Мачальский Дмитрий Викторович : другие произведения.

Женитьба с прибабахом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Фанфик на фанфик фанфиком не считается", - решил его автор и переписал фанфик "Женитьба с осложнениями" из Лукоморского цикла Светланы Багдериной в самостоятельную сказку. А сюжет тот же - как люди влюбляются, сходятся, женятся. И как оно по всякому бывает. Вот Иван-царевич, сколько книжек прочитал... а ни одна не пригодилась. Тенденция, однако

Пролог

   Жило-было княжество - небольшое, но Ерепеньское. И правил там князь Гореслав по прозванью, естественно, Великий.
   Как садился он на стол княжеский, то представил своей супружнице производственный подряд на рождение двенадцати сыновей-наследников, календарным планом расписанный. "Да куда ж столько-то!" - возопила молодая княгиня, глядя на объёмы и сроки. Но слово княжеское - твёрже гороху и, строго по графику, родила она первенца. Взял князь дитё на руки и изрёк: "Назову я тебя Громославом, чтобы громом гремела слава твоя на всё наше княжество и его окрестности". Услышала то княгиня-матушка и лишь поморщилась.
   Прошло время, и появился на свет второй сын. Получил князь продукцию на руки и говорит: "Нарече тебя Звениславом, чтобы звоном звенела слава твоя аж до самого Лукоморья со царствами сопредельными". Послушала то княгиня-матушка и только вздохнула тяжко.
   Ждал князь сына третьего. Уж так ждал, так ждал - даже имя ему выбрал заранее.
   - Нареку, - говорит, - сына Гудиславом, чтоб гудела слава его...
   И взмолилась тогда княгиня-матушка:
   - Окстись, князюшка, хоть одного назови по-человечески, чтоб не гудело, не гремело и не бряцало!
   - Да как же тогда? - смутился князь, ибо собирался Брячиславом назвать четвёртого.
   - Да хоть Аникандром, как отца моего звали.
   "Ну, Аникандром, так Аникандром, - решил князь, - чать тоже, какой-никакой, "победитель". А следующего Всюдуславом назову".
   И вот, приносят князю третьего. Принял батюшка наследника и только открыл уста, чтобы наречь гордым греческим именем своего "победителя", но глянул на сына... и обнаружил, что тот - дочь. Кинулся было батюшка предъявлять супружнице репарацию, а она, не будь дура, возьми да скончайся. Он к ней с претензией "Как же так?! Рожай обратно!", а она лежит себе тихо - все бизнес-планы побоку - и на лице, дивно умиротворённом, большими буквами написано: "Не нравится, рожай теперь сам!" Закручинился было князь, но тут подошёл друг-советник думный дьяк Никанор Поликарпыч, взял ребёночка, погугукал в набурмосенное личико и сказал таковы слова: "Не горюй, князь, как-нибудь сами управимся. Был "Аникандр", стала "Анка", авось, и дочка на что-нибудь сгодится - хоть замуж отдашь".
   Минуло шестнадцать лет, и пора бы уже сгодиться, а всё не получается. Да и как тут годиться, коли росла княжна не с красна девицами - подружками, а с буйна молодцами - братьями. Играла-то не в тихие забавы - "ручеёк" и "дочки-матери", а в лихие потехи - войнушку да казаки-разбойники. И уж как играла! Жалобы шли возами, а однажды вообще, явились на княжий двор братки-станичники, привели княжеское дитятко - набурмосенное да разобиженное - и слёзно просили батюшку попридержать ребёночка, пока они переберутся куда подальше, лучше - в другое княжество, где поспокойнее. Надо ли удивляться, что разговор отца с дочерью на тему замужества закончился быстро и авторитарно.
   - Нет!
   - Да!
   - Нет!!
   - Да!!!
   - НЕТ!!! - отрезала строптивая дочь и грюкнула на прощание дверью.
   - Будет женой, я сказал! - уже сам себе постановил князь и устало обвиснул в кресле: - Ну как с нею разговаривать, а?
   - Сие, батюшка, есть переходной возраст, - попытался успокоить его Никанор Поликарпыч.
   - Куда переходной?!
   - Известно куда - в сложный, - серьёзно объяснил дьяк и закончил набившим оскомину рефреном: - Да ты не горюй, князь, как-нибудь сладится.
  
   Первыми по брачному объявлению пожаловали удалые ребята, богатыри-молодцы: Невидан Волич, Зубодан Твердич и Вмордудан Бычич. Пожаловали и вполне конкретно предъявили князю, сколько он им должен за счастье своей дочурки. Хотели было старшие братья Анкины вразумить лихих женихов, но не успели. Вышла тем навстречу Анка и очень конкретно пацанам объяснила, что идти им сейчас со своими претензиями прямо, прямо, потом налево, да по кругу... раз десять. И хоть в речи её, цветистой и вычурной, общедоступными оставались только "в" и "на", ребята всё поняли и быстренько слиняли, даже проводить не просили. Оно им надо, действительно, чтоб жена - пахан! Рядом с ней всю жизнь будешь чувствовать себя шестерёнкой. И только братья-княжичи чесали на то крутые "репы", давая зарок не брать больше сестрёнку на разборки пограничные.
   Следующими наведались соседние владетели, Жиромир и Драголюб - князья хозяйственные, домовитые. Наведались, и сразу взялись ходить прицениваться, мол, где брали да за сколько, да когда ремонт последний раз делался. Хотел было Никанор Поликарпыч растолковать им кое-что из экономического, да не успел. Перехватила на коридоре их приёмно-свадебную комиссию Анка и всё детально изложила - про цены, про двойные акционы да про фьючерсы... с комментариями и прогнозами. Подивились гости такой осведомлённости юной княжны... да по домам засобирались. Жена - главбух! Рядом с ней всю жизнь будешь чувствовать себя банкротом. Только думный дьяк Никанор Поликарпыч всё не мог решить - или корить себя, или радоваться, что подсунул своей подопечной забугорную книжицу "Занимательная экономика".
   Последним заявился Калоян-хан - гордый, но младший сын Худояр-хана, шурина великого Безбалды-хана - и с порога заявил, что возьмёт в жёны их княжну, потому что он есть "великий батыр и могучий исполин, и вообще - где они ещё такого найдут".
   - Могучий, говоришь... ХА! - хмыкнула ему в лицо Анка, демонстративно поигрывая булавой.
   - Просто спросить зашёл... - сразу понял свою ошибку батыр. - Ладно, пойду в Лукоморье невеста искать. Надо же, такой нэваспитанный девушка, да?!
   И только копыта за воротами простучали. А ведь он князю-батюшке больше всех понравился!
   - Тенденция, однако, - покачал на то головой Никанор Поликарпыч и постановил: - Придётся идти к свояченице моей, Ярославне.
   - Кто такая, почему не знаю? - заинтересовался князь, вынырнув из перманентной кручины.
   - Так и не положено тебе, Горислав Завидыч, - успокоил того дьяк. - Потому как ведьма она, баба-яга.
   - Костяная нога, что ли?
   - Костяная, костяная... Сам увидишь.
  
   - Зачем пожаловали, гости дорогие? - Ярославна глянула искоса зелёными глазами, будто солнцем обожгла, и перекинув густую косу на грудь, принялась нервно перебирать её пальцами.
   Ещё бы! Князь-то не дослушал дьяковы поучения да и гаркнул с крыльца ведьминой избушки: "Открывай, карга старая, князь пришёл!", а она и открыла... С тех пор князь, уже и впущенный и за стол усаженный, пребывал в состоянии непроходящего обалдения - так и таращился на неё с приоткрытым ртом, являя собой репродукцию великолукоморского шедевра "Оба-на, не ждали".
   Анка реагировала поспокойнее - ей просто всё в доме ведьмы было интересно. Вот, к примеру, руки, которые накрывали гостям стол - ну просто руки, сами по себе, две пары, и очень сноровистые, между прочим. А ещё на полках вдоль стен понаставлено всякого разного...
   - Мы вот по какому делу... - не дождавшись князя-батюшки, начал Никанор Поликарпыч, но заметил Анкину подрывную деятельность и забеспокоился: - Анютка, брось каку - жабой станешь!
   - Причём, лету-у-учей, - пропела Ярославна, будто видя уже в мечтах сие чудо.
   - Почему? - заинтересовалась Анка.
   - Будешь лететь и думать: "Только бы не стенка!" - с доброй, словно поощрительной улыбкой пояснила ведьма.
   - То есть, я его брошу, а оно КЯ-А-АК!.. - загорелись азартом глаза юной естествоиспытательницы.
   - АНЮТА, НЕ СМЕЙ! - бдительно пресёк её поползновения наставник, решив не дожидаться выяснений, кто тут больше шутит.
   - Ладно, не буду, - легко согласилась Анка, убеждённая не столько наставником, сколько чуть приподнятыми от насмешливого ожидания бровями колдуньи.
   Было что-то завораживающее в спокойной уверенности её движений, во взгляде зелёных глаз, в манере не перечить, не запрещать, а позволить поиграться и вернуть, словно так и было задумано. "Да-а, будь у меня такая мать..." - вдруг представилось княжне, у которой по жизни от постоянного "Анка, не смей!" аж в ушах звенело. Впрочем, будь у неё ТАКАЯ мать, женихам Анкиным пришлось бы ничуть не легче... а может очень даже тяжелее. Перед глазами немедленно возникла картина, как в окно её горницы вылетают косяком летучих жаб неудачливые женихи и с прощальным "курлы-мурлы" берут курс на Лукоморье - "искать другая невеста". Анка хмыкнула и с сожалением оставила заманчивые мечты и таинственные предметы колдовского быта.
   - Ну так, мы вот по какому делу... - попробовал снова Никанор Поликарпыч, предварительно убедившись, что от князя дожидаться прихода в сознание не стоит.
   - Да ладно, Никанор, кушай на здоровье, - царским жестом отмахнулась Ярославна и поднялась из-за стола. - И ты, князь, угощайся, не побрезгуй. А мы тут с дочкой твоей выйдем на минуточку, погуторим о своём, о женском. Да, Анютка?
   И не дожидаясь Анкиного согласия, направилась к двери - только нетерпеливо отброшенная коса тяжелой плетью упала на спину. От этого жеста князь, пребывавший в перманентном остолбенении, вдруг встрепенулся, заоглядывался и, ни с того ни сего, выдал испуганным от собственной смелости голосом:
   - Премного благодарствую, хозяюшка, заходите ещё!
   Застигнутая врасплох Анка споткнулась на ровном месте, а Никанор Поликарпыч вообще потерял дар речи, только бровями дергал - не то князя стращал, не то нервный тик заработал. Однако, Ярославна на то лишь стрельнула насмешливым глазом через плечо и, легко склонившись, выскользнула наружу. Анка, чтоб не смущать хихиканьем батюшку, скоренько последовала за нею. Из-за двери долетело оторопелое:
   - Я что, опять что-то не то сказал?
   - Да ты сам-то понял, что сказал?
  
   Ярославна дожидалась княжну у крыльца и, едва та спустилась, протянула руку ей над головой, словно приласкать решила. Анка привычно шарахнулась, но подумав, что именно сейчас это выглядит как-то невежливо, буркнула в оправдание:
   - Не надо так, не люблю.
   - Так и не пробовала, поди?
   - Ещё чего!
   - Экий ты ежо-зверь колючий, - хмыкнула Ярославна, задумчиво глядя куда-то всторону, а пальцы её вновь теребили косу, будто вплетая в густой волос ленту. - Ни ласкою тебя взять, ни силою.
   - Пусть бы попробовал кто! - уцепилась княжна за знакомое. - Приходили тут сильномогучие... да оказались быстросвалившие.
   - Вот дурочка, кто ж силу мышцой меряет! - с улыбкой укорила ведьма, не переставая впрочем, выплетать что-то по косе.
   - Да как же? - будто удивилась даже княжна. - В учебнике научном о том сказано: "Как узнать силушку богатырскую? А надо массушку богатырскую помножить на ускореньице"...
   От Ярославниного хохота на окрестных деревьях язычками рыжего пламени заметались белки, стрекоча-ругаясь на своём, на беличьем, а в двери обеспокоенно выглянул Никанор Поликарпыч.
   - Вы чё это тут?! Чем занимаетесь?
   - Ох, насмешила! - отмахнулась и от него, и от белок Ярославна. - Где ж ты такой премудрости набралась?
   - Так ребята в дружине сказывали, - охотно пояснила княжна. - Это ещё самое учёное считай, другие-то всё больше про баб, типа, заходит как-то Аника Ржевский в гридницу, а там, значит, поймали гридни девицу красную...
   - АНЮТКА, НЕ СМЕЙ! - возопил дьяк, красный, как пресловутая девица.
   Ярославна глянула на него, на невинно опустившую очи Анку, и залилась хохотом чище прежнего.
   - Да что ж у вас так весело?! - выглянул на шум и батюшка-князь.
   - А это наша Анютка побасёнки про Анику Ржевского травит, чуть стыдобы не наделала, - наябедничал Никанор Поликарпыч.
   - Ой, прям, стыдобы! - слегка успокоилась ведьма. - Я их и так знаю.
   - Откуда?! - в два голоса удивились мужчины, и даже цветом стали схожи.
   - Так, всяки заезжие царевичи бывают, сказывали чать, - пожала плечами Ярославна, с удовольствием наблюдая выражения лиц гостей. Причём, если у князя это было благородное возмущение дебилами, что забавляют девушку такими речами, то в Анкином случае первоначальное удивление сменилось вполне искренним уважением. А Никанор Поликарпыч только возвёл очи горе и покачал головой - ну как после этого воспитывать!
   Ярославна обвела всю компанию насмешливым взглядом и всплеснула руками:
   - Ну всё, разбежались гостюшки, - изобразила она хозяйское негодование. - Все в дом, а то собак спущу!
   - У тебя же нет собак? - удивился Никанор Поликарпыч, подталкивая князя обратно в двери.
   - Ой-ли? - тоже удивилась ведьма и легко повела кистью.
   Со всех концов усадьбы, где скалились на заборе рогатые и безрогие черепа, раздалось угрожающее рычание. Впечатлённые мужчины мигом исчезли в доме. Не особо напуганная Анка заинтересовалась.
   - Они ж козлы! - сделала она открытие.
   - Да все они - козлы, - подтвердила колдунья, но будто чём-то своём.
   Анка с подозрением покосилась на неё и решила присмотреться к забору внимательней, не попадётся ли среди тамошних козлов и парочка давешних царевичей.
   - Хотя отец твой - не злой вроде, - словно размышляя продолжила Ярославна, глядя на дверь. - И забавный такой, вихрастенький!..
   Нестандартная характеристика грозного родителя Анку озадачила.
   - ...Только трудно ему с тобой, не принимаешь ты ничью заботу. Потому и женихов гонишь. Неужто ни один не понравился?
   - Та поубивала бы! - сразу ощетинилась Анка, но Ярославна вызов не приняла.
   Она вынула из косы длинный, отливающий золотом волос, скрутила на ладони, прижала к губам, дунула и... вместо волосяного колечка там оказалось золотое, да с синим камушком. Колдунья протянула его Анке.
   - Возьми, надень на мизинец, - проинструктировала она слегка оторопевшую княжну. - Теперь поверни к Солнцу. Видишь, сошёлся свет в стрелочку? А теперь подумай про батюшку, что хочешь его увидеть...
   - Ух ты! - вырвалось у княжны, когда стрелка, будто созданная одним преломлением света, вдруг повернулась и указала на избу. - А теперь, покажи брата Ромку? - немедленно заказала она, и стрелка послушно крутанулась в направлении леса. - А теперь...
   - Хватит, - прервала её опыты Ярославна.
   Камень сейчас же погас и Анка разочаровано опустила руку.
   - Наиграешься ещё, когда придёт время, - пояснила Ярославна.
   - Это когда же? - обиделась Анка за прерванное развлечение.
   - Пойми, девонька, каждое волшебство силы требует. Вот моё, к примеру, силой леса да Земли-матушки живится, и ещё разного, но не всякого. Ну так, на то я и ведьма, чтоб знать, где черпать можно, а где отдавать надобно. А ты на свою силу только можешь рассчитывать. Потому дождись самого в жизни главного.
   - Это чего же? - заподозрила княжна неладное.
   - А когда захочешь кого-то увидеть так, что аж... аж
   - ...Убила бы! - со знанием дела закончила Анка.
   - Не исключено, - чуть подумав, согласилась с трактовкой Ярославна. - Вот тогда волшебство твоё и явится.
   - Тогда я и сама из-под земли достану. А, кстати, ночью-то как же?
   - А ты хоти сильнее, - посоветовала Ярославна и уже обернулась было идти в дом, но вдруг задержалась и с ехидцей добавила: - И не убивай уж так сразу, приглядись, может ещё сгодится.
   - Да накой пень он мне?.. - начала было княжна, но ведьма уже скрылась в доме.
   Анка посмотрела на бесполезное кольцо, вздохнула и последовала за нею. Предсказанное волшебство когда ещё случится, а с женихами и докукой батиной придётся справляться своими силами.
  

* * *

  
   Был у царя с царицею три сына - двое добрых молодцев - кровь с молоком! - а третий... интеллигент. Все дети, как дети... Старшие сыны да боярские отпрыски, вон - только успевай чинить да заглаживать, где чего накуролесили! А Иван-царевич нет - всё в библиотеке пропадает, да за книгами. На других отроков отцы уже не один десяток ремней извели, а матери не одну бочку слёз выплакали, а Иванушка своих только умом да послушанием радует. Бывало, озаботится царица: "Кушал ли дитятко? Не простынешь ли по подвалам своим книжным сидючи?", а он в ответ: "Да ладно, матушка, кушал я и кафтан надел на подкладочке". Или царь в поход соберётся, а тут наказы не наказаны, летописи не летописаны: "Ох, горе-то!.. А ну, Ванятко, хорош арихметикой маяться, подсоби-ка старику-отцу". Вздохнёт на то царевич, отложит любимое "Ойкуменознавство. Том -надцатый" и идёт летописать да наказывать. А уж братьям домашние задания по чиноуложению делать - вообще святое дело, братское. И шла жизнь в царском семействе своим чередом, пока не случилось несчастье - дитятко выросло.
   Не сразу, ох, не сразу заметили батюшка с матушкой, что стал царевич не в меру задумчивый, а в делах рассеянный. Да и как тут заметить, коли от других парней ни те стражникам сна, ни девкам проходу, а этот тихонький, да всё с той же книжкою. Однако, как ни крути, время-то идёт, пора бы уже внуков няньчить - если не от тех балбесов, у коих только походы и битвы на уме, так хоть от тихонького послушного! Вот и приступили родители к сыночку с этим рацпредложением, когда устроился он в саду на скамейке - то ли умную книжку почитать, то ли на боярские семейства с боярышнями поглядеть...
   Когда с третьей попытки до Иванушки дошло, чего от него хотят, он страшным голосом возопил "Нет!!!" и бежал, бросив родителей в смятении. Даже книжку на скамье позабыл.
   - Ванятко, вернись! - словно чайка вскрикнула ему вдогонку царица-мать. - Мы же только добра хотим!
   - Ну, взвился, тихоня! Небось опять каку "геяметрику" читал, а ты, мать, ему всё про красных девиц толкуешь... - хмыкнул царь-отец и потянулся к оставленной книге. - А ну-ка, ну-ка... ЧТО-О-О?!
   На развороте той, заместо "пифагоровых штанов", красовалась, вся в обрамлении завитушек, сказочная красна-девица: сарафан синий узорчатый - серебром расшитый, кокошник дивный - жемчугами украшенный, лицом румяна, словно яблочко, и с глазами зелёными из-под ресниц стрельчатых. А во лбу - звезда горит...
   - Вот так грамоте-ей!.. Вот так тихо-оня!.. А ВСЁ ТЫ - МАТЬ!..
   На крики в державном семействе сбежались не токмо бояре с боярышнями, в саду гулявшие, а почитай вся дворня-огнищане.
   - Запорю!.. В конюхи запроторю!.. - ярился царь-батюшка. - Для того ль растили, чтобы он по василисам малёваным сох?! На Троещину его отправить - воеводою, там дурь-то повыбьют! В Кременьчуги сослать!.. Нень Чупецкую!..
   - Окстись, батюшка - дитя ведь, пропадёт! - висла на нём царица-матушка.
   Но пока грозный отец бушевал, а любящая мать горевала о непутёвости своего младшенького, в действие вступила тяжёлая артиллерия царского двора.
   - Ларишка! Ларишка! А шево царевич-то как подпаленный убешал, ащь? - боярыня Серапея закрутила головой, не зная, выглядывать ли ей царевича, пропавшего меж деревьями, или гипнотизировать внучку, чтобы та по полоротости своей не забыла какой-нибудь важной подробности.
   - Ой, бабушка! И не говорите... Такая любовь! - закатила глаза девушка, не замечая буравящего взгляда, "просверлившего" её уже на три четверти. - Царевич-то по Василисе Прекрасной сохнет... Прямо как в романе Лючинды Карамелли!..
   - Батюшки-шветы!.. И карамели, говорит, не надо - так шохнет?! - охнула Серапея, выхватила цепкими пальцами из кулька три карамельки (любимых, "Балаганных"), сунула за щеку и приговорила: - Ну, ешли даже карамели не хошет - плохи его дела!
   - Вот царь с царицею и хотят его женить, от греха подальше! - авторитетно надул щеки боярин Демьян. - Хоть на свадьбе-то наедимся-напьемся!..
   - Дома тебя не кормят, што ли? - фыркнула на него Серапея и, вспомнив про Ивана, всплеснула руками. - Ах, Ванятка, сердешный! Шаво ж живых-то невешт, не малёваных, в округе нет?
   - Ой, бабушка!.. - от мысли, даже не осенившей - свалившейся на голову, как сугроб на пляже, перехватило дыхание. - А как думаете... будет из меня... царевна?
   - Из тебя?! - отозвалась вдруг сбоку боярыня Конева-Тыгыдычная. - Сидела бы, Ларка, да помалкивала! И познатнее тебя в столице невесты есть.
   - Что ж вы такое говорите, боярыня-матушка! - Лариска возмущённо вытаращила глаза. - Мы - Синеусовичи, нашему роду семьсот лет будет!
   - Да ваш Синеус слугой был, когда нашего Трувора на царствие избрали! - Конева-Тыгыдычная воткнула руки в боки.
   - Шо?! Трувора?! Как ишбрали, так ишгнали - Трувора-то вашего! - накинулась на неё боярыня Серапея. - Вором был, вором и ошталшя!
   - Ах так!..
   Но только все трое набрали полон рот оскорблений, чтобы окатить ими соперниц, как вдруг заметили, что стоявшая рядом боярыня Варвара куда-то унеслась - только каблучки затопали. И по крайней мере, двоим пришла в голову мысль о потерянном зря времени. Круто развернувшись, Конева-Тыгыдычная ломанулась на толпу слуг да замешкавшихся дьячков, как ледокол на паковые льды. В кильватере за нею пристроилась молодая боярыня Лариса.
   - Ларишка, а Ларишка!.. - попыталась было воззвать боярыня Серапея, но бесполезно.
   - Потом, бабушка!.. - только эхом долетело в ответ.
   Чёрное дело было сделано. И теперь Иванушкино "да" или Иванушкино "нет", или даже "может быть как-нибудь попозже" уже не имели никакого значения - женитьба стала неизбежной.
  
   - Ну сыночек, ну Иванушка, ну нельзя же так, - ласково увещевала матушка-царица Ефросинья. - Сердце кровью обливается на тебя глядючи!
   - Эт, страдалец мне - по книжечной девице сохнуть! - аки мечом рубанул рукою царь-батюшка Симеон.
   Иванушка решил было возмущённо выпятить грудь, но массивная книжная полка, тут же напомнила его макушке, что гордо выпрямляться, будучи зажатым в угол собственной комнаты разгневанными родителями - это непозволительная роскошь. В кои-то веки он даже пожалел, что его "красный" угол "украшен" горой томов, не поместившихся на обычные полки, а не как у всех культурных людей - эпическим полотном, прославляющим выдающиеся моменты истории родного Лукоморья.
   - Уйф! - схватился он за ушибленное место и на всякий случай присел (над головой что-то подозрительно зашуршало и смачно шлепнулось). Но царевич даже из такого, непрезентабельного по всем статьям положения попытался дать отпор: - А это, батюшка, моя личная свобода... э-э-э... личности! И никто не имеет...
   - Личности?!! - взвился царь. - А давай-ко, я твоей личности да по приличности!.. - он отвернул полу кафтана и многообещающе схватился за широкий ремень с тяжёлой бронзовой пряжкой в виде двух сцепившихся грифонов. Пряжка эта, славно погулявшая по богатырским тылам не одного поколения царских отпрысков по мужской линии, никогда не касалась тихого и умненького младшего в роду. Да видно зря!
   - Симеонушка, стой! Не надо! - повисла у него на руках царица. - Пришибешь невзначай дитятко!
   - Дитятко?!! Да я!.. - подскочил уже Иванушка, но снова получил по маковке - за потерю бдительности - и замолк на полуслове, настороженно прислушиваясь.
   Наверху опять что-то громко съехало.
   - Но матушка, - решил он пойти на попятную, - где же мне найти ТАКУЮ невесту?
   Ответом на его полный душевной муки риторический, как ему казалось, вопрос раздался стук в дверь, сразу за которым елейно-подобострастный голос сообщил:
   - Царь-батюшка-о-о! Вас бояре дожидаться изволють. Шибко просят, и чтоб непременно с матушкой да царевиче-е-ем!
   Иванушке поплохело от очень нехорошего предчувствия.
   - Ванюшенька, милый, пойдем, нужно уважить...
   - Ну что ж... - обреченно, как в омут головой, решился он и в который раз попытался гордо выпрямиться.
   Бумц! - радостно напомнила о себе полка.
   Хлобысь! Хлобысь! Хлобысь! - посыпались ему на голову дождавшиеся своего часа фолианты.
   Царь Симеон только страдальчески покачал седой головой и пошел доставать свою царску шапку.
  
   В пиршественных палатах собрался весь цвет лукоморской знати. Когда Иванушка, бдительно сопровождаемый родителями, вошел и огляделся, его дурное предчувствие переросло в уверенность. Куда не кинь взгляд, всюду переминались с ноги на ногу, краснели, смущались, хихикали в кулачки, сплетничая по поводу наряда соседки или презрительно не замечали того самого хихиканья, девицы всех самых родовитых, просто родовитых и родовитых так себе семейств Лукоморья. Такого сборища не видел, наверное, не то что столичный Лукоморск, но даже привычная к балам и приемам Шаньтонь!
   - Эт чево это? - опешил от неожиданности царь Симеон и потянулся к бывшей буйной шевелюре, но наткнулся там только на символ власти, смутился и поспешил вновь принять долженствующий положению вид.
   Вперёд вышел дородный, убранный по старинной, сколько помнили, традиции в две шубы, боярин Никодим.
   - Дозволь, царь-батюшка, от всего боярства...
   - А чего это ты, Никодим Иванович, за всех-то выступаешь?
   - А того, Порфирий Константиныч, что мы - Труворовичи, и знатнее нашего-то рода нет в Лукоморье!
   - Окстись батюшка! Наш род Синеусовичей, чать, первее и родовитее вашего-то будет. Нам и выступать за всех.
   - Да ваш Синеус в лакеях ходил, когда Трувора нашего на царствие избрали!
   - Да вашего Трувора после Синеуса только и избрали, да и то погнали его - разбойника - поганой метлой!
   - Поганой метлой?!! А Синеус ваш хромой!..
   - А Трувор ваш одноглазый!..
   Разошедшиеся бояре уже закатывали рукава, когда царь Симеон вспомнил о своих государевых обязанностях.
   - Воево-о-ода! Букаха! Спишь, что ль? - дребезжащим с натуги голосом крикнул он. - А ну, навести порррядок!
   - Никак нет, не сплю! - бодро отозвалось из-за боярских спин. - Буд-сделано, ваш-вел-чес-тво! - и воевода, раздвинув толпу обширным, драпированным бронею пузом, строго навис над драчунами: - Нарушаем, господа бояре!
   Те притихли, но каждый продолжал недобро поглядывать на супротивника.
   - Порррядочек, царь-батюшка! - удовлетворенно доложил воевода.
   - Ну так что, честное собрание, чем обязан, так сказать? - взял положенное по статусу первое слово царь.
   Но бояре - и доселе воинственные родовитые, и родом поплоше - почему-то засмущались.
   - Так ведь... как говорят, коль петушок на дворе знатен - надоть курочку, царь батюшка! - нашелся кто-то в толпе гостей.
   - Чего? - совсем не по-царски удивился Симеон.
   - Ну так... Вашему барашку в парочку имеем свою ярочку, ваш-вашство! - снова попытались там объяснить, а в задних рядах сдавленно хрюкнули.
   Пока царь тупо моргал, пытаясь постичь партизанские тропы народных присказок, а царевич удивлённо переглядывался с матушкой, в наступившей тишине неожиданно раздалось недовольное шипение:
   - Папенька! Я не поняла, это я что ль овца?! Вы меня к кому привели - к барану?!
   - Тише, тише, моя козочка! Какому барану...
   - ...Козлу! - подсказал голос из задних рядов.
   - Почему? - проявил папенька чудеса недогадливости.
   - Так-ить - козочка! Коль была бы кобыла - так был бы жеребчик, - авторитетно пояснил голос.
   - Что-о-о?!
   ...А ежели б тёлочка, то значить - бугай, - не унимался голос, словно не замечая нарастающего напряжения.
   - ЧТО-О-О?!
   - ...А кабы хрюшечка, то - хряк! - разглагольствовал тот, как ни в чем не бывало, - А кабы...
   - ТАК! - прервал животноводческую тему царь. - Чать палаты - не скотный двор! А ну, говорите прямо, за какою бедою тут собрались?!
   Высокое собрание заоглядывалось, да запереминалось было под строгим взглядом государя, словно прямо с образа, украшавшего каждую сознательную лукоморскую светлицу и присутственные места, но тут вдругорядь вылез вперёд боярин Никодим:
   - Не гневись, царь-батюшка! - важно заявил он. - Да только дело-то к тебе имеем важное, можно сказать, державное.
   - Да какое дело?! - Симеон в нетерпении аж ногой притопнул.
   - Да такое, чтоб... - неожиданно стушевался боярин. - Вот как бы... - И вдруг выпалил на одном дыхании: - У тебя, батюшка, столица - да с новым теремом, а у нас к тому терему - да золотЫ маковки!
   Царь ошалело уставился на боярина, тоже не ожидавшего от себя такой выходки. Зато в задних рядах раздался рыдающий всхлип. Наконец к Симеону вернулся дар речи:
   - Ты чего сказал-то, Никодим Иванович?
   - Известно, чего! - ответил за боярина ехидный голос из задних рядов. - За подряд боярин торгуется!
   - Какой такой подряд?! Это кто тут такой умный?! - боярин вспомнил, что он тоже как бы присутствует, и заворочался в своих шубах, пытаясь разглядеть наглеца.
   - Известно, какой! - ничуть не смутился тот. - Чтоб твою, царюшко, царственну тыковку морочить своими золотыми маковками, пока казна не опустеет.
   - Ты... ты... ты... - совсем упарился со своими одёжками боярин Никодим.
   - Да вы тут в своем уме?!! - всерьез разозлился царь. - Присказки царю сказывать! А ну, прямо говорите, чего собрались, а не то воевода...
   Но боярин Никодим выступать пред грозны царски очи уже передумал. Да и Порфирию, с победной ухмылкой сунувшемуся было, чтоб воспользоваться опалой соперника, как-то боязно стало. И тогда, как исстари водится на Лукоморской земле, место мужчин в строю заняли женщины. Грудью раздвинув таких государственных, да что-то не слишком удачливых мужей, на штурм царского сознания двинулась боярыня Федосья Конева-Тыгыдычная:
   - А и скажем, царь-батюшка! - решительно заявила она, выволакивая за руку бОльшую из своих дочерей и выставляя её, как на показ, вперёд себя. - Щас скажем!..
   Все замерли в преддверии судьбоносного во вселукоморском масштабе события, боярыня вдохнула поглубже и...
   И неожиданно, с округлившимися в отчаянии глазами со всей дури выдала:
   - Что ж мягко стлать, коль не с кем спать, Симеон Инокентич!
   Толпа разочаровано выдохнула, а в задних рядах кто-то громко икнул, хрюкнул и вдруг возопил дребезжащим от натуги голосом, таким похожим на монарший:
   - Пожалей царя, оглашенная! Жонат-ить!
   От такой, несколько неожиданной интерпретации, боярыня Федосья потеряла нить мысли. Царь тоже впал в ступор и почему-то оглянулся на царицу. Лицо той начало наливаться краской гнева, а глаза вперились в нахальную боярыню, в девичестве - Дуську, которой ещё тогда не раз было обещано выцарапывание глаз и выдирание косм. И неизвестно, чем бы всё кончилось, но неожиданно всё в тех же задних рядах началась возня, раздалось громкое "Ой!" и победный голос воеводы возвестил:
   - Попался, гаденыш! Будешь знать, как оскорблять высокое собрание!
   И пред светлы очи оскорбленного высокого собрания предстал воевода Букаха, держа за шиворот едва не на весу некоего молодого человека, ни внешностью, ни одежкой особо не примечательного. Нимало не смущаясь таким мало презентабельным положением, парень изображал лицом отрешенную задумчивость, словно витая мыслями где-то в горних высях. И только серые "ястребиные" глаза его нет-нет, да поглядывали насмешливо на окружающих.
   - А ну сказывай, кто ты есть и как посмел устроить посмеховище пред государем и боярами! - грозно вопросил Букаха, и все согласно закивали, возмущённо поддакивая.
   Молодой человек, словно только заметив воеводу, удивился, развел руками и просто сказал:
   - Так - скоморохи мы!
   Рука воеводы разжалась и парень брякнулся на ноги, причем не столько свои, сколько Букахины. Но грозный воевода и не подумал возмутиться, наоборот, со всемернейшим смирением попытался стопы свои выдернуть и унести как можно дальше от неожиданного гостя. Царь побледнел и схватился за сердце, царица - за царя, Иванушка - за отсутствующую чернильницу. Легендарных скоморохов вот так близко он видел впервые.
   Нет, забавники и плясуны, что веселили публику на пирах, были ему конечно известны. Но это были НЕ ТЕ скоморохи. А вот те, чьи сказки пересказывали холодными зимними вечерами, с чьими историями выступали на площадях балаганы, кого с радостью принимали в любой избе, зная, что непременно услышат нечто новое и небывалое, о чем потом смогут рассказать не то что соседям - детям и внукам, такие скоморохи во дворцах и хоромах встречались редко, если вообще заходили. Потому как не один купец, лавочник, боярин, да и сам царь скрежетал зубами, узнавая себя родимого в очередной частушке или майданной постановке уличных актеров. Да только сделать ничего не могли, потому как нельзя поймать руками ветер, который к, тому же, и бурей может стать. Такие скоморохи представлялись царевичу чуть не витязями из лукоморских былин, только вместо меча на поясе у них висели гусли, а вместо кольчуги была надета рубаха, как бы вся из маленьких бумажных свиточков. Но вот то, что это может оказаться молодой нахальный парень, Иван представить себе никак не мог. И был немало озадачен и заинтригован.
   - Вы-ы-ы... - попытался он как-то наладить контакт, - как здесь оказались?
   - Мимо проходил, - охотно пояснил парень. - Гляжу, свадьба - не свадьба, смотрины - не смотрины... интересно же, кого женим, бояре-государе? Вот и царь-батюшка интересуется, правда? - и парень довольно панибратски подмигнул царю.
   Конева-Тыгыдычная, злобно зыркнув на новоявленного свата, демонстративно обратилась к Симеону.
   - Так ведь и говорим, Симеон Инокеньтич! Коли решили вы царевича женить, так надо выбрать невесту достойную, и родом и лицом годную.
   - Государственное дело ведь! - поддакнули из толпы.
   - Во-о-от! - обрадовалась боярыня. - А посему, разреши, царь-батюшка, представить тебе моих дочерей: Арину, Серафиму да Наталью. Все умницы, все красавицы, да и знатностью не обижены...
   - Маман, я же его едва знаю! - страшным шепотом попыталась возразить старшая Арина.
   - Молчи, дура! Сама не хочешь, сестёр пожалей... - таким же страшным шепотом, по причине его катастрофической слышимости в примолкшем помещении, уголком губ ответила матушка, продолжая елейно улыбаться царю.
   Глаза Иванушки встретились с глазами поставленной ему перед носом девушки. Боярышня Арина мило покраснела, смущённо опустила взгляд и попыталась упорхнуть за матушкину спину, но была поймана "в полете" и бестрепетной рукой суровой боярыни водворена на место. Царевич Иван вспыхнул закатным солнышком и попытался тихо исчезнуть, но так же бдительно был перехвачен царицей-матушкой. Обе матери обменялись настороженно-оценивающими взглядами, а вокруг, отрезая все надежды на спасение, непоколебимой стеною сгрудились шеренги потенциальных суженных. Как сказал однажды по другому поводу воевода Семён Михайлович: "Положение наше с вами, товарищи, хреновое". Но глубину мысли легендарного полководца Иванушка оценить не успел. Помощь пришла со стороны, которую так старательно игнорировало высокое общество.
   - Э нет, родовитые, так не пойдёт! Так царевичей женить, только бога гневить! Вы бояре, али торговки на базаре?!
   От такой наглости бояре опешили, потом угрожающе зароптали, потом... впрочем, что бы они не собирались, ихнего "потом" нахальный скоморох ждать не стал.
   - Вы что же хотите, чтоб соседи в нас пальцем тыкали да шуточки-прибауточки под пивко отпускали?! - воскликнул он, и добавил, угрожающе понизив голос: - Так может, вы хотите царску семью осрамить перед державами?
   То ли подействовал убойный аргумент, то ли берущий за душу взгляд ястребиных глаз, но ропот сник. Все поняли, что связываться с этим голодранцем - себе дороже, однако и позволить собой командовать они тоже не могли.
   - Ты тут попусту не бренчи, ты дело говори, коль взялся, балалаечник! - недовольно буркнул боярин Демьян.
   Даже царь Симеон, хоть смутно ощущал свою ненужность и беспомощность, но и он спохватился:
   - Да, мил-человек, ты бы уж как-то...
   - Да пожалте! - охотно согласился парень, ничуть не обидевшись.
   Он вышел не середину и уважительно поклонился царю с царицею. Потом, не слишком утруждаясь, отдал дань боярам с боярынями. После, совсем уж лукаво приветствовал красных девиц, вогнав их в смущенное хихиканье. Даже поникший и смирившийся с тяжкой долей Иванушка удостоился его внимания, и показалось печальному царевичу, что мелькнуло в ястребиных глазах сочувствие, будя в душе несбыточную надежду. И тогда только повёл скоморох речь - плавную напевную - о былинных делах героических.
   - ...А этот - бац ему! А тот - "У-У-У!"... А этот ему - под дых! Тот - "А-А-А!"... А этот - по кумполу, да по чайнику... "Ух!"... "А-а!"... "Ыг!"... Сковырнулся змей-поганище догоры лапами, да так и издох. А царевич взял на руки свою ладушку, да усадил на коня быстрого. И домчал их конь до царства, где ждали-горевали батюшка с матушкой. И был тут пир горой да свадебка, мне - пироги с халвой, а вам - сказочка!
   Высокое собрание рыдало. Девушка утирали платочками слёзы умиления, представляя своих будущих витязей, матушки, смахивали непрошенную слезу, посматривая на своих бывших витязей, а витязи, хоть потолстевшие да поседевшие, но ещё с гонором, скупой мужской слезой поминали удалые годы.
   - Вот так и находят царевичи своих суженных, чтоб не стыдно было за царство наше Лукоморское! - закончил скоморох важно, но неожиданно нахмурился и подозрительно оглядел присутствующих. - Аль не так, скажете?! Аль приврал чего? А, царь-батюшка?
   - Так, так. Всё так, - махнул ещё крепкой рукой царь, который уже давно примостился с супругою на царской скамье. - Точно так всё и было... - мечтательно проговорил он, вспоминая, как будучи таким вот молодым да перспективным царевичем, отбил свою Ефросиньюшку у злыдней-разбойников.
   - Ой, всё так... - вздыхала царица Ефросинья, вспоминая, сколько колец да браслетов отдала она "злыдням", чтоб умыкнули они её, да отвадили добра молодца от змеюки Тыгыдычной.
   И только Иван-царевич, страдавший всю историю по письменному прибору, вдруг озадачился вопросом - а что дальше? Через некоторое время та же мысль посетила и монаршью голову:
   - Ты это, мил человек, складно сказывал. Да только нам-то как быть?
   - А ты царь-батюшка подумай да вспомни, как оно началось-то, а?
   - Да как началось... "И решил царь...", "Сыны мои разлюбезные..."
   - Ну, ну...
   - Взяли они луки тугие... вышли во двор...
   - Да-а-альше...
   - Первая стрела упала да на... А-а-а! - дошло до его царского величества. - Так вот, оно ка-а-ак! Слышь, Ванятко, будет тебе испытание!
   Но Ванятко его не слышал. Он с удивлением наблюдал движение в зале, которому не погнушался бы дать свое имя любой Броун.
   Сначала задние ряды, оттесненные более родовитыми и наглыми, сообразив какой шанс преподнесла им судьба, начали быстренько фильтроваться в двери. Затем и средние, заметив такое дело, стали подвигаться к выходу. А там и передние, самые гордые, вдруг поняли, что рискуют отстать и остаться на бобах.
   - Слышь, Ванятко! - вывел его из созерцательного ступора веселый голос.
   - А? - оглянулся он и увидел рядом парня-скомороха.
   - Ты, Вань, я вижу, грамотный, наукам обучен?
   - Обучен, - удивился царевич.
   - Вот и я обучен, - удовлетворенно кивнул парень. - А потому, хочу спросить тебя, как учёный учёного... Ты из лука стрелять-то умеешь? - и с жалостью посмотрел на перекошенное внезапной задумчивостью Иванушкино лицо.
   Как говаривали в Шаньтоне: "Это будет вторая часть Марлезонского балета".
  
