Я смотрел, как рубиновые капли заполняли складки на все еще теплой коже, капли скользили медленно, неохотно. Русло багровой реки иссохло практически также быстро, как и возникло. Я сглотнул соленую слюну. Сцена уходящей жизни была не новой под этим небом, ее здесь исполняли ежедневно, в разных интерпретациях, обыгрывая различные комбинации злобы, подлости, жадности, слабости... Декорации оставались неизменны. А вот игра всегда была на высшем уровне - не придраться. Правда, главного персонажа можно было сыграть всего раз. Один единственный. Без кастинга. Добровольно-принудительно...
Глаза моргнули и уперлись взглядом в бездушное небо, не в силах пробиться выше. Последняя капля упала на жадную землю, застывшую в ожидании жертвы. Рука, сжимавшая мое предплечье, судорожно сжалась и обмякла. Я почувствовал, как от этого сжатия, импульсом по телу пробежали мурашки, с холодной отдачей в районе затылка. Вот и все. Слов не нужно было, не для кого. И совсем не обязательно было проверять пульс, касаясь шероховатой грязной кожи на шее, но я проверил. Никак не могу избавиться от привычки оглядываться назад, в ожидании чуда. Пальцами закрыл стеклянные глаза. Подтащил тело к краю ямы и скинул вниз. За десять минут засыпал могилу, выкопанною самим Ковалем. Не хотел он усложнять мне жизнь, сам выкопал, заранее. Знал, что не протянет в Цирке долго. И мне что ли примеру последовать? Да, только вот все равно помочь некому будет...
Из кустов вокруг уже доносилось ворчание вперемешку с повизгиванием. Начиналось заочное распределение обязанностей. Кто выкапывает, а кто ест. Или кто ест, тот и выкапывает. Я осмотрел кусты тяжелым усталым взглядом.
- Кто решится, ляжет рядом, - предупредил я. И не то, чтобы меня боялись или уважали. Просто шакалы никогда не отличались храбростью или силой. А остальные предпочитали свежее мясо, визжащее, сопротивляющееся. Поэтому на мгновение стало тихо, а потом раздались удаляющиеся звуки. Я знал, что они вернутся, но это будет позже. А я остался один. Снова.
Лег поверх рыхлой сытой земли, переваривающей Коваля, и уставился в серое небо, совсем как он полчаса назад. Отпуская мысли, не давая сожалению окислить разум ржавым слоем саморазрушения.
Огненная вспышка перечеркнула серое полотно, расшевелив слоистую серость облаков широким, быстрозатягивающимся белым шрамом. Я проводил очередной сброс взглядом - далеко, не наше. Поднялся. Пора было искать укрытие на время Малой Охоты.
За зарослями, давшими вечный приют моему товарищу, стлалось поле, ведущее к началу развалин города. Туда я и направился спешным шагом, пытаясь успеть до тех пор, пока слабая тень от слепого солнечного пятна, прилипшая к ногам, не растянется совсем, чтобы пропасть до утра. Ибо прогулка после часа теней, как правило, ставала последней. А тень все вытягивалась, теряя очертания, заставляя перейти на бег. И я побежал, про себя отмечая что, не смотря ни на что, я все еще хочу жить.