Андрея среди ночи разбудил звонок: его двоюродная сестра, шмыгая носом и срываясь на рыдания, сообщила, что пропал Прошка. Вот уже четыре дня не появлялся дома.
- Заявление в полицию подала? - первым делом спросил Андрей.
- Подала! - взвыла Тамара. - Только не знаю, когда они раскачаются и примутся за работу. Может... может, Прошеньке уже нельзя будет помочь...
- А мне-то почему только что сообщила? Да ещё среди ночи?.. - возмутился Андрей. - Что я смогу сделать вот прямо сейчас, а?..
В ответ он услышал только отчаянный плач и возгласы: "Прошенька... сыночек!"
Андрей оборвал её довольно сурово:
- Жди! Скоро приеду!
И стал собираться. Поступить иначе он не мог: нельзя оставить Тамарку одну, нельзя надеяться только на полицию. Вообще не вмешиваться тоже нельзя. Беды и несчастные случаи за пятнадцать-двадцать лет выкосили когда-то многочисленную родову, остались только он, сестра и племяш-балбес. Мама, пока родителей не забрала авиакатастрофа, часто показывала ему старинный альбом, рассказывала о каждой фотографии так, будто люди, запечатлённые на них, были живы. А после её смерти и альбом куда-то пропал.
Андрея в квартире сестры обдал странный, "музейный", запах. Тамарка собирала всякое старьё: картины, мебель, посуду, - которое оставалась после умерших родственников, и вечерами после работы в жилищном управлении протирала бесчисленные вазочки, статуэтки, поверхности замысловатых шкафов. Особенная вонь исходила от миниатюрных книжиц, томов, фолиантов, которая ощущалась даже через стекло. Одна полка вообще закрывалась от света чёрной тряпкой. Понятно, что среди этой рухляди не было места пацану, который любил жизнь, а не древности. Андрей на его месте точно бы сбежал от придурочной мамаши, свихнувшейся на антиквариате.
Тамара ткнулась ему в плечо. Она заходилась в дрожи, но реветь уже не могла, внятно говорить тоже. Андрей сам сварил кофе. Сестра потянулась к чашке. Андрей отклонил её дрожавшую руку:
- Тамар, тебе нельзя сейчас кофе... Расскажи мне всё, и я вызову скорую, чтобы поставили какой-нибудь успокоительный укол.
Сестра замотала головой и сипло сказала:
- Он не вернётся... Из сволочного гнезда никто не возвращается...
Андрей лишь изумлённо поднял брови - какое ещё гнездо? Но по отдельным Тамаркиным словам стал восстанавливать картину случившегося.
Оказалось, что семья сестрицы находилась у финансовой пропасти. Это удивляло, ибо жить на наследное она могла ещё долгие годы. Андрей после гибели родителей и других родственников передавал в загребущие Тамаркины руки все вещи, но вот денежки всегда делились поровну. Он на этом настоял. Прошка после семнадцатилетия точно свихнулся и стал требовать то одно, то другое. Учёба в колледже тоже легла бременем на мать. А после того, как он грохнул дорогую машину дружка, грянула беда. Сынок не устроился на работу, но нашёл способ разбогатеть, то есть узнал, что у них была одинокая бабка, седьмая вода на киселе, в ближайшей деревне и есть возможность продать избу, которая немного-немало является исторической ценностью.
Андрей только покачал головой. Тогда Тамарка потопала в глубины пятикомнатной квартиры и вынесла... пропавший альбом его матери! Она раскрыла разрезанный по сгибу переплёт, вытащила фотографию, сунула её Андрею и с жадным любопытством уставилась на его лицо. А он отложил старую фотокарточку, на которой поверх изображения избы, рядом с вязью букв, стояла дата "1909 год", и вопросительно посмотрел на сестрицу.
- Документы Прошенька с собой забрал, - сказала Тамарка и опустила глаза.
"Понятно, - подумал Андрей, - нашли бумаги и захотели скрыть это от меня. Целое наследство лучше половины".
Он только спросил:
- Как у тебя оказался мамин альбом?
Сестрица пожала плечами. Ладно, это неважно. Андрей хорошо знал Тамарку, сороку-воровку. Она снова попыталась всучить ему фотку, а он отклонил её руку со словами:
- Говори адрес. Поеду туда сам.
