Вознестись - не то что низвергнуться, особенно если под тобой Марианская бездна. Вокруг - безграничное пространство воды, без дна, берегов, границ и пограничников. Что вверху, то и внизу, и только ветер по волнам бредет.
Ковер моря распускается нитками и вновь собирается воедино, шурша своими сущностями. Он так танцует, что невозможно плыть. А ты уже промок до нитки, замерз как акара и проголодался как акула.
В ушах звонкий смех, в глазах - печальный кролик Роджер. И челн Дохляка так похож на гроб. Это конец? Это Снарк, который всему голова? Все-таки явился за эквадорским дублоном?
***
Вода бурлила ненавистью. Казалось, что салун Мобидиккенса оторвался от берега и теперь несется в открытое море. Противно скрипели сваи и ворчали посетители. Многие разбавляли волны содержимым своих желудков, но только не Бред "Биплан" Бери и Ласковый Гарри Сонг. Они хлебали свой скотч, и море им было по колено.
- Тысячу Сцилл на одну Харибду! - прогрохотал Ласковый Гарри, и за окнами эхом отозвалась гроза. - Мои кишки промылись более чем, а палец не попадает в ноздрю. Не пора ли выехать навстречу, Би?
Имперского агента звали Дохляком. Его видел только один. Когда Ласковый Гарри Сонг поставил на лицо очевидца табурет, тот рассказал, что клюв Дохляка даст фору орлиному, что в рюкзаке он носит кальян с трубкой до неба, и от него всегда пахнет клубничным табаком.
Мобидиккенс за барной стойкой отвернулся, и его улыбка отразилась в бутылке бурбона. Старый имперец явно что-то знал.
- Знал я одного Дохляка, - признался салунщик, - ещё в восемьдесят пятом. Ох и дрянной был год. Ни денег, ни работы. Я зверел с каждым днем, пока не почувствовал себя буджумом среди людей. И тогда я отправился в Сан-Узел.
***
Сан-Узел - дыра в заднице Бога. Его запах не спутаешь со своим. Прокуренные легкие окраин. Мокроты и хрипы в подворотнях. Загаженные сосуды улиц. Расшатанные зубы лачуг, желтые пальцы многоэтажек. Я кашлял вместе с Сан-Узлом. И гнил вместе с ним.
Город загребал мусор плавниками порта. В грязной воде плескались корабли. Вся пьянь и рвань высыпалась на берег, где жрала пиццу и шаурму. Отдыхала от моря и от рыбы. Дралась и ругалась. По вечерам Сан-Узел надевал драные линялые тельняшки и свистал всех наверх.
Если бы Империя имела лицо, город представлял бы собой самый большой прыщ на квадратном подбородке. Сан-Узел дразнился своей белой головкой, но никто не решался выдавить её.
- Будь у меня ногти на пальцах, - говорил Дохляк, - будь у меня ногти...
Дохляк был патриотом. Он грыз себе ногти, когда видел черных или узкоглазых. А видеть приходилось часто.
Дохляк расстраивался и болел. Никогда не выздоравливал по-настоящему.
- Вот мы с тобой белые, - говорил Дохляк. - Скажи, Моби, почему они не могут быть белыми?
Сам он был неместным. Как и все дети степей, не любил мыться. Носил на себе заросли волос, от чего сильно уставал.
В свое время полицейские Сан-Узла приняли его и поселили в обезьянник. Дохляк в чем-то подозревался. А потом его оправдали и дали работу.
У копов было сплошное многоточие на базаре. Дохляк получил одну точку, чтобы вынюхивать. Рядом как раз продавали жареных собак и лягушек. Хрюкали, гэкали и картавили.
Дохляк стучал, болел и грыз ногти. На всякий случай полицейские заказали для него гроб в форме челна. И купили путевку в дальнее плавание.
По утрам город тошнило. Часть прохожих шаталась навстречу. Часть лежала прямо на дороге. Люди так ослабели, что не могли проснуться. Полицейские и преступники шмонали всех подряд, не замечая друг друга. Изо ртов мусорных баков несло помойкой.
- Пора плыть, - как-то сказал Дохляк, вытаскивая гробочелн из грязных носков Сан-Узла. - Этот город непригоден для белых людей.
***
Двое суток проторчали Биплан и Ласковый Гарри в домике на воде, изучая клювы и принюхиваясь к каждому посетителю. Их отрыжки были горьки, подмышки пахучи, а волосы жирны от ваксы. От скуки они то и дело тянулись к пистолетам, но в салуне Мобидиккенса не было достойных пули.
Руками отцов Бреда и Гарри Империя заграбастала эти пустынные каменистые берега, растоптала хибары аборигенов, расслабленных солнцем и травкой, присвоила их женщин и рыб. По телевизору тотчас стали рекламировать новый курорт, и вскоре пляжи заполонили бледные тела офисных трудяг, заслуживших большее, чем посещение солярия с просроченными лампами.
- Нет на них Снарка, - говорил Микки "Маус" Бери, гоня вдоль берега стадо морских коров. - Мы не для того боролись за свободу, чтобы смотреть на эти дряблые тела.
