Логвин Янина : другие произведения.

Кувырком на метле (общ. файл)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.86*18  Ваша оценка:
  • Аннотация:

    Орки, оборотни и всякая прочая нечисть. А еще студентка Дуняша Липкина, одна метла, один странный дом, пропавшая подруга и ее противный ухажер под боком. Бррр...Автор обложки Lady Blue Moon    . Роман в режиме редактирования/доработки Обновление от 26.08
  
  Глава первая
  
  "ознакомительная"
  Вы можете получить от жизни все, что вам нужно, если только это вам и вправду нужно...
  
   Если вы посмотрите на наш город с высоты птичьего полета, например, серого журавля, - а это несколько тысяч метров над уровнем моря, - вы увидите огромный мегаполис, раскинувший клешни по берегам реки, словно светящийся неоном издыхающий краб. Если спуститесь чуть ниже, ну, скажем, до высоты полета среднестатистического откормленного воробья, вы увидите мою улицу и даже дом! Во-он тот розовый, видите? В форме буковки "П". С коричневой крышей, коваными вензелями балконов, парящими спутниковыми антеннами и маленьким внутренним сквером. Да-да, он самый! Если же наберетесь смелости и сядете на эту крышу, - а это кажется уже вполне возможным, не правда ли? - вам удастся рассмотреть и мой двор: аккуратный, зеленый, запруженный машинами, колясками, балконно-бельевыми ансамблями и праздно шатающимися соседями. Ну, и не праздно шатающимися тоже. А дальше уже смотрите сами.
  Итак.... Полдень. Дворик. Ленивый раскидистый клён. Вы видите эту смертельно бледную старушку в тигровой беретке, восседающую на дворовой скамейке с упаковкой валидола в руках? Да-да, обмахивающуюся в тени клена вчерашней газеткой, видите? Хорошо. Это Клавдия Ивановна, наша дворничиха. А вон та белокурая девица в кудрях, что покинула сверкающий на солнце "Мерседес" и топает через двор на пятидюймовых каблуках, с алыми губами, сердитым взглядом и зажатой под мышкой ушастой собачонкой, это.... Нет, стоп, почему я? Ерунда какая! Это Ангелина Асадова, моя соседка и самая лучшая подруга! Да-да, вы не ослышались: самая лучшая, и незачем так ухмыляться. Ну и что, что красавица? Да, блондинка. Зато добрая и верная! А вот это.... Хм. То есть "эта".... Вон, видите тощую девицу, усердно машущую возле дворничихи метлой? Мелкую, рыжую и в очках, со стянутым на макушке в три загиба хвостом, легких кедах и сарафане-разлетайке? Видите?.. Э-э, хорошо. Так вот, это я - Евдокия Липкина. Дуняша, короче. Держите ручку, приятно познакомиться!
  Уж не знаю, что вы там себе подумали, только я здесь не каждый день с метлой ошиваюсь. Да-да, совсем не каждый день! Лично я за человечность человека, а потому по средам, субботам и воскресеньям я честно предаюсь безделью. Сегодня, чтоб вы знали, как раз суббота, поэтому и топает ко мне через весь двор злая как фурия Гелька, метая голубые искры. Ой-ой, как страшно! Подумаешь, кое о чем забыла! Я это "кое о чем" вообще намерена категорически забывать, да! Я, между прочим, не виновата, что у меня память короткая, а у Клавдии Ивановны сердечко внезапно прихватило. Да ещё в ту минуту, когда я проходила мимо! Ну не бросать же мне метлу одну на произвол судьбы?.. Тьху! Я что, сказала "метлу"? Нет, Клавдию Ивановну, конечно!
  - Всё, Дуня! Надоело! - Это Ангелиночка подошла, выпрямила спинку струной, дернула недовольно губками. - Ты у нас, понятное дело, девушка самостоятельная, - строго сказала, - взрослая, и можешь поступать, как хочешь, но только знай: я отказываюсь тебя понимать! Вот с этой самой минуты! Мало того, что ты: "А" - бессовестно плюешь на своё будущее и на моё доброе к тебе отношение, "Б" - имея нормальную работу, занимаешься черт знает чем, и "В" - слушая, никогда меня не слышишь, так ты ещё вздумала измываться над бедной женщиной! Ты зачем у дворника метлу отобрала, Липкина?! Я всё видела! Ты своими выходками Ивановну до инфаркта доведешь!
  Сказала так и топнула о землю досадливо лакированным каблучком.
   - Да что она тебе медом намазана, что ли?!
  - Кто? - виновато моргнула я, поправляя на носу очки и глядя на Асадову снизу вверх удивленным взглядом. - Клавдия Ивановна?
  Нет, вы не подумайте, не такая уж я тундра непроходимая, а очень даже наоборот. Я догадливая, просто тут хоть белугой вой. Ну не могу же я признаться подруге вот так запросто, с бухты-барахты да при всем честном народе, что схожу с ума... по метле. Ой, что я такое говорю?! Самой не верится, какую чушь несу. Вот только... Только я это точеное создание в руках дворничихи увидела, эту изогнутую, словно изнеженная дева, палочку из орешника, эти шелковые дубовые веточки с желудевыми шишечками, эту вплетенную в прутики молочную бересту... М-м-м, загляденье! Так и пропала. Ох! И где только Клавдия Ивановна такое чудо раздобыла?
  Что-то она все-таки прочитала в моем взгляде. Хм?!.. Нет, не Ангелиночка, а наша дворничиха. Потому что встала и бросила сердито в мою сторону, одними губами, так, что подружка и не услышала вовсе: "Забирай, Дуня. Дарю!" И потопала прочь, махнув береткой и глотая валидол.
  - Метла! - развеяла надо мной фонтан сверкающих огней Асадова и сердито свела к переносице тонкие брови. - Ты чего бедную и необразованную из себя корчишь, Липкина? - подозрительно так спросила. - Предпочитаешь дворовый экстрим? А ну бросай метлу и топай к машине! Живо! Нечего из себя тут страдающего амнезией страуса разыгрывать! В письме ясно сказано: "Госпожа Евдокия Липкина обязана в срочном порядке явиться по адресу: Ново-Киевский проспект, дом четыре дробь четыре, квартира сорок четыре, и в течение ближайших двадцати четырех часов заявить-таки свои наследные права на оставленное ей родственницей имущество"... То есть, до сегодняшнего полудня, между прочим! Иначе, по истечении вышеозначенного часа, эти самые права отойдут в пользу какого-то там женского сообщества имени Синего чулка Брунгильды! Ты что, Липкина, - искренне удивилась подруга, упирая кулачок в бок, - и правда, хочешь, чтобы дюжина скучных матрон в благодарность за щедрый подарок вышивали вечерами на сопливых носовичках твое имя шелковым крестиком? Хихикая и зубоскалясь? - Ангелиночка недоверчиво фыркнула, смахивая с плеча светлые кудри. Хлопнула озадаченно кукольными ресницами.
  - Ну-у...
  - Не верю! - решительно оборвала мой содержательный ответ и с чувством прижала к груди радостно взвизгнувшую собачонку.
  Устав лежать на согнутом локте подруги, белая чихуашка Матильда отчаянно потянулась ко мне мордочкой.
  - У-тю-тю! - я тоже протянула собачонке в искреннем приветствии руку, старательно не замечая пригвождающего к земле взгляда подруги. - Муси-пуси! - промямлила, и тут же схлопотала от строгой Гельки по пальцам.
  - Эй, ты чего? - честно возмутилась я, начиная сердиться. - Чего привязалась? Сказала же: не поеду! Чихать я хотела на письма этого Филиуса, как там его... Фога! И его чертову квартиру! Да пусть вышивают кому охота, мне-то что?! - вздернула в праведном гневе плечами. - По-одумаешь, вспомнили о Дуне! И ста лет не прошло, как одарили сиротку материальным счастьем. Нет, Гелечка, не упрашивай! Не поеду!
  Вот этот голос: упрямый, хриплый и тягучий, - мой. Словно сквозняк сквозь рваную щель. И ничего ведь не поделаешь, знаю. А как засмеюсь, так вообще, что ворона прокаркала. Ох, стыд один на мою голову, а не голос. Другое дело моя подружка.... Вот уж у кого голосок нежнее волшебной арфы льется, а смех звонче небесных колокольцев звучит, легко забыться и заслушаться можно. Только вот не до смеха нам сейчас, ни мне, ни ей.
  - Волчанского, Дуня, - строго заметила Ангелиночка. - Письма Филиуса Волчанского. И квартира, подружка, твоей троюродной тетки, а вовсе не её, - она цокнула язычком, задумчиво крутя ладошкой в воздухе, - поверенного в делах, да! И нечего перекручивать!
  - А мне всё равно! - я уперла руки в бока и гордо тряхнула челкой. - Как по мне, так разницы ноль. Что один, что вторая - абсолютно незнакомые мне люди! И потом, - ежиком напыжилась на подругу, вопросительно выгнув бровь. - Вот где, скажи, была эта родственная тетка все мои двадцать лет, а? Где? Когда я росла по рукам да интернатам, как переходящий тамагочи? Или ты забыла? С чего вдруг обо мне вспомнила? Не-а, не поеду, Гелечка, и точка! Мне и здесь хорошо живется.
  Сказала, как отрезала. И даже губы надула для серьезности.
  - Дуня, не выводи меня! - сжала кулачки Ангелиночка, сердито сверкая глазками. - В нашем распоряжении один час. Где была твоя родственница, о том мы сейчас не узнаем. Но от её пятикомнатной квартиры на центральном проспекте с антикварной обстановкой, а здесь сказано, - она ткнула длинным пальчиком в сложенный вдвое лист бумаги, углом торчащий из её крохотной сумочки, - сплошь предметы старины! - грех отказываться. Хватит с тебя твоей восьмиметровой комнатушки под крышей. Живешь одна, как Карлсон, сладкое лопаешь, да орехи грызешь. Ну сколько можно, Липкина! - воззвала Асадова к моему внутреннему, глубоко спрятанному корыстному я. - Вон, Тузик твой и тот от тесноты да скуки во двор сбежал!
  Х-ха,Тузик! По-одумаешь аргумент!
  - А чего ему в брачный период дома сидеть? - встала я горой за свою собаку, ну и за себя чуть-чуть. - Летучих мышей распугивать, да на луну выть? Знаешь, не больно-то я его рядышком и держу. Что я ему, наседка какая во взрослых делах опекать? - искренне удивилась, пожимая плечом. - Делать мне нечего в жизнь его личную лезть! - И намекнула сгоряча. - Не в пример некоторым!
  Сказала, и тут же язычок-то свой змеиный прикусила. Да-а, вот ляпнула, так ляпнула. Прозрачней прозрачного намек вышел. И где у нас тут камушки сорные под ногами? Эх, поезд я без тормоза. Ну да чего уж теперь.
   Асадова, тяжело вздохнув, оглядела меня усталым взглядом. Опустила задумчиво плечики. Виновато подняв на подругу глаза, я поправила дужку очков и заметила вдруг, что она с интересом наблюдает за моими пальцами, ласково перебирающими у плеча упругие дубовые прутики метлы.
  - Я тебя, Дунечка, в последний месяц совершенно не узнаю, - с грустью в голосе заметила подруга. - Что с тобой? Сначала, вдобавок к учебным дням в ветеринарной академии, появились твои бесконечные ночные дежурства в звериной клинике, теперь вот в дворники добровольные подалась. Ты хоть знаешь, что... - Ангелиночка неожиданно осеклась и замолчала.
  - Что? - осторожно спросила я, со всех сторон ворочая и перебрасывая в голове план примирения с подругой. - Знаю что, Гелечка?
  Асадова нехотя разжала губки:
  - Что есть такое понятие как: танцы, кино, выходные. Симпатичные парни, в конце концов. Что... - Она вдруг распахнула глаза и нерешительно ткнула в мою сторону алым ноготком. - Что какая-то не настоящая у тебя метла, Дуня, - выдала хмуро. - Не дворовая!
  - А? - я растерянно моргнула сквозь стекла очков. - Чего?
  - Не бывает, говорю, у дворников таких красивых мётл! - с высоты своих ста семидесяти пяти сантиметров, водруженных на пятидюймовый каблук, вынесла вердикт Ангелиночка и неожиданно по-доброму улыбнулась мне, словно само солнышко теплым лучиком осветило. - Тебя что, Липкина, к ней привязали?!
  Вот всегда с ней так с Асадовой. Сколько себя помню. За какой бок не куснешь, а она другой подставляет. Как не огрызнешься, а она знай себе улыбается. Еще и расцеловать норовит. Ох, хорошо хоть сейчас только смотрит, хотя я со своей извечной грубостью и упрямством и этого дружеского взгляда не заслужила.
  - Э-э, типа того, - буркнула, на всякий случай крепче прижимая добытый трофей к груди. - Привязали...
  Она внезапно рассмеялась. Звонко, легко, точно игривый ветерок колокольчики райские потревожил, и сказала:
  - Ладно. Видимо, если я признаюсь, что попросила Антона потратить на нас все утро, тебя это вряд ли взволнует, а, Дуня? А ведь человек любезно согласился помочь, и поможет, не сомневайся. Только вот заждался он нас, пока ты тут с метлой обнимаешься. А это, - упрекнула осторожно, - не вежливо.