- Гусиный Лог, улица Советская, дом номер один, - сказала Тамарка, отвернувшись в сторону и сморкаясь.
Андрей присвистнул. Он слышал от мамы об этом селе. Когда-то их конкуренты, инжиниринговая компания из соседнего города области, занималась проектом по восстановлению села. Но вот не сложилось. Зато произошло очень много странного. Компания понесла серьёзные убытки. Однако нужно действовать быстро. В тех далеко не благословленных краях с Прохой могло случиться всё что угодно.
- Ладно, Тамара, я сейчас домой, соберусь, договорюсь с гендиректором, и съезжу. Ты отдохни, будь на связи с полицией и мною. Верю, что отыщется твой... наш оболтус.
Сестра горько и безнадежно заплакала. Но в третий раз попыталась отдать ему старую фотку.
Андрей договорился с гендиректором уже в пути. Старик, который покровительствовал ему со студенческой скамьи и потихоньку готовил себе в преемники, пообещал всевозможную помощь. Через полтора часа перезвонил и, запинаясь от тревоги, поинтересовался:
- Андрюха... Я тут... нужному человеку позвонил. Он шороху в отделении навёл: отчёт по делу мне на стол! Так вот... не было заявления. Ты это... скажи всё... Если племяш в криминал вляпался, всё равно скажи... Вытянем.
Раньше бы от таких слов Андрей растаял. Ведь рос без отца, его надёжной помощи. На сей день Павел Васильевич сам ему был должен. А Тамарка... Стервоза она, вот кто. Хотя в отделении её, возможно, просто отфутболили подальше. Не могли же признаться менты, что без оснований не приняли заявление.
Дорогу, разбитую колеями, давно не ремонтировали. После указателя Андрей съехал к кювету, заросшему густой травой. В роскошном подлеске постоял немного, давая выход наружу выпитому литру кофе. А хорошо здесь!.. Первозданные тишина, покой... Однажды довелось прочесть строки какого-то поэта - "материнский подол деревень". Вот они отлично передали его нынешнее чувство умиротворения, защищённости. С таким настроением и племяша-балбеса искать легче.
От переплетения ветвей черёмух с кистями крупных, точно восковых цветов, разило пряным пьянящим ароматом. Андрей протянул руку - сорвать веточку, чтобы и в машине ощущался запах поздней весны, но застыл.
Сразу за кустами виднелась полянка с молоденькими стволиками осинок. И среди них торчал покосившийся, чёрный от времени и непогод крест! Бывшее кладбище, что ли? Рука сама опустилась. Навеянная крестом мысль о смерти разрушила благостный настрой, и Андрей уже было повернул к дороге. Но ему показалось, что земля, прикрытая радостно-зелёной травой, задрожала. Сначала он подумал, что это сбоит его сердечно-сосудистая система и что он незаметно для самого себя состарился, подрастерял отпущенное ему природой здоровье, но... Это было не давление, внезапно прыгнувшее вверх от лошадиной дозы кофеина. Мелкие частые толчки почвы усилились.
Андрей потёр лоб и заметил, что рука стала мокрой и липкой. От страха вспотел?.. Или так подействовал черёмуховый аромат, ведь известно же, что его расщепляющиеся гликозиды выделяют синильную кислоту. Недаром на цветущие кусты не садится ни одна птица. Волей-неволей он бросил взгляд на ветви ещё раз. И вот тут-то его словно током ударило. Он дёрнулся так, что чуть не свалился с ног от ужаса.
На заросшей поляне сквозь изумрудный дёрн продиралось что-то чёрное, будто с небывалой, какой-то киношной быстротой рвались к свету чудовищные поганки. Но это были не грибы, а новые кресты...
Через миг вся поляна щетинилась ими, замшелыми, выщербленными временем. Андрей тряхнул головой, повернулся... и чуть было не свалился в зев только что выкопанной могилы. Что за ерунда-то? Он только что здесь проходил от машины к подлеску, и никакой ямы не было!
А она была абсолютно свежей - разбросанные пласты дёрна с белыми корешками во влажном перегное, две горки рыжеватого грунта, песочное нутро чьего-то будущего пристанища... Уж не его ли это могила, самого Андрея?..
