Доча
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Доча
Людмила не смогла удержаться и после работы снова отправилась на кладбище. Муж серьёзно её предупредил: ещё одна поездка, и вопрос о лечении встанет ребром.
Ну что такого-то? Одни способны смириться с утратой, другие ещё долго пилят себя, вопрошают небеса, проклинают обстоятельства. У Людмилы всё по-другому. Она просто приезжает к дочурке в гости.
Вечернее небо дышало тёплой истомой, гранит чуть холодил лоб, в воздухе витало дыхание роз.
- Доченька, - позвала Людмила.
В который раз позвала. Других слов здесь, на погосте, она просто не могла найти.
Кругом - ни души, тишина. День-то будний. Неправильно это - про отсутствие людей говорить "ни души". Их полно здесь. Только не воспринимаемых органами чувств. Людмила недавно в это поверила, а сейчас убедилась.
И - вот оно, наконец! Людмила ощутила изменение - встали волоски на руках, по позвоночнику пробежали ледяные мурашки, слабенький, едва заметный ветерок овеял щёку.
Похоже, обряд, который она три дня назад провела по совету ведуньи, увенчался победой любви над смертью.
Ликование и страх затопили с макушки до пяток. Только страху было больше. Вот она поднимет голову от памятника, вскинет глаза и... увидит. А вдруг за пять месяцев земля и вода сделали своё дело, и доченька очень изменилась? Несмотря на то, что, приезжая сюда, всякий раз Людмила просила её не торопиться, подождать.
Локтя коснулось что-то невыразимо нежное, лёгкое, словно ветер заигрался дочкиным локоном. Розы перестали пахнуть.
Ну, ты же хотела чуда?..
Людмила собралась с духом и глянула.
Никого. Оградки, памятники, кресты.
Ей словно положили камень в распахнутое сердце. А ведь только надежда на встречу ещё на земле уберегла Людмилу от страшного шага.
Она захотела встать и оперлась рукой на мраморную крошку, которую насыпали вокруг могилы. Крохотная тень метнулась в сторону.
Людмила чуть не вскрикнула. Котёнок! Пушистый, светленький, с зелёными глазками.
С фотопортрета возле гранитной стелы на неё смотрела дочка. Светленькая. Зеленоглазая. Вторая прищурилась, разинула бледно-розовую пасть с жемчужными клычками и едва слышно мявкнула.
Да она худа до невозможности! Бока-то как впали... Но чистенькая, как будто и не бродила по кладбищу. Как только псы, которых развелось немерено, не разорвали.
Людмила протянула к котёнку руку и позвала:
- Доча!
Невесомая малышка вспрыгнул на ладонь.
Людмила, плюнув на все правила обращения с бродячими животными, поднесла котёнка к щеке. Щёрстка пахла ромашкой. Точь-в-точь такие же ощущения были, когда её роднуля сидела на коленях, а ветер играл лёгкими кудряшками.
Первый раз Людмила покинула могилу без душераздирающего плача.
Котёнок вскарабкался по блузке к самому горлу и застыл, не убирая в нежно-розовые подушечки коготков. Тоже жемчужных.
Вот же бестии!
На Людмилу выскочили, как из-под земли, две бездомных собаки. Прижали уши, припали к земле. Из глоток вырвалось вибрировавшее рычание.
Для них у Людмилы был припасён баллончик. Она мигом вытащила его из сумки и помянула недобрым словом администрацию погоста, где уже была оставлена жалоба. Ей позвонили, наобещали... И вот результат. Но за Дочу она всех порвёт.
Собаки повели себя на удивленье неправильно. Они, не отрывая жёлтых глаз в каёмке гноя от Людмилы, боком попятились, а потом помчались прочь. Испугались, что ли? Поняли намерения матери, которая на всё готова ради ребёнка?
Как только Людмила вышла с кладбища, подошёл полупустой автобус. Такого сроду не было, чтобы он не трещал от дачников и их багажа.
- Чудеса продолжаются, - усмехнулась она.
Отдавая деньги кондуктору, Людмила боялась пошевелиться: Доча мирно уснула у неё на груди.
- Какая сладкая девочка, - сказала кондуктор, цыганистая полная женщина, у которой на шее болталась карточка: "Терясцу Людмила".
Людмила встрепенулась от слов тёзки: а с чего она решила, что под подбородком посапывает Доча, а не Сынок?
Терясцу покачнулась, потеряв равновесие, схватила Людмилу за плечо. А потом как будто прочла её мысли и заявила:
- Девочка, не сомневайся. У тебя же там, - и она кивнула в сторону скрывшегося за поворотом погоста, - дочь?
