В больничном коридоре пахло едва уловимым запахом жасмина и чем-то кисло - терпким,
не позволяющем вдохнуть воздух полной грудью.
Запах не давал сосредоточиться на происходящем, а особенно сбивала с толку медсестра, которая вела меня за руку как маленькую девочку по полукруглому серо-белому коридору.
Она выглядела какой-то безликой, безразличной, неопределённого возраста.
Наконец, подойдя к двери, на которой висел номер с цифрой два, она открыла дверь.
Я вошла и огляделась. На обычную палату помещение не походило, скорее оно смахивало на жилище старого холостяка. Потертый, светлого дерева двустворчатый шифоньер с вставленным в него зеркалом во весь рост стоял, зажатый двуспальной кроватью в левый угол, а с другой стороны этого убогого ложе стояла тумбочка с колбами, наполненными какой-то жидкостью. Не было окон, но яркий дневной свет будто шёл с потолка.
Меня не смутила эта не больничная обстановка, поразило другое обстоятельство.
На правой стороне кровати сидел седой мужчина среднего возраста, его изнеможенное желтое лицо смотрело на меня с участием, даже можно сказать с жалостью.
Как будто пробежала тысяча насекомых по моему телу и, уютно устроившись в моей голове, пытались окончательно запутать в клубок мои извилины в мозгах.
Растерянно оглянулась на медсестру, я мысленно задала себе вопрос: "Какого чёрта я тут делаю?"
Будто услышав меня, она указала рукой на левую половину кровати, приглашая присесть:
- Тамара Васильевна Пархоменко? - услышала я вкрадчивый и грустный голос.
- Нет, я Бондаренко Елена Владимировна.
- Думаю, ошибаетесь, вы - Пархоменко.
- Да нет же, я Бондаренко... вот сейчас... покажу ...
Я сняла с плеча маленькую чёрную сумочку, которую в помине не имела, но была уверена, что она моя. Открыв и увидев зияющую пустоту в ней, я тупо уставилась на медсестру:
- Странно...
- Хорошо, успокойтесь, я проверю. Хотя у нас никогда не бывает ошибок.
Женщина, уходя, посмотрела на меня. Взгляд её был уже пристальный и более изучающий.
Стук закрывающейся двери заставил меня вздрогнуть и сосредоточенно уставиться на рядом стоящий шифоньер, который почему-то стал темнеть. Мне показалось, что серое пятно, отделившись от дерева, приближается ко мне и хочет меня поглотить. Я понимала, что тревога перерастает в непонятный страх, скорее всего в панику, и никак не могла понять, что происходит.
Мучили и терзали душу три вопроса: Кто я? Что тут делаю? Как сюда попала?
Я решила на них ответить сама, как только могла это себе представить. Думаю, что меня банально ограбили, стукнув по голове. Теперь я могу объяснить себе самой потерю памяти. А что, если я и в самом деле Пархоменко? Нет, нельзя столько думать когда отбили мозги, можно поверить во что угодно!
Чтобы немного отвлечься от тревожного состояния я повернулась к соседу. Он одобрительно кивнул и улыбнулся:
- Я Александр Васильевич. Будем знакомы.
- А я Лена, может быть...
Я попыталась улыбнуться, но вместо улыбки рот растянулся прямой линией,
будто хотел издать звук - ыыыы! Мне стало неловко. Прикусив нижнюю губу, я попыталась отвести взгляд в сторону, но Александр, подвинувшись ближе,
взял мою левую ладонь в свои руки.
Я ощутила липкий холод и скользкую поверхность его пальцев. Моё тело, будто кто-то окатил холодной водой, и оно покрылось гусиной кожей. Заныло в сосках.
- Не бойтесь, Леночка, я не причиню вам вреда. Успокойтесь и расслабьтесь. Здесь просто приёмная, скоро нас распределят по другим палатам.
- А вы давно ждёте?
