Аннотация: Это те немногие строки из романа "Стояние", которые напечатала Козельская газета "Вперед".
СТОЯНИЕ
Глава I. Ведьмина весь
Ночь пала незаметно. Ветреная. с крепышом-морозцем об руку пошла она по лесу, ешё до пояса занесенному снегом.
Андрей встряхнулся, перевел дух перед подъемом в гору. От сюда, с низовья, в сумеречном, едва проглядном свете хмарного неба каменистые взблоки казались высокими и почти недоступными. Снег на них не держался вовсе. И чёрные пятна скал, слегка при пущенные изморозью на трещи нах, походили на лики безвестных ратников, готовых к сражению.
Дивье, блазненное место.
Княжьи ловчие, бортники, все, ко му лес - что дом родной, дава ли большой крюк, старательно об ходя это погибельное урочище. Старики сказывали, что издревле была тут весь, с незапамятных времен заселенная лешаками. Днем хоронились они по дуплам деревьев да под каменьями. А в полночь устраивали на взгорье свои буйные игрища. Отовсюду слетали на них ведьмы и прочая глухоманная нечисть.
Долго терпел Перун это греховодство. Но однажды не выдер жал: поразил молыньей все бе сово отродье, а саму весь пору шил. И, дабы стереть в людской памяти всякое о ней воспомина ние, раскидал вкруг этого места топи да непролазные болотины. С той поры на горе по-над речкою и лежат огромные валуны - проклятые богом остатки чертова обиталища.
Сказывали старики также, что в иные ночи прилетает сюда ка кая-то молоденькая ведьма, стонет да плачет, убиваясь по своим то варищам. И горе тому пешеходу, кой попадется ей на глаза о ту пору: замордует, залютует до смерти.
Андрей, бывало, и сам сторо нился урочища, минуя его околь ными лесами. Да был случай: спа саясь от вепря-подранка, проско чил он болото и оказался на взгорье. Слава Богу, выручили тогда выжлецы: на себя взяли зверя, увели его в сторону. А за ночевать пришлось-таки здесь же: в кой-то момент зверь рассёк бед ро, и по ноге струилась липкая густая кровь.
Вспомнив ту бывальщину, Анд рей подобревшими глазами огля дел своих собак. Надежные, сме лые до дерзости, они сейчас си дели поодаль, дожидаясь хозяина. Чуяли близкий отдых и нетерпе ливо постукивали оземь тяжелы ми пушистыми хвостами.
Огладив бороду, Андрей не громко, певуче произнес:
- Чаво затихли-та? Ай прито мились? Ну, да таперича скоро! Вперед, Шугай! Домой!
Легко вскочив, тот, кого назва ли Шугаем, обогнув старую почернелую ольху, притулившуюся на берегу речки, задел хвостом вторую собаку, и они резво ки нулись в гору.
Отдуваясь, Андрей неторопливо поднялся за ними. Зорко всматриваясь в сумерки, увидал непо далеку своих пособников по ло витве и направился к ним, осто рожно обходя острые выступы каменьев. У подножья одной из скал, где уже крутились собаки, он остановился. Пригнулся, отво ротил камень, плотно закрывав ший узкий замшелый лаз, и про тиснулся внутрь. Шугай и Пятнаш ловко прошмыгнули следом. Эту пещеру Андрей сыскал в тот же памятный день неудачной стычки с кабаном. Кой-как про мыв рану на ноге, он обложил её тысячелистником да кипреем, туго перетянул всё это свежим лыком. Прихрамывая, походил туда-сюда, озираясь и подумывая о ночлеге. Тогда и заприметил он этот чуд ной ход в нутро горы. На всякий случай перекрестившись, влез в него и оказался в просторном ка менном подземелье размером по более горницы. Одно плохо - низка. При его без вершка са женном росте её потолок, облеп ленный свисавшими каменными сосульками, был ему разве что по плечо. Зато тут сухо. И защита надежная: завалил вход и спи.