- Да... Откуда вы знаете? - заволновалась Людмила, но кондуктор резко отошла. Её широченная спина, мощная шея и толстые щиколотки демонстрировали нежелание сказать хотя бы словечко.
Людмила уже привыкла к странному поведению всех людей, которые брались установить связь с умершей дочкой, поэтому хмыкнула и вся отдалась переживанию чудных минут, когда её согревала крохотная жизнь.
Сергей уже был дома, взглянул на неё хмуро, но его брови и морщины на лбу тотчас разгладились. Ещё бы: Людмила радостно улыбалась. Он уже забыл, как она это делает. Более того, сама потянулась к мужу с поцелуем.
Сергей прильнул к жене, едва сдерживая слёзы.
А потом кто-то тяпнул его за подбородок. Он отстранился, поглядел на руку жены, просиял и спросил:
- Этот зверь не опасен?
Доча, стоя на ладони Людмилы, делала последремотную растяжку.
- Опасна мама зверя, - ответила Людмила. - А дитя - сущий ангел.
И понесла Дочу мыться. Вытерев тщедушное тельце, посадила котёнка на корзину для белья.
И тут где-то в небесах, скрытых от Людмилы семнадцатью этажами и крышей с пентхаузом, прозвенел колокольчик.
Она почувствовала, как в животе образовался вакуум и туда ухнуло сердце. Дыхание прекратилось.
В воде, в которую она ранее вылила шампунь из бутылочки, впервые открытой со дня трагедии, плавала радужная чешуйка. Пайетка. Такая же, какой был усыпан бант погребального наряда.
Людмила вынесла котёнка из ванной, определила к уже готовому блюдцу с молоком и передала мужу бдение над новым членом семьи. Только тогда жадно вдохнула, ибо терпеть удушье уже не было сил.
Пошла в ванную, села на корзину для белья. Может, блёстка пристала к бутылочке? Да нет же, она после сороковин опрокинула в воду, налитую для мытья, всю полочку под зеркалом. Потом сама доставала дочкины "намывашки" - мыльца в форме зверушек, шампуни, тюбики с кремом и гелем, - вытирала их. Не могла не заметить пайетку. Ещё один вариант: блёстяшка пристала к ней на кладбище, а потом попала в воду.
Людмила подняла полные слёз глаза к потолку.
Спасибо.
Она каждую минуту жизни будет помнить милость.
И сразу, как она это подумала, в тело хлынули силы.
Людмила весело протёрла зеркало, прополоскала тазик. Пайетку она положила рядом с "намывашками".
К ужину Сергей достал откуда-то любимую настойку - вишня на коньяке. После смерти дочки Людмила не притрагивалась к спиртному - мёртвые не общаются с пьяными, а она бы жизнь отдала, чтобы утолить жажду увидеть свою малышку, которая, увы, ей даже не снилась. А тут что-то разошлась, выпила пару рюмок.
- Ты где-то поцарапалась. - Сергей рассматривал её шею.
- Да? Не заметила.
- Кстати, ранки припухли, хотя и маленькие. Не мешало бы обработать, - обеспокоился мужи и потянулся рукой к шее.
Почему-то Людмила не захотела этого, отстранилась, словно была заразной. Бросилась в прихожую, включила лампу над зеркалом.
Две ранки с конусовидными краями. Где ж можно так уколоться? Людмила опрыскала их мирамистином, присыпала стрептоцидом. Шею пронзила нешуточная боль.
А, пускай подсохнут. Она сорвала пластырь, и сразу полегчало.
Утром, после чудесной супружеской ночи, ранки почти затянулись.
Людмила осмотрела комнаты. Доча! Где ж её зеленоглазое чудо? Пока она ещё не встревожилась, но грудь уже жгла знакомая боль. Нет, она не сможет потерять её во второй раз. Котёнок исчез.
Ну как можно быть такой невнимательной к своему детёнышу? А всё Сергей, потянул её сразу в постель. Она и рада - изголодалась, пристроила Дочу в кресло и занялась любовью.
- Доча! - позвала Людмила и заплакала.
- Солнышко, ты чего? - бросился к ней вышедший из ванной муж.
- Доча... - только и могла сказать она.
- Так мы вместе мылись, - разулыбался Сергей. - Проказница у меня на плече сидела, ни электробритвы не испугалась, ни душа.
Сергей залился смехом, нагнулся и подхватил важного котёнка. И как только такое заморышное создание, всю недокормленность которого подчеркнула мокрая шерсть, могло выглядеть столь значительным.
Аппетит семьи во время завтрака был неукротимым.
Было решено вечером отправиться в магазин для животных.
Но не случилось.
