Аннотация: Ноябрь 2003. Конкурс "Бес Сознательного-2". Немного фантастики, немного шаманства, чуть-чуть философии, капелька истории... С Моделем Длясборкиным
Back to the Universe.
Иногда, в момент пробуждения ото сна, людям кажется, что они могут летать. Но это лишь грезы.
Astral Projection "People can fly"
Какой на улице ветер! Как приятно находиться дома, под защитой скрипящих оконных рам, тихо
шелестящих занавесок, мягкого уютного света ночника...
- Сегодня сильный ветер.
- Ветры не дуют просто так. Они приносят знание.
- Кто желает этого знания?
- Им обладает каждый. Но воспользоваться сможет только тот, кто проснулся.
- Что принесет это знание его обладателю?
- Будь осторожен! Знание может убить, если обладающий им не крепок духом! Если он не крепок
духом - смерть.
- Зачем тогда мне это нужно?
- Разве ты не желал бы знать вчера, что произойдет с тобой сегодня? Разве ты не хотел бы
знать сегодня, что на самом деле произошло с тобой вчера?
- Я идеалист. Скорее, я желал бы разрешить противоречия мира. Если бы ветры действительно
разбивали иллюзии, помогали отличить их от реальности, давали власть над собственным разумом...
Но откуда они дуют?
- Там, за этими вратами, растут деревья воронов. Утром вороны улетают на поиски добычи и
возвращаются не раньше вечера. Ветер, который ощущают люди по эту сторону врат - это ветер их
крыльев.
- Я хочу пройти туда!
- Только посвященный сможет пройти в эти врата.
- Расскажи, кто может стать посвященным?
- Жили два человека. Один стяжал себе славу мудреца, и второй завидовал ему. Решил тогда завистник загадать мудрецу неразрешимую загадку. Он пришел к мудрецу, зажав между ладоней бабочку, и предложил ему угадать, жива бабочка или нет. "Если он скажет, что жива, - думал завистник, - я сожму ладони и раздавлю ее. Если скажет, что мертва, я раскрою ладони, и бабочка улетит, унося на крыльях его славу!" Все предусмотрел хитрый человек. "Так что же? Жива бабочка или нет? Или ты не можешь сказать, ты, знающий, по слухам, ответ на любой вопрос?" "Все в твоих руках", - ответил мудрец и удалился.
- Это все, что ты можешь сказать?
- Это все, что ты можешь услышать.
- Как я могу стать посвященным?
- Мертвая бабочка должна ожить.
- Что оживит ее?
- Тепло твоих рук.
- Кто-нибудь уже проходил через эти врата?
- Туда, куда ты стремишься, ведет бесчисленное множество врат. Многие попали туда, но эти
врата предназначены для тебя одного.
- А, Кафка, читал, знаю. Это врата закона?
- Нет, это врата сновидения. У тебя есть еще вопросы ко мне?
- Только один. Кто ты?
- Что значит кто я? Ероша, тебе надо пить валерьянку на ночь. Ты опять болтаешь на каком-то
наречии и мешаешь мне спать.
- Мама...
- Мне не нравится, что ты так много читаешь всякой ерунды. И околачиваешься среди каких-то
богохульников, копаешься в могилах. История на то и история, чтобы сидеть в библиотеке и
изучать толстые книжки.
- А сколько времени?
- Уже двенадцать часов!
- Мама, вы безнадежно устарели!
- Ну хорошо, половина двенадцатого.
- Да я про историю. Кто же так изучает предмет! Надо быть ближе к источнику, ближе к правде!
Книга не всегда объективна, она же написана людьми!
- Ероша, я приготовила завтрак, постарайся не маяться дурью. Прими холодный душ!
На холодный Ерофей не решился, но и теплая вода приятно освежила, смыв вместе с остатками
сна и осадок недовольства.
Ерофей намазывал хлеб маслом. Мама пододвинула ему тарелку с жареной картошкой.
