В исторической науке сделалось традиционным отождествление освободительного движения пролетариата лишь с одной из его частных разновидностей: с революционным движением, выступавшим под знаменем марксизма. Такое отождествление, однако, отнюдь не является полным, а потому сведение всей освободительной борьбы пролетариев только к марксистским движениям представляется вредным и ошибочным.
Борьба пролетариата за освобождение от власти капитала существовала задолго до Маркса, и именно эта борьба толкнула буржуазного демократа Маркса к коммунизму. Если марксистами были русские большевики, немецкие спартаковцы и итальянские левые коммунисты, то ими не были лионские ткачи, парижские коммунары, чикагские мученики, Индустриальные рабочие мира, Сакко и Ванцетти, что отнюдь не лишает их нашего уважения, а потому должно вызвать по крайней мере интерес, не стояла ли за немарксистскими убеждениями этих смелых пролетарских борцов хотя и не вся истина, но какая - то часть ее?
История - не нравоучительная пьеса, где правильная теория и правильная практика пребывают в ненарушимой гармонии. Верная теория иной раз ведет к бездействию, а великое действие рождается из великой ошибки. Колумб, исходя из неправильной теории, открыл Америку, те, кто имел позднее правильную теорию, Америку не открывали, ибо она уже была открыта, и , более того, неправильность старой теории стала известна лишь после огромного притока нового опыта, произошедшего после вызванного ошибкой открытия. Великий теоретик марксизма Богданов, правильно понявший, что победа мировой социалистической революции была невозможна в начале 20 века, в результате такого понимания отошел от политической деятельности; Ленин и Троцкий, ошибочно верившие в возможность социалистической революции, в результате возглавили буржуазную революцию, чрезвычайно ускорившую развитие человечества и тем самым сделавшую возможной революцию социалистическую.
Идеи и практика прошлых революционных движений не являются только музейными документами для докторов исторических наук. Они сохраняют свое жизненное значение (что далеко не всегда означает правильность), причем ход истории заставляет иной раз переоценивать старые идеи и за шелухой заблуждений находить зерна истины, а равным образом делает мертвыми некогда живые и грозные истины.
В представлении современных левых активистов революционное народничество, последними представителями которого были Союз социалистов - революционеров - максималистов (ССРМ) и Партия левых социалистов - революционеров (ПЛСР), имеет, в лучшем случае, значение морального примера, являясь, в то же время, по своим теоретическим и программным позициям, чем - то абсолютно устарелым и архаичным. Это - почтенное прошлое, которому нечего сказать современности. Оно неизвестно и забыто - прочно и - так, во всяком случае, кажется- навсегда...
При этом последний этап революционного народничества - левые эсеры и максималисты - забыт куда прочнее и основательнее, чем ранние этапы. Советские историки, сделавшие чрезвычайно много для изучения народничества 1860 - 1880-х годов, заканчивали обыкновенно его историю группой Шевырева - Ульянова. Все последующее представляло собой сплошную деградацию, сборище ошибок, реформизма и авантюризма. Про Герцена и Чернышевского, Желябова и Перовскую учили в школах, кто помнил Гершуни и Созонова, Соколова и Спиридонову? Как для христианских богословов с жизнью Иисуса Христа заканчивалась история евреев, так и для советских историков с появлением марксизма прекращалась история революционного народничества. Ни тех, ни других не смущало, что евреи существуют и по сей день, а революционное народничество, разгромленное - якобы разгромленное - марксизмом, действовало после этого еще 40 лет - до 1920-х годов.
Левые эсеры и максималисты, побежденные большевиками - товарищами, ставшими соперниками, а затем врагами - правда, большевики уже были не те, так как в 1923г. от большевизма 1917г. оставались только рожки да ножки - и не капитулировавшие при этом перед буржуазным строем, врагами которого левые народники оставались и после того, как бывшие большевики сделались его фактическими защитниками, - левые эсеры и максималисты не могут вызвать у буржуазной науки даже того снисходительного интереса, который она проявляет порой к правым эсерам и меньшевикам. Экстремисты, крестьянские анархисты, сумасброды, клавшие головы за несбыточную утопию всеобщего счастья - стоит ли о них вспоминать?
Только с глубокой ненавистью, под которой прячется нутряной страх, представители буржуазии и ее интеллигентские холуи могут говорить о "чудовищах", осмелившихся противопоставить насилию угнетателей революционную силу, о "злодеях", не раз напоминавших пирующим хозяевам жизни, что и они смертны.
Современные ученые и не очень выразители буржуазного мира, выродившиеся потомки великого класса, все еще владеющего всем миром, но давно уже не заставляющего трепетать королей ("Выродившиеся потомки великой расы, некогда владевшей всем миром и заставлявшей трепетать королей! Неужели вы надеетесь, что мы откажемся от своего прошлого и от своей истории лишь потому, что ее выводы оказались неблагоприятны для вас?!", - так в 1820-е годы ответил великий буржуазный историк Гизо ублюдкам аристократии, обвинявшим его труды в разжигании классовой вражды и классовой ненависти), но пошедшие на сделку с королями, - современные выродившиеся буржуа не могут даже понимать то, что они ненавидят. Контрреволюционеры старых времен были иногда способны на такое понимание, как понял величие революции белоэмигрантский поэт, гордившийся, что "грознейшей из всех революций, Мы смело ответили: нет" и что "сам Ленин был нашим врагом". Современные же салонные белогвардейцы и деградировавшие буржуа просто не могут понять людей, клавших душу за други своя. Предки современной буржуазии, средневековые бюргеры, купцы калашниковы и граждане города Кале, могли идти на смерть ради общего дела, современный буржуа ощущает в себе только утробные позывы, и поэтому в его убогую голову никак не может войти понимание тех, кто мог встать над своей жизнью.
...При усмирении крестьянских волнений в Тамбовской губернии в декабре 1905г. каратели ставили крестьян на колени в снег, и казаки на конях разъезжали по коленопреклоненным толпам и лупили нагайками склоненные мужицкие головы. После этого молоденькая девчонка Маруся Спиридонова, 21 года, послала 5 пуль в главного усмирителя Луженовского.
...Какая там "чужая боль"! Из ревности она стреляла в Луженовского, из ревности! (Имя автора данного сногсшибательного открытия не должно быть забыто. Это - некая Екатерина Бройтбарт.См. 4, с.25). Из-за чего же еще молодая нормальная девушка, забыв о долге перед родителями и не думая о ждущей ее заслуженной каре, может стать убийцей!?
Зинаида Коноплянникова, 27 лет, застрелила полковника Мина, который, командуя Семеновским полком при "зачистках" Пресни после разгрома "незаконных вооруженных формирований" в декабре 1905г., допустил "незначительные перегибы". Ну, закалывали доблестные семеновцы штыками пленных боевиков, а также всех, подвернувшихся под руку, ну, палили из пушек по жилым домам, так на то им власть полномочия дала. А что Коноплянникова на власть руку подняла - ясное дело, ненормальная. Кому же нормальному муки пресненских рабочих дороже собственной шкуры? Повесить ее, чтоб другим неповадно было!
А что перед казнью на коленях не ползала, слезами не обливалась и помилования не просила, а шла на виселицу с гордо поднятой головой, "как на праздник" - тем более ненормальная!
Евстолия Рогозинникова, 21 год, смеялась на суде над ней. А судили ее не за кражу носовых платков, а за убийство начальника Главного полицейского управления (ну, издевался он над заключенными - так ей какое дело! Замуж бы лучше вышла, детей рожала, как нормальные люди! Или, на худой конец, на фортепьяно бы играла, благо, была слушательницей Санкт - Петербургской консерватории по классу фортепьяно), и ждала ее виселица, что она прекрасно знала. И жить, наверно, тоже хотелось, только вот мучила и не давала жить чужая боль.
Ясное дело, сумасшедшая! Какой же нормальный человек сможет встать над своей жизнью!? (рассуждения о том, что бесстрашие революционеров перед смертью являлось следствием их сумасшествия, можно найти в писаниях А. Гейфман (2, сс. 234 - 235) и - в более осторожной форме - О. Будницкого (4, с. 16)).
"Вместо того, чтобы призвать на помощь мудрость и, быть может, грустную иронию, дабы не заблуждаться (и не обольщаться) по поводу глубины и уникальности собственных страданий (и достоинств), вместо того, чтобы - как следствие развития самооценки и самоиронии - увидеть, наконец, рядом с собой ближнего, заметить, с удивлением, что ему, этому живому, отдельному, дышащему человеку [например, избитому казачьей плеткой тамбовскому крестьянину или еврейке, изнасилованной во время организованного министром внутренних дел Плеве Кишиневского погрома], а не абстрактной народной массе, тоже больно и страшно, вместо того чтобы затем, не унижая его снисходительной жалостью и не самоутверждаясь за счет его страданий, просто понять, почувствовать его боль как если бы она была своя [что клавшие душу за други своя, в противоположность мадам Гейфман и делали - не в теплых причитаниях, изрекающая которые, собственно, наслаждается своим красноречием - а на самом деле, и платили за чувство чужой боли как своей - собственной жизнью], и, понимая даже, что выхода нет и быть не может [а почему "нет и быть не может"? Дать по рукам насильникам - вот и выход], разделить его тоску [только и всего! Как мало сытому буржуа для самодовольной совести надо!], - вместо этого революционер, обремененный жаждой спасти мир [что его спасать! Пусть себе гибнет! На наш век хватит!], забывает и себя [уж на такую нелепость буржуа никогда не согласится!], и своего ближнего ради уже неотделимой от него идеи" (2, сс. 7 - 8).
Эх, послушать, как прочитала бы сия ... дама подобную проповедь перед стоявшими на коленях в снегу тамбовскими крестьянами, - и как бы они ей ответили, тамбовские крестьяне, после подвига Спиридоновой ставившие свечки "за здравие болящей Марии", пошедшей на муки, чтобы отомстить за их муки.
Солидарность, способность чувствовать чужую боль как свою, готовность встать над своей жизнью и пойти на смерть ради общего дела - все это для современного буржуазного мира звук пустой. Беда в том, что без этих качеств, человечество просто не может существовать, оно неспособно противостоять сколь - нибудь серьезным катаклизмам. Буржуазный индивидуализм подобен СПИДУ: он делает человечество беззащитным перед любой внешней угрозой.
Где - то 50 тысяч лет назад гоминоиды - уже не обезьяны, но еще не люди - вступили в смертельный кризис, выражавшийся в возобладании отношений конкуренции, частной инициативы и войны всех против всех. Поросшие шерстью свободные собственники проламывали друг другу черепа, дерясь за пищу и самок. Наступала деградация. Выжили, превратились в людей и положили начало всей последующей истории те группы гоминоидов, которые смогли ввести у себя жестокие и антииндивидуалистические тоталитарно - коммунистические принципы коллективных труда и потребления и запрета всякой конкуренции внутри общины. А поборники частной инициативы вымерли, с последними уцелевшими свободными собственниками древнейших времен, именуемыми обыкновенно "йети" или "снежными человеками", с которыми никак не могут установить контакт их духовные собратья последнего времени.
Индивид смертен, род бессмертен (не абсолютно, разумеется. Кто знает, что будет через 5 миллиардов лет?). Человечество, а точнее говоря, всевозможные людские группы, смогло дожить до сего дня лишь потому, что коллективные чувства до сих пор перевешивали индивидуальные, и всегда находилось достаточное количество людей, готовых погибнуть, чтобы другие жили. Полное возобладание индивидуализма, к чему современный капитализм подошел уже близко, неизбежно повлечет гибель рода людского. Поэтому - то капитализм подобен СПИДу. Избавит ли род людской от этой смертоносной болячки хирургическая операция, называемая обыкновенно в социальной медицине пролетарской революцией, попробуем - благо, ничего другого не остается...
...Итак, нечего ждать от буржуазной науки. Нашу историю придется восстанавливать самим.
Плохо то, что и для революционно - социалистической мысли традиции левого народничества оказались прочно и надолго забыты. Уже 80 лет всевозможные критики большевизма мусолят "Рукопись о русской революции" Розы Люксембург, кто помнит "Открытое письмо ЦК РКП(б)" Марии Спиридоновой, где она обвиняет большевиков не за то, что они разогнали Учредительное собрание (что исполнил анархист Анатолий Железняков и с чем левые эсеры были полностью солидарны), а за то, что они уничтожили Советскую власть?(перепечатано в: 3).
Революционеры - народники не заслуживают забвения. Их идеи, идеи максималистов и левых эсеров, даже за неправильной формой содержит порой удивительно глубокое содержание, сохраняющее свое значение и по сей день. Понимание ими многих вопросов революционной теории и практики выгодно отличается и от социал - демократического марксизма, и от аполитичного анархизма. Их апелляция к воле, активности и борьбе послужит хорошей прививкой против пассивизма и оправдывающегося ссылкой на объективные условия безволия. Моральная красота этих "кровожадных чудовищ" удивительна, и на ней будут воспитываться новые поколения революционных борцов. Нужно извлечь героев революционного народничества из мрака забвения. Эта нить революционно - пролетарской борьбы не должна затеряться бесследно. Лишь тогда павшие пали не напрасно.
Речь не идет о том, чтобы заменить марксистские святцы народническими. Старое революционное народничество принадлежит прошлому - как и старый марксизм. Что господствует в настоящем - так это капитализм, и если он просуществует еще сколь - нибудь долго, то повлечет в могилу все человечество. Для его свержения требуется новое революционное движение, которое в интересах сегодняшней борьбы усвоит все ценное, что было в борьбе прошлых времен.
