Лунин Дмитрий Юрьевич. Перестановка слагаемых

Лунин Дмитрий Юрьевич : другие произведения.

Перестановка слагаемых

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Оставить комментарий © Copyright Лунин Дмитрий Юрьевич (dloon1982@yandex.ru) Размещен: 21/05/2008, изменен: 17/02/2009. 74k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия		Ваша оценка:
Аннотация: Кому не жаль мозгов - читайте на здоровье:)))

НАЕДИНЕ

Собой

Сварщик

"Жить в этом мире только настоящим -

бессмысленно

и даже чуть жестоко", -

так говорил

один знакомый сварщик

и резал вены трубам водостока.

Ни с чем на свете он согласен не был,

он был философ

самой высшей марки.

Глаза, давно не видевшие неба,

горели, как дуга электросварки.

* * *

Чем дольше крутить пластинку -

тем неразборчивее слова.

Дует паршивый ветер с запахом креозота.

Себя облачив в доспехи,

точно дикая татарва,

стая птиц надвигается на линию горизонта.

Вечер привлекателен не более,

чем от статуи отвалившаяся рука,

жизнь протекает между

"как известно"

"между прочим".

В запасе осталось довольно много

от русского языка,

только ничего из этого

не вставить в контексты строчек.

Как археолог находит радость

в откопанном ржавом ноже,

время находит радость в крушении идеалов.

И разница между тем, что будет,

и тем, что было уже,

представляется разве что

ночью под одеялом.

* * *

Аптекарь отсыплет яду,

не потребовав даже рецепт.

Бессмертие не долговечней,

чем возгласы "Будь ты проклят".

Не увидеть картины мира,

как невозможно увидеть цель

сквозь оптику винтовки снайпера

при промозгло-туманной погоде.

Не соприкоснутся две улицы,

не образовав между собой угла.

Ощущение от прожитого,

как от гвоздя, проникающего в тело.

Обострены все чувства,

и, как может душу убить игла,

индифферентность времени

может не отыскать своего предела.

Проникая в предметов суть,

вновь разматываешь клубок

выцветших веревок истории,

хотя не силен в вязании.

Мысли, собравшись в кучу,

являются точно в срок,

как поезда на станцию

приходят четко по расписанию.

Разлагающиеся слов останки

уже начинают гнить,

кто-то зеркальность истины

черной краской замазал.

Что надеешься видеть,

потерявши из виду нить,

через разбитый эпохи бинокль

глазом?

Всевышний художник

не торопится

сделать лишний мазок

на полотне истории,

где каждый в комочек сжался...

Так ворона,

предчувствуя участь

выронить сыра кусок,

не выпускает его из клюва,

не оставляя лисе

ни малейших шансов.

Остаешься один

Нужное слово

входит в контекст,

будто гвоздь в фанеру.

Гортань все слова молитв

превращает в ругань.

В зажатый в тисках понедельник

напрочь забыть про манеры

приличий обрыдлого общества,

напоминающего группу пугал.

Черный январь

сквозь решетки окон

глядит зловеще.

Мозг поглощает незримо

чужие мысли.

Отгородиться мечтаешь от всех,

хоть табличку вешай:

"посторонним вход воспрещен"

или "опасно для жизни".

Нужное слово

входит в контекст,

будто гвоздь в фанеру.

Прежде чем руку набить,

разбиваешь морду.

Кровь совершает

извилистый путь по венам.

Метеосводки обычно сулят непогоду.

Вечер пришедший

холодное солнце

склонил на запад.

И, для игры с собой не составив правил,

ты остаешься

один у зимы, в ее цепких лапах.

Снег заметает любые следы,

что другой оставил.

* * *

Если подарит вам кто коня,

то всегда троянского,

осколки разбитых иллюзий

воедино уже не склеить.

Сядешь писать,

перед тем с четверга

беспробудно пьянствуя...

Боже, зачем я поэтом стал,

лучше б играл на флейте!

Вокруг суеты

лабиринты обычных

житейских будней.

Не встанешь по звону будильника -

снова весь день потерян.

Что-то фальшивое слышится

в каждом "я больше не буду".

Если верить газетам -

конец света через неделю.

Кто ты и с кем ты общаешься,

если живешь в тихом омуте?

Прибьет ненароком кого-то

с души свалившийся камень.

Как нитки, в клубок

намотаю мыслей,

круги намотав по комнате,

чтоб прикоснуться к чему-то новому,

чего не объять руками.

* * *

И.Терехову

Как босиком по битому стеклу,

чьи острые края острее лезвий,

живое мерно движется к теплу -

и кажется никчемно-бесполезным

любой из существующих людей,

мечтающий,

поскольку он не вечен,

всю жизнь прожить

за самый светлый день...

В каком

календаре

тот день отмечен?!

Здесь каждый сон

другому сну под стать,

даже не сны, а так себе - огрызки.

Как входит ножевая в спину сталь,

слышны слова

давно умерших близких.

Вокзального прожектора огонь,

к перрону электричка подкатила...

Но различимо, как в ее вагон

уже садится

новый Чикатило.

Приговоренный к жизни

Здесь все имеет острые края -

прикосновеньем пальцы окровавишь.

Покрытый пылью старенький рояль

никчемен из-за недостатка клавиш.

Здесь все часы торопятся назад,

отстукивая мерное стакатто.

Известие, что умер адресат,

приходит раньше смерти адресата.

Прочна твоей суровой жизни нить,

и, если не возникнет катаклизмов,

приговоренный к жизни будет жить,

пока не сдохнет от алкоголизма.

1 января 2008 года

Площадь пустеет,

как после спектакля театр.

Звездный свет

затерялся бесследно в тумане города.

Коробки квартирных комнат

цепко держат в своих когтях

тех, кому лишь иногда во снах

маячат знакомые морды.

