Василич вертел в руках чашку севрского фарфора, которую он украл из сервиза Марии-Антуанетты.
- Это пижонство, Василич, - сказал ему Вадик из отдела новостей. - Ты же не кисейная барышня из института благородных девиц, чтобы чашки воровать.
Потом Вадик долго разглядывал рисунок, смотрел тонкий фарфор на просвет, восхищался и все равно гнул свое:
- Ты пойми, Василич, нормальные мужики тырят что-нибудь нормальное. Ну, я не знаю... украл бы там какое-нибудь там охотничье ружье у ее мужа (какой он там по счету Людовик?) или на худой конец кубок из которого он вино пил. Но фарфоровая чашка! Это по-бабски как-то.
Василич хмыкал, улыбался и отвечал беззлобно:
- Вадик, ты - зануда. Ну и куда я с этим ружьем бы подался? Сам подумай: таможенник меня тут же в темпораторе повязал бы. Никакая взятка не помогла бы. А чашка нормальная. Ну, а даже если бы я себе кубок привез. То что? На фиг он мне сдался? Ты вообще эти кубки-то видел? Водку из них пить невозможно. Да и вообще - железяка железякой. Привкус наверняка дает какой-нибудь дурацкий. Нет, не говори мне ничего. Чашка офигенная. Я жалею только об одном: что не успел хотя бы блюдца к ней взять. Эти уроды как стали там все громить, я едва смылся.
- То есть народный гнев тебя впечатлил, - смеялся Вадик и наливал себе водки. Наливал в антикварный граненый стакан, который, между прочим, Василич ему и привез когда ездил в командировку в 1953 год. Граненых стаканов в 2268 году не было. Их сняли с производства еще лет 160 назад. Но Вадик где-то начитался про старинные замечательные граненые стаканы, из которых водка пьется лучше всего, и уговорил друга привезти. Василича как раз тогда послали на репортаж по поводу похорон тогдашнего вождя в России, некоего Сталина. Василич смотался в 53 год, здорово намерзся в старой Москве, устал как собака, натолкавшись в обалдевшей от похорон вождя толпе, но все же нашел в каком-то магазинчике граненые стаканы и прикупил штук шесть. Когда таможенник в темпораторе увидел их у Василича, то ахнул и выпросил-таки пару. Видимо, легенды о замечательных водочных стаканах дошли и до него. Василич отдал ему стаканы с легким сердцем. Ничего хорошего в этих стеклянных уродцах он не видел. Это во-первых. А во-вторых, таможенникам он всегда отдавал часть своей добычи - добрее и сговорчивее будут в другой раз, когда надо будет провезти что-нибудь действительно запрещенное.
Василич и Вадик выпили по стакану водки и закусили.
- Народный гнев - это кошмар, - устало сказал Василич. - Революционеры это ж ужас просто. Ну, представь: за неделю взяли и сровняли с землей Бастилию. Я ж специально сначала поехал в 1789 год, чтобы посмотреть на эту тюрьму и только потом в 1793, когда они королеву казнили. Очень даже ничего здание было. Ну, мрачное, конечно. Это все понятно. Но зачем же вот так - до основания. А потом я смотрел как они ее крушили. Это, кошмар, Вадя! У людей же ничего святого нет. Они ж как звери в раж вошли. Все! Камня на камне не оставили. Если бы я это своими глазами не видел, не поверил бы. А уж про казнь Антуаннеты я вообще молчу. На нее ж смотреть страшно было какая она белая от страха была. Я думал народ этот, который глазеть пришел, растерзает ее еще до того, как ей башку отрубят. Держалась она, конечно, нормально... Ну, как нормально. Прямо держалась, но белая как мел. Мне ее так жалко было, не представляешь. Я, в общем-то, эту чашку взял исключительно на память о ней. Не то чтобы она мне понравилась. В смысле Антуаннета. Баба как баба. Наверно в молодости ничего была, ну а эшафот-то никого не красит, сам понимаешь. А чашка красивая, да. И вообще сервизы у нее красивые были.
- Как же! Ты же вроде говорил, что Мария Стюарт на эшафоте очень даже ничего выглядела, - удивился Вадик, хрумкая соленым огурцом.
- Да уж получше, чем австриячка, - кивал Василич. - Просто Стюарт сама по себе поэффектнее, понимаешь. А эта-то как вобла соленая.
- Ладно, давай помянем ее что ли. Все-таки о покойниках плохо не говорят, - сказал Вадик, разливая водку в стаканы.
- Кого из них? - затупил Василич.
- Марию-Антуаннету, - менторским тоном вещал окосевший от предыдущего стакана Вадик. - Потому что Стюарт мы еще в тот раз помянули. Когда ты с репортажа о ее казни вернулся. Так что давай: пусть земля ей будет пухом! Спи спокойно, Мария-Антуаннета. Мы о тебе помним и чашку твою Василич нежно хранит.
- Клоун, твою мать! - хмыкнул Василич. Мужики выпили и принялись за яичницу. Василич ел и время от времени посматривал на чашку с красивым золотым узором.
2.
