Аннотация: "Здесь боги бродят меж людей - не всемогущи, не всесильны. Куют мечи, поют в пути... А люди? Люди зажигают звезды... "Т.Кантор История третья Шорт-лист конкурса "БЕЛОЕ ПЯТНО"
Скачет-спешит по степи неистовый Стрибог на лазоревой колеснице, подстегивая четверку белогривых кобылиц. А за ним вдогонку стелет-кланяется седая ковыль трава... Словно море белопенное волнуется...Степь...
Яська лежал на спине, покусывая травинку. "Интересно в небо смотреть - облака такие разные! Словно картинки из сказок. И почему это кроме меня их никто не видит? Это же так просто! Еще и дурачком кличут... Сами они такие. Ну разве не видно? Вон же он, Змей разинул страшенную пасть, стремясь проглотить солнце ясное. Только не выйдет у него ничего. Никогда не выходило, и на этот раз не выйдет".
Яська покрутил головой, прищурился и, запрокинув голову, посмотрел на небо сквозь ресницы. Уже гневается и грохочет, торопится навстречу Змею, суровый Бог Грозы...
"И снова сойдутся они в нескончаемой битве, а на степь грянет долгожданный дождь. Бог Грозы победит в этом поединке, и небо радостно вздохнет, разольется яркой синевой за горизонт..."
Негромкий окрик прервал возникавшую было сказку.
- Эй, парень!
Яська приподнялся и, прикрывая ладошкой глаза от солнца, присмотрелся к путнику. На еле видной в степи дороге приплясывал, пофыркивая, тонконогий вороной жеребец. Узорчатое седло отделано серебром, белоснежная длинная грива чуть не по земле стелется. Ух, ты!
Пастушок невольно залюбовался красавцем конем. Потом спохватился и перевел взгляд выше, на всадника. Ох! Не витязь, не купец... Одежа, правда богатая. Заметил за спиной что-то похожее на гусли, и обрадовано вздохнул. Эк, оно...Сказитель!
Серые глаза всадника насмешливо блеснули:
- Осмотрел? Зовут-то тебя как, стражник?
-Яська. А ты кто таков будешь? - Осмелел мальчишка.
- Я? Хм... Странник. Бродим по дорогам мира с другом моим Пилигримом, сказки сказываем. А ты любишь сказки, малец?
-Я? Ух ты! Да!- Громко выпалил Яська, напрочь забыв о солидности своих двенадцати лет.
Сероглазый сказитель наклонился и протянул руку:
- Садись, дорогу покажешь к кузнецу Евсею, дело у меня в вашем селе, а потом и поговорим, хорошо?
Яська робко оглянулся на безмятежно пасшихся коней.
-А они как же? Я не могу!
Путник легко скользнул из седла. Освободив от упряжи Пилигрима, ласково хлопнул его по крупу: " Присмотришь, бродяга?" Вороной всхрапнул, соглашаясь, ткнулся сероглазому в плечо, и побрел в сторону свободно пасущихся коней.
- Вот и славно. Пойдем, дружок, проводишь меня, а за табун не волнуйся, Пилигрим присмотрит... Лады? - Сказитель улыбнулся и протянул руку. Яська, торопливо вытерев о штаны свою грязную ладошку, доверчиво вложил ее в изящную, но крепкую руку Странника.
.... В мелодию пути непроизвольно вплетался лёгкий шум травы и забавный посвист пересмешников, едва слышимый перезвон синих колокольцев, удобно расположившихся по обе стороны дороги. Особую хрустальную нотку добавлял нежно струящийся рассветный луч.
Яська, захлебываясь и путая слова, рассказывал спутнику о Боге Грозы и его вечной битве со Змеем, облаках на небе, о том, как в его голове постоянно возникают картинки, и что в селе над ним смеются. Сероглазый улыбнулся сбивчивому рассказу и положил руку на хрупкое Яськино плечо.
Значит, ты позвал меня сюда ради этого мальчика, да приятель?