Понедельник похож на пятницу -

с ума сошел календарь.

День в ожидании

того, что не потрогать руками,

бессмысленно умолкает.

На улицах едкий январь,

но снег отыскать возможно

лишь в холодильной камере.

Наружу пытается выползти

накопившееся внутри.

Не наказать бессилие -

как дитя не поставить в угол.

Когда-то влюбившись в куклу

в одной из стеклянных витрин,

невольно делаешь вывод,

что и сам ты являешься куклой.

И, видимо, нет резона

стремиться

в последний прорваться ряд,

чтоб в суматохе выскочить

раньше всех с черного входа...

Как очков запотевшие стекла

не пропускают наружу взгляд,

так и тебя не пропустят в рай

без свидетельства, выданного Богом.

Письмо из захолустья

Прости за запоздалое посланье,

здесь поезда идут без остановок.

Во сне черед обрывочных названий

переползает в явь.

Быть полусонным

в стране неспящих тоже что-то значит,

(Не говорю:

"быть слышным за три шага"...)

Такое ощущенье,

что задачу

решить возможно только на бумаге,

поскольку в мыслях - поздно.

Можно мямлить,

в дилемме дней хоть что-то обнаружив,

а изувеченная формулами память

не может мыслей

тесный ряд разрушить.

И потому,

как в матери утробе,

до срока им не выбраться...

Под вечер

смывает дождь

все надписи с надгробий.

Ничьих имен здесь не увековечить.

Наедине с собой

Опять один, взберешься на карниз,

решить пытаясь жизни уравненье.

"С вершины все дороги только вниз", -

пословица звучит прямолинейно.

Тебе осточертел угрюмый вид

пейзажей городских, где воздух выпит,

груз размышлений о людской любви

и комнатенки параллелепипед

настолько, что, с собой не совладав,

опустишь взгляд на полосы асфальта.

Когда был чуть потолще календарь,

все выглядело гладко и занятно.

Теперь в душе как будто волчий вой,

который заглушить ничто не может...

И ты, наедине с самим собой,

на головы готов плевать прохожим.

Вслух

Слушая мусор чужих речей,

насовсем перейти на мат.

Рот выплевывает слова,

как туберкулезную гниль.

Вооружившись миллионами киловатт,

до конца не разрежут тьму

электрических ламп огни.

Бог породил наш мир,

я же сотни миров порождал

и убивал их нещадно, как

рассудительность - алкоголь.

Когда время приходит действовать,

я продолжаю ждать

с моря погоды или вызова,

скажем, в Стокгольм.

Забаррикадировав мысли

в извечно больных черепах,

мозг устал оттого,

что о прожитом только и думал.

Медленно близится утро

стадом больным черепах,

но с приходом его

не проснется уже тот, кто умер...

Слушая мусор чужих речей,

насовсем перейти на мат.

Рот выплевывает слова,

как туберкулезную гниль.

Вооружившись миллионами киловатт,

до конца не разрежут тьму

электрических ламп огни.

* * *

Время врачует раны,

но портит нервы.

Прямоугольник окна

не пропустит взгляда.

Истощены непреклонной зимы резервы,

А ей еще месяца два

продержаться надо.

Ты написал много строк,

только кто прочтет их?

Голос твой молкнет,

как будто в эпохи вате.

Век накрутил до предела тебя,

точно счетчик

за потребленный ток

накрутил киловатты.

Бесконечный дождь

Вообрази, что едешь в поезде:

как нож,

локомотив пронзает

тьму дрянного мира.

В обшивку поезда

колотит крупный дождь,

как наглый гость

стучится в дверь квартиры.

С той стороны окна

в одну сплошную нить

слились поля

с мелькающими вехами.

Напрасно поезд силится

грозу опередить.

Дождь будет там,

куда б мы ни приехали.

* * *

Пустота вьет сети паутины.

Рот раскрыл - кого-нибудь унизил.

За окном застывшая картина.

Снова дохлый голубь на карнизе.

Все вокруг обыденно до дрожи.

И, как связь с надеждой разрывая,

ощущенье, что ты сам заброшен

под дождем ржавеющим трамваем.

* * *

Как заплутавшийся полдень

глядит в пустоту из угла,

я устремляю взгляд

на извечное и неживое в природе:

написать бы об этом картину,

вооружившись куском угля,

только уголь теперь в дефиците,

и из затеи моей ничего не выходит.

Сигареты смолю,

потому что намного быстрей

с ними движется время,

ко многому индифферентно.

Ощущенье, что в сердце

вонзили десятки отравленных стрел,

что, хоть и явственно,

но противоречит данным рентгена.

Мысли тоже сбываются,

как мечты или сны на четверг,

потому быть внимательным к мыслям -

всегда основная задача.

Кто-то занял свой трон,

но потом и его кто-то сверг,

потому что обычно кто действует,

тот ощущает отдачу.

Перетянуты нервы,

разорваться готовы порой.

Перекошенный негатив

отражен на эпохи сетчатке.

Это время такое,

что и свихнувшийся

литературный герой

не оставляет в сердцах наших след,

словно опытный вор - отпечатков.

Несуществующему философу

Отгородиться мечтаешь от всех,

пламя иллюзий вконец погасло.

Глаза закрываешь шторами век,

чтобы не видеть, как ежечасно

из ран эпохи сочится гниль;

От судьбы не сбежишь,

как от суки лающей...

Чувствуя, как умирают дни,

глупо задумываться о настоящем.

Угрюмый город

...и помутившийся рассудок

все ловит мысль подслеповато:

есть ты и я, а наша сумма -

осколки черного квадрата.

Ты можешь быть надменно гордым,

но одиночество - та птица,

что, посетив угрюмый город,

не в состоянии спуститься

на землю, на асфальт. Напрасно

пытаться путь назад расчистить.