После вчерашней водки голова у Василича сильно болела. Вадик тоже маялся по-страшному. К себе не поехал, ночевал в коридорчике на старом диване, при этом всю ночь проблевал, с утра ходил зеленый, опохмелялся, пил рассол - новомодных таблеток по моментальному снятию похмелья он не признавал. Василичу хоть и было плохо, но деваться было некуда - надо было ехать в редакцию, отчитываться по командировке. Поэтому одну таблетку "антипохмелина" он все-таки принял, подумал, что надо бы все-таки сделать заявку в банк органов на выращивание новой печени, вызвал такси и поехал.
Все материалы он еще вчера из дома скинул на редакционный сервер и главред Сан Саныч их уже, конечно, видел. Но бухгалтерия требовала личного присутствия командировочного: сдать камеру и реквизит - одежду того времени, которую ему специально выдавали для такой поездки. "Ну и как там, в Париже?" - кокетливо улыбнулась бухгалтер Людочка, принимая миниатюрную, размером не больше булавочной головки, видеокамеру. "Плохо, Людочка, плохо, - вальяжным голосом отвечал Василич. - Без Вас, Людочка, хоть в Париже, хоть на Луне плохо." Людочка краснела, быстро-быстро заполняя стандартную форму командировочного отчета и спрашивала: "Ну, королева-то хоть красивая была?" "Это Вы - красавица, а она просто мегера! Недаром ее народ замочил", - говорил Василич и думал: "Надо ее уже пригласить куда-нибудь, в ресторан что ли, а потом трахнуть. Сколько можно шашни разводить".
- Василич, ты - молоток! - заулыбался Сан Саныч, когда Василич переступил порог его кабинета. - Слушай, ну просто отличнейший материал! Прекрасная фактура, все поймал: и как ее везли к эшафоту, и как молилась, и как рубили, и как палач голову поднимал. Молодец! Мы уже частично в анонсы зафигачили, так что давай - сейчас маленько поболтаем и бегом в монтажную. Там Шурик со Славиком уже начали работать. Кофе? Или по коньячку?
- Не, Сан Саныч, я "по коньячку" не могу, - замахал руками Василич. - "Антипохмелин" уже принял. Вчера с Вадиком обмывали возвращение, так что я сегодня не пью.
Саныч понимающе закивал, достал из холодильника бутылку дефицитной минералки и налил в высокий стакан. "Ого! Стоит, наверное, целое состояние", - подумал Василич, с наслаждением отхлебывая глоток. В своем времени настоящую минералку Василичу пробовать не доводилось никогда - чистая вода, а уж тем более минеральная была неимоверной роскошью. Столько Василич не зарабатывал. Этот деликатес он вдоволь пил только во время своих командировок во времени. Собственно, это была одна из причин, по которой он всегда с удовольствием мотался даже в самое дремучее прошлое - нормальной чистой воды там было вдоволь. Понятное дело, коллеги Василичу завидовали.
- Ты знаешь, мы тут с Шефом обсудили, - начал Саныч. - Твой материал поставим не как обычно двухминутником в новостийных "как это было", а сделаем нормальный такой сюжет в Светино "Это - мы". Пригласим депутатов всяких разных, актеров и прочую шушеру, покажем твой репортаж минут эдак на 10, а то и на 15, естественно, со всеми подробностями, не только где королеве голову рубили и кровь хлестала, но и где Бастилию рушили и все такое. А в конце так основательно ввернем про нынешнюю ситуацию: мол, вот сейчас мы вспомнили как это было шесть веков назад, когда народу жрать было нечего, а некоторые особы ни в чем себе не отказывали и вон оно что получилось. А в нынешнем времени вам это ничего не напоминает? Ну, тут уже Света, начнет в своем репертуаре: мол, президентский клан захватил все водные источники, припомнит историю про тендер на лунные недра - она нарыла интересные данные про учредителей компаний, которые ими владеют. Депутаты, конечно, кинуться орать, да и вообще все орать будут. В общем, Шеф уверен, что с такой подачей процентов 5 рейтинга мы у президента отнимем легко.
- Хорошо, - обрадовался Василич. Ему, в самом деле, было жаль столько отснятого материала выбрасывать в корзину. Почем зря он что ли в этом сумасшедшем Париже восемнадцатого века метался целую неделю? А тут на тебе - не двухминутный сюжет, а почти фильм.
- Кстати, ты знаешь, Генрих не вернулся, - вдруг ни с того ни с сего выдал Саныч. Василич обомлел. Генриха Ульма он знал давно, еще с тех времен когда стажером пришел на телевидение. Уже тогда Генрих был успешным репортером во времени, делал отличные исторические сюжеты. Василич помнил как раскрыв рот смотрел его репортаж с места убийства Джона Леннона. Да что там Леннон! Это не стоило большого труда - певца в свое время убили в людном месте и надо было просто оказаться там в нужное время. Но ведь Генрих отснял такое трудное с репортерской точки зрения событие, как например, убийство Павла Первого. Причем не по-халявски, просто установив камеры слежения в покоях императора, а по-нормальному, по-репортерски. Считай, год жизни он отдал Прошлому сидя в 18 веке, втираясь в доверие к графу Палену, для того, чтобы однажды вместе с другими заговорщикам оказаться в закрытых покоях российского императора, а потом сделать классный сюжет в новостях с крупными планами покойника и разгоряченными лицами его убийц. На размозженное лицо Павла тогда посмотрели почти 43 процента зрителей. Очень неплохой рейтинг для новостийного сюжета.