...Изучавшим историю Великой Французской революции известно, что представители плебейского крыла революции - Марат, Жак Ру, Эбер, Шометт, Бабеф - отнюдь не образовывали монолитного блока и что отношения между ними обыкновенно были отнюдь не идиллическими. Но все они представляли плебейский лагерь революции, в противоположность ее буржуазному лагерю, и все они поэтому принадлежат (хотя и в разной мере) нашей классовой традиции. Точно так же предшественниками настоящего и будущего революционного пролетарского движения являются как революционные марксисты - большевики, а с началом их перерождения в 1918г. левооппозиционные течения большевистской партии, в 1-ю очередь децисты, так и немарксистские революционные течения, из которых в русской революции у левых народников 1-е место.
* * *
Революционное народничество представляло собой движение и идеологию пролетаризируемого крестьянина. Этот крестьянин, эксплуатируемый и разлагающимся алчным феодализмом, и растущим не менее алчным капитализмом, стремился к революции, которая была бы одновременно и антифеодальной, и антибуржуазной - к революции социалистической.
Он стоял между двумя враждебными ему мирами - каторгой помещичьего имения и каторгой капиталистической фабрики. Разлагающаяся деревенская община уже не ограничивала его кругозора - как еще не ограничивало его и капиталистическое предприятие. Старый феодальный мир и новый буржуазный столкнулись друг с другом,- и ни тот, ни другой не казались угнетенному в обеих мирах полукрестьянину, полурабочему идеалом человеческого устройства. Он мечтал о ином мире, который соединит старый общинный коллективизм с прогрессом, техникой и наукой, присущими современному городу. Этот мир мог быть добыт только силой, ибо только силой удерживали свою власть старые и новые господа.
Характеристике революционного народничества как движения пролетаризируемого крестьянства, кажется, противоречит тот факт, что по социальному составу это движения состояло в основном из представителей разночинской интеллигенции. Этот факт любят приводить разнообразные веховцы, рисующие ужасные картины, как одержимая бесами народническая интеллигенция с демонической энергией совращала и в конце концов совратила царелюбивый и богобоязненный русский народ.
Как легко увидеть, господа веховцы неспособны вдуматься в реальные факты. В самом деле, откуда бралась разночинская интеллигенция? Из народа, из общественных низов. Чуть - чуть разбогатевший крестьянин и мастеровой, отставной солдат, не говоря уже о более высоко стоящих слоях мелких торговцев, духовных лиц низшего ранга, мелких чиновников и т.п., выбивался из сил, чтобы дать сыну образование и продвинуть его наверх, в более зажиточную и уважаемую группу. Учившиеся на медные гроши, с розового отрочества привыкавшие к суровой самостоятельности пролетарии умственного труда, "мыслящие пролетарии", как называл их Писарев, не могли отречься от угнетенного и неимущего простонародья, из которого они происходили - не могли, даже если бы и хотели, т.к. самодержавная система была неспособна интегрировать разночинскую интеллигенцию, поставить ее себе на службу (она сможет сделать это только в межреволюционный период, в 1907 - 1917гг, чем и объясняется торжество веховских настроений и контрреволюционная позиция большинства интеллигенции в 1917г.).
Свои собственные страдания "мыслящие пролетарии" соединяли со страданиями класса, детьми которого были, они сознавали себя - и были на самом деле - авангардом, передовым отрядом всего трудового народа. От основной его массы их отличало лишь то, что, получив образование, они могли осмыслить ту боль, которая терзала весь многомиллионный рабочий люд, могли понять, что виновником всех народных бедствий является чудовищная гидра сросшихся между собой помещичьего землевладения, капитала и государства (сращивание государства и капитала, зависимость от государства русского капитализма народники поняли куда лучше, чем русские марксисты. Поскольку подобное сращивание государства и капитала характеризует всю историю российского капитализма, вплоть до сегодняшнего дня, а равным образом всю историю капитализма на Востоке и весь современный государственно - монополистический капитализм, то идеи народничества по данному вопросу сохраняют свою актуальность).
Движение революционного народничества 1860-1880-х годов было движением авангарда трудового народа. Основная его масса только еще начинала просыпаться. Однако в бой всегда вступает первым авангард класса, только его самопожертвование способно пробудить и увлечь весь класс.
Русская рабоче - крестьянская революция, при всем ее размахе, радикальности и беспощадной враждебности дворянству и буржуазии, сама по себе, без помощи победоносного социалистического переворота на Западе, не могла привести к торжеству социализма в России, но могла лишь придать мощное ускорение бурному и кровавому развитию здесь капитализма (что и произошло после победы этой революции в 1917г.). А поскольку производительные силы тогда далеко не созрели еще не созрели для победоносного социалистического переворота на Западе, - а тем самым и во всем мире, то трагедия русских революционеров заключалась в том, что, субъективно борясь за революцию социалистическую, объективным результатом своих действий они не могли не иметь революцию буржуазную.
История революционного народничества 1870-х годов - это история превращения народничества из партии неурезанной социальной революции в партию радикального буржуазного переворота. Чем более зрелым и решительным становилось народническое движение, чем больше переходило оно от общесоциалистической пропаганды к прямой вооруженной борьбе с царизмом за власть, тем более урезывались и ограничивались его требования - вплоть до момента, когда подсудимые на "процессе 17-ти" в 1883г. готовы были согласиться и с конституционной монархией. Этот вызванный неотвратимыми условиями переход признавал Желябов, когда в письме Драгоманову говорил, что логика вещей заставляет убежденного социалиста бороться за конституцию, а федералиста и сторонника децентрализации - за власть всероссийского Учредительного собрания. Но мы - миряне, а не монахи, - делал он вывод. Должно быть сделано то, что может быть сделано.
Гибель "Народной воли" и неудача всех попыток ее воссоздания отбросили революционное народничество к состоянию летаргического сна. Когда в конце 1890-х годов оно начало пробуждаться, общая ситуация в стране уже сильно изменилась.
Главное изменение состояло в том, что если в 1870-е годы сражался лишь обреченный передовой отряд трудящихся масс, то в конце 1890-х годов в борьбу втягивались все более значительные группы трудового народа, и невооруженным глазом было заметно, что уже не за горами день всенародной революции.
Однако двойственность положения убежденных борцов за социализм, объективным результатом своей борьбы не могущих не иметь только лишь ускоренное развитие капитализма, - эта двойственность не исчезла и не могла исчезнуть. Этой реальной проблеме давались различные решения - от переноса социалистических целей в неопределенное будущее и тем самым практического отказа от борьбы за них до надежд чрезвычайным напряжением воли и помощью западного пролетариата достигнуть немедленного осуществления этих целей.
История ПСР представляет собой историю разнообразных правых и левых течений, с грехом пополам сосуществовавших в ней благодаря господствовавшему эклектизму. После поражения революции 1905 - 1907 гг. в партии возобладали правые течения, еще более усилившиеся притоком после Февральской революции "мартовских эсеров" - безыдейных карьеристов, рванувших в потенциально правительственную партию. В итоге слова, сказанные в эпоху Первой русской революции одним из делегатов I съезда ПСР: "Мы - Партия социалистов - революционеров - самая крайняя из существующих в России социалистических партий, и наиболее революционные и активные элементы привыкли считать нашу партию своей руководительницей" (12, с.431), - эти слова в 1917г. могли звучать только насмешкой.
Левые, революционно - интернационалистские эсеровские группы, уже после Октябрьской революции исключенные из ПСР и создавшие Партию левых эсеров, как самостоятельная организация появились слишком поздно. У них не было ни выработанной идеологии, ни спаянной организации. Все это должно было складываться по ходу великих событий, а события не ждали. В итоге левые эсеры не могли ни заменить большевиков в качестве руководителя революции, ни заставить большевиков соблюдать единый революционный фронт (что, в конце концов, оказалось бы намного лучше и для самих большевиков). В итоге после катастрофы 6 июля ПЛСР раскололась на множество групп, колебавшихся от капитуляции перед большевиками до авантюрного и объективно идущего на пользу контрреволюции террора против них.
В отличие от левых эсеров, у максималистов была собственная разработанная теоретическая программа. Чего не было у них в достаточном количестве, это физической силы, а в борьбе классов и партий в конце концов решает именно она.
Глубинной причиной поражения революционного народничества была неспособность пролетаризируемого крестьянина организоваться в масштабах всего общества, чтобы совершить победоносную социалистическую революцию. Однако эта глубинная причина естественным образом реализовалась через множество причин производных.
Одной из таких производных и вторичных причин были эклектизм эсеровской идеологии и рыхлость партийной организации, эклектизм, без которого ПСР, как сказано в превосходной работе о ней, была бы неспособной объединить разнородные элементы революционного движения, от самых левых, близких к анархизму, до заинтересованных в чисто политической буржуазной революции "либералов с бомбой" (см. 7, с.609). Такой эклектизм делал эсеровскую идеологию намного более податливой к влияниям окружающей ситуации, чем жесткая система марксистской ортодоксии обеих фракций РСДРП. Эта податливость была немалым плюсом накануне и во время революции 1905г., когда от действительности исходили революционные импульсы, но привела к гибели ПСР как революционной партии, когда после поражения революции извне проникли и возобладали реакционные веяния.
Благодаря незамкнутости и гибкости своей идейной доктрины эсеровские теоретики бывали порой весьма чутки к новым явлениям общественной жизни. Достаточно указать, что они заметили перерождение западноевропейской социал - демократии раньше и критиковали его резче, чем русские марксисты, для которых дело сводилось к ревизионистскому течению, а не к оппортунистической практике всей социал - демократии. В доказательство можно привести статью Э. Л. Шишко, семидесятника, а затем эсера, "Старый марксизм и современная социал - демократия", где он за 10 лет до ленинского "Империализма как высшей стадии капитализма" выдвигает теорию подкупленной сверхприбылями от эксплуатации колоний рабочей аристократии в качестве социальной основы реформизма (8, сс.78 - 94). При всем оппортунизме Чернова критику им отождествления государственного капитализма с социализмом, а юридических отношений собственности - с реальными производственными отношениями (14, сс. 536 - 562), можно и сегодня читать с пользой и удовольствием, а вся работа "Конструктивный социализм" заслуживает критического изучения. Нечего и говорить о многих идеях теоретиков максимализма, представлявших собой предвосхищение левокоммунистических теорий, а того более - пролетарской революции 21века.
В то же самое время, будучи лишена необходимых жесткости и замкнутости, эсеровская идеология не могла выполнять организующую в отношении партии роль, защитить партию от разлагающего влияния буржуазной среды. Благодаря такому влиянию в межреволюционный период ПСР исчезла и как единая централизованная организация, и как революционная партия. В 1917г. она была уже совсем другой партией, чем в начале века. В воспоминаниях Анастасии Биценко красочно описывается, как реакционные идеи после поражения революции 1905г. свирепствовали даже среди лучших из лучших - среди каторжанок Мальцевской тюрьмы (4, сс. 543 - 564). Тоска чувствуется в этих воспоминаниях - скрытая тоска перешедшей в 1918г. в РКП(б) Биценко о том, что, лишенная непримиримой целостной программы, не ПСР возглавила революцию...
Можно указать и на другую причину краха ПСР в 1917г.
Эсеры были боевой, жертвенной и мученической партией. Лучшие борцы народнического социализма погибли до 1917г. Погибли на виселицах, как Балмашев, Каляев, Трауберг, Лебединцев и очень многие другие, как погибли на виселицах лидеры максимализма Соколов, Мазурин и Виноградов. Под пулями карателей, как спасший большую часть пресненских дружинников машинист Алексей Ухтомский и как стрелявшая в палача севастопольских матросов Чухнина генеральская дочь Екатерина Измайлович. На каторге, как Егор Созонов. От случайных взрывов при изготовлении бомб, как Покотилов и Швейцер. От нелепых несчастных случаев, как чудесный парень Петро Сидорчук, о котором остались восторженные воспоминания Спиридоновой (4, сс. 438- 452). Наконец, на воле от болезней, приобретенных в тюрьме и на каторге, как лидеры партии Михаил Гоц и Григорий Гершуни - доживи они до 1917г., то действовали бы, наверно, иначе, чем Чернов и Авксентьев. В результате уцелело, укрепилось и восторжествовало оппортунистическое крыло партии, а революционно - интернационалистские элементы, первыми шедшие на борьбу и на гибель, не имели идейной и организационной преемственности и устойчивости. Максималисты - наиболее последовательно -революционная группа революционного народничества эпохи русских революций - были разгромлены полицейским террором в конце 1906г., и должны были восстанавливать заново свою организацию в 1917г., когда времени уже катастрофически не хватало...
* * *
Противник максимализма Чернов скажет: "Максимализм исторически был предтечею большевистского коммунизма... Он как бы предчувствовал практику большевизма наших дней; он предвосхитил ее в мысли и рвался к ней всем сердцем и умом тогда, когда большевизм еще целиком стоял на "минималистских" позициях" (14, сс. 134 - 135).
Максимализм, как и большевизм, был продуктом великой рабоче - крестьянской революции. Исходя из других - народнических, а не марксистских - теоретических предпосылок, он, действительно, представлял революционно - народническую параллель большевизма 1917г., а затем большевистских левооппозиционных течений, равно как и последующего интернационального левого коммунизма.
