Прежде чем сунуться в окошко, пацан топтался вокруг киоска около пяти минут. Как и все покупатели, он даже не подозревал, что через узкие щели между рядами выставленных в витрине сигаретных пачек его очень удобно рассматривать изнутри. Продавщица следила за ним с мрачным и пассивным интересом и постепенно преисполнялась неприязни.
Ему было лет пятнадцать-шестнадцать. Уши у него торчали. А глуповатое розовое лицо щедро покрывали подростковые прыщи разной степени тяжести.
Продавщица смотрела на него и думала, осуществить ли ей акт обслуживания клиента или отказать, сославшись на гордую наклейку на киоске: "Лицам, не достигшим 18-летнего возраста, табачные изделия не отпускаются". Но пацан, судя по всему, и сам чувствовал всю необоснованность своих претензий и никак не мог решиться.
Он ходил вокруг киоска то в одну, то в другую сторону и рассматривал витрины. Предпочтений у него явно не было. Его одинаково заинтересовали и сиротливая полочка с дешевыми образцы "Примы" всех сортов и производителей, и гордый сигарный угол с трехзначными ценами. Он почтил вниманием небольшую выставку дешевой турецкой жвачки. С некоторым непониманием во взоре он изучил ассортимент поршней для прочистки трубок.
Продавщица смотрела не него через щели и продолжала преисполняться неприязни. Как и у всех покупателей, которые с самого начала не знали четко, что им требуется, у него непроизвольно отвалилась нижняя челюсть. Вид прыщавого пятнадцатилетнего подростка с открытым ртом никак не способствовал тому, чтобы нарушать должностную инструкцию и рисковать пятидесятирублевым штрафом ради нуля целых, восьми десятых процента с выручки.
Пошлю, подумала продавщица.
Словно дождавшись какой-никакой определенности, пацан наконец решился и стукнул в прикрытое окошко.
- Мне... это, - сказал он и как-то по-девичьи засмущался и порозовел, - "Союз-Аполлон".
Продавщица отметила, что через окошко он выглядел куда приличнее. Рот был закрыт. Прыщи очень удачно прикрыла тень. Что касается глуповатого лица, то покупателей с умными лицами, равно как и вообще соотечественников, так или иначе было немного. Плюс ко всему купюра, которую он протягивал, оказалась на заглядение чистой и новой. И продавщица, сменив гнев на милость, в очередной раз решила должностную инструкцию все-таки нарушить.
- Легкий? Или обычный?
- Легкий, - сказал покупатель, но все с той же застенчивостью.
Она взяла деньги, выбила чек и повернулась к полкам с товаром. Пацан, словно ныряя в холодную воду, слегка зажмурился и сказал ей в бок тихой скороговоркой:
- И пачку презервативов за девять рублей.
Вот, подумала продавщица, профессионально подавив естественное желание на секунду остолбенеть. Вот. Так я и знала, что есть во всем этом какой-то подвох. Вокруг пальца обвел, молокосос. И чек-то уже выбила, теперь его даже послать нельзя.
Продажа презервативов была проблемой номер один всей ее карьеры в области общественной торговли. Когда она устраивалась на работу, речь о презервативах не шла. Она не возражала, когда со временем в табачном киоске появились жвачки, телефонные карты, ириски и леденцы, но привезенная как-то менеджером коробка с презервативами перевернула все ее самомнение. Ей сразу вспомнилась памятная сцена из далекой юности - стандартная советская аптека, небольшая очередь за аспиринами и бинтами и какой-то оголтелый студент, который громогласно потребовал себе это. Она пронесла сквозь всю свою жизнь искреннее преклонение перед дамой из аптеки, которая, отпуская наглецу заказанное, сумела выразить лицом все презрение и ненависть, приличествующие интеллигентному человеку.
И вот теперь ее заставляли делать это самостоятельно.