Ветер согласно прошелестел в траве:
- Ты знаешь, Странник, новый Бард, особенно Изменяющий, это всегда большая радость. Вот тебе и ученик, - и Северный Ветер рассыпался, смеясь, на тысячи маленьких ветерков, устроивших настоящий переполох среди прятавшихся в ковыле куропаток.
- Разве я готов учить?
- Может быть, и нет, только он готов учиться, и с этим уже ничего не поделаешь,- усмехнулся собеседник в развивающиеся седые усы,- ты же помнишь старую мудрость? Когда ученик готов - находится учитель. Это Закон Мирозданья.
- Пожалуй...
И Странник, посмотрев в горящие Яськины глаза, тоже рассмеялся вместе с Ветром.
Как и положено всякому уважающему свое ремесло мастеру, кузнец Евсей Твердятич был человеком степенным и домовитым. И кузня его, стоявшая близ небольшой реки, уже издалека внушала уважение своей основательностью. Несмотря на очень раннее утро, вовсю бухал молот, тяжело и утробно вздыхали меха, да сизая дымка струилась из дымогона.
-Дядька Евсей! - Метнулся в кузню Яська, а сероглазый путник скинул с плеча упряжь и присел на аккуратно сложенную поленницу.
Замолкло гудение молота и, отирая пот со лба, из кузни вышел громадного вида мужчина, голый по пояс, если не считать закопченного кожаного фартука. Русые волосы перехвачены простым кожаным ремешком, на чумазом лице радостно сверкают синие глаза:
- Сергий! Жив бродяга! Давненько ты к нам не захаживал, али ветра попутного не было?
Сероглазый поднялся навстречу и был сжат двумя похожими на медвежьи лапы ручищами.
-Полегче, медведь старый! Кости переломаешь, мы, знаешь ли, барды народ хрупкий, с нами осторожно надо, - лукаво посмеивался другу путник.
Ясь притаился у поленницы, смотря во все глаза на встречу двух старых друзей, и лихорадочно соображал, как бы ему остаться. Он ведь никогда еще не видел сказителя так близко, а этот еще такой странный. Сказитель он должен быть почтенным старцем, с седой бородой. А этот путник едва ли старше Горьки, дядькинова сына, правда, тот уже жениться успел. Ну да двадцать зим самое оно. Да и бороды нету никакой на загорелом лице. Что за мысли лезут в голову? И Яська, тихонько спрятался и приготовился наблюдать.
- Ладно, дружище, соловья баснями не кормят. Давай-ка в баньку, да за стол, расскажешь, что в мире делается. И ты, Ясь, до кучи. Чего ворон ловишь? За конями Пилигрим присматривает, поди?
Обнаруженный мальчишка нервно сглотнул комок и согласно кивнул. Вот уж свезло, так свезло!
- Вот и пойди, малец, воды натаскай в баньку-то, а с дровами мы сами управимся.
Порозовевший от усердия парень кинулся к ведрам. А Евсей, проводив глазами Яську, негромко сказал:
-Вовремя ты, Странник, кабы не объявился, то я сам бы тебя стал искать. Великая Праматерь вложила в душу этого мальчика яркую искорку. Не задули бы? Сирота при живом стрые*. Срамота. Тьфу! Прости Богиня меня, старого.
- Не волнуйся, Кузнец Судеб, недаром затих на этом месте Северный Ветер, теперь у меня будет ученик.
- Ученик? Это дело, береги мальчишку, ох, береги, Странник, сердце у него доброе, открытое миру, как бы он его не забрал, - задумчиво прогудел Евсей, и скользнул взглядом по поясу Странника, посуровел - А ты все без меча ходишь, песнопевец?
-К чему мне он? - Беспечно улыбнулся сероглазый,- Мое оружие вот оно. И ласково прикоснулся к мандоле.
-Ну-ну, - неодобрительно хмыкнул кузнец. - Поговорим еще. И о мече, и том, зачем он нужен.