Формирование идеологии максимализма относится к кануну революции 1905г., складывание организации - в 1905г., а высший пик деятельности - 1906г. В конце 1906г. происходит полицейский разгром. После этого несколько лет продолжают борьбу разрозненные группы в России и ведут теоретическую работу группы в эмиграции. Затем максималистское течение почти отмирает и возрождается только в 1917г. Т.к. в 1917г. потенциальные сторонники максимализма в большинстве своем находились в рядах гораздо более сильных и известных большевистской и левоэсеровской партий, то максимализм смог создать массовые организации только в отдельных местах (Кронштадт, Самара, Ижевск и Воткинск, некоторые районы Сибири), оставшись преимущественно пропагандистской группой. Строгая приверженность Советской власти против как Учредительного собрания, так и партийной диктатуры составляла его отличительную черту, как и последовательное отстаивание политики единого революционного фронта, что означало, в частности, соединение товарищеской лояльности к большевикам с независимостью от них. Для реализации отстаиваемых им целей освобождения пролетариата у максимализма, вместе со всем пролетарским классом, одной из передовых политических группировок которого он был, не хватило сил. Поэтому максимализм остался лишь предтечей новой, еще более великой, революции - всемирной пролетарской коллективистской революции, время которой в начале 20 века еще не пришло...
В 1921г. происходит объединение ССРМ с левыми эсерами. Созданное таким путем Объединение левого народничества пыталось вести легальную революционно - социалистическую работу в условиях восторжествовавшей диктатуры государственного капитализма. В 1923 - 1924гг. оно было окончательно уничтожено полицейским террором, что и означало конец истории революционного народничества...
* * *
Ядром, вокруг которого сложился максимализм, явилась возникшая летом 1904г. в эсеровской эмиграции группа сторонников аграрного террора, во главе которой стояли Михаил Соколов и Евгений Устинов (Лозинский).
ПСР начала свою деятельность там, где закончила "Народная воля". Как мы видели выше, в силу логики вещей в деятельности "Народной воли" социалистические требования все более переносились в неопределенное будущее, превращаясь тем самым в благочестивые пожелания, а реальной целью героической и достойной восхищения борьбы становился радикальный буржуазный переворот. Данное раздвоение требований, перенос борьбы против капитала в далекое будущее и ограничение реальной борьбы борьбой с самодержавием - унаследовала и ПСР. Уже в 1902 - 1903 гг. эсеры стояли за решение аграрного вопроса исключительно Учредительным собранием (данная политика, у некоторых - например, у Чернова, вызванная честным доктринерством, имела объективно контрреволюционный характер, и в 1917 г. стала проявлением краха ПСР как революционной партии и одной из причин краха ее как правящей партии). Тогда же, в 1902 - 1903гг. ПСР уже выступала против захвата крестьянами помещичьей земли и за исключительно мирные методы крестьянской борьбы (10, сс. 35 - 38). Террор Боевой организации ПСР был направлен против представителей самодержавной бюрократии и поэтому - вплоть до спада революции 1905г. - встречал поддержку либерального общества. От террора против не только капиталистов, но даже против помещиков, что оттолкнуло бы либералов, ПСР шарахалась в ужасе.
Против такого практического оппортунизма и восстала "аграрно - террористическая группа", выступившая за экономический террор и немедленную социалистическую революцию в России. Против исключительно политической и буржуазной революционности "Народной воли" она воззвала к раннему народничеству, к надеждам Лаврова, "Земли и воли" и "Черного передела" на одновременную антифеодальную и антибуржуазную революцию (1, с.153).
Устинов (действовавший под псевдонимом "Лозинский"), выходец из помещиков Пензенской губернии, в 1906г. не вошел в ССРМ, будучи к тому времени вторым, после самого Махайского, теоретиком махаевистского пролетаризма. В 1917г. мы встречаем его в рядах ПЛСР, после 6 июля - в одной из одной из пробольшевистских частей ПЛСР, Партии народников - коммунистов, вместе с которой осенью 1918г. он вступает в РКП(б). Умер в 1920-х годах, будучи СССРовским дипломатом.
В Соколове, погибшем в возрасте 25 лет, пропала чрезвычайно крупная сила. Он был неоспоримым лидером максимализма, знавшие его и через 20 лет не могли вспоминать без восторга. Сын бедного крестьянина Саратовской губернии, он случайно, благодаря добрым людям, попал в агрономическое училище, где и примкнул к эсерам. Во время декабрьского восстания в Москве был заместителем командира боевых дружин большевика Литвина - Седого. Вдохновитель максимализма, организатор его боевой работы, он арестован 26 ноября 1906г. и в ночь на 2 декабря повешен (10, 167 - 168). Революционное народничество потеряло с ним человека, потенциально не уступавшего Ленину или Троцкому...
Осенью 1904г. Соколов с группой товарищей возвращается в Россию и разворачивает здесь самостоятельную работу, формально будучи еще членом ПСР. В ходе революции 1905г. от ПСР откалываются другие левооппозиционные группы, объединение которых с ядром "аграрных террористов" создало в 1906г. ССРМ.
Одной из таких групп была "московская оппозиция", представлявшая большинство московской организации ПСР и выступившая против политического оппортунизма и организационного авторитаризма Московского Комитета партии. Московский комитет, руководимый неокантианскими студиозусами, ставшими в 1917г. цветом правого эсерства (Фундаминский, Зензинов и т.п.), в декабре 1905г. проводил курс на отсрочку восстания и практически ничего не сделал для его победы, пассивно самоустранился - в противоположность рядовым эсерам, героически сражавшимся вместе с большевиками. Именно после такого преступного бездействия МК ПСР и возникла "московская оппозиция", лидером которой был 24 - летний Владимир Мазурин, бывший студент, революционер очень высокой пробы, герой декабрьского восстания (10, сс. 64 - 73). В складывании общероссийской максималистской организации в первой половине 1906г. московская оппозиция сыграла чрезвычайно большую роль, однако она была разгромлена в июле - сентябре 1906г. (Мазурин арестован 30 августа и повешен в ночь на 2 сентября), и к Учредительной конференции ССРМ от нее сохранились лишь немногочисленные остатки.
Кроме "аграрно - террористической группы" и "московской оппозиции" источником максимализма явилось также белостокское революционное рабочее движение. "Сами максималисты считали Белосток родиной своего учения. Именно там, в среде белостокских рабочих, максималистская тактика (фабричный террор и экспроприации всех видов), стихийно развивавшаяся вместе с ростом революционного движения в течение 1904 - 1905гг., увенчалась и осмыслилась теоретическими положениями максимализма" (15, с. 255).
Разумеется, к максималистам вошли и другие группы разнообразного социального и идейного происхождения (от демократической интеллигентской молодежи до рабочих и безработных и от народнических субъективистов до вчерашних социал - демократов).
Максималисты, откуда и происходит их самоназвание, считали русскую революцию революцией социалистической, имеющей непосредственной целью реализацию программы - максимум.
"Мы всегда говорили: на какой бы ступени общественно - хозяйственного развития страны ни застигла ее революция, каковы бы ни были степень концентрации и формы производства, организационные навыки - трудовой переворот, форма и глубина которого зависит от всей предыдущей истории и развития страны, возможен при победе революции, при переходе государственной власти в руки народа в лице его организованного меньшинства. С этой точки зрения не существует вопроса о том, где больше развит капитализм, где меньше" (13, с.240).
С Нестроевым соглашался Энгельгардт:
"Великая революция нашего времени, в какой бы стране она ни произошла - отсталой или передовой - может быть только социалистической революцией, попыткой основания нового социалистического общества на место старого, капиталистического.
Это потому, что идея революции нашего времени есть идея социалистическая; другой идеи у современной революции не может быть, и если она отвергнет эту идею, то обессилит себя и не достигнет никаких серьезных результатов ни в каких отношениях" (13, с.14).
Этими словами Энгельгардта хорошо выражается слабая сторона максимализма, субъективизм его общественной философии. "Идея революции нашего времени есть идея социалистическая" - как будто достаточно идеи, чтобы перевернуть мир, как будто идеям можно верить на слово, игнорируя вопрос, какие именно общественные силы выражаются через эти идеи и какой смысл они в них вкладывают! Все революции 20 века на Востоке происходили с идеями того или другого "социализма", что на деле ничуть не мешало им быть революциями буржуазными!
Наивный оптимизм максималистской философии, нельзя забывать, был выражением великой революционной эпохи, когда огромные массы трудового народа восстали добывать себе правду и волю и когда им, не пережившим еще разочарующих поражений, все казалось возможным. Соколов любил говорить: "Такой бы верой да нашим теперешним восставшим народом не только что сделать социальную революцию - весь мир перевернуть можно было бы" (14, с.135).
Некоторые максималисты пытались основываться на историческом материализме. А. Биценко вспоминает, что в Мальцевской каторжной женской тюрьме "среди максималисток была одна самая обоснованная, прошедшая школу марксизма (сначала была социал - демократкой), оставшаяся в то время при "материалистическом понимании истории"; оно обосновала свой максимализм среди многих источников, которыми умела прекрасно пользоваться, между прочим, ссылаясь и на теорию "перманентной революции" т. Троцкого" (4, сс. 546 - 547).
В брошюре 1919г. "Максимализм и большевизм" Нестроев подтверждает, что "близко к нашей точке зрения в 1905г. стоял Л. Троцкий" (13, с.247).
Близость Троцкого и максимализма, проявившаяся в признании ими социалистического характера русской революции, отнюдь не означает, что они одинаково понимали этот социалистический характер.
Для Троцкого революция была социалистической как революция промышленного пролетариата, для максималистов - как революция всего трудового народа. Для Троцкого социалистический характер революции проявлялся уже в неизбежном осуществлении ею реквизиции предприятий, 8-часового рабочего дня и в государственных пособиях безработным. Для максималистов революция была социалистической, т.к. представляла собой всеохватывающий социальный переворот.
В ориентации революционного народничества на весь трудовой народ в отличие от ориентации марксизма исключительно на промышленный пролетариат принято видеть доказательство мелкобуржуазного характера народничества. Сейчас пришло время, однако, извлечь истину их того, что принято считать заблуждением.
Современный мировой капитализм в отличие от капитализма начала 20 века является не прогрессивным, а реакционным и гниющим общественным строем. Это выражается, в частности, в том, что группа промышленных рабочих в странах, завершивших свою индустриализацию, не только не растет, но даже сокращается. Разделение общества на огромное большинство фабрично - заводских рабочих, противостоящих ничтожной кучке магнатов капитала, не произошло и не могло произойти - и потому, что для сохранения капиталистической системы воспроизводства требуется существование всевозможных промежуточных групп, прикрывающих буржуя от пролетариев - промежуточных групп от учителей до ментов - так и потому, что капиталистическая система из-за ограниченности рынков отнюдь не является способной к бесконечному росту динамической силой, но имеет свои пределы. В этом очень наглядно можно убедиться на примере современной России, где капиталистическая промышленность в 1990-е годы пережила грандиозный крах, после которого стабилизировалась на в 2 раза более низком уровне. Подъем конца 1990-х - начала 2000-х годов имеет исключительно конъюнктурный характер (за счет высоких цен на нефть на мировом рынке) и не сопровождается сколько - нибудь серьезной реорганизацией основной массы промышленного производства. Островки паразитического благополучия процветают в океане нищеты и упадка.
Гнило - застойный характер капиталистической экономики современной России проявляется, в частности, в том, что фабрично - заводские рабочие являются только меньшей частью класса пролетариев, окруженной огромной массой безработных, полубезработных, самозанятых, люмпен - буржуазии и т.п. Эта огромная масса была выброшена с предприятий во время великого краха 1990-х годов. При всех незначительных колебаниях ее численности, она не может быть рассосана растущей промышленностью (кроме как в случае новой империалистической войны) - т.к. растущей капиталистической промышленности не существует, рынок переполнен и расти некуда.
Эта огромная экспроприированная масса является частью пролетариата, однако не принадлежит к группе фабрично - заводских рабочих. Достучаться до нее революционерам намного сложнее, чем до промышленного пролетариата 100 - летней давности (из-за ее распыленности, практически полного исчезновения общинных традиций и т.д.), однако социалистическая революция в России точно так же невозможна без действия этой массы, как революция начала 20 века была невозможна без действия крестьянства. В революционное действие эти массы принесу не только свои предрассудки, но и свою великую беспощадную ненависть и свою не находящую в буржуазном строе применения инициативу.
Ситуация в России и прочей СНГовии - предельный случай, однако застойные тенденции преобладают во всем современном капитализме. Как их результат, мы видим, что ведущими силами аргентинской революции 2001г. являются, во - 1-х, разоренные мелкие буржуа, в основном из которых состоят "народные ассамблеи", а во - 2-х, хронические безработные, образующие движение "пикетчиков". Внутризаводская борьба, захваты предприятий происходят только на мелких фабричках, где численность работающих не превышает 100 - 150 человек. Имеющие постоянную работу рабочие крупных предприятий являются не авангардом революции, а тянущим ее назад инертным хвостом.
При рассмотрении разнообразных стихийных протестов в современной России бросается в глаза, что мелочные торговцы (как мелкие буржуа, так и торговые пролетарии) ведут себя порой куда решительнее и радикальнее, чем промышленные пролетарии. Это объясняется, в частности, тем, что во время великого кризиса 1990-х годов с заводов в мелкую торговлю ушли наиболее психологически активные и инициативные, т.е. потенциально лучшие для революционной борьбы, люди, более способные к действию и протесту.
Мы не можем рассматривать в данной исторической работе вопрос, как революционерам искать пути к этим слоям. Но закрывать глаза на указанную проблему явилось бы страусиной политикой и привело бы к сдаче этих пролетарских групп в монопольное владение фашистов и прочих реакционеров...
