Вот так - уехать на край Союза, никому не звонить, никому не писать, оборвать все связи, выбросить из памяти все 5 с половиной лет учебы, 5 лет сумасшедшей привязанности, легкой любви, дурацких приключений, в которые все пять лет впутывала меня она - она, с которой простился еще до расставания, с которой разругался, рассорился, развязался, на которую, казалось, давно надо было наплевать и забыть, но которую вспоминал, вспоминал, вспоминал все пять лет, пролетевшие с ней,
все пять лет и еще год - еще один год чужой, не моей и не ее, год чужой жизни! - пытаться начать новую, спокойную жизнь - шесть лет уже пытаться привязаться к кому-то, навязать себя кому-либо - безуспешно! - и все-таки, все-таки, все-таки!..
Но вот командировка в Ленинград, чужой для нас всех город, гостиница, и в голом фойе почти нос к носу столкнуться с Томочкой! Впрочем, теперь, конечно, уже
не с Томочкой - с Тамарой Петровной, старшим инженером или старшим научным сотрудником или кем она там стала еще?! - наверняка мозговым центром, ну, в крайнем случае, не последней извилиной этого центра какого-нибудь кошмарно-секретного учреждения. Но не это главное - главное то, что она к тому же - лучшая подруга другой дамы - Алевтины Леонидовны Селюниной, впрочем, за фамилию не ручаюсь, скорее можно поспорить, что фамилия у нее наоборот - другая, вторая или третья, или уже седьмая, но не та, которая не идет у меня из головы уже шесть лет.
У нас были неплохие отношения с Томочкой, в которых не было ни грязи, ни горечи, но не нужны мне ни охи, ни ахи, не нужны разговоры о том, кто женился, кто развелся, кто спился, а кого посадили, не нужна фамилия очередного мужа вышеозначенной Алины или сведения о какой-нибудь загадочной, экзотической ее болезни, не нужны замечания о моем прекрасном внешнем виде и тем более не хочу я видеть, как ушла от Тамары ее сверхъестественная грация, гибкость - в свое время она шутя садилась на шпагат - как она располнела или усохла - ничего мне не надо!
За эти шесть лет я кое-чему научился, и отвернулся, и спрятался за газету, когда Тома была еще на лестнице - сразу, как почуял знакомого. Я мог бы еще поднять воротник и нахлобучить шляпу, если б была у меня шляпа! - да толку-то, ибо то, что мною было благоприобретено, у нее было врожденным. Знакомый - незабытый! - цокот каблучков у
входа на мгновение замер, а потом уверено направился ко мне.
Но не дождется она от меня спектакля о радостной нежданной встрече. Когда ей до меня осталось два шага, я убрал газету.
- Здравствуй, Тома.
- Здравствуй, Слава, - она потянулась к моей щеке и легко коснулась ее губами, - наконец-то я тебя застала.
Она не изменилась. Все ее было при ней - все, начиная от невесомости движений, кончая дразнящей тревогой в глазах. И ни лишней морщинки у губ, ни лишнего сантиметра в талии. "Я до сорока буду выглядеть на 20, а потом еще 20 лет на 25!" - клялась она когда-то и пока слово держала.
- Застают на месте преступления... Ты знала, что я здесь?
- Когда приехала - узнала.
- Откуда? В регистратуре посмотрела?
- Нужны мне их бумажки! - презрительно сморщила она губки. - Ты что, забыл?!
Такое забудешь... Когда на первом курсе по общаге пронесся слух, что она заявила о себе как о практикующей ведьме, большинство принялось хихикать. Но потом выяснилось, что, если ее сумеешь уговорить погадать, то получишь не гадание, а точный прогноз, что, если поругаешься с ней, то возмездие неотвратимо: машина ли окатит грязью из единственной на город лужи, преподаватель ли вдруг вздумает как раз у тебя проверить конспект - может случиться, что угодно, но открутиться невозможно!
" - Нельзя же быть такой мстительной. - в свое время попытался урезонить ее я.
" - Профессиональный кодекс. - отмахнулась она.- Я и так отрабатываю по минимуму.
- Такое забудешь... - улыбнулся я.- "Я не волшебница, я только учусь." А теперь, наверное, и диплом соответствующий получила? "Сделать хотел утюг - слон получился вдруг"... - я никак не мог прийти в себя и болтал все, что приходило в голову, пытаясь выиграть время, - Впрочем, что это я... У тебя и в том дипломе одни пятерки. "Вызыва-
- Нет, конечно. Черная и белая магия не могут соседствовать. Вызывание духов и зелья - подкурсы магии. Дальше нас интересует не химия, а более древняя алхимия, а лимия с тимией - дисциплины восточных магов - мы о них знаем, но не изучаем - в западных колледжах тоже, на пример, не изучают, "научный коммунизм"
- Хотел бы я знать, что вы там изучаете...
- Уверяю тебя - не хочешь... Но все-таки - помнишь. Так что же спрятаться пробовал? - улыбнулась она в свою очередь, - Успокойся, я не буду мучить тебя сплетнями об однокурсницах, и чем нынче спекулирует Владик рассказывать не буду, и который нынче по счету муж у Алины упоминать не буду тоже!
- И который же? - не выдержал и нервно рассмеялся я.
Да она не изменилась. По-прежнему красавица на все 100%, и чуткость 100%-ая у нее прежняя тоже.
- Не скажу. - отрезала она. - Но ты мне нужен.
Она сделала паузу, ожидая расспросов, но раз она такая серьезная, то пусть шутливой помощи не ждет и от меня.
Она чуть удивленно колыхнула ресницами и объяснилась:
- Я приехала на выставку. По делам, конечно, но в основном - на выставку. В Москве я ничего не поняла, а здесь есть знакомые, м-м-м, эксперты, они сегодня меня проведут по залам, все объяснят, а потом будет небольшая вечеринка. Я не хочу идти одна, мне нужен... - было видно, как она мысленно перебирает термины: "молодой человек", "cопровождающий", "партнер" и нашла, - мне будет нужен свой рыцарь.
