Павел Никитич появился в городе, будучи тридцати шести лет от роду. Откуда и почему судьба закинула его в Царицын - осталось покрытым мраком тайны, и не потому, что в истории его появления было что-то действительно тайное, а просто потому, что это было никому не интересно.
Впервые приехав в город, Павел Никитич носил гордое имя Поль, отчества не носил, а фамилия его за последние четверть века так и не изменилась. Поэтому на воротах основанного им металлического предприятия именно фамилия и значилась: белые буквы "Котельный завод Барро" на выкрашенной синим цветом жестяной вывеске буквально стали визитной карточкой Царицына. По крайней мере для тех, кто въезжал в город по железной дороге, поскольку завод располагался рядом с вокзальной площадью и эта вывеска была первым, что видели выходящие из вокзала люди.
С годами старейший металлический завод города рос и расширялся, но и хозяин завода не молодел. И если вначале своей царицынской карьеры он большую часть времени проводил в цеху, собственным примером показывая рабочим, как правильно делать всякие железяки, то теперь в цех он заходил лишь посмотреть, как скоро будут выполнен очередной заказ. Впрочем, и это он делал больше по привычке: срочных заказов почти не стало, а не срочные - их тоже было гораздо меньше, чем мог выполнить завод. На окраине города соотечественники выстроили новый, воистину огромный завод, на который и ушло большинство столь нужных Полю Барро заказов.
Но хуже всего было то, что основной заказчик - железная дорога - вообще перенесли срок последнего заказа на полгода, и на горизонте явно обозначился призрак банкротства: кредит, взятый для закупки сырья, отдавать было попросту нечем. Поэтому Павел Никитич, когда к нему в контору пришел посланец бельгийской компании, долго не раздумывал: лучше быть достойным французским рантье, попивающим винцо со своего виноградника под Орлеаном, чем нищим разорившимся промышленником в оказавшейся столь коварно негостеприимной России.
Но и в России есть вполне достойные люди. Например, молодой инженер, на заказах которого завод фактически и держался последние полгода. Надо бы ему на прощанье сделать небольшой подарок - ведь если контракт с бельгийцем будет подписан, то и подарок получится за его счет. Действительно - а пусть бельгийцы подавятся!
- Александр, сегодня вы можете сэкономить множество денег...
Пятьдесят тысяч - это уже очень приличные деньги. Конечно, на всю Империю их не хватит, но на личные нужды очень одинокого попаданца этого вполне достаточно. Хотя, наверное, все же не вполне. Скажем, на первоочередные нужды.
Последний раз книжку "про индейцев" я читал классе так в третьем. Не Фенимора какого-нибудь Купера, в вовсе даже вроде как бы Брет Гарта - но точно не помню. Короче, что-то про нелегкую судьбу индейцев и про то, как злобные белые убивали бизонов, а мясо оставляли гнить в саванне.
Чуть позже, классе в четвертом-пятом, я прочитал, что гадкие белые делали это вовсе не назло индейцам, а ради ценных шкур - и живо представлял себе бравых ковбойцев, бороздящих заснеженные просторы прерий укутанными в теплые бизоньи шубы. Но классе в шестом, увидев бизона в зоопарке, я вдруг сообразил, что шуба из коровьего меха, пусть даже и заокеанского, может придтись по душе лишь мазохисту или наоборот религиозному фанатику: тяжелая как бревно, жесткая как фанера шкура, да еще не греющая - это не для слабых духом граждан. Так что вновь я решил, что шкуры - лишь гнилая отмазка, а бизонов белые убивали чтобы индейцев голодом заморить.
И лишь сейчас, после того как прошедшая через фёдоровскую адскую машину молния отправила меня сюда, мне открылась истина: бизонов убили не борцы с индейцами. Бизоны пали жертвой промышленной революции.
Все приобретенные мною станки (равно как и практически все станки в мире, мною не приобретенные) приводились в движение от паровой (водяной, или, как у меня, электрической) общей машины через трансмиссию. Приводились не духом святым, а ременными передачами. И вот эти-то ремни и делались из бизоньих шкур!