Вернемся к максималистам.
В резолюции Учредительной конференции ССРМ (октябрь 1906г.) говорилось: "Не внося в жизнь организующих начал солидарности, подавляя стремление трудовой личности к всестороннему развитию своих сил и способностей, буржуазный строй увлекает народ в пучину вырождения и тем самым отдаляет момент социалистического переворота" (13, с.38).
Эта парадоксальная для воспитанных марксизмом идея обратного отношения уровня развития капитализма и перспектив социалистической революции, переворачивающая предполагаемое марксизмом их прямое отношение (чем развитее капитализм, тем организованнее, сознательнее и революционнее пролетариат и тем легче ему совершить социалистический переворот), звучала постоянным рефреном в работах максималистских теоретиков. Она была свойственна еще революционному народничеству 1870-х годов, в частности, Петру Ткачеву, являвшемуся, кстати сказать первым сторонником и пропагандистом теории исторического материализма в России. Максималисты отстаивали ее без всяких экивоков.
По словам Тагина, "по мере развития капитализма шансы на трудовой строй падают, а не увеличиваются... Чем выше производительность труда в пределах классового строя, тем больше материальных и духовных средств для закрепощения трудящихся сосредотачивается в руках господствующего класса, тем меньше шансов на освобождение труда от гнета эксплуатации. В пределах капиталистического строя трудящиеся дальше отстоят от своего освобождения, чем в пределах мелкого хозяйства, когда материальная сила господствующего класса была ничтожна" (14, с.141).
С Тагиным солидаризовался Нестроев. "Чем развитее капитализм, тем труднее наступление социализма" (13, с.241), - писал он и делал отсюда вывод: "Нужно бить капитализм, пока он слаб" (13, с.242).
Желающим немедленно привести в опровержение какую - либо цитату из классиков марксизма достаточно предложить оглядеться вокруг и сравнить степень революционно - социалистической настроенности современного пролетариата (если таковая существует) со степенью его революционно - социалистической настроенности 100 лет назад. Пока они будут заниматься этим делом и с лупой отыскивать революционно - социалистические идеи в современном пролетариате (в чем мы искренне желаем им всяческого успеха), постараемся определить, какую истину уловили, хотя и не могли в то время правильно понять, теоретики старого максимализма.
Все известное нам до сих пор революционно - социалистическое пролетарское движение было движением раннего пролетариата - т.е. либо пролетаризуемых ремесленников и крестьян, либо фабрично - заводских рабочих, еще недавно бывших ремесленниками или крестьянами. Их способность к самоорганизации и совместным действиям, выработанная веками старой общины, была намного выше, чем у пролетариев развитого капиталистического общества. Их взгляд не был ограничен капиталистическим горизонтом: они видели то, что было до капитализма и именно поэтому могли представить, что будет после него. Капиталистические отношения были чужими для них, навязанными беспощадной силой - и именно поэтому не казались им вечными и естественными.
Марксистская апологетика капитализма, присущая Марксу, Энгельсу, Ленину, и их ученикам, оказалась ложной. Как правильно заметил Нестроев, "одним из недостатков марксизма являлась его переоценка прогрессивно - творческой стороны капиталистической стадии развития" (13, с.246). Обобществляя труд, капитализм разделял трудящихся, чем дальше, тем больше сводил их к положению винтиков производственной машины. Народническое безоговорочно - враждебное отрицание за капитализмом его прогрессивных сторон, бывшее теоретически ложным, а политически и правильным, и неправильным 100 лет назад, сегодня становится теоретически истинным и политически необходимым.
Оппортунист Чернов, критикуя свойственный максималистам как последовательным революционерам катастрофизм, понимание революции как скачка, разрыва, отстаивает идею вызревания социализма внутри капитализма, непрерывного прогресса социалистической сознательности и классовой организованности пролетариев в пределах капиталистического строя, пока в один прекрасный день они не сделаются полностью способны к управлению обществом (14, сс. 136 - 140). Эта идея, явившаяся результатом ошибочного обобщения роста пролетарских организаций в конце 19 - начале 20 веков и разделявшаяся многими очень разными теоретиками (достаточно назвать О. Бауэра, А. Грамши и А. Богданова), доказала свою несостоятельность. Пролетарские организации очень скоро перестали быть пролетарскими, а рабочий сегодня меньше сопротивляется капиталу и потому более беззащитен и бессилен перед ним, чем даже 150 лет назад.
Социализм не произрастает из капитализма, как колос из зерна, он не бабочка, являющаяся тем же живым существом, что и капиталистическая гусеница. Капитализм готовит социализм только в двух отношениях: 1) вызывая великие катастрофы, он толкает пролетариев к возмущению и борьбе, пока не ставит в конце концов перед выбором: свергнуть капитализм, или погибнуть вместе с ним и всем уничтоженным им человеческим родом; 2) капитализм создает производительные силы, используя которые, пролетариат сможет создать коллективистское общество.
Последнее обстоятельство особенно важно. Ранний пролетариат намного больше, чем пролетариат нашего времени, был способен к самоорганизации на первичном уровне - в масштабах мастерской, фабрики, села, района, даже города. Он не был способен к самоорганизации в масштабах всей страны и всего мира. Это делало неизбежными поражение либо перерождение раннепролетарских революций. Современные постНТРовские производительные силы впервые делают возможной самоорганизацию пролетариата в мировом масштабе, но субъективная готовность к ней пролетариата сегодня пребывает на самом низком во всей его истории уровне. Правительно подметил Тагин: накопленные капиталистическими господствующими классами за долгие столетия их господства материальные и духовные средства, предназначенные для закрепощения трудящихся, достигли таких размеров, силы реакции и консерватизма столь прочно придавили пролетариат, что разбить это господство могут только чудовищные катастрофы. И сам капитализм неминуемо их создает. Как сказал некогда немецкий полумарксист Вальтер Беньямин, революция явится не локомотивом истории, но стоп - краном, который предотвратит падение человечества в пропасть...
Как чрезвычайно последовательные революционеры, максималисты являлись непримиримыми врагами буржуазной демократии, парламентаризма и профсоюзов - в отличие от доминирующих течений русского революционного движения (включая тогдашних большевиков), которые были в то время некритическими апологетами буржуазной демократии, за приход которой на место царского деспотизма они боролись. Критика максималистами буржуазной демократии и парламентаризма, осуществлявшаяся под несомненным влиянием анархизма и революционного синдикализма, в то же время предвосхищала большевизм 1914 - 1920 годов, позиции двух первых конгрессов Коммунистического Интернационала и идеи левого коммунизма.
Уже в "Вольном дискуссионном листке", издававшемся в 1905г. Е. Лозинским, говорилось, что "буржуазная демократия не облегчает социальный переворот, а затрудняет его" (1, с.160) и что "класс капиталистов все сильнее организуется для защиты своих интересов, и он тем сильнее организован, чем развитее политические формы демократии" (1, с.161).
Конкретизацию этого тезиса можно найти у Нестроева:
"...господство политической демократии деморализует рабочую психологию, отвлекает ее внимание в сторону легальной борьбы, в сторону мещанского уклада жизни, ближайших интересов наемного труда, угашая и суживая революционную энергию и волю масс законностью их проявлений" (13, с.242).
В резолюции Учредительной конференции ССРМ говорилось:
"Долгая практика парламентской деятельности социалистических партий на Западе с очевидностью показала, что эта деятельность, не принося никаких положительных результатов рабочему классу, не приближает момента освобождения труда, а служит лишь разрядником сгущающейся атмосферы недовольства и злобы, накопляющихся в рабочем классе. Эта деятельность вводит революционное движение трудового народа в рамки легальной, законной борьбы и тем самым угашает революционную энергию и социалистический энтузиазм, культивирует мещански консервативную психологию. Затем та же практика показала, что самые чистые по принципам социалистические партии, помимо их воли, превращаются в партии демократических реформ, вступают в позорный торг с буржуазными партиями, и, естественно, социалистический идеал отходит у них в туманную даль прекрасного и желательного, подменяясь мелкой монетой политиканства. Парламентские вожди все более и более перестают служить выразителями чаяний трудового народа, и, сдерживая его революционные проявления, тем самым тормозят наступательное движение социальной революции" (13, сс. 38 - 39).
Эта прекрасная характеристика полезности парламентаризма для буржуазного строя и развращающего влияния парламентской возни на рабочий класс имеет мало себе равных во всей революционной литературе.
Приведем еще несколько примеров критики максималистами буржуазной демократии и парламентаризма.
Для Светлова парламентские учреждения "служат разрядниками сгущающейся атмосферы недовольства, ненависти и голода; и вся злоба, которая по капле проникает в душу рабочего, вместо того, чтобы накопляться, закалить его энергию и стимулировать в борьбе, пропадает по мелочам" (14, с. 144). Точно также Тагин указывал, что парламенты нужны только буржуазии, "чтобы укрощать пролетариат и развращать его мысль... Рабочий не заинтересован в этих ловушках. Они не дадут ему ничего, кроме лишних цепей и новых господ" (14, с.145).
Из критики развращающего влияния парламентаризма Светловым делался вывод: "В рамках буржуазного строя, вплоть до его окончательного уничтожения, социально - революционная партия не должна вести никакой легальной, законной борьбы. Приспособление к законным формам борьбы самоубийственно для социально - революционных целей" (13, с.44).
Наряду с парламентами максималисты подвергли беспощадной критике и профсоюзы. Тагин писал:
"...профессиональная организация рабочих приучает их лишь к одному: уметь вникать в хозяйские интересы и сообразно им выставлять требования, - приучает их к мирному житию в любви и добром согласии с хозяевами. Никогда еще прочно укрепившаяся, пустившая корни вглубь профессиональная организация не стояла на страже классовых интересов..." (14, с. 151).
Национальным вопросом максималисты интересовались сравнительно мало. Они стояли за "трудовое самоопределение" (13, с. 101), иначе говоря, за самоопределение трудящихся классов данной территории. В речи на Третьем съезде Советов в январе 1918г. максималист А. А. Селиванов правильно отметил, что на национальных окраинах "существование принципа самоопределения в руках буржуазии свелось к росту белой гвардии и контрреволюционной пропаганде" (13, с. 116) и сделал вывод: "в основу самоопределения наций теперь... должен быть положен принцип краевого самоопределения, принцип культурной автономии, но не отмежевывания по национальному признаку...Лозунг самоопределения наций как таковых, а не их угнетенных элементов, должен быть отвергнут в Советской России" (13, с. 117).
Максималисты не были анархистами. В лучшую сторону от анархизма их отличало и делало одним из лучших образцов пролетарской революционности в истории рабочего движения признание необходимости революционной партии и революционной диктатуры, хотя иногда это признание могло выражаться в терминах, не привычных для марксистов.
"Совершенно излишне, чтобы большинство пролетариев состояло из социалистов. Необходим лишь для возможности переворота проникнутый трудовой психикой народ, готовый бороться за свое освобождение, и сплоченное, энергичное, инициативное пролетарское меньшинство, которое стало бы во главе движения" (Нестроев, цит. по 14, с. 142).
"...вопрос о возможности вооруженного восстания народа против буржуазного строя должен быть поставлен в плоскость сознательного вмешательства организованной части трудового народа в так называемый естественный ход вещей" (нестроевский "Максимализм и большевизм". См. 13, с. 243).
Как понимали максималисты задачи революционной партии во время социального переворота и после него?
Для Нестроева, революционная партия должна "способствовать перевороту, но не быть руководителем экономической реорганизации общества в революционный период" (13, с. 284), иначе говоря, не превращаться в стоящий над пролетариатом слой организаторов производства, который неизбежно со стремительной скоростью станет новым эксплуататорским классом (у большевиков такое преобразование происходило в годы гражданской войны и завершилось с введением нэпа). "Роль организаций мнений [по терминологии, введенной революционным синдикализмом, так назывались политические партии в отличие от организаций интересов - профсоюзов, Советов, фабзавкомов и т.п.] - роль советников, а не управителей" (13, с. 270).
И Нестроев очень детально и красочно разъясняет эту мысль:
"Максимализму чуждо стремление управлять массами, подменять программу народного максимализма программным максимализмом своей организации, ибо для него "освобождение рабочих - дело самих рабочих" - не звук пустой, не лозунг для вовлечения масс в борьбу для захвата власти и проведения затем своей программы, а девиз самоосвобождения, который, претворяясь в жизнь, только и может привести к победе социальной революции. Наша роль сводится только к роли помощников народных, к роли агитаторов и проповедников максимализма через наши организации, должных влиять на стихийное движение народа, направлять его на путь творчества новых, справедливых форм общественной жизни, влиять на народ примером, опытом и жизнью своею, сливаясь с ним, входя в организации, созданные самим народом, работая с ним на поле, на заводе, на фабрике и в казарме, пока она существует" (13, сс. 269 - 270).
Иначе говоря, максималисты считали, что революционная организация должна быть руководителем пролетариата, влияющим на него посредством убеждения и примера, а не управителем над пролетариатом, воздействующим на него принуждением и подкупом; должна являться самой решительной, смелой и дальновидной частью пролетарского класса, увлекающей за собой весь класс, а не стоящим над пролетариатом слоем новых начальников и господ. Мы можем только согласиться с таким пониманием.
Следует отметить также, что максималисты, как и будущие немецкие левые коммунисты, из враждебности к буржуазным партиям порой склонны были словесно отрицать партии вообще и принципиально называли свою организацию не партией, а союзом, но вопрос, называть ли "сплоченное, энергичное, инициативное пролетарское меньшинство" партией, союзом или как - то еще очевидным образом является спором о словах.