Против этого не возразишь. Она какой была, такой и осталась. Милая старательная отличница. Привезли в Москву Пикассо - посетила. Не поняла - дождалась, чтобы выставка перебралась в Ленинград, выбила себе командировку в северную столицу, и теперь ей "все объяснят". Как будто это надо - объяснять картины!
- Я надеюсь на тебя. Как прежде. - как прежде, в такт моим мыслям взмахнула ресницами Тома.
Однажды ее все-таки достали. Конечно-конечно - Алонька, кто же еще?! Лучшая подруга. Это же невыносимо видеть перед собой пример спокойной верности, спокойной уверенности. "Найти в Москве человека, которого в Москве нет! Его вообще нет!" Алина своей фальшивой жалостью, искренним недоумением, таинственными намеками, тщательно рассчитанной откровенностью довела-таки Тамару до края, и она едва не наделала глупостей.
Но моя возлюбленная не удержалась и своим подвигом похвасталась мне. У меня хватило характера разругаться с ней, хватило времени добраться до Томы, хватило храбрости выдержать ее ярость, хватило терпения унять ее слезы. А потом хватило ума
не напоминать ей обо все этом.
Я еще себя не знал - и то, что меня на все это хватило - оказалось сюрпризом. Еще большим сюрпризом оказалось то, что после всего этого она - Тома! - получила на меня какие-то непонятные, но вполне ощутимые права! Она! Не я на нее, а она! И она не стеснялась использовать их. Иногда наперекор и на зло Алине. А уж ее-то зло выливалось потом мне на голову все без остатка!
Но сегодня отказать Томе никакой видимой причины я не находил.
- Мне на работу надо.
- После трех часов? В командировке?
- И у меня нет ни фрака, ни доспехов.
- Без фрака перебьются они, а без доспехов обойдешься ты. - она поняла, что добилась своего, и закончила беседу, - Значит в три у входа. Если будет очередь, займи и стой. Мы тебя найдем. Счастливо поработать.
Она кокетливо-плавным движением повернулась, и ее каблучки зацокали к выходу. А я перехватил восхищенный взгляд, которым проводил ее стоявший у входа джинсовый мальчик.
Ее знакомые искусствоведы действительно были профессионалами. Они не только все знали о Пикассо и его картинах, но и умели рассказывать о них. Оперируя терминами живописи, музыки, а потом - мгновенно выяснив мое в них невежество - и поэзии,
сопровождая свой экскурс анекдотами из жизни экстравагантного маэстро, они, не спеша, провели нас по залам, и ни один из ее злокозненных вопросов не остался без подробных, но не очень серьезных ответов. Кажется, они больше опасались наскучить своей хорошенькой гостье, чем старались втолковать ей, к чему это - живопись Пабло Пикассо. И Тамара достойно оценила их старания.
- Нет, вы никогда не заставите меня полюбить его картины. Но теперь я хоть могу членораздельно объяснить, почему они не нравятся мне.
Для вечеринки фрака действительно не потребовалось: если женская половина собравшихся и принарядилась, то парни были кто в чем, и моя командировочная спецуха - джинсы и легкий свитер - на их фоне не выделялись. А вот Тома блистала. Ее развлекали, ей рассказывали анекдоты, с ней танцевали, для нее пели, ею восхищались - честно признаться, было чем. Вполне возможно, что дамы сознательно уступили главную роль залетной красавице, но Тома справлялась с ней с естественностью и небрежностью истинной королевы.
Непонятное раздражение время от времени начало накатываться на меня, я попробовал было встрять в разговор, но меня быстро поставили на место.
Словесные турниры требовали постоянной тренировки, а я давно потерял форму. Да и не видел я последних постановок, не читал последние публикации тут-, там- и сам-издата, до нашей почти заграницы еще не дошли последние шедевры кино, а что уж говорить о живописи или модных ансамблях... Я последний состав "Спартака" и то забыл!
"- Алину бы сюда, - с откуда-то взявшейся злобой подумал я, - Ты бы поцарствовала!" И тут же опомнился. Здесь только Альки не хватало. И чего ради волноваться? Меня зачем пригласили? В каком качестве? Воздыхателя? Остроумца? Нет - "рыцаря".
Моей дамой восхищаются - так это не повод для волнений телохранителю. Ни опасности, ни оскорбления ей не угрожают. Следовательно я пока не очень нужен, а следовательно можно расслабиться, уйти в тень, лечь на дно, забиться в угол... Вон в тот, где кресло, рядом с баром и управляющейся там блондинкой.
И в этом я преуспел. Быстро выяснилось, что забылось мной не только, кто в какой команде ныне играет. К примеру, как действуют якобы слабенькие коктейли - тоже. И из последующих полутора-двух часов мало что осталось в моей памяти... Только терпкий вкус спиртного, только сладковатый запах духов, только будоражащие ощущения от
задерживающихся прикосновений ее рук...
Несколько пришел я в себя, только услышав, как повысила голос Тома, как появилось в нем напряжение:
-...Да не было в Московии рыцарства! Последние из них едва пережили нашествие татар - это русские богатыри Даниил Галицкий, Василько Ростовский, Александр Невский, его отец Ярослав - в них еще оставалась рыцарская гордыня и рыцарская
честь, а после... Если и осталось что, так только раболепная преданность ничтожным московским царям!
Она совершенно ничего не знала и смешала в кучу всех. Воина Даниила и хитроумного политика Ярослава, рыцаря - действительно рыцаря без страха и упрека - Василько и Ярославича - Александра, достойного сына своего вечно второго, не считавшегося ни с кем и ни с чем отца - Ярослава Всеволодовича! И в конце концов, почему из всего XIII столетия в памяти ее остались только Мономаховичи?! А рязанские князья жизнью своей доказавшие, что "мертвые срама не имут"?! А последний богатырь земли Русской - Евпатий?! Как не жил, не существовал, не боролся, не погиб!..
- Тамара! - встрял в разговор я, - Не стоит пытаться представить из Александра Ярославича светоч рыцарства и чести! Слишком много грязи оставил он за собой.