Винс Сонг поддакивал ему. Его тело лопалось от мышц, так же как и тела жен-аборигенок, не признававших одежду и бритву.
"Биплан" Бери и Ласковый Гарри Сонг были полукровками, унаследовав лучшее от родителей - пальцы быстрее мысли, кровь с молоком и ненависть к Империи. Благодаря им туристов с каждым годом становилось все меньше, а когда у берегов завелось несколько ручных чудищ - бледнолицых сдуло ветром.
Жизнь пошла на лад. Морские коровы мычали у берегов, хрюкали морские свинки и мяукали морские котики.
А затем стали появляться агенты.
- Мистер Бери, у нас к вам пара вопросов.
Водолазные маски, акваланги и ласты, они шлепали по борту яхты, будто рыбы плавниками. Была стрельба, кровь и крики. Маленький "Биплан" Бери чудом улизнул от пуль в морскую пучину.
Потом настала очередь Винсента Сонга.
- Мистер Сонг, вы помните восемьдесят третий?
Руки мистера Сонга по-прежнему были быстрыми - пистолет гаркнул два раза, в воду плюхнулись три тела. Ласковый Гарри Сонг уже был по правую руку от отца. Слева стоял осиротевший Биплан Бери. Гнев его был настолько велик, что с неба падали птицы, а под ногами не росла трава. Позднее ветераны войны и аборигены - плечом к плечу - положили врагов на лопатки и подняли на вилы. Долгие годы здесь не было имперской ноги, пока таблоиды не сообщили об отправке секретного агента Дохляка.
Вот почему Бред и Гарри, бодрствуя две ночи, высматривали человека с кальяном и необычной формой носа. Мобидиккенс хихикал в кулак, а пистолетам было тяжело от пуль.
***
Мы вышли из Сан-Узла в начале лета, - продолжал Мобидиккенс, - волны океана ласкали наше судно всю дорогу, а от ветра возбужденно развевались паруса.
Судно называлось "Пин-кодом". Оно было вполне китобойным. Мачты - до неба, якорь - до дна. Капитан на мостике, похожем на Золотые Ворота Сан-Франциско. Кают-компании - как в лучших домах Империи.
На этом хорошее заканчивалось.
"Пин-код" окрашивался водами семи морей. Его борта представляли собой мерзкую картину. Акулы и пираты в ужасе расплывались по сторонам или тонули от страха.
Когда за горизонтом открылось море, корабль вошел в нейтральные воды.
- Эту воду не выпить жидам, - ликовал Дохляк.
Мы делили с ним одну койку. Дохляк с удовольствием болел морской болезнью. Он постоянно сливал в море желудочный недовар. Кормил каких-то подводных ублюдков, которые сосали днище "Пин-кода".
Капитан Балабол морским петухом ходил по палубе. Море не принимало в свое лоно корабль, но капитан пока ещё справлялся с управлением. Звезды показывали какой-то бред. Команда спивалась со скуки.
А впереди высились горные хребты волн. Желудок моря голодно урчал со дна.
- Сыны и внуки Империи, - взывал Балабол к пьяной команде. - Я обращаюсь к вам от имени жителей всего мира - от Тихуаны до Гонолулу. И обратно... Дети! Не даром Империя породила вас. Не даром старались женщины Земли. Ваши матери не жалели своего молока. Теперь вы большие как мужчины. Помните, что вы взрослые. Помните, что Империя смотрит на вас...
Мы с Дохляком разбудили друг друга и слезли с койки.
- Бог дал вам две руки, Император - гарпун и весло. Разве мало? Что вам ещё надо? Гребите и бросайте! Бросайте и гребите. Только не перепутайте. Начните прямо сейчас. Сказав "Армреслинг", говорите "Бодибилдинг". Вы уже не маленькие. Хватит целоваться под луной. Хватит, достаточно...
Команда бестолково переминалась на палубе.
- О чем он?
Дохляк посмотрел на меня как на идиота.
- Мы идем на Снарка, - сказал он. - Но море против нас.
Капитан Балабол услышал нас.
- Кто говорит? - крикнул он. - Выйти из строя! Империя должна посмотреть вам в лицо.
Нас с Дохляком вытолкнули из толпы.
- Вот они, - сказал Балабол, - будущие герои Империи. Это - моряки "Пин-кода". Это - охотники на Снарка. Их будут слагать и вычитать. Им даст любая шлюха Сан-Узла и Владивостока. Им откроют любые двери. Накормят хлебом и пряником. Напоят неразбавленным ромом...
Дохляка вырвало прямо на Балабола.
- Раньше, - сказал Балабол, утираясь, - я натравил бы на вас кошек-девятихвосток. С гвоздями вместо шерсти. Но сегодня Империя прощает вас. Сегодня вы её сыновья. Поэтому я посылаю вас драить гальюн.
И мы отправились в гальюн.
- Ребята, - продолжал вещать капитан. - Смотрите в оба. Вот этот дублон, вот этот эквадорский дублон получит тот, кто первым убьет Снарка.
