Я прожил на той улице лет пять. Мы виделись почти каждый день. Я сходил вниз по утрам. Первый шаг - как поцелуй: скрипуче-крепкий зимой, вялый, размягчено-асфальтный, летом. Потом мы шли вместе между деревьев до магазина, а там расставались. Я сворачивал к остановке, а улица шла дальше к стадиону.
Она была какая-то угловатая, ненарядная. Все новое смотрелось на ней шумно и не к месту. Старое было растрёпано и серо. У меня были другие любимые улицы. Я ходил гулять один.
Привычным видом она встречала меня вечером, знакомыми словами и звуками на тротуарах, в ответ на которые киваешь, пропускаешь мимо ушей и никогда не обращаешь особого внимания. На высокий пень у телефонной будки карабкались дети. У дома напротив вечно крутились несколько бездомных кошек или хромая бурая собака. Под сдвинутым люком гулко журчала вода. Вместо сорванного на днях с шершавого бетонного столба объявления топорщилось нарезанной бахромой телефонов другое.
Улица была короткой и каждый прохожий видел её насквозь - почти до самого конца, где за отсыревшими деревянными флигелями начинался парк. Сначала музыкальная школа, затем стадион с облупившейся мозаикой у входа. Дальше больница с затянувшимся забором. Потом бухгалтерия какого-то завода. Имя у моей улицы было какое-то шумное, непохожее на неё. По проспектам с такими названиями надо спешить, маршировать или проноситься на машине.
Я прожил там лет пять. Возвращаясь туманным вечером домой, я как-то видел в рассеянном свете фонарей слепого, монотонно постукивавшего по тротуару белой тростью. Он шел привычно аккуратно и неторопливо. В тот вечер, с трудом разбирая дорогу в сгустившихся сумерках, я думал, каково это - идти всю жизнь по одной и той же улице в тёмном густом тумане.
Я переехал и потом жил рядом с другими улицами, прямыми шумными. Жил в тихом тупике и даже на кудрявом бульваре с тополями. Но когда мне снится город, мне почему-то видится та улица. Я иду по привычной стороне, мимо деревьев, которых уже нет, прохожу перекрёсток, где на углу назначались встречи с людьми, которых больше не увижу. Я перехожу дорогу рядом со давно снесённым бревенчатым домом. Я всегда один во сне - улица пуста. И все что осталось только в памяти, я несу дальше, мимо ворот стадиона и навсегда распахнутой двери музыкальной школы, из открытого окна которой слышится распадающийся фортепьянный этюд.