- Стоооп! - заорал Жорж, срывая шлем-визуализатор. - Уберите! Уберите к чертям этого олуха, пока я его не задушил! Вон! Вон!!!
Расторопные ассистенты подхватили актера под руки и, выдернув его из белого кожаного кресла, в мгновение ока вытолкали прочь.
- Бездари! Все - бездари, - прохрипел Жорж, закрыв ладонью глаза. - Что, неужели так трудно изобразить достоинство, сидя в этом гребаном кресле?! Сложно вообразить себя миллиардером? Это непосильный труд - не кривляться, не пыжиться, а всего лишь ощутить спокойствие и уверенность? Спокойствие и уверенность, мать вашу!
Над площадкой повисла тишина. Оператор с сосредоточенным видом принялся что-то подкручивать на панели пси-камеры, остальные с тараканьим проворством прыснули по темным углам.
Поведя вокруг налитыми кровью глазами, Жорж громко зарычал. А какой еще звук может издать профи, оказавшийся в одном проекте с бандой раздолбаев?
Первую Clio Awards Жорж получил в двадцать два, к двадцати четырем награды в области рекламы занимали все свободное пространство в его обширной квартире, нынешний проект, в случае удачи, сулит баснословный гонорар... а эти сволочи приводят на площадку не актеров, а какую-то шваль, дубовые колоды, кривляк, бездарных замухрышек...
- Жорик... - Жорж почувствовал на плече чье-то осторожное прикосновение. Повернув голову, он увидел Либермана - начальника группы по подбору актеров. Единственный из всей группы этот человек не боялся Жоржа или, по крайней мере, умел не подавать виду, что боится. Либерман круглил глаза и укоризненно качал головой.
- Жорик, ну зачем так нервничать...
- Я скажу - зачем! - голос Жоржа едва не сорвался в фальцет. - Затем, что вы водите ко мне всякую шваль с улицы! Затем, что каждый день съемок стоит пятьдесят кусков, и мы выбиваемся из сметы, а вы все тащите и тащите мне разную погань! Скажите, Либерман, в мире есть хоть один актер, который не был бы вашим родственником? На моей площадке побывал уже весь ваш Бредичев! Может, начнем, наконец, работать?
- Что вы знаете о Бердичеве, - пробормотал Либерман и, выудив незаметно из кармана допотопный блокнот, вычеркнул из списка две фамилии. А потом, подумав, вписал три.
- Жорик, виноваты вы сами, - сказал он громко. - Это вы с меня хотите непонятно кого, а я с самого начала говорил: нам нужна Павецкая!
- Павецкая! - фыркнул Жорж. - Она уж лет тридцать не снимается. Ей восемьдесят! Ископаемое. Старая кошка.
- Старая кошка! - Либерман закатил глаза. - Вы слышали: Павецкая - старая кошка! Жорик, если вам надо актера, который знает, что такое достоинство и что такое хорошая мебель, есть только две кандидатуры: или Павецкая или - никто! Это я вам говорю. Но вы же меня не слушаете! И не из какого она не из Бердичева!
- Черт с вами, - Жорж смерил спеца по кастингу усталым взглядом. - Все равно все сволочи и бездари. Тащите старуху.
Павецкая появилась утром следующего дня. Элегантная седая дама вплыла в студию, ведомая под руку Либерманом. Спец по кастингу закатывал глаза и шевелил губами, будто гурман, отведавший редкостный деликатес.
Увидев Жоржа, Павецкая вдруг остановилась и вперила в режиссера долгий удивленный взгляд. Казалось, она силится что-то вспомнить, что-то очень-очень важное, но никак не может...
Чтобы прервать паузу, Жорж поднялся со стула. Либерман представил друг другу диву и режиссера. Взгляд старухи стал осмысленным. Легким наклоном головы, она недвусмысленно дала понять, что ожидает комплиментов.
- Госпожа Павецкая, ммм... я счастлив эээ... - Жорж запнулся. Обычно дифирамбы пели ему, так что нынешняя ситуация была для него весьма необычной. - Я счастлив познакомиться... Я... мне очень нравятся фильмы с вашим участием... А ваша графиня Трубецкая в пси-постановке... - Жорж неопределенно взмахнул рукой, довольный уже тем, что вспомнил хоть одну роль, сыгранную этой каргой.
