Это в нынешнем году весна выдалась такой паршивой, что даже пиво по дороге домой леденеет на губах, ежели инстинкт самосохранения не успевает сипло шепнуть мозгу "Что ж ты делаешь, мерзавец!", тем более - ни одному приблизительно нормальному человеку не взбредет в голову устроиться на лавочке во дворе заброшенного детского садика с бутылкой вина, пачкой дешевых сигарет и приятелем-собутыльником. А вот той весной, о которой пойдет речь в дальнейшем, солнышко, впервые выглянув в первых числах марта-месяца, оккупировало поднебесье и даже на ночь удалялось нехотя, ворчливо.
- Помню вот, сидели однажды с этим, как его - лысый такой - пили, анекдоты травили, - рассказывал один, любовно выковыривая пробку, в то время как собеседник расставлял стаканы, придерживал, чтоб их не слизнуло веселым ветерком, и выжидал начала действа. - А потом - менты заявились. Проверили документы и Лысого забрали...
- На вождя похож был? - хихикнул тот, что держал стаканы.
- Не, Альхазбред, - пробка, наконец, была изъята и красная жидкость радостно полилась из бутылки. - Он жену свою перед этим убил; разрезал в ванной, понес голову выбрасывать, а на обратной дороге - меня встретил... по сто грамм там...
- Ну давай, что ли, и мы... По стопарику, в смысле...
- Что не говори, Гертрудий, а по весне всякая тварь к солнышку вылазит! - смачно крякнув, произрек названный Альхазбредом. - Представляешь, если бы мы на кладбище бухали?
- Да что я, "Ночи живых мертвецов" не смотрел, что ли?
Некоторое время приятели молча балдели на солнышке; закурили по сигарете, синхронно затянулись и выпустили по облачку дыма.
- У меня знакомый был, - Гертрудий нащелкал штук пять дымных колечек, - хроник, будто из Амбера. Квасил, что ни попадя, всю мебель из дома вынес... А однажды он - черта видел.
- Зеленого? С рогами?
- С рогами, но большого, страшного и почему-то - серого. Мышиного цвета, бесформенный такой... То есть руки-ноги, туловище у него были, но одет он был в бесформенное серое одеяние, по типу защитного резинового комбинезона, на морде - огромные остекленевшие глазищи и хобот, под которым - кровавая зубастая пасть, как у акулы.
- А рога были?
Рассказчик задумался, что-то припоминая; действительно, припомнил, но, оттягивая сладострастный момент познания - предварительно разлил еще по пол стаканчика. Выпили.
- Рог у него один был, зато - олений. Ветвистый такой - произрастая из центра лба, расходился надвое, натрое, изгибался в каждой веточке... Но самое страшное было, что рог его оброс плесенью, которая свисала лохмотьями, словно прилипшая плоть его предыдущих жертв.
Этот монстр явился приятелю Гертрудия посреди пустой кухни, когда, затерявшийся в винных парах, пьянчужка, сидел, забившись в угол; а посреди обшарпанной кафельной клетки возвышалось рогатое страшилище.
- Оно раззявило свою слюнявую пасть и, лишенным эмоций голосом, прогнусавило: "Ищу человека..." - и, обведя корявым когтистым пальцем круг, указало прямо на него... А на утро его нашли мертвым, причем, в темени его зияла кровавая рана, а мозг был высосан неведомым рогатым монстром...
На мгновение, претендующее на гордое звание вечности, воцарилась самозванка тишина. С саркастической усмешкой взирала она сверху на развернувшуюся у ее ног картину - двух друзей, заброшенный дворик, старые обшарпанные несколькоэтажки, загаженный выхлопами город...
- А я вот помню, - Альхазбред весь извелся от неодолимого повествовательного зуда, когда - бывает - хочется что-то поведать, а фантазия, в свою очередь, отчаливает на уикенд куда-то к своей, то есть чертовой, бабушке, - работал один мужик в кафешке посудомойкой. Проработал он там довольно долго - не менее полугода, пока не начал замечать, что его напарники периодически исчезают, не оставляя после себя никаких следов, не прощаясь и, похоже даже, - не забирая положенного им жалования. Он начал следить за двумя, только что нанятыми на работу, новенькими; но первый из них тоже исчез без вести, стоило лишь ему приблизиться к, заполненной жирной водой, ванне для замачивания тарелок...
Таким образом, пали подозрения на причастность к исчезновениям, этого сосуда для грязной посуды. Теперь наш мойщик следил за каждым, кто приближался к зловещему резервуару и в один, вряд ли прекрасный, день стал свидетелем того, как из пучины вынырнула гигантская белая акула и утащила не к стати подвернувшегося официанта в горячую мутную воду. Никто, конечно же, ему не поверил, а потом и он сам без вести пропал со стопкой чайных блюдечек.
Гертрудий поежился, вспоминая годы, бесцельно проведенные в защите родного отечества от его собственной армии и, словно живая, перед глазами его возникла возможная ванна для обитания кровожадной убийцы. Стараясь задобрить неприятные воспоминания, он осушил свой пластмассовый "фужер" и разлил по новой.
