Аннотация: Я не такой как все. Мне нет места в жизни. Зато у меня есть моя паутина. Я практикую паутину с четырёх лет и теперь способен сам вязать узелки событий в судьбе материи и бытия.
Глава 1. В плену разума.
- Всем спать! И чтобы ни звука! - Грозный окрик Спиридоновны вызвал новый приступ дрожи. Кожа на руках мгновенно покрылась пупырышками. Разве так можно заставить спать? Скорее наоборот, промелькнула шальная мысль и испарилась бесследно. С закрытыми глазами хорошо размышлять. А наш надсмотрщик думает, что мы спим. Пусть так и думает.
Однажды я рассказал маме о паутинке, но она ничего не увидела, как ни присматривалась. Это было странно и пугающе. Тогда мы договорились, что никакой паутинки нет, раз её невозможно потрогать. И лучше никому о ней не говорить, это наш секрет.
Доктор спрашивал, когда у меня начались видения. Откуда я знаю, когда они начались. Кажется, я всё время видел паутину, с самого рождения. Все неодушевлённые предметы опутаны лёгкой призрачной паутинкой. Но впервые взаимодействовать с ней я смог только в четыре года. Мне пришлось тогда изрядно попотеть, пока я передвинул гантели в другой угол комнаты.
- Малыш, ты что натворил? Ты же мог пораниться! - в голосе отца сквозила тревога.
Ответить я не успел.
- Ух ты! Впервые вижу разноцветную зарницу! - изумлению папы не было предела. Он схватил фотоаппарат и выбежал на улицу. Ещё больше папа удивился тому, что на улице ничто не напоминало о зарнице. Только в доме, и только в детской комнате. Разноцветные сполохи кружились под потолком, мерцая, едва подсвечивая стены, а в центре комнаты переливался всеми цветами радуги большой цветок, напоминающий ромашку. Папа хотел что-то спросить, но только открыл рот, да так и смотрел, позабыв его закрыть.
- Вот чёрт, ни одного снимка не получилось, всё засвечено, - разочаровано протянул отец.
Мне было всего четыре года, и утешить словами я не мог. Поэтому подошёл к расстроенному отцу и просто обнял за ногу.
После того случая я долгое время тайком экспериментировал с паутинкой. Оказалось, что она отзывается на перемещение предметов, будь то игрушки или мебель. Но лучше всего реагировала на тяжёлые металлические предметы, как в тот раз с гантелями. Однажды на потолке я увидел плохой узор из спутанной паутины. На этот раз нити были не белёсыми, а неопрятно серыми и почему-то провисали, а не были натянуты, как раньше. Чувство неясной тревоги настолько овладело всем существом, что я забыл, кто я и что делаю, пока не свалил холодильник на пол. Хриплое дыхание рвалось из груди, пот стекал со лба крупными каплями. Зато холодильник лежал точно под прорехой в паутине.
Всё случилось ещё до прихода родителей. Внезапно жутко заскрипели стены, и прямо на поверженный холодильник рухнул потолок. Я почему-то чувствовал, что нечто подобное и случается в местах разрыва паутины, поэтому наблюдал за происшествием из другой комнаты. Но о пыли я тогда не подумал. Долго кашлял и промывал глаза. Родители сказали, что они в шоке, едва увидели рухнувший потолок на кухне. Они беспокоятся обо мне.
Воспоминания спонтанно накатывали одно за другим. Точно морские волны, нежно, но неумолимо они шлифовали разум. А может не разум, но безумие, кто знает.
Вокруг множество детских лиц. Первоклашки злы и беспощадны.
- Да кого вы слушаете? Он же врёт!
- Ничего я не вру! Паутина существует.
- Правда? Где же она?
- Вот здесь посмотрите. И здесь тоже. Такая мелкая и беловатая. Разве вы не видите?
- Зачем ты снова врёшь? Тут совсем ничего нет.
- Я не обманываю!
- Получи, врун! На тебе ещё... мочи психа!
Детские кулачки сверстников больно колотят по голове, по спине и бокам. Нос одеревенел, горячие капли текут по щекам. Кулачков много, они повсюду, толкают и сбивают с ног. Пыльные сандалии и ботинки втаптывают грязные ладони в пыль, мои ладони. Удары сыплются градом. Тяжело ухают по рёбрам ботинки. Больно. Очень больно. Нестерпимо. Боль сменяется мраком. Мне нравится темнота. Здесь тепло и тихо, совсем не страшно. Тут нет никого и ничего, кроме меня. Может, и меня здесь нет...