Конечно, делались они и из других шкур тоже: свиных, коровьих... Только вот Россия избытком свиней не страдала, а коровья шкура была куда как тоньше и слабее бизоньей, так что даже в Нижнем владельцам заводов приводные ремни предлагались больше американские, как раз из бизонов. Из свиней тоже были - и сильно дешевле. Но и сильно хуже, так что народ предпочитал все же заокеанские.
Лично мне бизонов было жалко. А еще больше было жалко выкидывать деньги на ветер. Потому что даже бизоний ремень редко выдерживал больше месяца работы, а стоил он очень немало - для токарных станков я брал их по двенадцать рублей, а для зуборезного один ремень стоил четвертной, а нужно их было два. Но и это не столь важно, важно то, что станки, вращаемые общим приводом, сильно влияли друг на друга, что часто вызывало брак. Дошло до того, что при изготовлении поршней, поршневых колец и коленвалов пришлось запрещать одновременную работу нескольких станков: при той точности, которая требовалась для этих деталей, брак от рывков привода был практически гарантирован.
Поэтому первоочередной нуждой одинокого попаданца оказалась электрификация станочного парка. Тем более электричества у меня стало уже завались: перед Рождеством был запущен второй генератор и мощность "приусадебной ТЭЦ" достигла четырехсот киловатт. Поскольку у меня был свой зуборезный станок, коробки передач для модернизируемых станков я мог сделать сам - и посему Юра Луховицкий занялся их проектированием. Ну а я занялся электромоторами.
Мне, правда, проектировать их не требовалось, электрические моторы продавались, причем самые разные, и купить их был совсем не сложно. Вот только в силу каких-то неведомых мне обстоятельств моторы в продаже были все как один на тысячу, или полторы тысячи вольт. И даже - на три тысячи, а на двести двадцать или триста восемьдесят вольт - ни одного. Поэтому точнее будет сказать, что "мне не требовалось их проектировать с нуля".
Однако моторы были не очень дорогими (хотя и очень большими и неуклюжими): сименсовский мотор "на три лошадиных силы" в Нижнем продавался всего за пятьдесят пять рублей. Пришлось вспомнить курс физики, даже залезть в библиотеку Казанского университета - больше нигде нужных книжек не нашлось, но мне удалось пересчитать обмотку сименсовского мотора для переделки его на триста восемьдесят трехфазных или двести двадцать однофазных вольт. И за две недели до Рождества я приехал в Царицын с тремя такими моторами.
Одно было у моторов хорошо: они изначально предназначались для ремонта. Длиною в десять дюймов и диаметром в пятнадцать эти "колеса" обеспечивали идеальный доступ к обмоткам (которые вероятно предполагалось ремонтировать чуть ли не каждый день). Так что выкинуть старые обмотки и намотать новые оказалось делом нехитрым, хотя и очень грязным: изоляцией проводам служил асфальтовый лак. Сам по себе он не очень пачкался, но провода (нагреваясь при работе) его слегка размягчали, и обмотки слипались - так что разматывать их приходилось тоже горячими. Но ничего, справились - и к Рождеству у меня появились три трехкиловаттных мотора на двести двадцать вольт.
Этими тремя моторами я запланировал переоснастить три новеньких токарных бромлеевских станка, но выяснилось что данный корм оказался совсем не в коня: шпиндели станков (которые изначально вращались со скоростью меньше сотни оборотов в минуту) были так хреново сбалансированы, что станки начинали дико трястись уже на трехстах оборотах. Поскольку Юра Луховицкий все же занимался другой работой, балансировку он "спихнул" на Васю, а Никодимов - переманил мастера-токаря с французского завода. Что стало поводом визита (хотя, как я понял, довольно формального) Евгения Ивановича Чаева:
- Александр Владимирович, лично я понимаю ваши нужды в хороших рабочих, но должен сказать, что руководство завода уже выражает некоторое недовольство уходом к вам наших лучших рабочих. У вас это лишь личные мастерские и вы в обществе заводовладельцев не состоите, но думаю, вас стоит знать что владельцы в городе имеют договоренность высокими окладами рабочих друг у друга не сманивать - и ваши действия могут быть неверно поняты многими...
- Но я и не сманиваю, у меня оплата ниже, чем на вашем заводе. Если вы насчет Портнова - так у вас он получал в месяц шестьдесят рублей, а у меня его оклад - сорок пять. Про договоренности владельцев заводов я знаю, но я, хоть сам и не договаривался, их не нарушаю.