   Иванушка вышел на середину обширного царского двора и со вздохом - век бы этого безобразия не видеть! - повязал на глаза спонсированный царицей-матушкой платок. Затем, наложил именную царскую стрелу с оперением, спонсированным жар-птицею, и попытался сосредоточиться на задаче. "Главное, натянуть лук... главное, натянуть лук..." - повторял он как заклинание. В принципе, как стреляют из лука, он видел... издалека... в окошко... И теперь за это придется краснеть, а то и расплачиваться всю жизнь. Иванушка вдохнул поглубже и потянул тетиву.
   - Рррано! - хрипло каркнула ему в ухо Судьба.
   Судьбою, точнее её полномочным представителем, работал сегодня знаменитый среди волхвов предсказатель будущего Ворон Воронович, он же - известный всей лукоморской детворе говорящий ворон Каркуша из царского зверинца.
   Лет двести назад ворон был принесен в дар очередному лукоморскому правителю послами Великой Ирокинды. С тех пор, об Ирокинде никто больше ничего не слышал, а Каркуша освоился, выучил лукоморский и стал незаменимым "собеседником" всех посетителей зверинца. И всё бы ничего, но как-то проходивший мимо волхв вместо обычного "сам - дурррак!", услышал в ответ: "Уберри грррабли!", а зайдя за угол, был внезапно поражен вышеназванным садовым инструментом, подло оставленным посреди дорожки. Так простой Каркуша стал вещуном Вороновичем.
   А там уж никто не удивился, когда однажды посол Шат-аль-Шейха потребовал пригласить на прием в качестве переводчика "эту просвещённую птицу", потому что намедни "имел счастье познать цветы её красноречия на чистом, как родник языке поэтов и мудрецов, а ваш толмач лыка не вяжет". И Каркуша стал завсегдатаем царских приемов, удивляя иноземных гостей точностью мысли и чистотой произношения.
   Но и это не стало венцом его карьеры. Ибо после очередного буйно проведенного заседания Думы, царь-батюшка Симеон, решил в сердцах подготовить тупоголовому боярству замену и стал зачитывать ворону выдержки из валявшейся в кабинете без дела забугорной книжицы с непроизносимым названием "Парламентаризм". Подарок букингонского посла пришелся как нельзя кстати, и Каркуша уже радовал царя заковыристыми выражениями, способными вогнать в ступор самого разудалого боярина.
   Сейчас Вещий Ворон важно восседал на специальном столбике рядом с Иваном и при этом, совсем по-каркушенски чухался под крылом. У крыльца за поспешно изготовленным забором, спонсированным по такому случаю обществом столяров и плотников, разместилась комиссия по приемке Ивановых стрельб: выборные бояре из самых авторитетных, царь с царицею, а также затесавшийся по причине "куда ж его деть" скоморох. Вся войсковая элита Лукоморья маялась сейчас в оцеплении. Город вокруг дворца был на полет стрелы очищен от праздно шатающейся публики, а жителям окрестных домов строго-настрого - под страхом "стрелой в глаз" и "бердышом в лоб" - приказано сидеть дома за закрытыми ставнями и носа наружу не показывать. Видимо по этой причине все окрестные жители торчали в окнах, а дальние сидели на крышах. По опустевшим улицам патрулями бродили стайки жаждущих замужества девиц и увязавшихся за ними дворовых собак, старательно соблюдая новые правила перемещения по городу - "Бойся! Сторона опасная при обстреле!". Все ждали: девушки - своего царевича, дружинники - приказа, жители - зрелища, собаки - за компанию.
   И никто не обратил внимания на богато убранную повозку в сопровождении конных дружинников, въехавшую в городские ворота.
   - Ерепеньского княжества... - начал один из дружинников, но на него махнули рукой, буркнули: "Проходи, не задерживай" и снова уставились куда-то в направлении городского центра. Дружинник пожал плечами и тронул коня. За ним тронулась и повозка.
   - Чего это они тут удумали? - удивлялся, выглядывая в окошко повозки человек, которому любой горожанин, доведись встретить на улице, поклонился бы как боярину, а любой боярин, столкнувшись в думных словопрениях, постарался бы напомнить, кто здесь родовитый, а кто так - шибко умный. И оба были бы правы, потому что думный дьяк Никанор Поликарпыч был достаточно образован и умен, чтобы управлять державой, но не достаточно родовит, чтобы ему это позволили делать.
   - Праздник? Так зачем дружинники оружные... Война? Так чего все на крышах сидят, аки горобцы весенние... Странный народ!
   - Одно слово - Мухоморье! - буркнула сидящая рядом девушка, такая же странная, как и её спутник. Парадно-выходной сарафан легко бы позволил ей назваться хоть боярышней, хоть царской дочкой. Зато злость, с которой она одергивала дорогое сукно, расшитое заморскими птицами, "деревянная" спина, с которой она восседала на мягких подушках, злая безнадега в серых очах... Короче, ни сторонний наблюдатель, ни сама княжна ерепеньская Анюта Гореславовна не смогли бы объяснить, что она тут делает - и в повозке, и во всём этом городе.
   - Лукоморье, Аннушка, - мягко поправил нетипичный боярин. - Мы же погостить едем, так будь умницей.
   - Ладно, дядь Никанор, - легко согласилась та, - Лукополье, так Лукополье...
   - Аня, Анечка, А-ню-точ-ка! - горестно покачал головой дьяк, словно продолжая надоевший уже разговор. - Окстись уже!
   - В прямом или екзистенциальном смысле? - въедливо поинтересовалась княжна.
   Никанор Поликарпыч внимательно посмотрел в её хмурые очи и покачал головой:
   - Батюшка приказал - значит надо! Не всё же девице с братовьями по ярам да пограничьям шляться.
   - А ему, значит, по бабам-ягам можно?! - вспылила Анка. - Месяц батюшки родного не видела, как ни спрошу - в лесу на охоте! Зачастил, да?! И всё радостный такой!..
   - Анютка?!! - возмутился думный дьяк.
   - Всё равно сбегу, - мрачно пообещала княжна.
   - Эт вряд ли, сестрёнка! - весело встрял в разговор один из дружинников, прямо с седла заглянув в окошко, и хитро подмигнул сестричке (младшенькой и горячо любимой), на что та немедленно скорчила братцу "фунт презрения", усиленный розовым язычком.
   - Вот! - веско подытожил Никанор Поликарпыч. - Пора тебе, Аннушка, так сказать, приобщиться и проникнуться высотами духа человецыя, кои вельми чудны и удивительны в крае нашем. А боле всего - в стольном Лукоморске.
   - Да что я в этом... вашем... Лук-морковске не видела?! - рассердилась Анка, словно все беды её на этом "овощехранилище" и сошлись.
   - Так, поди, ничего и не видела! - Никанор Поликарпыч стерпел "лук-морковск", но за родную культуру обиделся. - Знаешь ты, к примеру, что есть тут домик-дворец, в котором жил легендарный первый князь Лукоморья Щека Красный.
   - Румяный... - не глядя, уточнила Анка, чем озадачила своего наставника.
   - Почему?
   - Если "щека" красный, то говорят - "румяная"... А вот интересно, брат-близнец у него был?
   - Что?.. А... О-о-о!.. - восхитился дьяк и хитро прищурился: - А как ты догадалась?
   - Я пошутила, - пробурчала княжна, снова уходя в себя, и уныло подумала, что про князя Носа Сизого и сестру их Губу Раскатанную лучше не спрашивать - вдруг и такие найдутся... на Троещине.
   - ...Так вот, - продолжил экскурсию Никанор Поликарпыч - Этот домик символизирует простоту и близость к народу наших первых правителей. Он настолько мал, что его пришлось заключить в башню, чтобы обратить внимание горожан и гостей.
   Анка только фыркнула.
   - А есть ещё Золотые Ворота...
   - Прямо, золотые?.. - потухшие глаза княжны вдруг загорелись неподдельным интересом - и не то чтобы украсть, а так... отломить на память...
   - Ну... Были когда-то.
   - А ща-а-ас?..
   - А сейчас их заключили в башню, в окна которой можно обозреть сие монументальное сооружение, являющее миру величие нашей древней культуры.
   - Ворота?.. В башню?.. - скептически скривилась княжна.
   - Ну... всё, что осталось, - смущенно признал её наставник.
   - Я так и думала...
   - А ещё есть Никитчин взвоз, где проживал известный купец Никитич. Он первый из соотечественников ходил за три моря в саму Вишакхапатнаму...
   - Ку-да-а?!..
   - Гхм... ну, это сразу за Бхайпуристаном... Так вот, дом его знаменит не только заморскими диковинками, но и тем, что в нем бывали чуть не все великие люди эпохи - и наши, и приезжие. О чем свидетельствуют записи на специальной гостевой стене.
   - Но их мы посмотреть тоже не сможем, - изобразила сожаление Анка.
   - Отчего же? - искренне удивился Никанор Поликарпыч.
   - Дом-то старинный, обветшал, поди. Наверняка его как раз сейчас заключают в башню.
   - А как ты догадалась?!
   И как всегда, кто над кем подшутил, осталось загадкой.
  
   Неожиданно повозка остановилась. Дорогу преградила "рогатка", за которой скучали двое стражников в полном боевом облачении. Может их появление на пустынной улице и насторожило бы гостей (а не смута ли какая в царстве?!), но впечатление от грозной заставы портили закинутые за голову, наподобие заморского сомбреро круглые щиты. Это немедленно вызвало гыгыканье приезжих княжичей:
   - А послушай, брат мой Рома, чего это лукоморцы щиты на головах носят?
   - А это они от голубей, брат мой Веня. В Лукоморье-то все сильно могучие - и богатыри, и голуби.
   - Хорошо, коровы не летают...
   - Поворачивай! Не велено!.. - скучающим, словно в сотый раз, голосом объявил один из заставщиков - молодой, плечистый, с черными кудрями до плеч. Второй, постарше, с морщинистым, темным от загара лицом, вообще не удостоил подъехавших взгляда.
   - Да как же, брат мой Веня, не летают... - продолжали изгаляться приезжие. - Лукоморские, они завсегда осенью на юг тянутся.
   - А я-то думаю, что за "курлы-мурлы" в небе!
   - Косяком пошли...
   - Так может и не ехать далее, до зимы подождать? А, служивые? - обратился к заставщикам Веня (вообще-то, упомянутый в летописи под гордым именем "Звенислав", но об этом ещё помнил лишь сам летописец). - Скоро ли у коров ваших перелет-то закончится?
   Старый воин только рот покривил в ухмылке, а молодой обиделся:
   - Плохо понимаешь, да?! Говорил, сюда не ходи, да?! Стрела в башка попадет, совсем мертвый хочешь, да? - разгорячился он.
   - Ба, знакомы всё люди! Как с невестами, уважаемый?
   Но Калоян-хан сделал вид, что оглох и вообще, впервые о таком слышит. Всадники обменялись ухмылками и повернули к повозке.
   - Никанор Поликарпыч! Не пущают нас дале, - доложил Рома, известный так же в Ерепеньских градах под именем княжича Громослава (но об этом едва помнили даже родные, а сам княжич и не обернулся бы).
   - Так что у них случилось, ты узнал?
   - Да у них, у чигов лукоморских, разве узнаешь... Стреляют чего-то...
   - Ох-хо-хох... Ладно, поворачиваем. Придётся тебе, Аннушка, с воротами да башнями повременить.
   "Так я и думала", - не слишком огорчилась Анка, которую шестнадцать лет назад родители ожидали под гордым греческим именем "Аникандр", но... так получилось.
   Стражники проводили взглядами втягивающийся в переулок почет.
   - Понаехали, да?.. - буркнул молодой вслед помахавшим им конским хвостам.
   - От, чуни ерепеньские... - то ли осуждающе, то ли восхищенно покачал головой старый.
   Повозка тем временем завернула в ближайший постоялый двор, такой же вымерший, как и улица. Возница резво соскочил с козел и помчался выяснять условия содержания подопечного ему транспорта, а братья-княжичи, обнаружив весь персонал во главе с хозяином на крыше, недолго думая, взялись устраиваться самостоятельно.
   Из повозки выбрались пассажиры.
   - Ох, чует мое сердце, сидеть нам тут долго, - пожаловался Никанор Поликарпыч. - И спросить не у кого.
   - А, ну тогда я пошла, - объявила Анка и деловито направилась к воротам.
   - Куда?!
   - На разведку, дядь Никанор!
   - Анка, стой! Анюта, не смей!.. - забеспокоился дьяк, выглядывая куда-то запропастившихся княжичей. - В город - только с братом!
   - Зачем? - девушка остановилась и скептически посмотрела на дядю.
   - Ну как, зачем... Ну, нельзя же девице одной... Веня! - окликнул он появившегося с переметными сумами через плечо княжича. - Ты слышал, Анечка направляется в город. Ты идешь с нею!
   - Зачем? - озадачился уже и Веня, даже нахмурил брови, словно пытаясь решить неразрешимую загадку.
   - Ну как, зачем?! - в отчаянии воскликнул Никанор Поликарпыч и попытался, за неимением посоха - чтоб постучать по лбу - хоть глазами застращать: - В город!.. Одна!.. - продолжал усиленно намекать он, однако встретил в лице представителя княжеской семьи глубокое непонимание.
   - И чего?.. - княжич изобразил умственные потуги и вдруг просиял догадкой, как ясно солнышко: - А-а-а! Так то не страшно, Никанор Поликарпыч. Анютка у нас, девушка добрая, больше двух за раз не обидит. Да они и сами все - вона! - попрятались. Так что пусть идет, - "разрешил" он, взял сумки и пошел дальше, на ходу подмигнув Анке. Лицо той, и так не блиставшее нежностью, расплылось в такой хищной ухмылке, увидев которую, местные обидчики одиноких девушек должны были просидеть на крышах до вечера, а лучше - до её отъезда.
   - А ежели сбежит?! - прорвало дьяка на открытый текст.
   - Пойма-а-аем, не впервой, - не оглядываясь, заверил братец.
   И так обыденно это прозвучало, что Анкины тайные надежды угасли до лучших времен. Потому что своего инструктора по поискам и разведке она знала и на стене почета "Ими гордится дружина" пока не числилась.
   Никанор Поликарпыч осуждающе посмотрел вслед княжичу, укоризненно - на Анку и... только рукой махнул:
   - Иди уж, непоседа... Но, смотри!..
  
   Больше всего Анке хотелось прямо сейчас рвануть как можно дальше от всего этого Лукоморья, но делать она этого не стала. И вовсе не из-за братьев (ну поймали бы, ну отшлепали, вместе бы потом и посмеялись), а просто жалко было милейшего дядьку Поликарпыча, который и так уже нервный тик заработал от её похождений да от княжеских выговоров (со страшной угрозой занесения в личную летопись). Ну и, конечно, где-то в глубинах души, в таких, что и сама бы не призналась в их наличии, не хотелось прославить на все столицы родное княжество, ничем пред нею не виноватое. А уж это она бы устроила пренепременнейше. Так что, додумывать такую заманчивую, но уж больно крамольную мысль она не стала, а решительно занялась делом.
   На охраняемую территорию Анка собралась проникнуть по-любом, но по какому именно, так и не придумала. Из умных мыслей в голове крутилось только "пустите дяденьки, коза потерялась", которое, по понятным причинам, было ни в тын, ни в ворота. В конце концов, она состроила мордашку "кирпичом" и пошла напротыру.
   И прошла!..
   На неё оценивающе посмотрели, её проводили взглядами, ей поцокали вслед языком, но без слова пропустили туда, куда под страхом нечаянного смертоубийства не проехала даже посольская повозка! Но ещё удивительней, что там, где это смертоубийство намечалось, в одиночку и стайками шлялись такие же, как она девицы. Все нарядные, все нарумяненные, но слишком уж серьёзные и неприветливые. И все напряженно смотрели на небо... когда не косились друг на друга.
   Стоило Анке примоститься под стенкой, чтобы подождать вместе со всеми событий, как её тут же окликнули.
   - Эй, коза! - "вежливо" поинтересовалась расфуфыренная рослая девица. - Чё встала, здесь наше место!
   За её спиной немедленно образовалась группа поддержки - около десятка таких же наряжённых и не менее враждебных товарок. Раньше это Анку бы не остановило. Но то было раньше и не в гостях. В гостях нужно вести себя прилично. Она даже считать до десяти не стала, просто мысленно произнесла универсальную формулу психологической разгрузки "сама дура" и так же вежливо ответила:
   - Да очень надо, щас уйду!.. А за чем стоим, хозяева?
   - Ты дурочку-то не клей! Вали отсюда! - гостеприимно предложили ей.
   Вовремя вспомнив, что больше двух она сегодня не бьет, Анка, скрепя сердце, согласилась:
   - Йаволь, пойдём дальше...
   Никанор Поликарпыч ею бы гордился.
   Поговорить не удалось ни у следующей стенки, ни через одну. Под каждой или дежурили, или бдительно выскакивали из засады, словно всполошенные куропатки из гнезда, решительно не расположенные к общению девичьи банды, поделившие окрестности дворца таким вот квадратно-гнездовым способом. Анка шарахалась от забора к забору, которые чем дале, становились всё выше и глуше, и от одних, под стать заборам, всё более надменных и неласковых хозяев к другим. Она уже с трудом удерживала себя в рамках международного этикета, когда очередным "вас здесь не стояло!" была вытолкнута на середину небольшой площади. Окружившие её ограды, ставшие совсем уж монументальными, сами по себе говорили, что здесь ей будут нерады. Но только Анка, пыша гневом, будто ещё не изобретённый паровоз - паром, попыталась двинуться дальше, как едва не навернулась через что-то большое и мягкое, тяжело завозившееся под ногами. И всё Анкино раздражение досталось толстой благодушной хрюшке, самодовольно разлёгшейся на краю то ли давно нечищеного пруда, то ли недостроенного фонтана.
   - А чтоб тебя! - Анка от души пнула свинью и та, недовольно всхрюкнув, вскочила и испуганной трусцой убралась с дороги.
   Княжна глянула под ноги и обнаружила, что уже заметно вляпалась сафьяновыми сапожками в лукоморское "гостеприимство"
   - Да что ж такое?!! НУ, ВСЁ!.. - решила она и начала озираться, с целью "убить-зарезать" любого, кто попадется на глаза.
   И судьба щедро отозвалась на её мольбы.
   Из-за ограды слева вдруг раздались возгласы и вскрики. Калитка там внезапно распахнулась и вместе с обрывком фразы "Штой! Карамельку-то!..", оттуда вылетела, как ветром гонимая - угадайте кто? - ну конечно же очередная красна-девица! Действительно красная и вдохновенно расхристанная. Она пробежала по инерции несколько шагов и обернулась.
   - И не уговаривайте! - выпалила она в калитку и мечтательно вознесла очи горе. - Это он, я знаю! Я его во сне видела!
   - Шо? По вешне видела? - показалась следом старушка, по виду боярыня. - Шо-то ты, Ларишка, заговариваешя. Шъешь лушше карамельку...
   - Не хочу я ваших карамелек, бабушка! - гордо отрезала девица.
   - Ну, не хошешь, как хошешь. Тогда шъешь прянишка!
   - Бабуль, какого пряничка!!! Как вы не понимаете, это же будет, как в "Огненном снеге любви" - ЕГО стрела и МОЕ сердце!
   - Да будет, будет шердитшя, коль ты по кумполу щаш полушишь!
   - Ну и пускай!..
   "Что за шум, а драки нет..." - успела подумать Анка, когда с другой стороны площади с грохотом распахнулась уже не калитка, а целая створка ворот и оттуда вывалилась - кто? - правильно, красна-девица! Красная, злая и взопревшая.
   - Не пойду за нелюбого!!!- взвизгнула она и бросилась обратно к воротам. - Папенька! Маменька! Как вы можете?!..
   Но папенька с маменькой грудью встали на защиту дочериного счастья.
   - Не пущу!
   - Будешь венчаться, я сказала!
   Неразумная дщерь была поймана и развернута лицом в счастливое будущее.
   - Давай, Аринушка! Не противься, Аринушка!
   - НИ-ЗА-ЧТО! - брыкалась Арина, как конь ретивый, но супротив отца с матерью ничего поделать не могла и шаг за шагом проигрывала в неравной борьбе.
   - Да стой же ты, бестолковая! Лучше вверх гляди!
   - Не зевай! Когда ещё царское звание с неба падать будет!
   - Сатрапы!
   - О тебе ж печёмся! Гляди, вот и Лариска вышла, не дерётся, не ерепенится...
   - Лариска?!!
   - Аришка?!!
   И хором, как по команде:
   - А чё это вы тут делаете?!!
   "Эт я удачно попала!", - оценила развлечение Анка и поспешила уйти с направления главного удара, чтобы удобно обозреть намечающееся побоище.
   - Как вы смеете, - надулась возмущением Лариса, - у нашего фонтана устраивать свой безобразный "эль скандаль"?!
   - Маман! - огорошенная такой заявкой, наябедничала Арина. - Они наш пруд "своим фонтаном" обозвали!
   - А НУ ПОГОДЬ! - мамаша выдвинулась вперёд, едва не опрокинув дочь. - Щас им, конюховым родичам, пруд-то наш фонтаном и выйдет!
   - Сами вы - тыгыды... тыгыдым... тыгыдымым... - задохнулась возмущением Лариса.
   - Так их, Ларишка, так! - азартно подбодрила бабушка.
   - Коняки вы тыгыдымские - вот вы кто!
   - Ма-ма-а-ан!!!
   - Так их, Ларишка, так! Труворыши - они и есть...
   - Да что ж это, боярыня Серапея, деется! Да как у вашей Лариски язык-то повернется... Да мы, Коневы-Тыгыдычные, древнего боярского роду... - встрял было с нравоучением батюшка Арины, но трехсторонним звуковым ударом был вогнан обратно в створки ворот:
   - МОЛЧАЛ БЫ УЖ!!!
   А боярыня Конева-Тыгыдычная, вперив горящий взор в супротивницу, шагнула вперёд:
   - Ну, Лариска, щас...
   ...И неожиданно споткнулась обо что-то большое и мягкое.
   - Хр-хрю!.. - взбрыкнулось у неё под ногами.
   - Т-ТЫ ЕЩЁ!.. - в сердцах наподдала она свинье, и та с испуганным хорканьем рванула вокруг своей любимой лужи, более известной в боярских кругах под названием "пруда-фонтана".
   - Но-но, тётенька Федосья... - забеспокоилась Лариса. - Дяденька Наум, скажите ей!.. - она испуганно попятилась и... едва не опрокинулась через что-то большое и мягкое. - АЙ!!!
   - ХРЮ!!! - возмутилась едва прилегшая перевести дыхание хрюшка и опять сорвалась с места.
   - Ну, щас тебе будет...
   - Маман!..
   - Бабушка!!!
   "Будет мокрута!" - душевно радовалась Анка, занимаясь любимым делом, в смысле, наблюдая с безопасного расстояния высокородный "эль скандаль", готовый перерасти в простонародный мордобой.
   Неожиданно, от самой дальней ограды, скорее даже стены, ворота которой до сих пор не подавали признаков жизни, долетело хрипло-каркающее "Поррра! Поррра! Поррраду!.." и ссора на площади мгновенно замерла, оборвавшись буквально на полслове... чтобы через пару секунд разгореться с новой силой на подворье неизвестной Анке усадьбы. Повисшую было благоговейную тишину прорезало заполошное карканье, крики, шум... и вдруг из-за стены взвилась в небо, оставляя за собой светящийся след, словно горящая огнём звезда.
   - АХ! - единодушно выдохнули все собравшиеся на площади.
   - Ёшеньки-моёшеньки!.. - прокомментировала Анка, провожая, задравши голову, светящееся в вышине чудо.
   - Ёшки-моёшки... - забеспокоилась она, когда "звезда", издавая знакомый свист падающей стрелы, красивой дугой понеслась обратно к земле.
   - Йо!.. - успела сказать Анка, прежде чем осознала, что пресловутая "звезда" метит исключительно в её макушку. Она испуганно шарахнулась назад, но... неожиданно запнулась и со всего размаху приземлилась на что-то большое и мягкое.
   - УИИИИ! - обиженно взвыла из-под неё затолченная вконец свинка, вывернулась и с паническим визгом понеслась вдаль. А в грязной луже, именуемой местной элитой то прудом, то фонтаном, осталась сидеть княжна ерепеньская Анюта, оторопело глядя на вонзившуюся прямо перед нею тяжёлую боевую стрелу.
  

* * *

  
   - Рано, рано два барана постучали в ворота... - передразнил Иван-царевич вещую птицу. - Чего ждём?!
   - Куворррума... - задумчиво проурчал ворон, переступил лапами и уставился одним глазом куда-то ввысь, вероятно, в незримое для простых смертных будущее.
   Иванушка тяжко вздохнул. Он уже раз пять раскаялся, что поддался на уговоры с этой глупой женитьбой. Вместо взлелеянного идеала, ему предлагают согласиться с выбором тупой (в прямом смысле) стрелы и глупой (в определённом смысле) птицы! "Видимо, это судьба..." - сказал себе Иванушка, и в который раз потянул тетиву. Та сорвалась и басовито завибрировала.
   - Стаккато, стаккато... Нрррравится? - прокомментировал Каркуша его "музыкальные" упражнения и спокойно зашарудел в перьях, выщёлкивая блох. Иванушка закатил под повязкой глаза.
   Нетерпение стали проявлять и в правительственной комиссии.
   - Да что его, птицу оглашенную слушать! - припомнил думские обиды боярин Порфирий.
   - Так ведь скоро у курей совета спрашивать начнём! - возбухтел боярин Никодим.
   Хотел царь Симеон ответить, что умнее таких бояр и куры, поди, советы дадут, но ворон, к царёву удовольствию, и сам за себя постоял:
   - Ррразговорчики в заднем пррроходе! - заорал он грозно, взмахнув пару раз крыльями, потом уселся обратно и, уже спокойным тоном сообщил: - Говорррильник вырррублю.
   Царь покосился на бояр и захихикал в кулак, а скоморох вообще сполз куда-то под стол и оттуда всхлипывал и всхрюкивал. Даже Иванушка улыбнулся, хотя ему было явно не до смеха. Только боярам каркушина выходка не понравилась.
   - Что ж за непотребство такое!
   - Доколе родовитым от птицы пустой поруганье терпеть?!
   - Смилуйся, царь-батюшка, - раздалось из-под стола плаксивым прошенническим голосом, - дай ты уже Вороновичу титул и поставь головою над боярством. Шоб хочь одна голова была, а не... это самое, что есть.
   Бояре возмущённо загалдели. Вынужденно ослепший Иванушка совсем было расслабился под их крики и вдруг над ухом, словно сигнал к бою, прозвучало хриплое:
   - ПОРРРА! ПОРРРА! Порррадуемся на свадебке!
   Иван-царевич вздрогнул.
   "Эх, Ванюша, полно спать, время дело исправлять!" - приободрил он себя цитатой из лукоморской классики и решительно натянул лук. - "Сейчас ка-а-ак..."
   - Каррраул! Каррраул! Прррицел, дуррра! - заполошным карканьем взорвалась перед ним темнота.
   "Ой, мамочки! Я что, в Каркушу нацелил?!" - понял Иван и крутанулся испуганно всторону.
   - Ррратуйте! - шарахнуло уже оттуда. - Жизни лишают!
   - Ваня, левее бери! - тревожно прилетело от трибуны.
   Ванюша добросовестно взял левее.
   - Аррр!!! Пррропадаю!
   - Ванятко! Вправо, вправо!
   - Угррробят!!! Ар-аррр!!!
   - Выше!.. Ниже!.. Вправо!.. Влево!.. - пытались направлять с трибуны, но каждый раз, как по волшебству, оттуда раздавалось паническое: "Ррранят!", "Рррубят!", "Рррежут!", пока мечущийся в воздухе Каркуша не взмолился: - Рррегламент! Рррегламент!
   - Стой, где стоишь, или тут ему и крышка!!!
   Иван-царевич так и сделал, но от обилия противоречивых указаний голова его пошла кругом, он пошатнулся, взмахнул рукой и... с коротким "дзвеньк!" стрела ушла в облака.
   Вмомент повязка была сорвана и яркая синева ударила по глазам. Но трассирующий след огненного оперения стрелы царевич увидел даже сквозь сожмуренные веки. Вот он почти пропал в вышине, вот появился вновь, стремительно возвращаясь, так что стало казаться, будто стрела упадет обратно во двор, вот обозначилась крутая дуга, уходящая куда-то в окрестности царского подворья. Все в нём собравшиеся - да что там они! - весь город с крыш, со дворов, из окон заворожено провожали взглядами судьбоносную стрелу, пока она не ухнула за стену. Повисла секундная тишина, словно готовая сорваться лавина. Сорваться радостным воплем, приветственными криками, да хоть бранью... Что угодно готов был принять от своей тяжкой доли, смирившийся с нею Иванушка, но...
   ...Но не дикий отчаянный визг поражённой людским коварством свиньи.
   - Что?.. - ошарашено пролепетал царевич.
   - Что?.. - оглянулся царь-батюшка, и встретил такой же удивлённый взгляд супруги.
   - Ух ты! - выдохнул скоморох с видом филина, которому внезапно включили свет.
   И тут царевич всё понял.
   Губы его задрожали от обиды, он покраснел и сделал то единственное, что ещё могло спасти его от позора - рванулся к вороному коню, приготовленному для почетного выезда за невестой.
   - ВОРОТА! - гаркнул он стражникам и, мгновение спустя, черный вихрь в одну лошадиную силу бешеным галопом вылетел со двора. А ещё мгновение спустя, в те же воротах не менее бурным вихрем ворвалась девушка со всклокоченными волосами, сбитым набок кокошником и в таком перемазанном сарафане, словно в грязи купалась. Очень злая девушка, о чём она не преминула сообщить собравшимся:
   - Убью!!! - гаркнула она на весь двор. - Найду и убью гада к ядреной бабушке! Какая зараза это сделала?!! - рычала девушка, угрожающе размахивая руками, словно уже рубила на кусочки виноватца. Она обвела тяжёлым взглядом двор и тут вдруг заметила, что глаза всех окружающих - и группы богато убранных людей на ступеньках дворца, и появившейся изо всех щелей челяди, и набежавших сзади девиц вперемешку со стражниками - прикованы к ней. Даже не к ней, а к тому, чем она гневно потрясает перед собой - к зажатой в руке стреле, каждое перемещение которой они сопровождали такими разными - удивлёнными, завидующими и даже ненавидящими - но одинаково оторопелыми взглядами.
   - Вы чего это? - настороженно поинтересовалась она, на всякий случай тоже оглядев свой трофей. И только теперь заметила выжженную на толстом древке надпись: "Лети с приветом, вернись с ответом. Лукоморье, дворец, лично в руки царя". А в оперении стрелы, вместо привычных серых, переливались, огнем горя, длинные, словно металлические перья. "Не гусь..." - успела подумать Анка, прежде чем звонкий голос весело сообщил на весь двор:
   - Ну всё, кирдык царевичу!
  