- Скоро год.
- Ни хрена себе!
Мне стало не по себе. Ничего себе! А если мне придётся ждать год? Да ещё с каким-то мужиком в одной палате, на одной кровати! Я не заказывала такой "десерт"! Мои ладони машинально выскользнули из его рук. Лицо превратилось в эскиз бездарного художника, и сосед, видимо заметив это, добродушно улыбнулся:
- Я по пояс парализован, а вот неделю назад и руки стали отказывать. Могу шевелить пальцами, но ничего не могу удержать. Вот такие дела. Так что особо на меня не рассчитывайте, - он, попытавшись рассмеяться, звучно крякнул.
Устроившись на подушке удобнее, Александр продолжал загружать мой мозг своими воспоминаниями, будто вечность ни с кем не разговаривал:
- Последние месяцы никто не приходит. Сыновья где-то по России скитаются, все им не сидится дома, а Валюша в Москве, зарабатывает мне на операцию. Не заработать ей, как пить дать, лучше бы со мной побыла, недолго мне осталось. Соскучился по ней, да и что говорить, слёг рановато. Она же у меня всегда фифой была, в городской префектуре двадцать лет проработала, беды со мной не знала. Я вкалывал, да за детьми присматривал, чтоб она о других могла подумать. А вот беда - и никому мы не нужны. И префектуры этой давно нет. Работы нет, и будущее непонятно. Мыкается по чужим семьям, моет, стирает, варит, а денег ей все одно не заработать. Лучше б скорей помер, нашла бы себе мужика и на старости лет бы не корежилась.
- А сыновья? - я прониклась жалостью, и глаза мои увлажнились.
- А что они? Как слёг - так все пропили, даже мать не пожалели. Я их в ежовых рукавицах держал, а Валюша мягкотелая, вот и отбились от рук. А сама ты не из наших будешь? Житомирских?
- Что? Житомирских? Нет, я из Москвы.
- А что тут делаешь?
- Где?
- У нас в Житомире.
- Я что - в Житомире?!
Мне показалась, что я собралась в кубик-рубик и очень неправильно.
Память моя была похожа на старый журнал с выдранными страницами, и именно отсутствующие страницы меня больше всего волновали. Житомир? Что-то знакомое, но я не знаю, в какой он даже стороне. И вообще, что я все-таки делаю в Житомире? Лучше не думать, не рассуждать и не вникать! Вкрадчиво подкрадывалось слово "психушка".
Александр уловил моё замешательство и шутливо изрек:
- Да, девушка, вы совсем плохи. Соберите свои мысли, расслабьтесь.
- Да какие мысли! У меня одни вопросы, на которые нет ответов! Чувствую себя неудачницей в передаче "Что? Где? Когда?".
- Всему своё время. Вы найдете ответы на свои вопросы, поверьте мне.
Прикрыв глаза, он склонил голову как сам батюшка перед словом "аминь", дав понять, что сам толком ничего не знает.
Я совсем расстроилась и решила выйти в коридор, найти кого-нибудь, чтоб, наконец-то, мной кто-нибудь занялся. Привстав с кровати, вновь на неё плюхнулась, так как дверь приоткрылась, и в помещение неуверенно вошла молоденькая девушка лет восемнадцати или того меньше. Руки её дрожали, лицо было опухшее от слёз. В широко открытых глазах на нас смотрело безумие. Распухшие губы, еле шевелясь, почти прошептали:
- Где я?!!
- Хороший вопрос. - Я встала и, идя ей навстречу, уточнила...
- Ты что, ничего не помнишь?
- Помню... в палате...там пустота... никого...мне страшно! - Она, запинаясь, пыталась подобрать, наверное, самые главные слова, но у неё плохо получалось.
Я прижала её к себе. Проведя рукой по вьющимся белокурым волосам, тихо попросила:
- Давай сначала присядем, успокоимся и все разложим по полочкам.