- Ты имеешь в виду эту теорию, что он мог бы сбросить татар? - поспешил на помощь Тамаре один из ее кавалеров.
- Даже, если бы и не смог. Вряд ли благоразумие входит в число обязательных рыцарских достоинств. А там не только это, там - предательства, предательства, предательства! Он предавал соперников и друзей, предал свой любимый город и своего
любимого отца - и брата, и мать, и всех!
- Ты говоришь, как будто лично был с ним знаком.
- Есть летописи, - опомнился я, - есть их своды, сделанные хорошими историками.
И началось. Я им, очевидно, представился этаким грязным вилланом, вышедшим с жердиной в руках наперерез их блистательной коннице. Они опустили забрала, нацелили копья и, пришпорив коней, с гиканьем рванули на нечестивца. А дамы на балкончиках вскинули ручки, замахали благоухающими платочками, захлопали ресничками... Потом - венки, улыбки, таинственные взоры, загадочные намеки своим героям, а на горизонте означенный виллан, сверкающий пятками в направлении ближайшего
леска...
Вскоре Тома начала церемонию прощания: завтра еще много дел, вставать рано и пора уезжать.
Нас хотели проводить до метро, но Тома отказалась: здесь идти-то 10 минут, a ей хочется немного поговорить со мной. Так что, до свидания и спасибо всем. Последовавшая в ответ от щеголеватого хозяина фраза, а точнее тон, которым она была сказана, вышиб из меня остатки хмеля:
- Да что ты. Ты же знаешь, моя жизнь принадлежит тебе.
Тома знала. Она, улыбнувшись, поцеловала его в щеку. Мы вышли. Я не стал приставать с вопросами. Не все ли мне равно, что там произошло - спасла ли она от смертельной болезни его мать или нашла его потерявшегося, пропавшего младшего брата, или заслонила его любимую от чьих-то нечистых рук.
Все это было в ее силах. Вот только цена... Расплачивалась она годами своей жизни, даже еще тяжелее - годами своей молодости.
Мы шли по ночному Ленинграду. Ночи Ленинграда... Но дело было поздней осенью, а окружающий пейзаж не напоминал города Гоголя, Достоевского или Блока. Новые районы всех городов строятся по стандартным советским проектам, что в Москве, что
в Ленинграде, что в Муроме - прямые улицы, квадратные дома, асфальтовые тротуары. И стандартная советская пьяная компания вольготно расположилась у обочины.
Я вдруг почувствовал, как напряглась Тома. Неужели испугалась? Я сжал ей руку: это не противники. Но она не отреагировала. Что это с ней случилось за прошедшие 6 лет, что она стала боятся алкашей? Что там ее принц выделывает?!
- Гля, за ручки держатся!..
- А девочка ничо, вон как лапками - топ-топ-топ.
- Студент, поделись бабой!
- Мы ее не обидим. Точно! А тебе нальем. Слышь, студент!
- Телка бросай студента, иди к нам!
Тупые морды, гнусный смех и полная уверенность в своей безнаказности - их вон сколько, а против них - один "студент" да его "баба".
И теперь уже Тома сжала мою руку.
- Не вмешивайся, я сам. И я повернулся к ним.
Четверо. Двое - едва держащихся на ногах, громила под два метра, толстый и рыхлый. И еще один. Тоже далеко не трезвый, но себя контролирует жестко. Сейчас расслаблен, но когда дело дойдет до дела...
Итак, по существу - двое, причем у одного может быть нож. Значит, у них нет шансов. А у меня есть. У меня шансов - на все 100% устроить представление для Томочки!
И каждый из них послушно отыграл свою роль. Под мою режисуру. Вот только сценарий, как оказалось, был писан не мной, а безучастно стоявшей в сторонке скромной бывшей отличницей Томочкой.
- Что вы такое говорите! - высоким "интеллигентским" голосом обратился я к ним, - Извиняйтесь, немедленно извиняйтесь!
- Ах ты, тля! - загрохотал бугай и ткнул раскрытой пятерней мне в лицо.
Он не хотел бить, а просто своими 100 с лишком килограммами пытался свалить меня на грязный тротуар. Под ноги моей девочки.
Я перехватил его руку и бросил через плечо туда же его. При 100-килограммовом весе это уже неплохо, но он еще встанет.
- Да ты... - начал было один из алкашей, но не договорил. Резко сорвав дистанцию, я ногой ударил его в живот, он сложился и опустился на землю. Но тут было что-то не так - моя нога попала не в мягкое тело, а в нечто твердое. Следующий - был уже рядом со мной. Он замахнулся. Я нырнул под его руку и выдал ему серию в корпус - и вот зтот уже не встанет точно.
Я не терял контроля над ситуацией. Тома, со странно спокойным любопытством следившая за боем, толстяк, трясший головой и пытавшийся восстановить ориентацию, и первый, быстро приходивший в себя алкаш - что у него, кольчуга под пиджаком,
что ли?! - и, конечно же, последний, уже выхвативший свой нож - я видел всех!
Урка держал оружие перед собой и ждал меня. Нож придавал ему уверенности, но что он мог противопоставить профессионализму воина?! Я показал движение вправо, он поддался на финт и ткнул ножом туда. Через мгновение рука бандита была вывернута, нож выпал из его рук и был моей руке. И оказалось, что хмель не окончательно выветрился и из моей головы, ибо только крик Томы: "Не убивай его!" - спас ему жизнь: я уже вскинул руку, чтобы вогнать нож в основание шеи. Вместо этого удар по
шее пришелся рукояткой. Он рухнул, и теперь тоже не встанет. Долго не встанет.
Зато поднялся алкаш, а следом - толстяк. Амбал шагнул ко мне, и это придало смелости хлюпику. Он дико заорал и кинулся на меня. Спокойно заблокировав его бестолковые размахивания руками, я всю душу вложил в свой удар. И этот теперь-то не
встанет долго тоже.
А я шагнул навстречу толстяку. И он сломался. Он упал на колени и, размазывая пьяные слезы, запричитал:
- Прости, брат! Выпили лишку! Прости! Не бей меня!
