Волки - это люди, выбравшие свободу. Общество не простило им этого смелого шага и начало активное истребление отступников.
- Еще вина, - глухо сказал парень и толкнул глиняную кружку по столу. Трактирщик ловко подхватил ее и потянулся за бутылью. Все посетители настороженно смотрели на это действо, недобро кося пьяные глазки на незнакомца.
- Куда идешь, странник? - не совсем вежливо поинтересовался хозяин, протягивая полную кружку. - Откуда?
- Это во всех тавернах принято расспрашивать гостей? - грубо ответствовал незнакомец. Молча осушил посудину с кислым вином. Скривился и выплюнул во мрак зала виноградную косточку. Посетители еще больше нахмурились.
- Ну, знаешь, - нахмурился мужик, вытирая грязные большие руки о фартук, - мы к тебе по-хорошему, а ты на нас плюешь в буквальном смысле! Не годится так.
Незнакомец внезапно посмотрел прямо мне в глаза. Пристально. Страшно. Я поспешно отвернулась и спрятала лицо в волосах. Мои уши сами по себе начали пунцоветь.
У него были жуткие глаза. Я в жизни таких еще не видела. Левый - кроваво-черный, а правый... почти бесцветный, едва - едва серый. И смотрит прямо в душу...
--
Не нравятся наши правила, так вали отсюдова, мордварг!
Парень резко встал. Я успела заметить, как побелели костяшки на пальцах, сильно сжатых в кулаки. Капюшон сполз с головы, открывая изрубцованное лицо. А ведь совсем молодой еще! И что ему не сидится?
И, главное, кто и когда успел его так изуродовать?
--
Не спеши на тот свет раньше, чем положено, - зло усмехнулся он, - человек.
--
У меня здесь сидят лучшие воины Черемушек, они тебя в один миг изрешетят, уродец, если будешь угрожать. Или тебе мало этого? - и трактирщик неосторожно ткнул корявым пальцем в правый глаз незнакомца.
Следующим, что я увидела, была отлетевшая за стойку голова. Седая. Хозяйская.
А потом кто-то громко завопил. Да так, что у меня даже уши заложило. Через несколько секунд до меня дошло, что этим кто-то была я. Но в горло попала кровь, и я закашлялась. Соленая - тьфу, не моя...
Парень сурово взглянул на меня и вышел вон. В напряженной тишине его провожала взглядами вся деревенская интеллигенция. Я, наконец-то, отдышалась и села на пол.
А затем, не сговариваясь, мужики со звериными рыками подорвались со своих мест и полетели на улицу. Дверь еле сдержала такой наплыв селян и жалобно заскрипела.
Осталась одна я, одиноко сидящая на полу и дрожащими руками сжимающая сумку. Ой, мама, во что же я влипла? Лучше уж выдавайте меня замуж за нелюбого, чем это!!!
Единственное окно трактира взорвалось мелкими белыми искрами, и на подоконнике повисло чье-то обмякшее тело. Я взвизгнула и побежала на улицу. Ой, мамочка!
Во дворе творилось нечто дикое. Незнакомец с утробным рычанием носился по примятой солеными ветрами траве, размахивая кинжалами в руках, а со всех сторон божьих на него нападали селяне. Мужики падали как подкошенные. Многие испуганно прятались за деревья, но и там их настигали острющие как секира когти парня...
Когти?!
Мне резко поплохело, я пошатнулась и невольно попала в круг драки. В нос тут же забилась колючая пыль, а глаза покрылись влажной пеленой. Я не увидела даже занесенного надо мной меча кузнеца...
...когда сильные руки вырвали меня из пыльного плена. Я по инерции уткнулась спиной в твердую грудь и пискнула. Попыталась вырваться - но бледные руки с длинными когтями держали крепко. Смотреть вверх было вообще неимоверно жутко.
Зачем меня спас этот... это... Я даже не знаю, что оно такое!
--
Отойдите, грязные псы, или я убью ее! - рыкнул он над самым ухом и больно вгрызся клыками в вышеозначенный орган. Судорога была настолько сильной, что на миг ночной лес стал малиновым, а воздух исчез из легких. Из глаз градом посыпались слезы.
--
Мамочка...
Парень отпустил мое ухо и облизнулся. Не в силах больше стоять, я упала на колени перед монстром. Слезы, смешиваясь с кровью, потекли по подбородку на тунику.
--
Ты не дури нас, волк, - оскалился в гадкой улыбке староста, Маэс, - кому она нужна теперя, тобой покусанная, а? Убьем вас обоих...
--
За что? - справедливо возмутилась я, размазывая слезы по красному лицу. - Я же не виноватая!!!
--
Из тебя вырастет миленький волк! - назло мне ответил гад.
--
Мой сын найдет себе лучшую невесту! - загоготал староста и поднял в воздух алебарду. - Прощайте, мордварговские выродки!
