Осень. На улице было зябко от мелкого дождика, от фонарного света, от пустых улиц. Поздний вагон метро был тоже почти пуст. Лишь в одном его конце сидела влюбленная пара, а в другом - разговаривала группа взрослых.
Дети - вряд ли кому из них было больше 17 - не думали о любви, но мальчик только что осмелился накрыть ладошку подруги и теперь набирался отваги на поцелуй, а девочка замерла, толи ожидая продолжения, толи страшась его...
У взрослых были свои проблемы, им казалось, более серьезные.
Шел страшный 1984 год. Умер Андропов. Все надежды, что в этой стране можно что-то подвинтить рухнули. Из Афганистана шли гробы, а военкомы кричали на матерей: "Я вашего сына туда не посылал!" И сгорали один за другим урожаи, проигрывали все кряду футболисты, и вышел совершенно запредельный Указ, запрещавший скандировать на стадионах... Но этих странных людей не волновал ни футбол, ни урожаи, ни правители, ни Афганистан.
Их было пятеро.
Двое стояли обнявшись. Но и без этого они были бы неразделимы. Столько безоглядной веры было в ней, столько уверенности - в нем. Все уже было с ними - и любовь, и разлука - на семь лет разлука, и встреча... Они уже два года вместе. Уже родилась дочь. Но "настоящую нежность не спутаешь ни с чем." Не спутаешь. И страсть тоже. Их звали Ирина и Володя.
Другая пара сидела. И у них тоже было все - и любовь, и разлука, и прощание, и встреча. И прощение. Все было, было, было... А осталось только нежность. И абсолютное доверие друг к другу. Друг к другу... Грустное слово "друг"... Они стали чужими. Анита и Саша.
Как было имя сидевшей напротив старухи, знали немногие. Немногие знали ее возраст, но ощущения немощности не было в ней. "Ведьма" - вот что всплывало в голове при первом на нее взгляде. Потом это чувство только укреплялось. Ну, а если не везло, и вы знакомились ближе, то быстро выяснялось, что недобрые предчувствия вас не обманули. Потомок древнего рода, адепт экзотической религии, старуха доводилась Ирине прабабкой, но Ирину-то сдерживал Володя, а ее не сдерживал никто. Ирина звала ее бабушкой, остальные - кто осмеливался - графиней.
Они возвращались из старого, яблоневого сада. Сад был давно заброшен и одичал. Не обрезаемые никем деревья вытянулись и раскинулись, ограда сгнила, ворота рухнули, крыша на сторожке прохудилась и изнутри светилась на солнце, но весной яблони еще цвели, а по осени на землю падали немногие яблоки.
Когда-то, давным-давно, на заре юности сад нашел Саша, и они с Анечкой провели в нем несколько счастливых часов. После разлуки, после новой встречи, как раз перед ее свадьбой с другим, их опять занесло на святое для них место. Свидание оказалось настолько горьким, что они почти прекратили общение. Снова свела их старуха.
Она любила баловаться этим - играть людьми, их отношениями. Играть с любовью. Теперь - давно уже - с чужой. Говорят, что кому-то она даже вроде бы принесла счастье... Да хотя бы Ирина. Кто знает, насколько случайной была их встреча с Володей? Насколько непредвиденной - разлука? Ирина так и не нашла времени, за все долгие семь лет спросить ее об этом.
Вот и сейчас старуха присматривала за другой парой - тоже разлучившейся и тоже, по ее прогнозам, - на семь лет, шесть из которых уже прошли Это однокурсники Сашиной жены, Томы, которую тоже нашла ему она. Их, этой пары, нет здесь и все-таки... Аля и Слава. Сумасшедшая Алевтина и ее - "рыцарь и поэт".
- "Старый, заброшенный сад, осень, кучки полусгнивших яблок и ворохи, ворохи бурых, листьев.
- А ты меня любил?" - и Саша опять повторил, - "Старый заброшенный сад..." Словно о нас. "Прощание с любовью"... Словно он знал.