- Тогда не очень понятно, что же к вам лучшие рабочие-то уходят - неуверенно произнес Чаев. Обвинять меня в прямой лжи он не хотел, но и поверить моим словам не мог - Или я чего-то не знаю?
- Вероятно, просто не обращали внимания. У меня рабочие получают удобную и недорогую квартиру от завода, дети их обучаются в заводской школе. Питание бесплатное в цехах, опять же недорогая столовая для семей рабочих. Мелочи, и мелочи копеечные - но рабочим это нравится больше чем высокие оклады. Ну и, вероятно, тоже немалую роль играет то, что работа просто интереснее...
- Вот уж не думал, что рабочих интересует чем они занимаются.
- Интересует, если за этот интерес они премии получают. Вот у меня в цехе, на специальном щите, висит список задач, которые нужно решить. Не школьных - рабочих. Например, придумать как что-то сделать быстрее, лучше и дешевле. И для каждой задачи написан размер премии за ее решение. Скажем, у меня висела там задачка как поршневые кольца делать быстрее и точнее. Двое рабочих решение придумали - и получили по сто двадцать пять рублей каждый. А таких задачек в списке - с полсотни...
- Так это значит инженеры ваши плохо работают, такие задачи решать - это их забота.
- Ну, инженеров у меня пока лишь двое, и у каждого своих задач больше, чем можно решить вдесятером. Мюллер проектирует цементные печи, а Луховицкий - целый содовый завод. Рабочие же станки в общем-то знают, да и сметка есть - и вполне способны несложные задачи решить самостоятельно. Не все рабочие, и не все задачи - но результат все равно получается положительный. И для рабочих, и для меня. Ну а если вы знаете инженеров, которые ищут лучшей работы - то буду благодарен, если вы им меня отрекомендуете. Мне вот, например, сейчас станков двадцать надо на электротягу перевести... Кстати, я как раз собрался принимать у строителей инженерный дом - не желаете посмотреть, какие условия я инженерам хочу предложить?
Чаев жил не в самом Царицыне, а в жилом городке французского завода, именуемом "маленькая Франция". Вообще у завода таких "городка" было два - еще "большая Франция", где жило руководство завода - но там было всего с десяток особнячков. В мелкой же "Франции" домов было три десятка, и в них жили французские техники и русские инженеры (каждый в своем доме) и рабочие-французы в небольших квартирках в трех многоквартирных домах. Правда, в "большой" дома стояли в окружении маленьких садиков, так что "маленькая" была на самом деле меньше, но только по площади. Оба городка были с мощенными кирпичами улицами, обрамленными кустами, а между ними размещался небольшой парк. То есть, по местным понятиям, жил Евгений Иванович в элитарных условиях. Но осмотр нескольких квартир в моем "инженерном доме" наглядно показал ему убогость нынешней "элиты". И ладно бы теплый сортир с унитазом - я уже выяснил, что такого устройства Россия пока не знала (впрочем, не знала и "просвещенная Европа" тоже, насчет Америки - не в курсе), однако в моем доме он такое уже видел, равно как центральное отопление и горячую воду.
Но вот кухня со встроенной мебелью его почему-то добила:
- У вас действительно есть что предложить вашим работникам. Откровенно говоря, я бы и сам с удовольствием перешел бы к вам, но у меня, к сожалению, контракт на пять лет, и осталось почти три до его истечения...
- А за нарушение контракта какие наказания?
- Я буду должен выплатить полугодовой оклад, так что...
- Насколько я помню, у вас оклад что-то меньше двухсот рублей?
- Сто семьдесят.
- Я вам могу предложить подъемные, это у нас в Австралии принято платить специалистам за переезд к месту работы... Тысячу рублей, возвращать их не надо. И - тоже контракт, но не на срок, а, скажем, на перевод всех нынешних моих станков на электромоторы. Я думаю, что тут работы примерно на полгода, а то и год - но потом, надеюсь, мы и дальше продолжим сотрудничество. Тем более, что оклады инженеров у меня - двести пятьдесят рублей.