Солнечная тень на замысловато сработанных часах сначала укоротилась и почти совсем исчезла, потом стала расти совсем в другую сторону. В воздухе запахло вечерней прохладой, тянувшейся с реки. Лягушки начали поквакивать, распеваясь, прочищая горло перед ночным хором.
Яська, осоловев после бани, да сытной еды, дремал, положив голову на Божью ладонь. И в полусне грезилось ему, что вместо давно знакомого дядьки Евсея сидит за столом сам суровый Бог Грозы, хмуро сведя мохнатые брови, кивая в ответ на неторопливый рассказ сероглазого Странника, светлые пряди волос которого колышутся сами по себе, словно в них играют в пряталки десятки маленьких ветерков...
Кузнец, дослушав рассказ, легонько пристукнул по столешнице.
- Значит, говоришь, Тьма идет в Приграничье... А сам туда без меча. Хороош! Будет тебе меч, Странник, и не спорь! - И неодобрительно прикрикнул на готового отказаться сероглазого. - Поди, не всю сноровку на дорогах растерял, помнишь, поди, чему тебя учил? Айда со мной в кузню, ночь самая подходящая.
- Да что я там буду делать? Меха качать? - Растерялся Странник.
- Ну, это вряд ли, - скептически глянул на довольно щуплую фигуру Евсей, и повел широкими плечами, хохотнув, - Ты песню сложишь, а я ее в меч - то и вплету! Ты ж у нас, чай, сказитель? Вот и меч у тебя особый будет, а? - И подмигнул озадаченному Страннику.
Тот пожал плечами и потянулся за подругой-мандолой. Когда Кузнец Судеб в таком настроении, пожалуй, лучше и не спорить.
А Кузнец, не обращая внимания на слегка задумавшегося, перебирающего струны Странника, что-то шептал-рассказывал разгоравшемуся огню в печи. И вскоре, то ли под неслышную скороговорку, то ли под легких шелест струн, заиграла, приплясывая аскаламо, огненная саламандра, свивая мятущиеся языки пламени в алые лепестки неведомых цветов. Серж устроился в стороне от наковальни, и старался не мешать. Внимательно осмотрев бруски-заготовки, Евсей отобрал один и одобрительно гукнул - годится!
-Гляди, - показал прямоугольную заготовку, поворачивая ее к свету, в ней ярко блеснули какие-то загогулины, - видишь? Гномья сталь. Долгонько оно у меня хранилось. Уже и не чаял сподобиться... Ну, для хорошего человека ничего не жаль...
Странник внимательно посмотрел на старого друга. А ведь он никогда и не видел, как творилось оружие. Да и надобности в том не было. Его оружие - песня, заставляющая смягчиться жестокое сердце. И было это не раз и не два, когда убеленные сединами воины на поле брани, приготовившиеся к неизбежному поединку, или безусые, распаленные в никчемной ярости юнцы в глупой петушиной схватке, услышав звуки его мандолы, разжимали руки на смертоносной стали...
А саламандра плясала, все убыстряя и убыстряя темп, и вскоре бархатные алые лепестки лениво струящегося пламени сменились яростно гудящим боевым огнем...
Добродушный сельский увалень-кузнец исчез. Сгустившаяся тень сумрачным плащом металась за его плечами, изменяясь и приобретая черты Изначального. Сурового Бога Грозы...Бога Кузнеца.
Странник и не заметил, как ненавязчиво-спокойная мелодия сменилась боевым наигрышем:
Вся жизнь - в служении Земле
Врагу заказан этот путь,
И не присесть, не отдохнуть...
Вся наша жизнь в седле...
Мечи из ножен обнажив,
Несемся сквозь года,
Всегда!
Сегодня мертв, а завтра жив,
Такая вот беда...
Бушует призрачная рать
Героев и богов,
И славно деве мед подать
Уставшим воинам в чертог...
На рать!
Честь, Правда, только ли слова?
Будь верен, Правду чти!
И может быть твои дела
Позволят меда поднести...
И песню спеть о доблести твоей,
Добра иль нет молва...