- Он знал.
- Откуда?
- Аля рассказала мне об "их саде". Поговорили - выяснилось, что это наш сад. Начали спорить - чей. Аля заявила, что она там девственность потеряла, я ответила, что там - простилась с тобой. Заспорили, что важнее. Она рассказала о Славе, я - о тебе. Ну, а от нее до него путь был - в одну ночь.
Саша слабо улыбнулся. Анита искоса взглянула на графиню, Ирину, Володю - они были заняты разговором и не прислушивались.
- Ты никак не придешь в себя. Ты любил ее?
- Я люблю Томочку.
- Знаю. - Анита помолчала и снова спросила, - Ты любил ее?
Саша молчал.
- Ну, что молчишь? - проскрипела старуха. - Ты любил Ксенью?
Они, все трое напряженно смотрели на Сашу. Он молчал.
Аня уже раскаивалась в своем вопросе: как она могла подумать, при ведьмах что-то сделать тайком. Она взяла его за руку.
- Саша, ты же любил маму?!
Как странно и Ирина тоже... Ирина тоже хотела, чтобы он ответил "да".
- Я не буду спрашивать, влюблен ли ты в свою мать, любишь ли ты до сих пор эту, как ее, Ольгу Сергеевну - старуха почти выплюнула это имя. - но признайся, себе признайся, ты любил Ксенью?!
- Нет!
- Ну, как ты мог, как ты мог свести их?!
- Стыдно... - презрительно проговорила старуха... - ему стыдно... Потому и свел, что любил. Еще одну преграду воткнул между собою и ею. Дурак! Она была бы сейчас жива...
- А Тома? - глухо спросил Саша. Теперь замолчали ведьмы. - Это не я, это она пожалела Тому. Ксенья Николаевна. Ксеньюшка! - это был даже не выкрик.
- Один раз ты ее выдел голой, один раз она тебя поцеловала. Все?
- Еще мамин рассказ о ее ходке за мной. И ее признание, что могла бы полюбить его. - добавила Ирина.
- Все? - требовательно переспросила старая ведьма, и опять презрительно скривилась.
- Еще несколько соприкосновений. - Саша, кажется, оправдывался.
- Сколько? - Но он опомнился и замолчал. - Помнишь. Все наперечет помнишь. Как я помню. Все - наперечет - последние соприкосновения с Антоном. Это тебе за меня! За то, что сбежал от нас в 38!
- Опомнитесь! Я - не Антон!
- Ты сам-то в это веришь?
- Почему тогда здесь - вот! - Аня, а не Алевтина?!
- Да как же я ее не убила тогда, в 41?!
- Бабушка... - Ирина обняла за плечи выступившую вперед старуху.
- Вот. - старуха затянула ярость своим привычным сарказмом. Аня опомнилась и ослабила руку. "Дура! дура! дура!" - но Саша ничего не заметил. - А я еще Сашку стыдить взялась. А сама... Чувствуешь, как Белая повторила ситуацию? Любит она тебя же в твое дерьмо носом ткнуть и повозить, повозить, а потом еще по затылку кастетом, кастетом! С-сука. - высвободилась она из объятия правнучки, - Так говоришь, Ксенья тебя сама заставила свести ее с Черным Глебом?
- Да.
- Как?
- Соприкосновение. Просьба. Улыбка.
- И ты...
- Я молчал.
- И она?..
- Да. Она сказала, что назавтра придет сюда же. И чтоб я привел Глеба. Или приходил сам.
- И ты еле заставил, заставил себя позвонить Глебу.
- Да.
- Признайся ночь не спал?!
- Не спал.
- Томку затрахал?
- До полусмерти.
- И?
- Вдруг запахло старыми письмами.
- "Иоланта"?
- Да.
- Ты сразу узнал запах?
- Когда Тома... сильно чувствует, она... она же Леди цветов... запахи волнами... а у "Иоланты" не цветочный запах.
- И ты испугался.