Угрюмый город ежечасно

напоминает груду чисел.

И различаю каждый день я

одно уныние на мордах.

Всего два точных наблюденья:

усталый день. Угрюмый город.

Неразличим от ветра шорох,

что тишине казался наглым.

Здесь существует только город,

но он бесплотен как архангел.

Куда ушли те, кто здесь прожил,

кто сиживал на коже кресел,

куда девались люди? Боже,

твой замысел неинтересен.

Порою сон недолгий снится,

что я брожу среди развалин,

знакомым вглядываясь в лица,

не в силах вспомнить, как их звали.

Они кричат: "Ты слишком молод,

сумей забраться в скорый поезд.

Нас всех сожрал угрюмый город,

ты уезжай, пока не поздно".

Да только в замкнутом пространстве

извечно будет бесполезен

перемещающийся транспорт,

поскольку в тот же город едет.

В тоске исканий сердце ноет,

обрывки наших разговоров:

"Есть ты и я, а остальное -

усталый день, угрюмый город".

В комнате

Решеток оконных крест.

Из мебели - только стул.

Стремясь к перемене мест,

часы посылают стук,

но стук летит в пустоту,

в извечное никуда...

Из мебели - только стул.

Стена закрывает даль.

Обычный день

День пролетел

за обрывками дел,

разговорами,

в спешке своей непрерывной

авто протараненным.

Вечер,

неслышный, как шаг,

оставляемый ворами,

важно завис

над землей суетливой окраины.

Люди спешили,

своими делами загружены.

Город за день наглотался

удушливых запахов...

И не заметил никто

как, ни капли не нужное,

всеми забытое, солнце

направилось к западу.

Похороны детства

Что увидим за чертой присутствий,

в постоянстве,

став немного злее?

Увеличив

сумму безрассудства,

видим, что неистово взрослеем.

Мы готовы угостить любого,

кто не может

сам платить по счету.

В наше время

и подобный Богу

в зеркале все чаще видит черта.

Кто не хочет

мир увидеть свыше?

Под землею мест полно вакантных.

Но не может

ничего услышать

слух,

острее слуха музыканта,

взгляд,

острей краев острейших лезвий,

ничего вокруг не различает...

И эпоха выжгла нас железом,

на судьбе оставив отпечаток.

Где бы нас по жизни ни носило,

ищем точку,

где бы опереться,

потому всегда невыносимо

долго

длятся похороны детства.

Зульфие

Когда пустота поглощает иллюзии

куда устремить

свой взгляд?

Будто на фронте -

из тех, что не трусили, -

никто не вернулся назад,

погибли и наши с тобой отношения,

их новый сгубил виток.

С двумя неизвестными уравнение

не может решить никто.

НОЧНОЙ

ИЗДАТЕЛЬ

Об истине

Помню: "In vino veritas".

Пословица с давних дней

в мозг воспаленный мой

прочно вросла как корень.

Живущий отдельно от времени,

чувствует в этом вине

привкус разбитых иллюзий,

сдобренных горечью крови.

Истина рядом со смертью.

Философ сошел с ума,

в бред его полудурочный

не особо кому-то верится...

Туманы непонимания.

Но

как будто бы осень сама,

шелестя ветерком, напевает:

"In vino veritas".

Задачка

Задачу вновь подкинула судьба,

которой нам неведомы маршруты.

Вот человек, покинувший пункт "А",

не хочет больше ни в какие пункты.

Задумчивость застыла на лице...

Уж не проблемы ль мучат мирозданья?

Нет, просто пункты "А", и "B", и "С" -

одно и то же, с разницей в названьях.

Прерванный сон

Крики о помощи в горле застыли.

Сновиденья зловещи и странны:

умираешь от жажды в пустыне,

где с водой не пройдут караваны.

Сил не хватит для тихого стона.

Кто бы знал, что так дни свои кончишь?..

Но разбудит звонок телефона.

Что за сука звонит среди ночи?!

Известному поэту

Он

почерком небрежным и неточным

строй языка

почти что поломал.

И написал

так много слов и строчек,

что онемевшим кажется словарь.

Из строк обратно,

точно бумеранги,

наружу возвращаются слова...

Но грудой перепачканной бумаги

вся жизнь

пылится в ящике стола.

Ночной издатель

Издаться чтоб, обходишь кабинеты

и кланяешься в ноги сволочам.

Но презирает

суматоху эту

издатель, что приходит по ночам.

Приходит сам - и голосом печальным,

но резко ощутимым, как ожог,

вам говорит,

что будет вас печатать

всегда - и самым крупным тиражом.

"На договоре подпись лишь поставьте,

вот здесь", - и тычет

пальцем в темный лист...

С рассветом улетучился издатель,

лишь запах серы в комнате повис.

Труп человека, погибшего в результате ДТП

Здесь человек распластан на асфальте,

автобус сбил его и скрылся навсегда.

Чтоб разобраться в этом скорбном факте,

уже спешат гаишники сюда,

поскольку протокол составить надо,

кто видел, что - и прочую муру.

Так, на груди погибшего награда,

но не нужна теперь она ему.

Себе возьмите орден, подполковник,

он вам к лицу, что мужеством горит.

Скорей всего, пока был жив покойник,

он все равно б его вам подарил.

Покойнику везет: не стал калекой.

Заглянем для спокойствия в карман.

Покойный был добрейшим человеком,

возьмите его деньги, капитан.

Десятый случай лишь за эту осень!

Работа трудная. Сержант, налейте нам!

Пусть обувь сбитого автобусом поносит

надежды подающий лейтенант.

После осмотра тело пусть направят

сначала в морг, а уж потом вдове.