Василич, конечно, знал прекрасно все издержки своей профессии. Репортеры во времени имели обыкновение иногда не возвращаться назад. Проще говоря, в прошлом с ними порой случалось какое-нибудь несчастье, а то и болезнь и они умирали или погибали. В общем-то, он и сам, сейчас в революционном Париже чуть не попал под горячую руку революционеров, но благо - повезло. Но что случилось с Генрихом?
- Я не знаю, - развел руками Саныч. - И никто не знает. Он уехал в 1913 год в Россию. По частному заданию одной очень высокопоставленной персоны. Должен был привезти какую-то вещь. Время-то в общем относительно спокойное, сам понимаешь. По крайней мере до большевистской революции еще четыре года. Да и, насколько я слышал, задание не самое сложное - достать какую-то там давно утерянную картину. С его опытом...Не знаю как и почему, но назад не вернулся.
Этой новостью Василич был просто ошарашен. Уж кто-кто, но только не Генрих. Этот опытный репортер во времени всегда был так осторожен и вот на тебе. Василич думал об этом и, сидя в монтажной, и в буфете, и в бухгалтерии, куда зашел расписаться в командировочном отчете. Только по дороге домой он вспомнил, что с утра в очередной раз собирался закадрить Людочку, но с этой историей про Генриха совсем забыл это сделать.
Едва он подъехал к своему дому, как у него зазвонил телефон. На экране возникло лицо одного очень известного бизнесмена, который вежливо, но настойчиво попросил Василича о встрече. Василич был заинтригован. Доселе его скромная журналистская персона не привлекала внимания богатеев такого высокого полета. "Хорошо, - ответил Василич. - Завтра где-нибудь после работы". "Я пришлю за вами машину без пятнадцати семь",- был ответ.
3.
Назавтра ровно в семь Василич уже стоял возле ворот роскошного особняка Анатолия Петровича Серова. Именно так звали того состоятельного человека, который вчера вечером зазвал Василича на деловое рандеву. Горничная провела гостя по коридорам роскошного дома, видимо, в кабинет хозяина. Кабинет, как и весь дом, был отделан под старину. В стилях декора Василич был не силен и не мог отличить ампира от постмодернизма, но по опыту путешествий во времени понимал, что так украшали помещения где-то в 18 веке очень богатые люди Европы вроде царей и императоров. Аляповатые, но в принципе очень стильные коричнево-желтые панели на стенах, с затейливыми рамами под картины, амурчики, слепленные из кусочков какого-то коричнево-желтого минерала, золотые инкрустации... Василич рассматривал эти плоды чьей-то дизайнерской фантазии с интересом. "Но постоянно быть здесь, да еще и работать в таком кабинете невозможно, - подумал он. - Просто в глазах рябит". И тут появился хозяин дома.
Анатолий Петрович Серов слыл человеком очень богатым, очень известным и очень влиятельным. Именно у него в собственности были все водные ресурсы Азии и Южной Америки. Именно к нему в свое время непонятным образом попали права на разработку алмазных копий в Море Спокойствия на Луне - самом богатом месторождении алмазов, которое было обнаружено за всю историю человечества. Кроме того, он владел парой-тройкой пищевых холдингов, крупной медиаструктурой (куда телекорпорация, где работал Василич, кстати, не входила), и транспортной компанией космических грузовых перевозок, да и много еще чем, о чем Василич и не подозревал. И вот теперь этот "мешок с деньгами", импозантный, подтянутый, седовласый и невероятно обаятельный, шел Василичу навстречу и улыбался.
- Здравствуйте-здравствуйте, Александр Васильевич! - крепко жал он руку Василичу и внимательно заглядывал в глаза. - Давно мечтал с Вами познакомиться лично, ибо всегда с интересом смотрю Ваши репортажи. Очень и очень достойные работы. Интереснейшие работы! У вас потрясающее чувство кадра, момента это, знаете ли, не каждому дано.
Василич вежливо и настороженно улыбался, мямлил "работаем как умеем" и гадал чего хочет от него этот нувориш. "Наверное, попросит припереть откуда-нибудь из екатерининских времен какой-нибудь огромный золотой канделябр или еще чего хуже саблю Наполеона Бонапарта, которую он бросил, драпая с Ватерлоо," - подумал Василич и почему-то загрустил. Все эти состоятельные ценители старины давным-давно достали его с подобными просьбами, часто нереальными, сумасшедшими и вообще противозаконными.
- А у меня к Вам есть дело, - все так же любезно продолжал Анатолий Петрович. - Давайте-ка присядем и чего-нибудь выпьем. Кофе, коньяк, воду?
Василич попросил воды.
- Вы, конечно же уже догадались, что мне нравятся красивые вещи с историей, - Серов кивнул головой, как бы имея в виду окружающий интерьер. Василич согласно покивал головой, типа, понимаю, ага, касотищща, но в душе по-прежнему думал, что вся эта коричнево-желтая рябь выглядит аляповато.
