданием. Скрипки хвалят его на своем языке.
   Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено."
  
   В данном стихотворении и описана встреча двух звезд - той, что светила Блоку в 1898 - 1902 гг и нынешней, образца 905 года, для которых теперь всё внове - и новое небо, и новая земля:
  
   ...Мне лицо опрокинешь
   Встречу новой земле.
  
   В новом небе забудем,
   Что прошло, - навсегда.
   Тихо молвят люди:
   "Вот еще звезда".
  
   "Мы подошли - и воды синие..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Мы подошли - и воды синие,
   Как две расплеснутых стены.
   И вот - вдали белеет скиния,
   И дали мутные видны.
  
   Но уж над горными провалами
   На дымно блещущий утес
   Ты не взбежишь, звеня кимвалами,
   В венке из диких красных роз.
  
   Так - и чудесным очарованы -
   Не избежим своей судьбы,
   И, в цепи новые закованы,
   Бредем, печальные рабы.
   25 января 1906
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   - " Как две расплеснутых стены - Библейская реминисценция: перед Моисеем, исполняющим божественную волю, расступились воды Чермного моря: "И пошли сыны Израилевы среди моря по суше: воды же были им стеною по правую и по левую сторону" (Исх. XIV. 22).
   - "И вот - вдали белеет скиния - Скиния - здесь: храм; устар. - святилище, священное место; в Ветхом Завете скиния - походный переносный храм, который был у древних евреев до постройки храма в Иерусалиме (Исх. XXV-XXVII)...
   - "...звеня кимвалами - Кимвал - древний ударный музыкальный инструмент, состоявший из двух медных тарелок или чаш. В употреблении Блока восходит, возможно, к формуле из Нового Завета: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий" (Первое послание к Коринфянам св. апостола Павла. Xlll, 1 ) ."
  
   - "Бредем, печальные рабы - Моисей выводил евреев из Египта - из рабства. Но во время Исхода евреи неоднократно возмущались по тому или иному поводу и:
   "Скажи им: живу Я, говорит Господь: как говорили вы вслух Мне, так и сделаю вам; 29 в пустыне сей падут тела ваши, и все вы исчисленные, сколько вас числом, от двадцати лет и выше, которые роптали на Меня, не войдете в землю, на которой Я, подъемля руку Мою, клялся поселить вас, кроме Халева, сына Иефонниина, и Иисуса, сына Навина; детей ваших, о которых вы говорили, что они достанутся в добычу врагам, Я введу туда, и они узнают землю, которую вы презрели, а ваши трупы падут в пустыне сей; а сыны ваши будут кочевать в пустыне сорок лет, и будут нести наказание за блудодейство ваше, доколе не погибнут все тела ваши в пустыне; по числу сорока дней, в которые вы осматривали землю, вы понесете наказание за грехи ваши сорок лет, год за день, дабы вы познали, что значит быть оставленным Мною". (Чис. 14:26)
  
   Образ Моисея, судьба Моисея была для Блока периода его "тома I" - вдохновляющим примером: может простой человек, простой пастух, услышавший призыв Господен, изменить мир.
   Моисеевой горящей купиной для Блока, знаком его призыва - была Любовь Дмитриевна, "Дева, Заря, Купина":
   Блок. Из неотправленного письма:
   "...Четыре года тому назад я встретил Вас в той обстановке, которая обыкновенно заставляет влюбляться. Этот последний факт не замедлил произойти тогда же...
   ...я твердо уверен в существовании таинственной и малопостижимой связи между мной и Вами. Слишком долго и скучно было бы строить все перебранные уже мной гипотезы, тем более что все они, как и должно быть, бездоказательны... Для некоторого пояснения предварительно замечу, что так называемая жизнь (среди людей) имеет для меня интерес только там, где она соприкасается с Вами.... Разумеется, это и дерзко и, в сущности, даже недостижимо... однако меня оправдывает продолжительная и глубокая вера в Вас (как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать)"...
   Как он пытался воплотить этот призыв, и описывает первый том. А Моисей... Вот стихотворение из той поры:
  
   "...Я шел -- и вслед за мною шли
   Какие-то неистовые люди.
   Их волосы вставали под луной,
   И в ужасе, с растерзанной душой
   Зубами скрежетали, били в груди,
   И разносился скрежет их вдали.
  
   Я шел -- и вслед за мной влеклись
   Усталые, задумчивые люди.
   Они забыли ужас роковой.
   Вдыхали тихо аромат ночной
   Их впалые измученные груди,
   И руки их безжизненно сплелись.
  
   Передо мною шел огнистый столп.
   И я считал шаги несметных толп.
   И скрежет их, и шорох их ленивый
   Я созерцал, безбрежный и счастливый.
   1 января 1902"
  
  
   В рамках сюжета "тома II" здесь, почти сразу после тихого отдыха с братом и сестрой - стихотворение "Милый брат! Завечерело..." - ему напомнили о проваленной миссии.
   Вот он - переход через раздвинутые воды Чермного море:
  
   Мы подошли - и воды синие,
   Как две расплеснутых стены
  
   Но теперь не он ведет "народ свой":
  
   Но уж над горными провалами
   На дымно блещущий утес
   Ты не взбежишь, звеня кимвалами,
   В венке из диких красных роз.
  
   ...а его ведут. Причём, в черновиках тема рабства подчёркнута ещё более отчетливо:
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты":
   "И, снова в кандалы закованы, // Бредем безмолвные рабы" -
  
   Были рабами фараона, стали рабами "пророка"...
   И ему с его ближайшим сподвижником не увидеть земли обетованной, потому что "погибнут все тела ваши в пустыне":
  
   ...Не избежим своей судьбы,
   И, в цепи новые закованы,
   Бредем, печальные рабы.
  
   Вербочки
  
  
  
  
  
   Мальчики да девочки
   Свечечки да вербочки
   Понесли домой.
  
   Огонечки теплятся,
   Прохожие крестятся,
   И пахнет весной.
  
   Ветерок удаленький,
   Дождик, дождик маленький,
   Не задуй огня!
  
   В Воскресенье Вербное
   Завтра встану первая
   Для святого дня.
   1-10 февраля 1906
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "В стихотворении идет речь о праздновании вербной недели, которая традиционно связывается с началом весны. Вербная неделя - праздник, имеющий особое значение для детей: "На вербной неделе в столицах учреждены детские базары, где торгуют преимущественно детскими игрушками, вербами, цветами и сластями, как бы в ознаменование того, что маленькие дети встретили весну своей жизни и должны радоваться в этой жизни ( ... )" (Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1880. С. 48).
   В Вербное воскресенье (за неделю до Пасхи, в шестой воскресный день Великого поста) на утреннем богослужении молящиеся держат в руках ветви вербы (символическая замена пальмовых ветвей, которыми народ иудейский встретил Иисуса Христа, вошедшего в Иерусалим за пять дней до своей крестной смерти, - Ин. Xll. 12, 1 3). Ветви вербы, освященные в вербное воскресенье, в народе обычно сохранялись за образами в течение целого года. Вербная суббота (канун вербного воскресенья) - праздник воскрешения Лазаря, служащий и символом оживления природы."
   "...не исключено, что "Вербочки" - и, возможно, три других стихотворения, объединенных в "детский" цикл ("Летний вечер" ("Учитель"), "Зима" ("Снег да снег") и "Ветхая избушка"), - были написаны Блоком специально для детского журнала "Тропинка" ...Другие стихотворения цикла "Для букваря" в "канонический" свод поэзии Блоком не были включены."
  
   Включение заглавного стихотворения в "канонический свод поэзии" обусловлено тем, что оно открывает новый сюжет в "своде" - языческая весна, где появляющиеся христианские мотивы - лишь вариации древних народных обрядов (помимо заглавного - "Иванова ночь", "Сольвейг", "Ты был осыпан звездным цветом..." ).
   Так в данном - вербочки и свечечки служат общеязыческим "символом оживления природы". И совсем не христианским, а магическим выглядит ритуал внесения в дома огня юными девственницами:
  
   Мальчики да девочки
   Свечечки да вербочки
   Понесли домой.
  
   ...Ветерок удаленький,
   Дождик, дождик маленький,
   Не задуй огня!
  
   Сравните, стихотворение из 901 года - "Ночью сумрачной и дикой...":
  
   "...Лишь порой, заслышав бога,
   Дочь блаженной стороны
   Из родимого чертога
   Гонит призрачные сны,
   И в полях мелькает много
   Чистых девственниц весны.
                                     23 апреля 1901"
  
  
  
  
   Иванова ночь
  
    
    
  
   Мы выйдем в сад с тобою, скромной,
   И будем странствовать одни.
   Ты будешь за травою темной
   Искать купальские огни.
    
   Я буду ждать с глубокой верой
   Чудес, желаемых тобой:
   Пусть вспыхнет папоротник серый
   Под встрепенувшейся рукой.
    
   Ночь полыхнет зеленым светом,
   Ведь с нею вместе вспыхнешь ты,
   Упоена в волшебстве этом
   Двойной отравой красоты!
    
   Я буду ждать, любуясь втайне,
   Ночных желаний не будя.
   Твоих девичьих очертаний -
   Не бойся-не спугну, дитя!
    
   Но, если ночь, встряхнув ветвями,
   Захочет в небе изнемочь,
   Я загляну в тебя глазами
   Туманными, как эта ночь.
    
    И будет миг, когда  ты снидешь 
    Еще в иные небеса.
    И в новых небесах увидишь
   Лишь две звезды - мои глаза.
    
    Миг! В этом небе глаз упорных
    Ты вся отражена - смотри!
    И под навес ветвей узорных
    Проникло таинство зари.
                                  12 февраля 1906
  
  
  
  
    
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Впервые:  в разд. "Магическое". Публикации:  в разд. "Отравы"...
    
   ....Иванова ночь - ночь с 24 на 25 июня (с б на 7 июля н. ст.). 24 июня-праздник рождества Иоанна Предтечи, совпадающий с народным празднеством Купалы, имеющим языческие корни и приуроченным к летнему солнцестоянию. Праздник сопровождает­ся разнообразными обрядами (возжигание огней, пляска, прыжки через огонь, сбор целебных трав, купанье и др.)... Согласно народным поверьям, "Иванова ночь исполнена чудесного и таинственного значения: в эту ночь источники и реки мгновенно превращаются в чистое серебро и золото, папоротник расцветает огненным цветом, подземные сокровища выходят наружу и загораются пламенем, деревья движутся и ведут между собой шумную беседу, ведьмы и нечистые духи собираются на лысой горе и предаются там неистовому гульбищу" (Афанасьев, 3. С. 719) .
   - "Пусть вспыхнет папоротник серый ...  - По сказочному народному поверью, в Иванову ночь расцветает папоротник и своим огненным сиянием освещает местность; сорванный цветок дает возможность его обладателю открывать клады и получать богатство."
    
   - "...когда  ты снидешь / Еще в иные небеса... - "снидешь" - спустишься. В современном языке сохранился синоним - снизойдешь.
   "
    
   Второе стихотворение, в котором о народном обычае, под христианской оберткой которого не особо прячется языческая суть. Вот и у Блока происходит перелицевание его личной мифологии. Что подчеркнуто в названии разделов, куда ранее он помещал это стихотворение - "Магическое", и ещё более откровенно: "Отравы".
   И в героях у него не бледный "отрок со взором смущенным", творящий служение, а недоросль, едва удерживающий свою юношескую похоть. И  заря...
   В "томе I" заря была едва ли не инструментарием познания, передатчицой верхних знаний, прямой вестью от Лучезарной. Теперь же...
    
   ...И в новых небесах увидишь
   Лишь две звезды - мои глаза.
    
   Миг! В этом небе глаз упорных
   Ты вся отражена - смотри!
   И под навес ветвей узорных
   Проникло таинство зари.
    
   "Таинство зари" помогает пареньку преодолеть нерешительность девчонки.
  
  
  
   Сольвейг
  
  
  
  
   Сергею Городецкому
  
   Сольвейг прибегает на лыжах.
   Ибсен. "Пер Гюнт"
  
   Со'львейг! Ты прибежала на лыжах ко мне,
   Улыбнулась пришедшей весне!
  
   Жил я в бедной и темной избушке моей
   Много дней, меж камней, без огней.
  
   Но веселый, зеленый твой глаз мне блеснул -
   Я топор широко размахнул!
  
   Я смеюсь и крушу вековую сосну,
   Я встречаю невесту - весну!
  
   Пусть над новой избой
   Будет свод голубой -
   Полно соснам скрывать синеву!
  
   Это небо - твое!
   Это небо - мое!
   Пусть недаром я гордым слыву!
  
   Жил в лесу, как во сне,
   Пел молитвы сосне,
   Надо мной распростершей красу.
  
   Ты пришла - и светло,
   Зимний сон разнесло,
   И весна загудела в лесу!
   Слышишь звонкий топор? Видишь радостный взор,
   На тебя устремленный в упор?
  
   Слышишь песню мою? Я крушу и пою
   Про весеннюю Со'львейг мою!
  
   Под моим топором, распевая хвалы,
   Раскачнулись в лазури стволы!
  
   Голос твой - он звончей песен старой сосны!
   Со'львейг! Песня зеленой весны!
   20 февраля 1906
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - Посвящение. - Городецкий Сергей Митрофанович (1884-1967) - поэт, товарищ Блока по университету; постоянно дружески общался с ним в 1904-1906 rr.
   - Эпиграф. - Ремарка из III действия драматической поэмы "Пер Гюнт": "Сольвейг прибегает на лыжах; на голову наброшен платок, в руках узелок" (Ибсен Г. Поли. собр. соч. 1 Пер. А. и П. Ганзен. М.: Изд. С. Скирмунта, [1905]. Т. 4. С. 98).
   - "Жил я в бедной и темной избушке моей ... - Сюжетный мотив драмы Ибсена: Пер Гюнт, лишенный по приговору суда двора и земли, поселился в одиночестве в лесной избушке (действие III) .
   - ... "Я топор широко размахнул! Я смеюсь и крушу вековую сосну ... - Первая сцена III действия драмы Ибсена изображает Пера Гюнта, который "в глубине бора" "рубит строевой лес" - ремарка, сопровождающая монолог героя: "подрубая огромную старую сосну с узловатыми ветвями".
   ... Стихотворение открывало первые два издания второй книги стихов Блока ("Нечаянная Радость"), задавая ей эмоциональную тональность.
   "
  
   В каноническом трехтомнике стихотворение ничего не открывает, оно становится лишь эпизодом метаний героя после отказа его от своей Миссии: только-только он вспомнил о прежней жизни ("Милый брат! Завечерело"), как всевозможные искусы: Незнакомка ("Ты придешь и обнимешь..."), отчаяние ("Мы подошли - и воды синие...") и вот - серия стихотворений ("Вербочки", "Иванова ночь", "Сольвей", "Ты был осыпан звездным цветом...") о детской народной магии, о физиологической радости простой жизни с вербочками или топорами... Что угодно только не прежнее служение - что угодно!
  
  
  
  
  
  
  
   "Ты был осыпан звездным цветом..."
  
  
  
  
  
   * * *
   Г. Гюнтеру
  
   Ты был осыпан звездным цветом
   Ее торжественной весны,
   И были пышно над поэтом
   Восторг и горе сплетены.
  
   Открылось небо над тобою,
   Ты слушал пламенный хорал,
   День белый с ночью голубою
   Зарею алой сочетал.
  
   Но в мирной безраздумной сини
   Очарованье доцвело,
   И вот - осталась нежность линий
   И в нимбе пепельном чело.
  
   Склонясь на цвет полуувядший,
   Стремиться не устанешь ты,
   Но заглядишься, ангел падший,
   В двойные, нежные черты.
  
   И, может быть, в бреду ползучем,
   Межу не в силах обойти,
   Ты увенчаешься колючим
   Венцом запретного пути.
  
   Так, - не забудь в венце из терний,
   Кому молился в первый раз,
   Когда обманет свет вечерний
   Расширенных и светлых глаз.
   19 марта 1906
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Посвящение. - Иоганнес (Ганс) фон Гюнтер (Gиenther, 1886-1973) - немецкий поэт, переводчик русской литературы. Гюнтеру принадлежат первые переводы Блока на немецкий язык.
   Гюнтер вспоминает: "Александр Александрович ( ... ) попросил меня сесть и сказал, что приготовил для меня сюрприз. А потом прочитал обращенное ко мне стихотворение. Прекрасное стихотворение, выстраданное, идущее из глубины. Оно касалось того, о чем мы говорили и спорили в прошлый раз: видение Люцифера - падшего ангела, принявшего земные черты. Во время своего первого визита я высказал Блоку - быть может, несколько раздраженно - подозрение в том, что он сам считает себя воплощением ангела из Люциферова воинства. Блок ответил загадочно: над этим нельзя смеяться, нас еще мало. И вот своим стихотворением ( ... ) Блок, раскрывая смысл некоторых так называемых тайных знаков, сам вовлек меня в это воинство. Смущенно улыбаясь, он протянул мне стихотворение. Я был восхищен и ошеломлен. Это было своего рода признание в дружбе, но к чему оно обязывало меня? Ведь я и без того был его последователем, он вовлек меня в свое воинство."
  
   - "...Венцом запретного пути. // Так, - не забудь в венце из терний ... - Люциферический "венец запретного пути" здесь "кощунственно" соединяется с терновым венцом - символом мученичества Христа.
   - "...В двойные, нежные черты - Начало двойственности, игра "двойными" двоящимися образами - отличительная черта блоковского "люциферианства"; ср. в стих. "Фиолетовый запад гнетет ... " (1904): "Каждый душу разбил пополам // И поставил двойные законы". Е.П. Иванов [друг Блока] записал 25 янв. 1905 г.: "Мысль Ал. Блока о двоеверии большая, очень большая мысль. Но это не в прежнем смысле раздвоения двоеверного в историческом совмещении языческого и христианского. Нет, чувствуется нечто новое. Какая-то "новая красота" ( ... ) Исторически небо выдвигает правду этой "красоты", которая ни от богов и ангелов, ни от диавола и бесов, а от странного образа Демона, ибо Демон не диавол и не ангел, а до времени ожесточенный, омраченный человек( ... )"
   "
  
   Только не начало двойничества. Напомню стихотворение "Двойнику" из "тома I" - из "Стихов о прекрасной даме":
  
                       "Ты совершил над нею подвиг трудный,
                    Но, бедный друг! о, различил ли ты
                    Ее наряд, и праздничный и чудный,
                    И странные весенние цветы?..

                    Я ждал тебя. А тень твоя мелькала
                    Вдали, в полях, где проходил и я,
                    Где и она когда-то отдыхала,
                    Где ты вздыхал о тайнах бытия...

                    И знал ли ты, что я восторжествую?
                    Исчезнешь ты, свершив, но не любя?
                    Что я мечту безумно-молодую
                    Найду в цветах кровавых без тебя?

                    Мне ни тебя, ни дел твоих не надо,
                    Ты мне смешон, ты жалок мне, старик!
                    Твой подвиг -- мой, -- и мне твоя награда:
                    Безумный смех и сумасшедший крик!
                                           27 декабря 1901"
   И запись в дневнике от того же числа:

"27 декабря 1901.
     Я раздвоился. И вот жду, сознающий, на опушке, а -- другой -- совершаю в далеких полях заветное дело. И -- ужасный сон! -- непостижно начинаю я, ожидающий, тосковать о том, совершающем дело, и о совершенном деле...
     ...Хоть и не вышло, а хорошая мысль стихотворения; убийца-двойник -- совершит и отпадет, а созерцателю-то, который не принимал участия в убийстве, -- вся награда. Мысль-то сумасшедшая, да ведь и награда -- сумасшествие, которое застынет в сладостном созерцании совершенного другим. Память о ноже будет идеальна, ибо нож был хоть и реален, но в мечтах -- вот она, великая тайна..."

     В  черновиках того стихотворения посвящение: "Стихотворение посвящено моему другому "я"".
   "Ты" в заглавном стихотворении - это, конечно, не Гюнтер, это поэт обращается к своему другому я - к себе.
  
   Ты был осыпан звездным цветом
   Ее торжественной весны,
   И были пышно над поэтом
   Восторг и горе сплетены.
  
   Открылось небо над тобою,
   Ты слушал пламенный хорал,
   День белый с ночью голубою
   Зарею алой сочетал.
  
   "Ты был..." - в первых строфах он вспоминает, как это было. Вспомним и мы:
  
   "Верю в Солнце Завета,
   Вижу зори вдали.
   Жду вселенского света
   От весенней земли.
  
   Всё дышавшее ложью
   Отшатнулось, дрожа.
   Предо мной -- к бездорожью
   Золотая межа.
  
   Заповеданных лилий
   Прохожу я леса.
   Полны ангельских крылий
   Надо мной небеса.
  