- Да. Если бы Ксенья провела замещение, я бы сошел с ума. Я понял к чему пошло дело, и дал уснуть Томе. А потом ушел на улицу, чтобы удержаться и не разбудить. И позвонил Глебу.
- И сказал, что ведьмы предлагают мир, и что Ксенья придет на переговоры.
- Да.
- Ну, что ж признаем, шансов у него было... ни единственного...
- Был. Единственный.
- У?
- Я тоже... Потом... потом уже смирился, да и Тома с нами всегда была, а поначалу...
- Ты тоже чуть не убил его?! И тоже удержался?! Как я с...
- С докторшей. - закончила за нее Ирина.
- Да.
- Но почему? Почему?! Ксеньюшка любила мужа! Они же так любили друг друга?! Почему?!
- Ты любишь Тому?
- Я люблю Тому!
- Почему же сейчас плачешь о Ксенье? - устало спросила старуха. Саша, не веря себе, провел ладонью по щекам. Они были мокрыми.
- Когда ты последний раз виделся с... - старуха сморщилась и опять еле выговорила, - со своей Ольгой... Сергевной? А-а-а... не все ли равно! Сходи к ней. Завтра же. Никак не могла понять, почему Ксенья так ухаживала за ней последнее время. И омолаживающие маски, и щадящие диеты, и специальный комплекс упражнений... И проконтролирует, и просто поболтать забежит, и массажик, и чаек... Как чувствовала. А может, и просчитала. Тебе от нее последний подарок. Могла, могла она тебя полюбить. Не побрезгуй уж...
Молчание. Володя отвернулся. Что Сашка может плакать, он не знал, и знать не хотел. Ирина мысленно просматривала свои распорядки, расписания - надо будет теперь выделять время этой... Ольге Сергевне... Вот еще забота! Но ведь ее до сих пор любит Саша, и мама... много месяцев наверняка... Может, это не будет "заботой"? Вон, Анита... Ведь сколько труда на нее положили, и вот... Знает ведь, что делать... Анита знала. Она достала платочек и вытирала, вытирала Сашины слезы...
- Ну, хватит! - не выдержала старуха. - Как получилось, что они погибли у тебя на глазах? Тебя не предупредила Белая?! Ладно Митенька, но она и Ксенью не посчитала "близкой"?!
- Предупредила.
- Поздно?!
- Во время.
- Саша! Но я ее не видела! - вмешалась в разговор Ирина.
- Белую? Когда с тобой Володька?
- Но с тобой тоже была Тома!
- И она "тоже" не видела.
- А мама?! Мама...
- Так вот оно в чем дело...- все поняла графиня.
- Да. Ксенья Николаевна ее увидела.
- Рассказывай.
- О чем?
- Рассказывай, черт тебя подери! Неужели ты не понимаешь, что ты сейчас держишь их?! Не даешь им уйти! Не даешь закрыть за собой дверь! Ты и Глеб. Ты хочешь быть заодно с ним? Ну?! Давай! Вспоминай! Вы связками поднимались по сыпухе косогора. Ты с Томой шли предпоследними, а за вами - Ксенья с Митей. Где был Глеб со своими?
- Впереди. - ответил Саша.
- И?
- И я услышал вздох.
- Дальше!
- Дело шло у вечеру. Уже все устали. Я тоже. Переставлял ноги, ждал привала, ночлега, отдыха... За мной так же еле переставляла ноги Тома. И я услышал вздох. Не сразу понял. Поднял голову. Белая сидела на валуне.
"- Что?! - я даже не спрашивал. Она и не ждала вопроса. Она выдохнула:
"- Ксенья.
"- Зарубайся!.. - заорал я Томе и мимо нее бросился к ним.