Посадив девочку на кровать, я заметила, что руки мои тоже дрожали. Нужно было их чем-то занять, чтобы не показать ей, как сама напугана. Ничего лучшего, чем подойти к зеркалу и поправить свои волосы, мне не пришло на ум. Коленки тоже дрожали и поэтому , сделав рывок, я очутилась перед зеркалом. О, ужас! Там меня не было!
Резко повернувшись к Саше, ткнув пальцем в зеркало и выпучив глаза, я беззвучно закричала. Он, пожав плечами, спокойно спросил:
- Наверное, увидели самого дьявола?
- Меня там нет!!!
- Я не смотрюсь в него, не могу ходить. Может это просто муляж?
Повернувшись к зеркалу и приложив к серебряной поверхности пятерню, я ощутила холод стекла. Было похоже на имитацию и весьма качественную. Сглотнув нарастающий комок тревоги, я глубоко вдохнула полной грудью и почти успокоилась.
Девушка тоже подбежала к зеркалу и, отшатнувшись, замерла как статуя. С зеркальной поверхности на неё смотрело её отражение, очень размытое и испуганное. Оно всё было в гематомах, бордово-кровавые пятна, выступающие из-под ситцевого платья, были на руках и ногах, а правая половина головы была разбита, будто били битой. Отскочив, она запрыгала на месте и руками стала стряхивать с себя что-то невидимое, потом посмотрела на руки и ноги и навзрыд крикнула:
- Там не я, там кто-то другая! У меня всё в порядке! Вот смотри!- поднеся свои руки к моему лицу, она ждала подтверждения.
- Конечно там не ты! - И в самом деле, девушка была в порядке. Непорядок возник вновь в моей голове. Там родился новый неразрешимый вопрос: Кто же там за зеркалом?
Не вдаваясь больше в подробности происходящего, я, взяв её за руку, усадила рядом с собой на кровать. Мы, прижавшись друг к дружке, несколько минут просидели молча. Немного придя в себя, я решила нарушить молчание:
- Как тебя зовут?
- Тома, - всхлипнув, тихо пробормотала девушка.
- А я Лена. Так что теперь мы втроём, и будет веселее. - Я хотела подбодрить её, но последнее слово упало куда-то вниз и получилось очень невесело.
- С тобой что-то случилось? Почему ты в больнице?
- Помню, вчера я сильно поссорилась со своим парнем и легла спать почти под утро, а проснулась в палате. В ней ничего не было кроме кушетки, на которой я спала, а вокруг серые стены и всё. Мне стало неуютно, и я вышла в коридор. Хотелось кого-нибудь найти и, открыв соседнюю дверь...и ...
Тома замолчав, тяжело задышала как будто слово, которое она должна произнести могло причинить ей физическую боль. Я насторожилась и, пытаясь не испугать её, медленно и тихо выдавила уверенным голосом:
- Ну? Что ...там было... за дверью?
- Ничего, просто стена, - теперь она говорила навзрыд. - Везде за дверями стены... одни стены... и никого кругом, только вы!
- Что?! Хочешь сказать, что во всем помещении только одна наша палата?!
Вскочив как ужаленная и распахнув дверь, я бросилась к соседней двери. Распахнув её, уставилась тупо на стену. Уже ничего не понимая, подбегая к каждой следующей двери,
я упиралась взглядом в ту же самую картину серо-белого бетона. Меня стало тошнить,
как на третьем месяце беременности. Мучил необъяснимый токсикоз и рвался наружу, казалось, он вылезет даже через уши. В каждой открытой двери с надеждой я пыталась увидеть выход. Мои нервы были до предела натянуты, как струны гитары у пьяного настройщика, и рвущийся их звук отдавался в моих мозгах звенящим скрежетом. Сердце резал испуганный крик Томы:
- Леночка! Не бросай меня! Не бросай, пожалуйста!