  Антон - это Гелькин качок-ухажер. Местная знаменитость и типа всем парням парень! Высокий, загорелый, красивый... Короче, синеглазый брюнет! Хотя-я насчет красоты, это еще вилами по воде подумать надо. Только не помню я, чтобы он Гелечке моей когда перечил. Не-а! Не проведешь, подруга! Сколько надо, столько и будет ждать. Не облезет, поди, с женишка лоск под июньским-то солнышком!
  Ишь ты, взволнует! Я выпрямила спину, вскинула подбородок и, бросив недобрый взгляд на стоящий поодаль черный автомобиль, лоснящийся на солнце от блеска, словно в полуденных водах кит, гордо тряхнула трижды стянутым бубликом хвостом. Начисто освобождая голову от покаянных мыслей.
  - А мне-то что? - изобразила на лице искреннее удивление. - И никого я из себя не корчу. Я, Гелечка, твоего Каверина к себе в провожатые не нанимала, мне его эскорт ни к чему. Ты всё это организовала, ты и езжай. А мне работать надо.
  Сказала важно так и по-хозяйски огладила свою метлу. Ух, ты! А здорово так звучит "свою"! И добавила, подумав, кивнув для убедительности.
  - А тому господину хорошему, что письма шлет, я сама как-нибудь отвечу. При случае.
  - Как же, ответишь, - хмыкнула на мои слова Ангелиночка, недоверчиво склоняя к плечу светлую головку. - Знаю я, Дуня, как ты отвечаешь - после дождичка в четверг! Целый год письма шли, а ты даже глянуть не соизволила. Если бы не почтальон Семен Степаныч, я бы и не узнала ничего о твоём наследстве!
  Ой-ой. Ну, конечно. Всё-то у нашей Ангелиночки во дворе схвачено-повязано. Всё-то ниточками белыми перештопано-перелатано, флажками сигнальными отмечено. Никаких секретов от красавицы-подружки не утаить. Эх, дядя Сеня, дядя Сеня, бесхребетной души человек! Погубит тебя когда-нибудь твой длинный язык и тяга к стройным ногам. Как есть погубит!
  - Ну почему же, глянула, - отвергла я ложный поклеп в свой адрес, - в первый раз. Довольно с меня.
  - Все ясно! - неожиданно легко согласилась Асадова, трепля Матильду за розовым ушком. Вскинув руку к лицу, грациозно откинула пальчики и посмотрела на тонкое запястье, опоясанное золотым ремешком. На солнце ярко блеснула круглая платиновая головка часового механизма. Ей богу, если бы я не знала подружку сто лет, то подумала бы, что именно таким жестам и учат артисток в тех самых пресловутых театральных институтах, где Гелечка училась на последнем курсе. Вот только не все постигают подобную азбуку. Мне, сколько ни старайся, такого грациозного движения ни за что не повторить. И вот когда я уже решила, что победила подругу своим упрямством, Асадова неожиданно подытожила, решительно подняв на меня полный уверенности взгляд.
  - Осталось три четверти часа! Решай скорее, Дуня: или ты едешь сама, или я волоку тебя силой. И учти, подружка моя упрямая, - сказала, разворачиваясь на каблуках, направляясь прочь по дорожке, на ходу щедро раздаривая улыбки высунувшим любопытные головы из своих балконно-бельевых ансамблей соседям, - по-твоему не будет!.. Ой, дядя Костя, привет! Как Ирочка, вернулась из Египта? Тетя Шура! Как я рада, что могу сама поблагодарить вас за чудесный малиновый пирог! В следующий раз, когда вздумаете угощать маму, пожалуйста, меньше верьте ее причитаниям насчет фигуры. Смело режьте кусок побольше, а то мы с папой чуть не рассорились из-за последней крошки! Хэллоу, скулбойз! Как табеля? Все оценки домой донесли, двойки не растеряли? Эй, Дуняша, догоняй!
  - Э-э, Геля, - промямлила я, жалко размахивая руками, начиная догадываться о коварном плане подруги. - Ты не поняла. Я никуда...
  - Еще как едешь!
  Ангелиночка качнула белокурой головкой, взбила пальчиками струящиеся по плечам кудри и сладким голоском пропела:
  - Анто-оша! Милый! Поди-ка сюда!
  Ну все! Достали! Нечего из меня тут дворовое посмешище делать! Не хватало еще, чтобы ее Антоша меня через весь двор за шиворот тащил, людям на потеху. А он потащит в угоду Гелечке, сомнений нет. Отыграется, раз такая пляска пошла, у нас с Кавериным давние счеты. Вон, сидит весь из себя важный. Стеклышко переднее в машине приспустил и со скучающим видом пялится в окошко. Жвачку пожевывает. Ну уж нет, не стану я вносить разнообразие в его заурядную жизнь видом своей униженной персоны! Ни за что не стану! Не дождется!
  - Ух, и выхухоль ты, Гелька, пиренейская! - процедила сквозь зубы, стукнув в сердцах о землю древком метлы, и пошлепала следом за подругой, прочно фиксируя на лице ядовито-злобный оскал неудачника. Здрасте, дядя Костя! Здрасте, тетя Шура! Здрасте, школярики! Можете прятаться за наволочку, ага. Сегодня "кина" не будет!
  За моей спиной порыв ветра осыпал любопытные взгляды непонятно откуда взявшейся мишурой прошлогодней листвы. Взметнул низкой поземкой белые простыни, сорвал наволочки, надул пузырями мокрые пододеяльники. Вздыбил маленькими вихрями траву да протащил сор по земле волоком.
  - Едем, Антоша! - сияя улыбкой, бросила Ангелиночка Каверину, аккуратно опускаясь на мягкое сидение его "Мерседеса", пристраивая на загорелых коленках попискивающую Матильду. - Адрес ты знаешь.
  - Неужели согласилась? - удивился Антон. Заботливо закрыл за подружкой дверцу автомобиля и недоверчиво покосился на меня. - Вот так сразу?
  Я молча вскарабкалась на заднее сидение, решительно втащив следом метлу. "Вот так сра-азу..." противно перекривила Каверина про себя и, обозвав надутой жабой, показала земноводному воображаемый язык.
  - Э-э... - протянул неуверенно земноводный, когда моя метелочка пощекотала веточками светлую кожаную обивку салона. Попытался, было, что-то сказать, однако спокойный Гелечкин взгляд: "Ну, Антош, ерунда ведь!" затушил пламя возмущения в глазах ухажера одним прямым касанием.
  Вот что значит сила чувств!
  - Если хочешь знать, Каверин, именно ты и стал решающим фактором, - заявила коварная изменница, считающая себя моей лучшей подругой, и многозначительно подмигнула ухажеру. - Тем самым неоспоримым доводом, определяющим окончательное решение. Не правда ли, Дуняш?
  Все-то она про меня знает...
  - Да-а? - Антон провел рукой по коротко стриженым волосам и широченно мне улыбнулся. - Польщен!
  На какую-то долю секунды в его синих глазах мелькнуло непонятное мне удивление. Наклонившись к Ангелиночке, парень припечатал губы к ее высунувшейся в окошко румяной щечке и прошептал многозначительно:
  - Я соскучился. - И добавил нескромно, поглядев на меня. - И по твоей упрямой подруге тоже.
  Ах-Ах! Как целомудренно. СКУ-КО-ТЕНЬ! Фыркнув, я смерила наглеца прищуренным взглядом ″а-ля Марлен Дитрих″ (предположительно сражающим холодным презрением врага наповал) и гордо вскинула подбородок. А пусть знает, не-на-том-месте-шишка, что о нем думаю!
  Эх, бедная Ангелиночка! Милая моя подружка! Знала бы ты, что твой Каверин собой представляет. У! Изменник! Вон, если хорошенько присмотреться, так до сих пор на щеке след от моей пощечины разглядеть можно. Ох, могла бы, вообще подлого с землей сравняла! До самой маковки бы в землю сырую вогнала! Это ж разве слыхано, у такой раскрасавицы в женихах ходить, и бесстыдно обжиматься с другими девицами! Я его как возле кинотеатра увидела, тискающего длинноногую хихикающую брюнетку, так и отхлестала прилюдно. За Ангелиночку отхлестала! Пять дней мимо ходила, отворачивалась, смену партнерш игнорируя, а на шестой не стерпела. Думаете, помогло? Нетушки! Стоял, змеюка синеглазая, бедро красотки по-хозяйски оглаживая, и скалился довольно мне в лицо. Знал ведь, что ничего подружке не скажу. Не расстрою её. Предатель!
  - Привет, Тотоша! - выдавила я из себя скупые скрипучие звуки, после чего (уже подобно Клеопатре), показала неприятелю величественно-курносый профиль.
  - Привет, - ответил неприятель и весело подмигнул мне, плюхаясь на сидение. - Пипкина!
  Что-о?! Я застыла. Но только на какое-то мгновение. Уж и не вспомню, когда он последний раз меня так называл. Зато первый никогда не забуду, хотя думала, что с того времени значительно повзрослела.... Думала, мы оба повзрослели...
  "... Итак, честь объявить победителя и наградить грамотой за спортивные достижения в соревнованиях по спринтерскому бегу на дистанциях шестьдесят и сто метров среди девочек, предоставляется гордости нашей спортивной школы, абсолютному победителю первенства города по шахматам, трижды обладателю Кубка юного гроссмейстера - Каверину Антону Александровичу. Встречайте, друзья!
  Он вышел на импровизированную сцену для награждений прихрамывающей походкой застенчивого человека. Долговязый, худой, неуверенный в себе тринадцатилетний мальчишка. И взял в руки микрофон. Тремя днями ранее я сшибла его с ног, когда во время утренней пробежки сосновой просекой, на узком повороте огибая высокие деревца, он непонятно какого лешего оказался на моём пути.
  - Вставай, нескладеха! - помнится, сердито крикнула ему я, и, схватив под мышки, потянула вверх. Где-то рядышком валялись мои очки, выпавшие из кармана, и мне требовалось в срочном порядке натянуть их на нос.
  - Извини, - сказал он, а после виновато усмехнулся. - Но так быстро не могу. Кажется, я подвернул ногу.
  Вот те раз! Только этого не хватало. Я отыскала очки, натянула их на нос и уже без лишнего страха взглянула в лицо свалившемуся мне под ноги мальчишке. Конечно, я видела его раньше, этого темноволосого паренька. Он занимался в секции шахматистов, и это было второе лето, которое мы проводили в одном спортивном лагере. "Странно, - помню, как удивилась, оглядывая его у себя в руках, - какой неспортивный спортсмен". И ведь даже не фигурой неспортивный, нет, а своим интеллигентным видом отличника-заучки. Самого умного, самого прилежного, самого... кхм, симпатичного, ну, в общем, вы понимаете - самого-самого".
  Я притащила его в лагерь на себе, а на следующий вечер, отыскав меня на танцевальной площадке у дальней стены, старательно изображающую одну из ее опор, он, прихрамывая, подошел ко мне и пригласил на танец.
  Я всегда была закрытой и нелюдимой. И одинокой. Я была самой быстрой и спортивной - это правда, но у меня никогда не было шелковых лент в волосах, дорогих безделушек в карманах, и любящих родителей. Никогда. Черт! У меня даже не было приличной юбки за все мои одиннадцать лет, сплошное вторсырье! Зато были эти противные волосы, цвета обжигающего пламени, веснушчатый нос, сбитые в кровь коленки и очки, маскирующие "дурной глаз". Кроме этого долговязого шахматиста, топчущегося сейчас в нерешительности передо мной, в лагере не осталось ни одного мальчишки-ровесника, кто бы не коснулся злым словом моих рыжих волос. И вот стоило этому юному умнику при галстучке пригласить меня танцевать, как весь отряд начал дружное шевеление в нашу сторону: мальчишки принялись хихикать, а девчонки фыркать свысока. А как же! Не мог он пригласить Липкину на танец, этот синеглазый красавчик-всезнайка, никак не мог. Тем более по своему желанию. Не иначе поспорил с кем-то на Дуньку! Точно!
  Он стоял надо мной, такой красивый, отутюженный, обласканный вниманием и заботой отличник, и в ожидании ответа застенчиво улыбался, а я вперила взгляд в свои драные кеды и злилась, злилась, злилась. "Ну почему я? - думалось мне и от обиды отчаянно щипало глаза. - Почему? Что, других подходящих кандидатур на роль всеобщего клоуна нет?"
  - Пойдешь? - еще раз спросил мальчишка и протянул руку. - Ну!
  - Дурак! - крикнула я ему в лицо и, хлестнув в развороте по груди косой, умчалась в корпус оплакивать свою несчастную жизнь.
  И вот, успешно сдав необходимые нормативы и победив в состязаниях в беге, широченно улыбаясь, я поднималась на сцену за причитающейся мне наградой, моля Бога, чтобы у меня перестали, наконец, так сильно дрожать коленки, когда увидела его...
  - ... грамотой за спортивные достижения в спринтерском беге, за проявленные стойкость и волевые качества, демонстрируемые во время проведения соревнований. За усердный труд и любовь к спорту, награждается...
  Я продолжала медленно приближаться к говорившему...
  - ... ученица спортивной школы-интерната номер два, Евдокия... - И тут трижды обладатель кубка юного гроссмейстера Антон Каверин поднял на меня невозможно синие глаза. - Евдокия, - он быстрым, невидящим взглядом скользнул по документу и отер со лба несуществующий пот. - Пи..Пипкина!