   Непостижного света
   Задрожали струи.
   Верю в Солнце Завета,
   Вижу очи Твои.
   22 февраля 1902"
  
   Но далее... Антитеза русского символизма:
   "Как бы ревнуя одинокого теурга к Заревой ясности, некто внезапно пересекает золотую нить зацветающих чудес; лезвие лучезарного меча меркнет и перестает чувствоваться в сердце. Миры, которые были пронизаны его золотым светом, теряют пурпурный оттенок; как сквозь прорванную плотину, врывается сине-лиловый мировой сумрак (лучшее изображение всех этих цветов - у Врубеля)..."
   А.А. Блок. "О современном состоянии русского символизма".
   Или, как в данном стихотворении:
  
   Но в мирной безраздумной сини
   Очарованье доцвело,
   И вот - осталась нежность линий
   И в нимбе пепельном чело.
  
   ( Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "И в нимбе пепельном чело. - Возможно, подразумевается пепел от сгоревшего венка (ср. ниже: "Венцом запретного пути"")
  
   - "Очарованье доцвело... Склонясь на цвет полуувядший - это тот самый звездный цвет из первой строки: "Ты был осыпан звездным цветом". Происходит материализация метафоры, происходит материализация всей той мистики, всего того мира, становящегося не менее вещественным, чем мир этот.
  
   - "И вот - осталась нежность линий... // Но заглядишься, ангел падший, // В двойные, нежные черты...
   Блок. Из неотправленного письма:
   "Я ждал час, два, три. Иногда Вас совсем не было. Но, боже мой, если Вы были! Тогда вдруг звенела и стучала, захлопываясь, эта дрянная, мещанская, скаредная, дорогая мне дверь подъезда. Сбегал свет от тусклой желтой лампы. Показывалась Ваша фигура -- Ваши линии, так давно знакомые во всех мелочах, изученные, с любовью наблюденные..."
   Блок. Из неотправленного письма:
   "...однако меня оправдывает продолжительная и глубокая вера в Вас (как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать)"
   Или в стихах - вот одни "черты":
  
   "...Лазурное сокрыто от умов.
   Лишь изредка приносят серафимы
   Священный сон избранникам миров.
  
   И мнилась мне Российская Венера,
   Тяжелою туникой повита,
   Бесстрастна в чистоте, нерадостна без меры,
   В чертах лица -- спокойная мечта...
   29 мая 1901. С. Шахматово"
  
   А вот другие "черты", почти те же самые, по крайней мере срисованные с той же натурщицы:
  
   "...Белая Ты, в глубинах несмутима,
   В жизни -- строга и гневна.
   Тайно тревожна и тайно любима,
   Дева, Заря, Купина.
  
   Блёкнут ланиты у дев златокудрых,
   Зори не вечны, как сны.
   Терны венчают смиренных и мудрых
   Белым огнем Купины.
   4 апреля 1902"
  
   Да, такая она - и земная российская Венера, и небесный призыв - Купина.
   А теперь, в нынешней реальности, только остается напоминать себе:
  
   Так, - не забудь в венце из терний,
   Кому молился в первый раз,
   Когда обманет свет вечерний
   Расширенных и светлых глаз.
  
   ...и гадать: так кому он тогда молился? Купине или русской Венере?
  
  
  
   "Прошли года, но ты - всё та же..."
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
   Я знал ее еще тогда,
   В те баснословные года.
   Тютчев
  
   Прошли года, но ты - всё та же:
   Строга, прекрасна и ясна;
   Лишь волосы немного глаже,
   И в них сверкает седина.
  
   А я - склонен над грудой книжной,
   Высокий, сгорбленный старик, -
   С одною думой непостижной
   Смотрю на твой спокойный лик.
  
   Да. Нас года не изменили.
   Живем и дышим, как тогда,
   И, вспоминая, сохранили
   Те баснословные года...
  
   Их светлый пепел - в длинной урне.
   Наш светлый дух - в лазурной мгле.
   И всё чудесней, всё лазурней -
   Дышать прошедшим на земле.
   30 мая 1906
  
  
  
  
  
   Эпиграф у Блока - это не выжимка смысла, намек к прочтению, а ссылка на предшествующую сцену. Приглядимся к ней, то есть перечитаем стихотворение Тютчева полностью:
  
   "Я знал её ещё тогда,
   В те баснословные года,
   Как перед утренним лучом
   Первоначальных дней звезда
   Уж тонет в небе голубом...
  
   И всё еще была она
   Той свежей прелести полна,
   Той дорассветной темноты,
   Когда, незрима, неслышна,
   Роса ложится на цветы...
  
   Вся жизнь ее тогда была
   Так совершенна, так цела,
   И так среде земной чужда,
   Что, мнится, и она ушла
   И скрылась в небе, как звезда."
  
   Остаётся только поражаться как Тютчев тут совпал с Блоком первого тома. Точнее образ той девушки Тютчева с обликом той, в которой Блок пытался воплотить Лучезарную.
   И как все эти "звезды" перекликаются теперь с его Незнакомкой!
   "Театр. Незнакомка":
  
   " Звездочет (на мосту):
  
   Ночь полнозвездная светла.
   У взора - только два крыла.
   Но счет звездам вести нельзя -
   Туманна млечная стезя,
   И бедный взор туманится...
  
   ...Восходит новая звезда.
   Всех ослепительней она.
   Недвижна темная вода,
   И в ней звезда отражена.
   Ах! падает, летит звезда...
   Лети сюда! сюда! сюда!
  
   По небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных глаз. Все становится сказочным - темный мост и дремлющие голубые корабли. Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой бледный падучий блеск. Снег, вечно юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет."
  
   У "старика" из стихотворения - существует свой сюжет в рамках трёхкнижия Блока.
   Вот он появляется в Первом томе ("Двойнику"):
  
   "...Ты совершил над нею подвиг трудный,
  
   .. Я ждал тебя. А тень твоя мелькала
   Вдали, в полях, где проходил и я,
   Где и она когда-то отдыхала,
   Где ты вздыхал о тайнах бытия...
  
   И знал ли ты, что я восторжествую?
   Исчезнешь ты, свершив, но не любя?
   Что я мечту безумно-молодую
   Найду в цветах кровавых без тебя?
  
   Мне ни тебя, ни дел твоих не надо...
   27 декабря 1901"
  
   Вот они уже вдвоём:
  
   "Мы, два старца, бредем одинокие,
   Сырая простерлась мгла.
   Перед нами - окна далекие,
   Голубая даль светла.
   29 декабря 1901"
  
  
   Вот второй из двойников - уже только воспоминание ("Старик"):
  
   "Под старость лет, забыв святое,
   Сухим вниманьем я живу.
   Когда-то - там - нас было двое,
   Но то во сне - не наяву.
  
   Смотрю на бледный цвет осенний...
   29 сентября 1902"
  
   А вот он уже совсем один:
  
   "Когда я стал дряхлеть и стынуть,
   Поэт, привыкший к сединам,
   Мне захотелось отодвинуть
   Конец, сужденный старикам.
   И я опять, больной и хилый,
   Ищу счастливую звезду.
   4 июля 1903. Bad Nauheim"
  
   И вот опять старик - это "Двойник":
  
   Там - голубое окно Коломбины,
   Розовый вечер, уснувший карниз...
   В смертном весельи - мы два Арлекина
   Юный и старый - сплелись, обнялись!
  
   О, разделите! Вы видите сами:
   Те же глаза, хоть различен наряд!
   Старый - он тупо глумится над вами,
   Юный - он нежно вам преданный брат!
   30 июля 1903. С. Шахматова"
  
   Далее "старик" стал "старикашкой":
  
   "...И ушла в синеватую даль,
   Где дымилась весенняя таль,
   Где кружилась над лесом печаль.
  
   Там - в березовом дальнем кругу -
   Старикашка сгибал из березы дугу
   И приметил ее на лугу.
  
   Закричал и запрыгал на пне:
   -Ты, красавица, верно - ко мне!
   Стосковалась в своей тишине!
   24 апреля 1905"
  
   Или почти мертвецом в таверне на болотах под маревом Ночной Фиалки:
  
   "...чинно, у бочки пивной,
   Восседают старик и старуха,
   И на них догорают венцы,
   Озаренные узкой полоской
   Отдаленной зари.
   И струятся зеленые кудри,
   Обрамляя морщин глубину,
   И глаза под навесом бровей
   Огоньками болотными дремлют...
   ...И Ночная Фиалка цветет.
   1905-1906"
  
   Нет, в этом сюжете только одного - счастья исполненного долга. Даже в самом благополучном из них:
  
   "...На балконе, где алеют
   Мхи старинных балюстрад,
   Деды дремлют и лелеют
   Сны французских баррикад.
  
   Мы внимаем ветхим дедам,
   Будто статуям из ниш:
   Сладко вспомнить за обедом
   Старый пламенный Париж,
  
   Протянув больную руку,
   Сладко юным погрозить,
   Сладко гладить кудри внуку,
   О минувшем говорить.
  
   И в алеющем закате
   На балконе подремать,
   В мягком стеганом халате
   Перебраться на кровать
  
   Скажут: "Поздно, мы устали".
   Разойдутся на заре...
   25 февраля 1904"
  
   ...парижские баррикады выглядят анахронизмом, бесполезной суетой сумасшедших дедов: мол, они вдоволь потешились, а потом разошлись по домам обедать...
  
   А в заглавном стихотворении... Такая тоска, такая мечта! Мечта о той, которую не надо было бы изменять, преображать, "воплощать", которая просто была бы рядом. И не иконой, а соратницей. С которой бы - спиной к спине против всего мира! Которая была бы верной.
   И без слов и просьб в кабинет с рядами книг иногда приносила бы кофе. И, может быть, изредка, молча, сзади обнимала за плечи.
  
  
  
  
  
   Ангел-хранитель
  
  
  
  
   Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле.
   Во мгле, что со мною всегда на земле.
  
   За то, что ты светлой невестой была,
   За то, что ты тайну мою отняла.
  
   За то, что связала нас тайна и ночь,
   Что ты мне сестра, и невеста, и дочь.
  
   За то, что нам долгая жизнь суждена,
   О, даже за то, что мы - муж и жена!
  
   За цепи мои и заклятья твои.
   За то, что над нами проклятье семьи.
  
   За то, что не любишь того, что люблю.
   За то, что о нищих и бедных скорблю.
  
   За то, что не можем согласно мы жить.
   За то, что хочу и не смею убить -
  
   Отмстить малодушным, кто жил без огня,
   Кто так унижал мой народ и меня!
  
   Кто запер свободных и сильных в тюрьму,
   Кто долго не верил огню моему.
  
   Кто хочет за деньги лишить меня дня,
   Собачью покорность купить у меня...
  
   За то, что я слаб и смириться готов,
   Что предки мои - поколенье рабов,
  
   И нежности ядом убита душа,
   И эта рука не поднимет ножа...
  
   Но люблю я тебя и за слабость мою,
   За горькую долю и силу твою.
  
   Что огнем сожжено и свинцом залито -
   Того разорвать не посмеет никто!
  
   С тобою смотрел я на эту зарю -
   С тобой в эту черную бездну смотрю.
  
   И двойственно нам приказанье судьбы:
   Мы вольные души! Мы злые рабы!
  
   Покорствуй! Дерзай! Не покинь! Отойди!
   Огонь или тьма - впереди?
  
   Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем?
   Вдвоем - неразрывно - навеки вдвоем!
  
   Воскреснем? Погибнем? Умрем?
   17 августа 1906
  
  
  
  
  
  
   Одно из самых известных стихотворений Блока. Главным образом из-за своей относительной понятности: молодой человек обращается к своей возлюбленной, ставшей женой, ...И не переставшей быть возлюбленной.
   В "Пятой тетради беловых автографов стихотворений: "Стихи (96 стих.) Александра Блока. 16 ноября 1905 г. - 7 мая 1907 г. (182 страницы)". Большая часть текстов записана рукой Л.Д. Блок." [ А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты". ] заголовок другой - "Любе".
   Очевидным фоном к заглавному стихотворению, добавляя ему едкой горечи, идёт стихотворение М. Лермонтова "Благодарность":
  
   "За все, за все тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил."
  
   Лично я читаю это стихотворение, держа в очах души, картину, икону Сассоферрато - "Скорбящая Мадонна". Блок в юности ещё заметил сходство Любови Дмитриевной с мадонной Сассоферрато, приобрел фотографию этой картины и до последних дней жизни имел ее в своей комнате на стене над кроватью.
   0x01 graphic
   Вот, как бы ни обращаясь к этому образу, Блок и начал писать:
  
   Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле.
   Во мгле, что со мною всегда на земле.
  
   За то, что ты светлой невестой была,
   ...О, даже за то, что мы - муж и жена!
  
   Ещё более понятным настроения поэта делал эпиграф от Вл. Соловьёва: "Мой жестокий, мой сладостный друг". Нет, здесь важна не эта строчка, эпиграф у Блока - это не квинтэссенция текста, а ссылка на предшествующую сценку:
  
   "Я добился свободы желанной,
   Что манила вдали, словно клад, -
   Отчего же с тоскою нежданной,
   Отчего я свободе не рад?
  
   Ноет сердце, и падают руки,
   Всё так тускло и глухо вокруг
   С рокового мгновенья разлуки,
   Мой жестокий, мой сладостный друг.
   Владимир Соловьёв, 3 декабря 1892"
  
   В последующих изданиях эпиграф был снят, но тем не менее... Имеем, что поэт едва ли ни впервые почувствовал, что освободился от чувства, привязывающего его к Л.Д...
   Как у Петрарки:
  
   "...Наступит ли тот день,
   Когда взгляну на мчащиеся годы,
   Не чувствуя огня и долгих мук.
  
   Придет ли час, когда, не прячась в тень,
   Предстану к ней с достоинством свободы
   И в очи гляну, не страшась разлук."
  
   (Прошу прощения за возможные опечатки - цитирую по памяти, переводчика не помню, в интернете текст найти не удалось.)
   И вот этот день и час наступил, и поэт, не прячась в тень, подводит итоги...
  
   - "Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле - не следует забывать о том, что у Блока воспринимаемое нами, как метафора, очень часто - ежедневная реальность. Вот и здесь "мгла"...
   Ал. Блок. Из письма Андрею Белому от 6 июня 1911 года:
   "Отныне я не посмею возгордиться, как некогда, когда, неопытным юношей, задумал тревожить темные силы - и уронил их на себя."
   Из черновиков (А.А. БЛОК. ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ И ПИСЕМ В ДВАДЦАТИ ТОМАХ. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ):
   "Далее зачеркнуто: "С тобою смотрел я на эту зарю // С тобою я в черную пропасть смотрю".
   Заря для Блока - это было одним из явственных проявлений призыва Господа к действию: "Дева, Заря Купина":
  
   "Белая Ты, в глубинах несмутима,
В жизни -- строга и гневна.
Тайно тревожна и тайно любима,
Дева, Заря, Купина.
  
Блекнут ланиты у дев златокудрых,
Зори не вечны, как сны.
Терны венчают смиренных и мудрых
Белым огнем Купины.
 4 апреля 1902"
  
   - "За то, что ты тайну мою отняла... - "...символист уже изначала - теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие; но на эту тайну, которая лишь впоследствии оказывается всемирной, он смотрит как на свою; он видит в ней клад, над которым расцветает цветок папоротника в июньскую полночь..." (А.А. Блок. "О современном состоянии русского символизма") Может, когда он ей рассказал о своей тайне, о своей теургии - она просто рассмеялась?
   - "За то, что связала нас тайна и ночь - сексуальные отношения меж ними не заладили с самого начала.
   - "За цепи мои... - тема религиозного рабского служения возлюбленной у Блока идёт едва ли ни с начала его знакомства с Л.Д. Впрочем, не он первый... Вот из сонета Петрарки (в переводе Дмитрия Мережковского) - XIV век:
  
   "Лукавый бог любви, я вновь в твоей темнице...
   О пленник, покорись и воли не ищи:
   Все двери заперты, и отданы ключи
   Тюремщиком твоей безжалостной царице.
   Уже я был рабом, когда заметил плен..."
  
   А вот Блок:
  
   "Не призывай. И без призыва
   Приду во храм.
   Склонюсь главою молчаливо
   К твоим ногам.
  
   И буду слушать приказанья
   И робко ждать.
   Ловить мгновенные свиданья
   И вновь желать.
  
   Твоих страстей повержен силой,
   Под игом слаб.
   Порой - слуга; порою - милый;
   И вечно - раб.
   14 октября 1899"
  
   "Ныне сжалься, о Боже,
   Над блаженным рабом!
   Вышли Ангела, Боже,
   С нежно-белым крылом!
   15 февраля 1901"
  
  
   "А здесь, внизу, в пыли, в уничиженьи,
   Узрев на миг бессмертные черты,
   Безвестный раб, исполнен вдохновенья,
   Тебя поет. Его не знаешь Ты...
   3 июля 1901"
  
   "Один порыв -- безвластный и плакучий,
   Одна мечта -- чрезмерностью слаба, --
   И снова он -- до боли жгучий,
   Бессильный сон раба.
   17 ноября 1901"
  
   "Тебя скрывали туманы,
   И самый голос был слаб.
   Я помню эти обманы,
   Я помню, покорный раб.
  
   ...Но разве мог не узнать я
   Белый речной цветок,
   И эти бледные платья,
   И странный, белый намек?
   Май 1902"
  
   "Она сама к тебе сойдет.
   Уже не будешь в рабстве тленном
   Манить смеющийся восход
   В обличьи бедном и смиренном.
   5 июля 1902"
  
   "Безмолвный призрак в терему,
   Я -- черный раб проклятой крови.
   Я соблюдаю полутьму
   В Ее нетронутом алькове.
   18 октября 1902"
  
   Блок. Из не отосланного письма к Л.Д.:
   "...так называемая жизнь (среди людей) имеет для меня интерес только там, где она соприкасается с Вами. Отсюда совершенно определенно вытекает то, что я стремлюсь давно уже как-нибудь приблизиться к Вам (быть хоть Вашим рабом, что ли, -- простите за тривиальности, которые не без намеренья испещряют это письмо)..."
  
   "Сторожим у входа в терем,
   Верные рабы.
   Страстно верим, выси мерил!
   Вечно ждем трубы...
   Март-апрель 1904"
  
   - За то, что хочу и не смею убить... и далее - не следует воспринимать эти строки, как колебания Блока, стать ли ему эсером-бомбистом. Начать с того, что вся революция 905 года воспринималась им не причиной, а следствием: "...революция совершалась не только в этом, но и в иных мирах; она и была одним из проявлений помрачения золота и торжества лилового сумрака, то есть тех событий, свидетелями которых мы были в наших собственных душах." (А.А. Блок. О современном состоянии русского символизма. 1910 г.).
   Или через строчку "мой народ"... Ведь скорее всего, это не народ, которому принадлежу "я", а который принадлежит "мне":
  
   "...Я шел -- и вслед за мной влеклись
   Усталые, задумчивые люди.
   Они забыли ужас роковой.
   Вдыхали тихо аромат ночной
   Их впалые измученные груди,
   И руки их безжизненно сплелись.
  
   Передо мною шел огнистый столп.
   И я считал шаги несметных толп.
   И скрежет их, и шорох их ленивый
   Я созерцал, безбрежный и счастливый.
   1 января 1902"
  
   И в строках:
  
   ...За то, что хочу и не смею убить -
  
   Отмстить малодушным, кто жил без огня,
   Кто так унижал мой народ и меня!
  
   Кто запер свободных и сильных в тюрьму,
   Кто долго не верил огню моему.
  
   Кто хочет за деньги лишить меня дня,
   Собачью покорность купить у меня...
  
   ...намёк на его собственных демонов - на безликих? На двойников? И "не смеет" он ещё и потому, что двойники это... "Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого." Потому что двойники - это часть его самого.
   И напомню начало этого долгого предложения: "Люблю Тебя, Ангел-Хранитель... за то, что хочу и не смею убить..." Все эти демоны-двойники-безликие - они следствие и его "хранителя" - ее! -, действий. И к тому же, это одна из причин, по которой герой стихотворения его (её, конечно же! ) любит.
  
   - "С тобою смотрел я на эту зарю... -
  
   Ал. Блок. Из дневников 1918 года о годе 901-ом:
   "...и в поле за Старой Деревней, где произошло то, что я определял, как Видения (закаты)."
   Л.Д. Менделеева-Блок. "Были и небылицы о Блоке и о себе":
   "Закаты того года, столь известные и по стихам Блока, и по Андрею Белому, я переживала ярко."
   Андрей Белый. "Воспоминания о Блоке":
   "Помнится, что в июле [1901 года] пришло от С. М. Соловьева письмо; и оно поразило меня; ... из письма выходило: А. А. независимо от всех нас сделал выводы наши же о кризисе современной культуры и о заре восходящей...
   ... В 1900--1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы - теории символизма; переменялись гипотезы; факт - оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность..."
  
   Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем?
   Вдвоем - неразрывно - навеки вдвоем!
  