Евгений Иванович думал над моим предложением до следующего утра, но я практически не сомневался в его согласии. И не считал, что сильно переплачиваю - Юра проектировал перевод на электромотор одного станка почти два месяца, а у меня разных моделей станков было шестнадцать: одинаковых было как раз три токарных "бромлея" и два кунавинских сверлильных, кое-как переделанных для хонингования цилиндров.
А деньги на зарплату новому инженеру - были. Еще в начале декабря все восемнадцать моих тракторов (семь было сделано в октябре и восемь - в ноябре) получили новые коробки передач. От старых они отличались дополнительной ступенью, и на этой новой, "автомобильной" по сути ступени они могли ехать уже довольно быстро. Например, по льду Волги с прицепленными санями на пять тонн груза они мчались со скоростью до сорока километров в час. Конечно, сорок было максимальной скоростью, в среднем тракторные обозы давали все же чуть больше тридцати, но и это было раз в пять быстрее конных саней. Правда колеса для этого ставились уже просто железные с шипами, а полозья саней с отогнутым вниз стальным рантом льду работали как коньки - но трактор с грузом за день совершал по Волге рейс до Камышина и обратно. При стоимости перевозки всего гривенник за пуд (что в полтора раза дешевле обычной "обозной" цены) каждый из тракторов приводил мне почти по пятьдесят рублей в день - при том, что экипаж из двоих трактористов на машину в день получали по два рубля с полтиной: тракторные сани ходили полностью груженными в обе стороны. В декабре была построена еще дюжина тракторов, а после того, как третий (специально закупленный) кунавинский станок стал первым электрическим хонинговальным, уже в феврале моя "приусадебная мастерская" стала выпускать по трактору в сутки.
Уже с декабря трактора стали выпускаться с тридцатишестисильными моторами: я просто повысил степень сжатия до шести вместо прежних четырех с половиной. Правда обновленный мотор уже не мог, в отличие от прежнего, работать на керосине, но пока и бензин был дешевле керосина, и нехватки бензина не было. Да, бензин был откровенной дрянью, с октановым числом вряд ли больше шестидесяти, но с добавкой десяти процентов спирта он получался очень даже приличным. Со спиртом же у меня проблем не было.
Камилла свое обещание насчет содового завода исполнила досрочно, и вместе с Юрой спроектировала установку по производству почти что тонны соды в сутки. Я даже удивился, насколько несложным оказалось это содовое производство - самой действительно сложной его частью была установка по регенерации аммиака, состоящая из трех "водяных" и двух "воздушных" насосов. Аммиачная вода "добывалась" правда далековато, в Юзовке - ее производил тамоший коксовый завод, но на установку ее нужно было всего полсотни пудов, а потери аммиака при регенерации составляли менее процента в сутки, так что расходы на ее доставку были, в общем-то, невелики.
Поскольку простой стекольной печи из-за отсутствия соды больно бил по моему карману, строительство содового цеха я начал уже в ноябре, сразу после появления эскизного проекта, причем строить я его начал фактически зимой, внутри большого деревянного отапливаемого сарая. Такой подход стоимость строительства минимум удваивал, но уж больно велика была ожидаемая выгода, тем более что в цеху я намеревался поставит сразу две установки. Насосы, трубопроводы и прочую техоснастку я заказал на Сормовском паровозостроительном, кое-какие мелочи взялся изготовить Илья...
А Камилле стало вдруг почти нечего делать. То есть она немного следила за стройкой - проверяла качество возводимых внутри коробки цеха "реакторов", представлявших собой примерно двухкубовые ванны, покрытые изнутри кафелем, писала "должностные инструкции" будущим рабочим и мастерам-технологам, но в общем-то работы у нее было часа на два в день и ей было скучно. Вдобавок она вдруг решила, что раз работа практически сделана, то я ее вероятно скоро уволю - и с таким настроением как-то в середине ноября она пришла ко мне:
- Ну что, Саша - мы с ней перешли на "ты" практически с первого дня работы - теперь женщина-химик соду почти сделала и она снова никому не нужна? Я все инструкции закончу через неделю... мне уже начинать собираться?