Водители, не знающие правил,

для общества опаснее вдвойне,

чем воры и убийцы. Будто плакать

собрался, снова дождь заморосил.

А ты, сержант, возьми себе на память

о нем хотя б наручные часы.

Да кем он был? забудьте эти сплетни.

Всему он миру радостей хотел

преподнести, и даже после смерти

покойный сделал много добрых дел.

Глава семьи

Не веря приметам,

в разбитое зеркало глядя,

лицо свое бреешь

слегка затупившейся бритвой.

Ты грустен,

как будто скончался в Америке дядя,

а ты в завещанье его

оказался забытым.

И все

до того в этот час

представляется жалким,

настолько ничтожными

кажутся все прегрешенья...

Грядет Новый год,

снова дети,

жена и подарки,

но даже они

не улучшат тебе настроенья.

Сон о Раскольникове

Приснился сон мне: улицы пусты,

от ветерка слегка шуршат кусты,

и тихим обезлюдившим двором

Раскольников идет за топором.

Идет он в хозтоварный магазин,

минут пятнадцать до него идти.

Идет, слегка волнуясь. Но один

ему приятель встретился в пути:

поскольку тоже Гегеля учил,

в пивную Родиона затащил.

Пока они вдвоем в пивной сидят,

чего-то выпивают и едят,

минуты набегают на часах,

а "хозтовары" закрывают в шесть.

Раскольников, расплачиваясь сам,

проверил, что еще деньжата есть.

И - снова в магазин, ускорив шаг,

через дворы, чтобы не делать крюк.

Он успевает. Глубоко дыша,

бумажник достает из мятых брюк

и с продавцом вступает в разговор:

"Прошу, продайте мне вон тот топор".

А продавец: "Послушай, топора

не существует, как и нас с тобой,

не существуют завтра и вчера,

не существуют радость или боль,

не существуют также тьма и свет.

И Бога, к сожаленью, тоже нет.

Вокруг сплошная видимость и фарс,

эпохи блеф, крапленый туз судьбы,

не существует времени "сейчас",

не существуют "будет" или "был".

И потому бесцелен разговор

о топоре или о чем другом".

Раскольников, слегка потупив взор,

выходит из хозмага. А потом

идет обратно, но другим двором.

Задумался, поскольку был неглуп,

все мысли устремив куда-то вглубь.

Прощайте, Воланд

Спасти наш мир -

не хватит красоты.

Забросили его

того лишь ради,

чтоб избежать вселенской суеты,

и, видимо,

останемся внакладе.

Как звук исторгнет

медный геликон,

исторгнет век подобие романса...

Подорожание

настолько велико,

что Аннушке

не по карману масло.

В подражание Огдену Нэшу

О вреде курения

Если я доживу

до преклонных годов, что вряд ли,

поскольку много курю

и склизкие никотиновые капли

убивают по табуну лошадей

во мне ежедневно,

словом, если пребуду в старости,

то, наверно,

излечусь от зависимости

в написании глупых строчек.

Буду днем в огороде возиться с лопатой.

А ночью

буду спать тихим сном,

на кровати лежа в пижаме,

или рассказывать внукам сказки о том,

в какой мы проживали державе

могучей и крепкой,

как монолит из бронзы,

и смотреть передачи по телеку

с видом таким серьезным,

что выступающие по телевизору

будут взгляд воротить от камер,

чтоб не встретиться взглядом со мною,

поскольку камер

в наших тюрьмах хватало

везде и всегда с избытком,

а в моих глазах

они б видели эти камеры

и даже пытки,

от которых грешно зарекаться,

и это любому ведомо.

Разок в месяц сходив на почту,

заполнял бы ведомость

о плате за газ и за свет,

телефон бы вырубил...

А скорее, не доживу,

слишком много выкурив.

Объявление для газеты N2

Человек,

никогда не принимающий

участия в спорах,

решивший, что "уже" -

это лучше, чем "скоро",

автор десятка книг

философского толка,

глазами напоминающий корову,

а пастью - волка,

старающийся не вникать

в значение слова "скука",

свою жену называющий

не иначе как "сука",

иногда делающий вид,

что он мил и благоговеен,

у детей ворующий молоко,

чтоб обменять его на портвейн,

встречным прохожим

старающийся испортить лица,

обзывающий милиционеров козлами

и пытающийся скрыться,

часто выходящий обнаженным

на лестничную площадку,

недавно в зоопарке

чуть не до смерти запугавший лошадку,

успевший наделать подлостей всем,

хотя ему только исполнилось тридцать,

ненавидящий говорить любезности,

купаться,

умываться

и бриться,

замечающий,

что прохожие глядят на него

с неподдельным испугом,

с этой минуты

может считать себя

моим лучшим другом.

Итог

Слова перебирая кропотливо,

чтоб истинные

отличить от ложных,

ты чувствуешь,

что прыгаешь с трамплина,

а приземлиться правильно не можешь.

Ценнее ощущение полета,

в конце паденья - хоть убейся насмерть...

Некролог скажет:

"Он ушел почетно,

чернила расплескав на века скатерть".

Вандальское

Не отплатить

за прошлое врагу,

ему грозить - что плюнуть против ветра,

поскольку он покоится в гробу

на глубине двух с половиной метров.

С могилы остается вырвать крест -

что для него, гадюки, слишком мало -

и, скромно озираючись окрест,

нести его

в приемный пункт металла.

* * *

Перебирая события, даты,

все подытожить -

сплошная непруха.

Стоит же снова припомнить цитату:

"все суета и томление духа", -

воздух свободы не так тошнотворен

кажется ныне. Проросшее семя

всех моих замыслов неплодотворных

переживет это смрадное время -

время лишений под видом подарков,

где засыпаешь с надеждой проснуться,

где торгаши всех разливов и марок

денежной меркою мерят искусство...

