"И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними" (Лук.6:31)
Каждое утро буднего дня похоже на все остальные. Желание полежать еще минуточку, своё заспанное отражение в зеркале ванной, запах растворимого кофе, проводы дочки в школу. И это утро пыльного августовского понедельника не было исключением.
Срезая путь к остановке через дворы, Марина увидела двух девочек лет пяти, игравших в дочки-матери с резиновыми пупсами. Эта картина показалась ей необычайно милой, и Марина замедлила шаг. У одного из пупсов видимо что-то сломалось, и один глаз был закрыт. Второй смотрел прямо на Марину. Молодая женщина невольно улыбнулась и уже хотела подмигнуть пупсу в ответ.
- Что уставилась?! Смотрят всякие, а потом дети болеют, - седая женщина, кутаясь в домашний халат, стояла на балконе первого этажа.
Это обвинение было настолько неожиданным, настолько несправедливым, что Марина открыла рот от возмущения.
- Я вовсе... - начала было она, но вовремя спохватилась. Ответить означало ввязаться в перепалку со старой каргой, а значит, с утра испортить себе настроение.
Марина ускорила шаг, чувствуя затылком враждебный взгляд, пока не укрылась от него за углом дома.
Но настроение уже было испорчено. По какому праву её оскорбили? Карга небось судила по себе... носит же земля таких, и под ногами у них не горит. Ладно, надо быть терпимей. Пожилая женщина, трудное детство. Но всё равно... да что же так обидно?! Ведь ничего смертельного не случилось.
Погруженная в эти мысли, Марина уже подходила к больнице, оказавшись рядом с мусорными контейнерами. Обычно она их обходила, ну не за километр конечно, но сторонкой - из элементарной брезгливости. Мусор вывозили недостаточно часто, вот и сейчас из ближайшего к зданию контейнера он уже вываливался на землю.
Пёс выскочил из-за контейнера. Обычная серая дворняга, довольно крупная. Оскалив зубы, псина буквально заходилась в истошном лае, чередуемом с высоким, почти визгливым рычанием.
От неожиданности Марина испугалась не на шутку. Сердце ухнуло и заколотилось. Марина отступала, выставив вперёд сумочку, как будто псина могла бросится на неё, целясь в горло... конечно же нет. Сообразив, что перед ней обычная дворняга, Марина топнула ногой, но псина только распалилась еще больше. Марина отходила бочком, не рискуя повернуться к собаке попой.
Казалось, да в каком-то смысле так наверно и было, что эта собака ненавидит Марину - люто, бескомпромиссно, всеми фибрами своей, столь неудачно реинкарнировавшейся душонки.... При этой мысли Марина неожиданно для себя закричала:
--
Да что ты прицепилась ко мне! - и замахнулась на собаку сумочкой. Та чуть попятилась, продолжая лаять, но уже не так свирепо. Марина, наконец, добралась до входа в больницу.
У Марины было странное ощущение. Чувство обиды, довольно нелепое, если подумать, засело где-то в глубине души, как заноза. Оно было почти физическим, и казалось, отдавало солоноватым привкусом во рту.
Быть может, только поэтому она и обратила внимание на очередную пациентку. Глянула в зелёные, болотного оттенка, глаза - и будто заглянула зеркало. В них плескалась та же обида. Обида, которую сложно облечь в слова. Щенячья - такую можно только выскулить, выплакать. Желательно при этом свернувшись в "позу эмбриона", калачиком на привычном, безопасном диванчике. Ну, или утопить в спиртном, сидя в одиночестве на кухне. Сама Марина пила разве что бокал шампанского на Новый год, и последний вариант ей не подходил.
Операция по прерыванию беременности была абсолютно рутинной. Будничной. Довольно ранний срок - во всяком случае вполне в рамках допустимого, никаких факторов риска.
После обеда Марина увидела пациентку снова.
- А что вы сделали с... ним? Или с ней? - лихорадочный блеск в глазах, нервные пальцы.
- Что вы сделали с ребёнком? - тихий безжизненный голос.
- Вы имеете в виду плод? Послушайте меня. Вам сейчас нужно успокоиться. Давайте-ка я проведу вас в каибнет психолога, - Марина говорила почти ласково.