   Итог стихотворения. В "тебе" больше нет нераскрытого, верхнего, не воплощенного. "Ты" - больше не объект творения, ты - та, кто рядом. Любимая, а не святая. Та, с которой - рука в руке.
   ...Такая надежда на верность!
  
    
   "Есть лучше и хуже меня..."
    
    
    
    
      * * *  
    
   Есть лучше и хуже меня,
   И много людей и богов,
   И в каждом - метанье огня,
   И в каждом - печаль облаков.
    
   И каждый другого зажжет
   И снова потушит костер,
   И каждый печально вздохнет,
   Взглянувши другому во взор...
    
   Да буду я - царь над собой,
   Со мною - да будет мой гнев,
   Чтоб видеть над бездной глухой
   Черты ослепительных дев!
    
   Я сам свою жизнь сотворю,
   И сам свою жизнь погублю.
   Я буду смотреть на Зарю
   Лишь с теми, кого полюблю.
                                    Сентябрь 1906 
    
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   -"...И много людей и богов ... - Ср. стих. Брюсова "Я" (1899): "Я все мечты люблю, мне дороги все речи, // И всем богам я посвящаю стих"; "З.Н. Гиппиус" (1901): "И все моря, все пристани //Люблю, люблю равно". Утверждение Блока полемично по отношению к прежней системе его мифопоэтических ценностей: "Если исчез один образ, к которому сводилось "все бытие и сущее", то остался релятивный в своей сущности мир, наполненный .множеством людей" (Минц, I. c. 63)
   - "Я буду смотреть на Зарю // Лишь с теми, кого полюблю. - Отзвук мистических созерцаний и чаяний "Зари", роднивших с Андреем Белым и другими московскими "аргонавтами"; ограничительная формула блоковского высказывания в этом случае намекала на отмежевание от былого "аргонавтического" братства".
   "
    
   Я думаю, что в этом стихотворении не влияние старших символистов - Валерия Брюсова, Зинаиды Гиппиус, а общность их пути. Каждый из них, одни раньше - как Брюсов ("Сам же себя полюби беспредельно!"), другие - как Блок - позже, приходили к этому выводу: нет единого, есть множественность. И единственный  выход из её лабиринта - это ты сам.
   А выход из "аргонавтического братства"...
   Вот - главный аргонавт о тех зорях:
   " В 1900 - 1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы -- теории символизма; переменялись гипотезы; факт -- оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность; теории символистов встречали отпор; и с отпором "сократиков" явно считались; над символизмом смеялись; а втайне внимали ему: он влиял непосредственно.
   Появились вдруг "видящие" средь "невидящих"; они узнавали друг друга; ...соглашались друг с другом на факте зари: "нечто" светит; из этого "нечто" грядущее развернет свои судьбы."
   Андрей Белый. "Воспоминания о Блоке"
    
   Но в 1905 году текущее состояние символизма  уже определялось другим:
   "...Как бы ревнуя одинокого теурга к Заревой ясности, некто внезапно пересекает золотую нить зацветающих чудес; лезвие лучезарного меча меркнет и перестает чувствоваться в сердце. Миры, которые были пронизаны его золотым светом, теряют пурпурный оттенок; как сквозь прорванную плотину, врывается сине-лиловый мировой сумрак...
   ...Для этого момента характерна необыкновенная острота, яркость и разнообразие переживаний. В лиловом сумраке нахлынувших миров уже все полно соответствий, хотя их законы совершенно иные, чем прежде, потому что нет уже золотого меча. Теперь, на фоне оглушительного вопля всего оркестра, громче всего раздается восторженное рыдание: "Мир прекрасен, мир волшебен, ты свободен".
   Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз...
   Ал. Блок. О современном состоянии русского символизма"
    
   И заглавное стихотворение как раз об этом - о  разгуле "двойников", о множестве нахлынувших из сумрака миров:
    
   Есть лучше и хуже меня,
   И много людей и богов,
   И в каждом -- метанье огня,
   И в каждом -- печаль облаков.
    
   И каждый другого зажжет
   И снова потушит костер...
    
   И, если ранее в "братстве" был смысл - совместное служение, совместный  труд Воплощения, то теперь в блужданиях по тропам миров
    
   ...Чтоб видеть над бездной глухой
   Черты ослепительных дев!
    
   не нужны соратники, а только сами "девы":
    
   Я буду смотреть на Зарю
   Лишь с теми, кого полюблю.
    
    
  
  
   "Шлейф, забрызганный звезда?ми..."
     
    
  
  
    
    
   * * *  
    
   Шлейф, забрызганный звезда?ми,
   Синий, синий, синий взор.
   Меж землей и небесами
   Вихрем поднятый костер.
    
   Жизнь и смерть в круженьи вечном,
   Вся -- в шелках тугих -
   Ты -- путям открыта млечным,
   Скрыта в тучах грозовых.
    
   Пали душные туманы.
   Гасни, гасни свет, пролейся мгла...
   Ты -- рукою узкой, белой, странной
   Факел-кубок в руки мне дала.
    
   Кубок-факел брошу в купол синий -
   Расплеснется млечный путь.
   Ты одна взойдешь над всей пустыней
   Шлейф кометы развернуть.
    
   Дай серебряных коснуться складок,
   Равнодушным сердцем знать,
   Как мой путь страдальный сладок,
   Как легко и ясно умирать.
                             Сентябрь 1906
    
    
  
  
    
    
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Другие редакции и варианты. Заглавие: Деве Млечного Пути."
    
   Мы всё ещё на сцене прошлого стихотворения ("Есть лучше и хуже меня..."): поэт вглядывается в мир "антитезы русского символизма". Но если там была попытка самоидентификации среди " людей и богов " и толпы "двойников", попытка вырваться из-под внешнего влияния, отказаться от внешнего водительства:
    
   "Да буду я -- царь над собой...
    
   ...Я сам свою жизнь сотворю,
   И сам свою жизнь погублю.
                                     Сентябрь 1906"
    
   ...то в этом стихотворении он определяется ради чего всё это...ради кого:
   "Все это бросает господин их [двойников] в горнило своего художественного творчества и, наконец, при помощи заклинаний, добывает искомое - себе самому на диво и на потеху; искомое - красавица кукла.
    
   Итак, свершилось: мой собственный волшебный мир стал ареной моих личных действий, моим "анатомическим театром", или балаганом, где сам я играю роль наряду с моими изумительными куклами (ессе homo!) [Се человек! (лат.)]. Золотой меч погас, лиловые миры хлынули мне в сердце. Океан - мое сердце, все в нем равно волшебно: я не различаю жизни, сна и смерти, этого мира и иных миров (мгновенье, остановись!). Иначе говоря, я уже сделал собственную жизнь искусством (тенденция, проходящая очень ярко через все европейское декадентство). Жизнь стала искусством, я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю "Незнакомкой": красавица кукла, синий призрак, земное чудо.
    
   Это - венец антитезы. И долго длится легкий, крылатый восторг перед своим созданием. Скрипки хвалят его на своем языке.
    
   Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено.
    
   Созданное таким способом - заклинательной волей художника и помощью многих мелких демонов, которые у всякого художника находятся в услужении, - не имеет ни начала, ни конца; оно не живое, не мертвое.
    
   Шлейф, забрызганный звездами,
   Синий, синий, синий взор.
   Меж землей и небесами
   Вихрем поднятый костер.
    
   ...Я стою перед созданием своего искусства и не знаю, что делать. Иначе говоря, что мне делать с этими мирами, что мне делать и с собственной жизнью, которая отныне стала искусством, ибо со мной рядом живет мое создание - не живое, не мертвое, синий призрак."
   А.А. Блок. "О современном состоянии русского символизма"
    
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "... Синий, синий, синий взор - "Синий взор"- устойчивый атрибут женских образов лирики Блока, навеянных К.М. Садовской (ср. позднейшие цикл "Через двенадцать лет", стих. "Посещение")
   " 
    
   "...И вдруг -- туман сырого сада,
   Железный мост через ручей,
   Вся в розах серая ограда,
   И синий, синий плен очей...
   О чем-то шепчущие струи,
   Кружащаяся голова...
                                     Июнь 1909" ("Через двенадцать лет")
    
   К.М.С. - с самого начала  стала для него шоком - шоком плоти, вот и в этой  "незнакомке" - из небесного только "Млечный путь". То есть здесь не небесная дева, которая, может, спустится на землю, а живая красотка, по-хозяйски оглядывающая  созвездия.
   Русь  
  
  
  
  
    
   Ты и во сне необычайна.
   Твоей одежды не коснусь.
   Дремлю -- и за дремотой тайна,
   И в тайне -- ты почиешь, Русь.
    
   Русь, опоясана реками
   И дебрями окружена,
   С болотами и журавлями,
   И с мутным взором колдуна,
    
   Где разноликие народы
   Из края в край, из дола в дол
   Ведут ночные хороводы
   Под заревом горящих сел.
    
   Где ведуны с ворожеями
   Чаруют злаки на полях,
   И ведьмы тешатся с чертями
   В дорожных снеговых столбах.
    
   Где буйно заметает вьюга
   До крыши -- утлое жилье,
   И девушка на злого друга
   Под снегом точит лезвее.
    
   Где все пути и все распутья
   Живой клюкой измождены,
   И вихрь, свистящий в голых прутьях,
   Поет преданья старины...
    
   Так -- я узнал в моей дремоте
   Страны родимой нищету,
   И в лоскутах ее лохмотий
   Души скрываю наготу.
    
   Тропу печальную, ночную
   Я до погоста протоптал,
   И там, на кладбище ночуя,
   Подолгу песни распевал.
    
   И сам не понял, не измерил,
   Кому я песни посвятил,
   В какого бога страстно верил,
   Какую девушку любил.
    
   Живую душу укачала,
   Русь, на своих просторах, ты,
   И вот -- она не запятнала
   Первоначальной чистоты.
    
   Дремлю -- и за дремотой тайна,
   И в тайне почивает Русь,
   Она и в снах необычайна.
   Ее одежды не коснусь.
                               24 сентября 1906
    
  
  
    
    
   В рамках сюжета книги стихотворение продолжает предыдущие. В которых поэт оглядывал внешний - не земной! - мир. Условно говоря, - небо - разгула антитезы русского символизма, где  "...золотой меч погас, лиловые миры хлынули мне в сердце...", где по-царски устроилась "дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе", и, вот, оттуда, сверху, глянул на землю. 
   Раньше она ему была мало интересна: вечно на ней  "...о злате иль о хлебе // Народы шумные кричат. 3 февраля 1901", а порой отвратительно-страшна:
  
   "В соседнем доме окна жолты.
 По вечерам -- по вечерам
 Скрипят задумчивые болты,
 Подходят люди к воротам.
   И глухо заперты ворота,
 А на стене -- а на стене
 Недвижный кто-то, черный кто-то
 Людей считает в тишине.
   Я слышу всё с моей вершины:
 Он медным голосом зовет
 Согнуть измученные спины
 Внизу собравшийся народ.
   Они войдут и разбредутся,
 Навалят на спины кули...
                            24 ноября 1903"
    
   У него, он считал - другая доля, другой судьба:
    
   "...Я шел -- и вслед за мной влеклись
   Усталые, задумчивые люди.
   Они забыли ужас роковой.
   Вдыхали тихо аромат ночной
   Их впалые, измученные груди,
   И руки их безжизненно сплелись.
    
   Передо мною шел огнистый столп.
   И я считал шаги несметных толп...
                                          1 января 1902"
    
   ...но теперь... Путь пророка он не осилил, и надо как-то устраиваться внизу. И вот он приглядывается, есть ли, что, там помимо дома с "жолтыми окнами",  есть ли, кто может противостоять тому "недвижному", вросшему в стены?
   Есть... Пейзаж знакомый. Он подробно прописан в главе "Пузыри земли". Это мир ведьминских наваждений. Сравните, здесь:
    
   Русь, опоясана реками
   И дебрями окружена,
   С болотами и журавлями,
   И с мутным взором колдуна,
    
   ...Где ведуны с ворожеями
   Чаруют злаки на полях,
   И ведьмы тешатся с чертями
   В дорожных снеговых столбах
    
   Там:
    
   "        На перекрестке,
       Где даль поставила,
   В печальном весельи встречаю весну.
    
   На земле еще жесткой
   Пробивается первая травка.
       И в кружеве березки -
           Далеко - глубоко -
       Лиловые скаты оврага.
   5 мая 1904"
    
   "... Я, как ты, дитя дубрав,
   Лик мой также стерт.
   Тише вод и ниже трав -
   Захудалый чорт.
    
   На дурацком колпаке
   Бубенец разлук.
   За плечами - вдалеке -
   Сеть речных излук...
                        Январь 1905"
    
   "... Утро сонной тропою пустило стрелу,
   Но одна - на руке, опрокинутой в высь,
   Ладонью в стволистую мглу -
   Светляка подняла... Оглянись:
   Где ты скроешь зеленого света ночную иглу?
                                    19 февраля 1905"
    
   "...Тишина умирающих злаков -
   Это светлая в мире пора:
   Сон, заветных исполненный знаков,
   Что сегодня пройдет, как вчера,
    
   Что полеты времен и желаний -
   Только всплески девических рук -
   На земле, на зеленой поляне,
   Неразлучный и радостный круг.
   1 октября 1905"
    
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "...И в тайне - ты почиешь, Русь. - Мотив спящей царевны, ранее возникавший у Блока в связи с образом лирической героини, здесь предстает как составная часть мифопоэтического образа родины. В этом сказывается воздействие Андрея Белого, который в статье "Луг зеленый" уподоблял Россию "спящей Красавице, которую некогда разбудят ото сна": "Пелена черной Смерти в виде фабричной гари занавешивает просыпающуюся Россию, эту Красавицу, спавшую доселе глубоким сном. ( ... ) Еще недавно Россия спала. ( ... ) Россия уподоблялась символическому образу спящей пани Катерины, душу которой украл страшный колдун ( ... ) В колоссальных образах Катерины и старого колдуна Гоголь бессмертно выразил томление спящей родины, -Красавицы, стоящей на распутье между механической мертвенностью запада и первобытной грубостью" (Весы. 1905. М 8. С. 7-8)."
     Сын и мать
  
  
  
  
   Моей матери
  
   Сын осеняется крестом.
   Сын покидает отчий дом.
  
   В песнях матери оставленной
   Золотая радость есть:
   Только б он пришел прославленный,
   Только б радость перенесть!
  
   Вот, в доспехе ослепительном,
   Слышно, ходит сын во мгле,
   Дух свой предал небожителям,
   Сердце - матери-земле.
  
   Петухи поют к заутрене,
   Ночь испуганно бежит.
   Хриплый рог туманов утренних
   За спиной ее трубит.
  
   Поднялись над луговинами
   Кудри спутанные мхов,
   Метят взорами совиными
   В стаю легких облаков...
  
   Вот он, сын мой, в светлом облаке,
   В шлеме утренней зари!
   Сыплет он стрелами колкими
   В чернолесья, в пустыри!..
  
   Веет ветер очистительный
   От небесной синевы.
   Сын бросает меч губительный,
   Шлем снимает с головы.
  
   Точит грудь его пронзенная
   Кровь и горние хвалы:
   Здравствуй, даль, освобожденная
   От ночной туманной мглы!
  
   В сердце матери оставленной
   Золотая радость есть:
   Вот он, сын мой, окровавленный!
   Только б радость перенесть!
  
   Сын не забыл родную мать:
   Сын воротился умирать.
   4 октября 1906
  
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "...Сын покидает отчий дом - В биографическом аспекте этот мотив, возможно, связан с переездам Блока в сентябре 1906 г. из офицерского корпуса казарм гренадерского полка, где он жил вместе с матерью и отчимом, в квартиру на Лахтинской улице, в которой он поселился вдвоем с женой.
   "
   - "... Слышно, ходит сын во мгле - Сравните: "Во мгле, что со мною всегда на земле (17 августа 1906)
   В "Стихах о Прекрасной Даме" - главная героиня отождествлялась с солнцем. Теперь её рядом нет. Теперь роль солнца герой примеривает к себе:
  
   Вот он, сын мой, в светлом облаке,
   В шлеме утренней зари!
   Сыплет он стрелами колкими
   В чернолесья, в пустыри.
  
   Но пейзаж внизу отнюдь не оттуда:
  
   Петухи поют к заутрене,
   Ночь испуганно бежит.
   Хриплый рог туманов утренних
   За спиной ее трубит.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   ...под текстом дата: "Октябрь 1906"; справа от заглавия помета: "П(узыри) З(емли)" (т.е. Блок первоначально планировал включить стихотворение в раздел "Пузыри земли").
   "
  
   То есть герой находится в мире болот, чертенят, в мире мороков, где:
  
   "...Где ведуны с ворожеями
   Чаруют злаки на полях,
   И ведьмы тешатся с чертями
   В дорожных снеговых столбах...
   24 сентября 1906"
  
   А он - один против всех несметных армий. И против своей собственной мглы - тоже. И только за тысячи верст от него пытается гордиться им мать.
  
   "Нет имени тебе, мой дальний..."
  
  
   * * *
  
   Нет имени тебе, мой дальний.
  
   Вдали лежала мать, больна.
   Над ней склонялась всё печальней
   Ее сиделка - тишина.
  
   Но счастье было безначальней,
   Чем тишина. Была весна.
  
   Ты подходил к стеклянной двери
   И там стоял, в саду, маня
   Меня, задумчивую Мэри,
   Голубоокую меня.
  
   Я проходила тихой залой
   Сквозь дрёму, шелесты и сны...
   И на балконе тень дрожала
   Ее сиделки - тишины...
  
   Мгновенье - в зеркале старинном
   Я видела себя, себя...
   И шелестила платьем длинным
   По ступеням - встречать тебя.
  
   И жали руку эти руки...
   И трепетала в них она...
   Но издали летели звуки:
   Там... задыхалась тишина,
  
   И миг еще - в оконной раме
   Я видела - уходишь ты...
  
   И в окна к бедной, бедной маме
   С балкона кланялись цветы...
  
   К ней прилегла в опочивальне
   Ее сиделка - тишина...
  
   Я здесь, в моей девичьей спальне,
   И рук не разомкнуть... одна...
  
   Нет имени тебе, весна.
   Нет имени тебе, мой дальний.
   Октябрь 1906
  
  
  
  
  
  
   Одно из самых изысканных стихотворений Блока. Написано о мещанке, но звукопись, как вкус царских вин.
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "... Мэри... - Образ соотносится с Незнакомкой из одноименной драмы Блока (законченной 11 ноября 1906 г.): появляясь в гостиной, Незнакомка называет себя Марией, хозяйка гостиной нарекает ее Мэри; эта корреляция обнажает связь лирической героини стихотворения с евангельской Девой Марией.
   - "...Меня, задумчивую Мэри ... - Эпитет восходит к словам Председателя из "Пира во время чумы" (1830) Пушкина: "Благодарим, задумчивая Мери".
   "
    
   У  Пушкина в его трагедии есть ещё такие строки:
    
   "Председатель
    
   Послушайте: я слышу стук колес!
 
   Едет телега, наполненная мертвыми телами.
 Негр управляет ею.
    
   Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
 По языку судя, мужское сердце.
 Но так-то -- нежного слабей жестокий,
 И страх живет в душе, страстьми томимой!
 Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.
 
   Мери
    
   Сестра моей печали и позора,
 Приляг на грудь мою.
 
   Луиза
   (приходя в чувство)
    
                                           Ужасный демон
 Приснился мне: весь черный, белоглазый....
 Он звал меня в свою тележку.
   ....
   Председатель
    
   Итак, -- хвала тебе, Чума,
   Нам не страшна могилы тьма,
   Нас не смутит твое призванье!
   Бокалы пеним дружно мы
   И девы-розы пьем дыханье, --
   Быть может... полное Чумы!
    
   - "Белоглазый, безликий  - привычные персонажи из Стихов о Прекрасной Даме...
  
   Вот такая она, "задумчивая Мэри" - и та, чьи поцелуи помогают забыть даже о чуме, и верная сиделка у кровати матери, и память о деве Марии... Но есть ещё одно - это всего лишь один из ликов Незнакомки.
   А.А. Блок. "О современном состоянии русского символизма":
   "Золотой меч погас, лиловые миры хлынули мне в сердце. Океан - мое сердце, все в нем равно волшебно: я не различаю жизни, сна и смерти, этого мира и иных миров (мгновенье, остановись!). Иначе говоря, я уже сделал собственную жизнь искусством (тенденция, проходящая очень ярко через все европейское декадентство). Жизнь стала искусством, я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю "Незнакомкой": красавица кукла, синий призрак, земное чудо.
   Это - венец антитезы. И долго длится легкий, крылатый восторг перед своим созданием. Скрипки хвалят его на своем языке.". 
    
   Угар
  
  
  
   Заплетаем, расплетаем
   Нити дьявольской Судьбы,
   Звуки ангельской трубы.
   Будем счастьем, будем раем,
   Только знайте: вы - рабы.
  