  Ну вот. Это случилось. Это просто не могло не случиться. Мой личный позор открыл глаза и увидел свет, а увидев, до того поразился его яркости и многоликости, что высунув голову, замахал восторженно рукой от переполнявших его чувств: при-вет!
   Еще долго я слышала шум и волнение за своей спиной. Слышала все время, пока, забрав из рук шахматиста грамоту, держа спину прямо, желая никогда больше не видеть ни его, ни всех этих хохочущих людей в своей жизни, гордо удалялась от сцены прочь.
  С тех пор мы еще пять лет встречались с Кавериным в лагере, но старательно избегали друг друга. Я больше никогда не выигрывала соревнований, а танцевальные вечера проводила в комнате за книжкой. Мне стоило большого труда не выказать своего удивления и разочарования, когда по прошествии нескольких лет я узнала его в одном из ухажеров Гелечки".
  - Что-о?! - словно ужаленная осой подскочила я, грозно уставившись в зеркало заднего вида, изо всех сил уничтожая ненавистное мне отражение силой направленной мысли. - Что ты сказал, Каверин? - мое веко предательски дернулось. - А ну, повтори!
  - Я сказал, - с готовностью отозвался на мою просьбу Антон, согнав с лица улыбку, серьезно сверкнув в зеркале подлыми глазищами. - Привет, Пипкина!
  - Ах ты!.. Да я!.. Да... - я перевела дыхание и, лихорадочно соображая, чем бы отомстить обидчику, заставила себя успокоиться, взяв ситуацию под контроль.
  Раз ромашка, два ромашка, три ромашка... Уфф! Что-то воздуху мне мало. Эх, ударь гром - разверзнись небеса! Итак, мой личный враг, - пять ромашка, шесть ромашка, - ты хочешь войны, да?.. - семь ромашка. - Хочешь? Получай!
  Неспешно и грациозно (во всяком случае, очень на это надеясь), я распахнула дверь каверинского авто и послала обворожительную улыбку его хозяину. После чего, сложив руки рупором, рявкнула на весь двор во всю силу луженых легких:
  - Ту-узик! Туз! Ко мне!
  Здесь я позволю себе сделать маленькое отступление, дабы познакомить вас, как вы уже, наверно, догадались, с моим домашним любимцем. Огромным черно-белым псом породы "Московская сторожевая овчарка", когда-то, в свою бытность нескладным раненым подростком, подобранным мною в грязной подворотне близ старой пивнушки. Отзывающимся на имя Тузик, Туз, а также, в дни особо хорошего собачьего настроения, на уважительное Тузлон Брандо. Моим верным блохастым приходящим и уходящим другом в самом расцвете сил.
  - Дуня, нет! - попробовала, было, возразить на мой громогласный призыв к другу Гелечка, но... Поздно! Я уже встречала несущуюся ко мне сопящую махину довольным ласковым окриком.
  - Рядом! - Уверенно хлопнув ручкой по нежнейшей кремово-персиковой обивке салона, скомандовала, и послала Каверину пьяняще-счастливый уничижительный взгляд.
  Словно почувствовав мое настроение, Тузик вскочил, отер, принюхиваясь, мокрый нос о мягкую спинку сидения и радостно заелозил по коже грязным хвостом.
  - Молодец! - я похвалила пса.
  Всунула в уши наушники затертого карманного плеера и, сложив губки бантиком, пропела прямо в почерневшие от гнева глаза Каверина:
  - "Ай фил гут! Ай гат ю!".
  Ой-ой, посмотрите-ка! Как заходили наши желваки! Как забугрились наши мышцы на спине и плечах! Как кулачки-то нервно задергались... Как страшно, у-у-у, спасайте меня все! Ну и что ты теперь сделаешь, качок несчастный, а?! Что?!.. Так тебе и надо! Как по мне, так все у тебя надутое: и тело, и самомнение, и мозги! Вот!
  - Пристегнись, Ангелиночка, - неожиданно ласково, почти елейно, попросил Антон, и подружка послушно щелкнула ремнем. - Умница! - похвалил, и не успела я отвернуться от этого умильного зрелища, как мотор "мерседеса" низко взревел, машина на больших оборотах сорвалась с места и, пролетев с десяток метров на бешеном разгоне, клюнула носом в землю, остановленная в кашляющем рывке жестоким нажатием тормоза.
  "Нет. Все-таки жизнь - несправедливая штука!" - подумала я, отрывая щеку от теплого пластика передней консоли и возвращая очки на место. Хорошо хоть под коротким сарафаном оказались шорты, а то пришлось бы краснеть перед этими двумя заговорщиками за свой, торчащий между их сидениями ″штопором″, зад.
  Где-то внизу пошевелился Тузик, и мне почудилось, что в его сердитом рычании отразились все мои мысли.
  - Р-р-р... Вот же га-ад! Ггав!
  
  Глава вторая
  
  Не знаешь броду - не суйся в воду, а уж коли сунулся, греби, греби изо всех сил...
  
  Плавно изгибаясь, Ново-Киевский проспект шумной рекой катил меж бетонных стен высотных многоэтажек и стеклянных витрин торговых центров. Я сидела и смотрела на серую ленту дороги, на мелькающие за окном зеленые шапки огромных тополей и аляповато-кричащие пятна билбордов, когда почувствовала, как автомобиль, свернув к тротуару, остановился.
  - Странно, мне казалось, я отлично знаю Ново-Киевку... Ангелина, ты уверена, что правильно прочитала адрес?
  Услышав голос Антона, я повернула голову и уткнулась взглядом в белое трехэтажное строение старинной архитектуры, встретившее нас ржавым облезлым фасадом и темными окнами.
  - Это же не дом, а какой-то мертвый музей боевой славы, - склонившись над Гелечкой, глядя на здание поверх ее оголенного плечика, хмуро заметил парень и раздраженно щелкнул дверным замком. - Откуда он здесь взялся?
  И, правда, откуда? Я потрясенно замерла, едва коснувшись строения взглядом, из теплых объятий лета неожиданно угодив в плен ледяного холода. Тревожные токи, забившись в сердце, хлынули в мое тело и одна мысль: "Нет! Нет! Нет!" поднялась волною и обожгла сознание. А после запульсировала, заныла болью где-то под самым горлом. Этого не может быть! Просто не может...
  - Уверена, Антош, - растерянно моргнула Ангелиночка, торопливо доставая из сумочки сложенный вчетверо конверт. - Дом четыре, дробь четыре, - осторожно произнесла, пробежав по бумаге взглядом. Выглянув в окошко, повертела по сторонам светлой головкой и указала перед собой пальчиком. - Все правильно! Вон, на углу номерок! - И спросила, помедлив, пытливо глядя в мое побелевшее лицо. - Что делать-то будем, Дуня?
  "Только бы не снять очки! Только бы не снять!" - твердила я себе, с трудом унимая дыхание, сжимая коленями дрожащие руки. Внутри все онемело, и я чувствовала себя так, как будто смотрю на Танцующий дом*. Мне ни разу не довелось увидеть его воочию, но я твердо знала: случись это, случись мне посмотреть на диковинное пражское строение без своих защитных стекол, вместо танцующих Фреда и Джин, я увижу совсем иной архитектурный замысел. Только бы не снять! - твердила, а непослушные пальцы уже взметнулись вверх и сдернули очки с лица.
  Много лет назад, в то позабытое время, когда я была совсем крохой, а память только училась запоминать события, мне привиделся дивный сон. Чья-то мягкая рука, поглаживая и баюкая, под пологом беззвездной ночи уносила меня прочь от странного белого дома, из окон которого лился стальной свет и смотрели недобрые глаза. Больше всего на свете я боялась увидеть их и всем своим беспомощным существом стремилась от дома прочь. Наверно, это смешно, но чувствуя, как глаза высматривают, выискивают меня в темноте, как чьи-то недобрые губы повторяют мое имя снова и снова, срываясь в крик, спустя несколько лет я научилась прятаться от своих страхов за волшебными заговоренными стеклышками. Научилась таиться мышью за смешными очками, веря, что тот, кто в одно прекрасное утро оставил их на моей подушке, подарил мне вместе со стеклышками защиту от коварных и злых гоблинов, всегда готовых прийти за мной. Это случилось лет в семь - чудесный подарок и избавление от повторяющегося сна, я давно уже выросла. И вот теперь, когда думала, что навсегда забыла беззвездную ночь и ползущий гадкой змеей в ее вязкой темноте голос, когда полагала, что никогда больше не увижу странный белый дом из детских снов... Он вновь вставал передо мной в своей бледной красоте, не призрачный, а реальный, словно прекрасный надменный юноша, сбрасывая с себя при помощи колдовства бутафорские нищенские лохмотья.
  Грязный фасад исчез. Стены изломились и вытянулись, выдвигая вперед белокаменные ступени и маленький мраморный портик. Окна слились в узкие пенальные витражи, а двускатная крыша.... Восемь круглых колонн с каннелюрами, увенчанные резной капителью, выстроились перед моими глазами, удерживая на себе высокий портик с массивным треугольным фронтоном. Блестящий овальный купол взметнулся вверх и укрыл собой это удивительное строение. Белый дом из моих снов явился мне, играя на солнце идеальными многоугольными гранями. Вызывая своей холодной красотой страх, изумление и неприятие.
  - Пустынно здесь, - уловила я краем сознания голос Антона. - Ни единого человечка поблизости. Хм. И окна задраены наглухо - это в такую-то жару! Девочки, да в этом склепе вообще кто-нибудь обитает?
  Словно в опровержение его слов парадная дверь подъезда - в два человеческих роста, не менее, - отворилась, и на улицу высунулась круглая голова в клетчатом картузе. Низенький толстый человечек, хищно улыбаясь, выбрался на крыльцо, бросил в нашу сторону заинтересованный взгляд, и вальяжно перекатился на пятках. Сунув большие пальцы рук в карманы желтого в ярко-зеленую полоску жилета, он хлопнул себя ладошками по животу и хмыкнул довольно в закрученные лихим крендельком усы:
  - Девица Липкина соизволили-с? С собственным кортежем? Хо-хо! Похвально! - Его темные глазки безошибочно отыскали мое бледное лицо за тонированным стеклом автомобиля, принявшись буравить насквозь.
  Человечек стоял от меня шагах в сорока, на высоком белоснежном крыльце странного дома, однако я ясно расслышала каждое произнесенное им слово и почувствовала на себе цепкий взгляд. Но как? Как он мог увидеть меня, а тем более узнать? Я нахмурилась. Как я вообще могла услышать его, если он, я это точно знала, едва шевельнул губами? Испуганно взглянув на своих провожатых, я поежилась и пробормотала, сглатывая предательскую дрожь в голосе.
  - Это только я слышу или вы тоже?
  - Что? - обернулась ко мне Ангелиночка. - Что слышишь, Дуня?
  Я замялась, кусая краешек губы.
  - Ну, вон тот человек на крыльце. Кажется, он говорит обо мне.
  - Да? - Антон недоверчиво покосился на толстяка, сочувственно пожимая плечом. - Жильцы тут конечно странные, Липкина, но вряд ли владеют приемами ментальной телепатии. Если ты боишься, - он повернул голову и внимательно посмотрел мне в глаза, - так и скажи. Я пойду с тобой.
  Что? Со мной? Меня будто током шарахнуло от этого его взгляда всепонимающей синевы. Вот еще, провожатый нашелся! Ишь, как зыркает снисходительно, будто на немощь неумную. Ну уж нет, нечего со мной за ручку хороводы водить. Хватит с меня и опекунши Асадовой!
  - Ничего я не боюсь, Каверин! - привычно огрызнулась, отворачиваясь, завозившись на сидении. - Просто так спросила.
  - Конечно, сходи, Антош! - тут же согласилась с предложением парня Гелечка. - Мало ли, кто в доме окажется! А ты не спорь, Дуняш, - ее головка укоризненно качнулась в мою сторону. - Никто тебя одну и не собирался отпускать, ты у нас фрукт ненадежный. Еще, чего доброго, в какую щель выскользнешь! Я сама хотела пойти, но с Антоном даже лучше будет, - она протянула руку и взъерошила Каверину волосы, - вон он у нас какой парень толковый. С любым юристом как надо поговорит.
  Асадова перевела на меня взгляд и на какое-то мгновение я уловила в ее глазах незнакомую мне грусть. Как будто что-то потаенное, глубоко спрятанное, тихое и незаметное, на миг нечаянно отразилось в них.
  - Нет, спасибо! Как-нибудь сама справлюсь, - как можно тверже произнесла я и, выдохнув, выползла из машины. - А все сочувствующие, - наклонившись, бросила выразительный взгляд на Каверина, задумчиво следящего за мной, - остаются в секторе для болельщиков. Ясно?
  ***
  Смешной человечек потер ручки и услужливо распахнул передо мной тяжелую дверь.
  - Ждем-с, ждем-с! Всегда рады гостям! Пожалуйте-с к нам, девица Липкина! Прошу-с, - он любезно посторонился, вежливым жестом пропуская меня в холл.
   Едва я, с подозрением поглядывая на толстяка, переступила порог, как маленькая нога в желтом ботинке тут же выпросталась вперед, загораживая путь трусящему за мной Тузику.
  - С собаками нельзя! - категорично заявил толстяк и ткнул пальцем в сторону лохматой морды. - Извольте выйти, господин, э-э, - он крутанул ус, - Тузик! Тузик? - человечек неожиданно поперхнулся, заморгал глазками и звонко кашлянул смехом в сжатый кулак. - Кхе-кхе! Подумать только: Тузик! Ну и имечко у вас, господин пес... Кхе-хе-хе!