Воздух взметнулся в серебряной пляске. Из толпы орущего мужичья выпрыгнул волк - злой, худой, пушистый. Раззявив окровавленную пасть, он помчался в чащу - подальше от трактира, а недовольные побегом врага люди потрусили следом.
Воспользовавшись моментом, удрала и я. Куда-то в лес, не разбирая тропинок. Ой, не ходите дети ночью по лесу гулять...
Буквально через пару шагов я споткнулась о выступающий из земли корень и смачно грохнулась на землю. Да так и осталась лежать, боясь пошевелиться.
Осенью темнеет рано. Особенно в лесу. На северных отрогах Рага лесов много, поэтому люди живут прямо там. Люди, смалу привыкшие к горькому запаху хвои и соленым ветрам. Знающие каждую звериную тропку, различающие сову - пополушку на расстоянии ста шагов в кружеве ветвей. Им ли не знать о волках? Но чтобы так смело заявляться в человеческую деревню...
Деревня звалась Черемушки. Правда, ни одной черемухи здесь не росло, зато текла небольшая речушка под названием Турка. Плохая речка - люди к ней не ходили, а за глаза называли Волчьим пойлом. Сами-то селяне воду брали из колодца на площади. Да и в лес ходили только по крайней нужде - зайца там подстрелить или капкан поставить. Грибников и ягодников - нет, таких дураков в Черемушках не было.
Были воины. Охотники. С дюжину которых только что уничтожил незнакомец. Не имеющие права бояться или сомневаться. Только убивать.
Мамочка, и за такого чудака ты меня замуж хотела отдать? Может, каждая порядочная девица и не должна сидеть в девках после семнадцати и обязана родить ребенка, но я-то за что? Не люблю я Фосиха, что хотите делайте! Уж лучше за такого волка... хотя...
Глупая Иваника! Ты же все равно сбежать хотела! И вещи все с собой.
Ну, а как, если он преследовать будет?
Заболели ребра после долгого лежания на животе. Пришлось встать и попытаться сориентироваться. М-да... темно, как у Чернобога в желудке. Не то, что зги, даже темноты не видно! И тишина... где же вы, ночные соловьи? Белки, бурундуки, изюбри?
Неужели одни только волки у нас водятся?
Подтверждая мои печальные мысли, совсем близко завыл волк. Одинокий и страшный звук прорезал ночь, как мечом.
--
Мамочка...
Я вскочила и тихо, на ходу утирая кровь и слезы, побрела подальше отсюда. Подальше от злых людей и подлых волков. Потом остановилась. Собственно, чего я боюсь какого-то сопливого мальчишку? Волк он или не волк.
Стало немного спокойнее, и я уверенно потопала вперед. Но лес густел, а луна не выходила. И тишина все таким же тяжелым грузом лежала на плечах. Это просто невозможно выдержать здравомыслящему человеку! А так как я именно таковым и являлась (или, по крайней мере, таковым себя считала), то очень вскоре в мозгах начало гудеть от страха, и я побежала с закрытыми глазами. Удивительно, но ни один корень мне не попался. Или я была так напугана, что даже не заметила этого.
Открыла глаза я только тогда, когда ровная твердая земля под ногами сменилась чем-то вязким и сухим. Было настолько жутко, что я даже не вскрикнула. Просто молча открыла глаза и удивилась произошедшим переменам.
Предо мной сияла черными прозрачными волнами спокойная река, поблескивая голубыми зеркальцами луны. Тихо шумели длинные густые камыши у берега. В кронах деревьев за спиной стрекотали цикады. За расколотым молнией дубом река делала изгиб, и там вода плескала и звенела. В небе гулял соленый ветерок. Да нет же, самый обычный, наш, родной!
А внизу уставшие ноги медленно поглощал белоснежный песок.
Я радостно сбросила сумку, затем тунику и штаны. Последними полетели в кусты уже отцветшей сирени истертые сапоги.
Турка встретила меня прохладными объятиями. Я сразу окунулась с головой, смывая грязь, кровь и страх. Даже как-то не подумалось о том, что это волчьи места. Хотелось отмыться, отдохнуть. Со светлых волос долго стекали красные струи, не желая оттираться с груди и живота.
К ноге прицепилась какая-то веточка и стало совсем спокойно. Все живое, доброе. Я почувствовала себя принцессой, резвящейся рядом с белым единорогом.
Только я была не принцессой.
А рядом был не единорог.
Когда я попыталась спрятаться за камыши или нырнуть под воду, было уже поздно. Волк заметил меня. Вернее сказать, он давно уже наблюдал за моим купанием, удобно устроившись на песчаной скалке. На свою согнутую в колене ногу он положил подбородок и холодно улыбался.
Я пискнула и по самый нос погрузилась под воду. Дышать все-таки чем-то надо. От страха и внезапного холода Турки ноги свело судорогой. Но на берег не вылезу, черт, не надейся!
