Малиновка - уютная деревушка в полукилометре от основной трассы, пролегающей между двумя поселками городского типа. Две прямые, как стрела, улицы, редко заставленные двухэтажными и одноэтажными кирпичными домиками. Восемнадцать домов насчитал Алёшка, и в каждом дворе виднелись ульи. В доме родителей вставали по деревенским понятиям поздно: в девять-десять утра, ложились в десять-одиннадцать вечера. Маменька целыми днями пропадала на огороде, то полола траву, то поливала рясно цветущие огурцы, то собирала в ведро колорадских жуков. Наскоро приготовив обед и ужин, она неизменно отправлялась часок-другой поспать днем. "Спишь - меньше грешишь", - обычно приговаривала она в таких случаях. Домашние угождая, старались ни стукнуть, ни скрипнуть дверями, ни брякнуть.
Батя, приехав с вахты, первое время сидел в подвале, в своей мастерской, готовил новые рамки, натягивал вощину, готовил нехитрый инвентарь для предстоящей качки меда. Дома было скучно: сестра целыми днями сидела за учебниками, либо пропадала в столице: сдавала экзамены и зачеты в институте.
Племянница с деверем занимались своими делами. Деверь дочке бездельничать не давал, дворик и крылечко подметать заставлял, поленья в поленницу рядком укладывать. Через огороды в верхний лесок по грибы - по ягоды с ней ходил, приучал травки-цветочки-корешки различать, к курам, гусям, индюкам не подпускал - вдруг поклюют. Зато вечером, Анечка, лежа в одной постели с бабушкой, с замиранием сердца слушала ее нравоучительные советы и душещипательные истории о жизни.
К Алёшке с вопросами не лезли, а ему хватало общения с домашними за обедом или ужином.
Он брал вишневую батину "девятку" и ехал на речку или на озера, купался, наслаждался общением с окрестными девушками и знакомыми парнями, посиживал с удочками или бесцельно бродил по окрестностям. В полях медово пахло земляничными листьями и душицей, прозываемой в народе "матрёшкой". Ни единого облачка вторую неделю не было в знойном бездонном небе. Полыхали на лужайках розовые и белые огоньки клевера, струилась терпкая горечь полыни, без устали повторяли свои солнечные гаммы золотые летние лучи на лепестках ромашек, зверобоя и донника. Ласкало кожу Алешки теплое солнышко, нежило тело, мутило голову. Медленно слипались веки.
Просыпался всегда он под вечер, довольный освежающим сном на природе. Сгущалась настоянная на травах теплая, июльская ночь. Сизым дымком, тонко и нежно звеня, вилась над головой Алешка мошкара. Доволен был Алешка надвигающейся ночью, спешил домой.
Во дворе уже дымится баня. Крепкая баня, слаженная, с умом сделанная, с двумя входами, с тремя помещениями. Черный ход с улицы ведет в хозяйственную часть: поленница там, подволока с вениками и травами, и печь, по заказу сваренная: сразу бак для воды в нее вставлен. Второй вход с огорода, от глаз людских спрятанный. Крылечко удобное ведет в предбанник с полатями, столиком и самоваром. Холодильник в углу пристроен, а между предбанником и хозяйственной частью парная. Прихватив заботливо приготовленную матерью корзинку с бельем и пивом, спешит Алёшка к бате и брату матери, дяде Мише. Одуряюще пахнет в парной распаренным веником, смородиновой листвой и медом.
Подвыпивший дядя Миша костерит своего начальника, возмущается тем, что начальник применяет свою власть, плюет на людей, рассказывает истории о том, как покупаются места в местной администрации. С примесью любопытства и восхищения слушает Алёшка откровения дядьки.
Наконец разговор доходит и до него.
- Жениться тебе, Алёшка, надо! Жениться!
- А зачем?
- Уход за тобой нужен! Что ты там один, без женской руки, в своей квартире нахозяйничаешь?
- Да взрослый он,- вмешивается в беседу батя.- Сам за собой ухаживать может. Я дважды в месяц его проведываю, на контроле уборку держу. Чисто, и с девками не балует! Серьезный он у нас с матерью.
- Нет, Петрович. Мужик без бабы никто. Глаз женский всегда за ним нужен. Как без бабы-то одному жить? Ни постирать, ни сварить, ни полы помыть некому... Вот, Ядвига у тебя, баба работящая, с утра до вечера в огороде возится, и все у тебя есть: и огурчики, и перчики, и помидорчики, и баклажаны. А моя - то только и знает, что за луком к твоей бабе бегать. Мол, не уродился. А кто б его ей посадил?
- Ну, это, ты, Миша загнул. Твоя Ася всем взяла, и умом, и статью, вон яблоки какие рясные...
- Что, яблоки-то. Сунула ветку в землю, она и выросла. А за всем остальным ухаживать надо, а ей бы только по рынкам бегать, да с соседками лясы точить.
Петрович плеснул из огромного ковшика медовым квасом на каменку. Зашипели камни, пыхнули густым горячим запашистым паром, перехватило дух. Алёшка выскочил в предбанник, сидел, в одиночестве потягивая пивко, прислушивался к бухтению бати за дверью, к шипению каменки. Вскоре раскрасневшиеся, обливающиеся потом мужики, обмотавшись простынками, сидели на крылечке и дружно перекуривали.
- Жениться тебе,Алёшка надо, жениться, - дядька выпускает густой клуб дыма изо рта.
- Что ты пристал к нему, как репей? - начинает сердиться батя, - Уймись, Миха! Он еще в армии не был - жизни не знает, портянок после строевой не нюхал, в казарме не спал, сапогами по плацу не стучал.
