Я позволила капельке пота скатиться на подушку и в изнеможении всхлипнула, стараясь дышать размеренно и глубоко. Сейчас-сейчас - прихожу понемногу в чувство. Главное - сосредоточить внимание на утреннем лучике, пробившемся сквозь неплотные шторы, и продолжать дышать.
Быть сильной. Собраться и не замечать, как бьет озноб.
Закутавшись одеялом с головой и оставив лишь щелочки для глаз, я поджала ноги, обхватила колени и тихонько завыла. Я больше не могу...
Всё это растворится в какофонии гудков автомобилей, в переругивании водителей с пешеходами и между собой, в вечной загруженности на работе и в вечных же сплетнях коллег. Но стоит лишь на секундочку отвлечься, погрузиться в себя - и огромный пылающий шар заполонит сознание, грудь сожмет, и я почувствую вновь, как гложет необъяснимая, будто пришедшая из глубины веков тоска.
Неясное. Манящее. Чуждое...
В конце дня можно цокотом каблуков отгородиться от внутренних образов, звуков. Зайти в кафешку.
Нужно что-то решать. Позвонить бывшему? Маме? Подруге? Проклятье! Где этот чертов мобильник?! Вывалив на стол содержимое сумки и убедившись, что батарея, конечно же, села, я влила в себя полстакана мартини и машинально принялась теребить в руке карандаш.
Спокойно. На ночь нужно опять наглотаться таблеток и попытаться уснуть. Вычеркнуть образы. Особенно - эту холодную черную бездну, не знающую ни времени, ни расстояний.
Перечеркнуть...
Тем временем рука сама собою выводит линии. Чёрточка за чёрточкой. На салфетке, на столе. Мимолетный взгляд туда - и крик о помощи взрывает пространство. То ли я кричу, то ли нечто внутри меня. Спокойно, пожалуйста, спокойно. Я знаю - так сходят с ума.
Стоп! Он реален - тот, кого я так старалась изгнать из головы. Реален, как это не в меру жесткое кресло, как запотевший бокал, как рисунок, помимо воли появившийся на салфетке.
Я сгребла свои вещи в кучу. Впервые за долгое время мне по-настоящему захотелось покопаться в происходящем и побыть одной...
Следующим утром после привычной порции ночных кошмаров я проснулась на удивление выспавшейся и отдохнувшей. Нечто осязаемое, пусть жуткое и необъяснимое, придало мне сил.
Значит так - я верю, что ты есть. Теперь верю. И что важно - я не сошла с ума. Пока, по крайней мере.
Чтобы развеять последние сомнения, резко поднявшись и даже не скинув пропитанную холодным потом пижаму, я извлекла салфетку из ящика стола. Всё так и есть. Рисунок, или чертеж скорее, ничуть не изменился. Вот этот блок я окрестила бензобаком. Вот здесь реактор. Энергия течет отсюда вот сюда и, скручиваясь по спирали, уходит как в аккумулятор в альтернативное пространство. Господи, да я же в технике ничего не понимаю! Зачем мне это? Почему я услышала тебя?..
Ты ближе. Сны стали красочнее, ярче.
Мне казалось, что станция пуста. Нет, я знала это точно, хотя движение за спиною ощущалось до предела ясно, и этот звук сопровождал меня повсюду, куда бы я ни шла. Шорох - легкое царапанье хитиновых пластин о металлическую сетку. Брр-р! Чёрт возьми, откуда мне известно, как хитин трется о металл?!
Нужно решиться, сделать важный и неотвратимый шаг, но так хочется еще побыть на базе, еще чуточку поощущать себя живой. Меня трясет. Смесь жалости к себе и боли. И страх. Мой и этой твари, чье отражение преследует меня в неясном глянце стен.
Я знаю - опасаться следует не столько приближающихся взрывов, сколько воронки, вышедшей из-под контроля, перемалывающей атомы в ничто. Пора.
Капсула покидает базу.
Лица́ не вижу. Просто знаю, куда он смотрит, что его глазами наблюдаю я. Огненный шар, такой родной и привычный.
Инъекция в зазор между хитином. Беспамятство. Лёд.
Однотипные, всё еще пропитанные зеленью поля мелькали за стеклом. Маршруткой нужно добраться до конечной, а потом по грунтовой дороге километра полтора пешком.
У самых ворот я вновь засомневалась. Но нет, всё правильно. Мне просто больше не к кому пойти. Словно парашютист перед прыжком, я резко выдохнула и скрипнула калиткой.
- Десять лет не навещала старика, - вместо приветствия подосадовал школьный учитель. - Проходи, дочка. Вот уж кого не ждал.
Забавно. Он столько лет на пенсии, а старые грамоты, фотографии с учениками и прочие атрибуты уважаемого человека всё еще прикрывали хрусталь на серванте и висели над кроватью.
Тихо здесь так и спокойно. Будто стрелки часов остановились много лет назад. Крытый камышом дом. Во дворе собственноручно выструганный стол. Яблоневый сад.
Мне вспомнилось, как когда-то, уже после школы, незаметно для меня самой Георгий Зурабович перестал быть таковым и превратился просто в дедушку Гиорги. А сама я как была, так и осталась "дочкой".