- Ешь, пожалуйста. Ты наверняка забудешь пообедать, так поешь сейчас. Ну скажи, что тебя так
мучает, если ты даже есть отказываешься!
- Мама, вы не поймете. Помните, я рассказывал вам об алтайском захоронении, найденном в прошлом году недалеко от Телецкого озера? После того, как профессор Гордый рассказал нам о нем, я не могу быть спокоен. Он показывал слайды раскопок, там были разные одежды, бусы, зеркало. Он даже привез для экспертизы некий музыкальный инструмент, старинный бубен, теперь он хранится в музее - здесь, напротив дома. Представляете?! Все это должно было принадлежать шаману. Я не был бы в этом так уверен, если бы не бубен!
- Ну, бубен могли положить и в могилу какой-нибудь танцовщицы.
- Мама, вы ничего не знаете об этом! Танцовщиц не стали бы так хоронить, тем более, это же не Египет! Но главное - рисунок на нем! Я оттого и мучаюсь, что мне кажутся знакомыми эти животные, дерево, мост, бабочки, словно я где-то их видел именно такими, как они изображены. Я не успокоюсь, пока не вспомню.
- Все равно, я волнуюсь за тебя. Ты стал таким нервным, рассеянным, ходишь, как сомнамбула,
я даже:
- Мама, мне пора уходить.
Ерофей выбежал из дома, машинально сжимая в руке завернутый бутерброд. Ветер дул в спину,
и Ерофей семенил по улице, подняв воротник и втянув голову в плечи. Он знал, что в институт
сегодня не пойдет. Еще за завтраком он вспомнил, у кого должна быть нужная ему книга. На
каникулах Ерофей работал в библиотеке и обратил внимание на одного пожилого человека. Старик
всегда приходил по средам, брал книги по истории, археологии, эзотерике, и читал до самого
закрытия.
Как-то Ерофей осмелился спросить посетителя, почему он так педантичен в своих посещениях библиотеки. У них завязался разговор. Прощаясь, Эрлик Алимович пригласил наблюдательного студента к себе домой. Дома у старика оказалось гигантское собрание книг. В основном они были историческими и охватывали весь спектр этой науки - от археологии до пособий по заговорам различных народов. Сколько книг присутствовало в библиотеке, Ерофей даже не представлял. Некоторые углы большой квартиры, тоже заставленные самодельными книжными шкафами, закрывались темными занавесями, и старик не пускал туда Ерофея. Остальную квартиру предоставил в его распоряжение. В любой день Ерофей мог придти к нему и выбрать из богатейшей библиотеки то, что его интересовало. Затем он садился в кресло у стола, включал лампу, ибо даже днем в квартире царил полумрак, и погружался в чтение. В его воображении вставали миры столь удивительные, чудесные, непредсказуемые, что порой невозможно было поверить, что это история, а не выдумка. Некоторые из них походили на сказку, и Ерофей присоединялся к триумфальной процессии Вакха, среди увенчанных миртом и виноградными лозами нимф, колесниц, запряженных тиграми, и вдыхал упоительный воздух Эллады, благоухающий цветами, музыкой и поэзией. Некоторые были жестоки, и тогда перед его глазами вставало облако пыли, оставшееся после того, как по великому историческому тракту галопом промчался могучий народ - гунны, предводительствуемые непобедимым Атиллой. Северные миры были суровы, и ему приходилось ютиться в темных, похожих на норы, кельях вырубленного в скале монастыря, затерянного среди лесов Ирландии, переписывая при слабом свете свечи книги, а немногословные монахи смотрели на него по-отечески ласково, но серьезно. Ничто не нарушало его уединения, только кот старика иногда прерывал чтение, взбираясь Ерофею на колени и требуя ласки и внимания.
Старика не было дома только по средам, когда он уходил на весь день в библиотеку. Сегодня была пятница, и Ерофей ехал к старику, в надежде найти что-нибудь, что объяснило бы его смутные догадки и подозрения по поводу археологической находки профессора Гордого.