   - Я должна?!.. За него?!!.. Не-е-е!.. - испуганно закрутила головой Анка, но вдруг кое-что вспомнила и добавила со злорадством: - И вообще, не имеете права - я не ваша подданная.
   Царь Симеон на трибуне беспомощно развел руками. Царица рядом с ним нахмурилась, что-то сосредоточенно обдумывая. Девицы за спинами боярской делегации, пытавшейся втолковать Анке её права и обязанности, пискнули от радости и зашушукались, а в толпе зародилось и пошло гулять странное слово "перестреловка". Оно росло и ширилось, пока какой-то умник не задал резонный вопрос:
   - А стрелять-то кто будет?!
   - Так сама же пусть и стреляет, раз такое счастье привалило.
   - Правильно! Пускай стреляет!
   - Пусть теперь княжна стрелу пустит! - постановил боярин Порфирий и с этим решением двинулся обратно, раздвигая толпу своей могучей, убранной в две шубы особой, словно ещё несозданный ледокол - паковые льды. За ним караваном судов пристроились выборные. Так что теперь Анка осталась с глазу на глаз с многочисленными, но неудачливыми претендентками на руку царевича Ивана, державшимися от неё пока на расстоянии.
   - Она?! Стрелу пустит?!! - дошло народное мнение до Арины Коневой-Тыгыдычной. - Так она нас всех поубивает!
   - И глазом не моргнёт. Глянь, так и зыркает! - согласилась на почве общей ревности боярышня Лариса.
   - Ага, - подтвердила Анка с мрачной ухмылкой. - Не промахнусь...
   Теперь уж возмущённо загалдело и боярство, подпиравшее своих бесталанных дочек.
   - Не хочет замуж, тогда пускай вернёт!..
   - Княжна чужая, так стрела-то наша! Чать, денег стоит!
   - Правильно, без ерепеньских разберёмся! Своя должна быть невеста, отечественная!
   Анка, грязная и встопорщенная после лужи, как весенний воробей, всё с большей опаской оглядывалась по сторонам и на всякий случай начала пятиться к воротам. Дорогу ей уступали... пока. Но всё более нервными взглядами провожали ускользающее из рук "брачное обязательство".
   "Нет, ну только подумать! - кипела возмущением княжна, шаг за шагом отвоёвывая путь на волю. - Такое мог учудить только их, мешком пришибленный царевич. Чтоб собраться жениться на ком попало, а попасть именно в неё! Но ведь попал же! И что теперь? Так запросто отдать нежданно свалившееся "счастье"? Ну, Иван, ну царевич, встречу..."
   - Дорогая Анюта, - начал царь Симеон, но обнаружил, что не то что княжна, а и сам не слышит своего голоса в том галдеже, которое подняло неугомонное боярство. - Тиха-а! - попытался он навести прядок, но опять безуспешно. - Молчать!!! Всем молчать!!! Слушать!!! - царь даже ногой притопнул, от чего наспех сколоченная трибуна опасно закачалась, заставив царицу-матушку схватиться за перила.
   На этот раз во дворе повисла испуганная тишина. Царь удовлетворенно прокашлялся и продолжил мягким увещевательным тоном:
   - Послушай, Аннушка! Мы понимаем, ты у нас случайно, знать не знала, ведать не ведала. Но раз уж ты никак не хочешь замуж за нашего Ивана, отдай стрелу и ступай с богом, а? - и он просительно уставился на княжну. Рядом с ним царица Ефросинья хмуро смотрела куда-то в сторону... где, по чистой случайности, маячила дородная фигура старшей Тыгыдычной.
   - Не отдам! - заявила вдруг Анка и, сама удивляясь своей решимости, подняла упрямый взгляд. На неё, как на полоумную уставилось несколько десятков пар глаз. И вдруг - показалось или нет? - в глазах царицы мелькнуло облегчение, словно у той камень с души свалился. "О-о-о! Не одной мне Ванятка жалко..." - поняла Анка и уже с чистой совестью заявила:
   - А не отдам! Вот явится ваш Иван-царевич, ему и верну.
   - Да она издевается! - выскочила вперёд та самая рослая девица, что уже имела счастье избежать Анкиного рукоприкладства. - Не хочет сама, силой заберём! - и решительно подступилась к княжне: - Отдай стрелу, зараза! Слышь, отдай, говорю!
   - З-з-забери... - процедила Анка, отступая спиной к створке ворот. Теперь отдать свою нечаянную добычу её не заставил бы и Господь Бог со святой Варваркой. Из ревности, из вредности, из упрямства и просто, чтобы этой гадюке не спалось и с боку на бок ворочалось...
   - Э! А чего это тебе, Дарья?! - забеспокоилась Лариска и бросилась наперехват. - Он мне в любви обещался! Вот!
   - Когда?!
   - Вчера!
   - Врёшь!
   - У него спроси! Если хочешь знать, стрелу царевич ко мне во двор пустил. Нарочно!
   - ЧТО?!! - удивились все участники конфликта, но если Анка только подумала: "Этот увалень?! Во девка заливает!", то боярыня Конева-Тыгыдычная обиделась серьезно.
   - К тебе?!! - взвизгнула она, как гоночный автомобиль на старте. - Ах ты ж охальница! Ах ты ж... суфражистка!..
   - Профурсетка! - вставила из-за спины начитанная Арина.
   - Вот-вот, правильно, доченька!
   - Да сами вы... эманси-пе...тки!
   - ...патки!..
   - ...путки...
   - ...дутки...
   - Что - "дутки"?..
   - Штрела, говорю, дутки! Ерепеньшкие уташшыли.
   - А права Серапеюшка! - опомнилась боярыня Варвара. - Мы меж себя собачимся, а стрелы-то нет! Айда, бабоньки, сувенир... сувирин...итет державы восстанавливать!
   - Чего, чего?!..
   - Бить будем!
   - И то, дело!
   - Но-но! - забеспокоилась Анка, нащупывая рукоятку ножа в рукаве, и попыталась применить последнее средство из арсенала дипломатии: - Гость - лицо неприкосновенное!
   - Щас мы тебя сделаем... прикоснове-е-енным! - пообещали ей, и нож с чистой совестью перекочевал в руку:
   - Стоять!!!
   Возбужденные женщины приостановились, но быстро нашли выход:
   - Эй, мужчины! Куда вы смотрите?! На нас тут с ножиком кидаются!
   Мужчины, до того оторопело наблюдавшие "бабью склоку", приободрились и решительно приняли участие:
   - Стра-ажа-а!
   - Ну, ва-аще! - возмутилась Анка, увидев проталкивающихся сквозь толпу стражников.
   - Симеонушка!..
   - Именем государя!.. - но дребезжащий голос царя потонул в угрожающем гуле рассерженного боярства:
   - Вяжи окаянную!.. Долой ахрессора!.. Так её, так!..
   И вдруг всё это непотребство перекрыл рассерженный рык:
   - МОЛИСЬ, ЧЕРТИ!!! ЩАС РУБАТЬ ПОЧНУ!
   - Ромка!!! - облегчение, с каким Анка встретила появление брата, было не передать словами.
   - ОРУЖЬЕ В ЗЕМЛЮ! РАБОТАЕТ ДРУЖИНА! - гаркнул другой, не менее грозный голос.
   - Венька! Я туточки!
   - Э! Это мы - дружина! А вы кто такие?! - возмутились стражники появлению вооруженных и очень резких чужаков.
   - Ерепеньского княжества княжичи!
   - Да хоть Нень-Чупецкого! Чего расхозяйничались?!
   - А того!..
   - Молча-а-ать!!! Всем молча-а-ать!!! Царя слушать!!! - прорвался, наконец, царский голос. - Я сказал, тиха-а-а!!!-кхы... кхы... Хиха, ховорю!.. Кхы...
   Все обернулись и благоговейно замерли, дожидаясь, когда царь-батюшка прочистит осипшее от крика горло, но было поздно - тот только сипел, хрипел и делал страшные глаза, пытаясь передать всеми доступными средствами свою царскую волю. Получалось плохо. Дружинники начали недоуменно переглядываться с прибывшими княжичами, боярство - шушукаться, девицы - хищно поглядывать на Анкин трофей. И неизвестно, чем бы дальше кончилось, но тут опять раздался незнакомый, но уверенный в своей правоте голос:
   - Ну что неясно-то? Царь Симеон повелеть изволят гостей ерепеньских встречать-привечать, во дворец проводить, за стол усадить. А там, за чарочкой, и поговорить не грех! Я прав, царь-батюшка?
   Царь только энергично затряс головой, подтверждая свой, наконец озвученный указ. А к Анке пробрался пожилой человек, одетый странно богато для того, чтобы вот так вежливо и обходительно протискиваться через взвинченную и настроенную на драку толпу.
   - Извините... Простите... Матушка-боярыня, не смею беспокоить, но где ваша дочь?!.. Ах, барышня, платье - выше всяких похвал, но такие серёжки сейчас не носят!.. Молодой человек, оборона государства чуть левее... Спасибо! - вышел он к виновнице смуты и участливо подхватил её за локоть: - Аня, Аннушка, Нюрочка!.. Я же тебя просил...
   - Ну, дядь Никанор, они первые!..
   - Ладно-ладно!.. - махнул свободной рукой Никанор Поликарпыч и пристальней всмотрелся в оперение стрелы, которым его подопечная крутила в опасной близости от глаз. - Так. И что мы имеем с этой птицы... кхм... жар?
   - Дядь Никанор, они меня замуж хотели выдать! За царевича!
   - Ох ты, батюшки, изверги!.. А ты?..
   - А я не хо... мо... не знаю.
   - Правильно, куда торопиться... Сначала с батюшкой посоветуемся, потом...
   - А жених сбежал!
   - От тебя?! Как увидел, так сбежал?! Надо же!..
   - Да ну вас!.. Он меня вообще не видел!
   - Ну, значит, повезло добру молодцу... Да и нам, кажется, пора отсюда...
   - А они стрелу хотели забрать!
   - Ну, вот и хорошо, вот и правильно... А мы пока потихонечку...
   - А я не отдала!
   - Почему? - теперь и дьяк удивился запутанной Анкиной логике, но та подняла в ответ несчастные серые очи, и Никанор Поликарпыч понял, что логика тут бессильна:
   - Ох, молодёжь!.. Ну, значится, сделаем так, Анюта Гореславовна, побудем-ка мы теперь посольством, раз уж доехали. А чтоб стыдобы батюшке вашему не наделать, будете меня слушаться, как Господа Бога и Святую Варварку единовременно. И вас, молодые люди, - обернулся он к княжичам, - это тоже касаемо.
   Братья согласно закивали - мол, ка-а-анешна! а как же! - но обмануть ушлого дьяка было не так-то просто.
   - А будете шутки шутить, посажу за чистописание!
   - Хи-хи... - не удержалась Анка, глянув на испуганные лица братьев-богатырей.
   - И тебя тоже! - влетело ей за компанию. - А сейчас прошу за мной.
   Никанор Поликарпыч приосанился, став как бы выше на целую голову, важно свёл брови и двинулся прямо на окружающую толпу. Толпа волей-неволей расступилась, и гости, обернувшиеся в одночасье полномочными послами, прошествовали во дворец, сопровождаемые почётным караулом из стражников, оказавшихся весьма кстати, и непечатными взглядами боярышень, оказавшихся не у дел.
  

* * *

  
   Что оставалось бедному Иванушке? Только гнать коня, не разбирая дороги, в надежде расшибить бесталанну буйну голову о какой-нибудь булыжник милосердия. Так пролетел он столичный тракт, распугивая селян и купеческие обозы, и достиг развилки с дорожным камнем. Как водится, было на нём и кому пойти, и куда пойти, и каким неординарным путём туда попасть. Но не стал Иванушка тратить время, чтобы почитать "направления" и "пожелания", там написанные (хотя среди них были и такие, что отличались высоким штилем, и несомненно свидетельствовали о росте культурных потребностей населения). Да он и не заметил сих напутствий, оставленных неравнодушными гражданами! Потому выбор направления с чистой совестью взял на себя конь. Понятно, что уроженец степей отдал предпочтение вольному простору левого развилка, перед мрачной стеной леса, маячившей по правую руку. И надо ли удивляться, что по лукоморскому приложению ко всемирному закону подлости, после получаса отчаянной скачки они влетели во всё тот же хмурый от предвечерних сумерек лес.
   Который чем далее, становился всё выше, темнее и дремучее, так что летящий, словно и не касаясь земли копытами, красавец-конь поневоле сбился с ритма и стал неуверенно притормаживать. Наконец, даже Иван это заметил и, усмехнувшись криво, с выражением процитировал былинно-эпическое:
   - "Что ж ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься?".
   Так сказал бы настоящий богатырь. А что сказал бы он сам - Иван-царевич? Какие героические слова смогла бы подобрать его бедная, набитая книжной чепухой головушка, когда привычная жизнь - книги, мечты, любовь - в одночасье остались где-то далеко позади, а вокруг не видать ни жилья, ни людей, ни даже чёрта лысого...
   - Опаньки! - сказал внезапно выросший поперек дороги "лысый чёрт".
   "Медведь!.." - понял конь, и без того настороженно косивший на каждый шорох, и взрыл копытами землю вперемежку с опавшей листвой.
   "Лысый?.." - не понял Иванушка и "ласточкой" взлетел над седлом, дорогой и гладкой макушкой так внезапно появившегося мохнатого существа.
  
   Когда Иванушка пришел в себя, то сперва удивился, пытаясь понять, откуда именно он в себя пришел и зачем вообще выходил. Затем вспомнил, и пожалел, что так удачно подвернувшееся падение не закончило его мучения раз и навсегда. И приходиться начинать всё сначала.
   И открыл глаза.
   Оказалось, сидит он, прислоненный к дереву, а перед ним вертится его парадный кафтан и совершенно отдельно от хозяина поворачивается то боком, то спиной, то изукрашенными полами. А на дворе-то не май-месяц!..
   - Хороша обновка! - сообщил грубый голос, и стало понятно, что кафтан вертится не сам, а с помощью некоего верзилы в рогатом шлеме, который разглядывает его в своих ручищах с видом сожаления на заросшем мрачной бородой лице. Сожаление было особенно заметно на фоне его собственного латанного-перелатанного армяка. - Эх, жаль, не по плечу.
   - А ты, Пыря, так бы и напялил... - сказал другой голос, и царевич увидел того самого "лысого медведя"... который оказался всего лишь кряжистым мужиком, одетым в медвежью шубу. Мужик пытался совладать с Иванушкиным скакуном, который бил копытом, мотал головой, и вообще активно возражал против смены хозяина.
   - А ты, Жила, так бы и в седло вскОчил! - ухмыльнулся в редкие зубы верзила.
   - Тпру! Не балуй! - Жила увернулся от конских зубов и перехватил таки поводья. - Много ты понимаешь! Такого красавца в поводу водить, и то князем будешь. Ты глянь-глянь, очи-то яхонтом горят! Атаману покажем, удавится, гы-гы... Ну пошли, что ль?
   - Эх жаль, маловато вещичек барин взял.
   - Да куда ещё! Один конь такой полцарства стоит.
   - Так коня-то Хорек заберет, а нам что останется?
   - А ты бляшек со сбруи посрезай...
   - Так-ить атаман спросит...
   - И то, правда...
   Так, мирно беседуя и сокрушаясь о своём, разбойничьем, они углубились в лес по какой-то заметной лишь им тропке, уводя и унося последнее Иванушкино достояние. И так Иванушке это обидно стало, что на глаза непрошено навернулись слезы.
   - Именем царя, стойте! - попытался он встать и выпрямиться со всемозможнейшим достоинством. И сейчас же обнаружил, что сапоги с него тоже сняли. Но это ничего не меняло, ибо, как говорил богатырь Глеб Муровец: "Вор должен сидеть в тюрьме!"
   Разбойнички замерли и переглянулись, словно не веря своим ушам.
   - Ты это слышал, Пыря?
   - Дык, рядом же стоял...
   - Вот и я думаю, не ослышался ли?
   - Так может человек спросить чего хотел?
   - Как домой попасть? - удивился Жила и обернулся к Ивану: - Так ты это, мил-человек, не стой, замёрзнешь ведь. Ты ножками-то ходи... туда ходи. Там тебе добрые люди помогут...
   - Вы не поняли, - попытался донести до них свои ультимативные требования царевич. - Немедленно отдайте мои вещи... и коня тоже!
   Разбойники опять переглянулись, развели руками, мол, что ж поделать, и вернулись обратно на дорогу. Они не торопясь забросили повод на ветку, закинули кафтан с сапогами на куст и уверенной вальцой направились к царевичу. На душе Иванушки стало муторно. Сразу захотелось домой, к отцу с матерью, библиотеке, Василисе с книжной страницы... Интересно, что бы ОНА сказала, всплакнула хоть?.. пожалела?.. Эх, помирать так с музыкой!
   - Это мой конь! - упрямо повторил Иванушка и сжал кулаки.
   Ничуть не испуганные разбойники остановились перед ним, оглядывая с удивленным сожалением.
   - Надо же, каковы есть люди до чужого добра жадные... - покачал импозантной лысиной Жила.
   - Ни себе, ни людям! - боднул рогами воздух Пыря.
   - Мы тут стараемся, делим, всё честь по чести, по совести...
   Разбойничья логика Иванушку задела до глубины его незамутнённой опытом души.
   - Где ж по совести, это же и так моё!
   - Нет, не твое, мил-человек, и не моё, - терпеливо пояснил правду жизни мохнатый Жила. - Это уже атамана нашего, Хорька, чтоб ему сто лет здравствовать.
   - А справедливость-то в чем?! - не унимался идеалист-царевич.
   - Так ведь, подняли, усадили, коня изловили...
   - Ещё "раздели" добавьте...
   - Так не прибили же! - с готовностью подхватил Жила.
   - Добрые мы! - констатировал рогатый Пыря.
   - Ссс-пасибо... - Иванушка почувствовал, что его суицидно-героический план под напором вежливости странных разбойников рушится на корню.
   - Но ежели барин так уж хочет... - Пыря как бы нехотя потянул с пояса, болтающийся там на цепи устрашающего вида кистень. - То завсегда рады помочь...
   Сердце Иванушки ёкнуло то ли от страха, то ли от радости, что вот она сбывается - мечта идиота! Но тут за спинами лиходеев раздался по-детски звонкий нахальный голос:
   - Эй вы, монстеры-охлобомстеры! А ну, губни бугнявые, валите отседова, а то рога поотшибаю!
   "Монстеры" и "губни" испуганно замерли. Потом медленно обернулись и дружно выдохнули с облегчением. На тропинке, уперев руки в боки, стоял пацанёнок лет десяти-одиннадцати и бесстрашно их рассматривал.
   - Дитятко, ты чей?! - поневоле сладеньким тоном поинтересовался Жила.
   - Ильковичи мы, - с достоинством представился малОй.
   - И сколько же вас?.. - разбойник украдкой огляделся по сторонам.
   - Нас-то? Один я такой, - важно ответил пацанчик.
   - Что, и братьев нету? - уточнили на всякий случай Пыря.
   - А нету, - отмахнулся малец.
   - И тятьки с мамкой нет? - уже смелее спросил Жила.
   - Не, нетути. Сирота я! - с гордостью, словно личное достижение, сообщило дитя.
   - Ну и пшёл отсюда, раскричался тут!.. - окончательно успокоились разбойники.
   - ДЕ-ДУШ-КА!
   - Иду, Митенька, иду маленький! - прозвучало из леса и, к удивлению разбойников, на дорогу выбрался высоченный костистый старик с лукошком в одной руке и посохом в другой.
   - Шо сталося?
   - Дед, а дед! Я монстеров поймал, - внучок ткнул пальцем в оторопевших разбойников, - Только они меня обижают!
   - Эти что ль? - старик с неторопливой грацией бульдозера направился к разбойникам. Те особой опасности в нём не увидели, но забеспокоились:
   - Эй, не балуй! Не трожь, порежу!
   Старик не обратил на их предостерегающие возгласы никакого внимания. Его длинные ручищи уронили посох с лукошком и ухватили мужиков за шивороты, не смотря на грозные замахи. Не успев даже как следует испугаться и теряя по ходу орудия самообороны, работники большой дороги вознеслись в воздух, бесцельно болтая руками и ногами.
   - Итить!.. Кудыть!.. Наить!.. - от неожиданности в их вокабулярном запасе остались одни междометия.
   - Вы пошто-о сироту оби-и-идели? - ласково поинтересовался старик, казалось, без особого труда заглядывая в ИХ глаза на высоте СВОЕГО роста.
   - Сироту?! Мы?!! Не-е-е!!! Никода!.. Нивжисть!.. - затряслись разбойнички, словно всю жизнь только грибочки в лесу собирали.
   - Пра-а-авильно! - одобрил старик. - Не на-а-адо сироту обижать...
   - Дед, а дед! - подёргал того за холщёвые штаны внучок. - Дай хоть пенделя дам?
   - Ну, пошто уж... пускай себе идут, убогие, - задумчиво произнёс старик и разжал пальцы.
   Разбойники кулями повалились на землю, подхватились и дали дёру, даже не вспомнив про добычу и обронённое оружие. Пацан всё же успел наподдать чуть замешкавшемуся Пыре и, вполне удовлетворённый, обернулся к Ивану.
   - А ты кто будешь? - деловито осведомился он. - Не монстер?
   - Иван я, - признался Иванушка и со вздохом добавил: - Царевичи мы.
   МалОй уставился на Иванушку, мгновение изучал его, как редкостную породу "залётных царевичей" в своем лесу, и вдруг завопил, азартно дергая старика за ту же многострадальную штанину:
   - Деда, глядит-ко! Настоящий царевич!
   - Быва-ает... - не пронялся его энтузиазмом дед, оглядываясь за уроненным лукошком, но малОго было уже не остановить.
   - Уррра!!! Дедушка Назар, мы всамделишнего царевича поймали!!!
   ЭТОГО ЕЩЁ НЕ ХВАТАЛО!
  
   Всё оказалось не так плохо. Хотя конь не стал дожидаться окончания разборок и рванул обратно по знакомой ему дороге, да и стемнело так, что пришлось заночевать в лесу, но дед с мальцом быстренько утешили Ивана его же собственными сапогами и кафтаном, а там и костёр развели да лапника натаскали. Так что пока Иванушка пребывал в горести и унынии, на огне уж поспели грибочки, тщательно и даже любовно отобранные из корзинки дедом Назаром, очищенные разбойничьим ножиком, нанизанные на прутики и переданные для жарки малому. Какими бы черными не были мысли царевича, но запах от костра распространился такой, что проник даже сквозь бездну его отчаяния.
   "Всё равно есть не буду!" - упрямо восстала Иванова гордость.
   "Бу-у-удешь, бу-бу-бу-будешь..." - уверенно ответил ей желудок, которому обещано-то было свадебный пир, а реально даже завтрака не досталось. И больше верить обещаниям он был не намерен.
   - Чё пригорюнился, царевич, на-тко откушай! - сунул ему Митька прямо в руки исходящий ароматами прутик со стеблем дикого лука на закуску. - Звиняй, окромя грибов ничего нету. Кабы не ты, уже бы дома были.
   "Так я ещё и виноват?! Очень надо было!.." - немедленно воспряла гордость.
   "Вот ведь люди, целый день собирали, а всё мне скормят..." - подступила с другого боку совесть.
   "Ну, раз такие честные, то и худейте, а я жрать пошёл!" - объявил желудок, и Иванушка, к собственному удивлению, обнаружил, что уже вовсю жует аппетитно похрустывающие комочки.
   - Ку-у-ушай, ку-ушай, царевич, - окончательно успокоил его совесть дед Назар. - Нам для доброго человека ничего не жалко.
   - Почему, доброго? - решил всё же уточнить свой статус Иванушка.
   - Так, а все люди суть добрые, - улыбнулся старик. - Других и не встречал поди.
   Иван вспомнил скоропостижное перевоспитание давешних татей и сразу поверил, что да - другие деду Назару не встречаются... или встречаются, но не оставляют потомства.
   - Нет на Белом Свете злу места. Солнышко восходит - для радости, травка зеленеет - для увеселения. Люди добрые стречаются - здоровечка пожелают...
   - Вы, наверное, святой отшельник или подвижник? - впечатлился дедовой философией Иванушка.
   - Какой там подвижник, - отмахнулся тот. - Убивец я, душегуб окаянный.
   А вот этого ему говорить не стоило... даже, если правда. Ибо система ценностей, на которой зиждилось Иванушкино понятие добра и зла - и так уже основательно треснувшая - разъехалась под ним, как Пангея под динозаврами. А, между прочим, те впоследствии вымерли!
   - К-как т-так-то? - прозаикался царевич, знавший конечно, про золото, что не всё блестит, но единство противоположностей представлявший несколько иначе.
   - Да так, как-то... Запойный я, - пояснил старик обыденно
   Однако фраза, долженствующая вызывать у любого простолюдина целый пласт народной культуры, в Иванушкиной голове вызвала лишь какие-то обрывочные лозунги, типа: "Пьянству - бой!", "Не пей, спьяну ты можешь обнять классового врага" и даже "Пьяный проспится, дурак - никогда", которое было совсем другой пласт, и уж скорее его собственный случай.
   - Дед, а дед! - прервал подвИги Иванова сознания настойчивый голос малОго. - А монстеры - они какие?
   - Монстеры, Митенька, суть злобные твари. Одни обличья как бы человечьего, а как бы и нет. Другие суть - звери невиданные: губни да жабовронки.
   - Дед, а дед! А монстеры у нас водятся?
   - Нет, милок. Откудова им взяться...
   - Так купчина же сказывал... про Пустошь Чернобыльску!..
   - Господь с тобой, Митенька, сказки то и есть. Может и были когда там монстеры, злой волшбою сотворенные, да все повывелись.
   - Ы-ы-ы, - разочаровано проныл малОй. - Так, а ЭТИ кто были?
   - Разбойнички, Митенька, лихие люди...
   - Дед, а дед! Так чего мы их отпустили?!
   - Не мы их отпустили, Митенька, они сами ушли, устыдившись ремесла своего. Видно совесть замучила...
   - И-ий-йих!.. - заёрзал от сожаления малой. - Знал бы, так хоть пенделей надавал! А теперь ищи этих... замученных... Дед, а дед! Как царевича в деревню спровадим, пойдём разбойников искать? А то... ты им здоровьячка пожелал, а я забыл!
   - Пойдём, милок, пойдём, как же без этого! Здоровьячка завсегда желать надобно...
   Малый Митька решил, что подвигами на ближайшее будущее он уже обеспечен и принялся выяснять программу настоящего:
   - Царевич, а царевич? А ты куда спешил-то? - уставился он на Иванушку требовательным взглядом. Старик тоже заинтересованно поднял голову, заранее ободряюще улыбаясь.
   Иванушку, который под благостные речи разомлел было, опять нахмурился, и видно, тяжкие душевные переживания отразились на лице, потому что дед Назар понимающе покивал головой и даже свой, так и не доеденный прутик грибочков, протянул Ивану:
   - А ты пове-е-едай, царевич, поведай... Чать, полегча-а-ает. Со словами, оно, и го-о-оресть выходит...
   - Так что говорить, дедушка, несчастный я человек...
   ...Когда Иванушка закончил рассказ, была уже глубокая ночь. Дед Назар продолжал понимающе кивать и улыбаться - то ли сочувствовал, то ли спал уже давно прямо с открытыми глазами. А вот Митяй слушал, и по его глазам было видно, что теперь он ни спать, ни есть не будет, пока не подсобит другу-царевича в его несчастной доле.
   - ...Вот так я в вашем лесу и оказался, - закончил со вздохом Иванушка.
   - Ий-йах!.. - малой рубанул воздух свежеочищенным от грибов прутиком, словно взаправдашним мечом. - Зря отпустили! Говорил же, надо было пенделей надавать!.. Но ты не боись, царевич, со мной не пропадешь!..
   И долго ещё кипятился сильномогучий витязь десяти-одиннадцати лет от роду, но Иванушка его уже не слышал. Окончательно вымотанный сумасшедшим днем, пригретый пламенем гостеприимного костра, он прикорнул на лапник и умиротворенно сопел в две дырки на все опасности и приключения мира.
   ...Догорал костер, постреливая головешками. Ухала в ветвях ночная птица, шерстили по кустам деловитые хозяева норок, готовя запасы на зиму. Где-то далеко завели тоскливо-душевную песню волки. Да ещё всквакивала вдруг из близлежащего болотца какая-то ошалелая от бессонницы лягушка. Всё замерло на лесной поляне. Только скрипнуло в темноте и покачнулось брошенное на самом краю лукошко...
  