Так мы и сидели - он на берегу, я в реке, пока окончательно не посинела от холода. Тогда на ум пришел философский вопрос: лучше умирать от когтей чудища или насмерть замерзнуть?
Но волку тоже надоело бездействовать, и он начал медленно подходить к влажной кромке. Только сейчас я заметила, что он полураздет, и, в принципе, выглядит как нормальный человек. Помельче будет деревенских увальней, но мускулы есть. Весь торс в шрамах, и шея тоже. Лицо - вообще живописный кошмар лекаря. Но мелкие порезы - это ничего, меня больше беспокоили несколько широких полос через правый глаз.
Интересно, а почему меня это вообще должно беспокоить?
И все-таки, он еще совсем мальчишка. Ну, максимум, на пять лет старше меня. А глаза злые, звериные. И волосы слишком уж необычны для здешних мест. Не светло-русые, как у меня или того же Фосиха, а темно-каштановые с серым отливом. Страшно красиво. И просто страшно.
--
Выходи из воды немедленно, - сухим голосом приказал он мне. Ага, ЩАС!
--
А сына тебе сразу не родить? - нагло поинтересовалась я. Как ни странно, но хамство убило во мне весь страх.
--
А можешь? - засомневался он. - Не рановато ли, девочка? Сколько тебе? Тринадцать? Двенадцать?
--
Да пошел ты туда, откуда сыны берутся! - грубо ответила я и поглубже засела в воду.
--
Мне уже надоело как полному идиоту сидеть на берегу и пялиться на тебя! - сорвался парень. - Вылазь, или, Белобогом клянусь, ногу тебе отгрызу!
--
Да пошел ты... - всерьез обиделась я. Значит, его соблазнило не мое юное тело? Он не маньяк?!!
--
Ты не одна хочешь смыть кровь!
Я испуганно съежилась. Так вот зачем хищные звери приходят на тихую речку Турку! Смывать грехи. И я... я не хочу быть такой же.
В меня полетела моя одежда, и я очнулась. Вещи тут же начали тонуть в черной воде, а я с воплями их ловить. Благо, хоть сапоги не додумался бросить, а то мозги бы вышиб точно.
Я на мокрое тело натянула тунику и штаны и, недовольная, вышла камышами на берег. Обошла песчаную скалку и сзади напала на сапоги. Невольно повернулась лицом к реке.
Это было зачаровывающе!
Он стоял ко мне спиной, обнаженный, и голубые лунные блики отплясывали на его теле. Волосы оказались просто замшево-пепельными, да к тому же длинными. На плечах, лопатках и талии немой скорбью застыли крестовидные шрамы.
Мамочка! Это неприлично - подглядывать за мальчиками! Хотя он же за мной подглядывал... Все, буду мстить. Из-за него меня чуть не убили в родном селе.
Подул ветерок, и идеальную зеркальную гладь Турки побеспокоили упавшие с дуба желтые листья.
Он смотрел на меня.
Что? Я сама испугалась от неожиданности. Прямо в глаза, так близко. Волк стоял совсем рядом, наши лица чуть ли не соприкасались. Мамочка, и когда он только успел одеться? И о чем я думаю, а?
--
Уходи отсюда, девочка, - грубо сказал парень, - тебе здесь больше нечего делать.
Когда на твои тело и душу смотрят два совершенно разных глаза, не до раздумий. Я испуганно смотрела на него, боясь пошевелиться.
Левый, карий глаз дрогнул, и до меня наконец-то дошло, что правый не видит. Поэтому и серебристый, а вовсе не из-за демонической силы.
--
Ты глухая или совсем кукнулась? - раздраженно уточнил он.
--
Я нормальная... - неуверенно протянула я.
--
Так убирайся скорее, или уже запамятовала, что стало с твоими соотечественниками? - взревел волк. - Ты меня бесишь, девка! Вот прибью, Белобогом клянусь...
--
Не клянись тем, чего не знаешь, - отрезала я, - захочу - уйду, не захочу...
И показала ему дулю. Пусть убивает, бессовестный. Мне теперь все равно деваться некуда. Пускай лучше так, чем в пасти у лешака болотного.
--
Ой, девочка, - зло сказал парень, - сиди тут, сколько хочешь. Хоть топись уже... спокойнее будет.
Я обиженно засопела. К мамочке хочу... Даже к этому дурацкому сынку старостиному. Пойду на скалу песчаную и буду рассвета ждать, а там какой-нибудь голодный хищник да забредет.
Честно говоря, я даже не заметила того момента, когда волк исчез. Просто осознала, что его больше нет рядом, что черный глаз больше не пронзает постыдно облепленное мокрой туникой тело, а белый - жадно раскрытую душу.
Пришлось осознать свое ничтожество, забрать сумку, натянуть сапоги и побрести туда - кто его знает куда. Одно скажу точно - не в сторону Черемушек. На восток - там другие люди, другие города.