- И есть у меня мечта, - продолжал Серов. - Я хочу иметь картину, написанную великим художником прошлого специально для меня с дарственной надписью.
Василич насторожился. За подобные дурацкие "спецзаказы" он старался не браться. Между тем Анатолий Петрович продолжал:
- Я заплачу Вам 5 миллионов авансом и еще 15 по факту, если Вы согласитесь привезти мне картину под названием "Черный квадрат". Ее в начале 20 века нарисовал знаменитый русский художник-авангардист Казимир Малевич. Если быть абсолютно точными, то за свою жизнь Малевич нарисовал четыре "Черных квадрата. Каждый к какой-либо выставке и все они немного отличаются друг от друга. Но суть одна: посредине холста располагается абсолютно черный квадрат. И ничего больше. Я хочу себе такой же. Мне не нужен ни одни из тех четырех "Черных квадратов". Все они дошли до наших дней и я не намерен нарушать закон "О времени" и не хочу, чтобы Вы крали из Прошлого не утерянную и не разрушенную там вещь и таким образом нарушали ход истории. Я чту законы и безукоризненно их исполняю. Я всего лишь хочу, чтобы Малевич нарисовал пятый "Черный квадрат", специально для меня, а на обороте лично написал мне дарственную надпись: "Петровичу от Казимира".
Обалдевший Василич поперхнулся глотком воды. Закашлялся, пролил на себя полстакана и какое-то время не мог вымолвить ни слова. Потом, медленно соображая и с трудом подбирая слова, он переспросил:
- Простите, я Вас правильно понял? Вы хотите отвалить мне целое состояние за то, чтобы я привез Вам кусок холста с намалеванной там черной краской простой геометрической фигурой? И чтобы на обороте этой испачканной краской тряпочки какой-то чудак, которого куча других чудаков назвала великим художником 20 века, собственноручно написал: "Петровичу от Казимира"?
- Именно так, - жестко и без улыбки подтвердил Анатолий Петрович. Василичу вдруг резко захотелось напиться.
- А давайте-ка и в правду ударим по коньячку! - предложил Василич хозяину дома.
4.
Василич потом, всякий раз вспоминая этот эпизод своей жизни, жалел об этом "по коньячку!". Спрашивается: и кто его, дурака, за язык тянул? Ну, ладно Сан Санычу такое после командировки по свойски предложить или Вадику, но вот так запросто одному из самых богатых людей планеты...
Коньяк пили из граненных стаканов. Петрович (после второго стакана коньяка "денежный мешок" настоял, чтобы его звали именно так и не иначе и обязательно на ты) с гордостью показывал Василичу граненные стаканы, рассказывал как ему специально и с большим трудом их привезли из Советской России середины 20 века. Василич деланно удивлялся, мол, ну надо же какой раритет. Кто из его коллег подкалымил, снабдив Петровича стаканами, Василич предусмотрительно не спрашивал - меньше знаешь, лучше спишь.
Между первым, вторым и третьим стаканами Петрович прочитал Василичу лекцию по искусствоведению на тему "Казимир Малевич и его "Черные квадраты", из которой Василич понял следующее. В самый первый раз Малевич написал черный квадрат в 1913 году, когда делал декорации к опере "Победа над солнцем". Это было просто элемент декораций и не более того. А осенью 1915 года специально для футуристической выставки в Петербурге он впервые создал самостоятельную картину с таким названием. Да как написал! Сначала положил красочные слои и лишь поверх них черный квадрат. Краска сохла неравномерно и кое-где потрескалась. Получись что-то вроде той самой победы на солнцем - было видно, как сквозь черноту кое-где проступает цвет. Но и это было еще не все. На выставке Малевич повесил картину в так называемой "красный угол", то место в помещениях, куда крестьяне обычно вешали иконы. Таким "святотатством" современники художника были потрясены. Он как бы говорил этим: бога нет, есть бездна души человеческой, тёмная и не познанная. После этого вплоть до 1930 года Малевич писал похожие картины еще несколько раз к разным выставкам: разных размеров, но уже без цветного подслоя. И всякий раз эти картины неизменно потрясали воображение современников. Даже после смерти "Черный квадрат" не оставил художника - над его могилой установили памятник в виде куба с черным квадратом.
Анатолий Петрович не был поклонником авангарда. Его, как и большинство людей росших в скромном достатке и внезапно разбогатевших, больше впечатлял помпезный имперский стиль. Но идея "Черного квадрата" ему нравилась. Особенно все эти рассуждения на счет "бездны души человеческой". За то, чтобы познать эту бездну, Петрович готов был выложить ни один миллион. Тем более, если на этой бездне будет красоваться автограф Мастера.
- Ты поедешь в 13 год, ты уговоришь Малевича нарисовать эту фиговину и привезешь ее мне, - заплетающимся языком наставлял Петрович Василича.
- Я не на что еще не согласился! - возмущался окосевший Василич. - И вообще, почему именно 1913 год? Что за год такой? Там люди пропадают!
И тут его осенило:
- Ты послал Генриха за "Черным квадратом"?!