В отличие от анархистов, максималисты понимали невозможность наступления сразу после переворота идеального вольного коммунизма. На их взгляд, после свержения буржуазной власти и до появления социалистического общества неизбежен революционный переходный период - "трудовая республика". Содержание, вкладываемое ими в данное понятие, сильно приближалось к ленинской "революционно - демократической диктатуре пролетариата и крестьянства".
Мы уже видели разницу теории максималистов и теории Троцкого - при общем им признании социалистического характера русской революции. Но, утверждая, что "трудовая республика" будет властью рабочего класса и трудового крестьянства, максималисты близко подходили к ленинской программе 1905г. Это понял Нестроев, когда написал в 1919г., что, хотя "большевики победили в октябре под чуждым им стягом народнического максимализма", затем "троцкизм победил ленинизм" (13, сс. 300 - 301).
В 1905 г. Ленин надеялся, что русская буржуазная революция, увенчавшись победой революционно - демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, вызовет социалистическую пролетарскую революцию на Западе и с ее помощью сама перерастет в социалистическую революцию. На мировую революцию ориентировались и максималисты - как в 1906г. ("Провозглашение в одной стране трудовой республики не может не повлечь всемирного восстания труда против капитала" (13, с. 14), так и в 1919г. (Максимализм "не знает ничего, кроме интересов полной, неурезанной социальной революции, понимаемой, конечно, в мировом масштабе" (13, с.190), - хотя нельзя не упомянуть, что Энгельгардт в порядке личного предположения на 18 лет предвосхитил Сталина, в 1906г. высказав идею о теоретической возможности победы "социалистической организации в одной стране, хотя бы другие и не последовали ее примеру" (см. 13, с.29).
Программу максималистов (которую их историк Д.П. Павлов считает более утопической, чем программу эсеров, но "куда более последовательной" с революционно - демократической точки зрения - (см. 10, сс. 145 - 146))и программу Ленина в революции 1905г. сближало отстаивание революционного союза и совместной власти пролетариата и трудового крестьянства, хотя при этом максималисты считали, что такая власть ("трудовая республика") уже будет иметь социалистический характер, а Ленин ограничивал ее задачи требованиями радикального буржуазного переворота, но надеялся, что, подтолкнув мировую революцию, она так или иначе чрезвычайно ускорит переход к социализму. Не разбирая здесь сложный вопрос, насколько буржуазно и насколько небуржуазно было русское крестьянство начала 20 века, заметим, что единственная надежда сохранить революционный характер власти вплоть до победы мировой социалистической революции (то, что она не могла тогда победить, знаем мы сейчас, но не могли знать большевики, максималисты и их современники), заключалась именно в сохранении союза пролетариата и крестьянства, политическим выражением которого явился бы союз революционных большевиков и революционных народников.
За 3 года до смерти Бордиги, в 1967г., была издана его последняя книга - великая книга - "Итог революции". В ней он переворачивает, в частности, господствующие с легкой руки Троцкого в левой антисталинистской литературе представления о характере политической борьбы и политического выбора внутри ВКП(б) в 1920-е годы. Согласно этим представлениям, пролетарской программе индустриализации, отстаиваемой левой оппозицией и сформулированной Преображенским и Троцким, противостояла кулацко - нэпмановская программа бухаринцев. Сталин сперва колебался между этими программами, пока не осуществил все - таки пролетарскую программу индустриализации - хотя и сделал это чрезмерно грубыми, деспотическими и бюрократическими методами.
Против этого, Бордига доказал, что главную силу капитализма в СССР в 1920-е годы составляла не разбитая и распыленная мелкая и средняя буржуазия, не кулаки и нэпманы, но крупный государственный капитал, класс государственной буржуазии, управляющих государственной промышленностью. Интересы именно этого класса и представляла программа форсированной индустриализации, первоначального капиталистического накопления, которое первым теоретически сформулировавший данную программу большевик Е. А. Преображенский, лично достойный всякого уважения, вообразил "первоначальным социалистическим накоплением". Реализация данной программы неизбежно означала добивание немногих уцелевших пережитков Октябрьской революции и торжество всеохватывающего государственного капитализма.
Задача пролетарской власти в СССР, если бы таковая существовала, состояла в том, чтобы не строя иллюзий о возможности построения социализма в одной стране, и не отождествляя с победой социализма первоначальное капиталистическое накопление, т.е. индустриализацию, всячески содействовать всемирной социалистической революции и постараться продержаться до ее победы, сохраняя при этом ограниченный пролетарской властью капитализм и поддерживая тесный союз с крестьянством. Исходя из данной перспективы, Бордига солидаризовался в работе 1967г. с основной ориентацией экономической программы бухаринской оппозиции, не солидаризуясь с нею в других вопросах.
Однако отяжелевшие экс- большевистские бюрократы, образовывавшие социальную базу бухаринизма, не оказали сталинской контрреволюции даже того сопротивления, которое проявили троцкисты и зиновьевцы, и были совершенно - неспособны искренно и до конца бороться за программу революционного рабоче-крестьянского союза (бывшие среди бухаринцев смелые и несгибаемые люди, вроде Рютина, погоду у них не делали). По - другому вели бы себя убежденные сторонники такой программы, левые эсеры и максималисты. Но в 1920 - е годы они находились в основном в ссылках и "политизоляторах" (т.е. в тюрьмах).
Победа социалистической революции в России, а с ней и победа мировой революции, была возможна лишь при условии прочного, искреннего и честного союза революционных большевиков и революционных народников. То, что такой союз не состоялся, доказывает, что объективные условия созрели только для победы буржуазной революции, для государственно - капиталистической модернизации...
Одной из особенностей идеологии максимализма был убежденный антимарксизм. Для Нестроева Октябрьская революция победила благодаря вынужденному отказу большевиков от марксизма и фактическому переходу их на позиции революционного народничества - и стала идти на убыль после последовавшего возобладания марксизма над народничеством. "Победа большевизма призошла под чуждым ему знаменем, благодаря вынужденной жизнью замене большевистских идеологий, кличей, лозунгов, практических мероприятий лозунгами и идеологией революционного народничества... Только этим отказом от марксистских догм победил большевизм вкупе с левыми эсерами и максималистами... Победившая в октябре революция, развивавшаяся под революционно - народническим стягом, во имя осуществления программы - максимум, путем революционно - максималистской тактики, начала терпеть крушение, лишь только она покинула питавшую ее почву, широкие низы трудового крестьянства, и подменила красный флаг максимализма поблекшим розоватым знаменем марксизма" (13, сс. 7, 256, 304).
Поражение мировой революции в 1917 - 1923гг. максималисты объясняли, наряду с "интернациональной политикой большевиков" (13, с. 370), "духовно - психологической неподготовленностью европейских трудовых масс к революционному действию, разложенным марксистским и социал - демократическим воспитанием сознанием рабочих и крестьян" (13, с. 386).
Все это звучит чрезвычайно пародоксально, однако если вспомнить, что на самом деле марксизмом назывались не идеи "Коммунистического Манифеста", но теория и практика социал - демократии, с самого начала имевшие реформистский характер, и что революционный большевизм 1917г. действительно представлял разрыв с реформистской теорией и практикой, то кажущаяся парадоксальность исчезнет...
Традиционные народнические идеи Лаврова и Михайловского составляли основу мировоззрения ССРМ. Уже "аграрно - террористическая группа" апеллировала к Лаврову, "Земле и воле" и "Черному переделу" против традиций сдвинувшейся в сторону чисто политической революционности и буржуазного радикализма "Народной воли" (1, с.153).
В решениях Учредительной конференции ССРМ говорилось: "Краеугольным камнем социально - философской сущности максимализма является трудовая личность, стремление которой к всестороннему и полному развитию своих сил и способностей нещадно подавляется буржуазным строем. Трудовая личность есть самоцель..." (13, с.33).
Народничеству было присуще обращение к идеалам, а не интересам, к солидарности, а не эгоизму. За ошибочной идеалистической формой здесь нужно суметь увидеть истинное содержание.
Энгельгардт писал:
"Великие революции - всегда религиозные революции. Они борются за правду, а не за хлеб. Их меч - не меч раба, восстающего против господ, а меч "Бога и Гедеона"..." (13, с.26).
Проще всего посмеяться над "религиозными революциями" и над чванным противопоставлением правды хлебу, а меча восстающего раба - мечу "Бога и Гедеона". (Энгельгардт, автор ряда биографий в павленковской "Жизни замечательных людей" и книги "Прогресс как эволюция жестокости", был, сколь нам известно, чистым литератором и не участвовал в непосредственной революционной работе. Слабые, наивно - субъективистские, стороны максимализма, проявляются в его писаниях резче, чем у Нестроева или Тагина). Труднее увидеть истину, выраженную в столь нелепо - претенциозной форме.
Нищета, нужда и голод сами по себе вызывают (и то редко) голодный бунт, а не революции. Больше, чем они, на восстание толкают попранная справедливость и униженное достоинство. Но революция невозможна без проникшего в массы великого идеала, без надежды на лучший мир. Не веря в возможность изменить поганую жизнь, массы могут бесконечно терпеть и тихо умирать, но не поднимутся на восстание. В то же время, чувствуя, что делают великое дело, в революционные эпохи голодные, голые и босые могут громить разряженных и раскормленных, что, собственно, и происходит во время великих революций...
До какой степени на восстание толкает ощущение попранной справедливости, в художественной форме показано в "Михаэле Колхаасе" Г. фон Клейста и в истории Минка Сноупса в "Городе" Фолкнера. Но революция, сверх того, невозможна без надежды, что мир можно изменить и царящие в нем неправда и зло победимы. Чтобы подняться на революцию, недостаточно чувствовать, что жизнь невыносима, нужно еще и знать, что ее можно переделать, нужно иметь хотя бы очень смутное, но очень сильное предчувствие нового мира, который будет столь прекрасен, что за него и жизнь отдать не жалко.
Одна из причин, по которой СНГовские рабочие терпели и терпят душащие их ужасы современной жизни, состоит в том, что они не верят в возможность иной жизни. Коммунистические упования, от которых давным - давно оставалась одна шелуха, окончательно развеялись в конце 1980-х годов, в исторически реакционных идеалах демократии пролетариев очень быстро разочаровали сами буржуазные демократы, а еще более реакционные идеалы национализма имеют слишком шкурный характер, чтобы побуждать к подвигам. С ними можно бить слабых, и - того более - блаженствовать, когда это делают сильные и властные, но подняться на сильных и властных - для этого нужна иная психология, чем у шкуроголовых.
"Так было - так будет", - думают пролетарии, и стараются хоть как-то приспособиться к невыносимой жизни, а не переделывать ее. Это продолжится до тех пор, пока кошмар капитализма не достигнет такой силы, что толкнет на борьбу и протест, а честное слово и смелое дело пробудят надежды на лучший мир...
* * *
ССРМ, при всей важности его теоретической работы, был не исследовательски - пропагандистской группой периода глухой реакции и пассивности пролетариата, но революционной боевой организацией эпохи великой революции. Он, как и большевики, являлся "сражающейся партией". Соколов, Мазурин и вся "московская оппозиция" активно участвовали в декабрьском восстании, причем Соколов играл в нем одну из руководящих ролей. Белосточане, в свою очередь, активно практиковали экспроприации и экономический террор. Объединение этих групп в 1906г., когда отступавшая революция от прямого вооруженного восстания перешла к партизанским налетам, имело своим результатом активизацию партизанской борьбы.
Самыми известными и вызвавшими наибольший ужас буржуазии акциями ССРМ были покушение на премьер - вешателя Столыпина 12 августа 1906г. и экспроприация 14 октября.
12 августа в четвертом часу пополудни в приемную Столыпина вошли трое жандармов, сказавших, что привезли важные бумаги. Охрана, однако, заподозрила неладное и отказалась пропустить их к Столыпину. Тогда "жандармы" (ими были гомельский рабочий Элья Забешанский, брянский рабочий Иван, подлинная фамилия которого осталась неизвестной, и бывший ученик типографской железнодорожной школы в Смоленске Никита Иванов) (15, с.274), с криком "Да здравствует революция!" бросили начиненные динамитом портфели себе под ноги. От взрыва погибло около 30 человек - сидевших в приемной просителей, охранников, прислуги и челяди и т.п. Раненых оказалось еще больше. Покалеченной осталась дочь Столыпина, сам вешатель отделался тем, что подскочившая от взрывной волны чернильница залила его чернилами.
ПСР поспешила отмежеваться от этого покушения, что и стало формальной причиной окончательного разрыва с нею максималистов. Всевозможные добродетельные буржуа и их интеллигентские холуи из числа тех, кто своих детей не зарежет, но и не вмешается, когда при нем будут резать чужих, эти добродетельные и гуманные лицемеры вот уже скоро сто лет как тыкают максималистам 30 невинными жертвами (из этого числа, впрочем, нужно исключить самих погибших героев, а также охранников царского сатрапа), над которыми проливают столько слез, что хватило бы засолить сто тысяч тонн рыбы, особенно жалея, ясное дело, несчастную столыпинскую дочку. Если бы мы сказали им, что согласны обвинить максималистов во всех грехах, - но лишь после того, как гуманные и человеколюбивые буржуа прервут свои моральные вопли на время, требующееся, чтобы почтить минутой молчания каждого человека из десятков и сотен миллионов, ставших невинными жертвами капиталистических войн и каждого из детишек, уничтоженного буржуазным строем, молчать господам буржуа пришлось бы очень долго...
