Меня разбудило яркое утреннее солнце. Я попытался покрепче закрыть глаза, спрятаться под тяжелым и теплым одеялом. Но ничего не помогло. Раздражающе веселый, ослепительно белый свет с легкостью проникал сквозь все преграды, которые я пытался воздвигать у него на пути.
Свет настойчиво касался меня, моих глаз, ноздрей, всего лица и не давал мне опять провалиться в сон.
Пришедшее в мир солнце заставляло подниматься ему навстречу.
Но вставать не хотелось. Я тихо лежал, накрывшись с головой, не шевелился, и прислушивался к звукам окружающего меня мира.
Где-то на кухне маленьким водопадом шумела вода, извергаясь из крана на посуду. Оглушительно шипел на сковороде завтрак, распространяя вокруг головокружительный аромат. Где-то там, в недрах огромной загадочной кухни всецело властвовала бабушка Люда.
Слева, из большой комнаты доносился искаженный до хрипоты голос радиоведущего и нежный, мягкий шелест газеты. Дедушка изучал утреннюю корреспонденцию.
За приоткрытым окном пронзительно пели птицы. Их мелодичные настойчивые голоса казались мне звуковым продолжением солнечного света. От этого пения также как и от солнца невозможно было спрятаться.
Яркое, июньское солнце разлилось по миру, разбудив все на своем пути. То, что еще вчера вечером, казалось загадочным, страшным, неразрешимым, пугающим до замирания, сейчас же стало понятным и разрешилось само собой.
Одеяло не пропускало воздух, и мне было трудно дышать. Лоб покрыли липкие капельки пота. Но я изо всех сил терпел, стараясь не шевелиться.
Что-то захватило меня. Это было неясное, зыбкое ощущение. Предчувствие чего-то неумолимо приближающегося, и при этом пугающего своей неумолимостью.
Мне стало страшно.
Я каким-то непостижимым образом знал, что этот летний день будет особенным в моей жизни. Это чувство было похоже на легкое, невесомое, первое дуновение ветерка в жаркий безоблачный день. Это дуновение почти никто не замечает. Но именно оно является предвестником страшной бури.
Я не шевелился, прислушиваясь к окружающему миру. Этим вслушиванием я бессознательно пытался заглушить то предчувствие, которое появилось внутри меня. Я приложил к этому всю свою волю и мне, конечно, это до поры удалось.
-Юрка, кушай, пожалуйста, помедленнее. Куда ты торопишься? У тебя впереди еще целая жизнь.
Бабушка Люда сидит за старинным круглым обеденным столом напротив и, перебирая в пальцах сложенную бумажную салфетку, смотрит на меня выразительными светло голубыми глазами. Тысячи тонких лучиков-морщинок разбегаются от глаз к покрытым паутиной сосудов, вискам. Когда солнечный свет, пробиваясь сквозь полупрозрачную занавеску, цепляется своими лучами за редкие белесые ресницы на морщинистом загорелом лице, глаза кажутся почти белыми. Редкие седые прядки выглядывают из под светлого, небрежно повязанного на голове, платка. От бабушки Люды пахнет сухой травой, летом и свежим молоком. Мне нравится этот запах больше всего на свете. Нравится так, что иногда даже хочется плакать.
Дедушка сидит, откинувшись на спинку стула, и дочитывает утреннюю газету. На небольшом круглом, словно картофелина, носу надеты старенькие очки в роговой оправе. Дужки в очках давно отломаны и вместо них дедушка использует замасленную растянутую резинку. Перед дедушкой на столе большой граненый стакан в серебряном подстаканнике. Чай уже давно остыл. Дедушка изредка делает небольшие глотки и ложечка, словно маленький колокольчик, звонко и весело звякает о стеклянную стенку стакана.
На улице, за крашеным дощатым забором, уже двадцать минут меня ждет Олег - мой троюродный брат и самый лучший друг. Он старше меня на год - ему осенью будет одиннадцать. А год - это так много! Для меня это целая вечность.