- Ну, во-первых, соды ты мне сделала маловато, всего тонну в сутки, да и то я этой соды видел фунта с два, а остальное пока лишь обещано. Хотя сделать ее больше народ и без твоего участия теперь сможет, это да. А вот многое другое без тебя пока мне сделать никто не сможет. Мне, например, шины к тракторам делать не из чего. А ты сможешь мне сотворить дешевую резину?
- А чего ее делать, тебе ее Володя Чугунов сделал. Сажа у тебя своя, сера - есть, а каучук - он в Америке растет...
- Дорого он там растет. Ты мне искусственный сделай, химическим способом. Для начала например бутадиеновый... а лучше - сразу бутадиен-стирольный.
- Какой? А как? - с лица Камиллы сразу исчезло выражение печального расстройства - стирол я знаю, а бутадиен - это что?
- В справочнике посмотришь. Основной вопрос - не что это, а как его много получить. Я знаю, что получить его можно из обычного спирта, а вот как - придумай сама.
- Из спирта дешево не получится, спирт сам дорогой...
- Как дешево получить спирт - это я тебе потом расскажу, ты мне сначала бутадиен из него сделай.
- Но тогда мне нужно будет очень много спирта для опытов... наверное.
- Тогда сначала сделай ректификационную колонну и начинай гнать спирт...
В результате этого разговора рядом с коробкой ТЭЦ за неделю возникло полдюжины избушек-времянок с бродильными чанами, госпожа Шешинцева выгодно продала двенадцать тысяч пудов отрубей, а еще через десять дней в подвале моего особняка заработали сразу пять стеклянных "лабораторных" установок, выпускающие почти двести литров спирта-ректификата в сутки. Ну а трактора потребляли спирта в день по пять литров... Правда, недели через две я сообразил, что простой перегонный куб проблему качественного бензина решает проще и дешевле, но главное - удалось закрепиться на весьма прибыльном рынке. Ибо прибыль очень нужна для спасения России от всех бед. Собственно, только она и нужна: остальное - купим.
Причем купим, как оказалось, довольно легко - уж больно дешевы стали некоторые товары производственного назначения. Кризис перепроизводства - так там у классиков? Причем дешевело не только сырье и материалы.
Познакомился я с Полем Барро - владельцем первого в городе "металлического" завода - довольно близко, как может познакомиться лишь человек, чуть ли не еженедельно заказывающий на его заводе всякие железные штуки. Общий же интерес привел к тому, что и в "пончиковой" на вокзале мы обедали вместе довольно часто, обсуждая текущие и предстоящие мои заказы. Почти еженедельно - но в связи с Рождеством и Новым годом я не встречался Барро уже с месяц. Однако настало время новых заказов, и я снова оказался в знакомой конторе напротив вокзала.
- Александр - Поль всегда называл меня именно так, только полным именем и без отчества - сегодня вы имеете возможность заказать все что угодно и сэкономить множество денег. На все заказы вы получите скидку в тридцать процентов. Так что заказывайте как можно больше, все, что вам может понадобиться до апреля.
- У вас какой-то праздник?
- Можно и так сказать. Я уже не молод, вдобавок новый завод отнял у меня заказы на болты к рельсам, а они у меня составляли две трети работ. Так что я решил отправиться на покой, а завод продать. Точнее, мне предложили продать завод и цену хорошую назвали - мне хватит и на виноградник под Орлеаном, и на то, чтобы на этом винограднике ничего не делать.
- И сколько, если это не секрет? И кому продаете?
- Бельгийский торговый дом Гардиена предложил четверть миллиона франков. Это очень неплохие деньги, мне вполне хватит прожить остаток жизни в уюте, и внукам будет что оставить.
Я быстренько (насколько сумел) прикинул в уме:
- Это, если я правильно прикинул, чуть больше девяноста тысяч рублей?
- Девяносто две с половиной. Сейчас приму ваш заказ - и отвечу им согласием. А в апреле вы будете договариваться уже с новым управляющим, я слышал, что они собираются назначить некоего Валлеса. Он, по крайней мере, инженер - в отличие от меня.
- Поль, вы сообщили мне не самую приятную новость. Но я на самом деле рад, что вы поделились ею со мной. И я столь же открыто поделюсь тем, что я по этому поводу думаю. - Поль уже давно познакомился с моим несколько непривычным для "здесь и теперь" лексиконом и с интересом поглядел на меня.