Другой крупнейшей акцией максималистов была экспроприация перевозимых таможенных денег в Фонарном переулке Петербурга, осуществленная отрядом, состоящим преимущественно из рабочей молодежи 18 - 20 лет (15, с. 279). Сама экспроприация прошла успешно, но в ходе последовавшей затем полицейской погони двое экспроприаторов погибли, четверо арестованы, а большая часть денег потеряна. Еще несколько участников и организаторов экспроприации были арестованы во время последовавших затем массовых арестов, и уже 18 октября по приговору военно - полевого суда повешены 8 человек, в т.ч. ведущий организатор работы ССРМ В. Д. Виноградов и руководитель отряда, совершившего экспроприацию 14 октября, "товарищ Сергей" (кем был этот герой пролетарской классовой войны, так и осталось неизвестным) (см. 15, сс. 280 - 288).
Сумевший уехать за границу участник экспроприации 14 октября Я. Черняк был отравлен на пароходе вместе с 3 ехавшими с ним в одной каюте случайными пассажирами. Отравитель, агент охранного отделения А. Викторов, получил от царского правительства звание потомственного гражданина и 3 тысячи рублей. Израильские "борцы с терроризмом", убивающие палестинских деятелей, и русское правительство, убившее Дудаева, Хаттаба и др., имеют своих предшественников (15, с.290).
Пока в Петербурге сражался и погиб отряд "товарища Сергея", в Финляндии происходила I Учредительная конференция, провозгласившая создание ССРМ. Вскоре после возвращения ее делегатов в Россию, во второй половине ноября 1906г., происходит катастрофическая волна арестов, уничтоживших ССРМ как централизованную революционную организацию. Арестованный 26 ноября, Михаил Соколов был повешен в ночь на 2 декабря, основная масса арестованных (38 человек) предстала перед судом только в июне 1908г. и в большинстве своем приговорена к многолетней каторге (15, сс. 293 - 294).
Как правильно отметил Д.Б. Павлов, единственный современный историк максимализма, среди главных причин разгрома ССРМ были излишне демократичная организационная структура и недостаток конспиративности (10, с.149).
После разгрома ССРМ какое - то время оставались местные боевые группы, состоявшие в основном из рабочих и безработных и занимавшиеся экспроприациями. Когда и они исчезли, продолжалась теоретическая работа максималистских эмигрантов, не в последнюю очередь состоявшая из полемики с Черновым и другими эсеровскими теоретиками. К 1912г. стихает и она.
* * *
ССРМ был восстановлен в 1917г. Ривкиным, Нестроевым и их товарищами. Как они верили, пришло их время - время всеохватывающей рабоче - крестьянской революции и власти Советов, власти, горячими энтузиастами которой они были.
По свидетельству Чернова, в 1905г. "максималисты сразу влюбились в "советы". И здесь они снова предвосхитили будущее большевиков, которые в 1905г. еще относились к "советам" с некоторым недоверием" (14, с.152).
Как писал в то время Тагин, "первым организационным шагом" трудового класса должна быть "организация пролетариата не под знаменем партий и не под профессиональным значком, а под классовым, т.е. организация в советы рабочих депутатов и в крестьянские союзы, в которых посторонние элементы могут иметь лишь право совещательного голоса... Дело борьбы трудового народа должно находиться целиком в руках трудящихся. Остальные могут лишь помогать, но не управлять. Поэтому мы за лишение всех нетрудовых элементов в организации права решающего голоса" (14, сс. 152 - 153).
В 1917г., как с гордостью скажет Нестроев, "Одни максималисты противопоставляли без колебаний, без политиканства и дипломатии, принципиально власть Советов власти Учредительного собрания" (13, с. 251).
Октябрьская революция не была делом одних только большевиков, хотя и их делом тоже. Идиотским бредом является сведение Октябрьской революцию к захвату Зимнего дворца ночью 25 октября. Без этого захвата, без решительного удара по вражескому центру, революция не могла бы победить, однако сам по себе захват пусть очень большого здания ничего не решал. Революция происходила в каждом городе, где Советы свергали старые думы и назначенных комиссаров Временного правительства и брали власть в свои руки, в каждом селе, где крестьяне прогоняли помещика и делили землю, на каждом заводе, откуда рабочие вывозили на тачках мастеров и директора и устанавливали власть фабзавкома, в каждой воинской части, где солдаты поднимали на штыки вчера еще бившего их по мордам "вашего благородия" и братались с немецкими и австрийскими солдатами. Словом, революция происходила везде, где веками придавленные, забитые и нещадно эксплуатируемые люди разгибали спину, ломали господскую иерархию и начинали, как скажет Нестор Махно, своей силой добывать свою волю, творить свою правду. "Мы никогда, никому, ничего не дадим решать за нас", - таков был дух революции.
В 1830-е годы сочувствовавший Великой французской революции, но плохо понимавший ее немецкий историк Шлоссер в беседе со старым депутатом Конвента Грегуаром недоумевал: " Я все никак не могу понять, как один Робеспьер смог наворочить таких дел". Грегуар засмеялся: "Какой там один Робеспьер! В каждой деревне и на каждой улице был свой Робеспьер, да обычно не один, а несколько!".
Точно так же в каждом городе, в каждом селе, на каждом заводе, в каждом полку и на каждом корабле были свои ленины и свои махно - наиболее решительные, непоколебимые и преданные общему делу борцы, увлекавшие за собой остальную массу. Эти передовые борцы революции естественным образом группировались в определенные политические организации, к которым, кроме большевиков, относились левые эсеры, максималисты и анархисты (а также местные революционно - социалистические партии на национальных окраинах).
Традиционное представление о делении на тупую массу и умную партию (иной вариант той же самой мысли - на добродетельную массу и злодейскую партию) характеризует проклятые глухие эпохи (увы, такие эпохи по времени занимают большую часть человеческой истории), когда пирожник печет пироги, сапожник тачает сапоги, оба они трепещут перед Тит Титычем с большим капиталом и перед городовым с большим кнутом, от горькой жизни ищут забвения в водке, а политика является прерогативой тит титычей и городовых, да еще каких - то непонятных личностей, кому почему - то больше всех надо и кому чужая боль болит как своя. Совсем по - другому обстоит дело в редкие счастливые минуты истории, каждая из которых плодотворнее столетий господства тит титычей. В такие минуты пирожник и сапожник, помимо пирогов и сапог, начинают еще делать историю, добывать себе правду и волю. Тогда не они трепещут перед тит титычами и городовыми, но те перед ними, а вчерашние непонятные личности, кого в прошлую эпоху не успели подкупить тит титычи и уничтожить городовые, растворяются в пробудившейся народной массе, как соль в морской воде. Попробуй, найди ее - а без нее вода утратит соленость... Редки такие эпохи и недолго они длятся - но без них можно было бы поставить крест на людском роде, как на безнадежно погибшем...
Из политических партий в Октябрьской революции сражались не только большевики. Петроградский совет подчеркнул общий революционно - социалистический характер Октябрьского восстания, избрав председателем Военно - революционного комитета молодого левого эсера П. Лазимира. Послеоктябрьский кризис, созданный колебанием сильного правого крыла большевистской партии в сторону "однородного социалистического правительства", т.е. союза с социал - соглашателями, был преодолен благодаря переходу съезда крестьянских советов на платформу Советской власти и объединения их с рабочими и солдатскими Советами, а председателем съезда крестьянских Советов являлась Мария Спиридонова. Учредительное собрание непосредственно разогнал анархист Анатолий Железняков. Левыми эсерами были казненные белоказаками лидеры Донревкома Подтелков и Кривошлыков. Бакинская советская республика держалась на коалиции большевиков, левых эсеров и левых дашнаков, в ее Совнарком входили 7 левых эсеров, среди расстрелянных 26 бакинских комиссаров - левые эсеры Везиров и Петров и анархист Амиров. На коалиции левых эсеров и большевиков основывалась Туркестанская советская республика, до конца 1919г. независимая от Москвы. Как левый эсер, начинал Сергей Лазо, чьей политической наставницей была замученная затем белогвардейцами Ада Лебедева. Возглавляемая ею Красноярская организация ПСР первой, еще в конце июня 1917г. порвала с этой соглашательской партией и тем самым положила начало партии левых эсеров. Против учредиловцев плечом к плечу с большевиками сражались левые эсеры Казани и Ярославля и максималисты Ижевска и Воткинска. К самым решительным и беззаветным отрядам революции на Украине принадлежали анархисты Гуляй - поля и боротьбисты Кобеляк. В перечне жертв белого террора в Сибире (напечатан в 9), рядом с большевиками в изобилии встречаются левые эсеры (среди которых расстрелянный в Омске брат Владимира Мазурина Николай Мазурин, вместе с Лебедевой возглавлявший в 17г. красноярских левых эсеров), максималисты, анархисты и даже отдельные социал - демократы - интернационалисты. Эти примеры можно продолжить (многочисленные факты о роли левых эсеров в Октябрьской революции можно найти в предисловии Я.В. Леонтьева к 11).
В старой статье памяти Александра Ге, анархиста, возглавлявшего Пятигорскую ЧК и казненного белогвардейцами, говорится:
"Вся Пятигорская организация большевиков считала А. Ге за своего товарища и единомышленника. Да и некогда тогда было особенно разбирать тонкости партийных разногласий: стоял человек на советской платформе, шел с винтовкой в руках умирать за Рабоче - крестьянскую власть - и ладно. Наседавшие со всех сторон банды Шкуро не давали возможности возиться с различиями в теоретических взглядах ...Это было время, когда анархисты - коммунисты и левые эсеры еще работали с коммунистами в тесном контакте, вместе с ними защищали Советскую власть и вместе же погибали в 19 году от палачей добровольческой армии... Среди местных работников А. Ге был очень популярен" (9, с.151).
Максималист Я. Петров "во время диктатуры белогвардейцев работал в Благовещенске в подпольной организации советских коммунистических партий" и погиб в боях с белояпонцами в Николаевске (9, с. 441).
20 декабря 1918г. в Чите молодые максималисты Василий Неррис и Сафонов бросили бомбу в выделявшегося даже среди белых своей садистской жестокостью атамана Семенова. Несколько окружавших его белых офицеров было убито, сам Семенов, к сожалению, только ранен.
Вскоре Неррис был арестован и подвергнут страшным средневековым мукам - с него живого сняли верхнюю часть черепа. Он погиб как герой, ни в чем не покаявшись и никого не выдав (9, сс. 411 - 413). Революционный пролетариат будет помнить его вместе со многими другими, в т.ч. вместе с Соколовым, Мазуриным и всеми бакинскими комиссарами, независимо от их партийной принадлежности.
Жаль поэтому, что Фадеев не удержался и записал своего Мечика в ряды ССРМ. Разумеется, среди максималистов, точно также, как среди большевиков и вообще кого угодно, неизбежно встречались и мечики, но говорить только о них и забывать о неррисах является прямой неправдой...
* * *
Последовательная приверженность идее власти Советов определяла политику максималистов во время революции и обусловливала все конкретные проявления этой политики, в т.ч. отношение максималистов к другим советским партиям, т.е. к большевикам и левым эсерам.
Так, максималисты отрицательно отнеслись к убийству Мирбаха и левоэсеровскому восстанию 6 июля 1918г., видя в этих акциях попрание советской власти, посягательство ПЛСР на установление собственной партийной диктатуры.
Ф. Ю. Светлов 9 июля на V съезде Советов сказал, что выступление левых эсеров выросло "на разгоряченной бредовой почве захвата власти" и "является результатом партийности, против которой мы всегда протестовали" (13, с.151) (вспомним, что максималисты склонны были отрицательно относиться к форме партии и принципиально называли себя не партией, а союзом).
В то же самое время максималисты высказались против репрессий большевиков в отношении левых эсеров, за союз всех советских партий (13, сс. 152 - 153).
Максималисты не идеализировали реально существовавшую между 25 октября 1917г. и 6 июля 1918г. Советскую власть. Из их критики хорошо видно, до какой степени далека она была от идиллии - но идиллий в реальной истории не бывает. В статье "Конструкция Советской власти" (лето 1918г.) указывается, что фактически власть находится не у Всероссийского съезда Советов, а у партийных фракций, а т.к. самой сильной является большевистская, то у нее (13, с. 159), что от ЦИК осталась лишь тень, а реальная власть приналежит Совнаркому (13, с.162).
При всей опасности указанной тенденции она, однако, не была результатом злой воли большевиков, но ответом на реальную проблему. Без роли партийных фракций в организации решений Советов и их исполнении Советы неминуемо были бы не боевыми революционными организациями, а бессильными и безвольными говорильнями.
Катастрофа 6 июля непоправимо расколола единый революционный фронт, сделавший возможной победу Октября, и означала тем самым конец Советской власти, неминуемость партийной диктатуры - не большевистской, так левоэсеровской, все равно - и все, что отсюда следовало. Она явилась трагедией - трагедией не в мелкотравчатом представлении философствующих обывателей, по которому история может менять свое русло из-за козней политиканов, но в великом древнегреческом смысле, согласно которому история идет именно так, как должна идти, и все попытки перехитрить ее неумолимый фатализм лишь служат торжеству этого фатализма. Ленин и Дзержинский, Спиридонова и Александрович делали именно то, что должны были делать, они были и виноваты, и правы, и современный революционный историк не может отказать в уважении ни тем, ни другим. Якобы национально - крестьянски - ограниченные левые эсеры погибли, пытаясь спасти мировую социалистическую революцию, время победы которой еще не пришло, интернационально - марксистские большевики спасли русскую буржуазную революцию, после чего погибли, уничтоженные ею.
