|
|
||
Исповедь
маленького фрица
Посвящается творчеству Г. Самойлова, Г. Кюппера, Э.Т.А. Гофмана.
Декабрь 2000
ИСПОВЕДЬ МАЛЕНЬКОГО ФРИЦА.
Красные как кровь цвета заходящего солнца разлились по черному частоколу леса. Небо стало невероятно глубоким, чистым и понятным. Он понял, он все понял. В одну секунду он познал все секреты мирозданья. Пульсирующий мозг окутал все видимое пространство. Он стал нереально большим. Голова уперлась в упругий свод неба. Еще немного и оно лопнет под его напором, как непрочная ткань. О, Господи! О, Боже! Пуля плотно засела в воспаленном мозгу, разрастаясь мириадами нервных окончаний, пуская метастазы во все тело. Тупая боль окутала его будто саваном. Струна с пронзи-тельным свистом лопнула, больно хлестнув его по лицу. Конец.
Он лежал на берегу реки. Волны лизали его офицерские сапоги. В воздухе явно чувст-вовался горьковатый привкус пороха. Парабеллум он крепко сжимал в своей мертвой руке, костяшки пальцев побелели. Во лбу сияла, переливаясь рубиновыми оттенками, кровавая звезда, позорная звезда. Кровь как святой ореол окружила голову. Фу-ражка отлетела метра на три-четыре. Черты его лица были спокойны и необычайно четки. Он умер. Тридцать два года. Все. А может и не все, может и не конец? Может быть начало.
Родился он в небольшом германском городке, под Мюнхеном. У города не было назва-ния, как не было имени и у него. Короткие штанишки, всегда аккуратно подстриженная челка - вот все его детство. Он его не запомнил. Его мозг открылся для восприятия лишь в тот роковой сорок третий год.
Утро. Небольшая, уютная немецкая кухонька. Брунгильда как всегда прекрасна в пер-вых лучах по-немецки аккуратно круглого бледного диска солнца. Тонкий аромат кофе. Но кружева простынь и подушек не отпускают из своих объятий разбитое после вче-раш-него вечера тело. Словно что-то предчувствуя, они все сильнее и сильнее обвива-ются вокруг крепкой мускулистой шеи арийца. И вот он уже тонет в этом белом вели-коле-пии, словно в грязной и мутной жиже, которая все ближе и ближе подступает к горлу. Захлебываясь и отхаркиваясь, он краем глаза замечает бледно-желтый квадрат. Бледно-желтый на красном как кровь столе. Плохо. Плоский квадрат разбухает, разрас-тается, выдавливая из себя бледно-желтые слюни в густое, сладко приторное небо. Нет. Только не меня. За что? Вот уже лицо Брунгильды играет желтыми, болезненными бликами. Запах утреннего кофе невыносимо противен. Он чувствует, что его сейчас вывернет на кружевную простынь, обнажив человечеству остатки его вчерашней тра-пезы. Он знает, что это. Что это лежит на столе? Но зачем спрашивать? Он знает. ВОЙНА! почему он думал, что она обойдет его? Бешеным потоком она подхватывает человеческие судьбы и, как щепки, несет по течению, разбивая о свои берега. Но он? Он ведь сча-стлив в своей периферийной квартире, со своей толстухой Брунгильдой, с яичницей и кофе на завтрак. Ему многого не надо. Но желтый квадрат уже занял пол неба, угрожающе над-вигается на него. Сливается с аппетитно скворчащим на сково-роде яичным желтком. Что это? ПОВЕСТКА! ПРИГЛАШЕНИЕ! Приглашение. Но при чем здесь он, рядовой немецкий офицер. Желтый квадрат доказывает обратное. Ты есть DEUTSCH SOLDAТ. Ты есть защищать твой VATERLAND BERLIN. Кто пойдет назад, против? Молчание. Кто пойдет вперед? Ты! АБрунгильда?
Но Брунгильды уже нет. Нет того золотистого мюнхенского утра. Есть стройные полосатые березки, есть командир, приказ:ANGREIFEN! Сапоги в грязи. Привал. Аромат кофе смешивается с острым плотоядным запахом крови. Чистота. Немцы любят чистоту. Нужно почистить сапоги, отчистить их от пыли русских дорог. Зачерпнув в ладонь горсть чужеродной его организму земли, он подносит ее к лицу, земля сухая, источаю-щая незнакомые далекие запахи, но, тем не менее, есть в ней и что-то родное. Вспоми-наются картины детства, когда он маленький арийский мальчик с воплями и криками носился по окраинам города и мысленно стрелял из игрушечного пистолета в вообра-жаемых противников. Это было давно, далеко. Сейчас его руку приятно холодит сталь 8- зарядного пистолета немецкой конструкции. Истинно арийское оружие. Враги от-нюдь не воображаемые, пистолет не игрушечный, смерть реальна. Он осязает ее, чувст-вует ее пьянящий аромат. Рядом немецкий офи-цер хвастается фотокарточкой своей жены. Завтра она овдовеет. Возможно, завтра убьют и его. Но он этого пока не знает. Пока он любуется чистым и бездонным небом, слушает, как смешно коверкает немец-кие слова, прося о пощаде, пленный русский сол-дат. Расстрелять и только.......и только.