* * *

  
   Утро обещало хороший день и, в кои-то веки, свое обещание выполнило. На очистившемся небе всходило ласковое, по причине позднего сентября, Солнышко и дед Назар разбудил всю компанию - отогреваться от ночной прохлады у заново заполыхавшего костра. Иванушка проснулся, потянулся и попытался бодро вскочить с лежбища, чтобы попрыгивая ногами, помахивая руками и постукивая зубами, присоединиться к тесному кругу товарищей по огню. И у него даже получилось... с третьего раза и с гораздо большим уважением к царскому происхождению.
   - Грейся, грейся, царевич... отогревайся, - ласково прогудел дед. - Косточки-то болят? Ничего, попривыкнешь, чать, будет из тебя ещё витязь-богатырь!
   - Да куда мне, - смутился Иванушка. - Не вышло из меня до сих пор богатыря, так уж и не выйдет.
   - Так, а куда дальше-то?
   - А пойду я дальше... пойду дальше... А в отшельники пойду, вот! - пришла на ум мысль, показавшаяся единственно верной в его положении. - Буду травкой питаться да мудрость постигать в тиши и одиночестве в каком-нибудь отдаленном глухом месте. А что, братцы, есть ли у вас тут поблизости отдаленные места? - воодушевился он.
   - Есть, как не быть, - обнадежил дед. - Мокрая падь есть, Гнилое болото есть, Пустые багна есть...
   - Э-э-э... - энтузиазма Иванушки заметно поубавилось. - А посуше ничего нет?
   - Посуше, царевич, оно самим надобно. Но ты не горюй, чего-нибудь да сыщем. Правда, Митяйко?
   - Сыщем, дедушка, сыщем! И чтоб обязательно с монстерами!
   - Зачем?.. - не понял Иванушка.
   - Для фасону, - серьезно пояснил малой. - Глухие места завсегда с монстерами должны быть.
   - Дались тебе те монстеры, - улыбнулся старик, - совсем одичал что ль? Айдате в деревню, заждались нас поди... Вот радость-то будет! Берит-ко, милок, лукошко да идите с царевичем, а я пока костер затушу...
   Едва Иванушка понял, что именно дед Назар собирается делать с костром, все вопросы, типа, где взять воду, отпали сами собой. Почему-то именно этот народный способ тушения ни в одном "Хождении за леса и горы..." не упоминался, видимо щадя душевную организацию читателей.
   Слегка смущенный царевич поспешил выйти на дорогу. Вперёд него вынесся вприскочку Митяй с лукошком. Хотя в его руках оно выглядело скорее здоровенной корзиной, но малой бодро подхватил его и энергично проволок метров десять... подпрыгивая всё тяжелее и тяжелее, пока оно не выпало из рук и не плюхнулось грузно в траву.
   - Дед, а дед! Ты чё туда камней заместо грибов насовал?!
   - Чаво, Митенька?.. - недослышал отставший старик.
   - Камней, говорю, насовал, ась?! - проорал малой, наклонился над лукошком и стянул с него рушничок...
   - МОНСТЕРЫ?!!
   Митька отскочил как ошпаренный и шлепнулся задом. Лукошко опрокинулось и вдруг мощным броском взмыло вверх, а на траве осталась лежать, светя желтеньким брюшком и дрыгая голенастыми лапами, здоровенная коричнево-пупырчатая жаба.
   "Монстры?! Где монстры?!" - заметался царевич и тут взгляд его упал на пытающееся упрыгать на собственной спине земноводное. - "Лягушка?! Такая большая! Где-то я такое..." - забрезжила в голове смутная догадка, но догадать её Иванушке не дали, потому что тихий осенний лес прорезал боевой лукоморский клич:
   - УРРРА!! БЕЙ МОНСТЕРОВ!!!
   С которым Митяй ухватил первый попавшийся дрын и кинулся в атаку.
   - Ква-раул!!! - взвыла жабища человеческим голосом и отчаянным рывком перевернулась на брюхо.
   Хлобысь! - впечаталась палка в опавшую листву.
   - Квуак! - взмывшая в воздух жаба приземлилась метрах двух от места своей почти состоявшейся гибели и, путая в панике лягушачью и человеческую речь, заскакала вокруг Ивана. - Спасите! Квуа-атит! Квуа-ка-как можно?!
   - Жаб-воронок! Настоящий! - орал в восторге малОй и что есть мочи лупил дрынякой вслед едва успевавшей отскакивать лягухе: - На тебе! На! На! Получай! Царевич лови его!!!
   - Прекратите немедленно! - возопил Иван, у которого уже голова шла кругом от этой карусели. Но тут жабища увидела единственный путь к спасению своей скользкой шкуры и с отчаянным "Цвуареви-и-ич!" бросилась к тому в объятия. Получив неожиданный удар лягушачьим монстром, Иванушка грохнулся на спину, основательно приложившись затылком о землю (не такую уж, к слову, и мягкую!), а когда в глазах прояснилось, то сначала увидел над собой Митяя с занесенной палкой, а после пришло ощущение чего-то тяжелого и холодного, придавившего грудь. Скосив глаза, он обнаружил там скорчившуюся и мелко трясущуюся жабу-переростка, темные глаза которой метались то на Ивана, то на орудие убийства.
   - Ц...ц...царевич, спас...си-и-и...
   И совершенно не к месту и не вовремя пришла дурацкая мысль: "Вот значит как ЖАБА душит!"
   И хоть было немного противно, а ещё больше смешно и щекотно, но если ТАК просили о помощи, то будь ты трижды монстром и демоном, обижать животинку Иванушка позволить не мог.
   - Не смей трогать её! Никакой она не монстр! Она... она... Лягушка, вы кто?!
   Иванушка попытался ссадить с себя скользкое холодное тело и хоть как-то приподняться, но жабенция вцепилась в него своими длинными пальцами крепче, чем кошка когтями, и только заикалась в ответ:
   - Ва... ва... ва...
   - Ваня я, Ваня... Дальше-то?
   - Ця... ца... цся...
   - Ну, царевич, понятно. А тебя как зовут?
   - Я ж и говорю! - вдруг прорвало лягуху. - Василиса я! И между прочим - Прекрасная!.. Тьфу ты!.. Вань, убери этого героя с палкой, он меня нервирует...
   "Ой..." - подумал Иванушка, поражённый неземной красотою своего идеала буквально в самое сердце.
   - А ты точно не жаб-воронок? - подозрительно покосился малой.
   - Ва-а-аня!!!
   - Ладно, ладно!.. Уже и спросить нельзя... - Митяй с сожалением опустил палку.
   И тут их догнал дед Назар.
   - А чё это у вас тут деется? Чё это вы за крику подняли? Чё это вы... Царевна-лягушка!
   Он замер, всей фигурой изображая ударенный молнией дуб, и с немым восторгом уставился на жабу. Та вдруг перестала цепляться, выровнялась, выгнула спинку и даже провела лапкой над глазами, словно поправляя что-то.
   - Да, это я!
   Проделала она это всё верхом на Иване, но её это ничуть не смутило.
   - Э-э-э... Извините, Василиса, вы не могли бы... как бы... мне немножко...
   - Ой, Ванечка! Прости, пожалуйста, сейчас сойду.
   Она грациозно, насколько позволяли габариты, стекла с Ивановой груди, после чего царевич наконец смог встать и отряхнуться.
   На малого явление царственной особы никакого впечатления не произвело, он вертел в руках свой геройский дрын и, видимо, сожалел, что так и не получилось пустить его в настоящее дело изничтожения монстров. Только старик по-прежнему пребывал в ступоре:
   - Царевна!.. Лягушка!.. Батюшки-светы!..
   - Ну что ж, вижу, вы меня узнали! - довольно констатировала царевна. - Это хорошо...
   - Чего хорошего-то, - буркнул малой, - жаба и жаба...
   - Тогда давайте уже пойдём, - лягуха демонстративно его проигнорировала. - Я надеюсь к обеду попасть в столицу.
   Иван-царевич сник.
   - Уж извини, Василиса, но в столицу мы сегодня не попадем, - проговорил он таким тоном, словно лично в этом был виноват, и грустно добавил: - И, наверное, уже никогда не попадем.
   - Куа-как? - царевна от удивления совсем по-лягушачьи выпучила глаза, но тут же опомнилась: - Я хотела сказать, как же так?
   - Да так... долгая история.
   - Ну ладно, а куда же ты идешь?
   - А вот, иду пока с добрыми людьми, коли приютят на первое время. А там... куда-нибудь.
   - Ну, хорошо, - лягушка на минутку задумалась и снова горделиво выгнула спинку. - А вы, добрые люди, кто будете? - обратила она к деду Назару, словно не замечая стоящего в двух шагах Митяя.
   - Оййй... да... Мы люди простые! - засмущался дед.
   - Ничего, ничего, - снисходительно поощрила лягуха. - Должна же и я вас как-то величать!
   - Митькой величай, - встрял малой.
   - Ну так как? - Василиса смотрела только на деда. Тот засмущался ещё более, и наконец признался:
   - Назаром меня кличут. В Пятихатках мы живем...
   - Ох, надо же, как хорошо, - обрадовалась царевна-лягушка, - у вас целая усадьба!
   - Чё?! Какая усадьба?! - взвился Митяй. - Изба покосившаяся - вот наша усадьба! Цяре-е-евна мне тоже...
   - Но как же... Вы же сами...
   - Ой, да не серчай на него, мальца. Только Пятихатка - так деревня наша прозывается.
   - Ах деревня... - явно огорчилась Василиса.
   - Ага, дворцов чать не держим! - съязвил малой. - Зато болото есть! В нем свиньи купаются... хошь устроим?
   Иванушка осуждающе глянул на надувшегося Митяя и поспешил загладить неловкость:
   - Извините, Василиса, но вам, наверное, с нами неудобно будет...
   - Ну почему же! - вдруг воодушевилась лягуха. - Если вы обещаете меня холить-беречь...
   - Обещаем! - восторженно загудел старик. - Как есть, обещаем!
   - Дед, а дед?..
   - ...И понесете моё лукошко...
   - Чиё лукошко?!!
   - Понесем, царевна! Чего ж не понести!
   - ...И будете веселить дорогою...
   - Ага, спляшем!..
   - ...то тогда, так уж и быть...
   - ТАК УЖ И БЫТЬ?! Я ещё и таскаться с ней должон?!! С этой толстой, противной, скользкой, зеленой...
   - Ми-и-итенька!.. - осуждающе покачал головой дед.
   - Митя, ты не прав! - попытался урезонить его Иван, но малой разошелся не на шутку:
   - Да пущай катиться в свое болото! Ишь, царевна-королевна! Мы её таскай, корми, а она...
   - Ыф... ыф... выф...
   - Э, царевна, ты чего? Ты это... Ну вот, обидел божью душу!.. Эх, Митька...
   - Василиса, вы не обращайте внимания... Никакая вы не противная, а очень даже симпатичная. И не зеленая... почти. Мы вас обязательно возьмем с собой...
   - Ыф... ыф... Не-е-ет, не возьмё-ё-ёте!..
   - Почему?..
   - Я ТОЛ-СТА-Я, ы-ы-ы-ы!..
   От такой заявки три мужика всех возрастных категорий остолбенели. Для женщины можно сделать что угодно, и даже, если это совершенно безумные желания, можно хотя бы пообещать, как пресловутую звезду с неба. Но, если женщина ревмя ревёт, потому что считает себя некрасивой, тут поделать ничего нельзя. Хотя Иванушка, всё же, попытался.
   - Послушайте Василиса, я совершенно не согласен! Никакая вы не толстая, вы... пухленькая! Да ваша фигура в каком-нибудь Шат-аль-Шейхе вообще бы эталоном красоты была, вот!
   - П...правда? - поток слёз немного приутих.
   - Конечно! - обрадовался успеху Иванушка. - Там обожают таких пышненьких.
   - Пышненькая... - попробовала та на вкус новое определение.
   - Да-да, пышненьких... Как сдобная булочка! - ободряюще улыбнулся Иван.
   - Как булочка... - представила лягушка, мечтательно возведя глаза. - Как бул... бул... КАК ЖА-БА-А-А-А!
   - Не-не! Не как жаба! - попытался исправиться Иван-царевич, но было поздно - лягушачьи слёзы снова хлынули в два ручья. Теперь уже и он не знал, как помочь горю.
   - Эх, и кто ж тебя, зелёную, так настрополил-то? Ровно стрелу пустил, а сам збёг... - почесал всклокоченную голову дед Назар через минут десять безысходного рёва, который уже сам по себе, просто от усталости, начал стихать.
   - А вот так... Отдал молодец царевич сердце девице красной, а зеленую да толстую позабыл... - сквозь всхлипывания грустно вздохнула царевна и вдруг заинтересованно подняла взгляд: - Хм... Ваня, а ведь ты тоже...
   - Нет! - решительно отмежевался Иванушка. В конце-концов, второй раз подряд - это слишком, да и опыт, "сын ошибок трудных", настойчиво предупреждал, что всё опять может оказаться не тем, что загадывалось.
   - Вот и ты, Ванечка... вот и ты... - уныло констатировала Лягушка.
   И такая безысходность сквозила в её словах, такой скорбью веяло от согбённой фигуры, что пробрало даже Митяя.
   - Слышь, царевна, ты это... - начал он, непривычно смущаясь и не зная куда деть тот распроклятый дрын. - Ты... не горюй. Мы тебе... того... поможем. Мы, ежели что, и твого царевича найдем... да таких пенделей наваляем, ты только скажи!..
   - Да что ж эти стрелы такие невезучие!!! - взорвался вдруг Иванушка и решительно рубанул рукой воздух. - Нет, царевна, ты как хочешь, а мы тебя одну не отпустим. С собой возьмем!
   - И даже такую - скользкую и противную? - лягуха совсем успокоилась и даже кокетливо опустила взгляд.
   - Да чё б я - жаб боялся или чё?! - простодушно возмутился малой, но получив тут же испуганный "шик" с одной стороны и подзатыльник с другой, поправился: - Да мы и ужей ловили, и ящериц... и не скользкие они вовсе - так, воняют чуток...
   Дед погрозил малому кулаком, но царевна в этот раз не обиделась, а напротив, даже развеселилась:
   - Экие вы смелые! Придётся принять ваше любезное приглашение.
   - А принимай! - заулыбался дед Назар. - Полезай в своё лукошко и, айда, домой. Чать, заждались уже.
   - Но... раз такое дело, может как-нибудь иначе... - стрельнула глазками Василиса в сторону Иванушки.
   - Не-не!.. - испугался тот и экспромтом выпалил: - Назвался лягушкой, полезай в кузов!
   - Жаль, жаль... - томно вздохнула царевна.
   - Дед, а дед? - вдруг забеспокоился Митяй. - Токо сам неси, я её не допру!
   - Не извольте беспокоиться, царевна, и без сопливых донесем, - проворчал дед Назар, поднимая лукошко. - ПРА-А-АШУ!
   Обрадованный Митяй поскакал вперед, размахивая тем же дрыном, и всю дорогу обеспечивал безопасность их обоза. Жертвой его спецоперации пали придорожные лопухи и крапива, неосторожно попавшиеся под горячую руку начинающего витязя. На его боевое "ий-йях!" лягуха сначала всё вздрагивала, но потом привыкла. А Иванушка, так сразу забылся тяжкой думой, и чем дальше, тем она становилась всё тяжеле и тяжеле.
   Героически погибнуть теперь не удастся - это к гадалке не ходи... А как жить дальше? Иль склонив буйну голову, вернуться к маменьке с батюшкой? Иль гордо удалиться от людей, выбрав бурьяном заросшую стезю отшельника? Оно, конечно, та-а-ак... Но родителей было откровенно жалко - они же не виноваты, они только добра хотели. А просидеть всю жизнь в каком-нибудь "гнилом багне", питаясь подношениями добрых людей, он тоже был не готов.
   Хорошо бы уехать в дальние страны, где его никто не знает. Только не имея ни коня, ни меча, ни даже харчей на дорогу - разве что селяне кое-что соберут - далеко не уедешь. Правда говорят, можно путешествовать за так - "автостопом", от одной попутной телеги до другой. Но для этого надо, наверное, родиться бродягой, а не таким вот, домашним царевичем...
   Можно ещё остаться здесь и взять замуж царевну-лягушку... Вообще не смешно!
   Удрученный и задумчивый, Иванушка не заметил, как за деревьями показались окОличные ограды деревни. Внезапно дед Назар остановился и, прищурившись, уставился в небо. Царевич тут же влетел ему в спину.
   - Ой, извините, я нечаянно. Задумался как-то...
   - Ворон крячет, - сообщил дед, не прерывая созерцания тучек, набежавших к обеду. - Не к добру это.
   - Где, где?!! - тут же вернулся Митяй и, в помощь зрению разинув рот, уставился вверх, выискивая там неизвестную угрозу. Даже задремавшая под мерную поступь деда лягушка проснулась и высунула из-под рушника мордочку. Тут и царевичу показалось, что слышит в вышине хриплые звуки, которые, с известной долей условности, можно было принять за карканье. Только...
   - Как-то странно он каркает... - высказал сомнение Иванушка.
   - Ага, -овно -азать чего -очет, - пробормотал малой, рот так закрыть и не удосужившийся.
   - Ох, не к добру это!.. - ещё уверенней запричитал дед Назар. И только лягушка в ответ фыркнула:
   - Да ты, дед, хуже всякого ворона! Хоть послушайте, ЧТО он крячет!
   Все снова навострили уши. Звуки, поблуждав в поднебесье, приблизились и тогда вполне разборчиво стали слышны слова:
   - Мэрррхавэн!.. Амрррыг эрррье!.. Уррраванда прррадэ!..
   - Чево?.. - невольно переспросил Иванушка и оглянулся на других, но, судя по выражению их лиц, они услышали то же самое.
   - ...Серррвус!.. Бегрррюссунг!.. Пррривет!..
   - П-привет?!
   - ...Гамарррджоба!..
   - Так он... здоровается чё ли? - дошло до Митяя.
   - Каркуша!!! - дошло наконец до царевича. - Каркушенька, мы здесь!!! Эгей!!!
   Не прошло и минуты, как на ветвь придорожного дерева спланировал черный, как уголь ночью, ворон и затоптался, умащиваясь поудобнее.
   - Каррраван? - поинтересовался он, наклонив голову и разглядывая людей одним глазом. - Куда путь деррржим?
   - А ты кто тако-о-ой! - немедленно набычился Митяй.
   - Гляди ж ты, чудная птица! - восхитился дед.
   - Не бойтесь, - попытался уладить знакомство Иванушка, - это наш дворцовый ворон Каркуша.
   - Ворррон Воррронович, - с достоинством представился тот. - Думный птах и посольский советник Лукоморррья.
   - Очень приятно, Василиса, царевна и немного волшебница, - церемонно кивнула лягушка, а Митяй с дедом по причине изумления представиться позабыли, так и оставшись стоять с открытыми ртами, глядя как лягушка с птицею раскланиваются.
   - Каркушенька! Ты как здесь? Откуда? - Иванушка в нетерпении отмахнулся от политесов. - С тобой есть кто? - уже озабоченней спросил он.
   - Скоморррох, - проворковал ворон, - им и прррислан... - И внезапно прервался покопошиться клювом в перьях. - ...пррредупррредить, - вынырнул он из-под собственного крыла, так и этак покосился чёрным глазом в небо, словно прикидывая, как бы поделикатнее уведомить собравшихся, и вдруг расправил крылья и заорал во всё воронье горло: - ЗАСАДА! Засада!!! Парррада!!! Ретирррада!!!
   Под его заполошное карканье путники непроизвольно сбились в кучу, панически шаря глазами по окрестным кустам, а лягушка нырнула под рушник и только испуганно поблескивала в щелку черным глазом.
   - Карк... тих... - попытался урезонить разошедшегося ворона Иванушка. - Т-и-ише, пожалуйста! - Но Каркуша продолжал разоряться на всю округу:
   - Борррон!.. Атрррас!.. Цюрррюк!
   - Чё ты орешь, петух крашенный!!! - нашел более действенную форму Митяй.
   - Крррашенный? - тут же заинтересовался птах. - Чем крррашенный?
   - Чарнилам! - любезно пояснил малой. - Можно сажей.
   - Рррадикально, - согласился ворон и принялся рассматривать свои крылья, вероятно на предмет улучшения оттенков черного.
   - А если это разбойники напали? - нахмурился Иван.
   - А лучше - монстеры! - крепче ухватился Митяй за любимую палку.
   - Ы-ы-ы-ы... - провыло из лукошка.
   - Чё де...лать-то б...будем? - прозаикался волнующим всех вопросом дед.
   И тут со стороны деревни до наших героев долетел какой-то гомон, а вслед за тем довольно отчетливо послышалось залихватское "И-и-и-и-ийих-а!" и взрыв хохота...
   - Они что, с ума сошли, разбойники ваши... - вытянулось лицо Иванушки, - вместе с монстрами?
   - Таки с монстерами? - заинтересовался Митяй.
   - Ну, если за компанию... - уточнил царевич.
   Голоса за тынами и садочками стали отчётливей:
   "Оторвался лист зеленый
   Да над речкою летит.
   Парень к девке в сени лезет -
   Познакомиться хотит!"
   - Кажись, частушки поют... - разочаровано протянул Митька. - Дед, а дед? А кто у нас нонче на выданье?
   - Так Яковенки вроде...
   - А-а-а! То-то они с Кулемичами перемигивались!
   "Стоит яблоня в садочке
   Да от яблок ломится.
   Парень к девке в сени лазит -
   Кажду ночь знакомится!
   И-и-и-и-ийих-а!"
   - Так это у вас свадьба что ли? - дошло наконец и до Иванушки.
   Но тут над ближайшим забором показалась чья-то голова.
   - Оба-на! - сообщила голова. - А у нас гости!
   Немедленно из-за того же забора высунулись ещё с десяток голов.
   - Оба-на! - поддержали они. - Лови гостей!
   - Лови гостей!.. Лови гостей!.. - разнеслось по улице и не успели наши герои оглянуться, как от деревни на дорогу вынеслась решительно настроенная толпа селян:
   - Гости! Ату их!!! Хватай!!!
   - М-мама... - только и сказал Иванушка на столь оригинальное, рвущее шаблоны гостеприимство, которое, по его мнению, непременно бы оценили какие-нибудь людоеды племени мумба-юмба... как дополнение к трапезе. Цветущие улыбки торжествующих селян только усилили его подозрения.
   - АГА-А-А! Попались гости дорогие! К столу их!
   Толпа нахлынула и со смущенным "ой!" Иванушка вознесся на крепких руках и поплыл в сторону деревни. Рядом, с не менее смущенным "ай, щекотно!", подняли над головами Митяя. А чуть дальше, с радостно-натужным "и-и-и, взяли!", уронили деда Назара. "Чижолый!" - сообщили ему под общий гогот и попросили шевелиться своим ходом. Так они и доехали, кто на чем, до площади в центре большого села Пятихатки.
   Вся площадь была заставлена столами и засажена людьми аж до самых палисадов, к одному из которых торжественно и поднесли селяне свою добычу.
   - Новых гостей поймали! - радостно сообщили прибывшие.
   - А ну, ну?.. Кто етто у нас будет?
   Смущённого Иванушку и сердитого Митяя опустили возле отдельно стоящего стола, из-за которого поднялись двое мужчин с лентами. От середины к новым гостям приглядывались, стараясь не встречаться глазами друг с другом, стыдливо раскрасневшиеся молодые. Рядом с ними пытались сосредоточить уже основательно залитый взгляд их родители.
   - Тю! Так то ж Митьку с Деназаром притащили. Не, так не пойдет! Так вы первей Мирошниковой дружины не будете - они, чать, чужого привели.
   - Так и мы - чужого! Глядитко! А, красавЕц?! Их-то поплоше будет!
   - Чёй-то поплоше?! Наш-ить с вороном учёным! И частушки петь горазд. А ваш чё?
   - А наш тоже может...
   - Да наш царевич ваших десятка стоит! - возмутился вдруг Митяй. - РазОм с ворОнами!
   - Какой-такой царевич?!
   - А такой, самый настоящий! - поддержал внука дед.
   И тут прямо на стол перед молодыми хлопнулся с небес ворон. Он встряхнулся под удивленно затихающий гомон, почесал лапой шею и вдруг, распахнув крылья, ударил ими воздух:
   - СЛАВА! СЛАВА ИВАНУ-ЦАРРРЕВИЧУ ЛУКОМОРРРСКОМУ! - хрипло заорал он на всю площадь.
   - Ивану-царевичу?! Царскому сыну?!! Слава Ивану-царевичу!!!
   Что тут началось! Народ повскакал с мест. Дружины ловцов неосторожных прохожих - и победившая, и (теперь уж точно) проигравшая - перемешались без какой-либо возможности разобраться на составы и получить заслуженные призы. На Иванушку горохом посыпались предложения "стола", "чарки", "жбана" и даже "сокол ты мой, дай тя поцелую!" - от протолкавшегося, наконец, отца жениха. Кто-то не дослышал и крикнул "горько!", тут же пламенно поддержанное. И пошло-поехало... Так что, когда Иванушку осторожно взяли за локоть и куда-то потащили, он даже не сразу это заметил. А когда заметил, то попробовал было воспротивиться, гневно оглянувшись... и встретил знакомый взгляд ястребиных глаз.
   - Скомор!..
   - Тссс! Тихо ты... А то опять частушки травить заставят. Меня вообще-то Федотом кличут. Только ты, Ваня, не напрягайся, Федей зови.
   - Оч-чень приятно. Сл-шай, а как ты здесь оказался?
   - Как, как... мимо проходил! Ты лучше сам сказывай, где был, отчего припозднился-заблудился? Да, и зачем безлошадным топаешь? Или ты, как тот благородный Драпаньян из Шаньтони, по дороге трех коней загнал: одного - за постой в трактире, другого - за вино пропили, третьего - цыгане свели-утащили?
   - Бррр... Ка-а-акие пропили? - встряхнулся Иванушка, у которого и так в голове гудело. - Как-кие ц-цыгане?! Меня же эти схватили... ну как их... ну на "пы" начинаются...
   - Пастухи?
   - Не-ет! Ка-акие пастухи, ты что?! Эти...
   - ...Пожарные?
   - Причем з-здесь пожарные?! Ну эти!..
   - ...Пасечники, портные, писатели, представители общественности?..
   - Пе-ерд-ставители?.. Не-ет, не то...
   - Пенсионеры?
   - А кто это? - удивился царевич.
   - Станешь царем, узнаешь... - отмахнулся скоморох Федя. - Ну, так как?!
   - Пе... пу... па... О! Разб-гык!-ой...ники!
   - На "пы"?.. - скептически покривился Федя.
   - На "пы"? - в свою очередь не понял Иванушка. - А! Н-ну так я имел ввиду, что п-плохие люди!
   - Па-анятно... И что - разбойники?
   - А что - рр-збойники?.. А! Так их дед - гык! - Назар п-прогнал. Но зато мы встретили знаешь кого?!.. Не по-о-оверишь!
   - Вань, перестань говорить загадками, ты меня изводишь...
   - А-а-а!.. То-тто и оно-о-о!.. - довольный произведенным эффектом, поднял палец царевич и вдруг задумался: - Оно?.. Оно... Нет... Она! Да, она! Как её?.. Ну эта...
   - Угу... На "ля" начинается... - подсказал Федя.
   - П-почему?
   - Загадка такая: на "ля" начинается, на "гушка" кончается?
   - "Ля"... "гуш"... Правильно! Лягушка!
   - Вот ведь сразу видно - государственного умища человек!.. - начал было скоморох, но Иван, который от количества выпитого "на брудершафт" просто не успевал быть вежливым, прервал его:
   - Не-ет, ты не по-гык!-онял - это лягушка! Царевна!
   - Что - такая толстая и противная? - не преминул поёрничать скоморох, но Иванушка "вспух", как квашня на печке:
   - Никогда, слыши-ши...шишь, никог-гда так про неё не го-овори!
   - Ладно, ладно... - скоморох всё понял, осознал и не стал дискутировать с нетрезвым отпрыском лукоморского монарха. - Ну и где эта ваша царевна?
   - Где... Где?.. А! Так в лукошке была! - обрадовался Иванушка и вдруг вытаращил глаза и хлопнул себя по лбу: - Караул!!! ОНА ЖЕ В ЛУКОШКЕ ОСТАЛАСЬ! - и без предупреждения ломанулся в гущу свадебного торжества.
   - Царевна!!! Лукошко! Вы не видели лукошка?! - Иванушка заметался, натыкаясь на людей, столы, лавки. За ним, как хороший "ведомый" за хвостом "ведущего", держался Федя:
   - Вань! Вань!.. Так я не понял, вы свою царевну в лукошко вместе с грибами чё ли собрали?!
   Но сейчас, когда доверившаяся им лягушка была в опасности, Иванушка не стал отвечать на подобные инсинуации. Пусть скоморох думает, что хочет, а спасти царевну - дело чести. Только успеть бы! Вдруг её затоптали... запинали... затолкли! Она же такая тол... такая хрупкая! Такая скольз... нежная! Где же её искать-то?!
   Царевич в отчаянии замер, оглядываясь, и вдруг его внимание привлёк нахальный пацанский голос, который с очень знакомым выражением поинтересовался:
   - Куда-куда ты меня послал?!
   - Згинь, клоп! Щас шелобана дам - зашибу!..
   - ДЕ-ДУШ-КА!
   - Иду, Митенька!..
   "Дед Назар! Вот, кто должен знать!" - обрадовался Иванушка и кинулся на звук потасовки.
   - Вань! Куда ты так ломанулся?! - возмутился вслед Федька, опять не успевший за сменой траектории.
   Деда Назара они застали в самой кульминации нравоучения. Тот держал за "шкирку" здорового мужика и нежно заглядывал ему в глаза. Мужик крутился и испуганно мычал. Рядом в нетерпении подпрыгивал Митяй.
   - Не на-а-адо сироту забижать.
   - Не, не! Я не забижал!.. Что ты, Назарушко! И в мыслях не было!..
   - Дед, дед! Оставь наподдать хоть!..
   - Пра-а-авильно, не забижай, - удовлетворился старик и выпустил мужика. Тот шлёпнулся, подскочил, с благодарностью принял напутственный пендель от Митяя и поспешил сменить место питейной дислокации. Малой, уперев руки в бока, хищным прищуром оглядел окружающих. Те постарались сделать вид, что очень заняты своими делами и к мелкому задире претензий не имеют. Старик ласково потрепал ему буйну головушку и только хотел вернуться к празднику, как на них выпал царевич.
   - ДЕДУШКА, ГДЕ ЛУКОШКО?!!
   Дед с перепугу присел, подхватывая Иванушку, а малой озадаченно вытаращился на явление царевича народу.
   - Вань, не сходи с ума! - принял подоспевший скоморох Иваново тело, стремительно теряющее центр тяжести. - Где ты видал царевен в лукошках?! А? Скажите?.. - обратился он за поддержкой и неожиданно получил горячее сочувствие:
   - Царевна!..
   - Корзина!..
   - ПОТЕРЯЛИ!!!
   - Сдурели...
   - Спокойно! - взял руководство Иванушка, как самый грамотный. - Будем рассуждать лог-ыч!-иски. Дедушка, где вы последний раз видели лукошко?
   - Где ж видел?.. Где ж видел?.. - запричитал старик. - Да в руках же-ж держал!
   - Дед, а дед! Ты ж его у ног поставил! - воскликнул Митяй и прямо меж гостей нырнул под ближайший стол.
   Пару мгновений всё было как обычно и вдруг сидящая напротив молодка ойкнула, округлила глаза и с разворота залепила пощечину соседствующему с нею парню. Тот, для разнообразия, айкнул и слетел с лавки под дружный гогот остальных застольщиков.
   - Гы-гы!.. Учила ворона зайца летать, да крыльями махать не сказала!.. Так их, поречковских, так!..
   - Э, замостьевские! Вы это чёй-то?! - раздалось от соседнего стола возмущенный голос и оттуда начали приподыматься.
   - А чёй-то чё?! - приподнялись в свою очередь замостьевские.
   - Так то и чё!.. - исчерпывающе пояснили поречковские и начали засучивать рукава.
   - Так если да, то чё уж!.. - обрадовано поддержали замостьевские, и тут началось...
   Не успел Иванушка глазом моргнуть, как в этот глаз и получил. К его величайшему сожалению, объяснить тому, кто это сделал, что он был неправ, среди поднявшегося "веселья" не представлялось возможным. Поэтому травмированная интеллигентность тихо отступила на задний план, уступив место чувству, доселе царевичу несвойственному, вынырнувшему из глубин подсознания вместе с боевым возгласом "ах, тудыть-твою растудыть!". С которым Иванушка и влепил затрещину первому, кто попался под руку. И тоже извиняться не стал. Да никто и не просил. Народ как раз вошел во вкус, стали подтягиваться доброхоты кулёмовские, мирошниковские да ерёмовские, а так же из верхних, нижних и прочих углов большого села Пятихатки. И быть бы тут кульминации праздника, без которого свадьба - не свадьба вовсе, а так - свадебка, но внезапно буйство разудалой драки перекрыл не голос - рёв разбуженного медведя:
   - Н-НЕ П-ПАДХАДИ! З-ЗАШИБУ-У-У!
   И над головами присевших от акустического удара селян, со свистом рассекая воздух, взвилась к собственному удивлению скамья, в бытность свою предметом мебели предназначенная для седалищ персон этак на десять-пятнадцать.
   - Э! Э! Ты чёй-то?! - шарахнулся в стороны народ.
   - Ф-фсех... поубив-ваю!!! - ревел дед Назар, и случись тут какой Давинчи, вертолёт был изобрели на тысячу лет раньше. А так, впечатляющая демонстрация пропадала втуне, потому что никому подставлять голову не хотелось.
   - Да к фигам свинячим такую выпечку! - обиделись гости за испорченное веселье, быстренько исчезая за плетнями и хатами. И только один человек не внял голосу разума, вероятно по причине временного его отсутствия. "Растудыть твою налево!" - всплыл в сознании Иванушки ещё один глубинный пласт народного эпоса и он, не долго думая, запустил в разошедшегося деда первым, что нащупали его руки - кувшином. Не долетев пару метров до цели, изделие гончарного искусства Пятихатки встретилось с продуктом её же столярного мастерства и, брызнув осколками, вознеслось своей глиняной душой к глиняному же богу. Сбитая же с ритма скамья врылась в землю, так и не став деталью первого в мире аппарата с вертикальным взлетом.
   - Ага-а-а! - вырвалось у Иванушки.
   - Ой-ё-о-о!.. ого!.. охо... - вырвалось у потерпевшего крушение деда. - А-а-а-а?.. - оглядел он с тихим ужасом окружающие разруху, пока не нашел глазами Иванушку. И тогда...
   - Смилуйся, царевич! Прости дурака! - бухнулся он на колени перед оторопевшим Иваном. - Не ведал, что творю! Ох, горе мне, горе...
   - Дедушка, что вы?! Встаньте! Не надо! Никто же не пострадал... наверное... - не слишком уверенно отпирался Иванушка, пытаясь поднять старика за плечи. Но тот упорно бился челом в землю:
   - Ох, горе-горе...
   - Да какое горе! - вдруг раздался голос, и старик с царевичем удивленно подняли головы.
   - Горе, говорю, какое?! - весело переспросил Федька, стоя над ними, словно завуч над передравшимися первоклашками.
   - Так может... не дай боже... зашиб кого? - потерянно пробормотал дед.
   - Так не зашиб! - заверил скоморох. - И, ежели б не твоя героическая скамья, так без тебя бы зашибли десяток, не считая побитых и покалеченных. Так что вставай, дед, принимай почести, - похлопал он старика по плечу, - ты сёдни герой, какой ни есть. А?! Народ?! - обратился он к плетням и кустарникам, окружавшим площадь.
   - Да-а-а... - засомневались оттуда, - а как снова пойдёт махаться?
   - Не пойдёт! Намахался уж.
   - Да-а-а... - продолжали сомневаться в кустах, - а ежели не намахался?
   - На то царевич есть!
   - Ну, ежели царе-е-евич, - всё ещё неубежденно протянули там. Но вдруг все сомнения перекрыл звонкий пацанский голос:
   - Дедушка!!! - вылетевший из-за угла крайней хаты Митяй, вмиг домчал до старика и повис на нем.
   - Крак! Крак! - вслед за малым сорвался с крыши и закружил над площадью Каркуша. - Качай Дед-назаррра! Уррра!
   - Ура! Качай Деназара! Качай царевича! - поверил, наконец, народ и хлынул на площадь.
   ...Когда улеглись страсти, а противоборствующим недавно сторонам надоело выглядывать друг на друге следы того самого противоборства, народ кинулся общими усилиями восстанавливать разрушенное торжество. Протрезвевший от пережитых потрясений Иванушка, которого благодарные селяне поймали не как деда, а столько же, сколько подбросили, загорелся энтузиазмом помочь им в этом благородном деле. И попутно выслушивал от Федьки подробности своего неудавшегося сватовства, свидетелем которых не стал по причине скоропостижного бегства.
   - Зовут её Анка. Девица она ничего... - делился впечатлениями скоморох, подымая с царевичем опрокинутый стол, - в смысле, не примечательная, но злющая, как сто... Стой!.. - вдруг замер он, прислушиваясь. - Не понял!
   Царевич тоже прислушался и тогда стали слышны странные звуки, доносящиеся словно из-под земли. Будто там, под кучей открывшегося мусора, бывшего недавно столами, посудой и свадебными угощениями, кто-то страдал от икоты.
   - Гык... гык... ы-ы-ы... - печально подвывало оттуда.
   Федька присел над хламом и осторожно его разгрёб.
   - О, корзинка, не ваша ли? - сообщил он, подняв находку, а после глянул под ноги: - О, жаба!..
   - Сам ты ЖАБА! - ответило ему оттуда обиженным хриплым от слёз голосом.
  

* * *

  
   Свадьба шла своим чередом. Уже потеснились столы с основательно прореженным угощением. Уже наяривали третью плясовую местные мастера дуды и балалайки. А наши герои всё ещё изнывали под ливнем горьких упреков и заслуженных обвинений.
   - Да-а-а!.. Обеща-а-али!.. А са-а-ами!.. А говори-и-и-ли!.. А во-о-от!.. Я так вам верила!..
   - От незадача... - смущенно почесал затылок дед Назар.
   - Заковыка! - подтвердил Митяй, в точности копируя дедов жест.
   - Охххх... - тяжко вздохнул Иванушка, вообще не нашедший ни жестов, ни слов в своё оправдание.
   И только скомороху Федьке всё было нипочём.
   - Слышь, зелёная, чё ты к парням пристала? Ну, забыли... и что такого?
   - Да-а-а-а-а-а?!! Что тако-о-ого?!! А затоптали бы, тогда что?!!
   - Тогда была бы у нас щас скользкая зеленая тря-а-апочка...
   - Тря... тря...
   - И поднял бы тя Иванушка, и всплакнул маненька, и привесил на груди против сердца, аки платочек шелковый, для слез и прочего сморкательства предназначенный. И носил бы так до са...
   - А-а... ва!.. КВУА!!! - и только быстрая реакция спасла Федьку от справедливого возмездия, а посему всё оно досталось смущенно переминавшему за его спиной деду Назару.
   - Убуй-ю-и-и-и!!! - верещала Лягуха, брыкаясь у того в руках. - Порррву!!! Пустить-ить... мя!!! Всё равно достану-й-и-и-и!!!
   Она так визжала, что не греми рядом пятихатская дискотека, то на подворье, где расположились друзья, уже сбежалось бы всё село с выселками. Бедный Иванушка не знал, кого спасать первым, деда Назара - от прилетевшего пуда шаньтоньского деликатеса или неумного скомороха, который нашел время дразнить девушку. Понятнее всех был Митяй, которого не увлекли бы сейчас даже горячо обожаемые монстеры.
   - А... ты... да... - мучился старик, пытаясь удержать скользкое вертлявое создание так, чтобы не удавить окончательно. - Что ж... так крутисся...
   - Федя, беги! - бросился на подмогу царевич.
   - Беги-беги!!! - подбодрила лягуха. - Далеко беги!.. За моря-окияны беги... Всё равно дого... ню... и пор... ву... - она ещё пару раз дернулась и удивленно обвисла на руках. Потому что никуда Федька убегать не собирался, а прямо туточки упал на землю, схватился руками за живот и, дрыгая ногами в воздухе, начал ржать как тот конь.
   - Ой, не могу!.. гы-гы!.. Ой, люди добрые!.. га-га!.. П...пф... - попытался он приподняться тыча пальцем в лягуху, но не удержался и повалился обратно. - Ой, сдохну!..
   - Ты чего? - удивился Иванушка.
   - Рехнулся!.. - предположил Митяй.
   - Чё - "пы-пы"? - обижено нахмурилась лягуха.
   - Ой, моченьки нету!.. - сел в траве скоморох, тряся в изнеможении головой. - П...порву, гы-гы... Росомаха камышовая!.. Рысь пупырчатая!.. Ж...ж... жаба саблезубая!.. Фу-у-ухххх!.. Ну, насмешила... - перевел он дух. - Да отпусти её, дед, никого она не порвет. Она у нас добрая...
   - Я добрая?!! - попыталась воспротивиться лягуха, но поймала насмешливый взгляд ястребиных глаз и почему-то смутилась. - Я не добрая, я злая...
   - Не-а! Ты толстая! - продолжая ухмыляться, сообщил нахальный скоморох, но не успел лягушачий рот дрогнуть горькой обидой, как тут же добавил: - А значит - добрая! Спорить будешь?
   - Всё равно - жаба... - уже не слишком уверенно бросила лягуха.
   - Ну, не ласточка... - развёл руками Федька.
   - Во-о-от! Не ла-а-асточ...ка...а!..а! - только уцепилась лягуха за возможность всласть разрыдаться, как была сбита влёт тем, что в следующую секунду сотворил Федька. А он упал вдруг перед нею на одно колено, ухватил, несмотря на ошарашенное сопротивление, её холодную лапку и, проникновенно заглядывая в её вытаращенные от удивления глаза, с чувством продекламировал:
   - ...Ты - лягушка! И останешься лягушкой - хоть розой, хоть березой назови!
   - Куа... - ошарашено выдохнула та.
   - Ну, примерно это я и имел ввиду... - сообщил скоморох и отпустил царевну. - А вообще я гляжу, толстая тут собралась сама себе болото наплакать. Так что пока нас в нем не утопила, айда на танцы!
   - А-а?.. э-э-э?.. - образно выразился царевич, всеми доступными для иносказания средствами указывая на угрюмо надувшуюся лягуху.
   - ...А-а... если Митяйка вынет кулак изо рта и подаст деду корзину... - намекнул Федька, значительно глядя на малого (тот опомнился и засуетился).
   - ...А дедушка опустит туда нашу ивушку плакучую... - продолжил Федька, изображая руками "майна!" и внимательно следя за процессом пакования набыченной на весь мир жабы.
   - ...И прикроет чем поверху... - Тут уж Иванушка, с решительным "эх!", отодрал кусок недодёртой скатерти и осторожно накрыл лягушкино убежище.
   - ...То теперь... нам... остается только... - потянул скоморох, пока не убедился, что лягуха надежно задрапирована, и вдруг выпалил: - ДАТЬ ДЁРУ!!! Пока не видит!!!
   Все испуганно вздрогнули, а лягуха чуть не выпала из корзинки, готовая увидеть только спины людишек, так подло её бросивших. Но гневные слова так и застряли в открытой пасти. Потому что "подлые людишки" никуда бежать не собирались, а осуждающе смотрели на скомороха. Да и тот, вопреки собственной команде, стоял рядом и с интересом наблюдал выражением лягушачьей мордашки.
   - Федот! Ну, нельзя же так! - высказался Иванушка.
   - Напугал, оглашенный... - пробурчал дед Назар.
   - Гык...оййй, - перевел дух Митяй.
   - Ззз-зараза... - процедила лягуха и опять нырнула под скатерть, всем видом показывая, что теперь - хоть на голову ей сядь! - а не вылезет.
   - Всё, всё!.. - успокоил друзей Федька, прислушался и вдруг, понизив голос до заговорщического шепота, добавил: - А вот теперь точно - валим!
   - Гад! - прокомментировали его диверсионную деятельность из-под ткани.
   - Федя! Я категорически тебе запрещаю... - начал было Иванушка, но Федька договорить не дал:
   - Дед, отвечаешь за сохранность корзинки. Малой, отвечаешь за тверёзость деда. Я присмотрю за царевичем, чтоб вдругорядь не набрался. Всё, айда на забаву!
   Старик с Митяем охотно двинулись, но Иванушка, всё ещё хмурый и сосредоточенный, вдруг ухватил скомороха за рукав, заставив поотстать.
   - Ты чего? - удивился тот через плечо.
   - Федь, послушай... Я хотел... Ты не подумай, конечно, но... как бы сказать... В общем, ты не мог бы так больше не шутить?
   - Совсем?! - округлил глаза скоморох.
   - Что?.. А, нет-нет! Не совсем, только с царевной... той, которая лягушка. У неё сейчас сложная пора, я бы сказал - драма, а ты с ней так... невежливо! - выдал наконец Иванушка крайнюю из известных ему степеней оскорбления личности и выдохся.
   Федька обернулся окончательно, осторожно отцепил от рукава Иванушкину руку, поковырял носком сапога землю, почесал пятернёй затылок и только совершив все эти подготовительные действия, махнул рукой:
   - А знаешь, Вань, пусть лучше меня ругает!..
   И, посчитав объяснения исчерпывающими, отправился в гущу праздника. Иванушка вспомнил где-то читанное слово "шоковая терапия" и отправился проследить, чтобы благие скомороховы намерения не дошло до смертоубийства.
  
