Я шёл по протоптанной тропе сквозь ночной лес. Мрачные деревья с густыми кронами и торчащими невпопад ветвями-лапами безмолвными колоссами стояли вдоль дороги. Их листья, ласкаемые порывами слабого ветра, шептали свои грустные песни. Заунывно выл ночной хищник, изредка слышался крик неведомой птицы. Очертания поселения вдали в виде разбросанных разноцветных точек. Огоньки подмигивали, будто дразня и зазывая присоединиться к ним, ощутить их тепло и заботу...
Костыль утопал в дорожном грунте, а копыто с силой сминало землю. Не очень удобно, когда одна твоя нога тонкая, как спичка, а другая похожа на молот. Но, таков я есть. Разумеется, могу при желании преодолеть тоже расстояние с помощью ''юлы'' (вращение вокруг своей оси в нужном направлении), но данный вид движения отнимает много энергии, а она мне ещё нужна. В городе, куда я держу путь, мне она ой как понадобится.
Человеческое пристанище было не особо большим. Это даже не город, а городишка или посёлок... Густо выпуская воздух из фильтров противогаза, я приближался к цели. Через пол часа моего ковыляния, я оказался у больших деревянных ворот обитых металлом и вмурованных в высокие (метров под десять) стены. Разумеется, врата были закрыты, и отворять мне их ни кто не собирался. Проблем, впрочем, в этом я не видел. Руки мои задрожали в нервном приступе, тело затрясли конвульсии, голова завертелась из стороны в сторону, а рот, широко раскрывшись, излил металлический звон, завизжавший из динамиков моего защитного шлема. Нога с копытом подогнулась, руки легли на грудь, и мир закружился вокруг меня яркими линиями. Конечность с вмонтированным ''хранилищем душ'' плотно прижалась к торсу, а правая, увенчанная секирой, вытянулась на полную длину. Я скользнул вперёд (хотя сам до конца не понимаю, как я угадываю правильное направление движения при таком безумном вращении), налетев на ворота, преграждающие мне путь, я почувствовал их недолгое сопротивление, а затем поражение. Они проиграли, не сумев защитить поселение, разлетевшись кусками и щепками, металлическими осколками и крепежами.
Пробив брешь во вратах я прекратил свой танец и осмотрелся. Городишка выглядел глухим и безлюдным. В окнах, горящих светом, не мелькали тени обитателей квартир, улицы не встречали прохожих, лишь мусор, влекомый порывами ветра гулял по ним. Я побрёл по каменной мостовой мерно цокая своим костылём. Ближайший дом, большой, с горящей неоновой вывеской "HOTEL", привлёк моё внимание. Неспешно я устремился к нему. Распахнув старую пластиковую дверь своей гипертрофированной левой рукой, я вошёл внутрь. Светлая гостиная, стойка, столы, стулья, буфет - всё выглядело давно нетронутым и покинутым. Запустенье ощущалось в каждой ниши, в каждой частичке этого дома. Озираясь по сторонам, я двинулся к лестничному пролёту в конце зала. Дойдя до него, я приостановился и осмотрел подъём, изучая стоит ли им воспользоваться. Деревянные ступени выглядели вполне надёжно, хоть и старо. Осторожно взбираясь вверх, я слышал их стон, издаваемый под натугой моего тела. Скрип походил на плач и будто горевал о давнем отсутствие обитателей. Поднявшись на второй этаж, я увидел множество номеров. Недолго думая, я устремился к первой попавшейся комнате. Отворив дверь и переступив порог, я оказался в двухместном номере. Пара кроватей, письменный стол, стул, шкаф с книгами, приоткрытая дверь, ведущая в ванную. Густой слой пыли покрывал всё сплошным ковром. Лампа на потолке не горела, но свет, сочившийся сквозь единственное окно, вполне сносно освещал всё помещение. Я подошёл к столу, ведомый каким-то странным подспудным чувством. На нём стопкой лежали фотокарточки. Осторожно, будто обращаясь с какой-то ценностью, я разгрёб их своей рукой-секирой, распределив по всей поверхности стола. Лица людей: молодых, старых, мужчин, женщин... Они улыбались и радовались жизни. Одна из карточек привлекла моё внимание больше всех. Молодой юноша в чёрном строгом костюме нежно обнимал юную девушку в шикарном вечернем платье. Каштановые волосы парня были аккуратно зачёсаны набок, серые глаза светились любовью. Роскошные длинные пряди волос дамы струились ей по плечам, яркие зелёные глаза блестели в такт с изумрудным ожерельем на её лебединой шее.