На все ответ - твои дела.
Всегда...
И вплетались в яростную песню молота легкие переливы струн. Честь. Правда. Солнечный и лунный свет...Горькие слезы вдов и искренний смех рожденных в мире детей...
Меч менестреля - особое оружие, нарожденное в добрых руках друга, и другом с напутствием отданное, сдобренное боевой песней и закаленное грустной поминальной балладой. Все это в мече музыканта. Боль и счастье. Честь и бесславье. Правда. И звучит над степями и лесом Русколани песня, хрустальным узором вплетаясь в сталь.
А Яска уже спал, удобно свернувшись калачиком на широкой лавке, и снился ему Бог Грозы, кующий небывалый меч своему старому другу Страннику, Идущему вслед за Ветром...
Перед глазами мальчика проносились картины пира героев в Ирие или может быть где еще?
Вот рыжебородый великан с отрубленной в бою правой рукой, лихо поднимает здоровой левой рог с пенным напитком и громко требует "позабавить его доброй сказкой", а юный золотоволосый княжич задумчиво поглядывает на заезжего менестреля, ужасно похожего на Странника, серьезными серыми глазами.
Громогласно хохочут бражники, перекидываясь сальными шутками, возможно кому-то показавшимися оскорбительными. Однако ведь не тот воин, что позволит себе затаить обиду на дружеские подначки? И скользят среди воинов вечно юные прекрасные золотоволосые валькирии...
И вновь раздаются раскаты хохота вечно пирующей дружины Бога Грозы...
А на земле в это время слышится рокот грома, и сверкают молнии - отсветы небесных поединков...
Яська спал и видел сны.
Евсей тем временем выложил на наковальню пламенеющий алым клинок и, сурово нахмурив брови, взял в руки молот. Пригляделся к дышащему жаром, нарождающемуся мечу и ...
Пошел петь свою песню кузнечный молот, ухая и постанывая от натуги... Невидимые подмастерья звонко постукивали, помогая рождаться мечу. И вскоре Кузнец одобрительно гукнул и окунул новорожденного в студеную, нарочно принесенную воду, набранную на заре из дальнего родника. Поднял к небу в руке дымчатый клинок - и скользнувший по нему лунный свет заплясал на слегка изогнутом лезвии, вплетаясь в узор тонкой серебряной нитью...
- Вот и славно. Вот и хорошо. Отдохни маленько теперича... - Евсей вытер бисеринки пота и ласково погладил узловатой ладонью раскаленную саламандру, не забыв почесать ее под мордочкой, - и ты отдохни, малышка!
Та сверкнула янтарными глазками, и свернулась, мурлыча как котенок, на угольях...
А Странник, глядя на утомленного, но довольного друга перебирал струны...
И виделся ему серебристый дымчатый клинок, радостно играющий в солнечных лучах, друг и напарник, уютно устроившийся в ножнах, грозный воитель, одним своим блеском разгоняющий тьму...
- Ты правильно понял, Странник, - глянул на друга Кузнец, - имя ему нарекаю - Блистающий! И да будет он оберегом руке твоей, другом и защитником в странствиях. Он еще тебе послужит, друг мой. А теперь иди, друже. Мне еще рукоять приделать надобно, да пошептаться кое с кем из малых немного...
Сергий, пошатываясь, вышел из кузни.
Надо же! Волшебная ночь закончилась, он и не заметил.
Вновь рожденное солнце поднималось над лесом, заливая своим ласковым светом просыпающийся мир. Степные певцы, подсвиркивая, пробовали сонные еще голоса... Утренний туман осыпался тысячами тысяч радужных капелек на зеленой траве и искрился в робких солнечных бликах...
Серж-Странник оглянулся и увидел, как добро усмехается Евсей, с поклоном подающий готовый клинок. Свернувшаяся на рукояти меча спящая саламандра, приоткрыла янтарный глаз, подмигнула и... Устроилась поудобнее....