Станет же время хоть чуточку лучше -

или, на крайний уж случай, "как прежде"...

Выбыли быстро

из списка живущих

те, кто вселил в меня эти надежды.

* * *

Я б осчастливил мир, но мешает насморк.

Ржавой водой из крана лицо умою.

С наисерьезнейшим видом прочту свой паспорт.

Да поиграю во что-нибудь сам с собою.

Я б осчастливил мир, но январский холод

не выпускает на улицу слишком теплолюбивых.

Если наш мир театр, то я в нем - Мейерхольд,

правда, живой, а не тот Мейерхольд, что убили.

Страшно смотреться в зеркало в понедельник -

видом таким распугаешь любимых женщин.

Я б осчастливил мир, но нехватка денег

способов это сделать число уменьшит.

Я б осчастливил мир, но не ходит транспорт.

Я б осчастливил мир, но со связью плохо.

"Я б осчастливил мир!!!" - прокричу в пространство,

но в результате лишь эхом вернется хохот.

Зимний день

От усталости день ослеп,

мысли лезут куда-то вглубь.

Каждый пройденный шаг нелеп.

Каждый прожитый вечер глуп.

Се - декабрь в своей красе,

фонари ярче звезд горят.

Здесь по моде одеты все,

и в глазах у всех снега рябь,

устремляются, где тепло

и каминов услужлив вид.

Замороженное стекло

все равно не загородит

от мороза, который сталь

в порошок превратит за миг.

Оттого и декабрь устал,

что никто не шагает с ним.

Как от проклятого, от него

разбегаются по домам.

Скоро кончится этот год,

но не поздно сойти с ума

оттого, что зима длинна

как экватор, а то длинней.

Для того, чтоб послать всех на ...,

очень много в запасе дней.

Библейское

Ветерком палестинским колеблем

на кресте.

Все, кто мог, осмеяли.

Без пяти минут как на небе,

четверть часа назад распяли.

Люд столпился вокруг посторонний,

как волна накатила на берег.

Пусть от ран кровоточат ладони,

в воскрешенье никто не поверит.

БРОУНОВСКОЕ

ДВИЖЕНИЕ

* * *

Глаз не отличает ферзя от пешки.

Жизнь протекает в чертовской спешке -

все хаотично и все бесцельно,

как движенье молекул. Как оказалось,

вопросов больше, чем было раньше.

Ухо не слышит в мелодии фальши.

Годы степенно теряют цену.

В двери чуть слышно стучится старость.

Сумма от множества перестановок

слагаемых не изменяется. С новых

дней чередою не прибывает

в памяти мыслей. В числе последних -

мысли о том, что ты прожил между

разных эпох, что дает надежду,

ибо в истории чаще бывает:

кто пережил - тот и есть наследник.

Истины, в общем, всегда абсурдны.

Те, кто судили, - те неподсудны.

Кто забывали про всех - не забыты.

Здесь сам собою просится вывод:

написавший о старости не стареет,

даже когда тело кровь не греет.

Потому и тогда, когда окна закрыты,

остается всегда через двери выход.

Это образно, но в своей сути верно:

человек по природе уже не зверь, но

он и не Бог. Потому не вечен.

Но имеет желание, как ни странно,

просмотреть свою жизнь, как в кино, с экрана,

только вот за билет расплатиться нечем.

Сонет

С каждой секундой громче тишина.

И человек, пытавшийся мгновенно

всех осчастливить, бритвой режет вены

в отчаянье, поскольку лишена

сия затея смысла. Там, за гранью

простого восприятия, пропал

начальный смысл, а мы еще играем

в спектакле, обреченном на провал,

поскольку мир - театр, но где замену,

чтоб отдых дать измученной душе,

нам отыскать? Взирая на картину

унылой жизни, стонет Мельпомена.

Еще не начал жить, а смерть уже

костяшками стучит в твою квартиру.

* * *

За окном еще горит фонарь,

но не виден свет за пять шагов.

Каждый день худеет календарь.

Замолкает осени фагот.

Город мне ни капли не знаком.

Где, Вергилий, твой хваленый ад?

Никого здесь нет,

и ни на ком

не задержишь свой усталый взгляд.

* * *

И снова взгляд скользит по стенам дома.

И - ночь в прямоугольнике окна.

Вновь кажется, что вовсе не знакома

картина мира. Только полотна

нам не найти, чтоб написать другую

и сделать вывод: прошлое - вранье.

Но различаю ясно сквозь пургу я:

опять над полем кружит воронье.

Ему, должно быть, ведомо и Богу,

что предстоит безумная игра.

А после позабыться не помогут

ни доктора, ни водка, ни игла.

Письмо

Как путник, уставший от долгих странствий,

взгляд ищет место остановиться.

Лишь вспоминая знакомых лица,

как факт принимаешь, что ты в России.

Ночь заполняет домов пространства

с бесцеремонностью наглого гостя.

Вновь для распятия ищут гвозди

те, кто в тебе разглядел мессию.

Жизнь пролетает однообразно.

Не отличая зерен от плевел,

время нас всех превращает в пепел.

Этот закон даже я не нарушу.

Все повториться еще не раз, но

если ты при смерти, то с испугу

тело свое доверяешь хирургу

чаще, чем пастору душу.

В этом ответ на любые вопросы,

даже на те, что никто не задал.

Знаешь, чем чаще я в жизни падал,

тем отчетливей видел, что лежа - лучше.

Я представляю собой отбросы

общества, ты же являешься частью

общества. Впрочем (наверное, к счастью),

это письмо - единичный случай,

ибо со смертью кружиться в вальсах

много приятней, чем ждать кончины

и суетливо искать причины

происходящего. Это точно.

Этого не объяснить на пальцах.