Я взглянул на Тому.
- Да брось ты его.
- Его я уже бросал, - шагнул я к нему. Он отскочил всторону.- Идем? - и взял ее под руку.
Она одобрительно сжала мне локоть и сообщила:
- Мне Аля несколько раз твой последний бой описывала. Говорила, ты дрался, как танцевал. Я с трудом в это верила, а теперь... Это что было? кун-фу? айкидо? карате? таэквандо? Или, может, джиу-джитсу?
"Танцевал!"
Их было пятеро. Во время боя я уже знал - помнил! - что надо делать, куда бить, как уходить, при мне остались все рефлексы Кирилла, но мое тело отказывалось слушаться! Оно было дряблым, ленивым и неповоротливым. Я прыгал, но едва приподнимался над землей, я пытался бить ногами, но растяжки не было никакой, и я едва не падал сам от
своих усилий. И я не успевал, ничего не успевал! Я не успевал наносить удар, не успевал уходить и пропускал, пропускал удары. И только древняя воля Рюриковичей заставляла меня подниматься и снова навязывать им бой. И они не выдержали. После того, как в очередной раз встал, один из них завизжал: "Да он псих!", и они бросились
бежать. А я остался на поле боя, избитый и униженный. И никого не хотел видеть! Тем более ее. "Танцевал"! Значит, мы опять не поняли друг друга! В последний раз.
"Айкидо, джиу-джитсу...". Где же она набралась терминологии?
- Нет, это не Восток, это наше родное. Его настоящее имя я произнести, наверное, все-таки не имею право, но можно его назвать варяго-русским.
- Почему такая странная смесь?
- Ничего странного. Варяги - викинги - были чуть ли не единственной нацией в Европе, разработавшей систему воинского искусства. И благодаря ней стали бичом Божьим для соседей. Противостоять им не мог никто. Никто кроме росской дружины. У
нас была своя система. Варяги это быстро уяснили. Да и Русь для них была как для нас - Индия. Страной сокровищ. И прямым путем "в греки" - в Константинополь, где за награбленное золото можно было купить качественное оружие, предметы роскоши -
импортом загрузиться. Да где еще кроме Византии можно было получить экзотическое обслуживание - почувствовать, что это такое - цивилизация! Так что крупных набегов на Русь с их стороны не зафиксировано ни в летопях, ни в былинах. Скорее они были нашими естественными союзниками. Вместе ходили трясти Византию, когда там начинали притеснять наших купцов, вместе прикрывали от степняков торговые караваны. Даже названия днепровских порогов частью имеют славянское, частью варяжское происхождения - где, чьи заставы обычно стояли, то название и укоренилось. В общем, их встречали на границах, брали мзду, давали проводников, снабжали
припасами. Разумеется небесплатно. И по границам торговых путей - не только варяжских - вставали первые русские города. Киев и Чернигов - на границе со степью на юге, Новгород и Псков - на севере прикрывали гостей от литвы, на западе встречали
купцов Галич, Перемышль, на Востоке - Муром и Рязань. По всем городам пооседали варяги - и после удачной службы, и после неудачной торговли... Они женились на славянках и потихоньку зарождалась новая нация - русичи. А потом славянская демократия довела страну до точки, и Дружина потребовала введения поста постоянного наследственного руководителя - князя. Как обычно, против всех и каждого из своих было много возражений. А где искать на стороне долго не думали. Дружина слилась с отрядом Рюрика, и наши системы воинских искусств объединились тоже. Их соединение дало качественно новую технику.
- Подожди, Русь - страна сокровищ?.. - не поверила она. Но мне стало не до нее.
Как живой, заслоняя живой мир, перед глазами встал брат.
- Сколько тебя учить - четче, четче! Ну, ладно с первым - позабавил девочку, кто против... но второй... Он же встал! После твоего удара встал! Ты не смог пробить дермантиновую папку! Ногой! Смотри! - И он без всяких наших восточных штучек
одним ударом ноги переломил ствол молодой березы.
- ... Слава! Ты меня слышишь?
- Да. Слышу. - возвратился к реальности я.
Она остановилась и напряженно на меня посмотрела.
- Что это с тобой было?
- А что со мной было?
- Я потеряла тебя... - растеряно проговорила Тамара.
- Я все время был рядом.
- Я не имела в виду тело...
Так где я был?! И где осталась та сломанная березка?! В скольких сотнях километров отсюда? Или сотнях лет? Но это мои проблемы.
- В сагах изумленные варяги называли Русь Гальдарик - страной 100 городов. Она стояла на перекрестке великих торговых путей. "Из варяг в греки" - это с дорога север-юг - ты про нее, конечно слышала. Но была еще одна - восток-запад. Товары из Багдада, Самарканда, Бухары через единоверный им Великий Булгар - это недалеко от нынешней Казани - шли к нам в Муром. Оттуда через Смоленск - в Польшу, через Галич - в Венгрию, через Новгород - в Германию или к варягам - в Норвегию, Данию, Швецию.
- Что же по твоему, вся Русь торговала?
- Именно Русь. Крестьян Русью не звали. Горожане и граждане - это не однокоренные слова. Это одно и то же слово. Торговцы и воины - вот что такое было Русью. Да и что за воин, который не умеет выгодно продать добычу? И что за купец, который не может постоять за свои товары? Даже язык... Кто для русского мужчины - самый близкий человек? Друг, товарищ - то есть тот, кто был в его дружине или ходил с ним за товаром. А как помочь человеку? Надо сделать ему добро - то есть подкинуть товару - добра... А какова судьба человека? Какова его доля? А какая доля добычи - такова и судьба!
- Ты опять говоришь, как будто был там...
- Летописи... - начал было я, но она меня прервала
- Зачем тебе-то обманывать меня? Что вы с Алиной скрываете? - она выдернула свою ручку и повернулась ко мне, - Я... я даже ее понять не могу. Ну, поддразнить меня, напустить на себя таинственности - это понятно: ей и меда не надо... Но ведь она уже почти семь лет молчит об этом! Обмолвится - и замкнется. И клещами из нее ничего не вытянуть! С ее-то болтливостью! Единственное, что я из нее выпытала: "Спроси у Славы, почему он так не любит Александра Невского!" Говори, почему ты не любишь Александра Ярославича, святого Александра, Александра Невского!
