В преддверии своего тридцати трехлетия Леня Булочкин полюбил избитую шутку про гвозди. Вообще человеком он был нелюдимым (непонятно даже, как ему ожениться-то удалось), но все немногочисленные разговоры он теперь сводил к одному. Дескать, дайте мне гвозди - Голгофа заждалась своих героев. Поначалу это казалось почти смешным, но со временем банально приелось.
Конечно, что-то трагичное в означенном возрасте было. Античный назаретянин, к примеру, уже умудрился прославиться на весь мир, да и у более близких по времени исторических деятелей карьерные успехи превысили наиболее смелые булочкинские перспективы. А у него что: обшарпанная "гостинка" в районе окраины, заунывная работа с чужими деньгами, побитая молью училка-жена, да малолетний оболтус на выданье... в первый класс. Нет даже дачи с деревьями.
Когда подошла знаменательная дата, Ленины сослуживцы одарили именинника неиссякаемым шурупным дождем и рекомендовали не пренебрегать достижением цивилизации. Он хмуро благодарил, пил с каждым именинные 50 грамм, и к концу рабочего дня стартовал домой с превеликим трудом. Вот дома его-то и ждал настоящий сюрприз.
Надо заметить, родиться Леонида Булочкина угораздило накануне большого христианского праздника Пасхи. Так что, вползая домой, измученный именинник обнаружил, что вместо заслуженного отдыха ему предстоит готовить Булочкина младшего к завтрашнему утреннику.
Пока мать корпела за швейной машинкой, стрекоча будущему лицедею набедренную повязку; отец ковырял ножницами нечто, должное, по идее, со временем превратиться в терновый венец. Цветные листы вяло дрожали в нетрезвых руках и сыпались на пол горстями сюрреалистического конфетти. Тернии опадали вместе с ним, и тогда Леониду приходилось начинать все сначала. Под утро запасы цветной бумаги, наконец, иссякли; машинка заела, и младший, устав от истерик, прикорнул над недочитанной страницей сценария. Семейство Булочкиных с облегченьем сморил сон.
Безрадостное субботнее утро, как водится, началось со скандала. Жена Булочкина закатила истерику, сын трижды отрекся от страхолюдных аксессуаров, а самого Булочкина погребло под собой вполне ожидаемое похмелье. Тут-то привычная присказка и натолкнула его на судьбоносную мысль.
- Собирайтесь, неверные! - скомандовал он. Словно по волшебству, обычно затюканный и печальный Леня расцвел от переполнившего его величия. Узкие плечи раздались, бухгалтерский зад втянулся, живот превратился в грудь. Теперь даже супруга не смела ему возразить. Суетливо стеная, она упаковала сына в парадную рубашку и заглаженные до блеска штанишки. Хлопнула дверь квартиры. Семенящей припрыжкой семья Булочкина припустила вслед за кормильцем.
В детском саду решительный Леонид без труда переубедил тщедушную воспитательницу в том, что роль распинаемого должен играть он. Сбросив современные одежды, он тут же предстал почти в каноническом виде, который дополнил ветхою половой тряпкой. Вместо фальшивого бумажного нимба он по дороге скрутил настоящий колючий венец из обрывка проволоки с забора покинутой воинской части. Властно подозвав гипотетических палачей, он брезгливо вручил им коробку с шурупами и приказал следовать за ним.
В сопровождении двух мелкотравчатых легионеров, похожих скорее на свиту покорных каждому вздоху пажей-гномиков, Леня Булочкин прошествовал к месту своей казни. Воистину, это был звездный миг в малоудачном бытии бесталанного счетовода. Полностью войдя в роль, он извивался, визжал и хулил малолетних убийц давно позабытыми в веках эпитетами.
- Сатрапы! - кричал он, когда каленые шурупы взрывали нежную кожу ланит. - Фарисеи хреновы!
Сконфузившись, воспитательница попыталась пристыдить распинаемого, но тот лишь зыркнул сурово, да отмахнулся:
- Уйди, Магдалена, не до тебя сейчас...
Где-то к обеду силы у Булочкина начали иссякать. Отборная арамейская брань сменилась геройскими стонами, время от времени прорывающимися через стиснутые зубы и веселый мушиный звон. А уже к ужину тело героя обмякло - сознанье покинуло его.
Торжественное казнедейство затянулось до позднего вечера. Не в силах оторвать глаз от каноничной картины кровавых мучений, родители, дети и даже рабочий персонал садика смеялись, галдели и причитали согласно доставшимся им амплуа. Лишь только глубокой ночью усталое, но счастливое семейство Бубликовых сняло кормильца с креста и отвезло на такси в поликлинику.
Леня поправился быстро. Некоторое время после знаменательной Пасхи он пребывал в приподнятом настроении: работа, вроде бы, спорилась, домашние им гордились. Однако со временем счастье забылось и уступило место суровой действительности. Он вновь стал задумываться о безысходности. Запил. Потом от него ушла жена и забрала с собой сына.
Ну, а потом наш герой окончательно спился и, как это принято, сдох от цирроза печени...