Петрович не стал отпираться. Да, именно он три месяца назад послал Генриха Ульма в 1913 года, заплатив 5 миллионов аванса. По непонятным причинам Генрих не вернулся. Все контрольные сроки возврата, когда темпоральные машины способны вернуть человека назад, прошли, а Генриха все нет. И, видимо, уже не будет. Василичу стало как-то нехорошо.
- А куда его было еще посылать? - спокойно вопрошал Петрович, наливая коньяк в стаканы. - Сам подумай: в Россию в 20 веке только и можно ехать как до 1914 года. Там же потом то Первая мировая война, то революция, то Гражданская война, то вообще репрессии начнутся - не выжить. А это время еще ничего. Последний относительно спокойный и благополучный год царской России.
Василич тупо слушал, глядя в стакан. Поднимал его вверх и смотрел, как меняется цвет напитка на фоне пестрых коричнево-желтых стен и света канделябров.
- Эти стаканы, небось, тоже Генрих тебе привез? - спросил он, позабыв о своих принципах осторожности.
- Нет. Генрих привез мне Янтарную комнату, - сказал Петрович и обвел рукой кабинет. Василич огляделся вокруг, ахнул, вздрогнул и второй раз за сегодняшний вечер пролил на себя содержимое стакана. Отделка и интерьер кабинета Петровича больше не казались ему аляповатыми и безвкусными. Они были потрясающе красивыми. Как же он сразу-то это не понял? Василич сидел в той самой роскошной Янтарной комнате, которая бесследно пропала в апреле 1945 в Кёнигсберге, куда она была вывезена фашистами из Царского Села во время Второй Мировой войны.
5.
Таможенник рассматривал заполненную Василичем анкету путешественника во времени и, когда прочитал в графе "Цель поездки" "частный заказ", забеспокоился. Все-таки поездки по частным заказам были большой редкостью. В основном народ мотался в Прошлое в командировки от телевидения, журналов, научно-образовательных структур и разведок. Частных поездок можно было по пальцам пересчитать, ибо по сути дела они не были разрешены. Еще 30 лет назад ООН, испугавшись, что массовое паломничество в прошлое может спровоцировать изменение Истории, категорически их запретило. Но потом некоторые весьма состоятельные люди все же пролоббировали небольшие послабления. Получить их стоило большого труда и денег. Департамент надзора за соблюдением хода Истории такие разрешения выдавал только после решения парламента и визы президента. Судя по всему, для денег Петровича и эти препоны не были серьезным препятствием. Впрочем, Василич понял это еще в тот момент, когда осознал, что сидит в самой настоящей Янтарной комнате. Просто так, контрабандой привезти это сокровище в 2268 год было невозможно, а чтобы пробить разрешение на самом высоком уровне, нужны были немалые взятки.
Петрович пообещал ему все: и моментальный перевод денег (это обещание он тут же сдержал - во время разговора Василичу пришло электронное уведомление о том, что на его счет поступили пять миллионов), и минимальный досмотр на темпоральной таможне при возвращении (как бы давая понять, что Василич может еще и подкалымить на этом заказе, привезя что-нибудь контрабандой), и даже официальное разрешение на доставку такой картины.
И вот теперь таможенник усердно искал подтверждения в своем компьютере тому факту, что Василичу разрешена такая поездка. Более того, в графе "предмет, разрешенный к перемещению из Прошлого" абсолютно легально стояла запись "картина художника первой половины 20 века Казимира Малевича "Черный квадрат" с дарственной надписью". Еще неделю назад Василич посмеялся бы над предположением, что такую вещь можно вывезти из Прошлого легально, а не как контрабанду. Теперь же он с насмешкой смотрел как у таможенника лезут глаза на лоб, и он судорожно всматривается в экран - не ошибся ли и как злится от того, что на этом перемещении заработать не получится.
Таможенника звали Александр Сергеевич. Когда-то он лично получил от Василича неплохую взятку. Василич для одного коллекционера нелегально вез из 19 века несколько страниц второго тома "Мертвых душ", украденных за несколько минут до того, как Гоголь стал закидывать свое произведение в печку. Александр Сергеевич моментально смекнул, что к чему, и со свойственной ему наглостью стал раскручивать Василича на деньги. Пришлось отвалить ему кругленькую сумму, чтобы он закрыл глаза на контрабанду.
- Вот это, да! - только и мог завистливо сказать он теперь. - Василич, ты где такого клиента нарыл? Поди озолотишься теперь с этим заказом.
Василич только загадочно улыбался и мурлыкал что-то на тему "места знать надо". После того как таможенные формальности были позади, Василич прошел в "предбанник" у темпоратора. Здесь путешественники во времени облачались в одежду той эпохи, куда ехали. Он надел на себя брюки, долго мучался с пуговицами на гульфике (молнии в ту пору еще не были широко распространены), потом рубашку, сюртук, ботинки и цилиндр. Взял в руки трость и саквояж и посмотрел на себя в зеркало. Старомодная одежда сидела на нем как на корове седло. Василич как-то сразу расстроился. Вряд ли замученный нищетой и безденежьем Малевич, глядя на Василича, поверит, что к нему явился состоятельный дворянин.