Мы обернулись и посмотрели на Балабола. В его глазах плескалась печаль, а душа угрюмо обгладывала его кости.
Империя давно хотела завоевать Снарка. Она начистила свой револьвер - кольт 45-го калибра, натянула на глаза фетровую шляпу и плащ с погонами. Она вышла на авеню, где плавали бьюики и доджи. Закурила и принялась высматривать Снарка.
Очень скоро у неё заболели глаза. Все автомобили выглядели как машины. Четыре колеса. Корыто с фарами. Улыбка бампера. Стеклянные квадратные глаза.
Империя опросила всех. Но никто не знал, как выглядит Снарк. Возможно, этот никто и был Снарком.
И тогда она вытащила из сундука золотой эквадорский дублон. Она позвала Винсента Сонга, Микки "Мауса" Бери и капитана Балабола. Она показала и пообещала. Однако с тех пор дублон так и не нашел своего хозяина.
Не то чтобы дублон был некрасивым.
Просто Снарк не ловился подобно рыбам. Он залег на дно море-океана, где основал себе обитель. Морские карты не знали ни о берлоге, ни о логове. Охотникам приходилось плыть наудачу против ветра и против течения. Приходилось прочесывать водную чащу и трясину. Преодолевать балки и овраги волн.
45-й кольт Империи неустанно искал мишень.
Но обычно злопастный исполин наносил удар первым. На этот случай были припасены гробочелны.
***
- Мы что, и впрямь плывем? - Ласковый Гарри боднул лбом своего друга.
- Пле-е-евать, - пьяно протянул Биплан, - этот Дохляк все равно не явится.
За окном снова блеснуло и шандарахнуло, волна накрыла салун. Мобидиккенс вернулся с улицы, струи воды стекали с его шляпы и кожаного лапсердака.
- Джум-джум, леди и джентльмены, - радостно сказал он, потирая орлиный клюв, - мы в открытом море.
Из-за барной стойки выглянул огромный кальян. Мобидиккенс взял в рот мундштук и с удовольствием затянулся. Вода в колбе шумно забулькала.
- Эй, морда! Мы поняли, кто ты такой! - крикнул Ласковый Гарри. Пистолет уже плясал между его пальцев.
Пленка реальности остановилась в глазах Мобидиккенса. Блеск молнии за окном, плюнувшие пистолеты, четыре пули на троих. Грохот перевернутых стульев и звон разбитого кальяна. Через миг все лежали на полу, в воде, затопившей салун. Раздался крик особо впечатлительных, который поднимает мертвых. Но нет, никто - ни Бред "Биплан" Бери, ни Ласковый Гарри Сонг - даже не шелохнулся.
***
У Дохляка имелся именной гроб-челн, у команды - похуже. Гробочелна не было только у капитана.
Зато капитан Балабол верил в Империю.
А Снарк приближался не по дням, а по часам.
- Полюбуйтесь! - кричал Балабол, поднимая над головами гарпун. - Бог подарил нам глаза, а Император - зрелище. Воззрите, дети Империи. Светозарный Снарк рядом, он уже пылкает огнем!
Гарпун горел как факел. Огни Святого Эльма танцевали на его острие.
Балабол гнал "Пин-код" в неизвестность. Он подбрасывал в топку все больше угля и вовсю хлестал корабль кнутом. Тем временем остальные моряки засмаливали свои гробочелны.
- Плохо дело, - сказал Дохляк, когда "Пин-код" тряхнуло.
Назавтра перемагнитились все компасы и пропал весь аппетит.
- Братья, - прокричал Балабол через шторм, - к черту завтрак! Бросьте свою перловку. До обеда доживет лишь один. Лишь один вернется домой с дублоном. Помните, что наш дом - это Империя. От Новой Земли до Новой Зеландии. Нам осталось завоевать Снарка...
В тот миг судно налетело на мель. Балабол упал и выронил дублон.
- Что за?
Это был белый горб Снарка. Монстр обернулся и сказал:
- Джум-джум.
Лучше бы он не говорил этого. Мы поняли, что перед нами Буджум. Мы поняли, что проиграли.
Если бы капитан не развернул судно, мы проиграли бы сразу. А так чудище гналось за нами ещё три долгих дня.
- Нет. Мы хуже детей, - ныл капитан Балабол над штурвалом, - мы хуже стариков. Империя стала свидетелем нашего позора. Думаете, нам будут рады в Сан-Узле? Думаете, мы ещё интересны женщинам? Даже цветы не помогут нам. Мы - потерянное поколение.
Балабола отвлек ястреб, который пытался сорвать судовой вымпел. Как только капитан бросил штурвал, Снарк превратил "Пин-код" в щепки.
Гигантская воронка затянула гробочелны и обломки корабля.
***
Биплан Бери и Ласковый Гарри по-прежнему лежали на полу. Соленая вода лениво омывала их грязные тела.
Мобидиккенс - Дохляк, который всех пережил - закончил свой рассказ, сплюнул и вытащил из кармана дублон.
Это был золотой эквадорский дублон - награда за голову Снарка.