   Мы ребенку кудри чешем,
   Песни длинные поем,
   Поиграем и потешим -
   Будет маленьким царем,
   Царь повырастет потом...
  
   Вот ребенок засыпает
   На груди твоей, сестра...
   Слышишь, он во сне вздыхает, -
   Видит красный свет костра:
   На костер идти пора!
  
   Положи венок багряный
   Из удушливых углей
   В завитки его кудрей:
   Пусть он грезит в час румяный,
   Что на нем - венец царей...
  
   Пойте стройную стихиру:
   Царь отходит почивать!
   Песня носится по миру -
   Будут ангелы вздыхать,
   Над костром, кружа, рыдать,
  
   Тихо в сонной колыбели
   Успокоился царек.
   Девы-сестры улетели -
   Сизый стелется дымок,
   Рдеет красный уголек.
   Октябрь 1906
  
  
  
  
   "Угар" - отравление угарным газом, в предпоследних стадиях сопровождающееся тяжёлыми - угарными - галлюцинациями.
  
   -"...Сизый стелется дымок // Рдеет красный уголек - Сизый дымок над рдеющими угольками - типичная картина угара. Закрой печную заслонку, дымок поползёт в комнату - и получай... Я ещё застал. Когда студентом жил на квартире в Горьком. Наш хозяин постоянно экономил тепло, и мы постоянно немного хватали угарчика.
  
   Происходящее в стихотворении более понятно в первоначальном тексте.
   А.А. Блок. "Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах". "Другие редакции и варианты":
  
   ...Вот малютка засыпает
   У груди твоей, сестра.
   Начинается игра!
  
   Видишь, он во сне вздыхает
   Видит красный свет костра,
   На костер взойти пора!
   Положи венок багряный
   Из удушливых углей
   В завитки его кудрей.
  
   Пусть он грезит в час румяный
   Что на нем венец царей.
   Утро близится! Скорей
   Пойте стройную стихиру
   Царь отходит почивать,
   Царь отходит умирать.
  
   Песни носятся по миру,
   Будут Ангелы вздыхать,
   Над костром его рыдать.
   Тихо, в сонной колыбели
   Успокоился царек,
   Занимается денек.
   Девы-сестры улетали
   Сизый тянется дымок,
   Рдеет красный уголек.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - Заплетаем, расплетаем // Нити дьявольской Судьбы - дословно повторяет строку из стих. "Все бежит, мы пребываем ..." (1904): "Заплетаем, расплетаем// Белых ландышей венцы". В обоих стихотворениях ...обыгрываются образцы парок - богинь судьбы в римской мифологии (в греческой мифологии - мойры), трех сестер, прядущих и обрезающих нить человеческой жизни.
  
   [В стихотворении "Все бежит, мы пребываем ..." забавницы, которые балуются с кудрями "царька" расписаны подробнее:
  
   "Всё бежит, мы пребываем,
   Вервий ночи вьем концы,
   Заплетаем, расплетаем
   Белых ландышей венцы.
   Всё кружится, круторогий
   Месяц щурится вверху.
   Мы, расчислив все дороги,
   Утром верим петуху.
   Вот - из кельи Вечной Пряхи
   Нити кажут солнцу путь...
   Сентябрь 1904" ]
  
   - "Пойте стройную стихиру ... - Стихира (греч.-- многостишие) - церковное песнопение, состоящее из многих стихов, написанных одним размером и большей частью предваряемых стихами из Библии.
  
   Мотив добровольного самосожжения юного царя сближает стихотворение с "солнечным циклом" Вяч. Иванова: "дионисийская" поэтическая мифология, воплощенная в "солнечных" стихотворениях Иванова 1906 г. (объединенных позднее в разделе "Солнце-сердце" его книги "Cor ardeпs" - ч. 1. М., 1911), объединяет мифопоэтические представления о сгорающем царе (солнце) с христианскими мотивами добровольной гибели, жертвенности, символизируемыми сгоранием на костре (символ распятия).
   "
  
   Читая весь этот ужас, следует помнить, что нечто подобное Блок в 901 году, очевидно, предопределял и для себя; ведь в своё Мистическое лето он искал в окрестностях Шахматово место свершения, вдохновляющим его образом, показывающим, доказывающим - небывалое возможно! - был, если не царь, то вождь евреев - Моисей; а ключевым знаком, символом была горящая - как закаты! - купина.
   Я полагаю, что он даже оставил описание того, что (не) случится, которое явилось ему в одну из ночей ранней юности - царёк был ещё такой маленький! - "в час, когда уже не было сил":
  
   "...И давно всё знаю наперед:
   Будет день, и распахнутся двери,
   Вереница белая пройдет.
  
   Будут страшны, будут несказанны
   Неземные маски лиц...
   Буду я взывать к Тебе: "Осанна!"
   Сумасшедший, распростертый ниц.
  
   И тогда, поднявшись выше тлена,
   Ты откроешь Лучезарный Лик.
   И, свободный от земного плена,
   Я пролью всю жизнь в последний крик.
   29 октября 1902"
  
   Но случилось другое: "ты тайну мою отняла", зато "связала нас тайна и ночь", потому что он "слаб и смириться готов", потому что ныне "ты мне сестра, и невеста, и дочь", а не "Дева, Заря, Купина". Так что, теперь и он в толпе тех, к кому обращаются крылатые баловницы: "Только знайте: вы - рабы".
  
  
  
  
  
  
   Тишина цветет
  
  
  
  
   Здесь тишина цветет и движет
   Тяжелым кораблем души,
   И ветер, пес послушный, лижет
   Чуть при'гнутые камыши.
  
   Здесь в заводь праздную желанье
   Свои приводит корабли.
   И сладко тихое незнанье
   О дальних ропотах земли.
  
   Здесь легким образам и думам
   Я отдаю стихи мои,
   И томным их встречают шумом
   Реки согласные струи.
  
   И, томно опустив ресницы,
   Вы, девушки, в стихах прочли,
   Как от страницы до страницы
   В даль потянули журавли.
  
   И каждый звук был вам намеком
   И несказа'нным каждый стих.
   И вы любили на широком
   Просторе легких рифм моих.
  
   И каждая навек узнала
   И не забудет никогда,
   Как обнимала, целовала,
   Как пела тихая вода.
   Октябрь 1906
  
  
  
  
  
   Мир камышовых заводей - любимое место отдохновения Блока. Он его открыл ещё летом 901-ого года:
  
   "...Поздней ночью, за рекой,
   Над печальными лугами
   Мы встречаемся с Тобой.
  
   Но и ночью нет ответа,
   Ты уйдешь в речной камыш....
   14 июня 1901"
  
   А потом посещал его неоднократно. Уж больно хорошо, здесь, спокойно:
  
   "...Мы встречались в вечернем тумане,
   Где у берега рябь и камыш.
  
   Ни тоски, ни любви, ни обиды...
   13 мая 1902"
  
   Еще через год он намекнет о сути этого мира:
  
   "Здесь тихо и светло. Смотри, я подойду
   И в этих камышах увижу всё, что мило.
  
   ...Здесь тихо и светло. В душе не будет мрака.
   Она перенесла -- и смотрит сквозь листву
   В иные времена -- к иному торжеству.
   22 января 1903"
  
   Иные времена, иное торжество... Не здешнее, не сегодняшнее, не земное.
  
   Напомню и версию, видение этого мира, этой промежуточной станции меж Землей и Небом, данную Андреем Белым в "Северной симфонии"; напомню, что установить приоритет на мир, где "встречаются на закате", где "на закате... рябь и камыш", мир, где "закат над камышами" ныне вряд ли возможно, что скорее всего они описали его одновременно, как одновременно потом напишут друг другу первые письма; как одновременно делали свои открытия в те времена великие физики.
  
   По сюжету "симфонии" Андрея Белого королевна...
  
   "...Вечно юная, она сидела на троне. Кругом стояли седые рыцари, испытанные слуги.
   Вдруг заходящее солнце ворвалось золотою струей. И грудь повелительницы, усыпанная каменьями, вспыхнула огоньками.
   С открытой террасы влетела странная птица. Белая, белая. И с мечтательным криком прижалась к ее сверкающей груди.
   И все вздрогнули от неожиданности: в ясном взоре птицы белой трепетали зарницы откровений. И королевна сказала: "Она зовет меня за собой... Я оставлю вас для Вечности!"...
  
   Опечаленные рыцари стояли в зале, опершись на мечи, склонив пернатые головы... И говорили: "Неужели должны повториться дни былых ужасов!.."
   Но тут вспыхнул пустой трон белым сиянием, и они с восторгом глядели на сияющий трон, улыбаясь сквозь слезы заревыми лицами, а самый старый воскликнул: "Это память о ней!"
   "Вечно она будет с нами!.." "
  
   А она оказывается там, где...
  
   "...Тянулись и стояли облачка. Адам с Евой шли по колено в воде вдоль отмели. На них раздувались ветхозаветные вретища.
   Адам вел за руку тысячелетнюю морщинистую Еву. Ее волосы, белые, как смерть, падали на сухие плечи.
   Шли в знакомые, утраченные страны. Озирались с восторгом и смеялись блаженным старческим смехом. Вспоминали забытые места.
   На отмелях ходили красные фламинго, и на горизонте еще можно было различить его далекий силуэт.
  
   Здесь обитало счастье, юное, как первый снег, легкое, как сон волны.
   Белое."
  
   как раз там, где...
  
   "...В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные.
   Иногда волна с пенным гребнем забегала сюда из необъятных водных пространств.
   В камышовых зарослях жили камышовые блаженные, не заботясь о горе, ожидая еще лучшей жизни.
   Иногда они преображались и светились светом серебристым. Но они мечтали о вознесении.
   Тут она бродила, раздвигая стебли зыбких камышей, а по ту сторону канала над камышами бывал матово-желтый закат.
   Закат над камышами..."
  
   то есть там, где:
  
   "...Ни тоски, ни любви, ни обиды,
   Всё померкло, прошло, отошло...
   Белый стан, голоса панихиды..."
  
   И теперь этот мир уединений, где "тишина цветет" Блок предлагает для прочтения "девушкам", чтобы:
  
   ...каждая навек узнала...
   Как обнимала, целовала,
   Как пела тихая вода.
  
  
  
   "Так окрыленно, так напевно..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Так окрыленно, так напевно
   Царевна пела о весне.
   И я сказал: "Смотри, царевна,
   Ты будешь плакать обо мне".
  
   Но руки мне легли на плечи,
   И прозвучало: "Нет. Прости.
   Возьми свой меч. Готовься к сече.
   Я сохраню тебя в пути.
  
   Иди, иди, вернешься молод
   И долгу верен своему.
   Я сохраню мой лед и холод,
   Замкнусь в хрустальном терему.
  
   И будет радость в долгих взорах,
   И тихо протекут года.
   Вкруг замка будет вечный шорох,
   Во рву - прозрачная вода...
  
   Да, я готова к поздней встрече,
   Навстречу руки протяну
   Тебе, несущему из сечи
   На острие копья - весну".
  
   Даль опустила синий полог
   Над замком, башней и тобой.
   Прости, царевна. Путь мой долог.
   Иду за огненной весной.
   Октябрь 1906
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "По наблюдению В.Н. Орлова, стихотворение "Отдельными образами связано с "Легендой о прекрасном Пеколене и о прекрасной Больдур" Виктора Гюго" Блок писал в предисловии к изданию этого произведения ("Le beau Pecopin et lа belle Bauldour", 1855) в переводе, выполненном его матерью, сравнивая образ средневековья у Гюго, Г. Гейне и М. Метерлинка: " ... я не знаю, кто из них больше помог мне полюбить средние века в дни моей молодости, с которой связана для меня эта легенда" (СС-86. С. 455).
   Легенда повествует о любви и верности юных Пеколена и Больдур, живущих в Вогезских горах. Незадолго до свадьбы Пеколен был направлен с посольством в Дижон, затем в Париж, Испанию, Багдад и т.д. Странствия и различные фантасти­ческие приключения затянули возвращение рыцаря к невесте на пять лет, однако Пеколен стал обладателем талисмана, благодаря которому он не мог состариться. Уже оказавшись на родине, Пекопен, одолеваемый дьяволом, был вовлечен в ночную охоту; за ночь бесовской охоты на земле прошло около ста лет, и когда по-прежнему юный и влюбленный Пеколен наконец возвратился к своей невесте, он нашел ее глубокой старухой. Придя в отчаяние, Пеколен сорвал свой талисман и в одно мгновение состарился на сто лет.
  
   - "Вкруг замка будет вечный шорох ... - Видимо, подразумевается шелест прялки. Больдур была "образцовой пряхой" - "пряла в амбразуре окна, сидя на стуле с высокой спинкой"; "Прекрасная мечтательница опускает глаза к колесу прялки, и прялка твердит своим строгим голоском: "Думай о муже". (Гюго В. Указ. соч. С. 10, 15). Когда Пекопен после многолетних скитаний возвращается на родину, то он, еще не увидев Больдур, слышит шелест ее прялки (Там же. С. 102).
   - "Царевна пела о весне ... - "Царевна", "весна" - реминисценции образов, харак­терных для лирики Блока первого тома.
   "
  
   Да, здесь образы первого тома, например:
  
   "Царица смотрела заставки --
   Буквы из красной позолоты.
   Зажигала красные лампадки,
   Молилась богородице кроткой.
  
   Протекали над книгой Глубинной
   Синие ночи царицы.
   А к Царевне с вышки голубиной
   Прилетали белые птицы.
  
   Рассыпала Царевна зерна,
   И плескались белые перья.
   Голуби ворковали покорно
   В терему -- под узорчатой дверью
  
   Царевна румяней царицы --
   Царицы, ищущей смысла.
   В книге на каждой странице
   Золотые да красные числа...
   14 декабря 1902 "
  
   Но мне кажется, что больше всё это идет не от немецких поэтов, а от мира "Северной симфонии" Андрея Белого.
   Тут было чудо обоюдного узнавания. Белый был поражен, когда узнал, что их размышления, их примеривание ко вселенной В. Соловьева некий их ровесник воплощает в действительность, а Блок был поражён не менее, когда увидел подробное описание своего мира камышовых заводей в чужом тексте. И в 902 году в своей книге "Распутья" пристальнее пригляделся к обитательницам (царица, царевна), их рыцарям северных замков.
   Или его двойники... "все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз..." - двойники ему их начали подставлять: смотри, какие красавицы! Это было, как первые наброски "красавицы куклы, синего призрака, земного чуда", который он потом назовет "Незнакомкой".
   А заглавное стихотворение - оно из самого сердца антитезы русского символизма - из самого разгула двойников.
  
  
   "Ты можешь по траве зеленой..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Ты можешь по траве зеленой
   Всю церковь обойти,
   И сесть на паперти замшёной,
   И кружево плести.
  
   Ты можешь опустить ресницы,
   Когда я прохожу,
   Поправить кофточку из ситца,
   Когда я погляжу.
  
   Твои глаза еще невинны,
   Как цветик голубой,
   И эти косы слишком длинны
   Для шляпки городской.
  
   Но ты гуляешь с красным бантом
   И семячки лущишь,
   Телеграфисту с желтым кантом
   Букетики даришь.
  
   И потому - ты будешь рада
   Сквозь мокрую траву
   Прийти в туман чужого сада,
   Когда я позову.
   Октябрь 1906
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Публикации: ЗС. [Блок А. Земля в снегу. Третий сб. стихов. М.: Изд. журнала "Золотое руно", 1908.] С. 53 ("Мещанке"), "1906", в разд. "Мещанское житье"...
   ...Развиваемая Блоком тема "мещанской", "посюсторонней" любви" (ср. заглавие в ЗС) могла быть навеяна для него стихотворением Андрея Белого "Поповна и семинарист", рукопись которого была послана автором матери Блока, А.А. Кублицкой-Пиоттух, с посвящением ей в марте 1905 г. (ИРЛИ. Ф. 411. Ед. хр. 14)... Стихотворение "Поповна и семинарист" было опубликовано в "Золотом руне" (1906 . .N4. С. 33), в расширенной редакции и под заглавием "Поповна" вошло в книгу Андрея Белого "Пепел" (СПб., 1909. С. 191-195). В стихотворениях Белого и Блока - сходная сюжетная ситуация, подаваемая в иронической тональности (особенно отчетливой у Белого), обилие бытовых, "снижающих" деталей, психологически близки и образы героини стихотворения Блока и "поповны" у Белого.
   "
   "Собственно все стихотворения "Пепла" периода 1904--1908 гг. -- одна поэма, гласящая о глухих, непробудных пространствах земли русской; в этой поэме одинаково переплетаются темы реакции 1907 и 1908 гг. с темами разочарования автора в достижении прежних светлых путей", -- Андрей Белый, Предисловие к изданию книги 1923 года.
   В эти времена Л.Д. стравила друзей. Было даже два вызова на дуэль. "Боренька" потом собирал себя годы... Впрочем, про "твое лицо, холодное и злое", он будет вспоминать и через полтора десятка лет.
  
   А сейчас оба они, измучавшись от "высокого" - такого горького и такого разочаровывающего! - попробовали задуматься:
  
   "Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
   Прозрачный, теплый и весёлый...
   Там с девушкой через забор сосед
   Под вечер говорит...
   Анна Ахматова"
  
   Но у Блока...
  
   И потому - ты будешь рада
   Сквозь мокрую траву
   Прийти в туман чужого сада,
   Когда я позову.
  
   У Блока в те годы любовь-секс не подразумевала нежности. У него не было нежности к К.М.С, к или к проституткам, у Л.Д. после всех её попыток добиться мужа, вряд и осталась нежность к нему. У него не "занимались любовью", там - "овладевали".
   Вот и в последних строках - наваждение похоти, а не милований.
  
   "Ищу огней - огней попутных..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Ищу огней - огней попутных
   В твой черный, ведовско'й предел.
   Меж темных заводей и мутных
   Огромный месяц покраснел.
  
   Его двойник плывет над лесом
   И скоро станет золотым.
   Тогда - простор болотным бесам,
   И водяным, и лесовым.
  
   Вертлявый бес верхушкой ели
   Проткнет небесный золотой,
   И долго будут петь свирели,
   И стадо звякать за рекой...
  
   И дальше путь, и месяц выше,
   И звезды меркнут в серебре.
   И тихо озарились крыши
   В ночной деревне, на горе.
  
   Иду, и холодеют росы,
   И серебрятся о тебе,
   Всё о тебе, расплетшей косы
   Для друга тайного, в избе.
  
   Дай мне пахучих, душных зелий
   И ядом сладким заморочь,
   Чтоб, раз вкусив твоих веселий,
   Навеки помнить эту ночь.
   Октябрь 1906
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Eгo двойник плывет над лесом ... - Подразумевается месяц и его зеркальное отражение в воде. Мотив двойничества свидетельствует о демонологической природе образа.
   "
  
   Уточню:
  
   Меж темных заводей и мутных
   Огромный месяц покраснел.
  
   это отражение месяца в "заводях", а двойник - на небе "плывет". Но эта инверсия: настоящий месяц - в болотине! - только подчеркивает "демонологическую природу " происходящего. В черновиках сохранилось и название - "Колдунья". Блок его снял, наверное, из-за его очевидности.
   В стихотворении имеем мир "Пузырей земли", мир мороков, бесовства и бесенят, колдунов и ведьм. Ну и эротика. Для Блока - неизменный атрибут грязи в те времена.
  
   ("...Даже К.М.С. не сыграла той роли, какую должна была бы сыграть; и она более, чем "Урания", чем нужно было бы для такой первой встречи, для того, чтобы любовь юноши научилась быть любовью во всей полноте. Но у Блока так и осталось - разрыв на всю жизнь. Даже при значительнейшей его встрече уже в зрелом возрасте в 1914 году было так, и только ослепительная, солнечная жизнерадостность Кармен победила все травмы и только с ней узнал Блок желанный синтез и той и другой любви."
   Блок-Менделеева Л. Д. "Были и небылицы о Блоке и о себе")
  
   Но если в той книге("Пузыри земли") - герой Блока только изумленно оглядывался, присматривался к этой стороне действительности, то теперь он активно обживает её.
  
  
  
  
  
  
   Проклятый колокол
  
  
  
  
  
   Вёсны и зимы меняли убранство.
   Месяц по небу катился - зловещий фонарь.
   Вы, люди, рождались с желаньем скорей умереть,
   Страхом ночным обессилены.
  
   А над болотом - проклятый звонарь
   Бил и будил колокольную медь.
   Звуки летели, как филины,
   В ночное пространство.
  
   Колокол самый блаженный,
   Самый большой и святой,
   Тот, что утром скликал прихожан,
   По ночам расточал эти звуки.
  
   Кто рассеет болотный туман,
   Хоронясь за ночной темнотой?
   Чьи качают проклятые руки
   Этот колокол пленный?
  
   В час угрюмого звона я был
   Под стеной, средь болотной травы,
   Я узнал тебя, черный звонарь,
   Но не мне укротить твою медь!
  
