Странный мир... Здесь нет ночи, но нет и дня - заброшенный город засыпан сероватым пеплом, крупные хлопья белесого снега медленно парят в воздухе, не падая на землю. Иногда из тумана выплывают остовы автомобилей, фонарные столбы, стволы мертвых деревьев -жутковатые призраки, снова скрывающиеся в дымчатой мгле. В воздухе висит непонятная тревога, чуть слышный звук давит, заставляет постоянно оглядываться и убыстрять шаг. Приходится прилагать огромные усилия, чтобы не начать вертеться на одном месте, высматривая неведомых врагов - все равно в этом тумане мертвы все шесть чувств. Может быть, я давно уже хожу по кругу.
Третий день в пути - если, конечно, не подводит ощущение времени, - и ничего живого вокруг, никаких следов, если не считать полустертой надписи, нацарапанной кирпичом на бетонной плите недалеко от места посадки - "приветствую обреченных".
Щемящее чувство одиночества уже к исходу первого дня сменились тупой усталостью, и явь с трудом отличима от сумрачного видения. Сейчас уже начинает казаться, что эта надпись - лишь игра воображения, на самом деле здесь никогда никого не было.
А ведь здесь должны быть люди. Об этом месте ходят самые невероятные слухи, но это несомненно человеческий город. Значит, есть шанс выжить - мы на них похожи. Под ногами чавкает болото, идти становится все труднее - надо снова делать привал. Воды здесь предостаточно, а вот еды нет. Сколько я еще смогу продержаться? Неделю? Больше? Я выбрала местечко посуше, прислонившись к кирпичной стене, и даже позволила себе на пару секунд прикрыть глаза.
Возможно, это меня и спасло - тень, накрывшая мое сознание, двигалась не слишком быстро: охотнику показалось, что жертва неспособна сопротивляться. Абсолютно не понимая, что происходит, я все же каким-то образом сумела уклониться и даже защититься - сработали вбитые годами тренировок рефлексы. И только оказавшись в относительной безопасности, я осознала - это же свой! Но почему...? Я попыталась почувствовать сознание незнакомца, но повторно попадать под удар не хотелось, поэтому пришлось поступить максимально глупо - прыгнуть в туман следом за ним.
- Эй, стой, подожди! - мой голос был странно хриплым. Первые слова, произнесенные с момента посадки, - мелькнуло в голове.
Незнакомец резко обернулся.
Я отскочила назад - на меня смотрел зверь. Черные глаза были абсолютно безумны, спутанные грязные волосы свисали на лоб, покрытый страшными язвами.
-...Стой, подошшди, - высокая сгорбленная фигура качнулась вперед. Даже на таком расстоянии я ощутила невыносимо знакомый запах заживо гниющей плоти. Он уставился на меня, похоже, снова пытаясь подчинить своей воле. Впрочем, смысл его слов я осознавала уже метрах в десяти от него, на бегу - так быстро мне бегать приходилось редко...
Я остановилась, лишь почувствовав, что догонять он меня не собирается - ему всего лишь было надо прогнать меня со своей территории. Охотничьей территории. Мысль мне сильно не понравилась - с ней было связано что-то очень нехорошее, какая-то опасность, учитель еще говорил что...
Нет! Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как начинают холодеть руки. Остановилась, чуть качнувшись.
Сволочи! Твари! Так вот почему они нас "помиловали", отправив сюда. Как угодно, пусть даже в зубах того монстра, только не так! Хотелось выть и кататься по грязи под ногами, кусая руки...
Стоп. Так дело не пойдет. Я резко выпрямилась, стирая с лица мерзкую дождевую морось, сгоняя вместе с ней мысль о смерти. Умереть, пусть даже с достоинством - это не по-нашему. По-нашему, это увернуться от топора и устроить драку с палачом прямо на эшафоте. У меня есть неделя, может быть, две. Крайний срок - три. За это время надо успеть...успеть что-то сделать. Для начала все-таки найти местных жителей или еду.
Я еще раз оглянулась, - вдруг то существо все же крадется за мной - и зашагала вперед. Меня могло спасти только сумасшедшее везение - и значит, ему не следует мешать, пытаясь руководствоваться разумом.
Профессор Белогорский отправился на рыбалку рано утром. Туман, окутывавший землю, потихоньку светлел, и все ночные твари уже должны были уползти в свои логовища. В это время в бочагах у края Мшанских топей хорошо клевали бычки. Он уже возвращался обратно, когда вдруг услышал шаги - кто-то, еле-еле переставляя ноги, брел по проваливающейся земле.
-Эй! Кто там? Не бойся, у меня нет оружия, - в ответ он услышал особенно громкий хлюп, словно неизвестный путник вдруг споткнулся и упал.
Не задумываясь, Профессор шагнул в туман.
- Не бойся, - повторил он еще раз.
Шаг. Еще один. Перед глазами колышется жидкая грязь, в которую я проваливаюсь выше чем по щиколотку. Самое главное не упасть лицом вниз, тогда я точно захлебнусь. Я в очередной раз попыталась вытащить ногу из трясины, и упала вперед - сил хватило лишь на то, чтобы поднять голову. Последнее, что я видела, была человеческая фигура на фоне посветлевшего неба.
.
...Как же болит голова - почти так же, как в день оглашения приговора, когда керззи уже отчаялись выбить из меня нужную им информацию...
Я попыталась почувствовать, что происходит вокруг меня, но глаз пока не открывала: слишком уж сильно было ощущение пристального взгляда, за мной явно наблюдали. Человек. Один. Неагрессивен.
- Очнулась наконец? Ну вот и хорошо, - тихо произнесли совсем рядом.
Я открыла глаза. Оказалось, я лежу на продавленном, пахнущем пылью диване в комнате с бревенчатыми стенами. За окном клубился все тот же туман, зато в печи весело плясал огонь. На стенах висели пучки сухих трав и старинные, пожелтевшие от времени фотографии. Странно - все дома, которые мне до сих пор приходилось видеть в этом мире, были каменными, правда они были давно заброшены.
Я повернула голову: на меня внимательно смотрел человек лет пятидесяти, по-видимому, хозяин дома. Может быть, он был и моложе, но борода и длинные русые волосы не позволяли определить возраст точнее. Светло-серые глаза, спокойный, но внимательный взгляд. Так ветеринар смотрит на не очень опасного хищника.