  "Ох, не нравишься ты мне, толстяк! Сейчас вот ка-ак цапну! - прочитала я предупреждение в настороженных собачьих глазах и услышала негромкий рык. - Пеняй тогда на себя!".
  - Имя как имя, - я обернулась и шагнула грудью на человечка. - Вам, милейший, какое дело?
  Присев рядом с псом на корточки, обняла его за шею, шепнув тихонько в ухо:
  - Жди, Брандо! - После чего встала, смерила толстяка осуждающим взглядом, и, прижав к боку метлу, обреченно вошла в дом.
  ***
  Просторный холл спал в полутьме. Тусклые стальные витражи почти полностью поглотили полуденный свет, сочащийся внутрь бледными тонкими нитями, иглами пронзающими мозаичный пол. Я ступила на него, и мои шаги легким эхом отразились в глухой тишине от высоких полукруглых стен. Дверь за спиной гулко хлопнула, а последовавший за этим хлопком нежный хрустальный перезвон заставил меня вскинуть голову и заметить крохотные радужные огоньки, светлячками пробежавшие вдоль раскачивающихся подвесок огромного трехъярусного канделябра. Подвешенного недостаточно высоко для такого большого холла.
  Пока я пыталась рассмотреть цветные фрески с изображением диковинных животных на затененном потолке, слева от меня что-то мелькнуло. Уловив боковым зрением это движение, я стремительно обернулась, уставившись на красную кадку с раскидистой фиолетовой пальмой, появившуюся у одной из восьми притворенных дверей. И золотую леечку, замершую в воздухе в наклонном положении. Да так удачно, что вода продолжала литься из нее в кадку тоненькой шелестящей струйкой. Ничего этого не было там, еще какую-то секунду назад. Не было! Я просто не смогла бы пропустить подобное! И невольный вскрик удивления ледышкой выскользнул из моего горла и раздробился, рассыпался осколками о мраморные кубики черно-белого пола.
  Дыхание дома, тянущее и вязкое, требовательно коснулось моего затылка, заставив обернуться в сторону широкой парадной лестницы, разделившей холл надвое. Поднимающейся к изящной балюстраде верхней галереи, выше треугольной площадки, двумя отдельными винтовыми маршами.
  Яркий фитилек вспыхнул шумным фейерверком у ног и побежал по полу, по ступенькам лестницы вверх, к окошку небольшой будки консьержа, волшебным образом появившейся на лестничной площадке. Скользнув по стене, фитилек забрался под потертый плафон фонаря, подвешенный над окошком за крюк, зажигая над конторкой свет.
  "Добро пожаловать, гость!" - прочитала я под фонарем кривую вывеску, ахнув от удивления. Не придумав ничего лучшего, понуро направилась вверх по лестнице, отвечая на немой призыв, с опасливым любопытством поглядывая на мраморные статуи сказочных существ, застывшие у резных перил на тумбах-пьедесталах. Подойдя к будочке, осторожно огляделась, сунула нос в окошко и, громко кашлянув, дважды стукнула кулачком о темную стойку консьержа.
  - Тук-тук! Кто в теремочке живет? Покажись!
  Навострив ухо в ожидании ответа, старательно посчитала про себя до двадцати.
  - Э-эй! Есть кто живой? - хрипловато буркнула в пустоту, вглядываясь в разлетевшиеся по углам тени. - Ау! - Не дождавшись отклика, досадливо стукнула об пол древком метлы и пробормотала большей частью себе под нос. - Мне бы в сорок четвертую квартиру...
  Тихо. Ни единого звука вокруг. Ну и, слава Богу. Какие-то кошки-мышки, а не дом, честное слово! Я с облегчением выдохнула и, в надежде на отступление, сделала шаг назад. В пятках ощутимо покалывало от настойчивого желания стремглав броситься из странного места прочь, и я решила не упрямиться, позволив себе эту маленькую радость.
  - Кх-ха, кх-ха! Пчхи! Уфф! - едва я подняла ногу для отступления, под стойкой консьержа раздалось недовольное сопение, и чьи-то маленькие мозолистые пальцы вцепились в край деревянной стойки прямо перед моим носом. Да так неожиданно, что я невольно подпрыгнула на месте.
  - Кто здесь?! - осторожно окликнула неизвестное создание, мышью копошащееся под полкой. Прижав руки к груди, крепко вцепилась в черенок метлы, готовая, в случае чего, хорошенько приложить его к голове незнакомца. - Эй! Вы меня слышите?
  - Конечно, слышу! Чего кричишь?
  Над стойкой тут же показалась седая курчавая голова с круглой лысиной и два буравящих желтых глаза. Незнакомец продолжал прятаться, посверкивая недобрым взглядом из-под торчащих, как щетинки, дикобраза бровей, нагло разглядывая меня, и, видимо, испытывая мое терпение.
  Ну что ж, я выдохнула. Не обнаружив во взгляде непойми-кто-там-прячется видимой агрессии, наклонила голову и постаралась придать своей удивленной физиономии серьезный вид.
  - Здрасьте вам, господин хороший! Вы так и будете там сидеть? Я, между прочим, не в гляделки с вами играть пришла. Не резиновое у меня времечко, знаете ли. Я хочу узнать, а точнее, спросить...
  Но меня ворчливо оборвали из-под стола:
  - Хочет она! Все хотят! Всем нужно, кому куда, и что я, по-вашему, и на минутку отлучиться не могу? Могут быть у Блюма личные дела или нет? Чего зря метелкой тарахтишь?
  - Чего? - Я дважды моргнула, глядя как назвавшийся Блюмом, то ли гном, а то ли человек, медленно поднимает над стойкой морщинистое лицо. Низенький и коренастый, Блюм забрался на высокий круглый стул, и надел на нос один в один с моими очки.
  - Ведьма! - крякнул вдруг, сощурив глаз.
  - Где? - я так и ахнула, оглянувшись, ожидая увидеть там упомянутое гномом косматое создание. Пока мой мозг переваривал вброшенную в него подлым воображением картинку Бабы Яги, незаметно подкравшуюся к моему бедному телу, сердечко пропустило один долгий, бесконечно долгий удар.
   Ах ты ж, сморчок плешивый! Козенак пересушенный! Я медленно выдохнула, поворачиваясь к горе-шутнику. Сердито взглянув в хитро сощуренные глазки, стукнула о стойку кулаком. - Эй, уважаемый! Вы чего зря людей пугаете... Ой!
  Бух! На полку консьержа рухнул лилово-бархатный старинный талмуд, обдав меня облаком книжной пыли. Щелкнули литые застежки, звякнули о дерево медные наугольники переплета, и исписанные витиеватыми закорючками желтые страницы послушно зашуршали под умелыми пальцами Блюма, пока, наконец, не рассыпались веером в нужном ему месте. Увидев странные рисунки разноцветных веточек, мудрено переплетенных между собой, и похожие на паучьи лапки загогулинки, я вытянулась на носочках и попыталась заглянуть в любопытную книгу.
  - Метлу! - рука Блюма требовательно метнулась вперед и сделала перед моим лицом хватательное движение. - Живо!
  Ничего не понимая, я пожала плечом, послушно протягивая гному свое ветвистое добро.
  - Нате! Только знаете ли, уважаемый, я к вам не дворником наниматься пришла. Мне нужен Филиус, э-э, Волчанский. Вам случайно не известен такой?
  Склонившись над метлой, Блюм старательно изучал её пальцами и взглядом.
  - Эй, Блюм! Вы меня слышите? Тук-тук! Кажется, я кое о чем вас спросила!
  Конечно, Блюм меня слышал. Вскинув брови, он старательно чесал морщинистый лоб. Оторвав от книги взгляд, гном внимательно посмотрел на меня, сполз со стула и вдруг широко улыбнулся. Открыв дверь конторки, цепко ухватил меня за руку, всучил метлу и, ничего не говоря, потащил за собой вверх по лестнице.
  - Эй! - возмутилась я, оглядываясь на темный холл, послушно шлепая следом. - Куда это вы направились? Что-то мне подсказывает: совсем не в сорок четвертую квартиру. Да здесь вообще, похоже, такой нет! Я права?
   Перебирая ступеньки ногами, обутыми в смешные зеленые башмаки, Блюм тем временем нашептывал себе под нос:
  - Говорил мне Груг, забудь. Пропащее дело. Кто видел? Кто знает? Тот ров высох давно. Две головешки сосновые торчат, камень мхом зарос, а без водицы-то что? Не найти никому. А тут сестрица Флора, ну и учудила! Заставила дурное думать. Дела-а... Да и ты хороша, - словно вспомнив обо мне, он обернулся и зло сверкнул через плечо желтым взглядом. - Нашла время нарисоваться!
  - Я? - захлопала глазами. - Нашла время? А ну-ка стоять! - отчаянно затормозила, упершись метлой в резные перила. Но бедняга Блюм и без моей помощи внезапно запнулся, охнул, и плашмя растянулся на лестнице. Блестящая черная трость скользнула вниз откуда-то с верхних ступеней и, звякнув о мрамор костяной рукоятью, угодила бедняге прямо под ноги.
  Человечек, как две капли воды похожий на толстяка в картузе, только одетый в темный смокинг и котелок, шагнул из тени верхней галереи и остановился у края лестницы, глядя на гнома сверху вниз с осуждением.
  - Так-так, братец Блюм, - укоризненно произнес кичливым тоном, - и куда это ты с моей гостьей направился, позволь спросить? - Крутанув ус, "костюм" щелкнул перед собой пальцами, ловко выуживая из воздуха трость, мгновение назад лежавшую под охающим консьержем. - Не мог же ты так ошибиться, Блюм. Разве ты не расслышал? Девица спросила меня.
  Присев на корточки возле посеревшего лицом гнома, я обняла его за плечи и помогла подняться. Завеса желтого тумана внезапно окутала нас, и я не на шутку раскашлялась, пытаясь метлой разогнать едкое марево.
   - Кхе-кхе-э! Тьху! Это еще что за гадость...
  - Тихо! - Притянул меня к себе Блюм. Заглядывая в слезящиеся глаза, гном потянулся к шее и оторвал от ворота землистого цвета рубахи крупную пуговицу. - Спрячь и молчи, авось пригодится! - буркнул краешком губ, спешно вкладывая ее в мой кулачок. - Если окажешься в Дрегведе - спросишь мастера Груга Снорриссона из клана Махсгруд. Поняла? - требовательно дернул за руку, строго притопнув ногой. - И гляди мне, девчонка, не вздумай отпираться! Ну?!
  Я послушно кивнула, сунула пуговицу в кармашек джинсовых шорт и щелкнула молнией. Мысли беспорядочно кружили в голове, самостоятельно покинув зону полного контроля. С трудом ухватившись за одну, я неожиданно задумалась: а не слишком ли тугим бубликом затянут на моей макушке хвостик?
  - Мах...Махс... Что? От чего отпираться-то? - вдруг опомнилась. - Какой-такой Дрегвед? Эй, Блюм, постой...
  Но гном уже отступил прочь. Подняв морщинистое лицо к галерее, он подождал пока завеса тумана рассеялась, и с искренним сожалением взглянул на посиневшего лицом толстяка, утирающего слезы, бьющего себя пухлой ладошкой в грудь.
  - Ай-я-яй, Филиус, вот незадача! Прости старика! Гриб-ядун в кармане завалялся. Как споткнулся я о трость-то твою - так и хлопнул он, пакость пещерная! Три дня теперь горло свербежом драть будет. Да ты водички-то попей, а то сорвешь глотку. Что про то госпожа скажет?
  Золотая леечка, очень похожая на ту, что я ранее видела у кадки с фиолетовой пальмой, вынырнув из воздуха, возникла у лица толстяка. Сделав глоток, Филиус тяжело выдохнул и отодвинул ее прочь. Отерев уголки глаз носовым платком, выпрямился, отдышался и, выставив перед собой трость, бросил сердито, недовольно кривя рот.
  - Вечно ты, Блюм, всякую дрянь с собой таскаешь. В следующий раз смотри, старина, поплатишься! - пригрозил, после чего повернулся ко мне, склонил голову и вежливо приподнял котелок.
  - Филиус Волчанский? - спросила я.
  - Мое почтение, девица Липкина. Он-с, собственной персоной он-с. Прошу, - толстяк лукаво ухмыльнулся, и не успела я ответить, как пространство вокруг меня дрогнуло, поплыло, и на какую-то долю секунды под ногами возникло зыбкое марево. Словно горячая рябь, внезапно подернув воздух, расплавила мрамор, сделав его абсолютно бесплотным. Лестница, холл, гном, все кроме поверенного в делах моей бедной усопшей тетушки метнулось в сторону, и я, вскрикнув, неожиданно оказалась на верхней ступени противоположного лестничного марша, с удивлением таращась вокруг. Теперь Блюм стоял по другую сторону холла и грустно сжимал кулачком выцветшее жабо старенькой рубахи.
  Ну, хватит! Это уже никуда не годится! Какое-то представление иллюзионистов, честное слово! Коперфилд со своим заморским шапито отдыхает!
  Решительно прогнав растерянность, я вздернула подбородок и отсалютовала оказавшемуся рядом усатому толстяку.