Двери, двери, одни только двери и нет выхода! Руки немели от постоянного движения,
я почти не чувствовала пальцев на руках. И вот вновь очередная дверь и, распахивая её, вижу Александра, спокойно лежащего на кровати.
Бег был по кругу!
Резко перед собой закрыв дверь, я обессилено опустилась вниз на корточки и дала волю слезам. Ко мне прижалась Тома и тоже всхлипывала, тяжело дыша.
- Может, мы не пойдем в палату? Мне не нравится этот тип, - прошептала осторожно Тома.
- Не бойся, он парализован, - я пыталась взять себя в руки.
- А вдруг он обманывает, и у него в шкафу разные ножи и топоры? Вдруг он нас специально усыпил и сюда привез? Спокойно лежит и наслаждается нашим страхом. А потом замучит и убьет. Он, наверное, и сделал эту ловушку...
- Ловушка? - и в самом деле, это походило на ловушку. Тогда кто такая медсестра? И где она? А эти литровые колбы на тумбочке? Может это для органов?
- Не думаю, что это маньяк. Мы должны успокоиться и постараться найти выход из этой ситуации. Не бывает такого, чтоб не было выхода! - я постаралась вселить веру в свои слова, потому что сама себе уже не верила.
- Я так устала и хочу домой, - простонала Тома.
- Где твой дом?
- В Москве.
- Я тоже из Москвы, но меня уведомили, что мы в Житомире. Вот сижу и вспоминаю, может у меня командировка здесь?
Я напрягла память и к своему удивлению поняла, что не помню только то, как здесь очутилась. Я, Лена Бондаренко, работаю рядовым архитектором в небольшой коммерческой строительной организации. Это уже лучше! И в командировки я не ездила, так как меня заваливали всегда работой по самое горло и иногда, как лохушка, я перерабатывая рабочее время, спасалась от своего дикого одиночества. Черт!.. Мне завтра нужно сдать эскизы фасада! Главный архитектор, в очередной раз наорав на меня, пригрозит уволить к чертовой матери! Нет, нет....нет лучше о работе не думать!
Я осмотрелась и увидела слева от себя, в повороте больничного коридора мутно вырисовывающийся зеркальный овал в виде декоративной двери.
- Что это? Как ты думаешь, тоже зеркало? - подтолкнула я локтем Тому.
- Думаю, что да, но я не пойду туда.
- Ладно, я проверю, а ты будь рядом.
Медленно подойдя, я прикоснулась к поверхности стены. Странно, на ощупь она была тёплая и даже приятная. Зеркальная поверхность не давала отражения и красиво вписывалась в серую стену. Нигде не было видно каких либо соединений - она была монолитна со стеной.
- Не бойся, подойди, - протянув руку, я позвала Тому.
Девушка робко подошла ко мне и заглянула в овальное зеркало. Не увидев себя там, успокоилась и тоже прикоснулась к нему:
- А оно очень теплое. Там, наверное, отопление?
- Наверное. Давай присядем где-нибудь рядышком и немного расслабимся.
Мы присели на пол и спинами прижались к стене. По телу растекалось тепло и какое-то неопределенное чувство покоя. Умиляла радость маленькой передышки.
Передо мной расстилался кривой коридор, и наша палата, находящаяся по левую сторону, меня настораживала.
- От греха подальше, - подумала я. - Всё возможно.
Я посмотрела на Тому. Красивое юное лицо не выражало уже того беспокойства и паники,
как раньше. Чуть прикрытые глаза, запрокинутая белокурая голова и полуоткрытый рот выражали в данный момент воспоминания о чем-то приятном и очень личном. Заметив, что я наблюдаю, она, наклонив в мою сторону голову, сказала с тоской и тёплой грустью:
- Хочу, чтоб тут был Лёшка, чтоб он спас меня и чтоб было как прежде.
- Вы поссорились?
- Типа того.