Я машинально дернулась закрыть рукой лицо - и поняла, что это уже бесполезно. В любом случае он не примет меня за человека. С удивлением посмотрела на забинтованные предплечья - перевязка была наложена тщательно, но не очень умело. Стандартная психотропная химия так и не заставила меня говорить, но препараты сожгли вены. Если бы не умение отключать боль...
- Ты можешь говорить? - человек старался четко выговаривать слова, словно обращался к ребенку.
Мне никогда не встречался подобный язык: явно не всеобщий торговый, не Юнивер, на котором обычно разговаривают между собой представители разных рас. Должно быть, какое-то из местных наречий. Что же это за мир?
Слова чуждого мне языка медленно обретали смысл, становясь образами. Значение вопроса - " умеешь ли ты разговаривать, непонятное (опасное) существо?" Ответить было сложнее -надо не только найти в памяти собеседника нужные слова, но и произнести их.
-Могу.
Я попыталась сесть, держась руками за стену: как ни странно, вполне получилось, хотя в глазах на миг потемнело.
- Так значит вы действительно разумные, - вздрогнул человек. Он явно не ожидал, что я ему отвечу.
- Кто вы такие? Что вам здесь понадобилось?
Напоминает допрос. Ну да ладно. На его месте я бы давно пристрелила непонятную тварь, вместо того чтобы вытаскивать из болота и вести с ней беседы.
- Псайлен. С Псайлэрт. Ты что, никогда о нас не слышал? У вас новостями из Империи не интересуются? Хоть о войне-то известно? - это было очень странно: среди миров Спирали сложно найти место, в котором бы не слышали о Псайлэрт, несмотря на то, что мы считались признанными домоседами. Вряд ли о нас могли забыть всего за три года.
-Да некому интересоваться... И возможности нет. Инопланетяне значит, - хмыкнул мужчина, покачав головой.
Значит, космопортов здесь нет. Не выбраться. Хорошо хоть, что они уже знают о существовании жизни на других планетах.
- Ну да, инопланетяне, - я попыталась улыбнуться, - тебя зовут Профессор Михаил Белогорский?
Поразить Белогорского мне не удалось - похоже, он не впервые сталкивается с телепатами. Еще больше меня насторожило то, что читался только самый поверхностный слой мыслей, дальше меня не пускали. Из людей на такое способны единицы.
- Да, можно просто Профессор - это прозвище. А к тебе как обращаться?
- Рокшана.
... В их мире не было ни космических кораблей, ни связи с внешними землями - только белый пепел ядерной зимы и молчание уснувших городов. Этот мир был никому не нужен -ни тем, кто обитал здесь раньше, ни правителям соседних районов космоса. Пояс астероидов делал планету недоступной для всех известных космических кораблей, - какой самоубийца отважится рискнуть быть стертым в пыль? Единственным способом попасть сюда был пространственный переброс - лотерея, счастливый билет в которой вытягивало тридцать процентов участников. Так можно пересылать только не очень ценные товары, выкидывать на необитаемые планеты мусор...и, как оказалось, пленных. Важное уточнение - пленных-Чужих, со своими преступниками керззи поступали куда менее гуманно.
Естественно, что в этот мир никто не стремился: ни полезных ископаемых, ни красот природы, ни развитых технологий. Планета Белогорского оказалась на обочине вселенских дорог, и аборигены лишь краем уха слышали о жизни вне собственной планеты. Затерянный мир - один из тысяч миров периферии, ставший очередным полигоном для проклятой расы. Мир, в котором никто никого не будет искать.
Что именно здесь произошло, Профессор не знал, да и не сильно интересовался - он мог только предполагать. Ядерные взрывы на разных континентах, правительства, скрывающие правду, вспышки неизвестных болезней, стаи невиданно расплодившихся хищных зверей... Не они первые, не они последние. Людей осталось очень мало - слишком мало, чтобы продолжать войну и даже чтобы попытаться построить новую цивилизацию. Белогорский знал о нескольких десятках выживших, обитавших в развалинах древнего городка где-то на севере - в больших городах не выжил никто.
Профессор сидел на колченогой табуретке, задумчиво глядя в затянутое туманом окно. На столе остывал крепкий чай с какими-то лесными ягодами. Я наконец-то вспомнила, что не ела уже несколько дней, а сколько времени я не ела спокойно... наверное, с того дня, как на Псайлэрт упала первая бомба. Странно - есть совершенно не хотелось, только голова болела. А ведь сейчас уже можно никуда не спешить. Я взяла чашку в руки, согреваясь, медленно вдохнула пряный аромат и поставила ее обратно на стол. Повезет - не повезет - может быть, органика их планеты окажется для меня ядом. Сладковатый вкус был необыкновенно приятным. Не повезло - легкой смерти не получилось. Обычно токсины инопланетного происхождения убивают практически мгновенно. А может быть, у меня все же есть шанс? Хоть какой-нибудь?
-Замечательный чай. Очень вкусный.
- Будешь бутерброд? Возьми, вон лежит на тарелке, - Профессор посмотрел на меня с сочувствием. Жаль, что с тем же успехом я могу попробовать съесть тарелку.
- А... у вас есть рыба?
Человек удивленно приподнял бровь. Рыба? С чаем? - все же в последний момент он решил, что этот вопрос можно не озвучивать, но мысль была очень яркой.
- Есть консервы, будешь?
- Спасибо, - я жадно схватила открытую банку, пахнущую машинным маслом. С трудом заставила себя есть медленней, заметив выражение лица Белогорского. Знал бы он, чем нас кормили в тюрьме...
-Мне казалось, что представители твоей расы предпочитают другую пищу.
Я вздрогнула, представив, что могли есть те, одного из которых я встретила на болоте.
-В основном мы едим рыбу или мясо. Но от такого чая сложно отказаться, - нас учили, что быт и еду Чужих обязательно надо хвалить, это помогает наладить контакт.
-Кто вы?
Я прислонилась к диванной спинке, вытянув ноги - носки дырявых кроссовок с трудом доставали до пола. Похоже, начиналось самое сложное.
- Я же говорила - псайлен.
- Кто такие псайлен?
- Название моей расы.
- Это слово мне ничего не говорит.
Кажется человек ожидал, что я отвечу откровенностью на откровенность, и обиделся, не получив ожидаемого ответа.
-Я имею право знать, откуда на моей планете появились двуногие хищники, и почему кое-кто из кровожадных тварей вдруг оказывается вполне разумным, - медленно проговорил Белогорский.