  - А знаете что, господин Волчанский, - выдала с выдохом. - Было приятно познакомиться и все такое, но, думаю, на этом фокусе мы с вами и распрощаемся. Закончим наше так и не состоявшееся рандеву. Лопайте сами свой дармовой сыр, а мне в этой мышеловке делать нечего! Пойду-ка я, меня друзья заждались. Тем более, что, чует мое сердце, никакой тетушки и в помине нет. В общем, адьё!
  - Не отдавай метлу, Евдокия. По своему желанию, не отдавай! - успела я услышать, то ли ухом, а то ли сердцем голос Блюма, прежде чем развернулась, сделала шаг и... вместо ступеней лестницы шагнула прямёхонько на мягкий ворс ковра огромного кабинета. Встретившего меня сумрачной тишиной и горящими отблесками танцующего в камине огня, лениво блуждающими по изысканной обстановке.
   Темное дерево, темный мрамор, золотая парча и глубокого алого цвета бархат. Высокие напольные вазы, расписное настенное панно и дивной красоты картины. Очень много картин. Если бы не заполненные книгами стеллажи и массивный рабочий стол, я бы подумала, что попала в будуар какой-нибудь престарелой императрицы. Слегка сдвинувшейся на киче императрицы, иначе зачем столько блеска в этих обитых парчой стенах?!
  Кружа взглядом по кабинету, я различила в темно-ореховом отполированном глянце настенных панелей неясную тень, мелькнувшую за моей спиной. Стремительно обернувшись, застыла, увидев перед собой большую черную кошку, прогнувшую гибкое тело у жаркого огня камина.
  Кошка заурчала, довольно мяукнула, и, сделав несколько ленивых шагов, легко вспрыгнула на высокую спинку старинного кресла, отвернутого лицом к окну, занавешенному тяжелыми бархатными портьерами. Золотые кисти по краю портьер качнулись, кошка оглянулась и, клянусь, прошлась по мне внимательным цепким взглядом.
  - Ничего себе! - потрясенно пробормотала я, когда яркий огонь отразился от её желто-зеленых глаз, и она быстро исчезла за спинкой кресла.
  Вот черт! Куда я попала? Где здесь выход? Я заметалась в поисках дверей, но вдруг остановилась как вкопанная, услышав позади негромкий женский смех.
  Упершись в пол коваными треногами, вспыхнули светильники медных напольных ламп, выполненные в форме горящих факелов. В их мерцающем свете, обернувшись, я заметила изящную кисть руки, затянутую в тончайшее черное кружево, мягко опускающуюся на изогнутый подлокотник кресла. Длинный янтарный мундштук лег между тонкими пальцами, и к потолку потянулась призрачно-белесая нить дыма, медленно извиваясь над тлеющим огоньком сигареты.
  Теперь по правый бок от кресла стояла китайская ширма, которой ранее не было, выглядывал старый треножный мольберт, и виднелся широкий холст с начавшим обретать цвет эскизом картины.
   - Тебе не кажется, Филиус, что ты не точно изобразил детали? - произнес глубокий женский голос, и от его низко-звучащих обертонов я невольно вздрогнула, такими смутно знакомыми они мне показались. - Вон та подвода на площади наверняка принадлежит глупому орку Йолафу. Зачем ты оставил ее у закрытых дверей трактира, скажи на милость? Теперь каждый, кто попытается выйти или зайти в "Хмельной бочонок", не преминет упрекнуть беднягу в его безмозглости.
  Голос засмеялся, рука исчезла, и из-за высокой спинки кресла выплыли легкие кольца дыма.
   - Ох, голубчик, сделай одолжение, убери этого орка и его добро с глаз моих! Сегодня мне хочется просто любоваться праздником. Как думаешь, справятся музыканты с венской кадрилью, или опять начнут наигрывать эти ужасные деревенские мотивчики?
  Кто-то за расписной ширмой отчетливо хмыкнул, кашлянул, а затем произнес с ленцой:
   - Кто знает их желания, душа моя? Увы, здесь мы бессильны. И хоть сам я весьма недурственно к ним отношусь, я...
  - И слышать не желаю о твоих предпочтениях, Филиус!
   - ... если хочешь, лично порадую тебя волшебной мелодией эльфийской скрипки. Одна услуга, Твилла, всего одна...
  Женщина вновь негромко рассмеялась.
  - Ох, и хитрец ты! Ну да ладно. - Тонкий аромат дорогого табака достиг моих ноздрей, и я брезгливо скривилась, не желая касаться таинственной Твиллы никоим образом. - Девочка злится, уместно ли будет предложить ей бокал токайского?
  Из-за ширмы выпрыгнула тень, а затем показался и сам господин Волчанский. Для разнообразия облаченный в туфли с помпонами, короткие бриджи, широкий шарф и клоунскую беретку, похожую на раскрученную в руках повара-итальянца пиццу. С интересом взглянув на меня, он задумчиво почесал подбородок, макнул кисть в палитру красок и, отвернувшись, положил на холст уверенный мазок. Его полное лицо прорезала довольная усмешка.
  - Ставлю на то, Твилла, что нам следует опустить первую часть плана и сразу перейти ко второй. Вряд ли эта юная рыжеволосая особа способна соблазниться твоими оригинальными преподношениями.
   - Да? - пропел задумчивый голос. - Полагаешь, будет упрямиться?
  Толстяк опустил ладошку на округлый живот и коротко хохотнул:
  - Уверен!
  - Послушайте, вы! - Я наконец-то очнулась и с опаской направилась к креслу. - Выпустите меня немедленно, слышите! - приказала. - Иначе я... иначе... э-э...
  Набравшись смелости, я заглянула за спинку кресла, но в нем никого не оказалось. Лишь мягкие очертания фигуры на алом бархате сказали о том, что мгновение назад здесь кто-то сидел.
  - ...за себя не отвечаю, - жалко пробормотала в пустоту, в смущении отступая.
  - Ну-ну, девочка! - моего плеча коснулась чья-то ладонь. Только каким-то чудом я не взвилась в воздух от ее холодного прикосновения, а лишь отдернула руку и медленно обернулась. - Не стоит сгущать краски! Надеюсь, мой друг ошибается, и мы легко найдем общий язык.
  Она стояла за моей спиной. Высокая черноволосая дама, словно сошедшая со страниц журнала модного дома "Шанель". Кремовая шелковая блуза, черная узкая юбка, шляпка с вуалью и высокие каблуки. Она обошла меня, опустилась передо мной в кресло, демонстрируя царственную осанку и безупречные ноги, затянутые в матовые чулки. Алые губы нежно коснулись мундштука и разомкнулись, выпуская тончайшее ароматное облачко дыма. Оно медленно поднялось, растворяясь невесомым пухом у моего лица.
  Я не знала, что делать. Я находилась в незнакомом месте, с двумя незнакомыми людьми и не видела возможности вырваться из этого дома. Что-то происходило вокруг меня, что-то совершенно сумасшедшее и необычное, и нужно было срочно найти силы внутренне собраться. Я уже увидела предостаточно для того, чтобы начать сходить с ума, но по неведомой причине чувство удивления, едва возникнув, тут же пропало, как будто что-то глубоко спрятанное в душе оказалось готово увидеть еще и не такое.
  Где-то в другом мире остались Антон с Ангелиной, и я с тревогой подумала: сколько же времени прошло с момента, как я вошла в дом? Почему-то казалось: не мало. Как минимум час. Скоро, совсем скоро придет момент беспокойства, и Асадова обязательно сунет в этот колдовской балаган свой нос. Я совершенно точно знала, что подруга ни за что не покинет меня. Черт! А вот следовало бы.
   Откуда пришла эта мысль - не знаю, но я вдруг ясно осознала, в чем мое слабое место и для кого оно податливое в моей душе. Теперь это знала я и знала та, в чьи карие с глубокой прозеленью глаза я смотрела. Я с трудом прикрыла веки.
  - Сойду я за твою тетушку, а, Евдокия? Дальнюю родственницу? - горделиво вскинув голову, улыбнулась Твилла. - У меня найдется пара чудо-сундучков для бедной племянницы и великолепная гардеробная, - доверительно призналась. - Уверяю, что прежде ты никогда не видела столько полезных и нужных вещей. - Наткнувшись на мой колючий взгляд, ее губы чуть дернулись, подбородок опустился и уже совершенно другим голосом, лишенным какого-либо игривого подтекста, она закончила. - Видимо, нет?
  Отчего так воздух вязок и влажен? Словно сыростью болотной тянет. Неприятно душе как-то стало, непросторно, словно сжали ее ручонки ледяные в кулачок, искомкали, и почему-то отчаянно захотелось нахамить в это белоснежное лицо, затененное легкой ажурной вуалью, в котором не угадывалось ничего доброго и человечного. А уж тем более родственного.
  - Мне кажется, дамочка, в своей снисходительности вы забываетесь, - довольно грубо произнесла я. - Меньше всего на свете меня сейчас волнует вопрос родства с вами. На мой предвзятый взгляд - между нами нет ничего общего. И уж тем более, - постаралась сторицей вернуть хозяйке порцию отмеренного мне высокомерия, - желания порыться в ваших чудо-сундучках!
  - Ну что ты, деточка, - покровительственно вскинула бровь Твилла, - я бы не торопилась так опрометчиво утверждать...
  - ...и послушайте, тетушка, - настояла я. - Я давно не деточка! Во всяком случае, не ваша!
  Вот! Получи, фашист, гранату! Будешь знать, как занимать чужие позиции.
  - Ерунда! - легко отмахнулась Твилла, однако надменная полуулыбка на ее лице померкла. - Если бы ты знала, сколько мне лет, ты...
  - ...поостереглась бы бездумно определять вас в тетушки, зная, что это невинное обращение прозвучит для вас откровенной лестью, да?
   Глянец сошел с её лица. Даже сквозь тень вуали на лице Твиллы проступили линии заострившихся скул. Она стремительно поднялась на ноги и отбросила прочь мундштук.
  - Так как величать вас? - я задумчиво искривила рот. - "Уважаемая мадам Твилла" или "доисторический мастодонт"? Но, как бы то ни было, вижу, что мне неминуемо, увы и ах, грозит потеря наследства. Ай-ай! Ужасно, конечно, для того, кто никогда ничего не имел, - горько усмехнувшись, развела руками, - но, честное слово, это повод скорее для радости, нежели для огорчения.
  Сказав это, повернула голову к наблюдающему за нашей перепалкой толстяку, теребящему кончик шарфа, изгвазданный краской, и продолжила:
   - Позвольте поздравить вас с воскрешением клиентки, господин Волчанский! Он же привратник, он же замурзанный горе-художник. И без вашего позволения поспешить откланяться. Ибо не могу не признать, что меня уже порядком раздражает вся эта сегодняшняя таинственная карусель событий! Так, где здесь выход?
  Я обернулась и уперлась в невидимую стену. Сделала шаг влево, шаг вправо - вновь прозрачный тупик. Черт! Мои зубы сцепились, едва не заскрежетав от злости. Как подло!
  - Весьма неглупое создание, не правда ли, Твилла? - с усмешкой глядя на мои телодвижения, подал голос толстяк, довольно покашливая в кулак. - Уж и не припомню, кто так с тобой разговаривал.
  - Скорее решительное, - глухо возразила Твилла. - Но это по незнанию, а не от природной смелости. Я бы не дала и медного гроша за ее ум, Филиус. Похоже, он у нее не больше миндального орешка.
  В каких бы тусклых красках не вырисовывалась в данный момент картина сегодняшнего дня, я не сдержалась и улыбнулась своей первой победе. Широко и искренне. В минуты особого настроения я умела улыбаться не хуже милашки Сигурни Уивер в момент убийства "Чужого". И пусть сейчас был повод не вполне счастливый, повернулась к Твилле и растянула рот на все тридцать два ровнехоньких зуба.
  - Это ты злишься, дорогая. Жалеешь, что прелестное жемчужное ожерелье с твоей шейки не перейдет по наследству строптивой девчонке, - как-то уж слишком грустно сказал толстяк. - Брось, Твилла, этого следовало ожидать. - Он подошел и мягко обнял женщину за плечи. - Все непременно случится, просто цена окажется выше заявленной, вот и все.
  - Я не хотела, Филиус.
  - Я знаю, Твилла.
  Парочка, многозначительно переглянувшись, одновременно посмотрела на меня. Пламя в светильниках-факелах вспыхнуло ярче, и в каком-то метре от своих ног я заметила тонкую, тетивой натянутую нить, отливающую в неровном свете тусклым серебром.
  - Что вам нужно от девицы Липкиной, господа балаганщики? - спросила, отступая под их колючими взглядами. Плечи отчаянно болели от попыток вырваться за пределы стен невидимого круга, сдерживающего меня, и я недовольно поморщилась. - Зачем это все? Только не говорите, что вздумали осчастливить наивную сиротку полными сундучками, - недоверчиво усмехнулась. - Любой, кто хоть раз увидит вас и услышит, навсегда потеряет веру в подобную благотворительность. Так что же?
  Я задала вопрос и приготовилась получить на него ответ, уж слишком продолжительной оказалась прелюдия к, собственно, действию. Удача была не на моей стороне но, даже принимая во внимание сложившуюся расстановку сил, я не собиралась сдаваться и терять надежду обрести под ногами твердую почву, или хотя бы кусочек ее составляющей, дабы получить возможность разобраться в сегодняшней истории. Однако надежда, увы, казалась не менее туманной, чем взгляды парочки.