Он зажмурился, снова открыл глаза. Ничего не изменилось. Тогда Андрей обошёл яму и зашагал к машине. Трава опутывала кроссовки, тянула назад. И воздух загустел, уплотнился, стал мешать дыханию. Андрей сел в машину, закрыл окна. Не удержался и глянул назад. Яма никуда не делась, словно заявляя: я не видение, не глюк, а самая настоящая реальность. Однако поляны с крестами уже не было видно из-за черёмух.
Он сам не помнил, как промчался оставшийся путь до Гусиного Лога. И ему полегчало: он столько видел вот таких же вымиравших сёл с нагло торчавшими новостройками из кирпича, что это сразу возвратило к прежнему понятному миру без всякой иррациональности. Андрей дал себе слово походить по врачам, когда вернётся в город, и медленно поехал по первой же подвернувшейся улице.
Несмотря на последнюю декаду мая, в домах ещё топили - над трубами вился дымок. А у одного подворья были распахнуты ворота, возле них стояла старая "тойота". Толстуха покрикивала на кого-то, торопя со сборами, потому что в Толчунах хлеб разберут, а своя мука ещё неделю назад кончилась. Женщина замолчала, увидев подъехавшую машину Андрея, и недоброжелательно прищурилась.
- Здравствуйте, доброго денька вам, - улыбнулся он ей, открыв окно. - Не подскажете, где мне найти улицу Советскую, первый дом?
Толстуха хамовато спросила:
- Зачем тебе?
- Наследство осмотреть, - лучезарно осклабился Андрей. - Решить, что с ним делать.
- Ну наконец-то! - возопила хамка, и суровые складки между её бровей разгладились. - А мы-то уже, почитай, двадцать лет дожидаемся, когда это сволочное гнездо снесут. Тогда у нас землицу-то выкупят под строительство туристического комплекса. Или ещё какой-то хреновины, всякий раз что-то новое называют.
- Не видели ли вы здесь ещё одного наследника? Он четыре дня назад здесь должен был появиться. - Андрей вытащил из бумажника Прошкину фотку и показал толстухе.
- Не, никто не приезжал, точно говорю. Вот две недели назад бригада была, отделывали во-о-он те хоромы, на соседней улице, но дом трёхэтажный, отсюда видно, - ответила женщина, обтёрла руку полой вязаной кофты и протянула её Андрею: - Люба.
Андрей вышел из машины, пожал короткопалую, жёсткую и обветренную ладонь Любы:
- Будем знакомы. Я Андрей. Живу в Красногорске. Племянник мой точно должен был сюда приехать. Как же так получилось, что вы его не заметили?
- Молодой племянник-то? - спросила Люба и отреагировала на кивок Андрея: - А вот так: взял и не доехал. В Толчунах нужно спрашивать. Там магазины, там пивнушки, на разлив самогонку продают. Вот он и застрял. Нашего-то - Люба кивнула на подворье - однажды всем селом в лесах искали. А он в Толчунах шары заливал у кого-то.
- Да, молодёжь сейчас такая, - поддакнул Андрей и поинтересовался: - А почему вы наш наследный дом назвали сволочным гнездом?
- Он и есть сволочное гнездо. - Лицо Любы вновь стало хмурым и, кажется, будто потемнело. - Историческая ценность, мля, и даже смотрительница при ей. Никто не знает, у кого она на окладе, который в Толчунах на почте получает. Это обычная изба-то - ценность! Да не смешили бы собак. Наша-то и больше, и в ремонт чёрт знает сколько вбухано, а её ценностью не объявили.
- Сочувствую вам в таком случае, - со скорбью в голосе сказал Андрей. - Мы можем продать наследство, а вот снести - нет. Таков закон.
- Не скажи, милок, - живо откликнулась Люба. - Владельцы могут в какую-то комиссию обратиться, чтобы решение пересмотрели. Оно денег, конечно, будет стоить, но всем на благо.
- Да что такого в той избе? Подпол-то там имеется? Пристройки какие-то? - поинтересовался Андрей, прикидывая, где может скрываться Прошка. Или где его могут скрывать.
- Мне-то откуда знать? - Люба воззрилась на него с показной честностью, и Андрей понял: нужно держать ухо востро.
- Странно, что изба столько лет простояла и с ней ничего не случилось, - он закинул пробный камешек.
- Ты вот что... - начала, немного помедлив, Люба. - Если здесь задержишься, в сволочном гнезде на ночь не оставайся. К нам приходи. Я тебе всё расскажу.