Сколько раз вдалбливал в меня брат: "После боя молчи или говори о конях. Или о бабах в крайнем случае. Или пожалеешь." Я и говорил о конях и о женщине, но теперь все равно жалею.
Как я сразу не понял, что и Пикассо, и вечеринка, - и блондинка! - и драка - все это имело прикладное значение - разговорить выбитого из колеи идиота. И вот что теперь мне делать?! Что мне делать в этом поезде? Что мне потом делать в Бресте?
А ведь казалось, все так логично. С кем еще можно было поговорить об Алине, как не с ее лучшей подруженькой, с ее вечной соперницей - с моей хорошей подругой, которая была в курсе всех наших ссор и примирений, всех наших бестолковых отношений, всей нашей бестолковой любви, всех наших кошмарно бестолковых историй, в которые вечно втравливала меня ее совершенно бестолковая наперсница! И последней! Да нет! У нее-то историй, приключений, происшествий, невероятных событий было, наверное, еще неперечислимое количество, но они случились уже без меня, и не знаю уж, кто там теперь охранял ее, вызволял ее, расплачивался за нее!.. И кому она рассказывала о них, раз Тома ничего не знает...
Да что я все чего-то бормочу? Перед кем я оправдываюсь? Все гораздо проще: я столкнулся с профессионалом, и она профессионально взяла свое. Что я - забыл Тому? Или уже забыл Алену? Забыл княгинюшку?
В общем сопротивлялся я тогда недолго. Слова лезли из меня, как фарш из мясорубки, и я не выдержал:
- Но это долгая история, а я завтра уезжаю.
- Значит, у нас есть еще целая ночь. Да, у меня одноместный номер. - кто бы сомневался! - Я одна. Приходи. - она с улыбкой посмотрела на меня, - С коридорной помочь?
- Сам справлюсь.
- Интересно будет посмотреть.
- Посмотришь. Только вызови ее к себе.
- Позову...
И все-таки она потеряла, казалось мне, свою памятную чуткость. Ей бы помолчать, но она не давала мне отвлечься от себя и задавала, без конца задавала вопросы. И еще... Мое обоняние... Я никак не мог понять, что у нее за духи? Только что от нее ощутимо пахло розой, и вот новый порыв ветра и меня обдает ландышем, я пытаюсь незаметно
принюхаться и явственно разбираю свой любимый горьковатый аромат гвоздик. Но она не дает мне времени и на это!
- Я уже слышала часть твоей аргументации. Но не зря же его запомнили? Ведь была же победа на Неве? В 17 лет!
- Семнадцать лет - это сейчас возраст мальчика, а тогда в семнадцать были уже опытными воинами. Даниил в 16 воевал на Калке. Воином был и он, Александр. Это во-первых. Во-вторых, та победа Александра не была зафиксирована ни одним шведским историком. И не потому, что ее не было. Просто, кому надо было упоминать о неудачном набеге мелкого ярла с малочисленным отрядом - сколько таких было! - обо всех не напишешь... В-третьих Биргер не на тех напал. Он высадился на Неве, послал формальный вызов и ждал достойного средне-европейского ответа: вымпелов, гарольдов, коней с султанами, рыцарей в золоченых доспехах и может быть, даже прекрасных дам, которые затаив дыхание следили бы за боем со стен и бойниц древнего Новгорода! Вспомни Айвенго - вот те времена и те нравы. Но не на Руси. Потому что это в Европе самое страшное, чего ждали от чужеземного захватчика - увеличения подоходного налога, а на Руси захваченный степняками город - выжигался, его население большей частью вырезалось. а оставшихся уводили в полон, в рабство - на смерть. Так что на половцах благородство не отточишь. И ты по школе, конечно, помнишь, что сделал Александр. Получив наглое письмо, Александр вспылил, поднял свою младшую дружину, то есть личную свою охрану, кликнул ближайших друзей новгородцев и бросился к месту высадки. Он поступил "грубо и не по-европейски" - напал на спящий
лагерь. Это было, как танковая атака на танкистов, не успевших разобраться по своим танкам. И при всем при том большинство шведов успело-таки сбежать на корабли. Хотя Биргеру он сумел "наложить печать"!
- И он все-таки выкинул шведов?! Так?!
- Так да не так. Ведь больше "так" он не поступал никогда! Наверное, вернувшись, он получил страшный нагоняй от отца. Тот лозунга "победителей не судят" не признавал. Слишком многие его победы ему ничего не дали! А получил он все, когда предал брата и не пришел на Сить, когда заставил Новгород предать Торжок, не пустив к нему на подмогу новгородские полки. Торжок месяц держался против татар, ждал старший город, а Ярослав сам не пошел, Новгород уговорил не ходить и сыновей не
пустил. Андрей - младший брат Александра - отцу этого никогда не простил, а Александр понял, принял и простил. И предал отца, когда пришел его черед. Не поехал с ним в Карокорум. Не прикрыл ему спину. И отец умер там в одиночестве. А потом предал брата. Тот готовился сбросить татар, но Александр не дал собрать силы, пришел сам с татарами и разбил полки брата. Удивляюсь, как он Андрею-то дал уйти!
- Но с татарами тогда нельзя было бороться!
- Нельзя-нельзя... Плевать было Александру и на брата, и на Батыя, и на Русь! Он новую державу ставил! Понимаешь, тогда была типичная развилка в истории. У Руси была возможность остаться в Европе. Но Александр выбрал Азию!
- А как это "остаться в Европе"?
- Надо было искать контакта с Даниилом, заключать унию с Римом, брать в союзники рыцарей, а не татар. И все это сделать было можно! Но он не захотел. Ибо тогда было бы то, что и в Германии или в Италии: мощные богатые города с высокой культурой и высочайшим искусством и многочисленные слабые князья. И не было бы огромной - от океана до океана - империи. И объединение русских земель произошло бы где-то не ранее конца XVIII, а то и середины XIX века. А может, и вообще остались бы нормальные среднеевропейские государства со столицами в Новгороде, Владимире, Ростове, в Муроме, наконец!
