Пот заливает глаза, приходится часто моргать. Разбухшие мышцы жжет изнутри. Я перебегаю от секции к секции. Отжимания, барьер, стрельба из пистолета, подтягивания, спринт на полкилометра, спарринг, метание ножа. Еще один круг. Все по новой. Стертые ладони падают в грязь. Грудью до земли, с криком, с болью. Я - машина. Забегаю на препятствие, отталкиваюсь от барьера ногами, прыжок, перекат в стрелковую позицию сидя. Двенадцать патронов по движущимся картонным мишеням, смена магазина. Я - машина! Осточертевший металл турника режет сухую, потрескавшуюся кожу. На каждом подъеме тела ветер разносит по округе вырванное из разгоряченных недр облачко пара. Как только ноги касаются земли, она начинает двигаться навстречу, наращивая темп, сжигая кислород, кажется, прямо в гортани. Покалывает затылок, тошнит. На площадке неподвижно замерли два бойца. Я пересекаю условную линию, и они оживают, безмолвно накидываются на жертву. Но я не жертва. Я - машина! Обмен ударами, те что не успеваю блокировать, попадают в подставленный мною лоб. Пятнадцать секунд боя, а я все еще на ногах. Бойцы отступают. Ухожу от маркерного огня пулеметчика, раскачивая маятник. Бросок макетом ножа из-за укрытия. Звон по шлему пулеметчика. В голове туман. Похоже на кислородное голодание... На исходную, в упор лежа, ладонями в грязь! Я - машина!
- Разрешаю не по уставу. Не молчи, отвечай мне, Эрик.
Поднимаю глаза на генерала, какой был вопрос?
- Ты здесь вообще?
- Не по уставу?
- Разрешаю.
- Где здесь?
Мне кажется, я когда-то любил собак. До этого момента... На меня спустили сразу двоих. Их острые клыки рвали мою плоть. Они действительно собирались меня убить. Против обученной собаки драться очень сложно. Это скорее не драка, а выживание. Любое оружие - преимущество. Но вокруг - ни камня. Голодная злющая пасть захлопывается перед моим лицом с громким стуком. Бью кулаком в нос. Вторая смыкает челюсти на плече мертвой хваткой, сбив меня на землю. Скрежещущие зубы ползут к шее, оставляя рваные борозды на одежде и теле. Подставляю ладонь, второй рукой хватаю за яйца, рву со всей силы. Скул. Хватка ослабла. Успеваю подняться, но первая снова бросается, метя в лицо. Приходится отдать левый кулак. Резцы и клыки жадно впиваются в кожу, но до того, как кисть попадает под моляры (зубы, дробящие кости), удается схватить за корень языка. Челюсть разжимается, я вытаскиваю руку, в ней вырванный язык. Вторая злобно рычит, но приближаться боится. Она уже знает, я - машина.
- Эрик, почему ты не пошел в увольнение? Эрик? - генерал пытается словить мой взгляд. Я помню, до этого он переживал как моя рука, а я думал как там пес, хотя знал, что он умер.
- А я больше не Эрик.
По зданию бегают мишени. Они должны словить все мои пули. Это их задание. Они ловят. Брызгаются в ответ кровью, мозгами. Их оружие окончательно испортило мой бронежилет.Тяжело дышать, но кажется, будто так было всегда. Бой переходит на верхние этажи. Все они слишком медлительные. Намного медленнее тех псов. И убить их намного легче. Всего лишь нужно сопоставить три точки: целик, мушку и голову. Смертельная геометрия спускается нажатием курка, выплевывая финальную точку под огненное сопровождение из длинного разгоряченного ствола...
Я вышел на крышу. Заложники поперлись за мной. Хотя им нужно было вниз. Оттуда уже поднимаются службы. Я хочу им об этом сказать, но понимаю, что мне без разницы. Пусть стоят, если им так хочется. Идет дождь. Он стекает по шрамам на моем лице. Смывает с меня чужую кровь. Вдохнуть полной грудью не получается, но я ощущаю, что мне это необходимо. Мне всегда не хватает воздуха. И я позволяю себе вольность. Бросаю прямо в лужу пустой автомат, стягиваю бронежилет. Странно, но под ним тоже кровь... Внезапно я чувствую тепло в руке. Мою ладонь держит девочка, лет шести. В руках кукла. Кукла в крови, как и весь мир вокруг. В ярости я оборачиваюсь на бывших заложников. Кто допустил подобное? Как могли они допустить, чтобы этот маленький ангел подошел ко мне? Дотронулся до меня? КАК?!
Заложники смотрят на меня испуганно, они все еще не могут поверить, что все закончилось.
- Тебе больно? - спрашивает девочка...
- Как ты, Эрик? - спрашивает генерал, как только я открываю глаза.
- Кто такой Эрик? - спрашиваю я, упершись взором в больничный потолок.
Ветер гонит листву по лесу. Время и место нахождения неизвестны. Но я чувствую опасность. В правой руке сжимаю ножны. Левой складываю пальцы в чуждый мне знак. Опасность повсюду. Большим пальцем правой руки тяну цубу катаны вверх, открывая ее ровно на высоту хабаки. Незнакомые слова сами собой приходят в голову, хотя я знаю, что всего-то освободил меч от своеобразного замка и теперь его гораздо быстрее можно вытащить из ножен.