- Пожалуй, - согласился Андрей и достал из бумажника несколько купюр: - Вы же всё равно в Толчуны поедете? Вот, прихватите что-нибудь для разговора по душам. Я точно здесь задержусь.
Люба обрадованно схватила деньги и подмигнула, отчего её рыжеватые ресницы полностью скрылись под опухшим веком и подушкообразной щекой.
- Можно, я машину у вашего забора оставлю? Дальше пешком пройдусь, село осмотрю. На своих двоих удобнее, - попросил Андрей.
- Да можно, можно, - зачастила Люба, а потом вдруг цапнула Андрея за ветровку, притянула к себе и обхватила руками.
Он так удивился, что и слова сказать не успел. Уж не захотела ли толстуха чмокнуть будущего щедрого гостя, привстав на цыпочки и приближая к его лицу красную обветренную рожу? Но нет, Люба тихо, словно поделилась великим секретом, посоветовала:
- Наша улица и есть Советская. Заканчивается седьмым домом, но в нём уже никто не живёт. Первый - подальше, в берёзовой рощице. Она на моих глазах поднялась за двадцать лет-то... И ты помни: как увидишь избу, иди прямо, не верти головой и не вздумай ступить в сторону. А то нацепляешь того, от чего всю жизнь не избавишься. Понял? Нет?
Андрей кивнул, хотя задумался: а не часть ли эта Люба всего морока, который встретился ему на подъезде к Гусиному Логу? Или вообще не в себе толстуха...
Они и не заметили, как подошёл обросший бородой детина, видимо, сын Любы. И она набросилась на него из-за какого-то мешка в сенях, который он позабыл захватить.
Андрей повернулся и зашагал по улице, когда-то отсыпанной гравием. Встречались и достаточно крепкие подворья, но чаще избы с прибитыми досками на окнах вызывали ассоциации с мумиями, закрывавшими провалы в черепах высохшими чёрными пальцами. К этой российской тоске-печали заброшек трудно привыкнуть. И у Андрея вновь испортилось настроение. Угораздило же Прошку потеряться именно здесь. Немногочисленные сельчане, которые попались ему, отворачивались, не желая здороваться с приезжим незнакомцем.
А седьмой-то дом, которым обрывалась Советская улица, пытались поджечь! Вон как угол обуглился с окладного венца до подоконных - стопроцентно, кто-то горючего плеснул.
Далее начиналась рощица разновозрастных берёзок. Их листва, ещё не потерявшая лакового янтарного отблеска, чуть шевелилась при дуновении ветерка. Эх, сейчас бы полечить тоску способом, который когда-то на рыбалке присоветовал гендиректор:
- Если ты, Андрюха, занемог от неприятностей или на душе тяжело, встань босыми ступнями на землю около берёзы, прижмись голой спиной к ней, ладони на ствол положи и замри. Ни о чём не думай, ни о плохом, ни о хорошем. И ты под закрытыми веками увидишь свет. Это дерево поделится с тобой жизненной силой. Но запомни: после этого можно рубить только сушняк. А живых веток вовсе ломать нельзя.
Андрей так и не воспользовался советом старика. Не верил он во всё это. А не попробовать ли ему сейчас, когда так нужны силы?.. Он принялся шарить взглядом по роще, выискивая дерево помощнее. О, есть такое! Но Андрей успел сделать только несколько шагов в сторону. Из-за берёзы выглянул... Прошка, чёртов блудень!
- Прохор! А ну иди сюда, объяснись! - крикнул Андрей.
Но племяш как-то необыкновенно быстро стал удаляться, по-прежнему прячась за деревьями. Если это были берёзки-подростки, Андрей мог видеть, что с оболтусом всё в порядке, только его одежда невыносимо грязна. За большими стволами он скрывался полностью, а ведь был далеко не стройняшкой. Похудел, наверное, за четыре-то дня без мамкиных харчей.
Андрей надорвал горло от окриков, но Прошка всё же скрылся. Андрей без лишних рассуждений ринулся за ним через кусты, которыми оканчивалась рощица, и увидел, что племяш удирает по какому-то изумрудному полю. И только когда ноги по лодыжку оказались в кашице из растений и цепкой грязи, Андрей понял, что угодил в болото. А Прошка меж тем спокойно зашагал вперёд по трясине, как по твёрдой надёжной земле.