Мы еще вчера вечером условились с Олегом встретиться рано утром у моей калитки и идти на речку купаться. Бабушка Люда об этом конечно не знает. Потому что если бы она узнала - не видать мне речки, как своих ушей.
Чтобы лишний раз не злить бабушку Люду, я молча ем ненавистную молочную кашу и мечтаю только об одном - скорее бы увидеть дно тарелки. Но каши еще много. Мне даже иногда начинает казаться, что эти желтые, с синей узкой каймой по краю, тарелки, заколдованы злой колдуньей. И теперь, из-за страшного заклятия, в них может поместиться вдвое, а то и втрое больше каши.
Я кушаю и прислушиваюсь к звукам улицы. Я слышу, как тихо и нетерпеливо звякает звонок на велосипеде Олега. У меня пока нет своего велосипеда. Дедушка, конечно, обещал мне купить велосипед на мой день рождения. Но до этого дня ждать так много! А пока мы с Олегом ездим на одном велосипеде. Олег садится за руль, а я обычно еду сзади, на крепком алюминиевом багажнике.
Ну вот, с завтраком покончено. Я, стараясь не суетиться, встаю из-за стола, и, поцеловав бабушку в теплую и рыхлую, как пуховая подушка, щеку - наконец-то бегу к калитке.
Свобода! Свобода! Свобода!
Впереди еще целое лето. Лето полное надежд, впечатлений, планов, таинственных вечеров, пугающих, но таких притягательных ночей, веселого солнца, свежих сочных фруктов, старых и безумно интересных дедушкиных журналов, рыбалки, друзей, футбола, и, конечно же, купания.
-Юрка, ты куда собрался? - слышу я бабушкин голос у себя за спиной.
Не оборачиваясь и не замедляя бег, я торопливо бросаю через плечо:
-Я к Олегу. Мы пойдем на футбол или на рыбалку.
Бабушка что-то говорит еще, но ее слова тонут в грохоте проезжающего по дороге гусеничного трактора.
За калиткой Олег, дожидаясь меня, нетерпеливо перетаптывается на месте. Увидев меня, он облегченно вздыхает, кладет руки на руль велосипеда. Я сажусь на багажник, и уже в следующее мгновение, набирая скорость, мы несемся вниз по улице. Колеса стучат по белому пыльному гравию. Звонок на руле жалобно позвякивает.
Я крепко держусь за стальные пружины сидения и вижу светлое, покрытое мелкими коричневыми веснушками лицо Олега в зеркале заднего вида.
Олег, словно почувствовав мой взгляд, искоса смотрит на меня.
-Сегодня будет очень жарко, - говорит он через плечо.
Я смотрю в голубое безоблачное небо. На юг, пересекая бескрайнюю синь тонкой белоснежной линией, медленно летит серебристая искорка - самолет. Солнце, яростно вспыхивая между высокими деревьями и треугольными крышами домов, неторопливо, как сытое насекомое, ползет к зениту.
Мы, не снижая скорости, поворачиваем резко влево и едем дальше, по пыльной грунтовой дороге между огородами - к реке и переброшенному через нее старому деревянному мосту. Немного выше по течению строят новый большой железобетонный мост. Туда даже прокладывают новую дорогу. Но сейчас там лишь нагромождение огромных серых бетонных плит, большие земляные холмы и несколько экскаваторов.
Мы проезжаем через старый мост и останавливаемся. Дальше на велосипеде не проехать. Я спрыгиваю с багажника, и, потирая затекший зад, спускаюсь по тропинке вниз, к воде. Пляж находится еще ниже по течению. Там, где русло реки плавно изгибаясь, коричневой змеей пересекает долину, и исчезает где-то на западе, за пологими зелеными холмами.
Как часто, устав от рыбалки и жаркого летнего солнца, побросав свои удочки в густую, сочную, пахнущую мятой, прибрежную траву, мы сидели с Олегом на высоком крутом берегу реки и рассуждали о том, куда несет свои воды река.