Солнце уже начало вставать из-за острых верхушек сосен. Да, направление правильное, надо идти навстречу рассвету. Так учат с малолетства лесных детей. Мох - с севера, беличьи гнезда - на западе, а осьи улики смотрят только на юг. Не знаешь таких простых правил - умрешь в первый же день.
Несколько часов все было спокойно. Ничего из ряда вон выходящего не происходило. Один раз около полудня на тропинку выскочил пушной белесый зверек - горностай. Понюхал крохотным черным носиком свежий лесной воздух и юркнул в заросли. Ладно, если к вечеру не дойду до любого населенного пункта, поверну обратно.
Ухо, мое любимое милое ушко, жутко зудело и болело. Утром снова шла кровь, и волосы на виске слиплись и присохли к щеке. Это ж надо, только их отмыла! Еще и в душе неприятно щекочет серебристый взгляд волка. Такой колючий и холодный, злой. Волчий.
Лишь когда жаркие оранжевые лучи окончательно высушили капли росы на песчаной земле, я дошла до края леса. За двумя согнутыми пихтами виднелись синие черепичные крыши небольшого человеческого поселения. Вился в прозрачное небо зеленоватый дымок от варящейся травы. Мерно гудели и поскрипывали желоба водяной мельницы.
Я радостно скатилась с холма и очутилась в самом низу образованного ураганом оврага, обросшего по краям лесом. Селение было симпатичным и уютным, одетые в белые рубахи люди работали на маленькой пашенке за домами, дети резвились и играли.
Ко мне подошли две молодые девушки, жгучая брюнетка и ослепительная шатенка, и заинтересовано зашептались, скромно поглядывая на меня. Еще бы! Сами-то они были одеты в светлых оттенков легкие платья, голубое и бледно-телесное. А я... да уж, что тут говорить.
--
Хорошего дня, - я подошла поближе и честно попыталась улыбнуться, - я из Черемушек, надеюсь, вы с ними не враждуете?
--
Драг тур сан ле не ру? Ко рансиф деля кизза? - выдали брюнетка нечто совсем непонятное. - Аллиур?
--
Чего? Вы по-нашему не бельмесаете? - удивилась я.
--
Курса! Тата Курса! - засмеялась шатенка. Затем ткнула пальцем себе в грудь и по слогам произнесла: - На-ла.
--
Гу-жи-ри-а, - повторила ее жест вторая, - ка ту?
--
Я Иваника, - не знала, что в наших лесах обитают иностранцы. Видимо, пришли сюда, спасаясь от варваров. И прижились, как тараканы.
--
Курса Ива-най-ка, - повторила Нала, - ку ляр туз?
И показала на свой рот, а затем подвигала челюстями: мол, хавать хочешь?
Я согласно покивала головой и изобразила тяжелейшее голодовое расстройство. Обе самаритянки испуганно помахали руками и потащили меня к мельнице. Там стоял прямоугольный дубовый стол, уставленный снедью и бутылями с вином. Запах жареной рыбы долетал даже сюда. Ум-м-м...
Не успели меня довести до стола, как все селяне уже собрались рядом. Они задавали кучу вопросов на непонятном мне языке и удивлялись ответам, даваемым девчонками. Интересно, чего они там уже нагородили? Самой страшно.
--
Зольг шер тар, - внезапно донеслось до меня встревоженное, - ульри...ульри...
Я обернулась и увидела перекошенную физиономию молодой женщины, держащей в руках кувшин с клюквенным морсом. Она сказала это шепотом, так что услышала только я. Зольг? Что это? Не нравится мне это слово.
Но вскоре мои мысли были заняты исключительно едой. Запихивая в рот вслед за варениками с яблоками квашеную капусту, и заливая всю получившуюся бурду морсом, я не переставала удивляться тому, как все здесь отнеслись ко мне. Не насторожились, не расспрашивали. Это и настораживало. Уж больно они беспечные, эти самаритяне.
Но еда, как известно, смягчает даже самое злое сердце. А мое и подавно. Умиротворенная и добрая, я разнежилась под теплыми лучами осеннего солнца и собралась уже было задремать. Но тут ко мне подошел представительный мужичок в светлой рубахе на голое тело и жестами показал идти за ним. Пришлось встать и повиноваться судьбе в лице местного старосты.
А к губам прилипло мерзкое и сладкое слово "Зольг".
Как оказалось, у той самой странной женщины с морсом недавно умер сын, и мне разрешили переночевать на его кровати. Конечно, это не совсем правильно с моральной точки зрения и, что уж там кривить душой, совсем не гигиенично, но не на земле же мне спать?
--
Лайла масу, Ива-най-ка, - кивнул мне староста на прощанье и ушел. Я неловко помялась на пороге, пока женщина застилала белой простыней лежанку у стены, а затем подошла к окну.
Милая хатка, уютная. Из хороших сосновых бревен, просмоленная. Есть печка, две кровати, стол, шкафчик. Два окошка. Под потолком висят сушеные грибы и чеснок, ага, это от вампиров. Неужели они и здесь есть? На стене висит расшитое цветными нитями полотно, на нем - легендарный герой и кто-то еще, похоже, василиск, я в них не очень разбираюсь.
А на улице уже стихала жизнь. Рановато. Самаритяне собирали детей, растаскивали по домам вареную траву, запирали мельницу. Под тяжелым розовым светом гаснущего дня темнела речушка, стол с едой исчез. Собаки вальяжно заходили в будки.
Через некоторое время село совсем опустело. Замолчала живность. И цикады тоже.
Стало жутко, как на кладбище вечером.
--
Айру, - позвала меня хозяйка, - то тасу Сунна.
Почти насильно всунула в руку огарок свечи. Я робко стояла у кровати и не знала, что мне делать. В Черемушках в это время даже детей с улиц еще не забирают. Неужто тут и правда обитает нежить?
Самаритянка взяла корзинку и вышла во двор насыпать ночного корма свиньям и курам. В комнате осталась гореть только моя свечка, да еще отливала серебром луна на пороге.
Листопад - луна охотника. Так она, кажется, называется? Точно не помню, а жаль. Ведь по луне можно ориентироваться с земледельческими работами, с направлением, с гаданием. А рюень, не сегодня - завтра, уже закончится.
Я легла на лежанку и с головой накрылась одеялом. Ткань была холодной, колючей. Я часто задышала, пытаясь согреться. Свечку пришлось потушить. Поэтому я осталась одна в кромешной темноте.
И тишине.
Лежать на одном боку более двух минут стало невозможно, и я аккуратно повернулась. Кровать заскрипела так громко, что, казалось, все самаритяне сейчас сбегутся. Но нет. Хоть бы звук, хоть бы крик совы или вой волка. Хоть какое-то напоминание о том, что лес живой.
Вой волка.
Да так близко, что я подскочила с постели. Дверь была открыта, женщина еще не вернулась. Но это почему-то не успокаивало. Хуже всего стало, когда кто-то заскрипел подошвами сапог у входа. Мамочка, по-моему, здесь все в лаптях ходили!
--
Рея тар? Консу льмора тако? - послышалось во дворе. Причем голос был мужской, холодный - холодный.
В страхе я снова накрылась с головой одеялом и постаралась дышать как можно тише. Спокойно, Иваника. Наречие, похоже, самаритянское, значит, кто-то из своих. Но зачем он идет сюда в дом? А-а-а!..
--
Рея? Рея тар? Черт возьми, Рея, ты там? - некто перешел с самаритянского на мой родной язык. Я замерла.
--
Рея? - он зашел в хату и подошел к кровати. Сердито задышал надо мной. Мое сердце, неистово бьющееся в груди, остановилось. Надо что-то делать. Точно, позвать на помощь. А если он рассердится и нападет? А вдруг... вампир?
Нет, не логично. Откуда-то он знает хозяйку? Значит, все-таки свой.
И я сделала наиболее разумное, что пришло мне тогда на ум.
--
А она вышла, подождите немного! - резко сев на кровати, бодро сказала я. Глаза открыть так и не решилась, а сердце готово было уже взорваться.
--
Какого лешего коздатого! - грубо ругнулся от неожиданности гость. Я несмело приоткрыла один глаз и, не удержавшись, сама выругалась.
Надо мной, разрисованный темнотой ночи и голубым лунным сиянием, грозно навис волк. Тот самый волк, который меня чуть не убил на Турке. Ноги предательски поджались, а подбородок задергался.
--
Ты что, издеваешься надо мной, девчонка?! - заорал он, совсем не заботясь о том, что люди спят. - Решила все звериные места за день оббегать?
--
Я не специально, - пропищала я, сдерживая слезы, - я просто переночевать, я не за тобой...
--
Твое счастье, что не за мной! - пуще прежнего взревел парень. - Убирайся отсюда немедленно!
Не зная, что мне делать, я захнюпала носом. С улицы прибежала перепуганная Рея, дрожащими руками держащая корзинку с кормом. Это был не ужас перед незнакомцем или волком - нет, ее глаза то и дело дергались назад, на темные домики односельчан.
--
Сума шала на рад! Кута лисса! - умоляюще зашептала она, схватив злого парня за руку. - Кута лисса!
--
Отпусти! - он резко отдернул руку, и хозяйка упала. Золотые бусинки кукурузы запрыгали по полу.
--
Она не виновата! - заныла я. - Не трогай ее!
--
Не тебе решать! - рыкнул на меня волк и схватил за рубаху женщину. Глаза у той воспаленно запали и подрагивали.
--
Уходи, девчонка! - не оборачиваясь на меня, рявкнул он. Извините, но вежливости никакой! - По-хорошему...
В одной из хат зажглась свеча. Глухой голос проворчал что-то на самаритянском про бестолковых лунатиков, и направился к двери. В остальных домиках люди тоже засуетились, и ночное село озарилось бледно-желтым светом свечей.
--
Черт! - рассержено засопел волк и вжался в стену. Я бы хотела сделать то же самое, но от страха ноги отказались слушаться.
Все самаритяне, от самых мелких карапузов до самых дряхлых дедков, выползли на свет лунный и настороженно принюхивались. С моего места это было видно просто превосходно. Их носы ритмично двигались, втягивая терпкий предосенний воздух.
Волк, вжавшийся в невидимый для людей угол, напряженно дышал. Его серебристый глаз оставался неподвижным. Я боялась даже посмотреть в его сторону, в памяти стояла отлетевшая за стойку голова трактирщика.
Наконец один из странных селян резко повернул лицо в мою сторону. Глаза раскрыты, как у совы. Большие, круглые, зеленые и без зрачка. Я вцепилась в одеяло и проглотила соленую капельку пота, стекшую со лба на губы.
Во двор выбежала растрепанная Рея, дико размахивая руками. Самаритяне недоверчиво принюхались, а женщина начала им что-то объяснять, то и дело указывая на лес и полную луну. Но внезапно один из мужчин, оскалив квадратные клыки, рванулся вперед и сбил ее с ног. Затем заворчал что-то остальным и бросился прямо в мою сторону.
Из хаты, когда людям оставалось бежать всего пару шагов, выскочил волк. Громадный, худющий, платиново-серый. Прорычав какие-то жуткие ругательства, он бросился в кучу нелюдей.
Самаритяне мгновенно стали на четвереньки и атаковали парня. Вернее, уже не парня. Волк ловко крутился между сгорбленных тел чудищ, успевая и больно укусить, и отскочить в сторону.
Так, значит, самаритяне не меня учуяли, а парня? Мамочка, что же они такое? А я еще собиралась спокойно переночевать!
Меня за плечо больно схватила Рея. Ее корявые длинные пальцы оказались очень острыми. А глаза стали круглыми и зелеными. Проскулив что-то на самаритянском, она вытащила меня из кровати и толкнула к двери. Не удержав равновесия, я грохнулась на землю и напоролась плечом на камень.
В общей куче нелюдей волка видно не было.
С трудом поднявшись, я побежала за Реей. Женщина очень ловко перепрыгивала через плетни и ямы, оставляя странные следы, похожие на медвежьи. Добежав до кромки леса, она выжидающе посмотрела на меня, с трудом взбиравшуюся на холм. Когда я все же доползла до вершины оврага, то не удержалась и обернулась назад.
Как раз в этот момент сзади на волка прыгнул староста.
--
Волк, сзади! - что есть мочи заорала я. Он услышал. Резко развернулся и проткнул самоуверенного человека рукой. С нескрываемой злобой посмотрел на меня.
--
Кара! - тянула меня за рукав Рея. Зеленые глазищи ее умоляюще смотрели в сторону леса. Я хотела послушаться, и уже даже подняла ногу, как за вторую меня кто-то схватил.
Взвизгнув от боли, я упала, а женщина перепрыгнула через меня, и хватка ослабла. Резко выдернув конечность, я изо всех сил рванулась наверх. А за моей спиной рычащим клубком скатились на колючий плетень Рея и Нала.
Обессилено опустившись на колени, я глотала слезы. Я не смогу отсюда убежать, это же ясно. На меня неслась, истекая желтой слюной, Гужириа. А за ней - еще двое монстров.
В глазах потемнело, и я свалилась лицом вниз в соленый песок леса.
Когда очнулась, то поняла, что прошло не больше пары секунд. Но зато теперь я ощутила себя в чьих-то объятиях. Думать, кто это, не надо было.
Волк оттолкнулся длинными ногами от земли и взмыл вверх. Приземлившись через несколько шагов, он сбросил меня на землю и помчался в лес. Не долго думая, я ринулась следом.
А за нами - и все самаритяне.
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
--
еОРеРрРрРрррррр Рр
Расшибив-таки ногу о корень, я вылетела из проклятого сосняка и врезалась в спину резко затормозившего волка. Его ноги подкосились, и мы вдвоем упали в кучу листьев. Парень недовольно гаркнул и сплюнул кровью.
Господи, у него же плечо разорвано! Я быстро скатилась с волка и, не вставая даже на колени, перевернула несчастного убийцу.
Сверкнул темно-карий глаз, и сильные руки сжали мое горло.
И я умерла.
Над головой синело дождливое тяжелое небо. Свинцовые тучи скользили по нему, грозя вскоре распасться холодным ливнем.
Я сжала оледеневшие пальцы и сглотнула. Слюна была сухой и горькой, и я чуть не закашлялась. Одна рука практически не шевелилась. Не говоря уже о залепившей глаза и ухо крови.
--
Черт, оклемалась-таки, идиотка! - зло просипели над ухом, и я, извернувшись змеей, увидела волка.
--
Мамочка...
--
Да надоела ты со своей мамочкой уже! - заорал он и тут же скривился от боли. Из разодранного плеча хлынула ярко алая кровь. Хорошо, хоть я переношу это зрелище.
--
Тебе больно? - прошептала я.
--
Ты, точно, блаженная! - устало рявкнул парень и закрыл глаза. Заснул? Нет, стоило мне привстать, как он предупреждающе выставил нижние клыки и зарычал.
--
У тебя там много крови, надо промыть, не то будет заражение, - я попыталась подползти, но у самой шея еле двигалась. Локти подогнулись, и я прилегла на землю.
--
Подойдешь - умрешь, у меня еще хватит сил тебя съесть, - пригрозил мне волк, - я из-за тебя уже второй раз в неприятности попадаю.
--
Неправда! - ответила я, все же не оставляя надежды подползти поближе и осмотреть рану парня. - Это я из-за тебя осталась безо всего.
Он успокоился. Позволил мне подобраться к нему и стащить с руки разодранный рукав куртки. Кожа свисала клоками, из чернеющих дыр сочилась кровь. Я всхлипнула, попробовала приподнять левую руку, но не смогла. Вместо этого осторожно дотронулась до раны правой, за что получила сильнейший удар по ладони. Кисть практически отнялась.
--
За что?...
Сипя от боли, я зажала ладонь под мышкой. Было не столько больно, сколько обидно. Я помочь хотела, несмотря ни на что, от всей души. А он... одним словом - волк.
--
Не трогай меня! - рычал он, истекая кровью. Может у волков и принято плевать на всех и вся, но меня мама другому учила. И раны штопать тоже учила. Недаром я в Черемушках жила.
Сумка осталась в самаритянском селище. Возвращаться туда, как ни странно, не хотелось. Даже за недельным запасом пищи и сменной одеждой. Как бы с меня самой потом еды и одежды не наделали. Тоже мне, самаритяне...
--
Как тебя зовут, девчонка? - как из тумана доплыли до меня слова парня. Я сообразила, где я и с кем, и, хрипя, ответила:
--
Иваника.
--
Дурное имя, - фыркнул он и заложил руку за голову, - для тебя самое подходящее.
--
Хорошее у меня имя, - жалобно пискнула я.
Не дождется, не спрошу у него его имя. Волк он и есть волк.
Из рябых туч посыпались мелкие стекляшки дождя, и я недовольно поморщилась. Крохотные капельки, как осы, метко клевали раненую шею. По плечу пуще прежнего засочилась кровь.
Дождик разворошил сухие подзолоченные летом листья дубов, выкатив наружу круглые желуди. Я радостно схватила один и сломала пополам. Из блестящей скорлупки выпало темное ядрышко. Почти день ничего не евшая, я тут же разжевала его и сглотнула. Вкусно... даже голова закружилась. Случайно взглянула на волка, и меня начала мучить совесть. Он же тоже, наверное, голодный. Хотя волк - хищник, ему бы мяса, человеченки... меня, что ли? Ну уж нет, обойдется!
--
Я тоже есть хочу, - сурово окинул меня взглядом раненый.
Я сделала вид, что не заметила этой реплики и продолжила искать желуди. Как кабан, честное слово! Только кабаны таким образом жирок на зиму накапливают.
Небо стало совсем темным, сине-фиолетовым, а дождь разошелся до тяжелого серебряного ливня. Яркие огнистые листья погасли и слиплись с черной землей. Мои ноги и заднюю часть тела начало медленно затягивать в образующуюся грязь.
Дубняк. Молоденький, с высокими худыми дубками в рыжих и зеленых шевелюрах. Судя по надрубленным веткам и осколкам кремня, совсем рядом селение. Очень надеюсь, что не такое, как самаритянское.
Кстати, что это, собственно, было?
--
Волк... - неуверенно позвала я. Парень безразлично посмотрел на меня, и я продолжила:
--
Волк, а кто это были? Они же не люди, верно?
--
Конечно, не люди! - зло засмеялся он. - Только слепой идиот мог принять хронов за людей. От них же за милю несет фальшью...
--
Что-то тебя это ничуть не смутило, когда ты завалился ко мне в кровать, - заспорила я, - и ничем они не пахнут.
--
У меня были свои дела в Потомках, - вяло отмахнулся волк, что послужило причиной еще одного приступа боли, - были бы и дальше, если б ты не влезла.
--
Меня чуть не съели! - заревела я, но слезы смешались с дождем. Надо с этим что-то делать, не то простужусь на фиг... то есть, насмерть.
Я собрала в ладони немного дождевой воды и неожиданно плеснула на разодранное плечо волка. Тот завыл и замахнулся когтистой рукой, но я предусмотрела это и вовремя отскочила в сторону. Поскользнулась на мокрой траве и упала.
--
У-у, тварь! - скулил он. - Только подойди, дрянь, и я на кусочки тебя!..
--
Оно пройдет, так лучше, волк, - жалобно оправдывалась я, - ты мужик, а не баба, ты терпеть должен.
--
Я щас покажу тебе, кто здесь бабой должен быть! - не переставал он ругаться. - Ой, держись!
Но вместе с водой стекла и нехорошая кровь. Обнажилась израненная плоть. Ну, слава богам, прорезано не так глубоко. Зубы едва коснулись мышц. Теперь надо выморозки или что еще. Эх, немного вина было - и то в сумке осталось.
--
Волк, я должна перевязать твое плечо, воспалится! - попыталась уговорить я парня. - Ну, тебе же лучше будет!
--
Не называй меня волком, девка! Меня Зольгом зовут, поняла? - потом осознал, что только что сказал, и рявкнул: - И вообще никак меня не называй, идиотка!
Зольг? Не может быть! Именно это слово шептала тогда Рея! Так они действительно были знакомы, и женщина его прикрывала. Действительно, что же я натворила?
--
Так можно?
--
Не смей! - испуганно вжался в дерево Зольг. - Само затянется. И, вообще, что у тебя дел никаких больше нет?
--
Нет.
--
Так в мои не лезь!
Ну и ладно, ну и подумаешь. Не хочет, черт с ним. С врагами не стоит любезничать. Он ведь враг, я это знаю. Обманет, соблазнит, убьет...
Я с трудом поднялась и, облокачиваясь на скользкие стволы дубков, побрела сквозь лес. Идти было трудно, волосы залепили глаза, порез на шее жутко пек. Сапоги постоянно вязли в жидкой грязи. Еще и дождь - дальше пяти шагов не было видно ничего, кроме серых полос деревьев.
Мамочка, я хочу к тебе, домой. В родимые Черемушки. Где нет злых волков, хронов и прочей неведомой нелюди. Где есть милый и добрый Фосих, и домик с кошкой, и еда...
Сзади раздалось злобное ругательство и всплеск. Кажется, волк поскользнулся в луже и грохнулся. Все-таки, один он ничего не может.
Да, я жила в Черемушках. Да, меня с двух лет учили жить в лесу. Но в сосновом, где светло и свободно, где ароматная хвоя и шум ветерка в небесах. А дубы стояли как призраки, как разлагающиеся мертвецы, вставшие из могил в поисках свежего мяса. Высокие, темные и немые. Это меня больше всего и пугало. Обычно деревья разговаривают, поют, смеются. А эти - ну, точно, мертвецы!
Еще и дождь. Эх, ты, не мог ничего лучше придумать, а еще бог называется! У тебя там явно крыша протекает, причем на мою голову. Вот простужусь и помру под кустиком. А у меня даже кремня с собой нет или ножа. Что за жизнь!
А узнает мама, что я теперь изгнанница, еще и волком покусанная, так всю деревню за уши отдерет. А потом меня - хворостиной, больно!
Я ж не виновата, это нечестно!
Побродила я по лесу, побродила, пока не стала натыкаться на знакомые зарубины. Неужели я сделала круг и возвращаюсь в Потомки? И мелкие тощие сосенки то и дело стали проглядывать в суровом кружеве ветвей дубов.
Вскоре дождь закончился. Попугал землю своими мутными струями и сам, испугавшись, спрятался в тучку. Эх, была б сказителем, стихи б написала. Как кони из туч грозовых на землю пролиться дождем...Нет, какая-то чушь получается. Не то, чего душа требует. Вот обоснуюсь где-нибудь и сразу же займусь своим образованием. Сейчас все приличные девицы читать умеют, пишут помаленьку. А я? Меня мама разве что в детстве до сорока считать научила, а дольше люди и не живут.
А какое будущее без науки? Прогресса не будет, так всю жизнь на водяных мельницах и просидим. Мужики - в поле пахать, бабы - детей рожать.
Небо совсем развиднелось, и робкие бледные лучики рюеньского солнца заскользили по хвойной подстилке. Ой, что-то мне это не нравится. Нет, солнце и тепло - это хорошо, можно просушиться и не помирать пока что. А вот сосняк - это Потомки и самаритяне.
Я резко повернула назад и чуть не споткнулась, совсем невдалеке услышав одинокий хруст. Поспешила побыстрее вернуться в дубняк, боясь обернуться и увидеть на фоне светлеющего влажного леса силуэт самаритянина.
И кто, вообще, придумал замшевые сапоги? В них же по воде ходить невозможно! После первой дождевой капли они промокли и тяжелым грузом повисли на ногах. В первом же населенном пункте поменяю их на кожаные.
Хруста сзади больше не повторялось, и я списала это на разыгравшееся воображение. Или на упавшую ветку. Или на белку... ну мало ли чего может в лесу шуметь? Не одними же самаритянами дорога в село вымощена?