"Морок! Такой же морок, наваждение, как кресты на поляне!" - мелькнула мысль. Словно в подтверждение, удаляющаяся фигура племянника взорвалась фонтаном тёмной жижи, которая осела на трясину. Порыв ветерка донёс резкий запах сероводорода, хотя воздух и без того был густым от болотных миазмов.
"Чёрт! Хорошо, что недалеко зашёл! А ведь Люба предупреждала - не смотри по сторонам, не уклоняйся от пути. Ну что ему стоило идти прямо к избе? Ломанулся за призраком и вот теперь..." - Андрей попытался повернуть назад.
Но не тут-то было! Мощная силища потянула его вниз. Грязь густела, застывала, подобно цементу, сковывала движение. Более того, она словно высасывала тепло и кровь из ног, которые сразу же заледенели.
"Ну же! Всего несколько шагов до спасительной земли!" - подбадривал себя Андрей, размахивая руками при попытках вытянуть ногу для следующего шага.
И тут он запнулся обо что-то твёрдое, скрытое в болоте, плашмя полетел в грязь и хватанул открытым ртом вонючей жижи. Поднял голову, выплюнул её и ощутил, как трясина стала засасывать всё тело.
Андрея накрыл приступ паники, от которого он забился, закричал. Перед глазами мелькнули обрывки его жизни... Что там говорил кто-то из друзей на рыбалке у костра? Нельзя двигаться, нужно перевернуться на спину и широко разбросать руки-ноги?.. А вдруг это просто тупая байка против реальной топи, которая готова им поживиться?
Он попытался перевернуться на спину, но не хватило сил. Однако рука уцепилась за некое подобие палки. Наверное, это о неё он запнулся и окунулся в зловонную жижу... Возможно, ветка дерева?.. Спасительного дерева, когда-то ставшего добычей болота!.. Андрей сверхъестественным усилием стал подтягивать тело, держась за ветку. В глазах потемнело от напряжения и боли - болото не хотело его отпускать, оно питалось им, смаковало его жизненные силы, желало его, превращало в часть себя...
Очнулся он на земле. Если бы не ствол, на который Андрей встал коленями и прополз несчастные три метра, он бы не выбрался. А сейчас можно полной грудью дышать, ощущать свободу движения... волю... Добраться бы до машины и рвануть домой, в город, из этого чёртова Гусиного Лога. Можно было догадаться по первому видению - по этим лезущим из земли, как поганки, крестам - ничего хорошего из поисков Прошки не выйдет. Сам сгинул и чуть дядю за собой не утянул... Есть же полиция - вот пусть она делом и занимается.
Андрей поднялся и пошёл в рощу, пригибаясь к земле от бессилия, спотыкаясь на онемевших ногах. Праздничная майская зелень больше не веселила сердце, не побуждала прижаться к деревьям голой спиной. За торжеством природы чудилось другое. Краем глаза Андрей замечал полупрозрачные фигуры. Кем они были при жизни - сгинувшими и непогребёнными людьми, на чьих костях поднялась роща? Порождением иной стороны жизни этих мест? Просто мороком, напущенным на него из сволочного гнезда?
Да и куда он бредёт, натыкаясь на стволы... Ведь наверняка разделит судьбу племянника - сдохнет в этом иномирье. А искать его некому. Сестрица Тамарка наверняка нацелилась и на его квартиру в новостройке, и на вклады и инвестиции. Стервятница... Дал же ему Бог родственничков...
Андрей оказался на том месте, откуда свернул к болоту. И вдруг решительно повернул к первому дому на Советской улице, исторической ценности со смотрительницей. Вот уж кому, как не ей, наверняка не хотелось бы видеть наследников. Оклад, считай, практически ни за что. Бесплатное электричество и дрова от района. Тихий спокойный уголок, где можно творить колдовские козни. Рай для затворницы... или величайшей злодейки. Недаром в народе избу прозвали сволочным гнездом. За такие смелые внезапные решения Андрея очень любило начальство. И он себя за них уважал.
