Подошло время Масленицы, и Петька-бестолочь загорюнился. Пора гостей звать и потчевать от души, накануне Поста Великого, блинами с начинками разными, да не может он в доме родню приветить. И не в том беда, что хозяйка неумеха. Шахерезада уже блины печёт всем на зависть - ноздреватые, тонкие, поджаристые в меру, а какие вкусные! Но, сама их не ест ни в какую - раз, а как за столом сидеть да и не есть? И в одежду русскую рядиться не желает - два. Расхаживает в шальварах и в расшитом золотом бюстье. Как её, такую, показать гостям?! Засмеют же ж! Думал Петька, как заставить жену переменить наряд на привычный русскому глазу. День думал, два, и решил спрятать жёнину одежонку, пока та спит на печи, в подпол. В темноте нащупал на скамье материю, приподнял дверцу в погреб, и кинул туда снятое на ночь. Проснулся поутру, глянул на жену, а та в своём персидском одеянии опару ставит на блины. "Тьфу ты! - думает бестолочь. - Опять она в том же! Глаза б мои только на неё, красавицу, и глядели! Так ведь и чужие глаза уставятся! Да куды ж мои-то портки задевались?" Так не удалось Петьке жену свою под одну с сородичами гребёнку расчесать: как не ела та круглых масляных тонких хлебцев, так и не ест по сей день; как не рядилась в одежду русскую, так и не рядится.