Олег говорил, что где-то там за зелеными пологими холмами Граница. И речка, становясь все шире и глубже, течет вдоль этой Границы. И никто, ни один человек в мире не может переплыть эту реку вплавь. Из огромного множества людей, кто пытался переплыть реку - ни один не смог доплыть до противоположного берега.
А еще дальше река впадает в далекое море.
Мне же казалось, что именно там - далеко-далеко, в той стороне, куда неспешно текут темные коричневые воды - находится Тридевятое царство. И если долго - много дней и ночей, идти вдоль берега, то рано или поздно сможешь повстречать всех сказочных героев. Ивана Царевича, Серого Волка с Человеческими Глазами, Бабу Ягу и Трехглавого Змея Горыныча. И как было бы здорово однажды отправиться туда...
На пляже уже кто-то есть. Мы подходим ближе, и я вижу, как невысокий, коренастый Сенька разбегается по высокому берегу и с веселым криком прыгает в воду. Из воды на перегонки карабкаются, цепляясь за прибрежную траву, Игорь и Жека. Они тоже спешат прыгнуть с высокого обрывистого берега в воду. Худой и высокий, как жердь, с темными, длинными, слипшимися в виде сосулек волосами, Жека, выбирается из воды первым. Из-за спешки он делает слишком короткий разбег, поскальзывается на мокрой земле и кубарем падает в воду. Во все стороны летят миллионы брызг. Ребята весело смеются. Но больше всех смеется младший брат Игоря - Мишка. Ему всего лишь шесть лет и плавать он пока не умеет. Он барахтается возле самого берега, на мелководье.
Всеобщее веселье сразу же захватывает и нас с Олегом. Мы тоже смеемся, поспешно стягивая с себя одежду. Все ребята машут нам руками, приветствуя.
Я вижу, как Игорь разбегается и, выставив реки вперед, далеко прыгает в воду. Прыжок оказывается мастерским, и мы одобрительно хлопаем.
-А теперь смотри на прыжок чемпиона.
Олег не спеша, идет на старт, к месту разгона. Каждый шаг выверен и полон неповторимого юношеского достоинства. Плечи и лоб Олега покрыты маленькими, блестящими бусинками пота. Солнечные лучи, отражаются от тела. Кажется, что кожа светится изнутри ярким белым светом.
-Олег, ты судороги не боишься? - спрашиваю я брата.
Дедушка как-то мне говорил, что в воду в солнечный и жаркий день надо заходить постепенно. И не в коем случае не прыгать. Иначе за ногу или за руку схватит судорога и человек может запросто утонуть.
-Нет, не боюсь, - беспечно отвечает Олег и снисходительно улыбается.
Потом, помолчав, добавляет:
- Я знаю, как с судорогой бороться.
Его глаза щурятся от слепящего солнечного света.
- И как же?
-Очень просто. Но это тайна.
-Да ладно тебе.
Я безуспешно пытаюсь скрыть разочарование и любопытство.
-Врешь, наверное.
-Ничего я не вру.
Олег обижено отворачивается. Но в следующее мгновение, решившись, быстро подходит ко мне.
- Ладно, так и быть, скажу тебе как брату. Только ты никому ни слова - это тайна. Понял?
- Понял. Ни кому не скажу. Клянусь! -поспешно соглашаюсь я, перейдя на шепот.
-Вот, смотри.
Олег слегка отворачивает плавки с правой стороны. Я вижу небольшую блестящую шпильку, прикрепленную к ткани.
-Если меня вдруг схватит судорога, я просто уколю шпилькой в больное место, и все сразу же пройдет.
Я заворожено слушаю Олега и пытаюсь вспомнить, куда бабушка Люда складывает свои шпильки. Надо будет прицепить себе к плавкам такую же шпильку, как у брата.
-Откуда ты все знаешь?