Эрлик Алимович открыл дверь и приветливо кивнул Ерофею. Проводив его до комнаты, он собирался оставить гостя наедине с книгами, но Ерофей остановил его:
- Мне нужны книги о шаманах. Есть у вас такие?
- Не уверен, что они приведут тебя в правильном направлении, друг мой. Что именно ты хотел бы прочитать?
- Я хотел бы увидеть шаманские знаки. Надписи, ритуальные рисунки. Может, существует монография-исследование расшифровки таких текстов и знаков?
Старик задумался. Он зашаркал в глубину одной из комнат, скрылся за темным покрывалом и вскоре вернулся с книгой. Передав ее Ерофею, он сказал:
- Будь осторожен. На неокрепший ум она может оказать непредсказуемое влияние.
Ерофей направился к своему креслу. Книга была необычной, листы ее были толстыми и приятными на ощупь. Похоже, они, были сделаны из кожи, но Ерофей не мог точно определить, так ли это. Он с жадностью погрузился в чтение, причем начал по непонятному наитию с конца. Перелистнув три страницы он обнаружил множество знаков и рисунков. Чувство, что отгадка близко, заставило Ерофея перевернуть еще несколько страниц, и на девятой с конца он обнаружил изображение шамана. На шамане был надет меховой кафтан с пришитыми металлическими фигурками зверей и птиц, медный нагрудник и железный колпак, украшенный парой рогов. Лицо шамана закрывала маска, но даже сквозь маску Ерофею виделась безумная улыбка проводника душ. В руках шаман держал бубен.
Ерофей вздрогнул, а кот, пристроившийся было у книги на столе, вдруг зашипел и обиженно спрыгнул на пол. Бубен полностью совпадал с увиденным на слайдах профессора Гордого: такой же овальный обод, с одной стороны деревянная ручка, с другой к двум скрещенным прутам присоединены многочисленные погремушки, колокольчики, фигурки духов и животных. Рисунок на коже бубна также оказался идентичным, в этом Ерофей был уверен. То же дерево, похоже, береза, в центре, над ним радуга, внизу нарисован мост, изображения разных животных, знакомых и неизвестных. Стилизованные бабочки, как и на бубне из музея, обрамляли всю композицию. Закончив рассматривать рисунок, Ерофей погрузился в описание, приведенное в книге. "Церемония оживления бубна чрезвычайно интересна. Шаман окропляет бубен пивом, обруч оживает и через посредничество шамана рассказывает, как дерево, из которого он сделан, росло в лесу, как его срубили, как принесли в деревню. Затем шаман окропляет кожу бубна, которая также, оживая, рассказывает о своем прошлом. Бубен - конь шамана. Он несет своего седока прямо на юг, через горы, через желтую степь, через степь блеклых цветов, по Железной Горе, пока, наконец, они не оказываются у челюстей Земли, где начинается вход в преисподнюю. Здесь шаман сходит с коня и дальше идет пешком. Он спускается и переходит через море по мосту, шириной с волосинку. Перейдя через море, он снова едет верхом до самого жилища царя умерших. Там он подкупает сторожевых собак и привратника специально заготовленными подарками и проходит в юрту. Царь умерших, разозленный тем, что его потревожили, встречает шамана словами: "Те, у кого есть перья, не могут долететь сюда, те, у кого есть когти, не могут добраться сюда; ты, черный вонючий жук, откуда ты прибыл?"
Ерофей подскочил. Летать! Об этом мечтали многие, это так заманчиво! Он дочитал до конца рассказ о том, как именно оживляется бубен, и откинулся в кресло. Послышался шорох тапочек, и в комнату вошел Эрлик Алимович.
- Мне пора отдыхать, уже поздно. Да и тебе еще долго добираться. Езжай домой. Осторожно. На улице скользко и очень сильный ветер.