за сим ставлю точку - тире - прощаюсь.

Помни: однажды и ты, отчаясь,

это заметишь.

Спокойной ночи.

Прогнившая молодость

Надоело бриться по утрам.

Зачастил на кладбище. Так что ж?

Жизнь с той стороны оконных рам

добродетель

оборачивает

в ложь.

Снова дождь, снаружи и внутри,

не спеша выстукивает "SOS".

Все глупеешь, сколько ни мудри.

Веры нет в фортуны колесо.

Кровь уже отнюдь не горяча,

ты все реже смотришь на людей.

Снова век

секирой палача

обрубает календарный день.

Если в шепот переходит лай -

это возраст.

Или нищета.

В этом мире, сколько ни слагай,

все равно придется вычитать.

Как же так: за чередою дрязг

проворонил время дележа?

Как окурки, втоптанные в грязь,

лучшие намеренья лежат.

Вспоминая множество утрат,

обозначить бы хоть чем-то

жизни нить...

Разучился бриться по утрам.

Остальное можно пережить.

* * *

Здесь за спиной сожженные мосты

напоминают:

путь назад отброшен

тобой как вариант.

И красоты

не замечаешь,

думая о прошлом.

Распорядиться вновь своей судьбой

ты вправе сам,

но в этой круговерти

вся жизнь проходит

жесткою борьбой

меж памятью

правом на бессмертье.

Двадцать пять

М. Беляковой

Лишь об осени мысли, дождливо-промозглой.

Двадцать пять. Четверть века работы мозга.

Все в муку перемелет эпохи жернов.

Но не хватит времени, сил и нервов

как пчела возвратиться в родимый улей,

где тебе готовы шкаф, стол и стулья,

ибо не существует труднее преграды,

чем вернуться туда, где тебе не рады,

где подошва цела, но дырява память,

где лежачему плюс - невозможность падать,

где пространство беспечно кончается дверью,

где услышав "Люблю", отвечаешь "Не верю",

где привычней печаль, чем письмо в конверте,

где приятней, чем жизнь, предчувствие смерти,

где подался в торговцы начитанный пастор,

где бессмысленно все: календарь и паспорт.

Двадцать пять. Четверть века. Осталось просто

отыскать ответ, не найдя вопроса,

и поставить точку, а лучше прочерк,

помня: "пальцы ломая - ломаешь почерк".

Если время и стрелки часов застыли,

все становится неким подобьем пыли.

Потому все слова, недомолвки, мысли,

не дойдя до Бога, в ночи повисли.

* * *

Когда,

вконец измотана, душа

частицей света блекнет в амальгаме,

не хватит сил на то,

чтоб сделать шаг

и ощутить бессмертье под ногами.

Не хватит сил,

чтоб вновь открыть глаза,

лишь на секунду груз ошибок взвесив...

Смерть прячет в рукаве своем туза,

и результат

заранее известен.

Поэту

Стена. Окно. Уставший вечер.

Неяркий свет настольной лампы.

И ощущенье, что не вечен

ты сам. Разменивать таланты

на нечто важное настолько,

что без него никак не выжить,

бессмысленно. Не выйдет толка

из написанья глупых книжек.

И ты ни письменно, ни устно

не заявляй, калеча нервы:

мол, на обочине искусства

порой встречаются шедевры.

Ложь, непохожая на правду.

Эпохой ты насквозь просвечен.

Все, что здесь есть, - твое по праву:

стена.

Окно.

Уставший вечер.

Размышления в ночной комнате

Когда картинка за окном имеет вид,

что твой квадрат Малевича, как в вате,

приглушен голос города, и спит

распластанный на собственной кровати

обычный имярек, устав с пути,

опять дырявит ночь фонарь-компостер.

Стараясь

никого не разбудить,

уходят мысли

полуночным гостем,

поскольку мысль, впитав обрывки вер,

спешит расстаться с миром эфемерным,

пытаясь выйти в запертую дверь,

но без упорства, свойственного смертным.

На циферблат ложится ночи час,

объемность комнат насыщая тенью.

Уже календарю не верит глаз,

как некоему странному виденью.

Который год все терпящий рояль

циничен в новой мебели убранстве.

Когда подобно призраку, ноябрь

теряет очертания в пространстве,

надменен и бесхитростно суров,

иглой грядущей ночи изувечен,

от окон, переулков и дворов

уходит заблудившийся в них вечер,

как публика,

спектакль освистав...

Но в город,

спящий

только лишь отчасти,

в трехсотый раз упавшая

звезда

не принесет желаемого счастья.

III

Здесь даже мысли те же, что вчера.

И время, удаляясь безвозвратно,

жужжа, как сумасшедшая пчела,

сегодня перетягивает в завтра.

Опасно жить на этом рубеже.

Вновь ощущая некую беспечность,

ты видишь сон, а между тем, уже

тебя за плечи обнимает вечность.

Благословен, кто умер без нытья.

Благословен воистину, кто дожил,

чтоб видеть, как за гранью бытия

проснется вечно дремлющий художник

и образ нанесет на полотно,

чертам подобный ангельскому лику...

Как в плотно затворенное окно,

ты мне кричишь,

но я не слышу крику.

Сжимая город вымерший в горсти,

ночные облака молчат подолгу,

чтоб мысленно молитвы донести

лишь своему невидимому Богу.

Но Богу дела нет до облаков.

Он за столом сидит в одной пижаме,

воспоминанья прожитых веков

вновь занося в истории скрижали.

Вновь созерцаешь мир, закрыв глаза,

почти ничто, эпохи хромосома,

по гололеду времени скользя,

всем телом ощущая невесомость.

И кажется, теперь уже вовек

предмет не обнаружит свойства падать,

не хватит силы для поднятья век.