Некоторое время она просто саботировала опрощение общества, не выставляя новый товар на витрину. Менеджеру, естественно, на это было наплевать, потому что он контролировал только и исключительно соответствие входного материального и выходного финансового потоков. Однако со временем один постоянный клиент, отоварившись новым предметом торговли в другом киоске фирмы, начал интересоваться, когда же наконец цивилизация посетит и их дремлющие края. Покупатель был не старый и довольно веселый, и она не придавала его вопросам значения, ограничиваясь дежурными шутками. Однако и цивилизация не дремала. В конце концов клиент устал от упорного отсутствия предложения и, воспользовавшись широко рекламируемым телефоном фирмы, задал прямой вопрос кому-то из менеджеров.
Мысль о том, что целый подотчетный район города не обеспечен предметом первой необходимости, произвела фурор в высших эшелонах руководства. Лавина грандиозных нагоняев, сопровождавшихся вопросами вроде "Что им там теперь, любовью не заниматься?", скатилась от директора фирмы до ее непосредственного менеджера. Упомянутый вопрос на этой стадии превратился во фразу, лишенную каких бы то ни было цензурных вкраплений, за исключением ряда местоимений, предлогов и соединительных союзов.
Естественно, бороться с системой было бы глупо, и продавщица, получив в качестве стимула стандартный внутренний штраф, покорно выставила новый товар на видное место. Однако менеджер еще долго занимался профилактикой незаконных бойкотов и начинал свой плановый визит с неожиданного наскока на киоск откуда-нибудь сбоку и грозной проверки состояния витрины.
Продавщица окончательно возненавидела этот популярный продукт после того, как не по-джентльменски пьяный менеджер приехал с очередным обходом на такси. Остановив машину напротив киоска, прямо на автобусной остановке, он опустил стекло и, опасно высунувшись наружу, грозно прокричал: "Ну и где у тебя это дерьмо в витрине?". Ожидавшие автобуса пассажиры обернулись и внимательно посмотрели на киоск. Продавщица, позеленев от ненависти и обиды, сорвала с витрины маленький квадратик и, высунув по локоть руку в окошко, начала неистово им размахивать, бормоча сквозь стиснутые зубы: "Да вот они, подавись, сволочь...".
Привыкнуть к новому товару она так и не смогла. Мысль о том, что ее покупатели курят, никогда ее не смущала, хотя среди курящих оказывались и двенадцатилетние мальчишки, и нежного вида блондинистые девушки, и скрюченные старухи, которые, казалось, от приступа кашля могут умереть непосредственно перед киоском. Но мысль о том, что покупатели занимаются любовью, выводила ее из себя с постоянством, достойным лучшего применения. Особенно ее раздражал импозантный военный врач с сединой в висках, по будням шедший мимо киоска на работу в военный госпиталь. Каждое утро он покупал пачку L&M, а по пятницам в довесок к сигаретам требовал пачку презервативов. Продавщица люто возненавидела покупателя именно тогда, когда увидела в его поступках регулярность. По пятницам. Перед работой. Подонок, негодяй и извращенец.
Со временем, правда, она нашла и в этой работе скромное утешение и возможность творчества. Она приносила с собой на работу тоненькую иголочку и, тихо улыбаясь своим мыслям, прокалывала один из пакетиков. Если покупатель не вызывал особенного омерзения, товар доставался ему в первозданной чистоте и нетронутости. Если вызывал, она протягивала ему проколотую упаковку, чувствуя себя вершителем человеческих судеб. Существовала и норма - не более одной проколотой упаковки в день. Продавщица не хотела быть причиной многих страданий и честно ограничивала себя. Часто проколотая упаковка ждала своей очереди несколько дней. Но был и день, когда норма выполнялась обязательно. В пятницу она несла с собой на работу иголку, заговоренную специальным именным заклинанием - на военного врача с сединой в висках. Так идут на оборотня с серебряной пулей... Ей каждый раз становилось жутко, когда он говорил "Спасибо" и убирал очередную иллюзию своей безопасности во внутренний карман мундира. Она училась в математической школе и прекрасно понимала, что в случае с врачом накапливает статистику, которая скоро может привести к самым трагическим последствиям. Он рано или поздно должен был что-то заметить. Но пока он ничего не замечал, покупал свои L&M и свои презервативы и бодро шел на работу - подонок, негодяй и извращенец.