А на лавке поднимался, протирая сонные глаза, мальчик Ясь, с надеждой смотря на наставника. Рассвет...
Северный Ветер пел свою бесконечную песню, зовущую в путь, только сейчас в нее вплетались отзвуки грядущей битвы.
*****
Тяжелые свинцовые тучи опустились на Стоунхерст. И дело было не в том, что последние пару лунниц не баловал сыновей своих Кром-громовержец. Как раз таки дождями и грозами не был обделен этот суровый край. Только надо ли? Нужны ли грозы земле, сплошь и рядом иссеченной оврагами, словно шрамами на лице старого воина? Ей бы немного тепла....Вздыхали старики, греясь у костров...
Не осталось во всем Приграничье песни, согревавшей душу воинов, той самой, уютно свернувшейся в душе, подобно сказочной саламандре на углях родного очага.
Ушла она из покрытых вереском холмов...Куда? Как вернуть ее? Кто вернет ее? Нет ответа...
Боги всегда молчат...
- Эй! Заснули что ли? - Двое путников стояли перед воротами Стоунхерста. Старший гневно стукнул в ворота навершием меча.
- Учитель, может, они просто не слышат? - Робко предположил младший.
- Должны слышать, Яська. Приграничье, это тебе, брат, не фунт изюма. Да где они все?! - Озадаченно ответил старший.
- А что такое изюм? - Не преминул поинтересоваться мальчишка.
- Ммм... Это такая полуночная ягода. Вкусно. Тебе понравится. Ясь, потом об этом поговорим, хорошо? А сейчас меня очень беспокоит отсутствие сухой одежды и горячего ужина, - и старший из путников внимательно осмотрел неприступные ворота. И примерившись...Пнул их от души.
- Учитель! - Яська укоризненно покачал головой.
- Кто там? - Послышался сверху заспанный голос.
- Путники. - Лаконично ответствовал старший.
Дверь заскрипела и потихоньку начала медленно открываться. В проеме нарисовалась кудлатая заспанная физиономия.
- Кто? Зачем? По какому делу? - Уже почти внятно произнесла она.
-Серж-Странник, бард и путешественник, с учеником, по приглашению Старейших, - Четко ответствовал старший, и машинально поправил мандолу за спиной, а его конь насмешливо фыркнул.
- Проходи, коли так...- Проворчал стражник.
Яська слегка замешкался. Серж уверенно перехватил узду мышастого конька, ободряюще улыбнулся замерзшему ученику и въехал первым в ворота Стоунхерста.
Постукивали копыта по любовно выложенной еще гномами мостовой приграничного города. И тихо было. Как-то уж очень тихо и непривычно. Странно.
А где скабрезные песенки школяров, которых не удержат суровые отповеди преподавателей? Где разудалые песни вольных стрелков, которыми славилось Приграничье? Или песни наемников, бредущих под утро из местной таверны, и смущавщие словами не только легко краснеющих селян, но и видавших всякое маркитанток...
Где они? Странник слегка насторожился. Не раскрывались в утренней улыбке цветы, не пробовали голос птицы, не пели волки... Тяжелое свинцовое хмарево беды висело над Стоунхерстом.
- Учитель, мне зябко. - Поежился Яська.
- Ты прав, ученик. Зябко. Еще немного и мы доберемся до таверны. Только прошу тебя, мальчик мой, ничему не удивляйся. Приграничье - это совершенно особый мир. И неизвестно, кто пригласит тебя выпить кружку пива - вампир или оборотень. Главное смотри в глаза собеседнику - и там ты найдешь ответ. Хорошо, малыш? И ничего не бойся, не забывай, я рядом. - Странник улыбнулся одними глазами и двинулся вверх по странно молчавшей улице.
Яська пожал плечами и покорно отправил следом своего мышастого. А что он еще должен был сделать?
Таверна " У старого Гоблина" располагалась недалеко от Дома Старейшин. Вот такой парадокс. Приграничье вообще славилось особой терпимостью к нелюдям. Что нервировало соседние с Пограничьем королевства. А чего еще можно было ожидать от Эрика Эльстейна, Короля Приграничья и Вожака Стаи?