Уже никак не ощущает память

желанья власти, свойственного ей,

сильней желанья выползти наружу.

Стремясь увидеть очертанья дней,

глядит фонарь в насмешливую лужу.

С такою быстротой из тьмы квартир

уходит прошлое, сменяясь настоящим,

что кажется: потусторонний мир

в проем окна тебя за ним утащит.

Время напоминает

второпях отправленное письмо,

в котором, как всегда, забываешь

сказать нечто главное.

Очертания поздней осени,

так схожи с ранней весной,

что внешне не различимы.

Город в пространстве плавает,

подобно огромных размеров галере,

чья пьяная матросня

пытается низложить

ранее ею же выбранного капитана.

Фонарь, будто с девушки платье,

на время ночи завесу сняв,

освещает подле себя часть улицы

и символ империи капитала -

банк, из которого все служащие

давно разбрелись по домам,

поскольку даже кесарю кесарево

нет желания отдавать среди ночи.

От переизбытка мыслей недолго сойти с ума,

и среди них одна,

неназойливая, как "между прочим":

одиночество - это если можешь

быть с кем угодно, но

вновь занимаешь один

в том пространстве позу,

где даже растворенное настежь

огромных размеров окно

не пропускает в комнату

свежий морозный воздух.

В темноте среди звуков

для слуха всегда ощутимей такой:

от жгучих порывов ветра

поскрипывает кровель железо.

И бесполезно,

как небо пытаться достать рукой,

тянуться к тому,

что ушедший век

навсегда от тебя отрезал.

VII

Вечером, когда темнота,

заползая в дом,

старается заполнить мебель

и все предметы,

неполноценный,

как птица с одним крылом,

поистрепавшийся календарь

напоминает о том, что летом

день был более долог,

а ночью небо как решето,

и деревья с листвой,

напоминающие динозавров.

Невозможно прожить

сегодняшним днем

потому лишь, что

сегодня

превратится в позавчера

послезавтра.

А сейчас

лишь часы постукивают

ходу времени в унисон.

Так и вечер осенний уйдет,

растворится, никем не замечен.

И желанье одно:

уж поскольку и должен присниться сон,

лучше пусть будет кошмарным он,

нежели вечным.

VIII

Знаю, игла пластинки почти что достигла края.

Вспоминая твой голос, вижу прошлое наяву.

И, снова в пространстве комнат

твой силуэт различая,

я в зеркале отражаюсь, а значит, еще живу.

И значит, хранимы Богом безмолвные стены дома.

Вновь тишину дополнив, времени ход затих...

Если меня не станет,

может, поэт знакомый,

не приходя в сознанье,

новый напишет стих.

* * *

Контур предметов стерт.

Прожитым дням вослед

хочется крикнуть: "Черт!"

Не зажигая свет,

ибо по горло сыт

видом житейских дрязг.

Мерно идут часы.

С каждой секундой грязь

переполняет мир.

Тот, кто и крут, и терт,

скажет в сердцах: "Аминь".

Контур предметов стерт.

Тебя зовет осень

Поднимешь усталые веки -

и снова осень.

Ночь поглощает наш город,

как легкий завтрак.

Всю череду забот

в никуда забросив,

скоро, должно быть,

сегодня вольется в завтра.

Осень тебя зовет за собою,

я же

вместе с тобой не могу -

я погряз в непролазных

дебрях забот. Может,

твой силуэт мне когда-то ляжет

оттиском нового дня

на сетчатку глаза.

* * *

В той местности, где даже ветераны

не помнят, чем закончилась война,

для зрения не кажутся столь странны

и притягательны

ни виды из окна,

ни циферблат часов,

ни даже транспорт,

в котором все по-прежнему равны,

перемещаясь

лишь внутри пространства

одной несуществующей страны.

* * *

От долгих ночей без сна устают глаза.

Чужие слушая речи - терзаешь слух.

И, постоянно по памяти лет скользя,

вроде умнея, становишься более глуп,

вновь разглядеть стараясь любую грань,

даже которую век от тебя прикрыл.

Так человек, решивший, что жизнь - игра,

должен освоить правила той игры.

* * *

Прошлое пожирает будущее.

Настоящее - только дым,

что заставляет задерживать взгляд

тайным к себе влечением...

Часы отмеряют время,

предназначенное другим.

Наша игра окончена.

И результат ничейный.

Утренний пейзаж

Утро, начинавшееся с падения

сосулек с крыш,

заканчивается ровно в полдень.

Как будто пудрой

припорошило город,

и когда ты уже не спишь

и некому сказать ни "иди ты",

ни "с добрым утром",

на работу выходит дворник,

и только его метла,

как символ борьбы

ушедшего с настоящим,

сметает окурки, мусор,

осколки пивного стекла

и торопится выбросить это

в железный ящик.

У подъезда судачат старухи,

вездесущие, как ЧК,

с лицами серого цвета

от непомерных житейских тягот.

Характеры тверже некуда,

и не иначе как,

если начнется война,

они грудью на бруствер лягут.

Неподалеку от дворника

едва различим силуэт.

Человек на старушек пялится,

слушая их угрозы.

Это домой вернулся

полуживой поэт,

не приносящий обществу

никакой ощутимой пользы.

* * *

Заметив,

что весь мир погряз во лжи,

все думаешь:

"моя будь воля - я бы..."

А сволочь-время

знай себе бежит,

чихая на анапесты и ямбы.

Потом,

с тоскою глядя в неба синь,

в отчаянье

заламываешь руки.

Уж если даже Пушкин -

"сукин сын",

тогда все остальные -

просто суки.

Осень 2007

Звук осени

похож на голос альта,

палитра - цвета ржавого гвоздя.

И взгляд скользит

по плоскости асфальта,

усеянной

осколками

дождя.