Тут Андрей обосновался проч но. Уж года три верой и правдой служила ему эта пещера - и в зимнюю непогодь, и летом, застиг нутый ночью, приходил он сюда, как домой. Прибрал каменья. Пообивал и повыкинул вон сосули, чтоб ненароком не распороть го лову. Смастерил нечто вроде по латей в дальнем от выхода углу, натаскал елового лапника, поверх которого кинул сплетённое из лыка широкое покрывало. Здесь было и жильё его, и склад ловчих припасов да натянутых на роготули сохнущих шкурок белок, ко лонков, горностаев и прочего зверья. Всегда в запасе имелась и немудреная еда - из того же лыка свитые толстые короба хранили вяленое либо замороженное мясо. Знать недаром в свои двад цать пять лет Андрей слыл самым удачливым среди прочих козелескнх охотников.
Ощупью пройдя к полатям, Андрей пошарил рукой по полу. Отыскал кучку загодя внесенного валежника, почиркал кресалом, высекая огонь, и вскоре веселое пламя раздвинуло по углам те мень, озарив неровным розовым отблеском стены, собак, сидевших близ входа с долу опущенными языками, лицо самого Андрея, об остренное, заросшее густой русой бородой.
Отложив к стене лук со стрела ми, Андрей скинул лисий треух и нагольный тулупчик, распустив туго перехвативший его кушак, бросил все это в изголовье. Тя желым, блестящим в отсветах ко стерка ножом неспеша порубил несколько замороженных беличьих тушек и подозвал собак. Себе от валил кус сохатины. Наколов его на острие ножа, подержал над огнем, обжаривая, и так же спо койно и неторопливо стал есть.
Насытившись, собаки, лениво облизываясь, отошли в угол, где навален был еловый лапник, свер нулись кольцами, прикрыв морды хвостами.
Стало совсем тихо. Только угли чуть потрескивали, обдуваемые колючим ветром. Дыма почти не было. Весь он клубясь уходил к потолку и выносился прочь, через неведомую Андрею скважину. Он пододвинул к лазу пару камней, едва не наглухо заткнув вход. Сел не полати, расправил медвежью шкуру. И, как был в лаптях, растянулся на своём логове.
Где-то снаружи заухал, запричитал филин. Погодя минуту, послышался протяжный и тоскливый звук, донельзя похожий на женские всхлипы. Попервости Андрея прохватывал мороз от этого плача: разом всплыли в память стариковы байки про одинокую, Охочую до спутников ведьму. Но заутра , обойдя свою ненароком обретённую вотчину, он узнал, что это стонут два здоровенных ясеня. Сросшиеся у комля, они тесно переплелись стволами и тяжело вздыхали всякий раз даже от слабых порывов налетавшего ветра. Будто жаловались Богу на свою горькую судьбину, потирая друг другу оголённые бока.
Андрею вспомнилось, как, приваживая к ловитве, привёл он сюда своего племяша Соботку. И как тот, озираясь, поминутно крестясь, крался, как тать, по Андреевым следам и едва не умолял повернуть обратно. А услыхав вот эти жалобные стоны, пришёл в ужас и не дал дёру потому только, что Андрей успел-таки ухватить его за ворот.
Соботко малость успокоился лишь после того, как вместе подошли они к ясеням и, стоя рядом с ними, снова прослушали их заупокойную мольбу.
Во всём Козельске с той поры они двое и знали до конца тайну Чёртова городища, как прозывали ещё это гиблое, в болотах и лесах затерянное место. И только они ведали те несколько звериных троп, по которым можно было сюда пробраться.
Сейчас Андрей даже внимания не обратил на нудные звуки. Утомлённый за день, он лежал, наслаждаясь обретённым покоем. Один на десятки вёрст окрест. И его одиночество оберегала проклятая Богом и забытая людьми Ведьмина весь.