-Ну, если уж вас это так интересует... - а почему бы и в самом деле не сказать правду?
Я попыталась подобрать знакомые ему понятия, и, как ни странно, нашла. Видимо у их мира было тяжелое прошлое.
- Ваша планета - лагерь уничтожения для нашей расы. Какую-то часть атмосферы здесь составляет йод, пары йода, ведь верно? Он для нас - яд, разрушающий связи между нейронами коры головного мозга, то есть память и сознание. Остаются древние инстинкты, а наши предки были охотниками, - договорив последние слова, я оскалилась. Одинокий испуганный ребенок, бредущий по болоту...ну как такого не подобрать, не обогреть? Обычно люди воспринимали нас как своих, почти не обращая внимания ни на черные глаза без белков, ни на острые акульи зубы. О том, что "ребенок" может остановить чужое сердце, задумывались немногие.
Белогорский помолчал, а потом вдруг примиряющее покачал головой.
- Рокшана,.. прости меня. Я думал, может быть, вы виновны в гибели нашей планеты. Наш мир обрушился слишком неожиданно, будто карточный домик. Я считал, что его подтолкнули. Значит, и ваша планета умирает?
Сразу поверил. Точно телепат. Или идиот.
-Мы не истребляем друг друга. Нам просто не повезло.
-Военнопленные?
-Нет, восставшие лабораторные животные. Керззи не берут пленных.
О керззи человек знал - хоть он изо всех сил постарался сохранить спокойное выражение лица, я успела услышать эмоции, связанные в его сознании с этим словом: благородное возмущение, ужас, доходящий до омерзения ...сочувствие к очередным жертвам? Странно. Те, кто умеет сочувствовать чужакам, обычно долго не живут.
Меня до сих пор поражает, что начиналось все совсем нестрашно. Уже потом мне часто приходило в голову, что мы слишком долго, невероятно долго ухитрялись жить на грани.
Вот представьте, есть очень холодная планета-государство, на которой существует более-менее приспособившаяся к суровому климату и практически полному отсутствию природных ресурсов цивилизация, успевшая вовремя сообразить, что если начать разрушать свой мир - через несколько лет разрушать его будет некому, за неимением выживших. А рядом, практически по соседству, есть другое государство, молодая и сильная империя. Странные создания - скорпоиды, потомки древних гигантских скорпионов, покрытые тяжелой хитиновой броней, прирожденные воины, но, вот в чем проблема - холоднокровные, обитатели экваториальных болот и влажных жарких джунглей. Для скорпоидов планета со среднегодовой температурой воздуха меньше плюс двадцати градусов - все равно что для псайлен или человека планета без атмосферы. Обустроить для жизни в принципе можно, но только если совсем уж некуда деваться. Вблизи границ империи Керззи - десятки незаселенных планет, сотни - малозаселенных. Керззи нужен уран, нужна нефть, нужны металлы - все это у них есть или скоро будет. Как вы думаете, полезут ли керззи в холодильник? Тем более в пустой холодильник?
Все это нам объясняли в школе. Был такой курс: "дружественные и условно дружественные цивилизации" Каждый ребенок мог объяснить, почему Керз и Псайлэрт выгоднее торговать, чем воевать. Что может объединять разумных существ с различной культурой, моралью, мировоззрением, физиологией? - правильно, разум. То есть здравый смысл. Ни одна цивилизация, достигшая высокого уровня развития, не станет совершать нерациональные, невыгодные для ее выживания действия. Склонные к нерациональным поступкам виды обычно не доживают до момента обретения разума. Здравый смысл - куда более надежный щит, чем планетарные силовые щиты, красившие небо над городами Псайлэрт радужными разводами мыльных пузырей. По слухам, "мыльные пузыри" держались десять минут. Здравый смысл продержался чуть дольше: многие из уцелевших, блуждая по радиоактивным руинам, кричали, что война невозможна и неправильна.
Оказалось, вся картинка может измениться от одного неучтенного фактора. От одной-единственной безумной идеи. Очередной правитель империи Керз, молодой и честолюбивый, решил, что его правление должно стать величайшим в истории вселенной. Со стороны это смотрелось даже забавно, псайлен поначалу удивлялись происходящему, из памяти в память передавая воспоминание кого-то из послов, побывавших на Планете номер один, столице керззи, - обряд принятия Императором титула Живого бога. Неуклюжие, но вызывающие уважение громадные сооружения, похожие на соты, уходящие на невообразимую высоту лучи прожекторов - керззи почему-то любили проводить все празднества по ночам, освещая темноту сотнями огней - сверкающая золотисто-кровавым огнем статуя тысячеглазого Лаониратилиса, верховного божества Керз, черное море толпы вокруг. То, что к титулу правителя соседнего государства стало необходимым прибавлять еще и наименование "бог, повелевающий душами", могло волновать только дипломатов, да еще, может быть, торговцев. Чужая раса, чужие обычаи - кто знает, может быть для них все это в порядке вещей. Никто не ожидал, что Император захотел не называться богом, а стать им. Для этого, по его мнению, надо было всего лишь заставить ученых разобраться в том, как соседняя раса "некерззи" читает мысли, и научиться делать все точно так же. А потом сделать так, чтобы об источнике получения знаний никто никогда не вспомнил.
Я задумалась и не сразу заметила паузу в разговоре - Профессор тоже был погружен в какие-то размышления. Наконец он задал вопрос, адресованный то ли мне, то ли самому себе:
-Йод, говоришь? Никогда с таким не сталкивался.
Я пожала плечами. Мало ли кто с чем не сталкивался. Совершенно ненужный разговор. Мне часто приходилось слышать, как меняется голос человека, когда он встречается с чужой смертью. Впрочем, не только человека. Сейчас он виновато улыбнется и укажет мне на дверь. Умирай где хочешь, только не в моем доме.
-Хотя... наверняка можно что-то сделать - какой-нибудь фильтр или противоядие. Я ведь когда-то был химиком, - задумчиво проговорил Профессор.
Удар сердца. Пустота. Неужели все-таки есть шанс? Я с трудом заставила себя сидеть на месте, и спросила, пожалуй, слишком резко:
- Из чего? Из травок твоих? Здесь же у вас вроде чуть ли не докосмический век?
-Не очень далеко отсюда есть небольшой городок, бывший научный центр - там можно достать все что угодно, - спокойно продолжил Белогорский, - я пойду с тобой.