- Я предлагаю вам продать ваш завод не каким-то бельгийцам, а мне. За это я вам обещаю, что имя ваше останется на вывеске завода. Ну а поскольку франков у меня нет, я вам предложу за завод сумму в рублях, но тоже круглую: сто тысяч. Заодно сэкономите и на телеграмме в Бельгию...
- С вами всегда было очень интересно говорить, Александр. И очень приятно. Знаете, я приму ваше предложение, и не потому что вы предлагаете больше денег, а потому, что вы сначала подумали о моем имени. И когда вы сможете выплатить мне ваши сто десять тысяч?
- Поль, не нарушайте красоту картины. Пятьдесят наличными, и я принимаю на себя ваши обязательства по кредиту в Волжско-Камском банке.
- Но там меньше пятидесяти тысяч...
- И уже почти пять тысяч процентов набежало, все вместе больше ста двух будет. Договорились?
С одной стороны я, конечно, несколько переплачивал: наверняка бельгийцы эти реальную стоимость завода подсчитали до копеечки. Ведь самые "молодые" на заводе два токарно-винторезных станка были выпущены в далекой Франции в восемьдесят втором году. Но, с другой стороны, у Барро мало что работало почти сорок человек с приличной квалификацией, у него имелась и очень неплохая чугунолитейка. Я, может, и получше бы построил (и давно собирался это сделать) - но на строительство уйдет месяца три-четыре, а тут - готовое производство, да еще на трех с лишним гектарах в центре города у железной дороги. Плюс еще небольшой (все же поболее чем в полгектара) пустырь за заводом. Так что о затратах я не пожалел.
Тем более что я поставил еще одно условие:
- Только уговор такой будет: до первого апреля - если я не найду толкового инженера раньше - вы продолжите оперативное управление заводом.
Поль предложение принял - хотя я в этом практически и не сомневался: понятие "банковской тайны" по крайней мере в городе было незнакомо (о сумме его долга я вообще случайно в банке услышал), а то, что Барро пятидесятитысячный кредит отдать будет не в состоянии, было понятно всем: основной продукцией завода теперь были все же не котлы, а болты для рельсов, ну а когда заместителем начальника станции становится зять второго в стране производителя рельсов...
Хотя не совсем, в общем-то и зять: Елена Андреевна была что-то вроде двоюродной племянницы того самого Белосельского-Белозерского, но и такого родства хвалило, чтобы рельсы на дорогу шли не с соседнего французского завода, а с далекого Урала. Ну а чтобы хоть как-то компенсировать (для акционеров, по крайней мере "внешне"), удорожание рельсов, болты к ним заказали подешевле, на новой французском заводе. Понятно, что у Барро в такой игре шансов на выигрыш не было. А у меня как раз нужная сумма на счету поднакопилась, и сделку мы оформили в тот же день, двадцатого января.
Своя литейка убирала огромное количество проблем, и главное - позволяла мне самому планировать производство моторов (на французском заводе литье было паршивого качества, а в железнодорожной мастерской литейка вообще запускалась один-два раза в месяц). Правда и завод Барро высоким качеством литься не "страдал", мой первый заказ на полсотни цилиндров рабочие сделали, отправив на переплавку больше сотни полностью бракованных, да и мне пришлось просто выкинуть пару десятков со скрытыми дефектами. Так что сейчас большой заказ на отливку цилиндров и головок я разместил в Нижнем, у купца, торгующего каслинским литьем. В результате заготовки цилиндра с головкой выходили мне почти в десять рублей, но на местных чугунолитейках я тратил даже больше из-за огромного процента брака. Однако у Поля не было денег, чтобы нанять более умелых литейщиков, а у меня были и деньги, и желание эти проделать.
Поэтому Вася Никаноров уже вечером двадцатого отправился в Касли, формально - как "представитель заказчика" с просьбой ускорить поставку, а фактически - с задачей сманить тамошних специалистов. С задачей он справился очень легко - оказалось, что уральские мастера тридцать рублей в месяц рассматривали как величайшее счастье, а уж подмастерья... На предложенные Васей пятьдесят рублей клюнули сразу трое, и в середине февраля я получил уже собственные изделия. Вот только понять бы, как их выгодно пристроить в условиях этого самого кризиса...