Странник ухмыльнулся своим мыслям, увидев добротные ворота таверны. Ничего не изменилось за последние годы, даже вырезанная на спор пьяным в дугу светлым эльфом фигурка единорога по-прежнему забавно щурилась на входящего путника, пытаясь его боднуть.
Несмотря на раннее утро, у коновязи дежурил сонный мальчишка - гоблин, один из бесчисленных племянников Фингуса. Увидев путников, он встряхнулся и дежурно затараторил:
-Мы рады вам бесконечно...
Странник пригляделся и узнал встрепанного конюшего:
- Ларргараш, перестань тарахтеть, мы с учеником к вам не надолго.
Мальчишка охнул, и окончательно проснувшись, узнал Странника, и уже почтительно поклонился:
- Мы рады вам, Хранитель. Это честь для нас. Позволено ли мне будет предупредить дядюшку?
- Конечно, друг мой.- Ответно склонил голову Странник.
Яська таращил глаза, не совсем все понимая. Да, сказитель согласился быть его учителем. Много необычного увидел он за эту луну, пока добирались они в Приграничье. Но...Только ли сказителем был этот странный человек? Да и человек ли он?
-Серржжи! Дрружище! И как я знал, что ты объявишься?!- Огромный, что не характерно для племени гоблинов, седоволосый мужчина, с какими-то странными татуировками на зеленокожем лице, раскрыв объятья, устремился к Сержу. По дороге, правда споткнулся, чертыхнулся в ...Богиню мать и Бога Странствий...
Учитель смущенно улыбнулся, словно что-то забавное услышав, и ...Лукавые солнечные искорки рассыпались и заплясали по подворью.
-Еще б ты не знал, Фингус! Кого ты это так красиво помянул? Бога Странствий?
-Ай, брось, ветрокрылый ты наш! С каких пор это ты стал обижаться? Серржжи, пойдем в мой дом, расскажи уж, где носило тебя, ветрреный ты парень,- рокотал трактирщик.- Пилигррим, бродяга... Тебя уже ждет уютное стойло, захвати своего мышастого дрруга, знаешь, поди, куда идти... Шагай уже!
Вороной одобрительно кивнул и, прикусив удила Мыша, повел его за собой, словно и в самом деле зная куда...
Юный гоблин, открыв рот, наблюдал за творившимся на дворе. Ясь пребывал в том же состоянии. Мальчишки переглянулись. Перемигнулись. И поняли друг друга.
Фингус хлопнул Сержа по плечу:
- Пошли, дрруже, рраскажжу, что тут у нас творрится. Воврремя ты. Ох, как вовремя!
И, поймав озабоченный взгляд Странника на ученика, махнул ручищей - Не волнуйся, мальчишки сами рразберрутся...
Странник, потирая хлопнутое гоблином плечо, предпочел согласиться. Уж очень хотелось оказаться в чистом и сухом месте, да и поесть не мешало, а уж гоблиновская стряпня славилась на все Приграничье. Одна жареная картошечка с салом чего стоила!
- И что, прямо таки даже никаких песен не поют? Даже матерных куплетов?
-Ты не поверишь. Даже наемники стали похожи на лендерхорских девственниц*. Ни слова, ни куплета, ни-че-го! - Фингус весьма убедительно провел ладонью под горлом.
-А что Эрик? Как же ночные песни оборотней?
- Вожак тоже не может петь. Только тс-сс! Это тайна. - Фингус горько усмехнулся,- Что-то ушло из нашей жизни, Странник. И это страшно, Сержи, очень страшно, из нашей жизни ушло что-то. Мы стали спокойными, расчетливыми и прагматичными. Мы не поем песни и дети не слышат сказок. Тьма забрала их у нас И теперь мы беззащитны. Эх! - Гоблин глубоко вздохнул и одним махом сорвал печать с кувшина фалорнского...