Олег загадочно улыбается, явно осознавая тот эффект, который он произвел на меня своей тайной. Не ответив на мой вопрос, он разгоняется и "рыбкой" прыгает в воду.
Прыгать я не решаюсь. У меня пока нет с собою шпильки, Поэтому в воду я захожу постепенно. Ребята сразу начинают брызгаться водой. Тело неприятно обжигают холодные капли. Я вяло пытаюсь противостоять атаке, брызгая водой в ответ. Но потом не выдерживаю и полностью окунаюсь в воду.
Звуки окружающего мира - радостный смех, крики, плеск воды, далекий рокот проезжающих по дороге автомобилей вдруг исчезают. Остается лишь холодная тишина глубины. Но слово тишина не совсем точно передает ту, другую реальность. Ведь тишина - это когда нет звуков. Глубина - это молчание. Тихое напряженное молчание. Я словно оказываюсь в другом неизвестном мире. В мире - сумеречном и ничем не напоминающем наш привычный мир. Когда смотришь с берега на текущую медленно коричневую воду, когда переходишь реку вброд - ты еще здесь, в этом знакомом мире. Ты знаешь - вон там глубина не очень большая, там - по колено, а здесь - по пояс. Но как только ты окунаешься в воду с головой - все исчезает. Твои знания становятся бесполезными и обманчивыми. Там, во мраке нет ничего знакомого и привычного. Тебе вдруг становится ясно - река не имеет дна. Эта молчаливая бездна бесконечна. В ней нет предела. И вот там, под водой, остаешься только ты один со своим страхом.
Я выныриваю из воды и возвращаюсь в знакомый мир. И в следующее мгновение все мои страхи, сомнения исчезают. Во мне остается только маленькая, незаметная, острая иголочка предчувствия.
Но что такое предчувствие? Незаметное дуновение летнего ветра. Прозрачное белесое облачко на чистом голубом небе. Что-то неясное, невесомое, неопределенное.
Я присоединяюсь к всеобщему веселью. Ребята вокруг меня плескаются, ныряют, обливают друг друга уже теплой речной водой.
Я карабкаюсь по скользкой, мокрой земле на берег. Потом, разогнавшись, прыгаю с крутого берега в воду. Следом за мной в воду прыгает Жека. Мы выныриваем почти одновременно, и, преодолевая течение реки, опять плывем к берегу для нового прыжка.
Жека старше меня. Он даже старше Олега. Его длинные худые руки с силой рассекают воду. Постепенно он обгоняет меня. Я стараюсь не отставать, но дыхания не хватает.
Когда я опять выбираюсь на берег, судорожно хватаясь руками за мокрую прибрежную траву - Жека уже готовится для прыжка. Он смотрит на меня и весело беззлобно смеется. Подскакивая на одной ноге, Жека комично и яростно трясет головой, пытаясь избавиться от воды, попавшей в ухо.
- Я первый! Я первый!
Разогнавшись, он прыгает, пролетая прямо у меня над головой темной длинной тенью.
Моя нижняя челюсть мелко дрожит от холода. Хочется еще купаться, но я продрог до костей. Я набрасываю на мокрые плечи футболку и сажусь на теплую, нагретую солнцем землю. Ребята продолжают купаться. Жека тащит изо всех сил сопротивляющегося Мишку на глубину.
-Пошли! Только так ты научишься плавать, - кричит Жека, смеясь.
Мишка испуганно смеется, пытаясь вырваться из цепких длинных рук и это, в конце концов, ему удается.
Сенька и Игорь ныряют вместе, держась за руки, для того, чтобы определить - кто же из них дольше сможет продержаться под водой. Как правило, всегда выигрывает Сенька. Он выныривает через несколько секунд после Игоря, фыркая при этом, как молодой жеребенок.
А где же Олег?
Почему я не вижу Олега? Я привстаю на ноги, и внимательно рассматриваю пляж и окрестности.