   Что народные танцы - это особый род торжественных мероприятий, Иванушка понял с первой попытки. Какая-то бабушка божий одуванчик с пылкостью красной девицы втянула его в круг и сама принялась подпрыгивать и притопывать, как молодая. Царевич вслед за нею подпрыгнул козликом, потоптался конем ретивым, взмахнул руками, как петух крыльями спозаранку и... чуть не сшиб не только бодрую старушку, но и выделывающегося рядом парня. Но пока царевич пытался построить алгоритм так лихо отплясываемых другими танцорами "коленец", музыка кончилась. И до слуха долетело то, что и должно было давно дойти, но что увлекшийся Иванушка позабыл начисто - народное внимание.
   - Хи-хи, глянь Таська, как оно царевич-то вытанцовует! Чем не жених?
   - Что ты, Марьяша! Такого во двор не выпустишь - всех курей... затанцует! Хи-хи...
   Царевич покраснел и незаметно оглянулся. Неподалёку оказались две девушки, которые перешептывались и хихикали, блестя глазками в его сторону. Иванушка покраснел было от смущения, но неожиданно на плечо ему что-то свалилось, вцепившись когтями. Иванушка ойкнул и шарахнулся. Каркуша каркнул и впился когтями сильнее, балансируя на Иване, как на жердочке.
   - Ты?! - поморщился царевич.
   - Я-а-а-а... - выдал хриплую руладу ворон. - Йа! Йа! - подтвердил он с непередаваемо иноземным акцентом, покрутил головой то так, то этак, словно оценивая звучание, и глубокомысленно изрек: - Дер картофель шмектен зер гут!
   - Лукоморск ыст дер гауптштадт дер Лукоморье-райх, - поддержал светскую беседу царевич.
   - Матрьошка! Балалайка! Чьёрт побьеррри! - обрадовался ворон интеллигентному собеседнику.
   Оставшиеся без внимания девицы прыснули в кулачки.
   - Веррртихвостки, - тут же прокомментировал ворон. - Соррроки-балаболки... Пустозвонки...
   Хихиканье смолкло.
   - ...Кокетки... фифы... финтифлюшки... Цы-ы-ыпочки! Заи-и-игрррываем?..
   Девиц как ветром сдуло. Иванушку даже начала мучить совесть.
   - Ну зачем ты так... - укорил он Каркушу. - Они же ничего плохого не сделали...
   Каркуша подумал, почистил клювом лапку, встряхнулся и сообщил Ивану своё мнение:
   - Выпить хошь?
   - Хочу... - неожиданно согласился Иванушка и тяжко вздохнул.
   - Наливай!
   - Где?! - развёл руками царевич.
   Ворон ещё почухал шею и вдруг заорал дурным голосом:
   - Федька дурррак! Федька дурррак!
   - Сам дурак! - донесся откуда-то справа голос скомороха.
   - Прррашу! - сообщил ворон, и царевичу осталось только направиться туда, удивляясь по дороге на Каркушину находчивость. Может вправду стоило бы его в царские советники произвести?
  
   - Где вас носит?! - встретил Федька появление царевича с вороном на плече. - Мы тут уже место заняли. - И приглашающе похлопал по лавке рядом с собой.
   - Фа! - подтвердил Митяй с набитым пирогами ртом. - Фдём фут фдём...
   - Ещё б чуток - и не дождались бы... - пробасил дед, с хитрой улыбкой глядя на аппетиты внука.
   - Только жрать и горазды! - сообщил мрачный голос из-под стола где-то между стариком и Митяем.
   Странно, но от одного вида этой теплой компании Иванушке на душе полегчало. "Привык я к ним, что ли?" - удивился он, присаживаясь рядом со скоморохом.
   Ворон сейчас же спрыгнул на стол, по-хозяйски прошелся туда-сюда, задумчиво остановился, глядя куда-то в пространство и вдруг резким нырком стырил у малого из-под руки смачный кусок.
   - Э! Фуда?! - подпрыгнул тот, но подлый птах уже отбежал на другой край, где и принялся с неторопливым удовольствием потрошить уворованную добычу. Малому не осталось ничего другого, как ухватить другой кусок, который он, в целях безопасности, уже делить не стал - прямо так в рот засунул.
   "Экспроприация экспроприаторов", - прокомментировал про себя царевич, и тоже огляделся, чего бы такого отведать. От разнообразия разбегались глаза: пироги с капустой, пироги с мясом, пироги с картошкой, пироги с ягодами, пироги с грибами... Наверное единственного, чего здесь не хватало, так это пирогов с пирогами.
   - Колбаски! Давай колбаски! - раздалось от дальних столов с другой стороны площади. - Марьяша, вжарь!
   - О, кому-то мясного не хватило, - поделился наблюдением Иванушка.
   - А нут-ко мы тоже наддадим, - скоморох ухватил полкруга колбасы, до которого Митяй ещё не добрался, и отделил кусман царевичу:
   - Угощайся, Вань! Под пивко - самое оно будет.
   - Наливай!.. - согласился царевич демонстрируя освоение местной лексики, чем заслужил уважительные взгляды деда с Митяем.
   Меж тем, вместо ожидаемой перемены блюд, на импровизированную сцену перед музыкантами вышли давешние девицы-хохотушки и, деланно смущаясь, объявили:
   - Ну так - "Колбаски"!
   Музыканты кивнули и балалаечным дуэтом изобразили нечто грустно-романтическое, поддержанное издевательским соло на дуде. Девчонки под него покрутили подолами, словно стесняясь начать, а после, с лихим хоть и неуместным вступлением "и-и-и-и-йех!", затянули медленно и жалостливо на два голоса:
   - Год новый наступил,
   Кушать стало нечего.
   Ты ж меня пригласил,
   Я пришла доверчиво...
   Вопреки тоскливому мотиву, народ за столами воодушевился, отставил угощение, взялся подпевать. Иванушка же смотрел, слушал и млел от счастья. Вот она - настоящая народная баллада! Наконец и он услышит собственными ушами и увидит собственными глазами, как разворачивается действие в пронзительно грустной, как принято в народе, истории, возможно даже про какого-нибудь царевича-королевича с его трагической любовью. Странно только, чего все так радуются... Но видимо, на то он и народ, чтобы выражать свои чувства иначе, глубже, многогранней, чтобы и в трагических концах всегда находить повод для жизнеутверждающего начала...
   И тут Иванушка своим размечтавшимся взглядом уперся в человека, который почему-то народного воодушевления не разделял. Скоморох сидел, странно скукожившись, упершись локтями в стол, и упорно глядел в кружку, словно ничего интереснее этой пол-бадьи пива в жизни не видел.
   - ...Милая ты моя, девочка голодная... - с печальным надрывом голосили подружки, а гости, неизвестно чему радуясь, подтягивали: - Я накормлю тебя, если ты не гордая...
   - Я накормлю тебя,
   Если ты не гор!..
   ...да!..
   ...я-а-а-а-а-а-а! - с чувством потянули девушки аж до многозначительной паузы.
   И вдруг, словно река взломавшая лёд, песня вырвалась на свободу и полилась вольно и широко!
   - Два кусочека колбаски
   У тебя лежали на столе.
   Ты рассказывал мне сказки,
   Только я не верила тебе!
   Ий-йе-ех! Два кусочека...
   Не ожидавший такого поворота Иванушка, только ошалело таращился, как вся площадь с совершенно нерациональным удовольствием на разные голоса орёт про голодную (!) девочку и два "кусочека" колбаски, которыми неизвестный ухажер пытается её соблазнить. Кем бы ни был этот загадочный тип, но по мнению Иванушки, так издеваться над людьми было просто... неучтиво. Так поступать может только человек бездушный... беспринципный... бессердечный...
   - Господи, ну почему "кусочека"?! - дошел до него, прервав нравоучительный монолог, возглас Федьки, и царевич удивленно обернулся, потому что это был, возможно, единственный голос, в котором прозвучали подходящие моменту страдальческие нотки. - Я же пел "КУ-СО-ЧЕЧ-КА"!..
   - Что-о-о?! Так это твоя?!..
   - Ну, было дело...
   - Так может, это ты сам вот так?!.. - пораженный догадкой царевич даже не знал, как выразить своё возмущение. - Федя, как ты мог!
   - Ну, как бы... - застеснялся было скоморох, но не выдержал и с горячностью принялся объяснять Иванушке: - Да я не знаю, откуда они это взяли! Нас вообще там только двое было! Ну, спел ей про колбаску - два кусочечка! - так вместе же закусывали!..
   - Ну, Федя!.. - не нашел, что сказать Иванушка.
   - Ну-у-у, Фе-е-едя!.. - присоединился к нему другой голос из-под скамейки. - А-я-яй, Федя!.. Да ты у нас знатный кобель, Федя!..
   - Зеленым слова не давали... - буркнул скоморох. - И неча тут лаяться нехорошими словами!
   Но лягуха, словно не слыша, продолжала измываться:
   - Соблазнить бедную голодную девушку... и чем?! Кусочеком колбаски! Двумя!! Щедрость-то, щедрость! Как сказал бы наш друг Каркуша - феноменально!
   Ворон услышал своё имя, оставил недоклёванный пирог и бочком прискакал поближе к месту событий.
   - Доннер веттеррр? - поинтересовался он у Иванушки.
   - Хенде хох, - подтвердил тот.
   Меж тем, атмосфера светской беседы на колбасную тему разогрелась до стадии шкварчания.
   - ...Я так и вижу эту картину: "Барышня, сопозвольте до вас причепиться!" - "М-м-м, колбаска... Ну да ладно, чепляйтесь!"
   - Ну всё, лупоглазая, допрыгалась!
   - ДЕ-ДУШ-КА!
   - Что, Василисушка! Что, лапушка?
   - Дедуль, забери меня отсюда! - скомандовала лягуха и, победно зыркнув на разобиженного скомороха, скрылась в корзинке. Иванушке даже почудилось, что напоследок показала тому язык.
   - Дас ыст фантастыш! - прокомментировал Каркуша, ухитрившись в каждое из слов вставить по три картавых "р".
  
   Праздник дошел до стадии "а поговорить?!" и крутился в ней, с каждым оборотом приближаясь к стадии "Кумэ, дэ вы? Кажись ушел...". Иванушка завершал исследование многочисленных угощений на предмет выбора "пирога дня" и всерьез задумывался о втором туре. Дед Назар блаженно улыбался в бороду, снисходительно созерцая веселье и внимательно блюдя порядок. Из-под одной его руки поблескивала глазками Василиса, уже не боявшаяся высунуть мордашку (народ заметно "окосел" и, даже узрев такое чудо, как лягуха-переросток, лишь удивлялся и давал зарок больше не пить). На другую дедову руку блаженно откинулся Митяй, придерживая собственное округлившееся пузо (а если бы место позволяло, давно бы прилег тут же на лавке). Всем было хорошо, только Федька мрачно уткнулся в свой то ли кружко-жбан, то ли чарко-бочёнок, и носа оттуда не показывал.
   - Федь, ну Федь! Ты что, обиделся? - попытался провести миротворческую миссию Иванушка.
   - Угу!.. - прогудел тот в кружку.
   - Ну, прости, мы же не нарочно, - как всегда взял на себя вину Иванушка, но ехидный голосок из-под дедовой руки зарубил его усилия на корню:
   - Нарочно-нарочно! Нарочнее не бывает!
   - Умеют же некоторые скользкие и противные настроение испортить, - буркнул Федька.
   Иванушка кашлянул и осуждающе посмотрел на лягуху, однако раскаяния не добился.
   - Она шутит, - не слишком уверенно продолжил царевич. - Правда же? Вот скажи... - огляделся он за поддержкой.
   Дед, всё так же блаженно улыбаясь, уже тихо посапывал в бороду. Митяй предпринял попытку дотянуться до куска пирога на столе, но сделать это не вставая оказалось не так то просто, и он так и завис на полдороги с протянутой рукой. Лягуха вообще отвернула мордашку, презрительно выпятив нижнюю губу.
   - ...Вот Каркуша подтвердит, - нашел Иванушка наиболее безопасный вариант.
   - Если сможет, - тут же отозвалась Василиса нарочно противным голоском.
   Действительно, от соседнего стола долетали взрывы гогота с обрывками фраз:
   - ...Ешшо, ешшо давай!
   - Серррдечно-занудистый кар... кар... харррактер!
   - Га-га-га!.. Точно как у Филимона!...
   - Да сам-то!.. А ну, птаха, загани и ему чаво!
   - Нерррвно-паралитич...ык...ский глаз!
   - Га-га-га!.. От сказал, так сказал!..
   - Чё сказал, чё сказал!.. Ты, поди, свой глаз побереги!
   - Черррепно-мозговая дрррака!
   - Га-га-га!.. Ай, молодец, птаха! Ай, заслужил! Ай, нальём!..
   - Каррр!-ррра!-шо!..
   Иванушка удивленно прислушался, а лягуха не преминула съехидничать:
   - От, что значит - образование. Как говорит - поёт! Соловушка наш...
   Иванушке за образование стало чуть-чуть обидно, и он тоже решил блеснуть начитанностью:
   - Растекашеся мыслью по древу, - глубокомысленно изрек он.
   Федька как раз опрокинул кружку, допивая остатки, но услыхал Ивановы слова, всхрюкнул, подавился и закашлялся, отставив посудину.
   - Вань, ты в своём уме?! - накинулся он на царевича сиплым, словно от простуды голосом. - Кто же такое говорит под руку!
   - А что?.. Что такого?.. Так все говорят... - растерялся царевич, лихорадочно пытаясь припомнить, правильно ли он процитировал известное на всё Лукоморье произведение.
   - Такого?! - обрадовался скоморох возможности на ком-нибудь оторваться. - Ты хоть картину эту представляешь?!
   - Ну-у-у...
   Но Федька ждать не стал, а принял наисерьёзнейший вид и с чувством нараспев продекламировал:
   - Бурым волком рыскоша по лесу,
   Спотыкнуша ногой о корягу.
   И растёкшася мыслью по древу,
   Ободраша все щёки о кору!
   А потом дербалызнушась задом,
   Когда долу летеша обратно!
   От такой интерпретации великого творения древнелукоморской литературы царевич на мгновение потерял дар речи.
   - Мы-сью, Вань, мысью! - наставительно объяснил скоморох. - Сиречь, белкой. Головой надо думать, а не об ствол "растекаться".
   Но пока царевич пытаясь уразуметь неожиданную информацию и отстроить заново рухнувшую систему ценностей опять вмешался ехидный голос из-под дедовой руки:
   - "Не летать тебе шизым-то орлом, и не пить-то водицы шеломом, а брести те каликой бездомным до ближайшей больницы - лечиться". Сам пробовал? Заметно!
   - Ах ты ж... недоразумение болотное!
   - Сам-то - сказочник! Колбасный совратитель!
   - Слышь, перепончатокрылая! Хошь лететь и думать - только бы не стенка?!
   - ДЕ-ДУШ-КА!
   - Что, Василисушка?.. - встрепенулся дед, оглядываясь ошалелыми со сна глазами.
   - Ны-ы-ы-ы... -лягушачий язык длинной лентой выстрелил в сторону Федьки.
   - Сама дура... - не нашел тот большего аргумента и, под довольную жабью ухмылку до ушей, попытался вернуться к питейному процессу. Но и тут его ждал облом.
   Федька наклонил кружку в рот, опрокинул, вернул обратно и потряс над столом, а после в сердцах грохнул ею об стол:
   - Эй, тут ваще наливают?! Хозяева! Чё за дела?!
   Через минуту появилась девушка с кувшином.
   - Отведайте, гости дорогие, наливочки нашей пятихатской. Матушка лично вам послала.
   - О, "колбаска" нарисовалась, - мрачно фыркнул Федька, узнав Таську из "колбасного" дуэта. - А где вторая "кусочека"?
   - Наливочка наша отменная... на травах настояна... - продолжала ворковать, как ни в чём не бывало, девушка, наполняя кружки. - Отведай, царевич, не побрезгуй... На здоровьечко, дедушка, только уж не буйствуй боле... Ну и тебе, оглоед малый, плесну, чего уж... Тётка Ульяна, давайте наливочки - до кумплекту? - обошла она Федьку, как пустое место.
   - Э! А мне?! - наконец не выдержал тот.
   Девушка оглянулась и окатила скомороха презрительным взглядом:
   - Не дорос ишшо! - высокомерно выдала Таська и степенно "поплыла" дальше. - Кому наливочки, гостюшки дорогие?
   Глядя на Федькино выражение лица, Иванушке стало стыдно за своё непроизвольное хихиканье. Он попытался спрятаться за кружку, сделав вид, что его интересует только вкус и послевкусие пятихатского питейного бренда, но неожиданно эту кружку у него вырвали прямо из рук.
   - А тебе, высочество, ваще хватит! - объявил Федька и в мгновение ока выдуднил подарочное издание фирменного напитка. - Хороша наливочка! - смачно "хакнул" он и огляделся на предмет ещё чего стырить.
   Малой бдительно удвинул свою посудину подальше от агрессора. Зато старик всё так же блаженно улыбался в бороду, глядя на забавы молодежи, за что и поплатился.
   - Твоё здоровье, дедуль! - И вторая кружка распрощалась со своим содержимым.
   - Федь, Федь! Может и тебе уже хватит? - забеспокоился царевич.
   - Федотушка, окстись, милок! - жалостливо прогудел дед Назар и со знанием дела добавил: - Хмель, он до добра не доводит!
   Скоморох оглядел друзей и скептически цыкнул зубом:
   - Неа, не пойдёт. Ты, дед, бузил? Бузил! Ты, Вань, колобродил? Колобродил! Гляньте, даже птичке божьей, и то налили! И чем я хуже?!
   В это время народу приспичило душевной песни, но мнения на эту тему разошлись.
   - "Берёзку"!.. - предлагали одни.
   - "Берёзка" уже была! "Я гуляла, гуляла..." давай! - требовали другие.
   - Гуляй дальше! "За горами высокими..." поём! - перебивали третьи.
   Тут кто-то вспомнил "Провожал ты меня". Дружным "О-О-О-О!" хит всех времен и народов был принят к исполнению, и полилась над селом, так и сяк, кто во что горазд, но обязательно от глубины души выводимая, тягучая и пробирающая до дрожи в коленках песня о несбыточной любви.
   "Провожал ты меня из тенистого сада,
   Вдруг взяла тебя нервенная дро-о-ожь.
   Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо,
   Может дам, может дам, чё ты хо-о-ошь?
   Ты скажи, ты скажи..."
   Убаюканный лирической мелодией, Иванушка и не заметил, как уплыл под песенные страдания в собственные недавние мечты. Вот так же мог стоять он перед Василисой Прекрасной (не этой, прости господи, а той, конечно) и так же жгла бы ему душу невысказанная любовь...
   "Не гляди на меня, ой не надо, не надо,
   И коленки мои не трево-о-ожь!
   Ты скажи, ты скажи..."
   ...И таким же непонятым остался бы, наверняка, со своим молчаливым чувством. Жабы они все...
   - У-у-у, завыли, - отвлекло его Федькино бурчание. - Как собаки на погосте, ей-богу...
   Иванушка сначала удивился. Потом оглянулся. Потом даже возмутился!
   - Федь, если тебе испортили настроение, то не надо его портить другим. Это в конце концов неприлично...
   - Неприлично?! - скоморох грохнул об стол своим жбаном, по недоразумению выдаваемым за кружку. - Да ты хоть слышишь, что они поют?! Вот это - неприлично!
   Сидящий рядом и запойно поющий мужик косматой внешности, на котором праздничный армячок смотрелся как пиджак на медведе, подавился очередным "чё ты хо-о-ошь!" и тоже уставился на попирателя народных традиций. Иванушка поспешил загладить неловкость:
   - Да что ты, Федь! О любви ведь...
   - О любви!.. - объявил, словно начало лекции, Федька. - Типа, непонятно, что он от неё хочет! Аж выговорить не может - так стыдно!
   Тут и тётка Ульяна, которая, подперев щеку самозабвенно тянула своё "...о-о-о-ошь!..", потеряла нить душевных страданий.
   - Ну, ты не прав. Это как бы... - попытался возразить Иван, но неожиданно понял, что возразить-то нечего, и сам покраснел под требовательным взглядом ястребиных глаз. - ...Наверное аллегория, - закончил он растерянно.
   - Шо "гория", то точно! - согласился Федька. - Ты послушай, послушай! Уже и дала бы, что он "хошь", и сама уже "хошь", так ведь теперь из принципа не даст!
   - Вот... вот же... Стерва! - вырвалось у Иванушки, и он сам удивился, какие непечатные слова сегодня выдает его начитанная головушка.
   - Точно, стерва! - объявил во всеуслышание Федька. - И дура! "Ой, ты скажи, ты скажи..." Типа сама не знает! И сама - дура! И песня дурацкая! И кто сочинил такую муть - первый дурак и есть!
   - Федь!.. Федь!.. - попытался урезонить того царевич, нервно оглядываясь по сторонам.
   - Это ж надо придумать - "проводил ни за грош, на вот меденую брошь..." - ни те ладу, ни те складу! - развоевался скоморох, не слушая голоса разума. - Да фиг с ней, с рифмой, но концовка-то должна быть?! Хоть какая-то!.. А то сочинил, понимаешь: "и не дам!", и - на тебе! Тоже мне - балалаечник хренов!
   Уже некоторое время Иванушка, который не оставлял попыток примирить скомороха с народным мировосприятием, чувствовал некоторое беспокойство, словно его слуху не доставало чего-то существенного, чего раньше было хоть завались, а теперь куда-то подевалось. И вот только сейчас до него дошло, что в ближайшей округе уже никто не поёт.
   Зато все смотрят на них с Федькой. И весьма напряженно.
   - Это ты щас чё сказал? - ласково спросила тетка Ульяна, слишком ласково, чтобы быть искренне, и при этом потянулась рукой к большому деревянному подносу.
   - И куда послал? - уже более конкретно поинтересовался косматый мужик, и взялся засучивать один рукав.
   - Кого послал? - не понял Иванушка. - Вы, наверное, нас неправильно поняли.
   - Да как же не поняли, ежели твой товарищ про нашего Федота-молодца всякие непотребства сказывает? - тетка Ульяна взвесила поднос на руке.
   - Ка-а-акого Федота?
   - Да такого, который энти песни-то и сочинил! Скомороха-то! - засучил второй рукав косматый мужик. - Так что ежели чё... не обессудь!..
   - Как, скомороха?! - опешил царевич. - Федота?! Так а... - обернулся он к Федьке.
   Федька довольно ухмыльнулся, отодвинул Ивана и самолично вышел к народу:
   - Тихо, селяне, тихо! Извините, коль обидел в лучших чувствах. Да только мои это песни. Потому как я и есть - тот самый Федька-скоморох. Ну что, бить будете? - весело поинтересовался он.
   - А будем! - задорно ответили ему. - Потому как не могёшь ты быть скоморохом Федей.
   - Это как?! - опешил и Федька.
   - А так! - ответили ему. - Федот-молодец, он какой?
   - Какой? - Федьке уже и самому интересно стало.
   - Он - О! - популярно объяснили ему. - Росту - О-О-О! Плечи - О-О-О! Голосище - О-О-О! А ты-ы-ы... - и принялись снисходительно того разглядывать чуть не тыкая пальцами.
   - Э! Э! Вы чё?! - не понравилось такое внимание Федьке.
   - Неказистый какой-то. Замухрышка...
   - ...Маршавенький...
   - Чё-о-о?! - возмутился Федька, а под столом кто-то громко всхлипнул.
   - ...Плюгавенький. Аршин с кепкой, небось... - продолжили деревенские составлять словесный портрет наличного скомороха в сравнении со скоморохом эпическим.
   - На себя посмотри!
   - ...Малахольный. И голос противный, токо частушки орать...
   Под столом издали долгий рыдающий звук.
   - Да...
   - ...Да и голОта шелупонная - не чета нашему...
   - Сами вы!.. ГопотА пятихатская - на пять хат одна голова и та в погребе похмельем мается!
   - ...А наш ешшо не в пример учтивее будет... - заметила тётка Ульяна и опустила поднос скомороху на голову... видать, в назидательных целях.
   Федька ойкнул и повалился на царевича. Иванушка айкнул и упал на деда Назара. Тот ни ойкать, ни айкать уже не стал, а подхватил обоих за шиворот.
   - Вот-вот! Подержи их дед, покеда учить уму-разуму будем! - обрадовался народ.
   - Так, а царевича за что?! - попытался восстановить хоть какую-то справедливость Федька, но селяне быстро и жизнерадостно прояснили ему свою логику:
   - Коль скоморох подложный, так и царевич, поди, ненастоящий!
   Федька растерялся. Дед растерялся. Иванушка и не находился. И тут из-под стола, давясь собственным кваком, вывалилась лягуха и принялась спотыкаться и падать на глазах народа. Явление дохнущего со смеху земноводного сразу удвинуло драку из первоочередных задач момента.
   - ...Мыр... мыр... - пыталась та выдавить, но едва приподымалась, как снова бессильно роняла себя на землю.
   - Чё - "мыр-мыр"? - нахмурился скоморох.
   - Чего размурчалась-то? - заинтересовался малой.
   - Василисушка, лапушка, али стало чё? - пожалел дед.
   - Вы что-то хотите сказать? - предположил Иванушка. - Что-то важное?
   - М-р... МАРША-А-АВЕНЬКИЙ! Ой, не могу!.. - выдавила царевна и вообще опрокинулась на спину.
   - Гы-гы!.. - с врожденной "деликатностью" не удержался малой. Старик вознамерился дать ему подзатыльник, но Митька оказался начеку и вовремя нырнул под руку. Царевич собрался было отвлечь друзей чем-то нейтральным, но тоже не успел.
   - Кочкодавка перепончатая... - буркнул Федька.
   - Шелупонь малохольная! - вернула ему тут же лягуха, переворачиваясь в "боевую" стойку. - И голос, говорят, противный!
   - Ой, певунья баюрная! Рот до ушей, хоть завязочки пришей!
   - А вот и нет!
   - Что, нет?
   - Нет у меня ушей!
   - Бедная!.. Даже ушей нет!
   - А... а... а у тебя пятки сзади!
   - О, как! Чё правда?!
   - Правда! И одна нога левая!
   - Не может быть?! Жуть!
   Остальные свидетели перебранки только удивленно водили головами то на одного участника состязания интеллектуалов, то на другого, уже не пытаясь уловить смысл.
   - А загадку отгадаешь, зелёная?
   - А попробуй!
   - Какая разница между курицей?
   - И чем?..
   - "И чем..." каждый дурак отгадает, а какая - между курицей?
   - И сам - дурак, и загадки твои...
   - А вот и не угадала! У неё две ноги, особенно левая!
   - Ах, так?! А тогда - стоит под кроватью квадратное, зеленое, в полосочку!
   - Удивила - арбуз! Чтоб не укатился!..
   - А вот и нет - сапог!
   - Чего это?!
   - А какой хочу, такой и ношу!
   - Да я вижу! А вот такое отгадай...
   У Иванушки от этих арбузо-сапогов в голове уже начиналось коловращение. Главное, он никак не мог понять - это они так ругаются? Или мирятся?.. Или уже развлекаются вовсю, а ты тут стой - болван болваном - и слушай весь этот бред, не в силах решить, кого от кого спасать.
   Но пока он так страдал, всё расставила по местам тётка Ульяна.
   - Милые бранятся, только тешатся! - со смехом оставила она азартно препирающуюся парочку и, словно, отмашку дала - праздник покатился своим чередом. Один царевич всё не мог успокоиться.
   Милые? Как так - милые?.. Когда же успели?! Неужели это называют любовью?! Нет, ему определённо стоило поменьше читать и почаще выходить в мир. Два дня как из дому, а уже вся его Вселенная рухнула и лежит у ног грудой обломков.
   - Не грусти, царевич! - нарисовались рядом какие-то неопрятно-бородатые личности, незаметно оттерев прежнюю компанию. - Выпьем-ка лучше за здоровье молодых!
   - Наливай! - закрепил Иванушка урок диалектологии.
  
   ...Когда Иванушка проснулся, голова гудел, как пустая бочка, темнота воняла, как медвежья шкура, а руки ныли, будто их веревкой скрутили. Он пошевелился и с сожалением понял, что всё, кроме бочки оказалось правдой. Впрочем, чего-то такого от бесталанной своей судьбы он и ожидал. А посему, не стал ни удивляться, ни предаваться отчаянию. Там, снаружи вонючего покрывала, разговаривали какие-то люди, и сейчас всё само станет ясно и понятно.
   - Да ты в своём уме? - говорил грубый и сильно раздраженный голос. - Как его делить-то, он же-ж целый!
   - Да-а-а?! Целый?! - возражал другой голос, потоньше и попротивнее. - А потом ты, Хорёк, за него, целого-то, и выкуп целиком заграбастаешь?! Даёшь делёж!
   - Всё будет честь по чести и по совести, вот получим золотишко...
   - НЕ ВОЗЖЕЛАЙ ЗОЛОТА, ИБО ТЛЕН ЕСИ!
   - Вот, Лукерия слушайте, Лукерий правду врать не будет...
   Но лозунг немедленного обогащения уже нашёл отклик и был поддержан нестройным хором единомышленников.
   - Даёшь!
   - Делить царевича!
   - Сарынь, на кичку!
   - Ты чё, дурень?!
   - Ну тогда - зипуны на кичку!
   - А ты за тем зипуном ходил, ты его добывал?!
   - НЕ ВОЗЖЕЛАЙ ЗИПУНА БЛИЖНЕГО СВОЕГО!
   - Лукерий, окстись!
   - И зипун... - тьфу!.. - кафтан тоже делить!
   - ...И сапоги!
   - Чур, мне левый!
   - Не возжелай сапога левого без правого ибо два сапога - пара!
   - ЛУКЕРИЙ!..
   "О чём это они?.. Или о ком?.. О МНЕ?!" - успел прийти к логичному умозаключению Иванушка, когда в сварливый разбойничий гомон неожиданно вторгся звонкий и на диво молодой голос:
   - Здорово, робяты, сколько лет, сколько зим! Али опять чего не поделили, так я подмогну!
   Наступила такая тишина, что Ивану в его вонючем укрытии показалось, будто все уже ушли.
   - Ну что, как не родные-то?! - жизнерадостно удивился тот же голос и только тогда разбойников прорвало:
   - Анка?.. АНКА?!.. Ну всё, капец нам, братки-ватажники, и здесь достала...
   "Анка?.. Ну, ничего себе!" - подумал на то Иванушка.
   Это имя отзывалось в памяти чем-то смутно знакомым, но при каких обстоятельствах, он припомнить не мог. И царевич притих под медвежьей шкурой, вслушиваясь в перипетии встречи с девчонкой, способной напугать своим появлением даже разбойников...
  