(газета "ВПЕРЕД" Љ77(7154) от 27.06.1987)
Глава II. Сбеги
Разбудил Андрея долгий заунывный пой. Зверь бродил где-то рядом. Го лод заставил его забыть об опасности встречи с человеком. Светало. Меж камнями, зава лившими вход, струился нарож дающийся смурый мартовский день. Собаки давно проснулись, но недвижно лежали на своих ме стах. Только поднятые сторожко уши да горящие глаза выказыва ли их возбуждение. Однако, зная нрав своего хозяина, они терпеливо дожидались его команды.
Волк все длил свою несконча емую жаль. От неё холодило серд це и кровь неровно и гулко тре пыхалась в висках.
"Сколь их тут развелось ноне!" - пробормотал про себя Андрей, прислушиваясь к волчьему завы ванию.
Туго, сколь мог, свернув мед вежью шкуру, Андрей отодвинул ее в угол. Снял со стены две лопатки лося, уложил их в мешок. Туда же вошли выморо женные шкурки белок и горноста ев.
Выпустив наружу собак, он и сам выбрался на свежий воздух. Привалил лаз камнем. Прочный кожаный тул со стрелами подце пил к кушаку, перехватившему ру баху, а полушубок накинул на плечи, не подпоясав: шагать так сноровистей, свободнее, да и ды шать легче.
Домой решил добираться круж ным путем: по руслу Сосенки до лядины старых волхвов, что обо собились на этой своей росчисти в лесу верстах в семи от города. Хотел взглянуть он на бобриные хатки, с осени поставленные семь ей на новом месте. А уж оттуда путищем, как звали козличи эту зимнюю дорогу, по Жиздре до са мых до городских стен.
Тронутый таянием и за ночь запекшийся коркою снег позвани вал под его лаптями. Андрей шел легко и споро, зорко посматривая по сторонам. Веселья, однако, на душе было мало. Думы, одна тя гостнее другой, не давали покоя. Вести, шедшие отовсюду, не сули ли ничего доброго этому и без то го неспокойному порубежному краю.
Всю зиму, с самого рождества, над Козелеском витали всполохи недальних кровавых сражений. Как раз о рождество пробирав шийся в Чернигов купец рассказал о битве на Воронеже-реке и о разграблении славной Рязани. И гор ше полыни была его речь о том, что ни один из русских кня зей не пришел на под могу рязанцам. Де скать, каждый из них думал собрать отдель но свою рать противу безбожных татар и мунгалов, кои, уверял гость, облепили Русь, как пчели ный рой ветку дерева.
Потом в Козелеск потянулись первые сбеги - бабы с плачущи ми, застылыми младенцами, му жики в драных тулупах. В надеж де спастись в дивьих дебрянских лесовьях, лежащих в стороне от пути татар, шли они в город. Иные и оседали тут - в посаде и окольных весях. Иные двигались ещё далее - к Дебрянску, на Вщиж. И все сказывали о лихой беде, нежданно свалившейся па русскую землю: про гибель столь ного Владимира и Переяславля-Залесского, Пронска и совсем близкой Московы. Про немило сердных черноголовых, что не ща дят ни стара ни млада, жгут и зо рят веси и селения и угоняют в полон всех без разбора.
А совсем недавно поведали и подробности о жестокой сечи на Сити-речке. "Битва была великая и сеча злая, - говорили сбеги, - и лилась кровь, как вода". Иные добавляли, что и сам великий князь Юрий владимирский то ли сгиб, то ли в полон угодил. А рать его, скоро собран ная, вся иссечена была до послед него воина.
Слушая их, бабы крестились да вздыхали. Мужики, не таясь, ру гали почём свет князей, кои друг дружке так и норовят яму поглуб же выкопать. Особливо, помнится, распетушился один бородач в толстой свитке, прончанин родом.
- Не к ночи будь помянут по койник, но виноват он, сусед наш Юрий владимирский, - горланил он. - Рязанцы ему гонцов когда еще слали, звали купно итить супротив мунгалов. Так он запер ся за своими Златыми воротами, отсидкой хотел взять. Ан не вы шло: нам пособь не дал и сам на Сити сгиб.