   Я в туманах бродил.
   Люди спали. О, люди! Пока не пробудитесь вы, -
   Месяц будет вам - красный, зловещий фонарь,
   Страшный колокол будет вам петь!
   7 ноября 1906
  
  
  
  
  
  
   Дата: 7 ноября 1906. В ночь с 7-ого на 8-ое ноября 1902 года, у него было решительное объяснение с Л.Д. Прошло ровно четыре года.
  
   Заглавное стихотрворение - прямое продолжение предыдущего стихотворения, "Ищу огней - огней попутных": там -
  
   "Меж темных заводей и мутных
   Огромный месяц покраснел.
   Октябрь 1906"
  
   Здесь:
  
   А над болотом - проклятый звонарь
   Бил и будил колокольную медь.
  
   ...Месяц будет вам - красный, зловещий фонарь,
   Страшный колокол будет вам петь!
  
   В стихотворении всё тот же мир "Пузырей земли", мир мороков, бесовства и бесенят, колдунов и ведьм. Вот только...
   Для Блока луна, месяц раньше был зраком, оком через который Лучезарная смотрела на мир:
  
   "Взгляни наверх...
   ...Проникнешь ты в Ее чертог,
   Постигнешь ты -- так хочет бог --
   Ее необычайный глаз.
   10 июня 1901"
  
   Но всё искажается, всё переворачивается, белое становится черным, и то, что ранее явно давало весть о Твоем присутствии, теперь стало обманкой. И герой, ранее пытавшийся помочь Тебе войти в наш мир, теперь в бессилии наблюдает над апокалипсическим искажение облика. В его Мистическое лето у него было предчувствие:
  
   "...Весь горизонт в огне -- и ясен нестерпимо,
   И молча жду, -- тоскуя и любя.
  
   Весь горизонт в огне, и близко появленье,
   Но страшно мне: изменишь облик Ты,
  
   И дерзкое возбудишь подозренье,
   Сменив в конце привычные черты.
  
   О, как паду -- и горестно, и низко,
   Не одолев смертельные мечты!
  
   Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
   Но страшно мне: изменишь облик Ты.
   4 июня 1901. С. Шахматово"
  
   И вот... В стихах сбывается всё... Правда не так, как в стихах. И если не Ты изменила облик, то облик изменили Тебе.
   - "Я узнал тебя, черный звонарь - ещё один привычный персонаж Блока - безликий:
  
   "За темной далью городской
   Терялся белый лед.
   Я подружился с темнотой,
   Замедлил быстрый ход.
  
   Ревело с черной высоты
   И приносило снег.
   Навстречу мне из темноты
   Поднялся человек.
  
   Лицо скрывая от меня,
   Он быстро шел вперед
   Туда, где не было огня
   И где кончался лед.
  
   Он обернулся -- встретил я
   Один горящий глаз.
   Потом сомкнулась полынья --
   Его огонь погас.
  
   Слилось морозное кольцо
   В спокойный струйный бег.
   Зарделось нежное лицо,
   Вздохнул холодный снег.
  
   И я не знал, когда и где
   Явился и исчез --
   Как опрокинулся в воде
   Лазурный сон небес.
   4 августа 1902"
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   В "Воспоминаниях о Блоке" Андрей Белый высказал предположение, что Блок образом "проклятого звонаря" выражал свое отношение к былому "аргонавтическому", соловьевскому братству: "Этот темный звонарь с нами связан: груз прошлого чувствовал тяжестью Блок ( ... ) "Звонаря" ощущали с С.М. Соловьевым и мы в роковое, тяжелое, революционное лето, когда все друг в друге не видели рыцарей, видели - призраков"
   ".
  
   Блок потом тоже написал прозой об этом лете:
   "...ибо это [русский символизм] - искание утраченного золотого меча, который вновь пронзит хаос, организует и усмирит бушующие лиловые миры.
   Ценность этих исканий состоит в том, что они-то и обнаруживают с очевидностью объективность и реальность "тех миров"; здесь утверждается положительно, что все миры, которые мы посещали, и все события, в них происходившие, вовсе не суть "наши представления", то есть что "теза" и "антитеза" имеют далеко не одно личное значение. Так, например, в период этих исканий оценивается по существу русская революция, то есть она перестает восприниматься как полуреальность, и все ее исторические, экономические и т.п. частичные причины получают свою высшую санкцию; в противовес суждению вульгарной критики о том, будто "нас захватила революция", мы противопоставляем обратное суждение: революция совершалась не только в этом, но и в иных мирах; она и была одним из проявлений помрачения золота и торжества лилового сумрака, то есть тех событий, свидетелями которых мы были в наших собственных душах. Как сорвалось что-то в нас, так сорвалось оно и в России. Как перед народной душой встал ею же созданный синий призрак, так встал он и перед нами. И сама Россия в лучах этой новой (вовсе не некрасовской, но лишь традицией связанной с Некрасовым) гражданственности оказалась нашей собственной душой."
   Ал. Блок. "О современном состоянии русского символизма"
  
   Русская революция - это "полуреальность", а истинная - мятеж лиловых миров, и вот этот месяц-колокол, в который преобразилось Твое око.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   О жизни, догоревшей в хоре
  
  
  
  
   * * *
  
   О жизни, догоревшей в хоре
   На темном клиросе твоем.
   О Деве с тайной в светлом взоре
   Над осиянным алтарем.
  
   О томных девушках у двери,
   Где вечный сумрак и хвала.
   О дальной Мэри, светлой Мэри,
   В чьих взорах - свет, в чьих косах - мгла.
  
   Ты дремлешь, боже, на иконе,
   В дыму кадильниц голубых.
   Я пред тобою, на амвоне,
   Я - сумрак улиц городских.
  
   Со мной весна в твой храм вступила,
   Она со мной обручена.
   Я - голубой, как дым кадила,
   Она - туманная весна.
  
   И мы под сводом веем, веем,
   Мы стелемся над алтарем,
   Мы над народом чары деем
   И Мэри светлую поем.
  
   И девушки у темной двери,
   На всех ступенях алтаря -
   Как засветлевшая от Мэри
   Передзакатная заря.
  
   И чей-то душный, тонкий волос
   Скользит и веет вкруг лица,
   И на амвоне женский голос
   Поет о Мэри без конца.
  
   О розах над ее иконой,
   Где вечный сумрак и хвала,
   О деве дальней, благосклонной,
   В чьих взорах - свет, в чьих косах - мгла.
   Ноябрь 1906
  
  
   - "Со мной весна в твой храм вступила... - когда Блок пишет о "храме" - даже со всеми его атрибутами христианства - клирос, иконы, кадильницы, алтарь, амвон (Амво?н (от др.-греч. ?????, ??????? -- "выступ, возвышение") -- специальное сооружение в христианском храме, предназначенное для чтения Священного Писания, пения или возглашения некоторых богослужебных текстов), - всё равно представлять происходящее в русле православия не следует.
   Вот одно из первых упоминаний о "храме" в его стихах, ещё ANTE LUCEM - (до света, до "Стихов о Прекрасной Даме":
  
   "...Не сожалей! Твоим страстям
   Готов любовью я ответить,
   Но я нашел чистейший храм,
   Какого в жизни мне не встретить.
   8 июня 1899"
  
   Его храмы - не из нашей жизни, его храмы - не нашему Богу:
  
   "НЕВЕДОМОМУ БОГУ
  
   "Не ты ли душу оживишь?
   Не ты ли ей откроешь тайны?
   Не ты ли песни окрылишь,
   Что так безумны, так случайны...
  
   О, верь! Я жизнь тебе отдам,
   Когда бессчастному поэту
   Откроешь двери в новый храм,
   Укажешь путь из мрака к свету!..
   22 сентября 1899"
   Или не богу, а богине, темной богине:
  
   "SERVUS -REGINAE*
  
   Не призывай. И без призыва
   Приду во храм.
   Склонюсь главою молчаливо
   К твоим ногам.
   14 сентября 1899"
   "приду" в тот храм, который:
  
   "...Но ужасней -- средний храм --
   Меж десяткой и девяткой,
   С черной, выспренней загадкой,
   С воскуреньями богам.
   10 марта 1901"
  
   Или богине светлой:
  
   "...Вдруг расцвела, в лазури торжествуя,
   В иной дали и в неземных горах.
   И ныне вся овеяна снегами.
   Кто белый храм, безумцы, посетил?
   26 июня 1901"
  
   Или "ты", суровая и хладная, убивающая любовь - и есть воплощение храма:
  
   "Суровый хлад -- твоя святая сила:
   Безбожный жар нейдет святым местам.
   Пускай любви -- забвенье и могила,
   Ты над могилой -- лучезарный храм.
   11 августа 1901. С. Дедово"
  
   А потом Любочка начнёт водить его по храмам Питера:
   "...Я стала приходить в собор к моей Казанской и ставить ей восковую свечку.
   ...В сумерки октябрьского дня (17 октября) я шла по Невскому к Собору и встретила Блока. Мы пошли рядом. Я рассказала, куда иду и как все это вышло. Позволила идти с собой. Мы сидели в стемневшем уже соборе на каменной скамье под окном, близ моей Казанской. То, что мы тут вместе, это было больше всякого объяснения. Мне казалось, что я явно отдаю свою душу, открываю доступ к себе.
   Так начались соборы, сначала Казанский, потом и Исакиевский..."
   Блок-Менделеева Л. Д. "Были и небылицы о Блоке и о себе"
  
   "Медленно в двери церковные
   Шла я, душой несвободная,
   Слышались песни любовные,
   Толпы молились народные.
  
   ...Падают розы вечерние,
   Падают тихо, медлительно.
   17 октября 1901"
  
   Стоит ли говорить, что ни песни любовные, ни падающие розы вечерние - ни в Казанском, ни потом в Исакиевском соборе появиться не могли?
  
   А еще храм может быть вот таким сгустком мглы, теней, сумерек среди раздольного света:
  
   "Сгущался мрак церковного порога
   В дни свадеб, в дни рождений, похорон;
   А там -- вилась широкая дорога,
   И путник шел, закатом озарен.
  
   Там не было конца свободной дали,
   Но здесь, в тени, не виделось ни зги;
   И каждый раз прохожего встречали
   Из сумрака ответные шаги.
  
   Церковный свод давал размерным звоном
   Всем путникам напутственный ответ,
   И в глубине, над сумрачным амвоном,
   Остерегающий струился свет.
  
   И, проходя в смеющиеся дали,
   Здесь путник ждал, задумчив и смущен,
   Чтоб меркнул свет, чтоб звуки замирали...
   И дале шел, закатом озарен.
   4 января 1902"
  
   Вот вид того храма изнутри:
  
   "Высоко с темнотой сливается стена,
   Там -- светлое окно и светлое молчанье.
   Ни звука у дверей, и лестница темна,
   И бродит по углам знакомое дрожанье.
  
   В дверях дрожащий свет и сумерки вокруг.
   11 января 1902"
  
  
   Блок. Из дневников (о совместном посещении храма):
   "...В соборе почти никого не было. Вас поразила высота, громада, торжество, сумрак. Голос понизили даже. Прошли глубже, встали у колонны, смотрели наверх, где были тонкие нитки лестничных перил. Лестница ведет в купол. Там кружилась, наверное, голова...
   Отчего Вам тогда хотелось сумрака, пугал Вас рассеянный свет из окон? Он портил собор, портил мысли, что же еще?"
   Блок. Из дневников, последние строки из воспоминаний лета 902-года о прошедшей зиме:
   "...Стало поздно, вышли, опять пошептались монашки... Еще с моста смотрели закат, но Вам уже не хотелось остановиться. Это было в последний раз. Кто-то видел нас... Для Вас -- мимолетность. Но чтобы я когда-нибудь забыл что-нибудь из этого -- для этого нужно что-нибудь совсем необыкновенное, притом того же порядка".
  
   "Мы преклонились у завета,
   Молчаньем храма смущены.
   В лучах божественного света
   Улыбка вспомнилась Жены.
  
   Единодушны и безмолвны,
   В одних лучах, в одних стенах,
   Постигли солнечные волны
   Вверху -- на тёмных куполах.
  
   И с этой ветхой позолоты,
   Из этой страшной глубины
   На праздник мой спустился Кто-то
   С улыбкой ласковой Жены.
   18 января 1902.
   Исаакиевский собор"
  
   Совсем необыкновенное... Улыбка Кого-то, вышедшего (вышедшей!) из страшной глубины. Из страшной темноты темных куполов.
  
   А вот совсем другой храм:
  
   "Все лучи моей свободы
   Заалели там.
   Здесь снега и непогоды
   Окружили храм.
  
   Все виденья так мгновенны --
   Буду ль верить им?
   Но Владычицей вселенной,
   Красотой неизреченной,
   Я, случайный, бедный, тленный,
   Может быть, любим.
  
   Дни свиданий, дни раздумий
   Стерегут в тиши...
   Ждать ли пламенных безумий
   Молодой души?
  
   Иль, застывши в снежном храме
   Не открыв лица,
   Встретить брачными дарами
   Вестников конца?
   8 февраля 1902"
  
   Более подробно о нём чуть позже:
  
   "...Нет меры нашему познанью,
   Вещественный не вечен храм.
   Когда мы воздвигали зданье,
   Его паденье снилось нам.
  
   И каждый раз, входя под своды,
   Молясь и плача, знали мы:
   Здесь пронесутся непогоды,
   Снега улягутся зимы.
   Февраль 1902"
  
  
   Это мир у разлива рек:
  
   "Мы живем в старинной келье
   У разлива вод.
   Здесь весной кипит веселье,
   И река поет.
   18 февраля 1902"
  
   Это то место, откуда он вышел на "бездорожье", где он - не один, где такие же, как и он, живут в кельях, где познание, и даже девы - не источник горечи, а чистой радости. Где даже знание, что храм, возведенный их руками, не вечен - не боль, а факт предсказания - почти инженерного расчета.
  
   А вот храм - опять "средний храм" из "изгибов сокровенных"
  
   "На темном пороге тайком
   Святые шепчу имена.
   Я знаю: мы в храме вдвоем,
   Ты думаешь: здесь ты одна...
  
   Я слушаю вздохи твои
   В каком-то несбыточном сне...
   Слова о какой-то любви...
   И, боже! мечты обо мне...
   Март 1902"
  
   Храм, который провоцирует инициирует пробуждение Двуликого:
  
   "Люблю высокие соборы,
   Душой смиряясь, посещать,
   Входить на сумрачные хоры,
   В толпе поющих исчезать.
  
   ...И тихо, с измененным ликом,
   В мерцаньи мертвенном свечей,
   Бужу я память о Двуликом
   В сердцах молящихся людей.
   Вот -- содрогнулись, смолкли хоры,
   В смятеньи бросились бежать...
   8 апреля 1902"
  
   "Вхожу я в темные храмы,
   Совершаю бедный обряд.
   Там жду я Прекрасной Дамы
   В мерцаньи красных лампад.
  
   В тени у высокой колонны
   Дрожу от скрипа дверей.
   А в лицо мне глядит, озаренный,
   Только образ, лишь сон о Ней.
  
   О, я привык к этим ризам
   Величавой Вечной Жены!
   Высоко бегут по карнизам
   Улыбки, сказки и сны.
  
   О, Святая, как ласковы свечи,
   Как отрадны Твои черты!
   Мне не слышны ни вздохи, ни речи,
   Но я верю: Милая -- Ты.
   25 октября 1902"
  
  
   Кстати, и у Андрея Белого храм - он такой же.
   Сравните, Блок в заглавном стихотворении:
  
   ...Я - сумрак улиц городских.
  
   Со мной весна в твой храм вступила,
   Она со мной обручена.
   Я - голубой, как дым кадила,
   Она - туманная весна.
  
   Белый:
   "Появление сумрака - появление сумрака в храме, который трепещет сиянием "красных лампад"; распространяется розовый отблеск и смешивается с погасающей золотой лучезарностью 901 года в ту особую, розово-золотую, густую и пряную обрядовую атмосферу, в которой таится нетерпеливое ожидание встречи с ней, материализованной в образ, входящий в храм. Розовое, озаренное заменяет лазурь золотистую, лучезарную. Розово-золотое есть смесь света с тьмой; вместе с тем: это розово-золотое - нетерпеливость ее ожидания"
   *
   Заглавное стихотворение закольцовано. Читать бы его следует с предпоследней строфы:
  
   ... И на амвоне женский голос
   Поет о Мэри без конца.
  
   О розах над ее иконой,
   Где вечный сумрак и хвала,
   О деве дальней, благосклонной,
   В чьих взорах - свет, в чьих косах - мгла...
  
   После чего, продолжая предложение переходить уж к первой строфе:
  
   ...О жизни, догоревшей в хоре
   На темном клиросе твоем.
   О Деве с тайной в светлом взоре
   Над осиянным алтарем...
  
   И так же перевёрнуты начала и концы в смысле стихотворения. О ком поют? О "задумчивой Мэри"? С клироса в церковном песнопении? О деве Марии? Но разве можно говорить про "тьму волос" святой девы? Ведь эта тьма наступает, когда ими, девичьими волосами, закроешь себе лицо...
  
  
   "В синем небе, в темной глуби..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   В синем небе, в темной глуби
   Над собором - тишина.
   Мы одну и ту же любим,
   Легковейная весна.
  
   Как согласны мы мечтами,
   Благосклонная весна!
   Не шелками, не речами
   Покорила нас она.
  
   Удивленными очами
   Мы с тобой покорены,
   Над округлыми плечами
   Косы в узел сплетены.
  
   Эта девушка узнала
   Чары легкие весны,
   Мгла весенняя сплетала
   Ей задумчивые сны.
  
   Опустила покрывало,
   Руки нежные сплела,
   Тонкой стан заколдовала,
   В храм вечерний привела,
  
   Обняла девичьи плечи,
   Поднялась в колокола,
   Погасила в храме свечи,
   Осенила купола,
  
   И за девушкой - далече
   В синих улицах - весна,
   Смолкли звоны, стихли речи,
   Кротко молится она...
  
   В синем небе, в темной глуби
   Над собором - тишина.
   Мы с тобой так нежно любим,
   Тиховейная весна!
   Ноябрь 1906
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Публикации: 3 С. [Земля в снегу], в цикле из четырех стихотворений "Мэри", в разд. "Подруга светлая"; III1 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь] в цикле из шести стихотворений "Мэри"
   ...
   - " Не шелками, не речами // Покорила нас она. - Скрытое противопоставление героини стихотворения образам Незнакомки и "стихийной", "демонической" женщины, для которых "шелка" -характерная примета: "Ее упругие шелка" ("Незнакомка", апрель 1906); "Вся - в шелках тугих" ("Шлейф, забрызганный звездами ... ", сентябрь 1906); ср. определение Дочери Зодчего, героини пьесы "Король на площади" (1906): "высокая красавица в черных шелках" (СС-84. С. 22)
   "
  
   Да, имеем противостояние, противопоставление исчадию лиловых миров ( Блок "О современном состоянии русского символизма":
   "Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового." )
   Противостояние тому "не живому, и не мёртвому" - по-настоящему живым: и мать у неё есть, за которой ухаживать надо и обитает она не в надзвездных далях, а домике, со скрипучей, наверное, лестницей. ("Нет имени тебе, мой дальний...") И нрав у неё - не от слова "норов", и по воскресеньям она ходит в церковь, и у неё - округлые плечи и ясные голубые глаза.
   Мещанка. Которая "без шестых чувств"(М. Цветаева)
  
  
  
   Балаган
  
  
   Ну, старая кляча, пойдем
   ломать своего Шекспира!
   Кин
  
   Над черной слякотью дороги
   Не поднимается туман.
   Везут, покряхтывая, дроги
   Мой полинялый балаган.
  
   Лицо дневное Арлекина
   Еще бледней, чем лик Пьеро.
   И в угол прячет Коломбина
   Лохмотья, сшитые пестро...
  
   Тащитесь, траурные клячи!
   Актеры, правьте ремесло,
   Чтобы от истины ходячей
   Всем стало больно и светло!
  