Тяжесть автомата непрерывно давит на левое плечо, тупо напоминая о прямом назна-чении этого ненавистного груза. Они идут уже целый день. Невыносимо душно. Кровь, затянутая в голубой шелк вен и артерий, бешено пульсирует, удары остро отдаются в висках. Он видит, как на горизонте острые вершины сосен и елей нанизывают на свои пики кроваво красное солнце. Лопаясь, оно разливается по горизонту золотисто - оранжевыми бликами. Вечереет. Вдали показались сгорбленные крыши не-большой русской деревеньки. Вот и ночлег.
Спал он плохо. Ночные кошмары дьявольским хороводом окружили его ложе. Гри-масничая, пуская кровавые пузыри из уголков рта, он сменяли друг друга. Приблизив свои влажные уста, жарко нашептывали ему на ухо чудесные сказки, болезненные фан-тазии, вызванные из воспаленного подсознания. Проснулся он до рассвета в холодном и липком поту. Серебристые лунные тени играли на вылинявшем розовом цветке ге-рани. Отражаясь ледяными лучами от глянцевых изумрудных листков, они падали на его подушку, слепили своим холодным светом, пронизывали до мозга костей. Нащупав под кроватью кованый сапог, он выдрал его из абсолютной черноты под кроватного пространства и со снайперской меткостью запустил в фосфорицирующие очертания горшка. Промахнулся. Стекло с хрустальным звоном разорвалось, впустив в комнату свежую струю воздуха. В горле пересохло. Босиком он прошел через всю ком-нату и, выйдя в сени, зачерпнул металлической кружкой из бочки прозрачной и чистой воды. Холодный металл обжигал его губы, зубы онемели. Но он не мог напиться. Воз-враща-ясь, он поскользнулся на чем-то липком. В темноте он не мог понять, что это было. Подойдя к разбитому окну, он поднес руку к свету и понял. Это была кровь. Но как? Как? Он ведь приказал все убрать. Холодный ветерок обдал его студеной струей. Кровь этой упрямой русской дряни, которая расцарапала ему все лицо, которая посмела противиться ему, немецкому офицеру, которая....Перед глазами возник туманный рас-плывчатый образ. Он даже не запомнил ее. Лишь глубокие серые глаза четко отпечата-лись в его мозгу. Его передернуло. Казалось кто-то непрерывно следит за ним. Пронзи-тельный взгляд ледяных серых глаз холодил затылок. Он обернулся. Никого. Пус-тота. Пугающая пустота. Словно маленький мальчик, он стремительно бросился в свое на-дежное ночное убежище. Нырнув в постель, он с головой укрылся под одеялом. Ти-шина. Пугающая тишина. Он обнажил свой округлившийся от дикого страха глаз. Причудливые тени плясали в бледных, морозных лучах луны. Сквозняк гулял по чисто вымытому полу, совершая свой ночной променад. Но ничто не заставило бы его сейчас встать и заткнуть сияющее лунным светом пятно на бревенчатой стене. До утра он уже не спал. С нетерпением ждал спасительного, обжигающего утра.
Утро. Вечером они ушли. Он остался. Остался на заросшем камышом берегу. Утром по его приказу жители деревни вырыли глубокую яму. Могилу. Кому? Себе? Ему? Се-рые, безликие они стояли на краю этой бездны. Расстрелять и только......и только. Вы-стрел. Один за другим. Автоматная очередь. Канава до краев наполнилась кровавой мас-сой. Спиралью пулеметных выстрелов он сам лично прошелся по еще живой, тре-пе-щущей плоти. Среди грязных ошметков и тряпья он увидел выцветшие, как тот цве-ток герани на облупленном подоконнике, безжизнен-ные глаза той, которая так усердно упиралась коленкой в его крепкий, накаченный пресс прошлой ночью. Кричала, умо-ляла. Невольно он взглянул на свою руку, ожидая рас-смотреть то, что он увидел этой ночью в свете луны. Рука была чиста. Он внима-тельнее вгляделся в эти мертвые, без-жизненные черты. Чувство омерзения и отвраще-ния охва-тило его, но он не в силах был отвести взгляд от сереющей пустоты глаз, кото-рая не-умолимо вкрадывалась в него. Сжигая нутро, ледяными когтями разрывало сердце. Тошнота подступила к горлу.
Его вывернуло на до блеска начищенные воском сапоги. Судорожно он выхватил пара-беллум из кобуры и выстрелил в эти серые бездонные глаза. Нетвердым шагом он на-правился к реке.EIN , ZWEI, DREI, EIN, ZWEI, DREI- бешено клокотало в висках. EIN, ZWEI, DREI- отсчитывал он шаги. Он снял фуражку и откинул ее в сторону. Лег-кий речной ветер обдувал его лицо, высушивая своими поцелуями хрустальные слезы. Он решительно поднес пистолет к высокому чистому лбу. Зачем? Почему? Ответы на вопросы он унес с собой.
Красные как кровь цвета заходящего солнца разлились по черному частоколу леса....
ENDE
Лобанова А. Е.
|