6 июля стало катастрофой и в более частном отношении. Оно сорвало готовившееся объединение ПЛСР и ССРМ, а еще более - их происходившее сближение с левым крылом РКП(б). Эту несбывшуюся попытку максималист С. Залетный опишет так:
"...на местах рабочие и крестьяне, рядовые члены ПЛСР сплошь и рядом являются максималистами, как, впрочем, это нередко имеет место и в рядах коммунистов - большевиков, особенно левых (бухаринцев) [речь идет о фракции "левых коммунистов" 1918г.].
Совершенно чуждые партийно - фракционного духа, сознавая необходимость единого революционного и советского фронта, мы решили начать образование такого фронта с вовлечением в него ПЛСР, перейдя затем к левому крылу большевизма и к обанкротившимся элементам анархо - синдикализма и [анархо -] коммунизма" (13, с. 164).
6 июля сделало невозможным сближение и союз левого большевизма и революционного народничества, т.е. союз левых эсеров и максималистов с левыми течениями РКП(б), союз, который намечался в начале 1918г., когда левые коммунисты, левые эсеры и максималисты вместе выступали против Брестского мира, соглашательства с буржуазией и подмены социализма госкапитализмом. Объединение ССРМ с одной из групп, на которые после 6 июля распалась ПЛСР, произошло лишь через 3 года, когда никакого влияния на судьбу революции оказать оно не могло.
"Единый революционный и советский фронт" левых большевиков, левых эсеров, максималистов и анархистов не был создан - и не мог быть создан. Причины тому можно искать в слабости ССРМ, отсутствии выверенной политики у ПЛСР, доктринерстве левых большевиков и в т.п. важных факторах второго ранга, но через все это проявлялась невозможность победы социалистической революции в начале 20 века...
Максималисты старались сохранять товарищески - независимое отношение к большевикам, что становилось все сложнее по мере того, как большевики перерождались и переставали быть революционной партией, и в то же время растущая усталость масс означала, что реальной альтернативой большевистской власти мог быть только реакционно - реставраторский режим.
В инструктивном письме Центрального исполнительного бюро ССРМ местным организациям (ноябрь 1918г.) говорилось: "Максималисты всегда считали коммунистов - большевиков своими товарищами по оружию в борьбе за социальную революцию и советскую власть, и никогда не понимали борьбу с ними иначе, как борьбу идейную, средствами агитации и пропаганды... если большевики и делали ошибки перед социальной революцией, то никогда не изменяли ей..." (13, с. 178), поэтому борьба с ними должна вестись исключительно в рамках Советов (13, с.145) и в ней "нужно щадить Советскую власть" (13, с.178).
Однако большевики, став правящей партией, новым руководящим слоем, неизбежно, не из-за своих злых намерений и жажды власти, но в силу своего нового социального положения - положения организаторов общественного производства и распорядителей общественного труда, стремительно переставали быть прежней революционной партией, становились ядром нового эксплуататорского класса - государственной буржуазии. В героические годы гражданской войны это превращение далеко еще не закончилось, но происходило с быстротой, пугавшей лучших борцов старого, революционного большевизма. Максималисты не могли не видеть этот процесс. В декабре 1918г. они характеризовали положение дел следующим образом:
"Правительственная партия большевиков и ее организации на местах объявляют себя монополистами на власть и на революцию, бесконтрольно забирают в руки весь аппарат власти и средства казны, пухнут от всякой сволочи в своих рядах и создают новую группу командующей и привилегированной аристократии, которая оторвалась от масс, очень мало считается с ними и яростно гонит всех инакомыслящих" (13, сс.181 - 182).
Этот переход власти в руки новой "командующей и привилегированной" группы имеет и следствием, и причиной деполитизацию и усталость масс:
"Во многих местах массы устали от политики и особенно от партийной политической борьбы. Этому в значительной степени способствует то оттирание трудовых масс от власти и от самодеятельности, которое производит правительственная партия коммунистов - большевиков, проводящая под флагом советской власти свою политику партийной диктатуры с ее спутниками - крайним централизмом, бюрократизмом, режимом бесшабашного произвола и беззакония, особенно со стороны всяких комиссаров - назначенцев, не считающихся с массами" (13, сс. 180 - 181).
В тезсисах Центрального Совета ССРМ власть большевистской партии характеризовалась так:
"Большевистская диктатура попирает элементарные права человека [! ! !], предоставляемые ему даже в буржуазных государствах. Ни революционное право, ни социалистическая этика, ни права трудовой личности - ничто не признается этой диктатурой" (13, с. 221).
Вопрос об отношении к большевикам стал причиной единственного за историю ССРМ партийного раскола в начале 1919г. Большая часть организации во главе с Ривкиным и Нестроевым стояла за усиление критической независимости по отношению к большевикам, меньшая, во главе со Светловым и Бердниковым, за сближение с ними. Группа Ривкина и Нестроева считала, что начался откат революции, в массах нарастают усталость и реакционные настроения, поэтому, чтобы спасти то, что можно спасти, следует вести независимую от большевиков революционную линию. По словам Нестроева, "большевики уходят от социальной революции, ибо и сама революция идет к упадку" (13, с.204). Бердников не соглашался: "Мы считаем, что революция развивается, Нестроев - что идет на убыль" (13, с. 216), а большевики "давно перестали быть как минималистами, так и настоящими марксистами" (13, с. 205).
В позициях обеих групп теперь можно найти как сильные, так и слабые стороны. Например, заслуживают внимания слова Бердникова, бьющие по всем противникам продразверстки: "Голодать - так всем голодать. Никаких привилегий сытому юго - востоку за счет голодного севера" (13, с. с.214).
Если сторонники и защитники продразвестки обыкновенно ограничивали дело ее практическими причинами, то Бердников правильно указал на ее моральную обоснованность. Но не мораль определяет ход истории. То, что с точки зрения какой - либо морали ( в данном случае - морали трудового коллективизма) является сто раз оправданным, может порой иметь практические результаты, от которых вся вышеупомянутая мораль летит в тартарары.
Молодая Советская Россия не была равнородным коллективистским обществом, распределяющим последствия стихийного бедствия на всех своих членов, задело оно их само по себе или нет. В реальности конфискация средств "сытого юго - востока" осуществлялось отнюдь даже не пролетарской массой "голодающего севера" (а он действительно был голодающим, хотя сытость юго - востока наверное, не стоит преувеличивать), но особыми управленческими и распределительными органами, а, получив под свою власть огромную массу прибавочного (иногда даже и необходимого) труда, они становились на плоскость, по которой до роли новых фараонов лежал путь, хотя, и не мгновенный, но неизбежный.
Шарль Беттельхейм в "Классовой борьбе в СССР" заметил, что большевики, не имея укорененности в деревне, могли воздействовать на нее только внешним образом. Следствием такого внешнего воздействия являлось, во - 1-х, отталкивание всего крестьянства - от кулака до бедняка, равно не желавших отдавать хлеб, а во - 2-х, ускоренное превращение распоряжающегося хлебными излишками госаппарата в новый эксплуататорский класс (этот новый эксплуататорский класс был таковым потому, что управлял всеми производительными силами. Переход к его непосредственному управлению сельским хозяйством произошел только в годы коллективизации, а во время гражданской войны существовал сложный переплет власти старых эксплуататорских классов (сильно разгромленной в 1917 - 18 годах, но не исчезнувшей совсем), складывающейся власти новых эксплуататоров - государственной буржуазии, и установленной в 1917 - 1918гг. рабочей власти, причем она стремительно исчезала и от нее чем дальше, тем больше оставалась лишь призрачная тень).
Махновцы сделали попытку установления прямых контактов и взаимопомощи крестьянства юго - востока с голодающим пролетариатом севера, послав эшелоны с хлебом для рабочих Москвы с просьбой прислать взамен какую -нибудь мануфактуру. Эшелоны были перехвачены продорганами, чем попытка прямого, без посредства госвласти, союза рабочих и крестьян и закончилась. Такой союз, если не смотреть сквозь розовые очки, требовал большого труда, терпения и времени, а проявлять все эти качества большевики, не знавшие изнутри общинного крестьянина и видевшие в нем упрощенно лишь мелкого собственника, не хотели, а в лихорадке гражданской войны даже и не могли. Сейчас можно сожалеть, что во время английской буржуазной революции левеллерская Новая Армия не увидела потенциального союзника в ирландском общинном крестьянстве и пошла истреблять его по приказу английской буржуазии, или что парижские санкюлоты не увидели потенциального союзника в вандейском общинном крестьянстве, или что пролетарские большевики - децисты - не заключили союз с махновцами. Итогом всех трех союзов была бы не буржуазная, а социалистическая революция. История, однако, была не такой, как нам после нее хочется, а такой, какой только она могла быть. Единственное реально возможное - это реальное.
Группа Светлова и Бердникова в начале 1919г. ушла из ССРМ, создав Союз максималистов. Очень скоро он прекратил свое существование, войдя в РКП(б) - с сохранением его членам партстажа со времени членства в ССРМ.
Более того. В ночь с 4 на 5 декабря 1919г. прошли массовые аресты максималистов по обвинению в соучастии во взрыве в Леонтьевском переулке и в грабежах на юге. Бердниковцы активно помогали ЧК при этих арестах. Верховный трибунал при ЦИК 10 - 13 мая полностью оправдал обвиняемых (13, сс. 321- 322), однако если решение о придании их суду по этим обвинениям было напечатано крупным планом во всех советских газетах, то оправдательный приговор - отнюдь нет (5, т. I, с. 538). Честная и лишенная лицемерия пролетарская диктатура, единственный недостаток которой можно найти лишь в ее невероятной доброте и благодушии (отпуск Краснова и юнкеров под честное слово, осуждение Пуришкевича к ...4 годам условно с почти немедленной амнистией и т. п.) отходила в прошлое, сменяясь (хотя во время гражданской войны этот процесс далеко еще не закончился) диктатурой нового эксплуататорского класса.
...Осенью 1920г. был заключен союз большевиков с махновцами. Махновские отряды под командой Семена Каретника вместе с Красной Армией брали Перекоп и громили Врангеля. Всего через несколько дней после победы над Врангелем им был предъявлен ультиматум о немедленном переходе на Северный Кавказ, после чего, окруженные в Крымской ловушке, они были разоружены и расстреляны. Политические отношения с крестьянством, товарищеская лояльность к союзнику - какое все это имеет значение, если этот союзник, сражаясь вместе с нами за общее дело, из - за доверчивости к нам влез в западню, где его так соблазнительно уничтожить!...
Узнав о предании суду максималистов за грабежи и убийства почтовых служащих, из ССРМ вышел Ламанов, популярный в Кронштадте инженер - химик, в 1917г. - председатель Кронштадтского совета. Об их оправдании ему станет известно лишь через 10 месяцев после этого оправдания, в дни Кронштадтского восстания. Во время восстания он был редактором "Известий ВРК", а после подавления его - расстрелян. Судя по его показаниям в ЧК он, как мог, противодействовал нараставшим среди повстанцев контрреволюционно - реставраторским настроениям и всячески отбрыкивался от матросов, требующих печатать в "Известиях ВРК" их письма, где говорилось, что Россию до ручки довели жиды и коммунисты. Когда он опубликовал в редактируемой им газете собственную статью "Этапы революции", где критиковал не только большевиков, но и Временное правительство и правых социалистов с их лозунгом Учредительного собрания, а альтернативой большевистской власти выставлял подлинную советскую власть, то был резко раскритикован на ВРК, запретившем ему печатать впредь такие чересчур левые статьи, дабы не раскалывать повстанцев (5, т. I, сс. 535 - 538).
Это, в частности, доказывает, что революция дошла до объективного предела, влево от которого она пойти не могла. Уставшие и обескровленные массы не могли заменить большевистскую диктатуру диктатурой советов, но, напротив, были исполнены реакционно - реставраторских настроений, готовы были признать власть хоть бы и самого дьявола, лишь бы дьявола обеспечил им стабильность, спокойствие и право в обмен на умеренные налоги распоряжаться оставшейся продукцией (что крестьянские - и не только - массы хотели именно этого, а не свободных советов, покажет феноменальный успех нэпа, когда за несколько месяцев крестьянские восстания прекратились). Реальной альтернативой вырождающейся большевистской диктатуре были не свободные советы, а реакционно - реставраторский режим.
Поэтому VI Конференция ССРМ в сентябре 1919г. осудила тактику восстаний против большевистской власти, т.к. сил, чтобы заменить ее на революционную власть, не было (13, с. 318). Левое народничество, как говорилось в материалах Всероссийского совещания в декабре 1920г., "очутилось между наковальней народного недовольства и молотом правительственных репрессий" (13, с.325), оно не могло капитулировать ни перед жаждой покоя любой ценой у уставших от многолетней войны масс, ни перед эксплуататорскими аппетитами складывающегося на глазах нового правящего класса - и потому обречено было погибнуть.
Последнюю славную страницу история максимализма представляет борьба против восторжествовавшей системы государственного капитализма.
Сильной стороной революционного народничества было ясное понимание, что огосударствление не тождественно социализму, и что огосударствленный капитализм - это далеко не социализм. В программе ПСР говорилось:
"...ПСР предостерегает рабочий класс против того "государственного социализма", который является отчасти системой полумер для усыпления рабочего класса, отчасти же - своеобразным государственным капитализмом, сосредотачивая различные отрасли производства и торговли в руках правящей бюрократии ради ее фискальных и политических целей".