Они уже сыпались. Первым зарубился Дмитрий Михайлович, но Ксенья выдернула его. И тут же зацепилась за каменюгу сама. Теперь Дмитрий Михайлович проехал мимо нее, но она держалась! И я шел к ним сверху. И за нами уже шла связка Ирины и Володи. И Тома вовремя увидела, что страховки до Ксеньи не хватает, и переехала чуть ниже, но Дмитрий Михайлович сорвался с карниза и повис на лине. Ксенья выдержала рывок! Дрогнул камень. Дмитрий Михайлович почувствовал, взглянул вверх, потянулся за ножом, но не смог сразу расстегнуть шнурки. Он бросил апельшток, обеими руками принялся распутывать завязки ножа, камень уже явно шевелился, но я успевал! Я успевал!
Я бы успел. Успел бы перехватить ее руку и до того, как вывернется камень, и до того, как Дмитрий Михайлович выдернет нож.
Но Ксенья Николаевна увидела Белую. Она только мгновение смотрела на нее, потом перевела взгляд на меня. Улыбнулась и разжала руку.
У меня из-под ног сыпались камни, вскрикнула Тома, "Держитесь!" - кричал Володька - звука падения я не услышал. Подполз к краю. Они и лежали рядом.
Подъехала Ирина.
"- Сашка, ставь маяк! Мы за ними!
"- Нет.
"- Сашка!!..
"- С кем ты собираешься идти? - у меня все перед глазами была ее улыбка. - С ним?! - это подъехал Глеб. - За Дмитрием Михайловичем?
"- С Володькой! - никак ничего не хотела понять она.
- Он стоял на краю обрыва, внизу лежали мама с папкой, а он... Сашка отряхивал со штанов пыль. - подсветила картинку Ирина.
"- Ты же можешь проторить дорогу! - схватил меня за плечо Глеб. - Вы же это умеете!
А Белая все сидела на том же валуне, и каменно улыбаясь, следила за нами.
"- Отдай его мне. - шепнула она.
"- Бери. - ответил я ей. И сбросил его руку. - А ты - нет?! Когда она - там. - кивнул я в обрыв.
Он одним движением отсек страховочный линь и шагнул к обрыву.
Его перехватил Володька. Он сбил Глеба с ног, они упали и посыпались к краю. Но Ирина, мы с Ириной, с Томой удержали Володьку, Володька не отпустил Глеба. Подоспели его приспешники и вытащили всех.
"- Почему? Саша, почему?! - кричала потом на меня Тома. И о том же молчала Ирина.
"- Самоубийцы не возвращаются. - пришлось ответить мне. Глеб услышал тоже.
- Помнишь? - старуха раздумчиво провела рукой по морщинистой щеке - "Белая хочет нас - она нас получит". Но ему так хотелось провести свой торг со Смертью! И он так хотел оставить в живых Ойче. Ну, поторговался... Только и выторговал, что ее жизнь...
-"Белая", "Рыжая"!... Да как вы не понимаете, что они - живут вами! - не выдержала Анита. - они жрут ваши эмоции, чувства! Если бы не вы!..
- То что бы? - в голос старухи вернулся ее привычный сарказм. - прекратились смерти? Или люди перестали бы целоваться? А твоему Богу от тебя чего нужно?
Саша заметил, как Ирина вынула платок... и узнал его... "Шелковый плат сна"... Молодая ведьмочка чуть улыбнулась. "Завтра же зайду к Ольге Сергеевне" - совсем не кстати подумал Саша, и... ничего не стал делать. Плат чуть взлетел, распахнулся, Ирина вытерла им невидимую пылинку со щеки и убрала. И ничего не случилось.
- Да как вы не поймете, что вы - язычницы! И ваша Белая, и ваша Рыжая, они - типичные языческие богини! И суть их, как и любых других - вырвать у смертных свою долю маны - любовного трепета для Рыжей, смертного ужаса для Белой. А Христу от нас ничего не надо, наоборот, он отдал людям все, он отдал им себя! Нам отдал себя! За нас страдал и нас спас...
Саша не очень вслушивался. Все это давно уже было передумано и переговорено... А длинный перегон метро, наконец, кончился, электричка с визгом тормозила, остановилась. Раскрылись двери... Вошли трое. "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция..."