После того как Василич согласился на эту халтурку, он долго думал, как и когда лучше всего уговорить состоятельного художника написать копию будущего произведения, да еще и с авторской дарственной надписью. Пару дней Василич, не переставая, читал все подряд, что попадало под руку об этом художника, "Черном квадрате" и России первой трети двадцатого века. По всему выходило, что Петрович был прав. 1913 год, действительно был относительно спокойным - еще не наступили ни войны, ни революции. Кроме того, что художник в этот период был гол как сокол и едва сводил концы с концами. Поэтому любое, даже самое идиотское предложение о работе он мог воспринять с радостью. Василич решил предстать перед ним в образе состоятельного человека, который хочет заказать необычную картину.
Александр Сергеевич начал традиционный предперемещательный инструктаж. Все шло по обычной, заведенной с незапамятных времен, схеме. Сначала он сообщил Василичу куда именно и с какой целью его отправляют, потом заручился согласием, что он осознает все риски, связанные с путешествием во времени, совершает его по доброй и собственной воле и в случае смертельного исхода никого не винит и имеет заверенное нотариусом завещание. Кроме того, Василич поклялся соблюдать Кодекс "О перемещении во времени" и Закон "Об Истории". Но самым главным было не это. Главным был список опорных точек - тех мест в пространстве и времени, где ему надлежало быть, чтобы вернуться назад. Машин времени в прошлом не было. Единственным способом вернуться назад, было оказаться в той точке прошлого (именуемой "опорной"), из которого темпоратор мог забрать путешественника. Их список (часто состоящий из несколько сотен пунктов) темпоратор закладывал человеку в память. После этого путешественник во времени мог забыть абсолютно все, впасть в кому или полную амнезию, но список опорных точек оставался в его памяти вплоть до того момента, когда он снова попадал в настоящее.
Василич встал посреди темпоратора и закрыл глаза. Он не любил процедуру перемещения. Его всегда немного подташнивало, руки, ноги и даже голова начинали неметь. Особенно плохо было то, что Василич никогда не мог толком сказать, сколько продлиться перемещение. Например, в 1604 год он переместился буквально за минуту. А в 1812 тащился почти 20 минут. На этот раз от стандартных слов перемещателя "Поехали!" до "Добро пожаловать в 1913 год" прошло всего около четырех минут. Но этого хватило, чтобы ноги Василича свело судоргой, он упал и начал блевать.
- Ходют тут пьяницы всякие, - ругалась какая-то старушка, глядя как Василич, корчится на мостовой возле трактира "У Самсона". Василич с трудом поднял голову и попытался улыбнуться, растирая сведенные судорогой ноги:
- Извиняйте бабушка. Не пьяный я. Болезный. Ноги мои болят.
Бабка всплеснула руками, видимо рассмотрев-таки, что Василич вовсе не посетитель трактира. Василич постарался встать на ноги как можно скорее. Еще не хватало, чтобы где-нибудь поблизости оказался городовой и, тоже приняв его за пьяного, отправил бы в участок.
6.
Дверь квартиры открыл сам Казимир Малевич. Автор "Точильщика" и "Черного квадрата" лицом был сер, небрит и изможден. Один из самых ярких авангардистов 20 века, который через несколько лет взбудоражит сознание современников, переживал жесточайший финансовый кризис.
- Здравствуйте, что угодно-с? - устало спросил гостя, по виду состоятельного человека, Казимир Малевич.
- Здравствуйте, имею честь сделать заказ на картину, - сказал Василич, приподнимая шляпу.
- Извольте пройти-с в комнату? - пригласил гостя Казимир Северинович.
Василич снял шляпу и пошел вслед за хозяином. Всякий раз, когда Василич нос к носу сталкивался с какой-либо легендарной исторической личностью, он, как ребенок, испытывал невероятный восторг и едва сдерживался, чтобы не кинуться к персоне и, с восхищением заглядывая ей в лицо, не крикнуть: "Так вот вы какой! Я ваш давний фанат! Дайте, пожалуйста, автограф!" Вот и сейчас у Василича все внутри прыгало, и он едва сдерживал волнение. Он снял шляпу и огляделся. В небольшой комнатке царил беспорядок: несколько готовых картин были в кучу составлены у стены, тут же на единственном табурете лежали кисти, на столе возле окна какие-то тряпки, а на мольберте стояла доска. Из-за безденежья художник не мог себе позволить купить холст и рисовал на досках разломанной этажерки. Судя по всему, это была будущая "Корова и скрипка".
- Что бы Вы хотели заказать? - спросил Малевич.
- Да, собственно, просьба у меня простая, - как можно приветливее начал Василич, справляясь с волнением. - Возможно, она покажется Вам необычной, но зато деньги я готов предложить хорошие.
- Чего изволите-с? - насторожился Малевич.
- Для Вас это будет сущий пустяк, а я заплачу Вам за картину целых 100 рублей. Персона, для которой я хлопочу, - большой оригинал, знаете ли. Вздумалось им обзавестись необычной картиною. Чтобы на ней ничего не было кроме черного квадрата. Да-с знаете ли. Просто нарисуйте на куске холста черный квадрат и я заплачу Вам 100 рублей. Это хорошая цена за такую картину, - Василич ни с того, ни с сего затараторил и засуетился, нарушая до мельчайших деталей продуманную линию поведения. Возможно потому, что Казимир Северинович, слушая его монолог, вдруг как-то странно поднял вверх брови.