Вот так, просто. Никаких условий, никаких попыток подороже продать ценную информацию. Хотя что с меня взять-то?
Значит, выжить. Выдрать зубами и когтями у судьбы этот шанс, пусть - один из тысячи. Пусть битва уже сто раз проиграна, пока есть жизнь, надо за нее бороться.
За окном все клубился туман, под полом шуршали мыши. Надо будет как-то счистить грязь с одежды, да и самой бы вымыться не мешало...
-Зверюшек на забаву разводишь, или их можно выгнать?
- А получится?
Я только ухмыльнулась, прикрывая глаза. Через несколько секунд шебуршание стихло.
- Все. Улепетывают, только лапки мелькают. Из окна можно увидеть, наверное.
Профессор поднялся, подошел к окну. Никогда бы не подумала, что человека способна настолько заинтересовать стайка бегущих мышей.
Глава 2
Мы вышли рано утром на следующий день, хотя утром это можно было назвать с натяжкой. На мой взгляд, день от ночи здесь совершенно неотличимы. Тело, обрадовавшееся сытной еде, покою и возможности вымыться, за ночь почти заживило язвы на руках, так что я готова была идти куда угодно.
Местная вода даже с утра пахла гнилым деревом, затхлостью и каким-то особым ароматом этого мира - холодным запахом нежилого дома. К бочке с дождевой водой слетела сутулая черная птица. Я дождалась пока она напьется и закрыла крышку: птица вздохнула и бесшумно улетела в глубину заросшего сада. Высокие травы обвивали покосившуюся изгородь, вились по столбам крыльца и почти скрывали от глаз старый сарай и поленницу. Лишь совсем рядом с домом виднелся небольшой клочок расчищенной земли, на котором рос пушистый куст, усыпанный мелкими белыми цветами. Рядом с ним спала большая собака. Когда Профессор вышел на крыльцо, она поднялась с места и зевнула, завиляв хвостом.
За несколько часов пути мы не встретили ни одного живого существа - только черные, словно скорченные в агонии деревья, абсолютно нетронутые, но пустующие дома, кое-где остовы автомобилей. Глубокая тишина пропускала нас и снова смыкалась за спиной, будто вода. Как же я не сошла с ума еще в первые несколько дней? До чего же тоскливо... Постепенно жидкая грязь сменилась жесткой высохшей травой, заброшенные дома остались позади, и даже туман как будто стал понемногу рассеиваться. Где-то часа через четыре мы вышли к железной дороге. По шпалам идти было легче, но почему-то неуютнее - ощущение опасности, не покидавшее меня с момента прибытия, стало расти. Нервы, нервы...
Невдалеке от разрушенного железнодорожного моста мы устроили привал, усевшись прямо на рельсы. Собака, носившая издевательскую кличку Хома, легла рядом с Белогорским, положив голову на вытянутые лапы.
- Почему ты не носишь оружия? - я наконец решилась нарушить молчание.
-Здесь негде его достать, да и незачем, - грустно улыбнулся Профессор, - Я все равно так и не научился стрелять. Все, кто хотел убивать, поубивали друг друга в первые годы после катастрофы.
- И как же ты защищаешься от "сотен кровожадных монстров"?
- Ну ты же ведь на меня не напала. Хотя, - Белогорский начал рыться в карманах куртки, - возможно, ты знаешь об этом больше меня.
Похоже, он наконец нашел то, что искал - на его ладони лежала костяная пластинка, испещренная знакомыми символами. Письмо псайлен считалось слишком причудливым и сложным у большинства разумных рас .
Джейш-ар-Шауржа. Ледяные волны бьются о прибрежные скалы, брызги долетают даже в распахнутое настежь окно замка. Древний форпост столицы, оставшийся с тех легендарных времен, когда опасность ждали не с неба, а с моря. Зеленоватое небо, прозрачно-зеленые, хрустальные волны. Впрочем, сейчас мне не до красот природы.
-Рокшана! Мне надоело с тобой возиться. Либо ты цепляешь его с первой попытки, либо возвращаешься в убежище. У меня нет ни сил, ни времени с тобой возиться.
-Учту.
- Рокшана!
- Будет исполнено, командир Шауржа! - я застываю с верноподданнически-дебильной ухмылкой на лице.
- Прекрати паясничать, - командир сегодня явно не в духе. Однако тон он все-таки сбавил. Впрочем, я сейчас же забываю о всех сложностях общения с Шауржа. Люк в потолке открывается, и из него с мерзким визгом вываливается скальный дракон. Одна попытка. Пять. Четыре. Дракон поднимает голову. Три. Откидывает шею назад. Два. Плевок кислотой - вещь неприятная. Не отвлекаться. Один. Есть! Дракон медленно опускает голову, все еще пытается бороться - но это уже бесполезно. Для того, чтобы полностью перехватить управление его основными нервными центрами мне потребовалось пять секунд. Почти сразу же начинает кружиться голова - сложно управлять марионеткой полтонны весом.
- Каковы будут ваши дальнейшие приказания, командир? Заставить его сплясать чечетку?
- Лучше загони обратно в клетку. Хоть какая-то польза от тебя будет.
- Откуда это у тебя?
Хома ощетинился и зарычал, должно быть, уловив перемену в моем голосе. Еще немного - и я брошусь на этого человека, наплевав на все - и на то, что он мне помог, и на то, что он мой единственный шанс выжить.
- Спокойно.
Я не поняла, кому была адресована эта фраза, мне или дворняге, но все-таки попыталась проявить чуть больше дружелюбия:
- Объясни, мне важно это знать.
- Сейчас я не могу тебе этого сказать, и не спрашивай, почему. Когда-нибудь узнаешь. Всему свое время. Ты можешь рассказать, что это такое? - Белогорский задумчиво вертел пластинку в руках, явно не понимая, для чего она нужна.
- Это джейш - устройство для письма, преобразует психическую энергию в электрическую.
Задумчивость Белогорского сменилась удивлением.
-Зачем?
-Чтобы записывать мысли. Воспоминания, образы. Как у вас видеокамера, только фотографировать не нужно. Здесь сильный остаточный потенциал, поэтому на расстоянии почти любой псайлен примет тебя за своего.
-Ясно.
Как ни странно, Профессор, похоже, действительно понял мои невнятные объяснения.
- Эта вещь принадлежала моему учителю, и я не могу представить себе ситуацию, при которой он смог бы с ней расстаться. Ты знаешь, что с ним произошло? Прошу тебя, расскажи, я должна это знать!