* * *

  
   Есть такое выражение - "метался, как тигр в клетке". Только тот, кто его придумал, наверное не был в зоопарке. Потому что поглядев, как мечется в клетке кончик хвоста этой одуревшей от лени кошки, он бы соскучился и ушел, так и не сочинив ничего выпендрёжного. А грозный тигр и дальше дрых бы в своё удовольствие. Вот поэтому, княжна ерепеньская Анка металась по горнице, как пойманная в клетку волчица.
   Жених-царевич так и не появился. Зато лукоморское боярство решило припомнить строптивому княжеству всё и сразу. С ними пошёл разбираться дядька Поликарпыч, запретив Анке - во избежание усугубления! - показываться на глаза. Она понимала, что уже натворила всё, что могла, и самое лучшее - последовать совету опытного в таких делах дьяка... Но сидеть так и ждать было невыносимо.
   Снаружи раздались голоса, шаги. Анка крутанулась навстречу, словно в двери должен был ворваться враг. Но вошел всего лишь Никанор Поликарпыч - нахмуренный, задумчивый, явно не расположенный к праздной болтовне, и сразу завалился в кресло, с удовольствием вытянув ноги. Анка угрюмо молчала, ожидая разъяснений. Наконец, Никанор Поликарпыч обратил на неё внимание:
   - Ну что, девонька, пойдешь замуж за Ивана-царевича? - бодро вопросил он.
   - Не пойду! - из чистой вредности буркнула Анка.
   - Почему на это раз?
   - Имя не нравится.
   - Иван? - удивился наставник.
   - Да, Иван! - с вызовом подтвердила его подопечная. - Всё Иван да Иван!.. Почему не Сидор... Прокоп... Степан... Григорий, наконец?!
   - Есть ещё гордое греческое имя Писистрат...
   - Ладно, пусть будет Иван, - сразу согласилась Анка.
   - Ну вот, полдела сделано! - обрадовался Никанор Поликарпыч, - Осталось уговорить царевича.
   - Дядька Никанор!.. - обиделась Анка. - Вы всё шутки шутите...
   - Да какие уж шутки, - тяжко вздохнул думный дьяк. - Влипла ты, девонька, в историю, создала, так сказать, международный прецедент. Посему, отдуваться нам с тобой придётся за всё наше княжество.
   - Эт почему й-то? - растерялась княжна.
   - Потому "й-то"! - передразнил дьяк. - Бояр обидела? Обидела! Царя с царицею оскорбила? Оскорбила!..
   - Эт чего й-то?! - от несправедливости обвинения Анку переклинило. Ну ладно бояр, чтоб иметь удовольствие насолить этим индюкам недощипаным вместе с их наследницами сейчас и в будущем, она готова была немного поскандалить. Но царь с царицею?! Они ей даже понравились. Когда же она успела так набедокурить?
   - А того это! Тоньше надо быть, тоньше!.. И воздержаннее, - Никанор Поликарпыч даже позволил себе благородно рассердиться. - Царь-батюшка гневается, бояре злобствуют. Оно ведь, как всегда: кому-то на ногу наступили, кого-то муха злокозненная укусила, чья-то коза державный суверенитет злонамеренно нарушила, слово за слово, а там и, глядишь, и до войны недолго!
   - Да с какого перепугу войны-то, дядь Никанор?! Из-за того, что я Иванову стрелу не отдала?!
   - Что ты, милая! Про стрелу уже и не помнит никто. Всё про какую-то деревеньку пограничную талдычат, будто мы у них её отняли. Вертать обратно кричат. Войско собирать кликнули, походом идти! Так-то вот, лапушка! И оно тебе было надо?
   Ошалев от постановки вопроса, Анка прокашлялась, но даже после этого её "нет" прозвучало хрипло и неестественно. Будешь тут естественным, если твои неясные самой себе чувства, возьмут да и станут причиной не драки в кабаке или на базаре, а войны между державами, которые и думать не думали до сего дня, что явится такая Анка, и вдрызг перессорит их в одночасье. А оно мне надо?!
   - Идём! - объявила княжна и бросилась из покоев. - Я им покажу - войско... Они у меня щас... повоюют...
   Только разомлевший в удобстве Никанор Поликарпыч возвёл страдальчески очи горе и поспешил за ломанувшейся в большую политику подопечной.
   Снаружи брат Рома караулил покои, с удобством пристроившись на подоконнике, но узрел личико сестренки, и вся расслабленность слетела с него, как обтекатель с ракеты. "Я вам дам - воевать... За мной!" - прорычала Анка, не останавливаясь. "За ней!" - кликнул тот Веньку, дежурившего под окнами, и бросился догонять. Главе посольства, не успевающему за молодёжью, осталось только ковылять следом, сетуя на старость и вопиющее нарушение субординации. Княжна Анка не оглянулась, будучи мысленно уже там - в государевых палатах. Перед глазами её как живое стояло видение, где её братья яростно молотятся на мечах с дружинниками Ивана под залихватское "ура!" с обеих сторон. И чтобы такого не случилось, Анка сама могла убить-зарезать любого.
   - Княжна ерепеньскы-ЙА!.. - попытался объявить прибытие посольства старший писарь Евсейка, но получил в спину распахнувшейся створкой двери и птичкой отлетел всторону, благо вес и комплекция Евсейки тому способствовала. Анка ворвалась в зал приёмов, как спецназ в логово террористов. И видимо, с такими же намерениями.
   - Анка, стой!!! Анюта, не усугубляй!!! - влетело вслед за нею, и в зал необъявленными ввалились ерепеньский же княжич Громослав, успевший ухватить сестру за рукав, а секундой позже - советник всё того же Ерепенья Никанор. Последний, ввиду пожилого возраста, стоял теперь у двери согнувшись и сквозь одышку пытался изобразить хоть какое-то подобие дипломатического этикета оторопевшему от такого визита царскому приёму.
   Наконец, царь-батюшка Симеон внял его сигналам и перестал пытаться то ли упасть, то ли сбежать с трона. Он выпрямился, принял надменно-важную позу и свысока воззрился на гостью. Сидящая рядом царица-матушка Ефросинья отняла руки от лица и тоже принялась с интересом рассматривать Анку. Отшатнувшееся было боярство, снова стало обок царя стеной.
   Анка стряхнула братову руку и решительно ступила на скользкую тропу дипломатии. Но едва она стала посреди палат, уперши руки в бока (видимо для большей "дипломатичности"), как её прервал писарь Евсейка, волею судьбы и царя-батюшки исполнявший здесь неблагодарную должность дворецкого.
   Он как раз успел добраться до своего рабочего места и принять надлежащую позу, как за дверью раздался топот и дребезжание металла, словно целая лавка скобяных товаров решила въехать в царскую резиденцию. Евсейка выглянул в щелку, обернулся к собранию и объявил протяжно, надувшись от важности момента:
   - Княжич ерепеньскы-ЙА! - и закончить опять не успел.
   Дверь распахнулась и наподдала писарю таким импульсом движения, что гасить его пришлось ближайшим коллегам, а внутрь ввалился Веня - весь в железе, придерживая бряцающие ножны и тяжело дыша от проделанного марш-броска с полной выкладкой.
   - НИ ПЯДИ ЗЕМЛИ ЕРЕП!.. - взревел он с порога басом, но вдруг запнулся, словно на ногу кто наступил, и энтузиазм борца за ерепеньский суверенитет потонул в предостерегающем шиканье со смущённым "А-а-а!.. Так я чё, я ничё"... Анка непроизвольно хмыкнула, но сейчас же взяла себя в руки и подняла голову, бестрепетно встретив грозный царский взгляд.
   - Как смеешь ты, девица, в царский суд встревать?! - гневно вопросил самодержец и в подтверждение его слов бояре дружно загалдели. - Али не видишь, что здесь мужи державные собрались, дела великия решают?!
   - Все они, ерепеньские, такие! - поддержали царя огнищане.
   Что тут ответить... Сказать правду, где она видала таких "мужей", чтобы они обиделись окончательно и начали боевые действия прямо не отходя от кассы?.. Взять царя в заложники и потребовать разоружения? Полного?.. Предложить во избежание конфликта ввести миротворческий контингент из Забугорья? А лучше, из Караканского ханства - чтоб уж всем на орехи досталось...
   Анка молчала, задумчиво покачиваясь с носка на пятку, и глядела в пол, словно ничего интереснее паркета из двадцати экспортных пород деревьев - гордости лукоморских зодчих - в жизни не видела.
   Симеон нахмурил брови, понадувал щеки, поёрзал, но ответа не дождался. Боярский гул сменился перешептыванием, да и оно быстро сникло. Царь кинул растерянный взгляд на главу уже пять минут как вражеского посольства и... снова принял вид главы великой державы.
   - Уйди, девица, не мешай! - раздраженно отмахнулся он и обратился через Анкину голову: - Так каков будет ваш ответ на наши законные требования?
   - Нет такого закона, чтоб наши Павлины пустоши супостат забирал, - важно заявил Никанор Поликарпыч.
   - Ни пяди земли ерепеньской! - наконец к месту вставил Веня.
   - Да! - веско добавил Рома.
   И все почему-то посмотрели на Анку.
   Анка молчала. И всё так же, не поднимая головы, покачивалась на ступнях. В наступившей неуютной тишине слышно было только, как скрипели перья писцов, летописуя судьбоносный момент истории. Кто-то сказал "кхм", а потом добавил "кхм-кхм!".
   - Ах, вот как отплатили вы за дружбу нашу?! - выступил дородной фигурой боярин Порфирий. - Земли, по доброте вам даденные, чтоб помочь в трудный год соседушкам, навечно присвоить решили?!
   Боярство воинственно загалдело.
   - Как же - "даденные"?! - ответствовал Никанор Поликарпыч с расчетливым возмущением. - Сами исконные ерепеньские угодья заграбастали, да принуждены были указом Автандила Доброго вернуть, о чем летописные свидетельства имеются. Так что нету там вашего права.
   - Ах так значит, права нету?! Так мы и силой вернуть могём!
   - А на силу вашу и наша сила найдется. На каждую рать есть рать!
   - Не посрамим земли ерепеньской! - рявкнул своё коронное Веня.
   - Да! - вставил своё Рома.
   - Иду на ВЫ! - старинной формулой подвёл итог переговоров Никанор Поликарпыч.
   И глаза всех присутствующих снова невзначай сошлись на Анке.
   Княжна молчала. Среди всеобщего подъёма, она одна явила собой островок спокойствия, о который разбились и оторопело улеглись на время штормовые волны ура-патриотизма. В наступившей невольно тишине из задних рядов стали слышны голоса, явно для того не предназначенные.
   - Кого-кого это он щас послал?
   - Никого не послал, дубина, "на мы" идут.
   - На... кто-куда идут?..
   - На тя!
   - На мя?!.. Откель?..
   - На тя... от ся!
   - Так чего тут идти?..
   - Да грамотеи завсегда, чтоб на "тя" от "ся" идти, только через "вы" посылают.
   - Так всё ж послали?!!
   Дискуссия заинтересовала. Народ стал шушукаться, оглядываться, позабыв про виновницу торжества, но та долго о себе забывать не позволила.
   - ХА! - хмыкнула вдруг Анка, вроде бы о чём-то своём, но все услышали. - "Павлины", г-ришь?.. "Иду на вы", г-ришь?..
   И пока высокое собрание пыталось вникнуть в сакральный смысл сего возгласа, княжна подняла руку, с деловым видом сложила некую комбинацию из пальцев, полюбовалась и нахально ткнула ею в присутствующих:
   - А ЭТО ВЫ ВИДЕЛИ?! - тщательно обвела она фигой всё собрание, включая родственников и наставников по дипломатическому этикету, а пока те не пришли в себя и не побили, громко и четко объявила: - Я, княжна Ерепеньская Анюта Гореславовна являюсь законной - согласно и в соответствии! - невестой царевича лукоморского Ивана Симеоновича. Вышеназванные Павлины пустоши прилагаются к сему, как приданое. Вопросы? Пожелания?.. Приглашения на свадьбу будут разосланы в рабочем порядке. СВОБОДНЫ!
   Анка решительно обернулась и с достоинством двинулась к выходу. На это ушли остатки самообладания и самоудержания, потому не заметила она ни довольного лица наставника, ни того, как осел на троне упарившийся в словопрениях царь Симеон под торжествующим взглядом супруги. Она вообще бы ничего не заметила, если бы не бдительный Карасич.
   - Поберегись! - объявил старший писарь, заслышав приближающийся из-за двери топот, и сам резво отскочил в сторону. Великое дело - опыт!
   Дверь распахнулась и вбежал запыхашийся дружинник из дворцовой охраны.
   - Царь-бать!.. Царь-батюшка!.. - едва выговорил он и снова задохнулся.
   - Что такое? Что стряслось? - всполошился Симеон, но посланец никак не мог продышаться, а посему со всех сторон посыпались нетерпеливые предположения:
   - Пожар?..
   - Потоп?..
   - Караканцы напали?..
   - Ерепеньцы?..
   - Они же здесь?..
   - А вдруг?!..
   Дружинник только замахал на всё это руками и, наконец, выдавил:
   - Царь-батюшка! От городских ворот стража сообщает: конь царевича Ивана вернулся! В пене весь, седло набок сбито... Как бы не случилось чего!
   - Ванечка! - птицей вскрикнула царица Ефросинья и сомлела мужу на руки.
   Поднялась суматоха.
   - Расшибся!..
   - Убился!..
   - Напали!..
   - В плен забрали!..
   - Кто?!
   - Разбойники?!..
   - Караканцы?!..
   - Ерепеньцы!..
   - Тьфу на тебя!..
   - Надо послать стражу!..
   - Поднять дружину!..
   - Войско!..
   - Зачем?
   - Так война же!
   - Совсем сдурел?!..
   Прошло немало времени, пока разобрались да пока отпаивали царицу-матушку. Только выразив приличествующее сочувствие и закрепив, на всякий случай, достигнутые договоренности, Никанор Поликарпыч удивлённо огляделся:
   - А где Анка?
   - Э-э-э... - так же растерянно огляделся Рома, словно сестрица могла тут закатиться под лавку.
   - Ванечка!.. Аннушка!.. - приподнялась с кресла Ефросинья. - Деточки! Ох, чует материнское сердце, беда свалилась на их головушки.
   - Ох, чует моё сердце, нашёл кто-то приключения на... не при царских особах будь сказано, - прокомментировал собственные ощущения Никанор Поликарпыч.
   - Ежели кони на месте... - задумчиво проговорил Веня и метнулся к двери: - Щас!
   Через полчаса стало известно, что едва вернувшийся Иванов скакун пропал вновь. Вместе с ним пропал еще один конь из дворцовой конюшни. До кучи неприятностей недосчитались меча из караулки и старшего писаря Карасича. Последний нашелся в чулане - связанным и обряженным в шикарный парадно-выходной сарафан. Обо всём этом и доложил царской чете Никанор Поликарпыч, как бы невзначай возглавивший комиссию по расследованию. Царица Ефросинья ударилась в причитания. Царь Симеон ударился во гнев, но не выдержал женских слёз и тоже закручинился. Рядом переминались с ноги на ногу княжичи ерепеньские, чувствуя вину за побег сестрёнки, и лукоморский воевода Букаха, вины за собой не чуявший, но всенепременнейшее участие проявлявший. Никанор Поликарпыч задумчиво почесал бороду, затем макушку, затем затылок и, наконец, высказал общую мысль:
   - Надо искать детей наших.
   - Али сами не знаем! - в сердцах воскликнул царь. - Но где?!
   - Где?.. - царица с надеждой подняла на дьяка заплаканные очи.
   - В Карганде, ядрит её! - в сердцах махнул рукой Веня.
   - Где-где?..
   Но пока лукоморская чета пыталась вникнуть в смысл указанного направления, смутившегося княжича неожиданно поддержал Никанор Поликарпыч:
   - Карганда - это у караканцев, с коими граничит наше княжество, есть такой мифический город-призрак, - степенно объяснил он, исподтишка показывая кулак Веньке, несомненному лидеру среди двоечников по дипломатическому этикету. - По легенде в нём собраны несметные богатства, и всех врагов, когда-либо вторгавшихся в караканские земли, хозяева охотно туда приглашают, так и говорят: "Где ваши сокровища?" - "Где-где... в Карганде!". Три величайших завоевателя мира пытались достичь Карганды. Двое одумались и вернулись обратно.
   - А третий? - заинтересовался Симеон.
   - А третьего больше никто не видел, и в назидание у караканцев бытует поговорка "третьим будешь". Но!.. - возвысил голос Никанор Поликарпыч, заметив "падающее" движение царицы. - Это было давно и неправда, а нам искать нашу "карганду" всё ж таки придётся - везде, где только можно.
   - А правильно! Везде и будем искать, - обрадовался, украдкой переводя дух, Веня.
   - Разделим дружину и айда шерстить! - поддержал Рома.
   - Да как же! Да можно ль, царь-батюшка! - забеспокоился царский воевода. - А вдруг - враги?
   - Каких тебе, Букаха, еще врагов надобно?! - возопил страдальчески царь.
   - Караканцы!..
   - Ойх... - скривился Симеон.
   - Варяги!..
   - Да откуда же?!
   - Ерепень...
   - Тьфу ты, пропасть!.. Букаха! А ну, рысью снаряжать дружину, как тебе велено!
   - Дозволь, царь, и нам поучаствовать, - обратился Рома. - Сестрица, чать, наша.
   - Да и знаем мы её, как облупленную, - хмыкнул Веня.
   - И то дело, - отметил Никанор Поликарпыч. - Анка, ежели уж взялась, то Ивана найдёт, не сомневайтесь. А эти добры молодцы её след не упустят.
   - А там, ежели чё, и наши подмогнут! - воодушевился Симеон.
   - Найдите их, детушек! - простонала напутствие царица.
   - Итак, - подытожил Никанор Поликарпыч, - цели определены, задачи поставлены. За работу, товарищи!
  
   А в это время, едва-едва успевший вернуться домой и вздохнуть с облегчением, караканский аргамак опять взбивал копытами пыль, возмущенный до глубины души ролью заводной лошади. Перед ним вился по ветру хвост надежной лукоморской кобылки из царских конюшен. На спине её, чуть по степному сгорбившись, сидела ерепеньская (а в перспективе и лукоморская) княжна Анка. Меч и сабля в простых ножнах свисали с её пояса и бились о бока лошади, а на пальце блестело колечко с синим камушком. Звездой сияла на том камушке стрелочка, а в голове княжны крутилась на разные лады одна мысль: "Успеть бы хоть познакомиться... пока не прибила!"
  

* * *

  
   - Гроба-душу, снова тикать придётся... А ведь только устроились!.. - нестройным гомоном проникали в Иваново укрытие грубые, хоть и горестные голоса.
   - ...Тикайте, тикайте, - ответил им другой, задорный голос. - И без сопливых найдём, кому коня продать. Хороший конь попался, царских кровей! Будет за что погулять, и батюшке в казну оставить копеечку. Обнищал-то князь-батюшка - ни те приданого любимой дочери, ни карманных расходов. Всё сама! Ну, да теперь на гребешки, чать, хватит... Ладно, братва, была без радости любовь, разлука будет без печали. Бывайте!..
   "Любимой дочери?! Это что же за княжна такая?" - подумал Иванушка прежде, чем его осенила более насущная мысль: - "Подожди... это что же - мой конь?!" Но оказалось, не одного его.
   - Эт' чё это - наш конь?!.. А ну, стоять!!!
   - Не по-оняла? Шо за предъява?
   - Предъява?! Явилась, не запылилась, ещё и коня нашего продавать будет?!
   - С какого перепуду вашего-то?!
   - А с такого! У нас до кумплекту ещё и царевич имеется, так что наш конь!
   - Закрой поддувало! Был ваш, стал наш, а кто не согласен, могу разкумплектовать как было - тады сам пешкодралом догоняй.
   Темнота загудела возмущёнными голосами, среди которых то и дело проскакивало то радикальное "дать по голове", то более умеренное "поровну делить", пока всех не перекрыл самый грубый и уверенный голос:
   - Тихо, братки, тихо! ША, Я СКАЗАЛ!.. А ты, Анка, голову-то не морочь - сама она продаст! Ежели бы так было, как ты тут сказки сказываешь, тебя бы сюда не занесло. Правильно говорю?
   - Вот нравишься ты мне, Хорёк, ох, нравишься! Не голова, а дума боярская - сразу в корень зрит...
   - Дело, дело говори!
   - Так я и говорю! Конь-то палёный, таких, чать, один на всё царство бывает, абы кому не сбудешь. Дай, думаю, у знающих людей спрошу... Ага - знающих!.. У вас у самих, гляжу, весь кумплект палёный!
   - Чё это - палёный?
   - А то! Вы, ушлёпки, как собирались ЦАРЕВИЧА обналичивать? Чёрным налом?
   - А чё ты дразнишься?! - обиделись грубые голоса. - Нам царь за него выкуп даст, вот!
   - Ага! Ежели раньше на воротах не повесит! - заверил голос звонкий.
   - И то правда... - закручинились разбойники.
   - Вот ежели бы какой надёжный человек от нас, от всех, царю весточку притаранил... - будто невзначай, пришла княжне идея.
   - О! Так ты, Анка, и поезжай, - загорелись разбойники. - Ты же княжна, тебя, чать, не тронут. Поспособствуй обчеству по старой памяти.
   - Да-а?! Не тронут?! Да я, может, поболе всех вас рискую!
   - Это как же?!
   - А так! Вас только к "малодоброму" отправят - раз и всё! - а меня, как узнают, что царевича ослободила, так сейчас за него замуж выдадут. На всю жизнь!
   - Эко горе!
   - Что б ты, Пыря, понимал в горе. Ты сколько книжек за жизнь прочитал? Одну?
   - Ни одной! - гордо сообщил Пыря. - Чё мне их читать? Я и читать-то не умею...
   - Вот! А царевич этот прочитал аж... аж десять!
   Иванушку под медвежьей шкурой разобрал смех, но разбойников мера начитанности в "десять книжек" и вправду повергла в удивление, видимо они считали достаточным для образования "две".
   - ...Да я с этим занудой сама, без "малодоброго", удавлюсь! - припечатала Анка, да так искренне, что Иванушка даже обиделся. И не то чтобы на "зануду", с этим он, скрепя сердце, согласился бы, но неужели знакомство с ним хуже, чем с палачом?
   - Оно, конечно, та-ак... - подтвердили его опасения разбойники. - Но, может, ты бы подумала, а мы бы деньжат накинули?
   - Сколько? - сразу перешла к делу Анка.
   - Ну-у... гривенник с червонца.
   - Чё?! Ещё алтын предложи... А за гривенник сам на нём женись! Чтобы я за гривенник...
   - Ну-у... четвертак?
   - Четвертак - это за так, давай полтинник. И доля с коня - мне!
   - Да это грабёж!
   - А я думала, не узнаете!
   - Не, я её зашибу когда-нибудь...
   - Зашибёшься зашибать, зашибун хренов!
   - Зашиб... Чё сказала?!!
   - Хорошо, будешь зашибздик...
   - А-А-А! Я за себя не отвечаю!
   - Ха, держите его семеро!.. Всё, надоели вы мне, пойти хоть караканцам коня толкнуть что ли?
   - ВАТАГА, ША! А ты не горячись, не горячись, Анка, нам-то свой интерес тоже соблюсти надоть - так, нет? Делить должно честь по чести и по совести.
   - НЕ ДЕЛИ, ЧЕЛОВЕЦЕ, ДА НЕДЕЛИМ БУДЕШЬ!
   - Лукерий, ты ещё!..
   - О, смертушка явилась! За вами что ли?
   - Тьфу на тебя, три раза!.. Монах это, таскается с нами, проповедует...
   - Понятно... Слушайте, братва, если уж честь по чести и по совести, то хотелось бы знать, сколько вообще того добра делим? А то может и собачиться не стоит, и царевич ваш ненастоящий?
   - Да ты чё, Анка, самый, как есть, настоящий! За такого золота по весу дадут! Сама глянь - там, под шубой.
   Лёгкие шаги приблизились к Иванову укрытию, медвежья шкура отлетела всторону и царевич зажмурился, хлопая ресницами, чтобы скорее привыкнуть к свету. Пока он пытался проморгаться, его подняли, освободили руки и всё тот же звонкий голос сообщил:
   - Ну шо, царевич-под-шубой, щас мерить будем - сколько в тя золота влезает.
   - А что тут мерить, и так могу сказать - пять пудов... - буркнул Иванушка, растирая затёкшие кисти и потихоньку оглядываясь.
   В свете давно уже ясного дня перед ним простиралась обширная поляна. По её краю стеной стоял дремучий лес, в середине холмом торчала крытая корой землянка, а по всему пространству гудела и волновалась толпа мужиков, которых книжный человек Иванушка, иначе как антипатичными личностями назвать бы не смог. Нечесаные шевелюры, небритые бороды, нестиранные (аж до него слышно) одёжки. За поясами наблюдалась сборная топоров и дубинок всех форм и размерностей, а в глазах - довольно однообразная жадность. Еще дальше, за спинами лесовиков, бил копытом и недовольно дергал заброшенным на ветку поводом караканский красавец.
   К гадалке не ходи, а оказался Иванушка в руках тех же самых разбойников - вон, даже, Пыря рогатым шлемом отсвечивает, и шуба, небось, "лысого чёрта" (фу-у, как он в ней только ходит... и сколько). Но вот откуда бы в их стане появиться княжне и что за дела у неё с разбойниками - это вопрос...
   - ...Там ещё, правда, сверх того веса полугривна была, - продолжал меж тем бубнить царевич, привыкший к порядку в делах коммерческих и привычкам своим изменять не собиравшийся даже в лесу среди душегубов-грабителей. - Но это сапоги на мне были с подковками. Хотя, конечно, если точно мерить, то ещё кафтан должен потянуть гривны на две-три - большие гривны, торговые. Значит, если в пуде сорок гривен, то всего будет четыре пуда тридцать семь гривен и ещё гривенка.
   - Ну ты, царевич, и зану-у-уда! - сообщила ему обладательница звонкого голоса, и только тогда Иванушка решился, наконец, рассмотреть и её.
   Парень - не парень, девка - не девка... обок стояла пацанка в длинноватом для неё кафтане (который она перетянула ремнём на талии, ещё и рукава подкатала) и столь же неподходящих шароварах, заправленных в сапоги. Неподобающий княжеским дочкам вид дополняли меч и сабля, свисавшие с пояса. И хоть была она на полголовы ниже, но смотрела на Ивана, как наверное, царь гуннов смотрел на пытавшегося всучить ему взятку византского посланника - ну и что мне с тобой, убогим, делать? Впрочем, Иванушкин ответный взгляд был ненамного интеллигентней. Успев навоображать этакую девицу-красу - Василису Разбойницу, царевич был донельзя разочарован, потому что до Василисы и до красы княжне Анке было, как до Нени Чупецкой... по весенней распутице и на лыжах.
   Пока они так приглядывались, разбойники примерялись к неожиданно свалившемуся богатству.
   - ...Пять пудов!.. Золота!.. Энто ж каждому будет!.. Энта ж будет... Слышь-ко, Анютка, ты же грамоте обучена - прикинь, сколько каждому причитается?
   - А сколько вас всего? - озадачилась княжна.
   - Дюжины полторы наберётся.
   - Много... - проговорила Анка, словно о чём-то своём.
   - Да как много! - также о своём возмутились разбойники. - Энта ж пять пудов золота! Давай считай, там сочтёмся.
   Анка пожала плечами, преисполнилась важности и, под заинтересованным взглядом Ивана и благоговейным разбойников, принялась столбиком сводить дебит с кредитом - прямо в воздухе пальцем. Целая минута непостижимых по сложности вычислений у неё ушла, чтобы выдать: "Хм... пока неплохо!" и снова погрузиться в основы арифметики. А когда Иванушку уже стало разбирать совершенно неуместное хихиканье, она провозгласила сакральную фразу "два пишем, семь на ум пошло!" и, вписав где-то внизу результат, торжественно обернулась к аудитории:
   - Итого это будет... Сумасшедшие деньги!
   Набранный воздух тихонько сдулся, так и не вырвавшись ликующими криками.
   - Ты издеваешься?.. - поинтересовался серьёзного вида разбойник, и царевич по голосу узнал атамана Хорька.
   - А ты?! - сразу ощетинилась Анка. - Я вам счетовод-бухгалтер чё ли - цифры складывать? Не для того княжной уродилась! Вот, царевич подтвердит, да?..
   Иванушка глянул в горящие искренним негодованием серые очи, вздохнул тяжко и понял, что от судьбы не уйдёшь.
   - Если считать поровну, то будет где-то по десять гривен на человека...
   - Ох... - восхищённо прошелестело рядами разбойников.
   - ...Но если считать атаманскую долю двойной, то выйдет по девять с полугривной.
   - Ну... - согласился и на это коллектив.
   - Но если учесть Анкину долю, то есть стоимость коня и полтина с червонца за услуги, то...
   - То?.. - напрягся коллектив.
   - ...То не получится, - не оправдал его надежд Иванушка.
   - Как так?! Почему?! - вознегодовали разбойники и стал косо поглядывать на княжну, которая в ответ только руками развела - мол, сама в шоке, а Ивану исподволь показала кулак. Царевич угрозе внял и не стал затягивать с объяснениями.
   - Потому что тут денежный эквивалент нужен.
   "Что?!", "Кто?!" и "Чёрт, где-то же читала недавно..." - прозвучало почти одновременно.
   - Слышь, паря, ты не мудри, ты прямо скажи, ежели того купчину Квивалента сыскать надо?.. - пронялся трудностями атаман.
   Княжна же в умственных потугах морщила лоб, бормоча про себя:
   - Эквивалент... менеджмент... облигация... диверсификация... чтоб их черти побрали!
   - Нет, вы не поняли! - заторопился Иванушка, не ожидавший от своих слушателей столь глубокого недопонимания. - Просто выкуп вам дадут не прямо золотом, а деньгами по стоимости. И лучше брать не золотыми, а серебряными.
   - А чё это не золотыми? - вспухли разбойники, как пивные дрожжи в сусле. - Ты нам голову не морочь, золото - оно и в Узамбаре золото! Ишь, чё удумал - не золотыми! Сберечь что ли царское золотишко решил?
   - Гляди, царевич, по частям батюшке присылать начнём - мигом раскошелится, - убедительно пообещал Хорёк.
   - Слышь, финансист хренов, - ощутил Иванушка в боку Анкин локоть, - тебе что, жить надоело?
   - А сама-то чем занимаешься!.. - так же тихо отбрехался царевич.
   - Поговори мне ещё!.. - возмутилась княжна и вторым тычком заставила царевича зашипеть от боли.
   Однако грозный Анкин тон не столько пугал, сколько смешил. Было в ней сейчас нечто от воинственной лягухи. Правда, скомороховы методы Иван бы в данном случае не советовал (всё-таки, обе руки, как бы невзначай опущенные на рукояти клинков - весомый аргумент против глупых шуток), но и бояться совсем не тянуло. Отбоялся уже, что ли?..
   - Ладно, ладно!.. Сейчас всё исправим, - полушутя отклонился он от скорой на расправу разбойницы и, обратившись к настороженной аудитории, объявил: - ГРАЖДАНЕ, минуточку внимания! Вы напрасно обиделись, ведь даже уважаемые купцы все расчёты производят серебром, а не золотом. И знаете почему? Да потому что золото подвержено девальвации!
   Немое "шо?" было ему ответом. Как вариант, на лице Анки вспыхнуло радостное "А!", тут же сменившееся печальным "всё равно не помню".
   - ...Сиречь, обесцениванию, - быстренько исправился Иванушка. - Ведь золото ваше драгоценное сплошь и рядом - ПОДДЕЛКА.
   А вот это работникам ножа и топора было понятно... и очень обидно. Тут, понимаешь, трудишься... разбойствуешь, понимаешь, не покладая рук, а оно может оказаться липой?! Не пойдёт!
   - Куда же царь с боярами смотрят?! Чё ж не казнят супостатов?! - возмутился коллектив, сразу пронявшись идеей укрепления законности в государстве, и принялся наперебой предлагать меры пресечения:
   - Да за такое надобно костром жечь!..
   - Камнями побивать!..
   - Колесовать!..
   - Полировать!..
   - В смысле?
   - А ты попробуй - обдирать, шлифовать, полировать...
   - НЕ ПОЛИРУЙ, ДА НЕПОЛИРУЕМ БУДЕШЬ!
   - Лукерий! Архимандрит твою метрополию... - вздрогнули и нервно заоглядывались разбойники (кое-кто даже попытался осенить себя топором), но сидящий осторонь человек в чёрной схиме, расшитой письменами и черепами, поднял строгий взгляд в горние выси и только крепче опёрся о посох.
   - Эх, ежели бы оно было всё так просто, - вернул их к теме царевич. - А то ведь, явились как-то послы. Не абы какие - из самого Вязантия! Все деловые да важные. Договор им, видите ли, понадобился на охрану границы, мол, вы охраняйте, и мы вам денег на то дадим - в долг. Граница, мол, дело прибыльное, как разбогатеете, отдадите. Наши то - царь с боярами - при виде кучи золота уши и развесили. А потом оказалось!.. Мало что с охраной той больше мороки, чем прибыли, так ещё эти проходимцы-послы все золотые монеты, государем ихним на дело выделенные, взяли и по краям круглыми ножничками обрезали, так что и не заметишь. Мол, вам, варварам, и так сойдёт, а нам свой интерес блюсти надо. Во как!
   - Ну ты подумай, а ещё солидные люди! Вот и грабь после этого... - искренне возмутились разбойники. Только Анка не возмущалась, а на лице её крупными буквами было написано: "Надо запомнить!" Однако, история с надувательством родного государства вновь всколыхнула в душах лесовиков-ватажников патриотические настроения:
   - Наш-то царь что?.. Небось, спуску не дал? Поймали?.. Посадили?.. Повесили?..
   - ...Ага, обрезали кой-чего из лишнего, - добавила от себя Анка. - Нам, мол, варварам и так сойдёт.
   Иванушка укоризненно на неё покосился, но никаких угрызений совести этим не "выкосил" и продолжил, обратившись к более благодарной публике:
   - Пробовали... Оказалось, всё ещё хуже. Стали деньги принимать на вес, всё перевешали... а оно опять не хватает! Пять раз пересчитывали - не хватает и всё, даже за вычетом урезанного. Потом догадались одну монету расплавить...
   - И чё? - не выдержали театральной паузы разбойники.
   - И то - половина меди оказалась! Ихний государь-император тоже о своём интересе позаботился. И что прикажете делать? Договор-то на полную монету подписали...
   - НУ ТО УЖЕ ВООБЧЕ!
   Негодованию разбойников не было предела, только Анка покатывалась со смеху, почему-то весьма довольная вязантским пройдошеством.
   - Ну, вот поэтому лучше брать серебром, пока и оно не испортилось, - закончил лекцию царевич.
   - Уговорил! - подвёл итог атаман. - Считай, скоко твого квивалента нам причитается?
   - Хорошо, значит серебром. Старой гривной?.. Новой?.. Куной?.. Ногатой?.. А может сразу в дирхемах, чтоб не пересчитывать?
   - В них... - несколько оторопело согласился атаман.
   - Сасанидских?.. Омеядских?.. Ордынских?..
   - Вань, не перегибай, - тихо посоветовала Анка.
   - ...Но если мы всё равно считаем на вес, то лучше всего будет взять не монетами, а слитками серебра.
   Услышав, наконец, знакомое слово - да ещё такое приятное, весомое! - разбойники отпустили оружие, которое уже начали с угрожающим ворчанием вынимать из-за поясов.
   - Учёный, ядрит твою... - ругнулась Анка, тоже немного расслабляясь и давая сабле соскользнуть обратно в ножны.
   - Северного веса?.. Южного?.. - не удержался, чтобы не уточнить дотошный царевич.
   - Ва-аня-а!..
   - Всё, всё! Считаю... Четыре пуда по сорок гривен и ещё тридцать семь с половиной... вместе - сто девяносто семь с половиной. Стоимость золота к серебру считаем по византскому курсу - 14:1, всего будет... будет...
   - Два пишем, семь на ум пошло!.. - не удержалась уже Анка, чем заработала укоризненный взгляд не только от царевича.
   - Итого, две тысячи семьсот шестьдесят пять гривен серебра.
   - Растудыть его коромыслом! - восхитились разбойники. - Ай, какой же нам хороший царевич попался - и тяжёленький, и полезненький!.. Ай, умница! Ай, молодец! Побольше бы таких!..
   "Надо было сразу к разбойникам идти, реально людям счетовод нужен!" - покраснел от удовольствия Иванушка и не удержался, чтоб не глянуть свысока на Анку - мол, как тебе "зануда"? Реакция его озадачила. Анка с угрюмой задумчивостью покачивалась с пятки на носок, нимало не обрадованная столь крупной добычей.
   - Приглядись сначала... - проворчала она в землю. - Ну, пригляделась - арифметик хренов... И чего сразу не прибила?!
   - Что тебя не удовлетворяет? - обиженно уточнил Иван, всё же смутно чувствуя за собой вину.
   - Меня?! Не-е-ет!.. - удивилась княжна, поднимая взгляд, в котором не было ни капли сарказма. - Я только хотела уточнить... в экзистенциальном смысле... Ванятко, ты дурак?! Или твой отец не знает, куда всяко злато-серебро девать?
   - Кхм... - смутился Иванушка.
   Вообще-то она была права, и прежде чем озвучивать заоблачные суммы, стоило бы подумать о платёжеспособности казны. Не подумал, увлёкся... Но с другой стороны!.. Что, в конце концов, она себе позволяет?! Княжна задрыпеньская... И что за просторечное обращение к царевичу - Ванятко! И откуда она вообще знает про Ванятка... Стой! Откуда она вообще знает, как меня зовут? Или она в курсе всех царевичей в округе, или... где я всё-таки слышал это имя?..
   Но вволю заняться самоанализом княжна ему не позволила.
   - Хе!.. П-павлины г'ришь? - вдруг выдала она, будто проговаривая сквозь сжатые зубы.
   - К'какие павлины?.. - прозаикался от неожиданности царевич.
   - Потом объясню... - бросила не глядя Анка и царевич перестал её интересовать как вид. А интересовал теперь её только разбойничий майдан, увлечённо деливший ещё не проданную добычу.
   Иванушка на это интеллигентно покашлял - ничего не добился, поднял было руку, чтобы деликатно тронуть за локоть - не решился, обиделся - но так и остался со своей обидой незамеченным, а посему сложил руки на груди и с оскорблённым видом принялся ждать событий.
   И дождался...
  