- Что прикажете написать на обороте? - спросил художник. Василич явно не ожидал, что Малевич вдруг сам заведет разговор на эту тему. У художников его времени такие вещи как надписи на обороте картины не были приняты.
- Петровичу от Казимира, - механически ответил он.
- Значит на этот раз Петровичу, - задумался Малевич и вдруг как бы встрепенулся. - Милостивый государь! Извольте представиться, кто Вы, откуда и для кого делаете заказ.
- Ах, извините, - смутился Василич. - Александр Васильевич Галицкий, помещик. К сожалению, персону, которая сделала сей заказ, назвать не могу. Оне изволили остаться инкогнито.
Малевич какое-то время внимательно смотрел на собеседника, а потом четко и с расстановкой ответил:
- Любезнейший Александр Васильевич! Увольте, но я не смогу исполнить этот заказ.
- Я заплачу Вам хорошие деньги! - начал настаивать Василич. - 100 рублей за картину! Казимир Северинович, в Вашем положении они будут весьма кстати!
- Я не пишу картины ни для Петровичей, ни для Михалычей, ни для каких других людей. Я пишу для себя!
- Каких Михалыйчей? - переставая что-то соображать, тупо спросил Василич. - Не, мне Михалыч не нужен. Напишите мне: Петровичу. Пожалуйста
7.
Через час уговоров и расспросов у Василича в голове выстроилась такая предыстория происходящего: за последний год к великому художнику в разное время наведалось по меньшей мере шесть человек, не считая Василича. И каждый из них с одной и той же просьбой: написать на холсте черный квадрат с дарственной надписью с обратной стороны. Адресат в этой надписи был всякий раз разный, причем Петрович фигурировал всего лишь дважды: об этом с полгода назад попросил какой-то человек с сильным немецким акцентом (видимо, Генрих Ульм - догадался Василич) и сам Василич. Остальные просили подписать картину Михалычу, Дитриху, Клаусу, Пал Палычу и Уинстону. Все просители необычного заказа со слов Малевича, выглядели как состоятельные господа, говорили по-русски, но при этом были "какими-то не нашими, видимо иностранцами, вот как Вы". Просьбу самого первого просителя художник вообще не принял всерьез и без церемоний спустил его с лестницы. А потом делал это всякий раз, когда он вновь и вновь наведывался. Но когда время от времени стали появляться другие люди с таким же предложением, Малевич стал отказывать уже из принципа, какие бы деньги за эту работу ему не сулили.
-Я художник и не пишу примитивных картинок. Даже за большие деньги, - сказал он Василичу. К этому моменту художник уже не злился на своего посетителя и не пытался выставить его вон.
- Казимир Северинович, я нисколько не сомневаюсь в Вашем таланте! - убеждал его Василич. - Но что Вам стоит написать эту ерунду? Хотя бы потому, что бы избавиться от таких, как я. Понимаете, неспроста же к Вам столько народу так настойчиво ходит с этой просьбой. Взять хотя бы меня. Меня нанял какой-то человек, которого я толком не знаю. Заплатил хорошие деньги - двести рублей - и попросил уговорить Вас нарисовать такую картинку. Зачем ему эта безделица я не знаю. Но Вам надо всенепременно ее нарисовать. Иначе Вам житья не дадут с этим заказом. Да к тому же работа не бесплатная! Хотите, я Вам дам не 100, а 150 рублей? Поверьте, стоит Вам написать этот чертов черный квадрат и вы станете знаменитым художником! О Вас заговорят, Вас будут помнить потомки. Казимир Северинович, право слово, мне непонятно Ваше упрямство. Соглашайтесь, любезнейший!
8.
Василич шел по серому Петербургу. В его саквояже лежал холст, на котором великий авангардист 20 века Казимир Малевич написал черный квадрат, а с обратной стороны автором собственноручно было начертано: "Петровичу от Казимира". Василич торопился к Исаакиевскому собору. Именно там возле алтаря Александра Невского через полтора часа должна была появиться опорная точка, через которую он планировал вернуться домой. Задерживаться в Петербурге не входило в его планы по разным причинам. Во-первых, у него совсем не осталось здешних денег. Весь запас местной валюты, которым снабдил его Петрович, был отдан Малевичу, и денег не хватило даже на извозчика. Поэтому сидеть здесь и ждать, когда откроется следующая опорная точка (это должно было случиться только через неделю), Василич не мог. Кроме того, Василичу крайне не нравилась местная погода. С неба непрерывно моросил какой-то мелкий противный дождь. И хотя Василич понимал, что дождь этот сам по себе безвредный (кислотных дождей в 1913 году еще не было), но ощущения были отвратительные. "И вот за такой мерзкий поток воды в наше время люди отдали бы целое состояние", - с неудовольствием думал он и шагал все быстрее и быстрее.