Я прихлебывала чай с клубничным вареньем и, как могла, тянула время, выуживая из памяти обрывки сведений об одноклассниках, и щебетала, куда кого из них занесло. А в глубине металась среди двух огней. С одной стороны, так боязно передать тайну в чужие руки, пусть даже такие знакомые и родные, как пропахшие мелом и виноградной лозой руки дедушки Гиорги. А с другой... Господи, стыдно-то как! Рисунок истеричной женщины, расставшейся с очередным парнем, начерканный на салфетке карандашом для бровей. Всё тело так и передергивало, только подумаешь о том, что, путаясь в терминах, не имея возможности даже толком подобрать слова, рассказываешь школьному учителю про сложное инопланетное устройство. И самым страшным почему-то было представить, что глаза дедушки Гиорги посмотрят на меня с укором.
- Я ведь чувствую, неспроста ты, дочка, сегодня ко мне пришла. - Учитель выдернул меня из мыслей. - Ты угощайся. И говори, чего уж.
Я собралась с духом и потянулась к сумке, чтоб отдать рисунок. И лишь слабый голос сомнения поинтересовался напоследок: поймет ли старик-учитель, поверит ли?
Поймет. Поверит, - окончательно решила я и просто позволила руке скомкать листочек.
Я улыбнулась.
- Да нет же, дедушка Гиорги. Соскучилась я просто. Пойду я. Мне пора.
Я уходила, а старик с палочкой понимающе качал головой, и в его глазах отражались речка, яблоки и космический простор.
Прости.
Я не президент, не физик, не космонавт. Я не знаю, что со всем этим делать. Не знаю, куда и откуда ты мчишься. Не могу понять... не знаю... прости.
Я рвала в клочья всё, хоть отдаленно напоминающее технические схемы. И рисовала. Рисовала взахлеб. Причудливое сочетание красок, неземные города и мистические пейзажи, и неизменно освещающий это великолепие огненный шар.
Я дам этому миру всё: - шептали ночные образы, - технологии, величие, бессмертие. Только спаси.
Мне жаль... Ты сознанием чиркнул об обитаемый мирок на краешке галактики лишь для того, чтобы, оставив здесь последнюю надежду, продолжить путь в бесконечную, безжизненную пустоту. Ты смог докричаться, а я...
Краски моих картин стали тусклыми. В каждом мазке сквозила печаль. Я чувствую - он понял. Принял как данность мою женскую слабость и, хочется верить, простил.
Простил... Я сердцем ощутила слова: это твое, а что еще нужно - просто возьми.
Я беру, но не в праве владеть твоим подарком сама. И сквозь робость, смущение и неверие в себя пробиваю путь на выставку картин. Ловлю эмоции: восхищение, зависть, восторг, снова зависть. В такие мгновенья явственно, как никогда, ощущаю контакт. Я отчетливо вижу аварию и скудный интерьер спасательной шлюпки. Лишь твой образ проступает словно в тумане. Инъекция. Ты засыпаешь, твое тело погружается в лёд. Я понимаю - сама не желаю видеть тебя в личине инопланетного монстра. А потому шаг за шагом, постепенно ты начинаешь приходить ко мне в образе идеального мужчины.
Любовь ли это? Или всего лишь встреча двух близких по духу существ, дрейфующих по жизни, которые от одиночества медленно сходят с ума. Пусть так, но, когда придет к закату моя земная жизнь, я бы желала, чтоб душа покинула планету, где жила, и устремилась в космическое пространство к тому, кто одинок. К тому, кто доверил себя неизвестности и чей неосязаемый дух, как пёс на цепи, плетется за телом. К тому, кто, быть может, впервые за века получил возможность исповедаться, излить тоску. И я верю - через мои картины и сны что-то в тебе изменилось.
Окунаюсь в искусство с головой, словно предчувствуя, что вот-вот ускользнет вдохновенье. И это правда - контакт слабеет. Уже не ощущаю тех эмоций, что ранее хлестали через край.
Финальный штрих. Последнее творение, мой тебе подарок - изменившийся и в то же время такой родной инопланетный пейзаж, где теперь цветут яблони. Вглядываюсь в зелень. Мои глаза - твои глаза. И пусть это будет твой яблоневый сад.
На душе спокойно. Всё прошло. Ночью сплю, а днем дрейфую из дома на работу и с работы домой... А однажды в офисе за письменным столом я будто бы проснулась. Снующие туда-сюда люди и ворох бумаг. Прочла одну страницу, вторую, третью, вынув их из стопки наугад. Не обнаружив смысла ни в одной из строчек, я просто встала и тихонечко ушла.
Снова пытаюсь рисовать. С досадой замечаю, как неуклюже лежит кисточка в руке. И всё же мечтаю дописать картину, где узник разорвал оковы льда.
Память о тебе отзывается тупой застарелой болью - словно метеор, пройдя сквозь душу навылет, оставил не то яркий след, не то рубец.
Падающая звезда прочертила кусочек неба. Проводив ее взглядом, я загадала желание - пусть это будешь ты.