Странник озадаченно посмотрел на старого друга. Никогда за...Несколько сотен последних лет он не видел Фингуса настолько растерянным, и что? Озадаченным? Беспомощным? Старый гоблин не унывал даже во времена страшной эльфийской междоусобицы и безумных Драконьих войн. Что же случилось?
- А! - Махнул лапищей расстроенный гоблин, - Дрружище, давай-ка хлебнем фалоррнского, как в старые добррые времена... Напьемся, одним словом. А потом крепко подумаем.
Странник задумчиво распечатал второй кувшин.
- А ты что, ученик Странника?
Яська хмыкнул.
- Так уж вышло. Меня дядька Евсей ему луну назад сосватал. Сказал надо так, и все.
- И что, тебе нравится?- Лар подтолкнул собеседнику кус домашнего хлеба, обстоятельно положив на него шматок сала, прищурился, цокнул, и сверху добавил отрезанный от большущего розового помидора аппетитный ломтик.
-Спасибо! - Яська боролся с искушением мгновенно проглотить созданное чудо. Он такой вкусности и не видел никогда. Но, переборов себя, откусил немножко от предложенного, и блаженно прикрыв глаза, начал жевать... Боги! Как же вкусно!
- Так что, нравится тебе со Странником? Всегда в дороге, и дома своего нету...
-Как? - Яська оторвался от увлекательного занятия и открыл глаза. - А... Да был у меня свой дом, скучно мне это. Я, наверное, люблю дорогу. А с учителем вообще интересно. Он столько знает!
Лар прикусил язык.
- А ты тоже ... бард? Может, споешь что-нибудь? Знаешь, у нас давно уже песен не слышно.
- Никаких? И как же вы живете? Как можно жить без песен?- В ужасе распахнул глаза мальчишка.
-Вот так и живем, - насупился юный гоблин,- Старики говорят, что Тьма забрала с собой смех и песни. А ты умеешь играть?
Яська смущенно покосился на свой мешок. Учитель не велел. А что? Если тихонечко. Никого же нету. Кто услышит, кроме этого смешного остроухого мальчишки? И тихо прошептал:
-Ага. На жалейке.
-Ух, ты! А что это? Покажи! А?
- А смеяться не будешь?
- Нет! Чтобы мне никогда Отца Гоблина не увидать!- истово побожился Лар.
-Честно-честно?
-Тьфу на тебя, человек! - в раскосых глазах Лара мелькнули возмущенные искорки.
Яська подтянул к себе походный мешок и нашарил жалейку. Поднес к губам... Легонько подул, словно пробуя. Потянулся и как - то сразу согрелся. И ему так захотелось поделиться теплом с этим озябшим и мрачным городом. Глянул на чересчур серьезного собеседника и увидел, как будет выглядеть на его угловатом зеленокожем лице добрая улыбка... Представил себе цветущие розовым туманом холмы вокруг Стоунхерста. Приложил к губам жалейку. И полетела в тишине робкая, едва слышная мелодия. А потом...
Потом что-то произошло...
Время словно остановилось. Оно стало вязким и тягучим. Рассветные лучи, словно мечи в умелых руках воина, безжалостно бились со свинцовыми тучами, и те таяли, истекая фиолетово-багровой кровью, превращаясь в пушистые безобидные белые облака...
А жалейка все пела и пела, и холмы Стоунхерста словно очнулись ото сна. Спящие во мгле вересковые поля услышали искреннюю рассветную песню, и навстречу ей стремительно раскрывались бутоны нежно - розовых цветов...
И никто этого не видел, кроме юного гоблина. Город пока спал...И впервые за последний год видел удивительные добрые сны.
А жалейка пела...Пела сильнее и громче. Яська вкладывал все свое сердце в эту рассветную песню. А еще...Капли утренней росы, искрящиеся под первыми лучами южного солнца. Предрассветные шорохи просыпавшейся степи. Синее бездонное небо над Русколанью. Легкий шелест ковыля, плавно стелящегося под теплой ласковой ладонью южного ветра. Почти позабытую доброту маминой улыбки. Стук копыт. Ночную песню сверчка. Прищуренные, искрящиеся смехом глаза дядьки Евсея. Запах парного молока. Ранний крик петуха. Тонкий аромат цветущих вишен. И шершавые узловатые ладони стариков, ласково треплющие по голове и невольно царапающие лицо....