   В тайник души проникла плесень,
   Но надо плакать, петь, идти,
   Чтоб в рай моих заморских песен
   Открылись торные пути.
   Ноябрь 1906
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Эпиграф. - Эдмунд Кин ( 1787-1833) - крупнейший английский актер-трагик, один из прославленных исполнителей шекспировских ролей; герой романтической драмы Александра Дюма (1803-1870) "Кин, или Беспутство и гениальность" (1836). Блок приводит (неточно) слова Кина из 8-й сцены IV действия драмы; ср.: "Ну, рабочая лошадь, теперь ты уже в хомуте, ступай пахать своего Шекспира!" (Дюма А. Кин, или Беспутство и гений / Новый перевод под ред. П. Вейнберга. СПб., 1877. С. 55); современный перевод Э. Линецкой: "Ну, ступай, ломовая кляча, ты уже в упряжи, иди, паши своего Шекспира" (Дюма А. Пьесы. Л.; М., 1965. С. 406). В той же сцене пьесы Дюма Кин называет свое искусство "проклятым ремеслом" (Там же. С. 404).
   Видимо, Блок был знаком с пьесой Дюма только по театральным представлениям и воспроизвел слова Кина по памяти.
   "Кина" в театре Блок видел, по крайней мере, дважды: 12 января 1901 г. в петербургском Малом театре с В.П. Далматовым в главной роли (см. письмо Блока к А.В. Гиппиусу от 11 января 1901 г.) и в конце марта 1908 г. на гастролях братьев Адельгейм в Панаевском театре; 31 марта 1908 г. он сообщал матери: "Я был на гастролях Адельгеймов, видел Гамлета и Кина - недурно то и другое". Видимо, лишь после посещения этого (последнего) спектакля Блок предпослал стихотворению эпиграф (отсутствующий в автографах и первых публикациях). Впоследствии, в письме к М.Ф. Андреевой от 24 сентября 1919 г., Блок упомянул "Кина" Дюма в ряду пьес, принадлежащих, по его мнению, к "области высокого".
   "
  
   Эпиграф у Блока - это не квинтэссенция смысла, а намек на предшествующую стихотворению сцену. Перечитаем:
   "8-а сцена IV действия" - Кин в готовится к выходу на сцену, но тут выясняется, что его высокий покровитель и друг - принц Артур Уэльский (будущий король Великобритании) с датским послом обнаружили в его ложе "милую улику" - веер Елены, жены посла и, к тому же, любовницы принца... Кин в отчаянии: их поймали, что теперь будет?!-- но уже поднят занавес, зрители стучат ногами...
   "Кин. Что мне до зрителей! Проклятое ремесло! Мы не имеем прав даже на собственные чувства! Сердце рвется на части от горя, а ты изволь играть Фальстафа! Сердце полно радости, а ты играй Гамлета! У актёра нет лица, только маска. Да, зрители волнуются, они ждут, чтобы я их позабавил... Для них мы - автоматы, которые чувствуют лишь то, что указано в роли.... Я не буду играть сегодня!"
   Но общими усилиями, угрозами, уговорами его умаливают выйти на сцену. Он берет шпагу, надевает шляпу и вздыхает:
   "Кин. ...Ну, ступай, ломовая кляча, ты уже в упряжи, иди, паши своего Шекспира... Сбор полный?"
   Режиссер. Театр ломится от публики, а у входа все ещё толпа.
   Кин. Начинайте."
  
   И вот спектакль окончился, декорации разобрали, и актеры отправились следующему городу:
  
   Над черной слякотью дороги
   Не поднимается туман.
   Везут, покряхтывая, дроги
   Мой полинялый балаган.
  
   Лицо дневное Арлекина
   Еще бледней, чем лик Пьеро...
  
   Все волшебства всех Шекспиров отпаханы, а "в тайник души проникла плесень"...
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Обращаясь к стихотворению в "Воспоминаниях о Блоке", Андрей Белый находит, что оно по своей образно-эмоциональной тональности показательно для Блока периода "антитезы": "...проступает везде обыденность, которой ведь не было в "золотистой лазури" ( ... )" (Белый, 3. [Белый А.: Воспоминания о Блоке] С. 215)."
  
   Правда, эта та обыденность, от которой:
  
   ...Чтобы от истины ходячей
   Всем стало больно и светло.
  
   Это станет художественным принципом Блока - он никогда не будет чураться ни скверных рифм, ни истёртых образов. Это станет его фирменным знаком гения.
   ... гениального поэта, а не наивного провидца и обладателя тайны.
  
  
   "Твоя гроза меня умчала..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Твоя гроза меня умчала
   И опрокинула меня.
   И надо мною тихо встала
   Синь умирающего дня.
  
   Я на земле грозою смятый
   И опрокинутый лежу.
   И слышу дальние раскаты,
   И вижу радуги межу.
  
   Взойду по ней, по семицветной
   И незапятнанной стезе -
   С улыбкой тихой и приветной
   Смотреть в глаза твоей грозе.
   Ноябрь 1906
  
  
  
  
   - Твоя гроза меня умчала //И опрокинула меня.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Мотив "опрокинутости", связанный с темой смерти, самоубийства, появляется уже в 1902 г.: "Тогда мой путь опрокинется, // И я возвращусь к Тебе" (см. стих. "Когда святого забвения ... "; т. 1 наст. изд., а также коммент. к нему); "И, опрокинувшись, заглянет // Мой белый призрак им в лицо" ("Сбежал с горы и замер в чаще ... ", 1902; т. 1 наст. изд.) и др. Ср. также у Белого: "И спасенный друг чуть грустил, бледным лицом своим опрокидываясь в волны, и его спокойный профиль утопал среди белых цветов забвения" (Белый А. Северная симфония. М., 1904. С. 105.)"
  
   Стихотворение "Когда святого забвения..." написано в "Мае 1902" - это период его хождений по "каменным дорогам" - радостных блужданий по тропе миров, и оно о конкретном, любимом им перекрестке - мире камышовых заводей:
  
   "Когда святого забвения
   Кругом недвижная тишь, --
   Ты смотришь в тихом томлении,
   Речной раздвинув камыш.
  
   Я эти травы зеленые
   Люблю и в сонные дни.
   Не в них ли мои потаенные,
   Мои золотые огни?
  
   Ты смотришь тихая, строгая,
   В глаза прошедшей мечте.
   Избрал иную дорогу я, --
   Иду, -- и песни не те...
  
   Вот скоро вечер придвинется,
   И ночь -- навстречу судьбе:
   Тогда мой путь опрокинется,
   И я возвращусь к Тебе.
   Май 1902"
  
   (Кстати, и у Андрея Белого - о том же самом мире:
   "Справа и слева были синие, озерные пространства, подернутые белым туманом.
   И среди этих пространств подымались сонные волны, и на сонных волнах качались белоснежные цветы забвения.
  
   ...Тянулись и стояли облачка. Адам с Евой шли по колено в воде вдоль отмели. На них раздувались ветхозаветные вретища.
   Адам вел за руку тысячелетнюю морщинистую Еву. Ее волосы, белые, как смерть, падали на сухие плечи.
   Шли в знакомые, утраченные страны. Озирались с восторгом и смеялись блаженным старческим смехом. Вспоминали забытые места.
   На отмелях ходили красные фламинго, и на горизонте еще можно было различить его далекий силуэт.
  
   ...По колено в воде шла новоприобщенная святая.
   Она шла вдоль отмелей, по колено в воде, туда... в неизведанную озерную ширь.
   Из озерной глубины, где-то сбоку, вытягивалось застывшее от грусти лицо друга и смотрело на нее удивленными очами.
   Это была голова рыцаря, утонувшего в бездне безвременья... Но еще час встречи не наступил.
   И спасенный друг чуть грустил, бледным лицом своим опрокидываясь в волны, и его спокойный профиль утопал среди белых цветов забвения.
  
   ...В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные..."
  
   Напомню, что право первородства на этот мир, где ждут, когда придет их время, меж Блоком и Белым неустановимо.)
  
   Второе стихотворение, упомянутое в Примечаниях - "Сбежал с горы и замер в чаще", будет написано всего через пару месяцев - 21 июля 1902. Но оно уже из другой эпохи. Эпохи расплаты за предыдущее уютное времяпрепровождения на тропе миров, - время бесконечных летних кошмаров:
  
   "Сбежал с горы и замер в чаще.
   Кругом мелькают фонари...
   Как бьется сердце -- злей и чаще!
   Меня проищут до зари.
  
   Огонь болотный им неведом.
   Мои глаза -- глаза совы.
   Пускай бегут за мною следом
   Среди запутанной травы.
  
   Мое болото их затянет,
   Сомкнется мутное кольцо,
   И, опрокинувшись, заглянет
   Мой белый призрак им в лицо.
   21 июля 1902"
  
   Но "опрокидывание" и здесь - ссылка на другой мир. Весной - это был мир служения, противостоящий всем соблазнам вольных гуляний, теперь, летом - мир нечисти, откуда на живых взглянет "мой белый призрак".
  
   И в исходном стихотворении:
  
   Твоя гроза меня умчала
   И опрокинула меня.
   И надо мною тихо встала
   Синь умирающего дня.
  
   Я на земле грозою смятый
   И опрокинутый лежу...
  
   Дважды повторенный термин "опрокинуть" впрямую указует, что "твоя гроза" героя из реальной реальности вынесла. И в новой он уже может оперировать реальностями совсем другими :
  
   ...вижу радуги межу.
   Взойду по ней, по семицветной...
  
   ведь метафоры Блока далеки от всякой метафоричности.
  
  
  
   "В час глухой разлуки с морем..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   В час глухой разлуки с морем,
   С тихо ропщущим прибоем,
   С отуманенною далью -
  
   Мы одни, с великим горем,
   Седины' свои закроем
   Белым саваном - печалью.
  
   Протекут еще мгновенья,
   Канут в темные века.
  
   Будут новые виденья,
   Будет старая тоска.
  
   И, в печальный саван кроясь,
   Предаваясь тайно горю,
   Не увидим мы тогда, -
  
   Как горит твой млечный пояс!
   Как летит к родному морю
   Серебристая звезда!
   Ноябрь 1906
  
  
  
  
  
  
   Море здесь, конечно, не ласковое летнее Черное, а ноябрьское - Балтийское. Да и любое море для Блока всегда было границей, за которой "живет Прекрасная Дама", вот только теперь к нему прилагается - старая тоска:
  
   "...Она не придет никогда:
   Она не ездит на пароходе.
   Июль 1905"
  
   И теперь у поэта - новые видения... Например, как "...летит... // Серебристая звезда":
  
   Ал. Блок. Театр. "Незнакомка":
  
   " Звездочет
  
   Восходит новая звезда.
   Всех ослепительней она.
   Недвижна темная вода,
   И в ней звезда отражена.
   Ах! падает, летит звезда...
   Лети сюда! сюда! сюда!
  
   По небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных глаз. Все становится сказочным - темный мост и дремлющие голубые корабли. Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой ледный падучий блеск. Снег, вечно юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет."
  
   Ал. Блок. "О современном состоянии русского символизма":
   "...и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю "Незнакомкой": красавица кукла, синий призрак, земное чудо.
   Это - венец антитезы. И долго длится легкий, крылатый восторг перед своим созданием. Скрипки хвалят его на своем языке.
   Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено."
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "РЭ II2 [рабочий экземпляр 2-й кн. "Собрание стихотворений" (М.: Мусагет, 1912), служивший Блоку для подготовки второго издания 2-й кн. "Собрание стихотворений" (М.: Мусагет, 1916). ] поставлена дата правки: "Конец 1906", пометы Блока на полях у 1-й строфы: "Незнакомка?""
  
   То есть, спустя годы, Блок, перечитывая стихотворение, удивляется: "И здесь она?"
  
  
  
  
   "Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!.."
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!
   Дай мне вздохнуть, освежить мою грудь!
  
   В темных провалах, где дышит гроза,
   Вижу зеленые злые глаза.
  
   Ты ли глядишь, иль старуха-сова?
   Чьи раздаются во мраке слова?
  
   Чей ослепительный плащ на лету
   Путь открывает в твою высоту?
  
   Знаю - в горах распевают рога,
   Волей твоей зацветают луга.
  
   Дай отдохнуть на уступе скалы!
   Дай расколоть это зеркало мглы!
  
   Чтобы лохматые тролли, визжа,
   Вниз сорвались, как потоки дождя,
  
   Чтоб над омытой душой в вышине
   День золотой был всерадостен мне!
   Декабрь 1906
  
  
  
   Академический словарь (https://academic.ru/):
   СОЛЬВЕЙГ (норв. Solveig) - героиня драматической поэмы Г.Ибсена "Пер Гюнт" (1866), деревенская девушка, ушедшая из семьи за всеми отвергнутым Пером Гюнтом. Значение этого образа противоположно сравнительно небольшому пространству текста, отведенного ему в драме. С. оттеняет беспокойную природу Пера, этого "перекати-поля". С ней почти ничего не происходит: обещала ждать Пера и прождала его всю жизнь, до глубокой старости. С.- воплощение извечной мужской мечты о женской верности, которая не зависит от времени. В ряду архетипических воплощений женщины в драме Ибсена - матери (Осе), нимфы-соблазнительницы (Анитра), невесты (Ингрид) - С. стоит особняком. Она - вечная невеста, только внешне состарившаяся с годами, потому что юность замерла в ней с момента клятвы Перу. Но она и "небесная мать" героя. Именно в ее "надежде, вере и любви" он оставался "самим собой" - таким, каким был создан, - "единым, цельным, с печатью божьей на челе своем".
  
   Добавлю: имя Сольвейг можно перевести и по-другому.
   Википедия:
   "ССльвейг (Сольвег, Сульвей; др.-сканд. SСlveig) -- женское имя скандинавского происхождения.
   Этимология спорная. Производится либо от др.-сканд. salr ("зал") и veig ("сила, сущность"), либо от sСl ("солнце") и veig. В первом случае может означать "хозяйка дома", во втором -- "путь солнца" или "сила солнца".
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "... Вижу зеленые злые глаза. - Ср. противоположную характеристику цвета глаз в стих. "Сольвейг": "Но веселый, зеленый твой глаз мне блеснул". ["характеристика" - это эмоциональная наполненность цвета: там зеленый - "веселый глаз", здесь зеленые - "злые глаза" ] "Зеленые глаза" для Блока соотносятся со Скандинавией; "зеленые кудри" у "скандинавских владык" в поэме "Ночная Фиалка". См.: Раудар М.Н. Север и Скандинавия в лирике А. Блока// Скандинавский сборник. XXVII. Таллии, 1982. С. 189.
   ...Ты ли глядишь, иль старуха-сова? - В мифопоэтических представлениях различных народов сова (как и другие ночные птицы) связывается с нечистой силой.
   ...Чей ослепительный плащ на лету ... - Плащ - характерная примета "демонической" героини лирики Блока. Ср. в стих. "Иду-и все мимолетно ... " (1905): "Вольная дева в огненном плаще! .. ""
  
   ...В РЭ II2 [рабочий экземпляр 2-й кн. "Собрание стихотворений" (М.: Мусагет, 1912), служивший Блоку для подготовки второго издания 2-й кн. "Собрание стихотворений" (М.: Мусагет, 1916] перечеркнуто, в II3 [Блок А. Стихотворения. Кн. 2 (1904-1907). 3-е изд., перераб. М.: Мусагет, 1916.] не вошло. Там же на полях рядом с текстом знаки вопроса и помета Блока: "Переделать. Вовсе это не "Сольвейг"".
  
   Разумеется, ведьма, изображенная в стихотворении, к "воплощению извечной мужской мечты о женской верности" отношение имеет весьма косвенное. Но приблизительно в это время "Любочка" устроила вакханалию треугольника меж ним с Андреем Белым, тут-то Блоку это слово - "верность" и припомнилось.
   Но, когда стихи пишутся... Это как смотреться в зеркало, и магическое зеркало, стерев случайные черты, показало истинный облик следующей героини поэта:
  
   В темных провалах, где дышит гроза,
   Вижу зеленые злые глаза.
  
   Ты ли глядишь, иль старуха-сова?
   Чьи раздаются во мраке слова?
  
   Чей ослепительный плащ на лету...
  
   (Я про Сольвейг узнал не от Г. Ибсена и не от Э. Грига, а в 17 лет от Блока, и мне до сих пор странно знать, что Сольвейг - это вековечно ждущая старуха, а не солнечная хулиганка, которая к лесорубу прибегает на лыжах:
  
   "Сольвейг! Ты прибежала на лыжах ко мне,
   Улыбнулась пришедшей весне!
  
   Жил я в бедной и темной избушке моей
   Много дней, меж камней, без огней.
  
   Но веселый, зеленый твой глаз мне блеснул -
   Я топор широко размахнул!
  
   Я смеюсь и крушу вековую сосну,
   Я встречаю невесту - весну!
   20 февраля 1906")
  
   И Блок, спустя годы, остынувшим умом перечитав это стихотворение, буркнул: "Вовсе это не "Сольвейг"" и убрал его из свода книги. Но потом восстановил, т.к. оно характерно, оно ярко характеризует состояние персонажа книги "Александр Блок" периода разгула "антитезы", ибо здесь показан ещё один морок "двойников":
   "Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз. Все это бросает господин их в горнило своего художественного творчества..."
   А.А. Блок. "О современном состоянии русского символизма"
  
  
  
   "В серебре росы трава..."
  
  
  
  
   * * *
  
   В серебре росы трава.
   Холодна ты, не жива.
   Слышишь нежные слова?
  
   Я склонился. Улыбнись.
   Я прошу тебя: очнись.
   Месяц залил светом высь.
  
   Вдалеке поют ручьи.
   Руки белые твои -
   Две холодные змеи.
  
   Шевельни смолистый злак.
   Ты открой твой мертвый зрак.
   Ты подай мне тихий знак.
   Декабрь 1906
  
  
  
  
  
  
  
  
   В черновиках осталось более полное описание этой "девы лунного луча".
  
   А.А. Блок. "Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока". ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ:
   "После 6 .
   Под мерцаньем бледных рос
   Странен холод тяжких кос
   Я бы к звездам перенес.
   Ты бы стала ярче з(везд?)
  
   Здесь - мерцанье бледных рос,
   Здесь - тяжелый холод кос.
   Там - цветенье лунных роз -
   Бледных роз моих ночей,
   Черных роз твоих очей
   Злак холодный шевельни,
   От бессмертья отдохни.
   Разомкни уста твои
   Дева лунного луча!
   ...
   [Кличет]
   Разомкни уста твои,
   [Руки]"
  
   Но с точки зрения сюжета книги эти подробности сбивают главное противопоставление: образ спящей девы, которую надо разбудить и ввести в наш мир - то есть, образ Лучезарной! - в окончательном тексте теперь не теряется за "черными розами твоих очей". Вот описание как он покидал её, признав провал миссии (последнее стихотворений "Тома I", последнее стихотворение книги "Распутья"):
  
   "Вот он -- ряд гробовых ступеней.
   И меж нас -- никого. Мы вдвоем.
   Спи ты, нежная спутница дней,
   Залитых небывалым лучом.
  
   Ты покоишься в белом гробу.
   Ты с улыбкой зовешь: не буди.
   Золотистые пряди на лбу.
   Золотой образок на груди.
  
   Я отпраздновал светлую смерть,
   Прикоснувшись к руке восковой.
   Остальное -- бездонная твердь
   Схоронила во мгле голубой.
  
   Спи -- твой отдых никто не прервет.
   Мы -- окрай неизвестных дорог.
   Всю ненастную ночь напролет
   Здесь горит осиянный чертог.
   18 июня 1904. С. Шахматово"
  
   Теперь спящая... Читатель должен бы воспринимать её поначалу тою же "нежною спутницей дней", но это - ещё одна (как героиня прошлого стихотворения - "Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!...") ведьма. Сравните, здесь:
  
   Руки белые твои -
   Две холодные змеи.
  
   Шевельни смолистый злак.
   Ты открой твой мертвый зрак...
  
   и там:
  
   "В темных провалах, где дышит гроза,
   Вижу зеленые злые глаза.
  
   Ты ли глядишь, иль старуха-сова?..
   Декабрь 1906"
  
  
  
  
   Усталость
  
  
  
  
  
   Кому назначен темный жребий,
   Над тем не властен хоровод.
   Он, как звезда, утонет в небе,
   И новая звезда взойдет.
  
   И краток путь средь долгой ночи,
   Друзья, близка ночная твердь!
   И даже рифмы нет короче
   Глухой, крылатой рифмы: смерть.
  
   И есть ланит живая алость,
   Печаль свиданий и разлук...
   Но есть паденье, и усталость,
   И торжество предсмертных мук.
   14 февраля 1907
  
  
  
  
  
  
   А.А. Блок. "Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах" . ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ:
   УСТАЛОСТЬ ("Кому назначен темный жребий ... ")
   Заглавие - отсутствует
   Эпиграф - Noli me tangere, Maria
  
   Википедия:
   "Не прикасайся ко Мне (лат. Noli me tangere, греч. ?? ??? ?????) -- евангельский сюжет, описывающий первое после Воскресения явление Христа Марии Магдалине, которая, таким образом, первая увидела воскресшего Спасителя. Он же сказал ей: "не прикасайся ко Мне, ибо Я ещё не восшёл к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему" (Ин. 20:11--17)."
  
   Напомню, что эпиграф у Блока - это не разъяснения текста, а ссылка на сценку, разъясняющую текст - чаще всего на сценку, непосредственно предшествую ему.
   Исходя из этого, текст читается так: Герой, закончив предыдущий круг, оглядывается на весь этот "хоровод", который крутился вокруг него: какие-то женщины, какие-то ученики... Он вздыхает, глядя на Магдалину - скорее с отрешенностью, чем с усталостью, с ещё острой памятью о прошедших мучениях:
  
   ...есть ланит живая алость,
   Печаль свиданий и разлук...
   Но есть паденье, и усталость,
   И торжество предсмертных мук.
  
