Хорошее время - ночь! Тишина, можно спокойно пройти по пустому музею.
Музейный домовой рассматривал новую выставку детских рисунков. Откуда-то донесся то ли плач, то ли мяуканье.
Невидимый музейный сотрудник поспешил в ту сторону. Звуки раздавались из класса, где днем проходили занятия для детей.
Детские рисунки были разложены на столах и прикреплены на мольбертах.
Жалобный голос раздавался с листа, изображающего тигренка.
Музейный домовой подошел поближе. Может быть, у юного художника была слишком широкая кисточка? На спинке тигренка черные полоски были такие широкие, что он больше был похож на пешеходный переход, чем на тигра.
Но не из-за этого плакал тигренок. С его мордочки слева и справа
свисали вместо усов по три толстенных палки. Из-за их тяжести тигренок не мог пить молоко из чашки, потому что когда он наклонялся, палки падали в чашку с молоком, и все выливалось.
Домовой погладил тигренка по голове и приложил к его мордочке обе ладони. Когда он убрал ладони, у тигренка вместо толстенных тяжелых палок появились аккуратные тонкие белые усы. Он легко взмахнул головой и начал жадно лакать молоко из чашки.
Музейный домовой раздумывал, исправлять ли полоски тигренку? Но он же не может переделать всю работу юного художника? Мешают жить широкие полосы тигренку? Нет, не мешают, значит, пусть так и останутся.
А вот интересный рисунок. На нем музей, в который домовой вселился еще в 1885 году, когда приехал из столицы с подаренными городу картинами. Но почему такие косые стены нарисовал юный художник? Того и гляди, все здание рухнет.
Непорядок, - решил домовой, и положил свои ладошки на кривые стены. После этого рисунок изменился: стены выровнялись, здание стало ровным и крепким, - таким его и задумал архитектор.
Музейный домовой помнил, как вскоре после открытия в музее появилось рисовальное училище. Какие увлеченные юные художники здесь занимались! Они заметно отличались от нынешних студийцев, да и постарше были. Но у них есть общее: тот же блеск в глазах, то же желание учиться рисовать!
...Когда днем в студию пришли дети, их удивлению не было конца.
Они подходили к своим рисункам и не узнавали их.
- Кто исправил рисунки?
У многих ребят рисунки улучшились сами по себе. Художница, ведущая занятия в изостудии, тоже удивлялась вместе с детьми. Нет, она ничего не исправляла. Все знают, что акварель исправить невозможно. Следы исправления были бы заметны, а на этих рисунках их нет.
В конце концов все решили, что не обошлось без чудесного вмешательства. А чудо объяснить невозможно.
И только невидимый никому Музейный домовой, одетый в старинный бархатный костюм с большим белым воротником, сидел на шкафу и радостно потирал свои ладошки, перепачканные красками.