- Поверь, я не могу тебе рассказать, что с ним случилось, - Профессор спокойно выдержал мой сумасшедший взгляд, - Это зависит не только от меня.
-Верю, - я кивнула, опуская глаза. А что мне еще остается делать?
-Пойдем. К вечеру надо добраться до реки.
Мы вновь зашагали по шпалам. Мост быстро остался позади, словно растворился в белесой дымке у горизонта. Плакать мы разучились в первые недели войны, и потом я была уверена, что это в общем-то неплохо - но сейчас мне казалось, что слезы лучше, чем пустота на месте сердца. Уж лучше знать, что все они мертвы. Не надеяться. Я не могу сказать, что каждый из нас знал, на что шел: конечно мы все думали, что готовы к смерти, к пыткам, к лжи тюремщиков. Конечно мы оказались ни к чему не готовы, но больше всего мы не были готовы к неизвестности и одиночеству. И к перспективе медленно сходить с ума в мертвом мире, принимая чужие правила игры. Или гордо развернуться и уйти догнивать заживо среди развалин.
По обеим сторонам дороги тянулись ряды деревьев, за ними кое-где мелькали дома. Похоже, этот район никогда не был густо населен.Первой опасность почуяла дворняга - она вдруг тонко заскулила и, схватив Профессора за полу куртки, потащила его вниз с насыпи.
-Что такое, Хома? - Белогорский вдруг замер и стал прислушиваться. Издалека донесся тонкий тоскливый скрип, переходящий в свист. Где-то далеко на горизонте, за пеленой тумана угадывалось движение - оттуда надвигалась какая-то темная бесформенная масса.
-Быстрее, мы должны найти укрытие, - Профессор бросился вслед за собакой, бежавшей к полуразрушенному ангару. Я рванулась следом. Первое правило тех, кто хочет жить - сначала действуй, потом задавай вопросы.
-Что это? Цунами?
- Хуже. Черный дождь. Тучу несет с запада.
Высохший бурьян высотой почти по пояс путался под ногами, цеплялся за одежду. Свист ветра сменился протяжным воем. Мы подбежали к ангару, уже ощущая первый порыв бури, несущий с собой клубы едкой пыли.
Нам повезло, что вход в здание, хоть и не закрывался, находился с подветренной стороны. Внутри было темно и пыльно, валялись какие-то бревна, мешки и ящики.
- Неплохо пробежались, - я глубоко вздохнула, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, - Кстати, что это такое?
- Ветер со стороны бывшей столицы, - тяжело дыша, пояснил Белогорский, - сейчас на ее месте равнина, засыпанная радиоактивным пеплом и залитая химикатами. Хорошо, что ветер очень сильный - почти всю радиоактивную гадость унесет дальше.
Я кивнула. У нас было проще - не осталось даже пепла, только зеркально черные разводы застывшего камня до самого горизонта и радужное пламя посмертных воспоминаний. Сгоревшая душа Города рвалась в небо, не угасая ни днем ни ночью. Впрочем, и радиации тоже хватало: любые счетчики выгорали за несколько часов.
Я села на подозрительно скрипнувший ящик и прикрыла глаза, Белогорский прошел в глубь ангара, прислушиваясь к чему-то, потом с облегчением махнул рукой и присел рядом.
Мирный звук стучащего по крыше дождя нагонял дремоту. Наверное, у них тоже была очень красивая планета, хоть и непохожая на нашу. Обычно людям удается кое-как уживаться с природой, не уничтожив ее до конца. И во всех мирах люди считали и считают себя повелителями природы. Люди и керззи - как ни странно. В остальном сложно найти менее схожие расы. И, как ни странно, во всех мирах слово человечность означает доброту. Наверное, в этом слове заключается мечта их расы, мечта о самих себе - добрых, уважающих и свою, и чужую жизнь. Безобидная, в общем-то, мечта.
Кстати, о людях. Хотела бы я знать, почему Профессор не может рассказать о том, что случилось с учителем? Вполне возможно, что сюда отправили многих из тех кого удалось поймать. Это по меньшей мере пятеро из основного отряда. Не удивлюсь, если нас специально отправляли по одному с интервалом в несколько недель. Вполне в духе керззи. Кстати, а вдруг Белогорский работает на них? Тогда понятно, откуда у него джейш. Я невольно оглянулась - Профессор сидел на ящике, прислонившись к стене ангара, и похоже, разговаривал с дворнягой. Хома смотрел на него с хитрым видом, подняв одно ухо, и действительно напоминал хомяка. Нет. Совершенно невозможно. Да и зачем керззи интересоваться судьбой отработанного материала? И вообще, если в каждом человеке видеть врага, можно рехнуться раньше срока.
Я выныриваю, цепляясь за кусок обшивки рыболовного катера, а вокруг - кипящее море. По настоящему кипящее. Глоток воздуха разрывает легкие, кожу словно охватывает огнем. Отталкиваюсь и снова опускаюсь на дно, но за мгновение до этого успеваю увидеть на горизонте - там, где несколько минут назад был город - громадный столб иссиня-белого пламени...
-Тихо, тихо. Что случилось? - надо мной склонился Профессор. Профессор. Три недели. Уже две. Противогаз. Дойти до города. Шауржа жив?
- Сон приснился. Я не сильно орала?
- Не сильно. Но громко. Странно ты спишь - с открытыми глазами.
- Сколько прошло времени?
- Часа три, или около того. Дождь уже кончился.
Дождь унес с собой туман, и теперь на горизонте кое-где проглядывали кусочки ярко-синего неба.
-Красивое у вас здесь небо - такой оттенок редко где бывает, особенно на человеческих планетах, - я прищурилась, глядя наверх.
Профессор грустно улыбнулся.
-Да? А на твоей планете какое?
- Почти такое же было раньше, только чуть-чуть позеленее.
Глава 3
К вечеру мы действительно дошли до реки. Ее свинцово-серая поверхность была неподвижной и гладкой как стекло. На противоположном высоком берегу виднелись пятиэтажные дома, по-видимому жилые, и несколько строений, окруженных высоким забором с колючей проволокой поверху. К реке спускалась скрытая в траве тропинка, однако моста или лодки нигде не было видно.
-Здесь живут люди? - я вопросительно посмотрела на Белогорского, - По крайней мере, по тропинке кто-то ходит.
-Когда я приходил сюда последний раз, примерно полгода назад, здесь никого не было, - покачал головой Профессор, - хотя, конечно, с тех пор многое могло измениться.