- И что же в этом хорошего?
- А то, что главными чертами русичей были гордыня и преклонение перед прекрасным. Мы были самой грамотной страной в Европе! А кем стали? "Куды ж нам, батюшка. Ты б нам помог!.." Всеобщая темнота и всеобщее рабство. Зато империя, зато "от моря и до моря!", зато офицеры до сих пор пьют: "За Дарданелы! Чтоб они были наши!" - сам слышал. Вот эту державу и создал Александр. И память земли именно его выделила из других.
- Но на Чудском озере? Тоже что-то не то?
- Тоже. Нет с самой битвой все в порядке. Хоть немцы и утверждали, что их 2000-ому отряду противостояло более 100 000 русских. Но русские тысячи - да какие там сотни тысяч сразу после татарского погрома? Где Александру было их набрать? В испепеленной Владимирской земле? В вырезанном Киеве? В уничтоженной Рязани? Ты знаешь, что современная Рязань даже стоит не там, где находилась раньше? У людей сил не хватило вернуться на прежнее пепелище. Но, конечно, Александр собрал всех, кого только мог, но это были смерды. А десяток вооруженных рыцарей запросто могли разогнать и сотню, и пять сотен мужиков. Количество здесь значения не имело. Рыцарям могли противостоять только профессионалы - княжеская дружина, которая у Александра была стандарна - пятьсот человек. Так что победил он чисто. Но не в этом дело. Немцев побеждали и его отец, и его сын, и его внук, но остановили их не он и не они. Немцев остановили столетие спустя на Грюнвальде. И главными при этом были не pусские - а польские, чешские полки. Да и смоляне, тоже там воевавшие, не подчинялись Москве и уже почти себя pусскими не считали. Вот если бы он, он хоть раз вышел против татар...
- Почему же запомнили мелкую победу над мелким ярлом? Почему Александр стал именно Невским, а не Чудским?
- Из-за песни.
- Чего?!
- В отражении шведского набега участвовал молодой сказитель. Он написал песню о бое на Неве. Ее главным героем был, как водится, князь. Бой стал битвой. Битва - Невской битвой, песнь - Невской, вот и князь стал Невским.
- А какой он был?
- ................
- Что за патетика?
- Из жития святого Александра. Святого!
- То есть все это неправда?
- В том-то и дело, что все - правда. Ему так много было дано... А он... К примеру девки за ним табунами гонялись, но когда он посватался к варяжской принцессе, то получил оскорбительный отказ от ее родителей: "Дочь за татарского данника - раба - не отдадим!". Похожий ответ получал другой наш святой князь - Владимир Креститель от полоцкой
княжны. Так он взял на копье город и княжну тоже взял. А Александр... Он к тому времени уже побратался с Сартаком, сыном Батыя, - почему же он татарской конницей хотя бы не прошелся по землям наглого ярла и не вбил ему в глотку его слова?! И следующая заграничная принцесса у русского престола появилась только при Иване III, спустя 200 лет. - я помолчал вспоминая, - Он был высоким, красивым, сильным. Действительно - один из последних богатырей Руси. В личном единоборстве не уступил
ни разу и никому. А голос... Представь Лужники. Представь матч по хоккею с канадцами. И гол. И рев трибун. Так вот он - голосом! - перекрыл бы его! Как перекрывал - без всяких микрофонов - рев новгородского вече.
Когда мы прибыли, она выделила время себе - привести себя в порядок и мне - собраться на завтрашний поезд. Потом позвонила, чтоб я приготовился и вызвала коридорную. Та пошла на вызов, я - за ней, она вышла, а я остался.
- Здорово. Алина мне тоже этот фокус показывала. Ты ее научил?
- Нет, она меня. А ее - мать. Удача да и жизнь в Византии часто зависела от умения оставаться невидимым в залах и коридорах дворцов. Это было их родовой тайной.
- Слушай. - прервала она меня, - Я хорошо знаю Марию Семеновну. Ни к Византии, ни к Константинополю, ни даже к Стамбулу она не имеет ни малейшего отношения. А семейная тайна у них одна, и для меня она недоступна. Я не понимаю, как они с Алиной умудряются сохранять фигуру, умея так готовить! Кстати о кулинарии, кофе заварить?
- Кофе - это хорошо. Только давай я сам.
- Давай. - улыбнулась Тома. - твой кофе... ох, я уже и забыла
При всех своих запредельных возможностях, не было у нее таланта создавать вокруг себя атмосферу уюта, и хорошенькая колдунья могла испортить любой продукт. Как она изготовляла свои снадобья - для всех нас оставалось загадкой. Впрочем, те, кто
их пробовал, утверждал, что вкус и у них преотвратный. В общем, девчонки в общаге смеялись, что единственное блюдо, которое она умудрялось не испортить - это вареные яйца. Вареные вкрутую.
Вскоре кофе был готов. Мой кофе. Я его готовил всегда одинаково, но вот 9 лет назад, он вдруг начал получаться необыкновенным...
Тома устроилась на кровати, мне кивнула на кресло.
- Необыкновенный.... Итак, что у вас за счеты с XIII веком? С какого года того несчастливого столетия начнется твое сказание?
- Все началось раньше, - начал я, - 16 марта 78 года XX столетия.
- Ваш последний день рождения?
- Да.
Да, как раз перед нашей - моей и ее - защитой диплома. Дважды в году мы справляли день рождения, в октябре - мой, в марте - ее, и за долгие четыре года наших сложных взаимоотношений не пропустили ни одного из них. Это были дни перемирий или отчаянных праздников - смотря по обстоятельствам, но каждые 12 октября и 16 марта мы были вместе. Иногда она вдруг пропадала накануне своего собственного торжества, иногда - ее вдруг становилось невозможно найти на следующий день. Регулярно, каждый год в этот день ее комната в их небольшой квартирке оказывалась буквально заваленной цветами ("Представляешь, мамины знакомые - ну, просто надоели!" - нагло в глаза врала она мне), но эти два дня были мои.