  - Ты слишком проницательна, Евдокия, - нехотя ответил Волчанский. - Хотя, признаюсь, - задумчиво оглядев меня, медленно качнул головой, - зная твою мать, не удивлен.
  Моя нога застыла в воздухе, так и не пнув как следует проклятую преграду.
  Что?!
  - Что-о? - я подалась всем телом вперед, дважды хватив ртом воздух. - Что вы сказали?! - распахнула глаза и потерла ушибленный лоб. - Да кто вы вообще такие?! - одумавшись, выкрикнула гневно. - Что себе позволяете! Я вам не верю! Не верю, слышите!
  Горло сжал продолжительный спазм. Справившись с ним, я отдышалась и жалко просипела под нос, так тихо, что самой противно стало.
  - Кто она?
  - Ну-ну, девочка, успокойся, - толстяк располагающе улыбнулся, - не все сразу. Как только поделишься воспоминанием, я, так и быть, отвечу тем же. И, может, даже расскажу... - Он вдруг посерьезнел, замолчал, затем с каким-то новым беспокойным раздражением взглянул на меня.
  - Что ты все время метлу теребишь, Евдокия?! Как девка дворовая, право слово! Брось ее Твилле. Неприлично находиться в кабинете с подобным уличным аксессуаром!
  Ох! Всхлипнув, оторопело застыла. И, правда, что это я? - заморгала растерянно. Стою в приличном месте, обнимаюсь с помелом, веточки нервно поглаживаю... А, главное, оторвать от себя не могу! Как, как... девка дворовая? Да что же происходит сегодня?
  - Давай, девочка, брось, а то занозишь пальцы! Вон как крепко за древко ухватилась. Ну!
   Я послушно отняла от груди руку, сжимающую метлу, и удивленно посмотрела на притихшую парочку. Пальцы один за другим медленно разогнулись...
  "Не отдавай метлу, Евдокия. По своему желанию, не отдавай!" - словно звоночек, прозвенел в голове предупреждающий голос Блюма. Легкая, едва уловимая вибрация скользнула по темному древку и ударила в пальцы, заставив их мгновенно сомкнуться. Больно! Я подняла голову, притянула к себе метлу, и удивленно произнесла:
  - Нет.
  Затем добавила, подумав, куда уверенней:
  - Она моя! А вы оба катитесь к черту!
  Ой! Что за треск такой? Что за шелест? Оглянувшись, я застыла от изумления, увидев позади себя дрожащие в лихорадке стены и ползущие по мерцающей парче серые трещины. Пол по углам вздыбился, словно под темный паркет забрались огромные пузыри, мебель закачалась, а стекла старинных шкафов с натужным хлопком распахнулись, осыпая пол звенящими осколками.
  Ужас какой! Я зажмурилась, впиваясь руками в помело. Кому рассказать, не поверят!
  - Неправильный ответ, девочка, - раздался шипящий голос Твиллы. - Подумай хорошенько еще раз!
  Я подумала и вновь отступила. Да, упрямство - моя основная черта.
  - Нет! - ответила, оборонительно выставив перед собой метлу. Перехватив ее в руках на пример самурайского меча. Обнаружив перекошенное досадой личико Твиллы в опасной от себя близости, замахнулась от всей души:
  - Только попробуй забрать, карга черноглазая! Ка-ак шандарахну! - пообещала грозно. - Не выживешь!
  Дважды "Ой!". Я подпрыгнула от неожиданности, когда весь пол в кабинете, за исключением моей невидимой ловушки, вспыхнул огнем. Не живым огнем, не жарким, а призрачно-синим, словно чья-то злость, вырвавшись наружу, кинулась в адский разгул.
   Черноволосая Твилла придвинулась ближе, и ее блестящие гневом глаза отразили горящее пламя, а в лопнувших чашах старинных светильников, отливающих медью, занялись настоящие факелы.
  - З-задушу! - просвистела грудью и потянулась елейными ручонками в черных кружевах к моей шее. И, хотя не достала, я ощутила в сердце панику и почувствовала, что задыхаюсь от удушья.
  - Нет, Твилла! Остановись! - закричал толстяк, глядя на мои трепещущие веки и подкосившиеся коленки. - Она может ничего не помнить о яблоне и словах! Дочь Сабеллы была слишком мала! Да может статься, - неожиданно взмолился фальшивый поверенный в делах моей усопшей тетушки, - и не она это вовсе!
  Вот оно! Страшным усилием воли я отмахнулась от усеявших небо двоящихся звездочек и открыла в туманящемся сознании файлик с надписью: "Запомнить!". Сабелла, Сабелла, Сабелла...
  Твилла расхохоталась, но душить прекратила.
  - Это она, Филиус, гореть мне сто ночей в костре! Ребенок своей матери. Если при встрече и были сомнения, - она полоснула меня недобрым взглядом, - теперь их нет! Девчонка ничего не отдаст, но принесет все сама на блюдечке. Иначе... - Ведьма вновь взмахнула рукой, и я почувствовала, как мое бедное тело, медленно волоча непослушные ноги, неуклонно перемещается к ней по воздуху.
  Иначе, что?
  - Найдешь ее! - приказала Твилла, впиваясь злыми пальцами в мой подбородок, придвигаясь ближе. Неожиданно я отметила изменения в ее красивом, перекошенном яростью лице и удивилась: шляпка смешно сползла на затылок, помада растеклась, румяна исчезли, а под веки легла тонкая сеть морщин. Так-так. А как же внешний вид "от кутюр"? Нервы надо беречь "тетя"! - Найдешь ветку эльфийской яблони и принесешь мне. Поняла?! - прошипела мисс ″зажги-глаз″. - Иначе твоя милая кудрявая подружка навсегда, - она хорошенько встряхнула меня, затем брезгливо отдернула от лица пальчики, оцарапав кожу на щеке каменной гранью перстня, - навсегда затеряется в городе Огня и Камня. И хорошо, если протянет там пару дней.
  Эй! Она думает она одна такая, э-эм, веселая, да? Эта таинственная Твилла? Я упала на колени, запрокинула голову и залилась громким смехом. Да где там залилась, растворилась в смехе, хохоча, кидая взгляды на вдруг растерявшуюся каргу. Всхлипывая и шмыгая носом, как глупый бурундук. Ахаха! - отерла истеричные слезы. Эльфийская яблоня! Умора!
  - А хоббитов с гоблинами, дамочка, не хотите? - едва смогла произнести. - На розовом блюдечке! А этих, как их, - я попыталась изобразить, - ушастых эльфов? Только пожелайте.... Да, что угодно...
  - А могло быть все по-другому, Евдокия, - присел возле меня толстяк, помогая подняться. - Ну что тебе стоило, а? Это же просто старая метла, - вздохнул печально.
  - Она не старая, - отдернула я руку, отступая. - И она моя, ясно! Катитесь беговой дорожкой, уважаемый, вместе со своей чокнутой клиенткой! И глядите, как бы она не закусила вами за завтраком, - брезгливо поморщилась, - господин пове-еренный!
  - Гелечка! - все мое недавнее веселье разом схлынуло, едва отливающая тусклым сиянием нить, повинуясь воле Твиллы, развернулась перед моими глазами тончайшим зеркальным полотном, сотканном в воздухе доброй сотней маленьких паучков. Разбежавшись по углам, паучки натянули свою чудо-паутину, и в ней тут же отобразилась пара ужасных троллей, вталкивающих мою подружку, потерявшую от страха лицо, но упрямо сопротивляющуюся, в одну из распахнутых дверей знакомого холла. - Да, Каверин, да! - заорала я, увидев на заднем плане синеглазого брюнета, отчаянно пробирающегося к Ангелиночке сквозь пост двухголовых монстров, вставших на его пути. - Так их, так! - подскочила, когда разъяренный Антон впечатал кулак в землистую ухмыляющуюся рожу, и тут же заскулила жалобно, проследив за его неприглядным полетом и последовавшим за ним могучим пинком тролля по обездвиженному телу.
  Господи, хоть бы не помер! Гелечка его так любит.
  - Ах ты, гадина! - я всплеснула кулаками и, зарыдав, ринулась на Твиллу, только сейчас, пожалуй, осознав, насколько все происходящее вокруг серьезно. - Выдра черноглазая! - прыгнула на каргу, обвивая ногами тонкий стан, и треснула метлой по гламурной башке. Этого мне показалось мало, и я вновь приложилась к макушке Твиллы. - Гарпия! - И еще раз приложилась. - Ведьма! - И еще. - У-убью! - Ну да, а чего мелочиться-то! - Отпусти Ангелиночку-у-у... - прошипела, и вдруг кувырком провалилась в воздух.
  
  Глава третья
  
  Церковь дрянь по сравнению с цирком. В цирке все время что-нибудь представляют. Когда я вырасту, то пойду в клоуны.(с)
  
  Ай! Ой! Ой-ё-ёй! Больно!
  Я отчаянно махала руками, проваливаясь в пустоту и страшась открыть глаза. Что-то шершавое и жесткое оцарапало щеки, руки, ноги, а затем, выдрав клок волос, вцепилось мертвой хваткой в сарафан. Хлестнув розгой пониже поясницы, это грубое 'что-то' наконец оборвало мой голосистый полет, напоследок едва не вытряхнув душу из тщедушного тельца.
  Раскачиваясь как маятник, я открыла один глаз, другой... и тут же подавилась криком, болтая ногами в воздухе на страшной высоте. Старинный городок, словно ожившая иллюстрация к страшной сказке Братьев Гримм, распростерся далеко внизу, открывая взгляду укрытые грязными черепушками одно, двух и трехэтажные строения. Наполнив кривые улочки снующим в делах разношерстным людом. Выставив напоказ симпатичную муниципальную башенку, приткнувшуюся у края широкой площади. А сама площадь, похоже, торговая...
  Что это?! Где я?! Хотя 'где', мне стало понятно, едва я разглядела под собой толстенный ствол, могучие ветви и густую дубовую крону. Ой, мамочки! Да я же на самой что ни на есть верхушке дерева! Высоченного дерева! А-а-а! И высоты боюсь, кажется-а-а...
  Вот если не везет рыжим, скажу я вам, так окончательно и бесповоротно! Сухой сук под моим весом громко треснул, надломился, и не успела я ойкнуть, как кубарем слетела вниз, отчаянно горланя и методом бешеной мартышки цепляясь конечностями за все, что ни попадя. 'А-а-а!' - продолжала голосить, когда полет внезапно прервался, я закачалась, а открыв глаза, обнаружила себя висящей на туго натянутом над землей канате. О-очень похожем на цирковой. Я бы даже сказала... О Боже! - потрясенно огляделась. - Так и есть! Ясный день, туча пялящегося народу вокруг, добрых пять метров до земли, а Липкина на канате! По которому, между прочим, кто-то идет! И этот кто-то, кажется, очень злой и... Злой, в общем!
  - Ой! - пропищала я, уставившись сощуренными глазками на косматое чудище, балансирующее в шаге от меня. Взмахнувшее мозолистыми ручищами, как крыльями, в отчаянной попытке вернуть нарушенное моим внезапным падением равновесие. - Ой-ё-ёй!
  - Гррр! - зарычало чудище. - А ну, эт-ка, кыш! - рявкнуло сердито, пружиня ноги, и пуще прежнего замахало руками. - Кыш, грю, отседава, перелетная! Не вишь, представление у меня!
  Я крепче схватилась потной ладошкой за канат и честно призналась:
  - Не могу! Я не знаю куда!
  - Откель свалилась, туда, грю, и кыш!
  Чудище шикнуло, рыкнуло, но не успела я испугаться, как оно вдруг жалобно обнажило выпирающие из нижней челюсти клыки и басисто попросило. Тихонько так попросило.
  - Слышь, рыжуха, уйди, а? Надо мной народ и так измывается. Спрыгни, что ль.
  - Чего?! - Я трусливо покосилась за плечо на радостно хохочущую внизу толпу, хлопающую и заливающуюся в свисте. Перекинула через канат метлу, цепляясь за него обеими руками. - Да ты что, дядя! Не могу, - повторила, упрямо махнув головой. - Я боюсь!
  - Эй, Йолаф! Ты где шутиху взял? Скинь ее вниз! Да! Да! - послышались окрики. - Скинь, Йолаф!
  Однако же. Добрые здесь люди живут, как я погляжу!
  - Т-только попробуй, чудище! - грозно пригрозила, перебирая соскальзывающими пальчиками. - Только попытайся!
  Перехватив рукой канат, я подтянулась и с третьей попытки размашистого разбега закинула на него ногу, затем крест накрест вторую, а затем, крепко зажмурив глаза (я ж высоты боюсь!), повисла на канате, как на лиане уставший лемур.
  - Йолаф! Если ты не дойдешь до края, ты не получишь золотой! А будешь торчать там до зимы, у тебя своруют всех кур!
  - Мои курочки! - понурил голову клыкастый и грустно пробормотал. - Грила мне мамаша: не спрячешь от людей дурака. Ох, так оно и есть. Слышь, перелетная, - уныло взглянул на меня, - ты токмо держись, ага? Понимаешь, мне это золото позарез нужно! Я тебя сейчас подхвачу, а ты не противься и не вопи, догрились? Падать, так вместе будем!
  Ой, я даже расчувствовалась. Это что, меня сейчас спасать будут? Вот это чудище? Я запрокинула голову, отвечая клыкастому удивленной улыбкой:
  - Догрились! А как... - Но расспросить, как именно он собирается спасать меня - не успела, потому что внезапно мои руки оторвались от каната и я, заполошно вопя, взлетела в небо. Точнее, зависла в руке клыкастого, раскачиваясь как флюгер на ветру, где-то очень высоко над землей.