   - Эх, скоко деньжищ было бы, только рази ж нам достанется! - закручинился верзила в рогатом варяжском шлеме. Причина, чтоб закручиниться была проста - атаман озвучил долю от заработанных средств, которая пойдёт "на развитие дела".
   - А ты, Пыря, гляжу, недоволен чем? - отозвался, поигрывая самострелом, стоящий несколько в стороне атаман и тяжело посмотрел на верзилу. Тот замялся, скукожился и попытался оправдаться:
   - Да что ты, Хорёк, что ты! Доволен я... Токо ж всё должно быть по справедливости.
   - А ежели по справедливости, то кто вас, вахлаков, надоумил царевича на свадьбе найти-выманить?
   Верзила Пыря совсем сник, но вместо него выступил его, потерявший в лохматости товарищ:
   - Так-то оно так... Токо царевича мы с Пырей первыми нашли, без нас, чать, и на свадьбу не попал бы. Так что нам причитается.
   - Эт чегой-то вам?! Чегой-то вам?! - возмущенно выскочил вперед мелкий корявенький человечишка. - Вы как нашли, так потеряли! А теперь это общая доля! Анка, скажи!
   - Да мне-то что...
   - Вот видишь, и Анка говорит! - подхватил обрадовано человечек. - Анка зря говорить не будет.
   Княжна на это только хмыкнул, как бы невзначай, вынула меч и, как бы от нечего делать, принялась его разглядывать, сместившись вперёд Ивана.
   - Послушай, Анка... ой, извини - Анна, наверное?.. - не выдержал и зашептал в близкое ухо царевич. - Откуда ты меня знаешь и где я мог слышать твоё имя?
   - Да так, было дело... И вообще, Вань, это еще не самое интересное, что тебе предстоит узнать, - краем губ ответила та, старательно отводя взгляд.
   - Но как же!..
   - Замолкни и возьми меч. Да потихоньку, чудушко!
   - Зачем? - удивился он, совсем сбитый с толку нелогичными действиями странной княжны.
   - В зубах ковыряться!
   - Кхм... - начал кое-что понимать Иванушка и взял меч, но посчитал долгом уточнить: - Я же не умею...
   - Ядрит-переядрит! И чему вас только учат... в библиотеках... Ладно, как прикажу, беги без оглядки влево - там за деревьями у меня лошадь привязана, а я твоего подберу, не оставлять же браткам такого красавца.
   - Но постой, как же ты одна... - засомневался было Иванушка, но княжна пресекла его сомнения на корню.
   - Короче - вали, и чтоб духу твоего тут не было, сама справлюсь.
   Иванушка, хоть и чувствовал разумность в словах княжны, но в душе всё же на неё обиделся, причём сам не понял за что. Ну хорошо, какая-то Анка, которую он невесть откуда знает, явилась вовсе не для того, чтобы поделить с разбойниками царского сына, а как раз для того, чтобы его освободить (хоть и странно это, однако многое объясняет). Ладно, в оружии она понимает много больше не только него, но и большинства тут присутствующих (не зря же разбойники её так уважают). Допустим даже, у неё есть какой-то веский повод спасать его трижды самому ненужную жизнь (знать бы - какой)... Но не может же он просто сбежать, пока она (девчонка!) будет драться за него с двумя дюжинами головорезов и, быть может, погибнет в неравном бою! "Неправильно это!" - постановил Иванушка и вдруг поймал себя на странном ощущении - чувстве ответственности. Нет, он всегда был ответственным, но летописи, приёмы и прочие педантично исполняемые обязанности - это было совсем другое. И родители - совсем другое. А тут совершенно незнакомая девушка вдруг берёт на себя ответственность за его жизнь, буквально ставя на кон свою, и ничего взамен не требует. И отплатить он может только тем, что со всей ответственность не может позволить ей это сделать! Интересно, это как-то называется?
   Меж тем, вокруг продолжали кипеть страсти.
   - Кукиш тебе, а не царевич! - подпрыгивал корявенький и наглядно демонстрировал этот самый кукиш: - Вот! Вот! Вот!
   - А тый-то, Гугнявый, чаво распинаешься?! - ревел разбуженным медведем Жила, намахиваясь дубинкой. - Ты и так - только добро с возов тырять мастак, а как с охраной биться!..
   - НЕ ТЫРЯЙ, ДА НЕ ТЫРИМ БУДЕШЬ!
   Но в этот раз даже глас вопиющего не смог отвлечь коллектив от греха стяжательства.
   - Это я - тырять?!.. Это я - тырять?!.. - кипятился мелкий. - Да я только об пользе обчества радею! Скажи, Анка?
   - Да мне-то что... - лениво отбрехивалась Анка, но Иванушка видел её руку, невзначай лёгшую на рукоять сабли.
   - А НУ ТИХО! Разгавкались тут, как собаки, кость не поделили?! - атаман попытался навести порядок, но только усугубил конфликт. Раздухарившееся "обчество" воодушевилось идеей социального равенства и в едином порыве поднялось на борьбу по его реализации... путём руко- и обухоприкладства ближайшему реализатору.
   - Ваня, беги! - гаркнула Анка, выхватывая клинок.
   - НЕТ! - ни секунды не замешкавшись, выкрикнул Иванушка и вмомент оказался рядом с нею. Рядом с человеком, который спасал ему жизнь. Помирать, так вместе!
   - Скорей, дурашка! - почти попросила Анка, обернувшись к нему и уже поняв безнадежность попыток уговорить, пока происходящее не начало доходить до разбойников. - Ну, беги же!
   - Нет, Анка. И не уговаривай, я с тобой! - твердо ответил Иванушка.
   И тут до разбойников начало доходить...
   - А чё это Анка с нашим царевичем шушукаются? - заметил неладное Гугнявый, временно прервав попытки вырваться из Пыриной медвежьей хватки.
   - Етить-колотить, а чего это она ему меч свой отдала? - оглянулся Пыря и от удивления даже временно амнистировал товарища.
   - А казачок-то засланный! - объяснил всё Жила. - Да и царевич, небось, ненастоящий!!
   - Бей засланцев! - вынес резолюцию коллектив, вмомент переключившись на нового врага.
   - Гроба-душу, царевича не трогать! А с этой паскудой я сам... - прорычал Хорёк и начал было поднимать самострел, но Анка успела первой.
   Тяжелый метательный нож, со свистом рассекши воздух, врезался ему в лоб. Атаман покачнулся и грохнулся навзничь. И всем всё стало ясно.
   Толпа разъярённых мужиков, жаждущих крови и халявной добычи, сорвалась с места и хлынула навстречу, размахивая рубяще-долбящими орудиями своего нелегкого труда. Иванушке поплохело, и только данное слово удержало его на месте. Анка напротив, будто даже обрадовалась, как если бы две дюжины душегубов пытались её убивать по десять раз на дню и это стало для неё привычным развлечением. Она только бросила через плечо: "Держись меня!" и деловито приготовилась. "Вот это девушка!" - успел подумать царевич, и будь у него хоть пара секунд прислушаться к себе, он немало удивился бы столь скорой смене казавшихся незыблемыми идеалов, но тут началось...
   Сразу двое бородачей летело прямо на него, толкаясь и мешая друг другу от желания первым достать обидчика. Казалось, еще мгновение и они вдолбят его в грязь, растопчут в пыль, такими огромными показались Ивану их стремительно надвинувшиеся фигуры, такими страшными - бородатые хари с выпученными глазами и раззявленными в крике ртами, такими разящими - занесённые для удара топоры. Но не успел царевич даже меч поднять, как его заслонила Анка. Удар, уклон, опять уклон - и орущий благим матом клубок рук-ног-топоров свалился на то место, где только что стояла княжна. Но ни её, ни Иванушки, грубо выдёрнутого из состояния остолбенения, там уже не было. Неуловимый блеск сабли, и другой громила, попытавшийся достать их дубиной, сам повалился с рассечённой башкой, сбивая с ног тех, кто уже готов был броситься сбоку. Братва отшатнулась после первого натиска, а на второй самоубийц пока не находилось.
   - Иех, гроба-душу!! Держись рванина! - азартно пообещала Анка продолжение удовольствия.
   И вдруг...
   - Деррржись! Деррржись! Деррржись! - хриплым эхом разнеслось над полем боя.
   "Они что - издеваются?!" - подумалось Иванушке, но удивлённый взгляд на разбойников обнаружил в их рядах такое же недоумение. А в следующее мгновение словно яростно рычащий гром прокатился над поляной:
   - ОРУЖЬЕ В ЗЕМЛЮ, РАБОТАЕТ ДРУЖИНА!
   Разбойникам это не понравилось. Они оторопело заоглядывались, пытаясь понять, откуда на них свалилась такая напасть и тут из лесу им в тыл вынеслись два очень решительно настроенных всадника.
   - МОЛИСЬ, ЧЕРТИ, ЩАС РУБАТЬ ПОЧНУ!
   - Братуха!!! Я здесь!!!
   "Братуха?!" - от очередной новости Иванушка уже всерьёз стал опасаться за свою, и без того перегруженную голову, и прибывшие его опасения только усугубили.
   - Ятить-колотить!!! Сестрёнка, ты как туда забралась?!!
   - Постепенно!
   - Ерепеньцы, даёшь!!!
   С той стороны уже закипал бой, и явно не в пользу местных, а с этой мужики заметались, не зная, на какого врага бросаться, потому что подставить Анке спину тоже чревато было последствиями. И тут явление со стороны третьей положило конец их сомнениям.
   - Вот они!!! - раздался звонкий голос Митяя, но только Иванушка удивился, как малой требовательно заорал: - Деда! Они меня обижают!
   - Ты пошто сироту оби... Ах ты так?!! Н-НЕ П-ПАДХАДИ, З-ЗАШИБУ-У-У! - и что-то громко хрустнуло, будто целый ствол дерева обломился и с тяжким грохотом обрушился на разбойничьи головы.
   "Ну всё!" - подумали мужики и над поляной разнёсся лихой разбойничий клич:
   - РЯТУЙСЯ, КТО МОЖЕТ!!!
   Тут уж зазевавшихся и отстающих не было. Так что поднятые в боевом угаре мечи княжичей-ерепеньцев, привыкшие гнуздить и хряцать без отдыху, зависли над головами, за неимение кого гнуздить, а боевая палица деда Назара с грустью вспомнила о заброшенной карьере сорокалетней берёзы.
   Но пока хозяева, что было силы, ломились в лес, раздался еще один, памятный Иванушке голос:
   - Княжна!!! Наше вам с кисточкой, давно тя не видел! Ванька тут?!
   - Тут! А ты кто, помощничек? - ответила Анка, вытирая клинок об одёжку захряцанного разбойника и пряча в ножны.
   - Да так, мимо проходил.
   - Так опоздал уже!
   - Так я не один! - появился Федька, волоча в руках знакомое лукошко.
   - Ну, проходи, проходимец ты наш... - с ухмылкой проследила Анка за его продвижением.
   - НЕ ПРОХОДИ, ДА НЕ ПРОХОДИМ БУДЕШЬ!
   - Етить-колотить!.. - шарахнулся всторону скоморох, выронив под ноги свою ношу. - Ты кто - ужас, летящий на крыльях ночи?!
   - А, так это Лукерий, - махнула рукой Анка. - Гляди, жив, курилка!
   Схимник вновь устроился на своём любимом пеньке и только принял надлежащую сану позу, как на плечо ему свалился с небес такой же чёрный, будто в ту же схиму обряженный, ворон.
   - Пррроповедуем, пррроповедуем? - доверительно заурчал он монаху в ухо.
   - Несём свет истины в заблудшие души, - с достоинством ответствовал монах.
   - И как, пррросветляет? - поинтересовался успехами ворон.
   Лукерий внимательно посмотрел на него, не спеша огляделся вокруг и вдруг устало признался:
   - Аки бисер перед свиньями.
   - Пррравильно, пррравильно, - сообщил ему ворон наставительно. - Ибо человеце суть.
   - Думаешь? - монах с надеждой воззрился на птицу.
   - Век клиррра не видать, - забожился ворон.
   Федька слушал их в совершеннейшем восторге, и стоял бы так дальше, но тут из уроненного лукошка высунулась лягуха и возмущённо дёрнула его за штанину.
   - Рот закрой, ворона залетит!
   Скоморох рот закрыл, лукошко подобрал, но в себя пришёл ещё не скоро.
   - Век клира не видать... Во даёт!
  
   На поляне воцарился, если не мир, то по крайней мере, перемирие. На одном её конце богатыри-княжичи, которым не дали всласть поразмяться, теперь разочарованно спешивались и привязывали коней. На другом, не меньше их раздосадованный дед Назар вертел в руках полтора кубометра дров и пытался придумать им новое применение. Его героический внук бродил по округе, безнаказанно пиная останки разбойной вольницы, из которой остались только те, кого дохряцало мечами и приласкало берёзой, да ещё пара-тройка от Анкиной сабельки "подарочков". Стараясь на них не смотреть, Иванушка направился к Федьке, с удовлетворением озиравшему поле боя.
   - Вижу, уже познакомились, - вместо привета прищурился тот с пониманием.
   - И ты туда же! - укоризненно склонил голову Иван. - Может объяснишь, что тут твориться и... - царевич украдкой оглянулся, - кто такая эта Анка?
   - Вань, как бы тебе сказать попроще...
   - Не надо, Федя, лучше добей, чтоб не мучился, - высунулась из корзины лягуха. - Жалко глядеть, ей-богу.
   - Да ты что?!! - испугался скоморох. - Низзя! Вымирающий вид! Его может потом в почетную книгу занесут вместе с жабворонками. В зелёную какую-нибудь... или - о!- в красную, чтоб страшнее!
   Иванушка успел понять, что над ним издеваются, но всерьёз обидеться не успел, потому что сзади раздался грозный Анкин голос.
   - Это кто тут моего суженного без меня добивать собрался? Сама справлюсь!
   - Су-же-ного?! - одними губами переспросил царевич, ошарашено глянув на скомороха.
   - Прими мои искрение соболезнования, - кивнул тот, поджав для пущего сочувствия губы.
   - И да будет тебе брачное ложе пухом, - поддакнула лягуха.
   "Надо же, как спелись!" - отметил Иванушка, и ещё подумал, что думает о чём-то не том, о чём следовало бы подумать, и затягивает то, с чем не следовало бы затягивать, но как говорил Клим Ворошило под стенами мятежного Клина: "Клин Климом вышибают", и дальше тянуть становилось уже невежливо.
   - Послушайте, Анна, - дипломатично начал царевич, оборачиваясь...
   Анка стояла в двух шагах и даже не смотрела на него. А смотрела на свою руку, где на пальце блестело колечко с синим камнем и необыкновенно яркой звёздочкой на нём. Но Иванушка не успел удивиться ни украшению, ни страдальческому выражению, с которым княжна его разглядывала... потому что увидел направленный на Анку самострел, а над ним - злобно щерящуюся рожу Хорька. Атаман выжил и собирался этим воспользоваться, отомстить Анке за всё. И помешать ему никто не успевал, потому что палец уже тянул скобу.
   И тогда Иван впервые в жизни сделал что-то важное, ничегошеньки при этом не подумав - вместе с треньком сорвавшейся тетивы он рванулся вперед. Не ожидавшая такой прыти Анка отлетела всторону и царевич остался один на один со стрелой.
   Удар! И сразу стало больно и тяжело дышать... Ну вот и всё. Он таки ухитрился геройски погибнуть... Сбылась мечта идиота...
   - ВА-АНЯ-А!!! - услышал Иванушка, словно издалека. И еще мелькнуло в остатках угасающего сознания, что Анка - его грозная боевая Анка! - не может так кричать о нём - зануде. И, наверное, он опять что-то пропустил в их скоропостижных отношениях. Но оно может даже лучше. Не придется краснеть...
   А потом Иван-царевич ощутил, как что-то холодное и тяжелое мягко шлепнулось ему на грудь. И ласковый, словно из сна голос проговорил:
   - Тихо, Ванечка, тихо. Сейчас Василиса всё поправит...
  

* * *

  
   - Ваня, не молчи!.. Ванечка... - звенел голос, словно натянутая до предела струна и теплые ладони обнимали его щёки. - Иванко, чудушко ты моё лукоморское, ну очнись уже!
   "О ком это? Обо мне?" - была первая мысль царевича.
   "А приятно, будто матушка в детстве", - была его вторая мысль.
   "Так меня же вроде убили?!!" - подбросила как пружиной третья, и он открыл глаза.
   И прямо над собой увидел мокрое от слёз лицо.
   "Анка..." - пришла мысль четвёртая и вместе с нею нахлынул такой ворох чувств, что и не сразу поймёшь. Была тут и радость - что, слава богу, жива. И гордость за, как-никак, первый в его жизни подвиг. И удовольствие от прикосновения её рук. И щемящая жалость от её слез... И чего только не было в этом потоке, вызванном такой тёплой, такой трогательной заботой этой необыкновенной девушки о нём, зануде, что в Иванушкиной голове само собой выкристаллизовалось и уже готово было завладеть сознанием то главное слово, которым это всё называется, но... одного взгляда в её серые очи оказалось достаточно, чтобы вся романтика улетучилась, как "пшик" на сковородке.
   - Очухался? - неприветливо встретила она пробуждение суженного. - Готовься, щас обратно убивать начну... ТЕБЯ КТО ПРОСИЛ?! - вырвалось у неё с таким чувством, словно на самом деле убить собиралась, но вместо этого почему-то стушевалась и вскочила на ноги, отворачивая глаза.
   Ничуть не испуганный её угрозами царевич приподнялся следом, и обнаружил себя на потрёпанном, но еще толстом и мягком шат-аль-шейхском ковре, посреди знакомой ему поляны, а вокруг - целую комиссию, озабоченно сгрудившуюся явно для приёмки его с того света.
   - Так я умер? - задал он экзистенциальный вопрос.
   - Только попробовал бы... - буркнула княжна, торопливо размазывая грязным окровавленным рукавом мокроту на глазах.
   Целую секунду было тихо и вдруг громовое "УРРРА!!!" потрясло окружающий лес и ударной волной обрушило едва начавшего подниматься царевича обратно на землю.
   "Видимо, не совсем", - понял Иванушка, делая вторую попытку встать.
   А вокруг него начало твориться невообразимое. Митяй "оседлал" деда, пустившегося в какой-то "узамбарский" пляс. Анкины братья взялись то ли вбивать друг друга в сыру землю, то ли забрасывать на вершины деревьев. Федька-скоморох вломил вприсядку вокруг лукошка, из которого торчала довольная буквально по уши лягушачья мордашка, а после бросился обниматься со всеми, кто подворачивался под руку в кипящем водовороте веселья. Даже в небе кувыркался в воздушных потоках вещий Ворон Воронович. Правда делал он это несколько хаотично, словно внезапное "ура" сорвало его с дерева, и теперь Каркуша просто пытался понять, где низ, где верх. Единственно, Анка не танцевала и не подпрыгивала, и улыбка на её лице то и дело прерывалась гримасой от подкатывающего судорожного всхипа.
   Но тут Федька, переобнимав всю компанию по кругу, вернулся к лукошку.
   - Лягуха!!! - заорал он от избытка чувств, падая перед оторопевшей Василисой на колени. - Ты!.. Ты!.. Ты же самая лучшая лягуха в мире!!! Дай я тебя расцелую!
   - Квя... - только и успела сказать царевна, когда он, глядя прямо в выпученные от испуга глаза, от всей души чмокнул в приоткрывшуюся пасть.
   - Волшебница ты на... - начал Федька, но закончить восхваление спасительнице царевичей не успел, потому что лягуха неожиданно мощным прыжком взмыла вверх, отбрасывая и корзину, и скомороха.
   - ААААААА-твернитесь!!!
   Шлёпнувшись метра за два, она подобралась прыгнуть еще, но тело её вдруг словно размылось, потекло в очертаниях, лягушка опрокинулась на бок и сжалась трясущимся комком.
   - Отвернитесь!!!
   А на месте царевны-лягушки перед глазами оторопевшей компании начали проступать очертания такого же сжавшегося в комок, но человеческого тела... Совершенно голого.
   - Не смотрите... - всхлипывало оно, скукожившись под ошалелым взглядом шести пар глаз.
   - Ёшеньки-моёшеньки... - проговорила Анка и её хищный взгляд, заметавшись по окрестностям в поисках чего-то одёжного, упёрся в схимника, благостно созерцавшего окрестности. Точнее, в его схиму.
   - В ските ищи, да обрящешь! - быстро сориентировался монах.
   Анка понимающе хмыкнула и уже через пару мгновений выволакивала из землянки два тюка с каким-то разбойничьим барахлом. И наверное, всё было бы хорошо, но тут очнулся от ступора дед Назар...
   Взревев нечто нечленораздельное, он ухватил край ковра и с залихватским "И-И-И-ЕХ!" со всей дури гепнул на бывшую лягуху полсотни квадратных локтей весьма массивного изделия шат-аль-шейхского ковроткачества.
   Под ковром придушенно вякнуло и затихло.
   Народ отмер и ломанулся было на помощь, но замялся и замер в нерешительности вокруг.
   - Дед, ты чё - убил её? - посмотрел на того Митяй.
   - К-как, убил? Да вы что?! - возмутился Иванушка, но с места не сдвинулся.
   - Глянуть бы, - почесав затылок, выразил общую мысль один из Анкиных братьев.
   - ...Бы-ы... - подтвердил второй и повернулся к сестре: - Анка, выручай!
   Та долго уговариваться не стала - только хмыкнула: "Эх, мужики, вечно всё нам..." и бодро нырнула под ковёр.
   "Ёшеньки-моёшеньки..." - подумалось Иванушке, и еще подумалось, что мама была бы в ужасе от выражений, которых он набрался всего за два дня вольной жизни. А вот невеста, наверное, даже не заметила бы. Надо же, угораздило...
   Из-под ковра высунулась ладонь и требовательно сжала и разжала пальцы.
   Федька, Митяй и оба княжича едва не столкнулись лбами у брошенных Анкой тюков. Они быстренько их выпотрошили и сунули в руку, нетерпеливо хватавшую воздух, целый жмут одёжек. Рука исчезла, утянув всё "пожертвованное" в недра, где под мохеровым покровом два холмика сползлись в один большой горб и принялись шарудеть и о чем-то своём шушукаться.
   - Кар-рашшо! - послышался хриплый голос и на ковёр, красиво затормозив крыльями, опустился Каркуша. Он внимательно оглядел место посадки, наклоняя то так, то этак голову и принялся топтаться прямо по спинам девушек, время от времени вопрошая себе под лапы: - Ваши высочччества?.. Позвольте пррредставиться... Не сочтите за честь оказать любезность...
   - Ваня, что за шутки? - раздался из-под ковра глухой, он очень недовольный голос.
   - Это не Ваня, это ворон... царский... Каркуша... - столь же глухо возразил другой голос.
   - Слышь, ворОна! Хвост повыдергаю! - сообщил внимательно слушавшему Вороновичу первый голос.
   - Рррод женский есть вельми спесив и коварррен, - важно прокомментировал птах, и сейчас же получил сильный тычок снизу. Взмыв в воздух, он спланировал на Иваново плечо.
   - Цюрюк нах хаус? - решил продолжить ворон начатую еще в деревне светскую беседу.
   - Йаволь, - со вздохом согласился Иванушка.
   В это время под ковром настойчиво завозилось, поднялось... и глазам мужской половины отряда явилась его свежеиспеченная женская половина. Или одна четвёртая. Убранная во что попало, непричесанная и неумытая, но зато - самая главная!
   Дочь князя в разбойного вида отроке, убранном в подёртую и заляпанную грязью и кровью походную одежду, выдавала только шкодливая ухмылка с несвойственным оттенком кокетства. Дочь болотного царя выделяла роскошная копна длинных, тщательнейшим образом перепутанных каштановых волос, почти скрывших круглые наивно вытаращенные глазки над пухлыми щечками. По остальным признакам, как то - потёртому кафтану до колен с печально обвисшими рукавами и холщевым штанам с лаптями - она скорее напоминала то ли бедного селянина, то ли богатую побирушку.
   - Ррразрешите представить! - лихо крутанула рукой Анка. - Лягушка, царевна и... просто волшебница - дЕвица-краса Василиса Зеленотопская!
   - Ззздрасьте, - пролепетала "просто волшебница", скромно опустив взгляд.
   - Здравствуй, Вася, ты снеслася... - ошарашено проговорил Федька.
   При этих словах у княжны глаза стали, как у жабы, а у собственно "жабы" - так вообще чуть на лоб не вылезли. Но чего в них было больше - обиды, возмущения или желания убить-зарезать охальника - так и осталось невыясненным, потому что в это время громовой голос из лесу сообщил всем собравшимся:
   - МЕЧА БРОСАЙ, РУКА ПОДНИМАЙ! Чуть-чуть дохлым будешь, да?!
   Мгновение, и Василиса, отброшенная Анкой за спину, растерянно шлепается обратно на ковёр, а в руках княжны, словно по волшебству, оказывается сабля. Еще мгновение, и вслед за нею два богатырских меча, шаркнув ножнами, вырываются на волю, а сами княжичи с рычанием потревоженных львов разворачиваются в сторону опасности. Еще мгновение и...
   - РРРАСТУДЫТЬ ТВОЮ КОЧЕРЫЖКУ!!! Своих не узнаёте, чиги лукоморские?!! Аль головы не жалко?!
   - Ото, глянь! Знов те чуни ерепеньские, - пожилой воин с лицом, загорелым и сморщенным, словно печёное яблоко, не глядя бросил в ножны саблю и успокаивающе похлопал по плечу молодого: - Отбой Колянушка, усех вже без нас побылы!
   Тот еще повращал грозно тёмными очами, покипел нерастраченным боевым пылом и тоже с сожалением убрал оружие.
   - Вижу, батько, - огорчённо тряхнул он черными кудрями до плеч. - Мой опять нэ успел, однако!
   - Успэл, успэл! - весело передразнила Анка. - У нас как раз сабантуйчик за встречу намечается. Так что, пока мы тут прихорашиваемся, вы бы костёрчик справили, пожрать сварганили, на стол накрыли...
   Но молодой дружинник высочайшей воле не внял и юмора не понял.
   - Тхи хто такой, да?! - без огня вскипел он, снова хватаясь за саблю. - Ты мне приказ давай?! Меч бери, да?! Говорить будешь, да?! Я, Калоян-хан, сын Худояр-хана, шурина великого Безбалды-хана, да преумножатся его годы...
   - Эй, паря, полегче! - тут же прикрыли оторопевшую от такой реакции Анку не менее горячие ерепеньские парни, тоже невзначай положив руки на рукоятки мечей. - Не дворовая девка чать!
   - Какой девка?! Эта мыкыр жигит моя оскорбил, да?! Батька оскорбил, да?! Ответ держать будет!
   К удивлению Иванушки сам отец оскорбляться не торопился. Он спокойно прошёл меж спорящих и присоединился к нейтральной стороне - монаху. Присев рядом с ним по-тамамски, старый воин одной рукой вынул из-за пазухи красиво изогнутую трубку, другой выцепил из-за пояса мешочек с табаком и принялся набивать одно другим, с интересом прислушиваясь к разгоравшемуся международному скандалу. Меж тем, спор на более-менее осмысленную тему "кто кому девка, а кто кому батько" перешёл в беспредметную стадию "сам дурак", причём лексикон у парней как-то незаметно уровнялся до полной космополитичности:
   - Сильный, да?!..
   - Борзой, да?!..
   - Аскеррр алга! Секиррр башка!
   - Каркуша, мать твою ворону, ты ещё!
   - Стойте! Прекратите немедленно! Я прошу... я приказываю!!! - вмешался, как лицо ответственное Иванушка.
   - Вань! Тебе не интересно, так поди погуляй! - безответственно отмахнулась Анка.
   - Ан...на, как ты... вы можете! Вы же девушка!
   - Какой дэвушка?! Гдэ дэвушка?!!
   - Я - девушка!
   - Ты - дэвушка?!!
   - Точно, дЕвица!.. Она!.. Анютка!.. - посыпались подтверждения со всех сторон.
   Молодой воин обомлел, потом ошарашено почесал затылок, сдвинув шлем на глаза, и наконец выдал:
   - Вах! Какой нэваспитанный дэвушка... Да?!
   И тогда на Анку напал дикий ржачь...
   Через минуты две вхлипов, охов и "ой, не могу, сдохну" мужчинам это надоело.
   - Анка, перестань, - попросил один из братьев.
   - Анютка, окстись! - потребовал второй.
   - Прям здесь?! Я стесняюсь, - сходу врезала ответ Анка, но ржать перестала и даже снизошла до объяснения: - Венька, Ромка, вы чё - не узнаёте?! Это же мой жених, ну который - сильномогучий, ну тот - последний, да?! - и обернувшись к новоприбывшему витязю, прищурилась: - А не ты ли нас ещё в Лукоморске не пущал, да? И что, нашёл другую невесту? Али лучше меня в целом свете не сыщешь? - изобразила она кокетство.
   "Ах, вот оно как! Будем знать..." - подумал Иван, впервые в жизни ощутив укол ревности.
   - Опять ты?! Вах! - впечатлился незадачливый жених и укоризненно покачал буйной головушкой. - Такой дэвушка, такой дэвушка... И кто такой замуж возьмёт, да?!
   - Отвянь! - сразу ощетинилась Анка. - И без тебя попал тут один, горе-стрелок, - она зыркнула на царевича, вынула из-за полы кафтана обломок стрелы с переливающимся жаркими цветами оперением и, прижимая его к груди словно цветочек аленький, с ходу изобразила покорную стыдливость. - Пронзил, так сказать, сердце девичье...
   Хотя стыдливость, а тем более покорность, шли к её разбойному виду, как бальное платье дружиннику, тем не менее Иванушка, едва подумав очередное "вот оно как, будем знать...", зарделся почище любой красной девицы.
   - Извините, я не хотел... - пробормотал он, отводя взгляд.
   Теперь он совсем не знал, как себя вести с княжной, менявшейся, словно ветер в марте. Анка ему нравилась. Определённо нравилась! Такая вот резкая, бесшабашная, непредсказуемая... И вроде он ей тоже небезразличен, и вроде намекает на что-то... вероятно важное... Понять бы, на что!
   Несмотря на глупый вид суженного, так и просящийся в сценическую разработку, Анкина игривость почему-то улетучилась и она резче, чем хотела, продолжила знакомство:
   - Кстати, ты тут происхождением не вымахивайся. У нас тут даже та замухрышка пучеглазенькая и то - царевна, дочь болотного царя, между прочим!..
   Пучеглазая дочь, застигнутая при попытке незаметно придвинуться к скомороху и ненавязчиво обратить на себя внимание стыдливым тычком под бок, испуганно ойкнула и стала пучеглазее, чем обычно.
   - ...А тот, маршавенький, рядом с нею - скоморох. Говорят, великий затейник, так что с ним вообще поосторожнее, - как бы посоветовала Анка то ли витязю, то ли подруге.
   Маршавенький затейник зашипел, потирая ушибленный бок, но в кои-то веки, проявлять затейные наклонности не стал, а только опасливо отодвинулся, настороженно косясь на трясинного царства наследницу. Василиса обиженно надулась и стала похожа на свою прежнюю ипостась.
   - И чего ж ты, Калоянушка у нас делаешь? - примирительно похлопал того по плечу Веня. - Али поближе невест не сыскал? Ты же сын, наследник!
   - Младший... - со вздохом признался тот. - Атэц сказал, чтоб глаз не видела, служи, сказал, пока подвиг не сделай, - объяснил он и совсем огорчился: - А гдэ подвиг взять?! Змей - нэт, враг - нэт... Царевич Иван пропадай, зачем княжна сам спасала, да?!!
   - Ну, извини, кто не успел, тот опоздал... Стой! Так если ты - ханский сын, то этот тогда кто - сам хан-отец что ли?! - недипломатично ткнула она пальцем.
   Ханский сын непонимающе оглянулся. Старый вояка сидел по-тамамски, опёршись локтём на одно колено, и дымил своим прообразом паровоза в компании столь же философски настроенного схимника.
   - Гдэ атец?! Какая атец?! - возмутился младший наследник шурина и вдруг понизил голос до заговорщицкого шёпота: - Эта хуже чем сто атец... Эта - батько Нэчипай... Сам СТАРШИНА, да?!
   Народ, с интересом слушавший, подтянулся и сбился тесным кружком. А степной витязь, то и дело оглядываясь через плечо, продолжал вещать:
   - ...Воевода старшина уважай, цар старшина уважай... Вся Лукоморск старшина уважай, да?! Моя горюй, приходи - он в дружина принимай, говори - люди делай, да?! Воевод Буках не хотела брать, Нэчипай сказал - кто такой Буках, да?!
   - Деррржать строй! Па-адберрри живот! - влез из-под ног с комментариями ворон. - Ррржавчина - вррраг дррружинника! Шоб блестело, как у кота...
   - Каркуша!..
   - ...Конник, беррреги зад! Не боись врррага в окопе, а боись прррыща на жо...
   - Каркуша!!!
   - От казалось бы, и мозгов-то нет, а якая ж мудрая птыця - той ворон, - восхитился со своего места старшина.
   - Не суди, что птица, ибо человеце суть! - согласился рядом с ним Лукерий.
   - Ну то шо, хлопчыкы-дивчата? - Нэчипай выбил трубку о колено и легко, словно и не садился вовсе, поднялся на ноги. - Вижу, нэма сэрэд вашого брата-царевича, порядку, и нэ будэ. А потому, слушай мою команду...
   - Ррравняйсь, смирррна! Ррравнение на серрредину!
   - Вольно! Прогиб защитан... А тэпэрь, птыця - крылья в когти, и шмелём наших предупредить, шоб царевича нэ шукалы более.
   - Йаволь, мой генерал! Рррад старраться!
   - Та лэты вже, чудо в перьях!
   Ворон в три скачка взлетел, набрал высоту и лёг на крыло.
   - Первый пошёл, - проводил его взглядом скоморох.
   - Колянушко, а не стой стовпом, прывэды кОнэй, шоб нияка тварынка не погрызла.
   Не смотря на ласковый тон, Калоян-батыр ломанулся выполнять поручение, словно из пращи запущенный.
   - Второй пошёл...
   - А вы, дрУги, воины справные, - дошла очередь до ерепеньских царевичей. -Мыслю, и сами знаете, чем заняться...
   Рома и Веня переглянулись, подтянули пояса, проверили ладно ли вынимаются мечи и направились к своим нерассёдланным еще коням, что переминались с ноги на ногу на краю поляны.
   - Третий пошёл, четвертый пошёл... - комментировал Федька.
   - Ото бачу, хлопче, ты самый умный будешь... - попался он на горячем и скромно потупился. - Бэры Ивана в помощники и айда поляну драить. И шоб була як у... ну вы понялы!
   Анка с Василисой прыснули в кулачки, провожая своих парней на долгожданную уборку территории.
   - Ну а вы, сороки...
   - Мы тебе не сороки, дядя! - обиделась Анка. - Она вон - лягушка, а я вообще - дикий зверь ёж!
   - ...Тоды - пуголовкы та йижачкы, - с готовностью исправился старшина Нэчипай. - Ну то, значит, хлебА печь, варэныкы лепить, бульбу чистыть... - начал он многозначительно, но увидел категорическое несогласие в девичьих глазах и продолжил, как ни в чём не бывало: - ...вы не будете, по причине отсутствия таковых. - А пока девушки мысленно вздыхали с облегчением, добавил: - Но не сочтите за труд, пошуруйте у ватажников чего съестного. А то вечор на двОре, а у вас, хозяек, и кони не рассёдланы, и мужики не накормлены...
   - Пошли, Лягуха, мужиков рассёдлывать, - махнула рукой Анка и направилась к землянке. Василиса немного потопталась, видимо оценивая свои умения рассёдлывать хоть коней, хоть мужиков, и потянулась за нею.
   - А я?!.. А мы?!.. - опомнились неохваченные еще трудовой деятельностью дед с внуком.
   - Тебе Мытрый поручаю самое главное - за костром смотреть! Сам понимаешь, царевичам та скоморохам, в этом деле веры нету. Заодно, попалышь тут мусор по окрестностям... Ну а нам, поважным людям, - обернулся старшина к деду, - негоже вперёд молодых лезть. Наше дело по лавкам сидеть да мудры речи говорыть - так, нет? А до мудрых речей шо полагается? Пропустить по чарочке! Правыльно?
   Дружное "НЕТ!" было ему ответом. Даже Василиса испуганно выскочила из землянки:
   - Вы что, смерти моей хотите?!
   Вслед за ней высунулась Анка:
   - Чё?! Чё такого?!
   - Оне деда хотят напоить! - нажаловался Митяй.
   - И чё?..
   - Да ты чё!..
   - Я?! Ничё... А ты - чё?
   - И я - ничё!
   - А хто - чё?
   - Да вы все чё!!! - не выдержала Василиса столь содержательной беседы. - Он же буйный! Меня в прошлый раз чуть не затоптали! Когда эти - телохранители! - корзинку под ногами забыли...
   Нерадивые хранители царёвниного тела потупились.
   - Ото бач, якая история!.. - почухал потылыцю старшина и обернулся к монаху: - Нэ будэ у нас, брат Лукерий, третьего.
   - Нет в жизни счастья, - со скорбной покорностью признал тот.
   Однако, разошедшуюся Василиса так просто было не унять.
   - Вам бы только пить! - возмутилась она.
   - Вась, а чё у нас с ужином?.. - попытался вывести её на конструктивный диалог Федька, но неудачно:
   - Вам бы только жрать! - вызверилась она на скомороха.
   Из чувства справедливости Иванушка открыл, было, рот, но поймал насмешливый Анкин взгляд и стушевался.
   - Охранники!.. Наобещают!.. Не дождёшься потом!.. - бушевала Лягуха и даже грозный дружинный старшина не решался сунуться под ливень её упрёков. Решилась только Анка.
   - А жрать-то хочется! - объявила она во всеуслышание, но словно ни к кому и не обращаясь. - Слышь, Василиса! Ты же волшебница, наколдовала бы что ли? А то у этих, - Анка кивнула в сторону входа в землянку, - всё равно ничерта нету. Сами видать с голодухи пухли, на людей бросались.
   - А и то правда! - повеселел Федька.
   - Ура! Щас как колдонём! - обрадовался Митяй.
   - Хоп, - подытожил старшина надежды общественности на халявный ужин, - прыймай, хозяйка, задание! И чтобы всё было як у... ну вы понялы!
   - ЙЙЙ-Я?!! - прорезался наконец голос у Василисы, до того оторопело внимавшей воле народа.
   - А кто еще? - насторожился народ.
   - Я не могу!
   - В смысле?.. - обиделось общество, обманутое в своих сокровенных чаяниях.
   - Я не умею!
   - Ёжкин дрын! - взвилась Анка. - Даже я знаю! В левый рукав - вино, в правый - косточки, и махай на здоровье!
   - И что?! - удивилась царевна-лягушка, видимо никогда не слышавшая сказок про саму себя.
   - Как - что?!! Ты что, издеваешься?!! - не выдержала уже и Анка.
   - Постой-постой, Ан...нюта! Я объясню, - в кои-то веки пригодилась Иванушкина образованность и выдержка.
   Коллектив воззрились на него с надеждой, только Анка пробурчала что-то нелицеприятное по поводу "типа умных".
   - Тут мы имеем пример ассоциативной магии, - начал Иванушка. - Коагуляция объекта из подсознания посредством концентрации на его материальном эквиваленте...
   Мысль о "типа умных" отразилась уже на всех окружающих лицах.
   - Слышь, паря, ты не мудри, ты пальцем покажи, - попросил за всех дед Назар.
   Иванушка запнулся, потом обиделся, а потом вздохнул и просто пояснил:
   - Вылила она, то есть - ты, в один рукав вина остатки, а в другой - кинула косточки. Махнула левым рукавом - появилось озеро, махнула правым рукавом...
   - ...кладбище! - мрачно прогундосила Анка.
   Иванушка посмотрел на неё с укоризной и поспешил закончить:
   - ...поплыли по озеру лебеди! Понятно?
   - Нет.
   - Что непонятно?
   - Где тут ужин, - честно призналась Василиса.
   Народ удивился и задумался. И вдруг Федька хлопнула себя по лбу:
   - Понял! - патетически воскликнул он и с горячей убеждённостью первооткрывателя объяснил: - Всё так же, но наоборот!
   - В смысле? - удивились остальные.
   - В один рукав гуся живого засунуть, а в другой... шланг пожарный! И ка-а-ак!..
   Общественность честно попыталась постигнуть глубину скоморошей мысли, но тот не выдержал первый:
   - Ну у вас и рожи! - согнулся он со смеху, хватаясь за остолбеневшего в задумчивости Ивана.
   - Нет, ну правда, а вдруг получится...
   - Ва-а-аня, я пошутил!
   - Нет, ну правда...
   Всем миром решили идти по уже опробованной дорожке. Но попытка влить кружку воды Лягухе в рукав закончилась плачевно. Вода вылилась, а Василиса еще долго трясла мокрым рукавом, зябко ёжась от холода. Увещевания типа "ты же земноводная!" на неё не действовали, потому как земноводные "в сентябре по норам сидят, третий сон смотрят, а не по лесу шастают". Тогда решили искать косточки...
   - Эх жаль, Каркуша улетел! - с притворным сожалением вздохнула Анка.
   И глядя в её честные добрые серые глаза, Иванушка только теперь по-настоящему понял, с кем связался. Ужас!
   - Ань, как ты можешь!..
   - Тебе-то что? - ощетинилась княжна.
   - Я всё же его друг, а тебе, между прочим, же... - начал Иванушка, но постеснялся слишком уж официального слова и отделался нейтральным: - суженный.
   - Молчи уже, суженный-ряженный! Интересно, а раньше ты как был - голый-расширенный? Похудел и приоделся, что ли? Бедня-а-ажка...
   - Сама-то... Анка-стреломётчица!
   - Кто?!
   - Магистра Капеля на тебя нет, с белым воинством...
   - Кого?!!
   - Ой глядите - "стреломёт" заело, али поближе решила подпустить?
   - Да я тебя щас!..
   Анка напряглась для полновесного смертоубийства, но вмешался Федька:
   - Ребята, ребята... и девчата! Спокойно, он еще нам пригодится.
   - Ты думаешь?.. - Анка со скептическим презрением оглядела царевича.
   - Уверен! Кто ж тебе ещё "Слово о полку Чапаевом" перескажет? Пользуйся!
   - Ну ладно, пусть живёт, - нехотя согласилась она и демонстративно отвернулась.
   Федька ободряюще похлопал Ивана по плечу. Царевич выдохнул.
   Кризис в отношениях становился всё ощутимее и злее. И какой взрыв за этим последует, Иванушка не знал. Только одно он знал точно: нежданные слёзы, тёплые ладони на его щеках и щемяще-ласковое "Ванечка". Такое дорогого стоит. За такое можно и потерпеть. И обождать проявления телепатических способностей, без которых, как чувствовал царевич, никак не обойтись. Интересно, у всех так или одному ему повезло? Царевич оглянулся и заметил красноречиво зависнувший на Василисе Федькин взгляд. "У всех", - понял Иванушка и немного успокоился.
   Меж тем с рацпредложением по поводу обеда выступил дед Назар:
   - Может там в кустах... оторвём?
   - Каких таких - в кустах? - заинтересовался старшина.
   - Да таких, которых Анка с братовьями порешили. Они там, рядком, и поскладованы, - пояснил дед.
   - Рученьки, ноженьки, косточки в ряд - Анке попался станичный отряд... - хмыкнул скоморох, чем заработал взгляды: одобрительный - княжны и укоризненный - царевичев.
   - Да не... Оно как-то... Хотя?..
   Неловкие раздумья с тяжкими сомнениями прервал Митяй.
   - Я! Я знаю! - сорвался он с места и погнал куда-то к кромке леса. Через минуту он вернулся, неся в руке грязную давно обглоданную костомаху.
   - Чё это? - брезгливо сморщилась Василиса.
   - У волков отобрал, - серьёзно предположила Анка.
   - Да там куча мусора была, - радостно размахивая добычей, пояснил малой. - Подойдёт?
   - Ну, как бы... - волшебницу всё же одолевали сомнения.
   - Давай! - решительно махнул рукой Нэчипай.
   Костомаху в рукав запихивали всем миром, Лягуха при этом только гадливо воротила мордашку. После, старшина лично расставил вверенный ему личный состав на безопасном расстоянии, а глянув на благостно лыбящуюся физиономию деда Назара - так вообще упрятал того за дерево.
   - Усё готово! - сообщил он Василисе. - Колдуй!
   Та вздрогнула, словно всё время пребывала в трансе и с надеждой на пощаду оглядела окружающую общественность. Голодная общественность к её мольбам осталась глуха. Василиса обреченно вздохнула и принялась делать руками какие-то замысловатые выверты, будто со стороны наблюдая при этом за собственными движениями. Через минуты две такого танца, она начала еще и притопывать, мыча про себя что-то неразборчивое.
   - Гоп, гоп, чи не гоп! А я танцую... - внёс свою лепту в развитие магии Федька. - Гоп, гоп... УЙЙЙ!
   Последнее восклицание было вызвано уже Анкиным вкладом в магическое творчество - совсем не танцевальным, но действенным - с общим смыслом "сиди и не рыпайся".
   Меж тем, Лягуха продолжала набирать обороты. Руки её, то лебедиными крыльями взмывали вверх, то раненной куропаткой чертили по земле. Она уже не топталась на месте, а вихрем крутилась по поляне, так что у зрителей появилась новая забота - как бы раньше времени не попасть ей под горячую руку. А еще Василиса подвывала себе простеньким, но очень грозным мотивом, от чего становилось только страшнее. И вообще, стало казаться, что след её выкрутасов еще некоторое время искрится в воздухе, словно снежная пыль. Но вот, она особо резко крутанулась, особо громко взвыла, на редкость широко всплеснула руками и, с заключительным "тамам!", из рукава её "птицей" выпорхнула кость, на лету превращаясь... в толстенького полосатенького кабанчика!
   - УИИИИ! - заверещал поросёнок на чистом шаньтоньском, обнаружив в себе способность к полёту.
   - УРРРА! - приветствовали появление его на свет изрядно оголодавшие зрители. - Получи!..
   - БЗДЫНЬ-ДЗЫНЬ-ДРЫНЬ! - прервал церемонию рождения ужина звук катастрофы...
   ...То не гром гремит с неба яснаго, не зарницы-молнии блещут жаркие, то ругается силён-батыр Калоян-хан, получивши в лоб поросёночком! Не простым поросёнком - шестимесячным, по башке получивши ошеломленной. И присел народ в обалдении. Кто с удара присев акустическа, а Иван присев - чтоб записывать, а старшина присев - да заслушавшись. Говорил Калоян таковы слова, минут пять говорил - не повтОрился. А когда иссяк его справочник, по местам не столь отдалённейшим, то сказал он с обидой горькою: "Вы тут чё, обалдели, да?! Окончательно?!" А у ног его поросёночек хрюкнул жалобно, ножкой дрыгнувши...
   Мгновение было тихо, и вдруг Василиса сорвалась с места и рванула к пострадавшим от её магии:
   - Убили!
   - Савсем чуть-чуть, да?! - засмущался было витязь, но царевна на него даже не взглянула.
   Она рухнула на колени и обхватила беспомощное полосатое тельце:
   - Убили... Бедненький...
   Уже один раз съеденный поросёнок в её руках захныкал почти человеческим голосом, жалуясь на свою тяжкую долю.
   - Ты куда смотришь?! - вызверилась Лягуха на оторопевшего батыра. - Ты чего тут ходишь?!
   - Я?! Ходишь?! - совсем растерялся воин, возвышаясь над ними монументом очень большого удивления и немножко даже обиды, да?!
   - Про-о-опал ужин... - разочарованно махнула рукой Анка.
   - Не дам! - Василиса сейчас же закрыла собой пострадавшего летуна. Тот удовлетворённо вздохнул и сунулся пятачком ей под мышку.
   Глядя на эту сцену, Федька даже прослезился от умиления:
   - Ты его вылечишь...
   - Да!
   - ...выходишь...
   - Да!
   - ...и назовёшь его Пингвином!
   - Да!.. Почему?
   - Потому что пингвин - птица гордая, не пнёшь, не полетит!
   - Ты!.. Ты!.. - Василиса аж задохнулась от возмущения, но её прервал задумчивый голос Митяя:
   - Чё-то я не понял... А откуда кабанчик взялся?
   - В смысле?.. Ты же сам кость принёс! - удивилась Анка, остальные тоже выжидающе уставились на малого.
   - Так это же лось был!
   - К'как, лось?.. Ты не путаешь?! - Лягуха ошарашено посмотрела на своего подопечного, будто впервые его увидела.
   - Да точно - лось! - подтвердил Митяй её наихудшие подозрения. - Там и рога были.
   - То-то я вижу, косточка для кабанчика вэлыковата! - обрадовался старшина. - Так шо ты, Колянушка, нэ бунтуй. Коли шо, так було б огого як гирше!
   - Вах! - впечатлился батыр возможностью получить в лоб целым лосем.
   Анка хмыкнула было на эту сцену, но тут ей в голову пришла другая мысль:
   - Слу-у-ушай, Вася! О чём же ты думала, когда колдовала?.. Или о ком?.. - Анкин взгляд штурмовым тараном упёрся в Федьку. Взгляд Василисы стрельнул туда же и... спугнутым зайцем заметался по всей поляне.
   - О свинье, что ли? - с непрошибаемой деликатностью брякнул Митяй.
   Иванушка чего-то застыдился. До Митяя тоже дошло, и он просиял хитрой ухмылкой. Только дед Назар сиял благостно то ли по этому поводу, то ли по какому другому.
   - Не-е-е по-онял?.. - скоморох с подозрением оглядел смущенные лица друзей.
   - Ну, как тебе сказать, Федя! - взвалил на себя тяжкую ношу правдонарезательства Иванушка. - Ассоциативная магия в стрессовых ситуациях... - Но тут он увидел, что сейчас его будут бить и быстренько исправился: - Ну-у-у... кого представляла, того и вышло!
   - П'познакомься с... с... крестничком! - выдавила Анка и упала на колени от хохота.
   Федька набычился, зыркая исподлобья на мнущихся в попытке удавить смех и трясущихся в попытке его же выдержать друзей. Василиса зарделась, словно собираясь обратиться в новую, еще не опробованную ипостась, причём сразу варёную. Пострадавший богатырь из этой сцены ничего не понял и сосредоточился на определении размеров "пострадания" путём ощупывания армированного шлемом лба, на что старшина, мотая головой в невысказанном "ну и ну!", ободряюще похлопал его по кольчужному плечу. Все были при деле, только Иванушка вновь поймал себя на том, что непроизвольно любуется Анкиным весельем. Ну, и как это называется?!
   Неожиданно, батыр Калоян оставил тереть лоб и вскинул руку, прислушиваясь:
   - Тиха, да?!
   Все замерли и тогда стал слышен приближающийся и быстро нарастающий до уровня обвала треск и глухой топот.
   - Квуо это?! - с перепугу Лягуха перешла на родную речь. - Ломится-то как!
   - Кабаны?.. - неуверенно предположил Федька.
   - Лоси! - сообщил Митяй авторитетно.
   - ...Мстить... - мрачно добавила Анка.
   - З...за что?.. - Василиса даже побледнела.
   - За надругательство над павшим товарищем! - серьёзно пояснила Анка.
   Василиса совсем спала с лица, и царевич, укоризненно глянув на Анку, попытался её успокоить:
   - Может разбойники?
   Но на это старшина только успокаивающе махнул рукой:
   - Свои!
   - А то чьи же... - не удержался Федька.
   Вертевший головой батыр бросил, наконец, попытки угнаться за смыслом и обиделся:
   - Савсем дурной, да?! Кони!!!
   И пока Анка набирала воздуху для очередной порции запугивания подруги, а Федька прикидывал продолжение известной песни "Кони сытые бьют копытами...", всё разрешилось само собой. На поляну, проломив мощной грудью кустарник, вырвались один за другим богатырские кони ерепеньцев.
   - Анка, все живы?!! Вы чё тут орёте?!! - было первым, что услышали присутствующие. А вторым...
   - Иванушка, Колянушка!.. Митяйка!.. Ребята, мы вам обед привезли!
   В седле каждого из всадников оказалось по красной девице. И красными они были по большей части от удовольствия, млея в богатырских объятиях княжичей.
   - Колбаски!.. - расплылся в глуповатой улыбке Федька, но перехватил потемневший взгляд Лягухи и стушевался.
   - Таська! Марьяшка! Вы как здеся?! - Митяй аж подпрыгнул от радости.
   - Ты не поверишь! Мать вам еды собрала!.. И староста!.. Говорят, чай, Митяй с дедушкой оголодают-то!.. И царевич!.. - наперебой затарахтели девицы. - И нас вослед отправили... Уж так просили, так просили!.. А мы прём всё то по лесу... ка-а-ак дуры! А навстречу - ТА-А-АКИЕ ПАРНИ!..
   - Окстись, бесстыдница, на службе еси! - с ухмылкой ссадил "свою" Марьяшу Веня, на что та лишь беззаботно повела плечиком. Следом была спешена Таська и брякнуты оземь два мешка пуда по три каждый, так что слегка подгибавшиеся ноги богатырских коней с заметным облегчением распрямились.
   - Ого! - с уважением отметил Федька.
   - Ато! Четверых мужиков-ить собирали, да мы прудчей оказались!.. - несколько невпопад с предыдущей версией гордо похвасталась Таська. - Ну, и где у вас стол - колбаски нарезать?
   - НЕ КОЛБАСОЙ ЕДИНОЙ БУДЬ СЫТ ЧЕЛОВЕЦЕ!
   - А добрэ сказав!..
  