"Почему я не люблю автоматы? - подумал Саша. - Когда говорит живой голос..."- но не додумал, он посмотрел на вошедших. Парень, две девушки. У одной в руках букетик пестрых осенних цветов... "Всем лет по 30..."- хоть женщин было особенно не разглядеть: лица скрывали глубокие капюшоны влажных плащей. Парень явно услышал речь Али и чуть улыбнулся. Впрочем, борода скрыла выражение губ.
Одна из вошедших женщин освободила голову, открыв уложенные сложной короной золотистые волосы, повернулась к Саше, чуть улыбнулась и приложила палец к губам. Саша замер. Он ждал. Но ее подруга отвернулась - она не стесняясь любовалась детьми, целующимися в дальнем конце вагона.
...- грехи всего мира! И Он шел. Он отринул все искушения мира, и с ним, и в нем была вся наша надежда на Спасение... Вокруг бесновалась толпа, а он был один, совсем один, всеми покинутый, наедине с целым миром, и никто вокруг не понимал, чтО происходило в этой зачуханной провинции Империи. Он и мир были равны друг другу! Он был равен всему миру! Один против всего мира, один вне всего мира!
Графиня, наконец, увидела Сашино оцепенение, повернула голову...
В бороде незнакомца опять скользнула улыбка, и Саша решился:
- Это было так? - глядя ему в глаза спросил он.
- Нет, конечно. - уже явно улыбнулся тот. - противостояния всему миру, одиночества, не было этого. Женщины были рядом. Ученики разбежались, а женщины весь путь на Голгофу шли рядом - и Мария Магдалина, и... - он опять улыбнулся и процитировал. - ...и "другая Мария"... А на месте казни ждал Иоанн... И отторжения мира не было тоже. Крест был очень тяжелый. Время от времени жердина вырывалась, задевала "терновый венец", и тогда шипы опять прокалывали кожу... Да еще бичи - кнуты кожаные... И этот крест! Надо было подниматься, поднимать его. Нет, никакого противостояния, отторжения не было... Я просто тащил этот крест.
Аня застыла. Ее рука потянулась к губам и на полдороге замерла... "Господи..." - прошептала она, и Незнакомец откликнулся на мольбу. Он подошел к ней, и коснулся губами ее лба.
Графиня обнималась с Белой. Рядом на коленях стояла Ирина.
- Как они? - спросила старуха.
- Ушли. - успокоила ее Белая.
Саша вскочил со скамьи.
- Рыжая! - позвал он.
Рыжая откинув, наконец, дурацкий капюшон, шла к не замечающей ничего, целующейся парочке.
- Рыжая! - опять позвал он.
И она откликнулась. Она обернулась. Она посмотрела на всех и на растерянного, не знающего, что ему делать, Володю, и на стоящую на коленях, обнимающую, держащуюся за его ноги Ирину, и на не обращающую на нее внимания, шепчущуюся со Смертью старуху, и на вцепившуюся в святые руки, выглядывающую из-за Его плеч Аню, и на Сашу...
- Увидимся! - крикнула кому-то из них она, отвернулась и побежала.
Она успела. Успела добежать и швырнуть в так и не прервавших поцелуй влюбленных цветы.
Вагон на стыке резко качнуло.
Аня очнулась. Ее голова лежала на Сашином плече. Он тоже только что проснулся и со слабой улыбкой глядел, как на противоположной стороне приходят в себя его друзья.
"- Ушли". - вспоминал он.
"Ушла". - понял он.
- Сон?! Только сон?! Но это... нечестно! - шепотом закричала Аня. - Ты... Как ты могла!... Ты!... Нельзя же так!... Ирина!..
Молодая госпожа сновидений не ответила. Она встала и пошла к спящим детям. Саша обнял за плечи Аню и повел следом.
Мальчик спал, откинув назад голову. Голова девочки лежала на его коленях. Руки свесились и почти касались грязного пола.
Это были дубки. Разноцветные, неяркие цветы осени.