   Что ж, здесь, внизу, всё закончено, он отсюда уходит. И всё-таки, как же он устал от всего этого, от всех них... И с некоторым изумление констатирует: "небо", "смерть", как всё это, оказывается, просто:
  
   ... краток путь средь долгой ночи,
   Друзья, близка ночная твердь!
  
   Но на такое лобовое сравнение своего героя (себя, то есть) с Христом автор не решился и убрал эпиграф.
  
  
  
  
   "Придут незаметные белые ночи..."
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Придут незаметные белые ночи.
   И душу вытравят белым светом.
   И бессонные птицы выклюют очи.
   И буду ждать я с лицом воздетым,
  
   Я буду мертвый - с лицом подъятым.
   Придет, кто больше на свете любит:
   В мертвые губы меня поцелует,
   Закроет меня благовонным платом.
  
   Придут другие, разрыхлят глыбы,
   Зароют, - уйдут беспокойно прочь:
   Они обо мне помолиться могли бы,
   Да вот - помешала белая ночь!
   18 марта 1907
  
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Автографы и авторизованные тексты: ...первое в подборке из двух стихотворений под общим загл. "Белые ночи", второе - "Усталость" ("Кому назначен темный жребий ... ")"
  
   Общий сюжет обоих стихотворений весь на поверхности, и остаётся только гадать, почему Блок поменял их последовательность. Первоначальная более очевидна: здесь - распятие северного мессии - в бесконечном свете белой ночи ("...белые ночи... // ...душу вытравят белым светом") на бесконечном свете каменистой земли ("...Придут другие, разрыхлят глыбы"), там - Он заканчивает земной путь и уходит в Небо ("Он, как звезда, утонет в небе, // И новая звезда взойдет.")
   Может, так? - святой дух ушел в святое небе, а тело... Умершее тело всё ещё там: "с лицом подъятым".
  
  
  
   "Зачатый в ночь, я в ночь рожден..."
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Зачатый в ночь, я в ночь рожден,
   И вскрикнул я, прозрев:
   Так тяжек матери был стон,
   Так черен ночи зев.
  
   Когда же сумрак поредел,
   Унылый день повлек
   Клубок однообразных дел,
   Безрадостный клубок.
  
   Что быть должно - то быть должно,
   Так пела с детских лет
   Шарманка в низкое окно,
   И вот - я стал поэт.
  
   Влюбленность расцвела в кудрях
   И в ранней грусти глаз.
   И был я в розовых цепях
   У женщин много раз.
  
   И всё, как быть должно, пошло:
   Любовь, стихи, тоска;
   Всё приняла в свое русло
   Спокойная река.
  
   Как ночь слепа, так я был слеп,
   И думал жить слепой...
   Но раз открыли темный склеп,
   Сказали: Бог с тобой.
  
   В ту ночь был белый ледоход,
   Разлив осенних вод.
   Я думал: "Вот, река идет".
   И я пошел вперед.
  
   В ту ночь река во мгле была,
   И в ночь, и в темноту
   Та - незнакомая - пришла
   И встала на мосту.
  
   Она была - живой костер
   Из снега и вина.
   Кто раз взглянул в желанный взор,
   Тот знает, кто она.
  
   И тихо за руку взяла
   И глянула в лицо.
   И маску белую дала
   И светлое кольцо.
  
   "Довольно жить, оставь слова,
   Я, как метель, звонка,
   Иною жизнию жива,
   Иным огнем ярка".
  
   Она зовет. Она мани'т.
   В снегах земля и твердь.
   Что' мне поет? Что' мне звенит?
   Иная жизнь? Глухая смерть?
   12 апреля 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Эпиграф, с которым стихотворение было опубликовано в ЗС [Блок А. Земля в снегу. Третий сб. стихов. М.: Изд. журнала "Золотое руно", 1908.], в наборной рукописи III1 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. "Снежная ночь" (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]был Блоком вычеркнут и в дальнейших изданиях не публиковался.
  
   "ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
   "Заглавие - Судьба
   Эпиграф - Не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем. Леонид Андреев"
  
   Напомню, что эпиграф у Блока обычно весьма информативен. Он дает ссылку на исходную сценку. В данном случае - это Пролог из "Представления в пяти картинах с прологом" Леонида Андреева "Жизнь человека":
  
   "Некто в сером, именуемый Он, говорит о жизни Человека...
  
   - Смотрите и слушайте, пришедшие сюда для забавы и смеха. Вот пройдет перед вами вся жизнь Человека, с ее темным началом и темным концом. Доселе небывший, таинственно схороненный в безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем, - он таинственно нарушит затворы небытия и криком возвестит о начале своей короткой жизни. В ночи небытия вспыхнет светильник, зажженный неведомой рукою, -- это жизнь Человека. Смотрите на пламень его -- это жизнь Человека. Родившись, он примет образ и имя человека и во всем станет подобен другим людям, уже живущим на земле. И их жестокая судьба станет его судьбою, и его жестокая судьба станет судьбою всех людей. Неудержимо влекомый временем, он непреложно пройдет все ступени человеческой жизни, от низу к верху, от верху к низу. Ограниченный зрением, он никогда не будет видеть следующей ступени, на которую уже поднимается нетвердая нога его; ограниченный знанием, он никогда не будет знать, что несет ему грядущий день, грядущий час - минута. И в слепом неведении своем, томимый предчувствиями, волнуемый надеждами и страхом, он покорно совершит круг железного предначертания.
   Вот он -- счастливый юноша..."
  
   И очевидна причина снятия эпиграфа: здесь получилось не вступление, а тавтология. Правда, таким образом пропала и ещё одна строка из того текста: "... и его жестокая судьба станет судьбою всех людей."
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "В статье о Блоке К.И. Чуковский привлек стихотворение, чтобы показать характер эволюции образа его лирической героини, настаивая на отсутствии принципиальных различий в восприятии поэтом "Незнакомки" и "Прекрасной Девы" его ранних стихов. Блок, по словам Чуковского, "...только по привычке зовет ее Незнакомкой, но, ах, она Знакомка, старая его Знакомка, и он, как счастливый любовник, кичится победой". Критик цитирует далее ст. 29-36 стихотворения (от: "В ту ночь река во мгле была") и заключает: "Какие упоительные стихи, но неужели и вправду она пришла к нему? Уже пришла? Не ошибся ли он? Уж не принял ли он, и взаправду, деву от Квисисаны за Деву Радужных Ворот? На Невском проспекте так легко ошибиться: туман и путаница..."
   (Википедия:
   "Квисиса?на" (итал. Quisisana -- букв.: здесь поправляются) -- рестораны, существовавшие в Санкт-Петербурге в первой половине XX века, получившие известность благодаря механическому буфету-автомату, визитам литературной богемы и многочисленным упоминаниям в мемуарной и художественной литературе.)
  
   - "...Зачатый в ночь, я в ночь рожден ... - Блок родился "к утру воскресенья 16 ноября 1880 года" (Бекетова)
   - "... Разлив осенних вод... - Эту строку приводит (с намеренной неточностью) Андрей Белый как метафору эволюции ранней поэзии Блока (статья "Александр Блок", 1916): "Первоначальный рост музы Блока есть безразмерное расширение стихий: разлив русских вод; их весеннее таянье ( ... )". (Белый А. Поэзия слова. Пб., 1922. С. 122). "Осенний" колорит стихотворения противостоит "весеннему" колориту ранней лирики Блока.
   - "...Та - незнакомая - пришла // И встала на мосту. - Автореминисценция картины появления героини во "втором видении" драмы "Незнакомка" (1906): " ...по мосту идет прекрасная женщина в черном ( ... ) Незнакомка застывает у перил моста ( ... )" (СС-84. с. 84).
   - "... Она была - живой костер // Из снега и вина... - Характеристики образа лирической героини стихотворений, сосредоточенных в разделах "Снежная Маска" и "Фаина" второго тома; в биографическом плане подразумеваются взаимоотношения Блока с Н.Н. Волохавой.
   - "...В снегах земля и твердь ... Глухая смерть? - Рифмовка "твердь: смерть" автореминисценция из стих. "Усталость" (февраль 1907); ср. там же: "И даже рифмы нет короче// Глухой, крылатой рифмы: смерть".
   - "...Что мне поет? Что мне звенит? - Реминисценция из "Слова о полку Игореве": "Что ми шумить, что ми звенить далече рано предъ зорями?"
  
  
   И где же в этой истории жизни Лучезарная?
   Ключевая строфа, по-моему, вот эта:
  
   Что быть должно - то быть должно,
   Так пела с детских лет
   Шарманка в низкое окно,
   И вот - я стал поэт.
  
   Только, чтобы её правильно понять, надо вспомнить строки из дневника Блока 1918-ого года, в которых он вспоминал о весне 901-ого:
   "МАРТ 1901
   ...Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими слезы, огонь и песню, но кто-то нашептывает, что я вернусь некогда на то же поле другим - потухшим, измененным злыми законами времени, с песней наудачу (т. е. поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны)."
   "Поэт" для Блока - это не провидец, это - "...потухший, измененный злыми законами времени" человек, который пишет "песни наудачу", а не "обладатель тайны". То есть, когда он "стал поэт", то, как "провидец", как "обладатель тайны" - тайны Зари, тайны Девы, тайны Купины - он закончился.
   И предыдущие два стихотворения - о том же: "Я буду мертвый - с лицом подъятым", "Он, как звезда, утонет в небе, // И новая звезда взойдет".
   Провидца здесь больше нет, а оставшийся:
  
   ...Я думал: "Вот, река идет".
   И я пошел вперед.
  
   И ему тут же выдали награду... или аванс? -
  
   ...Та - незнакомая - пришла
   И встала на мосту.
  
   Она была - живой костер
   Из снега и вина.
  
  
  
   - "...Всё приняла в свое русло // Спокойная река. - ссылка на мир на скрещении вод:
  
   "Мы живем в старинной келье
 У разлива вод.
Здесь весной кипит веселье,
И река поет.

Но в предвестие веселий,
В день весенних бурь
К нам прольется в двери келий
Светлая лазурь.

И полны заветной дрожью
Долгожданных лет
Мы помчимся к бездорожью
В несказанный свет.
                18 февраля 1902"
  
   Мир, который в 902-ом был миром совместного - радостного, весеннего! - служения, совместного подвига во имя Её! (Наиболее подробно он описан в цикле "Молитвы" книги "Распутья".)
   Теперь, 12 апреля 1907 - разгар антитезы, и тот мир воспринимается совсем по-другому:
  
   Как ночь слепа, так я был слеп,
   И думал жить слепой...
   Но раз открыли темный склеп,
   Сказали: Бог с тобой.
  
   Темным склепом представляется теперь тот скит.
   "Бог с тобой" - это синоним "прощай!" Тебе больше не нравится здесь - уходи. И он ушёл. От служения героине тезы, к "живому костру // Из снега и вина" антитезы.
  
   "Итак, свершилось: мой собственный волшебный мир стал ареной моих личных действий, моим "анатомическим театром", или балаганом, где сам я играю роль наряду с моими изумительными куклами... Жизнь стала искусством, я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю "Незнакомкой": красавица кукла, синий призрак, земное чудо.
   Это - венец антитезы. И долго длится легкий, крылатый восторг перед своим созданием. Скрипки хвалят его на своем языке.
   Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено.
   ...Для меня это - совершившийся факт. Я стою перед созданием своего искусства и не знаю, что делать. Иначе говоря, что мне делать с этими мирами, что мне делать и с собственной жизнью, которая отныне стала искусством, ибо со мной рядом живет мое создание - не живое, не мертвое, синий призрак. Я вижу ясно "зарницу меж бровями туч" Вакха ("Эрос" Вяч. Иванова), ясно различаю перламутры крыльев (Врубель - "Демон", "Царевна-Лебедь") или слышу шелест шелков ("Незнакомка"). Но все - призрак."
   А.А. Блок. "О современном состоянии русского символизма"
  
  
   "С каждой весною пути мои круче..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   С каждой весною пути мои круче,
   Мертвенней сумрак очей.
   С каждой весною ясней и певучей
   Таинства белых ночей.
  
   Месяц ладью опрокинул в последней
   Бледной могиле, - и вот
   Стертые лица и пьяные бредни...
   Карты... Цыганка поет.
  
   Смехом волнуемый черным и громким,
   Был у нас пламенный лик.
   Свет набежал. Промелькнули потемки.
   Вот он: бесстрастен и дик.
  
   Видишь, и мне наступила на горло,
   Душит красавица ночь...
   Краски последние смыла и стерла...
   Что ж? Если можешь, пророчь...
  
   Ласки мои неумелы и грубы.
   Ты же - нежнее, чем май.
   Что же? Целуй в помертвелые губы.
   Пояс печальный снимай.
   7 мая 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   ...Как и в стих. "Придут незаметные белые ночи ... ", поэтический образ белых ночей здесь предстает в сочетании с мотивом смерти и в автополемике с символикой "весны" в первом томе.
   - "...Месяц ладью опрокинул в последней // Бледной .могиле ... - Отзвук мифоґпоэтических представлений об умалении месяца как умирании небесного светила. "Ладья" - мифологический образ ладьи смерти, на которой человеческая душа переправляется в загробный мир.
   - "...Карты ... Цыганка поет ~ Был у нас пламенный лик. -- Ср. стих. "Старуха гадала у входа ... " ( 1903; т. 1 наст. изд.) где тема карточного гадания также сочетается с мотивом "пламенности" ("Увидавшие страшный лик, // Задыхались в дыму пожара ( ... )"),а также стих. "Потеха! Рокочет труба ... " (1905).
   "
  
   Весенние белые ночи первого тома - это бесконечная заря:
  
   "Верю в Солнце Завета,
   Вижу зори вдали.
   Жду вселенского света
   От весенней земли.
   22 февраля 1902"
  
   "... И в бесконечном отдаленьи
   Замрут печально голоса,
   Когда окутанные тенью
   Мои погаснут небеса.
   27 марта 1902"
  
   "...До утра мы в комнатах спорим,
   На рассвете один из нас
   Выступает к розовым зорям --
   Золотой приветствовать час.
   Март-апрель 1904"
  
   "Тебе, Чей Сумрак был так ярок,
   Чей Голос тихостью зовет, --
   Приподними небесных арок
   Всё опускающийся свод.
   Мой час молитвенный недолог --
   Заутра обуяет сон...
   ...Тебе, Чья Тень давно трепещет
   В закатно-розовой пыли!
   Март-апрель 1904"
  
   Нынче белая ночь - это магический сумрак готического мира ужасов:
  
   Видишь, и мне наступила на горло,
   Душит красавица ночь...
  
   - "Месяц ладью опрокинул в последней // Бледной могиле, - и вот... - "опрокидывание" у Блока - это термин, характеризующий переход в новую реальность.
   Например:
  
   "Вот скоро вечер придвинется,
   И ночь -- навстречу судьбе:
   Тогда мой путь опрокинется,
   И я возвращусь к Тебе.
   Май 1902"
   Или:
  
   "Мое болото их затянет,
   Сомкнется мутное кольцо,
   И, опрокинувшись, заглянет
   Мой белый призрак им в лицо.
   21 июля 1902"
  
   Или:
  
   "Твоя гроза меня умчала
   И опрокинула меня.
   И надо мною тихо встала
   Синь умирающего дня.
   Ноябрь 1906"
  
   В этой - луна, умирая, превращается в ладью Харона, и вокруг мертвенного героя - такие же не живые:
  
   Стертые лица и пьяные бредни...
   Карты... Цыганка поет.
  
   Эту цыганку мы уже встречали:
  
   "...И видит на флаге прохожий
   Огромную надпись: "Судьба".
  
   Палатка. Разбросаны карты.
   Гадалка, смуглее июльского дня,
   Бормочет, монетой звеня,
   Слова слаще звуков Моцарта.
  
   Кругом - возрастающий крик,
   Свистки и нечистые речи,
   И ярмарки гулу - далече
   В полях отвечает зеленый двойник.
   Июль 1905"
  
   Но здесь она гаданиями не ограничивается. Гадалка, наконец, производит то, на что была направлена с самого начала:
  
   "...И мнилась мне Российская Венера,
   Тяжелою туникой повита,
   Бесстрастна в чистоте, нерадостна без меры...,
  
   ...И странен блеск ее глубоких глаз...
   29 мая 1901. С. Шахматово"
  
   "Одинокий, к тебе прихожу,
   Околдован огнями любви.
   Ты гадаешь...
   1 июня 1901. С. Шахматово"
  
   И теперь:
  
   Стертые лица и пьяные бредни...
   Карты...
  
   ...Краски последние смыла и стерла...
   Что ж? Если можешь, пророчь...
  
   Ласки мои неумелы и грубы.
   Ты же - нежнее, чем май.
   Что же? Целуй в помертвелые губы.
   Пояс печальный снимай.
  
  
  
  
  
  
  
   Девушке
    
  
  
  
  
   Ты перед ним, что стебель гибкий,
   Он пред тобой, что лютый зверь.
   Не соблазняй его улыбкой,
   Молчи, когда стучится в дверь.
    
   А если он ворвется силой,
   За дверью стань и стереги:
   Успеешь - в горнице не милой
   Сухие стены подожги.
    
   А если близок час позорный,
   Ты повернись лицом к углу,
   Свяжи узлом платок свой черный 
   И в черный узел спрячь иглу.
    
   И пусть игла твоя вонзится
   В ладони грубые, когда
   В его руках ты будешь биться,
   Крича от боли и стыда ...
    
   И пусть в угаре страсти грубой
   Он не запомнит, сгоряча,
   Твои оттиснутые зубы
   Глубоким шрамом вдоль плеча!
                            6 июня 1907
  
  
  
  
   Прошлое  стихотворение  "С каждой весною пути мои круче" заканчивалось:
  
   "...Ласки мои неумелы и грубы,
   Ты же - нежнее, чем май.
   Что же? Целуй в помертвелые губы.
   Пояс печальный снимай.
                                               7 мая 1907"
    
   В заглавном -  картина с другой стороны. Что ж... Судя по воспоминаниям Л.Д., секс для Блока, секс в представлении Блока  в те года  был, чем угодно, только не радостью. Пожалуй - средством доминирования. То есть - не "заняться любовью", а "овладеть".
  
   "Когда я создавал героя..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Когда я создавал героя,
   Кремень дробя, пласты деля,
   Какого вечного покоя
   Была исполнена земля!
   Но в зацветающей лазури
   Уже боролись свет и тьма,
   Уже металась в синей буре
   Одежды яркая кайма...
   Щит ослепительно сверкучий
   Сиял в разрыве синих туч,
   И светлый меч, пронзая тучи,
   Разил, как неуклонный луч...
   Еще не явлен лик чудесный,
   Но я провижу лик - зарю,
   И в очи молнии небесной
   С чудесным трепетом смотрю!
   3 октября 1907
  
  
  
  
  
   Имеем предельно точное описание "тезы" русского символизма. Сравните:
  
   Блок Александр Александрович. О современном состоянии русского символизма
   "Теза: "ты свободен в этом волшебном и полном соответствий мире". Твори, что хочешь, ибо этот мир принадлежит тебе. "Пойми, пойми, все тайны в нас, в нас сумрак и рассвет" (Брюсов). "Я - бог таинственного мира, весь мир - в одних моих мечтах" (Сологуб). Ты - одинокий обладатель клада; но рядом есть еще знающие об этом кладе (или - только кажется, что и они знают, но пока это все равно). Отсюда - мы: немногие знающие, символисты.
   ...Дерзкое и неопытное сердце шепчет: "Ты свободен в волшебных мирах"; а лезвие таинственного меча уже приставлено к груди; символист уже изначала - теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие; но на эту тайну, которая лишь впоследствии оказывается всемирной, он смотрит как на свою; он видит в ней клад, над которым расцветает цветок папоротника в июньскую полночь; и хочет сорвать в голубую полночь - "голубой цветок".
   В лазури Чьего-то лучезарного взора пребывает теург; этот взор, как меч, пронзает все миры: "моря и реки, и дальний лес, и выси снежных гор", - и сквозь все миры доходит к нему вначале - лишь сиянием Чьей-то безмятежной улыбки.
  
   Лишь забудешься днем, иль проснешься в полночи,
   Кто-то здесь. Мы вдвоем, -
   Прямо в душу глядят лучезарные очи
   Темной ночью и днем...
   (Вл. Соловьев)
  
   ...Золотой меч, пронизывающий пурпур лиловых миров, разгорается ослепительно - и пронзает сердце теурга. Уже начинает сквозить лицо среди небесных роз; различается голос...
   Март - апрель 1910"
  
   Стихотворение - как из Первого тома. Не мутные потоки похоти, как в предыдущих, а как удары молота о наковальню в подвиге чистого служения. И его священная троица - Дева, проглядывающая в Заре, которая есть - призыв Господен, то есть - Купина! - смотрит на него, не отводя взгляд от его взгляда:
  
   ...я провижу лик - зарю,
   И в очи молнии небесной
   С чудесным трепетом смотрю!
  