- Я хочу его увидеть. Всё не так! Всё неправильно! - истерические нотки. Пока только нотки, не более. Но будет хуже, это уже видно. Марина почувствовала досаду и некоторую усталость. Она даже не обедала толком - перекусила на ходу. В конце концов, Марина старалась. Будь на её месте Света, которая сейчас на больничном по уходу за ребёнком, и Марине приходится работать за двоих... Светка давно бы отшила эту нервную дамочку. "Их много. Если с каждой цацкаться - никаких нервов не хватит" - говорила Светка про таких.
- Перестаньте сейчас же! Вы сами захотели сделать аборт! Идите за мной, с вами поговорит наш психолог. - Марина зашагала по коридору, довольная своей твёрдостью. То странное чувство обиды, сопровождавшее её с утра, окончательно прошло.
Вечером Марина собиралась домой уже в хорошем настроении. Этот странный, тяжёлый день подходил к концу.
Проходя мимо свалки, она бы и не вспомнила утренний инцидент, если бы не шорох за контейнерами. Марина чуть напряглась, но вызывающе зацокала каблучками, не меняя направление движения. Вот еще не хватало бояться глупой дворняжки.
Женщина стояла на коленях, копошась в мусоре. Что-то в её позе, в этих торопливых движениях испачканных пальцев было невыразимо отталкивающим. Женщина даже не подняла взгляд на Марину, и та внезапно захотела только одного - пройти мимо, будто ничего не заметив, и оказаться поскорее у себя дома. Титаническим усилием воли Марина сделала шаг по направлению к женщине. Ноги казались ватными. Еще пара шагов. В нос ударила характерная сладковатая вонь помойки. "Вот и за что эта курица зарплату получает?" - вспомнила Марина больничного психолога, чувствуя, как сводит скулы от отвращения.
- Послушайте... вам нужна помощь. Идите со мной, - Марина старалась говорить твёрдо, но вопреки её воле слова прозвучали почти умоляюще.
Женщина подняла на неё болотно-зелёные глаза, и внезапно запрокинув голову, тоскливо, по-собачьи, завыла.
***
Со временем эпизод затерялся в числе прочих неприятностей.
Когда снова наступил август, Марина поехала в Крым забирать Настьку из летнего лагеря, где та провела полтора месяца. В жизнь бы не брала отпуск в августе, думала Марина, трясясь в душном купе. Вот сентябрь, "бабье лето" - самое то.
Настя, казалось, излучала здоровье. Сильно загорела. И повзрослела. Двенадцать лет, а джинсы обрезаны выше колена, футболка обрывается чуть выше точёной талии. И вообще, Марина в свои двенадцать лет не выглядела такой... взрослой. Эта проскальзывающая в Настиной манере поведения уверенность в себе, характерная для красивых девчат - не рановато ли? Хотя конечно за этим глянцем скрывается еще девочка. При последней мысли Марина тихонько вздохнула.
Настя уплетала за обе щеки засахарившийся арбуз.
- Расскажи, нравится тебе в лагере? Нашла себе друзей? - стараясь никак не показывать своих мыслей, спросила Марина.
- Конечно! - Настя искоса глянула на мать, и внезапно улыбнулась, показав милые ямочки на щеках. Её глаза смеялись. - Мама, ты такая смешная. Не переживай, я была хорошей девочкой.
- Я знаю, что ты хорошая девочка, - улыбнулась в ответ Марина. - А с... мальчиками ты дружишь?
- Да. А давай я вас познакомлю, чтоб ты не переживала.
Друга Насти звали Кирилл. Крепко сложенный загорелый паренёк. На следующий день они отправились на пляж вчетвером, включая папу мальчика. Марина сразу заметила, как Настя поглядывает на невозмутимого паренька.
Море штормило. Волны с лютой решимостью разбивались о пирс, отползали молочно-белой пеной, угрожающе шипя, и обрушивались снова. Марина с изумлением смотрела, как Кирилл, проскользив, на согнутых в коленях ногах, по мокрому пирсу, нырнул головой в набегающий вал. А потом и не на шутку испугалась, когда Настя, пискнув что-то наподобие "у-и-и-и", последовала его примеру. Её трусиха Настя! Визжавшая на всю квартиру, если увидит маленького паучка!
Марина охала и ахала. Отец Кирилла смотрел на двух "укротителей волн" спокойно. Когда они, выбрав момент между волнами, вылезли из воды, он жестом подозвал сына.