Вместо ответа Павецкая подарила ему еще один долгий склеротический взгляд, а потом, опомнившись, проговорила что-то насчет того, что спустя столько лет ей очень приятно снова оказаться перед камерой, пусть даже на съемках рекламы.
Дальше все пошло обычным порядком. Жорж подвел старуху к расставленной в студии мебели. Это была очень дорогая линейка "Мечта миллиардера": четыре кожаных кресла, кожаный диван, софа, банкетки, и черт знает что еще, названия чему простой смертный все равно не узнает до тех пор, пока не обзаведется собственной яхтой, самолетом и небоскребом.
Предложив опробовать каждый предмет, Жорж объяснил концепцию ролика и задачу: актрисе предстояло сыграть миллиардершу на отдыхе. Сидя в этих креслах она должна ощущать спокойствие, и уверенность, спокойствие и умиротворенность. Никакой суеты, никакого восторга, никакого блаженства или счастья - это не реклама зубной пасты. Лишь спокойствие, уверенность, умиротворенность.
Павецкая кивнула, уселась в кресло и, прикрыв глаза, велела:
- Начинайте.
- Начинаем! - объявил на всю студию Жорж. Вернувшись к режиссерскому стулу, он натянул шлем пси-визуализатора. - Пробный прогон. Мотор!
Оператор щелкнул тумблером. Датчики пси-камеры уставились на престарелую актрису, впитывая ее эмоции всеми своими электронными фибрами.
О, Павецкая действительно была находкой, Жорж понял это с первых же секунд. Куда до нее этим ничтожествам, этим суетливым прощелыгам, с которыми он имел дело все последние дни. Какие ощущения, какие детали, какой видеоряд!
Саванна. Между корнями огромного дерева вольготно устроилась львица. Ленивым снисходительным взглядом она обводит свои владения. Все здесь принадлежит ей, ничто не может противиться ее сокрушительной силе.
Гора Олимп. Гера, владычица богов, восседает на троне, держа в руке кубок, до краев наполненный нектаром. Напиток источает тончайший аромат: так пахнет вечность, так пахнет бессмертие.
Трон, еще один трон. (Не многовато ли? Хотя - "цепляет".) На троне - император Траян, принимающий дары от покоренных даков. Сгорбленные, темные от пота спины варваров, солнечные блики на шлемах преторианцев...
Образы, яркие, запоминающиеся, живые, превратили Жоржа в безвольную куклу, в бумажный кораблик, увлекаемый бурным потоком чужого воображения. Еще немного, и он сам купит эту мебель, черт побери!
Тем временем Павецкая вела его к самому главному. Он увидел виллу. Величиной с квартал. С бассейном, в котором мог бы пришвартоваться небольшой танкер. С тремя гаражами: один - для "роллс-ройсов", другой - для "бентли", и третий - для разной ерунды вроде "ягуаров". Он увидел курительную. Маленькую - на стенах уместилось всего два Рубенса и один Рембрандт. Под Рембрандтом - кресло, кожаное, очень удобное, восхитительно удобное, такой удобной может быть только очень, очень, очень дорогая вещь. А напротив кресла...
- Стооп! - заорал Жорж.
Ибо напротив кресла он увидел ободранный колченогий табурет, на котором, болтая ногами, сидел и беспечно улыбался мальчишка лет семи.
Старуха распахнула глаза. Во взгляде сквозило непонимание.
- Госпожа Павецкая, что это было? - Жорж пока сдерживался. Он окинул взглядом судию, желая убедиться, что все это понимают.
- Ах, это бывает со мной, не обращайте внимания, - актриса небрежно манула рукой, а потом провела кончиками пальцев по подлокотнику. - Знаете, думала об этой прелестной кожаной обивке, и как-то мысль перескочила на табуретки. Не знаю даже, отчего. Мы их, случайно, не рекламируем?
В темном углу хихикнула одна из разносчиц кофе. Жорж метнул в ту сторону свой самый свирепый взгляд, и в студии тотчас повисла благоговейная тишина.
- Я так утомилась от первого дубля, - продолжала Павецкая, - нельзя ли принести кофе?
Вновь продемонстрировав подчиненным, что все еще сдерживается, Жорж брезгливо махнул девице, осмелившейся хихикать:
- Эй, там, кофе сюда. Мне без сахара, остудить до семидесяти восьми градусов, госпоже Павецкой - как пожелает.