В десять лет я гулял по парку и заметил рядом с дорогой большой грязный сугроб из паутин. Почему-то я был уверен, что это не к добру, но никаких ассоциаций не возникало. Вечерело, лёгкий морозец сковал льдом мелкие лужицы. Грязный снег у обочин. Оголённые ветви деревьев. Серый, стылый и унылый мир. По дороге, совсем рядом с испорченной паутиной, шелестел шинами нескончаемый поток автомобилей, точно огромная разноцветная змея. Рядом не было тяжёлых предметов, и повлиять на паутину я никак не мог. Странно, машины неслись, совсем не замечая преграды, сугроб в бессильной злобе бросался им вослед, но каждый раз упруго возвращался на место. Скамейка оказалась ледяной, но ждать пришлось недолго, предчувствие не подвело. Парень лет двадцати шёл по краю бордюра, дурачась. Он подпрыгивал и балансировал руками, точно канатоходец под куполом цирка. В какой-то момент оступился и мгновенно оказался под колёсами машины. Визг тормозов и удар, точно в центре сугроба. Безжизненное тело отброшено сломанной куклой далеко на газон. Где-то страшно закричали, но я не обернулся. Жутко наблюдать, зная, что непременно случится нечто ужасное, но иначе понять паутину я не мог.
Мне снилось множество людей и лиц, все куда-то спешат по своим делам. На меня никто не обращает внимания. Люди проходят сквозь меня, не останавливаясь и не замечая. Будто я облако или призрак. Точно так же как не замечают паутину, которую я вижу явственно. Я встаю у прохожих на пути, пытаюсь толкнуть их, машу руками и кричу, чтобы они меня заметили. Но все усилия тщетны. Они не видят. Как будто меня нет...
- Тебя нет! - сурово произнёс прохожий, глядя мне прямо в глаза и проходя сквозь моё тело.
Я обернулся и посмотрел ему вслед.
- Тебя нет, - шептали прохожие как заклинание, и спешили по своим делам, не глядя в мою сторону.
Как же так? Ведь я есть. Вот он я!
- Нет, - доносился шёпот со всех сторон.
От отчаяния ужасно хочется плакать и кричать, биться в истерике. Хочется громко крикнуть, ведь я нормальный! Я есть! Я как все! И я кричу, хотя и понимаю, что это неправда...
Сосед по палате трясёт за плечо и горячо шепчет в ухо.
- Эй, да не ори ты, сейчас обоим вкатят!
- Уф, - выдохнул шумно, - скажи, Игорь, я есть? Ты меня видишь?
- Да вижу, успокойся. Есть ты, есть. Из-за твоих криков мы не только есть, но и пить не получим. А вкатят нам горячих уколов, обеспечив корчами на пару суток. Радуйся, что Спиридоновна крепко спит.
- Спасибо, - я лихорадочно вытирал лицо, размазывая по щекам кровь и слёзы, снова прокусил губу во сне. Странно, кровь, такая ярко алая на белой простыне, спустя несколько минут становится грязно-бурой, безнадёжно пачкая материю постельного белья.
Яркий свет. Он слепит, от него не спрятаться, закрыв глаза. Горячие лучи солнца проглядывают сквозь кроны высоких деревьев. Лёгкий ветерок и шелест листвы. Мне двенадцать лет, и мы с мамой собираем грибы. Паутина в лесу лежит ровно. Плавно огибает стволы деревьев. Значит они живые. А вот та береза мертва, на ней совсем не осталось листьев. Ствол окутан белёсой паутиной до самой верхушки. Грибы тоже живые. Только хороших среди них мало.
- Не трогай, это ядовитый гриб!
Мама торопливо отдёрнула руку с ножом. Кажется, я её напугал. Но это лучше, чем тронуть невидимый узелок паутины. Для неё невидимый. Я-то его разглядел. Ничего хорошего ожидать от такого узелка не приходится.
- Но это белый, разве ты не видишь? - спросила мама раздражённо.
- Наверное, ложный белый...
Я не силён в названиях грибов, только паутинка никогда не обманывает.
- Если ты его возьмёшь, то папа всё равно выбросит, - успокоил я маму.
- Папа пробует гриб, чуть лизнув его. Если гриб горький, то есть его нельзя. Так он проверяет, когда сомневается.
- Мама, неужели ты хочешь, чтобы папа лизал эту гадость?
- Ну что ты! Нет, конечно, - мама звонко чмокнула меня в щёку и рассмеялась, - ты мой грибник.
Я украдкой вздохнул с облегчением.
Однако главное испытание было впереди.
- Вот это да! Посмотри, какая замечательная полянка. Да тут полно подосиновиков! - Мама восторженно считала крупные оранжевые шляпки, выглядывающие из травы на краю полянки.
Я же застыл, не в силах сделать шаг. Старый пень рядом с нарядным подосиновиком выглядел зловеще. Здесь был не просто узел, а ещё и венчик в виде замысловатого банта. При виде его сердце переставало биться и замирало в районе живота. Я лихорадочно соображал, пытаясь стряхнуть оцепенение. В горле мгновенно пересохло, хрипло позвал маму, шевеля непослушными губами, но она не услышала.
Наверное, только переживание за самого дорогого в моей жизни человека и позволило мне избавиться от ступора. На смену ему хлынула бурная активность. Не гадая больше, что там в паутине, на бегу схватил увесистую палку, да сжал покрепче железное ведёрко в руке. Мама уже срезала третий гриб, когда я бросился наперерез. Прямо к пеньку. Она отстала всего на пару шагов, этого было достаточно. Остановился прямо перед пнём, загородив его от мамы и держа перед собой ведро.