[Шэрон]
Вспыхнуло в голове не знакомое слово. Я вздрогнул и отпрянул от стола, опрокинув попавшийся на пути табурет.
[Это самый счастливый момент в моей жизни!]
Я ринулся прочь, не понимая, что происходит со мной. Миновав дверной проём, я очутился в ванной комнате, наполненной тусклым еле пробивающимся светом. Держась за умывальник и тяжело дыша, я поднял голову.
Зеркало смутно отражало мой силуэт. Защитный шлем с соплами-респираторами, длинный металлический клюв, копна засаленных тёмно-коричневых волос, заплетённая в косичку. Худое тело, облачённое в кожаный со стальными пластинами костюм...
Внезапная вспышка острым лезвием бритвы резанула по сознанию. Комната, где я стоял, налилась сочными красками, а из зеркала на меня смотрело лицо того юноши со старой фотографии. Звонкий женский смех оторвал меня от созерцания. Я вышел из ванной и попал в комнату, где минуту назад находился.
Блестящая, полная сочных красок и цветов, она выглядела совсем по-другому. А ещё там была та девушка. Она прильнула ко мне и начала нежно шептать мне на ухо...
- Я люблю тебя, Сайрекс, люблю...
Её руки обхватили мой торс, а губы устремились к моему лицу...
Грязными хлопьями и серым песком образ развеялся также внезапно, как и возник. Мои ноги подкосились, и я рухнул на старый истлевший ковёр. По щеке побежала капля давно забытой мной слезы. Череда вспышек-откровений жгла моё сознание и разило то, что я давным-давно забыл. Сердце. Боль, нестерпимая боль пронзила всё нутро и пульсировала комком ядовитых змей где-то под рёбрами.
Вот мы придаёмся страсти. Вот мы гуляем по тому самому городу, где я нахожусь, только он полон людей, полон жизни и света. Что-то меняется. Цвета воспоминаний начинают чернеть. Её отец. Он что-то кричит. Ссоры, жуткие ссоры. Я вижу гниющее яблоко, изъеденное червями, в которое превратилась наша благоухающая любовь. Я, жутко пьяный, слоняюсь по коричневым улицам. Лес, несколько часов назад пройденный мной... Путь, длинный путь и свет. Холодный зелёный свет льющийся с небес. Лаборатория. Хирургический стол. Металлические лапы, тянущееся ко мне, кромсающие моё тело... Моё лицо покрывает защитный шлем, а тело облачают в костюм. Шприц с салатной жидкостью, пелена перед глазами и покой... Сквозь забытье я слышу своё новое имя, произносимое мерзким верещащим голосом. Ловец душ! Смех и визг сумасшедшей радости полный безумия. Боже, я понимаю, что это кричу я сам. Тишина...
Чёрно-белые эмоциональные вспышки моей новой жизни. Куча людей бегущих от меня и орущих от ужаса, взмахи секиры и брызги крови, гудение громадной левой руки, тянущей жизнь из моих жертв, танец смерти и дикий крик радости. Больше нет страха, нет боли, нет печали и нет сомнений.
Постепенно давящее древнее чувство в груди утихает. Я смотрю на свои чудовищные руки, на худой ссохшийся торс, на ноги... Если стальной костыль и конечность, заканчивающеюся копытом, можно так назвать. Фильтры тихо выпускают воздух...
Буду ли я мстить теперь тем, кто так изуродовал моё тело и пытаться отобрать моё право на то, чтобы помнить? Брошусь ли я на базу, чьё расположение я прекрасно знаю, как знаю и то, где мне найти главного виновника вторжения? Под маской из шлема прячется ухмылка. Конечно, нет. Они дали покой моей душе. Избавив от того тяжелого груза, что давил на моё сердце. Только теперь я понял, что я не ловец чужих душ, я поймал свою собственную никчёмную человеческую душонку и оградил её от терзаний и сомнений, от страданий и печали. Я ловец своей души!