Теперь от нее требовалось продать это подростку. И, в соответствии с законами Российской Федерации, она не имела никакого права ему в этом отказать. Более того, даже если бы она имела такое право, он уже имел повод шантажировать ее и настаивать на своем, потому что она успела преступно выбить чек за табачные изделия, отпустив их таким образом лицу, не достигшему 18-ти лет.
И она, сдержав себя, пробила второй чек и отсчитала сдачу на жестяную тарелочку.
- Привет, - послышался из-за окошка звонкий девичий голос, - Ой, а я думала, я первая приду. Здорово, что ты так рано! Ты чего делаешь? Сигареты покупаешь?
Продавщица посмотрела в окошко. Прыщавый подросток стоял с окаменевшим выражением лица, повернувшись чуть в сторону. Она перевела взгляд влево и сквозь одну из своих многочисленных амбразур увидела радостную девчонку лет четырнадцати, которая доверчиво держала прыщавого за свободную руку и смотрела ему в лицо с искренней щенячьей радостью.
- Ты... чего? - спросил прыщавый глухим голосом, - Мы на девять же договорились...
- Ну, пешком пойдем, - ответила девчонка все так же радостно, - все равно они без нас не начнут! Только потом давай все равно ко мне тоже сходим, ладно?
- Ладно, - сказал прыщавый все тем же деревянным тоном.
- Ну бери свои сигареты, бери, - сказала она, чуть подпрыгивая от нетерпения и, не дожидаясь его, сунулась о окошко, - Давайте, давайте, чего вы там...
Прыщавый оттолкнул ее в сторону:
- Чего ты лезешь?
- Чего ты? - удивилась девчонка.
Продавщица смотрела на них из своего киоска и понимала, что сейчас ситуацией управляет не она, а бог. Она не могла принять решения. Решения как такового не существовало. Прыщавого следовало наказать, но в то же время его было жалко. Девчонка была вся такая молоденькая, чистенькая и в белых брючках, но это нахальное "чего вы там" сводило на нет всю ее юную прелесть.
Рука продавщицы бессмысленно дрожала над упаковками, лежащими рядом - испорченной и нетронутой. Ей нужен был знак.
И знак был дан. Она в последний раз бросила взгляд на юную нахалку, которой, по замыслу ее прыщавого друга, явно предстояла сегодня добровольно-насильственная дефлорация, но не сумела даже остановить на ней взгляд. В том же самом направлении, метрах в пятидесяти, она увидела импозантного военного врача, который шел к киоску и приглаживал волосы ладонью.
Была пятница.
Продавщица взяла пачку легкого "Союза-Аполлона", положила на нее ненарушенную упаковку презервативов развратно обнаженной девицей вверх и швырнула всю конструкцию в окошко, профессионально заставив ее подпрыгнуть и затрепетать, но остаться в жестяной тарелочке.
Из-за окна грянуло потрясенное молчание. Девчонка в белых брючках в считанные секунды удвоила размер глаз и, направив их на полученный товар, быстро и нервно сглатывала. Прыщавый подросток сглотнул всего однажды, а потом решительно сгреб сигареты и презервативы, сунул их в карман брюк и, схватив подругу за руку, сказал определившимся хриплым голосом:
- Пошли.
Продавщица смотрела им вслед. Пацан шагал широко и целенаправленно, сжав свободную руку в кулак. Девчонка в белых брючках тащилась за ним на буксире, не сопротивляясь даже, а скорее как-то вяло пытаясь остановиться и сесть на землю.
- Здравствуйте, - приветливо сказал военный врач, наклоняясь к окошку, - мне L&M и пачку презервативов, пожалуйста.