Может быть, он куда-то отошел? Но его вещи, поспешно сброшенные на траву, лежат все там же. Пожелтевшая от многократных стирок и яркого солнца, вывернутая на изнанку футболка Олега висит на каучуковой ручке велосипедного руля.
-А где Олег? - тихо шепчу я.
Потом спускаюсь с берега в воду и подхожу к Мишке.
Слова не хотят выходить из моего горла. Я с силой и напряжением выдавливаю их из себя.
- Мишка, ты не видел Олега?
- Чего?
Мишка с непониманием смотрит на меня.
Я повторяю вопрос.
-Ааа... Да он здесь где-то плавает. Я видел, как он прыгал с берега.
Я смотрю на ребят. Но Олега среди них нет.
Странное волнение охватывает мое тело. Мне трудно дышать. Я подхожу к Игорю, Жеке, Сеньке и спрашиваю - не видели ли они Олега. Ребята удивленно переглядываются.
- Он только что был здесь, - говорит Жека и яркая, как искра капля срывается с его носа и падает в воду.
- Я видел, как он прыгал с берега "рыбкой", - добавляет Игорь.
- Может быть, он ушел домой? - Сенька нетерпеливо смотрит на меня, слегка подрагивая от холода.
- Он не мог никуда уйти, - отвечаю я, и не могу узнать своего голоса.
-Его вещи вон там, возле велосипеда.
Ребята одновременно поворачиваю головы, и смотрят на лежащий в траве велосипед. Велосипед похож на скелет какого-то древнего, фантастического зверя. Солнце отражается от хромированной поверхности руля и глазам больно смотреть на это маленькое искусственное солнце.
-Олег! Олег! Где ты?!
Жалобный крик срывается с моих губ.
Ребята пытаются меня успокоить, но я вижу в их глазах страх. Я понимаю - что-то не так. С Олегом что-то случилось.
Я захожу дальше в воду и начинаю медленно ходить, прощупывая ногами мягкое илистое дно.
Мое сердце бешено колотится в груди. Мне кажется, что все, что сейчас происходит - какой-то странный, нелепый сон. Кошмар. Что это не я бреду по плечи в воде, что это не у меня по щекам текут соленые слезы. Какая-то часть меня, словно сторонний наблюдатель бесстрастно смотрит, как ребята тихо перешептываются на берегу, то и дело, бросая растерянные, испуганные взгляды вокруг. А потом, один за другим молча уходят прочь, постепенно ускоряя шаг.
Совсем скоро я остаюсь совершенно один.
Я наткнулся на тело минут через двадцать недалеко от берега, немного ниже по течению. Моя нога наступила на что-то мягкое и скользкое. От неожиданности и испуга я с криком отпрыгнул в сторону. Но уже в следующее мгновение, взяв себя в руки, я ныряю и нащупываю под водой холодную руку.
Я вытянул Олега из воды быстро. Его тело было на удивление легким, податливым.
Олег лежал на траве, раскинув руки. Он словно пытался взлететь в светлое безоблачное летнее небо. Его лицо, бледное и мокрое, с синюшными приоткрытыми губами было спокойно. Казалось, он отдыхает после тяжелой нечеловеческой работы.
Я сидел над ним и горько плакал. Слезы капали Олегу прямо на лицо, на белый холодный лоб, с прилипшими мокрыми волосами. Справа, на виске у Олега была небольшая ранка. Но крови почти не было.
Я пытался, как мог, делать искусственное дыхание. После нескольких вдохов у Олега из носа потекла маленькой струйкой темная кровь. Я чувствовал губами холод мертвого тела и понимал, что уже ничем нельзя помочь. Волна отчаяния и боли нахлынула на меня.
Я плохо соображал, что собственно делаю. Мне казалось, что я нахожусь в густом непроглядном тумане. Туман искривлял окружающее пространство до неузнаваемости. И все в этом мире уже было не настоящим. Все, кроме одного. Я отчетливо слышал яростный, оглушительно звонкий стрекот кузнечиков в прибрежной густой траве.