Ритуал их проведения был выработан тоже. Мы плевали на занятия, я покупал цветы: осенью - чайные розы, весной - много-много тюльпанов, и мы целый день на таксях разъезжали по ресторанам.
На четвертом курсе, 12 октября выпал на день, когда у нас были занятия на военной кафедре, пропускать которые не рекомендовалось очень и очень. Но отсидев первую пару, я на перемене подошел к нашему суровому майору ("Брака в моей работе не
будет! Вы будете знать предмет, или вылетите из Училища. Повторяю, брака не будет."):
- Товарищ майор, представляете, у моей девушки сегодня день рождения, а у меня еще даже цветов нет! Разрешите, я конспекты у парней потом перепишу.
- Ну, мы ж тебя на офицера готовим. Вперед!
- Есть, - выскочил из аудитории я.
Побывать за день в двух-трех ресторанах-кафе - разные с вкусности со столовым вином, мороженое, кофе - стоило тогда рублей 15, на такси уходило еще 5, ну и вечернее сидение в каком-либо экзотическом заведении обходилось еще в 15-20. Подарков, кроме цветов с меня не требовали, так что день рождения обходился как раз в стипендию. Но мне еще присылали из дома, и я к тому же подрабатывал - и не в одном месте, в общем, дважды в год я себе это позволить мог. Тем более, что это окупалось. Алина уже за неделю до этого предвкушала порхание на такси по кабакам, потом еще неделю расписывала подробности подругам, она чувствовала себя совсем светской, ужасно порочной дамой, глаза ее горели, губы ее цвели, ресницы трепетали, грудь вздымалась, а потом, наедине она меня благодарила. Ох, как она умела быть благодарной!
- Да, я помню. - согласилась со мной Тамара. - Аля потом на следующий день обычно томно выговаривала: "Где были, не знаю - туда на такси, обратно на такси..."
Так было и на этот раз. Так да не так. Ритуал выдерживался, но он, очевидно, как и все ритуалы, обветшал и наскучил. С одной стороны я никак не мог выкинуть из головы, что до защиты осталось меньше 3 недель, а у меня еще... С другой стороны она... С ней мы вроде к тому времени тоже все выяснили: она остается в Москве, у меня распределение в Бресте, нам через месяц-полтора расставаться и расставаться навсегда. И она мне дарила свой день рождения. Но "дарить" на ее языке означала - "терять"! И потерю своего праздника она с привычной непосредственностью вымещала на мне.
Все было ясно: нам надо было отдохнуть друг от друга хотя бы на пару недель, хотя бы пару недель провести врозь, но ведь "последняя весна"!
Все ей было не так. И цветы - блеклыми, и мороженное - несладким, и такси - вонючим. Она капризничала, канючила, зудела, ехидничала, занудничала... И улыбки от нее не дождаться, и поцелуя не выпросить, но я терпеливо - последний же раз! - нес свой крест и отрабатывал программу. Последним пунктом в ней значился "Славянский базар".
Обычно нам с ней в этом ресторане было хорошо: мы давно отметили его русскую кухню, поняли, что там можно было поесть очень сытно и не за очень дорого, или подороже, но очень вкусно, мы знали его историю, нам нравился и его современный
важный интерьер - и мне, и ей в нем нравилось все, а это так редко совпадало! Но на этот раз...
Во-первых, мы чуть задержались, уже была очередь, и пришлось ждать. Я пытался завести "светскую" беседу ни о чем, но напоролся на ее ледяное молчание и умолк. Когда вошли, она в знак своего неудовольствия решила не снимать свою собственноручно связанную шапочку: все равно пропал вечер. А потом начался выбор места. Первое оказалось "уж совсем в углу", следующее слишком близко к оркестру - "мы и друг друга слышать не будем", потом ей не понравилась уже сидевшая за столиком пара: она
- "ну, разве можно так раскрашиваться!", он - "кого он из себя выставляет!? По нему же видно, что он работает где-нибудь дворником!", потом ее, кажется, не устроил размер столика, потом наличие по соседству грузина, потом...
Метрдотель становился все вежливее и вежливее, он пару раз с интересом посмотрел на меня, однако я только соболезнующе улыбался, но не вмешивался. На некоторое время фонтан ее мелочной придирчивости перестал бить в мою сторону, и я наслаждался отдыхом.
Наконец, придраться было вроде не к чему: столик на четверых рядом с колоннами, не на проходе, но и не в углу - как она заказывала, да и два бодреньких старичка, занимавших его, ну никак не могли вызвать ничьего раздражения. Она открыла
рот, закрыла, вздохнула и направилась к ним.
Как выяснилось, это были старые знакомые, фронтовики-разведчики, когда-то в давнем 41-ом вместе выходившие из окружения, но уже сто лет не видевшиеся. Сегодня они случайно столкнулись, не сразу узнали друг друга, едва молча не разошлись,
но все у них благополучно кончилось рестораном.
Один из них сделал приличную карьеру и недавно вышел в отставку в чине полковника, другой, как был до войны, так и остался сельским библиотекарем. Но было там между ними что-то еще... Темное, подспудное... Во всяком случае никакой робости со стороны невысоконького седенького библиотекаря по отношению к своему статному, усатому, явно привыкшему командовать товарищу не просматривалось.
Нас они встретили приветливо. Между собой у них уже все было выяснено, пить ради пьянки были не любителями, а расставаться еще было вроде рано... И тут - мы... Точнее Алина, и в качестве некоего дополнения я.
Глаза у бывших разведчиков остались острыми, рассудок ясным, и не просидев с нами и пяти минут, они все увидели, все про нас поняли, - профессионалы! - переглянулись, распределили между собой роли и начали потихоньку меня от Алины оттирать.