Людмила издалека увидела их "Лексус" и заторопилась, не обращая внимания на толпу возле подъезда. Но там был и Сергей, а лицо его... Людмила помнила эти заломленные горестно брови, красные глаза и сомкнутые губы. Что случилось-то?
Муж пошёл к ней навстречу, обнял, отвёл в сторону, замкнув руки вокруг Людмилы, словно оберегая её.
- Беда, солнышко, большая беда... Ты только не волнуйся, ладно? С женщинами не нужно разговаривать, пойдём домой, я сам тебе всё расскажу.
- Нет уж, давай сейчас, - откликнулась Людмила. - И давай начистоту. Я вовсе не волнуюсь.
Сергей испытующе на неё посмотрел.
- Двойняшки с третьего этажа умерли. Инга в больнице, подозревают инфаркт. Альберта увезли в полицию, в квартире работают следователи. Участковый сейчас начнёт поквартирный обход.
Людмила спросила о главном для себя:
- Как умерли?
- От потери крови, - ответил Сергей, и его рот повело чуть влево. Такой гримасой он сдерживал слёзы. Двойняшки Трейманис были друзьями дочери.
- Они травмировались? - продолжила допытываться Людмила.
- Нет. Ну или да - не знаю, что и думать. Мария Ивановна заходила в квартиру, сказала, что на шейках были разорваны артерии. Подушки все красные. И ещё...
- Что ещё? - рассердилась Людмила. - Говори уж, не тяни.
- Инга-то, увидев детей, с криком упала. Потеряла сознание. Мария проходила по лестничной клетке, спускалась вниз. Ну и толкнула дверь, оказалось не заперто. Сразу же у входа нашла вот это... И опознала. Ты же перед похоронами была не в себе. Мария всем занималась.
Сергей протянул жене несколько пайеток. Таких же, как та, что лежала у них дома.
- Она настолько была шокирована, что милиции ничего не сказала, - продолжил супруг. - Отдала мне. Сказала, что таких совпадений не бывает. Она, наша кровинка... была у своих друзей.
Людмилу чуть не порвало от злости.
- Мария - старая дура! А ты - идиот, который верит бредням!
Она оттолкнула мужа и собралась пройти в подъезд.
На них недоуменно и подозрительно покосились соседи.
Сергей схватил жену за локоть и потянул прочь. Почти волоком затащил за угол дома и тут же дал волю гневу:
- Это ты, дорогуша, беспрерывно орала, что дочь не умерла - вон какие у неё щёчки, губки, ноготки! Это ты вынесла мне мозг визитами всяких экстрасенсов! Ты заразила меня верой в свои предчувствия, сны, поездки на кладбище!
Он даже задохнулся, перечисляя, в чём Людмила перед ним провинилась. И в эту паузу, глядя на посиневшие и вздрагивавшие губы мужа, она поняла: и он больше жизни хотел встречи с дочкой, но его разум отвергал это. Что было мучительно, конечно же. Поняла, но не простила. Поэтому так же зло и беспощадно спросила:
- Стало быть, ты подумал, как и старая дура, что доченька вампирша? Явилась, чтобы прикончить тех, кого с коляски помнила?
- Нет! - снова перешёл чуть ли не на крик Сергей. - Не навязывай мне всякой чепухи! Но что-то сдвинулось в мире, какая-то аномалия проникла в нашу жизнь. И ты виновата в этом!
Он ожидал, что Людмила отреагирует неистово, возможно, ударит его. Но она долго смотрела в землю. А потом подняла совершенно спокойный, разумный взор на мужа и спросила:
- Ладно, но ответь мне, просто скажи, без всяких "возможно-невозможно", "так бывает-не бывает", если бы наша девочка снова была с нами, но для поддержки её жизни требовалась чужая жизнь, ты бы отказался от неё?
- Что за детские выходки, Люда? - возмутился Сергей. - Если бы я мог уйти к Богу вместо дочки, я сделал бы ушёл. И ты знаешь это. Только тебя бы не прихватил с собой: ребёнку нужна мать. И это тебе известно.
- А весы? - спросила Людмила. - Весы, на которых дочкина жизнь и всё остальное?
Сергей наклонил голову, и Людмила увидела, сколько седины прибавилось у него за полгода.
- Человек не решает такие вопросы, - ответил он. - Не ему, слабому и недалёкому, это под силу. Но я, как слабый и недалёкий, выбрал бы дочь.
Людмила кинулась на шею мужу.
***
Доча выбежала к ним навстречу, как собачонка.
Людмила подхватила её под тугое сытое пузичко.
Умница уже освоила временный туалет из пластмассовой миски и мелко изорванной туалетной бумаги. Стянутая кружевная скатерть, салфетница на полу - не в счёт. Дети любопытны.