Осторожный шорох. Из-под пня ко мне скользнула змея, шелестя палой листвой. Я смотрел на неё всего мгновение, но успел разглядеть до мельчайших подробностей. Гибкое чёрное тело, маленькая головка, немигающий взгляд и раздвоенный язык. Змея застыла в двух шагах от меня, поджала хвост кольцом и приподняла голову. Наверное, мы ещё могли бы разойтись мирно. Но мама обошла меня и тоже увидела её. Короткий вскрик. Змея обернулась на звук. Удар ведёрком пришёлся точно в голову. Мне повезло тогда несказанно. Не только попал, но и ранил. Ведёрко тяжёлое, острый край снизу. Удары ведёрка ещё долго терзали извивающуюся рептилию, пока она не успокоилась окончательно.
Получилось! Меня трясло крупной дрожью. Я крепко прижимал к себе тяжёлое ведёрко, безнадёжно пачкая куртку. Вспомнилось, как долго уговаривал папу оставить мне старое металлическое ведро. А мама настаивала на лёгком и модном пластиковом. Хорошо, что мы её не послушали.
Позже мы узнали, что змея была ядовитой.
- Гадюка - констатировал отец, услышав описание, - один укус и всё...
Больше мы с мамой никогда не ходили за грибами.
Сегодня приходили мои родители. Доктор долго беседовал с ними, произносил много странных слов, которые я слышал впервые, а о смысле вообще мог только догадываться.
Сознание ясное, контактирует неохотно, высказывает бредовые идеи, видит галлюцинации. Настроение подавленное, тревожное. Эмоционально неустойчив. Ярко выраженные нарушения реакций на критику, вспыльчивость, неконтролируемая агрессия на фоне галлюцинаций. Протекание болезни нестабильное, требуется постоянный надзор.
Это всё обо мне. И, как обычно, ничего хорошего.
Да. Я не такой как все. Это мой дар и моё проклятье. Мне было пятнадцать, и я ненавидел этот уродливый мир. Ненавидел людей, которые сторонились меня, узнав о моих видениях. Ненавидел сверстников, докторов и медицину, участковых и санитаров. Они будто сговорились и упрятали меня за решётку психиатрической больницы. Даже родителей, которые почему-то тоже боялись меня и не желали слушать объяснений, а потом вообще отдали докторам на расправу.
Ведь я не сделал ничего плохого.
Почему они так со мной поступили?
За что?
Я не такой как все. Общество не принимает меня. Зато у меня есть паутина. К совершеннолетию я научился видеть паутину везде. Оказывается, живые существа тоже сотканы из паутины. Энергетической? Возможно. Только паутина живых существ тоньше и больше подвержена воздействиям. В теории я так и не разобрался. Чистая практика. Ведь я практикую паутину с четырёх лет и теперь способен сам вязать узелки событий в судьбе материи и бытия. Паутина послушна моим рукам. Гантели и тяжёлые предметы больше не нужны. Жаль, что раньше я этого не знал. Это знание могло бы спасти родителей.
И всё же паутина не проклятие, а бесполезный дар, который не приносит владельцу счастья. Временами гложет безумная мысль, ведь всё могло сложиться по-другому. Мысль эта не даёт покоя, заставляет снова и снова анализировать ключевые события прошлого. Но сколько бы вариантов я ни пробовал, результат менялся несущественно, всё время в пределах неприемлемого.
Я убивал змею палкой, и уже следующий рассвет встречал на больничной койке в психиатрии.
Закатывал истерику и не ходил за грибами - от укуса гадюки умирала мама.
Не угонял машину отца - он погибал в аварии, а я становился инвалидом.
Угонял - снова психушка, а отец сгорал в искорёженной машине.
Замкнутый круг.
Я единственный человек на Земле, способный изменить прошлое. Но результат изменений неуклонно колеблется в рамках понятий 'жуть' и 'ужас'.
В бессильной ярости я рвал и кромсал паутину событий огромными клоками, комкал её и забрасывал в глубину прошлого, но добился лишь тяжёлой лучевой болезни в настоящем. Или вулканического кратера на месте психбольницы. Или озера вместо города. Всё не то. Но и ярость не может владеть сознанием бесконечно.
Глава 2. Безумный тандем.
Академик из соседней палаты с большим интересом выслушал мою историю во время прогулки. Оказалось, что он был действительным членом Российской Академии Наук, очень умный и начитанный. По крайней мере, пока зелёные человечки не похитили его для опытов, запретив ему всякую научную деятельность.
- А сделай нам по пиву для начала, что-то в горле пересохло, - учёный бережно достал из кармана треснувшие очки со сломанной дужкой и протёр их полой халата.
- Павел Несторович, это слишком опасно для окружающих.
Он поднял на меня сердитый взгляд, нахмурив кустистые брови.
- Молодой человек, не морочьте мне голову. Я психический конечно, но не настолько. Вы утверждаете, что способны управлять временем и материей? Так не тратьте попусту время. Начните с материи.
Теперь у меня есть настоящий друг, несмотря на то, что я всё-таки напортачил. Пиво оказалось завтрашним, к тому же питерским, а не московским.
- Зато холодное, - улыбнулся дядя Паша, с наслаждением сделав добрый глоток.
Из-за пива нас лишили прогулки на две долгие недели. Времени поразмыслить оказалось более чем достаточно.
- Всё, хватит с нас прогулок, - ошарашил Академик вместо приветствия, - нам совершенно незачем больше терпеть это бессмысленное заключение.
План был прост.
- А зачем нам две монеты? Может достаточно одной, но подороже?
- Нет-нет, что ты. Это сакральный намёк на нашу щедрость. Доктор знает, что редкие монеты очень ценны. Но ради двух он не остановится ни перед чем.
Дядя Паша рассказал как выглядят древние монеты, и я приступил к поиску.
- А как ты это делаешь? Что чувствуешь, когда роешься в своей паутине?
- Вы когда-нибудь рыбачили?
- Доводилось в молодости.
- Тогда поймёте. Я протягиваю руку к ближайшей нити и слушаю. Это вроде лески в руках. Когда искомое найдено, то паутинка вздрагивает, будто клюнула рыба. Остаётся немного потянуть и заказ уже в руках.
- Какая досада, надо было что-нибудь римское достать, с надписью и портретом цезаря. Проще было бы идентифицировать, - с горечью сделал вывод Академик, разглядывая монеты. Хорошо хоть, что они золотые. Постой-ка, а откуда ты их достал?
- Не знаю, - виновато развёл я руками.
Дядя Паша воровато оглянулся и понизил голос до шёпота.
- Это плохо. Если ты взял их из древности, это одно. Другое дело, если ты украл их из чьей-то коллекции. В любом случае, у нас мало времени... кругом шпионы... зелёные человечки... лоботомия....
Да уж, с Академиком надо держать ухо востро, он бредил ещё полночи.
Вопреки моим опасениям главврач выслушал Павла Несторовича. Дядя Паша заверил, что мы прочувствовали благотворное влияние лечения в полной мере, и нам стало значительно лучше. А также в знак признательности вручил ему две старинные монеты для коллекции. Главврач собирал старые монеты, но такие новоделы1 ему ещё не доводилось встречать.
Этим вечером судьба благоволила нам, мы долго не могли уснуть на хрустящих накрахмаленных простынях в тишине отдельной просторной палаты с кондиционером.
Главврач появился только через три дня и сразу вызвал нас к себе.
Монеты оказались подлинными, да ещё в идеальном состоянии. Название 'двойной золотой статер2 четвёртого века' мне ни о чём не говорило. Но доктор светился счастьем, и пациенты стремительно шли на поправку. Оставалось обсудить детали предстоящей выписки.
Этой ночью я тренировался доставать предметы из паутины, помещая их за препятствиями, а не получая в руки.
Сначала не удавалось сосредоточиться должным образом, в результате предмет терялся в паутине, не знаю, что с ним происходило дальше. Но потом получилось. Я достал римский денарий, и он появился не на ладони, а за стеклом. Это был серьёзный прогресс. На радостях я разбудил друга.
- Ты что, совсем идиот?
- Н-нет.
- Куда ты засунул монету, посмотри внимательно!
Я посмотрел, но ничего ужасного не заметил. Монета стояла ровно на ребре за стеклом и тускло блестела в лунном свете. Более того, положение её было безукоризненным. Я не псих, чтобы ставить вверх ногами. Первый шок от реакции Академика сменился глухой обидой.
- Вроде всё правильно, - неуверенно протянул я.
Академик рассердился не на шутку.
- Нет и ещё раз нет! Ты точно не в себе! Это пластиковый стеклопакет, он не разбирается. Монета находится между полотнами стёкол. А теперь главный вопрос, как нам её достать?
Кажется, я понял свою ошибку. Легонько тряхнул нить у стены, и монета прыгнула мне в ладонь, отскочив от подоконника. Я протянул её другу.
- Знаешь что, Академик? Иди на свою волю один. А я лучше здесь останусь.
Павел Несторович подошёл к моей кровати, нарочито шаркая тапками, будто дряхлый старик. Он смущённо отводил взгляд и всем видом олицетворял глубокое раскаяние.
- Прости, парень, я был неправ. И вообще погорячился. Мне следовало быть более сдержанным.
- Дурак ты, дядя Паша. У меня же никого нет, совсем никого. Я считал тебя другом... а ты...
- Так и есть, мы друзья. Знаешь, у меня ведь никогда не было детей. Не сложилось как-то. Но знай, если бы у меня был сын, он был бы точно таким, как ты. Я не представляю его другим...
Утром главврача ожидал сюрприз. Мы с Академиком многозначительно переглядывались и перемигивались. Я немного нервничал, всё-таки расстояние от нашей палаты до его кабинета приличное, да ещё и другой этаж.
Результат превзошёл самые смелые ожидания. Доктор ворвался в нашу палату, вполголоса изрыгая проклятия.
- Бегом наверх! - Прорычал он.
Зрелище впечатляло. Небольшая накладка имела место быть, как я и думал. Собственно сюрприз находился в кабинете главврача сразу за порогом. Статуя хозяина кабинета в полный рост, выполненная из чистого золота на невысоком круглом пьедестале. В последний момент Академик уточнил расчёты и сказал что без подставки никак нельзя. Слишком большой вес, проломит пол.
- Чтоб я ещё хоть раз связался с психами! - Негодовал главврач.
- На мой взгляд, прекрасная работа, сходство поразительное, - Академик явно был впечатлён и кивнул мне украдкой, успокаивая.
- Да вы что, издеваетесь? - доктор был вне себя. - В кабинет, живо!
Вот тут и обнаружилась первая загвоздка. Статуя стояла сразу за порогом, полностью перегородив дверной проём. Тут разве что кошка могла пролезть. Или собака, если небольшая. Мы попробовали сдвинуть монумент, но он оказался нереально тяжёлым.
Пришлось снова подёргать за ниточки. Глаза доктора полезли на лоб, когда двухтонная статуя чуть качнулась и вплыла вглубь кабинета, снимая тонкую стружку с деревянного пола.
- Я не знаю, как вы это проделали, и не хочу знать, - отрезал доктор.
Академик захлопнул дверь и вкрадчиво заговорил с улыбкой на лице.
- Прошу прощения великодушно за это небольшое недоразумение. Мы всего лишь два слабоумных пациента, но очень старались сделать для вас настоящий подарок. Так сказать сюрприз. По-моему это нам удалось.
- У меня нет слов, - растерянно ответил доктор. Его руки дрожали, выдавая немалое волнение.
- Не хочу показаться вам излишне назойливым. Смею ли высказать вслух надежду о нашей скорой реабилитации?
Главврач занервничал сильнее. Он нервно теребил бумаги на столе, поглядывал искоса на телефонный аппарат и, по всему выходило, готовился нас крупно огорчить. Но что-то мешало. Я направился к двери.
- Знаете, доктор, вы тут подумайте пока. А мы подождём вашего решения в палате.
Не обращая внимания на тревожный взгляд Академика, я шагнул за порог.
- Постой, парень, ты чего творишь? - Уже в коридоре догнал меня голос дяди Паши.
- Нечего нам ждать, разве не видишь?
- А что, твоя паутина опять что-то тебе показала?
- Показала, - я остановился и развернулся к другу лицом. - Что-то нехорошее доктор нам приготовил. Я не понял что именно, но он просто не может нас отпустить.
Все надежды рушились в одночасье. И если бы не мой друг, я не смог бы обуздать свою ненависть к этому жестокому миру.
Сон всё не приходил. Мысли текли вяло и нерешительно. А ведь мне есть чем гордиться. Только научился передвигать предметы сквозь препятствия, как обнаружил, что масса предмета большой роли не играет. Дальше больше. Химический состав тоже не проблема. Странно, никогда не был силён в химии и этих ужасных формулах. Как же паутина безошибочно распознаёт мои запросы? Можно гадать до бесконечности. Или принять как факт. Такой же факт, как и существование паутины, которую не видит никто, кроме меня.
Комфортная палата осталась в прошлом, теперь нас поместили в тесные и душные одиночки. Академик буйствовал, когда его уводили. Кричал и грязно ругался, точно обманутая торговка на рынке. Он говорил что-то в горячке, но я сильно переживал и не запомнил. Стоп. Ведь для меня время не проблема, значит, и слова его до сих пор зафиксированы паутиной и висят где-то в дебрях небытия в ожидании моего визита. Всё ещё в полусне я потянулся к паутинке и отыскал эту странную фразу.
- Запомни парень. Господь создал разум свободным. Его не удержать в клетке!
Последние слова Академик уже выкрикивал из коридора сквозь грохот задвигаемых засовов. Озлобленные санитары не церемонились с буйным, щедро сдабривая команды пинками и затрещинами.
Что же он хотел мне сказать? Господь, свобода, разум, клетка. Я долго жонглировал словами, переставляя их с места на место, и, наконец, забылся тревожным сном.
Ответ пришёл неожиданно. Прямо во время завтрака.
Я действительно свободен по воле Господа. Он наградил меня разумом - бесценным даром, который не запрёшь в клетку. Вот что хотел сказать мне Академик.
Аппетит пропал без следа. Я взволнованно подошёл к окну и потянул невидимую нить. Паутина откликнулась, повинуясь. Стекло растаяло, провалившись во тьму времён. С прохладным порывом ветра в мои казематы дерзко ворвалась пьянящая свежесть раннего утра. Будто умелый художник вдохнул жизнь в картину, давно висевшую на стене в пыльной раме. Шум машин за окном, щебетанье птах, лай собак и строительный грохот. Звуки жизни. Этот мир живой. Жадно вдохнул свежий воздух полной грудью. Только теперь я начал понимать, мир не плохой и не хороший. Моё впечатление о нём субъективно и состоит из обрывков эмоций. Эмоции возникают в результате контактов с миром. Мама, папа, Академик - положительные эмоции. Доктор, санитары, одноклассники, приют, больница, змея, ядовитый гриб...
Отрицательных эмоций оказалось гораздо больше. Но как я мог забыть о паутине! Эмоции от общения с паутиной перевешивали кучу неприятных впечатлений. Я счастливый человек, ведь у меня два друга. И мы никогда больше не будем сидеть взаперти. Я так решил, и паутина дрогнула, одобряя.
С полчаса я тренировался, вылавливая животных с улицы. Эксперимент с живыми существами прошёл успешно. Чтобы не было скучно, запустил всю живность в коридор, прислушиваясь к переполоху. Там творилось безумие. Всё правильно, это же психиатрия. Кошки, собаки всех мастей, голуби и даже большой ворон, все они громко выражали своё изумление от смены привычного места обитания. Последней партией в коридоре материализовались три огромные крысы.
И вдруг я осознал, что отыскал их не глазами. С третьего этажа больницы не разглядеть крыс в подвале, это точно. Их показала мне паутина, она же и помогла перенести. Судя по звукам, в больнице становилось всё веселее. Я улыбнулся. Этому тоскливому мрачному заведению всегда недоставало веселья. У больных же неизбежны обострения от избытка эмоций. Что поделаешь.
Собрался с духом и коснулся невидимой нити. На короткий миг окружающее пространство померкло, нити дрогнули подо мной. Вот и всё, свобода, я на улице, прямо напротив больницы. Счастье переполняло и лилось через край.
Постой-ка. А как же друг? Чуть не забыл про Академика.
Я стоял у постели дяди Паши и не верил своим глазам. В смирительной рубашке, помятый и побитый, Академик выглядел неважно. Он был жив, но без сознания, белки глаз закатились, дыхание неровное, с хрипами. Вот изверги.
От резкого запаха испражнений и беспредельного отчаяния закружилась голова. Поразительный контраст с уличной свежестью.
Смирительная рубаха пропала без следа вместе со своими безумными рукавами.
Я присел рядом и стал ждать. Нечего и думать, чтобы появиться на улице с Академиком в таком состоянии.
От скуки присмотрелся к паутине его жизни, плотно опутывающей тело. Что-то было не в порядке. Жаль, что я не врач. Две нити на правой стороне груди оказались разорваны, их тускло-серый окрас бросался в глаза, резко отличаясь от голубоватого контура. Как же их связать? Узелки недопустимы, это я твёрдо уяснил. Мысленно соединил места разрыва, нити вспыхнули и засияли голубоватым светом. Работает! От разрыва не осталось и следа.
Академик открыл глаза и невидяще уставился в потолок.
- Дядя Паша, - робко позвал я.
Он повернул ко мне голову.
- А, это ты. Долго я валялся в отключке?
- Не очень. Как вы себя чувствуете?
- Бывало и получше.
Академик приподнялся, кряхтя, скривившись от боли, и сел.
- Это всё зелёные человечки. Они никогда не позволят нам покинуть это пристанище скорби.
- Это не так.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Только то, что мы свободны.
- Не шути со мной, парень. Перед тобой не человек, а старая развалина, окончательно сбрендившая на инопланетных цивилизациях. А ещё я смертельно устал. Выдохся, силы уже не те, что раньше.
- Знаю. Это потому, что ты был ранен. Но я всё поправил.
- Разве ты доктор?
- Нет, но мне показалось...
- Да брось. Я к тому, что настоящий безумец здесь только главврач, шансы на поправку у остальных пациентов значительно выше.
Мы рассмеялись, переглянувшись. Впервые за долгое время в этих стенах звучал здоровый смех нормальных людей.
Глава 3. Грани безумства.
Заседание научного совета продолжалось второй час. Академики и доктора наук смущённо переглядывались и разводили руками, не в силах вынести вердикт. Потому что рациональной гипотезы, основанной на знаниях, просто не существовало для объяснения данного феномена. На данный момент все силы были брошены на спасение носителя феномена и каталогизацию его удивительных поступков.
- Ничего не понимаю, - хмурил брови заслуженный учёный, показывая снимок коллегам, - вы только взгляните на это!
- Какая-то патология?
- Не похоже. Структура упорядоченная. Кора головного мозга будто состоит из мельчайшей сети, причём определённо просматриваются несколько слоёв. Никогда прежде не встречал ничего подобного. Разве это человеческий мозг?
- Да, общий план разительно отличается от нормы. Я бы осмелился предположить, что так мог бы выглядеть мозг инопланетного существа. Или андроида.
- Как ни странно... это единственный правдоподобный вариант.
- Обнаружена аномальная мозговая активность. Он точно без сознания?
- Абсолютно. Глубокая кома, все параметры жизнедеятельности снижены до минимума.
- Удивительно! Несмотря на повреждения, мозг не перешёл в режим энергосбережения. Мозговая активность 56% при стандарте 7-10% у нормального человека, причём бодрствующего.
Академик пребывал на седьмом небе от счастья. Мало того, что его восстановили на службе, так ещё и объявили благодарность вместе с выплатой больничного за последние два года, проведённые в заточении с душевнобольными. Вместе с тем, какой-то противный червячок глубоко в душе ворочался и подтачивал вновь обретённое счастье, не позволяя в полной мере наслаждаться жизнью. Ведь он сейчас здесь, тот самый уникум, который считает Академика, своим лучшим другом. Павел Несторович испытывал чувство благодарности к этому странному пареньку, который вернул его к нормальной жизни. Но помочь не мог. Он долго и тщательно готовился к выступлению и сейчас вводил коллег в курс дела.
- Итак, с чем мы имеем дело? Напомню. Объект переместил животных путём мгновенной телепортации с улицы прямо в больницу, устроив нешуточный переполох. Дистанционно изготовил статую главного врача из золота, общим весом около двух тонн, которую затем бесследно распылил. Перед побегом в одно мгновение выстроил клетку из вольфрама, поместив в неё доктора вместе с его рабочим столом. Клетка крепкая, прутья частые, толщиной с палец. К счастью, жизнь доктора вне опасности. Сейчас решается непростой вопрос о его снабжении пищей и изъятии отходов жизнедеятельности из клетки. На то, чтобы взломать вольфрамовые прутья такой толщины и извлечь несчастного, потребуется по самым скромным прикидкам около месяца. Ну и по мелочи, древние монеты, возрастом в две с половиной тысячи лет в идеальном состоянии, дистанционное исцеление переломов рёбер и другие не менее фантастические поступки. Вот, пожалуй, неполный перечень загадок, связанных с нашим подопечным. Но больше всего поражает, что такое изощрённое разнообразие чудес ничуть не истощило чародея. То есть, сотворение всех этих удивительных вещей не составило для него совершенно никакого труда. Одинаково легко он создавал и древние монеты, и двухтонную статую. Переместил двух человек на расстояние в три сотни метров так же легко, как и голубей с крысами, как и две бутылки пива, причём из будущего. Даже не запыхавшись, а иногда он проделывал это, не прерывая разговора. Мне не удалось вообразить таких чудес, которые оказались бы для парня невыполнимыми. По всему выходит, что он просто-напросто всесилен. Жаль, что не довелось проверить его умения с макро- и космическими объектами. В психбольнице было не до того, к тому же, под рукой не имелось ни измерительных приборов, ни аппаратуры для фиксации.
- Но как вы сумели его утихомирить?
- Это не я утихомирил парня. Нелепая случайность. Всё шло как нельзя лучше, мы покинули больницу, разом переместившись метров на триста, прямо за больничную ограду. Наверное, он не предусмотрел, что таксисты в России иногда ездят и по тротуару. В итоге черепно-мозговая травма и кома.
- Павел Несторович, описания ваших приключений заставляют крепко призадуматься. Кто в состоянии творить чудеса налево и направо, полагая эти деяния обычными и даже обыкновенными? Не сам ли бог перед нами в таком случае?
- Признаться, такая мысль меня посещала. На уровне гипотезы, доказать которую мне так и не удалось. Впрочем, как и опровергнуть.
Академик снова взволнованно просматривал результаты томографии головного мозга. Надо же. Упорядоченная структура.
- Больше всего это смахивает на полигональный каркас трёхмерной модели, - проявил эрудицию старший научный сотрудник, но на него так шикнули, что он замолк.
Учёные единогласно утвердились во мнении, что со строением мозга у парня что-то неладное.
- Это паутина, - Павла Несторовича вдруг озарила догадка, - именно такая, как он и рассказывал.
- Вот я и говорю, ваша паутина - каркас трёхмерной модели без текстуры.
- Но что это за тёмные нити? Набухшие узлы решётки, по-другому и не скажешь.
- Не может быть! По всей видимости, это участки, подверженные омертвению тканей в результате полученной травмы. Срочно сделайте повторную томографию!
Результаты повторного исследования не вселяли оптимизма.
Обнаружены процессы стремительного некроза коры головного мозга.
Состояние критическое, нестабильное.
Комплекс реанимационных мер не принёс результата.
Остановка дыхательной функции.
Остановка сердца.
Паутинка ярко светилась во тьме и манила к себе. Это лучший друг, который всегда рядом и готов придти на помощь. Рядом с паутиной спокойно и уютно. Все тревоги и сомнения остались в прошлом. Это настоящий друг во все времена. Рядом с ним не страшна сама смерть, скорее даже забавна, не более того...
Павел Несторович не мог сдержать слёз. Он лично сопровождал тело своего друга до морозильной камеры в морге.
Подумать только, возможно, что на протяжении нескольких месяцев он жил в одной палате с воплощением бога на Земле, а то и с самим богом. И такая нелепая смерть. С этим безумным миром определённо что-то не так...
Глава 4. Ярость.
Паутина не отпускала, забавляла пульсацией, переливалась всеми цветами радуги, искрилась и всячески старалась удержать. Кажется, эта игра продолжалась уже довольно долгое время. Но паутина нежно тянулась и мягко удерживала его. Что-то в её поведении всё-таки настораживало. Разве дружба может быть навязчивой? Будто подслушав мысли, паутинка с сожалением отступила и отодвинулась, выпуская из комфортных объятий. Однако никуда не ушла, всем видом показывая, что щенок послушный и всё понимает. Есть время для игры, а есть время для дела. Но стоило повернуться к ней и позвать, немедленно откликнулась, подрагивая от нетерпения и предвкушая новые игры.
Я бы с радостью поиграл, но у меня там остался друг. Наверняка ему приходится несладко одному в безумном мире. Паутина, точно щенок, игриво схватила за штанину в надежде удержать. Попытался выдернуть материю из пасти, послышалось недовольное ворчание. Неожиданно для себя разозлился и отодвинулся от паутины. Зарычала и обнажила клыки, это уже не щенок, скорее саблезубый тигр. Угрожающий рык стряхнул сладкое забвение.
Поднялся на ноги, разозлившись не на шутку, паутинка поджала хвост и обиженно отстранилась. Вновь стала жалкой и безобидной. Вот только злость никуда не делась. Ярость затмила разум, напоминая о былых обидах. Вспомнилось, кем я был, и что со мной сделал жестокий мир людей.
Патологоанатом Семенюк, в принципе, был неплохим человеком. Любил выпить, но знал меру, которую, впрочем, через раз и нарушал в безнадёжной попытке примириться с беспросветной действительностью. А кому сейчас легко? Вот и в морге при Академии Наук своя специфика, а по большому счёту, всё те же трупы, та же грязь. Оттого и лился рекой спирт, заботливо омывая кору головного мозга и не позволяя отрицательным впечатлениям отложиться в долговременной памяти. Как и различным заболеваниям, оказавшимся смертельными для его подопечных. Продезинфицировался и порядок. Семенюк не был набожным человеком и в судный день не очень удивился бы, попав за свои прегрешения в ад. Однако справедливо надеялся, что его сковорода или котёл, кто знает, что там на самом деле, будут не такими уж большими и горячими, как у многих других. Именно так, не был ни праведником, ни беспросветным грешником. Да и есть ли он вообще, тот свет? Но почему-то именно сегодня его мировоззрению суждено было кардинально измениться.
Предвкушая окончание смены, Семенюк боролся со сном. После обеда с умеренным возлиянием он расположился в уютном кресле в своём кабинете. Компания за стеной была не из шумливых, как он неоднократно замечал с усмешкой, подопечные молчаливы и спокойны. На грани сна и яви внимание привлёк резкий металлический звук. Так бывает, когда достают или убирают трупы в холодильник. Единственная разница в том, что сейчас в морге не было ни души...
Когда паутина осталась за спиной, он снова ощутил своё тело, скованное жутким холодом. Неприятное ощущение прошло, растаяв от нового приступа ненависти к миру людей. Вокруг было темно, но это не являлось препятствием. Паутина заботливо окутывала окружающее пространство, неярко подсвечивая предметы. Этот мир ни на миг не прекращал издеваться, на этот раз поместив его в металлический ящик. Новая волна ярости, ящик разорван и смят, точно бумажная обёртка. Приступы ненависти следовали один за другим, но это тоже больше не беспокоило. Ему давно хотелось закрыть на всё глаза и больше никогда не следовать правилам этого жестокого мира. Очень давно, слишком давно...
Санитар стряхнул остатки дрёмы и очень рассердился. Да, он тоже подтрунивал над коллегами из экспертизы, что размещалась на два этажа выше морга, но не до такой же степени. Всему есть пределы. Поэтому вошел в помещение с самым решительным видом, сжимая в руках здоровенную биту. Слава богу, силушкой не обижен. Пророкотал грозно:
- Эй, кто это тут хулиганит?
Взгляд наткнулся на искорёженный металлический ящик. Это не хулиганство уже, а порча имущества, причём дорогостоящего. Рядом стоял парень лет семнадцати-восемнадцати. Худощавый и нескладный, коротко стриженый и совершенно голый, с биркой на большом пальце ноги. Профессиональный взгляд определил автоматически, со времени смерти прошло не более суток, внешние повреждения локализованы в теменной части черепной коробки. Тяжёлая черепно-мозговая травма. Наверняка жертва ДТП. Парень мертвее мёртвого и источником шума он быть никак не мог. Бледное лицо, обескровленные губы, трупные пятна на теле, и множество других признаков. Опыт не пропьёшь. Ну а мёртвых Семенюк не боялся. Это от живых можно ожидать любой пакости, а мёртвые спокойны, куда положат, там и лежат. Или поставят, как сейчас. Он обошёл труп и посмотрел сзади. Странно, никакой подпорки или веревки не заметно. Как же он стоит? Рука автоматически легла парню на шею. Что и требовалось доказать, пульса нет, температура комнатная. Будто окорок на рынке трогаешь.