Узнав, что у Али день рождения, они тоже тут же заказали шампанского и не стали ждать пока принесут бутылки, а потребовали, чтобы мы выпили пока их коньяка. Но и я к подобным сюжетам был давно привычен и с облегчением предоставил им право развлекать раскапризничавшуюся красавицу. Они засыпали Алину комплиментами, а той было все равно, кто ею любуется - пионеры или пенсионеры, любимый или первый встречный - лишь бы чувствовать себя обожаемой, лишь бы не сводили восхищенных глаз, искали повода остаться наедине, пытались узнать телефон, назначить свидание, дотронуться, поцеловать, лишь бы у нее заимелось право не придти, не разрешить, не согласиться, отказать!..
Да что я рассказываю, ты сама все знаешь.
Мы с Алиной, может быть все-таки расстались бы, ну не расстались бы - как расстаться, учась в одной группе? - разошлись бы. В конце концов, она не раз доводила меня и до белого каления, и до потемнения в глазах, и до помутнения в голове и до
позеленения кожи. И любовь наша давно кончилась, и обойтись друг без друга мы так же давно могли запросто, но... Но мне с ней было интереснее. Ей со мной было спокойнее. Ну, кто бы еще пошел с ней в закрытый Пушкинский музей с каким-то ее знакомым,
которого она и знать-то знала всего несколько дней - "пошарить в запасниках"?! А кто бы ее вытащил из подпольного казино?!
Но только благодаря ней я слышал - да и встречался сам - с такими людьми, которые никогда бы не снизошли до общения со мной. Только ради нее я с ней прорывался на такие спектакли, выставки, закрытые просмотры, куда попасть вообще-то было невозможно, а потому и пробовать лень, но мы пробовали - и прорывались! Контрамарки на Таганского "Гамлета" с Высоцким я заработал на разгрузке декораций. А для этого пришлось узнавать не очень известный телефон тамошнего администратора и недели три надоедать ему с ежедневным предложением своих услуг. Чтобы проникнуть на сенсационный "Гамлет" Тарковского в Ленкоме, Алина закружила
голову какому-то студенту из ГИТИСа, и он вставил меня в массовку. У меня два месяца пытались выяснить, откуда я, но ей достались опять же-таки контрамарки, а я на всю жизнь запомнил горькие театральные репетиции кинематографического гения... И
наконец, именно через нее мне доставались - на ночь, на две, не более - и полулегальная проза Булгакова и нелегальные стихи Ахматовой, и запрещенный роман Пастернака, и поток самиздата.
Расплачивался я натурой. В мои обязанности входило:
1). поиск доступных сведений о тех и или иных в разной степени известных личностях, сличение имиджа данной личности с его реальной мордой, изобличение ее - морды или личности, но чаще всего это был не она, а он, значит - его гнусных намерений.
Практически это происходило так: когда она своим носиком чуяла запах серы - а чутье у нее было волчье - то происходили, якобы спонтанно, приступы откровенности, в самые неподходящие, как мне тогда казалось минуты. Я злобно комментировал ее
повествование и делал мрачные предсказания. Она ругалась, плевалась, однажды даже полезла драться, но слушалась!
- Не всегда. Один раз в начале 5 курса, она тебе не поверила. И ты потом...
- Да. Потом я ее полгода отмораживал.
- Да. Полгода. Ты. - согласилась Тома - Я сделать тогда ничего не сумела. А ты... Ты даже стихи об этом написал - про ее каменное сердце.
Да. Я написал стихи. Те полгода и мне не дешево стоили. Я впервые понял, что не всесилен.
Она пришла ко мне согреться
И должен снова я гореть.
Но никогда не разогреть
Мне это каменное сердце.
Вот те стихи. И Тома их знает. Конечно, разве Алина могла удержаться и не похвастаться? Не могла. Ну, похвасталась. Ну и что?..
2) На все это - фильмы и книги, спектакли и выставки, с меня требовалась рецензия. Что понравилось, что нет, а главное - почему. И желательно, чтобы поподробнее, и обязательно, чтобы не скучно. Занудства она не терпела. Причем, угадать, что она в следующий раз назовет занудством - тоже я вам скажу задачка!
- Зато она тебя часто и обильно цитировала. И не упоминала об авторе.
- Ну, это подразумевалось.
Подразумевалось не только это. Был еще ряд пунктов, вспоминать которые теперь очень не хочется, хотя тогда они не вызывали особых сомнений. К тому же, мы расставались.
А может, мы расставались именно потому? Ну, да ладно. В том конкретном случае в тех конкретных обстоятельствах старики казались мне намного интереснее вздорной, не знающей, чего ей нужно девицы.
Точнее девицы, которой не нужен был я и не знающей, как от меня отвязаться. А я не знал, как избавиться от нее и начать новую жизнь. Точнее уже знал: еще месяц и - прощай, Москва и москвичи. И москвички. Все вообще и некоторые в частности. И в
особенности.
А старики...
Как раз той зимой меня уговорили - ее уговорили меня заставить! - перечитать "Живые и мертвые" Симонова - первую редакцию. Приведенные там факты ошарашивали и требовали осмысления. И требовали подтверждения. И новых фактов. У стариков они должны были быть. И они были. И какие!..
- Вы, мы слышали, вместе выходили из окружения. Как же так вышло, что в 41-ом наших без конца окружали, брали в плен, устраивали котлы? Ведь так можно было вообще без армии остаться.
- А мы и остались без той армии, с которой начинали войну. - усмехнулся библиотекарь, - На 22 июня 1941 года личный состав армии насчитывал 2,5
млн человек. После первых двух месяцев войны у немцев в плену оказалось 2,0 млн советских военнопленных. А ведь были еще и убитые, и раненые.
- Так... а с чем же мы продолжали воевать?!
- Собрали еще одну армию. Потом еще одну. 20 000 000 погибших - ведь это не только и не столько гражданские... Да и 20 ли?
- Но почему?!
- Это вопрос особый и отвечать на него будут еще долго.
- Вряд ли он интересен нашей милой даме. - попытался вмешаться отставной полковник. - Мы победили и это главное.
- Как же с такими потерями? - не дал уклониться от темы я, проигнорировав недовольный взгляд Алины.