Ерофей шел по улице, боролся со все усиливающимся ветром и думал о бубне. Книга произвела на него впечатление. Прав был старик, она действительно оказывает сильное воздействие. "Если бы завладеть этим бубном, - думал Ерофей, - и проверить, можно ли с его помощью проникнуть в мир мертвых? Почему-то считается, что мертвые знают намного больше живых. Но ведь мертвые не могут знать больше того, на чем остановилась их жизнь. Живые идут вперед, раскрывают тайны естествознания... Стоп. А может, они только запутываются? И все знания приобретаются лишь в момент смерти? Обладание знанием - это то, ради чего люди во все времена готовы были продать душу... Может, шаманы и вправду владели искусством перемещаться в мирах? И ведь для того, чтобы попробовать, нужно совсем немного - бубен, пиво, хорошая память. На память мне грех жаловаться, пиво не проблема, только бубна мне не достать".
Мысль о пиве показалась приятной и правильной. В палатке у метро он купил себе упаковку из шести бутылок. Хотелось дома отдохнуть и расслабиться, подумать обо всем прочитанном спокойно, в уюте своей комнаты. Проходя через двор музея, чтобы сократить дорогу домой, он вдруг увидел, что боковая дверь музея приоткрыта. Ерофей остановился как вкопанный. Соблазн был слишком велик. Он вошел в эту дверь и пошел по давно уже знакомым коридорам и лестницам. Он прекрасно знал, где может находиться бубен. Дойдя до двери с цифрой "девять", он с замиранием сердца повернул ручку, и та поддалась его нажиму. Дверь, скрипнув, распахнулась перед ним. Ерофей огляделся. Не зажигая света, пользуясь карманным фонариком, который он всегда таскал с собой, Ерофей прошел в дальний угол комнаты к стеллажу, открыл стекло и увидел то, за чем пришел. Все складывалось слишком удачно, стеллаж, как и комната и сама дверь музея, не был заперт. Прикоснувшись к бубну, Ерофей содрогнулся от мысли, что все это могут быть происки темных сил, но потом отогнал от себя эту глупую детскую страшилку, спрятал свою добычу под плащ и проворно покинул неприветливое помещение.
Он перевел дыхание, лишь оказавшись в своей комнате. Плотно задернув занавески и придвинув к двери стол, он сел на пол и положил перед собой бубен. Сердце бешено колотилось под рубашкой, пальцы дрожали, но желание проверить старую книгу и осуществить свою цель было настолько велико, что Ерофей взял себя в руки и успокоился. Включил музыку, монотонную и гипнотизирующую, надел самодельную маску и стал потихоньку лить пиво на бубен. Он хотел вспомнить какую-нибудь шаманскую песню, но в голову лезла только всякая дребедень, вроде: "Все мое тело - сплошные глаза. Посмотрите на них! Не пугайтесь! Я смотрю на все стороны!" То ли песня не подходила к обряду, то ли маска получилась у Ерофея слишком страшная - бубен лежал, бездвижный и безмолвный, и был похож на большую детскую погремушку. Ерофей угрюмо смотрел на него и пил пиво. Он немного злился на Эрлика Алимовича и на бесполезную книгу.
"Неужели я захотел слишком многого? - думал Ерофей. От выпитого пива его клонило в сон, и мысли слегка путались. - Я ведь не желал несметных богатств, власти или разговора с богом. Я не претендовал на то, чтобы изменить что-то в этом мире, не собирался вмешиваться в чью-то судьбу или изменить свою. Я всего лишь хотел подглядеть в замочную скважину, чем занимаются боги, уверенные, что их никто не видит! Я родился свободным и умер свободным. У нас в роду все были путешественниками. Мой дед добирался до Бухтармы, переплывал ее и приносил с того берега известия о каких-то странных лошадях, наполовину людях. Мой отец скитался по Чуйской долине и не потерял разум. Я тоже много странствовал, вдыхая вольный воздух, и моя грива развивалась на ветру, как травы в бурю.