А размолвки словно и не было. Вместо неё душу грели ощущение уюта и благополучия, взаимной любви и радости от того, что вся семья вместе.
Раздался звонок: это белая ведьма Мавжуда Хакимова напомнила, что сегодня запланирован визит к ним с целью выбора предмета-проводника.
Людмила сначала хотела отказаться, но потом решила узнать, что скажет она о последних событиях.
- Наберись терпения, сейчас ведьма пожалует, - сказала она мужу.
У Сергея вытянулось лицо. Но он, пуся и душка, сдержал готовые вырваться слова.
Мавжуда пришла бледная, ноздри её немаленького восточного носа широко раздулись. Она тяжко дышала, словно была испугана.
Оказалось, так и есть.
- Смерть в вашем подъезде. Тяжкая, безвременная. От того, кто пришёл оттуда! - сказала она и потыкала в пол толстым пальцем с двумя кольцами.
Людмила глянула на мужа: а ты не верил! Он махнул ладонью и вышел в кухню: а, делай что хочешь, ты всегда права, дорогая!
Доча демонстративно проследовала за ним.
Мавжуда вытаращила глаза и перевела палец на котёнка:
- Откуда?! Откуда у вас это?
- Давайте сядем, я сейчас всё вам расскажу, - сказала Людмила.
И она поведала, как нашла Дочу на кладбище.
Ведьма выслушала её вполуха, хватаясь то за связку чёток, то за какие-то вещи в объёмистой сумке.
- На кладбище? - равнодушно переспросила она. - Это хорошо, к долгой жизни вашей семьи. Вот вам и результат: кошка вместо ребёнка. Чудес, знаете ли, не бывает.
- Но вы мне говорили... - начала было Людмила.
- Говорила? Ну и что? Кушать всем нужно: не только вам, но и мне. Пойду я, нечего мне у вас делать.
И Людмила словно бы увидела насквозь эту полную восточную женщину: эмигрантка, ни образования, ни семьи, без связей, без денег.
- Вы откуда сбежали? - спросила она. - Ночью в товарняке ехали, потом за материнские серьги проводник поезда разрешил спрятаться в служебном купе.
- Из Таджикистана, - не удивившись, как ни в чём ни бывало ответила Мавжуда. - Муж к боевикам ушёл, свекровь из дому погнала, потому что мать у меня русская, а сама я бесплодная. Всё, прощайте.
Людмила не отреагировала: она переживала сложнейшие ощущения, когда человек вдруг стал видеть более, чем позволяет зрение. Не знать, а именно видеть отдельные картинки. Это раздвоенное зрение причиняло головную боль.
- Таблетку прими, а? - обернулась к ней Мавжуда. - Пройдёт. И вот ещё что: коли станет невтерпёж, обратись к этой женщине. Она в ведьм не играет, не зарабатывает этим, но в наших делах разбирается хорошо.
Она достала крохотный блокнотик и что-то написала на листочке, сунула его в руку Людмиле, которая и не заметила, как ведьма покинула их дом.
И только когда листок упал на пол, Людмила очнулась и прочла: "Терясцу Л., Киевская, 27"
"Да, - подумала Людмила, - эта точно разбирается"
Сразу же после ведьмы заявился участковый, измочаленный, с несчастным и обалдевшим взглядом. Выспросил какую-то ерунду и отбыл, отказавшись от чая.
Очарование семейного вечера было бы разрушено, если б не Доча. Она так охотилась на фантик, ловила свой хвост, пугалась собственной тени, что "родители" изнемогли от смеха.
Людмила долго не могла уснуть, пытаясь понять, где устроилась на ночь их Доча. И тут во второй раз прозвучал в небесной дали колокольчик, да так ясно, что Людмила уставилась в потолок. А потом сразу рухнула в сон.
Она спускалась по лестнице, и её осыпали блёстки. По стенам скользили разноцветные отсветы, смотровые окна вспыхивали от беззвучных фейерверков. Через миг всё стало тускло-красным, и радость сменилась тревогой. Людмила точно знала, что ей нужно войти в первый подъезд их дома. Там плачет двухлетний ребёнок, а мать с отцом шляются неизвестно где.
Дитя заходилось в плаче, красные отблески пульсировали вокруг неё, Людмила торопилась.
Дверь сама распахнулась перед ней, лифт вознёс её на нужный этаж. Ручка квартирной двери повернулась без Людмилиного участия. Через мгновение тёплые маленькие ручки обвились вокруг шеи, нос защекотали кудряшки. Нежнейшая детская шейка прильнула к её губам.
Проснулась она от того, что кто-то краем мокрого полотенца протирал её лицо, а муж хохотал.
На самом деле Доча яростно вылизывала нос, щёки, губы Людмилы. Во рту стоял гадкий железистый привкус, нещадно болела голова.
Ехать на работу пришлось без завтрака - выворачивало от одного вида кофе, который ей налил Сергей. Про сыр и тосты даже говорить нечего, Людмила постаралась не смотреть на них. Уж не беременность ли? Ерунда, откуда - внематочная и киста забрали её фаллопиевы трубы. Да и с остальным женским богатством хватало проблем.
Вечером вновь пожаловал участковый. На нём лица не было от тревоги и нахлынувших забот. Оказывается, в доме произошло ещё одно убийство. Погиб трёхлетний ребёнок.
Участковый показал маленький пакетик с искрившимся содержимым. Спросил, не видели ли супруги таких украшений, их ещё нашивают на одежду.
- Мы похоронили дочь в платье, которое было расшито такими штучками, - чётко и громко, словно бы он читал лекцию в своём институте, сказал Сергей.
Людмила отшатнулась и с ужасом посмотрела на него.
Участковый покраснел, замялся, едва вымолвил "спасибо" и ушёл.
- Зачем ты сказал ему... - начала было Людмила.
- Затем, что всё равно об этом ему скажет наша сверхобщительная и всезнающая Марьванна, - отрезал Сергей, взял котёнка, посадил его на плечо и ушёл на кухню.
Людмила попыталась связать свой сон с реальностью. Но вышло так страшно и отвратительно, что она сказала себе: "Чудес не бывает. Ни со знаком плюс, ни со знаком минус"
Но решила завтра ехать к этой "Терясцу Л."
Вырваться из офиса удалось только после четырёх часов. Терясцу работала кондуктором, стало быть, запросто могла оказаться на работе. Но Людмиле повезло: калитка дощатого забора была открыта, а из неё доносился зычный голос толстухи.
Пришлось долго бряцать металлическим кольцом. К ней никто не подошёл. Тогда Людмила без приглашения вошла. Бояться некого, ведь собачьего лая не слышно.
Но это не означало, что во дворе не было пса. Бесшумно, оскалив огромную пасть, на неё бросилась собака-гигант, вся в спиральных чёрных завитках.
Людмила оцепенела. У неё пропал голос, стали деревянными руки-ноги. Но псина ещё в прыжке вдруг упала на бок, забила лапами и завизжала. Потом сиганула вдоль забора.
- Кто здесь? - недовольно спросила Терясцу, выходя из-за угла дома.
Людмила продолжала молчать, не в силах вымолвить слово пересохшими от страха губами.
Пришла очередь испугаться самой Терясцу. Людмила проследила, как выцвело до синевы лицо кондукторши, как округлились и налились слезами глаза. А ещё она дрожавшим голосом вымолвила странную фразу:
- За мной что ли?
Людмила отмерла и попросила:
- Не можем ли мы поговорить? Адрес я получила у белой ведьмы Мавжуды Хакимовой.
Терясцу выдохнула с облегчением и кивнула ей на раскрытую дверь. Трясшиеся руки она сунула в карманы халата.
В доме нестерпимо воняло каким-то варевом: томаты, пряности, мясо. Обстановка была разномастная до странности, будто её собирали по свалкам.
- Квасу хочешь? - спросила Терсяцу. - Меня Людмилой зовут.
- Квасу не хочу. Я знаю, как вас зовут, мы в автобусе виделись, - не понимая своей неприязни, ответила Людмила.
- А... кладбище... - вспомнила Терясцу и тоже недобро прищурилась, потом продолжила, частя словами, с каким-то акцентом: - Ты дочь в землю положила, взамен тебе кошья девочка досталась. Не простое животное, береги его, уйдёт - и ты за ним этот свет покинешь. Всё будет хорошо у тебя, в чужие дела не лезь, никого не слушай. Живёшь - и живи дальше.
- Хакимова мне примерно то же самое сказала. Но мне приснился сон... - Людмила собралась с силами и выговорила то, о чём думать не хотела: - Будто я зашла в чужую квартиру, где плакал ребёнок. А потом узнала, что он убит.
Глаза Терясцу сузились до щёлок.
- И ещё... - продолжила Людмила. - Мы похоронили нашу дочь в платье, купленном соседкой с очень своеобразными вкусами. Чем больше украшений, тем лучше вещь. Бант был сплошь расшит пайетками, из них же были нашиты цветы на подоле...
- И эти... пипетки или как их там... - чертыхнулась на непонятном слове кондукторша, - ты теперь везде находишь?
- Не только я, - тихо сказала Людмила. - Полиция тоже. Участковый приносил в пакетике и показывал нам. Их обнаружили возле убитых обескровленных детей.
- И что ты хочешь от меня? - вдруг вызверилась Терясцу. - Я через такое прошла, тебе и не снилось. Ты сама теперь сильна, сама и разбирайся. Ко мне не приходи больше. Собака моя от тебя убежала, как от смерти. Я уж подумала, что ты по мою душу явилась. Оставь мне моё время прожить спокойно. Иди отсюда, иди быстрее.
Людмиле стало больно от такого неприкрытого хамства. Но уйти просто так она не могла. Помолчав, чтобы подобрать правильные слова, она тихо попросила:
- Вы мать или были матерью. Вы женщина. Скажите только, убийства как-то связаны с моей малюткой, моей доченькой... мало того, что ей не дано было прожить её век, так ещё после смерти... - Людмила почти выкрикнула: - Есть ли у неё покой?
Злоба, исказившая и без того некрасивое лицо Терясцу, ушла. Кондукторша глухо ответила:
- Нет.
Людмила сжала веки, из-под которых хлынули слёзы; сжала губы, не удержавшие воя; сжала руки, готовые рвать её же грудь, горло, весь мир...
Но потом собралась и спросила:
- Как я могу помочь ей?
Терясцу заговорила без акцента:
- Ты с тем, что случилось, сама разбирайся. Меня не впутывай. Легче уж вновь помереть, чем этим заняться. А дочке своей ты не поможешь. Да и не здесь она. Вот смотри: кладут человека в землю, для людей он мёртв. А на самом деле - нет. Как быть, если мир мёртвых заказан, а мир живых такого не примет? И вот где-то далеко возникает этот же человек. Не лежит под землёй, а ходит по ней. И для этого нужна всего лишь чужая кровь, совсем немного. От этого не умирают вовсе. Врут всё люди.
- Ты хочешь сказать, что мой ребёнок где-то далеко? Но почему?!! Да я бы свою кровь с радостью по капле... - закричала Людмила, но не договорила, зашлась в рыданиях.
- Почему зимой солнца мало? Почему дождь льёт? Кто такой порядок завёл, у того и спрашивай. Не убивайся по дочке, она тебя не помнит, другую матерью зовёт, - отрезала Терясцу.
- А ты откуда знаешь? - вспылила Людмила. - Сама врёшь!
Кондукторша молча схватила её руку, прижала к своему запястью, спросила:
- Чувствуешь пульс?
Людмила помотала головой.
- А нет его. Не живая я и не мёртвая. Теперь иди отсюда, не беспокой меня, - заявила Терясцу.
Людмила поднялась и пошла к выходу, но обернулась и спросила:
- Так ты кровь пьёшь?
- Ну пью. С мужичком живу, он мне как донор. По доброй воле. И жив, даже водку потребляет, через что у нас скандалы постоянные. Ты или, иди.
Людмила хотела ехать домой, но отправилась на кладбище.
Странное дело, она долго не могла найти могилу дочки. Место было выкуплено за крупную сумму, недалеко от центральной аллеи, а вот поди ж ты - проплутала до вечера.
Выбросила засохшие цветы, попросила прощения за то, что пришла с пустыми руками. Протёрла носовым платком следы ночного дождя на портрете и памятнике. Покой и сладкая грусть не дали Людмиле наплакаться, как обычно. Пообещав дочери побыстрее разобраться со всем, что бросает на неё тень, она собралась уходить. А на прощание сказала:
- Маленькая моя, где бы ты ни была, знай, что люблю тебя больше всех на свете, больше своей жизни. Если тебе станет плохо, приди и возьми её.
За её спиной хрустнула сухая веточка.
Людмила обернулась - никого.
Дожидаясь автобуса, тронула шею - чесалось, будто бы мошка укусила.
Жизнь кипела вокруг Людмилы - работа, коллеги, соседи, супруг, - а она чувствовала, что словно зависла над этой суетой. Оживлялась только дома, играя с котёнком. Доча такие номера откалывала, что и цирка не нужно. Сергей тоже спешил вернуться с работы, как раньше. И как раньше для дочки, приносил что-нибудь для котёнка. В углу гостиной уже вырос самый настоящий кошачий уголок с немереным количеством нужных и ненужных игрушек.
Но покоя не было. Людмила чувствовала, что где-то вызревает новая беда, будто должно ещё случиться преступление, и отправилась за советом ещё к одному экстрасенсу, ведунье, которая познакомила её с обрядами на вызов мёртвых. Это после одного из них Людмила нашла на кладбище котёнка. Её Дочу, усладу для сердца.
Ведунью звали Лилиана, принимала она в большом доме элитного посёлка. Раньше мишура колдовского мира производила впечатление, но в этот раз Людмила не смогла сдержать улыбку при виде костей и черепов за тёмным стеклом витрины, свечей разного вида, масок и амулетов, всякой дребедени, развешанной по стенам. Даже не вздрогнула при виде полуразложившихся деревяшек и рваной обивки гроба, который стоял в углу приёмной.
Лилиана появилась неожиданно, будто выросла из пола. Людмила вспомнила, что в первый визит даже вскрикнула, схватившись рукой за щёку так, что остался след от ногтей. Но сейчас пришло понимание этой внезапности: всякого посетителя отвлекает что-либо необычное и пугающее, как, к примеру, нынешний гроб. И тут Лилиана выходит из-за занавески, панели или ещё чего-нибудь. Эффект потрясающий: клиент напуган и готов поверить во всё что угодно. Ведунье остаётся только складывать денежки в карман.
Сегодня она, посмотрев на Людмилу, разразилась бранью:
- Чего пришла? Вижу, не с верой, не за помощью. Сама аж искришь от силы. Стало быть, дождалась отклика из-под земли, причастилась. Надька, вставай, тащи мне винца. Нервы у меня.
Крышка гроба откинулась, со стуком упала на пол. Из него поднялось заморенное создание в балахоне и белых тапках. Худющая женщина неопределённых лет с запавшими глазами и зелёными пятнами на лице ответила:
- Шустрая какая. Тебе нужно, ты и беги за винищем. А я чайку попью.
Она стянула покойницкий венчик со лба, выпачкав его гримом и отправилась, прихрамывая, за занавеску.
- Чего ухмыляешься? Не для тебя было приготовлено. Сиротку одну нужно было защитить, да ответчик не явился.
Людмилу словно толкнуло что-то в спину.
- Какую сиротку? - спросила она.
- А... подружка моя, в больнице работает, попросила сделать внушение одному буржуину. Его родственник с семьёй, друзьями и охраной угодил в автокатастрофу. Слышала, может, в соседней области авария - пять машин, семь трупов? Во, это мои клиенты с того света. Выжила девчушка лет пяти, и никто не может с точностью сказать, дочка она погибшему или нет. Взяли материал на генетику, а анализ долго делается. Ребёнка нужно срочно отправлять на высокотехнологичное лечение, которое квотой не покрывается. Иначе умрёт или останется уродом. А родственник упёрся: не наша, да и всё. Ну, отчего сиротке не помочь? Да и люблю я постановки, сил нет.
Людмила, конечно, слышала об аварии, более того, была знакома с погибшими. Но за событиями из её семейной жизни всё выглядело далёким и тусклым, как прошлогодний дождь. Средства у Людмилы были, и она на всякий случай спросила, где лечат ребёнка.
- Ну а тебе-то что от меня нужно? - вернулась к насущному Лилиана.
- Вампиры есть? - спросила её напрямик Людмила.
- Конечно, - ответила ведунья. - Только...
- Люди про них всё врут, слышала, - перебила её Людмила. - Объясни мне, почему после погребения человек, ставший вампиром, возникает в другом месте и не помнит близких?
- Кто тебе сказал такую чушь? - возмутилась Лилиана. - Ещё одна ложь про то, что никто толком не знает. Я тоже не знаю!
- А можно после укуса умереть? - не отстала Людмила.
- Что? Ты помрёшь после укуса комара? А десяти? Вот про тысячу не скажу. И никто не скажет. Тем более нет известных случаев, когда бы кого-то кусали тысяча вампиров.
- А если люди гибнут от того, что их тела обескровлены? И на шее порваны артерии?
- Значит, кто-то выкачал из них кровь. И обеспечил рваную рану для маскировки преступления, - сердито сказала ведунья.
- Но ведь капли крови недостаточно, чтобы обеспечить энергообмен и энергоснабжение клеток тела человека... - произнесла Людмила.
- Не человека, а вампира, - возразила ведунья. - И не какие-то там обмен и снабжение, а всего лишь жертву. Да-да, жертву тому неизведанному и ныне не познаваемому, что творит миры и населяет их.
Людмила пристально глянула на Лилиану. Маска уверенной в себе бизнесвумен, промышлявшей постановками и розыгрышами, прикрывала страдальческий вид существа, потерявшегося в тех мирах, о которых только сейчас шла речь. И загонять его в угол расспросами было опасно.
Людмила поспешила уйти. За воротами она оглянулась. В окнах третьего этажа, который только и был виден из-за кирпичной ограды, пульсировало багровое свечение. Существо, раздражённое и истощённое разговором, кормилось. Кем была эта Надька, согласившаяся сыграть роль покойницы, пусть и в благих целях? Нельзя так со смертью, она не потерпит игры.
Почему-то новый взгляд на реальность Людмилу совсем не испугал. Будто она всегда жила среди вампиров и других нежитей. Такой храброй и равнодушной ко всему, что не укладывалось в привычную картину мира, сделала её одна только мысль, что дочка не упокоилась в могиле, а продолжает быть. Какая разница, кто мы: люди или не люди, если связаны кровными, семейными узами?.. Узами любви, которые и не узы вовсе. А лишь новый этап на пути нашего духа, который прокладывает дорогу к высотам Вселенной.
Впрочем, высокие мысли тут же оставили Людмилу, и она накупила фруктов, сняла деньги в банкомате, а потом двинулась в больницу.
Ребёнка перевели в общую палату. Самостоятельное дыхание - это всё, что умела на сегодняшний день малышка. Хлопотливая медсестра заявила, что даже памперсы кончились, не говоря о переводе в дорогую клинику. А фрукты больной ни к чему, питание зондовое. Для которого тоже нужны и препараты, и инструментарий. Людмила пообещала решить все вопросы с главврачом и попросила оставить её с ребёнком.
Она прошла к высокой кровати, стараясь не коснуться другой, со старухой, которая, уставив один глаз в потолок и скривив рот, находилась в безвременном сне. Как и вся палата - четыре человека.
Наклонившись над девочкой, Людмила подумала: "Как она похожа на мою дочку! А может, это она и есть? Бедняжка... От матери, из любящей семьи - в клинику, под сжигавшее вены лечение, под безжалостные лучи, которые оставляли на тельце следы, словно проползла ядовитая сколопендра. А потом в холодную землю. Из неё - в аварию. В больницу... Забрать и не отдавать никому! Пусть недвижная, немая, но живая!"
Людмила уткнулась лбом в подушку. Почувствовала движение. Затем -- лёгкий укол в шею. Состояние было такое же, как кормление ребёнка грудью - полная, сладостная самоотдача, поток любви и нежности.
Когда Людмила собралась уходить, она вытерла капельку крови с губ ребёнка.
Старуха повернула голову и внимательно посмотрела на неё.
- До свидания, - сказала ей Людмила.
Старуха широко открыла чёрную беззубую пасть и издала мерзкий звук. Словно отрыгнула.
***
Сергей, выслушав её решение усыновить ребёнка, в теле которого должна находиться их дочка, схватился за голову: нужно менять квартиру на жильё на первом этаже, чтобы Людмиле было сподручно вывозить дитя на прогулки; ему подумать о поисках более высокооплачиваемой работы - жене-то придётся осесть дома; подстроиться под ритм жизни рядом с тяжелобольным; за что это ему?!
Доча вскарабкалась по штанине к нему на колени. В зелёных глазёнках не было кошачьего равнодушия. Зрачок пульсировал. Доча сочувствовала. Она всё понимала. Она была за то, чтобы у каждой дочи были родители. Как появились у неё самой.
- Ладно, - сказал он. - Такая у нас судьба. По крайней мере, есть для кого жить. Нам с тобой, вместе.
Доча стала охранять их по ночам.
Но не уберегла.
Однажды утром ей пришлось снова вылизывать лицо Людмилы.
Сергей, обняв исходившую дрожью жену, спросил:
- Что происходит, солнышко? Я так радовался, что ты с этой эзотерической чепухи переключилась на усыновление, что всякую дурь сменила на пользу и для нас, и для общества. А тебя снова всю трясёт. Может, всё-таки к врачу? Трудно перенести смерть ребёнка без ущерба для здоровья.
- Ты узнай, не умер ли кто-нибудь в нашем доме или соседском, - попросила Людмила.
- Ну что ж это такое! - в сердцах вскричал Сергей. - Хватит, Людмила, хватит! С меня, с тебя, с нашей несчастной семьи! Через неделю мы перевозим из палаты Леночку. Нам понадобятся силы. Что будет, если тебе станет совсем плохо и я буду вынужден поместить тебя в клинику? Никто не отдаст ребёнка в семью, где есть психиатрический больной!
Людмила еле смогла сдержать стук зубов, отвечая:
- Хорошо, Сергей. Я попытаюсь справиться с нервами. Это всего лишь нервы.
Но убийство всё же было. Умерла молодая женщина, которая лежала после аварии у себя в однокомнатной квартире. Её обнаружила сиделка, которая приходила по утрам и оставалась до вечера. Агентство "Одна бабушка сказала" донесло и о пайетках, которые якобы нашли на одеяле жертвы.
Людмила, вся зелёная от тошноты и привкуса железа, который невозможно было уничтожить, поехала на работу и написала заявление на увольнение. От всего остального, что свалилось ей на голову, уволить никто не мог, и она решилась на самостоятельное расследование.