Ясь тихо вздыхал, сбиваясь, убирая от губ флейту, и начинал снова и снова, робко пробуя новые ноты. Ошибаясь и упорно начиная вновь.
Жалейка пела... И возвращалось тепло в Стоунхерст..
- Ты ничего не слышишь, Фингус?
-Что-то слышу, Сержи... Что это?
-Мир изменился, идем! - И Странник стремительно вышел из таверны. Мандола трепетала за спиной, словно птица со спутанными крыльями. Странник ласково придержал трепещущие струны. А сердце рвалось и плакало...Он уже знал, что случилось.
Яська? Что же ты творишь, мальчик мой... Ты же отдаешь этой песне всего себя, полностью и безвозвратно. Ты растворяешься в ней... Я ведь ничему не успел тебя научить, юный Изменяющий... Ты все услышал и понял сам. Я должен успеть перехватить мелодию... Я успею...Я должен...
Чистые, нежные нотки наперегонки разбегались по сумрачным холмам, преображая их, словно солнечные котята играли в догонялки с тенями. И пятнали их, превращая в искрящиеся светом солнышки...
Странник подхватил мандолу, и силы словно покинули его... Медленно, слишком медленно, Серж пробежал по струнам... И едва успел влиться в мелодию нежной рассветной песни. Но успел только закончить ее последним аккордом... Поздно. Слишком поздно!
Гоблин Фингус так и замер в дверях своей таверны, не в силах двинуться дальше .
А над Приграничьем продолжала нежно петь жалейка, и слышался летящий ей вдогонку мягкий перебор струн..
Песня возвращалась в суровый край. Она стремительно летела над Приграничьем на невидимых крыльях подхватившего ее Северного ветра. Она возвращалась...
Шелестом распустившихся листьев? Легким шорохом едва раскрывшихся тугих бутонов на кустах вереска? Рассветными лучами, скользнувшими по взметнувшимся ввысь луговым цветам? Улыбками на морщинистых лицах молочниц? Вернувшимся на улицы Стоунхерста искренним смехом просыпавшихся детей?
Она возвращалась... Она бодро шагала по булыжной мостовой города, и казармы стражников взрывались скабрезным хохотом, она нежно окутывала расцветшие за ночь сады, пробуждая проснувшихся птиц, и они взлетали ввысь с легким недоуменным цвирканьем, она легким напевом щекотала заснувших под утро влюбленных...Она вернулась в суровое Приграничье...Вскоре послышались робкие голоса освобожденных волков... И очень скоро раздалась ликующе радостная песня вожака... А юный гоблин, прижавшись ухом к груди человеческого мальчишки, внезапно выронившего флейту, лихорадочно тряс безжизненное тело, и, в одночастье повзрослев, плакал, наверное, в последний раз, размазывая злые горькие слезы по лицу:
- Ясь! Ну, Ясь! Дыши, Ясь! Ну, пожалуйста!
На небосклоне Эйлоуринна зажглась еще одна звезда. Удивительно яркая. Искрящаяся белым-белым светом. Изгнавшая своими лучами Тень из Приграничья.
Странник молчал, перебирая струны...Он не успел.
И рыдала, вторя его сердцу, мандола, отдавая созданную учеником Рассветную песню измененному Миру. В этот раз тьма отступила, доброе сердце юного барда закрыло ей дорогу. А он, Хранитель, не успел, не услышал, не почувствовал...Как же так?
А над Приграничьем плыл пьянящий вересковый рассвет... И слышался на улицах просыпающегося Стоунхерста детский смех...И ему вторил ликующий волчий вой. И тявканье волчат. Приграничье снова начинало жить...