Аннотация: Иногда это самовнушение. Но чаще оно действительно болит...
Горло
Он стоял перед зеркалом. Чисто выбрит, красиво причесан; замазал тональным кремом неровность на лбу. Немного подумав, брызнул духами на волосы и щеки. Стоял и смотрел на себя. И думал.
Его подруга уехала отдыхать. Он сам ее отпустил - одну, к морю. Ей очень нужен был отпуск, на работе ей доставалось в последнее время, с родителями стресс, а сам он поехать не мог, ему отпуска не давали. Да он и не просил: еще и месяца не прошло, как устроился на новое место. За нее не переживал. Немного волновался, чтобы не сгорела под солнцем, чтобы не оступилась на экскурсии на вулканы или не заплыла далеко, но страха мужчины за свою женщину не испытывал. Слишком уж она к нему привязана, хоть и шумит иногда, выказывая свое недовольство им. Но любит она его, любит, так чего же бояться?
Он поправил галстук, потом снял его вовсе и расстегнул пуговицу на рубашке. Потом расстегнул и вторую. Вид лихой, хорошо. В жизни не скажешь, что тридцать семь, и тридцати-то не дают. А ей девятнадцать... Да нет, не ей. Не подруге, которая в отпуске. А ей... Она давно ему нравится, но как к ней было подступиться? Он видит, она тоже тает, когда он смотрит на нее; у нее начинают биться жилки на лбу и шее, когда он стоит рядом. Она такая хрупкая, тоненькая, но виден ее темперамент. Ее взгляд чуть исподлобья, полуоткрытый рот с тонкими - к сожалению, тонкими! - губами. Нет, ничего серьезного он не хотел бы с ней иметь. Он любит свою подругу, хотя та и доставляет ему иногда неприятные минуты, когда начинает обвинять его в мужской полигамной сущности. Но удержаться от встречи с той, хрупкой и тоненькой... Он не мог не позвонить ей. Сначала просто расспрашивал о новостях, рассказывал о недавно виденном балете... Потом как бы невзначай предложил сходить завтра в кафе, выпить кофе и пообщаться. И она как бы невзначай согласилась, не задав ни одного лишнего (?) вопроса. После этого разговора он сразу позвонил своей подруге, застал ее в номере (вечером, на отдыхе, сидит одна!), поговорил, на душе полегчало, будто она ему сама разрешила встретиться с той, хрупкой и тоненькой... И вот, сегодня весь день он готовился к этому свиданию. Прибрал на всякий случай квартиру, развесил свои вещи в шкаф, а то расслабился в последнее время без укоризненных взглядов подруги. Заглянул в бар проверить, есть ли разнообразные ликеры-вина (на всякий случай), улыбнулся, найдя там подругину записку: "Кому это ты собрался налить аперитив?" Поменял постельное белье - ну, его ведь все равно нужно менять, так отчего же не сегодня? Погладил рубашку и брюки. И вот уже скоро выходить, а он стоит у зеркала и не решается...
* * *
... не решается позвонить и отказать. Зеркало смотрит ее же отражением с тонкими губами. Пушистые волосы уже красиво уложены, сбрызнуты духами. Как ей этого хотелось, чтобы как-нибудь зазвонил мобильный телефон и это оказался бы он. И пригласил бы на чашечку каппучино и на беседу. И вот, как материализацию мыслей получила она этот звонок. И сердце билось в горле, мешая сказать "Да". Весь день сегодня она боролась с желанием и разумом. Вернее, желание боролось с разумом. Разве можно встречаться с ним, у него же подруга, хорошая, хоть и немного нервная. А серьезные ли у него намерения? Или так? А почему он ничего не сказал о подруге? Значит, она уехала? Значит, это все нелегально? Ну, не обязательно же что-то должно произойти - в конце концов, это только приглашение в кафе. Не пригласит же он ее домой! Ведь она опять, глотая сердце, скажет "Да", имея в виду "Нет". Ей уже девятнадцать. Ну и что? Да то, что не готова она к двойной игре. Он ей очень нравится, но что делать с его подругой? Если бы она ее не знала, но это не абстрактный человек. Ну почему же целый день такие мысли, как будто это не чашечка теплого напитка со взбитой пенкой, а предложенное брильянтовое кольцо, украденное из шкатулки подруги, потерю которого та все равно не заметит, ведь у нее их столько...
Она брызнула духами на щеки и растерла сладко-терпкие капли. Уже пора выходить, но она все стоит у зеркала и не решается...