Он быстро достиг цели - избы с причудливым коньком в виде солнца и луны, резьбой на наличниках. Пожалуй, вот и вся историческая ценность... Но табличка имелась. Кругом - сплошной бурьян и запустение. Колодец, две металлические бочки с дождевой водой, уже зацветшей и тухловатой. Андрей не стал звать хозяйку, нашёл в траве гнутое ведро, зачерпнул из бочки воды и вылил на себя. Вместе с болотной грязью с него стекло бессилие и отчаяние, прибыло бодрости и сил.
Хорошо, что у него имелась привычка застёгивать карманы ветровки на замочки-молнии. И кожаный бумажник остался цел, как и другие мелочи. Андрей прополоскал кроссовки, отжал носки и повесил их на остатки штакетника. Обернулся на дом...
Смотрительница стояла перед ним. Андрей вздрогнул от неожиданности, но потом расслабился. Чего тревожиться-то? Обычная тётка средних лет, в длинной юбке, вязаной бесформенной кофте и платке. Лицо простое, такую через час встретишь и не узнаешь среди других.
- Здравствуйте, - сказал Андрей, гадая, как она отнесётся к новому наследнику и был ли у неё Прошка. - А я из Красногорска, по поводу наследства. Хотел бы осмотреть дом.
Тётка стояла недвижно, словно глядела на него и не видела.
- Документов у меня с собой нет, они у племянника. Вот его фотография. Может, он уже заезжал к вам?
Тётка покачала головой и сделала приглашающий жест - идите, мол, в дом. Сама пошла впереди. Невольно Андрей отметил, что от её шагов не скрипнул порог, промолчали половицы. Зато под ним крашеные доски подняли настоящий вой. Такое бывает в очень старых строениях, давно отживших свой век. Уж Андрею-то это хорошо известно, набегался в своё время по зданиям на грани полного износа.
Изба была практически пуста; печь холодна; заслонка, опушённая пылью, стояла на полу; на шестке - кирпичное крошево. Понятно, что смотрительница давно не топила. Причём не месяц и даже не два. Как же она выживала-то в холода, если ещё в марте давил жёсткий минус до тридцати градусов?
В так называемых "хоромах" пятистенка стояла древняя кровать с шишечками, круглый стол на гнутых ножках, стулья вокруг него; две пустые этажерки, шифоньер с маленьким тёмным зеркалом на дверце. Смотрительница остановилась посреди этой древности и погрузилась в думы, видимо, совсем забыв о госте.
"Ещё одна ненормальная, только в её случае уместно было бы сказать - конченая", - подумал о ней Андрей. Но стал непринуждённо болтать о цели своего приезда и планах. Сказал и о том, что обращаться в областной Департамент культурного наследия не собирается, это забота новых хозяев. Но вообще-то вывести избу из охранного статуса объекта культурного наследия не так-то легко, значит, ей будет позволено ещё какое-то время жить здесь.
Смотрительница всё ещё не сказала ни слова, но почему-то повернулась к нему спиной.
Андрей стукнул себя по лбу: он ведь после пережитого на болоте не сказал своё имя. И тётка, ясно-понятно, именно поэтому не назвалась.
- Простите, - вымолвил он с чувством. - Я забыл представиться из-за неприятностей, в которые вляпался. Гусев Андрей. В Гусином Логу - корни нашего рода, от которого, увы, осталось только трое: я, моя двоюродная сестра и племянник. А вас как зовут? Давно здесь?
Смотрительница не произнесла ни слова.
И тут по комнате пронёсся шорох. Зашуршала отваливавшаяся с потолка побелка, зашелестели чешуйки краски, в солнечных лучах замелькали пылинки. Пол дрогнул, словно беззвучно лопнули лаги, скрепляющие венцы. Затрещали наличники, с печальным металлическим пением покосились петли двери.
"А чёртова изба-то сейчас рухнет!" - пронеслось в голове Андрея. Он вскочил со стула...
Смотрительница медленно повернулась к нему.
Из-под платка и спустившихся косм на него глянул тёмными провалами глазниц череп. Поднялась вверх и потянулась к замершему гостю кисть с оголившимися костями.
Шорох перестал быть таковым. Теперь это был стон сгнившего трупа, умиравшего жилища. И в нём Андрей услышал...
Сколько он простоял истуканом, неизвестно. А когда его отпустило всё разом: наплывающее со всех сторон стенание, ужасные сведения, страх за свою жизнь, вина перед не найденным Прошкой - бросился бежать, еле успев подхватить кроссовки со штакетника.
Промчался рощицу так быстро, что деревья слились в бело-зелёную полосу. Остановился только у седьмой избы, которую кто-то пытался ранее спалить. Уселся на мягкие листья молодых лопухов и задумался. Всё слишком невероятно... Но совпадений реально много. И главное - он не нашёл Проху. Жив ли он? Ведь так и не добрался до наследной избы... Ну что ж, Андрею самому предстоит закончить начатое не им.
Он заковылял по сельской улице, не различая лиц встречных, не обращая внимания на тех, кто подходил посмотреть на него из-за забора. Дотащился до своей машины, еле преодолел желание тотчас сесть за руль и уехать из сволочного гнезда, родового места, проклятого Гусиного Лога. Проха... Прошку нужно найти или узнать о его судьбе... Подержал руку на капоте, открыл дверцу и вытащил всё из бумажника, кроме денег, положил в бардачок. Вошёл в калитку дома, откуда раздавалось нетрезвое многоголосье. Хозяева что-то отмечали.
Андрей без стука открыл дверь, миновал сени, в которых витал запах сивухи, вошел в распахнутые створы... Возле окна раскорячился стол с дикой сервировкой - картошка, редиска с луком, открытые консервные банки и множество пластиковых бутылок с мутноватым содержимым. Да, Люба хорошо отоварилась в Толчунах на пять тысяч, пожертвованных на посиделки.
А она уже шла ему навстречу, приплясывая, растянув за концы накинутый на плечи платок и пьяно голося:
- К нам приехал, к нам приехал наш любимый Андрюша дорогой!
Однако её глазки трезво поблёскивали на красном лице, обшаривали одежду, обувь гостя. Андрей уклонился от объятий, протянул руку незнакомому мужику. Он и сын Любы были уже пьяны до такой степени, что первый чуть не промахнулся с рукопожатием, а второй плеснул сивухи из бутылки помимо стакана.
Люба усадила Андрея напротив честной компании и жадно впилась в него взглядом.
- Ну как, осмотрел наследство-то? - спросила она.
Мужики, которые было затеяли маловнятные препирательства, замолчали и тоже уставились на Андрея.
- Осмотрел, - ответил он. - Похоже, здесь ни одной комиссии по проверке охранного фонда не было. Не изба, а рухлядь. Поразвалилось всё. Ремонт выйдет в копеечку. И продать не удастся - кому нужны гнилые деревяшки?
- Со смотрительницей-то поговорил? - как бы между прочим, равнодушным тоном поинтересовалась Люба.
- Не было её на месте. Наверное, как вы говорили, ушла в Толчуны получить свои копейки, - проворчал Андрей.
Компания переглянулась. Показалось, Люба сразу протрезвела. Потом потребовала выпить "штрафную рюмку", поскольку гость опоздал к застолью. Андрея чуть не вырвало от отвращения, но он не смог отказаться. Только понадеялся, что подольше останется на ногах.
- Воот, - сказала хозяйка. - Теперь я вижу, что Андрюха свой, со всем уважением к нам. А не как некоторые, те, что раньше приезжали... Правда, ребяты?
Ребята тыкали вилками в закуску и только кивали.
- А что ж на тебе одежда-то полусырая да грязная? - неожиданно спросила Люба. - Я уж было подумала, что смотрительница тебя в луже поваляла.
И она затряслась от смеха. Мужчины загоготали. Слова хозяйки "раньше приезжали" отозвались в голове Андрея гулом. Скорее всего, у него от самогона скакнуло вверх давление.
- Чуть в болоте не увяз. В том, которое за берёзовой рощей, - пояснил Андрей.
- А я тебя предупреждала, - с каким-то радостным ехидством сказала Люба. - Да где там! Если человеку скажешь "не смотри", обязательно посмотрит. Совет дашь - не ходи, точно пойдёт. Хорошо, что в избе на ночь не остался, сюда пришёл. Значит, жив будешь.
И она улыбнулась, показав тёмные мелкие зубы.
- Вы обещали рассказать всё про избу, - напомнил Андрей.
- А то! И расскажу. А ты слушай и делай выводы, - живо отозвалась Люба и начала так бойко, что сразу стало ясно: она хорошо подготовилась или повторяла своё повествование не один раз.
Вот только кому? Прошке? Или... тем, кто приезжал раньше.