- Плохо. Лучше дождаться темноты, а пока подумать как переправиться на тот берег. Профессор хотел поспорить, но взглянув на меня, передумал. С человеком меня не перепутает никто, кто хоть раз в жизни видел псайлен, а здесь, судя по всему, нас знали. А значит, при встрече с вооруженными местными жителями мне придется либо убивать, либо дать себя убить.
-А ты не можешь что-нибудь сделать? - с надеждой спросил Белогорский, - Например, если дело дойдет до столкновения, заставить их разбежаться? Как в тот раз мышами?
- С какими мышами?
- С теми, которых ты выгнала из моего дома. Не помнишь?
Что еще за мыши. Совсем не помню.
- Не стоит рисковать, если можно не рисковать, - я припомнила одно из отрядных, оплаченных жизнями, правил, - Люди все-таки не мыши - пятеро разбегутся, а шестой успеет нажать на курок. Ты сможешь найти дорогу в темноте?
Белогорский кивнул.
-Смогу, я ведь проработал здесь почти всю жизнь. Нужное нам здание находится на противоположной стороне городка. Внизу, у берега, есть лодки.
Несколько часов, оставшихся до темноты, мы провели в молчании. Белогорский дремал, сидя на трухлявом бревне, я доедала очередную банку консервов. Разговаривать было не о чем. Единственное, о чем я могла бы сейчас говорить, была судьба тех, с кем мы прошли ужас и растерянность первых дней войны, а самое главное - судьба того, кто смог за несколько месяцев сделать из кучки испуганных подростков боевое подразделение, о котором керззи говорили с ненавистью и затаенным страхом. Шауржа смог совершить невозможное - научил нас драться и побеждать, хотя все мы хорошо знали, что наша победа уже ничего не значит. У нашего мира отняли даже имя - мы стали "жителями планеты Љ56". Мы дрались за родину, которой уже не существовало - и никто из нас не сомневался, что нельзя поступить иначе. Тогда важно было не думать, жить мгновением, все было просто и понятно - сейчас есть жизнь, и это прекрасно. Дуновение соленого морского ветра, солнечный луч, лишний кусок рыбы в миске - все это было счастьем, и все осталось в памяти навсегда.
Псайлен всегда гордились тем, что они сами выбирают свою судьбу. Мы были свободны, насколько вообще возможна свобода среди равных, по крайней мере, предпочитали в это верить. В десять лет - невозможный срок для человека - псайлен выбирали Цех - будущую профессию, положение в обществе, смысл и образ жизни. Родители, богатство семьи - все это было не важно, сложно подкупить или обмануть преподавателя, если мир вокруг пронизан миллиардами мыслей. Закрыться, спрятаться, конечно, можно, но любая ложь мгновенно становится слышна всем вокруг. Единственное, что имеет ценность, это знания и категория врожденных способностей. Скажете, никто не может выбрать, кем ему родиться? Высшим псионикам не завидуют - им сочувствуют, в крайнем случае злорадствуют. Ступень вверх по категории это минус десять лет жизни. Годовалый ребенок ползет по ковру - птичка, птичка, лети сюда - и птица послушно садится на подставленную ладошку. Со стороны может показаться красиво, легко, притягательно. Но в птичьих глазах ужас, как и в глазах матери. Радуйся, мама: твой ребенок - Высший. Со временем ему будут открыты все пути нашего мира. Но он вряд ли доживет до своего сорокалетия.
Ледяная планета-океан, наш дом, где даже в тропических широтах встречались айсберги, за несколько столетий стала одним из самых процветающих миров нашей части космоса. У нас не было ничего, кроме морской воды, тысяч километров болотистой тундры, а еще - знаний и стремительно развивающихся технологий, в большинстве своем связанных с постижением тайн Жизни. Планета ученых и врачей, фармацевтов и химиков, психологов и дипломатов. Мы никогда не умели воевать - но нам это и не было нужно. Высший свет Псайлэрт составляли в большинстве своем искуснейшие политики, которые могли договориться с кем угодно о чем угодно, играя на чужих страстях, слабостях, тайных желаниях. Конечно, соседи это прекрасно знали, знали и методы защиты: среди послов в моду быстро вошли искажающие излучатели, "глушилки", - но это почти ничего не меняло: все же оружием псайлен были не сила, а знание - прежде всего, знание природы разумных существ. Ученые и врачи составляли большинство населения планеты - мы могли себе это позволить. Мы умели практически все, а все остальное могли купить.
Оказалось, можно купить все кроме жизни. Конечно, все мы знали законы природы, по которым слабые особи должны погибнуть, чтобы на их месте могли существовать другие, более сильные. Как-то само собой подразумевалось, что к нам этот закон не имеет прямого отношения. Дети, учитесь, будьте умными и хорошо выполняйте свою работу - и все будет хорошо. В правительстве велись бесконечные интриги, ученые были заняты наукой, а военные полностью полагались на дипломатов. Псайлэрт действительно могла договориться со всеми - кроме тех, кто нас не слышал. Империи не нужны ни знания, ни мастерство. Даже рабы не нужны - нужен всего лишь материал для опытов. Побеждает сильнейший.
Ненавижу закон эволюции: он не учитывает того, что мы хотим жить. Моему поколению довелось узнать, что Дар нашей расы можно использовать не только для того, чтобы спасти чью-то жизнь или правильно поставить диагноз, и даже не для того, чтобы узнать мысли другого существа.
Если умеешь запустить чужое сердце - можешь его и остановить, по крайней мере, можешь этому научиться. Когда-то на нашей планете существовали законы, запрещающие применять психическое воздействие в качестве оружия, потом они были забыты как древнее варварство - ведь нет же закона, например, о каннибализме. Как можно убить, всей душой ощущая ужас и жажду жизни другого? Псайлен забыли, что такое война - возможно, если бы мы это помнили, три четверти населения планеты не погибли бы в один день, возможно, мы бы смогли отбросить первую волну бомбардировщиков и продержаться месяца два или три - против керззи шансов все равно не было.
Для тех, кто уцелел в огненном аду, мир рухнул в одно мгновение - надо было либо умирать, либо учиться выживать, а для этого надо было превратиться из целителей в воинов. В убийц. Для большинства из нас это было непостижимо. Умереть было проще, легче, понятнее. Многие умерли - но были и те, кто хотел выжить.