* * *
Вдруг раздался звонок. Он вздрогнул и взял мобильный телефон. Почему не на домашний? Высветился номер мобильного телефона той же сети:
- Да?
- Здравствуй! Ты еще не выехал?
Она, хрупкая и тоненькая.
- Извини, я уже выезжаю, мне тут позвонили... - ну вот, уже вранье, первое вранье. Хотя, уже не первое, если невысказанность тоже считать враньем. Но он не считает. Не произнес вслух - значит, не соврал.
- Знаешь, я немного приболела, - ей тоже не хочется врать, но это не та ложь, за которую стыдно, за эту даже чувствуется гордость. Она смотрела на абсолютно здоровое свое отражение и впрямь почувствовала недомогание. - Может, отложим? -Ах, эти полумеры, она не может сказать: "Не звони мне по таким вопросам, пока ты с ней." Он же ничего и не предлагал, кроме чашечки пресловутого кофе с молоком...
- Ну, хорошо, - облегчение на душе, но уколотая гордость. - На завтра? Или через несколько дней? Ты простудилась?
- Немного. Горло побаливает, - тут же у нее засаднило горло. - Я тебе позвоню. Через недельку.
- А... - Через неделю подруги еще не будет, но останется всего день... - Я позвоню тебе через пару дней, узнаю, что ты делаешь с горлом. Ты лечись, тебе же учиться надо. Мед, молоко, лимоны, чай...
- Да-да, прямо сейчас заварю.
- А мед и лимоны у тебя есть? Подвезти?
- У меня есть, спасибо. Не волнуйся, я не разболеюсь. Не первый раз залечиваюсь.
- Ну хорошо. А то у меня есть еще американский аспирин.
- Спасибо, я и так вылечусь. Пойду прилягу. Я позвоню. Извини за испорченый вечер!
- Ну что ты. Выздоравливай.
* * *
Он положил мобильный телефон на полочку перед зеркалом. Хитрость или и вправду горло? Нет, наверное, все же горло. Не могла она отказать ему. Она давно об этом мечтает. Жаль, но где-то даже хорошо. Если бы что-то получилось, еще одного романа подруга не простила бы. А получилось бы. Конечно, получилось. Даже не по надобности, а по инерции. И потом бы всплыло, и опять объяснения, эти слезы, которые не действуют, а только раздражают. И еще неизвестно, что отколола бы подруга. Она такая импульсивная, когда дело касается его полигамности. Вдруг сверкнуло в голове: "Боже, а если бы она там на отдыхе?" Отогнал эту мысль - да нет, она не сможет. Если даже я чувствую облегчение от несостоявшегося распития этого итальянского кофе. Он набрал испанский код. Гудок взлетел в космос, к спутнику и упал не аппарат в ее номере, за четыре секунды преодолев четыре часа самолетного хода. Субботний вечер, не подойдет. Либо на море, либо пьет какой-нибудь напиток в баре.
- Алло?
- Привет. Ты отчего это дома?
- Читаю. Мне так хорошо тут сидеть на балкончике, никуда не спешить и читать. Только тебя не хватает рядышком.
- Ладно-ладно, небось, не одна там, на балкончике?
- Ах, не меряй всех на свой аршин!
- Аршин? Ты мне льстишь. А у меня болит горло, - сказал он вдруг. И почувствовал, что это правда: горло стало побаливать и сохнуть с каждой секундой.
- Ай, ну надо же, и меня нет. В шкафчике над плитой мед, возьми лимоны, чай...
- Я знаю. Сейчас пойду, прилягу.
- Ну вот. Стоило мне тебя оставить одного...
- У нас-то октябрь дождливый, не то что у вас там на островах. Ничего. Выздоровею. Ты отдыхай, не болей, не волнуйся. Не перегрейся на солнышке!
- Нет-нет, я осторожна. Мы разоримся на телефоне. Не болей, милый мой!
- Не буду. Отдыхай.
* * *
Она включила маленький электрический чайничек, привезенный с собой в отпуск, заварила чай, положила две ложки меда и два куска лимона, размешала все, подождала, пока немного остынет, и стала пить маленькими глотками. Надо же, на теплом острове вдруг заболело горло. Если бы он не позвонил, она бы и не вспомнила об этом, но вдруг ясно ощутила, что горло болит, и что мед с лимонами везла из дому не зря. Ну, да и не странно даже, на этом острове такой ветер!