- Ну, если б он знал что ты в беде, то забыл бы про ссору.
- Думаю, что забыл бы. Почему всегда нужна беда, чтоб снова было как прежде?
- Может, в беде и проявляются настоящие чувства. А может быть и так: живет кто-то рядом незаметный и тихий, даже сказать безликий, а когда к порогу подкатывает беда - и он тут как тут. А потом ты удивляешься себе, как же раньше не замечала его красивых глаз и приятной улыбки, как не чувствовала, что он, провожая тебя взглядом, молит вот о такой беде, чтоб только ты его заметила.
- А ты о ком-нибудь скучаешь?
- Да, конечно, но он не знает, что я его люблю. Поэтому мне глупо мечтать,
что он спасёт меня.
- Почему ты ему об этом не скажешь?
- Не могу, просто знаю, что я не в его вкусе. И потом, как я ему скажу? Он подумает, что я хочу с ним просто переспать. Хотя и в самом деле хочу.
- Ну и переспи, чего терять? Ты же довольно взрослая и можешь делать что угодно.
- Переспать можно и с тем, кого не любишь, а кого любишь тяжело просто проводить за дверь, хочется им обладать всегда. Если на тебя не обращают внимания, то не надо питаться иллюзиями. Можно просто наслаждаться тем, что имеешь. В моем случае это коллега по работе. Я вижу его каждый день и знаю, что он бесшабашный и даже, может быть, бабник но, наверное, мне это и нравится в нём.
- Тебе нравится страдать и мучиться?
- Нет, как раз я этого и боюсь.
- Ты боишься любить?
- Может быть.
Мы бы ещё долго говорили о любви, но я услышала далёкий нарастающий гул, похожий на начало грозы.
- Думаю, на улице будет гроза, - сделала я утвердительный вердикт надвигающему звуку.
Я хотела ей сказать о дожде или хотя бы о простом душе, который бы сейчас не помешал, но звук открывающейся двери заставил меня окаменеть. Возле нашей палаты стоял Александр.
Твердым и уверенным шагом он направился в нашу сторону. Я резко вскочила и машинально скрестила на груди руки. Тома, спрятавшись за спину, обхватила меня за талию и, уткнувшись в шейный позвонок, просипела не своим голосом:
- Я же говорила, что он врёт!!
- Тома, если что-то произойдёт, просто беги по этому круглому коридору!
Я понимала, что здесь просто невозможно нигде спрятаться, и это убивало всякую надежду на спасение. Но надежда всегда умирает последней, поэтому нужно было надеяться
хотя бы на один шанс.
Потеряв чувство времени, я теряла понемногу и рассудок. Постоянный прилив адреналина уже порядком поднадоел. Во мне будто было три кило тротила, и через секунду- другую мне казалось, что я взорвусь, разлетаясь на мелкие кусочки!
Руки тряслись, ноги подкашивались.
Пытаясь поймать взгляд Александра и не сводя с него глаз, я следила за каждым его движением.
Он приближался и, не увидев агрессии с его стороны, я ещё больше насторожилась. В его глазах появился какой-то странный блеск, и казалось, что он улыбается. Типично для маниакально-зависимых.
Подойдя на расстояние руки, Александр посмотрел мне прямо в глаза и как бы простодушно сказал:
- Я сам себе не верю.
"Ну, конечно", - подумала я, - "сейчас сексуально улыбнётся как Микки Рук и, вытащив пушку или на худой конец нож, скажет: Давайте, девочки, танцуйте!"
Но он, ничего не сказав, пошёл прямо на нас, глядя куда-то поверх наших голов.
Мы инстинктивно шарахнулись метра на три в сторону вдоль стены.
Не обращая на нас внимания, Александр прижался лицом к зеркальной поверхности,
возле которой мы недавно грелись. Повернув в нашу сторону голову и, прикрыв глаза,
он тихо произнёс:
- Эта музыка заставила меня встать с постели.