Мне, наверное, повезло: в первый день Вторжения мы с друзьями ловили рыбу за городом, как всегда вместе прогуливая уроки. Потом мы, как и сотни других уцелевших, пытались подобраться к расплавленным руинам столицы, и отказывались понимать, что ничего не сможем сделать - живых там уже нет.
Тогда нас и нашел Шауржа. Шауржа Дэнра. Кем он был до войны, никто из нас не спрашивал, но цеховое имя говорило само за себя - дипломат, психолог, учитель - мастер Разума, один из тех, кто правил нашей планетой. Один из тех, кто проиграл войну. В отличие от всех других из тех, кто считал себя взрослыми, он знал, что делать. Кто еще кроме Дэнра мог придумать что для того, чтобы выжить, надо вернуться к тем далеким временам, когда псайлен были зверьми, выживавшими в мире льда лишь благодаря способности убивать на расстоянии? Я поверила ему сразу. У Высших слишком мало времени, чтобы принимать неверные решения.
Высокий, почти с человека ростом, с тонкими губами и темными волосами, Шауржа был похож на древнего правителя или жреца, словно сошел со старинной фрески. Молодое лицо и наполовину седая голова: он тоже был Высшим, причем намного сильнее меня. До войны он наверняка был одним из сильнейших в своем Цехе - чего стоил один джейш, который он носил с собой как простую безделушку. Джейш невозможно купить - можно только получить по наследству или принять как дар Цеха. Или, как тысячу лет назад, снять с убитого в поединке.
Дэнра учил нас не проникать в чужое сознание и даже не незаметно воздействовать на организм - все это мы умели чуть не с рождения. Он учил нас ненавидеть - яростно, расчетливо, вкладывая все силы в один короткий приказ. Умри. Все остальное: замаскировать смертельный удар улыбкой, чуть-чуть подтолкнуть чужие эмоции, превратив почти незаметную неприязнь в неконтролируемую ярость, придумать естественную причину смерти - пришло само собой.
Сначала мы не умели почти ничего, но когда через месяц после орбитальной бомбардировки керззи высадили десант, мы были готовы к самому главному - к войне. Скорпоиды считали нас чем-то вроде кроликов - милые зверьки, но совершенно глупые и неопасные. Лабораторные животные? Мы рады, господин, мы хотим жить, господин. Нас оставили на Псайлэрт- перевозка стоила дорого. Мало кто знал, какие именно эксперименты ставили на нас керззи, однако постепенно по лагерю поползли слухи о трупах с изуродованными черепами, о выжигающих мозг магнитных полях и безумном императоре, приказавшем построить машину, читающую мысли.
Похоже, бредовый проект имел важное значение для скорпоидов - по лагерю постоянно ходили какие-то инспекции, приезжали высокопоставленные чиновники. Поначалу никто из них не опасался псайлен: ну кто мог подумать что возможна связь между внезапным самоубийством одного из чиновников и сидящим в клетке зверьком-некерззи? Самоубийства, внезапные смерти, нервные срывы происходили все чаще - наконец, керззи стали что-то подозревать.
Я хорошо помню тот день, когда мы решили уходить - сторож-марионетка отпер дверь барака и повинуясь взгляду Шауржа вылил в себя полбутылки спирта. Это вызовет меньше подозрений. Интересно, сдохнет или нет? - подумала я, перешагивая через неподвижное тело жутковатой твари.
Командир оглянулся: - Кто-нибудь еще пойдет с нами? Мы сумеем затеряться среди островов. Идемте, братья!
Старуха, сидевшая у двери, вдруг подняла голову и внимательно посмотрела ему в глаза:
-Уводи своих зверят, Дьявол. Уводи, пока их зубки еще не окрепли. Мы жили разумными, мы разумными и умрем, а зверята будут жить...да. Зверята будут жить. Удачи тебе, Дьявол, только не забывай, что когда-то и ты был псайлен. И зверятам своим накажи не забывать.
В тот день ушли только шестеро. Тогда даже мы сами не знали, что всего через несколько месяцев мы станем самым страшным кошмаром Керз за многие десятилетия.
Глава 4
Тиарриус Анделлокоертис, третий заместитель министра Обеспечения территориального роста Керз, шел по коридору. За стеклянной стеной министерского здания раскинулся ночной город: если бы чиновник умел мечтать, ему наверняка бы захотелось остановиться, чтобы полюбоваться на ночную столицу, но Тиарриус был керззи, поэтому он просто шел, наклонив плоскую треугольную голову. Изредка скорпоид задумчиво шевелил усиками - глупая привычка, но она всегда помогала ему сосредоточиться. Керззи был доволен: сегодня он наконец закончил работу, над которой его отдел бился на протяжении полугода. Все документы, утверждающие присоединение планеты Љ56 к Империи, были составлены и вступили в силу. С завтрашнего дня в составе Керз уже официально числится пятьдесят шесть планет, и у некерззи больше не будет оснований это оспорить. Ну почему эти странные животные вечно не хотят признавать власть закона?
Погруженный в размышления керззи не сразу обратил внимание на писк телекоммуникатора. Когда он наконец посмотрел на экран, то испуганно взмахнул усами и поспешно включил прибор.
-Сколько можно вас ждать?
Тиарриус подобострастно прижал к груди верхние лапки: своего начальника он боялся до дрожи. Иногда ему даже казалось, что министр слишком вольно относится к трактовке закона, запрещающего испытывать негативные эмоции.
- Почему я первым узнаю важнейшую информацию, касающуюся положения на планете Љ 56, которую вы, между прочим, курируете? Вопрос риторический. Ответа не требует. Через пять минут я жду вас у себя в кабинете.
Экран погас.
Тиарриус бросился вниз по лестнице, на ходу пытаясь сообразить, что же могло произойти такого, что начальник не доверил информацию о событиях защищенной внутренней сети Министерства.
К вечеру пошел мелкий холодный дождь, не черный, а самый обыкновенный, мокрый и противный. В трех шагах уже ничего нельзя было разглядеть. Самое время идти дальше.
На берегу действительно оказался навес, под которым лежали лодки - от них пахло свежей краской. Весла лежали рядом. Я помогла Профессору спустить одну из лодок на воду, и мы медленно поплыли к противоположному берегу. Белогорский посмотрел вперед - и вдруг тихо вскрикнул.