Меня здесь нет

и, видимо, не будет.

Осталась только призрачность,

мираж.

Теперь

уже совсем другие люди

к листу бумаги

тянут карандаш.

Вспоминая лето

Слышны слова.

И кровь густеет в жилах.

Обрывки снов -

да только все не в руку.

Не удивляйся, если закружило, -

здесь даже время

держит путь по кругу.

И, в горле ощутив

нехватку влаги,

вновь наугад,

как ткнувши пальцем в глобус,

куда-то едешь

в пыльном саркофаге,

любовно

именуемом "автобус".

* * *

Ты в этом доме чувствуешь усталость,

взгляд принимает все за миражи,

и кажется, пылинки не осталось

от человека,

что здесь прежде жил.

Но стены помнят голос человека,

как половицы помнят стук ходьбы...

Он - лишний туз в крапленых картах века,

заброшенный под стол

твоей судьбы.

POST

SCRIPTUM

* * *

Чтоб забыть это время,

беспечно разбей зеркала,

уповая на дождь грозовой

растревоженным летом.

Если хочешь, поспи,

пусть приснятся спектакли-гала,

освещая окрестности

ярким

прожекторным светом.

Если хочешь сказать - промолчи.

Так обычно бывает верней,

То, что нужно сейчас -

отыскать никогда невозможно...

Повнимательней

глянешь на стену - увидишь на ней

иероглифы памяти,

что начертал осторожно

тот, кто шел только вслед за тобой

как натасканный пес,

кто смертельно устал, никому не доверив поклажи

недосказанных слов,

пропыленных надежд, плюс вопрос,

на который ответ не найти.

Впрочем, это неважно.

Чтоб забыть это время - разбей зеркала...

Классической литературе

Взгляд устремлен

в окно из пластика,

не резки очертанья улицы.

Где наш процент

с наследства

классики?

Осталось только призадуматься.

Осталось рифмовать каракули,

оторопев от века скорости.

И чувство,

будто даже в вакууме

уединиться нет возможности.

А срок,

отмеренный нам, короток.

Часы истории поломаны...

Осточертевший ритм города

сквозь стены заползает в комнаты.

* * *

Души в тебе нет, но телом

для каждого уязвим.

Зачем ты играть затеял,

правила не уяснив?

Прохожие смотрят косо,

мелькают как этажи.

Вопрос назревает острый:

а для чего

ты

жил?

Много сварганил дряни,

Много помоев лил...

Звуки, застряв в гортани,

не выползают в мир.

Сам ли во всем виновен,

шутка ли здесь судьбы...

Выпустив массу крови,

в разряд переходишь "Был".

Все повторится снова,

чей

за тобой черед?..

Видно, свободой слова

просто заткнули рот.

Палата интенсивной терапии

Словно в аду - зубовный скрежет, плач.

Проем окна больничных коек между.

Над умирающим склонившая врач:

"Ну что вы? - утешает. - Есть надежда".

Надежда разве что одна из ста.

Вчера больной сюда доставлен утром.

На койках есть свободные места,

вчера их не было, и значит, кто-то умер.

И чувство, будто здесь и ты умрешь...

Да, всех нас с этим делом торопили!

Не зарекайся, что не попадешь

в палату интенсивной терапии.

Должно быть, каждый в чем-то виноват,

за что теперь ценой такою платит.

Здесь каждый для тебя родней, чем брат,

но время часто забирает братьев.

* * *

Тишина.

И нет пути назад.

Дверь судьбы

закрыта на засов.

Мы не будем

закрывать глаза

и не будем больше

видеть снов.

Будем сновиденья наяву,

как частицы пыли, собирать

до тех пор,

пока еще живут

те, кого учили умирать.

* * *

С годами - ближе к теплым батареям,

чтобы согреть немного в жилах кровь,

зеркальным отражениям не веря,

но различая лица докторов.

Дни убегают каплею за каплей,

от лицезренья этого - уволь.

Ведь ты играл в надуманном спектакле

другому предназначенную роль.

Остыл азарт, как стынет чашка чая,

с талончиком торопишься к врачу...

Мечтавший обыграть судьбу вначале

теперь согласен даже на ничью.

* * *

Всю жизнь,

как потерянный день,

в никуда похерил.

По ком звонит колокол -

или, верней, будильник?

Выйти ль в подъезд

и почтовый свой ящик проверить,

не выслал ли кто письма мне,

а лучше - денег?

Или векам грядущим

оставить что в назиданье?

Личный пример -

это уж чья бы корова мычала...

Может, две книги стихов

неплохого изданья?

Только найдется ли сволочь,

которая б их читала?...

От этих раздумий,

как после агоний,

потеет тело.

От сквозняка поплотнее прикрою двери.

Видно, такая судьба -

ничего не делать,

жизнь, как потерянный день,

в никуда похерив.

Вокзальная зарисовка

("До отправленья поезда...")

К выходу на перрон

("Уважаемые пассажиры!

Не забывайте вещи...")

устремляются жаждущие

скорей отыскать вагон

и умчаться туда,

где не выглядят столь зловеще

скука и однообразие.

Чтоб не сойти с ума,

пространство шагами меряешь

или считаешь минуты в часе.

После грустишь задумчиво,

видя, что жизнь сама

движется, будто

очередь к вокзальной кассе.

* * *

Нежданно, как из прошлого "привет",

крадутся мыслей чертовы потомки.

Пускай сто тысяч нерадивых лет

шум города колеблет перепонки.

Кусок недостающего тепла

отыщется в грядущем жарком лете...

Тебя по жизни музыка влекла,

и музыка одна за все в ответе.

Оставить комментарий
Размещен: 21/05/2008, изменен: 17/02/2009. 74k. Статистика.
Сборник стихов: Поэзия

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"