Через полчаса был второй дубль.
Океан, безбрежный, бездонный, вместилище тайн и несчетных опасностей. И единственное существо, которое не боится этой стихии - синий кит. Он покоен, он уверен в себе, он умиротворен. Прогретые солнцем волны омывают его огромное тело...
А по океану плывет лайнер. Ослепительно белое судно водоизмещением несколько тысяч тонн взрезает форштевнем водную гладь. Капитанская рубка отделана драгоценным деревом и старинной бронзой. На толстом персидском ковре расставлена мебель: диван, кресла, банкетка... Сам капитан, он же - владелец лайнера, сидит в одном из кресел, а напротив него...
- Стоп! Стоп! Стооп!!!
Жорж сорвал шлем-визуализатор. Последнее, что он увидел - мальчишка, сидевший на табуретке, подрос, ему было лет пятнадцать, и от него пахло табаком.
Жорж зыркнул на Павецкую с плохо скрываемой ненавистью, но все-таки заставил себя выдать кривую улыбку, похожую на оскал мучимого зубной болью хорька. Потом поманил пальцем Либермана, мотнул головой в сторону курилки, и в глазах его зажглось обещание неминуемой кары. В этот момент все, кто мог оказаться в опасной близости от Жоржа, толкаясь, побежали в стороны.
- Что за претензии?! - кричал непробиваемый Либерман. - Жорик, вы видели кого-то лучше? Нет? Так зачем орать?
- Вы что, сами не видите? У нее одни табуретки на уме! - горячился Жорж. - Она свихнулась на табуретках! И этот мальчишка еще! Откуда там мальчишка?
- Я родственник? Я знаю? - взвился Либерман. - У вас что, нет монтажера? Вырежете что не надо - и вот вам ролик.
- Я вас вырежу за такую актрису, больше нечего! - заорал Жорж. - Пять секунд материала, а потом у нее в башке скачут пацаны на табуретках! Она сумасшедшая! Дура! Старая дура! И вы мне ее приволокли. Еще одна табуретка, и я вас обоих уволю!
- Что вы прицепились к табуретке? - примирительно проговорил Либерман. - Что вы орете будто вас на нее сажают? Что вы такой нервный? Дайте человеку делать дело, что вы лезете? Дама хочет думать об табуретках - пусть думает, потом она займется вами. Имейте уважение, ей восемьдесят лет, и несчастье иметь с вами дело - самая маленькая беда, которую она пережила в своей жизни. Дайте ей шанс, в конце концов.
- Хорошо, - прошипел Жорж. - Я дам ей последний шанс. Слышите? Последний! Готовность через десять минут.
Спустя десять минут, нацепив шлем-визуализатор, Жорж дал команду: "Мотор!".
Павецкая превзошла себя. Жорж побывал на горных вершинах, и в глубокой пещере со стенами, блистающими от кристаллов, он побывал в королевских дворцах, и в шатрах полководцев... И куда бы ни заводила его фантазия Павецкой, всюду он ощущал уверенность и силу, уверенность и силу...
"Молодец, старушенция", - подумал он. - "Талант! Собралась, выбросила из головы дурь - и шпарит, да так шпарит, что народ кинется скупать мебель оптом! Ах, как она подводит к креслам! Гениально, гениально!"
Старуха и вправду вела к кульминации. Скоро публика, разогретая необычайными, захватывающими дух видениями, должна была получить главный посыл: цель, смысл, суть жизни - мебель линейки "Мечта миллиардера". Визуально эта идея вылилась в ошеломляющее видение: пентхаус с хрустальной крышей, залитый лучами апельсинового солнца. У дальней, стеклянной, с видом на океан, стены - бескрайний стол красного дерева, стол-мечта, стол - концентрат успеха. Вокруг него - кресла, кресла, кресла... каждое - кожаная сказка с подлокотниками, каждое - смысл и цель человеческой истории, вершина творения цивилизации. Каждое - символ уверенности и могущества его владельца.
Жорж затаил дыханье: сейчас он сядет в одно из этих чудесных, божественных кресел, сейчас он ощутит себя истинным властелином ми...