Крепко выругавшись, дядька цепляется к отцу:
- О чем ты сейчас говоришь? Какая армия? Какой ты отец, если сына в армию отправить хочешь? Разве Ядвига его для армии рожала? Она же его для жизни... короче, чтоб старость ваша спокойной была. Армия-то всё... тю-тю...ничему теперь не учит... Армия - это мясо, пушечное мясо, - дядька поднимает палец к небу, многозначительно трясет им, убеждая себя и Петровича:
- Да, да, Петрович, армия, - это пушечное мясо. Батя мой так в бытность свою говаривал. Представляешь, твой Алёшка - и мя - со ...
- Служить- то все равно надо, все служат, - обреченно вздыхает Петрович.
- Нет, Родион, не все... Я парней своих сразу после школы в теплое местечко определил, так Ванятка два раза в Чечне был,с полковником на машине ездил, теперь сам в подполковниках ходит, а Павлушка в паспортном отделе сидит, Ваське я белый билет купил. Язва у него.
- Да зачем Алёшке белый билет? - батя смотрит на сосредоточенное лицо Алёшки и убежденно говорит:
- Он лейтенантом после института немного послужит, и пойдет работать по дипломатической линии.
- Ну, мечтай-мечтай. Ты думаешь, у дипломатов своих сынков нет, или дочек с зятьками? Там, - дядька поднял указательный палец к звездам, - места давно уже все распределены или куплены. Так что ищи себе ты, Алешка, жену с хорошей родословной.
- А я думал, что только у собак или кошек есть родословная, - не вытерпев, съязвил Алёшка.
- Так баба... Ну, я это про настоящую бабу говорю... Она, ведь, как собака должна быть мужу преданная. И чтоб, как кошка трахаться могла, - дядька притушил сигарету, бросив окурок в баночку, добавил, заходя в предбанник:
- И чтоб живучая была, если ненароком под руку попадется...
- Ты,Алёшка, дядьку-то поменьше слушай, болтает много, - оглянувшись назад, зачастил Петрович, и тут же размеренно, тяжеловесно, чеканя слова, стал советовать:
-При выборе жены, что важно помнить для мужчины. Не пустышка. Не цаца. Не дура, а верный помощник. Она- берегиня. Семью, мужа, детей бережет. Всё для мужа, всё для детей. Чтоб домашняя была, а не из этих уличных оторв, которые без родителей в городах образование получают. Экономная, бережливая, бескорыстная, чтоб все для мужа. Отзывчивая... и чтоб характер, и чтоб ум, и чтоб хватка в жизни, как у бульдога была, чтобы жизнь знала, все по хозяйству умела и себе цену знала...
- И где же я такую найду? - Алёшка на минуту прикрывает глаза, вспоминает Дину.
- А ты найди из детдомовских и дрессируй, сколько вздумается и как тебе хочется, - с этими словами дядька, выходя из предбанника, протягивает каждому по бутылочке пива, делает глоток из горла и продолжает:
- Она тебе,Алёшка, по гроб благодарна будет за то, что пригрел и заботу о ней на себя взял. Опять же проблем не будет с родственниками. Ты у нее и за папу, и за маму, и за государство. И уйти ей от тебя некуда будет. Вон, Ваня-то мой, как сыр в масле катается. Только на Польку посмотрит, она уже все на стол поставила, и стоит сама рядышком, то хлеб подаст, то масло, то салфетку, то котлетку подложит на тарелку. Тенью по дому шмыгает, не видать, не слыхать. И куры во дворе, и цветочки, ни травинки, ни пылинки. Все чистенько, опрятно. Ваня сказал - Полька сделала. Вот это жизнь. Одно плохо - пустоцвет. Не будет ни внучек, ни внуков у меня от Ванятки... Не импотент, а детей иметь не может. Вот так-то...
- Да не я намутил, а первая жена - покойница. Царство ей небесное, - морща в гримасе лицо, тихо говорит дядька.
Алёшка сидит тихо, слушает внимательно с примесью восхищения и любопытства. Маменька дядьку всегда в пример ставила. Дядька тоже закуривает, немного помявшись, говорит:
- Я ж её порченной взял. Я по тем - то временам не знал всех этих генетик, да законов скрещивания. Это потом мне кинолог объяснил, что сук впервые надо с породистым кобелем скрещивать, тогда все её пометы будут отборными.
Он скривив губы в иронической усмешке, не без злорадства говорит:
- А уж если первый помет принесла от беспородистого кобеля, то лучше эту суку сразу пристрелить, потому как все ее пометы будут бесперспективны.
- То-то раньше-то право первой ночи существовало, - ухмыльнулся в усы батя, - оказывается, графья да баре умными были, они породу крестьянскую улучшали.
Алёшка хихикнул. Дядька кивнул головой и согласился:
- Что-то типа того, что матка всю инфомацию о первом мужике помнит и на генном уровне будущим детям передает. И они с его наследственностью рождаются.
- Точно-точно, дядя Миша, - подхватил разговор Алёшка, - я по телику видел, как студентка одна с негром трахалась, а потом замуж за русского вышла и через три года негритоса родила.
- Прям, как в анекдоте, - хохотнул Петрович: - Врач у такого папаши спрашивает: Ген, а Ген, а ты свой мутатор мыл перед трахом? И поднимаясь с крылечка, посмеиваясь, проговорил:
-Хватит болтать, пошли лучше попаримся, заодно и мутаторы помоем, чтобы у нас таких негритят в роду не было.