Отсюда вытекало эсеровское требование социализации, а не национализации, т.е. обобществления, а не огосударствления. Подобное понимание было полностью усвоено и унаследовано максимализмом. В августе 1918г. Светлов писал:
"Мы являемся противниками государственного капитализма, в который ныне вырождается национализация промышленности, ибо и государственный капитализм вырождается, в свою очередь, в систему государственной эксплуатации и подчинение рабочего класса такому сильному и мощному орудию порабощения, хотя бы по названию оно и было трудовым, а не капиталистическим. Трудовое государство без самодеятельности и творчества трудящихся - это абсурд". (13, с. 172).
В 1919г. Нестроев указывал на опасность, которая возникнет для социалистического движения из отождествления огосударствления с социализмом:
"...вырастает...грозное для судеб социализма представление в умах неразвитых широких масс о центральной власти, стоящей над народом и управляющей производством, и работнике, продающем этой власти свою рабочую силу, как раньше он продавал свою силу буржуазии" (13, с. 265).
До 1921г., до введения нэпа, революционно - пролетарские элементы в политике большевиков, оттесняемые и исчезавшие, все еще были весьма сильны. Поэтому борьба между большевиками и их противниками слева (левонародниками и анархистами) в 1918 - 1921гг. была борьбой между правотой и правотой, и "анархисты подполья" вместе с "левейшим" эсером Донатом Черепановым бросившие 25 сентября 1919г. бомбу в собрание московского актива РКП(б) в Леонтьевском переулке (они думали, что там будет обсуждаться борьба с "крестьянским повстанческим движением", т.е. с махновцами, тогда как обсуждался вопрос о борьбе с наступающими деникинскими белогвардейцами!) были такими же честными революционерами, как и убитые этой бомбой большевики.
С наступлением нэпа ("новой эксплуатации пролетариата") двусмысленность исчезла. Против класса государственной буржуазии - прогрессивного класса, как прогрессивным было господство буржуазии во Франции конца 18 века, что не мешает нам видеть основателя революционного коммунизма отнюдь не в вожде этой прогрессивной буржуазии Наполеоне Бонапарте, но в ее великом враге Гракхе Бабефе! - против этого эксплуататорского класса стоял эксплуатируемый им пролетариат. В обращении ПЛСР(о) и ССРМ ко всем трудящимся от 6 сентября 1922г. говорилось:
"В этих условиях отхода правящей РКП от октябрьских позиций, левонародничество становится единственной программой и идеологией, верной лучшим октябрьским заветам, идеалам перманентной социалистической революции" (13, с. 375).
Хотя верность октябрьским заветам сохраняли и оппозиционные течения РКП(б) (прежде всего - децисты, с ними мясниковцы и прочая рабочая оппозиция, с очень большими ограничениями и оговорками троцкисты и зиновьевцы, в остаточной мере даже бухаринцы и подпольные группы начала 1930-х годов), левое народничество теперь представляло пролетарскую революцию Октября 1917г. против восторжествовавшего госкапитализма.
В начале 1920-х годов происходит объединение ССРМ с левыми эсерами - штейнберговцами (После 6 июля от ПЛСР откололись пробольшевистские Партия народников - коммунистов и Партия революционного коммунизма, в разное время затем интегрировавшиеся в РКП(б). Оставшаяся ПЛСР раскололась на легалистов - штейнберговцев, признававших исключительно легальные методы борьбы с большевиками, и подпольщиков - спиридоновцев, готовых при необходимости участвовать в крестьянских восстаниях, но не прибегать против большевиков к индивидуальному террору. На промежуточных между ними позициях находились камковцы. Сверх того, существовали "левейшие" во главе с Донатом Черепановым, считавшие и белых, и большевиков одинаково контрреволюционной силой, а террор - столь же допустимым против большевиков, как и против белых. Исходя из такого понимания, Черепанов и организовал взрыв в Леонтьевском переулке).
Объединение ПЛСР и ССРМ (оно же - Объединение левого народничества) следующим образом охарактеризовало общую ситуацию и свои задачи в ней:
"Учитывая крайнюю сложность развертывания классовой борьбы, упадок революционных настроений в массах, временное торжество обывательских, мещанских и минималистски - постепенновских настроений, бюрократическое омертвление профессиональных и кооперативных организаций, полное безмолвие рабоче - крестьянской и революционно - социалистической общественности в России при небывалом цензурном произволе - Объединение рассматривает свою задачу как организационную и культурно - пропагандистскую" (13, с. 389). Это означало отказ от иллюзий о возможности немедленных успехов и медленную подготовительную работу вплоть до нового революционного подъема.
В материалах III Совещания (февраль 1922г.) давалась следующая оценка нэповской "Советской" России:
"Нэп ставит Советскую Россию в ряды буржуазно - капиталистических государств с тем лишь различием, что хозяйство этих стран развивается при наличии политических свобод, до сих пор не признанных диктатурой РКП, что роднит Советскую Россию со странами самодержавными и бюрократическими" (13, с. 371).
Отсюда делался вывод о необходимости борьбы за политические свободы (13, сс. 371 - 372).
Вот как описывало Объединение левого народничества двусмысленное положение РКП, "играющей двойственную классовую роль государства - хозяина - работодателя и в то же время пытающейся быть выразительницей воли трудящихся масс; роль насадителя капиталистических отношений в России и в тоже время - борца с буржуазией и нэпманами за рабочие интересы; роль государства - капиталиста, с одной стороны, эксплуатирующего деревню путем бесчисленных денежных и натуральных, прямых и косвенных трудпродгужналогов, с другой стороны, пытающейся восстановить сельское хозяйство; роль мнимого защитника интересов деревенской бедноты при одновременной ставке на отрубника, на крепкого столыпинского мужика; наконец, роль буржуазного дипломата, заигрывающего с Муссолини, Кемаль - пашой и Эррио и в то же время подготавливающего через Коммунистический Интернационал мировую социалистическую революцию" (13, с.389).
Очевидно, что подобная попытка правящей большевистской партии сидеть одновременно на двух стульях, быть одновременно и руководителем капиталистического общества, и вождем революционного пролетариата, в сколь - нибудь значительном отрезке времени (пожалуй, превышающем несколько месяцев) была неосуществима, и надежды управлять капитализмом в интересах пролетариата являлись несбыточной утопией.
Правящая государственная буржуазия, руководящее ядро которой образовалось из вчерашних революционеров, естественным образом желало не допустить новой пролетарской революции. Все, кто от имени прошлой революции призывал к революции будущей, должны были быть уничтожены.
Объединение левого народничества было разгромлено полицейским террором в 1923 - 1924 годах. Одной из его последних акций было Открытое письмо V Конгрессу Коминтерна в 1924г. В нем критиковалось отсутствие у пролетариев "страны пролетарской диктатуры" даже таких свобод, которые есть в буржуазно - демократических странах, и говорилось:
"С тех пор, как большевики забыли, что благодаря единому в России фронту партия, стремившаяся к власти, могла ее захватить и укрепиться, революция пошла на убыль и в России, и в других странах мира" (13, с. 406), иными словами, повторялся свойственный максималистам лозунг "единого революционного и советского фронта"...
* * *
Идейно - политическая эволюция революционного народничества в ссылках и тюрьмах - вплоть до гибели почти всех его героев в 1937 - 1941гг. покрыта пока что мраком, свет на который бросают лишь единичные известные для нас свидетельства и документы.
Так, в воспоминаниях сидевшего в политизоляторах большевистского левого оппозиционера, югославского коммуниста Цилиги есть беглое указание о том, что расхождения во взглядах заключенных левых эсеров были аналогичны делению заключенных большевиков на троцкистов и левых коммунистов (децистов, мясниковцев и т.п.). Сторонником параллельных левокоммунистическим взглядов он называет Камкова.
Если троцкисты считали, что СССР, при всех бюрократических извращениях и неправильных методах является рабочим государством и прогрессирует к социализму, а поэтому должен быть поддерживаем и защищаем от внешних врагов, то для левых коммунистов СССР представлял собой государственно - капиталистическую антирабочую диктатуру, принципиально не отличающуюся от прочих буржуазных режимов.
Судя по ее показаниям на следствии в 1937 - 1938гг. (опубликованы в 6), аналогичные с троцкизмом иллюзии о реальных отношениях в СССР, якобы приближающихся к социализму, имела Спиридонова. Показания не фальшивят, они написаны чрезвычайно твердым и мужественным человеком (таковым была пожилая глохнущая женщина, почти всю жизнь с коротким перерывом - но каким был этот перерыв 1917 - 1918гг.!!! - проведшая на каторге, в тюрьмах и ссылках, но не сошедшая с пути, на который молоденькую девчонку когда - то толкнула боль за всех обездоленных и угнетенных), знающим, что жизнь его кончилась, не способным каяться и лебезить и откровенно говорящим, в чем соглашается, а в чем не соглашается с политикой своих судей. Заблуждения Спиридоновой о сталинском СССР тем более бросаются в глаза, что были вполне искренними.
При этом Спиридонова, в отличии от большинства сломленных вождей троцкистской, зиновьевской и бухаринской оппозиций и от гипотетического госкаповца Камкова (выставленного в 1938г. на процессе "правотроцкистского блока" свидетелем о попытках создания в 1918г. союза левых большевиков и левых эсеров - как боялась победившая контрреволюция этого несбывшегося союза!), сохранила великую стойкость, чтобы не подписывать фальшивых признаний даже в интересах якобы прогрессирующего к социализму Советского Союза. Жемчужиной обвинений против нее и ее товарищей была приписываемая им попытка покушения на башкирское правительство посредством подпиливания в Уфимском театре люстры, долженствующей свалиться на головы членов правительства. Пока Спиридонова и Александра Измайлович (такая же старая политкаторжанка, покушавшаяся когда-то на минского полицмейстера. Пусть буржуа недоумевают, чего было надо этой дочери царского генерала, а также ее сестре Екатерине, стрелявшей в адмирала Чухнина за севастопольским матросов и расстрелянной на месте по приказу то ли его самого, то ли его жены?!) отрицали это обвинение и поясняли, что если бы они хотели уничтожить башкирское правительство, то сделали бы это не столь нелепо - идиотским способом, выяснилось, что чудом спасенное башкирское правительство сплошь состояло не из сталинских соколов, а из японских шпионов. Поэтому оно было расстреляно, обвинение, однако, не было снято (эта история описана в книге К.В. Гусева. См. 3).
Спиридонова, вместе со столь же непримиримой и несгибаемой Измайлович, расстреляна 8 сентября 1941г. в Орловской тюрьме. В истории русской революции она остается одним из самых неимоверно - привлекательных моральных образцов...
Очень мало кто из революционных народников пережил сталинский террор и сохранил при этом верность своим убеждениям. Такой была Ирина Каховская (1889 - 1960), дальняя родственница декабриста Петра Каховского. В 1905г. она некоторое время примыкала к большевикам, затем стала максималистской и как таковая приговорена к 20 годам каторжных работ. Во время революции 1917г. - левая эсерка, летом 1918г. вместе с Борисом Донским по приговору ЦК ПЛСР уничтожила командующего кайзеровскими оккупационными войсками на Украине генерала Эйхгорна. Донской после этого казнен, а казнь Каховской из-за технических проволочек (по немецким законам, женщину можно было казнить только с разрешения кайзера, а кайзера одолевали совсем другие заботы) не состоялась вплоть до революции в Германии. Освобожденная этой революцией, снова включилась в работу ПЛСР и прошла затем весь мученический путь революционера в стране воцарившейся контрреволюции. Не изменила революционно - социалистическим убеждениям, чрезвычайно мужественно держалась на допросах в 1937 - 1941гг. (11, сс. 805 - 806), а после освобождения в 1950 -е годы в своих писаниях стремилась доказать революционную честь своих товарищей. Ее, наверное, и можно считать последним представителем великой революционно - народнической традиции в России...
Время переоценки этой традиции настает теперь.
ЧИТАЙТЕ МОЙ ОТВЕТ НА ЭТУ СТАТЬЮ- "ЛЕВАКИ")
Цитированная литература.
1. Г. Д. Алексеева. Народничество в России в XX веке. Идейная эволюция. М., 1990.
2. А. Гейфман. Революционный террор в России, 1894 - 1917. М., 1997.
3. К. В. Гусев. Эсеровская богородица. М., 1992.
4. Женщины - террористки в России. Ростов - на - Дону, 1996.
5. Кронштадтская трагедия 1921года. Документы в 2-х книгах. М., 1999.
6. В.М. Лавров. Мария Спиридонова: террористка и жертва террора. Повествование в документах. М., 1996.
7. К. Н. Морозов. Партия социалистов - революционеров в 1907 - 1914годах. М., 1998.
8. Образ будущего в русской социально - экономической мысли конца XIX - начала XX века. Избранные произведения. М., 1994.
9. Памятник борцам пролетарской революции, погибшим в 1917 - 1921 годах. Составили Л. Лежава и Г. Русаков. М. - Л., 1925.
10. Д. П. Павлов. Эсеры - максималисты в первой российской революции. М., 1989.
11. Партия левых социалистов - революционеров. Документы и материалы, т.I. М., 2000.
12. Партия социалистов - революционеров. Документы и материалы, т.I. М., 1996.
13. Союз эсеров - максималистов. Документы. Публицистика. 1906 - 1924 годы. М., 2002.
14. В. М. Чернов. Конструктивный социализм. М., 1997.
15. М. М. Энгельгардт. Взрыв на Аптекарском острове (по материалам Ленинградского историко - революционного архива)// История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Ростов - на - Дону, 1996.