Я прислушалась. Через стену были слышны лишь нарастающие звуки,
но они были больше похожи на отдаленные раскаты канонады, чем на какую либо музыку.
Шум увеличивался, и можно было уже расслышать скрип и визг расстроенных инструментов, скорее всего это больше напоминало подготовку оркестра к выступлению, чем на приятную слуху увертюру. Мне трудно было что-то сказать ему. Язык прилип к гортани.
Зубы отстукивали чечётку. Вытаращив глаза, я смотрела как он нежно водил руками по поверхности стены, будто это грудь возлюбленной.
Вдруг, резко развернувшись, глядя прямо в глаза, сказал мне уверенным и спокойным голосом:
- Я должен взять с собой Тамару.
Девушка, сильней ко мне прижавшись, и испуганно крикнула:
- Лена, я не пойду с ним! Он убьёт меня!
- Куда ты её заберёшь? Что происходит?! - я почти кричала.
- Хорошо, только успокойтесь и не пугайтесь. Я сам мало что понимаю, но знаю, что эта зеркальная поверхность - мой выход отсюда и Тамарин тоже. А где твой выход я не знаю.
- Выход? Здесь всё-таки есть выход?!
- Да, я знаю, куда мне нужно идти, но тебе помочь не могу.
- Хочешь сказать, что я тут застряла на вечность? Миленько!
Если это очередная шутка самого Всевышнего, мог бы хотя бы телек сюда поставить! - неизвестность и страх душили моё горло.
- Здесь нет времени, здесь покой и каждый должен сделать выбор сам.
- Выбор?!! - подскочив, я резко ткнула его в грудь. - Значит, я буду целую вечность искать отсюда выход, кружа бесконечно в этом коридоре, не находя покоя? И это мой выбор?!
- Тебя здесь не должно было быть. Можешь с нами пройти, но я не знаю, куда ты попадешь.
Я не заметила, как мы перешли на "ты", осталось только надавать друг другу кучу затрещин и миленько пройти сквозь стену, дружно взявшись за руки.
Ни в какую либо мистику я не верила, и объяснить эту ситуацию могла весьма банальными догадками.
Я застряла между мирами?
Если да, то меня это мало волнует, так как я и представить себе не могу, какие бывают другие миры. Но я дышу, вижу, чувствую - значит живая! И вполне вероятно - просто съехала крыша. А Александр - простой псих, который хочет протащить меня сквозь стену. Думаю, здесь везде напиханы видеокамеры, и ученые, мать их, развлекаются, наблюдая, как мы тут подыхаем от страха!
Теперь обида с досадой скребли мне горло, хотя прошла паника. Все эмоции, накопленные за последнее время, сворачивались в комок ярости, и она вырвалась наружу!
Я подбежала к этой чёртовой стене и стала бить её руками, пинать, насколько только хватало моей изобретательности. И вдруг моя рука провалилась во что-то мягкое и,
не удержав равновесия, я въехала лицом в стену как нож в бисквитный торт.
Передо мной зияла густая темнота и давил на уши нарастающий, пугающий, мерзкий звук. Саша, выдернув меня оттуда и прижав к себе, пытался успокоить:
- Держи себя в здравом рассудке, и ты найдёшь свой путь.
Шум, усиливаясь, разрывал ушные перепонки. Вокруг словно кружил ветер,
и кто-то мягко прикасался к телу. Тамара обернулась, и я увидела её лицо. Она сияла:
- Лена, я слышу красивую музыку! Пойдём с нами?
Я отошла от них и прижалась спиной к противоположной стене. Мне хотелось окаменеть. Хотелось ничего не слышать, не видеть и не чувствовать!
Грохот медленно как взлетающий лайнер стал набирать высоту звука,
и когда почти перешёл на свист, зеркальная стена раздвинулась.
Там, в округлости дыры густой чёрный туман стоял плотной завесой.