- Кстати, слышал я когда-то рассказ и о телефонной трубке-убийце, - заметил он. - Сама она, конечно, не убивала своих жертв - этого не позволяли ее скромные размеры - но специализировалась на откусывании ушей, в следствии чего жертва сама умирала от болевого шока и потери крови. Ее, впрочем, удалось обезвредить, но лишь ценой жизни трех лучших оперативников из отдела по работе с серийными маньяками...
Альхазбред скептически хмыкнул, представив себе эту картину.
- А почему она не догадалась свои жертвы предварительно душить? - спросил он.
- Дело в том, что живой была только сама трубка - провод ее безумному мозгу не подчинялся. Возможно, и убивала она, в первую очередь, от бессильной злобы за свою неполноценность. Наверняка, годы, проведенные в полной неподвижности и абстрактных размышлениях, привели ее к мысли о том, что на самом деле - никакого выбора нет - тут-то адские зубы и впились в свое первое ухо...
Наверное, это, и правда, страшно - прожить жизнь, будучи лишенным возможности изменить хоть что-либо, включая собственное положение. Все видеть, понимать и быть не в силах сдвинуться с неподходящего места.
Вина в бутылке оставалось чуть-чуть, когда к ногам пирующих спикировал голубь - толстая самоуверенная птица городских помоек - и выжидательно уставился на приятелей, всем своим видом, как бы говоря: "не выбрасывайте бутылочку-то". Гертрудий разлил остатки, спрятал вмиг осиротевшую тару под скамейку (голубь вразвалку приковылял, понюхал, но в авоську не положил). Выпили, закурили...
- Слышал, однажды на крыше пятнадцатилетние металлисты, как мы вот, вино пили, а когда оно закончилось - отправились за добавкой, а какого-то парня - в шутку - привязали телефонным кабелем к антенне. Долго ходили - часа два, не меньше, а когда вернулись - оказалось, что голуби выклевали привязанному глаза, обклевали нос и уши... а он так и не проснулся...
- Да, я про крыс подобное слыхал, - кивнул Гертрудий и щелчком отправил окурок в сторону разжиревшей "птицы мира". Голубь заквохтал, подобно недовольной курице. - Зря клюв воротишь - хорошие сигареты...
- Это когда крысы детей в садике воровали?
- Не-ет, это - другое. Комиссия по дезинфекции осматривая подвалы одного завода обнаружила в кладовке пятнадцать мертвых человек. У всех их были обгрызены крысами лица, а на груди - перевернутая пентаграмма вырезана.
Альхазбред порылся за пазухой, выискивая запасной сосуд с аква-витой, и осторожно уточнил:
- И пентаграммы - это тоже крысюки резали?
- Нет, крысы потом на мертвячину сбежались - недалеко кладбище располагалось - зверушки там к ней и приобщились. А на заводе тогда работал сторожем дед, который до этого кладбище сторожил. Почему он на завод перевелся - я не знаю, но вкусы у него оказались аналогичные.
Гертрудий завладел вожделенной посудиной, ободрал с горлышка защитную пленку и, демонстративно облизнувшись, уставился сквозь нее на солнце. Зеленое стекло искрило и переливалось, вызывая обильное выделение слюны и, как следствие - желудочного сока.
- А знаешь историю о зеленой марсианской бутылке? - спросил он, налюбовавшись, и вонзил в пробку боевой изогнутый штопор. - Брэдбери был не прав - настоящая бутылка должна быть зеленой и та, марсианская, не исключение.
Он наполнил стаканчики, спросил голубя "Хочешь?", но тот отказался и они выпили.
- Сколько бы не твердили о вреде пьянства, в мире есть лишь одна бутылка, содержимое которой несет непременную смерть и это она, зеленая марсианская бутылка. Что бы ни наливали в нее - любая жидкость становится ядом.
Закурив очередную сигарету, он продолжил, поведав о том, сколько смертей принесла в мир смертоносная посудина, вновь и вновь возвращаясь, чтобы ее наполнили; и снова отправляясь на поиски новых жертв.
Мило светило солнышко и, во что невозможно сегодня поверить, ласково пригревало мило беседующих друзей. Даже голубь ощутил на себе весеннюю благодать и, углядев на газоне большущего дождевого червяка, с аппетитом потрошил его своим грязным клювом.
- Быть может, это и есть зеленая марсианская бутылка? - ухмыльнулся Гертрудий, разливая очередную порцию...
В сумерках, кутаясь в облезлый ватиновый тулуп, кряхтя и боязливо оглядываясь в поисках вероятных "ментов" и конкурентов, к скамейке во дворе бывшего дошкольного учреждения подкрался охотник за бесхозной стеклотарой, подобрал бутылочки, выковырял из асфальта окурок подлиннее.
- Ишь... - возмущенно фыркнул "зверобой", - Могли бы и мне немного оставить... - презрительно зыркнул на, застывших в неестественных позах, мертвецов, и поковылял в направлении круглосуточного пункта приема стеклотары...