* * *

  
   Самым сложным в приготовлении ужина оказалось... ничего не делать. "Нет-нет, не надо нам помогать! Мы всё-всё сами!" - с ходу категорически отвергли юные хозяйки участие мужчин в священном процессе приготовления пищи. - "Сами разложим, сами накроем... Ну, а вы пока скатерти постелите, горшки расставьте, хлеб нарежьте, пироги поделите..."
   Опытные товарищи, чтоб не попасть под горячую руку (или ногу, или горшок), моментально слиняли под руководством бравого старшины "по дрова", попутно отправив несколько тормознувших деда с монахом "по воду". Не принятый во взрослую компанию Митяй подхватил в руки три сухие веточки и с важным видом принялся расхаживать в поисках четвертой, тщательно уворачиваясь от возможности навесить себе что-то менее в хозяйстве важное. Не повезло Иванушке и Федьке, но на то у обоих были веские причины - по одной на каждого.
   Под уничижительным взглядом Анки царевич геройски отобрал у Марьяши тяжеленный мешок и попытался лихо взвалить его на широкие плечи. Но ширины тех, видимо, не хватило и вместилище продуктов с тяжким "гупом" вернулось на землю. Иванушка охнул, схватившись за поясницу. Марьяшка ахнула, хватаясь за голову. Однако, если она думала, что этим всё ограничится, то глубоко ошибалась. Потому что царевич, придя в себя, попытался срочно исправить положение и взялся транспортировать продукты волоком. И закончилось бы всё уничтожением с таким трудом допёртых запасов, если бы до Иванушки не долетело Анкино непотребное гыгыканье.
   Заметив, что процесс прочно завис, княжна ободряюще похлопала Марьяшу по плечу:
   - Это еще что, видела бы ты, как наш герой из лука по горобцам стреляет - обхохочешься!
   Иванушка обиженно засопел, хотя намёк понял, и от этого понимания обиделся еще больше. Но Анке его обиды были побоку:
   - Да не стой столбом, красавица! Он же не успокоится, пока всё не изничтожит, я ж знаю. Айда, ужин спасать!.. Раз-два, взяли! - отобрала она мешок у царевича и на пару с Марьяшкой быстренько дотащила до ковра.
   - Ох! - обрадовано утёрла лоб Марья.
   - Ато! - весело подтвердила Анка, мимоходом одарив Ивана таким взглядом, что впору было, не спросясь пардону, тикать от суженой за тридевять земель. - Они же, царевичи, люди в домашнем хозяйстве не токмо бесполезные, даже вредные. А этот - так, почитай, всех злее.
   - Почитай, почитай... - буркнул Иванушка, - читать-то умеешь, грамотейка?
   - Слышь ты, бессмертный, - возмутилась Анка, - второй раз так не повезёт!
   - Ты бы хоть за первый спасибо сказала...
   - Спа-а-асибо!.. А тебя кто-нибудь просил?!
   - А это просить надо, чтобы за любимого человека жизнь отдать?! - сгоряча брякнул Иван и по наступившей вдруг тишине понял, что - слишком сгоряча.
   - Что-что ты сказал? - прищурилась, словно на прицел взяла Анка.
   - А-а-а... просить... разве... надо... такое? - запинаясь повторил царевич, но сразу понял, что ответ девушку не удовлетворил.
   А в это время Анка не могла понять, что с нею самой происходит. Казалось, убила бы, зануду, но вот выпорхнуло нежданное слово - и рука не подымается. Колечко, как назло, перед глазами маячит. И стрелочка эта дурацкая, как привязанная - куда не поверни, всё на Ивана кажет. И тот уставился, неровён час, насквозь проглядит. Да что ж ты смотришь так - али свет клином сошёлся, али потерял чего?! Ну всё, пентюх... чудо косорукое... догляделся, сейчас ка-а-ак!..
   - Я же люблю тебя, Анечка, - всё так же глядя прямо в глаза проговорило "косорукое чудо" и светло ей улыбнулось.
   - Ва-а-аня... - выдохнула Анка, и если бы Иванушка её не подхватил, то села бы тут прямо на землю, а так лишь покачнулась, с удивлением на саму себя принимая чужие заботливые объятия, и только пробормотала для порядку: - Ну убила бы, честное слово...
   - Дурочка ты у меня, - словно самое изысканное в мире признание проговорил ей на ушко царевич.
   - Сам дурак... - будто самое искреннее "да!" вернула ему княжна.
   Оказывается, и так в жизни бывает - и оно того стоит!..
  
   Не меньшие страсти кипели на другом конце поляны.
   - Отдай!
   - Не отдам!
   - Отдай, говорю, мымра пучеглазая!
   - Не отдам, кобыла кривоногая!
   - Девочки, девочки!.. Может я сам как-нибудь?
   - Отвали!!! Без тебя разберёмся!
   ...Всё потому, что Федька тоже решил было проблему занятости. Но едва он пристроился помочь Таське с котлом, едва та выдала смущенное "ой, что вы, что вы...", как на них, аки ястреб с неба, пала Лягуха, горя неземноводным рвением к хозяйственной деятельности. Федька, от греха подальше, уступил сразу. Однако, Таська упёрлась, потому как всем своим крестьянским сознанием поняла, что последнего "нецаревича" сейчас уведут. И кто?! Невесть, из какого болота припрыгавшая жаба!
   - Толстая, противная, скользкая, зеленая! Вот!
   - А?!! - обомлела Лягуха, выпустив из рук котёл раздора.
   Довольная Таська обернулась, но оказалось, что последний "нецаревич", в предчувствии ужасных последствий, смотрит теперь только на Василису.
   - Вась!.. Вась!..- начал он, умиротворяюще, но было поздно.
   - Я-а-а?!.. Я-а... зелёная-а-а... - замерла Лягуха с разведёнными словно крылья руками, из-под растерянно хлопающих ресниц закапали слёзы.
   - Ну что ты, Вась, что ты!.. Ты не зелёная! С чего ж ты будешь зелёная...
   - Тебе-то что?.. - подозрительно приглядываясь, буркнула Таська.
   - И не скользкая! - походя отмахнулся скоморох и засюсюкал, словно дитяте "козу" показывая: - Разве что цуть-цуть, када сьлёзьки по ссёцькам капают. Да?! И не противная вовсе, а очень даже миленькая, - погладил он мокрую пухлую щечку.
   Василиса перестала всхлипывать и подняла округлённые надеждой глаза, но Таська, брякнув оземь многострадальный котёл, упёрла освободившиеся руки в боки:
   - Тебе-то что?! Ты, мил друг, рамсы не попутал - на царску дочь заглядываться?! - выпалила она возмущенно и, чтоб уж наверняка, добила: - Да еще толстая...
   - Тебе-то что! - выкрикнула Василиса отчаянно. - Федь, скажи!
   - Ну... как бы... - поразило вдруг Федьку косноязычие. - Я бы может... но ты же... - И в свете его замешательства, Таська победоносно воззрилась на соперницу.
   Царевна сникла. Глаза потухли, руки опали... Бездумный пустой взгляд скользнул по окрестностям и, неожиданно наткнулся на Митяя, который так и торчал рядом, взирая с открытым ртом на девичьи разборки.
   - Я тут хворосту принёс! - поспешно объявил тот, внося в общий костёр свой "могучий" вклад, уместившийся по случаю в одной руке. - Огонь, чать, потух почти... - добавил он ворчливо и примерился другой рукой внести нечто столь же "весомое": - Тут ишшо какая-то зелёная тряпочка... Кидать?
   Но Василиса неожиданно бросилась вперёд, вырвала его добычу и замерла, заворожено уставившись на зеленовато-бурый кусок то ли ткани, то ли кожи.
   - А гори всё синим пламенем! - вдруг воскликнула царевна и запулила этим куском в едва теплившийся костёр.
   - ...Ать! - бросился наперехват скоморох, но не успел.
   Огонь вспыхнул, как-то слишком радостно приняв такую незначительную поживу, а с небес ударила молния, ослепляя и всех собравшихся на поляне, и появившихся из лесу водо-дровоносов. А после, вечерние сумерки начали быстро темнеть до состояния грозовой ночи.
   - КТО ОБИДЕЛ МОЮ ДОЧЬ?! - громом раскатился суровый голос.
   - Папка! - всхлипнула в ответ Василиса.
   - Силичка!.. - сразу поласковел тот.
   - Папка! Забери меня отсюда!
   Под её причитания посреди поляны сгустилось странное существо, словно целиком состоящее из буйных косм, плавно переходящих в столь же буйно ниспадающие ткани. Опиралось существо о здоровенный резной посох.
   - Папочка! - Василиса тут же бросилась к нему и вцепилась обеими руками в ворох одёжек.
   - Силинька, как ты выглядишь?! - попытался отстраниться он, однако Василиса прижалась только крепче.
   - Си-и-илинька... - хмыкнула Анка, но перехватила осуждающий взгляд Ивана и прикинулась добропорядочной: - Всё, молчу, молчу...
   - Что они с тобой сделали?! - разглядел всё же отец странное одеяние дочери и, сверкнув из-под волос очами, грозно вопросил окружающих: - Где этот Иван-царевич?! Где этот проходимец?! У-у-у, щас я ему!..
   Тут уж ни рука на плече, ни предостерегающий возглас не смогли удержать Анку от превентивных действий.
   - Э, дядя, полегче! - заступила она суженого. - Не твоё, не трожь!
   Иван покраснел, так и не признавшись себе от чего больше: то ли от смущения, что девица заслоняет его - какого ни есть мужчину - от опасности, то ли от удовольствия, что за такою Анкой, как за каменной стеной.
   - Бу-бу-бу, - угрожающе затряс космами и одеждами батя Лягухи. - Аз есьм Водяной - Болотного царства хозяин! Реки-ручьи мои! Омуты-трясины мои! А ты кто такой, вьюноша?!
   - С вашего позволения, девушка...
   - Девушка?!!
   - Сам удивляюсь, да?! - хмыкнула Анка, под укоризненным взглядом Иванушки и обиженным Колянушки.
   - Бу-бу-бу... Надо же! Какая невоспитанная девушка...
   - Иди ты, "невоспитанная"... От тиранодеспота слышу!
   - Куда-куда ты меня послала?!! А - в жабу не хочешь?!
   - А в лоб?!
   - НЕ ДАЙ В ЛОБ БЛИЖНЕМУ - САМ СЕБЕ ПОПАДЁШЬ!
   Но спорщики голосу разума не вняли.
   - Бу-бу-бу, держите меня семеро!..
   - Ага, держите его семеро!
   - Папка! Это не тот царевич! - отчаянно бросилась исправлять ситуацию Василиса, пока Иванушка сдерживал, как мог, рвущуюся в бой Анку.
   - Как - не тот?! - завис водяной царь.
   - ...Этот вот Анюткин, а мой и не царевич вовсе...
   - Как же не царевич?! Кто же тогда, окромя царевича, с тебя заклятие снял? Кто от лягушачьей доли избавил? Кто облик человечий вернул да силу колдовскую, тобой утерянную? Кто?!
   - Я?!! - глазами Федьки можно было поверять золотые червонцы. - Да я... да чтобы...
   - Этот?!! - у водяного от удивления даже космы дыбом встали.
   Царевна "вспыхнула" вечерней зарёю и спрятала лицо в батины одёжки.
   - Да, батюшка... - едва проблеяла она.
   - Маршавенький какой-то... - пригляделся Водяной царь, вызвав неуместное хихиканье Таськи с Марьяшкой. - Да и не царевич... Нет! Никак того быть не может!
   - ...Не может... - шепотом повторила Василиса.
   - ...Не может... - эхом отозвался Федот.
   - Пойдём домой, Силюшка, - пробубнил отец, ласково поглаживая растрёпанные волосы дочери.
   В ястребиных глазах скомороха появилось совсем уж отчаянное выражение, и тут, аки глас небесный, прозвучало:
   - ОТПУСТИ ЧАДО СВОЁ, ИБО СКАЗАНО - РОД ПРОХОДИТ, А ЛЮБОВЬ ПРЕБЫВАЕТ ВО ВЕКИ!
   - Да ты ещё кто?! - возмутился отец за прерванное родительское наставление. - Аз есьм царь! Мне судить...
   - Не суди, да не судим будешь! - строго прервал монах.
   - Смотри, разбухтелся мне!.. - опешил от такой наглости водяной царь.
   - Не бухти, да не бухтим будешь!
   - Да ты знаешь, кем сейчас будешь?!
   - А-А-А-тставыть драку! - поднялся со своего места старшина Нэчипай.
   Противоборствующие стороны удивлённо замерли.
   - А-я-яй! Як же ж нэ сором, в дела молодёжи лизты!
   - Я царь!..
   - Та шо - царь... Ты ж батько!
   - А что ж мне делать?!
   - Та ничё! Дай доньци самой разобраться... А пока, айда до наших, - и старшина многозначительно указал глазами на соседствующего монаха. - Третьим будешь?
   - А есть?! - загорелся идеей царь.
   - Ато... За встрэчу!
  
   Глядя, как старшина дружески уводит под руку грозного владетеля всея топи и хляби, Иванушка вытер взопревший лоб.
   - Ну, Анютка, кажется разобрались... - вздохнул он с облегчением, всё еще чувствуя себя странно при этом имени, и обернулся к суженной... но той рядом уже не оказалось.
   Она уже тащила красную, словно варёный рак и неуверенно упирающуюся Василису к угрюмому, как сто чертей Федоту.
   - Ну, не надо... ну, куда...
   - ...Туда!
   - Но я же не могу...
   - ...Вот сама и скажешь!
   Анка водрузила Лягуху напротив Федьки, бдительно пресекла попытку немедленно удрать и отошла к Иванушке. Тот взял её за плечи, она тесней прижалась к нему, устраиваясь удобнее, и оба с удовлетворением подумали, что очень даже неплохо, когда не надо ни убивать никого, ни краснеть и шарахаться.
   Меж тем, у Лягухи со скоморохом шараханье только начиналось.
   - Я... Я тебя... Ты мне... - мямлила Василиса, даже не поднимая глаз.
   - Я понял... - так же вяло отвечал Федька.
   - Оно ведь так случилось... иначе бы ничего... - выдавливала по чайной ложке Лягуха.
   - Да я понял... - мрачно бурчал скоморох.
   - Но теперь, когда я... когда папа...
   - Да понятно уж...
   - Ну, тогда...
   - А ГОРИ ОНО ОГНЁМ! - вдруг взорвался Федька и схватил вздрогнувшую Василису за руки. - Вась! Я же не знал!.. И даже не думал!.. - принялся он объяснять торопливо и сбивчиво. - Но когда ты спалила... когда сказала, что уходишь... У меня словно оборвалось всё!.. И мне всё равно теперь, что - твой отец... и что - царевна...
   - А - что лягушка?.. - вдруг закокетничала Василиса.
   - Па-а-адумаешь!
   - И зелёная?..
   - Хоть сер-бур-козявчатая!
   - Да-а-а?! - обиженно протянула Лягуха и Федька быстренько исправился:
   - Главное, что не толстая!..
   - Дурдом! - прокомментировала Анка. - Слышь, Вань, если бы ты мне так объяснялся, я б тебя убила, честлово!
   - Ну да, ну да... - задумчиво ответил ей Иванушка, с лёгким ужасом представляя, сколько еще черт в его характере попадает под это определение. Семейное счастье обещало быть трудным, а если постараться, то и недолгим. И вопрос, кто станет первой жертвой, сомнения не вызывал...
   Но тут двойной страстно-завидющий вздох со стороны местного населения напомнил Анке о более насущных проблемах.
   - Так! А жрать мы сегодня будем? - (дружно ойкнув, хозяйки метнулись в разные стороны). - А где все осталь... Нет вы посмотрите на них, а? - вырвалось у неё при виде тёплой мужской компании на краю поляны. - Вы еще деда нам тут напоите!
   - И сказал Он, что ЭТО хорошо! - возвысил там голос схимник.
   - А чего хорошего, не сказал? - заинтересовался водяной.
   - Не сказал, - серьёзно ответствовал монах. - Потому как - свобода воли!
   - А ну, хлопчыкы-дивчата, ать-два поляну накрыть! - напомнил о служебных обязанностях старшина. - И шоб було як... ну вы понялы!
  
   Не прошло и получаса, как на потемневшей от вечерних сумерек поляне уже уютно пылал костёр, а рядом гостеприимно стелился шат-аль-шейхский палас, которому на склоне гарантийного срока досталась гордая роль дастархана. Вокруг, на подозрительно побулькивающих матрацах (творении Водяного царя) расположились, кто как мог, вся компания, заедая, запивая и закусывая чем бог (в лице Таськи с Марьяшкой) послал пятихатского угощения.
   - Слушай, Анка! - задумался вдруг Иван-царевич с недонесенным до рта пирогом и взором, вдохновенно вперившимся в смутные дали воображения. - А ведь вышло у нас, прямо, как в сказке! Ну, прямо, как на придорожном камне написано!
   - Кхм... - почему-то закашлялась Анка, вероятно потому, что была хорошо знакома с придорожным творчеством и даже сама в нём участвовала. - Вань, ты меня пугаешь!
   - Ну как же! - просиял Иванушка, словно собираясь подарить любимой звезду с неба, и вдохновенно продекламировал: - "Направо пойдёшь, женатым будешь! Налево пойдёшь..."
   - Я те пойду налево!.. - многозначительно пообещала Анка.
   - Ну Аннушка!.. Ну я же... Ну там же...
   - Ваньша, я пошутила, - она с ухмылкой полюбовалась на мучения суженного и нырнула ему под руку. - Ох, чудушко ты моё, лукоморское...
   Царевич так и застыл, с невестой в одной руке и пирогом в другой, всё еще не веря и боясь нарушить своё нежданно свалившееся счастье.
   А на другом конце ковра нежданно свалившееся счастье с тяжкими мучениями пыталось выгрести двух осчастливленных им влюблённых из лабиринта слов и завалов условностей.
   - В-василиса... д-дор-рогая... - пытался выдавить официальное признание сквозь внезапно окостеневшее горло скоморох. - Т-ты будешь... бу-будешь... буд-дешь... О-ей!
   - К-коей?! - удивлённо "квакнула" Лягуха, у которой от мысленных усилий даже щёчки запали, настолько глазки выпучились.
   - Ну-у-у... МОЕЙ! - наконец выродил заветное слово Федька.
   - А! - обрадовалась Василиса и с облегчением затараторила: - Да, да, согласна! Я буду моей!
   - ...Твоей! - удивлённо поправил Федька.
   - В смысле, "моей"?! - ещё больше вытаращилась Лягуха.
   - Чьегой?! - теперь и у скомороха глаза приобрели отчётливо жабье выражение.
   - Чьяей? - совсем растерялась Лягуха.
   - Й-й-я запутался, - затряс головой скоморох и предложил с надеждой: - Давай сначала, а?
   - А, давай! - с энтузиазмом поддержала Василиса.
  
   На краю основного пира по-своему развлекалась уже основательно тёплая мужская компания.
   - Ну шо, батько, бу-будэш?.. - обратился старшина к водяному, с благожелательной улыбкой глядящему на мучения молодых.
   - Бу-бу-бу...ду! - отвечал тот старательно подбирая слога.
   - Лук'керий? Ты як?
   - Як - это волосатый б'ык, - наставительно произнёс тот.
   - Волосатый ык? - удивился водяной.
   - Ык, - со всей серьёзностью подтвердил монах. - Наливай!
   - А ты, диду, бу-бу? - обернулся старшина в другую сторону.
   - Я вам дам - бубу! - подскочила со своего места Василиса, правда руки Федькиной при этом не выпустила. - И так уже папку набубукали!
   - Д-дочь! - батя грозно сдвинул очи... к переносице, но сфокусироваться на объекте воспитания так и не смог. - Не пе... пе... пе...
   - Что "пе-пе"?
   - Просто "пе-пе", - важно констатировал царь и махнул рукой: - Наливай!
   Под завистливыми взглядами богатырской братии, которой было строго указано, что "на службе ни-ни", старшина разлил по кружкам остатки настойки и, чёкнушись с остальными, выпил.
   - Бу-бу-бу... - удовлетворённо пробубнил Водяной, переваривая ощущения, но после что-то вспомнил и нахмурился. - А всё ж не нрав-ык!-ся мне, что он не царевич! Не-хо-ро-шо!
   - Та далысь тебе те царэвичи! - сморщился еще более обычного старшина. - Хороший же-ж парень!
   - Парень хороший, - согласился царь и тут же упрямо добавил: - Но не царевич!
   - ДА УБОИТСЯ ЖЕНА МУЖА СВОЕГО!.. - ни с того, ни с сего встрял с поучением схимник.
   - А если не убоится? - задумался сбитый с мысли водяной.
   - Тогда тикай! - со знанием дела посоветовал монах.
   Лягуха на всё это только плотнее обхватывала руку любимого, словно его прямо сейчас собирались у неё отнять. Анка же, краем уха внимавшая старшему поколению только хмыкнула - её чудушку титул уже никак помочь не мог. И вдруг в голову ей пришла дельная мысль.
   - ХА! Царевич, г'ришь?! Так Федька наш покруче любого царевича будет!
   - Как так?! - удивился батюшка. Да и сам скоморох уставился на Анку недоумённым взглядом.
   - Да так! - ничуть не смутилась та. - Кто у нас в державе самый главный? Царь. А чьи песни да сказки народ слушает? Царя?.. Ну, бывает и царя, только это называется политикой и проходит в новостях. А вот настоящие песни да былины, чать, не царь сочиняет. А кто?
   - Кто? - не дошло с пьяну до водяного.
   - Так скоморох наш и сочиняет! Значит и он царь... только в своей, так сказать, державе.
   - А ить, правда... - задумался водный владетель.
   - Не вели казнить, царь-батюшка, вели слово молвить! - пискнула Лягуха, с восхищением глядя на собственного скомороха, которому только что присвоили монаршеское звание.
   - Хрюф... - подавился Федька, что с одинаковым успехом могло значить либо "говори, да только складно", либо "вы тут чёкнулись что ли?!". Под локтём его нарисовалась поросячья морда и поросячьими же глазками с удивлением на него уставилась - мол, чего зовёшь? Не добившись ответа, морда задвинулась обратно, стянув попутно с ковра кусок пирога. Через мгновение из-за спин раздалось довольное чавканье.
   - Дозволь, царюшко, песню спеть, а? Нашенскую!..
   - Какую такую нашенскую? Что-то не припомню никаких нашенских... - буркнул в ответ скоморох.
   - Колбаску! - радостно объявила Василиса и воодушевлённо заоглядывалась. - А где?.. Где эти-то?! Где "колбаски"?!
   Девушки нашлись быстро - вконец растерявшийся Калоян-батыр едва успевал отбиваться от их навязчивого сервиса.
   - Таська, Марьяшка! - радостно подхватил Митяй. - Хорош витязю мозгу клепать, народ песню хотит!
   - А что! - сразу приосанились красавицы. - Могём и песню!
   - Может не надо?.. - без особой надежды заканючил скоморох, но Василиса его нытьё решительно пресекла:
   - Надо, Федя... Надо!
   И пугая ночное зверьё, разнеслось над лесом залихватское:
   "Два кусочека колбаски
   У тебя лежали на столе.
   Ты рассказывал мне сказки,
   Только я не верила тебе!"
  

ЭПИЛОГ

  
   С тех событий не прошло и месяца, как всё лукоморское девичество стало томно вздыхать и мечтательно закатывать глазки под новый хит сезона "Мне тебя сравнить бы надо...". Разнесённая с попутными караванами песня быстро освоилась на сулейманских базарах, караканских стойбищах, среди бродячих театров Забугорья. И вот уже, переведенная на шантоньский, она покоряет сердца прекрасных дам, звуча серенадой под их балконами. А во дворцах калифов и султанов лучшие из лучших знатоков поэзии спорят до хрипоты и драки, кому из великих поэтов принадлежат безсмертные строки "ты своим весёлым взглядом к сердцу прикасаешься...", приводя в пример несомненное и неподражаемое сходство в ритме и образе. А в это время в садах и парках, под чинарами и березами эти строки сами собой находят своих "авторов", кому они и были предназначены. Больше того, знатоки утверждают, что слова этой песни имеют особую колдовскую силу и, произнесенные от чистого сердца, способны творить чудеса! Ибо чем еще можно объяснить, что едва песня зазвучала на базарах и в караван-сараях солнечного Шат-аль-Шейха, как три добропорядочные дочери уважаемого калифа, одна за другой, сбежали из родного дворца: с лихим джигитом, сладкоголосым поэтом и вообще - с водоносом! И что самое странное, все три счастливы, и ни одна не подумала вернуться, так что отцу ничего не оставалось, как вручить безродным женихам по титулу, а дочерям - по наследству. История эта попала в сказки, обросла "джинами" и "дэвами", но мы-то знаем, чье разбуженное истинным чувством волшебство наделило простую песню силой любовного эликсира.
   Где-то в то же время, в бескрайнее Широкое Поле, что раскинулось от тайги до британских морей (славящихся, как известно, уникальными раковинами для бритья), вышли погулять, серых уток пострелять не богатыри-молодцы, а в кои-то веки красны девицы сёстры-поляницы. И уж так погуляли, что шум от их гула облетел все кочевья и ханские ставки. Мало сами накуролесили, еще и окрестных девок на степную вольницу сманивать стали. Так что многие сильномогучие витязи отправлялись положить край непотребству, победить в честном бою богатырш-поляниц. Да разыскать их в Поле смогли немногие, а кто нашёл... никто из тех не вернулся. Поговаривали, что не саблею да стрелами встречали они витязей, а песнею. И под припев "ой ты скажи, ты скажи, чё те надо..." уводили в свою станицу. А что там дале делалось, про то неведомо. Про то из всей степи знал лишь старый казак Нэчипай, да его неизменная люлька. А еще, говорили странное, что младший сын Беренди-хана вернулся из дальних стран батыром сильномогучим... а жениться отказывается. Уж как отец увещевал, как мать просила... "А нельзя мне пока", - говорит. "Что я, враг себе?" - говорит. "Пускай еще погуляют, - говорит, - потом целей буду, да?!"
   А в Лукоморске отгуляли царскую свадьбу. И ждала Анку с Иваном тихая семейная жизнь...
   И НЕ ДОЖДАЛАСЬ!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"