- Вы знаете, почему находитесь здесь? - спрашивает девушка. Она хочет помочь, но как и все лишь задает вопросы. - Вы были ранены. Вас уволили в запас. Моя работа заключается в вашей адаптации к нормальной жизни. Как только я решу, что вы готовы, вы отсюда выйдете.
Безжалостные твари набрасываются на меня, как только солнце скрывается за горизонтом. Защитный знак больше не помогает, и я хватаю ножны в левую руку, правой освобождая меч.
- Таблетки которые вам давали, вы до сих пор чувствуете их действие?
Тварей слишком много. Клинок в моей руке лишь останавливает их на время. Несколько когтей прорвались через восьмерку, описываемую мечем, и их следы остались на ножнах.
- Теперь ты машина! - с гордостью говорит генерал, вручая мою первую таблетку.
Мне на помощь приходит убитый мною пес. Он не держит зла, хотя мог бы. Вместо этого он прогрызает ко мне проход и становится о бок. Теперь у меня есть шанс.
- В вашей карточке психологического наблюдения написано, что вы утверждаете о странных побочных эффектах. Будто живете не последовательно, а в разных временных отрезках своей жизни... Это происходит до сих пор?
- Это происходит.
Падает снег. На душе спокойно. Тепло.
- Папа! Я тебе оставила завтрак на столе, заберешь меня к восьми? - у нее тоже вопрос.
Мы стоим во дворе перед домом. Руки сжимают совковую лопату. Мои руки постоянно что-то сжимают... Вспоминаю про воздух. Вдыхаю полной грудью, морозный, колючий. Наконец-то его достаточно. Обнимаю дочь.
- К восьми так к восьми.
- Мы достаточно продвинулись. Я думаю скоро можно будет поставить вопрос о вашем возвращении в социум. Но вы мне должны честно ответить, откуда у вас в палате появился меч?
- Это катана.
Мы прорвались. Я и пес. Теперь мы бежим по лесу и я чувствую радость, от того, что он жив. Мне хочется обнять его, уткнуться в мягкую шерсть и зарыдать, надрывно, устало... Что со мной?
- Программа неосолдат официально никогда не существовала и неофициально тоже. Выжил только ты. Я тебя списал по ранению и затер следы. Можешь начать новую жизнь. Доктор дала добро.
- Старую куда девать?
Генерал привез мою дочь на машине, она выглядит намного младше, чем зимой. Я знаю, это будет еще не скоро. Он дает мне папку с документами.
- Вы поможете друг другу, - уверенно говорит он. Затем берет меня за плечо и заглядывает в глаза. - Ты справишься, я знаю. Всегда справлялся.
Снова я и пес, на этот раз вокруг - горы, тычут обледенелыми пиками в серое небо. Чувство опасности как всегда накрывает меня перед "прорывом". Так называются места, где рвется пространство между нашими реальностями. Я готов. Смотрю на пса, чувствую - он тоже. Палец тянет цубу, оголяя хабаки...
Дверь в мою палату открывается. Через порог переступает санитар.
- Ничего, ничего. Скоро вернешься к нормальной жизни. Слышал сегодня док с генералом говорили. Он за тебя словечко замолвил. Кто он тебе?
- Друг, - слово звучит странно, режет слух, но я знаю, что это так. - И что я там делать буду?
- Где? - санитар внимательно на меня смотрит.
- В нормальной жизни. Нечего мне там делать.
- Спасать.
- Я больше не в программе.
Я заехал за ней ровно в восемь. Она как раз вышла с курсов французского. Как всегда вовремя. Я люблю ее. Она садится ко мне в машину, целует легкую небритость на щеке и мы едем в счастье. Домой.
У порога нас встречает пес. Мы разбираем пакеты с покупками. Решаем что приготовить на ужин, ведь сегодня в гости приедет генерал.
- Программ много. Настоящих воинов мало, - санитар протягивает мне меч. - Только оружие теперь будет другое. Справишься?
- Зачем это мне? - безразлично спрашиваю я.
- Проси, что хочешь. Мы можем все. Ты нам нужен.
- Я убил... - внезапно стало тяжело. Проглотил комок в горле. - Собаку убил. Хочу, чтоб она жила.
- Мы это можем...
Лысый монах снова ударил меня под колено, хотя я говорил ему, что оно еще не успело полностью восстановиться. Я не вышел из себя, просто захотелось размозжить ему голову деревянным боккеном. Но я этого не сделал. В прошлый раз из-за подобной выходки пострадала только моя нога.
- Генерал. Мне больше некуда возвращаться. Возьмите меня в программу.
- Я беру тебя.
Я стою на крыше. Льет дождь. Девочка держит меня за руку.
- Тебе больно? - спрашивает она.
- Нет. Больше нет.
- А моих родителей убили. Там, - она показывает вниз. Я киваю головой. "Привет, дочка".
- А как тебя зовут? - обычный детский вопрос, словно кодовый шифр. Внезапно я понимаю, что действие таблеток закончено. Навсегда. Я больше не машина.