Аннотация: Лай жены ближнего моего раздавался из-за ширмы.
МАЛЬЧИКИ ИЗ ПАЛЬЧИКОВ
Действующие лица:
Степансон - распальцованный бригадир;
Дживс Вудка - собирательный образ его потерянных пальцев;
Иваний Валетов - рабочий из бригады Степансона;
Сатурния Валетова - жена Ивания, тронутая пальцами Степансона.
Лай жены ближнего моего раздавался из-за ширмы.
- Там кровать, - написал ближний ручкой на обоях. - Сатурния лежит на ней как мгла.
И мы пошли юзом прочь, прямо по сухому льду. В этом доме его было предостаточно.
Я кричала не своим голосом, распиналась на четыре стороны.
Мать моя подземная, не огрешится фамилия наша, - бормотала я, а затем разбрызгивала крик по комнате.
Муж снова притащил его на горбу, сюда, в нашу комнату. Он украл нового Дживса Вудку на работе. Теперь они хороводили вокруг шкафа, шуршали ухмылками и сопели подобно грифонам. Парочка слаже хрена и редьки. Между нами была только ширма: их пропахшие покером и рыбалкой мундиры, и я - в запахах летних снов.
Я, моя душа и тело от сережек до ногтей - мы все не выдержали. Я затявкала, как учил отец Лидия, полной грудью, выдувая воздух из подвала легких, где ещё трепыхались прошлые поцелуи. Большинство из них были старше романа с моим мужем - Иванием Валетовым.
Новый Дживс Вудка вырос в нашем цеху благодаря пальцу бригадира Степансона. Палец потерялся в столовой во время нарезки хлеба на спор: чик - и бригадир покатился к сандалиям рабочих, оставив на столе кровь, машинку и обручальное кольцо.
- К этому все шло как по маслу, - шепнул Степансон, когда я выносил его из столовой на руках. - Сейчас начнется, Иваний. Как бы мало никому не показалось!
Рабочие убивались за золотое кольцо и четырехколесную машинку для нарезки хлеба и всего того, что попадется под руку. Она стоила целое состояние, честно говоря, мы с Сатурнией о такой давно мечтали.
- Ничего, вырастет новый, - успокаивал меня бригадир, когда я раздумывал, не вернуться ли в столовую, чтобы посражаться за машинку. - А вот жена отчитает, будто Мальчика-с-пальчика.
Когда я посадил его на ветки фикуса, звонок позвал меня в цех. Я не чувствовал ничего, кроме голода и досады, даже гадившие сверху голуби не раздражали мою слизистую. Под ногами хрустела земля и хлюпала кровь - этого добра наносили из столовой.
В такую благодатную почву и пустил корни выкинутый палец Степансона. Следующей была стрела, а потом все было пущено на самотек. Существо по имени Дживс Вудка росло по рабочим часам, а мы поливали его бранью и слезами - нас не кормили зарплатой который день.
- Наш Дживс уже почти большой, - говорил бригадир, подмигивая мне локтями. - Глянь, какой у него буферок.
У бригадира был новый палец, маникюр и кольцо. Всем своим видом он предлагал мне украсть Дживса Вудку. А я не девица, чтобы долго ломаться.
Воз любви ближнего моего был и ныне там - на берегу моря огней. Мы сидели как влитые между весел и парусов, а из воздушного коридора доносилось гавканье. Эта Сатурния, она не была подарком. Я знал от своего предшественника, что её пятки пахнут мышами, живот всегда урчит от молока, а тело помнит пальцы Степансона.
Когда-то он подкатил к ней на ватных ногах. Его поцелуи сочились медом, он и шага не мог ступить без слюнявчика. Толпа жужжала на него пчелиным роем, но Степансон укрыл Сатурнию собственными волосами и забрался дальше дозволенного.
Когда он прятался в урне, пальцы были мокры от её сока.
А Сатурния извивалась на багажнике пассажирского велосипеда. Близорукое мандариновое лицо Ивания Валетова нарисовалось на горизонте гораздо позже. И только после этого появился первый Дживс Вудка.
Я готовила на кухне такси-фри в легковом соусе, нарезала фабулу и прожаривала цвета. Настроением можно было делиться со священниками. Моя душа свернулась кошкой и мурлыкала мелодию падающих деревьев. Я так увлеклась, что прозевала дверные аплодисменты и топот ног.
- Этого Вудку я украл на работе, - сказал Иваний, ловя зубами кусочек фабулы. Его липкое от пота тело собрало всех окрестных мух. О запахе лучше промолчать - на улице уверенно стояло лето.
Гость, напротив, приятно пах сеном и брынзой - волосы были уложены как стог, а молодое лицо переливалось молочными реками. Кого он мне напоминал, я поняла только после медового поцелуя.
- Проклятый насильник! - заорала я. - Рана от твоего пальца до сих пор не затянулась.
Дживс Вудка отпрянул, муж недоуменно подергал плечами и потащил своего приятеля на рыбалку.
Предыдущей Дживс тоже не появился бы без Степансона. Директор-крокодил откусил несколько пальцев бригадира, загоравшего на цеховом пляжике в рабочее время. Один палец удалось вырвать из пасти и закопать по всем похоронным правилам. Уже наутро головка Дживса Вудки показалась из песка.
- Слезьте со своих станков и посмотрите на него всего, - говорил Степансон, на раненой ноге которого уже начали расти ногти. - Как наш суслик засуслился!
Мы парковали наши станки, захлопывали двери и шли по цеховому бульвару к бригадиру, шаманившему около первенца.
- Я назову его Дживсом в честь Дживса, - кричал он мне на ухо. - А ты покажешь его своей жене. Обещай, Иваний...
Жене не понравилось. А ведь чтобы украсть Вудку, я полночи просидел под водой. Мне никогда так не хотелось воздуха как тогда.
- Раздели ближнего своего, - наставлял меня на путь истинный Степансон, - на две части. А лучше на три.
Дело было в цеху во время кормежки ругательствами. Я не понимал, куда приложить его слова, но сейчас, видя готовность Ивания разорваться на части между мной и женой, покером и ужином, до меня наконец дошло.
Воз по-прежнему стоял там же - вокруг не было воды и ветра. Мы били веслами о землю и слушали лай Сатурнии, что запутался в вялых парусах.
- Тебе поможет Сатурния, - говорил мне Степансон. - Она помнит мои пальцы.
Как оказалось, пальцы бригадира она помнила слишком хорошо. Помощи ждать было неоткуда. Я достал пилу из нагрудного кармана.
- Ты хороший работник, Иваний, - говорил мне Степансон, - но мне не нравится твоя темная половина.
Бригадир был расистом. Не за это ли ему откусил пальцы главный крокодил?
- Встань и иди, - сказал отец Лидия по телефону. - Пока Вудка не сделал это.
Я выскочила в коридор и увидела пилу в руках Дживса Вудки. Мать моя подземная! Я залаяла так оглушительно, как только могла.
Лай жены ближнего моего стал громче, хлопнули паруса, и воз любви тронулся к морю огней. Мне вдруг расхотелось распиливать Ивания на части.