Я обреченно смотрела на чёрную бездну, но Саша с Томой с наслаждением улыбались ей. Тамара подошла и, обняв как близкую подругу, первый раз растянула губы в широкой и счастливой улыбке:
- Я рада, что ты была со мной. Наверное, нужно уже прощаться.
- Ты уверенна? А как Лёшка? Родители?
В её глазах появился оттенок грусти и сожаления:
- Я всё вспомнила. Лёша бросил меня. В тот вечер он ушёл с Ольгой,
бросив меня в компании обкуренных друзей, и они издевались надо мной, кажется целую вечность. Очнувшись ночью возле дома в кустах, я добрела до квартиры и спрыгнула с балкона.
- А Отец? Мать?
- Мама умерла давно, а папа очень строг, он даже за четвёрку меня наказывал.
Думаю, он бы не пережил этого, и я тоже. Убил бы Лёшку, а я их обоих люблю.
Пусть лучше ничего не знает. Найдет себе жену и родит ещё детей, а я буду за них обоих молиться.
- Ты же не знаешь, что за этой чёрной бездной!
- Знаю, там мама. И там не бездна. Ты просто не готова это почувствовать и не поймёшь, если я тебе расскажу. Просто не бойся любить! Люби, и ты, услышав чудесную музыку, окунёшься в серебряный дождь!
Прижав к себе Тому, я еле выдавила из себя:
- Очень жаль, девочка...
Саша первый подошел к краю и, обернувшись, улыбнулся мне.
Ничего не произнеся, он шагнул в неизвестность.
Подойдя к выходу, Тамара, приподнявшись на цыпочки и раскинув руки,
стала медленно падать, растворяясь в густом тумане.
Я осталась одна.
На меня смотрела Вечность зияющей чёрной дырой, будто давая мне шанс на прыжок.
Но я не была готова в ней раствориться. Мне хотелось вернуться.
Я столько всего хочу сделать!
Нужно было извиниться перед мамой, которой не писала три года. Уйти с этой чёртовой работы и, наконец, вычеркнуть из сердца безответную любовь. Изменить себя, свой образ жизни и научиться любить, прощать и не бояться наслаждаться жизнью, единственным шансом в материальном мире.
Повернувшись спиной к выходу, я медленно побрела в палату ? 2,
разбитая, одинокая и обречённая. Подойдя к двери, я в последний раз посмотрела на холодно-серый коридор. Звук медленно удалялся, и отверстие в стене опять затягивалось зеркальной поверхностью. Одиночество, будто ледяными руками, сдавило мне горло, и стало тяжело дышать. Сердце почти не билось, и в голове звенело напряжением высоковольтных проводов.
Войдя в палату и не ощутив под ногами опоры, я стала падать вниз. Сильный стук сердца, перебив звон в голове, подкатывался к горлу удушающим комом. Страх опять ударил адреналином в голову, и я, пытаясь закричать, смогла только выдавить стон...
Из соседней комнаты доносился тихий плач. Там жила моя квартирантка из Украины.
Сердце сильно билось, будто я всю ночь бежала трусцой. Руки и ноги покалывали.
Тяжело поднявшись, я побрела к Валентине в комнату. Часы показывали три часа ночи,
но спать не хотелось. Присев рядом на кушетку, я вопросительно посмотрела на неё.
- Сашка снился, будто прощался, как бы не умер... - она говорила очень тихо, будто боялась собственных слов.- Успеть бы мне, Леночка, ничего не успеваю,...Он парализован почти год был, а тут кома... сил моих больше нет, будто сама мертвая ...
Валя разрыдалась, закрыв рот ладошкой. Я ничего не могла сказать.
Сон стоял перед глазами: вижу, как Александр идёт по коридору,
как исчезает в Вечности, как освобождается от боли и одиночества, как находит выход через свою любовь. Я уверена, что это был её Сашка. Он был здесь и он умер.