Этот звук усиливался с каждым новым вздохом. Я чувствовал, как он проникает прямо мне в голову, наполняя невыносимой мукой. Мне казалось, что маленькие острые молоточки стучат внутри моей головы.
Я словно во сне видел, как потом ко мне бежали люди. Как уносили Олега в машину скорой помощи на носилках, накрыв его лицо серой плохо выстиранной больничной простыней. И как с носилок безвольно свисала та самая рука, за которую я вытягивал Олега на берег. Рука болталась при каждом шаге санитаров, словно обрывок каната.
Мне казалось, что я плыву по медленному течению огромной полноводной реки.
Потом меня куда-то водили, говорили странные, непонятные слова сочувствия. Еще позже укладывали спать. И я, быстро проваливался в сон, лишь успевая удивиться своей тихой безмолвной нескончаемой муке.
Потом были похороны. Я стоял на кладбище и без страха рассматривал небольшой деревянный гроб, стоящий на больших высоких табуретках. В гробу лежал мальчик с желтым восковым лицом. Его волосы были аккуратно причесаны и влажно поблескивали на ярком полуденном солнце. Вокруг было множество людей. Они задумчиво и угрюмо смотрели на важного священника с густой рыжей бородой и красными уставшими глазами. Священник расхаживал возле вырытой ямы и что-то говорил высоким певучим голосом. Я пытался вслушиваться в речь священника, но не мог понять ни одного слова из сказанного.
Я смотрел на того, кто лежал в гробу. Я мог поклясться нашей страшной клятвой - в гробу лежал не Олег. Это был кто-то отдаленно похожий на Олега. Оболочка. Скорлупа. Кукла.
Люди на кладбище плакали, торопливо и испуганно крестясь. Бабушка Люда стояла рядом со мной. Она тоже плакала, громко, неприятно сморкаясь в маленький бежевый платочек. Ее тяжелая мягкая рука лежала у меня на плече. Пальцы подрагивали, больно сжимая мое плечо.
Мне хотелось повернуться к ней и сказать все, о чем я так долго думал. О том, чтобы она не плакала, потому что там, в гробу совсем не Олег, а кто-то другой, чужой, не настоящий. О том, что после всего, что случилось, я много раз видел Олега.
Он и сейчас сидел там, на огромной куче светло-коричневой земли из вырытой могилы. Олег был одет все те же короткие старенькие шорты, выгоревшую на солнце футболку и сандалии.
Он задумчиво смотрел прямо мне в глаза. И мне совсем не было страшно. Я слышал его голос. Он постоянно повторял мне одно и тоже предложение:
-А я все-таки смог улететь... Да. Я все-таки смог улететь...
Я понимал то, о чем он говорил. И вместе с пониманием в мое сердце пришло спокойствие.
Я хотел все это сказать бабушке Люде, но ничего не сказал.
Я изменился. И вместе со мной изменился весь мир. Все вокруг каким-то непостижимым образом стало по-другому. Было так, словно однажды я крепко уснул, а когда проснулся - оказался в совершенно незнакомом мире.
Я поднимал глаза вверх, к небу, и видел, что солнце было чужим, не знакомым. Да и само небо, облака, плывущие по нему, я тоже не мог узнать.
Я не знал никого из тех людей, которые окружали меня. Они иногда напоминали мне тех, других из моего настоящего мира, но все-таки что-то в них было не так.
Я каким-то непостижимым образом знал - все эти люди - актеры. И они играли свои роли из рук вон плохо. Никому из них я уже не верил.
Я украдкой смотрел в глаза бабушке Люде, дедушке. Я понимал - они тоже не настоящие. И никто не был настоящим. Никто, кроме одного человека. Того, который сидел на холмике свежевырытой земли и, глядя мне в глаза, тихо говорил, что он все-таки смог улететь, что у него все получилось.
Я знаю - он улетел домой. Ему там хорошо. И как было бы здорово, если бы он когда-то смог показать этот путь мне.