Стоп! Откуда в кресле чужак? Жорж встретил взгляд, опустошенный, отрешенный, потусторонний взгляд. На него смотрел одних с ним лет молодой человек, чем-то даже на него, Жоржа, похожий. Он сидел... Нет, не в кресле "Мечта миллиардера". Он сидел на ободранной колченогой табуретке.
Потом картинка дернулась, моргнула, будто в допотопном кинотеатре пьяный механик напортачил с пленкой, и вместо помпезного пентхауса Жорж увидел себя в облезлой комнатенке. Табуретка лежала на полу, и над ней колыхалась какая-то тень...
Что за тень, Жорж не рассмотрел. Шлем-визуализатор брызнул дождем пластиковых осколков, ударившись об пол. Режиссерский стул покатился с помоста, грохоча, как сошедший с рельсов вагон. Жорж не видел и не слышал всего этого. Он с головой погрузился в раскаленную лаву собственной ярости. Лишь одно имело для него смысл: стереть в пыль, сжечь, растоптать, расчленить, разорвать, уничтожить старую дуру. Жорж навис над Павецкой и, брызжа слюной, кричал, кричал, кричал ей в лицо все, что он думает о ней, о ее близких, о ее заслугах, о ее бездарном актерстве, о колченогих табуретках, о мальчишках, которые на них сидят. Все! Все! Все! А старуха смотрела, не отрываясь смотрела в его глаза давешним пристальным, выматывающим душу, каким-то собачьим взглядом. От этого взгляда Жоржу становилось не по себе, и он принимался орать пуще прежнего, и так разошелся, что кому-то из помощников, должно быть, показалось, что он вот-вот убьет старуху. Жорж почувствовал, как на плечи, локти, запястья легли чьи-то ладони, как его, сначала робко, потом все более настойчиво, стали оттягивать, оттаскивать от Павецкой. Он не сопротивлялся, но продолжал изрыгать проклятья, страшно, смертельно, отчаянно сожалея о минутах своего драгоценного времени, потраченных на старую дуру.
Безобразные сцены были его коньком. Завтра об этом инциденте напишут все газеты, в интернете и по пси-видению будут смаковать каждое произнесенное им ругательство. Фирма - производитель "Мечты миллиардеров" скорее всего откажется от сотрудничества, но это пустяки. В очередь выстроятся с полсотни других фирм, не менее богатых, которые возжаждут сделать рекламу именно с ним.
- Чтоб ты сдохла! Зачем, на черта тебе далась эта треклятая табуретка, нищенка?! И что это за пацан? Что он делает в твоей башке, старая дура, что?! Кто он? Твой любовник?! Твой мачо на табуретке?!!
Взгляд Павецкой внезапно изменился, стал осмысленным. Она как будто пришла в себя и вдруг обнаружила, что появилась на публике голой. Лицо старухи сделалось смущенным, виноватым, жалким, и таким несчастным, что даже Жорж умолк, проглотив очередное ругательство.
Старуха поднялась с кресла.
- Простите, - прошептала она, нервно теребя юбку скрюченными пальцами. - Простите меня, молодой человек. На меня иногда находит. Иногда забываюсь... Знаете, как это бывает... раз - и уже думаешь о чем-то другом. Из-за этого я бросила сцену, перестала сниматься... А этот мальчик... это мой сын. В детстве он очень любил играть с той табуреткой... не знаю почему... знаете, как все дети... то домик из нее сделает, то самолет... - она бросила на Жоржа совершенно безумный, потусторонний взгляд и зашептала: - И знаете, что странно? Когда ему было столько же, сколько вам теперь, он очень походил на вас, молодой человек...
Старуха умолкла, глядя на Жоржа, как побитая собака. Режиссеру стало не по себе, но он не подал вида.
- Вы уволены, Павецкая, - бросил Жорж. - Не умеете работать - не таскайтесь по студиям. Сидите на шее у своего сыночка, пусть он забавляет вас фокусами с табуреткой.
Павецкая покачала головой.
- Мой сын мертв, - сухо сказала она. - Повесился, когда ему было примерно столько же, сколько вам теперь. Несчастная любовь. Привязал петлю к люстре, и толкнул табуретку. Я опоздала всего на десять минут. Я стараюсь забыть об этом уже тридцать лет, но, как видите, ничего не выходит. Вы правы, я не гожусь...
Она повернулась к Жоржу спиной и, поманив Либермана, проговорила: