Лосевский Антон Павлович : другие произведения.

Девять дней

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    День первый. Необычный. Вот и все. Все-таки я умер. Вот ведь. Скверно себя чувствовал. В последнее время. Вот итог. Вот так утро. Я долго ждал перемен. Выходит, дождался. Мне тут сказали, что так оно и бывает. Это ничего. Такое случается со всеми. Раз в жизни. Рано или поздно. Переживать поздно. Худшее уже позади. Или впереди. Это вопрос. Самое время перевести дух. Так мне тут объясняют. Пока я не очень понимаю, что и к чему. Вчера вечером посидел перед сном в сети. Лег спать. А когда проснулся, мне сразу все объяснили. Сказали, что на работу можно не идти. Теперь я буду здесь. Потом отправлюсь в суд. Судить, я так понял, будут меня.
  Рукопись, найденная огнем...
  
  День первый. Необычный.
  
  Вот и все. Все-таки я умер. Вот ведь. Скверно себя чувствовал. В последнее время. Вот итог. Вот так утро. Я долго ждал перемен. Выходит, дождался. Мне тут сказали, что так оно и бывает. Это ничего. Такое случается со всеми. Раз в жизни. Рано или поздно. Переживать поздно. Худшее уже позади. Или впереди. Это вопрос. Самое время перевести дух. Так мне тут объясняют. Пока я не очень понимаю, что и к чему. Вчера вечером посидел перед сном в сети. Лег спать. А когда проснулся, мне сразу все объяснили. Сказали, что на работу можно не идти. Теперь я буду здесь. Потом отправлюсь в суд. Судить, я так понял, будут меня. Это обычная практика. Мне тут сказали, что шансы на победу неплохи. Но и не очень уж хороши. Кое-что зависит от меня. Пойти в сад или отправиться в край. Такие перспективы. Первое плохо, второе хорошо. Мне почему-то пока все равно. Может быть, с непривычки. Еще вчера я думал, где бы раздобыть деньжат. Как бы исправить жизнь к лучшему. А уже сегодня нечего исправлять. Это ощущение ново и свежо. Теперь мне нужно ждать своей участи. За меня должны молиться, но пока так никто не делает. Никто еще и не знает, что я вышел. Это произошло примерно два часа назад по ленинградскому времени. Мне тут подсказывают, что никакого времени нет. Что Питер так же иллюзорен, как Псков, Пекин или Париж. Как все, что я знал. О чем это я. Пока никак не отойти от той жизни. Она была быстра и нелепа. Мне тут сказали, что в последнее время поступает много таких, как я. Которые и после смерти первым делом лезут в интернет. Чтобы обновить новости и удивить друзей. Тут обычно выясняется, что никаких друзей тоже никогда не было. Скорее, спутники. Некое подобие интернета тут ввели специально для пользователей жизни. Вернее, интернет - это некое подобие того, что уже есть здесь. Там, где я сейчас - старое место. Нечто среднее между тоннелем и залом ожидания. Я тут новенький. Приняли нормально. Пока не освоился. Да и когда тут. Пока разбирался с соединением к сети, больше часа ушло. По нашим понятиям. Интернет тут летает в буквальном смысле. Довольно сложно объяснить, как оно работает. Отложу на потом. Мне тут сказали, что туда, где я сейчас, берут не всех. Не в том смысле, что берут каких-то особенных, как раз наоборот. Только тех, кто недостаточно хорош, чтобы сразу отправиться в край. Но и не слишком плох, чтобы изгонять в сад. Мне тоже при жизни не показалось, чтобы я был подлецом или добряком. Я просто был. Как крона дуба или песочная насыпь. То есть явлением природным. Изначально незамутненным. Да что значит был. Я и сейчас есть. Просто в спящем режиме. Моя речь, вернее, мысль -путается. Но тому есть объективные объяснения, о которых потом. Пока сложно отвыкнуть от жизни, которая была. Оказывается, и я был не тем, за кого себя воспринимал. Иногда мне удавалось это подозревать. Но я отметал эти мысли. Представлялось, что смерть - не про меня. Ну и денек. Ладно, ко мне тут пришли за уточнениями к биографии. Везде свои нюансы.
  
  День второй. Второй.
  
  Мне тут сказали, что я не могу. Не могу делать записи в прежний, земляной дневник. Какие-то проблемы с протоколированием и синхронизацией. Мне устроили новый дневник. Принцип работы ясен не очень. Когда в моей голове появляется мысль, она фиксируется на экране. Экранируется напротив лица. Хотя у меня больше и нет головы с лицом. Ни рук, ни ног. Ничего такого. Когда я думаю внимательно, то появляется текст. Когда просто думаю, текста нет. Это интересное решение. Хотя здесь это уже считается прошлым веком. Только для любителей старины. Сделали для приверженцев вести дневники. Народу тут толпа. Но просторно, как в музее на буднях. Мне по-прежнему не ясно для чего я умер. И для чего жил-то ясно не очень. Мне тут сказали, что я пойму позже. Время подумать у меня будет. И оно действительно есть. Почти все время. В интернете дают посидеть примерно час по земляному времени. Больше не разрешают. Вредно. Самого времени здесь тоже нет. Пространство умозрительно. И возможность записи в дневник ограничена. Одной страницей вроде ворда. По мне это непродуманно. Страница заполняется, как чаша. Которая не переполняется. Мне тут объясняют, что во всем нужна умеренность. Тогда будет уверенность. Мне не хватало этого качества в жизни. Потому и поник досрочно. Мне тут сказали, что здоровье мое было подорвано. Действительно, не следил. Но это ничего. Всему отмерен свой срок. Я отбыл свое на Земле. Хотя то, что мы считаем Землей - лишь забавная оптическая иллюзия. Отсюда видно. У меня нет слов объяснить. Сам пока понимаю слегка. Помрете - поймете. Кстати, если мой дневник нов, то никто не ведает, кто я таков. Меня зовут Владимир Вован. Забавное сочетание, знаю. Уродился в Пскове, где и встретил детство. Мои родители погибли в перебранке, когда я был семи лет. Остальная родня отказалась от меня, считая лишним ртом. Государство определило меня в детский дом. Питание и обстановка были скудными. Но я этого не знал. Думал, что просто весь мир такой. Пока я рос, немного менял мнение. Я не роптал на судьбу. Я даже не думал, что и у меня тоже есть судьба. Считал это привилегией богатых. Когда нас выпустили на волю, мы с Игоряном поехали в Питер. Работать в порту. Нам хорошо платили, но работа была на износ. Двое суток работали, двое суток спали в снятой комнате. В таком режиме прошел год, которого не было. Но этот год позволил сделать изменения в судьбе. И начать жить получше. Жаль, Игорян тогда погиб. Никто не понял как. Мне всегда его не хватало потом. Но в итоге меня взяли на кабинетную работу. Которой я и отдал последние семь лет своей жизни. Если бы я знал, что они последние, то провел бы их иначе. Мне тут сказали, что мое решение переехать в Питер и стало для меня роковым. Сырой климат, много курения и тяжелая портовая работа не пошли мне впрок. Но я не жалею. Я выбрал себе это сам. Только в последние годы я стал тем сознанием, которое думает сейчас. До этого я не думал. Пока я не думал, я был животным. Проблески мысли, признаю, случались. Но редко. В последние годы мне не удалось стать хорошим человеком. Но удалось не стать плохим. Мне тут сказали, что так и бывает. Когда я видел зло, я всегда его осуждал. Но и не препятствовал. Это мне и вменяют в вину. Сейчас немного стыдно. Понимаю, что жил хуже, чем мог бы. Но и не против сердца. Мой язык тут стал мне несвойственным. Так я там не говорил. За это не стыдно. Зовут на процедуры. Тупик экрана.
  
  День третий. Наблюдательный.
  
  Сегодня меня нашли. Точнее то, что все эти годы считали мной. Обнаружили мое тело. Мое тело не было прекрасно. Но и ужасно оно не было. А они его нашли. Теперь считают, что меня нет. Забавно. Мне тут показали, как это было. Хозяйка подкралась к моей комнате, прислушалась. Услышала тишину. Это ее взволновало. Еще два вечера назад я обещал ей рассчитаться за комнату. А сам не рассчитался. Из комнаты не выходил. Это ее злило. Ведь я снимал эту комнату третий год. И прежде не подводил. Хозяйка постучала в дверь. Но я не отворил. Тогда она заподозрила неладное. Сходила за запасным ключом. Войдя в комнату, она огорчилась. Ей стало понятно, что теперь я не сумею с ней рассчитаться. Тогда она порылась в комоде и нашла денег побольше, чем полагается за месяц. В ее настроении случились перемены. Оно улучшилось. Ведь теперь можно вселить другого жильца, с меня взятки-гладки. Да и деньги, ставшие ничейными, теперь можно взять себе. Ведь меня уже не бывает. Затем в ее душе взяла верх досада. Ведь хлопот теперь со мной не оберешься. Планы хозяйки сходить на рынок оказались под угрозой. Всему виной я. Повременив, она вызвала бригаду скорой помощи. Чтобы зафиксировать факт моей якобы смерти. Бригада приехала. Заполнила нужные бумаги. И заодно украла мой мобильный телефон. Он все равно разрядился от пропущенных звонков с работы. На работе же решили, что я, в силу молодости, загулял. Хотя за все предыдущие семь лет службы за мной такого не замечалось. Никого мое полное отсутствие не взволновало. Я, по причине своего характера, так и не поднялся по служебной лестнице. Но все же и не опустился. Я всегда подозревал, что чем выше, тем хлопотнее и беспокойнее. А потому и не стремился. Такая позиция не находила понимания у других. Им казалось, что чем выше по служебной лестнице, тем веселее бывает жизнь. Иногда и я попадал в плен перспектив. Когда хотелось произвести благоприятное впечатление на ту или иную девушку. Но они меня все равно не любили. Говорили, что я герой не их романа. Не бандит, не олигарх, даже не поэт. На счет последнего они заблуждались. Я пробовал. Получалось довольно печально. Теперь кто-нибудь найдет тетрадку с моими стихами. И, пробежав по первой странице, выбросит в мусорное ведро. Откуда рано или поздно тетрадь попадет на кладбище вещей. Это ничего, что хозяйка взяла мои деньги. Мне их уже не надо. Да и тогда было надо не слишком. Я и сам взял у банка кредит. Теперь не отдам. Возможно, огорчения банкиров по поводу моего перехода в мир иной будут самыми искренними. Хотя ни в какой иной мир я пока не перешел. Застрял где-то между. Мне и в жизни было свойственно застревать. В лифтах, в противоречиях. Теперь это очень видно. С учебы пораньше пришел мой сосед Федот. Тоже принял вид огорчения, что меня не стало. Позже тайком проник в комнату в поисках денег, но не найдя таковых, стырил флешку и диски. Другому соседу отлично подошли мои мокасины и кроссовки. Так я послужил человечеству.
  
  День четвертый. Исторический.
  
  Что ни говори, но место, где я сейчас, внушает. Сегодня показывали историю. Очень многое происходило не так, как нам рассказывали. Там история - это истории. Сейчас можно изучать именно те материалы, которые подлинны. Но я не буду об этом. Всем свое время. Допускаю, что читателя сего не интересует ничего, кроме своего самочувствия. Не исключаю, что и нет никакого читателя, как вроде как нет и писателя. Судя по отсутствию комментов, меня принимают за шарлатана. А ведь мои записи - наглядное подтверждение смерти после жизни. Жизни после жизни. Жизни после смерти. Нескончаемости и непрерывности всего. Похоже, и это не тянет на сенсацию. Мне тут сказали, что к вечеру соберут подборку лучших эпизодов из моей жизни. И худших тоже. Худших, по моим ощущениям, было всяко больше. Но мне тут объясняли, что все как раз наоборот. Просто я не умел этого понять. Когда шла череда неприятностей, то мне был сигнал. Я же понимал это враждебно. Как дикарь признаки цивилизации. Сигнал говорил, что нужно многое переменить, переосмыслить. Я же понимал неприятности буквально. Иногда их становилось слишком много. Все вокруг кричало, что нужно принимать срочные меры. Я игнорировал. Мне тут сказали, что это удивительное поведение. Но типичное. Люди постоянно бывают глухи. И глупы, и слепы. Я не представлял собой исключения. Теперь работа над ошибками. Многие слова знакомы мне из общей массы, я их не понимал. Здесь многое по-другому. Слова витают прямо в обстановке. Выбирай лучшие, точные. Знаю, у меня получается не всегда. При жизни моя речь была более скупа. Мне тут сказали, что речь - это мысль, выраженная механически. Если у человека нет интересных речей, то и мыслям достойным взяться не откуда. Да и наоборот. А мы - это мысли. При жизни меня сопровождал наставник - внутренний голос. Я редко прислушивался. Мне тут объяснили, что это я зря. Мог бы прожить получше. Но уж, что вышло, то вышло. Чего уж теперь. И плохого я не сделал. Но оступался. Видеоряд, который сейчас монтируют по моей персоне, должен это наглядно мне показать. Тревожно. Я часто раскаивался, но не знал кому. Меня учили в детском доме, а затем и в обществе, что Бога не бывает. Что жизнь - это что-то вроде Диснейленда. Чем больше денег, тем больше билетов на посещение аттракционов. Но для чего крутится вся эта карусель, гражданская философия не объясняла. Да я и не интересовался, а просто выживал. Ведь Бог, по той философии, он как Дед Мороз, которого не существует уже лет с пяти-шести. Ведь подарки подкладывает всего лишь рука человечья. Но что ей движет, никто не думает. Любовь. Но как только рука перестает подкидывать подарки, то и любовь к руке дающей тает. Деда Мороза сразу нет. Подарки покупайте в магазине. И этот принцип перенесен на все. Но и подарки мне были малознакомы. В детском доме нашим подарком было отсутствие затрещин. Много лет спустя я узнал, что бывают другие подарки. Меня это удивило. Но я и сам учился делать подарки. Получалось редко. Сегодня я больше обычного в интернете. Хотя интернетом это называю условно, поскольку здесь это трехмерно и мгновенно. На Земле, смотрю, без изменений. Много насилия и лжи. И до тех пор, пока это не задевает лично, они не волнуют людей. Земля сама, как обитель зла. Это мне теперь становиться ясным. Я не с обиды так пишу. Я теперь все простил и сам почти прощен. Но только почти. Многие хорошие люди уходили раньше, а их жалели. Как будто им не повезло. А дело, похоже, обстоит ровно наоборот. Не везет тем, кто остается жить во лжи. Ладно, меня уже зовут к просмотру. Видеоряд готов.
  
  День пятый. Честный.
  
  Посмотрел нарезку про себя. В целом, не понравилось. Именно содержание. Не думал, что я так беспросветно глуп. Только теперь начинаю кое-что понимать. Но чего тут еще. Когда угораздило умереть прямо в День рождения. Уметь надо. Я особо не готовился к празднику рождения. Какой тут праздник, когда дел полно. На Земле бывало мнение про скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Мне же никогда не хотелось, чтобы обо мне судили по друзьям. Тем самым друзьям, которые сегодня даже не пришли на мои похороны. Они и не знают. Мобильный разрядился еще на первый день. Они решили, что я ушел в загул. Путая меня с собой. Не стали пробовать поздравить не по телефону. Никого не осуждаю. Я и в жизни не питал иллюзий на этот счет. Просто такой сложился круг. И я не мог выйти из круга. Из альтернатив оставалось только быть в полном одиночестве, изоляции. Теперь я понимаю, что одиночество куда честнее. Быть наедине со всей мировой культурой и небесами, куда полезнее, чем болтаться в обществе сообщников. Не так подумал. Ладно. А ведь они тоже угодят сюда. Я заранее им сочувствую и прощаю. Но ничем помочь не могу. Как не мог помочь и в жизни. Потому что уровень сознания задан не мной. Я и сам хорош. Но моя среда меня сковывала и снедала. Во мне не хватило сил, чтобы порвать с этим. Не нашлось в моей жизни места ни геройству, ни значительным поступкам. Мне всегда хотелось быть не хуже других. И я был не хуже других. Но и не лучше. Вот где драма. Равнение на посредственность - это популярная ошибка. Нужно было жить вообще по-другому. Ведь город мог дать мне все. Я взял у него худшее. Я был замкнут кругом, а не создал свой. Теперь я понимаю. Мне все понятней, почему я здесь. Во всем этом много печали. Я начинаю понимать, почему меня не пускают в край. Но все же и не изгоняют в сад. Я старался быть нормальным в то время, когда норм нет. Это причиняло страдания. Но все необходимые нормативы всегда были во мне. Когда я бывал на грани ошибки, внутренний голос давал мне нужные советы. Но часто я их презирал и поддавался перекошенным нормам. Утром раскаивался, но что теперь. Когда на мои похороны пришло семь человек. С работы. Хозяйка позвонила им туда, на работу. И человек семь пришло. Начальник сказал слова, что я был хороший работник. Коллеги сказали, что я был прикольный и им очень жалко. Сказали, но не подумали, ведь в общем-то всем все равно. Ведь смерть сейчас везде. Ее много и неправильно показывают там. Много мрут. Бывает, что неподалеку. Но то, что может скоро настанет свой черед, никто и не задумывается. Ужас, но я тоже так мыслил. Собирался что-то там делать, покупать. Сам всегда не зная, что и для чего. Просто жил, как люди вокруг. Искал счастья в вещах. Надеялся, что их станет больше. Больше, чем мне нужно. И больше, чем у других. И вот я здесь. На пороге. Больше нет слов.
  
  День шестой. Рядовой.
  
  Я тут пробовал узнать. Куда меня дальше. Не говорят. По всему видно, что и сами толком не знают. Со мной уже занимаются меньше. Поступает много новых. Какая-то заворушка в Секторе Газа. А я тут уже старожил. Не до меня. Сам пребываю в ожидании следующего назначения. Еще недавно я досаждал местным забавными вопросами о смысле жизни и своем предназначении. Они отвечали сложно. Но я так понял, что суть жизни в самой жизни. Как проживешь, так и помрешь. Тут в основе именно качественная, а не количественная характеристика. У нас там любили выдавать за счастье всякую чушь. Вроде прожить бы до 107 лет. Как будто жизнь - это курорт или свадебный круиз. Жизнь - это, скорее, испытание и бой. С самим собой и предложенными обстоятельствами. Я так это понял. Комбинации обстоятельств бесконечно разнообразны. Но не бывает легких. Если родился богачом и живешь в избытке, то очень легко не познать свет. А там, где я сейчас, много света. Это греет. Мне говорят, что это и есть Бог. Но я пока не очень пойму, что они имеют в виду. Если родился в бедности и грязи, то высока вероятность застрять в невежестве и бессилии на всю жизнь. Середнячки силятся стать богачами. Бегают от бедности. Столько энергии уходит на эту возню, страшно сказать. Здесь это видно. Приборы не врут. Все же никому не бывает легко. Но бывают люди, которым удается увидеть свет в царстве полутьмы. Вот им полегче. Я не был таким человеком. Всегда смутно догадывался. Иногда даже подозревал, предчувствовал. Верил, но не всерьез. На всякий случай. И вот теперь я здесь. В тоннеле. Меня может бросить куда угодно. Это вопрос еще нерешенный. Я пробовал задавать местным каверзные на свой взгляд вопросы. Если Бог мудр и справедлив, то почему он обрекает на муки живущих людей. Не проще ли устроить все на Земле по совести и разуму. На что мне отвечали, что нет, не проще. Из соображений чистоты эксперимента. Не говоря уже о том, что я противоречу сам себе, ведь разум извечно вступает в конфликт с духом, совестью. Как жить без конфликта, без борьбы. И каждый решает для себя сам. Все сам. И нет, это не походит на чиновничий произвол. В этом нет корысти и выгоды. Каждый должен понять сам. Сложно объяснить. Сегодня меня вызывали. Даша Машина, практикующая вызывание духов, прознала про мой выход. И достучалась. Спросила, как у меня дела. Я ответил, что бестелесно. Из вежливости поинтересовался, как там у нее. Она сказала, что ничего. Не особо понял, что она имеет в виду, но промолчал. После чего она принялась выпытывать у меня имя своего будущего жениха. У нее имелись некоторые прозрения и надежды на сей счет. На что я ответил, что такой информацией не располагаю. Чистая правда. Что я Ванга, что ли. Да и стоит ли знать, я совсем не уверен. После этого интерес Даши к нашему диалогу заметно угас. Эх, бабы. Нет бы, подумать о будущем масштабно. Ведь оно грандиозно, несмотря ни на что. А они все за старое. Как маленькие. Сегодня к нам попал презабавный француз. Он наотрез отказывался признавать, что умер. Требовал неопровержимых доказательств. Грозился подать в европейский суд по правам человека по статье похищение. Улыбнуло. Урезонили его с трудом. Пришлось применить к нему наспех скроенный видеоряд худших эпизодов его жизни. Успокоило. Мне было разрешено поучаствовать в монтаже. Хорошая примета.
  
  День седьмой. Счастливый.
  
  Сегодня мои друзья узнали о моем выходе. Знакомый с работы передал. Объяснил, куда я пропал из онлайна. Почему телефон не беру. Хотя никто и не звонил. Ну, удивились. Бывает же. Зато появился повод собраться и выпить. Мне тут передавали запись с застолья. Обо мне там не больше, чем обычно. Преимущественно о делах, долгах. Скучно. Я и сам бывал на похоронах и поминках. И всякий раз удивлялся тому, что это действо носит характер тематического застолья. День рождения наоборот. Ах, какой был человек. Теперь человека нет. А это значит, что нужно скорректировать свои записи в ежедневнике. С теперешних высот все это представляется бесконечно забавным. К чему там суету суетили. Говорили чужие мысли. Выдавали за свои. Теперь я пересек черту. Точку невозврата. Я всегда мечтал путешествовать. Легко и беспечно. Но за всю жизнь был лишь в двух городах. Пскове и Питере. В том измерении я не мог путешествовать. Я был привязан к городу цепями бедности и нужды. Путами обстоятельств и сложностей. Проблемы стали делом всей моей жизни. Я и сам не заметил, как стал мелкой рыбешкой в большей сети. Теперь меня подняли вверх. Я задохнулся. Но снова живой. Почему всех так удивляет смерть. Однажды я видел фотографии себя в детстве и фотографии себя в зрелости. Ничего общего. Это два разных организма. Два разных сознания. Два разных этапа. Смерть - переход к следующей сущности. Но я по-прежнему не знаю, кто я таков, куда иду. Это изумляет. И продлевает интерес к жизни. Жить интересно всегда. Хотя очень часто бывает плохо. Это нормально. Хорошее есть хорошее только относительно плохого. Не будь плохого, не было бы и хорошего. Тоже мне открытие. Но на него не хватило и жизни. А сколько еще таких простых истин впереди. Мудро спрятанных на самом видном месте. Я тут спрашивал одного, почему я был несчастен. Чтобы я ни делал, я все равно был несчастен. В редкие счастливые часы я во всем видел подвох. И облегченно скатывался в привычное состояние несчастья. Я ловил себя на мысли, что мне нравится быть несчастным. Когда мне показывали земные модели счастья, то я видел лишь дурман. И это был не самообман. Мне тут объяснили, что так оно и бывает. Просто люди бывают несчастны. Каждому свое. Но разные люди одинаково несчастны. И в Беверли-хиллз и в хижине на окраине Камбоджи. Обстановки различны, а несчастность одинакова. Абсолютно. Сегодня нас выпускали погулять. Тоннель отпустил нас, постояльцев, на Землю. Проведать родных и близких. Полетать над красотами. У меня нет родных и близких. Поэтому я попутешествовал. Я видел египетские пирамиды, пустыни, видел их плодородное прошлое. Я наблюдал диковинную природу. Индийские столпотворения и европейские города-карлики. Я пересек Атлантику, там меня встречала Статуя свободы. Затем воды Миссисипи переливались для меня. Я в мгновение мыслью устремился к молчаливым статуям острова Пасхи. Перекинулись парой слов. Больше загадки нет. Потом облетел всю Россию. Она дымила трубами и поражала пустотами, редко обрывающимися городскими огнями. Побывал в Москве на Красной площади и на Старом Арбате. Думал, они больше. Закончил путешествие на ставшем родным Загородном проспекте Петербурга, где я и жил последние годы. Здесь тоннель вобрал меня назад. Но я успел побывать счастлив.
  
  День восьмой. Чемоданный.
  
  Уже вовсю готовят меня. К скачку на новый виток. Очередному прыжку в неизвестность. Готовят, как космонавта. Хотя космос, как выяснилось, только красивый и подробный макет пустоты. Им можно любоваться бесконечно. Но я не буду. Мне предстоят мытарства. Встреча со всеми своими страхами, сомнениями и слабостями. Их я придумал много. В этом преуспел. Мне тут говорят, что меня будут соблазнять и искушать. Мне не привыкать. При жизни я постоянно поддавался искушениям. Теперь же я не знаю искушений, которым я хотел бы поддаться. Эта учеба не похожа на ту, что там. Дается легко. Не как учение чуждым языкам и псевдоважным наукам. Когда сознание упорно отказывает таким знаниям в важности. Но общество твердит, что без этого никак. И нужно отвечать вызовам времени. А здесь нет времени. И все эти дни, а сегодня восьмой - дань условностям. Нет дней, есть эти записи. И чувство, что скоро. Здесь я сам себе самодостаточное общество. Все вокруг - друзья и семья. Мир мой друг. На Земле было не так. Хотя формально, по документам, я еще числюсь землянином. Но и это условность. Мое сознание уже тянет на свет. Хотя там неизвестность. Нестрашная неизвестность. Там, откуда я умер, неизвестность была совсем другого толка. Опасная и неприятная неизвестность. Я вдруг понял, что всегда интересовался вопросами смерти. Иногда в ущерб самой жизни. Мне тут сказали, что это все же излишне. Но и не совсем уж бестолково. Потому что вся загадка жизни кроется в смерти. В самой жизни загадки нет. Но жизнь со всех сторон окружена загадкой - от рождения до смерти. Загадка и ее ощущение - это и есть подлинный космос. Этого не увидишь в телескоп. Космос не извне, но изнутри. И когда это переполняет, то душа взлетает. Бывает, что это называют счастьем, иногда сексом, иногда смертью. Разницы нет. Нет, я не стал мудрец. Я лишь бегло пересказал, что сумел понять. А это очень немногое. Когда пройду мытарства, узнаю больше. Если пройду. Но мысль уже сейчас формируется вяло. Я сам становлюсь мысль. Единственная, но правильная мысль. Я не могу ее озвучить. Ради нее стоит жить. И умереть. Но жизнь неизбежна. Как и смерть. Жизнь питает все новые смерти. Та открывает немыслимые прежде горизонты. Жизнь как школа. Смерть как экзамен. Я его сдаю. Это и есть суд. Самосуд. Самый гуманный в мире. Не какой-нибудь там верховный или конституционный. Где сплошь шарлатаны. Там на Земле почти все, как китайская подделка. Даже эмоции. Наш мир - это театр. И театр заштатный. Сильно переоцененный актерами. А люди в нем актеры. Но актеры средних дарований. Грима много, а правды мало. Сплошные мысли о спасении тела. Бывают, конечно, исключения. Я не был. А тело. С таким же успехом можно всю жизнь посвятить костюму. Беречь, прятать, носить только по праздникам. А все равно сносится, сколько не штопай. Так и я жил только по праздникам. Пробовал их создавать. Получалось редко. Но я жил в ожидании праздника всю жизнь. Но праздника не было. Все откладывался на потом. Вот-вот. И тут праздник принял облик смерти. Праздником стало избавление от ожиданий. Шанс сыграть в более значительную игру. Куда более важную и нужную. В жизни таких игр не видел. Пускай и сама жизнь - игра. Но высокая ставка в ней одна - смерть. Этим словом пугают с детства. Сами ничего не зная. Смерть - это оборотная сторона монеты, где лицевая сторона - это жизнь. Но суть монеты, мне тут сказали, заключена все-таки в линии ребра. Есть ли логика в том, чтобы любить решку, но бояться орла? Раз уж падок до монеты, то есть жизни как таковой. Только так можно перестать жить и умирать, просыпаться и засыпать. Чую, скоро я ухожу. В путь. Сумку мыслей уже собрал. Всю свою жизнь я сумку собирал.
  
  День девятый. Выходной.
  
  Это последний мой день на Земле. Сейчас уже лучше, чем там. Тут уже лучше, чем вчера. Это не худший день моей жизни. Просто последний. Волнений нет. Я в порядке. Моя жизнь - скучная история. Из нее не составишь рассказ. Я и не пытался. Только мои мысли путались, слегка транслируясь. Пускай все было не так, как я того хотел. И случалось много такого, чего я не хотел. Но я полностью принял то, что произошло. Все со мной ясно. Это уже не представляет интереса. Скоро в путь. По долинам добра и заповедникам зла. По разным полюсам. Вероятно, я буду скучать по привычным полям и краям, болотам и топям, берегам и каналам. Возможно, что назавтра я их и не вспомню. Я не понимаю, что будет дальше. Об этом здесь не принято. Что будет, то будет. Другому не бывать. Пограничники здесь не для того, чтобы все знать. Особенно сблизился с пограничником Виктором. Блестящий специалист. Целитель целых душ. Он обещал позаботиться о моих мыслезаписях. Он обязательно придаст их блокировке, а случайные распечатки огню, чтобы явное оставалось тайным. Некоторым новеньким, висящим на волоске, предлагали вернуться назад. Мало кто соглашается. Для этого нужны очень веские причины. Мне не предлагали. Но если бы предлагали, то я бы отказал. Это выше моих сил. Сегодня меня тут подбадривают. Я и еще несколько выдвигаемся. И мне нечего терять. Возможно, я не справлюсь с управлением собой. И буду вновь отправлен на млечные муки. Сложно объяснить. Но есть вероятность, что я не вернусь. Что будет так, как я захочу. Впервые в жизни. В ушедшей жизни я шестеренкой крутился в обстоятельствах. Каждый день пытался сгладить вину. Смягчить падение. Снять боль. Я даже думал иногда, что проклят. Примерял на себя роли, которые были мне недоступны. Отчаянно не хотел быть тем, кем являлся. Напрасно. Нужно было всего-то принять свою сущность, довольствоваться данностями. Тогда было бы проще. Но мне не было отпущено. И я, ослепленный огнями витрин, сгорел. Как мотылек. Мотыльки ищут смерть и находят. Они тянутся к свету. Даже крошечная жизнь ищет света. И всегда находит. Я тоже был крошечная жизнь. Даже сейчас. Жалко живых. Заблудших в лабиринтах пустынь. Занимающих время всем самым ненужным. Продрогших на сквозняках быта. А смерть - это смех. Тут я смеюсь, а улыбка не сходит. Там - сдерживал страх и себя от смеха. Невыносимая атмосфера бесцельности там скрашивалась только смехом. Смех всегда несет в себе нечто освободительное. Уже нет времени об этом. Мне тут уже говорят, что пора заканчивать эти интернеты. Что бесполезно что-то втолковывать живым. Они примут в штыки и читать не станут. Заблокируют, как антивирус. Хотя их антивирус есть главный из вирусов. Это очень тонкий зеркальный юмор. Итак, это мой последний день здесь. И последняя запись. Там, куда я иду, интернетов не будет. А там - поживем, увидим. Времени будет много. Именно потому, что времени нет. И никакого прошлого. С этим покончено. А будущее - будет еще. Есть чуйка, что я уже совсем не то. Чем был еще дней девять назад. Понемногу становлюсь собой. Прихожу в себя. Все, ушел готовиться к стартам. Я улетучиваюсь. Наконец-то я понял, что есть летальный исход. До скорой встречи.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"