Кой-кто из сбегов же бородачу тому робко возражал: "Была-таки пособь. Ты, мол, сам ведаешь, что великий князь воеводу Еремея Глебыча с дружиной послал".
- А что тот отряд! - шумел прончанин. - Войско надо слать было, а не кучку кметей!
Доставалось от злых языков и всем прочим князьям. Михаила Всеволодича черниговского тоже не обходили; отверг старый зов Юрья Игорича рязанского: сам, мол, большой, сам маленький!
Козличи слушали беглых, кива ли согласно бородами, смурили брови. А по вечерам мужики по долгу сиживали в кузне Андреева отца Звяги. Пятнадцать весей то му с двумя сынами своими ходил он под хоругвью Мстислава Свя тославича козельского, вечная ему память, на Калку-Каялу. Сам бил ся с мунгалами, Андреевых брать ев на той реке оставил. Много и князей русских легло на ее бере гах.
Звяга не охоч был до воспоми наний.
- Ржа душу ест! - бросал он в ответ на дотошные выпытки козличей.- А поболе всею мы на князя Мстислав Романыча киевского осер чали. Тако же вот, как ноне Юрий владимир ский, свой полк в сечу не кинул. А как нужон был со дружиною! Та ко и сгинули вси вой. Река от крови красною стала. Страх сколько людей полегло!
Андрей верил сбе гам. И порою сомневался жестоко, делясь теми сомненьями со старым Звягой.
- Дак как же так! - кипятил ся он. - Чтоб противу общего-то ворога да не ставить едину рать! Не водилось такого на Руси до ныне!
- Не бывало, - согласно ки вал бородою и Звяга. - Супро тив Степи в прежние лихолетья одной стеною хаживали. А уж вяцкие полки - те завсегда друг дружке опорою были. Как хворо стины в метле: не вдруг-та сломишь!
И сейчас Андрей мучительно искал ответ все на тот же вопрос: ".Как же так? Почему на Воронеж пошли одни рязанские да пронские князья? Почему Юрий вла димирский пособи не дал? Ить павроде б и которы-какой распри, значит, промеж них давно не слы хать было! Иль старые обиды заели?"
От жарких мыслей ли, от спо рого ли шага запылало лицо. И Андрей, не останавливаясь, а толь ко слегка пригнув спину, зачерпнул пригоршню снега и поднёс к щеке. Острые льдинки хрустнули, царапая кожу. Помянув лешего, Андрей отшвырнул их в сторону, стряхнул налипшие к бороде крошки и влажной ладонью ещё раз протёр лицо. Ветерок и мороз доделали остальное: щеки подёрнулись прохладой. Только в голове не утих прежний жар.
"Ежли купечь правду баил и мунгалы впрямь Русь облепили, что рой дерево, выходит не напраслину на Юрья Владимирского возводят. Не зря клянут. Суседу не пособить - себе само му зло сотворить!"
Чем дальше лез Андрей в эти дебри из нескончаемых вопросов, от которых ломило в висках, тем непонятнее становилось всё вокруг. И тем на душе горше.
В кой-то момент ему показа лось, что отыскал он ответ, поче му же не помогли рязанцам владимирцы. Хоть и недалече друг от друга живут, однако чащи да болотины промеж них непролаз ные. Там и летом-то не проберешь ся, не то что зимой, да еще ратью целой.
"Может, потому и не послал князь владимирский свои полки, что не пройти им было? За теми болотинами и сам от мунгал сидеться думал?"
Он уже совсем было уверовал в правильность своих мыслей. Но одна, новая, нежданно пришедшая, враз смешала все остальные. "Но ить мунгалы-та прошли! По тем же лесам топям! И Владимира стольного достигли, и самого Юрья на Сити сгубили! Не летели ж они! И ратью шли, обозом в дюжину саней. Дак кто ж они, те мунгалы? Кто?"