  Толпа ахнула и стихла. Удерживая меня за шиворот, Йолаф медленно разогнул спину, притянул руку к себе и приказал:
  - А ну, эт-ка, рыжуха, на плечи лезь, живо! Ща мы этим, внизу, - он хитро оскалился, - цирк покажем!
  Э-эх! Была, не была! Я с пониманием взглянула в лицо клыкастому, отметив про себя смешно топорщащиеся на щеках золотистые баки и добрые голубые глаза. Я ж способная, вроде! Или нет? Уцепившись в жилет чудища, стала карабкаться вверх, стараясь сузить зрение, пока, перекинув ногу через крепкое плечо, не уселась незнакомцу на шею.
  - Подержал - хватит! - не совсем вежливо отобрала у клыкастого метлу, помогающую балансировать на канате, и... чуть не упала в обморок, увидев далеко внизу отчаянно машущего мне руками синеглазого.
  - Липкина! - подпрыгнул непонятно откуда нарисовавшийся Антоша Каверин, привлекая мое внимание. - Твою дивизию! Ты что там за представление устроила?! - заорал во весь голос, на радость притихшей толпе. - Совсем жить надоело? А ну слезай немедленно, слышишь!
  Хосподи! Да ты-то откуда здесь взялся?.. - изумилась я. - И потом, - скосила глаз на шатающийся подо мной мир, грозящий радостно подставить мне широкие объятия, - легко сказать 'слезай'!
  - Алле... Оп! - Йолаф сделал шаг, еще один, закачался, и тут я поняла, что наше с ним отчаянное представление не удастся. Что-то внизу загромыхало, заухало, толпа расступилась, и мы с клыкастым, дружно вскрикнув, кубарем полетели в телегу с курами, любезно оставленную под канатом заботливым людом. И, кажется, упав в белое кудахтающее море, сломав клети и придушив пару несушек, я первый раз в жизни лишилась чувств.
  
  - Дуня! Ду-уня! - кто-то настойчиво стучался в мое сознание, разгоняя сокрывшие его тучи беспамятства. - Липкина! Ответь, ты живая?!
  Горячие пальцы накрыли лоб, осторожно похлопали по щеке, а затем этот 'кто-то' темным пятном навис над лицом и совсем уж бесцеремонно подул в него.
  - Ну, Липкина же! - пробормотал возмущенно. - Скажи что-нибудь!
  Серо, все серо. Эй! Где я? Кто я? Мутно все.
  - Не могу. Меня нет.
  Послышался вздох облегчения, знакомое ругательство, и темное пятно уплыло в сторону. Я вздохнула, открыла глаза... и тут же вновь зажмурилась, разом вспомнив все со мной произошедшее: странный дом, Гелечку, огонь, дерущегося Каверина, а затем....
  О, Господи! Я же с дуба упала!
  - А вот это не смешно, Липкина! И не с дуба, а с шеи вот этого, э-э, горе-канатоходца!
  - Его Йолафом зовут, - неожиданно возразила я, не открывая глаз. - И знаешь, Каверин, по-моему, он орк.
  После затянувшейся паузы послышался вздох синеглазого, а следом басистый всхлип клыкастого: 'Мои курочки! Мои бедные курочки! Эй, народ! Не смотри, лови!'
  - Да уж... Все равно! - опомнился Каверин. - Ты чего на канат вылезла? Жить надоело?! Мало того, что оказались непонятно где, так я еще и нахожу ее восседающую на плечах, то ли орка, а то ли кривоногой цапли! Чуть с ума не сошел, тебя увидев! Смерти своей захотела?
  Вот это признание! Это что же, значится, стоит мне выкинуть какой-нибудь смертельный фортель и программному обеспечению мозга синеглазого наступит миллениум? Хм, надо запомнить.
  Темное пятно меж-тем вновь приблизилось, задышало как-то странно-неровно и нагло облизало мне нос.
  - К-каверин! - я подскочила, вскидывая кулак и возмущенно хлопая глазами. Снегопад из перьев медленно кружил надо мной. - С-совсем сдурел, да?! Ты чего себе позволя... Ой! Тузик! - завопила, разглядев у лица слюнявую морду любимого пса. - Лапуля! - крепко обняла собачью шею и зажмурилась от удовольствия. - Ты-то откуда нарисовался?
  Лицо синеглазого, выглянувшее из-за мохнатой спины, приобрело недоуменное выражение. Ну да, поспешила я с выводами, чего уж. Так что, сразу бровки домиком выгибать?!
  - Твой ужасный пес сначала чуть не оторвал мне ухо, приводя в чувство, затем приволок какого-то пугливого карлика, добыл у него ключи, а потом рычал и держал беднягу за горло до тех пор, пока он не отвел нас в свою комнатенку и не выпихнул сюда через черный ход. Липкина, он у тебя случайно не бешеный?
  - Блюма? - отсеяла я ненужные подробности. - Так это Блюм вас сюда, э-э, закинул? Гном?!
   - Что?! - глаза Каверина заметно округлились. - Та-ак, Липкина, - он раздраженно отер лоб рукой и выругался. Запрыгнув на развороченную телегу, Антон взял меня за плечи и развернул к себе лицом. Сказал сердито, смахнув со лба парочку перьев. - Давай-ка вместе кое в чем разберемся.
  - Но...
  - Без 'но'! Давай хотя бы попытаемся, хорошо? Пока мы оба не сошли с ума.
  - Угу, - кивнула я, и тут же схватилась рукой за пульсирующий висок. - Давай, Каверин, самой интересно.
  - Итак... - Антон нахмурился и посмотрел на меня. - Рассказывай, Дуня, все как есть. Все, что с тобой произошло, - приказал. И так он на меня посмотрел, скажу я вам, подозрительно, что я даже икать начала. - Рассказывай с самой первой минуты нахождения в этом чертовом доме и до того момента, когда свалилась вот в эту старую телегу! Начинай!
  Ну, я и рассказала. Наябедничала, в общем, от души. И на Твиллу наябедничала, и на Волчанского этого, и даже на Блюма, за то, что вещи непонятные говорил.
  - ... ветку яблони ей эльфийской на блюдечке подавай, видишь ли, а то, говорит, пропадет твоя кудрявая подружка в городе Огня и Камня. И такая злющая сделалась, эта мерзавка Твилла, что даже пол огнем занялся да пузырями пошел. А потом я ее треснула хорошенько метлой, когда увидела в паучьем зеркале, как здоровенные тролли Ангелиночку в дверь запихивают да тебе наподдают, и кувыркнулась прямехонько во-он на ту верхушку.
  Ой! Кажется, у Каверина челюсть отвисла. Иначе с чего такой взгляд стеклянный сделался, а рот приоткрылся, будто на вдохе тяжком. Сидит бедолага с задранной головой, на верхушку векового дуба таращится, да информацию мою сказочную переваривает.
  - Ты, Каверин, не переживай, - вдруг смутилась я, ощутив в душе определенную неловкость. Ну да, а как вы думали? Простое ли дело, вон в какую историю человек из-за меня угодил! - Это все моя вина. Я еще чуть-чуть посижу и пойду Ангелиночку вызволять. А ты, пока дорогу не забыл, домой возвращайся. Опять же заявление в полицию напишешь. Так, мол, и так, пока вы тут дрыхнете, господа законники, троллями совершено вопиющее похищение гражданского лица. Пусть они там тоже не спят, а меры принимают! - И закивала серьезно для убедительности.
  - М-да-а... - пробормотал синеглазый, прикрыв рукой глаза. - Дела-а...
  - Точно, - подтвердила я.
  - Ясно, - вдруг решительно произнес Антон и соскочил с телеги. - Пошли, Дуня! - кинул через плечо, направившись прочь.
  - Куда? - я слезла следом и отряхнула сарафан.
  Горстка местных ребятишек, покатываясь со смеху, держась за животы, заступила мне дорогу и принялась, тыча пальцами, строить глупые рожицы.
  - В чем дело, дети?! - гордо вопросила я детишек тоном самой строгой на свете домомучительницы Фрэкен Бок и, нацепив на нос треснувшие в паутинку очки, извлеченные из кармана, показав насмешникам 'козу' и язык, помчалась вдогонку за Кавериным.
  - Эй! - Спина Гелечкиного ухажера успела значительно отдалиться. - А как же орк? - громко вопросила, проталкиваясь сквозь оказавшуюся на пути троицу богато одетых мужчин. - Пропустите! Да пропустите же! - искренне возмутилась, выдергивая на ходу, зацепившийся было о чью-то наглую руку, подол сарафана. - Каверин, я протестую! Мы не можем его так бросить!
  Синеглазый резко остановился, и мой веснушчатый нос тут же впечатался в обтянутую белой футболкой спину.
   - Э-э, протестую, - промямлила я, потирая ладошкой пострадавшую переносицу, - решительно.
  - Липкина, - Антон развернулся ко мне и сердито поджал рот. Протянув руки, снял с лица разбитые очки, сквозь которые я почти ничего не видела, и всунул их в образовавшееся на моей голове, в результате нескольких известных вам падений, гнездо из перьев и волос. - Мне что его усыновить? - деловито спросил. - Эту глупую десятипудовую детину, едва не убившую тебя, а затем развалившую свою телегу? - ткнул пальцем куда-то в бок. - Ты посмотри на него, Дуня, да он нам в отцы годится! Знаешь, если он даже и орк, то достаточно взрослый и самостоятельный орк!
  Я оглянулась на понуро сидящего у телеги клыкастого, повесившего могучие плечи, ну точно бабка голову над корытом, и закусила губы.
  - Ах, так! - тряхнула подолом сарафана. - Ну и иди! А я не могу!
  - Это еще почему, интересно? - сузив взгляд, поинтересовался Каверин.
  - Да потому! - уперлась, не пойми почему. - Это из-за меня он опростоволосился и его обсмеяли! Если бы не я, Йолаф заработал свой золотой и его куры были бы с ним! И потом, потом...
  - Ну что потом, договаривай.
  - Если бы не этот глупый орк, - я перевела сбившееся дыхание, - я бы ни в жизнь не слезла с проклятого каната! Ты же сам видел, Тотошик, какая там страшная высочень!
  Сказала так и потупила взгляд, принявшись носком кеда выковыривать из-под земли давным-давно сбежавшего червячка.
  - И что же ты предлагаешь, Липкина? - спросил Антон как-то странно спокойно, почему-то проигнорировав обидное прозвище. - Хочешь дать ему денег, которых у нас нет? Наградить медалью за самопожертвование? А, может быть, - он махнул рукой в сторону телеги, вопросительно вскидывая бровь, - намекаешь мне на возможность самому заработать на канате для орка этот проклятый золотой?!
  - Э-э, не знаю... - пролепетала я, пожав плечом.
  - А если не знаешь, - навис надо мной Каверин, уперев кулачищи в бока, - так нечего попусту воздух языком гонять! Поняла?! - рявкнул невежливо. - И вообще, знаешь что Липкина...
  - Что?
  - Руку дай! - отрезал Антон и сграбастал мою ладошку своей загорелой пятерней. - Потеряешься еще. Пошли!
  - Н-ну, знаешь, - я надула щеки и покраснела как рак, отворачиваясь от хохочущей ребятни. - Это уже слишком! А ну пусти! - уперлась в землю скользящими пятками. - Кому говорю, пусти, Каверин! - прошипела, шагая за гадом следом, чеканя шаг: сначала ноги, а потом, в сорок пять градусов в отношении к Тотошику голова. - Немедленно!
  - Дора, ты только посмотри! Каких симпатичных господ можно нынче встретить в наших Нижних Кубышках!
  Две женщины, одетые в яркие платья трактирных кокеток, остановились у лавки торговца сладостями и, лукаво глядя на синеглазого, зарделись игривым румянцем.
  - Сначала лорд Гард со своей свитой, а теперь вот этот милый господин. Ах, мейсир, - кокетки глупо захихикали, хлопая ресницами, - вы случайно, не в 'Хмельном бочонке' остановились? Как друг лорда? Было бы весьма приятно вас там встретить!
  На лице синеглазого расцвела заинтересованная улыбка. Он замедлил шаг и оценивающе оглядел кокеток. Дернул, подлец, бровкой.
  Эй! Это на что они там Тотошику намекают, эти разряженные гарпии? На чьего ухажера ноготочки свои обгрызенные нацеливают? Он, между прочим, не свободен! И на кого направлены такие презрительные взгляды?.. На меня?!
  - Спасенья нет от этих зарвавшихся шутих! - цокнув розовым язычком, сказала та, которая Дора. - Сечь их надобно, или цыганам на потеху продавать! Это же надо, - закатила картинно глазки, недовольно дернув кончиком длинного носа, - такое прилюдное непослушание! И это на базарной площади!
  - Чего? - возмутилась я, вылезая вперед. - Как ты меня обозвала, мымра носастая?! Кто это здесь шутиха?!
  - Да-да! Сечь! - подхватила мысль товарки пышногрудая подруга, брезгливо кривя накрашенные губки. - Посмотри, дорогая, какое жутко-изодранное платье! А эти перья и царапины на лице... А волосы! Негодница, ты позоришь своего хозяина!