Теперь, когда меня зарезали и натянули мою кожу на бубен, я стал другом шамана. Он призывает меня, когда хочет отправиться в далекое путешествие, где без меня ему пришлось бы плохо. Я думаю, что стану и твоим другом тоже. Ты ведь тоже захочешь отправиться к мировому древу, повидать того, кто придумал меня, березу, бубен, тебя, все на свете! Береза хочет поговорить с тобой. Надеюсь, мы еще увидимся, когда будем лететь над горами, которые орел не перелетит, когда будем скакать через степи, которые заяц не перебежит, когда я родилась и выросла в лесу, среди сотен себе подобных. Но лишь я оказалась избранной, на меня указали духи во сне шамана, под сенью моей кроны он впервые заснул крепко, как дитя, не тревожимый видениями из другого мира. Когда он проснулся, дерева рядом уже не было - люди из его деревни убили меня, чтобы воскресить в ободе бубна, и тогда я впервые поняла музыку ветра. И как ветер шелестел моими листьями, когда я росла в лесу, точно также он шевелит колокольчики и погремушки бубна, извлекая из них чудесную мелодию. Если вслушаться в эту музыку, можно проникнуть за кулисы мироздания, прикоснуться к тайне. На своих крыльях ветер унесет неофита туда, откуда все мы пришли, где есть ответы на все вопросы. Люди называли это место раем, называли сном, называли центром мироздания, называли коллективным бессознательным. Но все эти слова лишь ветер..."
Ерофей проснулся внезапно, посреди ночи. Бубен, Эрлик Алимович, пустые бутылки, жажда, маска - все это причудливо перемешалось в его голове, но он помнил два слова из своего сна: ветер и бубен. Это единственное, что запомнилось Ерофею, но этого было достаточно для того, чтобы он, повинуясь внезапному наитию, быстро оделся, схватил бубен и выбежал на улицу. Ветер дул с устрашающей силой. Ерофей прикрепил бубен к ветке дерева и стал слушать.
И действительно, разгоряченный его ум воспринял звон колокольцев как великолепную музыку. Это были одни только диезы и бемоли, переходящие друг в друга и по сути являющиеся друг другом, ни одной взятой кроме них ноты, китайские напевы, вселяющие радость и желание взвиться вместе с музыкой ввысь, полететь над бренной землей, сбросить с себя все, что отделяло бы от этого очарования, колдовства и бесконечного счастья. Ветер резко поменял направление. И чудесная, завораживающая, сыгранная неизвестным музыкантом мелодия сменилась абсолютным чувством тревоги, тягучим, липким, леденящим и сковывающим, музыкант как будто вернулся на обычные ноты, но использовал лишь низкий диапазон, басы, субконтроктаву. Все тяжелые чувства, спрятанные на дне души памятью, всколыхнулись и бесконечно повторились четким рефреном.
Внезапно музыка исчезла. Ерофей понял, что все еще стоит у дерева, что он никуда не полетел, ничего не смог расшифровать и даже чувства свои, только что пронесшиеся в нем столь бурно, вспомнить не может. Ничего не происходило, только ветер продолжал петь свою песню, уже без нот. Ерофей поплелся домой. Прошел в свою комнату, машинально разделся и снова лег спать.
- Те, у кого есть перья, не могут долететь сюда. Те, у кого есть когти, не могут добраться сюда. Ты, черный вонючий жук, откуда ты прибыл?
- Я прибыл издалека, царь. Я прибыл оттуда, где не нужны крылья для того, чтобы летать. Я прибыл из мира противоречий, где реальное сменяется иллюзией, и порой невозможно отличить одно от другого. Я пришел оттуда, где каждый мог бы черпать в колодце воду, если бы журавль не был убит еще на рассвете. Теперь знания в том мире - лишь выигрыш в рулетке, приз во Всемирной лотерее. Я сорвал Джек-пот. Я пришел из твоего сна. Я пришел разбудить тебя.