До появления опорной точки оставалось около получаса. Василич любить приходить чуть загодя, чтобы не "запрыгивать в последний вагон". Он сразу нашел нужное место и встал согласно отпечатанным в его мозгу координатам. Народу в соборе было немного. Люди были заняты молитвами, и до одинокого человека, по виду обычного прихожанина, никому не было дела. Почти никому. В двух шагах от себя Василич увидел Генриха Ульма. Судя по всему, Генрих какое-то время уже ждал его здесь. "Неудивительно, - подумал Василич. - Опорные-то точки нам вбивают одни и те же. Вот он и пришел посмотреть, кто отбывает на этот раз."
- Привет! Он подписал тебе картину? - без всяких церемоний начал Генрих, подойдя ближе. Василич испугался - а вдруг Генрих попытается отнять у него добычу? Воображение услужливо рисовало, как Генрих сначала под разными предлогами уводит его из опорной точки, потом убивает в какой-нибудь подворотне, а сам возвращается к Петровичу, чтобы получить денежки за якобы добытый трофей. Василич крепко сжал саквояж и не ответил ни слова.
- Значит, все-таки подписал, - вздохнул Генрих. - Молодец. А у меня не получилось. Ты не бойся. Я не покушаюсь на твое добро. И уж тем более, не собираюсь ехать назад.
- Что случилось, Генрих? - спросил Василич.
- Что случилось? - усмехнулся Генрих. - Ты был здесь и спрашиваешь, что случилось? Дождь идет - вот что случилось. В этом времени с неба падает обыкновенная вода, под нее можно попасть и не бояться обжечься. В этом времени еще можно жить и не сходить с ума, израсходовал ты выделенную на месяц квоту на свежий воздух или нет. Телевидения здесь, правда, нет. Но это к лучшему. Пойду работать репортером в обычную газету.
- Но в России вот-вот начнутся войны и революции, - возразил Василич.
- В России, да. Ну, уеду в Америку или Бразилию. В этом времени осталось немало мест, где можно безбедно жить.
- Ты пришел агитировать меня остаться?
- Конечно, нет. Езжай назад и получи свои деньги, продолжай мотаться во Времени и делать свои репортажи. Я просто хотел удостовериться, что ты выполнил заказ, они успокоятся и перестанут трепать нервы Малевичу. Мне его жаль. Он хороший мужик. Просто не повезло ему с этим долбанным "Черным квадратом". Мы надоумили его на эту идиотскую идею и он всю жизнь теперь только его и будет рисовать. И никто не вспомнить о его гениальном "Точильщике" или "Цветочнице". Его даже похоронят его под черным квадратом.
- Кто те люди, которые приходили к Малевичу, Генрих? - спросил Василич и понял, что ответа ему не дождаться, - он услышал стандартное приветствие темпоратора, почувствовал, как занемели ноги и к горлу подступила тошнота.
9.
Петрович был в восторге. Он вертел картину в руках, то так рассматривая работу Малевича, то эдак ("Смотри, Василич, смотри как он ровно-то нарисовал! Как под линеечку!"), потом смотрел ее на просвет ("Нет, ну ты видишь?! Он действительно черный!"), потом изучал почерк художника ("Петровичу от Казимира! Не кому-нибудь, а мне!"). Василич смотрел на этот ребяческий энтузиазм без всякой радости. Пять минут назад Петрович перечислил на его счет обещанные оставшиеся 15 миллионов. Теперь Василич мог оставить свою суматошную работу, купить приличный особняк где-нибудь в экологически безопасном районе на Луне и жить в свое удовольствие до скончания века, не зная ограничений ни в чистой воде, ни в чистом воздухе.
- Анатолий Петрович, скажите, что за люди приходили к Малевичу с той же просьбой что и я? Вы ведь наверняка это знаете. Кто такие Михалыч, Дитрих, Клаус, Пал Палыч и Уинстон? К нему так и будут продолжать ездить за "Черным квадратом"?
Петрович засмеялся и беззаботно махнул рукой.
- Дался тебе этот Малевич! Сто лет в обед как мужик помер, а ты все переживаешь. Да поспорили мы на него с корешами. Как-то по-пьяни взяли и поспорили: кто первый привезет от Малевича "Черный квадрат" с дарственной надписью, тот и срубит со всех остальных немало бабла. Вот и посылали к нему молодцов. Но он заупрямился ни с того, ни с сего. А ты - молодец! Я выиграл, понимаешь? Эх, Василич, Василич, если бы ты знал, сколько теперь я получу денег! Ребята со мной по гроб жизни расплачиваться будут.
10.
Василич сел в такси и назвал свой адрес. Потом набрал номер самой солидной похоронной конторы и, услышав ответ, сказал:
- Я хочу сделать заказ на памятник для одного хорошего человека. Мне нужно, чтобы ему на могилу установили гранитный куб с черным квадратом внутри... Нет, он мне не родственник. Этот человек жил давно. Два с половиной века назад... Известный художник... Историческая личность...Наследников не осталось. Могила сохранилась. Сразу после смерти этого человека на ней уже стоял такой памятник, его сделал другой известный художник. Но спустя некоторое время, в сороковых годах того же века, этот памятник непонятным образом исчез - в тех местах шла Вторая Мировая война. Установите точно такой же... Как выглядел?... Я привезу вам эскизы... Нет, даже не эскизы. Я поеду в 1942 год и достану тот самый памятник.