  - Что?! - моя рука взлетела вверх в попытке выдрать клок волос из взбитой блондинистой шевелюры. - Вот я тебе сейчас покажу хозяина! Пусти, Каверин! - замахала ногами в воздухе. - Кому сказала, отпусти, гад! Сечь они меня вздумали, мочалки крашенные! Да я вас сейчас сама...
  - Вы правы, милые дамы, - услышала я бархатистые, рокочущие нотки у своего уха. - Эта негодница совершенно неуправляема. Но я ее усердно воспитываю. Вот этот пес, - Каверин подло ухмыльнулся, заткнул широкой ладонью мой рот и подозвал к себе виляющего хвостом Тузика, - ест с ней из одной плошки. А иногда, - он наклонился и доверчиво заглянул кокеткам в глаза, - я позволяю ему кусать ее за ляжки! Правда, пес? - спросил потенциальный покойник у Тузика, и мой преданный друг ответил ему согласным: 'Г-гав!'.
  - Как мило! - улыбнулись кокетки и снова дружно захлопали глазками в спину удаляющегося со мной под мышкой Каверина.
  - Никогда тебе этого не прощу, Тотошище! Слышишь? Никогда! - пообещала я, выворачивая шею в попытке разглядеть скалящуюся надо мной загорелую рожу. - Подожди еще у меня, - злобно сцедила, дважды пихнув синеглазого локтем под бок. - Я тебе припомню и ляжки, и хозяина, и всю твою подлую сущность!
  Только я это проговорила, как чья-то длинная тень заступила нам дорогу. Заросший мужик, в надвинутой на глаза шапке, линялой рубахе и длинном овчинном жилете шагнул из тени торгового навеса прямо Каверину под ноги и отвесил ленивое: 'Наше вам здрасьте, господин хороший!'.
  - Торговать приехали, али так - прикупить чего? - спросил наглый мужик, стрельнув черным глазом по сторонам. Подойдя на шаг, сплюнул ком табака под ноги и, недолго думая, распахнул перед нами полу жилета. Тряхнул звонко потайными карманами. - Гляди, господин, - сказал заговорщицки, - золотишко ворованное недорого продам. Побрякушки разные, серебро. А может, - он оглядел внушительную фигуру синеглазого, - оружьице какое достать надо, а? Скотинку добрую? Так Муха завсегда...
  - Отвали, мужик, не до тебя, - отрезал Каверин, скользнув по наглецу недовольным взглядом.
  Он поставил меня на ноги и шагнул, было, прочь, когда рука торгаша смело легла на его локоть.
  - Да ты погоди уходить, - мягко сказал мужик, удерживая Антона возле себя. - Не спеши. Успеешь куда хочешь. Там, - он дернул подбородком в сторону шумящей толпы, снующей между торговыми рядами, и поскреб деловито щеку, - спросить велели: твоя шутиха? - Указав на меня взглядом, добавил, мерзость бородатая, похрипывая голоском. - Сторговаться с тобой за нее хотят. Чай, не серебром, а золотом.
  - Че-го? - Высунув голову из-за плеча Антона, я отодвинула его в сторону и полезла к нахалу на рожон. - Опять?! Вы что тут ополоумели все? - возмутилась, роняя с головы перья. - Какая такая шутиха? Совсем оборзел, мужик? Я, между прочим, студентка и вообще рабочий человек! Я тебе сейчас сторгуюсь! - дернулась вперед, прицеливая черенок метлы к ухмыляющейся роже бородатого, и вдруг почувствовала, как напряглась рука синеглазого. Он нарочито медленно опустил пальцы на мои плечи и по-хозяйски притянул к себе. Сдавил крепко железным объятием.
   Ай! А ничего так лапищи у Каверина! Больно же!
  - Моя, - раздался над макушкой его странно-холодный голос, и приказал торгашу невежливо. - Отвали, я сказал.
  - Ясно, - кивнул мужик, с готовностью отступая. - Я спросил - ты сказал, все по-честному, - вскинул к лицу грязные ручищи. - А за спрос, как говорится...
  - Хотя, постой, - пальцы Антона легли на овчинный жилет. - Скажи, Муха, - произнес он, притягивая к себе торгаша, - кого здесь шутихами нарекают? Не понял я что-то.
  На лице Мухи расплылась понимающая ухмылка. Он неожиданно засмеялся и сдвинул шапку набок. Почесал за ухом. Сняв с груди руку Каверина, отступил на шаг.
  - Не здешние значит, - протянул лениво, - поня-ятно. А я уж было недоброе подумал... - хитро подмигнул Тотошику. Ткнув пальцем в мою метлу, заявил уверенно. - Да разве ж станет настоящая ведьма с метлой по городу прилюдно расхаживать? Так, чтобы видел всякий? Нет, конечно. Ее же народ вмиг со свету вместе со всей родней изведет! Вот только шутихи и могут, так сказать, на потеху...
  - Что-о?! - я раскрыла от удивления рот, с трудом высвободилась из объятий Каверина и шагнула к мужику. - Здесь тоже есть ведьмы? - спросила, заглядывая в хитрые глаза. - Настоящие?!
  Мужик захохотал и хлопнул Антона по плечу.
  - Смешная она у тебя! Захочешь продать, - заметил участливо, - хорошенько торгуйся! За такую кикимору заздорово деньжат срубить можно. - И зашагал, довольный, себе прочь.
  Постой... Кикимору? Он сказал кикимору?! Я не поверила своим ушам. Да что он себе позволяет, этот наглый цыган?!
  - Да я... Да он... Ты слышал?! - пылая гневом, обернулась к Каверину, указывая пальцем на удаляющуюся спину... и обмерла. Мой враг стоял, глядел на меня синими глазищами, и бессовестно скалился. На весь свой молочно-кипенный акулий оскал. - П-предатель, - только и смогла выдавить я, прежде чем губы задрожали, глаз задергался, а к горлу от обиды подкатились слезы.
  Да что же это такое? Сначала Твилла оскорбляла, потом детвора потешалась, а теперь... Неужели я и в самом деле такая уродина?
  - Не реви, Липкина, - Антон поднял руку и неожиданно погладил меня по голове. - Ну, подумаешь, кикимора, - улыбнулся, оглядывая поверх моего растрепанного гнезда из волос периметр площади, и произнес уверенно, стиснув ладошку, вновь уводя за собой. - Так ведь симпатичная же!
  Вот же успокоил, жаба надутая!
  - Сам ты кикимора, Каверин, - ответила я, послушно шлепая за земноводным следом, вздыхая от вселенского горя в его черный затылок. - И к тому же ни капельки не симпатичная!
  ***
  Вообще-то, положа руку на сердце, отбросив личные обиды и все такое, удивляться, что именно синеглазому глупые местные человеки отвели роль хозяина в нашем славном тандеме - пожалуй, не стоит. Позер и кривляка, он, знаете ли, и в Африке - и позер и кривляка. Хоть в одежду его племени Тумбы-юмбы обряди, пеплом мордаху обмажь, в нос палочки засунь да пусти вокруг костра с бубном отплясывать, а он все равно останется прежним - самодовольным и уверенным.
  Ну да оно и понятно, умный парень Антоша Каверин, любимчик девушек и фортуны, везунчик первостатейный, чего ему понуренному по жизни-то ходить? Молодой, успешный, красивый. Опять же, регалий заслуженных куча на плечах поразвешенно. Бизнес собственный с шестнадцати лет ведет. Ангелинка рассказывала, что с защитой банковских компьютерных систем связанный. Собственно, кому, как не ему, и карты в руки, а именно: право над такой девахой-растрёхой, как я, командовать.
  Вон, только посмотрите-ка на него. Шагает от меня уверенно, плечики развернул, между повозками скрипящими да людьми, в делах своих праздных снующими, словно карп зеркальный в прозрачной воде лавирует. Вокруг шеи цепь золотая в палец толщиной обмотана, на запястье - часы дорогущие. А на мизинце, - и зачем только нацепил, пижон гамбургский! - перстень золотой сверкает, работы эксклюзивной. С камушком нехилым подозрительной прозрачности. А я... Я оглядела себя критическим взглядом, сунула пальцы в одну прореху на сарафане, в другую, отвела глаза от оцарапанных коленок, приплюснула ко лбу вставшую дыбом челку и печально вздохнула: мда-а, что я? Одно сплошное недоразумение, короче говоря. И где она, спрашивается, та самая мировая справедливость? Где?
  Как-то внезапно похолодало, и мне пришлось обхватить плечи руками, наблюдая, как четверка разбитного вида подростков, отчаянно жестикулируя и выслуживаясь перед синеглазым, - и как это у Тотошика получается, вот так запросто доверие у людей вызывать? - машет ему указательно в сторону стоящего на перекрестке добротного двухэтажного строения. С широкой вывеской: трактир 'Хмельной бочонок' над деревянным крыльцом. И настоящей (уж кто бы теперь сомневался!) крытой коновязью. У которой стояли, пожевывая сено и пребывая в разной степени нетерпения, с полдюжины разномастных лошадей.
  'Хм! А не тот ли это самый 'Хмельной бочонок', в котором остановился упомянутый давешними красотками-мочалками таинственный лорд Гард? - подозрительно пропищал внутренний голосок и вдруг совершенно неожиданно выдал с веселой беспечностью, заставив загореться взгляд. - Вот было бы здорово на него посмотреть! Нет, правда! Ну хоть одним глазком! А что? - смутившись, залепетал сбивчиво, пытаясь оправдать столь странное желание простым человеческим любопытством. - Когда ты еще, Дунька, лорда настоящего со свитой увидишь? Их же теперь даже в Англии - раз-два и оба нищие!'
  - Стой здесь, Липкина! Я быстро! - минутой раньше приказал мне Антоша Каверин, едва мы миновали череду узких улочек и неожиданно вышли к трактиру, и оставил стоять одну с поджатыми губами и приставленной к плечу метлой возле старенького пузатого фонаря. Словно преданного оруженосца у цирковой тумбы. - Кое-что разузнать надо!
  Сказал так, и направился легкой походкой к играющим в 'подкидную монетку' местным шалопаям.
  - Эй, пацанва! - крикнул громко, ловко перемахнув через трухлявый кусок бревна, валявшийся у дороги, - поговорить бы!
  Ишь ты, 'Эй, пацанва!' Командир нашелся! 'Стой здесь, Липкина! Кое-что разузнать надо!'. Где захочу там и буду стоять! Ясно?! - скривила я спине Тотошика недовольную рожицу и обернулась по сторонам в поисках Тузика.
  Едва мы свернули с многолюдной площади на оживленную улочку, пес тут же устремился вперед и через некоторое время скрылся с глаз в боковом переулке, соблазнившись витающим в воздухе ароматом горячих колбасок. 'Можно?' - спросили меня собачьи глаза и, глядя, как завертелся пропеллером черно-белый пушистый хвост, как радостно заплясал язык и дрогнули задние лапы, я не нашла ничего иного, как ответить, тоже взглядом: 'Иди. Но приходи, Тузик, ладно?'. И пес отозвался веселым лаем, скрывшись в кривом переулке: 'Конечно, Дуня, приду!'.
  Да, именно так и ответил! И можете смеяться и не верить, но у нас с Тузлоном Брандо особые отношения. А именно - доверительные. Не хозяйка я ему, а друг. Лучший друг! И, следовательно, права указывать куда другу идти, не имею.
  Э-эх, как бы не заблудился Тузик в незнакомом-то месте. Я приложила ладонь козырьком ко лбу, оглядывая дальний конец улочки, и даже привстала на носочки, ожидая увидеть несущуюся сломя голову фигуру любимого пса, когда неожиданно услышала за спиной мерно стихающий на мощеной булыжником мостовой цокот копыт и лошадиное фырканье.
  Эй! Испуганно обернулась, пятясь в сторону. Кажется, здесь кто-то собрался на меня наехать!
  Точно! Трое богато одетых всадников! Я с удивлением узнала в них тех самых нахалов, что пытались приставать ко мне на площади.
  Они приблизились и осадили вскидывающих копыта лошадей всего в нескольких шагах. Один из всадников - беловолосый мужчина, судя по горделивой осанке и одежде - богато расшитому серебром зеленому камзолу, - главенствующий в этой тройке, развернул огромного вороного жеребца и выехал вперед, нагло уставив в меня сероглазый взор. Кивнул едва заметно своим сопровождающим, отдавая молчаливый приказ. Двое мужчин тут же послушно развернули коней, отрезая мне путь к отступлению.
  Что происходит вообще? Это еще что за чуды-юды такие? Чего вытаращились на девушку? Что вам, спрашивается, от нее надобно?! Непонятно...
  Так мы и стояли какое-то время - я и трое всадников лицом к лицу, пока мой мозг лихорадочно соображал: в чем же причина столь дикого поведения грозных незнакомцев, а они изучали меня любопытными взглядами. То, что незнакомцы именно грозные, из тех, с кем шутки не только плохи, но и чреваты, я поняла, едва разглядела развешенное на них, как на новогодних елках праздничное украшение, колюще-режущее оружие.
  Ничего себе! Воины, что ли?!
  - Твоя? - громко спросил русоволосый всадник в накинутом на плечи сером плаще, и, ползая по мне оценивающим взглядом, презрительно поджал губы.
  'Кто?' - только собралась скромно поинтересоваться я, и даже распахнула для столь насыщенного по смыслу вопроса рот, как прямо перед моим носом нарисовалась широкоплечая фигура синеглазого.
Оценка: 7.86*18  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"