Я повернула голову: городок был полон света - уютно светились окна домов, горели фонари вдоль улиц, сияла неоновая реклама над единственным продуктовым магазином. По главной улице пронеслась одинокая машина, сверкнув фарами дальнего света. Я моргнула и снова посмотрела вперед - видение исчезло, впереди опять была непроглядная тьма.
- Рокшана, ты это видела?
-Город? Ага. Странно.
-Отражения не было, - прошептал Профессор.
Лодка мягко коснулась берега, мы вытащили ее на песок и спрятали в кустах неподалеку, стараясь не оставлять следов. Непроглядная тьма впереди, а главное - тишина, какой никогда не бывает в живых городах. Неужели показалось? Обоим сразу...
Не доходя нескольких шагов до ближайшего дома, Профессор свернул в сторону.
- Обойдем по окраине. Так безопаснее.
Я молча свернула следом за ним - на краю сознания снова стал возникать тот еле слышный звук, что преследовал меня в первые дни после прибытия. Проходя мимо дома, я внимательно вгляделась в проемы окон: выбитые стекла, кое-где закрытые фанерой отверстия. Кто знает, какая тварь может оттуда вылезти? Плохо, что нет оружия. Но вроде пока все спокойно. Обыкновенный заброшенный город, ничего странного или необычного. По крайней мере на первый взгляд.
Улицы заросли бурьяном и крапивой, асфальт потрескался, мы шли медленно, с трудом выбирая дорогу. Когда мы пересекли шоссе, ведущее к центру городка, и направились к длинному зданию, окруженному кирпичным забором, уже стало светлеть.
Кирпичи кое-где выкрошились, образовав нечто напоминающее ступеньки, но даже так залезть было нелегко. Внутри здания было пусто и холодно: сквозняк трепал запыленные занавески на громадных окнах, в углу стояла кадка с засохшей пальмой.
-Пойду искать - здесь должно быть все, что нужно. Конечно, многое успело выйти из строя, но я думаю, основное на месте. Никого не успели предупредить вовремя, а потом всем уже было не до оборудования. Подожди меня здесь, - Белогорский уверенно направился к запыленной лестнице, ведущей на второй этаж.
-Хорошо.
Если что-нибудь случится, я все равно почувствую. Профессор скрылся в глубине здания. Хотела бы я знать, отчего жители городка так спешно эвакуировались, и куда они потом делись.
Рядом со стеклянными дверьми поблескивал турникет, позади него виднелся стол консьержки. На болотно-зеленой облупившейся стене висел смешной плакат-календарь, стул был чуть отодвинут. Я выдвинула верхний ящик стола и заглянула внутрь: там лежала газета с полуразгаданным кроссвордом и громоздкий, с ладонь величиной, коммуникатор.
На мгновение мне показалось, что женщина, работавшая здесь - я была уверена, что это именно женщина - просто отошла на минутку и сейчас вернется. Я аккуратно задвинула ящик и села на стул, приготовившись ждать возвращения Профессора.
На столе лежало недоеденное зеленое яблоко. Полминуты назад его здесь не было.
Что за?
-Ирка, ты, что ли? Опять на мое место села, сколько раз я тебе говорила - не положено, а вот сейчас Василь Петровича позову, он тебе живо все объяснит...
Я обернулась - и встретилась глазами с немолодой теткой в шерстяном клетчатом костюме. В руке она держала недокуренную сигарету. Где-то секунд десять мы оторопело пялились друг на друга.
-Ирка, чой-то ты? Чо у тебя с мордой-то?
Я моргнула - и уставилась на разбитое окно. В холле вновь было пусто. Я встала, обошла вокруг стола, заглянула под него - на полу лежало сморщенное и заплесневелое яблоко. Резко, до боли, прижала ладони к вискам. Похоже, процесс идет быстрее, чем я надеялась, еще день-два - и я буду разговаривать не только с призраками консьержек, но и со стаями сиреневых керрзенят, бегающих по потолку.
Я осторожно выглянула в окно - вокруг не было ни души, даже Хома за стеной притих. Дождь прекратился, небо на востоке становилось все светлее - сейчас оно было жемчужно-розовым. Силуэты домов с каждой минутой становились видны все лучше, но теперь меня это уже не волновало. Сколько времени могло уйти на беседу с призраком? По ощущениям несколько минут, а судя по небу - около часа. Но ведь Профессор тоже видел огни города. Что же все-таки здесь происходит?
В коридоре за моей спиной послышались шаги - Белогорский возвращался совсем не с той стороны куда ушел. В руках он нес тяжелую сумку.
-Ну как? - я могла бы прочитать его мысли, но хотелось услышать живой голос.
- Все нормально, я нашел все что нужно.
- Профессор, я тут видела...ты ничего странного не заметил, пока был наверху?
Белогорский задумался.
- Не уверен - многое могло показаться от усталости. И потом, я же здесь работал -от воспоминаний просто так не убежать.
- Ну ты же видел светящиеся окна, когда мы плыли на лодке?
Белогорский посмотрел на меня и успокаивающе улыбнулся, как будто на такие мелочи как исчезающий город совсем не стоит обращать внимания.
- Пойдем, расскажу по дороге. Я думаю, нам не от кого прятаться.
Сумку надо было аккуратно перетащить через забор - это оказалось не так-то просто. Радостный Хома с лаем бросился навстречу хозяину.
- Говоришь, консьержку видела? - тихо спросил Профессор, когда мы снова вышли на старое шоссе, - Лет пятьдесят назад люди, которые здесь работали, стали видеть всякую чертовщину: стаи волков на первом этаже пробегали, крыша на них падала, страшилища всякие чуть не за ручку здоровались, вещи пропадали. Думали, что это коллективное помешательство, даже специально психиатров приглашали - никто не мог разобраться. Потом все прекратилось так же неожиданно, как и началось.
- Жутковато получается, - я пригнулась к земле, убыстряя шаг, - Не нравится мне это.
- Я не знаю, насколько безопасно здесь оставаться, - кивнул Белогорский, - Возможно, мы несколько раз оказывались на волосок от смерти. Временные сдвиги должны сопровождаться значительным выбросом энергии.
Дорога через город напрямик была гораздо короче - где-то через час мы вышли к реке.
- Профессор, а.. на чем мы сюда добрались? Моста вроде не видать поблизости.
Белогорский вздрогнул и внимательно на меня посмотрел.
- Нет я не издеваюсь, действительно не помню. Ну забыла, с кем не бывает?
-Рокшана, давай по порядку. Ты помнишь, зачем мы сюда шли?