  
  
  
  
  
   "Всюду ясность божия..."
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Всюду ясность божия,
   Ясные поля,
   Девушки пригожие,
   Как сама земля.
  
   Только верить хочешь всё,
   Что на склоне лет
   Ты, душа, воротишься
   В самый ясный свет.
   3 октября 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Стихотворение написано по пути в Киев (Блок выехал из Петербурга вечером 2 октября 1907 г.) и, видимо, отразило дорожные впечатления."
  
   Да, просто видишь, как Блок сидит у окна поезда и, что видит, то и пишет:
  
   Всюду ясность божия,
   Ясные поля,
   Девушки пригожие,
   Как сама земля.
  
   А мотив возвращения... "Только верить хочешь всё" - "только" - это противопоставление: ему очень хочется верить, что душа вернется "в самый ясный свет", а не, как ему через несколько дней придётся возвращаться в осеннюю хмарь Питера, в разгул страстей антитезы:
   "...Золотой меч погас, лиловые миры хлынули мне в сердце. Океан - мое сердце, все в нем равно волшебно: я не различаю жизни, сна и смерти, этого мира и иных миров (мгновенье, остановись!). Иначе говоря, я уже сделал собственную жизнь искусством (тенденция, проходящая очень ярко через все европейское декадентство). Жизнь стала искусством, я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю "Незнакомкой": красавица кукла, синий призрак, земное чудо.
   Это - венец антитезы."
   Блок Александр Александрович. "О современном состоянии русского символизма".
  
   Нет, не туда, а в 901-ый год...
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты":
   "Варианты
   5 Только верить хочется
   7 Что душа воротится
   8 было начато: В прежн[ий?]"
  
   "Прежний" - как начиналось, и "самый ясный" - как было уточнено, для него практически синонимы.
  
  
   "Она пришла с заката..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Она пришла с заката.
   Был плащ ее заколот
   Цветком нездешних стран.
  
   Звала меня куда-то
   В бесцельный зимний холод
   И в северный туман.
  
   И был костер в полно'чи,
   И пламя языками
   Лизало небеса.
  
   Сияли ярко очи.
   И черными змея'ми
   Распуталась коса.
  
   И змеи окрутили
   Мой ум и дух высокий
   Распяли на кресте.
  
   И в вихре снежной пыли
   Я верен черноокой
   Змеиной красоте.
   8 ноября 1907
  
  
  
  
  
   В ночь с 7 по 8 ноября 1902 года состоялось решительное объяснение меж Блоком и Л.Д.
   Блок признался ей в любви, а она приняла его признание.
   Блок полагал, что Л.Д. - Дева, Заря, Купина:
   "... однако меня оправдывает продолжительная и глубокая вера в Вас (как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать)." (Блок. Из не отосланного письма к Л.Д.)
   А Любочке хотелось целоваться:
   "Из Казанского собора мы пошли в Исакиевский. Исакиевский собор, громадный, высокий и пустой, тонул во мраке зимнего вечера. Кой-где, на далеких расстояниях, горели перед образами лампады или свечи. Мы так затерялись на боковой угловой скамье, в полном мраке, что были более отдалены от мира, чем где-нибудь. Ни сторожей, ни молящихся. Мне не трудно было отдаться волнению и "жару" этой "встречи", а неведомая тайна долгих поцелуев стремительно побуждала к жизни, подчиняла, превращала властно гордую девичью независимость в рабскую женскую покорность."
   Блок-Менделеева Л. Д. "Были и небылицы о Блоке и о себе"
  
   Прошло ровно пять лет. И вот герой стихотворения уже не в силах разобрать, кто перед ним - пришедшая из зари заката или вползшая в сердце змеиная красотка. Он - распят на кресте... Это он исполняет высший свой долг самопожертвования или - ублажает черноокую?
  
   Всё это - кошмар антитезы, конечно же:
   "Золотой меч погас, лиловые миры хлынули мне в сердце. Океан - мое сердце, все в нем равно волшебно: я не различаю жизни, сна и смерти, этого мира и иных миров... я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю "Незнакомкой": красавица кукла, синий призрак, земное чудо.
   Это - венец антитезы..." А.А. Блок. "О современном состоянии русского символизма"
  
   - ...И в вихре снежной пыли... - Воспоминания Л.Д. об объяснении Блока: "Мы вышли молча, и молча, не сговариваясь, пошли вправо - по Итальянской, к Моховой, к Литейной - к нашим местам. Была очень морозная, снежная ночь. Взвивались снежные вихри. Снег лежал сугробами, глубокий и чистый. Блок начал говорить." Блок-Менделеева Л. Д. "Были и небылицы о Блоке и о себе"
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   - "... Змеиной красоте... - Мотив "змеиной красоты", постоянный в характеристиках лирической героини "Снежной Маски" и "Фаины", возможно, соотносится с характеристикой "красавицы Яги" в фольклорной балладе С. Городецкого "Яга"..."
  
  
  
  
  
  
  
   "Я миновал закат багряный..."
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Я миновал закат багряный,
   Ряды строений миновал,
   Вступил в обманы и туманы, -
   Огнями мне сверкнул вокзал...
  
   Я сдавлен давкой человечьей,
   Едва не оттеснен назад...
   И вот - ее глаза и плечи,
   И черных перьев водопад...
  
   Проходит в час определенный,
   За нею - карлик, шлейф влача...
   И я смотрю вослед, влюбленный,
   Как пленный раб - на палача...
  
   Она проходит - и не взглянет,
   Пренебрежением казня...
   И только карлик не устанет
   Глядеть с усмешкой на меня.
   Февраль 1908
  
  
  
  
  
   - Я миновал закат багряный... Дальнейшая сцена - по ту сторону заката... В 902-ом, в эпоху ещё "Стихов о Прекрасной Даме", он написал:
  
   "Она стройна и высока,
   Всегда надменна и сурова.
   Я каждый день издалека
   Следил за ней, на всё готовый.
  
   Я знал часы, когда сойдет
   Она -- и с нею отблеск шаткий.
   И, как злодей, за поворот
   Бежал за ней, играя в прятки.
  
   Мелькали желтые огни
   И электрические свечи.
   И он встречал ее в тени,
   А я следил и пел их встречи.
  
   Когда, внезапно смущены,
   Они предчувствовали что-то,
   Меня скрывали в глубины
   Слепые темные ворота.
  
   И я, невидимый для всех,
   Следил мужчины профиль грубый,
   Ее сребристо-черный мех
   И что-то шепчущие губы.
   27 сентября 1902"
  
  
   Значит, Незнакомка мнилась ему уже тогда... А в 908-ом... хотя что тем, в за-закатье какие-то годы! - ясно чему лыбится карлик: он-то слышит о чём "каждый день" шепчут её губы, как они шепчут, и как их слышит "грубый мужчина".
  
  
   "Твое лицо мне так знакомо..."
  
  
  
  
   * * *
  
   Твое лицо мне так знакомо,
   Как будто ты жила со мной.
   В гостях, на улице и дома
   Я вижу тонкий профиль твой.
   Твои шаги звенят за мною,
   Куда я ни войду, ты там.
   Не ты ли легкою стопою
   За мною ходишь по ночам?
   Не ты ль проскальзываешь мимо,
   Едва лишь в двери загляну,
   Полувоздушна и незрима,
   Подобна виденному сну?
   Я часто думаю, не ты ли
   Среди погоста, за гумном,
   Сидела, молча, на могиле
   В платочке ситцевом своем?
   Я приближался - ты сидела,
   Я подошел - ты отошла,
   Спустилась к речке и запела...
   На голос твой колокола
   Откликнулись вечерним звоном...
   И плакал я, и робко ждал...
   Но за вечерним перезвоном
   Твой милый голос затихал...
   Еще мгновенье - нет ответа,
   Платок мелькает за рекой...
   Но знаю горестно, что где-то
   Еще увидимся с тобой.
   1 августа 1908
  
  
  
  
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты":
   "Заглавие: К неизвестной"
  
   Неизвестная и Незнакомка - это же синонимы?
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Написано в один день со стих. "Забывшие Тебя" и в этом отношении составляет ему идейно-психологическую антитезу: мотивам забвения и разуверения в пройденных путях противостоит мотив надежды и верности непоколебимому идеалу...
   В стихотворении отразились переживания разлуки с женой летом 1908 г. (Л.Д. Блок была на Кавказе на театральных гастролях); 2 августа Блок писал ей: "Я все время полон мыслями о тебе и только на тебя и надеюсь"."
  
   Приведу первоначальную редакцию стихотворения "Забывшие Тебя".
   "Полное собраний сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока. Том 3. Другие редакции и варианты:
  
   "Когда замрут отчаянье и злоба,
   Нисходит сон. - И крепко спим мы оба
   На разных полюсах земли.
   Ты обо мне, быть может, грезишь в эти
   Часы. Идут часы походкою столетий,
   И сны встают в земной дали.
  
   О доблестях, о подвигах, о славе
   Я забывал на горестной земле,
   Когда твое лицо в простой оправе
   Передо мной сияло на столе.
  
   Но час настал - свой плащ скрутило время,
   И меч блеснул -и стены разошлись.
   И я пошел с толпой туда, за всеми,
   Где призраки всем милые ждались.
  
   Мелькала нам за серой кручей - круча,
   Народ роптал, вожди лишились сил
   Навстречу нам шла грозовая туча,
   Мгновенных молний сноп ее дробил.
  
   И руки повисали, точно плети,
   Когда кругом, завидя кулаки
   Грозящие громам, рыдали дети,
   И жены кутались в печальные платки.
  
   И я, без сил, бежал, бежал из строя,
   За мной с горы сошли толпы других,
   Но не сияло небо голубое,
   И солнце скрылось в тучах грозовых.
  
   Скитались мы, беспомощно роптали,
   На месте прежних хижин не нашли
   И у ночных костров, дрожа, мечтали
   Искать иной, неведомой земли...
  
   Напрасный жар! Напрасные надежды!
   Мечтали мы, мечтаний не любя,
   И не было ни пищи, ни одежды,
   Ни крова, ни свободы ... ни Тебя!
  
   Я звал Тебя - и Ты не оглянулась.
   Я слезы лил - и Ты не снизошла.
   Ты в серый плащ печально завернулась,
   В сырую ночь ты из дому ушла.
  
   Не знаю, где приют своей гордыне
   Ты, милая, ты, нежная, нашла,
   Я крепко сплю, и вижу плащ твой синий,
   В котором ты в сырую ночь ушла.
  
   Уж не мечтать о нежности, о славе!
   Все миновалось - молодость прошла
   Твое лицо в его простой оправе
   Своей рукой убрал я со стола.
   1 августа 1908"
  
   "Мотивы забвения и разуверения в пройденных путях..." в данном стихотворении несомненны, но вот "мотив... верности непоколебимому идеалу" в исходном - весьма сомнителен. Скорее - сомнения и отчаянной надежды: "Не ты ли... не ты ли..."
   Стихотворение завершает главу Второго тома, практически - завершает книгу "Разные стихотворения". Книгу, в которой появилась новая героиня. А прежняя...
  
   ...ты отошла,
   Спустилась к речке и запела...
   На голос твой колокола
   Откликнулись вечерним звоном...
   ...Но за вечерним перезвоном
   Твой милый голос затихал...
   Еще мгновенье - нет ответа,
   Платок мелькает за рекой...
  
   Ты - отошла.
  
   А. Блок. Разные стихотворения - конспект
  
   1. "Жду я смерти близ денницы..." - царь с царицей из "Ночной фиалки" - взгляд изнутри.
   2. "Я восходил на все вершины..." - отказ от пророческой миссии.
   3. "Фиолетовый запад гнетет..." - герой - в отряде демонов, ведомых мертвецом.
   4. Ты оденешь меня в серебро - опрокидывание, путаница реальностей, в одной из которых всё ещё присутствует "Ты".
   5. Взморье - взгляд в море, воспоминанье про Неё.
   6. "Я живу в глубоком покое..." - двойничество героя - мещанин с фоном члена отряда демонов.
   7. "Поет, краснея, медь. Над горном..." - двойник героя переплавляет горную медь на катафалк и позволяет похоронить себя.
   8. "Зажигались окна узких комнат..." - закат как Твой проход к вечерне.
   9. "Всё бежит, мы пребываем..." - взгляд на продолжающих свой труд мнихов из мира на скрещении вод.
   10. "Нежный! У ласковой речки..." - толпы в мире камышовых заводей.
   11. "Гроб невесты легкой тканью..." - "Над ее бессмертной дрёмой" - замер безликий "Третий".
   12. "Тяжко нам было под вьюгами..." - воспоминание о мире на скрещении вод.
   13. Ночь - описание ночного неба в терминах разгула антитезы, как зарождение Незнакомки
   14. "Вот - в изнурительной работе..." - предупреждение инокам из мира на скрещении вод об опасности свободы
   15-21. Её прибытие - ничем не кончившееся страстное ожидание Её прибытия.
   22. Моей матери ("Помнишь думы? Они улетели...") - разочарование встречей вернувшихся из блужданий по чужой Планете
   23. "Все отошли. Шумите, сосны..." - безнадежная попытка дозваться до "Святой колыбели"
   24. "Шли на приступ. Прямо в грудь..." - а в этом мире "народы шумные" затеяли "революцию"
   25. "Вот на тучах пожелтелых..." - инвертирование смыслов Первого тома - "зари", "Её ока" - луны, "Дня"
   26. Влюбленность. - Купина как персонаж "балагана".
   27. Она веселой невестой была - тусклые отражения одного и того же призрака - неисполненного долга.
   28. Не строй жилищ у речных излучин - разочарование "шумной жизнью", служением, братством Зари.
   29. Потеха! Рокочет труба - резкое снижение, переиначивание, передразнивание образов 1-того тома: королева, рыцари, мечи - всё это лишь атрибутика балагана.
   30. Балаганчик - развитие темы переиначивание, передразнивание образов 1-того тома:
   31. Поэт. - Прекрасная Дама не ездит на пароходе, ироническое обыгрывание сюжета поэмы "Ее прибытие" (1904) и всей "аргонавтической" символики младосимволистов.
   32. У моря. - очередное переосмысление прежней темы. Приход кораблей ранее был Её прибытием. Теперь это прибытие тёмной ведьмы, завораживающей детей.
   33. Моей матери ( Тихо. И будет всё тише.) - пародирование "крикливой флюгаркой" друга - Андрея Белого.
   34. Старость мертвая бродит вокруг... - тихое доживание.
   35. В туманах, над сверканьем рос - воспоминание о детстве до всех этих вызовов тёмным силам
   36. Осенняя воля - вместо каменных дорог междумирья - осенняя нищая Русь.
   37. Не мани меня ты, воля... - осознание пагубности этой нищей "воли".
   38. Оставь меня в моей дали... - переосмысление цели плавания: плыть чтоб плыть.
   39. Девушка пела в церковном хоре - из уплывших никто не придёт назад.
   40. В лапах косматых и страшных - мама, плачущая об ушедших в море.
   41. Там, в ночной завывающей стуже - осознание невозвратного рубежа к антитезе русского символизма.
   42. Утихает светлый ветер - вдох прошлой героини: хоть не забывай меня.
   43. В голубой далекой спаленке - кусочек реальной реальности.
   44. Вот он - Христос - в цепях и розах - видение Христа, как персонажа из Пузырей Земли
   45. Так. Неизменно всё, как было... - надежда на грядущее отдохновение в мире камышовых заводей
   46. Прискакала дикой степью - появление постороннего женского персонажа.
   47. Бред. - старческое воспоминание о не свершённом подвиге пробуждения Девы
   48. Сказка о петушке и старушке. - ироничное описание смерти старухи.
   49. "Милый брат! Завечерело..." - отдых с милым братом.
   50. "Ты придешь и обнимешь..." - ещё одна звезда. Встреча двух звезд - Тезы и Антитезы.
   51. "Мы подошли - и воды синие..." -исполнение миссии как вариант тяжкого рабства.
   52. Вербочки. - ...а в человечьем мире девочки носят вербочки.
   53. Иванова ночь. - а человеческие мальчики ночи напролёт гуляют со "скромными" девочками
   54. Сольвейг . - ...или даже девчонка сама прибегает на лыжах в его одинокую избушку.
   55. "Ты был осыпан звездным цветом..." - двоящаяся (Теза//Антитеза)"ты".
   56. "Прошли года, но ты - всё та же..." - мечта о верной женщине
   57. Ангел-хранитель - реальная женщина рядом.
   58. "Есть лучше и хуже меня..." - отказ ото всех во имя себя.
   59. "Шлейф, забрызганный звезда?ми..." - явственное явление Незнакомки.
   60. Русь - Русь как воплощение пейзажа из "Пузырей земли".
   61. Сын и мать - видение победившего, но умирающего героя
   62. "Нет имени тебе, мой дальний..." - появляется земной, городской женский персонаж, позволяющий ассоциировать себя с Незнакомкой.
   63. Угар. - представление о самосожжении как следствие угарного отравления.
   64. Тишина цветет. - мир камышовых заводей отдается на развлечение девушкам
   65. "Так окрыленно, так напевно..." - картинка из мира Северных королевств.
   66. "Ты можешь по траве зеленой..." - картинка мещанской жизни.
   67. "Ищу огней - огней попутных" - герой идёт на свидание к колдунье.
   68. Проклятый колокол - месяц-колокол, в который преобразилось Твое око, в который лупит безликий.
   69. "О жизни, догоревшей в хоре..." - перевёртывание облика девы Марии
   70. "В синем небе, в темной глуби" - противопоставление мещанки Мэри Незнакомке.
   71. Балаган. - гениальный актер, отпахавший своего Шекспира, плетется в дрогах к городу следующего представления
   72. "Твоя гроза меня умчала..." - Твоя гроза вынесла героя на Тропу миров
   73. "В час глухой разлуки с морем..." - старику-герою мниться явление падшей звезды - Незнакомки?
   74. "Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!.." - видение-намек на будущую героиню поэзии Блока - ведьму
   75. "В серебре росы трава..." - спящая Лучезарная обращается ведьмой
   76. Усталость - видение только что воскресшего Христа
   77. "Придут незаметные белые ночи" - видение Распятия.
   78. "Зачатый в ночь, я в ночь рожден..." - явление Незнакомки
   79. "С каждой весною пути мои круче..." - торжество гадалки.
   80. Девушке - секс как воплощение насилия
   81. "Когда я создавал героя ..." - воспоминание о герое Первого тома.
   82. "Всюду ясность божия..." - мечта о возвращении в "ясный -прежний - свет"
   83. "Она пришла с заката..." - двойница: пришедшая из Зари змееволосая.
   84. "Я миновал закат багряный..." - кошмар из 902-ого года - змееволосая.
   85. "Твое лицо мне так знакомо" - двойница, попытка убедить себя, что она вовсе не "неизвестная."
  
   А. Блок. Том II. Разные стихотворения - краткое содержание
   Накануне. Приняв и отказавшись от миссии (Том I), поэт оказался выброшен в мир мороков Ночной Фиалки ("Пузыри Земли"), а потом и его самого привели в разбитую Вечную таверну - последнее прибежище не выполнивших долг ("Ночная фиалка").
   Данная глава Трехкнижия и начинается с видения Царя из Вечной таверны, а герой, подтвердив отказ от Миссии, тут же обнаруживает себя в составе другого отряда - демонов (1-7).
   Заря пытается напомнить ему об аргонавтах, продолжающих служение, но ему не до них - он видит людские толпы в своем любимом мире камышовых заводей, нависшего над непробужденной Лучезарной Третьего(8-12), и первые проявления Незнакомки (13).
   Он в очередной - в последний? - раз пытается пробить дорогу в наш мир Лучезарной, на этот раз своим творчеством, но безуспешно, результатом стало только кровавое волнение толп (14-24).
   Инвертирование, иронизирование, издевательство над образами, темами "Тома I" (26-33).
   Попытка пожить простой жизнью без высоких целей (34-49).
   Появляется новая женщина с бешеным темпераментом и адской обольстительностью, которая мимикрирует поначалу и под Лучезарную, и под мещанку, но которая постепенно осознается как Незнакомка (46-55).
   Мечта о верной женщине и сопо-/противопо-ставление её реальной "сестре-невесте-жене" (56-57).
   Отказ от всего и всех во имя - себя! (58) И как награда - явственное явление прекрасной Незнакомки (59)
   И показывается возможная цена за это - Русь, вся ставшая обителью "пузырей земли", и в которой гибнут последние герои. И даже мир камышовых заводей наводняют девок (63-68), а дева Мария оборачивается милой мещаночкой Мэри (69-70).
   "Балаган всё это", - понимает поэт (71), всё балаган - даже видения Христа (76-77), а реальна только всё более наливающаяся реальной плотью, приобретающая реальные черты Незнакомка (74, 75, 78,79,80,83,84,85).
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"