- Смотри, она старается не отставать от тебя. Отвечаешь за неё головой, ты понял? - жёстко сказал он. Паренёк немного растерялся, но кивнул.
- Зачем вы так сурово с ним, - улыбнулась Марина, когда паренёк вернулся к Насте.
- Всё в порядке, - мужчина улыбнулся в ответ.
И Марина вдруг поверила, что всё в порядке.
***
Вечером Настя, уплетая на этот раз медовый, рассыпчатый внутри, чуть подвяленный на солнце инжир, рассказывала о предстоящем последнем вечере в лагере.
- Будет много всякой всячины. Как обычно, дурацкие конкурсы... ты слышала о лагерных страшилках? Будет представление по ним.... как его... интерактивное, воть. А потом - дискотека! - при последних словах скучающий тон Насти явно оживился.
Открылась программа последнего дня торжественным построением под мелодию горна. Сделали общее фото - Настя жутко волновалась, но Марина знала, что дочь на редкость фотогенична. Затем перешли в помещение, где уже накрыли стол.
Чуть позже в начавшихся конкурсах пригласили участвовать и родителей. Сначала Марина пыталась "сачковать", но скоро втянулась в атмосферу чуть официозного, а впрочем, вполне искреннего веселья. Благо отец Кирилла, сам будучи явно не в восторге от конкурсов, её всячески поддерживал. Ведущий постоянно обыгрывал тему "пионерских страшилок".
- А сейчас... дети пройдут в соседнюю комнату. Родители последуют туда чуть позже, - объявил ведущий.
- Уважаемые мамы и папы! Вечер у нас, так сказать, тематический, и нужно, чтоб он запомнился детям. Но вам-то необязательно переживать. Поэтому раскрою вам страшную тайну следующего развлечения - она называется "убийство куклы в чёрном платье". Детям в полной темноте дадут, скажем, варёное яйцо без скорлупы, и объявляют, что это глаз куклы. Затем твёрдую фасоль - и говорят, что это зубы куклы. Ну и так далее, пока окончательно не опустошим холодильник, - раздались смешки. Ведущий открыл дверь. - Теперь все дружно за мной.
Дети прекрасно веселились и сами по себе. Настя успевала похихикать с подружками и болтать с Кириллом. Когда родители расселись по своим местам, свет погас.
Пауза затянулась, притихшие, было, дети снова начали шептаться и хихикать.
- Вот куклины зенки, видела зло ими чёрная кукла, - внезапно протянул нараспев женский конкурс. Марина вздрогнула - прежний ведущий был мужчиной. Дети восторженно завизжали.
- Вот куклины зубы, улыбалась ими злу кукла, - продолжил голос после уже после небольшой паузы.
- Вот язык чёрной куклы, жалом разврата никогда не ужалит кукла, - очередная реплика.
- По-моему они переигрывают, - хмыкнул сидевший рядом с Мариной отец Кирилла.
- Вот печень чёрной куклы, - завывал голос.
- О да, съедим её с бутылочкой кьянти, - вполголоса хмыкнул один из папаш, видимо успевший заскучать. Шутка прозвучала нелепо, и он поспешно добавил: - А чем это так воняет?
В помещении повис тяжёлый, сладковатый запах. Чем-то знакомый.
И этот женский голос... будто слышала его раньше.
Марине стало плохо. Дурнота навалилась внезапно, смердящим зверем, не давала дышать. Мысли потекли со странной заторможенностью, будто мозг отказался воспринимать окружающее.
А дети веселились.
- Правда весело? Настя, ты почему молчишь? - прозвучал голос Кирилла. - Настя! Ну вот, последний день вместе, а ты в молчанку играешь уже полвечера.
В голосе Кирилла послышалась искренняя обида.
Марина медленно открыла рот - боялась, что её сразу вырвет.
- Настя, ответь мне, девочка моя, - наконец выдохнула она.
Что-то в её голосе заставило детские смешки стихнуть.
Настя молчала.
- Что здесь происходит? - не выдержала одна из мам.
Дети окончательно притихли.
- Сердце чёрной куклы... передайте ей сердце чёрной куклы, - нарушил повисшую вязкую тишину женский голос. Сидевший с края мальчик тихо ойкнул, что-то шлёпнулось на пол.
И тогда Марина, запрокинув голову, тоскливо, по-собачьи завыла.